Четверо товарищей

Четверо товарищей. Глава I: Возвращение домой.

В этой главе мной будет использован приём, без разъяснения которого у аудитории могут возникнуть вопросы. В общем, далее по тексту будет четыре резких скачка между четырьмя сюжетными линиями, прошу иметь это ввиду. Так же я решил разместить в конце текста сноски, дабы не нагружать главу лишней информацией.
И да, в этой главе не будет быстрого действия как такового, только мирное бытие главных героев.

Циклопические шпили улья Вракс стали видны из окон вагонов ещё когда те были за четверть суток от него. С трёх сторон его окружали леса, но они никак не могли скрыть размеров этого чудовища.
Артис лежал у окна. Опять они едут в проклятой теплушке. Ему иногда казалось, что начальство воспринимает подчинённых как нечто абсолютно не имеющее признаков живого существа. Здесь не было ни намёка на кровати, приходилось размещаться на прохудившихся матрацах, горах хвороста и сена. Ночью вагон отапливался металлическими печами, а иногда и просто железными бочками, в которых жгли всё что могло гореть и давать тепло. Чейнджлинги собирались большими ватагами у источников тепла, со стороны это зрелище выглядело довольно жалко. Тем не менее, солдаты не жаловались. В вагоне бодро играла губная гармоника, под мотив которой пело несколько десятков голосов:

"В лесу, в лесу зелёном -
Избушка лесника.
В лесу, в лесу зелёном -
Избушка лесника.
Оттуда утром рано
Свежа, мила, румяна
Выходит дочка лесника
Выходит дочка лесника..."

Тянулся мотив старой ликтидской песни. Артис вовсе не был из тех краёв, но он всё равно подпевал своим товарищам, на ходу вспоминая слова, вбитые ему в голову множеством маршей и привалов. Вот этот мотив смолк, гармонист завёл другой, весь вагон потянул за ним и вновь полилась песня. Это могло продолжаться часами, духу обладателя гармоники можно было позавидовать. Однако, не все были такими как он, поэтому, песни смолкли спустя некоторое время.
Три поезда шли на максимально возможной, но небольшой скорости. "Феррум Серпентибуc" двигался медленно, остальные составы упирались ему "в затылок". Дорога продолжалась около двух дней, и на эти сутки поезда должны были наконец прибыть. Все находились в приподнятом настроении, песни тянулись одна за другой, перемежаясь весёлым смехом и разговорами. Когда в солдатский вагон начали заходить офицеры, их встречали чуть ли не дружески. Через считанные часы они приедут в улей, и всё наконец закончится...
— Артис, чего ты такой угрюмый? — Кулекс сидел напротив пулемётчика в плотной компании товарищей, Рейнис, как обычно, расположился в стороне.
— Знаешь, может тебе смешно, а мне не очень.
— Почему же?
— Рано обрадовался, видишь ли. Теперь тоска по дому разыгралась.
— Тебе есть по чему тосковать?
— Скорее, по кому.
— По кому же?
— Родня.
— Невиданная роскошь, хочу сказать. Вракс хоть и дом мне, но меня там никто не ждёт... Из родни, по крайней мере. Вон Рейнис у нас вообще из ликтидской глуши, правда Рейнис?
— Правда. — Глухо ответил Рейнис, переваливаясь на другой бок, лицом к собеседникам. — Только, ты так про мою "глушь" не говори, а то нашёлся у нас тут, видите ли, почтённый биненштокер. Не "захолустье" у нас, а уважаемая охотничья артель. Я её заслуженный участник, а мой батюшка — славный её предводитель. Если бы не наш брат, не было бы у Матушки-Королевы половины беличьих шуб!
Услышать столько слов подряд от такого чейнджлинга как Рейнис было редкостью, да и ответить на такой ультимативный аргумент было трудно. Несколько минут просидели молча. Громада улья становилась всё ближе и ближе с каждым моментом, а лес уступал широкой равнине, раскинувшейся вокруг Вракса.
— Эй! Музыкант! Сыграй-ка мне чего нибудь, а то от скуки с ума схожу!
 — Раздался в вагоне знакомый голос Агриаса.
— Да не могу, герр командир, у меня уже от собственной игры уши закладывает, да и песни мы все перепели.
— А политические?
— Политические мы в первую очередь, чтобы потом не касаться .
— А чего же так?
— Да ну их, честное слово! Только война закончилась, устали.
— Тоже верно, вам эти дела уже ни к чему. — Подытожил Агриас, и пошёл дальше по вагону, отыскивая свой взвод.
— Ну здравствуйте, господа хорошие! Обстановочка у вас тут, прямо скажем, не важная.
— В тесноте, да не в обиде! — Ответил офицеру Кулекс, который явно проявлял завидное желание поболтать. — А у вас как с апартаментами? Сколько бархатных подушек и вингбардских танцовщиц положено на офицера? — После этих слов окружающие взорвались смехом. Пребывавший до этого в весёлости и возбуждении Агриас несколько потемнел, но общей атмосферы не нарушил.
— У нас не лучше вашего, вагоны-то всё равно товарные, так что спим мы хоть и на нормальных кроватях, но господа что постарше рангом всё равно возмущаются, ходят мрачные, как сама смерть.
— Герр Агриас? — Новый голос резко вмешался в разговор, все остальные умолкли. Агриас обернулся. За ним стоял гауптман Гинт, со всегдашней непроницаемой маской вместо лица. Очки заменил монокль, раненый глаз был перемотан бинтами и прикрыт чёрной повязкой. Некоторое время ротный молчал, как бы не зная как ему выразиться.
— Я, герр гауптман!
— Через час мы будем на месте, выполните всё, за что несёте ответственность, не подведите меня и сослуживцев.
— Слушаюсь!
Гинт посмотрел на Агриаса своим единственным здоровым глазом. Так же холодно и сухо, как и всегда. Затем он повернулся, и двинулся на сцепку вагонов. В отсутствии начальства разговор быстро возобновился.

Пронзительный свисток паровоза, резкие команды офицеров, краткая, но бурная суета сборов. Солдаты быстро строились и выходили на перрон враксианского военного вокзала, находящегося в старом арсенальном шпиле, который был так велик, что имел отдельный транспортный узел сообщения, сугубо под свои нужды. Он использовался на полную мощь только во время стратегических манёвров и перебросок войск из улья в улей. Сейчас тут было относительно спокойно. Бригада быстро и организованно выгрузилась, и двинулась на заранее приготовленные квартиры. Ни один поезд в чейнджлингской империи не ездил просто так, недостаточно было создать расписание, каждый состав должно было встречать и отправлять в нужное время, заранее готовиться к приёму грузов и пассажиров, дабы не возникало ни малейшей заминки. Места было мало, а рейсов много, каждая секунда была на большом счету. Вокзальные службы и машинисты работали на износ, пользовались почётом и уважением.
Добровольцам дали немного времени на то, чтобы те привели себя в порядок, затем всю бригаду подняли и вывели на местный плац. Их было около двух тысяч, примерно столько же сколько и покинуло Вракс полтора года назад.
— Господа офицеры и товарищи бойцы! — Бригадный командир Юрис стоял на кафедре в окружении старших офицеров. — Я рад поздравить вас с тем, что наш долг перед Отечеством на данный момент исполнен окончательно. Наша бригада будет расформирована в этот же день. Вас разоружат и денежно вознаградят, после чего вы получите право покинуть арсенал и отправиться туда, куда вам нужно. Командовать вами было честью для меня, я рад отпустить вас на заслуженный отдых! Ура!
— Ура! Ура! Ура! — Радостным громом отозвалась бригада.
Со сдачей оружия не было большой мороки, ведь его везли в отдельных вагонах и по прибытию тут же отправили на склад, а вот всё остальное отняло около трёх часов и порядком измотало всех. Обнаруживались пропажи котелков, подсумков, противогазов и прочего. Это вызывало бурю негодования и со стороны солдат, и со стороны местных арсенальных писарей и интендантов, которые в конце концов объявили, что потерянное снаряжение будет вычтено из вознаграждения, чем вызвали резкое порицание от добровольцев, и от их офицеров в том числе. Тогда бригадир Юрис зачитал депешу от Ларинкса, которая гласила, что стоимость всего утерянного и испорченного генерал берёт на себя. Это помогло разрешить конфликт.
Когда всё это закончилось, добровольцы покинули арсенал и разбрелись по вокзальным гостиницам.

Вся столовая была под завязку заполнена чейнджлингами в военной форме. Бывшие добровольцы пили и веселились, прощаясь со своими товарищами. С каждым часом их становилось всё меньше и меньше: кто-то оставался во Враксе, кто-то уходил на приходящие поезда.
— Ну что, товарищи. Видимся, может, в последний раз. — Агриас сидел за столом вместе со всеми остальными, это единственное что он смог сказать в этот момент. Громко играла гармоника, поддатые чейнджлинги громко пели. Офицер посмотрел на сидящих рядом Артиса, Кулекса и Рейниса. Все они молча пили, сказать было нечего. Полтора года они провели бок о бок, а сейчас расстаются чтобы забыть об этом времени как о страшном сне. Они понимали, что больше не увидятся, ведь живут в разных местах и у каждого множество нерешённых проблем, чтобы думать о встрече и далёкой дружбе. В них боролись два желания: желание забыть ужасы братоубийства, и желание запомнить дружбу, связавшую их.
— Ребята, я пойду. Мне пора. — Кулекс встал из-за стола. Все молча посмотрели на него.
— Вот так сразу? — В недоумении спросил Артис.
— Да. Не о чем говорить, нечего вспоминать, да и пить не хочется. Прощайте. Если кто из вас и окажется во Враксе, то идите в жилблок номер 274, он находится в ведении нашего околотка, где я служил в полиции. Хочу вернуться туда, идти больше некуда. Может найдёте, встретимся, поболтаем. — Кулекс повернулся, но резко остановился на полушаге. — Простите меня за неучтивость. — С внезапной усмешкой сказал он напоследок, и растворился среди серой формы бывших сослуживцев.
Оставшаяся троица смотрела ему в след.
— Ему хорошо, а мне ещё два часа ждать. Ужас как домой хочу, меня там уже точно похоронили. Обещал через шесть лет вернуться, а возвращаюсь через семь с половиной, непорядочно это... — Подал голос Артис, желая как-то разрядить обстановку
— Артис! Без тебя нам всем давно была бы крышка! Это не меня надо было в капитаны повышать, а тебя. Редких принципов чейнджлинг, честный, добросовестный. Без тебя пришлось бы туго.
— Не льсти мне, Агриас. Без своей машинки я бы ничего не сделал. Был бы у вас другой пулемётчик, да хоть тот же парень который... того... — Артис упёр взгляд в стол и сделал долгую паузу. — Когда в большом гарнизонном бунт начался, у меня был выбор. Либо за красных идти, либо за добровольцев. Из моего взвода почти все красные банты нацепили, офицеров резать начали, на склады рваться. А я ушёл, потому что сразу понял, что красная бригада — верная смерть. Все были парни молодые, глупые, как услышали о том что дело в Кантерлоте сорвалось, сразу начали роптать, вот и дороптались. Приехала первая ветеранская и перестреляла их всех... А ведь мы с одного призыва были, все с Сорифа! Жаль ульяков, а ведь последний год шёл, ещё бы пара месяцев и домой. Не дождались их...
— Нечего красных жалеть. — Твёрдо отрезал Агриас. — Молодец, что за ними не пошёл. Стелят они мягко, а потом такое творят... Два слова: бандиты, мошенники.
— Под Хурорндом мы с бандитами воевали? — В разговор неожиданно вклинился Рейнис, Агриас посмотрел на него, крепко задумался, погрузился в ещё свежие воспоминания...
— А кто знает?.. — Скороговоркой проговорил он и резко допил кружку водки. — Я — имперский офицер, служу своему Отечеству, своей Королеве. Должен бороться с такими вот... Должен, и точка. Но если честно, то я уважаю храбрость коммунистов. И я не могу уважать в них всё остальное. Они... монстры. Схватка с коммунистом подобна схватке с диким зверем, неудивительно почему северянские красные так крепко вломили эквестрийцам, что сама Селестия приказала своим генералам отступать. Этот народ всегда отличался своей варварской дикостью, а коммунизм превратил их в форменных чудовищ! Я должен ненавидеть их, но я отдаю им должное.
Рейнис ответил лишь уважительным кивком, явно впечатлённый речью офицера. Агриас же посмотрел на часы.
— Поезд в Везалиполис будет только рано утром. Мы с Рейнисом поедем вместе, он сойдёт в Ликтиде, и дальше будет добираться сам. Час уже поздний, надо выспаться, а я прилично выпил... Удачи тебе, пулемётчик. Надеюсь, твои родные будут рады тебе. Прощай. — Агриас встал и ушёл, за столом остались только Артис и Рейнис.
— Прощай, товарищ. — Твёрдо сказал последний, в его похожих на холодный изумруд глазах что-то блеснуло. Пулемётчик смог только глубоко кивнуть в ответ. Следующее время Артис провёл скучая и ожидая свой поезд. Наконец время настало, и чейнджлинг ушёл, прихватив с собой свои нехитрые пожитки, оставив стол совершенно пустым.

Гражданский поезд в Сориф выглядел красиво и приветливо по сравнению с теплушкой. Несмотря на поздний час, на главном враксианском вокзале было не протолкнуться: везде сновали спешащие на поезда чейнджлинги, лакеи тащащие багаж, продавцы газет, торговцы всем что только можно. Свист, шум, гомон, крики зазывал. Жизнь двухмиллионного улья билась в этом месте круглосуточно. Артис предъявил свои документы и занял своё место в вагоне. Вокруг кипела суета: провожающие прощались с пассажирами, работники поезда проверяли билеты.

— Здравствуйте, предъявите пожалуйста билет. — Раздался приятный голос контролёрши. Артис посмотрел на неё, достал билет. Контролёрша прокомпостировала билет специальной машинкой, раньше работники поезда делали это клыками.
— Вы военный?
— Да, демобилизовался. Еду домой.
— Приятного рейса. — Проводница улыбнулась, блеснув своими длинными острыми зубами.
Артис ехал в бюджетном плацкарте, в основном на таких поездах ездили простые чейнджлинги. Артису быстро составилась компания по купе. Это были ехавшие из отпуска сорифские чиновники. Трое чейнджлингов возвращались из Ликтиды. Поезд пробудился, лениво запыхтел, заворочал поршнями и двинулся вперёд. Пёстрое зрелище забитого под завязку вокзала становилось всё пестрее и неразличимее, по мере того как машина набирала обороты. Вот и кончился сам улей, поезд выехал на равнину вокруг Вракса. Луна светила ярко, серебря покрытые снегом поля и кроны далёкого леса. Суета вокзала быстро пропала. Пассажиры готовились ко сну, колёса стучали размеренно и негромко.
Дорога длилась довольно долго, почти три дня. Поезд останавливался на крупных станциях , пассажиры сменяли друг друга. Артис занимал себя общением со своими попутчиками, стремился вызнать, как там в его родном улье дела, да и вообще, что происходит вокруг. Клерки восхищались его военным видом, делились с ним взятой в дорогу эссенцией, но ничего внятного рассказать не могли, ведь сами были с другого шпиля да и жизни вне письменного стола особо не видели. Так и прошло время, в шутках, разговорах и картах. Пейзаж за окном редко менялся. Это были поля и леса, изредка попадались деревушки и городки, малые ульи. На последний день пути на горизонте замаячил Сориф.
Поле вокруг него уже более походило на лесотундру: голый белый пейзаж, выглядящий так большую часть месяцев в году и лишь на короткое время покрывающийся робкой желтоватой травкой. Не было более унылого зрелища, чем это. Артис вспоминал густые леса вокруг Вракса, белые от снега и штукатурки домики аккуратных маленьких деревушек, что попадались по пути, спокойно идущих по своим делам деревенских, так не привычных и так сильно не понимающих суетливости и расторопности биненштокеров. Там была жизнь, цивилизация, а сейчас за окном была страшная глушь, покой которой нарушали лишь поезда. Тем не менее, чейнджлингу было тепло от близости своей малой родины. Его попутчики тоже не печалились, ведя оживлённую беседу и подводя итоги своим путешествиям. Троица побывала в Везалиполисе и Ликтиде, насмотрелась на местные красоты и пришла к выводу "Почти как у нас, только у нас лучше". В вагоне уже во всю кипели сборы: убирались постели, готовились чемоданы, стояла громкая молва. Громадина улья становилась всё ближе и скоро поезд должен был прибыть.
Артис быстро расправился с бельём, собрал свой нехитрый вещмешок, умылся, надел военный френч, который накануне отлично выгладил, пехотную бескозырку он лихо закинул набекрень. Пока его попутчики суетились вокруг тяжёлых чемоданов, служивый уже был готов сходить. У него был вид демобилизовавшегося солдата: гордый, лихой, весёлый. Вот они въехали на сорифский вокзал: паровоз отдал приветственный сигнал, в ответ полетели радостные возгласы встречающих. Послышался визг тормозов и машина начала замедляться. В вагоне не образовалось давки, ведь пассажиры быстро и организованно выходили на перрон. Трое клерков и Артис ступили на чёрную брусчатку платформы. Их встречала родня, одному из товарищей бросилась на шею молоденькая чейнджлинка. Бывший пулемётчик тепло с ними попрощался и ушёл, растворившись в толпе. Здесь тоже было не протолкнуться, но вместе с этим дышалось свободнее, совсем по другому. Артису было так хорошо здесь, так приятно вдыхать этот воздух! Он давным-давно не был на этом вокзале, ему казалось, что уехал не он, а другой Артис, молодой и невинный. Не видевший ни крови, ни смерти, ни тяжести братоубийства. Сейчас он чувствовал себя на десять лет моложе, ему было свежо, счастливо, перевернулась страница его жизни.

Старый литейный шпиль был действительно стар, но относительно невысок. Здесь находилась Большая Сорифская Литейная Фабрика, и несколько жилых блоков для рабочих. Не самое лучшее место в Сорифе, но население не привыкло жаловаться. Если у кого-то случалась беда — соседи помогали не задумываясь, да и начальство не было безразлично.
— Здравствуйте. — Пожилой консьерж смотрел на Артиса через толстые линзы очков, тщетно пытаясь его припомнить. — Простите пожалуйста, я не знаю вас. Предъявите документы.
— Как же так не знаете? Я же свой, с этого блока! — Артис пребывал в неком недоумении. Он уже несколько часов сновал по гигантскому улью в поисках своего блока. На его форму обращали внимание, но мало ли таких солдат освобождается от службы в это время? — Ладно, хорошо. Вот.
Консьерж внимательно прочёл бумаги, затем посмотрел на Артиса.
— А, это вы, герр Артис? Прошу прощения, в военной форме вас не узнать. Давно вас не было, ваша матушка волновалась. — Чейнджлинг по-доброму улыбнулся. — Проходите, обрадуйте родных.
Артис благодарно кивнул и прошёл дальше.
Жилблок чейнджлингского улья был чем-то средним между городским кварталом и этажом в многоэтажке. Проходы между квартирами были одновременно похожи на улицы и на коридоры. Родной блок Артиса был "спальным". Рабочие здесь занимались тем, что отдыхали от работы, поэтому на "улицах" обычно никого не было. Здесь так же находилось заведение общепита, где рабочие БСЛФ собирались после смены или отмечали какие-нибудь общие памятные даты. Взгляд Артиса скользил по номерам дверей, он искал свою. Наконец, вот она. Старая зелёная дверь с номером 141/120/109. Артис робко постучал, прислонился ухом к двери и начал слушать: там было тихо, видимо, все спали. Однако, вскоре он услышал приближающиеся шаги. У Артиса перехватило дыхание, он замер в ожидании.
Дверь заскрипела и открылась... Вот она, замотанная в серый халат, с усталыми полузакрытыми глазами. Увидев Артиса мать некоторое время не могла поверить своим глазам.
— Сынок?! — В недоумении спросила она. Артис молча кивнул. Мать упала в объятия сына, воротник его френча промок от слёз. Эта немая сцена продлилась около минуты. Наконец, она отпрянула.
— Пойдём, отдохнёшь с дороги. — Едва смогла сказать чейнджлинка, задыхаясь от нахлынувших слёз. — Завтра устроим всем праздник.
— Матушка... Я даже и не знаю что сказать...
— И говорить не надо! Пойдём, поспишь с дороги!
Небольшая квартирка семьи Артиса не была самой богатой, но в ней всегда царила чистота и порядок. В потёмках Артис не мог толком всё разглядеть, но он всем своим телом чувствовал: он дома, наконец он дома! Тихо ступая по полу они оказались в комнате, где спали его братья. Их сопение было слышно очень ясно, но Артис никак не мог расслышать храпа своего отца, может у него опять ночная командировка? Ладно, об этом не хотелось думать. Чейнджлинг прошёл в глубь комнаты, минуя кровати своих братьев. Их тёмные силуэты в сумерках выглядели более внушительно, за время отсутствия Артиса они уже наверняка окончательно повзрослели. Вот и его угол, его кровать. Почти ничего не изменилось с того судьбоносного утра, когда к семье Артиса пришла повестка в армию. Он снял с себя военную форму и лёг. Белые, заботливо выстиранные простыни, явно недавно купленный матрац. Всё это ждало его прихода, на который оставалось всё меньше надежд. Чейнджлинг замотался в одеяло и сладко заснул, с мыслью о том, что его жизнь только начинается.

Наступило утро, солнечный свет попал в комнату через световую шахту. Артис проснулся. Впервые за всё это время он понял, что выспался. С кухни доносилась оживлённая болтовня. Судья по всему, все уже встали и приступили к завтраку. Чейнджлинг встал с кровати. Его военную форму кто-то убрал в шкаф, да и прикасаться к ней ему уже не хотелось. Простая рубаха, брюки с подтяжками и кепка-блин. Вот нехитрый наряд большей части местных жителей. Умывшись и одевшись, Артис пошёл на кухню, после долгой дороги и крепкого сна ему хотелось есть, а вернее пить, ведь эмоциональная эссенция редко имела твёрдый вид. Несколько шагов по маленькому, но уютному коридорчику, дверь с занавешенным стеклом, за которой слышались голоса его братьев. Она со скрипом открылась...
— О, гляди-ка! Кто к нам пожаловал! Ну давай, садись. Расскажешь нам всё. — Послышался голос старшего брата, который был тёзкой Артиса. Остальные его братья примолкли и замерли в ожидании. Артис-младший сел за стол, сделал приличный глоток из своего стакана. О, наконец это не разбавленная пайковая эссенция, а нечто более стоящее. Кухня почти не изменилась с его ухода, единственная разница — пустота помещения. Бывший солдат помнил шумную компанию своих братьев и сестёр, которая физически не могла ужиться в маленькой квартирке. Сейчас же осталось лишь трое его братьев и пожилая матушка. Остальные разлетелись по свету в поисках своей судьбы. Чейнджлинг сделал ещё один глоток и начал свой рассказ.
— Ну что я могу сказать. Служил во Враксе, на гарнизоне. Сначала обрадовался было, что не послали куда-нибудь на границу или куда ещё что похуже. Хоть и школили нас там жестоко, но улей есть улей. Год служу, два служу, ничего особенного, рутина, а потом слухи по частям поползли...
— О чём слухи? — Поинтересовался один из братьев.
— Известно о чём, о том как наша королева опростоволосилась в Кантерлоте...
— Артис, осторожнее! — Воскликнула до этого спокойная мать. — Здесь у каждой стены уши и глаза!
— Уважаемая матушка. — С ласковой улыбкой отвечал Артис. — Мне ли не знать. У стен наших казарм действительно были уши, и многие на этом попались... Так вот, роптали, роптали, да вроде и ничего. Дисциплина держалась, всё было нормально, по крайней мере так казалось с виду. Всё началось с того, когда нам запретили писать письма домой. Ваши весточки тоже пускать перестали. Примерно в это время я и исчез для вас, знали бы вы что потом началось...
— А мы думаешь, не знаем? В газетах писали, да и у нас подобное чуть не началось.
— Не-ет братец, ты не знаешь. Газеты это газеты, а я своими глазами видел, как солдаты красные банты надевали, как полицию громили и как вешали офицеров с чиновниками на чём попало. А ведь наших одноульчан там немало было. Поговаривают, что отличились бунтовщики, конкретно с нашего блока.
— Да кто так мог? С нашего хорошие ребята уходили, честные, работящие. Зачем им красная повязка?
— Ты пойми, там перед всеми выбор поставили, и поставили ребром: либо ты за бунт, либо за власти. Им было из-за чего восстать, но то что они потом вытворяли понять невозможно. Я первое время вообще ничего не понимал, а потом моя рота тоже взбунтовалась, пошла офицеров бить. А я что? А я ушёл, не помню почему, наверное от страха. Там такое творилось... — На Артиса нахлынули воспоминания. Он понурил голову и упёрся взглядом в стакан с недопитой эссенцией. На него смотрели с непониманием и интересом.
— И куда ты пошёл?
— В добровольцы, к лоялистам. Это всё происходило уже на последний год службы. Четыре года тлело, а потом рвануло так, что мало не показалось.
— Как так?! — Снова послышался голос матери. — Мы тут по тебе рыдали, отец уж думал, что ты погиб или к красным прибился! А ты нам ни строчки не написал и на войну собрался?!
— Простите меня, но иначе я бы совсем пропал. Скажите спасибо, что вообще живым из Вракса вышел. Из ребят вроде меня в то время целую бригаду сформировали, только в делах мы участвовали мало и редко, я вообще на рожон не лез, отсиделся писарем, в штабе. Нечего это время вспоминать, сейчас перед вами жив-здоров, а многие своих сыновей не дождались... А не писал я, потому что запретили. Никто из добровольцев домой не писал, да и из военных вообще. Наше начальство нас так приструнить хотело, недовольство подавить, да только всё наоборот вышло.
— Артис… Как же всё таки хорошо, что ты вернулся. Вместе веселее будет, и легче. — Мать выглядела одновременно счастливой и печальной. С одной стороны, она рада была видеть Артиса, но с другой на неё что-то давило, что-то из прошлого. Она хотела, но не решалась сказать. — Такой сильный и взрослый стал, подстать братьям, хорошие вы у нас вышли, отец бы тобой гордился... — Тут она не сдержалась, и горько заплакала. К ней тут же подскочил Артис-старший и начал полушёпотом её утешать. Средний брат прикрыл её плечи пледом, и вдвоём они помогли ей дойти до её комнаты. На кухне остался один лишь младший, его звали Марисом, сейчас ему было чертовски больно за родную душу.
— А что случилось с отцом? — Полушёпотом спросил его Артис-младший. Его брат ответил с мужественным спокойствием.
— Простудился, подхватил туберкулёз, пожилой был уже как никак, двадцать лет в ремонтной бригаде прослужил. Администрация нам и денег заплатила, и врача выделила, только врач дурак оказался, и отец умер. Всем блоком по нему рыдали, где-то за год до твоего приезда это случилось. — Артис совсем поник. Ему на секунду показалось, что его приезд только испортил всем жизнь. Он вспомнил то утро, когда поезд унёс его во Вракс, когда его провожала вся семья. Это было весной, в то счастливое солнечное время юности, которая закончилась навсегда. Он молча достал из кармана деньги, которые ему выдали при роспуске бригады, и положил их на стол. Там было около трёх тысяч марок. Марис не обратил на это внимания.
— Не кручинься, брат. Работать надо, на жизнь зарабатывать. У нас тут с твоего отъезда всё в гору пошло: и смены короче, и зарплата хорошая, и помогут если что. Как никак, а эти красные всё таки правы в чём-то. Если бы тогда не вышли, то шиш бы нам был, а не такая роскошь. Надо нам сегодня начальника цеха навестить, чтобы тебя в перечень зачислить. Ты же работать собираешься?
— Конечно, только кем?
— А на заводе, на БСЛФ. Там производство серьёзное, металл льют, и без курсов просто так не попасть. Но мы тебя туда всё равно пристроим, сначала будешь старшим помогать, потом и выучишься потихоньку. Это дело хорошее, полезное. Нам деньги, Родине — сталь.
Тут на кухню зашёл Артис-старший.
— Ну, как там она? — Поинтересовался Марис.
— Всё хорошо, успокоилась. — Чейнджлинг подошёл к столу и залпом допил свою кружку с эссенцией. — Ну что ребята, ждём Алвиса, пойдём к начальству, представлять нового рабочего. Ну что братец, готов?
— Конечно готов. — Артис-младший допил своё, встал из-за стола. — Хоть сейчас пошли, хочу на родной жилблок поглядеть.
— Вот прямо сейчас и пойдём, а смотреть тут не на что, всё как было так и есть. — Артис-старший прошёл по коридору до двери. Его сопровождали трое его братьев: Алвис, Артис-младший и Марис. До четырёх часов дня они были свободны, как птицы. Улица-коридор жилого блока не была очень оживлена в это время: все рабочие были либо на заводе, либо в столовой, а их матери и жёны в это время обычно хлопотали по хозяйству. Всё таки жизнь тут была не самая бедная и тяжёлая, было бы только побольше места...
Старший брат знал куда идти, а все следовали за ним.
Однотипные коридоры сменяли один другой, только перевёртыши могли ориентироваться в этом переплетении, запоминать и находить здесь нужные им места. Несколько подъёмов, коридоров, переходов. Четверо и не заметили, как оказались на заводской территории. Тут всегда было жарко и душно, в цехах двадцать четыре часа посменно работали чейнджлинги, выплавляя и закаляя сталь. Но Братьям Артиса сейчас нужно было не в цех, а в небольшой кабинетик, где сидел такой же поджарый и молодой парень как они, только имевший более высокий пост. Обычно, он неусыпно наблюдал за работой своих подопечных, но сейчас у него оказалась минутка, и он сидел в своей маленькой каморке, полистывая газету и дымя какой-то дешёвой и мерзкой папироской, которые в огромных количествах оседали в ульях под видом дорогих и качественных сигарет из Скайфола.
— Здравствуй, начальник! — Дверь отворилась и перед старшим цеха выросло три до боли знакомых ему фигуры, за которыми стоял кто-то неизвестный, одним своим видом напоминающий о шести счастливых годах проведённых в военном городке под Антаксом, в приятном обществе десятиметровых сугробов и белых медведей.
— Ну здравствуйте, господа хорошие. — С некоторой неприязнью ответил тот, выплёвывая докуренный бычок в пепельницу. Вид у него был надменный, но было понятно, что к братьям Артиса он относится по-хорошему. — Зачем явились? Кого привели? — С интересом спросил тот.
— Да вот братец наш отслужил, хочет найти работу. Примешь? — Речь вёл старший из братьев. Марис и Алвис просто присутствовали для создания веса.
— Ну, это не я решаю, но могу рекомендовать. В нашем цеху с рабочей силой проблема, будет полезен. Парням из армии у нас рады. Где служил хоть?
— На гарнизоне, Вракс. — Подал голос Артис-младший.
— Везёт же некоторым... — Мрачно ответил начцеха, на него нахлынули воспоминания о службе. Ладно. Я на тебя характеристику составлю и передам высокому начальству. За себя не волнуйся, скорее всего тебя примут. Сначала будешь на чёрных работах, потом может и повыше поднимешься, идёт?
— Будто у меня есть выбор.
— Во-от, уже здравая мысль. — Чейнджлинг сложил газету и встал из-за стола. — А теперь, ребята, оставьте меня в покое. А то навалились толпой в четыре морды, будто грабить собрались.
Братья вышли и дали пройти начальнику, он покинул своё убежище и быстрым шагом направился в цех. Артис с братьями пошли в другую сторону.
— Ну, теперь считай что работе пристроен. Он по этим вопросам не медлит.
— А что надо будет делать? Я-то в армии служил, только школу окончил.
— А ничего особенного и не требуется. Старшие командуют — ты исполняешь.
— И всё?
— Нет конечно, это тебе не из ружья стрелять. Чуть не так сработаешь — выйдет брак, а за брак нас бьют монетой, причём отвечают все. Тебе в техникум нужно.
— А где я время найду?
— Ничего-о, ты парень молодой, то что под лямкой походил то не большая печаль. Поступишь в техникум, на заводе пока будешь по мелочи работать. Через пару лет может и допустят до важных дел, а там и деньги появятся. Времени у тебя будет куча — восемь часов в день работа, остальное — учёба. Мы с парнями это тоже прошли, а ты у нас переживал и не такое, верно ведь?
Артис-младший не сразу ответил, резко припомнив, что он "проходил".
— Ну да, согласен. Бывало и не такое.

Братья вернулись домой, там наскоро отобедали и ушли на смену. Работа для Артиса-младшего оказалась нетрудной, фактически он стал грузчиком. Труд оказался тяжёл, но бывшему пулемётчику было не привыкать. Он вместе с несколькими десятками таких же молодчиков грузил уже готовые стальные болванки в грузовой лифт, который должен был доставить их прямо на загрузочную станцию, к вагонам и поездам. Где-то вдалеке кипела работа, стоял жар и смог, текла и твердела сталь. Где-то там были его братья: все как на подбор высокие, крепкие, дружные молодцы, опора их любящей матери, яркий пример рабочего-сорифца.
Смена закончилась ровно в полночь. Работы приостановились, чейнджлинги ушли на заслуженный отдых.
Так и потекло время. Артис-младший не испытывал недовольства, он считал себя везунчиком, ведь к нему на помощь пришли братья и устроили его на работу, которая помогла ему забыть страшные месяцы братоубийственных боёв. Днём он учился, в ночную смену таскал тяжести, и это устраивало его, ведь о большем он мечтать не мог. Сын рабочего и сам рабочий, простой парень из простой семьи, не желающий лезть в высокие материи. Он хотел простой мирной жизни, и он получил её, на какое-то время...

Враксианский вокзал заполнен круглосуточно и не прекращает своей работы ни на минуту. Двадцать четыре часа в сутки он забит под завязку, и лишь бушующее море из голов и туловищ приливает и отливает от громад поездов. Типичная артерия большого улья. Выросший в Везалиполисе Агриас не придавал этой обстановке большого значения, он спокойно шёл вперёд, рассекая эти бурные волны подобно ледоколу. За ним шёл Рейнис, всегда невозмутимый и сумрачный. Все обращали внимание на мундир офицера, и стремились подвинуться, дать им пройти. Вот и поезд, который им нужен. Это был длинный и роскошный состав с вагоном-рестораном и прочими удобствами. Экспресс "Вракс-Ликтида-Везалиполис". Генерал Ларинкс не переставал сыпать милостями, ему не составило труда выстряпать Агриасу два билета на этот поезд, в который простым солдатам обычно ходу не было. Отказаться от такого было бы глупо и неуважительно по отношению к начальству. Проверка документов прошла быстро, но тщательно. Говорить в такой толчее было невыносимо, двое бывших сослуживцев смогли опомниться только когда оказались в своём купе.
— Чёрт! А ведь утром тут не протолкнуться! — Агриас переводил дух, запихивая свой походный ранец под полку. Сейчас бы полтора года красных гонять, а потом стать жертвой в вокзальной давке, не глупая ли кончина?
— Глупая, герр гауптман, я бы так помереть не хотел. Вы чейнджлинг военный, разве не впервой вам такое?

— Признаюсь честно — впервой. Без роты сослуживцев по вокзалам лучше не ходить, хе-хе.
Тут в дверь купе постучали. Агриас достал из-за пазухи билеты, за дверью оказалась проводница.
— Здравствуйте, предъявите билеты пожалуйста.
Агриас сразу предъявил. С ними был полный порядок.
— Всё хорошо, приятной вам поездки.
— И вам тоже, фрау. — С этими словами Агриас одарил чейнджлинку таким взглядом, что та наверняка бы покраснела если бы ей позволил панцирь на лице. Проводница молча кивнула, и быстрыми шагами двинулась к следующей двери. Солдаты переглянулись.
— Опрометчивый поступок, герр гауптман.
— А что в этом такого? Мы военные, нам положено, тем более ты тоже не похож на ревнителя благочестия.
— Одно слово — Везалиполис. — С некоторой досадой проговорил Рейнис, закрывая глаза и заваливаясь на один бок. Он собирался уснуть, не отягощая себя лишними приготовлениями.
Тут дверь откинулась, и в купе показалось нечто бурое, в пальто и с большим чемоданом на боку. Гость остановился, перевёл дух.
Агриас некоторое время не мог поверить своим глазам. Перед ним был самый настоящий пони. Весь бурый, и в бурой одежде, он ярко контрастировал на фоне серо-чёрных чейнджлингов.
— Здравствуйте, джентльмэйны. — Сказал он с лёгким акцентом. Он пытался выглядеть невозмутимым и спокойным, но абсолютно всё выдавало в нём сильное напряжение и возбуждение.
"Вот что значит получить билет на хороший поезд, иностранные гости на каждом пятачке." Подумал Агриас.
— И вам всего хорошего, сэр. Как вам наши восхитительные края? — С напускной вежливостью ответствовал Агриас, припоминая огромное количество сатирических рассказов высмеивающих надменность и гонор эквестрийских "денди". К сожалению, надменность и гонор везалипольских герров они не высмеивали.
— Признаться, я в ужасе. — Пони убрал свой чемодан наверх, а сам сел на полку, на которой было хотел заснуть Рейнис. Увидев необычного пассажира и услышав его речь, охотник тут же отбросил сон и вытаращился на него в истинном изумлении. — Во всех крупных ульях такая страшная давка? Я припозднился всего на пять минут, а меня чуть не задушили! На моей родине с поездами всё обстоит намного свободнее.
— Впредь соблюдайте осторожность. Наш поездной трафик очень плотный, и, к сожалению, не терпит тех, кто опаздывает. Вы выглядите состоятельно, могли бы нанять специального лакея чтобы он помог вам добраться до вагона.
В этот момент в купе зашёл четвёртый пассажир, на этот раз уже чейнджлинг. Выглядел он довольно измотано, поэтому интереса к происходящему не проявил, просто взгромоздился на свою полку и уснул.
— Дело в том, что я только выгляжу состоятельным. — Пони улыбнулся, но улыбка получилась нервной и натянутой. — Мой батюшка промотал всё наследство моей семьи, оставив мне считанные гроши. Я зарабатываю фотографией. Езжу по миру, делаю снимки, потом продаю в газеты, выручка сильно варьируется. Могу позволить себе пребывание в высшем обществе, но не всякие мелочи.
— Вы фотограф? Интересно. А что вы забыли во Враксе, неужто решили заснять наши секретные военные заводы?
— Упаси Селестия, конечно нет! — С усмешкой проговорил пассажир, видимо разгадав иронию своего собеседника. — Меня здесь интересовало другое, я фотографирую достопримечательности и красоты, а не какие-то там душные цеха с чахоточными батраками. Я был наверху главного шпиля, вот там действительно есть на что смотреть и что снимать.
— А как вам местные господа?
— Господ я тут не увидел, все сплошь счетоводы, корпоранты и чиновники. Сухая публика, холодная к искусствам...
— За господами и искусствами вам в столицу, там у нас полный порядок и с тем и с другим, смотреть тошно, если честно.
— Тут я вас понять не могу, сэр. Видимо, сейчас в вас говорит ваша страсть к мундиру, которой у меня нет. Подумать только, после стольких потрясений ваше офицерство ещё поднимает голос...
— Голос нашего офицерства силён как никогда, можете в этом не сомневаться. Мы спасли нашу Королеву и защитили Родину.
— Защитили? Мне кажется что в первую очередь защищались мы... — Эквестриец посмотрел на Агриаса с некоторым укором и злорадством, как констебль, который только что поймал за хвост уличного воришку. "Эти пони такие заносчивые!" мрачно подумал Агриас.
— А, вы всё никак не можете нарадоваться о том деле пятилетней давности... Признаться, я не знаю ни единой подробности этих событий, но уверен, что наши не ударили в грязь лицом и вышли из него с честью, всё же остальное — позорные слухи и домыслы, очерняющие наш народ и нашу мудрую Властительницу.
— Мне тоже ничего не известно, и я скажу вам, что на Её Высочества тоже вылилось немало помоев после этих событий. Вообще, предлагаю не ворошить это. Наши державы крайне холодно относятся друг к другу, это верно. Но я вижу в вас патриота своей страны и сам считаю себя таковым, так что повода и смысла для дискуссий не вижу.
— Верное решение, войны пока нет и в будущем не предвидится, а нам нечего проявлять агрессию, если на то нет причин. Кстати, — Агриас указал на Рейниса. — это мой сослуживец и приятель, очень заслуженный чейнджлинг. Могу смело сказать, я обязан ему жизнью.
Эквестриец вскользь посмотрел на Рейниса, тот уже успокоился и просто наблюдал за разговором двух интеллигентов.
— Он очень удивился моему появлению, я бы тоже удивился если бы увидел чейнджлинга у себя на родине. Гости из-за рубежа для вас большая редкость? В наших портовых городах иностранцев пруд пруди.
— Наших грифонских товарищей не прельщают морозы и духота ульев, пони тут делать особо нечего, олени правда как-то раз заявились, но мы спровадили их штыками...
За разговором пассажиры не заметили, как поезд начал движение и выехал из улья. За окном уже тянулся стандартный чейнджлингский пейзаж: леса, поля, мелкие и крупные деревушки попадающиеся на каждом километре. Это уже не приграничная глушь, поезд ехал по сердцу Империи, самым населённым и обжитым её землям. Эквестриец посмотрел в окно и некоторое время задумчиво вглядывался в пейзаж.
— Всё таки, если подумать, то вы не так уж сильно отличаетесь от нас. Только у вас дисциплина есть, и порядок. Как сказал мне один господин с которым я выпивал вчера: "Армия и народ в нашей стране — почти одно и то же". Я слышал о том что творилось во Враксе несколько лет назад. Чудовищное кровопролитие и жестокость, но посмотрите хотя бы на вокзал с которого мы уехали, вы заметили признаки разрухи, опустошения? У нас после такой войны город бы вымер, вы же восстановились быстро, дисциплинированно, как муравьи.
— Так мы и есть муравьи, чего тут говорить. — Агриас впервые за разговор широко улыбнулся. — А ваши новые знакомцы могли и сгустить. Мятежи тогда много кого перепугали, может и до сих пор боятся. Я секретную информацию разглашать не буду, но я знаю, как там всё было на самом деле.
— Охотно верю. Хорошо, не будем об этом. Мне более интересна везалипольская интеллигенция. Вы имеете к ней отношение, может сможете познакомить меня с кем-то?
— Ох, к сожалению, нет. За годы учения и службы мне не довелось побывать в высшем обществе Столицы, но я знаю что большая часть нашего творческого бомонта проживает именно там. Королева Кризалис в своё время привлекала таланты со всей страны, и сейчас они там осели. Ручаться не могу, но в Верхних Кварталах вы точно найдёте много господ с тонким нравом и толстым кошельком.
— А что насчёт Ликтиды?
— Я ни разу не был там. Рейнис может рассказать, но он деревенский и бывал в Ликтиде всего несколько раз.
— С отцом ездил, продавать шкуры. Мой отец охотник, и я тоже, лет с пятнадцати в этом деле.
— Очень меткий стрелок! — Перебил товарища Агриас. Рейнис был не против этого, наоборот он был доволен тем, что это сказали за него.
— Ликтида улей хороший, за добрую шкурку платят порядочно. и вообще не припомню там чего-то дурного.
— Жаль, что поезд недолго пробудет там. Хорошо, что хоть на Везалиполис я смогу посмотреть сполна.
— Почему бы вам не заехать туда позже?
— Не смогу, к сожалению. Денег остаётся не так много. Из Везалиполиса мне надо будет сразу же ехать в Хьёртланд, а там сяду на пароход и осяду на некоторое время в Ванхувере. Видите ли, моя судьба вынуждает меня кочевать. Из одного города в другой, везде балы и рауты, а я вынужден побираться, чтобы хоть изредка появляться на них.
— А каких высот вы достигли в фотографии?
— Я сделал всё, чтобы получать за это максимум. В редакциях газет меня знают и ценят, немалая часть заголовков "Эквестрия Дэйли" — моя работа, хоть там и не указано моё авторство. Фотография — тонкое и прекрасное искусство, особенно когда работаешь с миниатюрной камерой. Мне удалось разжиться одной, чудесная штучка, честное слово!
— Может быть вы состряпаете пару карточек и для нашего "Егеря"?
— Не знаю, может быть. Вопрос в цене, во Враксе я уже получил немало щедрых наград от разного рода господ. Посмотрим, сколько предложат ваши редакторы.
— Я не разбираюсь в этих материях, но сомневаюсь, что в Столице вас так же озолотят. Вам наверняка найдутся конкуренты.
— Тут уж скорее коллеги. Я недолго буду там, сомневаюсь что представится возможность поработать, хотя, может быть пара фотокарточек вашей столицы будет востребована в наших газетах...
— Думаю, что будет. Везалиполис это... Urbis er orbi. "Город и вселенная", как говорят о таких местах. И он полностью обязан этому нашей Королеве. Она превратила его в настоящую столицу, не хуже вашего Кантерлота.
— Кантерлот это город контрастов, там переплетаются блеск и нищета.
— Как и в любой столице в наше время.
— Рыба ищет где глубже, а пони — где лучше. Так мне сказал один северянин когда я был в Принцессине.
— Вы были и там? Интересно. И как там всё изменилось?
— Да не особо и кардинально, если говорить по чести. В центре города до сих пор можно встретить дорогие рестораны и лавки, а так же господ живущих на широкую ногу. Там их теперь называют "нэпманы", или как-то так. Время я там провёл неплохо, правда ко мне приставили милиционера, и он за мной следил. Хорошо что хоть честно, а не изподтешка.
— Ну ясно, я думал туда намного сложнее попасть.
— Коммунисты хотят показать, что в их стране всё хорошо и даже лучше чем в Эквестрии. Поэтому они не против приглашения прессы, только фотографировать разрешают исключительно то, что нужно, что показывает их режим с лучшей стороны. Наверняка у них есть свои скелеты в шкафу, я слышал немало толков о голоде, злоупотреблениях начальства в их деревнях, как-то раз даже промелькнуло такое странное слово... "коллективизация". Ну, слухи есть слухи, вы сами это понимаете. У страха глаза велики, а местная элита его ох как натерпелась.
— Коммунисты нам враги, это значит что в любой дурной слух о них следует верить.
— Даже если это наглая ложь? Опять в вас говорит ваша форма, сэр Агриас.
— Увы, это так.
Наступила долгая пауза. За окном летел всё тот же нехитрый вид. Никто не заметил как наступил обед, После быстрой и нехитрой трапезы разговор снова возобновился. Говорили о всяком, лишь бы не впадать в скуку. Рейнис изменил своей традиции и не спал, слушая и наблюдая за собеседниками, изредка вставляя собственные замечания, как правило по темам в которых разбирался сам. Пони рассказывал о своих путешествиях по Эквестрии, и других странах. Агриас же в основном слушал и комментировал эти рассказы. Так и прошёл день пути, вечером экспресс должен был быть уже в Ликтиде.
И верно, к девяти часам вечера экспресс уже въезжал на ликтидский вокзал. Началась привычная суета, кто-то сходил, кто-то наоборот занимал свои места в вагонах. Рейнис тоже собрался выходить, Агриас не стал провожать его, чтобы не провоцировать сумятицу в плотном потоке пассажиров.
— Прощайте, герр гауптман. — Просто сказал охотник, и вышел из купе, не затрачивая лишнего времени. Вскоре из окна вагона стал виден его силуэт, прорывающийся сквозь безбрежную толпу. Агриас молча наблюдал за ним, пока тот окончательно не растворился среди бесконечного множества чейнджлингов. Подождав, пока пассажиры пройдут, Агриас вышел к окну вагона и долго провожал взглядом знакомый ему неприметный силуэт в военной форме, удаляющийся и теряющийся среди тысяч и тысяч фигур. В какой-то момент, ему показалось, что Рейнис обернулся, перед тем как навсегда исчезнуть в водовороте вокзальной суматохи. Тут у него над ухом что-то щёлкнуло. Агриас обернулся и увидел эквестрийца с фотоаппаратом наизготовку. Тот только что запечатлел вокзал из окна поезда.
— У этого зрелища есть своя красота, если ты не находишься в его эпицентре... — Задумчиво проговорил пони, и удалился в купе. Офицеру на это ответить было нечего. Его попутчик был добрый малый, хоть и строил из себя чопорного господина. Поезд простоял на платформе ещё несколько минут, принимая запаздывающих пассажиров, а потом снова двинулся вперёд.
В купе постепенно установилось затишье. Эквестриец залез на верхнюю полку, откуда вскоре начал доноситься его тихий храп, место Рейниса занял другой чейнджлинг. Он тут же отгородился от попутчиков газетой. Читал ли он её, спал ли, или следил? Трудно было это понять. Имперская жандармерия не приставляла к иностранным гостям полицейских, её методы были намного тише и деликатнее.
"Так, насколько я помню, мой отпуск длится около недели. А что мне там делать столько времени? Скорее всего, пить, гулять и заводить знакомства, как и положено всем честным офицерам. Глупое времяпрепровождение, но может помочь в карьерном росте, может быть и своих товарищей по учению встречу..." Думал Агриас, засыпая. Завтра он будет уже там, в улье который был так сильно им расхвален. Что-ж, у него появляется возможность освежить юношеские воспоминания.


Он стоял среди густых лесов, возвышаясь над ними своими пирамидальными шпилями. Великий, могучий, как бы светящийся изнутри, Везалиполис был прекрасен. Все ульи чейнджлингов являли собой мрачное нагромождение серых и чёрных башен, и только столица сверкала белыми шпилями, растущими в небо на сотни метров. Десять миллионов душ ютилось в этих стенах и вокруг них, сердце могучей страны билось здесь с неукротимой силой. Вракс и Ликтида казались жалкими деревушками по сравнению с этой громадой, настоящим "Городом и Вселенной", которому не было равных во всём мире. Агриас заворожённо созерцал открывавшийся перед ним пейзаж. Его переполняло восхищение, радость, облегчение и гордость тем, что он родился и вырос в этом великом месте. Снова раздался щелчок затвора фотокамеры. Пони не упускал ни одного удобного момента.
— Вы... видите? — С некоторым волнением спросил его офицер.
— Вижу. Только одно место в мире может сравниться с этим зрелищем.
— Вы о Кантерлоте?
— Да. Кантерлот — великий город, вечный город. В нём время не властно. Везалиполис же возрос относительно недавно.
— Это так.
Поезд промчался мимо могучих заводских корпусов, чьи трубы пытались тщетно соперничать с высокими шпилями. Производство постепенно выносилось из столицы на окружное поле. Новые фабрики строились не в шпилях, а в окрестностях улья, привлекая к себе рабочих и формируя вокруг себя поселения. Это были первые ростки чейнджлингских городов, в которые Кризалис хотела переселить население ульев. Вот поезд уже въезжает на Везалипольский Вокзал
— Сэр, я сомневаюсь, что в грядущей толчее я не потеряю вас, поэтому, сразу хочу с вами попрощаться. И да... — Пони несколько смутился. — Я только что понял, что так и не представился вам за это время. Меня зовут Освальд Брауни, и я не знаю к чему вам это имя теперь.
— Очень приятно, меня зовут Агриас цу Вахт. Не ищите моей фамилии, у неё много носителей. Уверен, в этом месте вы найдёте не одну тысячу моих полных тёзок. — Офицер усмехнулся. Колёса поезда сделали последний тягучий оборот, и остановились. Пассажиры начали сходить. Всё происходило быстро и организованно, иначе началась бы страшная давка. Именно здесь, в этих гигантских строениях вокзалов и автовокзалов проявлялись все недостатки житья в ульях. Опаздание на несколько минут могло стоить жизни или имущества, в час пик вокзалы превращались в моря из чейнджлингов, а час пик на вокзалах длился круглосуточно. В этих морях были течения, водовороты и малочисленные тихие заводи. От путешественников не требовалось ничего, кроме пунктуальности. Вокзальная давка уравнивает чейнджлингов, не раз бывало, что даже высокопоставленные чиновники задыхались в толчее, и только верные лакеи спасали их от нелепой участи.
Освальд был прав, в суматохе нахлынувшей толпы его бурое пальто растворилось безвозвратно. Агриас впервые за долгие годы почувствовал... одиночество. Все вокруг него спешили по своим делам, их не интересовал очередной выслуживший отпуск офицер. Где его товарищи? Где его однокурсники из училища, где Артис, Рейнис и Кулекс? Трудно было дать ответ. Наверняка, с ними всё точно лучше, чем было. Около часа Агриас боролся с толпой, двигаясь среди пассажиров своего поезда. Наконец, это закончилось. Пройдя самые запруженные народом участки и выйдя туда, где было свободнее, все пришли в облегчение. У чейнджлингов не было принято ездить на поездах в красивых одеждах, вроде платьев, шуб или шляп с перьями. Всё это бессовестно трепалось, рвалось и безвозвратно исчезало в бурном водовороте народа. С Агриасом в поезде ехало немало высокопоставленных чиновников и толстосумов. Выйдя на свободное пространство, те глубоко вздыхали, осматривали свой подчёркнуто аскетичный наряд, расплачивались со своими лакеями, которые помогли им продраться через толпу, и тут же нанимали новых, чтобы те донесли их багаж. Повсюду мелькали светло-синие мундиры полицейских, стремящихся поддерживать хоть какой-то порядок. В основном их работа состояла в помощи потерявшимся или задыхающимся в давке, коих было немало. Стоит ли говорить, что успевали они далеко не всегда?
Итак, Агриас оказался дома, ясно понимая, что следующие несколько часов пройдут незабываемо. Наскоро подкрепившись в местной гостинице и перепроверив свои документы, он двинулся на поиски своего жилого блока.
Изнутри столица казалась ещё больше и монументальней, чем снаружи: широкие пролёты высочайших лестниц, лифты, гигантские коридоры жилых блоков, похожие более на пешеходные бульвары. Агриас долго поднимался по высокой винтовой лестнице, ведущей на самую вершину главного шпиля. Его семья жила в хорошем достатке, из-за больших накоплений и серьёзной пенсии отца Агриаса. Когда-то он тоже жил бок о бок с многочисленными братьями и сёстрами, но в родительском гнезде наверняка остались немногие: почти все пошли учиться, а затем и разъехались по другим блокам и другим ульям. Далеко не все братья и сёстры Агриаса выбрали военную карьеру, да и отец не хотел этого. Ему было достаточно одного-двух наследников его дела, как и было принято у чейнджлингов. К счастью для него, эти желания сбылись, и вот молодой и показавший себя гауптман, его любимый сын, триумфально возвращается в родные пенаты. Жилблок в котором жила семья Агриаса был совершенно иным зрелищем, нежели скромная рабочая коммуна при заводе БСЛФ. Это был благоустроенный район, в котором кипела жизнь высшего света. Здесь были дорогие ресторации и клубы, разного рода серьёзные канцелярии и прочие важные места. Здесь жили солидные и имеющие достаток чейнджлинги, как правило имеющие чиновническое или офицерское звание. Местные квартиры были большими и дорого обставленными, а синий мундир полицейского мелькал тут так же часто, как дорогой костюм или платье.
Предъявив свои документы, Агриас оказался здесь. Он не был в этом месте несколько долгих лет. Кто-то являлся сюда только для дел, пиров и участия в светской жизни, для кого-то этот блок был ненавистным вертепом для жирующих толстосумов, а для Агриаса это была малая родина, в которой он был рад оказаться. После недолгих поисков, он нашёл свою дверь. На часах уже была глубокая ночь, но Агриас всё равно постучался.
— Извините, а вы кто? — Молодой швейцар с изумлением смотрел на офицера, ясно было видно, что его сон был бессовестно прерван.
"Бедный Алцидес, что же с тобой случилось пока меня не было?" Подумал Агриас, смеря новичка взглядом.
— Я сын герра Агриаса-старшего. — сдержанно ответил он. — Служу в армии нашей Королевы, вот выписали отпуск, решил навестить родные души.
— А, это вы... Герр Агриас вас очень ждал, но сейчас он спит, как и все остальные.
— Хорошо, а теперь пропустите меня. И да, я вижу вас впервые. Что случилось с вашим предшественником?
— Не знаю, может быть уволился... — Швейцар потупился взглядом, будто пытался скрыть неправду. — Проходите, час уже поздний, сон вам не повредит.
В полумраке квартира казалась чужой и совсем незнакомой. Агриас-младший не был здесь уже очень много лет, хоть и очень активно переписывался со своей роднёй в годы обучения. Швейцар не стал проводить его по квартире, предпочтя вновь уснуть на своём табурете у самой двери. Шаги офицера были тихими, копыта тонули в густом ковре. Вот и гостиная, в полумраке она выглядела таинственно и странно. Отыскав диван, Агриас лёг на него, сомкнул глаза, и забылся дрёмой.

Пробило пять часов утра. Световые шахты ещё не пропустили в помещение лучей рассвета, но Агриас чувствовал, что где-то уже восходит заря. Прямо как в тот день, когда всё закончилось. В квартире уже пробуждалась жизнь. Здесь она всегда начиналась по военному распорядку. Вот в комнату зашла какая-то дама с метёлкой в зубах, и тут же остолбенела от изумления. Метёлка выпала у неё из зубов, и тут Агриас смог узнать в ней свою старшую сестру Агриннис. Он смутился, взглянул на свои копыта — они все были в дорожной пыли. Комната была покрыта ковром и офицер оставил за собой чёткий след из грязных отпечатков. Осознав весь ужас своего положения, гауптман тут же машинально вскочил и вытянулся по струнке. Сейчас он был похож не на боевого командира, а на юнкера, который заснул на посту.
— Э... Виноват... Фройлйн... — ответа не последовало, сестра во все глаза смотрела на брата, даже не зная что делать теперь: изумиться его чудесному появлению, расцеловать его до смерти или пропесочить его за испачканный ковёр.
— Агриас… Агриас!! — Она бросилась на него, заключив в крепкие объятия. На глазах обоих выступили слёзы радости. В дверях гостиной появились отец и мать, но вмешиваться не стали, наблюдая за своими детьми со стороны.
— Идёмте завтракать, сегодня мы чествуем героя! — С присущей ему долей пафоса сказал Агриас-старший. Его слова не остались неуслышанными, и вскоре все сидели за столом. В квартире жили только отец, мать, Агриннис и швейцар, которого тоже пускали за стол со всеми. Выглядел он на молодые годы, но был довольно жалок собой. Звали его Клюсс. Сегодняшний завтрак превратился в скромное семейное празднество.
— Сынок, а что ты так долго пропадал? — Спрашивал пожилой отец, отставной офицер Королевской армии. — Что с тобой приключилось в наше-то лихое время? И повоевать довелось, так ведь?
— Довелось, батюшка. Только вот хуже этой войны не найти. Попал я в самое пекло, во Вракс. — После этих слов за столом примолкли. Все тут знали, что творилось в этом многострадальном улье, знали об участи офицеров и простых граждан.
— И... Что там было?
— Всё было, всё.
— Понятно... Довелось же вам хлебнуть. Но, видно, что не одного горя хлебнул, так?
— Так, батюшка. Повысили до гауптмана, и тут же отпуск дали. Бригаду распустили по домам. Вот на днях и форму получу, и погоны.
— Это похвально, тут сказать нечего. А за что повысили-то?
— За то что выжил. — Агриас помрачнел от воспоминаний. — Дело близ Хурорнда было, вот буквально неделю-полторы назад. Добивали мы последние красные отряды. Там я и отличился. Поднял взвод в атаку, когда половину офицеров пулемётчики выкосили. Эх... И вспомнить страшно, а тогда ведь шли, и ничего! Задали мы им крепко, правда и они нам кровь пустили. Наш взвод пулемётчик спас. Если бы не он, я бы не сидел тут с вами. Как сейчас помню, простились буквально дня два назад. Артисом его звать, с Сорифа, хороший парень...
— Наградили как нибудь?
— Да какие тут награды! Всем бы забыть про это побыстрее, а не орденами бряцать. Крысиная война! Позорная война! Да не будет впредь у нас на Родине такой войны! Чтобы чейнджлинг чейнджлинга убивал! Коммунисты предали Королеву, с ними должно сражаться не только у нас в стране, но и по всему миру, но какое же поражение мы потерпели, что чуть не ухнули в эту пропасть вслед за северянами!?
— … Когда аквелийский король был разгромлен Гровером I, он так писал своей жене: "Потеряно всё, кроме жизни и чести.". С Кризалис же всё вышло наоборот. Она фактически ничего не потеряла, но её честь в глазах народа была подорвана. — Задумчиво ответил на слова сына отец. Все за столом слушали их, практически не притрагиваясь к эссенции.
— Мы залатали эту брешь телами, отец. Надеюсь, мы принесли достаточную жертву, чтобы восстановить мир и порядок.
— Я тоже надеюсь на это, Агриас. Когда я был молод, я сражался за то, чтобы эта страна родилась. Вы же сражались за то, чтобы она выжила. Ты, я, каждый солдат и офицер нашей армии — плоть и кровь нашей державы, её движущая сила и единственная надежда. Ни купцы, ни чиновники, ни шпики и жандармы не достигнут такой власти над судьбами Родины, какой достигли мы. Их сила — в королевской милости, в золотых горах, в страхе овец перед своим пастухом. Наша сила — в нашей храбрости. Ни один корпорант и крючкотвор не пролил ни капли крови и пота ради Отечества, наша же кровь и пот лились бурными реками, наши тела устилали землю бурным ковром синих и красных цветов... Вот поэтому мы имеем право, потому что мы отдали больше всех, и не спросили ничего взамен... Ладно. Поговорим о делах.
— Каких делах?
— Ты ведь тут ненадолго, верно?
— Верно, отец. По предписанию генерала Ларинкса я пойду на службу в Везалипольский гаринзон.
— О, жесток ваш генерал, а я ведь знавал его, и видал его ещё в чине полковника... В столичном гарнизоне нынче развелось всяких дураков-вертопрахов и прочего сброда. Кутят при первой возможности, выучка на низшем уровне. Я этих олухов каждый день вижу — противно смотреть. На Триммеля вся надежда, его совсем недавно назначили комендантом. Говорят, он в почёте у самой Королевы, и много чего ещё говорят... Но все на одном сходятся: парень молод, да удал и умён. В свои года успел издать томик по военному искусству. Интересный, говорят, много свежих мыслей.
— А как там поживает мой выпуск? Наверняка кому-то повезло осесть в столице.
— Большинству как раз и повезло. Я бывал в одном трактире, там их и встретил. Ждут тебя.
— Что-ж, надо будет их порадовать. А как вы тут живёте? Кто куда разъехался?
— Кто куда. Младшие — в Ликтиду, средние — в Диртрисиум. Ты один в юнкера пошёл, да сестрица твоя тут осталась. Живём хорошо, не бедно, изредка имеем гостей.
— А Агриннис что?
— А Агриннис помолвлена, у неё тут жених. Из молодых офицеров. Можешь не волноваться, я его проверил. Он достоин её копыта.
— Это хорошо. А вы?
— А мы с матушкой уж не тех лет. Живём, следим за квартирой, Клюсс нам помогает. Иногда гостим, иногда гостят у нас. Иногда хожу в свет, иногда просто по кабакам в поисках знакомых.
— А как обстоят дела с нашей библиотекой?
— С библиотекой всё хорошо. Могу дать тебе задачу добыть этот томик Триммеля. Лично мне интересно с ним ознакомиться.
— Добуду, обязательно добуду. Моему будущему начальству надо угождать...
— Верно мыслите, герр гауптман. Поэтому я хочу вам напомнить главное правило. Зашёл в квартиру — вытри ноги! У нас тут не проходной двор и не поля! — Агриннис неожиданно вмешалась в разговор, чем вызвала самое активное одобрение. Агриас-младший не любил смеха над собой, но подколы сестры он воспринимал очень положительно, особенно после долгой разлуки. После этого замечания разговор продолжился, Агриас коротко и без больших подробностей рассказал, как воевал в добровольческой бригаде, все слушали не задавая вопросов и не подвергая эти слова осуждению, потом чейнджлинги принялись за эссенцию, и вскоре завтрак был кончен. После него все разошлись по своим делам. Агриас-старший ушёл читать в свою спальню, Агриннис с матерью решила продолжить начатую борьбу с пылью. Клюссу пришлось помочь в этом деле. Уборка в большой и пустой квартире — дело не очень приятное, но необходимое для соблюдения приличий. Агриас-младший некоторое время просидел на кухне, думая о том, что было сказано. Наконец, он встал, оправился и пошёл решать накопившиеся у него вопросы. Что стало со старым швейцаром? Как там его бывшие однокурсники, и кем является жених его сестры? Он приехал к себе домой лишь на неделю, и ему хотелось узнать, как здесь обстоят дела.
Клюсс трудился в прихожей, стоически выполняя монотонную, но необходимую работу. Когда Агриас-младший появился в дверях, швейцар ничего не заметил.
— Доброе утро, герр. Как мне к вам обращаться?
Клюсс встрепенулся и опасливо обернулся на офицера.
— Меня зовут Клюсс, я работаю швейцаром у герра Агриаса... герра Агриаса-старшего, если Вам угодно. Мне платят...
— Хватит, мне не сильно нужна эта информация. Ответь на всего один вопрос, и честно, если можешь конечно. — Агриас использовал на швейцаре один из своих строжайших офицерских взглядов. — Что случилось с Анцидесом, прошлым швейцаром?
— Он умер, сожалею вашему горю. Анцидес приходился мне троюродным дядей,
— А почему сразу не сказал? — Спокойно, но мрачно ответил офицер. Его злые мысли подтвердились, этот добрый чейнджлинг ушёл. Что-ж, в свои молодые годы Агриас видел смерть достаточно, и смотрел ей в глаза с храбростью и спокойствием.
— Извините мою трусость, я не знал вас, не стал вас расстраивать с дороги...
— Эх ты, нашёл кому угождать. Я видел такое, от чего тебя хватил бы удар. Извини что прервал, надеюсь, что мы поладим.
Агриасу-младшему повезло приехать домой в то время, когда солдаты и офицеры везалипольского гарнизона получали увольнительные. В ожидании вечера, гауптман решил привести себя в порядок, а потом заняться чтением.
Да, в родной дом он явился вовсе не в лучшем виде, но это было исправлено. После продолжительных трудов, в зеркало смотрел уже совершенно другой чейнджлинг, будто помолодевший на пять лет. В длительных походах Агриас как мог следил за своим состоянием, но условия не всегда позволяли это делать. Да, чейнджлингам было намного легче с гигиеной, чем кому бы то ни было. Не было необходимости в вычёсывании шерсти, перебирании перьев, большом количестве проточной воды и прочего, достаточно было простой мокрой тряпки. Но грязь порой въедалась в панцирь, и её было просто так не отмыть, что регулярно происходило с солдатами в полях. С униформой дела обстояли намного лучше, её было достаточно выстирать и прогладить, с чем Агриас отлично справился. Занимался он этим в одиночку, обстоятельно и тщательно, желая в лучшем виде показаться перед высшим обществом, в котором ему пришлось оказаться. Аккуратно сложив своё обмундирование, офицер надел халат и удалился в одну из комнат, в которой находилась домашняя библиотека. Время до вечера Агриас решил сократить занимаясь любимым делом.
Давно он не имел возможности читать то, что не положено начальством. Агриас всей душой влюбился в грифонские поэмы и прозу, зачитывался балладами о рыцарях, королях и полководцах коими всегда изобиловали земли Востока. Отечественная же литература могла похвастаться только историями разного рода ульев и королев, их мемуарами и биографиями. Остальное же представляло лишь попытки скопировать и адаптировать под чейнджлингское общество эквестрийские и аквелийские романы, а так же всю ту же херцландскую эпическую поэзию. Чейнджлинги больше поднаторели в искусстве иронического памфлета и возвышенной оды, посвящённой, как правило, Кризалис. Но за подобными шедеврами нужно было обращаться к газетам, а не к книге. Уже тогда чейнджлингская пресса стала превращаться в разящий меч, отравленный горечью досадной кантерлотской неудачи. "Егерь" и "Эквестрия Дэйли" уже давно как развязали суровую и жестокую войну, в которой сражались за умы. На этом фронте резко порицалась правда, и превозносилась ложь, но Агриас считал своим офицерским долгом верить в эту ложь, хоть и практически не читал газеты и журналы. Час проходил за часом, и с каждой прочитанной строчкой Агриас чувствовал, как окруживший его разум мрак рассеивается. Так хорошо было оказаться здесь, среди книг, как среди верных друзей после долгой разлуки. Офицер и не заметил, как начало подходить время.
Когда на часах пробило десять, чейнджлинг уже был во всеоружии. Китель сидел на нём как влитой, и пусть он был староват фасоном и не имел никаких знаков отличия, но смотрелся всё равно гордо, щёгольски. Тем более, такой вид ясно говорил сведущим особам, где служил и за что сражался тот, чья униформа стара, и не имеет ни погон, ни наград.
Простившись со своими родными, Агриас вышел на улицу своего жилблока: час был поздний, ярко горели электрические фонари, на улицах было полно народу, спешившего по своим делам. Гауптман ощутил резкий приступ дежавю, наблюдая за галантными парочками в костюмах и платьях, за моноклями и цилиндрами, за шляпами дам. Его вновь сковало наваждение, это внезапное чувство исступления, слепоты, и глухоты, будто рядом рванула граната. Всё это было таким родным и привычным... и таким чужим, фальшивым, приторным и глупым. Только что Агриас хотел блистать, показать себя этому обществу высоких особ, но только выйдя на порог, он понял, что здесь он чужак, что те немногие, кто сохранили честь, сторонятся того, что собирается в театрах, ресторанах и салонах.
Гауптман быстро пошёл к своей цели, благо Агриас итак знал, куда надо идти. Навстречу ему попадалась самая разная публика, но внимания на него обращали мало, редко удостаивали даже взглядом. Агриас как серая мышь проскользнул мимо всех, изредка отделываясь краткими приветствиями и жестами вежливости. Вот и нужное место, кабак "Муравейник", традиционное пристанище юнкеров, постепенно превратившееся в клуб для офицеров. Агриас бывал здесь пару раз, здесь же он прощался со своими товарищами, уезжая во Вракс. Подумать только, это было всего несколько лет назад...
"Муравейник" был скромен как снаружи, так и изнутри, но суть и смысл этого места были вовсе не в роскоши, ведь сюда выбирались чтобы хоть один вечер отдохнуть от жесточайших порядков армейской дисциплины. Здесь декламировались студенческие похабные стишки, высоко и легкомысленно играло пианино, а шнапс лился рекой. Это был клуб для посвящённых, без пяти минут тайная ложа. Сюда попадали не сразу, и не все. Здесь не терпели новичков, тугоумов и ревнителей устава, вместе с этим здесь резко порицали пьяниц и дебоширов, что позорили честь мундира. Вечер в "Муравейнике" всегда был подобен глотку свежего воздуха для молодёжи, искавшей выход своему энтузиазму, офицеры более старшие по чину, считали это место слишком глуповатым для них, предпочитая либо с головой уходить в работу, либо по уши тонуть в томном декадансе высшего общества. Здесь же всегда было просто и весело.
Агриас толкнул дверь и оказался внутри. Как ни странно, он встретил тут внимательную тишину, нарушаемую всего лишь одним голосом, который Агриас узнал сразу же. Это был Антанас, непризнанный гений чейнджлингской словесности, неизменный гость и душа всего местного общества. Без его выступлений не обходился ни один вечер в "Муравейнике" вот уже несколько лет подряд. Его стихи изобиловали иронией, сатирой и насмешками, которым подвергалось либо начальство, либо недавние события. На него никто не писал доносов, его творчество не порицали даже те, кого он высмеивал, ведь по сути в какой-то степени Антанас содействовал поддержанию дисциплины и субординации, пусть лучше смеются над начальством во время увольнительных, чем непосредственно за их спинами, подрывая тем самым порядок. Все слушали поэта в насупленном молчании, ловя каждое слово и каждый звук его мелодичного голоса. Наконец, он закончил. Аудитория взорвалась аплодисментами и громким смехом, плотное кольцо из слушателей рассосалось по столикам заведения. Совсем недавно вошедший гауптман потерянно бродил между столами, ища знакомые лица. Агриас не мог узнать своих товарищей, и это было вовсе не из-за новой красивой формы и возмужалости. Они были мало похожи ни военных, ни на тех дурашливых юнкеров: портупеи слишком блестели, кители сидели как влитые, новенькие фуражки прикрывали непокрытые, до зеркальной степени отдраенные головы и тоже сверкали своими серебряными шнурами и кантами. Гауптман смотрел на них, а перед глазами стояли невзрачные серые колонны, торопливо марширующие под унылые завывания губной гармошки, под белыми полотнищами с Трёхзубчатой короной. Там были простые и честные ребята, добрые душой и храбрые сердцем, шедшие через ужас и позор твёрдой поступью маршевого строя, с полной уверенностью в том, что их дело правое.
— Ребята, гляди! — Воскликнул кто-то. — Агриас вернулся!
Офицеры начали оборачиваться, переговариваться друг с другом, кто-то даже бросил: "Да кто этот ваш Агриас?", за что поплатился, ведь в "Муравейнике" было крайне мало чейнджлингов, которые не пересекались с бывшим однокурсником хотя бы единожды. Гауптмана обступила толпа товарищей, все стулья за его столом были заняты, даже когда поднесли новых. Он тут же оказался в центре внимания, окружённый старыми товарищами, и тут он узнал и вспомнил их, старых добрых юнкеров Везалипольского училища. Тут же начались расспросы, Агриас отвечал как знал, стараясь не врать и рассказывать честно. Он описал товарищам всё что пережил, быстро и сухо, как будто отдавая рапорт о своих действиях.
— В общем, нечего вспоминать, только вот в звании повысили. Теперь я гауптман.
— О, да вы теперь наше начальство! — Сказал Антанас.
— Да я сам не ожидал, просто герр Ларинкс взял, и одарил меня погонами. Теперь не знаю, куда денусь со своим высоким званием.
— Известно куда, у нас тут формируются новые полки, так что тебя могут приписать к ним. — Ответил один из офицеров.
— А может и не припишут, комендант чейнджлинг суровый, но справедливый. Мы тут все зелёные и тем гордимся, а ты хоть и воевал, да и звание заслужил, но от нас ушёл недалеко, поэтому будешь наравне с нами. Послужишь, познакомишься с начальством и коллективом, потом может и дадут тебе роту. Кончились золотые времена, ребята. Придётся отрабатывать свой мундир. Помяните мои слова! Вот наступит зима, вот тогда нас и погоняют. Не всегда же в гарнизоне сидеть, право! Мы военные или кто?! — Вставил своё весомое слово Асилус, круглый отличник, принципиальный и прямодушный чейнджлинг. Все относились к нему с молчаливым и искренним уважением, признавая в нём старшего товарища.
— Верно говоришь. Нечего ромбы на погоны хватать, когда в башке ветер гуляет! — Весело проговорил Агриас, его возглас встретил бурю одобрения. Беседа продолжилась до ночи, молодой гауптман стал героем "Муравейника", ведь так получилось, что из всех нескольких десятков собравшихся здесь, он один попал в добровольческий корпус.
Когда все уже начали расходиться, Асилус остался сидеть за столом с Агриасом. Вид у него был странноватый, будто он волновался и стеснялся что-то сказать.
— Агриас, слушай. Я тебе сказать кое что хочу. Серьёзного.
— Ну и чего? — Агриас допил последнюю кружку эссенции. Сейчас он чувствовал себя лучше некуда, но настрой его товарища заставил его собраться.
— Агриннис, это же твоя сестра? — Гауптман кивнул, внимательно слушая. — Так вот, у нас помолвка, скоро будет свадьба. Всё серьёзно и без дураков.
— Да как уж иначе, с тобой не бывает по другому. Отец сказал мне об этом, и я горд что моя любимая сестра полюбила тебя. Лучшей кандидатуры я бы не нашёл ... — Агриас сделал длинную паузу, разглядывая волокна белой скатерти, которой был укрыт стол.
— Она умная и славная девушка, редкость в наши дни.
— … Понимаешь, Асилус. — Агриас вышел из задумчивости, его товарищ замер, внимательно слушая. — Я там не просто так снег месил, я там в разных переплётах бывал, признаться честно. И вот столько ребят уходит, просто ни за грошь, прострочит очередь — и поминай как звали. И главное не думаешь особо о них поначалу, а потом как начнёшь представлять, что они все — чьи-то сыновья и чьи-то отцы, и что ждут их дома. И вот признаётся офицерик вроде тебя какой-нибудь фройляйн в любви, и всё у вас хорошо, а потом случись что, хоть сущая глупость — и нет тебя. Осталась твоя любовь одна. Я подобных сентиментов не люблю, но это моей сестры касается, я не хотел бы видеть её горьких слёз. Так что считай свою жизнь за две, понятно? В армии служить это тебе не крючкотворство и не бальный вальс, я это теперь не понаслышке знаю, да и ты со мной согласен, поэтому береги себя, мира вам и счастья. — Агриас улыбнулся и положил Асилусу копыто на плечо. Тот глубоко вздохнул, понимая слова товарища.
— Спасибо тебе, бывай, герр гауптман. — Он встал из-за стола и направился к двери. Заведение закрывалось и Агриас последовал за ним.
Следующие дни прошли легко и спокойно: офицер проводил время за книгами, иногда вместе с отцом ходил в гости. По вечерам он либо ходил в "Муравейник", либо слушал игру сестры на фортепиано. По прошествии недели, офицер поступил на службу в Везалипольский гарнизон...

Ликтидский вокзал мало чем отличался от враксианского, Рейнис толкался в толпе сходящих и заходящих пассажиров, пытаясь найти верный путь. Он никогда до этого не оказывался в подобных местах в одиночку, и сейчас буквально рисковал жизнью. Его гневно окликали, толкали, нередко в его адрес слышались ругательства. Рейнис же безуспешно пытался пробраться вперёд, но встречал мощное сопротивление, возникла реальная перспектива задохнуться в давке. Тут в нескольких шагах раздался громкий свисток, толпа расступилась настолько, насколько это было возможно, и Рейнис почувствовал, как кто-то буквально вырывает его из толкучки. Тут же стало легче, стрелок глубоко вздохнул, но расслабляться было рано.
— Пошли! — Властно крикнул выручивший его полицейский, и повёл незадачливого солдата прочь с вокзала. К счастью, обошлось без происшествий.
— Братец, чёрт тебя дери! Я ведь мог и не успеть! Что за глупость?! Ты же военный! — Громко и резко отчитывал Рейниса полицейский, они постепенно подходили к выходу с вокзала. Рейнис тупо молчал, не решаясь или не желая отвечать.
— Не глупи так в следующий раз! Я на тебя зла не держу, но порядок должен быть. — Уже более спокойно сказал полицейский, выведя чейнджлинга с вокзала. К нему подошёл его начальник и потребовал отчёта. Полицейский выложил всё как было, начальник бросил скорый взгляд на Рейниса, покачал головой и ушёл по делам.
— Хорошо, герр полицейский, не злись на меня, лучше покажи кабак где водители пьют, мне в родную артель надо попасть.
— А, тогда всё понятно. Иди во-он туда, в ту забегаловку, там много подобного народа, может и найдёшь там тех кто тебя подбросит. — Полицейский насмешливо улыбнулся. — Давай, беги! Чтобы глаза мои тебя не видели! — Весело крикнул чейнджлинг, быстро исчезая в толпе. Рейнис снова остался один, но теперь он знал, куда ему идти.
Заведение было обставлено до ужаса просто, на столах не было даже скатертей, пол был грязен, а официантов не было вовсе. Тем не менее, здесь было полно народу. В свете дешёвой электролампы блестели чёрные водительские кожанки, шофёры отдыхали после очередного маршрута. Так же здесь было немало тех, кто пытался намылиться в попутчики. Здесь было шумно, душно, воняло табаком и спиртом, но Рейнис не придавал этому значения. Его волновал другой вопрос: что делать дальше? Он потерянно бродил среди сидящих за столами, пока его внимание не привлекла одна компания, в которой ярко выделялся белый тулуп... Чейнджлинг сразу узнал эту одежду, а так же её носителя. Это был его земляк-охотник.
— Ну помилуйте! Не можем мы столько дать! — Возмущался белый тулуп
— Как же не можете, господа-охотнички? Шкурки небось за дорого продали, а с нашим братом делиться не хотите? — Ехидничал чейнджлинг в чёрной кожаной куртке, потягивая папироску и выдыхая дым чуть ли не прямо в нос своим собеседникам. Все уже были немного навеселе и конфликт мог вылиться в плохие последствия. Рейнис подошёл к этому столу, и бросил на него пятьсот марок. Все сидящие за столом посмотрели сначала на деньги, а потом на Рейниса. Водитель покачал головой, выплюнул бычок и удивлённо присвистнул.
— Ну здравствуй, парень. Не ждали тебя здесь. Садись, угостим. Хорошо ты нас выручил сегодня. — Сказал чейнджлинг в белом тулупе, его звали Кирис. Ему уже было немало лет, и он был ближайшим другом отца Рейниса, фактическим заместителем его в делах артели. Как и все ликтидские охотники, он не был щедр на эмоции, и доброе слово от него сошло бы за высокую ценность. С помощью Рейниса удалось договориться с шофёром, несмотря на всю его вздорность и жадность. В то время пассажирских автобусов ещё не было, приходилось добираться на грузовиках. Ульевая администрация этому не перечила, понимая что это единственный способ попасть из улья в сельскую местность. Колонны автомашин везли в ульи лес, технические культуры, шерсть и меха, иными словами — всё что производилось крестьянами. Обратно ехали грузовики с эссенцией и свежей прессой, а иногда и с чем поинтереснее, например с радиоприёмниками, которые считались большой ценностью на селе. Но были и те бауэры, которые сами ездили в улей продавать свои товары, и сами закупались в них, не дожидаясь, пока к ним в деревню приедет грузовик. Такими были охотники из артели Рейниса.
Хорошо выпив и обговорив всю ситуацию, компания из Рейниса, четверых охотников и водителя покинула заведение и направилась к автопарку. Там готовилась очередная грузовая колонна, иными словами, творился жуткий контролируемый хаос. Охотники помогли водителю загрузить ящики в машину, и сами сели в кузов. Через некоторое время автомашина уже ехала в плотной колонне по широкому шоссе. Постепенно от колонны отделялись некоторые машины, со временем она всё сильнее и сильнее редела, по мере того как водители поворачивали на свои маршруты. Пассажиры не видели окружающего пейзажа из кузова грузовика, но в этом не было проблемы, ведь зрелище было самым типичным: громадина, окружающий её пустырь, чёрно-бело-зелёная пелена леса, идущая за горизонт. Это была знаменитая Ликтидская пуща — гордость и достояние всей страны Кризалис. Большой непроходимый лес, огромный источник топлива, древесины и пушнины. Но было у этого леса ещё одно богатство — это ликтидские охотники. Первые части егерей формировались ещё во времена, когда Ликтида была независимым ульем. Тогда егерями называли добровольные иррегулярные отряды охотников, которые сражались без униформы и славились своей меткостью. Когда Кризалис объединила все земли чейнджлингов под короной Везалиполиса, егеря превратились в регулярные стрелковые части, состоящие из особо метких стрелков. Рейнису не повезло не попасть в егеря, в следствии какой-то бюрократической ошибки он попал в пехоту, оказавшись таким образом в злополучном улье Вракс, а затем примкнул к добровольцам, получив там боевое крещение.
— Слушай, Рейнис. А что ты так рано вернулся? Вроде и не дезертир, смотришь честно. Скажи, опять у нас какая крамола в армии приключилась что все из неё бегут? — Первым заговорил Кирис.
— Крамола. И крайне паршивая. Слышали что во Враксе случилось?
— Вракс? А-а, ну да. Приходил к нам почтальон, годика эдак два-полтора назад. И такую газетку нам занёс... Ужас, а не газетка. Мы её прочли значит, всею артелью, жёны поохали, мужья головами покачали... Неделя прошла, другая, и поуспокоились немного, а потом и совсем забыли. Ты же знаешь, до нас мало доходит.
— Знаю, и хорошо знаю. А дела там были... Серьёзные, хочу вам сказать. И мне в них поучаствовать довелось.
— Расскажешь чего?
— Да чего рассказывать? Не война то была, а дрянь. Отшагал я полтора годика, а потом нас всех распустили. По домам. Отвезли в этот Вракс, построили, денег дали, и пинка под зад тоже дали, чтобы проваливали побыстрее.
Самый молодой из охотников хмыкнул, остальные улыбнулись лишь глазами.
— Подвозил меня до Ликтиды один герр официр, Агриасом зовут, вот буквально час назад в одном вагоне сидели. И поезд хороший был, для богатых. С нами аж пони ехал.
— Да ты подвираешь, какие пони в наших краях?
— А такие, завалился к нам этот герр и давай с моим офицером лясы точить. Заумно так, как два профессора! А пони значит, фотографом работает. Вот устроил себе командировку по стране, хочет потом денег на этом заработать... Дур-рак он, признаться честно. Образованный, а дурак... — Рейнис сделал паузу, привычной тряски не было, машина пока ещё ехала по хорошей асфальтовой дороге. — А что у нас случилось, пока меня не было?
— Да ничего, не так уж долго мы тебя ждали. Всё как обычно. Охотимся, продаем тем кто купит. Вот недавно сарай сгорел, и дед Армис помер... А, вот ещё. Вильния замуж выходит, поэтому и торопимся мы так. Едем ночью, хоть бы к завтрашней ночи успеть... — Услышав это имя Рейнис слегка изменился в лице. — Первая красавица в артели, ты же приударял за ней, насколько я помню?
— Приударял. Было дело. А потом разошлись. Я и имя её подзабыл... — Рейнис потупил взгляд и надолго замолчал. — За кого хоть выходит? — С особенной сухостью спросил он.
— За лесоруба с соседней деревни. — Ответил Кирис, глядя в глаза своему младшему товарищу. Его взгляд был холоден, но старый охотник всё понимал. — Не волнуйся, они два сапога пара, уживутся вполне.
Рейнис не ответил на это, он в своей обычной манере смолчал.
Час тянулся за часом, земляки лишь изредка перекидывались редкими словами. Грузовик ехал долго, изредка делая короткие остановки и привалы. Водитель оказался неплохим, но грубым малым. Сегодня ему пришлось ехать в ночь, поэтому он и обошёлся зло с охотниками, которым надо было попасть домой как можно скорее. На смену вечеру и ночи пришло утро и день, постепенно содержимое кузова уменьшалось в объёме с каждой остановкой. Вот грузовик свернул на просёлочную дорогу, и машину сильно затрясло. Ещё через несколько часов водитель остановился у какого-то фольварка, все поняли, что это конечная станция. Квартет ликтидских лесников вылез из кузова, и начал помогать высыпавшим из ворот грузчикам с ящиками. Быстро управившись с грузом чейнджлинги попрощались с водителем, и продолжили свой путь пешком. Кругом уже возвышались ели и сосны, но вглубь леса ещё предстояло зайти. В районе Ликтидской пущи существовало множество деревень, артелей и прочих поселений, куда зимой добраться можно было лишь пешим ходом. Летом туда мог доехать мотоциклист. Тем временем, солнце уже начинало заходить, и следовало поторопиться. Сначала чейнджлинги шли по неплохо расчищенной дорожке, но затем стали попадаться первые невысокие сугробы. Пешая дорога длилась около двух-двух с половиной часов, и когда в густом лесном частоколе замаячили огоньки домов, небо снова было чёрным, и даже луны не было видно. Сугробы вскоре сошли на нет, вот и домики стали более различимы. Никого не было на улице, было очень холодно, но ветер гасился о кроны и стволы деревьев, грозно написавших над всем тем, что чейнджлинги смогли отвоевать у природы. Тем не менее, всё мёрзли. Рейнис поступил верно, ни разу не сняв шинели за всё время пути.
В домиках было тихо, но из одного доносился бурный говор и смех. Это был дом отца Рейниса, самый большой и крепкий, но не сильно превосходящий все остальные. Как никак, а Рейнис-старший был всего лишь "первым среди равных", и его доходы мало отличались от доходов всех остальных.
— Успели хотя бы к застолью... — С досадой проговорил один из спутников Кириса.
— Ничего, сейчас отогреемся, да и подарки при нас.
Обычный сельский дом в королевстве Кризалис был, как правило, побогаче какой-нибудь северянской избы или эквестрийской фермы. В этих краях не город вырастал из деревни, а деревня вырастали из города. Крестьяне почти всегда имели дело и достаточный личный достаток. Во многих деревнях существовали общины, располагавшие серьёзными средствами и помогавшие нуждавшимся землякам. Обычно это были практически типовые одноэтажные постройки с чердаком и подвалом, в них было две-три спальни, не считая большой прихожей, которая одновременно служила и кухней, и столовой, и праздничной горницей. Из-за особенностей чейнджлингских потребностей, любое застолье быстро переходило от дела к слову, эссенция выпивалась, и начинался разговор. Нередко, беседу подогревал старый добрый шнапс. Обсуждали всякое, даже не привыкшие к болтовне и осуждающие "пустобрёхство" бауэры за столом давали волю словам. Эссенция, умеренное количество водки, приятное общество земляков — всё располагало для беседы. Вот и здесь, в доме артельного главы гудело несколько десятков голосов. Здесь были все охотники с артели, их жёны и матери, так же присутствовала делегация из деревни лесорубов: приехал староста и три его сына, все трое были крепкими и крупными красавцами, один из них и был женихом Вильнии. В доме главы артели отмечали все крупные праздники, и свадьбу Вильнии и Мартиса, так звали лесоруба, тоже решили сыграть здесь. У чейнджлингов свадьба не была каким-то сакральным и формализованным событием, даже согласие родителей не всегда требовалось для замужества. В ульях это ограничивалось простым походом к чиновникам, изредка небольшим застольем. В деревнях же свадьбы праздновали с некоторым размахом, нередко всей деревней, с песнями, плясками и застольем. Путники успешно пропустили первые два пункта программы, так же как и торжественную часть скрепления брака. Все в итоге остались довольны, жених и невеста очень хорошо подходили друг другу.
Тут дверь распахнулась, и на пороге показалось четверо: трое в охотничьих тулупах, с сумами на спинах, один в старой солдатской шинели, обременённый лишь вещмешком. Рейнис-младший увидел длинный стол, повёрнутый к двери поперёк. Посреди стола сидели новобрачные, справа и слева от них — гости и артельские. Чейнджлинги рассказывали друг другу истории, обсуждали погоду и прочие насущные вопросы. Нередко отпускались шутки, перевёртыши смеялись, особенно те, кто был в подпитии. Завидев вошедших, все несколько приумолкли. Взгляды Рейниса и Вильнии встретились, чейнджлинг ясно видел, как её улыбка превратилась в напряжённый оскал, а красивые бирюзовые глаза скрылись, уткнувшись в тёмно-зелёную клеёнку, которой был убран стол. Рейнис спокойно снял пехотную бескозырку и размотал шарф, снял шинель и повесил её вместе со всей остальной одеждой. Когда неожиданные гости сняли свои тулупы и сели за общий стол (перед этим оттерев свои копыта от снега и грязи, разумеется), разговор возобновился. Но говорили уже не о погоде или охоте, в центр внимания попал Рейнис-младший. Его начали расспрашивать о службе, он отвечал просто и правдиво, своим землякам он врать не мог. "Попал в положение, служил в добровольцах, воевал с коммунистами, уволили раньше времени.". В ответ слышались лишь новые вопросы, и Рейнису пришлось рассказывать, что приходилось делать добровольцам во время борьбы с Ротфронтом. Кое-кто наверняка хвалился этим как герой, Рейнис же описывал это просто, сухо, с минимумом подробностей, не хвалясь и не хвастаясь. Ответом ему было молчаливое понимание собравшихся. Здесь проще относились к жизни и смерти, охотник, бьющий в лесу белку и медведя, с таким же холодным сердцем будет бить и в чейнджлинга, не говоря уже о пони и оленях. Ликтидцы так же ценили жизнь, так же сожалели о глупой необходимости братоубийства, но предпочитали не травить душу сантиментами, с угрюмым фатализмом подливая шнапс в рюмки, слушая рассказ земляка, которому не посчастливилось оказаться не в том месте и не в то время. Глупо было бы скрывать от практически родных чейнджлингов правду, ведь в деревне все про всех знают, и похождения Рейниса всё равно бы вскрылись, рано или поздно.
— В общем так, земляки. Вот вернулся к вам, ждан ли? — Докончил рассказ Рейнис, и с налёта опрокинул стакан шнапса, будто это была обычная вода.
— Ну, ждали конечно. Лучше живым, чем мёртвым, а раньше или позже — не так уж важно. А по части злодеяний, об этом плакать нечего. Ты исполнял приказы, значит был прав. Паршиво конечно, что такое с народом творится, что-ж так наша Матушка-Королева сплоховала-то... И что дальше будет? Выходит, снова придётся из леса на войну идти... — Отец Рейниса был так же невысок, строен, с чёрным панцирем и такими же ледяными изумрудными глазами. Он был не молод, по своему умён и по своему прост. Ему тоже довелось служить в армии, и повидал он совсем немало. Рейнис-старший был ликтидским егерем, и участвовал в компаниях Кризалис против тех ульев, что не хотели покориться её воле. Это время было решено забыть, вот и старый чейнджлинг очень мало о нём распространялся. Сейчас он сидел на своём месте во главе стола, курил длинную трубку, и понимал, что эти четыре года тоже уйдут в небытие, ведь народ Империи должен помнить только лучшие времена своей страны, а так же лишь мудрейшие поступки своих правителей. Старый чейнджлинг покачал головой и надолго задумался.
Посиделки продлились почти до утра. С первыми лучами рассвета, гости из деревни лесорубов принялись собираться в обратную дорогу. Вильния уходила со своим женихом, и на прощанье ей подарили немало подарков. Особенно отличились Кирис и его подопечные, что привезли из Ликтиды новенький радиоприёмник и множество всяких других безделушек. Всё это великолепие взялись тащить сыновья старосты. Рейнис-младший смотрел на это с отчуждённым спокойствием, холодный изумруд его глаз отбрасывал блики укоризны и презрения. Он спокойно препроводил процессию до выхода из деревни. Его и одного из молодых охотников назначили проводить Вильнию и лесорубов, и он согласился. Вместе они дошли до развилки, и двое охотников долго провожали глазами удаляющихся гостей. Невеста даже не обернулась и не попрощалась с артельцами.
— Скатертью дорожка этой дуре. — Полушёпотом процедил напарник Рейниса и сплюнул в снег.
— Успокойся, товарищ, нечего лишний раз её поминать. — Коротко ответил ему Рейнис, и зашагал обратно к домам.
Новый день сулил новые хлопоты, отоспавшись и насытившись, Рейнис быстро вошёл в ремесло. Один поход в лес шёл за другим, добытые шкуры продавались в улье или крестьянам с соседних деревень и фольварков. Рейниса вполне устраивал такой расклад. Можно сказать, что он был счастлив.

Одинокий солдат удалялся от двери питейного заведения. Всё осталось позади, всё было кончено. В этом месте у него не осталось ничего, кроме горечи воспоминаний. Его родные и близкие канули в Лету, его товарищи по полиции растоптаны Красной Колонной...
Вот ему попалась какая-то ночлежка. Внутри воняло сыростью, табаком и спиртом. Прямо в коридорах сидели и лежали спившиеся чейнджлинги. Это было дно. Кулекс мог бы позволить себе место получше, но он не привык тратить деньги, да и не до этого было. Расплатившись с хозяином этого заведения, солдат удалился в свою комнату. Это была настоящая каморка, внутри стоял стойкий запах чего-то мерзкого, было трудно разобрать чего. Кулекс запер дверь и завалился на топчан, почувствовав как из старого матраца выскакивают пружины. Одеялом ему послужила шинель, чейнджлинг упёрся взглядом в стену, на которой постепенно обваливалась зеленеющая штукатурка, и долго не мог заснуть.
"Что я делаю с собой? Куда мне теперь идти?" Думал он, чувствуя как пружины матраца впиваются ему в бока. "Обратно в полицию? Может быть, а куда мне ещё податься? Я всю жизнь там служил но... Что если всё это повторится?" От этой мысли Кулекс вздрогнул, он вспомнил всё: и красные знамёна, и гневные марши бастующих рабочих, и жуткое пламя обречённых, горевшее в их глазах. Полиция была беспомощна против этой монолитной силы, была бы у них хоть сотня пулемётов, они бы не остановили их в тот роковой день. Цепи были прорваны, полицейские раздавлены и растерзаны в клочья. Кулекс лишь чудом спасся, но этот день навсегда оставил на нём свой отпечаток. "Даже если так, то выбора у меня всё равно нет. Не хочется погибать, но никто и не спросит. Глупо бояться пожара, если ты сам решил ему противостоять. В полиции я буду полезен, надеюсь...". На этой мысли Кулекса наконец одолел сон. Был ли он удовлетворён этой мыслью? Или дорожная усталость наконец свалила его? Он и сам не знал. Сон был крепким, но неспокойным. Перед Кулексом вырастали хурорндские леса, он слышал стрёкот пулемётов, яростное и отчаянное "Ура", серые силуэты, подымающиеся и падающие в красный от крови снег, а на заднем плане всего этого ужаса гремел другой кошмар, старый и более жуткий: кумачовые флаги, транспаранты и толпы солдат и рабочих:

"Презренны вы в своём богатстве,
Угля и стали короли!
Вы ваши троны тунеядцы,
На наших спинах возвели.
Заводы, фабрики, палаты
-Всё нашим создано трудом.
Пора! Мы требуем возврата
Того что взято грабежом!"

Гремел их марш, тогда он звучал как приговор, неизбежный и неумолимый. Многие офицеры добровольческого корпуса позже презрительно смеялись над отчаянной борьбой уже разгромленных и побитых коммунистических отрядов, но полицейские Вракса надолго усвоили горький урок, преподнесённый им в те страшные дни. Тогда против них выступили как против вражеской армии, и разгромили наголову. Многие из них даже представить не могли, с какой яростью и ненавистью пролетариат может обойтись со служителями закона. До какого отчаяния нужно было довести народ, чтобы малейший инцидент мог спровоцировать такой взрыв? Кто был в этом виноват? Агитаторы или корпоранты, запершиеся в своих высоких шпилях и оставив своих защитников на произвол судьбы? Никто не нашёл ответа, да и не искал вовсе. Все были слишком заняты смертоубийством, чтобы задумываться о таких материях. И сейчас улей наконец оправился после всего этого, на разгоревшееся пламя плеснули кровью, и оно затухло.
Кулекс открыл глаза. Беспокойные видения рассеялись, и на смену им пришла та же упадочная атмосфера ночлежки. Чейнджлинг встал, кое-как оправился. О гигиене речи идти не могло, здесь было просто негде ей заняться. Обходя ещё не проснувшихся выпивох бывший солдат покинул это печальное место и вышел в улей.
Вракс изнутри выглядел довольно просто и бесхитростно: днём на улицах, в лифтах и на лестничных пролётах было мало народу, ведь здесь заводские смены были как правило дневными и длились 10-12 часов. Редкие чейнджлинги в простой рабочей одежде при виде Кулекса рефлекторно прижимались к стенам. Полицейские ходили нервные, постоянно оглядывались и сверлили взглядом каждого прохожего. Некоторое время Кулекс блуждал по улью, узнав у полицейских, где находится главный участок, он направился туда. Вход в главный околоток Вракса был всё ещё загорожен баррикадами, там круглосуточно дежурил пулемётный расчёт. Кулексу пришлось предъявить свои документы, так же его почти полностью обыскали. За всё время он не увидел ни одного знакомого коллеги, вокруг были сплошь молодые лица новобранцев, угрюмые и тупые, страшащиеся каждого шороха.
Пройдя вооружённую охрану, Кулекс оказался перед дежурным полицейским.
— С какой целью пожаловал, служивый? Говори сразу по делу, а то не пущу.
— Хочу в полиции служить, восстановиться в должности.
— А ты кто такой, извини за грубость? — Дежурный был лишь на несколько месяцев младше Кулекса, но по сравнению с ветераном боёв с Ротфронтом это был сущий юнец.
— Я Кулекс, служил в 210-м отделении полиции вплоть до начала беспорядков. Мой точный порядковый номер — 9990 12 1440 101 500. Академию заканчивал, служил около полутора лет. Наград не имею, взысканий тоже. Вот мои документы.
— Хм... Тяжёлый случай. Придётся лезть в архив...
— Можете ещё в гарнизонный залезть, там наверняка есть документы о добровольческой части, в которой я служил.
— Это ты сам расскажешь, нечего нам теребить вояк... — Дежурный что-то начиркал на небольшом листке бумаги. — Эй, парень! Порхни-ка в архив, вот тебе характеристика. Пусть выяснят, был ли такой полицейский. — Откуда-то показался напарник вахтёра, принял листок и двинулся куда-то в недра участка. Про себя Кулекс нашёл забавным то, что дежурный не знал имени напарника.
— Ты пока тут посиди, подожди. Пока пусть выяснят, правду ли ты сказал.
— Мне лгать смысла нет.
— Все так говорят... — Чейнджлинг достал из стола пачку сигарет и коробок спичек. Прикурил, затянулся. Этот салага чувствовал себя здесь как грифонский кайзер. Прошло некоторое время, Кулекс не считал его, думая, что это лишь увеличивает усталость от ожидания. Наконец, где-то за поворотом коридора послышались шаги. Оба чейнджлинга оживились, особенно вахтёр. Его гордыню как ветром сдуло, он тут же грубо затушил папиросу об столешницу и начал раздувать собравшееся облачко табачного дыма. Это зрелище заставило Кулекса усмехнуться.
— Кто тут курит растак вашу мать!!! — Прогремел из конца коридора суровый голос офицера. В мгновение ока он оказался вплотную к небольшому окошку вахтёра. Бедный новичок, казалось, уменьшился в размерах раза в полтора. Он посмотрел на старшего полицейского с такой жалостью и страхом, что тот даже не сразу отреагировал.
— Если ещё раз... Если ещё раз ты задымишь на посту, то я всё доложу начальству, а оно отправит тебя патрулировать подулье, всё тебе понятно!?
— Так точно герр обер-архивариус!! — Срывающимся голосом выпалил дежурный, как пружина вытягиваясь по стойке "смирно".
— Не устраивать мне тут спектакль! Где ваш солдат? Нашлась о нём информация, всё правда. Рад за него, хороший был полицейский. — Тут обер-архивариус заметил скромно сидящего на скамейке Кулекса. Они оба были очень удивлены увидеть друг друга в том виде, в котором находились.
— Пошли, парень. — Всё ещё, грубо, но уже более спокойно сказал офицер. Кулекс встал, и последовал за ним.
— Герр лейтенант, как вы уцелели? — Кулекс узнал в полицейском своего начальника, в тот роковой день они стояли в одной цепи, солдат был уверен, что старый офицер погиб.
— Чудом, наверное. Тяжело нас тогда потрепали, кого-то насмерть, кто-то увечным остался. Ты вообще куда-то пропал. Нашего околотка нет уже, распустили, сейчас там другой народ служит. Меня пожалели, отправили в архиве работать. — Они остановились. обер-архивариус обернулся на Кулекса. — Удачи в работе. Сейчас тут уже поспокойнее, а ты — молодец, дрался за правое дело. Если бы не Ларинкс, не было бы тут порядка. Сейчас тебя допросят, но это формальность. С бумагами твоими всё хорошо, не волнуйся за это.
— Благодарю вас, герр лейтенант. — Кулекс глубоко кивнул, почти поклонился офицеру. Тот отдал салют, и быстро пошёл дальше по коридору.
На допросе Кулекс подробно выложил всё: в какой бригаде служил, в каких действиях принимал участие, перечислил наизусть всё своё начальство. Его слова оказались правдой, вскоре его снова приняли в полицию, на ту же должность, но в другой район, спокойный и благоустроенный, находящийся близко к вершине Главного шпиля Вракса. На деньги, полученные при роспуске бригады Кулекс смог позволить себе небольшую квартиру. Он воспринял как большой подарок то, что его перевели сюда, ведь в вверенном ему жилблоке редко происходили какие либо происшествия. Работа полицейским была нелёгким занятием, но чейнджлинг справлялся с ним, и оно его устраивало. К нему относились как к ветерану и храбрецу, хоть это и было правдой лишь отчасти. Время пошло своим чередом, и Кулекс постепенно начал приходить к мысли, что жизнь налаживается.

Конец первой главы.

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ

• 1. Улей-арсенал, улей-кузница. Со всей страны сюда шли грузовые составы сырья и топлива, для того чтобы прокормить ненасытные утробы гигантских заводов. Враксианское оружие по праву считалось качественным и производилось в больших масштабах. Несколько шпилей были превращены в склады и гарнизоны, в которых всегда несли службу многочисленные контингенты. <br />
  В годы после Поражения во Враксе разворачивались драматические и кровавые события. Рабочие вышли на массовые забастовки и демонстрации, в гарнизонах начался большой мятеж. Несколько складов с оружием было захвачено и целый улей едва не перешёл под контроль коммунистов. Только своевременно переброшенные бригады Ларинкса и отчаянное сопротивление местной полиции позволили выдержать этот удар. Началась затяжная "крысиная война". С большим трудом добровольцам удалось выбить восставших из арсенальных шпилей и выдворить их за пределы улья. Это противостояние надолго запомнилось местным, ведь очень много непричастных пострадало из-за жестокости противоборствующих сторон. Перестрелки и уличные сражения перемежались массовыми казнями и расстрелами. Таким нехитрым образом Ларинксу удалось полностью "умиротворить" враксиан, на ярком примере показав, что будет с теми, кто посмеет подвергнуть сомнению авторитет Королевы.<br />
  С той жуткой поры прошло несколько лет, раны прошедших боёв затянулись и работа в улье закипела вновь. Большая часть бунтовщиков либо болталась в петлях, либо ушла партизанить в окрестности. Теперь, когда судьба чейнджлингского Рот Фронта уже окончательно была решена, во Вракс направлялась седьмая бригада добровольцев. Чейнджлингам должны были вручить денежные премии, они должны были сдать всё оружие и снаряжение, а потом получали право идти туда, куда глаза глядят. <br /><br />

  2. Биненштокер — житель улья.

  3. Сориф — самый северный крупный улей Империи. Расположен у берегов гигантского Ключ-Озера, по водам которого пролегает северная граница земель Кризалис. Этот улей достаточно велик и густо заселён несмотря на неприветливый климат. Здесь находятся металлургические предприятия, сорифская руда и сорифская сталь — ценный ресурс для враксианских фабрик и заводов.
  Местные жители работают не покладая копыт, они вынуждены не только производить товары на экспорт, но и поддерживать свой улей в жизнепригодном состоянии. Зима в этом краю длится очень долго. Администрации приходится обеспечивать отопление и внешнюю целостность ветшающей и сильно нагруженной конструкции. На эти задачи выделяются десятки тысяч рабочих. Эти чейнджлинги трудятся в котельнях, проверяют и ремонтируют систему отопления, укрепляют ветхие несущие каркасы и латают стены. Сориф нуждается в перестройке больше, чем любой другой улей. Он постоянно подвергается нагрузкам и его состояние постепенно приближается к аварийному. Но ни администрация, ни Везалиполис не намерены ждать исчерпания запаса прочности. В одном из первых своих декретов написанных после Поражения Кризалис объявила, что администрации улья Сориф будут выделены значительные средства, а план по полному переселению местных жителей в городскую застройку будет реализован в ближайшие восемь лет. В основном этому заявлению поверили, попытки Рот Фронта выставить декрет как лицемерную агитку в конце концов провалились. Крупных боёв в Сорифе не было, но имели место массовые забастовки и выступления, вынудившие местную верхушку пойти на уступки, не желая пилить сук на котором сидели все. Что будет, если ремонтные бригады и рабочие в котельнях не выйдут на работу? Этим вопросом корпоранты решили не задаваться и сразу выполнили требования, понимая, что применение оружия лишь усугубит ситуацию. Сейчас в Сорифе царит относительный мир и порядок. Весь улей занят постоянной работой, борьбой за свой дом. Заводчики стараются учитывать интересы народа. Премии, пособия и прочие выплаты, восьмичасовой рабочий день. Классовая солидарность здесь продиктована простым и нехитрым фактом: если произойдёт конфликт внутри общества, то приведёт он не к победе одной из сторон, а к гибели обоих.

  4. В чейнджлингских ульях освещение производится при помощи электрических (иногда газовых) фонарей и световых шахт. Световые шахты — это сложная система туннелей, линз и зеркал, позволяющие солнечному свету попадать в помещения улья. Обеспечение всего населения электричеством, дневным светом, водопроводом и канализацией входит в первоочередные задачи ульевой администрации.
  
  5. Везалиполис — блистательная столица государства Кризалис. Удачное географическое и экономическое положение сделало этот улей самым богатым в землях перевёртышей. Когда королевы Везалиполиса поняли это, то начали постепенно распространять свою власть на все остальные ульи. Кризалис быстро и триумфально завершила этот процесс. При ней Везалиполис достиг пика своего могущества. "Кантерлот севера", "Великая белая башня", "Алмаз чейнджлингских земель", вот так называли этот улей, причём и иностранные гости в том числе. Кризалис показала себя как мудрая просвещённая королева, превратив столицу государственную так же и в столицу культурную. Здесь в своё время осела большая часть творческой богемы страны. Везалиполис так же является и крупным промышленным центром. Большая часть местных заводов имеет гражданское назначение, и качество их продукции не вызывает сомнений. Со всех концов Королевства сюда идут составы, гружёные сырьём и всем необходимым. Вокруг улья начинает расти целый город, который затмит своим блеском старые громады ульев, и послужит примером для остальной страны. Столица расцветает, несмотря на последние тяжёлые ошибки своей властительницы и нестабильность в стране. Везалиполис — город контрастов, толпы бедных рабочих вкалывают на фабриках за скромную зарплату, а верхушка проводит время в праздности и увеселениях, находясь под охраной целой армии полицейских и агентов жандармерии. Разумеется, выступления и забастовки были пресечены ещё в зародыше, в отличие от Вракса здесь было довольно тихо и спокойно, хоть многие юнкера и офицеры и вступили в добровольческие части, чтобы сражаться с коммунистами.

  6. Если Везалиполис это алмаз в короне Кризалис, то Ликтида это сверкающий изумруд. Между двумя ульями всегда были сложные отношения, выражавшиеся то во вражде, то в дружбе. Ликтида тоже могла стать центром и столицей чейнджлингских земель, но упустила этот шанс. Имея выгодное торговое положение, этот улей так же считается серьёзным и важным пунктом. Однако, это скорее аграрный центр страны, улей как ни странно не имеет крупных заводов и фабрик, так как основная статья его экспорта — древесина, шерсть, меха и прочие сельско-хозяйственные товары. Производство Ликтиды не сосредоточено в одном улье, но распределено по значительной площади вокруг него. В деревнях, на фольварках и в артелях трудятся свободные вольнонаёмные рабочие, часто объединяющиеся в коллективные союзы. Здесь царит конкуренция, коммерция и меркантилизм. Корпорации хоть и имеют процент со всех этих действий, но никогда не запускают свои копыта слишком глубоко в дела рабочих коллективов и мелких сельских заводчиков. В Ликтидских землях живёт дух авантюризма и свободы, даже знаменитые ликтидские егеря изначально были полностью иррегулярным формированием. Однако, невзгоды пришедшие за Поражением не обошли стороной эти края. Близость к Везалиполису помогла справиться с зарождающимися протестами, но начальство улья видимо решило постепенно закручивать гайки. Чем это всё закончится? Пока неизвестно, но над миром уже сгущается тень, и Ликтиду не обойдут стороной грядущие события…