Четверо товарищей

Четверо товарищей. Глава V: Указ.

Снег укутал лес толстой зимней шубой. Природа спала крепким сном вот уже четыре месяца. Редкий звук потревожит покой Пущи, редкая тварь прошмыгнёт меж древних стволов, ища пропитания и спасенья от мороза.
Грянул гром. Снег осыпался с разлапистых елей, птицы с криком взмыли в воздух. Покой нарушен, а виновник встаёт из сугроба, закидывая на спину дымящееся ружьё. На нём серый полушубок и ушанка, скроенная на ликтидский фасон. Чейнджлинг пересёк небольшую поляну и оказался у соседней сосны. Там под веткой лежало серое тельце подстреленной им белки. Он склонился и осмотрел её: точно в глаз, шкурка не испорчена, если товарищи добудут ещё — выручка будет приличная.
Рейнис с утра ходил по лесу, и эта добыча была его единственной на сегодня. Вялое северное солнце стояло в зените: пора возвращаться к лагерю...
— Молодец! — рейнис-старший осматривал добытую сыном белку. — Не хуже деда бьёшь, а то и лучше.
Рейнис кивнул в ответ на похвалу. Небольшой охотничий лагерь расположился на маленькой поляне между четырьмя большими деревьями. Перевёртыши уже второй день были в лесу, этот поход был одним из многих за эту зиму. Не слишком удачный, не слишком провальный, но необходимый для заработка. Охотники пересчитывали свою добычу, хвалились своим мастерством: Артис был не единственным талантливым стрелком в артели, и назвать его лучшим из лучших было трудно.
С давнего времени ликтидские охотники специализировались на мелком звере с дорогим мехом. Белки, соболя, куницы и норки водились в Ликтидской Пуще в огромном числе, и не переводились со временем, ведь местные знали меру и не стреляли животных больше положенного. Вот и в этот раз полуторадневный поход завершился закономерной добычей. Чейнджлинги передохнули у костра, подкрепились и стали собираться назад. Не всегда здесь им нужен был мех. Перевёртыш может питаться не только эссенцией, но и мясом, хоть и меньше насыщается от него. Обычно из ульев в деревни доставляли достаточно эссенции, но бывало время, когда чейнджлингам приходилось добывать пищу по старинке — охотой на дичь.
Небольшой отряд шёл по одной им известной тропке. Путники двигались след-в-след, по старой привычке, чтобы скрывать своё число. Рейнис-младший замыкал колонну, ему как самому молодому в группе, полагалось нести большую часть скарба. Ему было не впервой, да и делалось это не в обиду, а по традиции.
Вот вдали показались дымные струи охотничьей артели.
— Много выпало снегу... — тяжело дыша проговорил Кирис. — Старшой, будем в этом году за мясом ходить?
— Неясно ешё, старина. Посмотрим, если дорогу совсем занесёт — будем ходить. Накладное это дело, знаешь ли.
— Накладное то накладное, а мы таки в глуши стоим, не на проходном двору. Надо озаботится.
— Стало быть, надо. — тем временем, охотники уже оказались совсем на окраине артели. Там кипела обычная деятельность: кто-то стирал и сушил одежду, другая группа охотников уже пришла, снятая с их добычи шкура была так же развешана для просушки; жёны охотников своё дело знали, без них не прожила бы эта артель, да и весь нехитрый народ Пущи не мог обойтись без таких помощниц.
— Растяпы... — протянул один из охотников, рассматривая шкуры. В одной из них ясно виднелась дыра от пули.
— Молодёжь, тут ничего не поделаешь. — ответил ему другой. — Дело времени, я бы сказал, ещё научатся.
— Учились бы побыстрее. А то портят мех. — буркнул чейнджлинг в ответ. Он был в дурном настроении: сегодня, ему не удалось добыть ничего. Он был уже довольно стар и глаз его терял былую меткость...
Вернувшийся отряд Рейниса-старшего радостно приветствовали. Добытого зверя оставили на попечительстве артельщиц, а сами охотники либо разошлись по домам, либо собрались в компании, и начали обсуждать события последнего похода. Кому-то повезло больше, кому-то не повезло вообще. Трофеи всех охотников были собраны вместе: завтра или послезавтра предстоял очередной выезд в Улей.
Рейнис-младший молча сидел под окнами своего дома, наблюдая за тем, что творится вокруг. По нему было трудно сказать, что он думал и чувствовал. Просидев так немного времени, чейнджлинг встал и зашёл в дом.
В Большой комнате дома Рейниса-старшего шёл совет. За тем же столом, что и в тот вечер, когда играли свадьбу Вильнии. На этот раз собрание было не праздничным, а самым что ни на есть серьёзным. Обсуждался предстоящий поход, а именно: кого туда отправить, что покупать в Улье и всё в этом духе. Здесь присутствовали все самые старшие охотники и их жёны, те участвовали в обсуждении наравне с мужьями, ведь они полностью отвечали за хозяйство в артели и их выслушивали как равных, понимая всю важность их роли в общем деле.
— Нужно купить побольше эссенции, чтобы хватило впрок. — Держал речь Кирис. — Если снегопады продолжаться, нас может отрезать от внешнего мира.
— Соглашусь с тобой. — Ответил ему Вильнис. — Тогда надо не только эссенции, но и жеканов впрок заготовить. Надо ещё с другими артелями и деревнями совет держать, вместе ходить на зверя. В той деревушке, куда я Вильнию выдал тоже охотник есть, пусть и мельче нашего. От артелей Ариаса и Кунерса тоже можно помощи ждать, как никак близко, пешим ходом дойти можно...
Рейнис спокойно слушал беседу старших товарищей, примостясь на лавке в углу. За эти несколько месяцев он видел немало таких собраний. Ему было по нраву всё, что происходило в его жизни после возвращения из Вракса. Он был там, где родился и где был нужен. Что ему ещё было необходимо? Периодически до артели доходили новости. В газетах писали, что страна всё крепчает, что народ умиротворён, что был достигнут какой-то "классовый мир"(знать бы ещё, что это за штука такая...), что всё теперь стабильно и радостно. Всей артелью они слушали обращение Кризалис по радио и искренне верили каждому её слову. Но жизнь их была вдалеке от шумных и бурных ульев, где постоянно что-то происходило и постоянно что-то обсуждалось. Здесь было тихо и спокойно, как пожалуй и во всех окрестностях Ликтиды, да и в ней самой. Один Рейнис побывал в большом мире за пределами ликтидских краёв. Он видел и чадящий заводскими трубами Вракс, и ещё более тихий чем Ликтида Хурорнд. А ещё, он видел войну, войну страшную и кровавую, войну, где братство, честь и совесть ничего не значили. Войну, которая шла не во имя выживания и славы Родины, но для достижения чьих-то непонятных и жестоких интересов. Противоестественная война против своих же сограждан, овеянная знамёнами пространных лозунгов и идей, смутных слухов и глупых домыслов, шедшая не на жизнь, а насмерть, с изуверством, которое дало бы фору самым длительным и кровавым войнам Старой Грифонии. Рейнис не желал помнить это время, в его мыслях остался лишь один образ: заполненная солдатами забегаловка, четверо перевёртышей сидят за столом и пьют. Агриас, Артис, Кулекс и он сам. Старые товарищи вместе, в последний раз…
— Хорошо. Думаю, это решили. У фрау есть какие-то замечания?
— Твоей жене бы новый шарф купить, скоро наша годовщина... — Шутливо заметила мать Рейниса-младшего.
— Это успеется, душа моя. А что ещё? Может что по хозяйству?
— Да по хозяйству, пожалуй, и не нужно ничего. Если что, можно и до соседей ближних дойти, зачем в Улей за ложками да тазами таскаться? — Ответила жена Кириса, жена Рейниса-старшего кивнула, в знак согласия.
— Да... Вам там только платочки да кулончики нужны! Где вам только в них показаться? Нынче зима снежная, можем так в глуши и просидеть до весны!.. — начал было Кирис, но жена его смерила его таким взглядом, что тот тут же оробел и смолк.
— Он в чём-то прав. Вам точно там ничего не нужно?
— Нет, ничего серьёзного. В конце концов, не за одну себя говорю. Вы, господа хорошие, редко в домах бываете, а мы уж почаще вашего.
— Ладно. Решили, стало быть, а то переругаетесь ещё тут...
Чейнджлинги разошлись. Рейнис не вмешивался в этот разговор, да и разговор обычно шёл об одном и том же, с незначительными изменениями. У него не было вопросов к тем, кто принимал эти нехитрые решения. Он знал, что они правы и был тем доволен. Не дожидаясь, пока на него обратят внимание, он снова вышел на улицу. В артели всегда было чем заняться с точки зрения работы. Не ленился в этом случае и Рейнис. Он был молод, и на него валили немалую часть обязанностей. Он считал, что это справедливо и оправданно.
— Рейнис! — только тот вышел на улицу, а его уже окликнул один из пожилых охотников. — Надо бы воды в дом натаскать. Я своего сына пошлю, да он слабоват малость. Поможешь?
Рейнис просто кивнул головой. Он давно знал и самого охотника, и его сына.
Двое чейнджлингов топало по снегу. Они мало отличались друг от друга, разве что один из них был меньше ростом и ступал не так уверенно.
— Слушай, а ты белку стрелял?
— Стрелял.
— А куницу?
— Было дело, один раз. Промазал.
— Как так?
— Молодой был, помельче твоего.
— А я... а я пока не добыл никого. Вроде и в походы уже хожу, и стреляю неплохо. А вот всё нет и нет! Не везёт и всё тут...
— Тут дело не в удаче. — Рейнис вздохнул. Он не любил вот таких вот "приставал". — Тут дело в тебе. Что-то ты делаешь не так, где-то у тебя ошибка, понимаешь? Присмотрись, подумай, испроси у старших товарищей. Нас в армии учили, что стрельба — суть есть математика и физика, что стрелять — значит думать, считать, прикидывать головой, куда попадёт твоя пуля. Не видишь во что бить — смотри лучше. Зверь хоть и меняет шкуру, но опытный стрелок его как чёрное на белом приметит. Удача — дура и обманщица. Не удачей дела делают, а умом, сноровкой.
— Эх, вот бы мне это сначала сказали! Ладно, ты прав, товарищ. Ты старше, опытнее. Да и не только на охоте стрелял, верно ведь?
— Верно... Не только на охоте...
Рядом с поселением охотников бил ключ. Он был небольшой, и холодной зимой серьёзно промерзал. Чейнджлинги взяли с собой не только вёдра с коромыслами. Рейнис тащил с собой тяжёлую увесистую палку. Вот и он: небольшое замёрзшее озерцо, покрытое толстым льдом. Рейнис снял с себя вёдра, коромысло, встал на задние копыта и зажал в передних палку.
— Вот так в армии бьют прикладом. — бросил он товарищу, чуть замахнулся и ударил толстым концом палки аккурат в центр озерца. Лёд не выдержал и треснул, послышалось бульканье холодной родниковой воды. Дальше дело было за малым: было набрано четыре полных ведра, и двое охотников двинулись назад, на этот раз — более медленно и осторожно, чтобы холодная вода не расплескалась. На этот раз шли молча. Рейнис был мрачен, его поглотили воспоминания. Он снова оказался на чердаке того дома, перед ним лежал всё тот же ротфронтовец с разбитой головой. Такой же чейнджлинг! Его сородич! Он храбрился перед смертью, поносил всё и всех вокруг с беспомощным отчаянием. И вот гремит выстрел, он оседает на пол с застывшим проклятьем в груди. Это сделал Кулекс, странный паренёк: вроде почти трус, но убивать не боялся... Дурацкие мысли, а этот малой... Он глупый как бельчонок, и не держит за зубами языка. Но, может быть, и выйдет из него толк. Кто он такой чтобы раздавать ярлыки тем, кто трудится бок о бок с остальными, кто делает общую пользу для артели. Выучится, ничего...
Вот и дома артели, они пришли сильно затемно: старые часики Рейниса показывали без десяти минут девять. У домов никого не было: все опять собрались у Рейниса-старшего, там стояло радио и по вечерам чейнджлинги его слушали. Это была своеобразная традиция. Раньше в деревне лишь небольшое число чейнджлингов было грамотным, поэтому когда до них доходила какая-то корреспонденция, то все собирались дома у кого-то грамотного, и внимательно слушали содержание газет. В нынешнее время все уже обучились грамоте, и собираться стали у того, кто имел радио.
В большой комнате было натоплено, и даже немного душновато. Артельщики расселись по краям помещения, на лавках и стульях. На столе стоял радиоприёмник, Рейнис-старший поприветствовал вошедшего Рейниса и Юргиса (так звали парня, с которым он ходил носить воду), молодые оставили у дома Юргиса воду, и почти прибежали сюда. Снаружи уже сильно подмораживало и задувало: ночью скорее всего будет метель.
Рейнис-старший умел обращаться с радиотехникой, и у него это хорошо получалось. Говорили, что в молодости, после военной службы он какое-то время учился то-ли во Враксе, то ли в Диртрисиуме, и с тех пор знал толк в различных приёмниках. Тот, что сейчас стоял на столе был очень дешёвым и простым, ловящим только определённые частоты. Массовое производство таких устройств преподносилась как "Высокое благодушие Её Королевско-Императрического величества перед народом своим". Приёмник был включён, начались помехи, которые быстро сменились голосом диктора:

"На днях, в окрестностях Ликтиды завершилось строительство крупной целлюлозно-бумажной фабрики. Эта масштабная стройка уже предоставила множество рабочих мест, и сможет обеспечить ещё больше в будущем, благотворно повлиять на разрежение улья, переселение ликтидцев в более благоприятные условия проживания..."

— Давно пора, а то живут уже друг у друга на загривках... — сказал кто-то, ему одобрительно покивали. Диктор продолжил рассказывать о том, что и в каких ульях было построено. Коснулись немного и погодных новостей: обещали снежную и холодную зиму, это итак понимали опытные и наблюдательные чейнджлинги-крестьяне. Слушали молча, но изредка кто-то делал замечания, которые часто бывали и не нужны.
"Сегодня, прошло окончательное совещания Королевы со своим советом министров. Взвесив все выводы и предложения, был принят ряд значительных решений..."

Все резко замерли, сосредоточились: это была самая важная часть трансляции, чейнджлинги по всей стране уже давно ждали чего-то важного, ждали исполнения своих надежд, надеялись на милость своей власти.
"... Высочайшей волей был учреждён был Трудовой кодекс — свод законов для регуляции отношений между рабочим и работодателем. В нём много пунктов, но самыми важными можно считать повсеместное введение восьмичасового рабочего дня, учреждение обязательных пенсий для достигших преклонного возраста, денежных пособий для пострадавших на производстве и иные выплаты сверх заработной платы. Так же, был издан указ о создании Всенародного Рабочего Фронта — профсоюзной организации, для цивилизованного посредничества рабочих и работодателей, и защиты интересов первых перед последними. Филиалы Фронта будут созданы во всех крупных поселениях, где есть фабричное, заводское, на основе фольварков или иного рода производство..."

— Хехе, забавно там биненштокерам живётся. — улыбнулся один из молодых.
— Ага, смешнее некуда. — ответил ему Кирис. — Только вот доводилось мне общаться с рабочими и иным народом что пониже... В общем, дельно решила Матушка, нас это вряд-ли касаться должно, но для других это помощь и милость большая.
А диктор тем временем продолжал. Закончив довольно длинный перечень нововведений по части рабочего законодательства, диктор сделал паузу. Её почти не заметили, чейнджлинги вполголоса толковали о том, что было ими услышано. Рейнис был спокоен, он сидел у порога в расстёгнутом тулупе. Ему не хотелось шутить и обсуждать то, что касалось политики. Пауза закончилась, передохнувший от долгой речи диктор снова начал читать. "Эх, поставили бы туда нашего гармониста! Тот по пять часов к ряду дудел, и духа хватало...", промелькнуло в голове у Рейниса, он вспомнил вагоны-теплушки, тесную гурьбу в серых шинелях и хлёсткую неунывающую песенку "Лора, Лора, Лора!..".

"Экономика нашей страны крепнет день ото дня. Уже давно установлен мир и порядок, раны прошлого залечены и посягательства врагов отражены. Но иностранные державы в будущем явно не упустят возможности для агрессии по отношению к нам. Нужно быть готовыми к тому, что Эквестрия и Оления перейдут черту наших национальных интересов. Поэтому, Её Королевско-Императрическое величество декларирует: срок военной службы укоротить с шести до трёх лет, по Королевскому Указу в войска призываются все чейнджлинги мужского пола, в возрасте от 18-ти до 25-ти лет. Все чейнджлинги в возрасте от 18 до 35 лет, кто был уволен в запас после прохождения службы должны вновь явиться на призывные пункты и вступить в ряды вооружённых сил."

Снова раздалось глухое молчание. Рейнис-старший встал, выключил радио и грузно опустился на студ. Кто-то потупился в пол, кто-то молча переглядывался, глазами пытаясь выпытать смысл того, что они только что услышали. На этот раз их действительно "коснулось", и "коснулось" серьёзно. В категорию "от 18-ти до 25-ти лет" попадали почти все молодые охотники в артели. Имелись и "резервисты", но все они вышли из призывного возраста, кроме одного... Рейнис всё так же сидел на лавке у порога, он смотрел на своего отца, сидящего за столом. Смотрел с видимым спокойствием, но что он думал в этот момент?
— Что же... Что же теперь делать будем? — Наконец прервал тишину Кирис. В этот момент Рейнис-младший понял, что все в комнате смотрят на его отца. Не с мольбой, не со страданием, а с простым вопросом "Что теперь?".
Под тяжестью чужих глаз Рейнис старший понурил голову. Он, уже пожилой чейнджлинг тяжело и натужно обдумывал произошедшее. Наконец, он встал, и оглядел всех собравшихся.
— Товарищи... — ровно проговорил он. — Выбор, как понимаете, у нас маловат. Не одну шкуру да лес дарит Пуща, но и нас, охотников. Если придётся вновь постоять за Родину, значит будем стоять, как и предки наши. — Он сделал паузу, снова оглядел присутствующих. Все слушали, не было ни гнева, ни возмущения. — Идти в армию, значит идти.
Никто не возражал, никто не соглашался. Чейнджлинги в подобные моменты всегда впадали в ступор. С одной стороны, им только что объявили, что все их зрелые сыновья должны покинуть артель, что они нужны где-то далеко, для каких-то великих замыслов, что они уходят, и могут не вернуться вовсе... Но с другой стороны стояла непреклонность королевского указа. Веками и тысячелетиями этот народ муштровали, дрессировали, учили подчиняться высшей власти, независимо от справедливости её решений. И сейчас, когда эта высшая власть перечила их интересам, они колебались. Молчание висело уже слишком долго, видимо от того, кто-то просто принял всё как факт и уже смирился, кому-то просто было нечего сказать. Рейнис-старший снова понурил голову, и объявил, что пора расходиться по домам.
Спустя некоторое время в большой комнате осталось лишь двое: отец и сын. Рейниса-старшего колотила мелкая дрожь
— Вот так всё и случается... — Почти прошептал он, всё ещё не решаясь поднять взгляд. В нём не было видно спокойного и ответственного главы артели, оптимистичного и весёлого охотника, которого уважала и знала вся округа. Перед Рейнисом-младшим сидел разбитый, сломленный единственным всевластным словом перевёртыш, не первая и не последняя жертва во имя "лучшего будущего". — Был у меня сын, и нет у меня сына... Думал насмотрюсь на тебя ещё, внуков твоих увижу, а нет вот...
Рейнис-младший встал, подошёл к столу, за которым сидел его родитель: тот, кого он уважал и ценил всю жизнь. Он взглянул к отцу в глаза: зелёные, изумрудные, точно такие же как у него. Они блестели пораженческим, подавленным блеском, как осколки расколотого стекла.
— Прости меня, папа. Но выбора нет. — Рейнис-младший удивился мягкости собственных выражений. — Если будет война — я вернусь домой, даю слово.
— Не надо слов. — К Рейнису-старшему возвращалась его твёрдость. — Я знаю, какого это, говорят сначала "Вернусь, обещаю", а потом и возвращать нечего, от траншейной стенки ложкой в котелок соскребать. Не пустил бы тебя, если бы можно было. — он встал из-за стола. — "Не только шкуру да лес дарит Пуща, но и нас, охотников...", повторил он собственные слова. Утро вечера мудренее, завтра будем в Улей собираться, да по иным делам думать. Нечего слёзы лить, это правда.
Закончив разговор, оба чейнджлинга разошлись по комнатам(мать Рейниса-младшего к тому моменту уже спала). Ночь была тихой и тёмной, ветер подул и перестал, метель так и не началась. Рейнис-младший лежал на своём топчане и не мог заснуть. Он только сегодня вернулся из похода, но отчего-то не чувствовал усталости. Новость о новом военном призыве возбудила его, он чётко почувствовал, как проходит граница между тихой жизнью и неизвестностью. Завтра он покинет родной дом, вступит в ряды ликтидских егерей, будет нести тяжкую службу и может быть погибнет. Сколько таких было до него? Сколькими сынами пожертвовала Ликтида ради интересов королев и ульевых шишек?
В окно проник слабый лунный свет, тут же скрытый наплывшей тучей. Рейнис ещё немного подумал, затем встал с топчана и тихо вышел из комнаты. Надев тулуп и шапку, он оказался на улице, и тут же быстро двинулся в одном ему известном направлении. Ночь была не чёрной, скорее серо-синей. Луна отсвечивала от белых шапок на деревьях и домах. Рейнис хорошо видел свою дорогу.
Небольшая тропинка вывела его из артели, и увлекла в лес. Тяжёлые от снега лапы старых елей опускались к самой земле, ветер завывал в их кронах. Чейнджлинг же продолжал быстро идти, не обращая на то внимания. Снег здесь был не очень глубок, лес же вскоре начал постепенно редеть. Эта тропинка была хорошо знакома всем местным, она связывала два охотничьих поселения. Ей пользовались редко, только в случае если от ближайших соседей что-то сильно понадобилось. Для Рейниса же эта тропа была особенной, впрочем, не только для него. Охотник шёл вперёд и ясно видел свою цель, знал, что она явится.
Лес совсем отступил, и Рейнис вышел на вырубленную поляну. Снег прятал ямы от выкорчеванных пней, из-под него пробивалась полугодовая молодая поросль. Лишь одно дерево возвышалось посреди пустыря — древняя, высокая сосна. Лесорубы из местных деревень принципиально не трогали это могучее дерево. Ходили легенды, что её не берёт ни одна пила.
Именно это место и было местом встречи для них. Рейнис увидел: под деревом стояла тёмная фигурка. Он двинулся к ней. Рейнис был сам не свой, он был рад и опечален одновременно, но не выражал этого. Встреча была тихой, они крепко обнялись.
— Я тоже слышала эту радиопередачу. — Сдержанно начала она. Рейнис посмотрел в её лицо, попавшее в свет вышедшей из-за тучи луны: два по-ликтидски зелёных глаза блестели как изумруды от стоящих в них слёз. Она не плакала, потому что считала это за позор.
— Завтра я ухожу в улей. А оттуда — в армию. — Так же спокойно ответил Рейнис, повесив голову. — Я вернусь домой живым, ради тебя. Глупо просить тебя не волноваться.
— Обидно даже. — Она улыбнулась, обнажив красивые белые зубы. По её щеке прокатилась одинокая слеза. Рейнис снова обнял её, уткнувшись носом в большой шерстяной платок, который она носила. Они стояли так долго, не думая отпускать. Прощаясь, может быть, навечно. Они оба не любили слов и имели свою гордость, оба были слишком тверды чтобы бурлить эмоциями в час разлуки. Рейнис хотел просить отца о браке, но сегодняшний вечер всё перечеркнул. Они расстанутся, так и не сошедшись. Объятия распались, и две серых фигурки двинулись в разные стороны. Снова начал крепчать ветер, Рейнис шёл через поднимающуюся позёмку, навстречу полной неизвестности.