Лишняя

30. Яд для души

Что же… Позитивные главы закончились. Уж не знаю, ковид тому стал причиной или просто общий упадок настроения по осени, но… Надеюсь только, что я не растерял атмосферу МЛП окончательно.

— Проклятье…

Я, под шум воды из крана, мрачно рассматривал себя в зеркале. Отражение с усталым раздражённым отупением так же мрачно смотрело в ответ покрасневшими глазами с опухшими веками.

Я вздохнул и снова плеснул себе в лицо прохладной водой. С силой зажмурился, проморгался. Без толку. Вырубил воду, наскоро промокнул шёрстку полотенцем и выполз из ванной, едва не споткнувшись о порог.

— Всё в порядке? — неуверенно пряча взгляд подошла Твайлайт.

— Разумеется, всё просто замечательно! Или не видно?! — нацепив идиотскую лыбу, ядовито выплюнул я.

Твай вжала голову в плечи.

«Она не виновата в происходящем. Всего лишь побеспокоилась о тебе!» — мысленно уязвил я себя.

— Прости, Твайлайт. Сама уже не своя, — вздохнул я.

— Понимаю, — тоже вздохнула кобылка.

— Нашла что-нибудь ещё?

— Ничего, — понурилась она. — И… Я написала обо всём принцессе Селестии. Извини, я знаю, что ты не хотела…

— Ничего, проехали. После сегодняшней ночи я, честно говоря уже не уверена, что это — плохая идея… — скривившись, помассировал я простреливший болью висок.

— Как спалось в подвале? Ох, это даже звучит ужасно…

— А как ты думаешь? — криво усмехнулся я. — Так же, как и в любом другом месте теперь: никак.

— Извини…

— Да брось. Скажи лучше, тебе-то теперь нормально спалось? Не зря я туда переехала?

— Нормально, — неловко потупилась единорожка, которую явно не вдохновлял мой переезд под землю. Не знаю, чего она так… Подвал у «Золотого дуба» был загляденье, по большому счёту, мало чем отличаясь от всей остальной библиотеки. Разве что окон не было.

Пожалуй, куда большую роль здесь играло то, что переехал я туда не от хорошей жизни.

Меня буквально убивали ночные кошмары. То, что с неделю назад началось просто как какие-то беспокойные сны, которые не получалось вспомнить наутро, два дня назад превратилось в такую жесть, что меня в четыре утра насилу разбудила белая, как мел, Твайлайт, глотающая слёзы и пребывающая в откровенном ужасе. Помогавший ей Спайк выглядел не сильно лучше. Про меня и говорить нечего… Остаток ночи я провёл на кухне, глуша стакан за стаканом чай с успокоительными травками и читая какую-то бессмысленную романтическую лабуду, а вернее — бездумно скользя по тексту глазами, совершенно не воспринимая написанное. До вечера я больше так и не заснул. Боялся снова увидеть во сне прошлое. Одиночество, безумие и луну.

А следующей ночью всё повторилось снова. Снова странное, безумно чёткое осознание того, что ты во сне… И воспоминания, задвинутые в самый дальний угол памяти, несущие с собой чувства и ощущения.

Твайлайт собиралась Тие сразу написать — отговорил. Наверное, зря… Утром собрал вещички и съехал в подвал, чтобы не будить других страшными стонами, криками и скрипом зубов.

Сука, я уже третьи сутки не сплю, считай… Четвёртые. Третьи?.. А-а, бляха, какая разница…

Всё то, что я старательно обходил стороной даже мысленно, всё же добралось до меня во сне, и что теперь с этим делать я не представлял совершенно. Лучше бы снился дом, как тогда… О нём вспоминать печально, но от воспоминаний Найтмер просто воешь от страха и безысходности. Не знаю, на сколько меня ещё хватит…

Но знаю, кому я обязан столь «весёлыми» ночами: здесь живёт только одна пони, умеющая управлять снами других, и как раз она — вот совпадение! — совсем не против сплясать у меня на могиле! И ведь бьёт, скотина, по самому больному! Понимает, насколько тяжело было пережить её предательство — и просто напоминает об этом. Какая же ты тварь, Луна… Видела бы Тия, что ты из себя представляешь…

— Найтмер, там завтрак готов… Идём, тебе надо поесть, — осторожно дотронулась до меня Твайлайт.

Я, хмуро взглянув на единорожку, кивнул и, не удержав душераздирающий зевок, двинулся за ней.

Изобразив приветствие Спайку, я плюхнулся на табурет и, закинув в рот первую ложку каши, принялся бездумно её перемалывать, не чувствуя вкуса. Тупо хотелось спать. Но перспектива закрыв глаза вновь оказаться в самых тёмных и жутких уголках своего прошлого заставляла держать голову прямо и не позволять векам закрываться.

— Найтмер!

— А? — включился в реальность я, поняв, что зовут уже, кажется, в третий раз.

— Ты просила напомнить, что сегодня собиралась зайти к Рарити, — сочувственно взглянула Твайлайт.

— Ага, спасибо, — вяло кивнул я, внутренне поморщившись. Тренировка по телекинезу же… Толку только с неё сейчас, когда я в таком состоянии…

Дожевав кашу и наскоро запив её чаем, я направился к себе. На автомате поднялся до середины лестницы, выругался, развернулся. В подвал же теперь… Привычно нацепил броню и неизменные сумки, надел шлем. С отрешённой усмешкой взглянул на то, что осталось — постель на туристическом коврике, а всё остальное имущество — на мне…

На первом этаже меня вновь встретила Твайлайт.

— Найтмер, извини, что раньше забыла сказать… Погодники же сегодня грозу обещали, как раз после завтрака… — замялась единорожка. За окнами и правда было сумрачно: по-местному небольшие свинцовые тучки закрывали солнце и грозили вылиться на землю в самое ближайшее время.

— Пофиг, — безразлично отмахнулся я крылом. — Не сахар, не растаю.

— Может, лучше не пойдёшь? Тебе бы отдох… нуть… Ох, прости… — осеклась на последних словах кобылка, прижав ушки.

— Что угодно лучше таких снов, — буркнул я и, распахнув дверь, вышел за порог, навстречу сильному предгрозовому ветру, несущему с собой сырость и духоту. Помню, при таком ветре всегда жалел об отсутствии у себя длинного пафосного плаща…

Где-то со стороны Кантерлотских гор сверкнула вспышка молнии и пророкотал гром, на нос упала первая капля. Народ стремительно исчезал с улиц, и вскоре я цокал по брусчатке лишь в компании ветра, гоняющего по улицам листья, ветки да унесённый из чьего-то окна какой-то кусок ткани, и постепенно набирающего силу дождя.

…

— Найтмер! — охнула Рарити, едва открыв дверь. — Ты же совсем промокла! Заходи скорее, дорогуша, я сейчас приготовлю чай! — единорожка посторонилась, впуская меня внутрь, а затем умчалась на кухню.

Мои губы тронула улыбка: приятно, всё-таки, когда вот так встречают… Привычно отряхнувшись от холодной воды, я двинулся следом за Рарити, только сейчас начиная чувствовать, что и правда здорово продрог под дождём и ветром. А ещё попав в тепло организм начал стремительно засыпать… Зараза! Я яростно тряхнул головой, пытаясь прогнать навалившуюся сонливость. А сейчас ещё чая тёплого выпью — и точно упаду…

Поздоровавшись с выглянувшей с лестницы посмотреть, кто пришёл Свити, я, отчаянно зевая и подволакивая слабеющие с каждым шагом ноги, вполз на кухню, где поспешил устроиться за столом и уложить на него тяжелеющую голову, вполглаза наблюдая за суетящейся единорожкой. Картинка почему-то начала темнеть и уплывать куда-то вбок, пока не настала полная темнота. Нет — тьма. Кромешная, плотная тьма, которую, казалось, можно резать ножом, сопровождаемая настойчивым ощущением взгляда в спину. Я обернулся. Никого. Полная тишина и безмолвие — лишь клубящийся вокруг мрак и всё то же чувство чужого недоброго взгляда. Я обернулся снова: на мгновение показалось, что что-то мелькнуло в темноте…

Подожди. Я сплю. Проклятье! Вырубило…

Казалось, осознание этого должно было успокоить, задавив растущее беспокойство, но… Как заставить себя проснуться я всё равно не знал, зато знал, что сон, рано или поздно, приведёт меня в самые мрачные и тёмные уголки моей памяти…

Что-то холодное и гадкое неожиданно коснулось бока, заставив меня отскочить в сторону…

…чтобы с грохотом распластаться на полу, чувствительно приложившись челюстью и рёбрами и ощущая, как в висках бухает сердце.

— Найтмер! — подскочила ко мне обеспокоенная Рарити. — Ты как?

— Вырубаюсь, — устроился я на место, благодарно кивнув помогшей мне кобылке.

— Кошмары так и мучают? — сочувствующе взглянула она. — Как жаль, что я ничем не могу тебе помочь! Это ужасно!

Единорожка, вздохнув, осторожно обняла меня, пытаясь как-то поддержать.

Да… Тогда, после того случая с рисунком, мы долго с ней проговорили… Я выложил Рарити почти всё, умолчав лишь нюансы происхождения личности, теперь живущей в теле Найтмер Мун. Кажется, до самой ночи потом в обнимку проревели… Как ни странно, стало немного легче, да и осознание того, что есть кто-то, кто знает — и кому не всё равно — грело душу. И про кошмары, когда те повадились меня посещать, я тоже ей рассказал…

— Вот, возьми, — тем временем поставила передо мной пиалу горячего напитка Рарити.

— Спасибо, — кивнул я и осторожно пригубил распространяющий мягкий аромат чай. — М-м…

— Может, принести тебе плед? — мне неуверенно потрогали спину.

— И так нормально, — мысленно отмахнулся я. — Не хочу заснуть опять.

— Ладно… Ох, и почему только я не могу ничем тебе помочь? — расстроенно вздохнула единорожка, усаживаясь напротив. — Может, успокоительного чая? Или, может, у меня, вроде бы, было снотворное?..

— Бесполезно. Заснуть — засыпаешь, но от кошмаров это не помогает совершенно, — скривился я. — Пробовали уже с Твайлайт. Она, правда, Селестии письмо написала — может, принцесса чего посоветует… Но пока она не ответила, лучшее, что я могу придумать — стараться вообще не спать, — невесело подытожил я и опрокинул в себя остатки чая. — Спасибо.

— Это ужасно… — жалостливо взглянула на меня Рарити.

Да-а… Забавно, что именно Рарити во многом сделала моё существование здесь более терпимым. Вот уж не думал, что более-менее поладить получится именно с ней: в каноне она всегда казалась мне притянутой за хвост со своей «щедростью» и не находила в моих глазах понимания. И поди ж ты… И это её спа оказалось чем-то довольно приятным, и помощь в освоении телекинеза… И беспокойство обо мне выглядит так искренне… Ладно, мне, конечно, весьма хреново, но сливаться я не собираюсь.

— Не знаю, надолго ли меня ещё хватит, но если Луна рассчитывает, что я от этого приползу к ней на брюхе и позволю делать с собой что угодно, лишь бы всё закончилось — она очень ошибается, — мрачно усмехнулся я, поднимаясь из-за стола.

— Я, конечно, понимаю, но… Ты так уверена, что это именно принцесса Луна… — задумчиво прикусила губу единорожка, проводив меня взглядом.

— А кто?! — уставился я на неё. — Уж извини, пони с возможностями шариться по чужим снам и творить в них что душа пожелает в Эквестрии как-то водится только одна! И та — вероломная паскудная скотина!

Рарити дёрнулась, практически болезненно поморщившись.

— Найтмер! Ты можешь не ладить с принцессой Луной, но…

— Не ладить?! — я почувствовал, что у меня дёрнулось веко. — Я верила ей больше, чем себе! Да я вообще жила только ради неё!!! А в благодарность эта тварь бросила меня подыхать от бесконечного ужаса, в который превратила мою жизнь!!! Не называй это «не ладить»! — прошипел я последнее прямо в лицо единорожке, сжавшейся под моим бешеным взглядом.

— Ус… Успокойся, п-пожалуйста, — спрятав глаза, тихо попросила та, спустя несколько секунд тяжёлой, неуютной паузы.

— Успокоюсь, когда плюну ей на могилу!

В горле застрял ком, ярость набатом стучала в виски, требуя выхода. Нестерпимо хотелось уничтожить что-нибудь… Или кого-нибудь.

— Найтмер, дорогуша… — неуверенно тронула меня ухоженным копытцем Рарити. — Извини, но мне кажется, ты… преувеличиваешь. Ну… Это ведь могут быть простые кошмары, сами по себе… То есть, которые никто не насылает… — кобылка стушевалась под моим тяжёлым взглядом.

— Столько и на такую тему? О, правда, это же просто совпадение! И как я сама не догадалась? — картинно приложил я накопытник ко лбу, изобразив на лице придурочную улыбку и быстро стерев её, когда вновь в упор посмотрел единорожке в глаза: — Я ценю твои усилия и всё такое… Но не лезь туда, где ничего не понимаешь! Я делила с ней одно тело и знаю её как облупленную: некая Найтмер Мун Луне живой и здоровой не нужна! Точка!

Я отстранился от дрожащей пони и, развернувшись, подошёл к окну. По стеклу ещё стучали редкие капли дождя, оставляя на нём дорожки воды. «Были бы красными — получилось бы почти как стекающая кровь» — пришла почему-то на ум странная мысль.

Никогда в жизни не брал в рот сигарету, но сейчас вдруг жутко захотелось закурить… Втянуть в себя обжигающий, отвратительно вонючий дым, напичканный смолами и тяжёлыми металлами, почувствовать, как сокращается собственная жизнь… Я мотнул головой, отгоняя странное наваждение. До одури хотелось спать…

— Найтмер… — робко позвали меня сзади.

Я повернулся, с какой-то самому себе не понятной тоской обратив взор на белую единорожку, вновь поспешившую отвести взгляд в сторону.

— Разве её Высочество принцесса Селестия позволила бы кому-то — пусть даже сестре — причинить тебе вред? Уверена, она бы не допустила такого!

Я, фыркнув, отвернулся к окну, какое-то время молча наблюдая за каплями на стекле.

— Ты недооцениваешь экзальтированность и близорукость Селестии в этом вопросе… — тоскливо усмехнулся я. — Если в Эквестрии и найдётся пони, которой можно всё, то это Луна. Боюсь, Тия не станет замечать что угодно, что способно поколебать идеалезированный образ «любимой и единственной сестры». До тех пор, пока та, в конечном итоге, не уничтожит её, как и меня немногим ранее! Потом будут слёзы на публику и обвинения в произошедшем меня и, может, Каденс, а потом у Эквестрии появится новый правитель. Любимый, единственный и вечный: неподражаемая и величайшая королева Луна! Властью она никогда и ни с кем делиться не собиралась и пройдёт по трупам всех, кто окажется между ней и троном!

— Но это абсурд! То есть, я уверена, что принцесса Луна скучала по её Высочеству принцессе Селестии и любит её ничуть не меньше, чем та — принцессу Луну!

— Ты что, не веришь мне?! — рывком развернулся я к столу снова. Нервы гудели как струны, что-то важное внутри будто повисло на волоске…

— Прости, Найтмер, но я видела их встречу тогда, в замке, и видела их на вечеринке в Понивилле потом… — Рарити поднялась из-за стола, встав напротив меня и, впервые за прошедшие дни, твёрдо и прямо посмотрела мне в глаза. — Я никогда не поверю, что принцесса Луна, так искренне любящая и уважающая свою сестру, так рыдавшая тогда, в замке, на её плече и боящаяся разжать объятия, чтобы та вдруг не исчезла, могла бы готовить что-то… столь чудовищное! Не обижайся, но мне кажется, тут ты видишь не то, что есть на самом деле, а то, что ты хочешь видеть…

— Она и тебе умудрилась голову запудрить, что ты теперь её выгораживаешь! — выдавил я сквозь зубы. Хотелось орать, но вставший в горле ком не давал повысить голос. Душила ярость пополам с обидой и отчаянием. Почему?! Она должна была понять меня! Я ей верил! Думал, она и правда искренне мне сочувствует! Переживает! А ей… А ей оказалось всё равно?! Как я мог, идиот, назвать её другом?!.

Какой же дурак!.. Давно пора бы понять, что тут нет никаких друзей! Симпатичная мордашка Луны и её большие грустные глаза для местных всегда будут значить больше, чем гнилая и отвратительная душа внутри! А какая там душа у зубастой Найтмер с пугающими глазами дракона — всем тут плевать! Только и могут при виде меня срать кирпичами и бежать не разбирая дороги! Стадо трусливых тупоголовых кретинов! И дружба у них такая же мультяшная и ненатуральная, как они сами!

— Надеюсь, когда Луна пристроит свой круп на трон, у неё найдётся повод убить и тебя тоже! Может, захлёбываясь в собственной крови, ты и поймёшь что-нибудь! — выплюнул я, стремительным шагом проходя мимо единорожки к выходу.

— Найтмер!..

— Что «Найтмер»?! — приостановился на выходе в прихожую. — Луне своей иди круп целуй! Я тебе верила!!! Душу выворачивала наизнанку, рассказывала тут!.. Дура пустоголовая…

— Но!..

— Знать тебя не хочу!

Больше не обращая внимания на звучащие за спиной жалкие оправдания, я пересёк прихожую-магазин и, от души, до боли в ноге, шваркнув входную дверь накопытником, вылетел на улицу, чтобы, не оборачиваясь, броситься прочь от «Карусели», направившись, куда ноги несут.

Хотя дождь уже закончился, на лице почему-то всё ещё чувствовались капли.

Наверное, ещё немного накрапывало.

…

Часа через полтора я, стоя поодаль от входа, мрачно разглядывал вывеску «Сахарного уголка» и, наверное, впервые в жизни, просто не знал, что мне делать. Успокоиться после всего этого удалось… Да нихрена не удалось, сука. Удалось, разве что, частично взять себя в руки, но внутри до сих пор бушевал огненный шторм. И я пришёл сюда, чтобы теперь бояться войти, довериться — и получить ещё один нож в спину. Проклятье, чтоб ты сдохла, Рарити… Вырвавшийся из груди сам собой тоскливый вздох почему-то разозлил. Предатели не стоят того, чтобы по ним вздыхать! И вообще — хватит мяться, как перед брачной ночью, и жевать сопли! Хуже всё равно уже не станет.

Мотнув головой, я зашагал вперёд.

К моему молчаливому негодованию, в «Сахарном уголке» Пинки не оказалось. Пришлось, превозмогая нежелание сейчас общаться с кем-либо… не тем, задавать вопросы стоящей за прилавком миссис Кейк. Пинки сегодня была выходная — отпросилась — и, насколько знала владелица заведения, планировала провести время с Дэш.

Да, крашеную, насколько я знал, вчера выпустили на свободу — и та, живой, мать её, символ ЛГБТ, немедленно начала путаться под ногами и усложнять мне жизнь! Сначала сорвала мне отработку магического луча, когда восторженная Твайка, изобразив извинения, быстрее собственного писка умотала её встречать: да я, блин, несколько дней её уламывал показать это простейшее боевое заклинание! Ладно, там ничего особенно сложного не было — даже своей кривой от недосыпа башкой вполне разобрался. А теперь вот вместо «Пинки на рабочем месте» я имею «Пинки не пойми где» именно тогда, когда она нужна! Проклятье, надо было этой Треш тогда посильнее насовать: глядишь, вышла бы на недельку позже и не раздражала так! Зуб даю, Пинки к ней сбежала дальше творить «смищьные шутки» наподобие вчерашних… Делать больше нечего?.. Додумались ещё, среди прочего, подменить Твайлайт чернила на невидимые. Пришлось это очень «кстати», учитывая, что та колдовала над склянками, пытаясь родить более эффективное снотворное для меня и записывая промежуточные результаты. И что-то ей было совершенно не до смеха, когда записи просто исчезли. Зараза, да я почти хотел вчера, чтобы крашеная полезла со своим остроумным креативом и ко мне: отъехала бы в больничку снова и не мозолила бы больше глаза! И ведь она, балбесина, явно не против была: помню, маячила вчера в зоне видимости радужная грива, но, к сожалению, ничего так и не произошло. А я-то надеялся — будет повод сломать кому-нибудь лицо… Сомневаюсь, что туповатая и лишённая тормозов Дэш сама не решилась лезть — Пинки, поди, отговорила… Ну и ладно: повод отоварить крашеную, уверен, ещё найдётся, и не один. А вот Пинки я за такой досуг попинаю и без лишнего повода — нефиг потому что. Но когда-нибудь потом, когда будет настроение…

…

Проклятье, да где её носит вообще?! То там видели, то сям, то, со слов начальницы, планировавшую провести время с Дэш розовую теперь вдруг видели у библиотеки и одну…

Я чувствовал, что зверею. Беготня эта, солнце слепит, лошади тупые эти повсюду бегают хрен знает куда! Достало всё!

Твайлайт ещё эта… дубовая, блин. Спрашиваешь «Где Пинки?», а в ответ — лекция о том, что к Рейнбоу прилетела подруга — грифина Гильда — и Пинки к ней очень ревнует. «Ревнует», ага — смутно вспомнилось мне что-то про то, как та обижала Пинки в каноне. Уже горю желанием встретиться… Твайка, пока я пытался припомнить канон, успела пройтись по «ненадлежащему» поведению Пинки, упомянуть какое-то исследование по психологии, и только после этого, наконец, соизволила ответить по теме вопроса, сказав, что посоветовала нашей розовой подруге спокойно посидеть в кафешке, выпить коктейля и успокоиться. После чего поспешила отделаться от меня под предлогом… занятости! А вот сразу ты на вопрос не могла ответить, занятая наша?! Любительница, мать твою, воду в ступе потолочь… С поведением Пинки я, как-нибудь, без тебя разберусь!

Из библиотеки я буквально вылетел, потратив потом минут пять на тихую ругань и остервенелое рытьё копытом, чтобы немного сброить пар: не сорваться на эту заучку стоило немалых усилий.

Но, по крайней мере на этот раз, розовая кобыла, наконец-то, оказалась там, где мне советовали поискать: на рынке, а вернее — в кафешке рядом с ним. Выглядела она нетипично мрачно — сидела за столиком одна, в компании лишь нетронутого стакана с каким-то коктейлем, и, кажется, разговаривала сама с собой. Я остановился, с тоскливой задумчивостью глядя, как та выговаривает что-то себе же, активно жестикулируя. Столько искал, а найдя её, понял, что не знаю — зачем… Хотелось верить, что уж она-то меня поймёт и… Вот только стоило ли пытаться? Я уже как-то поверил, что меня поймёт Рарити… Скотина гнилая, своей любимой Луне под стать…

На рынке наметилось какое-то движение, и я перевёл взгляд туда. Народ, с мимолётными улыбками расступался перед Флаттершай, которая, забавно пятясь задом, вела через площадь семейство уток или кого-то вроде. Непрошеная улыбка промелькнула и на моём лице. Выглядело… трогательно. Ноги сами понесли меня в сторону жёлтенькой пегаски — хотелось ухватить ещё немного позитива, которым лучилась сейчас эта милая поняша…

— Эй! — грубый возглас вернул меня в действительность.

— О-ой… П-простите меня п-пожалуйста, я… — Флаттершай сжалась под взглядом грифины, на которую, похоже, случайно наткнулась в потоке… Где пони перед ней предусмотрительно расступались.

— Ты чё, не видишь — здесь я иду! — заявила эта курица и грубо толкнула пегаску.

Та-ак…

Я ускорил шаг, раздвигая и расталкивая немногочисленных наблюдающих за происходящим прохожих.

— О-ох, п-простите… Я… Я п-просто пыталась…

— «Пра-асти миня-я, пра-асти миня-я» — скривилась птицекошка. — Ты слепая или тупая, пони? Ты засунула глаза себе в задницу или твой мозг, размером с орех, не способен понять, что надо смотреть, куда прёшь? А?! — грифина попыталась схватить Флаттершай за грудки передней лапой, но та соскользнула, лишь оставив на груди пегаски кровоточащую царапину от когтя. Пегаска попятилась, глотая слёзы и путаясь в неуверенных извинениях.

Я замер, чувствуя, как от побежавшего вместо крови по артериям чистого, незамутнённого бешенства до скрипа зубов сжались челюсти.

— Убью.

Брошенное вслух подчёркнуто спокойным тоном обещание заставило собравшихся зевак обратить на меня внимание и очень поспешно раздаться в стороны, когда я снова двинулся вперёд.

— Пф! Хватит с меня этих тупых пони, которые только и делают, что мешаются! — тем временем демонстративно заявила эта, без трёх минут куча органических удобрений, и раскрыла крылья, намылившись улететь.

Момент…

Есть!

Телекинез тисками сомкнулся на хвосте грифины как раз, когда она ударила крыльями, чтобы свечой уйти в небо — но, вместо этого, получившей мощный и, спорю, болезненный рывок обратно к земле. Птицекошка, взвыв, распласталась по мостовой. Кто-то из пони неуверенно засмеялся, некоторые подхватили.

О-о, вы зря смеётесь, граждане: так, на самом деле, и позвоночник можно повредить… Впрочем, не думаю, что проблемы со спиной испортят курице старость. Курица попадёт в суп гора-аздо раньше, — зловеще усмехнулся я.

— У-угх, дерьмо кровье… — поднимаясь, поделилась впечатлениями Гильда. — Я вам посмеюсь сейчас, идиоты травоядные!!! Какая жвачная скотина посмела…

Она рывком развернулась, уткнувшись носом… клювом в мой нагрудник. Замолчала. Недоверчиво подняла глаза.

— Слыш, дылда, я те за это сейчас наваляю!

Я на секунду выпал из реальности, не поверив своим ушам. Конечно, грифоны вряд ли были наслышаны о Найтмер Мун, но это…

Грифина, пользуясь моим ступором, разорвала дистанцию и теперь, раскрыв крылья, распушив перья и воинственно нахохолившись, сверлила меня недобрым взглядом.

…но это можно исправить.

С кончика моего рога сорвался магический луч. Птицекошка, резко взлетев, увернулась, даже несмотря на промелькнувшее у неё на лице болезненное выражение — рывок за хвост явно не прошёл даром.

Кому-то из зевак, судя по воплю, повезло меньше. Тоже сойдёт.

— Хах, не попала! То есть, как раз, попала: одна тупая пони по другой! — рассмеялась Гильда.

Смейся, пока есть чем. Это хорошо, что ты взлететь додумалась, на это я очень надеялся… Знаешь, почему лучше класть на пол? С пола не падает.

Рассчитать, на мгновение прикрыть глаза, создать вспышку перед глазами противницы, быстро сблизиться, захватить телекинезом край крыла на взмахе, резко рвануть вниз — и дезориентированная грифина мешком обрушивается на камни с довольно приличных четырёх-пяти метров.

Десяток секунд. А понтов-то было… Убожество.

Гильда, издав полустон-полувсхлип, подслеповато щурясь, попыталась подняться. Крыло, за которое я дёрнул, безвольно повисло, спине, судя по какой-то неестественной позе, тоже хорошо перепало…

— Что, подняться не можешь? — деланно посочувствовал я. — Сейчас помогу.

Бирюзовое облачко телекинеза вспыхнуло вокруг шеи грифины, поднимая её наверх, на уровень моего взгляда. Птицекошка задёргалась в захвате, молотя крыльями и в панике скребя передними лапами по шее.

— Знаешь, падальщица, — доверительно улыбнулся я сипящей грифине, — хорошо, что ты мне встретилась. Столько лет не убивала грифонов, что уже не могу вспомнить, с каким звуком у них ломается шея, представляешь? Ну ничего, ты же мне сейчас напомнишь, правда?

Я добавил силы, сжимая кольцо…

— Найтмер!!! — меня ощутимо толкнули в бок. — Не надо! Отпусти её! Пожалуйста!

Что?! Кто?.. Я резко обернулся на голос. Флаттершай. В слезах. Смотрит на меня с откровенным ужасом. Просит… Отпустить эту сволочь? Я перевёл взгляд на уже начавшую закатывать глаза Гильду и, помедлив, от души, с коротким хрустом впечатал её в землю, прежде чем убрать свою хватку.

Ладно, живи, тварь.

Через несколько секунд грифина с сиплым кашлем и болезненными стонами завозилась на мостовой, постепенно приходя в себя.

— Значит, слушай сюда, помесь помойной кошки с помойной вороной, — пихнул я её накопытником в рёбра, вызвав болезненное шипение. — Уж не знаю, где Флаттершай, на которую ты посмела напасть, расслышала в твоих сипах и хрипах намёк на мольбы о прощении, попросив тебя отпустить, и не то чтобы я была с ней согласна, но… Ты ещё дышишь только потому, что она об этом попросила, — я кивнул в сторону, где стояла подруга. — Но её просьба вовсе не значит, что я буду дальше терпеть здесь твою блохастую шкуру: даю полчаса, чтобы убраться из Понивилля и больше никогда в своей жалкой жизни не попадаться мне на глаза! В противном случае… — я телекинезом многозначительно коснулся её шеи. Судя по тому, как Гильда дёрнулась, какие-то вещи она усвоила.

— Найт, так нельзя!

— «Как» нельзя? — я, обернувшись, смерил недовольным взглядом подошедшую Пинки. Да вы достали уже лезть под руку! То справа, блин, то слева…

— Она же ранена! Ей надо помочь! Она, конечно, воровка, задира и разбойница, но…

— Нет.

— Ч… Что? Нет?! Но ей же больно! Ты…

— Больно… — мрачно хмыкнул я. Мне, вот, тоже больно, там, внутри — так хоть кому-то из вас бы дело было до этого…

— Больно, дылда, представь себе… У-ух… Стригущий лишай тебя разрази… — просипела кое-как вставшая грифина себе под нос, но слух аликорна не подвёл.

— Больно? — проникновенным и ласковым голосом уточнил я, пригнув голову и заглядывая Гильде в глаза. Та попятилась. — А знаешь, я могу легко с этим помочь… У мёртвых ничего не болит!!!

— Найтмер!..

Грифина споткнулась, с шипением и клёкотом припав на повреждённую лапу.

— Вон из города. Немедленно. — стерев из голоса всякую интонацию, подвёл черту я, приблизившись и нависнув над птицекошкой. — Или то, что от тебя останется, поместится в чашку.

С трудом поднявшись и кинув на меня последний взгляд, в котором причудливо сочетались страх на грани ужаса и ненависть, Гильда, развернувшись, похромала прочь.

— Падаль убогая, — десяток долгих секунд последив за ней тяжёлым взглядом, скривился я и, развернувшись, огляделся.

Площадь, ожидаемо, была практически пуста: одного неудачника, угодившего под шальной выстрел, всем хватило, а немногие, кто всё же остался, только сейчас начали выбираться из укрытий, поглядывая в мою сторону с откровенным страхом.

Надеюсь, эта падальщица не сильно поранила Флатти… Сразу надо было вмешаться, блин. Хоть издалека наорать, так может… Проклятье, где она? Я повернулся к Флаттершай, но той на прежнем месте не оказалось. Я даже обернулся назад, взглянув за спину, но жёлтенькой пегаски почему-то и след простыл. Зато чуть поодаль сидела прямо на мостовой Пинки Пай. Спрошу у неё. Н-да, что-то нехорошо она выглядит…

— Пинки! Ты как? А где Флатти? Она цела? С ней всё в порядке?

Меня не покидало какое-то напряжение, словно предчувствие. Пинки… выглядела плохо. То ли глаза подводили от недосыпа, то ли она и правда несколько потеряла в цвете?.. И поза эта, сжавшись сидя и уперев взгляд в землю… И ушки поникшие…

— Нет, не в порядке, — помедлив, выдавила, наконец, земнопони. — Она не смогла смотреть на то, что ты делаешь, убежала. Куда — не знаю. Не ищи её, пожалуйста — напугаешь.

Подрагивающий от напряжения голос, почти лишённый интонаций, что было столь нетипично — да что там: невозможно! — для розовой кобылки начинал пугать.

— Ладно, разберусь позже… — пробормотал я. Испуг Флатти был вполне понятен и очевиден: чего в драке хорошего? Особенно для такой мягкой и ранимой пони, как она. Хотя, вообще-то, она же подходила и просила за Гильду прямо в процессе… А потом — убежала? Странно всё-таки… Ладно, пока замнём для ясности. Испугалась драки, плюс… плюс царапина, достаточно глубокая, чтобы я её заметил даже не расстоянии. Кстати, могла уйти её обрабатывать…

В общем, с Флаттершай всё было, похоже, не так плохо. А вот Пинки начинала внушать опасения…

— Пинки, ты как? — осторожно тронул я её плечо сгибом ноги.

Та, неожиданно, отшатнулась, словно моё касание её обожгло.

— Хуже, чем… чем вообще когда-либо, — с напряжением выдавила та и подняла на меня взгляд своих голубых глаз, в которых стояли слёзы. — Я поверила, что ты исправилась, что ты изменилась к лучшему, что ты больше не такая жуткая злюка, как раньше, когда хотела украсть солнце! А ты… А я…

— Можно подумать, у меня не было причин так поступать! — внутри тяжело всколыхнулась злость. — Я защищала пони, которой обязана и которая не может защитить себя сама! — не перейти на крик стоило усилий.

— Флаттершай, которую ты «защищала», убежала от тебя и теперь будет бояться из дома выйти! Ты не защищала! — поднявшись, отступила на пару шагов Пинки. Голос розовогривой возмущённо звенел.

Вспомнились собственные мысли, посетившие после первой нормальной встречи с Флатти, что фиг бы с остальными, но вот она меня бояться не должна. И не должна пожалеть о своём заступничестве…

Не перегнул ли я палку?..

— Ты делала Гильде больно — и тебе это нравилось! — постепенно повышая голос, продолжила распаляющаяся кондитерша. — Ты бессердечная-пребессердечная злодейка! Опасная и… и злобная! Лучше бы принцесса тебя…

Я вздрогнул.

Пинки резко оборвала себя, явственно прикусив язык и с испугом прикрыв рот копытцем, но посыл и так остался предельно ясен.

Лучше бы тебя вообще не было.

— Вот, значит, как… — к горлу подкатил ком. — Ты, первая здесь назвав меня другом, так теперь говоришь, да?..

А помню, подумал ещё про неё: «Друзья познаются в беде». Ну, вот тебе беда. И где же твои друзья, а?..

— Ох, нет-нет-нет, я!..

— Ты всё это время просто лгала! Вы все мне лгали! А я-то думала, что хотя бы ты и правда веришь в меня… Ваша так называемая «дружба» недёшево мне обошлась, вот только теперь вижу, что все эти слова, оказывается, не стоили, на самом деле, ничего! Так, сотрясение воздуха! Какая дура!.. — я выдохнул, одновременно чувствуя, как выгораю изнутри, и как наваливается какая-то странная апатия. — Моя голова, конечно, тоже недорого стоит, потому что в ней никогда не было мозгов, но, надеюсь, хоть теперь я, наконец, уясню, что доверие другим — это фатальная ошибка, — последние слова прозвучали тихо и равнодушно: на эмоции уже просто не осталось никаких моральных сил. Хотелось орать, плакать, убивать других и подохнуть самому, но… Все эти желания казались совершенно ненужными и бессмысленными. Всё вокруг казалось ненужным и бессмысленным… Просто вдруг стало всё равно.

Полная свобода. Воля сделать что угодно, потому что нет больше никого и ничего, что имело бы хоть какое-то значение.

Я, тихо засмеявшись, посмотрел на вздрогнувшую и сжавшуюся от этого смеха земнопони, отвернулся и побрёл, куда глаза глядят.

Проклятье, и когда снова успел начаться дождь?..