Лишняя

4. Исповедь

Безрадостная глава о прошлом, в котором всё было далеко не так тепло и лампово, как теперь...

Луна заинтересованно скользила взглядом по обстановке Кантерлотского дворца, отмечая, как сильно всё здесь поменялось. Немногим ранее она уже успела оценить облик города, за прошедшее время также изменившийся практически до неузнаваемости: «большая деревня», которую представлял собой тогда ещё молодой Кантерлот, за тысячелетие превратилась в величественную столицу. Широкие мощёные улицы, каменные здания с вычурной отделкой, толпы нарядных горожан. К сожалению, вчерашним вечером с летающей колесницы многого увидеть не удалось, но даже то, что удалось — впечатляло. Ну, а теперь, пока Селестия раздавала указания ошарашенно пялящимся на Луну подчинённым, сама Луна заново знакомилась с дворцом. Да, теперь это величавое здание уже язык не поворачивался назвать замком или, тем более, крепостью, как в старину. Замок вырос в размерах, вместо унылых серых каменных стен заиграл нарядными красками, а массивные приземистые башни теперь стремились ввысь золочёными шпилями. Но кое-какие помещения, несмотря на изменившуюся отделку и обстановку, всё равно оставались узнаваемыми. Как, например, вот этот коридор, который вёл, если ей не изменяла память, к рабочему кабинету Селестии. Отвлёкшись от изучения обстановки, Луна поймала конец диалога сестры с, судя по всему, секретарём:

— …поручите. Мы с ней уже обсуждали эту ситуацию, думаю, она справится.

— Хорошо, Ваше Высочество!

— Также не забудьте подготовить то, что я просила. И очень прошу не беспокоить меня без крайней нужды! Мне нужно побыть наедине с сестрой, — Селестия мягко улыбнулась подчинённому. Луна в очередной раз за сегодня убедилась, что сестра изменилась за прошедшие века, и изменилась сильно. Ни традиционного Кантерлотского Гласа в общении с подданными, ни сурового лица, ни чётких, рубленых приказов безо всяких объяснений. «Очень прошу не беспокоить» — Луна едва заметно усмехнулась. А уж если вспомнить вчерашний праздник в том городке… Сестра не просто с видимым удовольствием приняла в нём участие, — хотя это было гуляние простых пони, не аристократов — Селестия ещё и решительно отвергла её, Луны, попытки обращаться согласно этикету, попросив перестать постоянно вставлять «Ваше Величество» и держаться проще! Да и к подданным сестра просила быть мягче, чем должно… Тия — и против строгих норм этикета? Всё это так… необычно.

— Луна, ты в порядке? — прервал размышления голос Тии. Ночная принцесса удивлённо заметила, что в коридоре остались лишь они с сестрой: стражники эскорта и секретарь уже скрылись за поворотом.

— Задумалась просто, — улыбнулась Луна. — Всё вокруг так изменилось: Кантерлот, замок и… ты. Особенно ты, — за разговором, сёстры вошли в малую спальню солнечной принцессы, что находилась рядом с рабочим кабинетом. — Знаешь, я так боялась, что когда вернусь, встречу тут ТУ королеву Селестию…

Поглощённая мыслями и разговором с Тией, Луна совершенно не обратила внимания на обстановку комнаты, механически устроившись на кровати рядом с сестрой.

— Прости меня ещё раз, Луна. И за это, и за всё остальное. Тогда я и сама не замечала, как меняюсь к худшему, — принцесса дня задумчиво уставилась в пространство, вспоминая прошлое. — Чем дальше, тем больше меня заботили лишь дела Эквестрии… или то, что я понимала под ними. Так со временем и получилось, что пышный приём у какого—либо аристократа или встреча с подданными в моих глазах приносили пользу стране, а чаепитие с сестрой — нет. Я старалась построить стабильное, сильное государство, с незыблемой системой власти, работающей как часы. Чтобы у всех была работа, крыша над головой, чтобы не было больше межрасовой вражды и произвола! А в результате оказалось, что я не вижу дальше собственного носа, — понурилась Селестия. — Я хоть и называла тебя принцессой, но продолжала относиться как к сестре. Маленькой, глупенькой сестрёнке, которая слишком мала и неопытна для настоящего дела. Относись я тогда к тебе именно как к принцессе, к своей верной сподвижнице и заместительнице, быть может, я не потеряла бы тебя на долгую тысячу лет…

Луна молча слушала исповедь старшей сестры, испытывая какие-то двоякие чувства. С одной стороны она ощущала её горе и раскаяние, понимала, что Тия страшно сожалеет о произошедшем. С другой — чувствовала, казалось бы, навсегда оставленную на луне злость. На сестру, что не понимала её, на себя, что поддалась чувствам, на Найтмер, что горячо поддерживала в ней эти чувства…

— Ты действовала из лучших побуждений! А меня вели лишь ревность и ненависть. Я чуть не убила тебя тогда, а ведь ты только защищалась! Нет, Тия, даже если ты виновата передо мной — я виновата перед тобой многократно сильнее, — стиснула зубы Луна, безжалостно давя в себе ростки злости: ей не на кого злиться, кроме себя. — Расскажи мне, что произошло дальше? После моего поражения? — сменила тему принцесса ночи, заметив, что сестра собирается возразить ей.

— Сначала, когда всё только произошло, я очень сожалела о содеянном. Недолго, — вздохнула старшая сестра. — А потом пришлось разгребать последствия нашей битвы и твоей ссылки: паника из-за затмения и всякие безумцы, вопящие о конце света, недовольство аристократии, что я, де, пригрела змею на груди, и твой заговор мог для всех дорого обойтись, ну и, наконец, будто всего этого было мало, внешнеполитические проблемы. Естественно, исчезновение принцессы скрыть оказалось невозможно, и соседи постарались не упустить своего, воспользовавшись возникшей в Эквестрии нестабильностью. С грифонами и вовсе дошло до небольшой войны, или скорее даже приграничного конфликта, к счастью, не переросшего во что-то более масштабное из-за внутренних проблем у самих грифонов. Вся та стабильность, что я так упорно строила, развалилась как карточный домик за считанные месяцы. Кого, как ты думаешь, я стала винить во всём этом? — невесело усмехнулась Селестия и задумчиво замолчала, погрузив спальню в тягостную тишину.

— Меня, подозреваю, — прервала затянувшуюся паузу Луна. — Как же — всё было хорошо и тут из-за одной-единственной ревнивой истерички всё покатилось в Тартар, — с горькой иронией закончила она, получив в ответ укоряющий взгляд.

— Не говори так больше о себе, — нахмурившись, попросила Тия. — Если бы не моя слепота и равнодушие — ничего этого не было бы! — она взмахом передней ноги остановила собирающуюся что-то сказать Луну. — Возвращаясь же к нашему разговору… Это был риторический вопрос, но ты права. Ты ведь помнишь, я и до того нечасто могла позволить себе отдых, а теперь, помимо массы новых проблем, вдобавок приходилось делать то, чем раньше занималась ты: самой, без твоей помощи, разбираться со всеми документами, самой поднимать и опускать луну… Это, кстати, жутко выматывало и требовало уйму энергии. Мне в то время доводилось спать хорошо, если три-четыре часа в сутки. От такой жизни я быстро стала раздражительной, нетерпимой, любая мелочь легко выводила меня из себя. Естественно, я быстро нашла виноватую во всём этом бардаке и искренне тебя возненавидела, — Селестия рассказывала всё это безжизненным, равнодушным голосом, но Луна видела, что в глазах сестры стоят слёзы. Она пододвинулась ближе и ободряюще обняла Тию крылом, получив от той несмелую благодарную улыбку.

— И я принялась фанатично воевать с тобой, — продолжила солнечная принцесса, собравшись с мыслями. Луна недоумённо приподняла бровь. — Я объявила тебя мятежницей и изменницей престола, — пояснила Селестия, — упорно разыскивала твоих сторонников или просто сочувствующих, устраивала громкие судебные процессы над «мятежниками» и «предателями». Наконец, я принялась маниакально стирать тебя из истории. Не было больше никаких сестёр-аликорнов, никакой принцессы Луны… — Тия опустила голову, бездумно скользя пустым взглядом по узору на покрывале. — Тогда же я стёрла наш с тобой замок Двух Сестёр из всех документов и со всех карт и забросила его, окончательно переселившись в Кантерлот. Но даже это — далеко не самое худшее, что я творила тогда, отдавшись своей ненависти к тебе. Я уже упоминала погромы? — безжизненным тоном поинтересовалась принцесса дня у сестры. Луна осторожно покачала головой.

В спальне, чьё светлое и яркое убранство так диссонировало с мрачной атмосферой тяжёлого разговора, вновь повисла пауза. Селестия, несколько раз порывавшаяся продолжить свой рассказ, не могла заставить себя проронить хоть слово. Ей было страшно.

— Не рассказывай. Я же вижу, как тебе тяжело, Тия. Не нужно издеваться над собой! — тихо проронила Луна. Она никогда в жизни не видела обычно решительную и оптимистичную старшую сестру настолько подавленной.

— Нет, Луна. Я должна! — отозвалась, наконец, Селестия, поднимая взгляд на младшую сестру. Белая аликорна была напряжена, как струна, а в её полных слёз глазах стояла мрачная решимость пойти до конца. — Даже если ты изгонишь меня на солнце или… или даже убьёшь за содеянное… Я расскажу всё. Ты должна знать.

— Что такое ты говоришь?! — опешила Луна, отодвигаясь в сторону и шокировано глядя на сестру. — Неужели ты думаешь?.. Я никогда!.. — не могла подобрать слов принцесса ночи. Но голос Селестии, продолжившей свою исповедь, прервал сбивчивую речь младшей сестры.

— Информация о том, кто поддержал тебя в битве со мной, поначалу была засекречена, и я старалась сдержать её распространение. Позже, когда я «наконец поняла», кто виноват во всём происходящем, — мрачно усмехнувшись, выделила голосом солнечная принцесса, — я же постаралась, чтобы она стала достоянием широких масс. — Луна застыла, как громом поражённая. «Неужели?..» — Я вижу, ты уже поняла. Фестралы. — Принцесса ночи вздрогнула, когда Селестия одним словом подтвердила её самые худшие опасения, зародившиеся при упоминании погромов.

— Сделав эту информацию общедоступной, я, фактически, спровоцировала всехпони ополчиться на фестралов, — словно сквозь вату донеслись до Луны слова сестры. — Отношение к ним и так было неприязненным, а уж после вести о том, что именно твоя Ночная Гвардия, состоящая из фестралов, поддержала восстание… Нельзя сказать, что всё вспыхнуло, как сноп сухого сена, но потушить этот пожар потом, когда он разгорелся, оказалось чрезвычайно сложно. Не стану живописать, что тогда творилось, ограничусь голой статистикой: точно известно о шестидесяти трёх погибших в результате погромов фестралах и более девяноста раненных. Сколько из тех, кто был вынужден бежать из своих домов от разъярённой толпы, зачастую, бросая всё нажитое, погибло от голода, холода, ран и хищников — достоверно неизвестно. По разным данным — от трёх до четырёх с половиной сотен, — безжизненно припечатала Тия.

«Это ведь… Это же… В худшем случае — почти каждый десятый…» Оглушённая признанием, Луна неверяще смотрела на сестру. А та, отрешённо глядя в никуда, ровным голосом продолжала свой пугающий монолог.

— Уцелевшие фестралы и немногие сочувствующие пони, которых тогда смог организовать и возглавить твой капитан стражи, бежали в горы и основали там свой анклав. Я тогда ещё порадовалась, что все «предатели и мятежники», — выделила голосом принцесса солнца, — собрались в одном месте и намеревалась покончить с ними одним ударом, но их, как ни странно, спасли последствия погромов. Неожиданно для меня, всё это сильно ударило по и без того шаткому тогда единству пони. Когда фестралы оказались вне достягаемости, земнопони, пегасы и единороги взялись друг за друга. Нет, до погромов уже, конечно, не доходило, но уровень стабильности в стране буквально обрушился. Хлебнув крови и безнаказанности — а стража погромы не пресекала — остановиться многие уже не смогли, — Тия устремила отрешённый взгляд в окно, за которым неуместно ярко светило летнее солнце. — Снова расовая вражда и дискриминация, резко выросший уровень преступности, как позже оказалось, во многом благодаря аристократам. В ответ — ужесточение законов, вооружённые патрули на улицах, не пустеющие ни на день тюрьмы. Ну и, наконец, снова грифоны, у которых к этому времени полгода как сменился император, и новый лидер в проблемах Эквестрии увидел шанс укрепить свою власть «маленькой победоносной войной». А я, чем дальше, тем больше предпочитала простые пути правильным, — вновь понурившись, горько вздохнула Селестия. — Я даже не стала посылать к грифонам дипломатов, пытаясь решить дело миром, как всегда старалась поступать раньше — я лично повела армию к границе. А когда мы встретились с грифонами, я просто утопила передовые отряды их армии в огне. Я кружилась над землёй, оставляя шлейф искр от своей огненной гривы, и хохотала, слушая душераздирающие вопли сгорающих заживо грифонов, — Луна невольно вздрогнула, живо представив себе эту картину. — Тогда же, глядя, как от меня в панике убегают собственные солдаты, я впервые задумалась над тем, что я делаю и во что я превращаюсь, — Селестия взяла паузу, чтобы перевести дух.

Луна не могла, не хотела верить её словам. Но где-то там, в глубине осознавала: сестра говорит ей правду. И она не знала и не понимала, что ей делать с этой жуткой правдой. Опустошённая принцесса ночи просто слушала дальше.

— Эта война закончилась, толком не начавшись — демонстрация получилась более чем убедительной, — невесело усмехнулась Тия. — Явная преступность была уничтожена драконовскими законами и смертными казнями особо одиозных преступников, как из рядовых бандитов, так и из стоящих за ними аристократов. Последовавший бунт знати против такого обращения с выходцами из их круга также был жестоко подавлен — ещё семнадцать смертных приговоров и почти шесть десятков новых заключённых в темнице и на каторге. Сохранить государство и корону мне, в итоге, удалось… Но я всё чаще замечала детали, на которые ещё пару месяцев назад, до того самого сражения с грифонами, не обращала внимания: пони больше не подходили ко мне со своими просьбами, в их взглядах, обращённых на меня, было не обожание, как раньше, а страх! — голос солнечной принцессы звенел, как струна. — Коридоры замка стали тихи и пустынны: те немногие, кто мне встречался, старались стать невидимыми и не дышать при моём приближении, цепенея от ужаса, стоило мне лишь обратить на них внимание. Доходило даже до того, что стражники покидали свои посты в коридорах и залах замка, невзирая ни на какие штрафы и выговоры, лишь бы не встречаться со мной! Меня избегали, меня боялись и ненавидели! Я… я превратилась в чудовище! — не выдержав, задушено всхлипнула Селестия, уткнувшись в подушку. Луна молча смотрела на сестру, не представляя, как ей быть дальше.

«Сестра, как… как ты… Неужели, из-за одной только твоей мести пролилось столько крови?» — принцесса ночи напряжённо посмотрела на вздрагивающие крылья белой аликорны, на её поблекшую волшебную гриву и, отведя взгляд, замерла, поражённая, словно молнией, внезапной мыслью:

«А что случилось бы, победи я её тогда? Ровно то же самое! Вечная ночь, расправы с недовольными, охота на сторонников Селестии… Тогда мной, как позже и ей, двигала ненависть, которая не могла привести ни к чему иному! А ведь её ненависть выросла, в первую очередь, из моей ошибки! Какое право я имею винить её в чём-либо, если её ошибки — прямое следствие моих?» — Луна, медленно повернув голову, вновь взглянула на уткнувшуюся мордочкой в подушку сестру. — «Я так подвела её! Я своими поступками превратила её в тирана! Она пережила всё это только из-за меня…»

Промедлив секунду, принцесса ночи крепко прижалась к своей несчастной старшей сестре и обняла ту крылом. На мгновенье напрягшаяся от первого прикосновения, Тия расслабилась, словно из неё выпустили весь воздух и, теперь уже не сдерживаясь, разрыдалась.

— Всё будет хорошо… — с трудом выдавила Луна, погладив сестрёнку крылом, и тоже не смогла сдержать слёз.