Флеш Сентри и призрак короля

Введение

Когда представляешь работы, совсем иначе освещающие такие важные исторические фигуры, как Флеш Сентри, то неизбежно сталкиваешься с множеством разных реакций. Некоторые приходят в ярость из-за бесстыдного пятнания легенды Эквестрии. Другие радуются новым сведениям, полученным из прямых источников. Кто-то шлет письма с поздравлениями. Некоторые посылают по почте живых скорпионов. Большинство же варьируется между этими двумя крайностями.

Но когда немногие предлагают помощь, они присылают что-то вроде нижеследующих документов. Я нашел его у дверей – тщательно упакованный дневник в тканевой обложке от неизвестного адресанта. К нему прилагалась записка, сообщающая, что это пропавшая часть дневников Сентри, автобиографии знаменитого жеребца, которая оказалась вдали от основной части и была во владении их семьи. В свете моих усилий пролить свет на этого конкретного героя и этот период истории Эквестрии, они решили переслать мне этот дневник, уверенные, что я знаю, что с ним делать.

Тут встает несколько вопросов. Судя по всему, этот текст заполняет пробелы об очередном приключении Сентри, которое в других воспоминаниях упоминалось лишь вскользь – о том, как он был переведен в Кристальную Империю, столкнулся там с культистами, был привязан к камню на милость оных культистов, и как неизбежное вмешательство Агента Голден Харвест спасло ситуацию.

Тем не менее, сомнительна его аутентичность. Стиль не совсем совпадает с предыдущими мемуарами, как будто эта часть была записана, когда Сентри был слишком/недостаточно пьян, либо совсем другим копытом. Его существование вдали от основной части тоже поднимает вопросы. Дневник может быть подлинным. Он может оказаться клеветнической (читайте — правдивой) публикацией времен самого Сентри. Это может быть даже фанфиком о Флеше Сентри, сохрани нас всех суровое Провидение.

Я привожу его ниже, но до последующего изучения и верификации стоит считать эту часть апокрифом.

Какая ужасающая фраза.

Джордж Макинтош Фресиан.

Глава 1. Лучшая форма отваги

За моими устремлениями избегать всяких героических штук, каких от меня ожидают пони, стоит один принцип – «Не вызывайся добровольцем».

Есть, конечно, и исключения – когда стоит выбор между чем-то вроде «смертельная миссия глубоко в тылу противника» и «присмотр за баром генерала», то для жеребца, развившего трусость до уровня искусства, становится очевидно, куда вызываться. Но, во-первых, основных и главных, вызываться на что-то великое стоит лишь отважным пони, а не лишь изображающих их. И, во-вторых, даже если предприятие и не такое уж великое, всегда найдется что-нибудь, из-за чего оно станет опасным для жизни и здоровья.

Я крайне близко изучил второй пункт, когда, по собственной глупости, позабыл про свой главный принцип. Я вызвался на перевод в Кристальную Империю.

Но учитывая обстоятельства, тогда это казалось разумным. Конечно, это маленький, хрупкий аванпост цивилизации посреди ужасающей снежной пустоши. Конечно, там когда-то правил безумный король-чародей. И будьте уверены, если бы он до сих пор был там, меня бы туда не заманили без, как минимум, полной бутылки Шато де Шеваль перед носом, и копья, приставленного к спине.

Суть в том, что безумный король-чародей там жил. Немного не понимаю, как, но Носительницы Элементов и принцесса Кейденс сумели его уделать раз и навсегда, и теперь все это место снова под эквестрийским крылом. Принцесса Твайлайт тоже недавно пополнила ряды коронованных особ – снова непонятными мне методами – и вельможи с послами и охраной собирались там на ее первый саммит. То есть, пока идет саммит, сложно найти более охраняемое и безопасное место во всем мире. Полная безопасность – а всех-то дел только стоять и выглядеть достаточно героически и сурово.

Вот это все причины — а также то, что незадолго до добровольного перевода я мог ввязаться в некоторые неприятности с одной из известнейших аристократок Кантерлота^[1]. Текущий любовник оной аристократки, насколько я мог видеть его, спрятавшись за гардинами, размахивал мечом и выказывал страстное желание узнать цвет моих потрохов. Было благоразумно отдохнуть от высшего общества столицы.

Так что я вызвался, был с радостью принят каким-то пони, подбиравшим персонал для саммита и не знавшим меня хорошо, упаковался и, все время бдительно высматривая разъяренных жеребцов с острыми предметами, добрался до вокзала и уехал на морозный север.

За время долгих часов поездки, которые я провел в личном купе с напитками и приемлемо мусорным чтивом, мне думалось о том, что ждет впереди. Кристальные пони немного отстали от современных реалий, предположил я, но то же можно сказать и об их винных погребах. И кто знает, какие вина там дожидаются своего ценителя? А если повезет, то очень многие кристальные кобылы могут соблазниться хорошо отполированной современной униформой, и, если уж совсем повезет, многие из них захотят, чтобы она была снята.

Поезд шел. Зеленые равнины и холмы сменились тундрой и льдом, как утро сменялось вечером. А потом, с высоты перевала, поезд направился по серпантину к неописуемо зеленой и цветущей долине, в которой явила себя звездообразная Кристальная Империя.

Дискордовски милое местечко. В фаворе были кристаллы и четкие геометрические формы, и все это чарующе сияло под светом звезд. В центре города пронзал небеса шпиль Кристального Дворца, словно собираясь коснуться пролетающих мимо богов.

Впечатляло, если вкратце. Как только я сошел с поезда, сориентироваться во время живописной прогулки по широким улицам оказалось несложно. Кристальные пони, несмотря на поздний час, все еще развлекались – несомненно, тренируясь перед еще более активными гуляниями – и, тихо любуясь блеском из грив и тел, сам привлек немало любопытных и восхищенных взглядов. На самые явные взгляды я ответил залихватским подмигиванием, но продолжил свой путь.

Мало-помалу я добрался до дворца и его обширного вестибюля, всего украшенного знаменами и кристальными статуями. Дворцовая обслуга носилась тут и там, подготавливая все к предстоящему саммиту. Я начал высматривать понибудь официально выглядящего, чтобы доложить о прибытии, когда контральто сзади решило эту проблему.

— Лейтенант Сентри?

Я обернулся и задохнулся от восхищения. Ко мне по мраморной лестнице спускалась высокая, изящная кристальная единорожка. Ее кобальтовая шкурка блестела под отраженным кристальным сиянием, грива сияла бронзой, а шикарная фигурка распаляла всякоразные непристойные мысли. За ней шла земная пони пониже, затянутая в униформу служанки, шаль и широкополую шляпу. На секунду я задохнулся прежде, чем собраться с мыслями.

— Так точно, прибыл для прохождения службы, мэм, — ответил я, отвесив ей короткий стандартный гвардейский поклон, и поспешил к ней с самой шикарной улыбкой. – Надеюсь, не опоздал.

— Ничуть, ничуть. Но слухи о вас прибыли быстрее, и все тут очень желали с вами познакомиться, — ответила кобыла голосом, полным чудесного старинного акцента. Она подошла ближе ко мне и встретила мой взгляд своими яркими янтарными глазами, а уголки ее губ изогнулись в яркую улыбку. – О, прошу простить мои манеры. Я – Халцедония, старшая конюшая принцессы Кейденс… точнее, одна из ее старших конюших, пока она пребывает в своей резиденции. Ваша поездка была приятной?

— Более чем, Халцедония, — ответил я, прекрасно осознавая ее позитивное внимание, но стараясь этого не показать – где бы мы оказались, если бы признанные герои Эквестрии осознавали это, спрашивается? – и выдал всевозможную пришедшую в голову лесть. – Но прием был еще более приятен. Кристальная Империя ошеломляет.

— Ошеломляет? Рада это слышать, — улыбка Халцедонии стала еще ярче. – Но в этом немало заслуг и эквестрийцев! Наша дальняя родня, пришедшая к нам, и принесшая освободителей и героев! Некоторых мы уже видели. И всегда приятно увидеть других.

Переключение в режим скромности. Пони всегда будут на это вестись.

— Я бы себя так не назвал, — сделав как можно более смущенный вид, ответил я. – Я просто делал то, что должен был. Любой поступил бы также на моем месте.

— О, я уверена в этом, — ответила Халцедония и, к моему удивлению, подмигнула. – Герои должны быть скромны. Но не обращайте внимания на мою болтовню. Вы желаете отдохнуть? Перекусить?

Я подавил зевок.

— Не отказался бы чуть передохнуть? – поездка была долгой. Сложно доехать быстро из умеренных регионов в практически арктические.

— Хорошо. Сегодня отдыхайте. Завтра будет больше времени на разговоры и долг, — Халцедония развернулась к служанке. – Рут Сэлер, покажите доброму лейтенанту Сентри его комнату. Помогите с сумками. Проследите, чтобы у него было все, что нужно.

— Да, мэм, — ответила, коротко кивнув Рут Сэлер. Халцедония наградила меня еще одной улыбкой и, развернувшись на месте, быстро ушла.

Я смотрел, как она уходит и мое настроение прояснилось. С таким теплым приемом от кобылы, которая была истинной отрадой глаз, решение перевестись сюда могло быть одним из лучших в моей жизни.

И тут Рут Сэлер произнесла тусклым, сухим тоном:

— Любуешься пейзажами, Сентри?

— Я… э, — ответил я и заколебался. Тусклый, сухой и знакомый. Пригляделся к Рут Сэлер еще раз – и еще раз, чтобы убедиться, что глаза меня не подводят, и квакнул от неверия. – Кэррот Топ?

— Тише, — прошипела Кэррот Топ, она же Рут Сэлер для Халцедонии, она же Специальный Агент Голден Харвест для ее коллег из эквестрийской разведки, она же – все виды леденящих кровь криков от тех, кому не посчастливилось оказаться на принимающей стороне ее таланта к копытопашному бою. В гибком, маленьком теле под униформой и шалью было достаточно мышц, чтобы разорвать меня на куски и запнуть их в разные часовые пояса. И она выжидательно смотрела на меня своими зелеными глазами. – Ты что тут делаешь?

Есть пони, которым можно лгать, и Кэррот Топ – не в их числе.

— Скрываюсь от ошибок, которых слишком много на меня одного. А что ты тут делаешь? – я указал на надетую на нее униформу. – Спецагентствуя облажалась?

— Не совсем, — в ее голос закрались едкие нотки. – Я, фактически, спецагентствую прямо сейчас. Иди за мной.

Я послушался, собирая багаж. Кэррот без всякого напряжения подхватила самую тяжелую сумку и повела меня по коридору. Я следовал за ней, пока шум вестибюля не свелся до еле слышного гудения, и только тогда заговорил снова.

— Тут есть и другие?

— Мои коллеги? Да, немало. Кто-то на незаметных ролях, вроде моей. Другие – входят в состав делегаций. Третьи стараются изо всех сил, чтобы не быть обнаруженными кем бы то ни было. У нас глаза в Кристальной Империи повсюду.

— О. И что же высматривают эти глаза? – страх начал подтачивать мое благословенное неведение.

— Кое-что. Ты в курсе, что предыдущий правитель был, предположительно, развеян? – ответила Кэррот тоном, который не слишком скрывал тембр я не уверена, что ты знаешь об этом. – «Предположительно» — это неприятное выражение, когда вопрос стоит об архимагах, вроде него. Мы не можем быть уверены, что он не оставил ловушек или способов для своего возвращения. Исходя из местной истории, мы не можем быть уверены ни в чем.

— Понятно, — ужас закрепился основательно. – Но… но за месяцы у вас было множество возможностей перерыть тут все, так?

— Да, и мы нашли самое явное, что он оставил, — ответила Кэррот. – То, как ты спросил об этом, предполагает, что ты считаешь, что нашей паранойе есть предел, когда дело касается Сомбры. Определенные надежные источники, которые были тут при его власти, гарантировали, что мы знаем, на что он способен^[2].

— Ну, отлично, — кристаллы мне занятно мигнули. Наверное, исключительно ради того, чтобы запустить мурашек мне по спине.

— И не только Сомбру, — голос Кэррот стал еще тише. – Ты в курсе, что перед тем, как он и Империя исчезли, он правил кристальными пони, как тиран?

— Немного.

— Мы подозреваем, что тут остались его сторонники.

Это сделало угрозы немного более конкретными.

Как ни странно, но, когда низвергаешь ужаснейшие из режимов, с которыми должно бороться всеми силами каждому существу, которому Создатели вложили понимание морали (или от которых стоит бежать, если вы вроде меня – и надеюсь, вы не таковы, кем бы вы ни были), всегда находятся неадекваты-коллаборационисты. Каковыми становятся ради безопасности, или ради власти над собратьями, либо ради того, чтобы расквитаться с теми, кто им не угодил, а то и из любви к их безумному властелину-чародею.

И, конечно, они все были заморожены во времени. Коллаборационисты все еще были тут. По крайней мере, самые умные и незаметные.

— И вы, эм, имеете представление, кто это может быть? – несколько напряженно спросил я. Может случиться, что голова героя Эквестрии на блюде покажется этим коллаборационистам хорошим трофеем, и вряд ли в последнюю минуту меня спасут крики, что я трус до мозга костей, что я сдаюсь и не надо меня убивать.

— Расследования идут, — губы Кэррот сложились в узкую, напряженную улыбку, не достигшую ее глаз. – Мы внедрились на все уровни, чтобы бдить за всем. И мы не исключаем ничего. Если кто-то попытается сорвать саммит, мы должны вынюхать это.

— Надеюсь на это, — никогда не бывает приятным узнать, что озеро, в котором ты собрался от души поплавать, населено пираньями.

Взгляд Кэррот пересекся с моим, и хоть ее губы остались поджатыми, определенная – это определенно не могла быть мягкость, подумалось мне тогда – ненапряжность скользнула по чертам ее лица.

— Подозреваю, если бы ты знал, то не вызвался бы на перевод сюда.

— Даже наоборот, определенно.

— Если тебе не хочется, то ты не обязан быть тут, — ответила она с тем, что казалось искренним сочувствием. – Мне не нужно, чтобы ты рисковал тут собой, и я до сих пор должна тебе за помощь с моей семьей. Если хочешь, я потяну ниточку-другую. Срочное задание потребует твоего присутствия в Кантерлоте.

Я сглотнул и взвесил варианты. Предложение было соблазнительным. Тут было не так безопасно, как мне некогда казалось, и в тенях скрывались всякие неизвестные опасности.

Но. Но, но, но.

Но с другой стороны на юге меня ждала вполне конкретная угроза в лице разъяренного любовника. И лучше уж демон, который тебе неизвестен, особенно когда известный тебе демон угрожающе хорошо размахивает угрожающе большим мечом.

Кроме того, тут Специальных Агентов — как полосок на зебре. И если все прочее не поможет, еще есть принцессы и множество гораздо более компетентных героев, чтобы справиться с любой опасностью.

Поэтому, по собственной глупости, я решил следовать течению. Я сглотнул и ответил:

— Я лучше останусь здесь.

Не стоит говорить, что знай я, что произойдет дальше, то поскакал бы галопом на вокзал, запрыгнул в ближайший поезд и велел бы машинисту гнать не останавливаясь до тех пор, пока мы не оказались бы в тропиках. А там бы передохнули и помчались дальше.

Глава 2. Понюшка хлороформа

Плохая, все-таки, штука – богатое воображение.

К примеру, два дня между моим прибытием и началом саммита. Скажем, каждая тень прятала в себе мстительного лоялиста, пока не проверялась и оказывалась безлоялистной. Каждый солнечный зайчик, отразившийся от кристальной поверхности и занимавшийся своими делами, подозревался в темной магии. Горничная, зашедшая вечером сменить простыни, могла быть Сомброй. Она им не оказалась, но было близко.

Я, конечно, держался спокойно. Пони начнут задавать вопросы, если герой страны начнет вдруг блеять от страха, а не говорить нормально. Но это потребовало усилий. Ходить с ощущением мишени на спине для неких загадочных и крайне зловещих сил – не самое полезное для рассудка жеребца.

Встречи с Кэррот Топ должны были немного успокаивать. Обычно она была поблизости от Халцедонии, которая, казалось, постоянно сновала по дворцу как самое работящее воплощение красоты, управляя слугами и следя то тут, то там за подготовкой. А Кэррот большую часть времени была рядом с ней. По крайней мере, если что-то произойдет, этот источник насилия и ужаса будет на моей стороне. Но, увы, пока что она лишь напоминала мне об ужасах, против которых выступала.

Тем не менее, было многое, что от этих мыслей отвлекало, и не последним было мое полуофициальное назначение производить хорошее впечатление на кристальных пони. А в этом, готов заявить без всякой ложной скромности, я исключительно хорош. Все что от меня требовалось – выглядеть образцом эквестрийской военной доблести, при этом улыбаясь достаточно, чтобы выглядеть достижимым, и отвечать на любые вопросы, которые могут задать кристальные пони, пока я стою на посту вне дворца или патрулирую город.

Они подходили ко мне поодиночке и в группах, я встречал их Обезоруживающей Улыбкой третьего уровня, и они расспрашивали меня обо всем, что изменилось в Эквестрии за время их отсутствия («Мейнхеттен? Разве это не несколько хижин собирателей водорослей и яма в земле?») и что осталось успокаивающе привычным («Концы света по-прежнему обычны, как равноденствия, так?»). Я мог ответить на них с определенной уверенностью – я изучал, какие места считались и не считались опасными назначениями, в конце концов – и, в результате после всех трудов меня приветствовали и чествовали во всех тавернах во внеслужебное время.

И стоит отдать им должное, их понимание развлечений было близко к моим. Конечно, их любимым спортом были турниры, а поэты на полном серьезе носили чулки и воротники с тарелку. Но они играли в устаревший вариант нард, и не были знакомы с новейшими наработками в жульничестве, а напитки в тавернах были в высшей степени превосходными для того, что было заморожено во времени на тысячу лет. И ходили слухи, что еще более качественные и ценные вина обретаются в винных подвалах дворца. Я бы с радостью изучил эти слухи до саммита. К сожалению, двери в подвалы всегда охранялись парой дворецких со строгими взглядами, и мне всякий раз приходилось отступать, бормоча чего-то про проверку безопасности дворца.

Развлечения более горизонтального типа тоже были не слишком. Казалось, согласно общественным нормам кристальных пони от потенциального ухажера до сих пор ожидается, что он помучит лютню или чего-то в этом роде под окном цели своей страсти прежде, чем вход через это самое окно можно будет обсуждать. И хоть я всегда был готов потакать своим порокам, на такое пойти все же не мог. Что мне, в конце концов, сделала лютня, чтобы ее терзать?

Те два дня, в которые я прикладывал все свои таланты и пороки, чтобы отвлечься от ощущения мишени на спине, во дворец съезжались гости. Я узнал множество больших шишек из Кантерлота и окрестностей, представителей регионов и даже некоторых иностранцев. Холеные и ухоженные пони, грифоны, буйволы, минотавры, зебры, многие другие… а также, что более важно, принцессы и Носительницы Элементов за день до саммита.

Я объявил об их прибытии в тот день, но надолго не задержался. Мне срочно нужно было попрактиковать разные трюки для всецело честной партии в нарды в таверне несколькими улицами ниже. Но пересекались мы и потом – и случилось это уже в следующий полдень, в день саммита.

И начиналось все совершенно невинно.

Я только выпутался из грез раннего утра, тщательно отполировал и надел парадную броню, и вышел на патруль. На одном из верхних этажей был какой-то шум рядом с комнатой, которую я уже как-то проверял – там хранилось какое-то старое зеркало и еще чего-то – и направился туда. Всегда полезно знать о потенциальных угрозах до того, как они узнают о тебе.

Только я завернул за угол и попробовал осмотреться, как в меня врезалась самая молодая принцесса Эквестрии. Мы вскрикнули, и она упала. Сработали инстинкты галантного кавалера, въевшиеся в меня до глубины костей, и я наклонился помочь принцессе Твайлайт подняться, дополнив это Обаятельной Улыбкой пятого уровня.

Она посмотрела на меня… узнавая, что ли? Это определенно не могла быть влюбленность, так как я не применял к ней Улыбку седьмого уровня или чего-то настолько же сильное, чтобы вызвать такую реакцию, и я попытался найти что-нибудь легкое и обезоруживающее. Чего-то нашлось.

— Нам пора прекратить врезаться друг в друга.

Иногда я сам себе поражаюсь. Я пошел дальше в достаточно гвардейской манере, зная о разговоре между ней, Кейденс и другими Носительницами, начавшемся за моей спиной. Забавная ситуация. Когда-нибудь, подумалось мне, я буду рассказывать целой куче внуков о том, как в меня врезалась принцесса. Но то, что все они выходили из комнаты с зеркалом, наполнило меня беспокойством. Чем оно значимо?

Будучи уверенным, что они меня не видят, я прокрался обратно. Если их внимание привлекло именно это зеркало, то вряд ли в нем было чего-то зловещее. Однако посмотрите, куда меня завела логика.

Я подобрался к комнате и аккуратно заглянул туда. Там стояло зеркало, выглядящее достойно зеркально^[3]. Больше ничего особенного не было, что всегда подозрительно.

Я затаил дыхание, а крылья держал напряженными и готовыми к взлету в любое безопасное направление, буде появится опасность, и внимательно осматривал зеркало. И едва не взвизгнул, когда мягкий голос за спиной произнес:

— Изучаете обстановку, лейтенант Сентри?

Я повернул голову и был вознагражден видом Халцедонии. Беспокойство исчезло, смененное радостным ржанием атавистического внутреннего жеребца. Я это ржание подавил, как и стремление найти и поколотить более слабого жеребца, чтобы показать свое превосходство партнерше, и вежливо кивнул.

— Доброго дня, Халцедония. Лишний раз проверить безопасность перед саммитом не повредит.

Она рассмеялась голосом, схожим со звоном горного ручейка – если вы один из тех слащавых поганцев, мыслящих категориями горных ручейков и тому подобного.

— Такое усердие. Мы определенно в надежных копытах. Как хорошо, что вы тут.

Несмотря на устаревшую манеру, я мог сказать, когда мне льстят. И те ночи, что были одинокими из-за отсутствия навыка пытки лютни, теперь, похоже, уходили в прошлое. Но лучше пусть все это пройдет гладко.

— Всего лишь исполняю свой долг, Халцедония.

Она улыбнулась, и ее бархатные глаза засияли, как украшение, достойное принцесс.

— Долг стал частью вас, лейтенант Сентри, — она быстро оглянулась и поманила меня копытом. – Прошу, пойдем со мной. Мне надо завершить свои дела перед сегодняшними событиями, а ваша компания немало мне поможет.

— О? Раз так, то я с радостью помогу вам, мэм, — я последний раз взглянул на зеркало и пошел за Халцедонией. Белая мантия, которую она носила, сияла, словно была инкрустирована заклинаниями и серебряной нитью. Пока мы шли, она обернулась ко мне.

— Это зеркало – одна из наших старых загадок, — заметила она. – В Кристальной Империи их много. Тайны, созданные в далеком прошлом — имена их создателей утеряны в песках времени, а их мудрость позабыта. Мы не знаем, что делает это зеркало.

Выражение ее лица изменилось, когда за нами захлопнулась стальная дверь.

— Куда более мудрые и жестокие умы пытались разгадать его тайны. Думаете, принцессе повезло там, где они провалились?

— Если уж кто и может, — пожал плечами я. – То это она. Ей привычно разгадывать древние тайны и иногда спасать Эквестрию.

— Вот как. Повсюду герои. В каком счастливом веке мы вернулись, — вздохнула Халцедония, когда мы вошли в дверь, ведущую к спиральной лестнице вниз. Вокруг нас блестели стены и ступени из темно-синего кристалла. Искорки света сияли в них, как плененные созвездия. По мере нашего спуска шаги раздавались эхом. – Лейтенант Сентри, могу ли я вам кое в чем признаться?

— Конечно же.

Она наклонилась ко мне и меня окутал аромат ее духов из жимолости.

— Я пыталась расшифровать вас, — прошептала она. – Узнать, что оправдало ваше прибытие сюда, ваше возвышение, как героя Эквестрии. И признаюсь… я рада тому, что обнаружила. Вы на самом деле так поспособствовали победе в Битве за Кантерлот?

— Я внес скромную лепту, — привычно прозвучали слова. – Другие пони были достойнее и отважнее, и они заслужили то же признание, что получил я, и много более.

Халцедония радостно зааплодировала и подпрыгнула на ходу, умудрившись не упасть на лестнице исключительно благодаря сноровке.

— Какой галантный ответ. Но меня так просто не обмануть, лейтенант, — рассмеялась она. – Эта неделя была для меня долгой – долгой и загруженной, но я все еще в форме, чтобы понять это.

— Сочувствую, хотя вряд ли был так же занят, как вы, — ответил я с ноткой скромности в улыбке. – Но, на самом деле, вы меня переоцениваете.

— Как мне кажется – не слишком. И прошу, не надо принижать себя. Мы провели слишком, слишком много времени во тьме, без отваги, без надежды. И когда вспоминается наше спасение от угнетателя… — она наклонилась ближе, ее темные глаза блестели, а лицо было так близко, что я чувствовал ее дыхание на своем. — …о, это опьяняет.

Я в жизни не держал лютни, и, слава звездам, лучше придерживаться этой хорошей привычки.

— Могу только гадать, каково это.

— Я бы хотела разделить с вами это ощущение. Как думаете, куда мы идем?

— Я живу, чтобы служить. Куда вы меня ведете?

— В наш винный погреб.

Часть моего подсознания встрепенулась и попыталась предупреждающе закричать, но быстро была подавлена ромбовидным мозгом. Как мне казалось, одновременно наступили мой день рождения и День Согревающего Очага.

— О. И мне позволят там что-нибудь попробовать?

— Если пожелаете, — рассмеялась она. – Но мне пришла в голову идея, что это окно перед саммитом, перед тем как дворецкие начнут откупоривать избранные бутылки, я могу показать вам вино, к которому сама неравнодушна.

— Вы меня заинтересовали.

— Предлагаю вам разделить его со мной, лейтенант… или Флеш? Могу я звать вас Флеш? Мы разопьем его и посмотрим, куда нас заведет.

О чем бы я тогда ни думал, все это было сметено чистой радостью, и лишь остатки здравого смысла заставили меня спросить:

— Не то, чтобы я не был очень, очень заинтригован вашим предложением, Халцедония, и не то, чтобы я настолько проницателен, как вам кажется, но… что вас привело к таким мыслям?

— Эта неделя была тяжела для нас обоих, и немного расслабиться нам не помешает. Потому что мне нравитесь вы и то, что вы воплощаете, — улыбка Халцедонии стала хитрее. – И поскольку мы обязаны будем в течение всего саммита сегодня выглядеть пристойно и респектабельно, то будет безумием быть при этом совершенно трезвыми, не находите?

Не стоило и спрашивать. Меня вели вниз по вьющейся лестнице, и через пару-другую вечностей мы вошли через незаметную дверь в винный погреб. Перед нами был настоящий лабиринт стеллажей с винными бутылками, расползающийся коридорами и субсекциями, в которых, как мне показалось, могли обитать минотавры. Небольшие искорки света скользили в темном кристалле потолка, освещая ряды пыльных винных бутылок с каждой стороны.

Не было слышно ни звука. Халцедония была права – дворецкие где-то бродили перед тем, как начать откупоривать бутылки. Тем не менее, я прошептал:

— Поверьте на слово, это прямо мечта ценителя.

— Прежние правители Кристальной Империи очень старались, чтобы это место было хорошо заполненным. Наш король — не настолько, он не слишком обращал на погреб внимания. Идем за мной, — поманила она меня. Я очень старался выглядеть так, словно не восхищаюсь старинными винами, но вряд и сумел кого-то обмануть.

Завернув за угол, пройдя мимо еще ряда стеллажей, и свернув еще несколько раз мы вышли к месту, где геометрия, как я начал подозревать, пожирала саму себя. Там Халцедония произнесла:

— Здесь.

Я остановился и посмотрел, куда она указывала. В нижнем ряду стеллажа покоилась весьма непримечательная на первый взгляд бутылка – сделанная из кристалла, как и все вокруг, на гранях которой играли искры. Но Халцедония выглядела нетерпеливой, когда вытянула ее магией и откупорила одним быстрым движением.

— Лучшее и восхитительнейшее эфирное вино, Флеш, — перехватила мой взгляд единорожка. – Я могу предположить, что вы цените старые вина?

— О, несомненно.

— И, наверное, я могу предложить вам понюхать?

— Более, чем можете, — она улыбнулась и поднесла бутылку ко мне.

И что же за прекрасный букет коснулся моих ноздрей, когда она повертела бутылкой у моего носа?

Когда она буквально воткнула ее в одну из ноздрей?

Когда я чихнул и вздохнул, рефлекторно вдыхая еще?

Когда она метнулась вперед и ударила меня в грудь, сбивая на пол и, тем самым, заставляя вдохнуть еще?

Ну конечно же, это была хорошая доза хлороформа.

— Звезды в небе, — услышал я как пробормотала Халцедония до того, как перед моим взглядом сомкнулась тьма. – Это и вправду сработало.

---

Это был не первый раз, когда я очухивался связанным и беспомощным – более того, из-за подобного я во многое и влипал – и, наверное, был не самым неприятным из подобных ситуаций, в которых я оказывался. Но назвать его самым приятным все же было сложно, и когда оглушенное сознание включилось, бессознательность была бы куда предпочтительнее.

Во-первых, веревки вокруг каждого копыта распластали меня животом вверх на какой-то грубой каменной поверхности. Я сонно моргнул, и когда удалось навести фокус, обнаружил себя в какой-то комнате из черного камня, окруженным полудюжиной пони в плащах с капюшонами.

Это была и не самая располагающая из комнат, в которых я бывал. Темные кристальные стены мерцали красным, как участок ночного неба, где собрались все сверхновые. И пони в плащах вокруг меня отбрасывали на них пугающие тени.

Подняв голову – несмотря на хрустнувшую шею – я увидел больше камня, на котором лежал. Грубая поверхность изгибалась в чего-то вроде носа корабля, только выглядела страшнее. Из него была вытесана голова какого-то первобытного единорога, которая нависала в нескольких метрах надо мной – одни грубые детали и схематичные линии. Сам камень напоминал гранит, перемешанный с обсидианом, и пронизанный тут и там светящимися красными жилками.

Я начал хныкать не сразу. Вместо этого я заставил себя сглотнуть и посмотреть на окружающих меня типов в плащах.

— Какого Дискорда все это значит? – каркнул я. – Что вы, вообще, творите?

Стоящая впереди фигура в плаще сделала шаг вперед и откинула капюшон. Огненно-оранжевое свечение охватило рог, явив прекрасные черты Халцедонии.

— Всепони, — заявила она. – Смотрите. Герой Эквестрии.

— Показушник, — пробурчал кто-то из капюшонов.

— Забудьте о поклепе, — мягко ответила Халцедония. – И помогите. Я следила за ним. Изучала его и его пороки. А теперь он наш, и вскоре станет нашим Ужасающим Королем. Воля его будет исполнена.

— Я стану чьим кем? – дрожащим голосом произнес я прежде, чем попытался вернуться к героическому образу. – А вы храбры – при связанном-то пони! Хватит у кого храбрости меня отвязать?

В один прекрасный день какой-нибудь мой противник на это купится. Но Халцедония лишь закатила глаза.

— Ты вскоре будешь отвязан. В какой-то степени ты. А мы увидим, что наш повелитель сделает из тебя.

Оранжевое свечение ее рога запылало, а все прочие запели чего-то и засияли рогами из-под капюшонов. Халцедония испустила поток света, охвативший голову единорога надо мной.

— Вам стоит сдаться принцессам прямо сейчас! – гаркнул я, стараясь подавить испуганный писк, старающийся вмешаться в тон моего голоса. – Отвяжите меня, и я выскажусь в вашу пользу, но в противном случае…

От камня подо мной и надо мной раздался холодный, звучный рык. Алые прожилки засияли от вливаемой в них единорожьей магии. И когда магия Халцедонии и ее дружков впиталась в него, раздался голос.

И этот голос был…

Холоден. Холоден, как склоны Тартара. Глубоким – как беззвучное ничто меж звезд. Мелодичным – как лучший оркестр. И, наконец, богатым и уверенным, как завоеватель, вступающий на новый континент. Представьте себе падение в холодный бассейн чистого, темного, незамутненного, как шоколад, самодовольства, и что бы оно могло сказать, если бы умело говорить.

…Читатель, теперь вы придумайте подходящую метафору для голоса самого короля Сомбры^[4].

И Сомбра промурлыкал следующее:

— Приветствую. Ты, должно быть, мой сосуд.

И вот тут, что совершенно оправданно, я начал хныкать.

Глава 3. Маленький междусобойчик

— Скажи, Халцедония, в моих инструкциях был некий изъян?

Я дергался. Я лягался. Я издавал звуки такой высоты, что лопалось бы стекло и выли собаки. Я отчаянно боролся с оковами. И не добился ничего толкового. Температура в пещере несколько упала, когда вне сферы моих перепуганных воплей воцарилась неловкая тишина. Голос Сомбры грубо прорычал из камня подо мной, задавая приведенный выше вопрос, и не успокоил меня ну ни капли.

— Ужасающий Король, уверяю вас, он идеально вписывается во все указанные вами параметры, — чуть нервно ответила Халцедония и злобно на меня посмотрела. – Заткнешься ты хоть ненадолго?

— Я спрашиваю это, Халцедония, поскольку припоминаю, что велел тебе и остальным привести мне героя Эквестрии или просто какого-нибудь молодца, который сможет добраться до принцесс, не вызывая подозрений. А вместо этого я вижу визжащую манную кашу в облике пони.

— Ужасающий Король, я могу объяснить…

— Начинай.

— Клянусь жизнью, Ужасающий Король, это и есть герой Эквестрии. Он награжден Крестом Селестии за подвиги при обороне Кантерлота. Он… он определенно пытается нас обмануть, изображая трусливого идиота.

— Если так, то театр потерял великолепного актера, — я почувствовал на себе внимание Сомбры, которое заполнило мир вокруг меня, как цунами заполняют яичную скорлупу. Прожилки камня подо мной стали алыми, а глаза каменной головы засияли, как падающие звезды. – Ты. Прекрати верещать.

Застигнутые между естественным желанием кричать дальше, что казалось совершенно уместным в данной ситуации, и делать именно то, что потребовал жуткий немертвый чародей-призрак-король-камень, мои голосовые связки застыли в нерешительности. Меня, как я был уверен, ждала верная смерть. И я называл ее всего лишь верной потому, что не знал, есть ли что-то сверх. Многие части моего тела и разума отключились.

Но лишь многие. Одна часть меня не прекращала бороться. И не прекратит, останется на своем посту даже пред ликом Тартара – особенно пред ликом Тартара.

И это было мое самосохранение. И я понял то, что Сомбре требовался герой Эквестрии в качестве сосуда, для чего бы то ни было. Может, души героев лучше питают всякую черную магию – не знаю. Но если и был пони, которому я готов раскрыть свою суть – так это он.

— Давай попробуем поговорить более-менее цивилизованно, герой Эквестрии, — скатились слова с языка Сомбры. Или что бы у него ни заменяло язык. – Я – король Сомбра. Представься.

Я сглотнул и с большим трудом сумел превратить жалобный писк в слова.

— Ф-флеш Сентри. Лейтенант Флеш Сентри из Королевской Гвардии…

— Не может быть. Какая ужасная судьба постигла сей почтенный институт.

— Именно! – отчаянно закивал я и начал разливаться. – Очень, очень ужасная. Допускают в свои ряды отбросы, вроде меня. Видите ли, несмотря на то что все обо мне думают, я – подлец и невероятный трус.

— О?

Сомбра, кажется, поверил моим признаниям. Но не Халцедония.

— Он лжет, Ужасающий Король! – взвизгнула она. – Конечно, его пороки позволили мне заманить его сюда, но…

— Ты мешаешь нашему разговору, Халцедония, — ответил Сомбра. Говорил он спокойно, но тон мог заморозить солнце. Она немедленно замолчала. – Продолжай меня извлекать. Я же вернусь к разговору с нашим добрым лейтенантом.

Она поспешила повиноваться и ее рог запылал. Прожилки камня и глаза вытесанного единорога стали крупнее, хоть и казались тусклыми, а аура вокруг рога Халцедонии усилилась. Я ощущал странную магию, текущую и клубящуюся вокруг других плащеносцев, словно они и сами трудились. И это была не приятная магия – а той леденящей кожу разновидности, которая поразила бы меня очень глубоко своей жуткостью, если бы моего внимания не требовал ее конкурент.

Оный конкурент снова целиком и полностью сосредоточился на мне. И не спрашивайте, откуда я знал это. Я просто знал. Тон Сомбры снова вернулся к его звучной кошмарности.

— Невероятный трус, говоришь?

— Да! Да, абсолютно! – я говорил так быстро, как никогда. – Все мои подвиги, о которых слышали пони? Ложь, либо неверное понимание и опрометчивые предположения с их стороны! Все те смертельные ситуации, в которые я попадал? Во время них я кричал и пытался спрятаться, пока проблемы решали другие пони! Вам нужен герой для ваших планов? Я вам не подхожу! Целиком и полностью!

Сомбра все это выслушал. Халцедония продолжала творить магию, хотя с ее губ и сорвалось раздраженное шипение. Кто-то из других плащеносцев мог фыркнуть.

— Занимательно, — промурлыкал, наконец, Сомбра. – Хочешь еще что-нибудь добавить? Можешь довериться мне. Расскажи все доброму королю Сомбре.

— Эм, — выдавил я. Все это не вызвало возмущения со стороны Халцедонии и других его подручных. Сомбра воспринимал все пугающе спокойно. Я пнул свое чувство самосохранения, чтобы придумать чего-то новенькое, но оно лишь беспомощно поёжилось. – Э.

— Ничего? Ну, хорошо, — аура вокруг рога Халцедонии стала походить на дым с искрами пурпурного, зеленого и красного в нем. Казалось, что голос Сомбры исходит как оттуда, так и камня подо мной. – Хоть мы знакомы не более пяти минут, половину из которых ты изобретал новые звуки, которые можно извлечь из глотки, я очень, очень рад, что ты решил быть со мной честен, лейтенант Сентри. Конечно, твоего положения в будущем это не изменит. Халцедония, все же, хорошо постаралась. Ты, сам по себе, не важен. То, как тебя воспринимают – вот, что главное.

— Не понимаю, — тихо ответил я. По комнате вилась магия – холодная, густая и отвратительная, исходящая от Халцедонии и других культистов, продолжающих вкладывать свои силы, и все сильнее голос Сомбры исходил из сгустка вокруг ее рога. И этот туман, кажется, начал обретать форму.

— Позволь королю-чародею поддаться пороку, подобающему его положению, — продолжил Сомбра голосом, полным воодушевления. – Позволь мне рассказать о твоем будущем.

Ко мне со всех сторон что-то приблизилось из тьмы.

— Я пытался получать удовольствие и другими способами, уверяю, но ничто не сравнится с тем, чтобы смотреть в глаза, полные надежды, и погасить ее.

Были у меня разговоры и приятнее. И я сумел полузадушено чего-то проблеять, что Сомбра тут же принял за предложение продолжать.

— Видишь Халцедонию? Она вытягивает меня из камня – точнее, вытягивает часть моей души. Одну из многих, в дополнение к содержащимся в моих кристаллах, разделенную на случай временного отступления, сокрытую и позволяющую мне возродиться вновь. Для перерождения мне нужен лишь подходящий носитель. Конечно, единорог был бы предпочтительнее, — задумчиво проговорил он. – Но это не такая уж и проблема. В кого я вселюсь – изменю и вылеплю заново, как мокрую глину. Просто потребуется время. И все это будет легко скрыть, пока я не решу явить себя.

— Но почему я? – пискнул я. Это было не весело. Даже с учетом привычки вселенной пинать мне по заднице, это выглядело особенно нечестно. Я хотел ответов. То есть, нет. Чего я на самом деле хотел – остаться в живых. И пока король-призрак говорит, можно надеяться, что произойдёт чудо.

Ненавижу включать в планы этап «и, надеюсь, произойдет чудо».

Сомбра же не замедлил продолжить. Ура моим планам.

— Хоть ты и деградировавшее существо с хребтом и решительностью дохлого червя, но тебя считают героем Эквестрии. И по суждению Халцедонии и по собственному признанию. И это приемлемо. Пони, считающийся героем, может пройти во многие места, не вызывая подозрений. Может просить о разного рода личных аудиенциях, — голова Сомбры склонилась ко мне. Я молил, чтобы он так не делал. Чем более четкими были черты лица, тем болезненнее на них было смотреть. – О, пони даже ничего и подозревать не будут. Даже сами принцессы.

— Вы не посмеете, — каркнул я.

Смех Сомбры звучал, как грохот надгробий в мешке.

— Я посмею. Я осмеливался с куда более худших позиций и гораздо чаще одерживал победу, чем нет. Могучая Селестия, мрачная Луна, прекрасная Кейденс, их последняя новая прислужница… они все будут слепы, не заметят, как я подберусь. Никто из них. А в хаосе после их исчезновения не найдется никого и ничего способного остановить меня. Ничто не остановит черную волну с севера, захлестывающую юг и поглощающую Эквестрию, — его ужасающий голос стал еще более жутким. Он смаковал свои слова. – Поглощающую все. Все в мире подчинится моей воле. И ты насладишься этим зрелищем с лучших мест, лейтенант Сентри. Все это увидят твои глаза. Разве ты не счастливчик?

В такие моменты герой отважно провозглашает: «Тебе это с копыт не сойдет, тварь!» или что-то такое. Я же задрожал. Определенно задрожал.

— Ужасающий Король, — напряженным голосом прошептала Халцедония. Ее рог полыхал. – Прошу простить вашу слугу, но мы почти готовы.

Сам воздух задрожал от темного предвкушения, а от легкого шороха по всему моему телу пошли мурашки. Поющие чего-то под нос другие культисты обстановку совсем не улучшали.

— Очень хорошо, Халцедония, — голос Сомбры заискрился – заискрился, уверяю вас – предвосхищением. Его образ в воздухе был практически цельным. – Заканчивай, и посмотрим, из чего сделан наш лейтенант.

Дергаться, биться, стенать, каяться, молить о чуде и рыдать – не помогло. Поэтому я обратился к своему последнему средству – дергаться еще сильнее. Я бился в своих узах, стараясь ослабить привязи, порвать важную нить, сделать что-нибудь, чтобы освободиться и улететь на другой континент или на Луну^[5], смотря что будет дальше от Сомбры.

Но все было тщетно. Я был привязан хорошо, и не мог ничего – только смотреть, как пылает рог Халцедонии, как улыбка Сомбры становится все более тигриной, и как вокруг меня воет черная магия. Все это пронеслось по моим чувствам, достигло пика, и потом…

И потом…

И потом случилось чудо.

Скрипнула и раскрылась дверь – светящийся прямоугольник неожиданного спасения. И в нее, в свете свечей, освещающих ее подобно нимбу, вошла Кэррот Топ.

Она все еще носила униформу служанки и шаль, и твердо, испытующе на нас смотрела. Какое-то время стояла тишина, пока она изучала обстановку – культистов, Халцедонию, призрачного Сомбру и меня в беде. Она оценивала ситуацию, пока упомянутые культисты, Халцедония, Сомбра и я смотрели на нее с удивлением, раздражением и радостью.

Кэррот Топ не произнесла ни слова – лишь незаметно напряглась, а ее глаза на миллиметр сощурились.

Первой заговорила Халцедония.

— Гарнет, вы не разберетесь? – резко сказала она, указав на Кэррот копытом. Один из плащеносцев склонил голову и уверенно сделал самую великую ошибку в своей жизни. Выступил против Кэррот с враждебными намерениями.

Гарнет занес копыто величиной с лопату, намереваясь оглушить горничную, наткнувшуюся на проводимый ритуал. Тут же ослепительно быстрое копыто впечаталось в его челюсть и подняло на задние ноги. Он, не издав ни звука отступил, и его лицо медленно приняло выражение вроде того, когда вытаскиваешь удочку и обнаруживаешь на крючке акулу. Он казался слишком удивленным, чтобы осознать собственную контузию.

Тут еще одно ослепительно быстрое копыто обрушилось туда, куда очень немногие жеребцы желали бы быть ударенными. У меня на глаза выступили слезы. Даже призрачный Сомбра поморщился. Гарнет свернулся в клубок, жалобно скуля, а Кэррот переступила через него и направилась прямиком к Халцедонии. Выражение ее лица не изменилось, хотя она и удостоила меня быстрого взгляда. И буквально на секунду мне показалось, что она вздохнула, смягчила взгляд и пробормотала что-то под нос.

Из-за шума и расстояния разобрать ее слова было сложно, но скорее всего это было: «Я отвернулась всего на минуту, Флеш».

— Халцедония, продолжай. Остальные – взять ее, — прорычал Сомбра, и это вдохнуло жизнь в до того колеблющихся культистов. Они бросились на Кэррот, надевая железные подковы или доставая из-под плащей разное ударное оружие, оставив всю магию в комнате на Халцедонию.

И пока я бился в своих узах, отчаянно цепляясь за эту соломинку и вертясь, как не вертелся никогда в жизни, Кэррот встретила толпу в своем незабываемом стиле. Один бросился на нее с дубинкой, от которой она увернулась, выбила, схватила в свои зубы, обрушила на череп предыдущего владельца и показала правильное применение на головах двух его друзей, споткнувшихся о него. Крики и сочные удары раздавались как музыка.

— То еще зрелище, — пробормотал про себя Сомбра. Его внимание переключилось с меня, слава небесам, на Кэррот, что пугало. – Но многообещающее. Продолжай, Халцедония.

— Да, Ужасающий Король, — ответила кобыла. Она потела от напряжения, а рог слегка дымился, пока она все сильнее погружалась в сложную, жуткую магию. Я был бы впечатлен ее навыками, если бы не был их целью. – Почти. Еще немного.

Веревка вокруг моей правой передней ноги поддалась на миллиметр. Перенапряжённые мышцы этой ноги возмутились, когда я попытался усилить слабину. Затем я обернулся к Кэррот Топ узнать, как идет спасение.

У Кэррот особый талант. Она может помочь даже самым здоровым и крепким своим противникам понять, что они всегда мечтали петь сопрано — осознавали они эти мечты или нет. До троих позади нее это медленно доходило. Они не выказывали стремления подняться, а остальные показывали еще меньше стремления к ним присоединиться. Кэррот же сошлась в яростной копытопашной с одним из их товарищей, который был более умел и храбр, но, увы, недостаточно. Он покатился кувырком, и тут же один из плащников попытался наброситься на нее сзади. Подчеркивается, что попытался. Кэррот откатилась от него и сделала нечто неописуемо быстрое и жестокое, что отправило его в полет. Клянусь, он ударился о две стены прежде, чем остановился, но еще до того, как он долетел до первой, Кэррот уже повернулась к другим. Они приблизились к ней, как нервничающие школьники на школьной дискотеке, и, казалось, каждый подсознательно желал, чтобы первым начал другой.

Через несколько секунд после того, как стало ясно, что храбрости у них недостаточно и Кэррот останется без танцев, она вытащила из кармана униформы какую-то капсулу и бросила ее им под ноги, где та взорвалась. Клубы едкого дыма заволокли комнату, скрывая всех из виду и раздражая мне глаза. Я моргнул несколько раз и попытался по кашлю, всхлипам и стонам определить, кто есть где. Не видно было ни зги.

— Флеш!

И тут я увидел ангела, когда Кэррот выскочила из дыма к камню, на котором был распластан я. Ее глаза сияли и я обрадовался, увидев в них заботу – как раз до того, как она вытащила нож. Я чисто инстинктивно взвизгнул, но кобыла не обратила на меня внимания, разрезая путы. Выбравшись и попытавшись размять затекшие копыта, я уставился на Кэррот.

— Ты нашла меня?

— Подозревала уже какое-то время Халцедонию. Заметила ее и твое отсутствие и два ряда следов, ведущих сюда, — поморщилась она, оглядев помещение. – И нашла много хуже, чем ожидала. Все это может стать задачкой для принцессы. Бежать сможешь?

— Как никогда, — и я был серьезен. Когда альтернатива – провести больше времени с королем Сомброй, то о больных копытах можно и забыть.

— Отлично. Вставай и…

Но нас прервали. Дымовая бомба, так хорошо скрывшая нас, неизбирательно спрятала и весь этот зоопарк неприятностей. Один из последних плащеносцев выскочил из дыма с занесенной дубинкой. Всего на полсекунды запоздав, Кэррот обернулась, и дубинка обрушилась на ее голову. Она ахнула и упала около камня оглушенная.

Плащник рванул на меня, и я отчаянно лягнул его задними ногами. К счастью, попал я в шею, и он, кашляя, свалился. Избавившись от него, я пытался привести в чувства нокаутированную Кэррот.

— Кэррот? – потряс я ее, и попытался разобраться, как лучше затянуть ее на мой насест. – Звезды, Кэррот. Ну, правильно. Это может быть немного неловко…

— Нет, лейтенант Сентри. Это определенно все упрощает.

Мой самый нелюбимый голос раздался, как похоронный колокол на дне рождения, и я неохотно обернулся, чтобы увидеть парящего Сомбру, выглядящего невыносимо самодовольным и еще более плотным, чем раньше. За ним тащилась Халцедония, кажущаяся очень усталой и вымотанной, и словно боровшейся с тем, чтобы не упасть. Но она все же стояла, и ее рог сиял, удерживая ее короля.

Он уже был готов освободиться.

Я пискнул какое-то проклятие. Кэррот потрясла головой, как будто пытаясь стряхнуть контузию.

— Не стоит беспокоиться, лейтенант, — прорычал Сомбра. Его глаза сияли. – План немного изменился. Агенты Короны были всегда – даже во времена моей молодости. По бою с моими последователями узнать их легко. И я знаю кто скорее всего – даже еще более вероятно – получит особый доступ к принцессам и всем государственным тайнам Эквестрии. Я знаю в кого вселиться на самом деле.

Сердце упало мне в копыта.

— Халцедония? Выпусти меня в Агента.

Магия Халцедонии нацелилась на Кэррот, к ней рвался дымный, вихрящийся образ Сомбры. Кэррот попыталась увернуться – но слишком медленно, слишком контуженно после удара.

Я смотрел, мысли молниями проносились через мой несчастный, побитый череп, и все, что я мог поделать, было…

…было…

…ладно. Это было прагматично.

Я этим не горжусь, но, если я объясню, вы поймете, что иного выбора у меня не было. Сомбра был готов вселиться в кого-то. И выпущен он был в самую опасную пони в комнате. Это была бы гарантированная смерть для всех поблизости, и такая же гарантированная смерть для всех в Кристальной Империи и вне ее, когда у него будет достаточно времени.

Я взвесил эту ужасную возможность. Я уравновесил ее одним-единственным шансом, который давал проблеск надежды, шанс на свободу и безопасность, в конце концов.

Как вы, я надеюсь, уже поняли, на самом деле, учитывая все вышесказанное, единственно разумным и безопасным для меня поступком было броситься перед Кэррот и принять заклинание на себя.

По меньшей мере, так выглядело позже, когда я раздумывал, как я пришел к такому выводу. Определенно, так и было. Хотя и смутно.

Как бы то ни было, я это сделал. Взмахнув крыльями, я бросился перед Кэррот Топ, вложив в рывок все свои силы. Удивленно зарычал Сомбра, вскрикнула Халцедония, а уж если Кэррот как-то и отреагировала, то я этого не видел. В мои уши, глаза, ноздри – во все – втек дым. Черный, затягивающий, ядовитый, тяжелый, вонючий. Его было достаточно, чтобы утопить, чтобы запятнать весь мир, чтобы в нем утонули все мои крики – и все это в один жуткий момент…

…а потом настал неземной покой.

Одержимость – это странно. Как это описать? Представьте себя на облаке, которое летит по своим делам, а вы слишком расслаблены, чтобы управлять им или делать что-то еще, даже если вы можете. Представьте себя блохой на здоровенной собаке – мир вокруг вас движется, пока вы занимаетесь своими блошиными делами.

Либо, если вам не известно это чувство, это очень похоже на то, что случилось, когда я с другими кадетами Королевской Гвардии случайно сжег мешочек какой-то травы из комнаты с уликами. Всю следующую неделю мы бессмысленно пялились на потолок и иногда хихикали. Нашу сержанта-инструктора это тоже повеселило. Естественно, после того как она всю следующую неделю гоняла нас до кровавого пота.

Одержимость не совсем похожа на все это, но близко. Я все еще видел своими глазами, смутно ощущал все другими органами чувств, но воспринималось все отстраненно, как происходящее на сцене и с другим пони. А именно, с могучим разумом, с которым, как я слегка ощущал, делил место в моей голове. Я будто сидел в карете с очень большим, неприветливым и недрессированным медведем. Было необычно – я помню, что думал, но был подобающе спокоен и отстранен, живя и давая жить другим.

Мои крылья захлопали. Новый разум излучил смутное недовольство ими. Он их оставит, но вскоре у него будет рог. Но с этим можно справиться, так что не важно. Тело было немного неуклюжим и новым, как подкова, слишком маленькая для копыта. Все надо подправлять. Обновлять. Улучшать.

Мой рот раскрылся, без моего участия, но это не важно.

— Проклятый идиот. Не ожидалось, что он это сделает, — ощерился я. Богини знают, почему, подумалось мне, но почему бы и нет. Мой рот и тот здоровенный разум, который хотел играть с ним, могли делать что угодно.

— Ну, — пробормотал я. – Это неважно.

Тем временем я медленно, неуклюже развернулся к Халцедонии. Она и другие плащеносцы лежали никакие. Я развернулся снова и увидел поднимающуюся Кэррот Топ. Ее взгляд снова стал суровым. Она, казалось, тряслась от… страха? Нет. Печали? Наверное. С эмоциями было сложно.

Ярость. Вот оно. Она доминировала.

— Отпусти его, — прошипела она на грани того твердого шепота, который гарантировал разверзнувшийся Тартар. – Проваливай из него.

Я глянул на нее, похоже, презрительно и зло.

— Не трать слова, агент. Этот тупоумный лейтенант теперь мой, — я замолчал, и в сидящем рядом и доминирующем разуме почувствовалось раздражение. Кажется, мои голосовые связки не были способны на богатый, звучный баритон. – Мой для переделки. Мой для использования как захочу. Мне понадобится лишь немного времени.

— Проваливай из него, — снова прошипела Кэррот Топ.

— Не пытайся оспаривать это или бороться со мной. Ты не первый королевский агент, с которым я пересекаюсь, и если поднимешь шум, то не станешь и первым, от которого я избавлюсь. Но преклони колено, и я позволю тебе подняться моей прислужницей.

Кэррот ненадолго замолчала и тяжело выдохнула, немного успокоившись. Затем она ответила, достаточно тихо:

— Время.

Оба разума в моем черепе были сбиты с толку простым, декларативным, предположительно несвязанным с предыдущей дискуссией словом.

— Объясни, — сказал мой рот.

Кэррот сделала один выверенный шаг вперед.

— Ты сам это сказал, — ответила она, приняв низкую стойку для боя. – Тебе нужно время, — ее глаза сияли, как зеленая сталь. – Проваливай или я тебя выбью.

Разумы начали это разжевывать, и тот, что рядом, понял это первым. Мое тело начало испуганно отступать, а рот начал было:

— Не…

Кэррот обрушилась на меня, как конец света.

Дальше все было немного смутно. Все неприятности, технически, обрушились на нервные окончания другого разума. И потому следить было сложно. Все, что я получил – набор впечатлений, которые слегка воспринял мой разум и о которых провыл разум рядом.

Самое первое и самое мягкое из этих впечатлений – меня пнули так сильно, что я ударился о потолок.

Один момент – я стою. Другой момент – я бьюсь лицом о камень потолка так сильно, что когда отлипаю от него, то вижу на нем трещины. Даже в моем отстраненном состоянии я нашел это несколько интересным. Другой разум орал и гадал, что за Тартар только что произо… когда я был схвачен и швырнут в стену.

Для меня все происходило быстро. Ну и поскольку делать мне было нечего, я напевал солдатские песенки – какие вспомнить мог. Мой сосед, тем временем, пытался противостоять Кэррот Топ – и не справился. Он махал новыми, неуклюжими ногами – их схватили, перекрутили и надавили на болевые точки. Он попытался уничтожить Кэррот ужасной магией – но сделал лишь рожу страдающего запором и получил в нее. Он попробовал обратиться к страшным, запретным искусствам, чтобы изменить мое тело и отрастить рог – и отказался от этого, так как его мыслительные процессы тонули в трясинах агонии. Сложно вызывать и применять древние магические силы, когда ты посреди урагана, состоящего из ударов и ненависти к тебе.

В один момент он отказался от сопротивления и прибег к тактическому отступлению. Но к тому моменту его ноги состояли из боли и желе, а при попытке использовать незнакомые крылья он второй раз поцеловался с потолком. И когда он упал, Кэррот его уже поджидала.

Ей досталась честь, которую она вряд ли делит с понибудь еще – она заставила короля Сомбру звать мамочку.

Мой собственный разум все еще наблюдал за бабочками — метафорически говоря. Но какая-то его часть нюхала воздух и неуверенно хмурилась. Мое самосохранение, старейший и вернейший из друзей, видело, как Кэррот Топ раз за разом опускает копыта куда-то в район моих почек, и думало, что пора бы попросить ее прекратить.

Я попытался. Но обнаружил, что мой рот все еще занят другим разумом. И он использовался для того, чтобы предлагать Кэррот любое королевство на ее выбор, лишь бы она перестала его бить. Пожалуйста. Очень прошу. Ой-ой-ой. И все такое.

— Вылезай из него, — Кэррот Топ не кричала. Она вообще не повышала голос. Она говорила мягко, уверенно и ни разу, ни на секунду не остановилась.

С моей стороны, я просто подпихнул другой разум. Я хотел свое тело назад, чтобы поболтать с Кэррот. Так нужно, как мне говорило мое чувство самосохранения. Поэтому я подталкивал, подпихивал и вежливо настаивал, чтобы вселенец дал мне побольше места, и я мог это сделать.

Сомбра же был телом и разумом между молотом и наковальней. Своим славным возвращением он был явно не в восторге. Он дернулся туда-сюда со всей радостью и грацией шимпанзе в стиральной машине, заколебался, получил еще пинков, и принял запоздалое решение.

В моей голове настала огромная, ошеломительная и внезапная пустота, и я понял, что он ушел через секунду после этого. Вокруг меня вился черный дым, пронизанный алыми и зелеными искрами, мечущийся, как пьяная птица. В нем показалось лицо кричащего пони, но через секунду исчезло.

А потом, без удерживающей магии Халцедонии, эта конкретная часть души короля Сомбры бессильно рассеялась и пропала.

Через долгую, бездумную секунду я вернулся туда, где меня оставили Сомбра и Кэррот, моргая и пытаясь собраться. Кэррот Топ осторожно сделала шаг вперед и, не найдя особых причин чтобы стоять, я упал в ее передние ноги.

Я снова был в себе.

Мои слезящиеся глаза моргнули и узрели яркую зелень. И словно издали я услышал ее:

— Флеш? Это ты?

О звезды в небе, я только что пришел в себя.

— Флеш?

Все нервные окончания хором явились ко мне с жалобами и, застонав на высокой ноте, я провалился в блаженное забытье.

Глава 4. Глоток лауданума

Увы, я пришел в сознание.

— Еще лауданума^[6], пожалуйста, — проскрипел я. Скрипеть было больно. Как многое другое. Птички чирикали чего-то за окном моей комнаты. Я бы пожелал, чтобы они улетели и сдохли, но желать тоже было больно.

— В тебе его уже достаточно, чтобы убить эскадрон, — твердо ответила Кэррот Топ. Она сидела в ногах моей кровати, присматривая за мной. Сама же комната была где-то в Кристальном Дворце, вся выдержанная в пастельных тонах и уставленная мягкой мебелью и шкафчиками с припасами для помощи страдающим пациентам, вроде меня. – Уверена, ты сейчас едва что-то чувствуешь.

— Не совсем, — я осел и полуразборчиво проклял весь мир. Болел даже мой мозг, хотя, если верить современной медицине, это невозможно. – Есть такая штука, как быть слишком хорошей в своем деле, знаешь ли.

— Прости, — ее голос был необычно мягок. – Я просто… Я не знала иного способа извлечь его из тебя. А если бы побежала за помощью, то неизвестно, сколько от тебя осталось бы к моему возвращению. Я сделала выбор. И я прослежу, чтобы тебя снабжали лауданумом. В умеренных количествах, конечно. Это меньшее, что я могу сделать. И если тебя успокоит, мои копыта немного болят.

— Ну, раз все так было, — мои подушки были созданы из пуха и грез. Но я не мог не хотеть, чтобы они были мягче. – Я… эм, спасибо, что вытащила меня из всего этого. За то, что нашла меня, спасла… и, эм, прогнала незваного гостя потом.

— Просто делала свою работу, — посмотрела она на меня и критически нахмурилась. – А сколько тебя здесь? Назови три вещи, которые ты бы хотел прямо сейчас.

— Красотку, чтобы ухаживала за мной, ведро чего-нибудь крепкого и спать тысячу лет.

— Одно из трех вполне неплохо. Радуйся, — она наклонилась, чтобы прикрыть меня получше, хотите верьте, хотите нет. – Тебя не только я навещала. Помнишь?

Я не помнил.

— Нет.

— Когда пони все там увидели, поднялся ажиотаж, — сухо ответила она. – Настоящий герой Эквестрии, побитый и бессознательный, на груде противников в темнейших подвалах рядом с жутким алтарем времен Сомбры, и перепуганная горничная, которая все видела и является единственным свидетелем. И если ты будешь настаивать на том, что видел, как меня похитили, отважно бросился спасать и героически приложил все силы, чтобы вытащить меня из какого-то темного ритуала, то определенно привлечешь к себе внимание.

Я несколько раз открыл и закрыл рот.

— О, — ответил я и посветлел. Еще один подвиг для моей и без того блистательной репутации. Кристальным пони он понравится, будьте уверены. Все сановники, бывшие на саммите, который я благополучно проспал, услышат эту историю и разнесут ее дальше. Благодаря этому мне достанется еще немало бесплатной выпивки и внимания дам. – Ты… просто позволишь мне присвоить всю славу?

— Я Специальный Агент, Флеш, — ответила Кэррот, изогнув бровь. – Что я буду делать, если так засвечусь? Нет, под копытом есть ты, и ты обеспечишь алиби. Пони, которым следует знать правду, будут знать правду и вести себя соответственно. Культистов допросят, когда их приведут в приемлемое состояние, и после этого другие агенты будут копать на тему всего, что напоминает артефакт Сомбры. Если повезет, мы все их найдем. Если повезет, — чуть замолчала она. – Кроме того… кажется, я задолжала тебе благодарность.

— Благодарность?

— Меня глаза подвели или ты и впрямь отважно встал на пути заклинания, нацеленного на меня?

Тут замолчал уже я. Это на меня не похоже, но обрывки воспоминаний начали возвращаться, и я немного заколебался.

— Я… У меня были свои личные причины. Я должен был это сделать.

— Должен?

— Да!

Она выглядела не убежденной. Проклятая кобыла не верила мне на слово. Вы можете подумать, она знала, каков я. Но, уверяю, тут она ошибалась. Гарантирую.

— Мне надо идти, — сказала она, поднимаясь. – Я дам докторам знать, сколько ты употребил лауданума, так что не пытайся выпросить больше, чем положено. И я дам пони знать, что ты приходишь в сознание. У тебя будут еще посетители. И некоторые, что не удивительно, станут заходить часто.

В том, как она это сказала, было чего-то, требующее пояснения.

— О чем ты?

Выражение ее лица было веселым, но чувствовалась в нем и оценка.

— Принцессы справлялись о тебе. И самая новая, Твайлайт Спаркл, казалась особенно озабоченной твоим благополучием. Что вас связывает?

Я был удивлен, но потом колесики моей памяти заработали. Мы столкнулись, я обезоруживающе улыбнулся. Ну, в этом был смысл. Я бы тоже был уязвим перед моей улыбкой, ударься до того головой – о чем и поведал Кэррот.

Она лишь улыбнулась легкой и незаметной улыбкой, но более ничего не показала. Проклятая кобыла. Но я не мог позволить, чтобы это была последняя мысль перед ее уходом.

— Кэррот Топ? – позвал я и она остановилась. – Еще раз, спасибо, что вытащила меня, — и, чуть помолчав, добавил. – И за отданную славу.

— В любое время.

— Прошу, не надо больше, — вздохнул я и откинулся на подушки, когда она понимающе подмигнула и ушла. – Я хочу лишь порочной и мирной жизни. Это так много?

И, как показала жизнь, одно из двух – не так уж и плохо.