Поэма «Сан-Бургера»

Поэма «Сан-Бургера»

Пускай Спайк ворчит: «Снова туда пошла! Аппетит перебьёшь, а потом дома за столом носом крутишь», Твайлайт всё равно выходит на крыльцо, и в ответ на сетования дракончика раздаётся лишь хлопок двери. Сиреневая пони секундочку задерживается на ступеньках, а потом поднимает носик и вдыхает полной грудью. Копытца переступают какой-то особой иноходью – с подчёркнуто размеренным ритмом, и…

Дыхание этого города невычислимо –

Каждый глотает изменчивый воздух по-своему,

Кто-то полет морковь, кто-то пестует яблони,

Но всё равно за околицей старый учитель

В дряхлой повозке, увязшей среди сорняков,

Варит внимательно винт каждое утро.

И тот пряный запах разбудит вернее,

Чем крик петуха.

Виной всему Мод, сестра Пинки Пай. Она вот взяла, да и прочитала свои стихи – просто так. Такие вот монотонные, гнусавые, непохожие на сочинения тех поэтов, чьи книги красиво расставлены на особо торжественной полке Понивилльской библиотеки. Но в этих странных строфах было что-то такое, что заставляло чуть-чуть измениться тактам сердцебиения, ощутить что-то неспокойное, лёгкой дрожью пробегающее под кожей и останавливающееся где-то там, внутри тебя, в том месте, что не видно на рентгеновских снимках, однако в нём накапливается всё, что делает тебя тем, кем ты являешься. И не беда, что сразу после ухода Мод Спайк пять минут катался по полу от хохота, вспоминая те стихи, тем же вечером Твайлайт купила новый блокнот и цанговый карандаш.

С каждым своим шагом Твай добавляет к хороводу слов, кружащему в её голове новые. Этот секрет она подсмотрела на том единственном выступлении ду-воп ансамбля «Пони Тонс», когда с ними спела Флаттершай. Флатти помогала себе петь, переступая ногами в такт мелодии, вот и сейчас Твайлайт также помогает своей поэме, топая по дорожке особым аллюром.

Я незаметно машу вслед уходящим отсюда,

Тем, кто трясутся в вагонах к Полярному Кругу

Или же просто съезжают на дачу.

Их не заботят проблема цены на какао,

Или протянет сезон еще старое платье.

Их забывают, и это по-своему верно:

Те, кто остались, страдают, конечно же, больше.

Со времени той встречи с Мод прошло несколько дней, и Твайлайт захотела вновь испытать то интеллектуально-либидное ощущение, которое прикоснулось к её сердцу и мозгу, как только речитатив сестры Пинки коснулся её барабанных перепонок. Но вот дела, чтение книг знаменитых эквестрийских поэтов никак не откликалось внутри лавандовой крылатой единорожки. Тот самый блокнотик, в который она собиралась переписывать понравившиеся ей чужие стихи, так и оставался пустым, безмолвным нетронутой белизной страниц. И однажды Твайлайт задумалась: если такое необъяснимое наслаждение можно испытываешь от прослушивания или чтения чужих стихов, то что чувствует тот, кто их сам пишет? Копытца потянулись к блокнотику, и новый карандаш оставил в нём первую закорючку.

Твайлайт, сочиняя на ходу, направляется к «Сан-Бургеру», объекту ненависти домовитого кулинара Спайка. На самом деле, посещение этого заштатного ресторанчика служит лишь поводом для прогулки ритмичной иноходью в одиночестве под рождающиеся в голове словосочетания. Твайлайт помнит, как Спайк потешался над стихами Мод, потому и выдумала такую причину, чтобы скрыть своё тайные упражнения в стихосложении. Она могла бы, конечно, сочинять про себя, прохаживаясь из угла в угол в своей библиотеке, но вот беда, для поэзии, что внутри её, необходим простор, и четыре стены не могут удержать сиреневокрылого поэта на месте. Так что в «Сан-Бургер» каждое утро. Всего с одной монеткой – попить кофе, кушать гамбургеры каждый день провинциальной библиотекарше, хоть и носящей титул Принцессы, не по карману.

Моё солнце встаёт из рассвета на той стороне

Где на завтрак глотают те капли,

Что остались ещё на бутылках, испитых,

И подобранных с вечера в урнах.

Эта мелочь в бумажном стаканчике

Сможет согреть ненадолго,

Ну а музыка будет играть,

Граммофонной иглою скрипя,

Из окна, под которым опять меня сморит судьба.

К стихосложению Твайлайт подошла очень серьёзно. Она изучила учебник от корки до корки, и могла теперь с легкостью отличить ямб от хорея и силлабо-тонический стих от тонического, вот только всё, что она пыталась написать, старательно пересчитывая слоги и поминутно заглядывая в словарь рифм, ей не нравилось. Технически эти стихи были безупречны, о ни были даже о том, о чём пишут все остальные лирики – об ожидании любви, о красоте заката, о том, как хорошо проводить время с друзьями… Но вот только их написание не приносило ощущений, даже отдалённо похожих на те, что посетили Твайлайт во время чтения сестрой Пинки своих стихов. Крылатая единорожка отчаялась – неужели ей, способной во всем, что связанно с книгами, такая несерьёзная вещь, как поэзия, оказалась не по зубам? Просить совета у Мод было стыдно, и Твайлайт не придумала ничего лучше, чем в тайне от всех написать истеричное письмо первому же поэту, чьё имя попалось ей на страницах свежего номера альманаха «Эквестрийские истории». Ответ пришёл лаконичный: «Не выдумывай, а пиши о том, что у тебя перед глазами.» Дальнейших пояснений не последовало, хотя Твайлайт и написала ему ещё одно письмо: пересадка печени поэтам не по карману, и вскоре в «Эквестрийских историях» был напечатан стандартный короткий некролог. Озадаченная крылатая единорожка вышла на улицу, оглянулась, присмотрелась, и…

Новые слова проносятся в мозгу яркими шутихами, разноцветно сочетаясь, и их взрывы сотрясают всё её тело, отдаваясь постыдным теплом внутри живота. Твайлайт теперь ощущает даже более сильные непонятно-эротическо-рассудочные наслаждения, чем те. что подарила ей декламация Мод. Единорожка пошатывается, пускает слюну и, бормоча, вскидывает мордочку к небесам. Сочинять стихи по-настоящему, не по учебнику, не о том, о чём писать общепринято, а о том, что внутри тебя, это окружает тебя, это… Это непередаваемо… Волнительно! Преступно! Свободно! Сексуально!

Среди тех, чьи объятья –

Подарок за ломанный грош,

Я чужая,

Отшельник на книжных равнинах беды.

Как сушёные финики -

Ядра утерянных чувств

И любовь неизвестна картографам наших дорог.

Вдали уже виднеется аляповатая вывеска «Сан-Бургера». Ещё хотя бы несколько слов успеть вышагать… И тут Твайлайт останавливается. Она вдруг ощущает, что в эту поэме надо добавить лишь ещё одно слово – «Конец». Её первое настоящее стихотворное произведение закончено. Это похоже на то, как внезапно излечиваешься от уже привычного тебе недуга – облегчение, соседствующее с сожалением, что всё завершилось. Крылатая единорожка ещё некоторое время прокручивает в голове и перекатывает на языке то, что у неё, наконец, сложилось во что-то большее, чем просто текст, искреннее и цветастое, просящееся уже на бумагу. Так и не заходя в «Сан-Бургер», она разворачивается и направляется обратно, в библиотеку. Ну а там, усевшись за свой рабочий стол, она, несмотря на возражения Спайка, что лучше бы он написал то, что нужно, под диктовку своим каллиграфическим почерком, чем такая неумеха будет тюкать копытами в клавиши, она вставляет два сложенных вместе листа бумаги в пишущую машинку и, постоянно промахиваясь мимо нужных клавиш, выстукивает заголовок: «Поэма «Сан-Бургера»».

— Вот это да! – Хохочет Спайк, листая свежий выпуск «Эквестрийских историй». – Твайлайт, помнишь Мод, сестру Пинки? Ты глянь, она заняла первое место в конкурсе молодых поэтов. Вот умора! А я-то думал, что её дурацкие стишки про камни не будут даже допущены к конкурсу. Как оказалось, бывают рифмоплёты и намного хуже Мод. Последнее место у какой-то «Поэмы «Сан-Бургера»» некоей Т.С.