Цветок и грёзы

Ну всё, всё, Тэйлвинд, тише! Вот он — папа. Тут.

А шуму-то было. Так-так, и чего же тебе не спится, моя сладкая, и почему только я могу тебя уложить?

Ах вот что… Ну, скажу по секрету, я тоже совсем не хочу улетать. Но иначе нельзя, уж прости.

Почему? Неужели я тебе не рассказывал эту историю? Стыд мне и позор. А знаешь что? Я расскажу тебе, зачем бризи отправляются в Эквестрию за пыльцой, а ты пойдёшь в кроватку, и утром я непременно сильно-пресильно тебя обниму — во-о-от прямо как сейчас!..

Если ты ещё будешь спать, когда мне надо будет собираться, то тогда я обязательно тебя разбужу — и обниму! Но если ляжешь пораньше, мне и будить тебя не придётся.

А историю, конечно, всё равно расскажу. Так что, по копытцам?

Вот умненькая кобылочка. Итак, зачем же нам вообще нужна пыльца. А началось всё с цветка…

Что за цветок? Такой, что никогда не увидишь, в таком месте, где никогда не побываешь — в краю, что у края всех краёв. Он был совсем не простой, а очень даже особенный. Все цветы умеют спать, спят они каждый по-своему, но этот цветок ещё и умел думать. А ты наверняка знаешь, если что-то умеет спать и думать, то ему обязательно привидятся сны.

Пускай он и был совсем крохотный, совсем цветочек, но сны ему снились очень большие. Он грезил о целом мире! Там, в его сновидениях, жили кони-великаны ростом до неба и росли седые древа, любящие побеседовать с гордыми оленями, а в бурных речках со смехом резвились дельфины.

Цветок был очень умный и даже во сне мог думать как на яву, и самым любимым творением его грёз были бризи. Да-да, самые что ни на есть крохотные и смышлённые, совсем будто сам цветок.

Всё правильно. Цветку снился не просто какой-то мир, ему снился наш мир. Мир бризи.

Но сны живут лишь до тех пор, пока видящий их спит, и как бы некоторые маленькие кобылки ни старались, ничто не может спать вечно. В какой-то миг цветок пробудился — и грёзы растаяли. Растаяли великаны и древа, олени и дельфины. Растаяли бризи. Остался лишь один цветок, способный думать, в своей рощице у края всех краёв.

О, не печалься, моя сладкая. Всё закончится хорошо.

Ты и сама знаешь, как, бывало, увидишь ночью чудесный сон и по утру становится грустно от того, что больше его нет. Так вот, а цветок не грустил. О нет, он вознамерился как-то это исправить.

Ты ведь помнишь, что это был очень-очень особенный цветок? Он был такой особенный, что мог дотянуться аж до своих соседей-цветков и забрать всю пыльцу себе! И вот он начал тянуться, и тянуться, и тянуться, брать и брать, пока в рощице не осталось ни крупицы пыльцы. Он собрал её — и проглотил всю без остатка.

Да, “проглотил”. Очень-очень особенный цветок, помнишь? И это очень хорошо, потому что он, наевшись до отвала, вскоре задремал. И всё случилось так быстро, что во сне его ждали ровно те же самые грёзы, что он видел.

Оставалась только небольшая неурядица. Создания грёз хорошо запомнили, как цветок проснулся… как от них осталось немногим больше зыбкой тени воспоминаний.

Да, они сильно испугались, так испугались, что многим пришлось выбросить эти мысли из головы. Они позабыли время, когда были забыты сами, и сказали себе: никогда такого не случалось! и уж, конечно, никогда не случится потом. Великаны, древа, олени, дельфины — все продолжили жить, как раньше, будто в самом деле ничего и не бывало.

А бризи — нет, любимцы цветка не забыли. Мы ухаживали за ним, пока он дремал, и решили что-то предпринять.

Да брось, нет, конечно. Я не такой старый, детка. Но так эту историю рассказывал мой папа.

Нет, твой дедушка тоже не был таким старым. И мой дедушка, и дедушка моего дедушки. История стара как наши полёты за пыльцой. Если позволишь, я продолжу.

Жившие тогда бризи совершенно правильно и разумно рассудили, что им надо не дать цветку проснуться, но как это сделать, они не знали. Мы пробовали собрать много-много пыльцы, но вся она и так уже находилась в грёзах — тень воспоминаний об уже проглоченной пыльце из рощи. Тогда мы попытались не шуметь, чтобы его не разбудить, но большие не захотели последовать нашему примеру, — а они шумели громче всех нас вместе взятых.

Скоро, очень и очень скоро, дремлющий цветок заворочался и мир, будто высохший листик, начал съеживаться по краям… Но тут случилось чудо.

Да, цветок был очень-очень особенный, но был он далеко не единственным мыслящим растением в краю, что у края всех краёв. Одно исполинское древо, седое и мудрое, почувствовало метания цветка и проникло в его тревожный сон. Оно знало, как можно жить внутри сновидений, и решило научить этому цветок, а пока, чтобы его накормить, оно предложило пыльцу собственных грёз.

Так мы, бризи, и отправились в чужой, полный опасностей мир. Вдали от родины наша магия стала слабеть. А сколь древо было обширнее и громаднее цвета, столь же и его грёзы были обширнее и громаднее нашего дома.

О, моя сладкая, отнюдь. Мудрое древо подумало об этом. Увидев наш трудный путь, оно обратилось к своим любимым отпрыскам — пони — с просьбой помочь нам.

“Дети корней моих, крепкие и сильные, — сказало оно во снах могучих пони, — позаботьтесь о земле и приглядите, чтобы для наших гостей всегда цвели цветы”.

“Дети ствола моего, высокие и гордые, — сказало оно во снах рогатых пони, — обучитесь магии и прогоните прочь созданий, которым наши гости кажутся пищей”.

“Дети кроны моей, лёгкие и вольные, — сказало оно во снах крылатых пони, — подарите нашим гостям дуновение нежного зефира и проводите в безопасности домой”.

Так и получилось, что бризи улетели в большой и чуждый мир, а с помощью пони смогли возвратиться домой. Как оказалось, неважно, куда попадёт к цветку пыльца — в сон или в живот; оба способа были одинаково хороши. Раз в жизни мы отправляемся в Эквестрию за новой порцией, чтобы цветок был сытым. Так было и так будет, пока он, наконец, не обучится у древа, как можно жить внутри мира грёз.

Вот поэтому-то мне и надо улетать. Но не горюй! Ты же Тэйлвинд — моя кроха, ты всегда в моей памяти, и ради тебя я храбро ухожу в далёкие края и ради тебя иду домой. Мы не прощаемся, сладенькая моя. Ничто нас не разлучит.

Ещё как правда! Твой папа готовился много месяцев. А остальные… Ну, что поделать, зато я буду главным. Я обязательно приведу их домой в целости и сохранности.

Да и, подумай-ка сама, нам будут помогать пони — что может случиться?