Маяк
Маяк
Так нечестно.
Просто нечестно, и всё тут.
Все на пляже, плещутся в воде, нежатся на солнышке, играют в волейбол, лепят куличи из песка (конкретно Пинки) и читают про Дэринг Ду, а она — она! — должна работать.
Лето, трехднёвный отпуск на морском берегу — и вот те на, сверху официально просят подменить какую-то непонятную Си Сплэш, которую она и в лицо-то не видала. Так вообще бывает? Полный отстой. Она им всё выскажет, как в Понивилль вернётся. Пускай в следующий раз дважды подумают, прежде чем отрывать пони от отдыха.
Рэйнбоу Дэш, нахохлившись, вертелась на дурацком стуле, удобно устроиться на котором было решительно невозможно. Стулья ей никогда не нравились. Никогда. Разве что изредка, но это совсем в исключительных случаях. Непривычные. Неудобные. Жёсткие. Неудобные. Неказистые. И… да, неудобные. Снова поёрзав, она попыталась откинуться на спинку так, чтобы не придавить мышцы крыльев, но без особого успеха. Снова вздохнула.
А на облаках, в отличие от стульев, дремать было приятно. Облака всегда мягкие и пружинят как перина. Не нравится что-то — бери шмат облачной ваты и лепи что хочешь какой угодно плотности. Получается всегда как надо, и неудобно просто не бывает. Стулья же совсем не такие.
Со скорбным стоном Рэйнбоу вскочила на ноги. И будто одного стула недостаточно, так ведь в крохотной комнатке даже не полетаешь, а привинченное у лестницы предупреждение красноречиво сообщало, что мастерить лежанки из облаков и спать на работе строго-настрого запрещено.
От нечего делать Дэш подпрыгнула, зависла на секунду в воздухе и приземлилась обратно. Н-да, невелика разница. Потолок был слишком низкий для виражей, а комната слишком маленькая, чтобы наворачивать по ней круги. Дурацкая работа.
Пегаска уселась на полу и, смерив стул злобным взглядом, лягнула его что было сил. От скуки, да.
Скука. Ску-ука. Тоска.
— Гр-р… Как Твайлайт это выносит? — буркнула Дэш в пустоту. Она снова вскочила на ноги и принялась мерить комнатку шагами, стараясь держаться подальше от винтовой лестницы и опрокинутого стула. С высоты, по крайней мере, открывался неплохой вид.
Не то чтобы пейзаж поражал живописностью, но если уж и бить баклуши, то хотя бы не на земле. Этим важным делом она занималась на высоте сорока метров над уровнем моря.
Рэйнбоу опять плюхнулась на круп и сердито зыркнула на стул.
— Накосячил и лежишь довольный, да?
Стул ожидаемо не удостоил её ответом.
Зачем вообще назначать пегаса смотрителем маяка? Разве земной пони или единорог не справятся?
Эпплджек могла бы делать это хоть во сне, ну правда. Сиди себе, закинув ногу на ногу, да гляди, как за окном пробегает по водной глади золотистая дорожка света. Закидывала бы через всю комнату лассо в корзинку с яблоками… или чем она там занимается, когда не лягает яблони и не кашеварит?
А Твайлайт… Твайлайт носилась бы весь день и снимала замеры со всего подряд от длины окон до интенсивности света в фонаре. Ха! Да она бы, наверное, заодно соорудила что-нибудь полезное… Поставила бы книжный шкаф или какую-нибудь учёную фиговину.
Рэйнбоу застонала и скорчила унылую физиономию, зарывшись лицом в копыта. Как же ску-у-учно!
Вот если б тут разыгралась буря! Дождь хлещет в окна, свищут ураганные ветры, океан ревёт, всюду столбы брызг, сверкают молнии… Да, ну и зрелище. Ради такого Рэйнбоу бы сама, добровольно, согласилась сидеть взаперти в крохотной каморке, прильнув к перилам, и вглядываться в морскую даль, рассекаемую лучом света. Вот это дело для настоящей героини — смотрительницы маяка! Той, кто отважно несёт дозор, той, что готова в любую секунду ринуться в воду и вызволить смытого за борт пони.
За окном пролетела одинокая чайка, и пегаска, вырванная из бурных фантазий, невольно скользнула взглядом по ровной водной глади и ясному, чистому небу. Лицо её помрачнело.
Тоска голимая.
Рэйнбоу Дэш, самая быстрая летунья в Понивилле, если не во всей Эквестрии, с постной миной взирала на побережье.
Взяли и заперли в унылой комнатушке на вершине башни, где даже лениво пофантазировать о чём-нибудь клёвом нет сил.
А вот Твайлайт устроила бы тут всё за считаные минуты, Дискорд побери. Глянула бы, небось, какое-нибудь заклинание в книжке, чтобы оно само предсказывало непогоду и предупреждало все корабли, по глупости решившие выйти в море без пары пегасов на борту. Ну правда, кто сейчас так делает? Погодные пегасы есть в каждом крупном городе, задействованы в любой профессии, связанной с погодой, спасением жизней или грузоперевозками.
Кто угодно может присматривать за маяком. Да блин, даже Флаттершай — и та больше годится. Ей как минимум могут составить компанию зверьки и птицы. И она бы их ещё надрессировала доставлять срочные сообщения при надобности.
Рэйнбоу испустила вздох и подцепила висящую на лестничных перилах перемётную сумку. Ничего не попишешь, придётся сидеть на крупе ровно. И потихоньку смыться отсюда не выйдет — вдруг в самом деле что-то случится. Правда, нужно быть полнейшим кретином, чтобы отправиться в плавание без пегасов в команде, сбиться с курса в безмятежном океане, провести корабль через всю бухту, а затем сесть на мель у берега. Но если вот она, Дэш, протирает крупом стул в комнатке с видом на этот самый океан — кому-то, значит, подобный сценарий показался вероятным, и он посчитал нужным привлечь к делу именно её, Рэйнбоу Дэш.
Она ведь такой спец по маякам, просто в голове не укладывается.
Удостоив стул беглым взглядом, пегаска пинком вернула его обратно в вертикальное положение и выудила из сумки сэндвич. Дёшево и сердито, но при своих размерах ничего лучше для лёгкого перекуса не сыскать. Рецепт прост: морковь, немного полевых цветов и перец. Просто и вкусно. Без морковки никуда, само собой, цветы добавляют чуточку разнообразия, а перчик… Вот он для вкуса! Богатого такого вкуса, пряного.
Так, с мыслями о достоинствах кушанья, Рэйнбоу аккуратно присела на стул, стараясь не отклоняться назад, и задумалась о своей нелёгкой судьбе.
Как нетрудно догадаться, её угораздило застрять на скучном маяке у скучного морского побережья в самый скучный её отпуск со скучной же погодой. Кораблей не наблюдалось, и только кучки отдыхающих на пляже разрушали идиллию… и были вне её досягаемости. Нет, конечно, их было видно, но с такого расстояния не перекинуться даже парой слов, не говоря уже о чём-то большем. Только мозолят глаза да напоминают об упущенном веселье. Местная живность тоже не радовала чем-то интересным. Чайки сидели на камнях и ныряли в воду… Скучно. Крабы тоже сидели на камнях, и их клевали чайки… Скучно. Рыбы… плавали в воде — а что им ещё делать, — и их ловили крабы и чайки… Скучно и мерзко.
— Нафиг! Надо двигаться!
Распираемая энергией, пегаска сорвалась и потрусила вдоль стены. Места (и в особенности высоты) здесь не хватало, но сидеть неподвижно было попросту невмоготу. Она даже нарисовала в мыслях воображаемый маршрут: тут старт, у перил пусть невысокий холмик, а та синяя клякса сойдёт за пару тюков сена или облаков… Совсем как разминочная пробежка, а что?
На шестнадцатом круге Рэйнбоу готова была лезть на стену от скуки. Тихо выругавшись, она в очередной раз пнула ненавистный стул и плюхнулась на него. Сердито покосилась на сэндвич. Увы, даже острому перчику было не под силу скрасить её уныние. Она насупилась и тупо уставилась на то место, где до этого бросила сумку.
Вот Дэринг Ду на её месте давно бы строила планы на очередное опасное приключение, разгадывала древнюю тайну или листала последние страницы загадочной книги сокровищ, оставшейся от неизвестной цивилизации, расшифровывала перехваченное послание глупого негодяя с забавным акцентом, а то и готовилась вот-вот вставить на место последний кусочек головоломки — и бац, случается что-то грандиозное, всё завертелось, приключение начинается…
В эту секунду до Рэйнбоу донёсся негромкий звук, едва различимый за тихим поскрипыванием половиц.
Она сморгнула и удивлённо вскинула голову. Вслушалась, настороженно прянув ушами. Ничто не нарушало тишину, кроме едва слышного скрипа и далёкого шума прибоя внизу. Она глянула в окно и поняла, что пока воображала себе похождения Дэринг Ду, солнце успело скрыться за облаками. Рэйнбоу вскочила на ноги и размяла затёкшие мышцы.
За прошедшее время особо ничего не поменялось… Может, кто-то из пони ушёл с дальнего пляжа да прилив усилился, но в остальном пейзаж оставался неизменным. Песок, вода, камни, крабы, чайки, рыба, солнце за облаком, вдруг похолодевший воздух, туман с моря наползает, у каменистого края отмели дрейфует корабль с рваными парусами, луч света…
Рэйнбоу Дэш вытаращилась на корабль, наполовину скрытый пеленой тумана, возникшего словно из воздуха. Внешний вид судна ни капли не напоминал ни утлые рыбацкие челны, ни большие фрахтовые суда, ни уж точно диковинные дирижабли, что швартовались в портах Клаудсдейла и Кантерлота. О нет, он был высоким, по меньшей мере двадцати метров в мачте, и настолько громадным, что вместил бы пять-шесть библиотек Твайлайт, поставленных в ряд. Это был огромный, старинный корабль. И сейчас он дрейфовал у самой границы тумана, пряча днище, и одним своим видом словно выпивал из мира все краски.
Рэйнбоу подскочила к застеклённому краю комнаты и снова окинула взглядом побережье. Вдалеке последние пони, нарезвившись за день, собирали вещи и расходились по прибрежным гостиницам и арендованным домикам. С камней поближе, почувствовав прохладу, взмывали в воздух чайки. Крабы пропали вовсе — попрятались, небось, где потеплее.
До Рэйнбоу запоздало дошло, что именно для этого маяки и ставят у моря. Просто на всякий случай, если случится что-то внезапное и корабль, не заметив скал и буёв, подойдёт слишком близко к берегу. Она обязана помочь им… Уберечь от неминуемой катастрофы.
На лице Рэйнбоу расцвела широкая улыбка, достойная Пинки Пай, и пегаска вихрем бросилась к окну, оглашая окрестности криком:
— Без паники! Рэйнбоу Дэш спешит на помощь!
Доля секунды на то, чтобы припасть к подоконнику, — и Дэш стартовала с края по длинной дуге. Она неслась навстречу земле, навстречу промозглому морскому воздуху и свисту ветра в ушах. Поверхность стремительно приближалась, будоража кровь, уже видны были отдельные травинки, изредка пробивающиеся сквозь песок… Она резко расправила крылья и, вскрикнув от выворачивающей боли в костях, заложила головокружительный вираж в метре над пенными барашками, оставив в воздухе два белёсых следа. Для Рэйнбоу Дэш ничего не стоит выйти из свободного падения в вираж!
Работая крыльями, она взяла прямой курс на корабль. Присмотрелась. Лететь до него от берега было порядочно, хотя толку-то будет от такого расстояния, если их вовремя не предупредить. Насколько Дэш понимала, судам нужно время для манёвра, а рифы со своего места никуда не денутся, будь ты хоть трижды лётным асом; надо было развернуть корабль, пока ещё не поздно.
Она не сбавила скорости, даже заметив, что ветер начинает крепчать, а плотные тучи угрожают полностью затянуть небо. На периферии её зрения что-то быстро мелькнуло, и она инстинктивно рванула влево — как раз вовремя, чтобы увернуться от марлина, выскочившего из беспокойных волн.
…Погодите-ка, марлин? Она про эту рыбину читала в буклете из отеля, где они с девчонками остановились… Так это что же, он не придуманный?
На секунду опешив, Рэйнбоу едва не проворонила гребень накатывающей волны. Сработали отточенные годами тренировок рефлексы, и она уклонилась в самый последний момент, однако морю всё же удалось подмочить ей левую заднюю ногу. По телу пробежал неприятный озноб.
Мельком глянув в пучину, Рэйнбоу подрастеряла уверенность. Да, она Рэйнбоу Дэш, да, она клёвая и всё такое, но… воды здесь не просто глубокие, они холодные и неспокойные. Брызги ещё можно стерпеть, но только врежься в волну — позавидуешь моржам в ледяной проруби. Внезапно пегаска сильно зауважала земных пони-мореходов далёкой старины. И поспешила подняться ещё на пару метров над бездной вод.
Чем ближе к кораблю, тем отчётливее она чувствовала, что давление предательски падает и у неё начинает закладывать уши. В воздухе, зябком и без того, повеяло морозом; в суставах появилась лёгкая скованность. Тем не менее судно дрейфовало к берегу, лететь до него оставалось не больше минуты, и по мере приближения взору Дэш открывалось всё больше деталей.
Нос корабля напоминал отсыревшую тёмно-бурую корягу. Мачты были стянуты посаженными на болты обручами. Паруса извивались и хлопали — их изодранные края, будто паучьи лапки, скребли воздух в тщетной попытке оторваться от рей. Корпус таращился на неё провалами слепых, неостекленных окошек — чернота зияла внутри. В задней части судна над главной палубой возвышалось рулевое колесо; сама палуба казалась крепкой, однако стихия не пощадила перила и лесенки, ведущие на корму. Матросов было не видать. Только над кораблём развевался потрёпанный жёлтый флаг с зелёной полосой по центру и болтающиеся канаты раскачивались в порывах ветра, будто свисающие с потолка змеи из приключений Дэринг Ду в “Тайнах забытого склепа”.
Дэш собиралась снижаться, как вдруг чуть не столкнулась с кричащей чайкой. Птица выглядела едва живой, не то изнемогши от борьбы с ветром, не то замерзая на лету. Рэйнбоу ловко нырнула вбок, но даже так успела разглядеть взъерошенное оперение и тусклые серые глаза. Летит почти вслепую. Пегаска ещё какое-то время смотрела на чайку, не вписавшуюся в поворот и промчавшуюся сквозь облако брызг, пока не потеряла её из виду в тумане. Напоследок она оглянулась на берег, чтобы сориентироваться, и, наконец, коснулась палубы — и тут же чуть не поскользнулась на мокром настиле.
Корабль пустовал. Кое-где оснастка свисала с крепежей, кое-где лежала на палубе клубками змей. Несмотря на отсутствие матросов, остеклённые фонарики болтались в кольцах, прикреплённых к скобам, и на протянутой между мачтами цепи. На короткое мгновение палуба, мачты, такелаж и паруса вспыхнули золотисто-янтарным светом, но это неземное сияние угасло и быстро сменилось прежней мрачной блёклостью. Рэйнбоу обернулась и заметила далёкий отблеск, но тот вмиг исчез во мгле. Прошло несколько напряжённых секунд, прежде чем маяк снова сверкнул в пелене тумана, озарив судно сиянием.
— Эй! Есть кто живой? — прокричала пегаска. — Разворачивайтесь! Не то налетите на скалы, и ваша посудина пойдёт ко дну!
Рэйнбоу Дэш повертела головой: только ветер свистит да плещут волны; изредка скрипит и вздыхает корабль.
— Я не шучу! Вы же разобьётесь! Ау-у?
И вновь лишь тишина.
Луч маяка скользнул по палубе, вновь осветив её, и Дэш робко шагнула в сторону верхней палубы. Она переступила через несколько брошенных канатов и тут кое-что заметила: если оснастка была старой и потрёпанной, то крепежи хоть и выглядели изъеденными, но сохранились хорошо. Странно — по работе в погодной команде она знала, что солнце, влага и воздух быстро изведут как металл, так и толстую бечёвку, если за ними не следить. Снова взлетев, она метнулась к штурвалу и в очередной раз огляделась.
Точно в момент её приземления верхнюю палубу озарил золотой свет, выхватывая лужицы воды и необъяснимо начищенные крепежи для снастей. Сам штурвал, щербатый и потрескавшийся, как будто был поднят со дна морского. Она бы запросто уместилась внутри колеса от хвоста до макушки, а рукояти, за которые положено его поворачивать, были длиной с её предплечье. К колесу пристала какая-то зелёная тина, и когда Рэйнбоу из любопытства потрогала одну рукоять, та отломилась и с тихим стуком шлёпнулась ей в копыта, приклеившись к палубе. Штурвал не сдвинулся ни на йоту.
Запах гниющей древесины и солёных брызг, витающий в воздухе, вкупе с вонью тухлой рыбы заставил её в отвращении поморщить нос.
— Значит, на борту никого нет и рулить этой бандурой некому.
Она быстро перебрала в уме сократившиеся альтернативы.
Теперь было ясно, что в спасении от неминуемого крушения никто не нуждался, но всё же дать судну врезаться в берег казалось не лучшей затеей. Обломки завалят весь пляж, а затем туда набегут любопытные жеребята и всякие зеваки, рискующие пораниться. При этом Дэш не представляла, как корабль мог чудесным образом развернуться, не врезавшись в скалы или волнорез, — а если и мог, потом бы сел на мель где-нибудь в заливе или распахал днищем береговую линию. И Селестия бы с ней, с этой береговой линией, но в заливе тоже хватало возможных жертв, среди которых были рыбаки, другие суда, ныряльщики… Можно было ожидать и наплыва крупных хищников, привлечённых толпами прознавших о кораблекрушении пони.
Рэйнбоу нахмурилась и помотала головой. Не-ет, акулы и пони — плохое сочетание.
Конечно, даже если корабль каким-то образом покинет залив, то усиливающийся прилив всё равно подхватит его и, вероятно, он потерпит крушение где-нибудь поблизости, став угрозой другим пони и судам. И, со вздохом рассудила она, даже если всё закончится хорошо, даже если он не врежется в пляж, обойдёт рифы, выплывет из залива и не потерпит крушение на побережье, даже тогда в океане по-прежнему будет плавать неуправляемое судно — поджидать своего чёрного часа.
Золотой свет опять залил палубу, и Дэш хмуро буркнула под нос. Она решила посмотреть, хватит ли снастей на приличную верёвку, чтобы потом отбуксировать корабль и где-нибудь его привязать, и краем глаза уловила краткий блик у оси рулевого колеса. Она пригляделась, но луч света промелькнул, и всё снова погрузилось в темноту. Рейнбоу подождала, пока глаза не привыкнут к мраку, и подошла ближе.
Из глубокой щели в расколотой надвое доске торчал загадочный брусок металла, в котором было проделано отверстие размером чуть меньше монеты. Пегаска присела и вытянула шею, чтобы рассмотреть его получше: металлическая штуковина была концом увесистого плоского предмета, застрявшего к недрах рулевого механизма. Она уже протянула копыто, желая дотронуться до него, но отвлеклась на крохотный, тускло мерцающий огонёк далеко впереди корабля… Вспышка!
Пегаска вскрикнула от неожиданности, отпрянула, заскользила на сыром дощатом покрытии и кувыркнулась на круп. Завозилась вслепую, размазывая по заду холодный склизкий ил в стремительно тающем ярком свете.
Тяжёлое дыхание, дрожь, резь в глазах, слепящее пятно.
Наконец, она поднялась на ноги, яростно моргая.
— Ладно, понятно… — пробурчала Рэйнбоу, стараясь унять колотящееся сердце. — Не смотреть на маяк, когда темно.
Она помотала головой, чтобы стряхнуть застывшую перед глазами картинку и ощущение какой-то жути, от которого засосало под ложечкой. Это попросту покинутый корабль, его несёт к берегу, и ничего тут нет! Завидев вдали очередной тусклый проблеск, она заслонила глаза копытом и выждала, пока луч не пройдёт мимо, а уже секунду спустя стояла у штурвала, внимательно изучая железяку, увязшую в основании.
Хватило пары мгновений, чтобы понять, что эта непонятная фиговина не даёт штурвалу вращаться — потому и корабль безвольно качает на волнах. Судном не порулишь, когда в поворотном механизме застряла такая штука. Поглядев по сторонам, Дэш заметила на секции перил крепление для такелажа, тонкий металлический крюк, и крепко его лягнула. Ещё несколько секунд она провозилась с тем, чтобы выдрать его из гнилой деревяшки, а затем поспешила вернуться к штурвалу. Снова вспыхнул янтарно-золотой. Она осторожно просунула крюк в дырку на металлическом бруске и, ухмыляясь своей изобретательности, схватила зубами всё ещё свисающий с крюка канат.
Таким не грех будет похвастаться и перед Твайлайт. Едва свет маяка снова озарил корабль, пегаска что есть мочи упёрлась ногами в палубу, набрала побольше воздуха и резко дёрнула на себя.
Сдавленный стон эхом прокатился по кораблю. Кусок металла вырвался из плена, натяжение разом ослабло, Рэйнбоу Дэш оступилась и едва устояла на ногах. И тут же пригнулась — железка, крутясь, просвистела над её головой и в угасающем свечении глухо брякнулась о перила. Застонал корабль. Рулевое колесо начало медленно вращаться в такт накатывающим волнам.
С победоносной улыбкой на лице Рэйнбоу обернулась поглядеть, что же это была за железяка, и замерла. Из перил торчал клинок не короче её передней ноги, в кольцо на рукояти был продет металлический крюк, а от него до её рта тянулся канат.
Дэш выплюнула конец и нервно сглотнула, попятившись назад. Такое было чересчур… чересчур даже для неё. Плёвое дело, которым опосля можно похвастаться перед подругами, внезапно обернулось смертельным, леденящим кровь опытом — а ведь, подумала она, это рубило едва не угодило ей в лицо. Морские брызги вдруг стали казаться ещё холоднее, а туман вокруг корабля — куда более серым и гнетущим.
Она самоуверенно откашлялась, чтобы прогнать предательские мысли, и вернулась к делам насущным: ещё предстояло придумать, как спасти корабль от крушения. Теперь штурвалу ничего не мешало и можно было попытаться им воспользоваться, пускай у неё и не было опыта в управлении судами. Это ведь, в конце концов, попросту колесо… Крутится влево-вправо, всего два направления. Пегаска приблизилась к лениво вращающемуся штурвалу и для пробы легонько его толкнула.
Как выяснилось, поворачивать руль не так-то просто, но когда Рэйнбоу потянула сильнее, тот нехотя поддался. Бежало время, рукояти мелькали перед глазами одна за другой, и вот наконец она почувствовала, как корабль берёт новый курс. Дэш с торжествующей ухмылкой взвилась на задние ноги — она, капитан старинного корабля! Вот она ведёт судно сквозь стену бури, раздавая приказы, снуют и перекрикиваются матросы, тут налетает шквал, ливень хлещет по палубе, ветер грозно завывает и раздувает паруса — у Пинки так не разносит пузо после бесплатной дегустации в кафе-мороженом! Вот неистовый порыв срывает с головы капитанскую шляпу, и её грива рассыпается каскадом, вьётся в безумном упоении, точно живая. Она расправляет крылья, ловя стенания ветров, она слышит крики обуреваемой страхом команды… и отчего-то, не задумываясь, заслоняет глаза.
Рэйнбоу Дэш растерянно заморгала. С чего ей вдруг захотелось закрыть лицо? Штормит, конечно, но непогода в море не новость. Она опустила вздёрнутое копыто и обстоятельно прощупала одежду — не порвалась ли где. Невзирая на бурю, ткань держалась хорошо. Швы тяжёлого тёмно-бурого кителя, свисающего с плеч, были просмолены, чтобы не пропускать влагу. Глубокие карманы — целы, в них счастливая монета, секстант и маленький телескоп, чтобы отыскать надёжную гавань. К груди, грея сердце, прижимается увесистая бутыль яблочного бренди, закреплённая на шнуре, идущем от воротника к поясу.
Пони стряхнула наваждение и пустила клич по кораблю, на что моряки отозвались фанатичным рёвом. Капитан сказала плыть — значит плыть!
Капитан Рэйнборн Лэш ухмылялась из-под копны рыжих волос, и в голосе её гремели раскаты грома, средь которых она была рождена:
— СВИСТАТЬ ВСЕХ НАВЕРХ! ОТПРАВИМ ЕГО НА САМОЕ ДНО, И КАКАЯ-ТО МОРОСЬ НАМ НЕ ПОМЕХА!
Матросы одобрительно взревели и налегли на дело с удвоенной силой. Рэйнборн Лэш недобро осклабилась, отчего порез на лице натянул свежие швы, не дававшие разойтись её губе. Треклятого бунтовщика пока ещё не выписали из “гостевой каюты” под килем. Сверкнула молния — капитанша только рассмеялась в лицо буре. Пожалуй, надо будет отвязать его в следующем порту.
И вновь она непонимающе заморгала, тупо уставившись на переднюю ногу.
Откуда взялось это желание заслонить лицо во что бы то ни стало? Тряхнув головой, она со злостью отдёрнула ногу. Вдруг сзади раздался звон извлекаемого клинка, заставив её резко обернуться к штурману Пэтуэйсу. Земной пони, с обнажённой саблей, уставился куда-то позади неё. Не раздумывая она выхватила собственное оружие — в грубой стали блеснула золотом молния.
Но не успела она сообразить, как штурман грохнулся мордой вниз; его клинок со звоном ударился о доски, покатился и, ловко проскользнув меж перил, улетел на нижнюю палубу. Капитан оторвала взгляд от бездыханного моряка. Над телом возвышался ром-мастер, ухмыляющийся с нескрываемой злобой. Он вытащил свой меч из мёртвого земного пони: его оружие танцевало в синем мерцании, и блики играли на зверином оскале причудливо заострённых зубов.
Рэйнборн Лэш — храбрейшей и отважнейшей из капитанов, той, кто в своё время избороздила полсвета, — было не привыкать к диковинкам, однако самой необычной находкой стал Барли Бруд, туземец из далёкой страны в южных морях, а ныне корабельный мастер над ромом. Барли Бруд был земным пони, причём крепко сбитым, с гривой цвета морской пены и тёмно-бурой шерстью. Его копыта, со щётками чуть более светлого оттенка, были покрыты белой эмалью из растолчённых морских раковин, и всем приходилось лишь гадать, зачем он украшал их таким странным образом. Капитан увидела в нём толк и предложила место среди команды. А помимо габаритов — рядом с ним другие пони выглядели карликами, — у Барли Бруда была ещё одна необычная черта… странное уродство, острый шип длиной около сорока сантиметров, выпиравший из его лба.
Взгляд капитана был всецело поглощён “рогом” Барли Бруда. Он, этот рог, горел светом.
Неожиданно из-под нижней палубы раздались крики рабов, закованных в трюме. Им вторили вопли команды — отребье вырвалось на свободу, значит, но сейчас Рейнборн Лэш было не до того… Барли Бруд свирепо скалился, глядя на неё, и его странный прямой клинок трепетал в воздухе, не стиснутый ни ртом, ни копытом.
— Ч-что ты за отродье, гром тебя побери?! — прорычала она, чувствуя, как расходятся швы на щеке.
Жеребец зло ухмыльнулся — лишь блеск бури и молний в глазах. Зрение капитанши заволокла жгучая пелена, и Рейнборн Лэш взвыла от невыносимой боли: светящийся меч пронзил её грудь и пригвоздил к основанию штурвала. Зловещий огонь плясал вокруг безобразного отростка Барли Бруда. Жеребец с рыком подался вперёд, наклонился ближе и прошептал:
— Я однорогий. Я страх. Я боль.
Клинок продвинулся глубже; в уши вгрызся скрежет, как будто от лопаты, ударившей о гальку.
— Я страдание. Я мука. Я утрата.
Ещё толчок, и из великолепного капитанского кителя осталась торчать лишь рукоятка.
— Я ярость. Я злоба. Я ненависть.
Вспышка молнии прорезала небо позади чудовища, озарив разметавшуюся косматую гриву. Капитан хватала ртом воздух, превозмогая кровавую пену, растекающуюся в груди. Она чувствовала, как рвутся от натуги швы — а она силится освободиться, вырвать застрявшее в теле оружие.
— Я смерть, мой капитан. Я — смерть.
И когда страшилище взвилось на дыбы, намереваясь добить её громадными копытами, капитан Рэйнборн Лэш собрала остатки сил — и нанесла удар. Сабля двигалась с ужасающей медлительностью: порванная мышца в ноге и кровь, булькающая в лёгких, лишили её сил. Капитанша видела свой верный клинок, но подвела мышца, нога онемела, и лезвие не достигло своей цели. Она потеряла хватку. Нога повисла плетью. Однако Рэйнборн Лэш успела заметить: в последний момент сабля изменила направление. Кончик смотрел точно вперёд. Тут дыхание и покинуло её.
Капитан так и не увидела удара копыт, который размозжил её грудь и сбил рукоятку с оружия Барли Бруда.
Зато увидела Рэйнбоу Дэш. Увидела чудовищного единорога, пронзённого саблей мёртвой капитанши, чей клинок проколол его грудную клетку и вышел из хребта, — и великан рухнул на земную пони, оторвав её передние ноги от нанизанного на меч туловища.
Она закричала, стоило золотому свету залить палубу, и взмыла в воздух, очертя голову бросившись к берегу.
Позади раздавались завывания. Клубящаяся завеса тумана внезапно ожила, будто охваченная лютой злобой, и из её клокочущих недр показались силуэты. Жуткие пони, в два, а то и в три раза крупнее Большого Макинтоша, вырывались из бурлящей мглистой пелены и бросались вскачь по волнам, вздымающимся до самых небес. Чудовища, сверкая молниями в глазах и скрежеща кошмарными зубами, мчались за пегаской.
Рэйнбоу Дэш нырнула вниз и еле проскочила над возникшим перед ней гребнем волны; крылья отозвались болью, и она почувствовала, как от резкого снижения у неё вырвало несколько перьев. Разбушевавшийся океан поднял из торчащих скал ещё одну стену воды, намереваясь поглотить её, — но она пронеслась мимо, едва избежав ледяных объятий.
Она нацелилась на волнорез и, стремительно войдя в бочку, увернулась от просвистевшего гарпуна из ржавого металла, затем оттолкнулась от каменной поверхности скалы и взметнулась в небо. Только теперь она рискнула обернуться: призраки матросов скакали далеко внизу, — и уже собиралась обрадоваться, что оторвалась, как вдруг заметила, что большой участок моря под ней затих. Несмотря на порывы штормового ветра и ревущий прибой, круг размером почти с её собственный облачный дом стал гладок, как поверхность стекла. И в этой неподвижной тьме что-то шевельнулось.
Рэйнбоу Дэш выпучила глаза. На дне океана заворочалась фигура циклопического единорога. Тварь никак не могла быть настоящей, но стоило пегаске подумать об этом, голова повернулась и уставилась на неё из тёмной пучины. Не успела Рэйнбоу и глазом моргнуть, как океан забурлил — туша ринулась к поверхности воды.
Дэш бросилась наутёк. Крылья охватило напряжение — шквальные порывы сопротивлялись её воле. Очертания колоссального Барли Бруда становились всё ближе с каждой минутой; зловещий блеск его деформированного рога пламенным копьём разгонял черноту вод. Крылья били по воздуху, накапливая невероятную силу, и на языке заколол привкус озона, а пронзительный вопль иглозубого чудища внизу зазвучал буквально в ушах. Десятки острых как бритва игл попытались сомкнуться на ней, ужасная жгучая боль на секунду пронзила хребет и брюхо, — и тут мир взорвался ярким разноцветным кольцом.
Рэйнбоу не смотрела и, зажмурившись, слепо летела ввысь. Всё тело полыхало пламенем, от отчаянного крика сводило глотку и грудь. А далеко внизу чёрный корабль вошёл в пелену густого тумана — сгинул без следа. Лишь доносились завывания команды, оплакивавшей своего павшего капитана и страшную участь, уготованную им до скончания веков.
Дыхание покинуло Рэйнбоу Дэш. Лёгкие и бока горели огнём.
— Рэйнбоу Дэш! — чей-то голос перекрикивал ужасные вопли. — Рэйнбоу Дэш! Селестия благая, я уже почти!
Новая вспышка света — красное пятно на закрытых веках. Пылающие бока тут же обдало прохладным воздухом.
— Рэйнбоу… О нет-нет-нет-нет. Так… Спокойно, Рэйнбоу… Я помогу!
Раздался непонятный звук, а за ним последовало прикосновение чего-то ледяного, впрочем, не остужая горла и лёгких.
— О Селестия! Рэйнбоу Дэш! Открой глаза! — кричал откуда-то голос Твайлайт.
У Твайлайт крылья. Она аликорн. Твайлайт! Принцесса!
Сводящих с ума криков больше не было слышно, но жжение в горле и лёгких не проходило.
— Т-твайлайт, — просипела Рэйнбоу Дэш. — Он близко. Уходи!
— Что близко, Рэйнбоу? Селестия, ты едва дышишь! Как тебя так угораздило?!
Она приоткрыла один глаз, испытывая чудовищную боль, что вкупе с пожаром в груди исказило гримасу на её лице ещё сильнее.
— Единорог… этот… Барли Бруд.
Твайлайт нависала над ней. Тёмный силуэт подруги был едва различим на солнце.
— Рэйнбоу… о чём…
— Беги, Твайлайт, он близко!
Твайлайт непонимающе посмотрела на неё, затем нахмурилась, плотно стиснула губы. Вспыхнул ярко-малиновый свет, и маяк опустел.
— То есть, гришь, Рэйнбоу пробыла там весь день и просто отключилась? — тихо спросила Эпплджек. Они с подругами ждали в приёмной.
— Весьма вероятно, — кисло ответила Твайлайт. — Просто ужас, как она выглядела, когда я её нашла, но врачи говорят, что она будет как новенькая уже через пару дней.
Эпплджек помрачнела и покачала головой.
— Сено прелое, Твай, а я ведь бы справилась, говорила же ей. Рэйнбоу не годится в таких делах, где… ну, знаешь… нужно сидеть спокойно. Надо было заглянуть, проверить хотя бы.
Твайлайт озабоченно нахмурилась, но затем слабо улыбнулась подруге:
— Ты не виновата. Только пегасов допускают приглядывать за маяками. Ты бы не смогла передать сообщение или, в случае чего, чем-то помочь проходящему судну. Да что там, обычный единорог — и от того не много пользы, разве что устроить фейерверк, чтобы привлечь на помощь пегасов. Тут нет твоей вины.
Следующей внимания Твайлайт удостоилась съёжившаяся Флаттершай.
— И ты тоже не виновата, Флаттершай. Им надо было найти другого пегаса, чтобы Рэйнбоу не провела там целый день одна. Ты не сделала ничего плохого.
Рэрити и Пинки Пай ободряюще закивали, чтобы поддержать Флаттершай, остатки мужества которой таяли на глазах.
Когда Твайлайт залетела в смотровую маяка, чтобы проведать Рэйнбоу Дэш, та извивалась на полу и истошно орала. Твайлайт мигом телепортировалась вместе с ней в местную больницу. Врачом она не была, но за всю жизнь прочла много книг по медицине, чтобы оценить всю серьёзность солнечного ожога (а в смотровой совсем не было питьевой воды!). Как заверяли доктора, Рэйнбоу должна была встать на ноги уже в ближайшие дни, когда у неё пройдут ожоги под шерстью и оперением. Волдыри, похоже, только с виду казались страшными. Не то чтобы они были несерьёзные, но после краткого курса лечения от них не останется и следа. По этой причине Твайлайт разрешила держать пегаску под наркозом, пока та полностью не излечится. Персонал больницы не стал спорить с принцессой.
С того дня прошла практически неделя, и сейчас подруги не могли дождаться, когда же Дэш наконец выпишут.
Кто-то тихо охнул — будто это испуганная кобылка-первоклашка спряталась за мамин хвост, — и всё внимание обратилось на двери палаты: оттуда, осторожно ступая, показалась Рэйнбоу Дэш. Кобылка была бледная, грива в полном беспорядке — впрочем, только Рэрити обратила внимание на причёску. Рэйнбоу на секунду застыла без движения, и только потом она приоткрыла рот и, морщась, просипела нечто нечленораздельное. Потёрла горло.
Подруги по очереди подходили и осторожно обнимали расплакавшуюся пони. Наконец, она отстранилась и, снова засипев, тяжело сглотнула. С третей попытки у неё наконец-то прорезался голос.
— Рада вас видеть, девчонки. Простите, что подняла всех на уши, — прохрипела она с гримасой на лице, дававшей понять, что слова даются ей непросто. — Закемарила я что-то, вот и сгорела на солнце. А ты меня вытащила, Твайлайт. Спасибо.
Её снова передёрнуло, и она помассировала горло.
— Самое главное, что с тобой всё хорошо, — защебетала Пинки. — А кроме того, у тебя впереди целая не-де-ля отпуска. Твайлайт потолковала с твоим шефом насчёт того, как местные тебя впрягли работать.
Она захихикала и пихнула Твайлайт локтем в бок.
— По высшему разряду дипломатии.
Рэйнбоу фыркнула, едва заметно поморщившись, и одарила подруг улыбкой.
— Но, Рэйнбоу, я всё же хотела спросить тебя кое о чём, ты не против? — Выражение лица Твайлайт несколько смутило всех. — Я понимаю, что ты бредила от обезвоживания и солнечного удара, но ты говорила про Барли Бруда… Что ты хотела сказать?
Рэйнбоу нервно сглотнула, увидев, как все её друзья на мгновение замялись. Надо как-то ответить, подумала она про себя.
— Это… Да кошмар померещился, Твай. Ничего прям такого, — она выдавила из себя слабую улыбку и снова зашлась болезненным кашлем.
Твайлайт приподняла копыто, будто намереваясь что-то спросить, но так ничего и не сказала. Копыто опустилось на плиточный пол.
— А что? — Рэйнбоу Дэш вновь сглотнула; горло саднило и хрипело даже после лечения.
На лице Твайлайт промелькнула буря эмоций, но задержалась лишь одна. Тревога.
— Видишь ли, Барли Бруд — весьма малоизвестная личность из истории раннего мореплавания. Мне интересно, откуда ты про него услышала и что тебе известно. Он в каком-то смысле древний единорожий герой.
Рэйнбоу вскинула бровь. Герой?.. Тот самый маньяк?
— Ла-адно… И почему же?
— Он, как бы сказать, — Твайлайт задумчиво уставилась в полоток и начала отсчитывать копытом, — был одним из первых единорогов, кого земные пони встретили за морем. Один из первых выступил против порабощения других рас. Ходил в плавания в составе команды отважных рьегонов, воинов-купцов того времени. Не факт, но возможно: защитил капитана одного из кораблей, на которых он плавал, в схватке с каннибалами. И, — Твайлайт просияла, — считается, что он был первым единорогом, у которого получилось оформить правильную, сильную и устойчивую телекинетическую хватку.
Рэйнбоу Дэш пробрал мороз.
— Это да. Как пользоваться заклинанием телекинеза, он явно знал… но, м-м, мне чёт не кажется, что он был таким уж героем. — На лице Твайлайт отразилось удивление и сомнение, а на мордочках подруг так и вовсе застыло полное непонимание. — Бурый увалень такой, крупнее Большого Мака? С серо-голубой гривой? Щетками над копытами? Он же?
Твайлайт закивала:
— Если не считать щёток, про что мне ещё не доводилось слышать, под описание подходит. Ах да, ещё у него был…
— Длинный искривлённый рог? — закончила Рэйнбоу, к большому удивлению Твайлайт.
— Да… Но откуда ты узнала? Это не самый известный факт. Так подумать, я даже не припомню, чтобы это вообще упоминалось в Кантерлотских архивах более трёх раз.
— Твайлайт… — Рэйнбоу помрачнела. — Давай… давайте просто вернёмся домой. Не тянет меня здесь задерживаться, да и надо возвращаться к тренировкам.
Она ожидала, что услышит хотя бы несколько возражений, но когда спустя мгновение она оторвала взгляд от пола, то встретила в глазах подруг лишь беспокойство.
— Рэйнбоу… если ты хоче… — начала было Рэрити, но лёгкое прикосновение копытца Твайлайт заставило её замолчать. — Впрочем, да. Чуть отойти от всего этого морского воздуха будет недурно. Он превращает мою гриву в кошмар!
Не успела Рэйнбоу сообразить, как снова оказалась в тёплых крепких объятиях. И привычное ощущение того, что друзья рядом, ощущение их заботы, придало ей уверенности.
— Кроме того, — хрипло проговорила она, — я разучила новый трюк: делать радужный удар в подъёме.
На её губах заиграла хитрая улыбка.
Волны накатывали на берег, и снующие у кромки воды немногочисленные крабы, помахивая клешнями, бросались вдогонку за уходящим приливом. Им всегда удавалось отыскивать пищу среди скал и в трещинах волнореза. То и дело сверху обрушивалась чайка и хватала какого-нибудь невезучего краба, но чаще птицы путались и врезались в камни. Жизнь, хоть и опасная, продолжала идти своим чередом. Ничего не менялось.
Но сегодня было по-другому. Сегодня появилось что-то новое. Со стороны моря из волнореза торчал длинный цельнометаллический гарпун. Древко его проржавело и было испещрено язвинами, а наконечник, жуткое нагромождение шипов и крючьев, глубоко впился в каменный волнорез. На конец древка гордо взгромоздилась старая потрёпанная чайка, вглядываясь в далёкий горизонт с беззаветной решимостью во взгляде серых глаз.
К птице подкрался краб. Неожиданно чайка вспыхнула ярким золотым светом, краб на мгновение спрятал свои глаза-стебельки, а затем опять постучал клешнёй по древку. Но птица уже исчезла, будто её и не бывало — точно разряд молнии или проблеск маяка.
Ничто не тревожило безмятежной картины.