Весенняя война
Весенняя война. Глава VI: Лес.
"1. Кто твёрдым шагом в стан врага
Идёт, отбросив страх?
Кто прячется в тени лесов,
Диких зверей норах?Плевать нам на возгласы ваши,
Мы злобный и дикий народ.
Для нас нет желания слаще
Чем Родины милой покой.Где мы — там бушуют сраженья,
И черти хохочут вот так:
Ха-ха-ха!
Из тёмного леса
Из пущ и угодий
Идут егеря на войну.2. Вступили мы в предел врага
И дали ему бой.
И не было грома славней,
Чем гром победы той!Везде наши ружья трещали
Враги угодили впросак.
И быстро олени бежали
Из егерских страшных засад.Где мы — там бушуют сраженья,
И черти хохочут вот так:
Ха-ха-ха!
Из тёмного леса
Из пущ и угодий
Идут егеря на войну.3. Высоко взвился белый стяг
На нём Стальной венец.
Мы наводнили их страну
Скоро войне конец!И будет великая слава,
Всем метким ликтидским стрелкам.
Ведь нет в мире лучше солдата,
Чем в диких, зелёных лесах.Где мы — там бушуют сраженья,
И черти хохочут вот так:
Ха-ха-ха!
Из тёмного леса
Из пущ и угодий
Идут егеря на войну."Неофициальный марш егерских дивизий, сочинённый во время Весенней войны. Позже эта песня обрела большую популярность и обзавелсась множеством версий.
Взвод егерей осторожно продвигался по чаще. Точка на карте, обозначенный для прочёсывания район, с каждым днём патрули заходили всё глубже и глубже, на след врага пока напасть не удалось.
В лесу было тихо, только ветер колыхал верхушки старых елей. Воздух был влажным и тяжёлым, весной здесь часто бывали густые туманы, позже начинались проливные дожди. Воевать в таких местах никогда не было приятно, и никто не ждал, что чейнджлинги будут наступать именно отсюда. Сейчас моторизированные части были где-то далеко: по дорогам, взятым под контроль егерями шла бесконечная вереница грузовиков и тягачей, по железнодорожным путям пошли составы, гружённые доверху всем необходимым для снабжения постоянно наступающих подразделений. Это всё надо было защитить, ведь если эти тонкие ниточки будут перерезаны хоть на сутки, то всё может пойти совсем не по плану, для этого вдоль дорог расположилось две дивизии егерей.
В глухом и густом воздухе вдруг раздались какие-то звуки: весь взвод тут же замер, звуки раздавались откуда-то спереди, было трудно определить их характер, увидеть их источники мешал крупный бурелом и густой кустарник, мешавший обзору несмотря на отсутствие на нём листьев.
Решение приняли быстро и безмолвно: отделение правого крыла залегло и по-пластунски направилась к источнику звука. В этом отделении находился егерь по имени Рейнис, и сейчас он бесшумно полз по жухлой прошлогодней траве и опавшим иголкам, прислушиваясь к каждому шороху и всматриваясь в каждый метр, верная винтовка была всегда наготове.
Ползать хорошо по ровному песку, а вот по влажной и заросшей лесной земле ползать совсем не хорошо. Бывшие изначально бело-коричневыми камуфляжные накидки быстро стали буро-серыми, с другой стороны, так было даже лучше, ведь с момента их первого боя снег уже почти полностью растаял.
Десяток бойцов обогнул бурелом, странные звуки превратились в треск костра и переговоры на неизвестном языке, вернее, язык был вполне известен, это было лесное оленийское наречие. Взору чейнджлингов открылся небольшой лагерь из землянок и палаток, между которыми ходили сливавшиеся с серо-бурым пейзажем фигуры, было заметно несколько отдельно стоящих силуэтов часовых.
Командир жестом остановил отделение, затем послал одного из стрелков к командиру взвода, а сам прополз немного дальше, занял позицию на небольшом замшелом бугорке и с биноклем начал оценивать обстановку. В это время остальные бойцы ждали, замерев и спрятавшись от врага.
Вскоре подполз лично цугфюрер:
— Я отдал указания, мы окружим их и атакуем. Надо взять языков. Развёртывайте отделение, снимем часовых и захватим их врасплох.
— Я насчитал два десятка оленей в лагере, скорее всего их больше. Часовых мало, убрать их легко. О чём они вообще думают?..
— Всё. Действуйте. — Лейтенант прервал разглагольствование подчинённого и пополз назад. Делать было нечего, предстоял бой.
Отделение егерей тихо развернулось против вражеского лагеря. Атака была назначена на определённое время, и когда оно настало, чейнджлинги начали медленно смыкать кольцо.
Рейнис оказался вблизи от одному из вражеских часовых, олень стоял на двух ногах и смотрел по сторонам, пытаясь хоть что-то различить в лесных потёмках и сырой дымке, ворот его шинели был поднят, изо рта торчала сигарета. Чейнджлинг тихо подползал, прячась от бдительного глаза среди голого кустарника и замшелых кочек — холмик мокрой земли, не больше. Сейчас он окажется совсем близко, ему не потребуется ни штыка, ни кинжала: Рейнис бросился на часового и впился зубами в его ногу, тут же потянув вниз, валя на землю. Часовой не понял, что произошло, когда надо было звать на помощь — было уже поздно. Чейнджлинг со всей силы ударил его копытом в шею, и вместо крика олень смог только сипло захрипеть. Рейнис ударил его ещё несколько раз, на всякий случай. Затем он продолжил ползти вперёд. Его товарищи так же расправились с остальными дозорными, олени в лагере остались абсолютно беззащитны. Егерь тихо сплюнул кровь и комки оленийского меха. Обычный биненштокер бы поморщился от омерзения, но егерей учили действовать таким образом, так что они намного спокойнее относились к использованию клыков в бою.
Раздался свисток, сигнал к атаке. Тихо кравшиеся чейнджлинги вдруг выросли из земли и рванулись вперёд. Олени в лагере было засуетились, но сделать что-либо они уже не могли. На них обрушился шквал огня, те, кто не погиб сразу были взяты в плен, улизнуть не удалось никому, по крайней мере, так егеря справедливо посчитали. Кенрис, как и все чейнджлингские офицеры, досконально проштудировал разговорник, так что имел возможность допросить пленных. Среди них оказался кто-то походивший на офицера.
— Ваш отряд явно слишком мал для расположения в таком крупном лагере. Куда ушли ваши основные силы? — Начал он, делая долгие паузы чтобы припомнить сложные для чейнджлингского восприятия речевые конструкции лесного наречия оленей.
— Я ничего не знаю об этом, честное слово! — олень смотрел на егеря умоляюще, его обуял страх. Видимо он понимал, что взводу егерей некуда девать военнопленных, что после допроса их всех казнят. — Я очень плохо знаю лес, я не представляю куда ушли мои товарищи и вернутся ли они вообще! Мы разгромлены, мы уничтожены, наш командир — единственный кто верит в то, что мы ещё можем сопротивляться! Я родом из Саккары, я городской житель, чего вам нужно от меня?!
Кенрис сплюнул и шёпотом выругался. Он не до конца понял смысл высказывания, но интонация оленя вызывала у него острое отвращение. Захотелось ударить его, но егерь сумел удержаться от этого.
— Говорите связно и по делу. Мне плевать на ваши эмоции, мы можем и не убить вас, если вы расскажете всё, что знаете.
— Хорошо... — обнадёживающие слова будто бы успокоили пленного. — Нашей группировкой командует капитан Партанен, наша численность составляет около полутора сотен штыков... Он ушёл отсюда в другое место, оставив здесь мой отряд на всякий случай, капитан опасался... Ваших действий.
— Насколько они далеко?
— В сутках пути отсюда.
— Сколько у них пулемётов?
— Очень мало, патронов тоже почти нет, как и продовольствия...
— Каков замысел вашего командира?
— Я не знаю... Он собрал отряд из остатков полка, мы пытались найти кого-то из майоров или полковника, но безуспешно, они пропали с концами. Ходят слухи о других похожих отрядах, но встретить их нам не удалось.
— Ясно. Вы сказали всё, что мне было нужно. — Кенрис закончил говорить на оленийском, и обратился к стоявшим рядом солдатам уже по-чейнджлингски: — Увести. Расстреляйте его с остальными пленными.
Командовавший солдатами ефрейтор молчаливо кивнул, оленя вывели из блиндажа. На улице вскоре послышалась яростная ругань, звуки глухих ударов, потом через несколько минут до слуха Кенриса донёсся ружейный залп. Отсылать их в тыл было действительно далеко и чревато, они победят в этой войне и никто не осудит их за это.
Лейтенант сел за стоявший тут стол и попросил бумагу и ручку. Радиостанций во взводе не было, нужно было отправлять делегата. Чейнджлинг немного подумал, затем начал выводить:
"В ходе прочёсывания района был обнаружен крупный брошенный лагерь противника, оставшиеся в нём олени были ликвидированы. По данным взятого "языка" можно судить о наличии в лесу отрядов численностью до сотни штыков и более. Я со своим взводом занял лагерь, останусь здесь на несколько часов, ночью выступлю назад, в расположение роты. По данным "языка" противник находится в сутках пути от меня, так что время у меня есть. Данное место можно использовать в будущем как передовую базу для борьбы с остатками врага.
Лейтенант Кенрис, из района №33, квадрат 47-90."
Закончив, чейнджлинг подозвал своего ординарца:
— Доставь в штаб роты, придаю тебе пятерых ефрейторов.
— Доставлю в лучшем виде! — Посыльный принял бумагу, отсалютовал и вышел.
Егеря тем временем окапывались. Лагерь действительно был довольно крупным, поэтому часть его построек была ликвидирована в угоду фортификации. Вокруг скопления землянок и блиндажей рыли круговую оборону: егеря впивались короткими лопатками в сырую вязкую землю, пытаясь отрыть себе хоть какие-то укрытия. Рейнис вырыл себе неполнопрофильный окоп, закрывавший чуть меньше чем на три четверти, у его товарищей выходило не лучше: у тех, кто копал слишком глубокие ячейки на дне набиралась вода, которую было бесполезно вычерпывать. Окопы были здесь и до этого, но их решено было усилить, на всякий случай.
— Герр лейтенант. — к Кенрису подошёл один из командиров отделений. — Не нравится мне всё это. Принимать тут бой — не лучшая затея.
— Я понимаю, но скорее всего боя и не будет.
Он бежал что есть сил, страх и ответственность поддерживали его, интуитивное чутьё направляло его в нужную сторону. Бок резала острая, страшная боль, тёмно-бордовое пятно расходилось по его форменному френчу, от шинели он давно избавился.
В голове темнеет, взгляд успевает уловить блеск пламени костра и знакомые очертания шалашей и землянок. Его хватают, падая он слышит обрывки слов, но не успевает ответить, темнота оказывается быстрее...
Очнулся беглец спустя некоторое время, его напоили и перевязали, но он потерял очень много крови, а в их нынешнем положении оказание помощи тяжелораненым было очень затруднительным.
В землянку вошёл олень, это был его командир. Его вид мало чем отличался от вида остальных: он был устал, простужен и зол, но сейчас помимо этого на его лице ясно ещё отражалась тревога и интерес.
— Олаф, что произошло? — Голос Партанена прозвучал практически безэмоционально из-за сильного истощения.
— Оборотни... Они п-пришли в наш старый лагерь... Они т-точно никого не оставили в живых...
— Сколько их было?
— Много, г-герр капитан. Я... не з-знаю... — Лежавший на охапках лапника солдат скорчился от боли, его рана не переставала кровоточить.
Исмо некоторое время постоял над раненым, взгляд его был абсолютно невозможно прочитать. Офицер ничего не сказал, просто вышел из землянки-госпиталя. Олаф скорее всего умрёт, его организм слишком вымотался, чтобы бороться за жизнь, а у них недостаточно лекарств и бинтов. Можно было бы добраться до какого-нибудь хутора или деревни, но и там его скорее всего не спасут, они только навлекут на крестьян претензии от оккупантов. Потери стали нормой, смерть — досадной обыденностью, уже около недели они сражаются с голодом, болезнями и отчаянием, но они всё ещё солдаты, а их собранный из мелких лоскутов отряд — воинское подразделение. Их окружают враги, и с каждым днём клещи сжимаются, они — жалкие недобитки, но на их уничтожение оттянуто множество сил врага. Кто знает, может это сыграет свою роль? Может быть, где-то далеко, где бьются их основные силы, захватчикам сейчас тяжелее, чем если бы их не было здесь, если бы они не продолжили драться несмотря ни на что?
В наскоро вырытой штабной землянке собрались его командиры: в основном сержанты, лейтенанты и ефрейторы, старших офицеров не осталось.
— Спасшийся из старого лагеря доложил о том, что его занял враг. Если мы выступим сейчас — сможем настигнуть их к вечеру. Скорее всего их отряд довольно мал, не больше взвода, иначе наши товарищи из других групп наверняка заметили бы их продвижение.
— Наш отряд очень ослаблен. Более целесообразным решением было бы отбить у жуков какой-нибудь хутор и поживиться местной провизией, чем распылять силы на мелкие отряды врага. — Возразил ему один из командиров.
— У вражеских следопытов есть оружие и много боеприпасов к нему. Я уже говорил об атаках на хутора, сейчас на каждом из них сидит минимум рота, и наверняка они все между собой связаны, так что нет никакого резона делать это, только если мы не хотим умереть. Разве вы боитесь пары десятков этих вонючих карликов?
— Капитан прав. Разбив их отряд мы только упрочим боевой дух наших воинов. — вмешался в разговор другой офицер. — Но, может быть стоит скооперироваться с другими остатками?
— Они не смогут оказать нам помощь, потому что далеко. Но наш успех даст мне основания для того, чтобы собрать внушительный отряд для атаки на один из вражеских укреплённых пунктов, а то и вовсе для того, чтобы перерезать врагу пути снабжения... Я думаю, совещание окончено, собирайте свои штыки и выступайте к старому лагерю, дайте нашим бойцам возможность отомстить.
Собравшиеся офицеры ответили Партанену собранными кивками. Намечался бой и олени ловили себя на мысли, что ждали этого момента.
Солнце медленно клонилось к закату. Взвод расположился на привал в захваченном лагере, и резон был, ведь отряд выступил ночью и провёл в пути и неусыпном бдении очень длительное время. Сейчас солдаты собирались по отделениям у костров. После приёма пищи почти все чейнджлинги уснули. Правда, отдых был очень чутким: одно отделение стояло на часах, другое тут же вышло на рекогносцировку ближайшей местности и недавно вернулось, третье отделение вышло в ближнюю разведку. Этим третьим отделением оказалась группа унтер-офицера Стрикса, группа в которой состоял Рейнис.
Лагерь был расположен на крупной поляне, он был бы отличной мишенью для самолёта-разведчика, но авиация в этот раз оставила их. Поляна обильно поросла кустами, и из окопов, вырытых егерями, простреливать её было довольно проблематично.
— Лес отсюда виден плохо. Трудно разглядеть тех, кто на опушке. — Двое егерей ходили вдоль окопов и осматривали поляну. Это били Кенрис и командир вернувшегося с рекогносцировки отделения.
— Нам не обязательно точно стрелять, достаточно подавить их пулемётным и миномётным огнём. Что вы нашли вокруг, если не считать тех буреломов, что мы уже видели?
— Ещё несколько буреломов, пара довольно крупных и заметных троп, явно не звериных. По одной из них отправилась разведгруппа.
— Ясно. До заката осталось немного, скоро мы выступим назад и вернёмся сюда с большими силами.
— Тяжёлые мыслишки у меня, герр лейтенант. — Егерь пристально посмотрел на Кенриса, в его взгляде читалась тревога и дурное предчувствие.
— У меня тоже. — Кенрис опустил взгляд и какое-то время рассматривал свои ноги: "Что будет, если они всё таки нападут? Как я буду отвечать, если многих потеряю?" Пронеслось у него в голове, но чейнджлинг подавил эту мысль, и легко ухмыльнулся, вселяя уверенность в своего подчинённого.
Тем временем, десяток бойцов крался вдоль тропы. Все были сосредоточены настолько, насколько это возможно и смотрели во все глаза. Рейнис шёл на правом фланге группы, рядом с ним был Хильф, в центре построения двигался Стрикс.
Тропа вела их вперёд, чейнджлинги перемахнули через две небольших поляны, обогнули обильно разросшиеся кусты ежевики и оказались на опушке довольно крупной лесной проплешины, больше напоминавшей небольшое поле.
— Там развалины домов. — Громким шёпотом проговорил Хильф, указывая направо, где действительно различались останки каких-то строений, развалившиеся и поросшие мхом, мало чем отличавшиеся от небольших холмиков земли и трухлявых брёвен.
— Видимо, развалины какого-то хутора. — Предположил один из солдат.
— Похоже на то... — тихо произнёс Стрикс. — Пошли, в поле будьте осторожнее.
— Герр унтер офицер! — Почти в голос рявкнул чейнджлинг, только что задававшийся вопросом происхождения руин.
— Что?
— Смотрите!
Из противоположной им опушки леса один за другим начали выходить какие-то существа.
— Может охотники? — Хильф сильно напрягся и едва заметно сглотнул.
— Охотники не ходят в шинелях... — Мрачно ответил ему Рейнис, присевший у удачно подвернувшегося толстого корня и уже приготовивший свою винтовку к бою.
— Залечь! Оружие к бою! — Унтер-офицер отреагировал незамедлительно, правда его подчинённые залегли и приготовились ещё до отдачи команды.
Одна фигурка выходила за другой, формируя какое-то подобие походной колонны. Они медленно приближались, не подозревая об опасности. Чейнджлинги быстро разобрались в боевое построение и замерли, следуя своей излюбленной манере.
— Рейнис снимет голову колонны, пулемётный расчёт даст очередь когда они начнут разбегаться по полю. Отходим по моему приказу, эта тропа ведёт прямиком в наш лагерь, надо предупредить Кенриса! — Шёпот командира был напряжён, но спокоен. Ему ответили короткими кивками, а противник приближался...
Он захватил в прицел идущего впереди офицера: он был в потрёпанной и грязной шинели, но петлицы предательски выдавали его своим блеском. Стрелок замер, ожидая команды.
— Огонь! — Это слово прозвучало почти в ту же секунду, как Рейнис нажал на рычаг.
Пуля ударила оленя в грудь, сразу повалив его наземь. Его подчинённые тут же бросились в рассыпную, но тут ожил пулемётчик, а Стрикс дал длинную очередь из своего автомата, остальные бойцы активно поддерживали их ружейным огнём.
Но их было больше, и опомнились они быстрее, чем ожидалось.
Над головами егерей засвистало. В начинавшихся сумерках видимость была ограничена, но плотность огня не оставляла маленькому отряду шансов на сопротивление.
— Отходим! — Скомандовал Стрикс, и его бойцы начали перекатами уходить в лес. Они отстреливались, им крепко отвечали. С вражеской стороны помимо ружейного лая стало доноситься кряхтение лёгкого копытного пулемёта, иногда встречавшегося в оленийских порядках.
Рейнис сделал выстрел, а за ним ещё и ещё, откуда-то сзади донеслось "трра-та-та", это их пулемётчики заняли новую позицию, значит и ему можно отходить. Охотник обладал хорошим зрением, но в наступавшем полумраке становилось трудно ориентироваться. Противник видимо разомкнулся в цепь и втянулся в лес, вспышки ружейных выстрелов как светлячки мелькали среди деревьев, отдаваясь свистом и глухими ударами в землю и деревья.
Под ногами прелая трава и грязь, вокруг шум боя, отдававшийся эхом в лесу. Вдруг вблизи раздался треск проламываемого пулей панциря, раздался сдавленный полукрик-полустон.
— Рейнис! — Кричит Хильф, он укрылся за деревом, рядом его товарищ с пробитой шеей. Тот егерь быстро умирал, кровь хлестала из раны и изо рта. Увидев всё это, Рейнис на секунду опешил, и тут шальная пуля попала в дерево в считанных сантиметрах от него, охотник вовремя зажмурился, чтобы щепки не попали в глаза. Чейнджлинг вскинул винтовку и дал два выстрела, на третий спуск винтовка отозвалась глухим щелчком.
— Назад! — Громко ответил он, отходя в ту сторону, откуда бил их пулемёт. Хильф громко и резко выругался, к тому времени его товарищ уже остывал. Егерю ничего не оставалось, кроме как забрать с тела удостоверения личности бойца и быстро драпать за Рейнисом.
Пули свистели повсюду, они были подобны рою вездесущих кровососов. Олени не видели чейнджлингов, чейнджлинги не видели оленей и все просто били в сгущающийся мрак, куда-то в направлении врага. В таком бою решала не меткость, а банальная воля случая и численное превосходство. Минуты тянулись как часы, перевёртыши отходили всё дальше в лес и лишь врождённые навыки помогали им ориентироваться.
Стрикс залёг под деревом и отстреливался из автомата. Вокруг стоял треск, гром и визг. Они потеряли одного бойца, становилось слишком жарко...
— Назад! Отходим! Нужно оторваться от них! — Скомандовал чейнджлинг, затем он вскочил и пуля с визгом и скрежетом ударила его в бок.
— Послание от лейтенанта Кенриса! — Ординарец положил на стол донесение. Рекнис взял его и начал читать. Это не заняло много времени.
— Хорошо. Я доведу эту информацию до штаба батальона, а где сейчас взвод?
— Должен выступить после заката.
— Он остался в захваченном лагере? — Гауптман несколько напрягся.
— Да, по данным от "языков" противник далеко, наши успеют уйти. Мы выступим через три-четыре часа.
— Кенрис… Чёртов болван, это всё чертовски сильно похоже на западню. — Офицер тяжело опустился на стул. Он не собирался вымещать злость и тревогу на подчинённом, но было видно, что он очень не доволен действиями цугфюрера.
— Олени же трусы, они так или иначе испугаются нас атаковать...
— Иди. Ты свободен. — Коротко отрезал чейнджлинг, не собираясь выслушивать эту глупость. Что было делать сейчас? Посылать подкрепления? А что если они где-то затеряются, а что если тревога ложная? А что если придётся потерять два взвода вместо одного? Рекнис подпёр голову копытом и оскалил зубы в бессильной досаде. Его ведь за это точно не наградят, это ведь он будет виноват во всём, что может случиться с его бойцами... Нужно что-то сделать и он не может...
"Они егеря, они справятся." Эта мысль успокоила гауптмана, пусть это было ложное спокойствие. Чейнджлинг вышел на улицу и закурил. Выкурив одну папиросу, он тут же принялся за другую, глядя на багровое небо.
Часовой вскинул винтовку и прицелился в смутный серый силуэт, показавшийся между деревьев. Он уже был готов нажать на спуск, но в последний момент понял, что это свои. Девятеро чейнджлингов быстро выскочили на поляну и вскоре оказались в союзных окопах.
Кенрис увидел, что бойцы явно были в бою, кто-то из них был легкоранен, унтер-Офицер Стрикс сильно хромал, его спасли часы, лежавшие в кармане шинели.
— Что случилось? — Спросил цугфюрер командира отделения.
— Олени. Много оленей. Они будут здесь через полчаса. Будет драка. — Проговорил Стрикс в ответ, то и дело кривясь от боли и поджимая левую заднюю ногу.
Глаза лейтенанта округлились, но в остальном он не выдал своего страха и удивления.
— К бою! — Скомандовал Кенрис, и его приказ был услышан. Егеря тут же повскакали и начали занимать окопы. Пулемётчики расположились на замаскированных позициях, расчёт лёгкого 50-ти миллиметрового миномёта так же приготовился к стрельбе. Отделение Стрикса так же заняло позиции, Рейнис занял отрытую им ячейку, залёг и направил винтовку в сторону леса. Установилось короткое затишье.
До заката оставалось два с половиной часа, видимость становилась всё хуже и хуже. Рейнис крепко прижимал винтовку к плечу. Вокруг царило спокойствие: пели ещё редкие перелётные птицы, что по весне возвращаются сюда. Шумели деревья, а небо было залито багрянцем заходящего солнца. Этому месту было плевать на жалкую грызню низших тварей, эти леса были стары, глухи и постоянны. Древние ели не интересует то, что творится в их сени...
И вдруг всё грянуло тысячей громов. Не ясно, с чьей стороны открыли огонь первыми, кто заметил подходящих оленей. От момента покоя до начала стрельбы прошёл будто считанный миг. Воздух наполнился свистом пуль и ружейно-пулемётным боем, врага практически не было видно, так же как и он не мог чётко различать чейнджлингов, спрятавшихся в окопах.
Вот ударила вражеская очередь и егерь с криком боли осел на дно своей ячейки, вот другого сразила вражеская пуля, в бруствер ячейки Рейниса ударило несколько пуль, вынудив его спрятаться. Хильф же не переставая бил из своего карабина, но вскоре тоже оказался прижат. Пулемёты чейнджлингов стреляли длинными очередями, почти без передышки. Они меняли позиции, не давая врагу засечь себя. Взвод нёс потери, олени постепенно подбирались к окраине поляны, а от неё до позиций было всего двести метров... Егеря начали постепенно отступать на запасные позиции. Раздались миномётные хлопки, раздались вспышки лёгких осколочных мин. С той стороны донеслись панические крики, матершина и пистолетные выстрелы.
Стрельба не стихала не на секунду, Рейнис бил во всё что двигалось. Он уже бросил свою первую ячейку и перебежал до другой. Вдруг один из чейнджлингских пулемётов осёкся и умолк, среди деревьев на полсекунды что-то блеснуло, что-то похожее на линзу. Потеряв первого номера, второй видимо попытался продолжить стрельбу, но тут же смолк опять, на этот раз навсегда. "Вражеский снайпер", пронеслось в голове у Рейниса, и он выстрелил туда, где только что видел блеск. Это было бесполезно и наивно, вражеский снайпер перемещался по полю боя, и ему было невозможно его заметить.
От сорока бойцов егерского взвода осталось всего двадцать пять. Пулемётчики стреляли всё реже и реже, ружейная стрельба подавлялась градом оленийских пуль. Точка невозврата была пройдена — пехота неприятеля в полный рост вышла на поляну, и не прекращая беглого огня двинулась на егерей. Их потрепало, но они всё ещё превосходили чейнджлингов в разы. Рейнис стрелял, и они валились на землю. Но таких как он было уже критически мало. Рядом с ним яростно бранился Хильф, так же не прекращая стрелять. Миномёт замолк, отстреляв все мины.
— Егеря! Приготовить гранаты! — Сквозь гром боя раздался голос цугфюрера Кенриса. Он был натянут как струна, но не дрожал даже перед лицом смерти. Рейнис спрятался в ячейку и сдёрнул с пояса яйцеобразную гранату. С чейнджлингской стороны огонь стих, взвод собирался дорого продать свои жизни врагу. Вот до врагов осталось сто метров, вот семьдесят... тридцать... десять...
Рейнис сдёрнул чеку с гранаты и закинул её куда-то в сторону противника. Разрывы, выстрелы, откуда-то сбоку внезапно ожил один из их пулемётов. Часть вражеского отряда бросилась назад, остальная — ринулась вперёд. Начался ужасный апофеоз.
Выстрелы в упор, разрывы гранат, глухие удары прикладов. То, что творилось вокруг было трудно описать словами. Это был не бой, это была дьявольская звериная схватка. Егеря убивали и гибли сами, они дрались прикладами, копытами и клыками. Рейнис приложил одного оленя прикладом, но сам тут же получил удар копытом в нос. Удар дезориентировал его, но на помощь пришёл Хильф, рывком поваливший наземь нападавшего. Их было больше, но они были в смятении, их ярость быстро обратилась в страх и были вынуждены отойти.
Темнота ночи медленно опускалась на поле боя. Обе стороны разошлись, установилось затишье. В лагере, занятом егерями слышался стон раненых и оклики уцелевших командиров. Рейнис медленно шёл к небольшой группке солдат, собравшихся вокруг одного из блиндажей. Постепенно подходили уцелевшие, почти все были ранены или травмированы.
— Кенриса нашли в окопе, ранен штыком и бит прикладами. Будет жить, ему повезло, но контузия сильная. Стрикса убило наповал, другие командиры отделений тяжело ранены, остался только я. Из твоего отделения остался только ты, Рейнис и ещё двое солдат. — голос последнего уцелевшего унтер-офицера тихо звучал в небольшом кругу товарищей. — Сделаем носилки, положим раненых и будем выбираться. Командование приму я.
Солдаты ответили кивками. Хильф, начавший разговор упёр глаза в землю, в них стояли слёзы горечи и усталости. Отряд собрался, сделал всё необходимое и ушёл. Они уже прикинули более короткий путь до ротного расположения. Оба отряда были истощены до предела в этом бою, и никто не собирался продолжать сопротивление.
Исмо Партанен лежал на носилках и тихо стонал. С него сняли шинель и китель, исподняя рубаха офицера была густо заляпана в крови, вместо одной задней ноги у него был забинтованный окровавленный обрубок. Живот, спина и часть шеи были посечены. Его бережно несли, но каждый корень и каждая неровность тропы вызывали у него приступы накатывающей боли. Он почти не соображал, всё было в тумане и болезненном бреду. Остатки его отряда шли назад, подобрав с собой всех, кого могли. Тяжёлое небытие подступало волнами, кровь не хотела останавливаться. Вот носилки положили на землю, над ним склонился санитар. Ему разбинтовали остатки ноги и начали забинтовывать заново. Вдруг тяжёлая пелена немного спала, Партанен попытался приподняться и увидел свою ногу.
— Бросьте меня... — Прохрипел он и упал на носилки без сознания.
Это был последний раз, когда капитан Партанен приходил в себя.
Над зелёной грядой леса поднимался пламенеющий солнечный шар. Всю эту ночь Рекнис не спал, вся его комната насквозь пропахла сигаретным дымом. Гауптман сидел за столом над картой, офицерская фуражка лежала рядом с ним. Кенриса ещё не было. Неужели они все погибли?
— Герр гауптман! — В помещение внезапно ворвался его ординарец. Рекнис нервно вскочил из-за стола.
— Что случилось?
— Бойцы Кенриса вернулись!
Этих слов было достаточно, гауптман коротко кивнул своему подчинённому и бодрым шагом направился на выход.
Редкая цепочка вышла из лесу и двигалась по направлению к позициям роты. Они несли с собой нескольких тяжелораненых.
— Это все, кто выбрался, герр Гауптман. — с усталым спокойствием отрапортовал унтер-офицер. — Мы вступили в бой с превосходящим врагом и вышли победителями. Цугфюрер Кенрис уцелел, но тяжело ранен.
— Я решу его судьбу. — мрачно произнёс Рекнис. — Вы молодцы, что выбрались. Я надеюсь, наши командиры смогут выудить с фронта пару пикировщиков, чтобы накрыть этот гадюшник к чёртовой матери... — После этих слов офицер закачал головой, его ударил едва заметный озноб.
Каждый егерь ценился на вес золота и даже для командиров солдаты были в первую очередь земляками и товарищами, а потом уже подчинёнными. Этот бой не вошёл в историю Весенней войны, но о нём вскоре знала уже вся дивизия. Солдат, по ошибке начальника оказавшихся во вражеской западне представили к наградам, но не стали придавать эпизод огласке.
Егеря — элитные, непобедимые войска, разве могут жалкие оленийские дикари что-то сделать с ними, верно?