Вещи, что Тави говорит
Домашние вещи (Homely Things)
Алый скрежет.
Ржаво-красное трение стали о сталь.
Затем всё окутывает безмятежный синий туман.
Мои глаза моргают, просыпаясь как раз вовремя, чтобы увидеть толкотню пассажиров вокруг меня, ожидающих полной остановки поезда.
– Всё чисто! – кричит снаружи проводник. Его голос – смесь красной настойчивости и золотого веселья, смешивающегося с прекрасным янтарным, который щекочет мой подбородок, заставляя улыбнуться. – Добро пожаловать в Понивиль, ребята.
Снаружи мир стонет зелёным. Птицы проносятся через него золотыми полосками, и платиновые облака парят над соломенными крышами.
Я тихо и медленно вздыхаю, наполняя воздух перед собой малиновым туманом.
Дом.
С усмешкой я приспускаю свои наушники. Моё ноющее тело слезает с тёплого сиденья в ещё более тёплый воздух.
От двигателя паровоза исходит голубая дымка, целующая мои подковы, пока я рысью бегу к багажному вагону. Там я любезно принимаю свои вещи у оператора депо. Я предлагаю молодому жеребцу чаевые. Он отвечает жёлтым выдохом и наклоном шляпы. Я повторяю его улыбку, разворачиваюсь с моими дорожными чемоданами, охваченными магической аурой, и отправляюсь в долгожданную прогулку до дома.
Пони называют меня музыкантом. Некоторые из них – даже хорошим. Знали бы они, что я – всего лишь одна нота, на листах прекрасной симфонии, вибрирующей вокруг нас. Мир это сплетение разноцветных полос, а мои уши и глаза это крючки, которые впиваются и вытаскивают нежные, распадающиеся кусочки, чтобы смаковать их, петь их. Красные повозки катятся по изумрудной земле. Опрыскиватели звенят холодными синими тиками. Вековые коттеджи оседают в фундамент с оранжевой тишиной.
Природа это всего лишь фон. Пони – её величайшая составляющая. Каждый из них образует калейдоскопический хор весёлых золотых, довольных янтарных, яростных красных и задумчивых коричневых цветов. Это земляной коллаж, сделанный из земляных пони, и я плаваю в нём, как счастливая свинья в грязи.
А потом я добираюсь до торгового района Понивиля, где всё счастливое и розовое. Голоса здесь похожи на флейты, на струны арфы, на мёд. Я чувствую, как это всё пересекают лавандовые лезвия, и понимаю, что мисс Черили исполняет свой еженедельный вальс перед продавцом овощей. Единственный раз, когда я наслаждалась таким же ярким и красочным голосом, был когда сама принцесса наносила нам визит.
Зимняя Уборка не единственный день, когда этот город поёт. Каждая секунда, проведённая здесь, это стремительный спуск вниз по порогам вдохновения, а я – губка, которая поёт на дне речного русла, утопая в радости.
Я благословенная пони. Потому что я знаю это. И при этом я не одинока. Всепони чувствуют то же самое, пусть даже и не так, как я. Я надеюсь, что мне удастся разделить красоту этого города, каждую его ноту, каждый ритм и каждый мотив, через сэмплы, которые я собираю, и коллажи, которые я из них делаю.
То, что у меня получается, это мой дар, мои выступления, моё маниакальное воспевание всего видимого и невидимого. Ну и что с того, что пони хотят упаковать это по коробкам и перепродавать, как второсортные продукты? Я, конечно, не могу их винить. И если это путь к лучшей жизни, то я не из тех, кто будет вставлять палки в колёса. Но заниматься этим самой? Ради денег? Чтобы стать... отвратительно богатой?
Какая-то часть меня умерла бы. Какая-то часть меня перестала бы танцевать на этих призматических паутинках, что мне так неловко подарила судьба. Та часть меня, которая осознает, насколько она уже богата, развалится, разложится и превратится в нечто другое... нечто менее живое.
А учитывая, кто спас мою жизнь, и от чего она отказалась, чтобы спасти свою собственную, я очень сомневаюсь, что смогу пойти на ещё одну бессмысленную жертву.
Я сворачиваю на Фауст-стрит и смотрю вперед. Вот и наши апартаменты. И, конечно же, её половина окутана холодной пурпурной дымкой.
Я улыбаюсь.
Она дома. И спит. Мне лучше быть потише...
И вот тогда, по воле судьбы, нарастающая какофония резко ударила меня по ушам.
– Останови это безумие, Скутс!
– Я с-стараюсь!
– Ну так, старайся сильнее!
– Жми на тормоза!
– Я...я не могу! Слишком много лишнего веса!
– Чья это вообще была идея, получить кьютимарки, создавая металлоконструкции?!
– А, блин. Берегись!
– Прочь с дороги! Мы не можем остановиться!
Я не медлительная кобыла. К этому моменту я уже обернулась, заметила несущийся фургон с тремя маленькими телами в нём и сделала всё возможное, чтобы убраться с дороги. Однако, в своей панике я оставила своё супер дорогое и супер хрупкое оборудование позади в транспортных ящиках. Поэтому, с кипящим от злости выражением лица, я бросаюсь назад и отталкиваю ящики к краю дороги.
Что же до меня…
– Ааааааиииииииииииии... – три голоса сходятся на мне. Два золотых и один океанский синий. Думаю, именно это внезапное, любопытное открытие по поводу этого странного хора и задержало меня. В итоге я промедлила одну критическую секунду, и три кобылки столкнулись со своей неминуемой целью.
Алая вспышка ослепляет. Я теряю счет тому, сколько раз моё тело перевернулось. Я слышу дыхание трёх кобылок, хмыкающих от минимальной боли, и это мой единственный источник облегчения, когда я грохаюсь на землю с ещё одной красной вспышкой.
Всё вокруг сильно кружится, закручивая меня глубоко в рвотно-зеленую воронку мира, и я понимаю, что мои очки слетели с моего лица.
Я сжимаю свои глаза, закрывая их от неизбежного укола раскалённой белой боли.
Арррррргх… проклятье.
Только не снова...