Вещи, что Тави говорит
Коричневые вещи (Brown Things)
И с последней нотой бархатистого фиолетового изобилия баллада заканчивается.
К тому времени, как Октавия заканчивает выдыхать, бальный зал уже наполнен оглушительными аплодисментами.
– ВуууХууу! – бьёт копытом Пинки. – Ты определённо показала этим струнам! Так держать, Тави!
– Это... – Рэрити улыбается, распушив гриву, не вставая со своего места. – ...это определённо был очень поэтичный ответ классическому Мэрцарту.
– На самом деле, это была небольшая импровизация, – говорит Твайлайт Спаркл, глядя мимо Рэйнбоу и Эпплджек, сидящих перед сценой. – Я слушала сюиты Мэрцарта несколько раз, и я заметила в середине выступления Октавии кое-какие изменения, – она смотрит на сцену. – Не так ли, мисс Мелоди?
– Вы меня поймали, – говорит Октавия с улыбкой. Она кладет смычок на стол и разминает копыто с чуть поморщившимся выражением на лице. – Ммм... с тех самых пор как вы описали потенциальный визит дипломатов из Грифонстоуна, я думала о ландшафте, из которого они родом. Кривизна гор превращает даже слабые порывы ветра в громкий, глубокий рёв, эхом разносящийся по ущельям вокруг дома грифона. Поэтому, я решила, что, если я должна буду выступать перед ними, то следует угостить их знакомым звуком. И сыграла средние части этих сюит в более низком тоне, пытаясь добиться именно этого.
– Ну, это определенно сработало! – ухмыляется Пинки. – Это было почти также низко, как я могу выгнуться! А ты разговариваешь с пони, которая играла в лимбо с Дискором! Хе-хе-хе!
– По-моему это было очень расслабляюще, – говорит Флаттершай. – Словно зимняя спячка в глубокой, удобной снежной берлоге, когда над головой бушует метель.
– Это очень художественное описание, дорогая, – замечает Рэрити.
– Ну, это было очень яркое представление.
– И очень умное, – говорит Твайлайт. Она улыбается, глядя на сцену. – Очень хорошая работа, Октавия. На мгновение я подумала, что мне придётся внести несколько своих предложений, но, похоже, ты сама провела необходимые исследования и продумала всё наперёд.
– О, надеюсь я не превысила своих полномочий, – произносит моя соседка по комнате с оттенком индиго.
– Вовсе нет! – Твайлайт улыбается. – Я рада, что ты проявила инициативу! Это здорово сократит время на репетиции. И я очень даже горжусь тем фактом, что наши менестрели заранее думают о будущих прибывающих дипломатах!
– Ну, мы только хотим сделать вечерний приём для них таким же восхитительным, каким он должен быть для всех остальных.
– Пхх. Да уж... – Рэйнбоу Дэш закатывает глаза. – Заставив их гадить на пол.
– Ааа? – Твайлайт подскакивает на месте.
– Рэйнбоу! – шипит Рэрити. – Право слово!
– Что, во имя сена, ты имеешь в виду, сахарок? – вмешивается Эпплджек.
– Я имею в виду, нам всё понравилось! Конечно! – Рэйнбоу Дэш пожимает плечами. – Но эта виолончель играла действительно очень... очень низко. Откуда нам знать, что Октавия не достигла коричневого звука!
– Ты не имеешь в виду коричневую ноту? – бубнит Твайлайт.
– О, Дэши... – Пинки хихикает. – Я думаю, что, если бы Тави достигла коричневой ноты, мы бы об этом узнали. Верно, девочки?
Рэрити яростно краснеет.
– И почему наши разговоры всегда скатываются в подобные темы...?
– Что я, дура, что ли? – Рэйнбоу Дэш хихикает. – Я не говорю о коричневом звуке пони... Э-э-э... То есть ноте. Я говорю о коричневой ноте грифонов!
– Погоди-ка... – веснушчатая морда Эпплджек морщится. – Есть какая-то разница?
– Насколько мне известно, нету, – говорит Флаттершай. Она смотрит на Рэйнбоу. –Рэйнбоу, почему ты думаешь, что есть?
– Ну, я раньше с Гильдой всё время тусовалась, помните?
– Помним, Рэйнбоу, помним, – вздыхает Рэрити.
– Так вот, в своё время, и она точно убьёт меня, если узнает, что я вам сказала, мы часто тренировались или играли прямо возле лётной школы. И иногда... типо... раздавался этот по-настоящему глубокий рёв над центральной частью Клаудсдейла. Такой громкий и дребезжащий. Бварррррррррррр... понимаете? И со мной всё было в полном порядке, но каждый раз, клянусь Селестией, каждый раз Гильда вдруг скрещивала ноги, широко раскрывала глаза и говорила: "Извини, я на секунду!", прежде чем улететь в ближайшую уборную.
– Что, во имя голубого неба Селестии, производило в Клаудсдейле такой ужасный шум?! — восклицает Рэрити.
– Наверное, гром от фабрики погоды, – замечает Флаттершай. – Её куполообразный корпус порождает глубокие басовые отзвуки. Малышы пегасы, вроде Рэйнбоу, и меня приучиваются спать во время этого.
– Это должно было звучать действительно страшно для такой маленькой птички, как Гильда! – щебечет Пинки.
– Рэйнбоу... – Флаттершай склоняет голову набок. – я правильно помню, как ты говорила мне, что у Гильды однажды случилась скверная стычка с выводком драконов во время её полёта на цеппелине в Клаудсдейл?
– Да, и что? – Рэйнбоу пожимает плечами. – Она крепкий орешек.
– Ну, теперь она, конечно, такая. Но ты помнишь, какой пугливой она была раньше? Я имею в виду, ты рассказывала мне истории.
– Э... Ну да... И что?
– Ну, на больших высотах, как известно, рёв дракона звучит очень низко и очень... – Флаттершай делает паузу, чтобы сглотнуть. – У-ужасающе.
– Погодные фабрики, должно быть, издавали звук, который пугал Гильду! – вставляет замечание Твайлайт. – Это бы объяснило, почему она поджимала хвост и убегала!
– Погодите... – моргает Рэйнбоу. – Вы хотите сказать, что Гильда продолжала пачкать облака, потому что думала, что где-то поблизости дракон? – она моргает сильнее. – Гильда боится драконов?
– Это объясняет, почему она мало разговаривала со Спайком во время той вечеринки, которую устроила Пинки, – добавляет Эпплджек.
– Но какая тогда у грифонов коричневая нота? Теперь мне любопытно!
Группа отзывается смешанными стонами и хихиканьем.
Твайлайт закатывает глаза и смотрит на меня.
– Винил, не могла бы ты спасти ситуацию тем треком, над которым ты работала?
– О, да! – Октавия улыбается со своей сцены. – Она проработала над этим всю ночь!
Я киваю, ухмыляясь.
– Я не понимаю, – говорит Эпплджек. – Как техно-музыка заставит грифонов чувствовать себя желанными гостями?
– Ооооо, поверь мне, – говорит Рэйнбоу Дэш с ухмылкой. – При правильных обстоятельствах эти кошки-птички любят повеселиться.
– Хи-хи! О, да! Когда они не сварливые и не унылые! – добавляет Пинки.
– Фуу... – Рэрити закатывает глаза, в то время как Флаттершай хихикает. – Не знаю, сколько ещё я смогу вынести.
Я собираюсь решить эту проблему. Я вращаю два диска для альтернативных ритмов, одновременно щёлкая переключателем, чтобы начать трансляцию трека, над которым работала прошлой ночью.
И, в течение нескольких секунд, весь бальный зал замолкает, пока ему поют серенаду выступающие в качестве основы золотистые ноты, что все вместе смешиваются в один цвет, синий. Отшлифованный звук очень расслабленный, но в то же время игривый. Он щекочет мои ушные каналы даже после многих часов проектирования окончательного продукта. Я могу только надеяться, что это их завораживает.
– На самом деле... мне это даже нравится, – воркует Рэрити.
– Очень мирно, – добавляет Флаттершай. – Возможно даже... слишком мирно для грифонов?
– Ну, не знаю, – говорит Рэйнбоу Дэш. – Вы, ребята, можете не поверить, но Гильда раньше была довольно спокойной. Это звучит так, как ощущается облако после шторма, прохладно и... воздушно.
– Я, например, думаю, что это идеальный фоновый шум для разговора, – заключает Твайлайт. – Спокойный, не угрожающий... как раз то, что мне может понадобиться, когда я буду вести умиротворяющую беседу с делегатами из Грифонстоуна.
– Я согласна, – говорит Октавия. – Хотя... хм... – покраснев, она обнимает виолончель. – Я знаю, что не мне судить.
– Хи-хи... но мы высоко ценим твой вклад, как музыканта, Октавия.
– Забавно... – Рэрити проводит языком по внутренней стороне морды. – Есть в этом что-то... странно знакомое.
Я прикусываю губу.
– Правда? – Флаттершай оглядывается. – И что же?
Рэрити, прищурившись, смотрит на меня.
– В лифтах центральной понивильской больницы не играет что-то похожее?
Я пожимаю плечами.
– Ну да. Глупо было бы предполагать, что ты занимаешься плагиатом, – она откидывается назад с тёплым вздохом и ещё более тёплой улыбкой. – Я всем сердцем одобряю.
– О, да. Просто отлично. – Эпплджек смотрит на часы, которых там не оказывается. – Мы закончили здесь?
– Оооо! Оооо! – Пинки Пай подпрыгивает. – Что насчёт Сахарного Уголка?
– Ну, это звучит просто фантастически! –Твайлайт улыбается. – Не знаю, как вы, а я умираю с голоду!
– Тогда, пончики за мой счет! – Пинки машет копытом. – Пойдём! Все ввосьмером!
Октавия моргает.
– В-Ввосьмером...?
– Ну конечно же! – Пинки хихикает. – Вы пели серенады нашим ушам! Позвольте тетушке Пинки спеть серенады вашим животам!
– О, это замечательная идея, – Флаттершай улыбается и кивает. – Вам действительно стоит присоединиться к нам.
– Мы бы с удовольствием... но... – Октавия смотрит на меня, ёрзая. – Разве это не будет немного... неуместно?
– Каким таким образом? – Эпплджек моргает. – Мы же отлично проводили время, разве нет?
– Но... н-но ведь... мы простые менестрели...
– Вы работники замка Дружбы, – говорит Твайлайт. – Это не делает вас слугами. Это делает вас друзьями.
Октавия выдыхает, её щеки слегка порозовели.
– Я... Я... я не знаю, что сказать...
– Ну, лучше бы тебе сказать это быстро, дорогуша, – Эпплджек вскакивает со стула. – Потому что мой желудок уже завязался в узел! Ух-х!
– Да! Давайте поедим! – ВУ-УХ! Рэйнбоу пролетает к ближайшему выходу. – Кто последний, тот останется без сахарной пудры!
– Спасибо вам... – Октавия кланяется, улыбаясь. – Мы благодарны вам за ваше гостеприимство... и вашу дружбу, – она отводит взгляд в сторону. – Разве не так, Винил?
Я киваю.
Пончики, шмончики.
Надеюсь, у них будет Dr. Pony, или я найду коричневую ноту.
И я щёлкаю переключателем, выключая трек.