Вещи, что Тави говорит
Блондинистые вещи (Blonde Things)
Выступление давно закончилось. Сколько времени уже прошло? Один час? Два? Это ужасно трудно – измерять время по обильности потовыделения. Помню, я провела добрые сорок минут, раздавая автографы, позируя для фотографий и слушая молодых будущих-диджеев-подражателей, рассказывающих о своих проектах мечты, которые они никогда даже отдалённо не начнут. И теперь пришло время мне собрать свои вещи и вернуться в отель.
Где там, по словам моего агента, я остановилась? Хаятт Ридженси Балтимэр? Брр... может быть, мне стоит просто остаться здесь и подождать, пока меня ограбят или убьют?
К счастью, именно в этот момент мой хороший партнёр по преступлению, Бо, решает рысцой подняться с пустого танцпола и похлопать меня по плечу.
– Эй! Винил! Как делишки? – мы соударяемся копытами, и между нами вспыхивает сферическая малиновая вспышка. Голос у него янтарный, как у Лиры, но не такой мягкий. И всё же я нахожу его довольно милым, как и его улыбку. – Чумовым треком ты закончила эту ночь, подруга! Бьюсь об заклад, этот номер станет твоим следующим хитом, не будь моё имя Фо’шо! – он хихикает.
Я издала хриплый смешок, засовывая остатки своего оборудования в упакованный пенопластом ящик.
– Эй! Эм... Я знаю, что уже поздно и всё такое, Винил, но у нас тут есть одна припозднившийся персона. С VIP-пропуском для сегодняшнего концерта, – он шевелит бровями, молчаливый пароль между нами двумя. – Ты же знаешь, что это значит.
Я вздыхаю, внезапно вспоминая о своих контрактных обязательствах. Как будто наковальня падает на череп. Я знаю, что будет дальше, ещё до того, как Бо объявит об этом словно чрезмерно восторженный диктор-анонсер, которым он в действительности и является.
Я поворачиваюсь к нему и неизбежному гостю с самой теплой улыбкой, на какую только способна. У меня заканчивается Dr. Pony в организме. Лучше бы это было ненадолго...
– Винил, я очень рад познакомить тебя с восходящей редакционный звездой Мэйнхэттена… единственным и неповторимым... Трендерхуфом! – он улыбается. Он моргает. Он смотрит на долговязое существо в клетчатом одеянии, стоящее рядом с ним. – Это же был Мэйнхэттен, верно?
– Эх хехех... очень даже верно, – блондинистое существо с блондинистой гривой и блондинистым хвостом рысцой поднимается на сцену и продолжает... быть блондинистым. – Боже мой, я живу и дышу! DJ-P0N3 собственной персоной! – единственное, что в нём не блондинистое, так это его голос. Маслянистые слова расплываются мертвенными волнами грязно-коричневого цвета, и я боюсь, как бы черви не начали выползать из промежутков между предложениями. Что очень печально, так как я могу сказать, что бедняга отчаянно пытается не звучать... отчаянным. – Во плоти! И такая же сияющая, как неоновый свет прожекторов!
Ага...
Я киваю ему в ответ. Я бросаю усталый взгляд на Бо. Он смотрит в ответ, ёрзая, поэтому я поворачиваюсь назад к Трендер... Трендер... Трендерхоббиту? Богиня, мне нужна кровать в гостиничном номере. Сейчас же.
– Должен сказать, это большая честь для меня, мисс Скретч, – он показывает на меня, ухмыляясь мне глазами из-за стеклянных линз. Я вижу в его очках отражение дрожащей больной кобылы. Жаль, что он не видит. – Можно я буду называть вас мисс Скретч?
Я пожимаю плечами.
– Или, может быть, вы предпочитаете Винил?
Я снова пожимаю плечами.
– Я слушал записи ваших живых выступлений по многу раз. Но быть здесь? Слушать и переживать настоящее дело?! – он хихикает и скользит ближе. – Я никогда не чувствовал себя таким живым! – он взрывается коричневыми звуковыми вибрациями. – Честное слово!
Я ему верю. Слегка вздрогнув, я смотрю налево. Бо находится в миллионе миль отсюда, болтая с каким-то горячим жеребцом-парикмахером. Богиня, я завидую этому ублюдку.
– И всё же, это так волнующе знать, что вы также выступали на некоторых... о боже, как бы это сказать... более высококлассных эквестрийских мероприятиях!
О?
Он широко улыбается.
– Например, на королевской свадьбе!
О…
– Ха-ха! Вы знаете, я и сам там был. Просто чтобы... ну, знаете... собрать визуальную информацию и написать передовую статью для первой полосы местного журнала о моде. Я и не подозревал, что всё обернётся самым настоящим вторжением чейнджлингов! А! Можете в это поверить? Разумеется, в конечном итоге я получил несколько наград за статью, с её... э-хе-хе... "глубоким социальным комментарием" про изысканную моду под глубоким давлением, – он закатывает свои голубые глаза и подмигивает мне. – Я подозреваю, что кобыла вашего положения знает кое-что о том, каковой может стать мельница сплетен, когда самая малюсенькая драма поднимает свою глупую голову. Я имею в виду, конечно, вы можете! Вы тоже там были! И, вау! Вы устроили вечеринку для королевских особ, даже не вспотев! Я имею в виду... вот что значит талант!
Я чувствую, как меня трясёт, и на моём лице появляется улыбка. Неужели из-за этого жеребца мне действительно захотелось смеяться?
– Хе-хе-хе... Это... знаешь ли... Это качество, из-за которого я не перестаю восхищаться музыкантами. Вы знаете, как сохранять хладнокровие. У вас почти не бывает этих глупых, бессмысленных препятствий вроде творческого кризиса или истеричных приступов гнева, – он стучит копытами. Его голос извивается вокруг копыт, как шёлковая коричневая нить. – Нет, когда у вас есть проблема, вы вместо этого настраиваетесь на правильный ритм и просто... прокладываете себе путь на крыльях вдохновения... что-то вроде пилота воздушного дирижабля! Скажи... а ты сама... ну знаешь... не отмечала что-то подобное?
Я неловко моргаю.
Если подумать об этом, я отмечала. Но... Но это будет означать...
– Хорошо, – он прижимает копыто к груди и застенчиво улыбается. – Виновен по всем пунктам обвинения. Эх-хе. Я читал вашу книгу. И должен сказать, что это очень увлекательное чтиво! И полезное! Особенно мне понравилась та часть в середине, где вы писали о синтезе магии и музыки, опирающемся на визуальный спектр! Я имею в виду... пфф... конечно, были популярные диджеи и синтезаторы, которые выходили на сцену до вас: Deadmar3, Барн Джокс и давайте не будем забывать Крафтвинни. Но вы? – он поворачивается и дико машет копытом в сторону инертной в данный момент группы кристаллических световых прожекторов. – Вы превратили всё это в совершенно новую форму искусства! Никто… и, хе-хе, я имею это в виду… никто не способен заснуть, если он находится на расстоянии мили от вашего концерта! Это просто... пфф... невозможно с научной точки зрения! И я всегда... всегда мечтал о возможности сказать вам это в лицо. Так что... спасибо вам. Спасибо вам за то, что вы нас вдохновляете.
Я не могу удержаться от улыбки.
Да, я знаю, что мне безбожно льстят, но... что я могу сказать?
Этот жеребец на самом деле довольно милый. И толковый.
– Может быть... вы сможете обучить меня парочке ваших приёмчиков? – говорит Трендерхуф, широко улыбаясь. – Я имею в виду... как ты только делаешь то, что делаешь? Э... н-не то чтобы я когда-нибудь осмелился украсть твою славу. Хехехе... Я даже близко не смог бы подойти к этому, даже если бы попытался! Некоторые из нас рождаются с талантом. Остальные же... ну... мы берёмся писать! Ах хах хах хах!
Я хихикаю с придыханием, стараясь не позволить своим легким выдохнуть слишком много. Мой разум и так уже достаточно шатается без застилающей глаза багровой пелены.
Тем временем, блондинистые вещи продолжаются:
– Ну так, что на это скажешь? Я уже умираю от жажды! Заболтался я, подруга!
Я успокаиваюсь и улыбаюсь. Затем приподнимаю бровь.
Он поднимает бровь и смотрит на меня, стоя на месте. Его неуклюжая ухмылка, заключена в тревожную клетку, что отчаянно пытается раскачаться на своих петлях.
– Ну? Язык проглотила? А?
Я моргаю, глядя на него. Тем не менее, с затянувшейся ухмылкой, я левитирую планшет и ручку. Я нацарапываю длинное предложение и показываю ему.
Он отвечает в течение двух секунд.
– Ты... ты хочешь сказать, что ты немая?
Мои очки дребезжат, и это говорит мне о том, как сильно его слова заставили меня пошатнуться. Забавно... Я много раз слышала это слово. Просто уже больше года я не слышала, чтобы его использовали в роли сказуемого. Наверное, для этого нужен был писатель...
И писать он продолжил. Спазматически. Вслух.
– Ты... вы серьезно не можете... не можете... – какая-то невидимая сила загоняет его зрачки обратно в самые глубокие уголки глазниц. Он тяжело сглатывает, что-то горькое, и следующий вдох, который выходит из него, такой же коричневый, как и раньше. Шелковистая текстура исчезла. – Я... Мне очень жаль, – бормочет он, неловко улыбаясь.
На краткий миг я сконфужена.
Потому что мне не жаль.
– Ну, гм... Я... э... – он вдруг находит что-то очень интересное в своих копытах. По крайней мере достаточно интересное, чтобы пялиться на них. Внезапно его уши встают торчком, и они резко тянут за собой все остальное тело. – О! Скажите... вы слышали о банкете после вечеринки?
Уверена, что у них там будет Dr. Pony, но в данный момент меня это не особенно волнует. Трудно пить кофеиносодержащую газировку когда желудок внезапно оказывается наполненным желчью.
– Там... должны будут быть... многие блестящие знаменитости! Например... Шиа Ле Бак! Он ведь классный, правда? – он ухмыляется, ухмыляется ещё больше. Полумесяц убывает, потому что он отступает. Вскоре он освободит эту сцену. – Возможно... может быть, я там с вами столкнусь!
Я киваю.
– Но мне было очень... очень приятно познакомиться с вами!
Я вздыхаю... и снова киваю.
– Ну что ж, желаю удачи на следующем концерте! – это очень кривые слова для завершения разговора, и он это знает. – Э... до следующего раза! – и он исчез, как золотое пламя на вершине грязевой горы.
Я возвращаюсь к сцене, на которой стою. Воспоминание о том, где я нахожусь, только напоминает мне о том, как далеко находится отель. Я вздыхаю, затем поворачиваюсь к закрытым ящикам с моим проигрывателем. Где-то глубоко внутри спрятана пластинка, и я всё ещё могу различить мельчайший намек на бархатный пурпур, витающий в воздухе между мной и двумя часами назад. Это капля сладкого утешения, и я тащу её, вместе с тяжестью, в вестибюль.