Неожиданный приказ.

Неожиданный приказ. Пролог: Отпуск.

"К юго-востоку от Вракса и Везалиполиса находится малый улей Сикарус. Он выстроен в топкой и сырой низине, носящей говорящее название "Великая Топь". Местные называют свой регион просто как "Болото", а чейнджлинги из других ульев и земель шутливо отзываются об округе Сикаруса, как о "Сикарусской луже".
Как и на львиной доле чейнджлингской территории, климат здесь суров: лето короткое, зима может длиться с октября по март, а весна и осень отличаются сильными и непредсказуемыми ветрами, мощными ливнями, часто пополам со снегом. Однако, у Великой Топи есть одна особенность, заключается она в высокой влажности. Вне зависимости от времени года, объёма осадков и иных погодных факторов, влажность здесь всегда выше, чем в других регионах. Это обусловлено низким положением относительно уровня моря.
Ландшафт Топи, как и остальных земель чейнджлингов, довольно однообразен — это равнинные леса и болота, возвышенности здесь отсутствуют как явление. Местная трясина считается одной из самых смертоносных в стране, ситуацию усугубляет обилие гнуса, промозглый климат, а так же болотные испарения часто служащие причиной различных болезней, в том числе и тяжёлых.
Местное население мало, по крайней мере по чейнджлингским меркам. Улей Сикарус имеет сугубо региональное значение, однако его роль растёт по мере расширения разработок природного газа и торфа в окрестностях города-улья. С древних времён местные жители вели борьбу с топью, сейчас эта борьба набирает обороты. Чейнджлинги с упорством и неумолимостью ведут войну с природой, с каждым месяцем отвоёвывая для жизни и работы новые и новые гектары земли.
Великая Топь является частью географического района, известного как "Тухлая дуга" или как "Болотный полумесяц", если выражаться более высокопарно. К северу и западу от "Лужи" простирается примерно такая же низинная местность. Медленно, но верно эти некогда дикие и опасные места наполняются корпоративными старателями из Вракса и Везалиполиса. Циклопические метрополисы требуют всё больше и больше топлива, а их компании заняты серьёзной конкуренцией на недавно открывшемся рынке. Через эти регионы проходит несколько железных дорог, но я категорически не советую своим читателям путешествовать здесь. Это опасные места, где красота угрюма и сурова, а местным жителям просто некогда заниматься чем-либо, кроме своей работы. Сикарус имеет древнюю историю, но недаром среди перевёртышей этот улей зовётся "гнилым". В последние годы эта кличка стала приобретать второе значение, ведь туда потекло множество бывших каторжан и прочего сброда, который готов лишиться здоровья ради мизерного заработка в чудовищных условиях. Атмосфера там — батрацкая, надеюсь мой читатель не является поклонником "солидарности с рабочим классом..."

Отрывок из автобиографической книги "Белый путь", за авторством Финеаса вана Арнема, художника-экспрессиониста феатисского происхождения. Грифон получил известность благодаря серии полотен, посвященных пейзажам северного Эквуса. Ван Арнем часто уличался в резких, и часто диаметрально противоположных высказываниях.

По крыше вагона барабанил июньский ливень. Железная дорога была проложена по высокой насыпи, так что отсюда открывался отличный вид на местные леса. Ели и сосны держались слабыми корнями за пропитанную водой землю, вырастая скрюченными и неказистыми, щербатый покров древесных крон сменяли собой плеши топей и язвы тщедушных, покрытых ряской озёр. Деревни и сёла встречались редко, но в последние годы здесь всё сильнее ощущалось индустриальное присутствие: вдоль железных дорог как грибы после дождя плодились рабочие городки и посёлки, торфяные выработки и даже заводы по добыче природного газа. Само полотно постепенно загружалось грузовыми поездами, а нагрузка Сикаруса как узла сообщения возрастала с каждым месяцем, если не с каждым днём.

Агриас был счастлив выбраться отсюда. С осени 1008-го части 11-й фантайнской стояли в ближнем округе Сикаруса, вместе с несколькими другими воинскими частями. За это время солдатам и офицером пришлось претерпеть многое, но в основном это были различные работы. Солдаты принимали участие в постройке городских районов, осушении болот, прокладывании всяческих дренажных сооружений. Местное население было довольно неприятным и несговорчивым, а отправлявшиеся в увольнительный солдаты часто сталкивались с ворами и пьяницами, отдохнуть в этом диковатом месте тоже было негде. Местная погода была просто ужасна, а особенности местности не позволяли проводить полномасштабные манёвры, среди военных пошло стойкое предположение, что обычные пехотные части командование уже не так сильно ценит, как мобильные, и что в будущей войне их роль не поднимется выше войск второго эшелона, ликвидирующих недобитых окруженцев.

Агриас не давал повода думать о том, что печалится по этому поводу, но в глубине души его грызла бессильная злоба: мечты о славе и карьере, только начавшиеся сбываться, сейчас обещали полететь в тартарары. С другой стороны, здесь у него были боевые товарищи и познанные в беде друзья. Здесь его знали и уважали, в отличие от всей остальной армии. От этого противоречия он и мучился, скрывая свою беду от коллег и начальства из-за страха выставить себя как эгоиста и инфантила, неспособного сделать выбор и перестать томиться пустяками. Некоторые офицеры стремились к карьерному росту, некоторых устраивало своё нынешнее положение, а Агриас будто бы повис в воздухе, застрял на перепутье.

Сейчас офицер дремал, растянувшись на верхней полке вагона-купе. Среди его попутчиков был один сикарусский клерк, урвавший возможность отпуска, а так же двое враксианских корпоративных инспекторов, приезжавших в болотный город для улаживания некоторых дел. Награды и погоны гауптмана вызвали у них неподдельный интерес, и офицеру пришлось рассказывать им о том, как он воевал в Олении. Было время, когда военные не привлекали так много внимания, но в последние два года всё очень сильно поменялось. Теперь армия вызывала интерес даже у тех, кто был связан с ней чуть более чем никак. Офицеров и солдат теперь облеплял и стар и млад, расспрашивая о всякой чуши и нелепице. Среди военных на этот счёт находились разные мнения, Агриас в свою очередь был не против подобного, когда это не переступало черту.

Погода стояла пасмурная, граница дня и ночи сильно размывалось, а перевёртышей сильно клонило в сон. Это было хорошо, ведь путь предстоял неблизкий.

---

Болота постепенно сменились лесами, вокруг стало прослеживаться намного больше признаков жизни. Скоро поезд должен был остановиться во Враксе. Все четверо попутчиков сейчас сидели на нижних полках. Выпили эссенции, начался разговор:

— Герр Агриас, вы ещё не устали от моей назойливости? — Спросил офицера клерк.

— Нет, по крайней мере — пока. — Ответил Агриас.

— Что-ж, хорошо... — клерк задумался, как бы припоминая то, о чём хотел спросить. — А как вам вообще в этой стране было? Какой там народ, какие там города и как они там живут? Об оленях по радио всякое рассказывают, но вы-то там были самолично.

Агриас не сразу ответил на этот вопрос. Только после ещё одного осушенного стакана эссенции и протяжного взгляда в окно, он медленно произнёс:

— Да как вам сказать...

— Ну, вы ведь стояли в их городах, может даже общались с кем-то из них, верно? — Смутился клерк. Он был уже вполне зрелым чейнджлингом, но его вопросы звучали очень по-детски.

— Что-ж... — выдавил из себя Агриас, припоминая весну прошлого года. — Мы действительно проходили через их города и стояли в них, только вот местные нас вообще не интересовали. Кто-то из рядовых менялся с ними, один мой подчинённый неплохо знал язык, но мне этот народ был мало интересен. Про армию Олении я вам уже рассказывал — это очень дурное образование, которое мы целиком разгромили за три недели. Наша дивизия находилось в одном из самых жарких мест, но почти не было случаев, когда оленийским солдатам удавалось нас побить.

— А местное население что о вас думало?

— Они то ли боялись нас, то ли просто не хотели связываться. Мы им свалились как снег на голову, много оленей пострадало от наших бомб и снарядов, что им ещё думать? Места у них захудалые, страна бедная, может поэтому они так легко её нам отдали. Надо понимать, герр клерк — наша армия туда вторглась, а не наведалась с дружеским визитом. И я думаю, что сейчас местным придётся туго.

— Хорошо, герр Агриас, я понимаю вас, но отчего же? Без их глупого короля им должно стать только лучше.

— Их король был сволочью, это так, но я на вашем месте не стал бы это обсуждать в данный момент.

— Почему же? — Вмешался в разговор один из враксиан. В его голосе прозвучало что-то натянутое, будто он что-то заподозрил в словах и мыслях Агриаса.

— Потому что там заместо короля сейчас правят его бывшие прихлебатели, ныне переметнувшиеся на нашу сторону. Для Родины это хорошо, но не для оленей. Впрочем, нам их мнение не очень интересно, ведь так? — Агриас изобразил натянутую улыбку. Этот корпорантский воротник попытался поставить под вопрос его лояльность, это было чертовски глупо с его стороны.

— Действительно, слабый должен бояться сильного. — Утвердил напарник того инспектора, от его слов так и веяло духотой. В последнее время от таких господ было не протолкнуться. Хорошо наверное рассуждать о превосходстве и величии, сидя за письменным столом или барной стойкой, подобные кадры могли не бояться того, что им придётся делом доказывать свои громкие слова, для этого у них были чейнджлинги вроде Агриаса и его роты, только вот те имели скромность не высказывать таких категоричных мнений.

Поезд подошёл к Враксу уже вечером. Его вид сильно поменялся с того времени, когда Агриас был там в последний раз: гигантский конус уже не казался таким высоким, утопая в кварталах новой городской застройки. Когда-то он росс вверх, теперь же — в стороны. Районы города расходились от нового центра концентрическими кругами, ночные улицы с высоты птичьего полёта напоминали сеть гигантского паука. Поезд прибыл на один из нескольких новых вокзалов. Здесь всё так же кипела жизнь, но уже не было той страшной давки, от которой некогда страдал старый улей. Можно было спокойно выйти из вагона и пройтись по вокзалу, как и поступил гауптман. У него было около часа, за это время можно было хорошо прогуляться.

Вместо высокого потолка — голубое небо, вместо затхлого воздуха — свежий летний ветерок, даже перрон под ногами, обычно загаженный и грязный, теперь выглядел чистым и подметённым. Многомиллионный город будто бы снял с себя тяжёлую ношу, став от этого только краше и величественнее. Агриас прошёлся сначала по перрону, затем вошёл в зал ожидания. Здесь всё ещё было много чейнджлингов, но не было той толкучки, как раньше. Гауптман по привычке не стал посещать местные забегаловки и двинулся дальше, к жилым кварталам.

У подъезда к зданию вокзала стояли автомашины недавно народившегося здесь таксопарка, а так же несколько автобусов. Через дорогу начинался один из центральных кварталов города. В нём стояли пятиэтажные дома, нижние этажи которых занимали дорогие магазины, рестораны и прочие заведения. Агриас не был архитектором и искусствоведом, но ему показалось, что в этих строениях слились два стиля — эквестрийский и грифонский, модерн и ампир. От чейнджлингов в этих домах было разве то, что они все были абсолютно одинаковы. "Как такое можно было отгрохать за два года?" — думал чейнджлинг, прогуливаясь по тротуару городской улицы. Вокруг ездили машины, прогуливались и спешили по делам состоятельные горожане. Агриас понял, насколько сильно он был далёк от событий, что творились в сердце его Родины во время его службы. Он не знал ни о трудовых армиях, ни о том, как сотни тысяч перевёртышей, и даже какое-то количество оленийских военнопленных вынуждены были работать на износ, возводя все эти дома и прокладывая все эти улицы... Он мог только стоять и изумляться этому, подобно осколку чего-то старого и чуждого, чего-то оторвавшегося от всего и всех. Так часто чувствуют себя старики, Агриасу же ещё даже не исполнилось 30-ти.

Офицер прошёлся по новым улицам, посмотрел на новые дома, многие из которых были увешаны королевскими знамёнами. На него обращали внимание, кто-то по-военному отдавал салют и кричал "слава!". Это было похоже на какую-то истерию, в каком-то смысле это она и была. После победы над Оленией в обществе поменялись очень многие взгляды и от этой "новой патриотической волны" очень сильно пахло озоном ...

Так или иначе, время до отбытия поезда подходило, нужно было возвращаться на вокзал. Офицеру пришлось порядком поспешить, чтобы успеть добраться до своего купе. Он немного припозднился, если бы это случилось раньше — ему пришлось бы туго.

В купе оказалось, что все трое его былых попутчиков сошли на этой станции, на их место заступили новые пассажиры, снова оказавшиеся корпоративными агентами. Эти перевёртыши были не очень расположены на беседу, ведь ехали они в серьёзную деловую командировку.

Агенты обменялись приветствиями с Агриасом, на этом их контакт закончился. Остальную дорогу "белые воротнички" в основном занимались перебиранием содержимого своих дипломатов и нервными переговорами вполголоса. С виду они выглядели как молодые юноши, недавно заступившие на должность и в первый раз назначенные на серьёзное дело. Гауптман в свою очередь продолжал лежать у себя наверху, почитывая номер армейского журнала, захваченный им перед отъездом. В нём как обычно была написана всякая забавная околесица, смысл которой заключался в увеселении и "воспитании" рядового состава: анекдоты, забавные истории и карикатуры перемежались с краткими статьями, чьё содержание в основном повествовало о силе и могуществе королевской армии. Кое-кто приравнивал и эти блоки к своего рода шуткам, но в последнее время это сугубо порицалось, по крайней мере, должно было. Агриас читал подобное просто чтобы чем-то занять мозг. Он боялся брать с собой книги из отеческой библиотеки, считал лишней трату денег на книги во время службы, тем более при том, что всё больше и больше книг попадало под цензуру, постоянно снижая магазинный репертуар.

---

Вскоре из окон купе стал виден Везалиполис. Огромный, всеобъемлющий, блистательный, великий — это была вселенная во вселенной, государство в государстве. Городские кварталы простирались на многие гектары, а по опоясывающим Столицу автобанам в ряд могло ехать сразу десять машин. Город кипел жизнью. Казалось, что он растёт буквально на глазах, поглощая собой всё вокруг.

Состав дольше часа мчался мимо улиц и проспектов, мимо стройных рядов зданий и заводских труб, мимо парков и широких мостовых. Агриас смотрел в окно как заворожённый: зрелище было незабываемое, неповторимое. Ни одна столица на целом свете не была могучей и прекрасной настолько, теперь этот город стал вызовом для всех иных держав.

Наконец, поезд с приветственным гудком затормозил на одном из вокзалов. Агриас быстро собрал свой нехитрый военный скарб и покинул вагон, холодно распрощавшись со своими угрюмыми и нервными попутчиками. Перрон и пути вокзала были накрыты огромной стеклянной крышей, само здание выглядело необычным и новомодным, не похожим ни на что, виденное чейнджлингом ранее. Однако, сейчас ему больше всего хотелось побыстрее выйти из-под стеклянной крыши, её вид казался ему странным и обманчивым.

Покинув вокзал, чейнджлинг оказался на широкой улице, оглушённый тарахтением двигателей множества машин. Ощущение потерянности не покидало его: в монументальность архитектуры почти пугала его, будто бы среди простора этих улиц можно было заплутать и раствориться. "Я должен найти квартиру отца, только как?" — С уже не иллюзорным страхом подумал чейнджлинг. Мегаполис был огромен, скоро наступит ночь, что ему делать? "Телефонная книга!" — Наконец осенило Агриаса, и он быстро зашагал по направлению к ближайшей телефонной будке. Раньше они находились на верхних уровнях, их квартира точно находится ближе к центру нового города, а их телефон наверняка не изменился.

В телефонной будке лежала толстая и тяжёлая книга, благо Агриасу не нужно было долго её листать. Вскоре, он нашёл нужный номер, а вместе с ним и адрес: "Проспект Кризалис, 15-123." Поймать такси у вокзала не было серьёзной проблемой, и вскоре чейнджлинг уже сидел на переднем сидении небольшой машинки, которая несомненно показалась бы тесной для всех, кроме чейнджлингов. Внутри было хорошо и уютно, отсюда город уже не казался таким огромным и зловещим. За рулём сидел пожилой перевёртыш в форменной куртке и кепи, он потягивал папиросу и неотрывно следил за дорогой: в плотном трафике было вовсе не до задушевных разговоров.

Вот машина наконец въехала на одну из улиц с явно дорогими и серьёзными домами. Они ехали не так уж и долго, сюда можно было добраться и пешком, но Агриас был слишком сильно обескуражен всем происходящим. Он заплатил таксисту и снова ступил на тротуар. Теперь офицер намного лучше чувствовал направление и пространство, и знал куда идти.

Этот дом стоял на перекрёстке, где сходились мостовая и пешеходный проспект. Это был уже самый центр города, до нового дворца Кризалис было не так уж далеко. Агриас вошёл в дом, поднялся на второй этаж и быстро нашёл нужную дверь. Зазвенел звонок, ему отворил Клюсс, швейцар их семьи.

— Здравствуйте, герр Агриас! — Учтиво поздоровался он. На приветствие Агриас ответил кивком, и сразу вошёл в квартиру, не ожидая чьего-либо разрешения.

— Как отец и мать? — Спросил гауптман, садясь на табурет с целью вымыть ноги.

— Всё хорошо, они сейчас ужинают. Ваш приезд был очень неожиданным.

— Хорошо. — Агриас закончил протирать последнее копыто и встал с табурета. — Жаль, что не вышло навестить вас сразу после войны. Нас обещали разослать по отпускам, да забросили к чёрту в пасть — ни поездов, ни попуток. Грустная история. А что у тебя?

— Стало легче, герр Агриас. Эта квартира не такая огромная, как в старом улье. За ней легче присматривать... — после этих слов Клюсс замялся и опустил взгляд в пол. — А ещё, я женился.

— О! — Агриас невесело хмыкнул. — И ты женился, видимо только я сойду в могилу холостым.

— Ваш отец не оценит подобного.

— Да и я этому вовсе не рад.

Чейнджлинг пошёл к столовой, где сейчас ужинали его родители. Туда вёл коридор с несколькими дверями в комнаты. Здесь было действительно более тесно, чем в ульевой квартире, но среди всех этих громадных и просторных форм теснота действительно вызывала удовольствие.

Вот и дверь столовой, Агриас тихо открыл её и вошёл в помещение. За столом сидел Агриас-старший и его матушка. Эссенция уже была выпита, сейчас они просто общались между собой, обсуждая последние заявления Королевы.

— Здравствуй, офицер. — Проговорил Агриас-старший, обратив внимание на своего сына. Эти слова звучали спокойно: в них не было ни отеческой любви, ни радости воссоединения. В них было другое, куда более важное и желанное для гауптмана — в них было уважение, уважение как к равному.

— Здравствуй, отец. — Со смущением и тревогой ответил Агриас, выдерживая на себе взгляд отца, ставший теперь ещё и взглядом коллеги.

— Ну садись за стол, раз пришёл навестить нас. — Агриас-старший улыбнулся, видимо от излишней эмоциональности своего отпрыска. Агриас-младший легко воспринял этот жест и вскоре уже сидел в кругу своей семьи. Ему дали выпить эссенции, но лишь для того чтобы хорошенько расспросить.

— Знаешь ли, мы волновались. — спокойно начал Агриас-старший. — От тебя почти не было писем, да и в послевоенный отпуск ты не приехал, хотя обещал.

— Мои обязанности не позволяли мне отлучиться, нашу дивизию направили в округ Сикаруса, оттуда очень сложно вырваться в отпуск. Асилус был у вас?

— Да, он заходил вместе с твоей старшей сестрой на прошлой неделе, скоро у него снова будет увольнительный. Агриннис порой переезжает к нам на очень долгое время. Их материальное положение вполне приемлемо, но муж почти всё время проводит на службе. Они волновались за твою судьбу, неужели у вас всё было настолько плохо со связью? Мне в молодые годы не довелось побывать на болотах, но там довольно глухо, насколько мне известно.

— Сикарус в последнее время расширяется, только едет туда всякий сброд. Наш батальон стоял почти на болоте, до улья там не очень далеко, только дороги плохие и разбитые, добираться себе дороже. Виноват конечно, но я думал в первую очередь о своём подразделении.

— Подразделение — это то, за что ты отвечаешь головой. — серьёзно подметил Агриас-старший. — Даже мы не так важны для тебя, как твои солдаты.

Мать Агриаса-младшего утвердительно кивнула, поддерживая своего мужа. Немалая часть её жизни в браке прошла в ожидании, но она понимала важность офицерской должности. Генералы, фельдмаршалы и полковники имели более свободный график, для них не было проблемы в том, чтобы навещать семью, но с офицерами средними и младшими всё обстояло иначе. Средние и младшие офицеры это те, без кого армия не сможет воевать, их лямка почти так же тяжела, как и солдатская. Поэтому Агриас-старший уже не воспринимал своего сына так тепло, потому что жизнь молодого гауптмана уже практически полностью отделена от их жизни. Он теперь идёт своей дорогой, родители сделали для него всё что могли.

— За своё подразделение я могу поручиться, замечательные солдаты. Вы слышали о фантайнской дивизии?

— 11-я фантайнская? — переспросил отец. — Это одна из новых?

— Да, меня командировали туда весной 7-го. Это пехотная часть смешанного состава.

— То есть собранная из уроженцев разных областей? Странный шаг, но понятный... Это ведь ваша дивизия брала Вейверфронт?

— Да, наша. — Гауптман расплылся в гордой улыбке.

— Тогда понятно, почему ты так ручаешься за солдат. Видать, тианхольмские бауэры хорошо дерутся?

— Там не столько бауэры, сколько ветераны оленийской интервенции. Стрелянные воробьи, лучше солдат найти трудно. Да, были у нас и молодые призывники, они в основном прибывали из других ульев. Драка была серьёзная, не без трудностей и потерь. На нашем направлении олени были биты во всех делах.

— Мне случалось говорить с офицерами, воевавшими в Олении. С их слов, война уже больше не станет прежней, а то, что в чём ты участвовал — нечто новое

— Если это не офицеры пехотных дивизий, что находились под командой генерала Ларинкса, то нет смысла с ними разговаривать. Они не воевали, они выигрывали. Все эти танкисты и мотострелки спокойно зашли врагу в тыл, пока мы прорывали Линию Мантельхейма и сражались с вражеской гвардией под Эстскугом.

Агриас-старший не стал что-то говорить своему сыну на этот счёт. К тому времени уже давно нужно было ложиться спать. Воссоединение прошло тихо и спокойно, впереди была ещё неделя отпуска. Агриас планировал встретиться с Асилусом и Агриннис, а так же поискать своих старых товарищей из юнкерского училища, заодно научившись ориентироваться в этом новом Везалиполисе, или хотя бы в одном его центре.

---

Время пошло своим чередом, но Агриасу казалось, что оно летит подобно свету и утекает подобно воде, льющейся через крупное сито. На следующий же день после приезда, гауптман поехал на квартиру Асилуса, адрес которой ему подсказал отец. Товарища там не оказалось, зато его встретила сестра.

— Ты сильно изменился, братец. — Задумчиво и грустно сказала Агриннис, пригласив его за стол.

— Таков груз моей ответственности. Воинская присяга сейчас имеет надо мной высшую власть. — Печально ответил Агриас, наполняя стакан эссенцией.

— Ох уж эта присяга... Разве всё сейчас настолько серьёзно, что вас так отрывают от семей и домов? Мой муж служит во дворце, мой отец объединял страну, но почему мой брат вынужден нести службу в глуши, будто бы ожидая неведомо чего? Разве сейчас не время, чтобы жить в мире? Наша страна развивается и процветает, никто больше не подумает покушаться на нас, так ведь? К чему всё это? Все твердят одно и то же, будто бы они слепы и глухи, почему это так тревожит?

Агриас посмотрел на Агриннис тяжёлым многозначительным взглядом: её мысль была здравой и справедливой, только кому теперь она была нужна?.. Трудно было поверить, что хоть кто-то в этом угаре смог сохранить трезвость и силы для того, чтобы высказать своё недоумение, пусть и в узком кругу. Молодая, умная и добрая, но до чего наивная чейнджлингка! Он знал правду и давно с ней смирился, ему уже казалось, что все вокруг уже понимают, к чему всё идёт, но это откровение… Оно просто обезоруживало.

— Агриннис… — гауптман виновато потупил глаза. Дальше он говорил с длинными паузами. — Прости за всё, чем я задеваю тебя в лучших чувствах, но это всё не в моей воле. Разве ты не понимаешь, "К чему это всё?".

— Я не могу этого понять, братец, но меня гложет дурное предчувствие. Мама и папа стареют, ты же пропадаешь в неведомых странах, рискуя вовсе не вернуться. Когда-то ты был так близко к нам всем. Помнишь, как ты приехал из Хурорнда?

— Помню. — тепло улыбнулся Агриас. — Тогда я подумать не мог, что всё так обернётся...

Встреча с сестрой была для чейнджлинга мукой. Он не мог рассказать ей всех причин своего отсутствия и своего молчания. Вернее мог бы, но его грызли страх и стеснение, будто бы ворот его кителя сдавливал ему глотку, не давая говорить. В поезде гауптман думал о том, что сейчас выложит родным и близким свои терзания и позволит себя судить, но оказалось, что он слишком для этого слаб. Дни шли, дни проходили, а Агриас цу Гардис всё никак не мог собраться. Вместо этого он слонялся по гостям, посещая былых однокурсников и сослуживцев, всё откладывая и откладывая серьёзный разговор со своей семьёй.

Наконец, Агриас отважился. В предпоследний день своего отпуска, перед самым отъездом обратно в Сикарус, он решил устроить так, чтобы Агриннис приехала к матери и отцу. Встреча была назначена на ужин, всё должно было случиться вечером. Гауптман понимал, что судьбу его в любом случае будет решать начальство, но всё равно считал нужным выговориться и решить своё внутреннее противоречие.

А пока, до вечера ещё оставалось время. Офицер решил пойти в одно из местных заведений, где так же собирались офицеры воинских частей. Кабак славился хорошим шнапсом и живой музыкой, которая иногда исполняла даже не совсем разрешённые композиции.

Очарование старого "Муравейника" было уже не вернуть, да и былые юнкера уже давно не были задорными мальчишками, сочинявшими стишки и памфлеты. Многие курсанты сейчас служили вдали от Везалиполиса, не зная и не помня своего былого братства, кто-то из них и вовсе лежал в могиле, засыпанный влажной оленийской землёй...

Агриас сидел за столом, с интересом наблюдая за игрой местных музыкантов. Он вовсе не собирался много выпивать, одной рюмки ему было достаточно. Его собеседникам оказался танкист-диртрисиумец из какой-то свеженабранной танковой дивизии. Это был молодой парень, не успевший поучаствовать в кампании против Олении. Он был не очень умён, либо просто не считал нужным вести умных разговоров тогда, когда нужно было просто отдыхать и расслабляться. Танкист имел отличное чувство юмора, а шнапс делал его шутки ещё смешнее и задорнее. Гауптман же строил из себя старика-ветерана, пытаясь продемонстрировать диртрисиумцу свой опыт в военных делах. "Этот молодняк будет рвать вражеские линии и шагать по вражеским городам. Нас, пехотинцев, уже не берут в расчёт..." — печально думал гауптман, смотря на свежее и молодое лицо своего собеседника.

Пришло время уходить, назначенное время близилось. Агриас тепло распрощался со своим новым знакомым и вышел из кабака, направляясь к ближайшей автобусной остановке.

— Гауптман Агриас цу Гардис из 2-го батальона 11-й пехотной дивизии, это вы? — Из-за спины внезапно послышался чей-то голос.

— Да, это я. — Агриас обернулся и увидел чейнджлинга в военной форме, судья по погонам и манере выражаться этот перевёртыш происходил из ординарцев, назначенных за каким-то важным лицом либо штабом какого-то крупного соединения. Такие офицеры часто были несколько высокомерны и придавали своей работе излишнюю важность.

— Вас ждут по адресу Хеерштрассе-143. Явитесь туда немедленно, с семьёй попрощаетесь в письменной форме.

"Попрощаетесь в письменной форме?" Что это значит? Что от него хотят? Как и должно происходить в подобных ситуациях, Агриас почувствовал страх и тревогу. Однако, ординарец видимо действительно принадлежал к какому-то серьёзному начальству, так что противиться он не мог. Гауптман встал по стойке "смирно" и отдал салют:

— Так точно! Сейчас же выдвигаюсь на адрес Хеерштрассе-143!

Неожиданный приказ. Глава I: Отбытие.

Краткое Досье № 156

Имя: Крикс.

Индекс-номер: 3888-5559-1344-55-99

Фамилия: цу Диртрисиум.

Возраст: 35 лет.

Семейное положение: Не женат, внебрачных детей не имеет, связей с родственниками не поддерживает.

Звание: Майор.

Род войск: Мотопехота.

Место службы (до прибытия): 3-й полк 2-й Диртрисиумской моторизированной дивизии. (В.В.О.)

Краткая характеристика: Характер твёрдый, имеет выдержку. В Оленийской кампании действовал решительно и инициативно, отличился в боях на мантийском направлении. Нареканий от командования не имеет.

Причина прибытия: Вызвался добровольцем.

Краткое Досье № 157

Имя: Синелис.

Индекс-номер: 1455-8888-1588-66-00

Фамилия: — (место рождения — Везалиполис).

Возраст: 32 года.

Семейное положение: Не женат, внебрачных детей не имеет, связи с родственниками поддерживает, отношения с семьёй — приемлемые.

Звание: Гауптман (после назначения повышен до майора).

Род войск: Пехота.

Место службы (до прибытия): 1-й батальон 145-го полка 89-й Везалипольской пехотной дивизии. (В.В.О.)

Краткая характеристика: Характер твёрдый, имеет выдержку. В Оленийской кампании отличился в боях на "Линии Мантельхейма", действовал храбро и решительно. Имеет неоднократные взыскания за словесную грубость в обращении к старшим по званию.

Причина прибытия: Рекомендован командованием 89-й пехотной дивизии.

Краткое досье №158

Имя: Агриас.

Индекс-номер: 1234-9988-1235-88-77

Фамиля: цу Гардис (место рождения — Везалиполис).

Возраст: 23 года.

Семейное положение: Не женат, внебрачных детей не имеет, связи с родственниками поддерживает, отношения с семьёй — положительные.

Звание: Гауптман (после назначения повышен до майора).

Род войск: Пехота.

Место службы (до прибытия): 2-й батальон 1-го Тианхольмского полка 11-й Фантайнской пехотной дивизии. (С.-В.В.О.)

Краткая характеристика: Характер твёрдый, имеет выдержку. Зарекомендовал себя ещё во время событий 1005-1006-го годов, в боях с врагами Королевы проявил отвагу и безжалостсность. В Оленийской кампании действовал эффективно, отличился в боях на "Линии Мантельхейма", а так же в битве за Эстскуг. Нареканий от командования не имеет.

Причина прибытия: Избран по жребию из офицеров Тианхольмского полка.

Краткое Досье №159

Имя: Каринкс.

Индекс-номер: 1333-5678-4432-33-11

Фамилия: — (Место рождения — Везалиполис)

Возраст: 29 лет.

Семейное положение: Женат, детей не имеет, отношений с роднёй не поддерживает.

Звание: Майор.

Род войск: Танковые войска.

Место службы(до прибытия): 1-й Её Величества танковый полк 1-й Везалипольской танковой дивизии. (В.В.О)

Краткая характеристика: Характер гибкий, исполнительный. В Оленийской кампании действовал тактически умело. Нареканий от командования не имеет.

Причина прибытия: Рекомендован командным составом 1-й танковой дивизии.

Краткое Досье №160

Имя: Стигс.

Индекс-номер: 4567-8989-9999-22-44

Фамилия: цу Вракс.

Возраст: 30 лет.

Семейное положение: Не женат, имеет внебрачных детей, связи с родственниками поддерживает, отношения с семьёй — плохие.

Звание: Гауптман (после назначения повышен до майора).

Род войск: Пехота.

Место службы(до прибытия): 3-й батальон 2-го полка 22-й Враксианской пехотной дивизии. (В.В.О.)

Краткая характеристика: Характер резкий, ветренный, но решительный. В Оленийской кампании действовал отважно и инициативно, сильно отличился в боях на "Линии Мантельхейма", претерпел тяжёлое ранение в бедро. Имеет взыскания от командования по причине неуставных отношений с персоналом батальонного госпиталя.

Причина прибытия: Вызвался добровольцем и был рекомендован командованием 22-й пехотной дивизии в одно время.

---

Дом по адресу Хеерштрасса-143 представлял собой высокое здание, которое мало чем отличалось от других величественных строений центра Везалиполиса. Однако, была одна выделяющая её деталь — у подъезда стояло несколько десятков армейских автомобилей, принадлежавших офицерам званием не ниже оберста. У Входа в здание стояли часовые и прохаживалось несколько чейнджлингов в военной форме, где-то тут шныряли и сотрудники в штатском, постоянно держа всё вокруг под своим пристальным наблюдением.

— Мы приехали, вылезайте. — Холодно скомандовал ординарец, сидевший в машине справа от Агриаса. Гауптман кивнул ему и повиновался. Глупо было что-то расспрашивать у этого чейнджлинга, ведь он всего-лишь выполнял приказ, чьё содержание наверняка мало чем отличалось от старого доброго "принеси-подай".

Двое военных пошли к зданию, один из стоявших там офицеров оживился и пошёл им на встречу.

— Цу Гардис? — Спросил он, обращаясь скорее к ординарцу, чем к гауптману.

— Так точно, герр оберстлейтенант! — Отсалютовал ему порученец.

— Хорошо когда всё вовремя. Герр гауптман, следуйте за мной.

И Агриас последовал за ним. Вот они оказались у широких и высоких дверей здания, вот они оказались внутри: интерьер в отличие от экстерьера выглядел намного скромнее и теснее, видна была явная забота о местных обитателях. Чейнджлинги миновали приёмный пункт и двинулись дальше.

— Герр оберстлейтенант… — Начал было Агриас.

— Потом всё узнаете. — Отрезал старший по званию офицер.

Вот они дошли до дверей какого-то кабинета: внутри стоял письменный стол, рядом сидел перевёртыш с отличительными знаками зондерфюрера.

— Подпишите документы. Потом можете написать письмо родным.

— Понял вас... — Выдохнул Агриас, заходя в тёмное помещение.

Чейнджлинг сел за стол, и прочёл лежащий перед ним документ:

"Солгасие на перевод в Восточную Военную миссию..."

Эти слова намертво впечатались в его рассудок. Сейчас Агриас понял, почему речь сразу зашла о прощании с родными. Его переводят далеко-далеко, на другой конец света, в чужие и неизвестные края. Его переводят в Грифонию в качестве военного специалиста. После этих роковых слов следовало несколько абзацев текста, но их не было смысла читать. Агриас просто расписался там, где это нужно было сделать и сразу же приступил к письмам.

Сначала, он начал писать письмо для Агриннис:

"Дорогая сестра Агриннис. Пожалуйста, не плач и не сердись.

Только что, я получил приказ от начальства и в скором времени уже буду очень и очень далеко, в другой стране. Я очень взволнован и даже испуган этим известием, но ничего с этим поделать не могу, так как приказы не обсуждаются.
У меня осталось много слов, которые мне бы хотелось сказать, но всё это так и останется грузом на моём сердце, я покидаю родную страну.

Может быть, мои письма ещё дойдут до тебя, я не забуду о тебе ни на минуту.
Будь счастлива. Твой брат."

Закончив с письмом сестре, офицер начал письмо родителям:

"Дорогие Отец и Матушка, я горько сожалею, что судьба вновь разлучила нас.

Командование перевело меня в состав военной миссии, что сейчас находится в Грифонии. Скорее всего я останусь там надолго. Этим вечером, я хотел серьёзно с вами поговорить, но из-за обстоятельств я не могу сделать этого. Сейчас, у меня мало времени и я могу лишь горячо попрощаться с вами. Клянусь словом офицера, что регулярно буду слать вам письма.

Надеюсь на Вашу моральную силу и понимание.
Любимый сын Агриас.

Цу Гардис попытался вместить в эти строки всю ту теплоту, которую испытывал. Он был спокоен, это было удивительно даже для него самого, будто перевёртыш был заранее готов к этой минуте.

— Герр гауптман, вы закончили? — Послышался из-за спины голос оберстлейтенанта.

— Так точно. — Чуть тише, чем обычно, но всё так же твёрдо ответствовал офицер, вставая из-за стола, на котором оставил два запечатанных конверта.

— Направляйтесь дальше по коридору, пока не увидите дверь под номером 55. А дальше вам всё объяснят.

— Понял вас. — Агриас встал из-за стола и направился к выходу. Когда он встретился с оберстлейтенантом в дверях, старший офицер вполголоса спросил его:

— Вы читали текст документа?

— Только оглавление, герр оберстлейтенант. — Признался гауптман, машинально кивая головой.

— Хм-м... Ладно, до вас так поступили многие. Не волнуйтесь, волнение не сулит вам ничего хорошего. — Оберстлейтенант кивнул Агриасу, затем отдал салют и пошёл обратно к выходу.

Продвигаясь по коридору, Агриас замечал, что вокруг становилось всё оживлённее и оживлённее: мимо него быстро проходили связные делегаты с планшетными сумками, некоторые двери были приоткрыты, в них гауптман увидел нечто вроде учебных классов, в коридоре были слышны голоса лекторов, выступающих перед офицерами, что сидели там. В других помещениях было нечто вроде комнат отдыха, там тоже сидели чейнджлинги, только вместо учебного процесса они просто болтали, либо играли в шашки и шахматы. По ним было видно, что офицеры на самом деле вовсе не расслаблены, но ожидают чего-то важного и серьёзного.

Вот и дверь под номером 55, она тоже немного приоткрыта. Там сидело несколько десятков чейнджлингов, все в военной форме и при званиях от гауптмана до майора. Агриас зашёл в помещение и спокойно поздоровался. Ему ответило несколько перевёртышей, остальные будто бы и не обратили на него внимания. Почти все стулья и диваны были заняты, но цу Гардису удалось найти свободное место. Вокруг все разговаривали, но это было мало похоже на весёлый и возбуждённый галдёж, который обычно поднимают военные в неформальной обстановке. Все тут имели звание и старались держать марку, а дело, судья по всему, предстояло довольно важное серьёзное.

— Герр гауптман, позвольте узнать, из какой вы части? — К Агриасу обратился долговязый чейнджлинг в танковом мундире.

— 11-я пехотная дивизия. — Ответил гауптман, оживляясь. Разговор с товарищем по несчастью сейчас был бы очень кстати.

— Фантайнцы? — Поинтересовался танкист, бывший в звании майора.

— Фантайнцы.

— Фантайнцы это хорошо. — улыбнулся офицер. — Помню, в Хьортланде мы пили с парнями из вашей дивизии. Вас, часом, среди них не было?

— Не знаю, скорее всего нет. В том ресторане, где был я помимо нас были только егерские офицеры.

— Жаль, герр гауптман. Было бы хорошо, если бы мы оказались знакомы. С собутыльниками всегда легче наладить контакт. — Шутка танкиста заставила Агриаса хмыкнуть и улыбнуться, но сейчас его интересовало совсем другое.

— Кстати о работе. — Серьёзно спросил гауптман. — Что нам предстоит?

— А никто не знает, приказано ждать и точка. Мы отправляемся в Грифонию, разве вы не знаете?

— К сожалению, я узнал об этом чуть больше часа назад. Вы можете объяснить мне подробнее?

— Это здание, герр гауптман — центр подготовки кадров для нашей военной миссии на востоке. Вы видели аудитории по дороге сюда? Там обучают офицеров, которые потом будут отправлены в Грифонию как военные специалисты.

— Так, подождите... А тогда зачем им нужны мы? Я вот например — обычный офицер, довольно низкого звания, не имею больших теоретических знаний и уж тем более не могу преподавать. Вы тоже судя по всему вовсе не являетесь ни учёным, ни новатором, да и опыт оленийской кампании не так уж и обширен, чтобы слать нас туда в качестве опытных ветеранов.

— Знаете, герр гауптман… Я тоже задавался этим вопросом. Может быть, нас просто шлют туда для количества? Всё равно пока что ничего толком не объяснено. Тут всякое уже обсуждали, но я ничему из этого верить не хочу.

Разговор продолжился, но вскоре утих. Время шло и постепенно наступал вечер. "Они наверняка уже ждут меня. Надеюсь, мои письма дойдут до них." — Думал Агриас, теснясь в углу дивана. Он удивлялся собственному спокойствию, видимо военная служба всё же достаточно серьёзно его поменяла. Тут в дверях появился офицер: "Герры! Следуйте за мной!"

"Вот оно, наконец дождались." — Послышались слова танкиста, с которым Агриас болтал какое-то время назад. Они предназначались не гауптману, а кому-то другому.

Группу офицеров вывели из одного помещения и завели в другое. Там им провели небольшой инструктаж, в котором излагалась их дальнейшая судьба: их погрузят в автобусы и отвезут на военный аэродром, а уже оттуда они полетят.

— Герр гауптман, а что вы знаете о Грифонии? — Спросил танкист, которому Агриас ещё не представлялся по имени.

— Не так уж и много, по крайней мере, не больше вашего. Почитывал одно время рыцарские романы, но это точно мне не поможет.

— Хо-хо, да вы, герр гауптман, мечтатель! Говорят, рыцари там ещё не вымерли.

— Полагаю, революция и развал Империи сильно изменили облик этой страны. Мы не можем что-либо говорить о ней, пока сами всё не увидим.

— Да уж, когда-то мы учились у них, теперь они учатся у нас. Что-то с ними точно не ладно...

На улице уже стояли два тёмно-серых автобуса. Солнце ещё держалось на небе, пусть на часах был поздний вечер. Чейнджлинги быстро погрузились и машины двинулись с места. Чувство тревоги и неопределённости постепенно сошло на нет, среди перевёртышей было немало оптимистов, которые добровольно вызвались нести службу в далёком краю. Они видели в этом приключение, для остальных же это просто был воинский долг.

Агриас смотрел из окна на город, в котором уже зажигались фонари и окна домов. Прохожие толпами спешили по домам после работы. Ощущение потерянности и трепета уже давно не беспокоило его, ведь ему быстро стало понятно, что после перестройки поменялось не так уж и многое: среди всего этого величия всё ещё шла обычная, мирная жизнь его многочисленных сограждан.

Вот огни города сменились потёмками форштадтов. Мегаполис наконец остался позади, аэродром находился на некотором отдалении от него. У широкого автобана высились заборы загородных имений и фольварков. Несмотря на поздний час, на дороге всё ещё было немало машин. Аэропорт находился по правую сторону от дороги, в том месте, где когда-то стоял лес. Сейчас же это была полноценная база Люфтваффе, с просторными ангарами и бетонными взлётно-посадочными полосами. В этом месте несло службу несколько военно-воздушных эскадр, аэродром даже в это время походил на небольшой город, в котором постоянно шла какая-то работа.

Автобусы с офицерами проехали через КПП и вскоре оказались на территории военной базы. Агриас увидел на взлётной полосе транспортный самолёт, он показался ему настоящей громадиной. Машины затормозили рядом с ним, и чейнджлинги двинулись на выход. Их встречало несколько офицеров, один из них зачитал короткую речь:

"Офицеры чейнджлингской армии! Вам всем предстоит тяжёлая и ответственная задача, Родина и Её Величество ждут от вас полной отдачи, мужества и твёрдости в будущих делах. Грифония — страна далёкая и чуждая чейнджлингскому уму, её народ тёмен и дик, а её армия далеко отстала от современной военной мысли. Тем не менее, Грифония — это союзник нашей державы, поэтому Королева и помогает ей. Не уроните офицерского достоинства в чужом краю, надеюсь, что для вас эти три года пройдут незаметно, счастливого полёта!"

Строй отдал салют, а затем началась погрузка. Агриас никогда до этого не летал на самолётах, этот опыт казался ему пугающим и неприятным. По радио и в газетах часто писали о крушениях аэропланов и гибели лётчиков, ещё на слуху были случаи дирижабельных катастроф, унёсших жизни сотен существ. Фотографии горящих гигантов облетели весь мир, вызывая ужас и плодя недоверие к летательным аппаратам.

"Я мог погибнуть тысячу раз до этого момента, есть ли теперь смысл бояться смерти?" — Всё же решил для себя Агриас, заходя в салон. Там рядами стояли кресла для пассажиров, их вид вовсе не вселял оптимизма, ведь офицерам предстояло лететь довольно долго. Гауптман успел занять место у иллюминатора, рядом с ним умостилось двое чейнджлингов, которых он не знал, видимо танкист потерял его в толкучке. Погрузка произошла достаточно быстро, но без привычной для этого транспорта толчеи всё же не обошлось, благо компактным перевёртышам было легче развернуться в тесном коридоре между рядами кресел. Они почти не имели с собой вещей: кто-то взял с собой фотографии родных и близких, некоторые смогли протащить с собой фляжки со шнапсом, а Агриас ничего не взял с собой, кроме документов и формы. Ему не дали времени на сборы, не дали возможности попрощаться со всеми, с кем он хотел. Что подумают его подчинённые и коллеги в 11-й? Ему очень хотелось верить в то, что по нему будут сильно скучать.

Когда погрузка окончилась, в салон зашёл чейнджлинг в лётной форме. Он картинно улыбнулся и изобразил нечто вроде карикатурного поклона:

— Герры офицеры! Пристегните ремни и наберитесь мужества, мы будем лететь десять часов с остановкой в Уэтере!

Среди чейнджлингов послышался ропот, но вскоре его заглушило тарахтение и жужжание оживающих двигателей. Корпус самолёта начал едва заметно вибрировать, машина сдвинулась с места и начала набирать скорость. Агриас припал к иллюминатору: мимо проносятся здания аэродрома и суетящиеся фигурки техников, вот самолёт оторвался от земли и начал набирать высоту. Они забираются всё выше и выше, вот уже километры отделяют землю и гигантскую стальную птицу. Послышались восторженные вздохи и восклицания: пассажирам открылся вид ночного Везалиполиса с высоты птичьего полёта, это зрелище было потрясающим и незабываемым, подобно прощальному подарку Родины покидающим её сыновьям...

Огни улиц постепенно растворились в тумане облаков, самолёт перестал набирать высоту и взял курс на северо-восток. Зрелище блистающего города больше не посещало путешественников, лишь иногда сквозь тёмную пелену облачных фронтов виднелись обрывки ещё более чёрной земли, с редкими вкраплениями поселений, похожих на искры среди полного мрака. Несмотря на поздний час, чейнджлинги всматривались в окна-иллюминаторы, в надежде увидеть хоть ещё один обрывок родной земли, но чем севернее они оказывались, тем больше становилось облаков. Наконец, сквозь завесу пробилась ещё одна искра, на этот раз крупнее прочих, возле неё угадывались очертания чего-то гладкого и чёрного, как смоль.

— Это Ключ-озеро. — догадался кто-то из офицеров. — Мы вылетели за пределы нашей страны.

Слух быстро разлетелся по салону, и приняв это как факт чейнджлинги начали готовиться ко сну. Спать в креслах было трудно, но все здесь были научены военным опытом, так что могли уснуть хоть стоя, хоть вверх ногами. Агриас последовал общему примеру, но это далось ему с трудом. Полёт возбуждал его, это было нечто новое для него, да и досадные мысли не могли выйти из головы чейнджлинга. Офицер долго смотрел в иллюминатор, пока его глаза наконец не сомкнулись и он не уснул, прижавшись щекой к стеклу.

---

Утро оказалось тяжёлым. Пассажиры специального рейса в Гриффенхейм встретили поднимающееся солнце в новом для себя ракурсе. В небе светает быстрее, ведь эта часть мироздания намного доступнее для пылающего светила. Тем не менее, пробудившиеся чейнджлинги в первую очередь почувствовали сырой холод. В самолёте присутствовала система обогрева, но её явно не хватало. За ночь аэроплан пусть и не промёрз, но приятного всё равно было мало.

Агриас проснулся от того, что его кто-то тормошил. Гауптман довольно быстро пришёл в себя и с ледяным хрустом отодрал свою голову от стекла. Послышался смех, но в этом смехе было мало веселья. В салоне стучали зубами и пытались размять затёкшие конечности, цу Гардиса несколько раз ткнули в спинку кресла, но он не стал возражать, понимая всю тяжесть общего положения.

К утру облака рассеялись и снова хорошо стала видна земля, на этот раз это были бурые пустоши тундры. В это время года стоял арктический день, "рассвело" задолго до наступления утра. Солнце здесь напоминало бледную тень самого себя, оно невысоко поднималось над синим горизонтом, смотря на землю холодно и безразлично. Оно было похоже на кусок крашеного стекла, а его лучи казались всего лишь слабыми бликами. Спецрейс делал крюк, по широкой дуге обходя воздушное пространство Эквестрии и Якякистана, в небе которого могли рыскать эквестрийские самолёты.

Кто-то нашёл под креслами меховые одеяла, это очень хорошо сказалось на морали и вскоре чейнджлинги уже не страдали от холода. Кто-то посетовал на то, что не подумал захватить с собой зимнюю шинель. В салоне начались разговоры, вскоре был пущен в дело затаённый шнапс.

— Герр гауптман, не хотите выпить? — Спросил у Агриаса его сосед, у которого оказалось такое же звание.

— Д-давайте. — Простучал зубами цу Гардис, надвигая на себя тяжёлое одеяло. Сейчас он был бы совсем не против согреться. Чейнджлинги выпили, начался разговор.

— Откуда вы? — Спросил его Агриас.

— Я из Ликтиды, но не из егерской части. — В некотором смущении ответил его новый собеседник.

— Почему у вас не получилось попасть в егеря?

— Самому не хотелось, больно большой спрос, да и личный состав не самый приятный. — признался офицер. — Там народ угрюмый, злой, всё охотники да лесорубы из Пущи, я с ними как овца среди волков.

— И это мне говорит офицер. — усмехнулся Агриас. — Война должно быть, скорректировала вашу утончённость.

— Вот уж точно, скорректировала. — вздохнул Ликтидец. — Но выбирать не приходится.

— Как и всем нам, пожалуй. Признаться, эта командировка стала для меня полной неожиданностью.

— А я вызвался добровольцем. — улыбнулся офицер. — Не то чтобы мне не мила наша армия и наша страна, но... Любопытство.

— Любопытство? Вы пошли на поводу у такой мелочи? — Удивился Агриас. Слова собеседника показались ему довольно странными.

— Да уж, сам себе удивляюсь...

Холод постепенно отступал, летняя тундра под крылом самолёта вскоре сменилась гористыми плато Северо-Восточного Эквуса. Следы цивилизации были мало заметны, но границы небольших поселений можно было проследить по периметрам стен, рвов и частоколов. Когда-то давно сюда пришли грифонские колонисты, с той седой поры здесь мало что поменялось...

— Нова Грифония, дикий и жестокий край. — проговорил ликтидец, смотря в иллюминатор.

— Тут хотя бы есть цивилизация.

— Действительно, населённая дикарями пустошь будет всяко лучше пустоши, не населённой вообще никем. Они сотни лет воевали с природой, с местными жителями и друг с другом, они искали в этой угрюмой земле богатства, но что они получили? Чего они добились?

— Проявите уважение к мужеству тех, кто не смотря ни на что всё же смог закрепиться в этих варварских краях. Сейчас, так или иначе, выбор для них не так уж и велик. Грифоны не чейнджлинги, им не хватает многих наших добродетелей. С другой стороны, я считаю, что чейнджлингам не хватает много грифонского…

— Герр гауптман. — во взгляде собеседника ясно выделилась укоризна. — Разве вы не считаете, что у нашей нации есть изъяны?

— Что вы? Разумеется я так не считаю. Но мы являемся народом новой эпохи, эпохи что требует постоянно учиться.

— В случае с грифонами, учиться можно разве что на ошибках.

— Как вам знать...

Из иллюминаторов уже было видно море и резкие очертания Эквуса. На этих берегах стояла столица Нова Грифонии — город Уэтер. Одно из немногих крупных поселений на сотни километров вокруг. Агриасу заложило уши, так он понял, что самолёт начинает снижаться. Кто-то в салоне заволновался, но все быстро поняли, что аэроплан собирается садиться в Уэтере. Эта мысль обрадовала офицеров, ведь многие уже испытывали необходимость покинуть самолёт ввиду затёкших конечностей и других потребностей организма. Земля начала приближаться, её очертания становились всё отчётливее.

Окрестности Уэтера выглядели намного лучше тех удручающих панорам, что открывались чейнджлингам ранее. Не слишком большой по чейнджлингским меркам, но всё же довольно крупный город был окружён полями фермерских хозяйств. Он не имел какой-то правильной формы, будто различные его кварталы и районы отстраивались вне плана, по моментной необходимости. Аэродром Уэтера находился в значительном удалении от города и выглядел несколько беднее, чем в Везалиполисе. Самолёт продолжал снижаться, делая картину всё более и более отчётливой. Вскоре из иллюминатора стали видны битая черепица крыш и плохо убранные мощёные улицы. Благоустроенный центр Уэтера быстро исчез за линией горизонта, оставив на переднем плане лишь удручающего вида окраины. Такой вид придавал словам ликтидского гауптмана серьёзную силу...

Шасси мягко ударились о полосу, самолёт начал тормозить и замедляться. К этому времени в салоне уже убрали одеяла и начали готовиться выходить наружу. Тряска была ощутимой, видимо на этой базе для полосы использовали не бетон, а что-то другое. Наконец, самолёт остановился, посадка была совершена. У Агриаса отлегло от сердца: самая тяжёлая часть пути пройдена, после неё у него вряд-ли ещё будет какой-либо страх к перелётам, ведь этот был наверняка худшим из всех возможных. Заметив, что его товарищи уже выходят из салона, Агриас поспешил за ними.

Копыта чейнджлинга сошли с последней ступени и с характерным звуком уткнулись в гравий, подняв небольшие облачка пыли. Стоять на таком было малоприятно, даже везалипольская мостовая казалась чище, чем гравиевая взлётно-посадочная полоса. Офицеры снова построились и стали ждать каких-либо указаний. С их прибытием на аэродроме началась суета: нужно было провести техосмотр и дозаправку, а так же ремонт в случае каких-либо поломок. Агриас впервые увидел грифонов вживую: это были высокие, но достаточно худые и гибкие существа с крыльями и хвостами — наполовину орлы, наполовину львы. Те, кто никогда не встречался с ними, воображал их либо как кровожадных варваров и дикарей, либо как могучих воинов и поэтов, но эти парни не были похожи ни на то, ни на это. Это были обычные работяги с замороченными лицами и в заляпанной маслом одежде. Из особенностей их наряда можно было выделить только грубые и длинные перчатки да какие-то странные "чехлы на ноги", как вполголоса выразился один из чейнджлингов.

— Понятно, как они ходят по такой дряни. — сказал кто-то из офицеров. — Они просто не касаются её.

Техники начали осмотр и дозаправку самолёта. Их язык казался Агриасу немного похожим на его собственный, но ему было трудно понять, о чём говорили грифоны. Их речь велась на повышенных тонах и явно изобиловала сленгом и ругательствами. При этом голос существ будто бы немного, слегка заметно сипел, как это бывает у больных простудой и заядлых курильщиков. Этот язык был больше похож на вороний грай, чем на что-то понятное чейнджлингскому уху.

Наконец, среди всей этой суеты показалась небольшая делегация из грифонских офицеров, был с ними и представитель чейнджлингского посольства, выполнявший тут скорее декоративную роль.

— Господа офицеры! Мы рады вас приветствовать на нова-грифонской земле! Проследуйте в те бараки, там готов гуляш. — Проговорил один из военных. Их униформа выглядела довольно странно, она напоминала смесь гражданской одежды с военной, причём довольно архаического покроя. Символика на петлицах и кепи выглядело скорее как эмблема какой=то партии, чем что-то принадлежащее к вооружённым силам. Чейнджлинги повернулись "направо" и колонной по двое двинулись за процессией. Шедший впереди всех, и оказавшийся таким образом за старшего майор хотел что-то спросить у дипломата. Говорили они тихо, почти шёпотом, а майор всё это время поглядывал на тех офицеров, которые вышли их встречать. Держались они как-то странно, даже аляповато в каком-то смысле. Эта дурацкая полувоенная форма, эти значки, эти "Рады вас приветствовать!..", всё это было неестественно и малопонятно.

Тем не менее, им всё равно не предстояло пробыть тут долго. Нужно было заняться делами насущными, тем более все они проголодались. Столовая была обставлена дёшево и сердито, длинный стол и скамьи, алюминиевые тарелки и кружки. От тарелок вкусно пахло мясом, грифонский "гуляш" оказался чем-то вроде густого мясного супа, больше похожий на кашу. Чейнджлинги не испытывали нужды в каких-либо специях, но видимо местные повара всё же сдобрили блюдо, но это всё равно не играло большой роли.

— Глупая у них форма, да и вид какой-то дурацкий, на военных не похожи. — Вполголоса проговорил кто-то из офицеров.

— Да чёрт разберёт этих грифонов, особенно в такой глухомани. Вот долетим до Гриффенхейма — там и спросим о них. — Ответил ему другой чейнджлинг.

— Я в газете недавно вычитал, что у них здесь убили губернатора и власть поменялась. Может эти господа — кто-то вроде вингбардийских чернорубашечников? — Предположил третий.

— Если это так, то знать я их не хочу. Чёрные рубашки, белые рубашки, хоть розовые в крапинку — всё это сброд из бездельников и отморозков. Низко же они пали, что вместо армии и полиции доверяют подобной сволочи.

— Стало быть, с армией и полицией дела у них совсем плохи, раз приходится доверять таким кадрам...

Обед продлился не очень много, но вполне достаточно времени. Офицеры насытились, отдохнули и пришли в готовность продолжать полёт. Тем временем, самолёт был уже заправлен и несколько раз перепроверен — никаких механических повреждений найдено не было, по крайней мере так заявили местные техники. Чейнджлинги отлично относились к самолётам, но предубеждения насчёт качества обслуживания на нова-грифонском аэродроме всё же вселили в них немного суеверного страха перед техникой и большой высотой. Конечно, у них у всех были крылья, а разрезы их кителей позволяли ими свободно пользоваться, но они не давали абсолютно никакой гарантии на выживание в случае аварии. Все знали и помнили одного эквестрийского лётчика-пегаса, который геройски пренебрегал парашютом и поплатился за это собственной шкурой, когда при аварийной попытке покинуть самолёт его крыло задело пропеллер, с закономерным и трагическим исходом для горе-аса.

Тем не менее, им всем снова пришлось лезть в этот самолёт, в каком бы виде он не находился. В конце концов, они все размялись и плотно пообедали, горячий и жирный гуляш пока оставался чуть ли не единственным положительным впечатлением от грифонов, остальное воспринималось либо с любопытством, либо с недоверием и отвращением. Агриасу всё это чем-то неуловимо напомнило Олению, только здесь масштаб бедствия был намного шире. На окраинах Хьортланда не было трущоб, а вместо вчерашних бандитов и бродяг была нормальная армия и полиция. Чейнджлинги знали, что подобные формирования называли себя "патриотами", "борцами за нацию", "защитниками грифонской расы", но чейнджлингские военные и близко не видели в них равных, считая такими же бунтовщиками как и Торакс, Маффин или Стил Сталлион. Да, они почему-то оказались полезны королеве, почему-то заняли одну с ними сторону, но это всё равно не означало ничего. Если бы всё сложилось иначе, они бы не разговаривали с этими ряжеными, а расстреливали как бешеных собак, как изменников, предавших свою власть ради популистских идеалов и близко не сравнимых с чейнджлингской любовью и верностью к Королеве и своей стране.

---

— Герр гауптман, может возобновим наш разговор? — Тряска на полосе уже кончилась, транспортный самолёт набирал высоту. У Агриаса стучало в висках и звенели уши, он не был сильно расположен к беседе, но делать всё равно было нечего.

— Конечно, чего вы хотели? — Прямо спросил цу Гардис у ликтидца.

— Вы взяли с собой фотографии?

— К сожалению, не успел... — Мысль о фотографиях опечалила чейнджлинга, но дальше эта печаль не зашла. В его роте служили солдаты, которые зашивали фотографии своих невест и матерей во внутренние подкладки френчей, нося их буквально на сердце. Это были простые деревенские парни, либо рабочие из ульев — не отягощённые грузом высшего образования, не запятнанные пороками богатой жизни, он так завидовал им в этот момент... Сейчас гауптман мысленно поймал себя за хвост как какого-то вокзального вора: может быть те красивые слова, которые он говорил своим родителям, своей сестре, своим старым товарищам — лицемерие, ложь и самообман? Может быть, ему всё это время было наплевать на них, но он не может себе в этом признаться? "Надо перестать думать эти глупости — я выполняю указания и веду службу как полагает офицеру. Этого должно быть достаточно." — Успокоил себя Агриас, а его собеседник тем временем доставал из потайного кармана небольшой конверт.

— Я вот взял с собой кое-что. Хотите покажу? — Спросил ликтидец с добродушной улыбкой.

— Давайте. — С долей безразличия в голосе ответил Агриас.

Чейнджлинг осторожно распечатал конверт, и вынул оттуда одну новую фотокарточку и одну старинную, желтоватую и немного выцветшую.

— Ваша семья? — Спросил Агриас, указывая на старое фото, на котором был изображено около полутора десятков перевёртышей всех возрастов, отчаянно пытающихся уместиться в кадре.

— Да. Тут моя мама, папа, дедушка и двоюродная бабушка. Я — третий сорванец слева, мне тогда было совсем мало лет, эта фотография мне очень плохо помнится.

— А что остальное?

— А... — ликтидец стеснительно потупил глаза и издал смешок. — Это моя избранница.

Другая карточка представляла собой фотопрортрет молодой чейнджлингки. Её лицо застыло на фотобумаге в выражении задумчивой улыбки. Большие, глубокие глаза, судья по всему, были тёплого зелёного или грязно-серого цвета.

— Хороша. — отметил Агриас, явно показывая свой опыт. — Ваш вкус мне нравится, герр гауптман. -
Вы женились или ещё нет?

— Да, мы уже сочетались браком. Надеюсь, что у нас получится вести переписку даже на таком отдалении, иначе нам обоим придётся тяжело, да и наша родня вовсе не военные, им не нравится такая разлука, сами понимаете.

— Понимаю. — Коротко и многозначительно ответил Агриас.

Самолёт тем временем перелетал через море. На краю горизонта виднелись оконечности каких-то берегов, но по началу это всё были мелкие и крупные острова. Большая земля появилась немного позже, и появление это было довольно величественным. Береговая полоса изгибалась широкой дугой, образуя Небесный залив. С его дождливых берегов начинались владения Кайзера Грифонии, вернее то, что от них осталось... Море осталось позади, под самолётом уже простиралась земля Центральной Грифонии. Агриас снова упёрся в иллюминатор: оттуда была видна широкая равнина, пронизанная тёмными артериями рек, а посреди неё нёс свои могучие воды Гряйфкёниг — пульсирующая артерия Герцланда, связывающая его воедино. Он был заполнен судами: речные пароходы, рыбацкие судёнышка разной величины, с высоты они были похожи на стайки муравьёв, что ползут по стволу столетнего дуба. Агриас почувствовал, что самолёт снова начинает снижаться и действительно, вся эта схематичная картина начала усложняться на его глазах: спичечные коробки превращались в отдельные дома, тонкие и толстые нити — в дороги, кляксы — в поселения. Он только сейчас обратил внимание, что равнина под ним была буквально золотой: на полях в пойме Гряйфкёнига шумели тучные поля пшеницы и ржи. Вот она — земля из сказок, воспетая и проклятая, возвысившаяся и униженная. Сердце былой империи, сохранившее остатки старого блеска и величия. Они подлетали к Гриффенхайму — городу, что некогда был столицей из столиц, он всё ещё сверкал своим золотом, пусть оно и потускнело.

Заходя на посадку, лётчик заломил небольшой вираж, давая возможность в последний раз взглянуть на Гриффенхейм с высоты. Здесь уже была настоящая цивилизация: дома сверкали свежей штукатуркой и новой черепицей, улицы, набережные и многочисленные мосты выглядели так же красиво и непорочно, будто застыв во времени. Шпили соборов сверкали на солнце, и Агриасу даже на момент показалось, что он слышит отголоски колокольного звона. Многие из его нынешних коллег слышали о богатстве Гриффенхейма, слышали о гигантском дворце грифонских императоров, но не знали о том, что в этом городе было много дворцов помимо него.

Шасси аэроплана коснулись полосы, крыши и фасады столицы уже давно остались позади, но их миражи, их образы ещё стояли в глазах тех, кто до этого видел эту красоту разве что на картинках. Каждый по разному понял то, что увидел, но Агриас в этот момент решил для себя, что есть в этом величии что-то кроме пустого бахвальства. Что-то ещё теплится в этих стенах и на этих улицах. Когда-то давно, он сказал своим сослуживцам о том, что старый Рейх ещё воспрянет из руин. И сейчас он в этой мысли уверился.

Офицеры снова начали выгружаться из салона, этот раз был последним. Чейнджлинг встал со своего места и твёрдо пошёл за ними. Вскоре он ступил на землю Герцланда, совершенно не представляя, что ему предстоит пережить в этих далёких краях.

Неожиданный приказ. Глава II: Прибытие.

Отчёт по работе с личным составом Кайзерхеера за период с 01.01.1007 по 01.01.1008:

О состоянии имперской армии.

На начало года войска Имперского домена насчитывают 22 воинских части, численностью сравнимых с бригадами. Самым малым полностью автономным подразделением является полк. Полки организованы архаично: ни в ротах, ни в даже батальонах нет обозных служб, всё логистическое командование ложится на штаб полка, автомобили в частях присутствуют в незначительных количествах, вместо них всё ещё используются гужевые повозки, работа на которых крайне тяжела и даже губительна для грифонов. Ощущается нехватка артиллерии, автотранспорта и тягачей, современного вооружения, а так же образованных кадров личного состава (большая часть рядового состава не имеет начального образования и проходит обучение прямо в частях). Мораль и дисциплина в большей части частей поддерживается при помощи архаичных и варварских методов взыскания. (Порка, прогоны через строй, виселица, лишение продовольственного довольствия, списывание в тягловую пехоту и проч.) Герцландский национальный характер не имеет строгих представлений о безоговорочной преданности и подчинении начальству, герцландеры сугубо индивидуалистичны и строптивы, они с трудом принимают армейский порядок и до сих пор воспринимают иногда командиров как "первых среди равных", что и вынуждает последних идти на подобные меры. Отношения офицеров и солдат варьируется от резко враждебного до солидарного, в зависимости от репутации и возраста подразделения. Во многих старых частях имеются серьёзные традиции и собственные, часто отличные от местного устава порядки. Высшее командование состоит преимущественно из опытных и зрелых генералов, ветеранов революции и гражданской войны. Многие из них являются убеждёнными военными консерваторами, некоторые и вовсе более интересуются политической и светской жизнью, нежели военно-административным управлением. Имеются так же деятельные и стремящиеся к преобразованиям чины, но их влияние и авторитет довольно малы.
За прошедшие периоды учебно-преобразовательной работы образ Кайзерхеера изменился крайне незначительно: большая часть инициатив, выдвинутая нашими военными теоретиками оказалась либо прямо отвергнута командованием, либо одобрена, но реализована лишь частично. В грифонском генштабе началось противостояние между консерваторами и реформаторами, число последних постепенно возрастало усилиями Военной миссии. За 1007-й год грифонские воинские части были перевооружены современным оружием (магазинные винтовки, копытные и станковые пулемёты, полевые гаубицы, миномёты средних и тяжёлых калибров) на 23%. Организация частей практически не изменилось, за исключением 4-ёх бригад, где началось создание батальонных обозов. Процент грамотности солдат вырос на сотые доли процента, порядки в подразделениях абсолютно не изменились, несмотря на все споры и предложения. Создание 4-го танкового батальона было сначала приостановлено, а потом и вовсе отложено на неопределённый срок решением Генштаба. Иные подразделения так же не формируются, значительные объёмы военного снаряжения и техники, производимые заводами Гриффенхейма, Кроны и иных городов подспудно хранятся на военных складах, где часто становятся объектами коррупционных операций, носящих откровенно вредительский характер. Моторизация и механизация идут ещё хуже чем перевооружение, обстановку можно назвать спокойной, но в целом удручающей.

О проведённой работе.

В начале 1007-го года ВВМ продолжала работать в рамках Директивы №1. Лекции в военных училищах и инструктажи в частях продолжились в штатном режиме и прошли без сбоев и помех вплоть до начала 1008-го. Эти действия медленно, но верно увеличивают число прогрессивных офицеров.
15-го февраля была проведена демонстрация чейнджлингского стрелкового оружия перед конструкторами-оружейниками военных заводов Домена. Демонстрация возымела эффект и стала одним из самых полезных мероприятий, проведённых Миссией за этот год.
1-го марта в грифонский генштаб была отправлена делегация от Миссии с рядом предложений по преобразованиям, большую часть из которых не удалось реализовать в прошлом году. Нашим представителям снова заявили, что большая часть этих предложений "слишком резко перекроят армию" и была отклонена вновь, частично воспринятыми остались только инициативы по расширению механизации и перевооружения, а так же по проведению масштабных манёвров с участием бронетехники и ВВС для отработки взаимодействия между родами войск. Учения действительно начались в начале апреля, но кончились на две недели раньше положенного, манёвры омрачил инцидент с крушением самолёта-истребителя, упавшего прямо на обоз одного из полков. В остальном же учения прошли на достойном уровне, грифонские военные продемонстрировали на них использование системы условных знаков для координации действий с авиацией, эта система была разработана несколькими грифонскими офицерами вне нашего внимания.
С первых чисел июня начался очередной цикл аналитической работы, на которой должен был быть составлен новый пакет предложений. Мы убрали оттуда наиболее "радикальные" пункты, а остальные подвергли серьёзной коррекции. После учений многие офицеры ВВМ прониклись оптимизмом по изложенным выше причинам, а серьёзное облегчение наших предписаний должно было повлечь за собой больше уступок. В этих предположениях была доля правды, но всё же результат оказался практически тем же: большая часть отклонена, а "на рассмотрение" взяты только самые малозначимые пункты программы.
В августе на внутренних совещаниях было выдвинуто несколько инициатив по ускорению борьбы с безграмотностью в армии. Так как подобные меры уже не только были приняты, но и вполне прижились, инициативы были отклонены ввиду лишних затрат.
С последних числах августа и на протяжении всей осени подряд было проведено несколько военных манёвров. Эти действия не были согласованы с ВВМ и прошли по старинке. Советники Миссии не удовлетворены этими действиями, ввиду их явного политического подтекста. (см абзац №3)
Декабрь прошёл в анализе, написании отчётов и составлению статистики. (Приложено к этому краткому отчёту.)

О проблемах.
Проблемы нашей миссии неизменны на протяжении всей её работы. Закоснелость герцландских военных кругов и нехватка у нас полномочий делают труд множества талантливых офицеров практически бесполезным. Это всё было изложено ещё в прошлых отчётах. Новая же проблема имеет под собой политическую подоплёку: грифонский кайзер Гровер V умер и теперь все высшие круги Герцланда начали интриговать друг против друга. Миссия не вмешивается в их дела, но их дела вмешиваются в планы Миссии. Действия тех, с кем нам приходится работать, теперь продиктованы вовсе не прямыми должностными обязательствами, это и создаёт нам проблему, на решение которой у нас, к сожалению, нет полномочий.

Составлено генерал-оберстом Синовиалом. Направлено по секретным каналам в Везалиполис на адрес Хеерштрассе-143.

Получено по адресу Хеерштрассе-143. Данные проанализированы. Приступить к подготовке Директивы №2.

Прибытие в грифонскую столицу началось с переклички. Обошлось без приветствий и торжеств, было видно: они прилетели не первые и не последние, а их товарищи из военной миссии уже порядком устали всех пересчитывать. Эти чейнджлинги носили ту же форму и те же звания, но вели себя не совсем в рамках армейской субординации, в этом даже читалось что-то местное, перенятое у грифонов за долгие годы общения.

После переклички началась погрузка в заранее поданный автобус. Всё прошло быстро, дисциплинированно и бес толчеи. Вновь прибывшие выглядели собранно и спокойно, демонстрируя офицерское достоинство в новой для них обстановке. Встречающие же особо не церемонились и вели себя почти как гражданские, было видно то, что их задача сильно им не нравилась. Тем не менее, они зашли в автобус последними и расселись среди новичков с явной целью на неформальный разговор.

Агриас опять оказался в одиночестве, его собеседники расселись в других местах салона, а пересаживаться к ним было бы дурным тоном. Ему опять досталось место у окна, а рядом оказался один из тех офицеров, что встречали их на взлётной полосе. В салоне раздался крик "Трогай!", и машина сдвинулась с места. Это уже выглядело странно. Насколько их порядки отличаются от уставных?

— Герр офицер, что у вас тут творится? — Спросил гауптман, обращаясь к своему невольному собеседнику. Тот не сразу стал отвечать на вопрос, вместо этого он достал пачку сигарет и зажигалку:

— Герр гауптман, дайте мне прикурить. Я сегодня угощаю.

Агриас машинально принял зажигалку и исполнил просьбу чейнджлинга, вскоре они уже оба курили, выпуская дым в открытую форточку. Тут гауптман вспомнил, что курить в автотранспорте запрещено и было засуетился, но собеседник, находившийся в звании оберста, успокоил его собственным примером:

— Не волнуйтесь по этому поводу. В этом краю очень мало подданных Её Величества, а те, что есть, не посмеют предъявить вам что-либо, так как уже успели нарушить все мыслимые и немыслимые мелочи, которыми полнится наш воинский устав.

Автобус выехал с территории базы и поехал по широкой асфальтированной дороге, вдоль которой были разбиты загородные имения. Они резко отличались от тех скромных делянок, что окружали Везалиполис, часто это были настоящие дворцы, окружённые парковыми аллеями и стенами живой изгороди. Но попадались среди них и менее вычурные строения, окружённые скромными участками.

— Хорошие места, здесь мало что изменилось за последние лет десять. — Произнёс оберст, скользя взглядом по фасадам и заборам. Он уже давно был привычен к этому виду, в отличие от Агриаса, старавшегося разглядеть максимум деталей.

— Кто здесь живёт?

— В основном слуги. — улыбнулся оберст. — Хозяева редко появляются, по разным причинам. Это дома для отдыха, не для жизни. Место для приличных грифонов, тех что при деньгах, либо тех, кому хотелось бы казаться таковыми...

Тут показалась мёртвая громадина заброшенного особняка. Оно смотрело на мир чёрными провалами выбитых окон, крыша обвалилась, правое крыло здания лежало в развалинах: причиной обрушения видимо послужил пожар. Вокруг него не было ни заборов, ни изгородей, а разбитые некогда аллеи и сады превратились в трухлявые пни. Развалины стояли в абсолютном одиночестве, неся всем проезжающим мимо немое напоминание о своём существовании.

— Этот дом натерпелся в революцию. Сначала ограбили, потом сожгли. Хозяева все на фронтах погибли, родственников не нашлось, так и стоит...

— Его сожгли революционеры?

— Нет, республиканцы его заняли, а монархисты выбить не смогли. Вот и выкурить решили. Но принято думать, что это всё-таки революционерами разрушено.

— Правильно думают, всё таки идеология важнее правды.

— Герр гауптман… — оберст посмотрел на Агриаса с явным недоумением, явно не поняв смысла его слов.

— Тут всё совсем не так, вы говорите какую-то несуразицу. Здесь о таком не думают, идеологии здесь просто нет.

— Как это нет? А как они борются бунтовщиками? — Удивился Агриас.

— Бунтовщиков просто вешают, никому ничего не объясняя. В окрестностях города таких висельников немало болтается, а идеология тут просто не нужна. У власти должны быть те, кто право имеет — вот и все их тезисы. Ну а "Право имеющие" тут в такой клубок свились, что нашему брату вообще ничего не понятно, кто за кем стоит и кто кому гадит, а это копошение тут дело обычное. — оберст сделал последнюю затяжку, притушил бычок о панцирь и выбросил его в окно. Агриас в свою очередь уже давно закончил курить. — Вот в прошлом году Гровер V скончался, слышали?

— Да, слышал.

— Так вот, они до сих пор не решили, кто должен быть регентом. В сейме имперском такой вой и гвалт стоит, что иной раз и до Кроны долетает. А делегаты там непростые, вот вы слышали о Эрцгерцоге Герлахе Феатисском?

— Нет. — Признался Агриас.

— Так вот, этот самый Герлах — правитель Феатисии, а Феатисия — здоровенная такая территория, раза в два-три больше, чем кайзерский домен. И на этой территории всё подчиняется ему, вообще всё, а он не перед кем ответа не держит и творит там что ему вздумается, благо не совсем дурак. И таких вот Герлахов там целый сейм — за каждым армия и земля стоит. Как думаешь, почему они ещё друг дружку не перегрызли?

— Не хотят страну разрушать... — В недоумении предположил Агриас. Новость о том, что Герцланд снова окунулся в феодальную раздробленность не могла не пугать. Неужели революция оказалась разрушительной настолько?

— А осталась ли ещё та страна? Разодрали всё как шакалы — каждый по куску урвал, а аппетиты не успокоились. Нет тут ни закона, ни порядка, ни совести — одни фасады да портики, а за ними грязь и гниль. Боятся друг на друга войну объявлять, вот и разыгрывают спектакль, вот и хотят по-мирному друг от друга избавиться, а кайзерёнок им и не нужен почти. Жалко его, он ведь малой ещё. Замучают мальчонка между делом, и не подумают даже, что императоров у них больше нет.

Тем временем, автобус уже ехал по городским улицам. Вместо привычных индустриальных окраин, они оказались на величественных улицах, построенных с имперским размахом. Высокие и красивые дома, широкие мостовые и тротуары, формирующие собой чётко выверенную сетку кварталов. Агриас уже видел это в Везалиполисе, но в новом великолепии была какая-то собственная атмосфера: из многочисленных кофеен доносились звуки скрипки и запах свежей выпечки, на тротуарах было полно самого разного народа: от газетчиков и продавцов всякой мелочёвки до чинно разгуливающих пар, одетых по последнему слову грифонской моды. По мостовой изредка проезжали дорогие автомобили и рикши, на плотный автомобильный трафик не было и намёка, из кабины водителя то и дело доносились сдавленные ругательства из-за любителей перебежать или перелететь через дорогу прямо перед едущей машиной.

— Многие местные господа бездельничают круглый год, слоняясь по городу в поисках приключений. — Снова завёл разговор оберст.

— Разве они ничем не обязаны? — Снова наивно спросил Агриас.

— Обязаны конечно, например военной службой. Только такие господа либо откупаются от армии, либо служат там на богатых должностях под присмотром родственничков. Наши бонсы хотя бы делом управлять должны, а эти только деньги семейные проедают, пока не влезут в долги и не сопьются, либо пока их не прирежут на какой-нибудь дуэли.

— Дуэли?

— Да! — Усмехнулся оберст. — Дуэли! Грифонам чертовски нравится друг друга резать, вы не слышали?

— Я слышал про мензурное фехтование, но про настоящие дуэли на шпагах...

— Это тут ещё как практикуется. Уже вовсе не лихорадочно, так как дворян поуменьшилось, но всё равно иногда бывают случаи, когда два господина по раннему утру отправляются гулять в какой-нибудь парк, а там один внезапно нападает на другого, а тот другой его и закалывает. И ведь никому потом не докажешь, что это была дуэль. Просто самозащита.

— А что с пистолетными дуэлями?

— Не видел и не слышал. Говорят, на пистолетах больше аквелийцы стреляются, а здесь ещё живёт традиция дырявить друг-дружку шпагами.

— А что рыцари?

— Чёрт возьми, я вас на два ранга старше, может не будете так резво лезть ко мне с вопросами? — осадил гауптмана оберст. — Рыцари тут есть и в больших количествах. От тех дармоедов-дуэлянтов они отличаются разве только внешним видом и тем, что находятся на нормальной военной службе. Организация у них осталась та же, деление на светских и орденских такое же, что и было триста лет назад. Вы, герр гауптман, наверняка изучали грифонскую историю, так что можете примерно прикинуть их внешний вид.

— Всё настолько не поменялось?

— А вы что думали? Это Грифония, герр гауптман! — Невесело рассмеялся офицер. Этот смех не понравился Агриасу, его собеседник явно был не доволен всем вокруг и недовольство это копилось годами.

Шумная улица кончилась на берегу Гряйфкёнига. В том месте, где стоял город, от реки отходил приток, разделяя Гриффенхейм на три части. Автобус выехал на набережную достаточно близко от этого места и двинулся к нему, сделав поворот направо. Значительная часть реки была занята идущими и стоящими на пристани кораблями и баржами, а так же полотнами мостов. Мосты являлись одной из главных достопримечательностей города, наравне с дворцами храмами. На том берегу виднелись соборные площади и ряды такая же набережная, полнящаяся народом. Пока автобус ехал по набережной, он миновал здания рынка и знаменитую Гриффенхеймскую Биржу, некогда бывшую бившимся сердцем грифонской торговли, а теперь ужавшуюся до малозначимых региональных размеров. После рассказов оберста Агриас серьёзно задумался об облике места, в которое он попал. Неужели всё настолько плохо? Неужели моральный дух грифонов окончательно надорвался во время революционных ужасов? Может быть, через какое-то время он станет таким же замороченным и желчным, как тот оберст, с которым он только что говорил, а его приязнь к грифонам превратится в горькую ненависть к ним. Виды города были очень красивы, но в них теперь читался какой-то изъян, портивший их.

Вот и Шлоссплац — Дворцовая площадь, главное место Столицы. Здесь располагались министерства, посольства, кафедральный собор города и ратуша, а так же на эту площадь выходил главный фасад Имперского дворца, занимавшего собой целый городской квартал. Здесь было и здание посольства Чейнджлингских земель, куда и направлялся грузовик с офицерами. У гигантских ворот дворца стояли грозные высокие латники с алебардами — это была гвардия Императора, набранная из алмазных псов. С другого конца площади воины казались двумя сумрачными истуканами. Здание чейнджлингского посольства мало чем отличалось от всех остальных, так как в своё время было простроено в полном соответствии с тогдашними грифонскими веяниями. Это было четырёхэтажное здание средних габаритов, его можно было бы спутать с любым другим домом, но оно выделялось благодаря вывешенному флагу Кризалис, а так же тому, что у входа всегда дежурил чейнджлинг-часовой.

Автобус быстро выгрузился и чейнджлингов опять таки без лишних слов завели внутрь посольства. Здание внутри оказалось теснее, чем выглядело снаружи, Агриас чего-то подобного и ожидал. В здании посольства было намного больше этажей, коридоров и комнат, чем подразумевала обычная грифонская планировка. Это отражало специфическое ощущение уюта, свойственное, пожалуй, одним только перевёртышам. Прибывших пропустили через консьержа и повели на один из верхних этажей. Стены были оклеены дешёвыми обоями, а вместо паркета пол покрывал линолеум, двери многочисленных кабинетов так же не отличались ни красотой, ни дороговизной, но при этом чистота и опрятность помещения стремились к Абсолюту. По коридорам сновал всяческий народ, здесь были все — от военных до корпоративных агентов. Почти все они работали и жили в этом здании, многие местные обитатели принципиально не выбирались за её стены, считая дни до отправки на родину.

Встречающие офицеры показывали остальным путь, спустя несколько коридоров и лестниц они оказались у нужной двери. На поверку, это оказалась небольшая аудитория. Чейнджлинги зашли туда и уселись за столы, ожидая инструктажа. На столах заранее были разложены блокноты и письменные принадлежности для ведения конспекта. Вот в дверях показался лектор: это был молодой на вид военный в звании генерал-лейтенанта.

— Сдаю вам последнюю партию. — Отрапортовал давешний оберст, отдавая лектору салют.

— Хорошо, можете идти. — Ответил генерал, сдерживая улыбку. Его видимо развеселило то, что прибывших чейнджлингов сравнили с каким-то товаром.

Офицеры дружно встали из-за столов и уже готовы были отдать уставное приветствие, но лектор осадил их:

— Господа, не стоит сейчас тратить на это время. У нас тут обстановка более свободная, так что можете не сильно блюсти субординацию. — начал он, подходя к своей кафедре. — Сейчас я вам объясню, для чего вас сюда вызвали и в чём будет заключаться ваша задача. У вас есть какие-нибудь вопросы?

Установилось нерешительное молчание. Наконец, кто-то поднял копыто, это оказался знакомый Агриасу танкист.

— Герр генерал-лейтенант, разрешите поинтересоваться нашим размещением?

— Место для вас есть, можете не волноваться. Ещё есть вопросы?

Опять тишина, на этот раз их не было вовсе.

— Хорошо. Похвально. Можно перейти к делу. Значит так... — генерал сделал короткую паузу, собираясь с мыслями. — Вы прибыли сюда в рамках Директивы №2 Восточной Военной миссии. Скорее всего, вы недоумевали по поводу того, что вас призывали не взирая на отсутствие у вас какого-либо высокого звания либо академических знаний в сфере военной теории. Дело в том, что вы тут нужны не как учителя, а как наблюдатели. Вас причислят к грифонским воинским частям — один офицер на полк. Будете вести отчёты для нас, работать как советники и штабные офицеры. Вы все ветераны Весенней войны, отличившиеся во время боёв. Ваш опыт может быть малого объёма, но это опыт современной войны, имеющий серьёзную ценность. Имейте ввиду, что вам скорее всего не будут рады, вам придётся доказывать свою полезность. Это плохая новость, а хорошая новость заключается в том, что все присутствующие здесь гауптманы с этого момента считаются майорами. Вас должны были повысить ещё в Столице, но из-за некоторых неурядиц приходится повысить здесь. Можно сказать, что вылетели вы гауптманами, а прилетели майорами. По этому пункту вопросы есть?

В зале послышались сдержанные смешки, генерал сделал вид, что не заметил их. Никто не стал задавать вопросов на этот раз, видимо всех на данный момент волновал исключительно вопрос размещения. "Видимо, они тут готовы хоть полы мести..." — Подумал лектор, перед тем как продолжить.

— Значит, с первым пунктом разобрались. Вопросы по поводу задач решены, теперь нужно кое-что вам рассказать о местных порядках. Мы ещё повстречаемся с вами по этому поводу, тема вовсе не короткая. Для начала задам вопрос: Что вы знаете о Грифонии вообще и о Герцланде в частности?

Взметнулось несколько копыт, Агриас тоже изъявил желание ответить. Взгляд лектора скользил по лицам офицеров, как бы раздумывая: "Кому не стыдно будет дать слово?"

— Герр гауптман, ответьте вы. — Наконец решился генерал. Агриас встал из-за стола по стойке "Смирно" и начал отвечать:

— Грифония — континент, находящийся к востоку от Эквуса и к северу от Зебрики, его территории тянутся от полярного круга до субэкваториальной полосы. Присутствует большая часть природных зон от тундры до тропиков, население состоит из грифонов, пони и минотавров. Исторически Грифония разделена между грифонскими и поньскими нациями по линии так называемого "Восточного рубежа", начинающегося в Скинавской тундре и оканчивающегося в Юго-Восточной Грифонии. Герцланд, или же "Сердечные земли" — изначально историческая область и домен грифонских императоров, после развала Империи стал отдельным государством. Основной язык — герцландский, религия — Бореанство, форма правления — сословно-представительная монархия... — тут Агриас немного запнулся, припомнив недавний разговор с оберстом. — С широкой автономией субъектов.

Услышав пассаж про "широкую автономию" лектор не стал скрывать широкой улыбки. Он явно старался расположить своих новых подопечных к себе, и у него действительно это получалось.

— Герр гауптман, как вас зовут?

— Агриас цу Гардис, герр генерал-лейтенант.

— Хорошо, герр Агриас, ваши знания достаточно точны и я бы даже сказал, академичны, но в нашем деле нужно обладать возможностью снисходить до более приземлённых материй. Что вы знаете о грифонском менталитете?

— Мне доводилось читать рыцарские романы... — С некоторым смущением произнёс гауптман.

По аудитории пополз ропот и смешки, лектор не переставал улыбаться.

— Значит, вы имеете представление о моральных ориентирах грифонской знати. Когда наша миссия ещё находилась на этапе подготовки, мне и герру Синовиалу пришлось зубрить большую часть грифонского эпоса. Они любят, когда иностранцы блещут знанием их поэм, так что можете похвалить себя за такую предусмотрительность. Действительно — честь, верность, справедливость и храбрость считаются важными добродетелями, а герои рыцарских романов — ориентирами для молодёжи.

— Я слышал много плохого о местных дворянах от одного из ваших подчинённых.

— О, я ему очень сочувствую. Это достойный офицер, но ему уже давно пора в отпуск. Он много работал в грифонских частях и сложил о них очень плохое мнение. Благо, несмотря ни на что он продолжает работать, так что можно не волноваться по этому поводу. Действительно — многие грифонские аристократы пали очень низко и это отражается это на многих гранях местного бытия. Развал империи, гражданская война, отсутствие власти и курса развития — им просто некуда идти и нечего делать, у них нет никакой идеи, а былая слава их семей вызывает у отпрысков лишь стыдливую горечь. Но среди них есть и достойные, не стоит забывать об этом. Наша работа идёт медленно, но она идёт. Кто-то говорит, что наш труд здесь бесполезен, но я не советую вам верить этому, просто делайте что должны. Попытайтесь проникнуться к этой стране эмпатией, это сэкономит вам силы и здоровье. Постарайтесь подружиться с теми офицерами, с которым вам предстоит работать бок-о-бок. Расхождение в национальном характере не должно мешать вам выполнять приказ. Вам всё понятно по этому вопросу?

— Так точно, герр генерал-лейтенант! — В один голос ответила аудитория.

---

Разместили их в кубриках на 3-м этаже посольства. В этом корпусе здания прочно засели военные, но тут можно было встретить и гражданских дипломатов, которые иногда заходили поболтать со своими знакомыми из Миссии. С местом тут стало напряжённо после прибытия нескольких сотен новичков, но большая часть не должна была тут задержаться надолго, так что это восприняли довольно спокойно.

Агриасу опять повезло — ему и троим его товарищам достался полностью пустой кубрик, все обитатели которого уехали в отпуск, многим другим чейнджлингам пришлось спать на полу (благо тот был достаточно чист). В соседи ему достались недавние знакомые — ликтидский офицер и танкист. Правда, сейчас им было вовсе не до разговоров: на улице уже давно стемнело, генерал-лейтенант, представившийся Транксом цу Эйсландом, долго им рассказывал свой личный опыт работы с грифонскими военными и о различных случаях, которые ярко демонстрируют пресловутый "грифонский характер". Не всем эта лекция пришлась по душе, но они обязаны были принять эту информацию к сведению.

Агриас умылся, снял форму и лёг в кровать. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал за это время: долгое сидение в самолёте, восприятие потоков совершенно новой и жизненно важной информации, постоянное ощущение самых разных чувств от восхищения до отвращения, обиды и тревоги. Путешествие, которое в иные времена стало бы делом жизни, закончилось всего лишь за полсуток, но всё равно оставило о себе воспоминания. Сейчас, в его засыпающем разуме роилось множество мыслей, противоречащих друг другу, не знающих ни начала, ни конца. С новым днём всё это должно было прийти в порядок.

Неожиданный приказ. Глава III: Полковник фон Цапфель.

"На совете города Гриффенхейм, созванного второго дня месяца Июль 1008-го года по общему календарю, постановлено: все висельники, развешанные в южных и восточных районах должны быть сняты и захоронены по церковному обычаю, но с одним условием — за упокоение душ этих справедливо покаранных преступников должны уплатить их родственники, причём в троекратном объёме. Если у повешенного не осталось родни, либо у родни нет денег, либо родня отказывается их предоставить и проч., проч., проч.; то тело усопшего должным образом захоронено не будет, а вместо того будет зарыто в общем захоронении на пустыре Рабенфельд, что лежит на юге от города. Такова милость и окончательная воля городского совета, да будут Боги тому свидетелями и покровителями."

---

Утро началось с подъёма. В чейнджлингском посольстве просыпались по военному распорядку — в пять утра, это распространялось и на гражданских тоже. Среди членов ВВМ не было строгих организационных отношений — все там были кадровыми офицерами, у каждого из них был заложен прочный внутренний стержень военной муштры, так что все они просыпались в одно и то же время без всяких команд, а после их подъёма неизбежно следовал подъём и всех остальных. Многим это не нравилось, но что поделать?..

Для прилетевших из Везалиполиса офицеров это утро было первым на грифонской земле. Сегодня им должны были зачитать лекцию на тему "правильного поведения" по отношению к местным. Агриас, как и все остальные умылся, оделся в форму и в целом чувствовал себя вполне неплохо — спать на кровати всяко лучше чем сидя или на полу. Ему удалось хорошо запомнить всё, о чём говорилось вчера и он был готов к получению новой информации. Он уже примерно представлял, что им будут рассказывать, офицер решил, что не будет как-то ярко себя показывать перед новым начальством, но внимание, оказанное ему цу Эйсландом, конечно не могло не льстить.

— Герры, вам что-нибудь снилось сегодня? — Подал голос ликтидский офицер, смотря в окно, выходившее на главную площадь Гриффенхейма. Площадь была пустынна, и только тёмные фигуры гвардцейцев вышагивали у стен дворца. До заутренней было ещё два часа, так что величественный собор пока что так же был тих.

— Мне обычно не снится вообще ничего, либо снится что-то плохое. Сегодня вот опять приходил младший брат и просил уволиться из армии. — Ответил ему танкист.

— А что в этом такого? — Спросил Агриас, застёгивая последнюю пуговицу кителя.

— Он умер пять лет назад. — Походя ответил чейнджлинг, поправляя воротник танковой куртки.

Транкс ждал их в аудитории, он выглядел свежим и вполне довольным своей работой. Он подождал, пока все войдут и разойдутся по местам, а потом отдал салют и произнёс:

— Здравия желаю, господа офицеры!

— Здравия желаем, герр генерал-лейтенант! — Хором ответили чейнджлинги. Такой ритуал очень сильно напомнил Агриасу о жизни в юнкерском училище.

— Хорошо, садитесь. Сегодня мы пройдём кое-что интересное, как раз успеем к утренней молитве. — Начал свою речь Транкс, но продолжить ему не дали: в аудиторию зашёл генерал-полковник и грифонский офицер. Все тут же встали и отдали приветствие, включая Транкса. Агриас начал пристально рассматривать грифона: на нём был серо-бурый мундир со стоячим воротником, такого же цвета штаны-галифе с широкими красными лампасами, передние и задние лапы скрывали чёрные замшевые перчатки и такого же цвета "чехлы для ног", ярко блестевшие в электрическом свете своими многочисленными складками и изломами. Головного убора на нём не было, на петлицах воротника у него было три пятиконечных звезды, обозначавших видимо какое-то высокое звание, вроде майора или оберста.

— Герр Синовиал, учебная работа идёт в штатном режиме! — Отрапортовал Транкс. Его начальник едва заметно кивнул, затем долгим взглядом осмотрел всех собравшихся и какое-то время простоял молча, что-то для себя решая.

— Тогда продолжайте. — Тихим с нотами усталости голосом произнёс генерал, делая ещё один кивок. Потом он что-то полушёпотом сказал грифону, тот так же ответил ему и они удалились из аудитории.

— Это наш самый старший начальник, выше него наверное только консул стоит. Бедняга опять не спал ночь, ваша переброска вызвала много бумажной работы. — с сожалением сказал Транкс. — Но не будем отходить от темы. Эта информация пригодится вам буквально через несколько часов, так что слушайте внимательно.

Агриас достал блокнот и ручку, но мысли его на какое-то время были заняты тем таинственным грифоном, что не побрезговал явиться в чейнджлингское посольство, наверняка понимая все особенности местных интерьеров.

— Итак, всем вам известны основные манеры вежливого поведения, а уж военные правила можно и вовсе не спрашивать. Я открою вам секрет — более половины всех этих правил вошло в обиход благодаря грифонам, и действительно, на уровне устава у наших систем немало схожего... — Транкс сделал паузу, заостряя внимания своих слушателей. — Но есть длинный список различных исключений, которые глупо будет перечислять все подряд, так как есть возможность обобщить их в обобщить в одно понятие — деформализация, размытие границы между гражданским этикетом и военной субординацией.

Дело в том, что подавляющее число офицеров в Грифонии всё ещё имеет аристократическое происхождение, либо отчаянно косит под своих благородных коллег. А аристократы, в свою очередь, слабо разделяют военную службу и гражданскую жизнь — у них много денег и они способны позволить себе удобства и увеселения даже непосредственно на войне. Средние грифонские офицеры, то есть майоры и полковники, часто предпочитают свои усадьбы и дома, расположениям подконтрольных им частей. Когда вас распределят, скорее всего вам придётся встречаться со своими оберстами прямо у них на квартире или на дому, даже вполне компетентные боевые офицеры не брезгуют подобной роскошью.

Когда вы будете вести с ними разговор — не стройте из себя оловянного солдатика и не стесняйтесь того, что не понимаете их говор. Как выражался в своё время Гровер II: "Подчинённый перед своим начальством должен иметь решительный и простоватый вид, дабы не смущать начальство своей излишней учёностью." В офицерских кругах Герцланда этому принципу часто следуют до сих пор, так что если от вас хотят, чтобы вы не строили из себя солдата королевской лейб-гвардии — лучше вам этого не делать. Наших они в шутку сравнивают с часами, так как чейнджлингский военный в напряжённой ситуации всегда ведёт себя по уставу, вплоть до печатного шага и повторения слово-в-слово всех приветствий и обращений. Если хотите влиться в их коллектив — попытайтесь от такого избавиться. Грифоны жесточайше относятся к рядовому составу, но к составу командному у них намного более лояльное отношение, даже более лояльное чем следовало бы...

Час прошёл, лекция закончилась. После какого-то количества основной информации опять пошли многочисленные примеры различных эксцессов, демонстрирующих правильное или неправильное поведение в различных ситуациях, которых немало произошло за годы работы Миссии. Из всего сказанного можно было сделать много выводов, но Агриас это понял так: "Уважать религию и поменьше вспоминать уставщину, все остальные понятия в принципе те же самые."

Тем временем, на часах пробило уже семь часов утра: в здании посольства постоянно было много постороннего шума: где-то звенел телефон, ещё где-то кто-то разговаривал, а откуда-то и вовсе доносился патефон. Шорохи, шаги, хлопки дверей звучали тут постоянно, но сейчас в общую какофонию откуда-то извне вливался ещё один звук — это был плавный, мерный звон колоколов, созывающий на утреннюю молитву. В весь этот стрёкот и галдёж будто бы вторглось нечто вечное, нечто совсем иного духа... После лекции у чейнджлингов появилось свободное время — до распределения оставалось ещё около трёх часов. Кто-то ушёл досыпать в кубрики и завтракать, Агриас же вовсе не хотел есть, так как ещё до лекции выпил стакан эссенции. Он решил выйти в город, осмотреться в нём, но идти в одиночку он побаивался.

Ему решил составить компанию тот ликтидец, с которым они уже успели стать приятелями. Больше добровольцев не нашлось, пусть и времени было достаточно. Никто просто не хотел ввязываться в лишние передряги, занимательные рассказы местных старослужащих редко выставляли Гриффенхейм в хорошем ключе. Тем не менее, как это обычно бывает, всё равно нашлись те, кто отважился.

Шлоссплац был вымощен старой брусчаткой, в городе всего несколько главных улиц было покрыто асфальтом, вот и здесь в этом новомодном веществе не видели необходимости. Площадь была просторной, но вовсе не пустой: в соборе шла служба и весь он был под завязку наполнен грифонами, даже на ступенях при его входе собралось много пернатых. Все они были одеты в лучшие одежды и явно были не последними лицами в городе. Из собора доносилось хоровое пение и орган — возвышенные, величественные арии разливались вокруг, видимо для местных всё это имело большое значение.

— Я никогда не понимал религиозности. — вполголоса, как бы стесняясь говорить такие слова, произнёс ликтидец.

— Сомневаюсь, что нам дано это понять. Грифонская вера — очень странная для нас. Она не похожа ни на оленийские суеверия, ни на нашу государственную идеологию — это нечто очень самобытное, в нём есть как поклонение каким-то неведомым сущностям, так и серьёзный философский подтекст. Олень заключает со своими духами сделку, ему от них нужна только поддержка и помощь. Грифон же наоборот — верный слуга своих божеств, следующий данным ими предписаниям вне зависимости от собственной выгоды.

— Интересно, но лучше держаться от такого подальше.

— Согласен, они-то всяко лучше разбираются во всём этом, мы тут полные дилетанты.

Вдоволь наслушавшись песнопений, двое чейнджлингов пошли через площадь к выходу на одну из улиц. По пути им встречались местные обитатели, всё ещё продолжавшие прибывать к ступеням собора. Однако, было видно, что не все являются туда. Мимо них буквально протащилась компания вусмерть пьяных молодых грифонов: они куражились, орали, кто-то из них и вовсе едва переставлял лапы. Дорогая модная одежда в их образе сочеталась с воспалёнными глазами и сильнейшим спиртным духом, один их вид вызывал отвращение.

— Зачем они в таком виде намылились в храм? У них ведь точно так не принято, верно? — Всё ещё вполголоса спросил ликтидец, Агриас же громко фыркнул от резкого запаха, но молодчики его даже не заметили. Компашка шла к собору, громко смеясь и ругаясь.

— Они хотят учинить что-то очень паршивое, но это не наше дело.

— А ведь скорее всего народ не последний, на бедняков не похожи.

— У бедняков обычно нет денег чтобы так надраться, так что вы, герр майор, определённо правы.

Позади них вскоре послышалась какая-то суматоха, но пока двое офицеров уже завернули за угол, всё уже успело стихнуть, видимо буйных всё-таки удалось устыдить. Улицы в центральных кварталах изобиловали витринами различных магазинов — здесь можно было увидеть самые различные вывески, некоторые из них даже были знакомы чейнджлингам. Попадались здесь и жилые дома, банковские и юридические конторы, просто жилые дома, находившиеся целиком в чьей-то собственности.

Завернув за угол, чейнджлинги вскоре оказались на другой площади, которая была в два раза меньше Шлоссплаца, но всё же имела серьёзный размер. Здесь стояло величественное здание Гриффенхеймской Оперы, а так же бил фонтан. Площадь была пустой, театр мог открыться только после конца утренней службы.

— Они теряют столько времени. У нас к семи часам уже все на работе.

— Грифоны всегда отличались своей расточительностью, время они так же не умеют экономить.

Осмотрев вблизи колонны театра, двое пошли дальше. Агриас отчего-то припомнил тот случай, когда в поезде он встретился с эквестрийским фотографом. У того путешественника была с собой карманная фотокамера, сейчас она пришлась бы очень кстати.

— Герр майор. — обратился к Агриасу Ликтидец. — Вы не находите ничего странного?

— Нет, не нахожу. — Спокойно ответил чейнджлинг, разглядывая фасады домов.

— Вам не кажется, что музыка не смолкает?

И действительно, даже отойдя на две улицы от Шлоссплаца отголоски церковных служб всё не смолкали. В городе была вовсе не одна церковь, их было много. Может быть было время, когда все жители Гриффенхейма могли поместиться в стенах того великого собора, что стоял около дворца, но это время давно прошло.

Время шло, чейнджлинги проскитались несколько улиц и уже решили заворачивать вправо — к берегу реки. Набережная должна была наверняка вывести обратно к Шлоссплацу, нужно было успеть вовремя. Центр города был прекрасен в своей пустынности — в это время лишь немногие скитались по нему, тогда как большинство было занято службами. Правда, к половине девятого всё кончилось и улицы снова стали заполняться грифонами. Буквально на глазах открывались магазины, рестораны, банки, конторы; начинали раздаваться первые клики уличных продавцов. Вскоре всё вокруг уже галдело и шумело в полную силу — город ожил, для него начался ещё один день.

— И всё же, какой смысл грифонам тратить целые часы своей жизни на подобные ритуалы?

— Это не наше дело.

— Ну знаете, мне как-то даже и непривычно будет привыкать к тому, что солдаты в полку вместо завтрака будут слушать какие-то песнопения.

— Поверьте, мне тоже, герр. Тем более, у вас разве не бывало, что порой и вы вместо завтрака выслушивали что-то от начальства? В нашем училище подобное изредка случалось.

Ликтидец тихо усмехнулся, им уже было не до разговоров. Время поджимало, а им ещё оставалось пройти немало. Набережная быстро превратилась в довольно густое место, так что двигаться быстро и не навлечь при этом чей-нибудь гнев было трудно. Тем не менее, чейнджлинги намного сильнее боялись недовольства начальства, чем гнева местных. Они оба видели Синовиала всего лишь раз, но этого более чем хватило для понимания того, что этот генерал строг и взыскателен.

---

Несмотря на все препоны, офицеры прибыли вовремя. Запыхавшиеся, но довольные собой. Почти никто не заметил их ухода, вернулись они так же незаметно. К тому времени уже началось распределение, офицерам вскоре уже должны были раздать назначения, а пока они должны были ждать в своих кубриках.

— Как прошлись? — Спросил их танкист, когда Агриас и его товарищ наконец добрались до своего убежища.

— Хорошо, этот город интересный. — Ответил цу Гардис, садясь на кровать.

— Да, чертовски интересный! — с улыбкой на лице произнёс танкист. — У нас из окна недавно было видно кое-что такое, на что вам точно было бы хорошо посмотреть.

— Что случилось? — Спросил ликтидец.

— Какие-то дебоширы выскочили прямо на площадь и стали приставать к грифонам у собора. Все были пьяные вдрызг, это даже отсюда заметно было.

— А-а... Мы с ними разминулись, чуть на беду не нарвались. — произнёс Агриас, вздрагивая от воспоминания о том запахе, что исходил от пьянчуг. — Ну и что случилось? Вмешалась полиция?

— Не-ет. Всё было интереснее. Когда эти олухи совсем распоясались, на них выскочил какой-то чёрт, мы не поняли уж кто, но форма на нём была на военную похожа.

— До драки дошло?

— Не дошло. Он их то-ли устыдил, то-ли обругал так крепко, что те аж протрезвели. В общем, удалось спокойно уладить дело. Я у местных стариков поспрашивал, так они говорят, что такого они раньше не видели, чтобы кто-то в пьяном виде у местных храмов шарахался. Говорят, для грифонов это большое кощунство.

— Выходит так, что не для всех грифонов. — Печально подвёл итог Агриас.

Потянулось ожидание, но оно было не было долгим. Вскоре в дверь кубрика кто-то постучал. Это был ординарец, на боку у него висела планшетка для документа.

— Через 10 минут доложитесь генералу Транксу о своём отбытии из посольства. Адреса найдёте в приложении. — Спокойно проговорил он, а потом достал из планшетки три документа с прикреплёнными к ним исписанными листками. Агриас принял свой документ, и тут же пошёл его рассматривать.

На бумаге стояло две печати — одна принадлежала ВВМ, а другая — Имперскому военному министерству. В тексте говорилось, что такой-то такой-то офицер Королевской Армии в таком-то таком-то звании переходил под командование такого-то такого-то полка на три года. Агриасу выпал 4-й кронский полк. В приписке к основному положению находилось имя и адрес командира полка — это был некий Пауль фон Цапфель, проживавший по адресу Шнабельштрассе-15. По этому адресу точно не находилось полковое расположение, слова генерала Транкса подтвердились.

— Господа, а у вас? — Спросил чейнджлинг, отрываясь от чтения, складывая и убирая документ за пазуху.

— 12-й пехотный полк. Квартирует в Кроне. — Ответил ликтидец.

— 1-й танковый полк, квартирует в окрестностях Гриффенхейма, видимо. Нужно ехать в какое-то местечко Хабихтсбург.

Третий его сосед по кубрику промолчал, в раздумьях почёсывая затылок и продолжая вчитываться.

— У меня 4-й пехотный, адрес гриффенхеймский. — С некоторым удовольствием произнёс Агриас.

Настала минута прощанья. Четверо чейнджлингов толком не успели познакомиться друг с другом, но уже чувствовали какую-то тягость от расставания. Каждый из них понимал, что видеть и общаться с такими же перевёртышами вскоре станет для них редким и ценным событием.

Время, данное на раздумья, прошло. Краткая встреча с генералом Транксом закончилась. Дальше офицерам предстояло добираться своим ходом. Они вместе покинули здание посольства и двинулись в разные стороны, ловя на себе заинтересованные взгляды прохожих. Агриас пересёк Шлоссплац и оказался на другой его стороне. Он понятия не имел, где находится нужная ему улица, впрочем, времени на её поиск было достаточно. Можно было спросить об этом любого встречного, так он и поступил.

— Прошу прощения, герр, но как пройти на улицу Шнабельштрассе? — Майор вежливо обратился к чете грифонов, прогуливающихся по площади. Они были выше Агриаса почти на полголовы, хотя тот считался достаточно крупным и высоким среди перевёртышей.

— Прошу прощения, что вы спросили? — Обратился к нему господин, незаметно отгораживая от чейнджлинга свою спутницу. Он говорил на вполне понятном языке, но слова были очень сильно искажены, цу Гардис тоже не сразу понял, что ему ответили.

— Как пройти на улицу Шнабельштрассе? — Повторил вопрос чейнджлинг, пытаясь говорить более чётко.

— А-а, Шнабельштрассе… — грифон явно не понимал, как обращаться со своим собеседником: с одной стороны, это был какой-то чейнджлинг, говоривший на своём ужасном щёлкающе-скрежещущем наречии, но с другой стороны, на нём была офицерская форма и держался он вполне достойно и вежливо. Агриас же понял, что грифоны произносят это название совершенно по-другому. — Эта улица далеко отсюда, вам придётся пройти несколько кварталов. Проще нанять рикшу или поймать трамвай.

— Спасибо большое, а где можно поймать трамвай?

Грифон немного сконфузился. Из-за клюва трудно было читать его выражение лица, так что Агриас не сразу понял, что задал вопрос слишком резко, практически перебив его.

— Если вы пройдёте дальше по этой улице — пернатый показал лапой на проспект, у начала которого они стояли. — На первом перекрёстке будет трамвайная остановка. Маршрут №2 должен идти до Шнабельштрассе. Теперь вам всё понятно?

— Да, всё понятно. Спасибо вам. — Ответил Агриас, глупо улыбнувшись и глубоко кивнув. Грифон тоже коротко кивнул, а потом резко отвернулся и быстро повёл свою пассию куда-то в другую сторону. Агриас успел расслышать ворчливое: "Если он военный, так пусть смотрит в карты, а не донимает честных господ!"

Так или иначе, первый встречный вовсе не обманул офицера, и он действительно сумел сесть на трамвай в том самом месте. Трамвай этот выглядел довольно удобным и просторным, но при движении в вагоне раздавался сильный грохот, трясло там тоже довольно-таки серьёзно. Агриас купил билет у кондуктора, расплатившись выданными в посольстве имперскими ассигнациями и получив сдачу в виде нескольких монет, которые на поверку оказались серебряными пфеннигами. Ехал он в полном одиночестве — немногие грифоны оказывались отважными настолько, чтобы эксплуатировать этот дьявольский транспорт. К концу своего маршрута Агриасу казалось, что он уже отбил себе всё что только можно. Тем не менее, вскоре он уже стоял на заветной улице. Этот квартал всё ещё относился к "центральным", но тут уже было больше жилых домов, нежели каких-либо заведений. Одним из таких домов и было вполне приметное здание, покрытое белой штукатуркой и гипсовым орнаментом. Сквозь окна были заметны красиво расшитые занавески, вход в дом преграждала резная дверь тёмного дерева и молчаливый швейцар в тёмно-малиновом костюме.

— Здравствуйте. Мне нужно пройти к полковнику фон Цапфелю, он дома?

Швейцар вытаращил на Агриаса глаза, силясь понять его странный выговор. Чейнджлинг не стал долго разъяснять, просто протянул ему бумагу. Грифон принял документ, по началу его лицо выражало чистое непонимание. Клюв существа едва заметно двигался, когда привратник пытался прочесть написанное по слогам, хмуря брови и всматриваясь своими орлиными глазами в стройные ряды таинственных чёрточек и закорючек, коими ему казались буквы.

— Пе-ре-вод под ко-ман-до-ва-ние… — Пробубнил он под нос, постепенно вникая в суть написанного.

— Посмотрите на печати. — Подсказал ему чейнджлинг, но понять его слова швейцару было даже труднее, чем буквы. Тем не менее, он уже сам понял, что печати действительно важнее, чем всё тут написанное.

— Хорошо, герр-сударь. Проходите в прихожую, господин полковник ждал кого-то навроде вас. — С какой-то странной и неумелой учтивостью произнёс пернатый, отворяя Агриасу дверь. "Чёрт побери, тот грифон что был на площади ведь имел другой выговор. Сколько вообще в этой стране диалектов?" — Подумал чейнджлинг, заходя в помещение.

Прихожая представляла собой комнату, где стояли вешалки и специальные шкафчики под те самые причудливые кожаные "чехлы", что грифоны носили на задних ногах. Отсюда в жилые помещения вела красивая винтовая лестница, около которой дежурил ещё один служка.

— Ганс! К господину фон Цапфелю пожаловали гости! — Крикнул привратник, Ганс тут же побежал по лестнице наверх.

— Подождите немного, скоро за вами придут. — Сказал швейцар Агриасу, отвешивая чрезмерно глубокий поклон и быстро пятясь назад и возвращая чейнджлингу ценный документ.

— Прошу прощения, а где тут можно... — Хлопок двери не дал чейнджлингу договорить. В помещении не было видно места, где можно было бы помыть ноги. Это было очень неприятно, майор так и стоял на месте, пока на лестнице не послышались быстрые шаги.

В прихожую спустился грифон в сером полувоенном кителе и такого же цвета галифе без лампас. На боку у него висела шпага, а грудь украшал аксельбант, несколько медалей и орденская звезда. Он был покрыт светло-коричневым оперением с серыми вкраплениями седины, у него были большие, но уставшие тёмно-зелёные глаза и чёрный орлиный клюв с несколькими едва заметными выщерблинами. "Вот это настоящий военный." — Подумал Агриас, но сейчас ему было совсем не до этого.

— Прошу прощения, у вас не найдётся небольшой лоханки чтобы помыть ноги? — Спросил он с видимым спокойствием, как бы между делом. Грифон несколько обеспокоился, услышав этот вопрос, но постарался не подать виду.

— Есть конечно, сейчас подадут. — Хриплым, но гостеприимным тоном произнёс офицер, затем обернулся к лестнице и громко гаркнул:
— Ганс! Живо сюда!

По лестнице снова забарабанили чьи-то шаги, вскоре незадачливый лакей уже стоял перед своим хозяином.

— Почему лохань не подана, бестолочь!?

— Какая лохань, Вашбродь?! — Пытался защищаться слуга.

— Не твоё батрачье дело! — воскликнул полковник и дал Гансу пощёчину тыльной стороной лапы. — Принеси её, быстро!

Лакей метнулся вверх по лестнице, и спустя считанные минуты перед Агриасом стояла небольшая лоханка, наполненная водой. Так прошло его первое знакомство с полковником фон Цапфелем.

Когда короткая, но важная процедура была закончена, а лохань унесена, офицеры вдвоём стали подниматься наверх, в комнаты.

— Прошу прощения за мою резкость, господин офицер. — как ни в чём не бывало сказал грифон, когда они уже были наверху. — Эти слуги переехали со мной из моего имения в Энгельтхаузене. Они деревенские простачки, да и говор там немного другой. Здесь им хорошо, они грамоте учатся и невест уже присмотрели. Как отработают своё — заживут как подобает. А мне их учить уму-разуму приходится, я им в отцы гожусь, так что право имею. Я так понял, вы ко мне по серьёзному делу. Пройдёмте ко мне в кабинет?

Чейнджлинг утвердительно кивнул. На втором этаже был короткий коридор, от которого отходили двери в жилые помещения. На первом этаже помимо прихожей была так же гостиная, столовая, кухня и помещения для слуг. Кабинет полковника находился в самом конце коридора, чьи стены были обклеены дорогими обоями и обвешаны какими-то невнятными пейзажами и натюрмортами, видимо купленными на аукционе за бесценок. Сам кабинет представлял из себя довольно крупное помещение, всё заставленное различными интересными вещами. Здесь были и пустые доспехи, и витрины со старинным оружием, была здесь так же какая-то батальная картина, исполненная всяко лучше тех, что он видел в коридоре. На полу распласталась шкура убитого на охоте дикого медведя — ужасающее варварство по мнению иных народов, но не по мнению народов грифонских.

Фон Цапфель прошёлся по шкуре и сел в своё застольное кресло, предложив Агриасу такое же, стоявшее напротив. Чейнджлинг обошёл медведя по краю комнаты, кресло было явно было слишком габаритным для маленького чейнджлинга, тем не менее, он не подал виду.

— Мне доводилось бывать в вашем посольстве. — издалека начал полковник. — И я заметил там одну особенность. В кабинетах различного начальства приглашённый обычно сидит на грубой табуретке, пока обитатель кабинета располагается там с полными удобствами. Подобная практика вполне понятна и имеет действенный эффект, особенно если речь идёт о том, чтобы хорошенько распечь несчастного. У нас же, как видите, мы находимся на равных. И вы, может быть, даже не подозреваете что я хочу с вами сделать — похвалить, либо отчитать... Ладно, дайте-ка я прочту ваш документ. Дайте мне его.

Агриас протянул бумагу, полковник осторожно взял её в лапы и прочёл. Читал он довольно долго, видимо о чём-то параллельно раздумывая. Его глаза в этот момент не выражали абсолютно ничего.

— Стало быть, ваше начальство решило сделать вот такой ход. Похвально, очень похвально. — проговорил грифон, откладывая бумагу в сторону. — Я давно выражал подобную идею, но в нашем свете между предложением и реализацией может лежать очень долгий и тернистый путь. Вы — Агриас цу Гардис, а ваше звание, соответственно, майор — так?

— Точно так. — Подтвердил Агриас.

— И вы являетесь ветераном Оленийской кампании?

— Да, являюсь.

— И это ваша первая операция?

— Да, до этого я в боях не участвовал. — Солгал чейнджлинг. Грифон пристально посмотрел на него, затем едва заметно кивнул и продолжил.

— Характеристика у вас... Вполне достойная. Вы боевой офицер, и можете научить исключительно своим примером. Нам не хватало практиков вроде вас. Вы возможно слышали, может даже от своих коллег, что мы не хотим ничего менять. — полковник медленно поднялся из-за стола и плавно подошёл к стеле с доспехами. — Это всё невинная ложь, они не понимают истинного положения вещей. На самом деле — мы вполне не против провести реформы, так как они никак не затрагивают военные традиции нашей армии. Фельдмаршалы Бронзшванц и Эбонфлюгель — очень достойные своих званий, пусть и не имеют благородного происхождения, генералы Моргенклау и Мерунгфлюг так же имеют прогрессивные взгляды и располагают уважением коллег. Но мы не вольны в своей деятельности, мы сильно зависимы от политических дрязг и зависим от постоянно меняющихся прихотей Регентского совета. В обстановке постоянно меняющихся указаний и риска стать жертвой чьих-то интриг нам придётся занимать пассивно-выжидательную позицию, максимально замедляя преобразования. Относитесь к этому как вам угодно, но такова реальность.

— Герр полковник. — Агриас последовал примеру фон Цапфеля и тоже встал. — А что творится за пределами? Что думают в армии тех самых феодалов, что сейчас интригуют друг против друга?

— Там разброд и шатание, многие правители просто не могут позволить себе содержание армии, и в итоге экономят на её содержании, заставляя солдат и офицеров чуть ли не побираться. Изначально все эти вольности были розданы для подавления революционных настроений на местах, так что качество местных армий оставляет желать лучшего. Это положение вещей никому не нравится, но мы, впрочем, уже начали отходить от темы, что недопустимо. Про общую обстановку я вам рассказал — в нашем полку к вам скорее всего хорошо отнесутся. Теперь я расскажу вам о своём подразделении.

Фон Цапфель постучал когтем по стальному воронёному нагруднику. Агриас заметил на нём большое количество царапин, сколов и даже две вмятины от пуль.

— Это доспехи моего предка — Обриста Альбрехта Цаппеля, собравшего кампанию наёмников и поступившего на службу к Гроверу I и позже получившему баронское достоинство. Его портрет висит у вас за спиной.

Агриас обернулся и увидел старинный портрет, изображавший стоявшего на задних лапах грифона. Одну переднюю лапу он клал на стол, а другую упирал в бок. На нём был роскошный воронёный доспех с золотыми окантовками и гравировками, на столе лежал украшенный пышными перьями шлем-армет, талию грифона перетягивал широкий красный кушак, свисающий конец которого был украшен золотым шитьём, а через плечо шла такая же кумачовая перевязь, на ней висела тяжёлая военная шпага. Сходство полковника со своим предком было на лицо — такие же глаза, такие же перья и клюв, только на Альбрехт был запечатлён ещё молодым и сильным воином, а Гельмута (так звали полковника) жизнь уже серьёзно потрепала.

— С него начинается история нашего подразделения. — послышался голос фон Цапфеля. — Наше подразделение имеет очень древнюю историю и отлично её помнит. Наш полк сражался за объединение Империи, участвовал он и в Речной войне. Доспех, что вы видите здесь, принадлежал так же и сыну Альбрехта, который погиб в генеральном сражении с речными пони — в битве на Кольтсовом поле, где помимо него сложил голову наш Кайзер Гровер II и многие другие отважные воины...

Агриас обратил внимание на батальную картину, висевшую на стене рядом с доспехами. На ней был изображён строй солдат, истощённых длительным боем. Вокруг валялись ядра, тела убитых и раненых врагов и товарищей. Сквозь пороховую дымку угадывались силуэты вражеских колонн под пёстрыми знамёнами, в которых угадывались стяги Речной коалиции. Грифоны были полностью окружены и сильно измотаны, но продолжали стоять, ощетинившись частоколом пик, пушек и мушкетов. Многочисленные полковые знамёна вились в центре их колонны, и могучий воин в чёрных измятых латах стоял в первом ряду, сжимая в правой лапе тяжёлый пернач, некогда позолоченный, но ставший багровым от запёкшейся крови. Забрало армета было закрыто, а некогда пышный плюмаж был полностью сорван с него во время отчаянной рубки. Это был Гровер II перед своим последним боем, намеренный погибнуть, сражаясь плечом к плечу со своими солдатами. По правую сторону от него высилась ещё одна фигура — это был грифон в открытом шлеме, закованный в полудоспех. Латный рукав на его правой лапе был снят и там виднелась красная от крови повязка, но лапа продолжала мёртвой хваткой стискивать меч, возвысивший своего владельца. Это был второй барон фон Цапфель, гордый тем, что погибнет бок-о-бок со своим вождём. Гельмут заметил, куда смотрит майор, поэтому тоже уделил картине кое-какое внимание.

— Имейте это ввиду... — Многозначительно проговорил полковник, а потом стал постепенно отходить от героической темы. — Насчёт организации полка вы наверняка имеете представление, так что разберётесь самостоятельно. Знайте — что у меня служит самый высокий процент старослужащих во всём Кайзерхеере. Военные у меня опытные, отлично понимают всю необходимость вашей работы, но при этом они очень честолюбивы. Вы можете учить их воевать, но в иных вопросах они разберутся сами. На вас пока будет лежать исключительно бумажная работа. Все ваши идеи и предложения мы обсудим позже. Я распоряжусь подать вам машину и к вечеру вы уже будете в расположении. Там для вас уже заготовлена комната.

— Понятно, герр полковник. Буду помогать вам по мере своих возможностей и постараюсь не доставить неудобств. К вам уже можно обращаться как к старшему по званию?

— Пока нет, повремените с этим. — Гельмут издал хриплый, каркающий смешок. — Я скоро вернусь в расположение — вот тогда уже можете называть по всему артикулу. А пока мне нужно уладить несколько дел, которые не касаются подразделения. Ну так что, отправитесь сразу же или может быть останетесь у нас до вечера?

— Благодарю за гостеприимство, но мне бы хотелось оказаться в полку поскорее.

— Ох уж эта чейнджлингская пунктуальность! — снова успехнулся фон Цапфель. — Ладно, не могу вас долго томить.

Полковник распорядился, Агриасу подали машину. Они распрощались у спуска в прихожую, полковник потом наблюдал из окна, как чейнджлинг сел в автомобиль и уехал в часть.

— Гельмут, кто это приходил? — В дверях послышался голос пожилой грифины.

— Это мой новый подчинённый, Марта. — Ответил полковник, отворачиваясь от окна.

— Тут будто бы копыта стучали.

— Да, он чейнджлинг. Будет помогать вести полковую канцелярию. Милый мальчик, но не без скелетов в шкафу. Есть у меня предположение, что много он натерпелся за свою короткую жизнь.

— Никогда не видела чейнджлингов.

— Лучше тебе их и не видеть. Видок у них тот ещё. Эти мушиные крылья, клыки, панцирь, говорят они ещё странно. Необычные существа, но порядочные. Надеюсь, его работа в нашем полку сделает ему какую-нибудь выгоду и не причинит неудобств...

Неожиданный приказ. Глава IV: Знакомство с полком.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ПО ПРОЧТЕНИИ СЖЕЧЬ.

Адрес отправки: генеральный штаб Кайзерхеера на Гроверплац-12.

Кому: Маршал Бронзшванц.

От кого: Секретарь Имперского Сейма Герман фон Эбервальд.

Герру Маршалу, а так всем генералам Кайзерхеера намерен передать, что прошедшее 10-го числа закрытое заседание Сейма закончилось не в вашу пользу. Единства мнений касательно армейских преобразований достичь не удалось. Представители Церкви и барон Ангривера выступили "за", Эрцгерцог Феатисский и Герцогиня Эрдбейрская высказались "против", представители Катерина, Бронзберга и Грифмаршена, а так же Йельский делегат воздержались.
Настроения в Гвардии спокойные, но накаляются. По секретным каналам мне поступила информация, что власти Бронцберга стали клониться к Дворянской партии, тогда как Клерикалы стремятся подмять под себя Йель. Обстановка всё ещё патовая, ни Эрос, ни Габриэлла пока что не намереваются нарушать статус-кво.

Смиренно жду вашего ответа.

---

Автомобиль свернул с выложенной брусчаткой улицы и вскоре оказался на одной из малочисленных асфальтовых дорог. Агриас изначально не совсем понял, почему он должен попасть в полк к "вечеру", но всё стало ясно после нескольких внезапных остановок, вызванных любителями перебежать дорогу в неположенном месте. Несмотря на то, что Гриффенхеймская область была богатейшей частью Герцланда, в столице Империи всё ещё не было полностью внедрено чёткой системы дорожных обозначений, а среди местных жителей было немало тех, кто и слыхом не слыхивал ни о каких подобных правилах. Машин ещё было мало, поэтому грифоны не боялись пресловутой "проезжей части", а водителям приходилось ездить на небольшой скорости, чтобы свести на нет всяческие эксцессы.

Казармы 4-го Кронского полка находились даже не за чертой города, но путь до них всё же оказался довольно тернистым. Чейнджлингу уже казалось, что было бы проще полететь или пойти пешком, а ездить на автомашине по этому городу было очень большой ошибкой. Особенно его напрягал водитель, проявлявший по его мнению чрезвычайную осторожность и вежливость по отношению к любителям перебежать через дорогу. От скуки майору хотелось закурить, но сигарет у него не было. Говорить с шофёром ему тоже не хотелось — они навряд-ли поняли бы друг-друга.

На часах уже было около пяти вечера, когда Агриас наконец-то оказался у корпусов казарм 4-го полка. Здания были огорожены решётчатым забором с КПП, у которого дежурили часовые. Это были рослые грифоны в стальных шлемах и серо-бурых мундирах. При виде подъехавшей машины один из них подошёл к ней, отдал честь и произнёс:

— Предоставьте ваши документы.

Агриас молча вытащил из-за пазухи ту самую бумагу и подал её часовому. Грифон, правда, не стал её читать, а вместо этого пошёл обратно к пункту, где передал её стоявшему там офицеру. Чейнджлинг тем временем покинул машину и дал водителю знак, что тот может уезжать обратно, а потом направился к воротам. Грифонский офицер тем временем уже успел прочесть бумагу.

— Герр майор, вы прибыли раньше, чем мы ждали вас. В расположение ещё не прибыли некоторые старшие офицеры, так что вам придётся подождать. — Отрапортовал пернатый, прикладывая свою переднюю лапу к козырьку кепи.

— Это не критично для меня, я смогу подождать столько, сколько потребуется. — Спокойно ответил агриас, отдав чейнджлингский салют.

— Хорошо. — Кивнул грифон, затем обернулся к одному из своих подчинённых и приказал оповестить всех о прибытии майора.

— Герр лейтенант. — проговорил Агриас, бросив взгляд на петлицы офицера и припомнив недавно виденный им плакат с опознавательными знаками Кайзерхеера. — Вы можете меня проводить?

— К сожалению, не могу. Просто заходите в главный вход, а там вам уже всё покажут. Заблудиться у нас трудно.

Агриас кивнул и пошёл ко входу в здание. У дверей так же стояла охрана, а сразу за ними находилась приёмная с сидевшим там дежурным. Все пропускали чейнджлинга, так как их оповестили. На первом этаже находились столовые, кухни и хозяйственные помещения, на втором этаже уже начиналось жилое пространство.

Чейнджлинг внимательно осматривался по сторонам: вокруг был обычный казарменный быт: солдаты мыли полы, было слышно, как кто-то во весь голос кричал: "Драйте до блеска, Маар вас побери, а то я вам тут устрою праздник! Рядовой, вы меня знаете?! Не-е-т, вы меня точно не знаете! Но когда вы меня узнаете — вы будете рыдать как баба, понятно!?". Окна были распахнуты; солдаты, зачастую в одном исподнем, носились по скользкому полу с вёдрами мыльной воды. Сразу был виден их опыт — не каждому существу дано исполнять такие манёвры. Цу Гардис вспомнил дни уборки в Училище, проходившие примерно в такой же суетливой обстановке. Правда, ему и его товарищам явно не хватало опыта, да и заниматься подобными делами хотелось далеко не всегда, правда среди них находились уникумы, считавшие что уборка — это очень весело и часто случалось так, что за них потом отдувалась вся юнкерская рота.

Быстро миновав второй этаж, майор вскоре оказался на третьем, там находились офицерские комнаты, офицерская столовая и канцелярия. Здание казарм состояло из нескольких корпусов и малых построек, окружавших довольно крупный внутренний двор, являвшийся плацом. В том корпусе, где сейчас находился Агриас, была канцелярия, а так же апартаменты командиров 1-го батальона. Однако, сейчас сюда собрались и все остальные командиры батальонов, а так же хозяйственные офицеры, не хватало только фельдкурата, который находился на своей гражданской квартире, следуя примеру полковника. Его оповестили по телефону, но его скорого приезда никто не ждал.

— Здравья желаю, господин майор! — Навстречу чейнджлингу вышло несколько грифонов в офицерской форме. Эти слова произнёс один из них — высокий и коренастый, с зелёными глазами и коричнево-бежевым оперением, в котором начинала просвечивать седина. Остальные явно признавали в нём негласного начальника. Все они отдали честь, Агриас в ответ отсалютовал.

— Здравья желаю, господа офицеры! — Твёрдо сказал он, напуская на себя значительности. Какое-то время они оценивающе смотрели друг на друга.

— Полковник предупредил о вас в последний момент. Отче Фогелькац явно не успеет с вами познакомиться. Так или иначе, нам с вами предстоит серьёзно поговорить. Вы теперь являетесь нашим коллегой, верно?

— Да, я так понял, что герр полковник назначил меня кем-то вроде второго начальника штаба.

— Второго начальника штаба? Хм-м... Это интересно. Пройдёмте же с нами. — Увлекал за собой майор. Компания прошлась по коридору, а потом втянулось в довольно крупное помещение, выполнявшее для офицеров роль "кают-кампании". Здесь никто не жил и не велось никаких дел, зато тут были диваны и стол для игры в карты. Когда офицеры расселись, Агриас сумел их разглядеть получше: помимо того майора, с которым он заговорил, было ещё двое, явно моложе первого, а так же начальник штаба и начальник хозяйственной части полка. Они начали знакомиться.

— Меня зовут Клаус фон Оствальд, я командир первого батальона. — начал пожилой майор. — Это Адриан фон Таубе, он же Адриано ди Коломбо, командир второго батальона, самый молодой из нас.

Фон Таубе встал с дивана, кивнул Оствальду и протянул Агриасу лапу в жесте традиционного грифонского приветствия. Чейнджлинг мог только подать ему своё копыто, которое пернатый неловко сжал в когтях и вскоре отпустил. Грифоны не могли улыбаться ртом, но могли улыбаться глазами, Таубе эта ситуация явно веселила, он будто бы светился изнутри.

— А это — Альберт фон Крамер, командующий третьего батальона. — Оствальд указал на ещё одного майора. Крамер был худощав и ростом не уступал только фон Таубе. Во всём его виде читалось что-то болезненное и хлипкое, но во взгляде грифона была видна твёрдость и флегматическое спокойствие. Он так же молча пожал копыто Агриасу, на сей раз заметно крепче сжав его, упорно делая вид, что это самая обычная грифонская лапа.

— Я Адлер фон Айзенкопф, начальник штаба полка. — Сходу протянул Агриасу лапу высокий и худощавый грифон в очках с круглыми линзами. Снова повторилась нелепая процедура с пожиманием копыта.

Представился и Конрад Цеткин, старший по логистике в полку. Именно с Цеткином и Айзенкопфом Агриасу предстояло работать. Командиры боевых частей по существу имели второстепенное значение, но с ними тоже нужно было наладить контакт. Познакомившись со всем полковым начальством (за исключением фельдурата).

— Ну что-ж, герр майор... — начал Оствальд после небольшой паузы. — Вы прибыли к нам из-за моря, что вы можете расскзать о...

Тут в дверях показался запыхавшийся посыльный:

— Ваши благородия! Отче фельдкурат приехал!

Агриас ясно заметил, что все грифоны едва заметно переменились в лице.

— Он трезв? — Более мрачным тоном спросил Айзенкопф. Солдат не ответил, но по его виду всё было вполне понятно. Его вскоре отпустили по своим делам, а настроение начавшегося было разговора изменилось в худшую сторону.

— Что случилось? — Робко спросил чейнджлинг, понимая, что влез этим вопросом на чужую территорию.

— Герр Фогелькац — очень одиозная и многогранная личность... — Начал было Фогелькац.

— Этот поп ревностнее служит бутылке шнапса, чем Арктурию! — Гневно перебил его Оствальд, явно недовольный тем, что ему не дали заговорить первым.

— Позвольте, герр майор. Нехорошо отзываться так о святом отце...

— Я буду отзываться о нём так, как считаю нужным, и вам, в силу своего возраста и опыта мне перечить не следует! Вы, южане, слишком набожны, эта набожность часто затмевает вам рассудок...

— Я герцландец в третьем поколении, герр Оствальд!! — Вскричал фон Таубе, вскакивая с дивана. Старый майор тоже вскочил, но между ними тут же вырос Крамер.

Обстановка накалялась, но вдруг в коридоре послышались нетвёрдые шаги и вскоре в дверном проёме появился среднего роста пожилой грифон в чёрной форме полкового фельдкурата. С первого взгляда он даже казался трезвым, да и спиртом он не пах.

— Господа... — проговорил Фогелькац, его голос звучал умиротворяюще, но вместе с тем в нём ясно читалось серьёзное опьянение. — Ваш конфликт не делает вам чести. Дуэли в нашей армии запрещены, так что вам лучше... помириться.

— И это говорит жрец бога войны. — Едко ввернул Оствальд.

— Да, это так. — продолжил фельдкурат, садясь в незанятое кресло и как бы не замечая колкости коллеги. — Арктурий — это бог войны, а не смертоубийства. А вам, господа, следует примириться, так как вы оба достойны служить Ему, а ссора между вами расстраивает Его.

Оба майора, было собравшиеся совсем разругаться, действительно успокоились. Агриас смотрел на это всё как на какой-то странный спектакль. Только что фон Таубе выглядел вполне положительно и даже несколько развязно, но как только была задета тема его происхождения — он тут же вскинулся, причём с такой решимостью и гневом, будто его задели за самое живое. Чейнджлинги обычно намного спокойнее выносили ругань и намного реже заставляли отвечать за слова. Единственное, что могло вызвать у них такую дикую ярость — это оскорбление матери. Подобные ругательства можно было услышать либо в самом жарком бою, либо в перепалке, вышедшей за всякие границы. После таких выражений обидчика сразу били копытом по морде, не вставая в позу и не выказывая излишних эмоций, по поводу услышанного. Тем временем, Фогелькац обратил внимание на него.

— О, к нам явился офицер из чейнджлингов… Вы — заблудший народ, далёкий от божественной благодати... Я как-то раз беседовал с офицером из чейнджлингской военной миссии... Да, вы действительно далеки от Богов... — Какое-то время фельдкурат просидел, вперив глаза в пол. Он хотел что-то сказать, но сколько не силился — не мог сформулировать мысли. Наконец, он встал и устало сказал:

— Что-ж, господа... Я устал и... — Грифон широко зевнул. — … сильно выпил, так что мне следует удалиться к себе в келью. Жду вас на заутренней молитве... Кстати, как справились мои подопечные в моё отсутствие?

Из комнаты раздалось несколько слабых одобрительных возгласов. Это вполне устроило священника, он удалился. Установилось молчание: грифоны сами испытывали противоречивые чувства, не говоря уже об Агриасе, который вообще не понимал, что требуется от него в данной ситуации.

— Герр майор, — наконец нарушил молчание Оствальд, — я вам не советую формировать на этой ситуации какое-то мнение. Честно сказать, мне даже стыдно перед вами за всё произошедшее.

— Ничего страшного. — едва выдавливая из себя слова проговорил перевёртыш. — Если к коллективу нужно будет привыкать — я привыкну. Мне не впервой.

— Не впервой? — оживился Айзенкопф, быстрее остальных вернувшийся в изначальную канву беседы.

— Да, не впервой. — начал Агриас, намереваясь сразу решить и все вопросы касательно своей предыстории. — Пришлось привыкать к службе в пехотной дивизии, которая квартировала на захолустном пограничье и состояла, соответственно, из кадров закалённых местной природой. Я же привык к тепличным условиям ульев, поэтому те погодные стала для меня большим испытанием. Так или иначе, мы успешно действовали против оленей во время кампании. Мы разбили много оленийских частей и даже взяли два города. Наш полк принял участие в триумфальном параде, а там были только самые отличившиеся части.

— Хм... Интересно. Мы ознакомлялись с ходом той "молниеносной войны", которую вы закончили не успев начать. Вы сражались в пехоте, а значит, воевали в Восточной Олении, так? — Подал голос Крамер, внимательно слушавший чейнджлинга.

— Да, наша дивизия стояла под началом генерала Ларинкса.

— Значит, вам не довелось участвовать в броске на Манти?

— Не довелось.

— Тогда чем образ ваших действий отличался от того, как действовали мы во время борьбы с республиканцами? Штурмовые группы для прорыва укреплений — наша задумка, организация артиллерии на группы различного назначения так же впервые была реализована Кайзерхеером. Что такого новаторского вы использовали? И победили бы вы, если бы ваш неприятель оказался бы хоть на толику сильнее?

— Мы применили моторазведку, авиацию и единый пулемёт, а так же миномёты и лёгкие полевые орудия. Наши подразделения были организованы более гибким образом и исходя из этого наши действия были более осмысленными и своевременными. Не хочу никого уязвить, но по убеждению нашего командования телефонный провод и радиоволна — это такое же оружие, как винтовка или орудие. Даже пехота в условиях новой войны способна действовать быстро и эффективно, побеждая неприятеля не лобовым натиском, но манёвром и огнём.

Крамер выслушал Агриаса и снова задумался. Остальные так же не нашли чем возразить. Эта ситуация была какой-то неправильной, разговор будто что-то сбило с панталыку.

— Кстати, а как вас зовут?

— Агриас цу Гардис.

— цу Гардис это фамилия?

— Нечто наподобие фамилии, но не фамилия.

— Ясно. Мне кажется, что вы уже узнали всё, что хотели.

— Вполне, герр Оствальд. Побудка у вас происходит в пять часов утра?

— Да.

— А ваши службы в подразделении обязательны?

— На бумаге обязательны, но на деле зачастую оказывается так, что фельдкурат отсутствует в части и мы не можем отпустить полноценную службу Арктурию, как это положено всем военным. На самом деле, поклонение этому богу обычно воспринимается не так критично и серьёзно, как остальным. Зачастую арктурианские священники больше видят себя офицерами, чем служителями церкви. Это толкает их на различное беспутство...

---

Разговор не разгорелся с новой силой и вскоре подошёл к концу. Дело было уже сильно к вечеру, так что офицеры попрощались с Агриасом и стали расходиться. К майору был приставлен денщик — молодой солдат по имени Карл. Он показал чейнджлингу полковую канцелярию, а потом отвёл к комнате, в которой перевёртышу предлагалось ночевать. К этой комнате прилагалась небольшая каморка, предназначенная для Карла. Это сильно напоминало устройство всяких дорогих отелей, в номерах которых часто можно было встретить маленькие комнатки для охраны или слуг. Карл в данном случае являлся слугой Агриаса, что его вовсе не радовало.

— Рядовой, а какие у вас в полку порядки? Я слышал, у вас много опытных солдат, а вы вовсе не похожи на ефрейтора. — Начал разговор чейнджлинг, садясь на стоящий в комнате стул, собиравшийся было скрыться в каморке остановился и с удивлением посмотрел на него.

— Всякие, господин офицер. — Уклончиво ответил грифон, с нетерпением ожидая разрешения скрыться с глаз своего начальника. Агриас посмотрел на него и понял, что от своего подчинённого каких-то подробностей он не узнает, по крайней мере сейчас.

— Ладно, я расспрошу вас позже. Но имейте ввиду, что мне вовсе не нравится ваше положение слуги, и я не намерен эксплуатировать вас как раба. Вы простой солдат, и мне бы хотелось знать, какие настроения и порядки ходят среди рядового и младшего состава полка. Вы поможете мне в этом?

— Помогу чем смогу, господин офицер. Разрешите идти на боковую?

— Идите.

Время до сна чейнджлинг провёл наедине с мыслями. Сегодняшний день вышел очень насыщенным, завтрашний обещал ещё больше. Агриас уснул раньше отбоя, а проснулся как раз вовремя, в пять утра. Первое, что он заметил — это то, что Карл уже бодрствовал, причём уже давно. Солдат был умыт, одет и в целом выглядел по форме.

— Когда у вас завтрак? — Спросил Агриас, продирая глаза.

— В девять утра, господин офицер. Сейчас начнётся развод, а потом заутреня.

— Понятно. Пока можете быть свободны, когда вы мне понадобитесь — я позову.

Денщик робко кивнул и тут же покинул комнату. Чейнджлинг же приступил к утренним процедурам.

Ночью в расположение приехал полковник, так что развод прошёл по всем правилам. Фон Цапфель официально представил Агриаса полку, что вызвало довольно смешанную реакцию у рядовых и младших офицеров. Почти все из них крайне смутно понимали, зачем тут нужен перевёртыш. Кое-кто даже окрестил цу Гардиса шпионом.

Сразу после развода началась утренняя служба. По всему городу разливался звон колоколов, созывающий прихожан, и солдаты в этом случае не были исключением. Агриас разумеется не участвовал во всём этом, но ему было очень интересно посмотреть на то, как грифоны молятся. На территории казарм находилась лишь небольшая часовня бога Арктурия, так что служба проходила под открытым небом. Агриас смотрел на это всё с некоторого расстояния, стараясь не обратить на себя лишних глаз.

Вот на кафедру взошёл Фогелькац. Выглядел он абсолютно трезвым, будто событий вчерашнего вечера не было в принципе. Перед его кафедрой был весь полк — сотни грифонов стояли в вертикальной позе, покорно склонив головы и держа в своих передних лапах свои головные уборы.

— Credo in Boreas, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae... — Нараспев произнёс Фогелькац. Окружающие часовню казарменные корпуса создавали странный, но захватывающий акустический эффект.

— Credo in Boreas, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae...  — Повторили за ним солдаты и офицеры. Звук сотен голосов сливался воедино и отталкивался от стен. Тем временем в ярко-голубом небе поднималось солнце. Его лучи золотили крышу часовни и оттеняли всё, что находилось под ней. Фельдкурат стоял за кафедрой в своём прежнем чёрном наряде, только с его плеч опускались полосы бело-золотой ткани, придававшие ему выделяющийся и возвышенный вид. Здесь и сейчас он находился на там, где должен был. Во время таких месс все быстро забывали все его пороки и грехи, так как святой отец действительно знал своё дело.

Агриас не мог отвести взгляда от творящегося действа, он раз за разом ловил себя на странной мысли, на мысли о том, что ему это нравится. Над всеми этими военными не возвышалось сводов кафедрального собора, им не играл орган и не пел хор; сам их род занятий, казалось бы, не располагал к религиозности, но они, тем не менее, относились к вере с искренним трепетом и глубоким уважением. Майоры, которые ещё вчера подшучивали над фельдкуратом, сейчас смиренно читали молитвы, склонив головы к земле.

Когда служба уже подходила к концу, чейнджлингский майор уже начинал понимать, что имеет дело с чем-то совершенно непривычным ему. Все те знания, которые успели ему вложить в Посольстве, сейчас казались мизером, каким-то бессовестным упрощением чего-то намного более сложного и великого...

Неожиданный приказ. Глава V: Вечер в усадьбе Сильберфедер.

Дорогая Агриннис, спешу обрадовать тебя и родителей. Со мной всё хорошо, служба идёт спокойно.
Сейчас я нахожусь в Гриффенхейме — городе, о котором очень сложно сказать что-то однозначное, так как плохое и хорошее сочетаются в этом месте в самых неожиданных пропорциях. Гриффенхейм очень большой и довольно старый город, ввиду своей работы я пока мало знаю его, но со временем это должно исправиться в лучшую сторону. Я не могу рассказывать тебе, в чём конкретно заключается моя задача, но могу заверить тебя, что в обиду меня здесь вряд-ли дадут. Мне довелось познакомиться со множеством достойных офицеров, они ценят своё слово и своё достоинство и мне не стыдно трудиться с ними бок о бок.
Народ этой земли пока мало мне понятен. Я могу сказать лишь то, что грифоны живут и думают очень противоречиво. Грифон может говорить одно, а делать другое, причём не из лицемерия, а из вполне искренних чувств. Самые набожные из них вполне могут возражать и спорить со своими священниками, самые благородные и честолюбивые могут быть уличены в нелицеприятных поступках, и это считается за норму. Их страна и их общество пытаются жить по старому, но воспринимать новое, стараясь никак не менять своей закоренелой системы. Сами они говорят, что это всё следствие "духовного кризиса", вызванного коллапсом Империи. Во что выльется этот кризис я судить не могу, но остаётся надеяться, что варварское братоубийство не возобновится с новыми силами.
Я мог бы рассказать тебе много интересного о своей работе, но это запрещено. Поэтому, мне остаётся только выразить надежду о том, что скоро увижу на своём столе твой ответ, а так же ответы моих достопочтенных родителей. Скучать мне некогда, хотя иногда очень хочется.

Твой брат Агриас.

---

С момента прибытия в полк прошло полторы недели. Обстановка в части была спокойной, можно сказать, даже слишком спокойной. Крупных учений не ожидалось, на выезды в поле можно было даже не надеяться. Агриасу всё это казалось непривычным, ведь служба в чейнджлингских частях была напряжённой и трудной, ни солдатам, ни офицерам было не продохнуть от учений и тренировок, все были начеку и постоянно к чему-то готовились. Даже в заштатном Сикарусе они держались в полном порядке, проводя максимум возможных мероприятий и поддерживая свои части в самой лучшей форме.

У грифонов же всё было намного легче. Солдатские упражнения состояли из строевой подготовки, стрельб и некоторых упражнений. В некоторые дни они бросали гранаты и ползали по-пластунски. На этом все их обязанности и направления деятельности заканчивались, и начиналось ничем не занятая пустота, немедленно заполняемая всяческой самодеятельностью, начиная от вполне легальных увольнительных и заканчивая всяческими махинациями, мало коррелирующими с уставными положениями. Офицеры в данном случае старались выдерживать баланс между строгостью и вынужденным попустительством. Иногда в полку прогоняли через строй какого-нибудь провинившегося солдата или ефрейтора, но на этом вся дисциплинарная взыскательность новых коллег Агриаса как правило кончалась.

Сам чейнджлинг при этом мало вмешивался в подобные дела, его служба в полку шла своим чередом. По факту, он был военным наблюдателем, и его задачей являлся сбор информации для своих соотечественников в Миссии. Но помимо этого у него появилось немало другой работы. У полка была собственная канцелярия, и от чейнджлинга требовалась проверка и коррекция документов, которые составлялись там. Полковник фон Цапфель при этом иногда давал ему собственные поручения, зачастую тоже имевшие бюрократический смысл. Знания Агриаса в военном деле были восприняты скептически, зато его дотошность и аккуратность в бумажных делах, по мнению грифонов присущая всем чейнджлингам, пришлась очень к месту.

Так или иначе, работы у майора было не так уж и много. Времени с лихвой хватало на сбор информации и написание отчётов. Его денщик, по имени Карл Эрстфедер, оказался очень полезен чейнджлингу. Он был из городских, поэтому имел относительно хорошее образование. Дружеского общения у них так и не сложилось, зато денщик помог чейнджлингу вникнуть во многие вещи, творящиеся в полку. Среди солдат о перевёртыше ходили всякие слухи, но Агриас твёрдо решил, что добьётся уважения рядового состава. Правда, в нынешней обстановке это было трудно сделать.

---

— Герр майор, как идёт ваша работа? — Пожилой чейнджлинг-оберст сел на один из двух стульев, стоявших в комнате майора. Он был одет в новенький китель и очки в тонкой оправе, Агриас не мог припомнить его, но это было и неудивительно.

— Всё хорошо, герр оберст, я собрал достаточно много информации и это далеко не всё из того, что ещё можно добыть.

— Да, ваши отчёты радуют подробностью. — похвалил Агриаса оберст, откидываясь на спинку стула. — Наверняка вам удалось установить положительные связи с командованием полка.

— Это так, они относятся ко мне вполне положительно. — Кивнул цу Гардис.

— Что-ж, — чейнджлинг сделал короткую паузу и машинально поправил свои очки, следующие его слова прозвучали почти шёпотом, — я зашёл к вам не без причины. Ваша работа осведомителя в данный конкретный момент может сослужить хорошую службу Её Величеству. Разведка получила обрывки информации, гласящие о том, что в среде грифонских военных что-то происходит, и ваш полковник если не замешан в этом, то скорее всего рано или поздно окажется замешан. Поэтому вам следует внимательнее отнестись к своей работе и оповестить нас обо всех подобных намёках. Помимо вас этим так же займутся и все остальные наблюдатели, так что вскоре мы получим кое-какую картину происходящего, а так же будем знать, как на это реагировать.

— Я сделаю всё, что будет в моих силах и полномочиях. — Агриас встал со своего стула и отдал оберсту салют. Тот кивнул, и тоже встал.

— Желаю вам твёрдости и терпения, герр майор. — Всё ещё негромко сказал он, надел свою фуражку и направился к выходу. Спустя пару минут, в комнату вошёл Карл.

— Здравья желаю, господин майор! — Отчеканил грифон, прикладывая свою переднюю лапу к голове.

— Здравья желаю. — с иронией в голосе повторил чейнджлинг. — Вы, насколько я помню, отпросились в увольнительный.

— Точно так, отпросился. Как видите, прибыл вовремя.

Агриас достал из потайного кармана часы: они показывали без пятнадцати минут полдень. Совсем недавно кончилась лекция организованная чейнджлингскими военными специалистами. Действо малоинтересное, майор фон Таубе сказал Агриасу, что точно то же самое чейнджлинги говорили им раз эдак пять или шесть. Он сравнил подобные лекции с издевательским предложением бескрылому калеке взять и полететь.

— Действительно. Вы прибыли вовремя, как обещали. Вам удалось уладить свои дела?

— Да, удалось. Если бы не вы, я бы и не знал что делать...

— Мы сейчас живём по довольно таки вольному распорядку, да и вы мне не особенно нужны как денщик. Если бы мы были в другой ситуации, я бы вас так не отпустил. Кстати, а почему у вас тут всё так мягко? Я слышал, что в Кайзерхеере расстрелы и виселицы — нормальное дело.

— Это так, господин майор, но полк полку рознь. — карл прошёл вглубь комнаты и встал у стула, на котором только что сидел полковник. — Вы слышали наверняка, что армейская система у нас только наполовину призывная. Если солдат захочет — он может остаться в армии и служить дальше.
Есть полки, где таких солдат большинство. Один из этих полков — наш.

— Да-а... — задумался Агриас. — Герр фон Цапфель говорил мне об этом, о высоком числе старослужащих. Но разве это что-то меняет? В нашей армии есть целые дивизии собранные из солдат второго срока службы, и там к личному составу относятся ещё строже, чем в обычных частях.

— Меняет, господин майор. Для старого солдата офицер уже не так много значит. Как бы вам объяснить...

— Это известно, у ефрейтора дисциплинарный стержень не так твёрд, но разве это не повод относиться к нему с большей строгостью, чтобы он не зазнавался?

— У нас это не так работает... — Снова запнулся Эрстфедер.

— Выходит, офицерам приходится идти уступки солдатам? — С возмущённым недоумением спросил чейнджлинг.

— Не то чтобы на уступки, но всё же вступать в подобие договора. — наконец завершил мысль денщик. — Те, кто слишком жёстко относился к своим солдатам платили за это собственной кровью. Во время Революции яростнее всех бунтовали те части, в которых была самые злостные наказания. Наш полк хорошо показывал себя на последних учениях.

— Странно это всё. Как полк может хорошо действовать, если в полку нет железного порядка?

— Железный порядок нужен на войне либо на манёврах. А сейчас у нас мир и манёвров не предвидится. В полку почти нет новичков, некого муштровать и обучать. Все тут знают своё место и своё дело, и никто не зайдёт дальше, чем ему положено.

— Хотелось бы в это верить. — Задумчиво сказал Агриас. Он просидел тут слишком долго, нужно было возвращаться к работе.

На подходе к канцелярии чейнджлинг встретил Клауса Брауна, полковничьего денщика. Тот передал ему предложение зайти в кабинет фон Цапфеля к трём часам дня. Эта просьба сейчас значила совсем немного, до трёх часов ещё было более чем достаточно времени. Чейнджлинг занял своё место, там уже была порядочная кипа документов. Не могло не удручать, что боевому офицеру было приказано перекладывать бумажки и писать отчёты. В такие моменты ему хотелось, чтобы уже поскорее началась какая-нибудь война и у него появилась возможность заняться тем, что он умеет. Эта мысль напрашивалась сама собой, но не очень нравилась офицеру. Когда они маршировали по Хьортланду, многие уже тогда поняли, что их маршу не суждено кончиться на улицах оленийской столицы. И если те многие были правы, то и Герцланду рано или поздно предстояло поддержать чейнджлингскую страну в этом самом марше. Однако, в самом Герцланде об этом ничего не говорило. Если на улицах какого-нибудь Вракса или Везалиполиса реяли знамёна, а свисающие со стен рупора не умолкая транслировали пламенные речи и бравурную музыку, то в Гриффенхейме всё было спокойно. Здесь будто бы никто ни к чему не готовился и никто ничего не ждал. Всё жило своей размеренной жизнью, даже слишком размеренной для такого крупного индустриального города.

За окном канцелярии звучало пение птиц, а шторы колыхались от дуновений лёгкого летнего ветра. Вот раздалась отрывистая команда, за ней последовал треск ружейного залпа. Пение сорвалось в обеспокоенный гвалт, и тени десятков крыльев пронеслись по окнам. Чейнджлинг отодвинул занавеску и посмотрел вниз: там проходили стрельбы, ружейная и пулемётная пальба стали единственными громкими звуками на более чем два часа. "Они отрабатывают только меткость." — С досадой подумал Агриас, задёргивая штору и возвращаясь к работе.

Время шло, подходили и те заветные три часа, на которые была намечена встреча. цу Гардис расправился со всей работой намного быстрее, чем планировал. Его охватила скука, поэтому он решил понаблюдать за большим внутренним двором, на котором упражнялись солдаты Кронского полка. Майор даже засмотрелся на это зрелище, поэтому когда его окликнул довольно резкий голос старого денщика Брауна, цу Гардис даже немного вздрогнул.

Кабинет полковника фон Цапфеля разительно отличался от его домашних покоев. Здесь не было ничего лишнего, только дубовый стол-бюро, большой шкаф, несколько стульев и бюстовые портреты Гровера IV и Гровера V, висящие на противоположных стенах и смотрящие друг на друга с властной претенциозностью. Когда Агриас вошёл, Гельмут был занят письмом.

— О, вы явились. — произнёс он, деловито посыпая лист бумаги песком, чтобы чернила засохли. Когда с этой процедурой было покончено, грифон встал из-за стола и отдал честь. Агриас в свою очередь отсалютовал.

— Прибыл по вашей просьбе, герр полковник.

— Хорошо, присаживайтесь. — Фон Цапфель показал чейнджлингу стул. Это было не так обычно, ведь если бы ему дали бы какое-нибудь поручение, то присесть ему бы никто не предложил. Так или иначе, майор не стал ничего выяснять, а решил просто выслушать своего начальника.

— Не буду заходить издалека. Я хочу вам кое-что предложить. Дело в том, что у моего отличного товарища и коллеги сегодня собирается серьёзный вечер. Будет много офицеров и генералов, даже кое-кто из вашего посольства изъявил желание поприсутствовать там. Я ни в коем случае не требую от вас чего-либо, но всё же хочу вам предложить показаться на этом вечере.

— Герр полковник, а в честь чего устраивается такое празднество? — С некоторым скепсисом спросил чейнджлинг.

— У его двоюродного племянника родился сын. — Спокойно и как бы походя ответил фон Цапфель.

Агриас не стал ничего спрашивать, а полковник в свою очередь не стал ничего доказывать. Весь их немой диалог заключался всего в двух фразах: "Почему?" и "Почему бы и нет?".

— Хорошо. Я, пожалуй, посещу это собрание. — Согласился Агриас после короткой паузы. Думал он недолго, давешняя "просьба" оберста сейчас могла быть выполнена с лихвой. Неспроста ведь туда собираются генералы, может быть они будут что-нибудь там обсуждать? Агриас мало был похож на шпиона, но его нынешнее положение не оставляло иного выбора. Он попытается кого-нибудь подслушать или что-нибудь подсмотреть. Ему в этом наверняка помогли бы навыки знаменитой чейнджлингской мимикрии, только вот их у него не было, так как ему им не научили. Ну и разумеется, побывать на настоящем грифонском балу хотелось всякому, кто когда-либо читал грифонские романы и поэмы, а Агриас читал их и читал в своё время взахлёб.

— Как-то вы быстро согласились. Не стоит ли за этим какой-то особенной причины?

Агриас ответил не сразу, полковник видимо уже что-то подозревал. Так или иначе, это было не очень важно.

— Нет, герр полковник. Работы у меня очень мало, да и работа эта, прямо скажем... скорее показательная и не имеющая большой важности. Если все офицеры полка периодически покидают расположение, то зачем мне строить из себя автомата?

— Разумное замечание, герр майор. — с едва заметным лукавством похвалил чейнджлинга фон Цапфель. — Ладно, разрешаю удалиться. Мы выдвинемся где-то в пять вечера. Можете воспринимать это как свой первый увольнительный в нашей части. Пока можете разобраться со своими делами, времени достаточно.

Агриас кивнул полковнику и встал из-за стола, но уходить не собирался:

— Герр полковник, разрешите у вас спросить кое-что?

— Я слушаю. — Фон Цапфель сложил передние лапы домиком и внимательно воззрился на перевёртыша.

— Мой денщик рассказал мне много нюансов касательно полковых традиций, про какие-то "договора" с офицерами и всякое подобное. Мне это очень странно, хочу воспользоваться случаем и спросить у вас.

— Ну, это серьёзная тема для беседы. — вздохнул фон Цапфель. — Ваш денщик прав в этих случаях, а я говорил вам, что вам следует учить "войне, а не жизни". Сейчас у нас жизнь, на учениях мы изображаем нечто вроде войны, так что вам пока придётся терпеливо ждать, а уж я вам потом дам предостаточно шансов проявить себя.

— Всё это спокойствие и разнузданность может повредить моему чейнджлингскому военному духу. — Прямо и спокойно признался Агриас.

— О-хо-хо! — рассмеялся фон Цапфель, откидываясь на спинку стула. — Герр майор, и у кого тогда военный дух сильнее, если вам его приходится постоянно поддерживать, а у нас в этом нет необходимости? Неужели в королевской армии если солдат не гонять по полю хоть пару дней, они сразу превратятся в деревенщин-свинопасов, которые приклад от мушки отличить не могут? Ну вы конечно даёте, герр майор. Мы уж тут думали, что вы никаких духов не признаёте и уважаете только ratio. Теперь оказывается, что для вас нет иного духа кроме военного.

— Выходит так. — Ответил Агриас, и покинул кабинет, оставив Гельмута в сильно приподнятом настроении.

---

Пять часов настало довольно скоро. Это время чейнджлинг откровенно проскучал у себя в комнате, пока Эрстфедер снова где-то ошивался. Спать не хотелось, есть тоже, вся работа была выполнена, а единственный постоянный собеседник куда-то смылся; не пришлось бы ему за него отвечать...

Долго ли, коротко ли, но пора было выходить. Агриас выписал из посольства пару комплектов сменной формы, поэтому сейчас одел самый свежий и наглаженный из них. Вид у него был вполне презентабельный, пусть и по чейнджлингским меркам. Грифоны считали перевёртышей уродливыми и карликами, говорящими на странном и грубом диалекте их языка, поэтому на какое-то впечатление майор мог не надеяться.

Агриас встретился с фон Цапфелем, фон Оствальдом и фон Таубе в "кают-кампании". Крамер и Цеткин остались в расположении по собственному желанию, Айзенкопф же должен был остаться как заместитель полковника. Фогелькац же был совсем не против поехать на вечер, но не мог, так как совсем недавно вернулся в полк из отлучки и должен был разгрести несколько накопившихся проблем.

— Я вижу, герр майор отправляется с нами. — Весело проговорил фон Таубе, любивший все подобные мероприятия, в особенности из-за обильного присутствия на них слабого пола.

— Да, герр майор, я слышал, что там будут мои соотечественники. — Ответил Агриас.

— А у вас, чейнджлингов, бывает что-то наподобие балов?

— Да-а... Бывают. В нашем училище они были регулярным делом, я даже как-то раз танцевал вальс.

— И каково?

— Бросьте топор в воду и посмотрите как он поплывёт. Вот примерно так я и танцевал грифонские танцы.

Все присутствующие позволили себе посмеяться над тем, что сказал чейнджлинг.

— А есть у вас какие-нибудь собственные танцы? — Поинтересовался фон Оствальд.

— Есть конечно, только они очень простые. Два притопа, три прихлопа — вот и все наши танцы. После пары рюмок, да под губную гармонику это всё и танцуется. Если компания хорошая — то очень хорошо получается танцевать, аж пол трещит.

— Это, насколько я знаю, у всех копытных народов. Когда я был в Аквелии, местные пони примерно так же и танцевали. — С неожиданной серьёзностью сказал фон Таубе.

Компания офицеров покинула здание казарм и вышла на улицу, где им уже было подано две роскошных машины с открытым верхом. В первую сели фон Цапфель и Оствальд, во вторую — фон Таубе и Агриас.

— Ездить по местным улицам то ещё занятие. Никакого порядка. — Сказал чейнджлинг грифону, когда оба автомобиля тронулись.

— Известное дело, но все богачи скорее будут опаздывать, чем искать какие-нибудь другие пути.

— Насколько я понял, грифоны вообще не отличаются пунктуальностью.

— По крайней мере те, кто может себе это позволить. — Хмыкнул Адриан.

Дорога оказалась на удачу незагруженной, поэтому небольшой кортеж вскоре покинул городскую черту. Это была не та дорога, по которой Агриас въехал в город, но проходила она примерно там же — в районах, где концентрировалась большая часть загородных домов, где жили самые богатые грифоны города. Гриффенхейм рос благодаря крестьянам, которые постоянным потоком текли в столицу и другие города за лучшей жизнью. Примерно так же поступали и дворяне, многие из которых испытывали постоянные трудности с финансами и находились от клюва до кончика хвоста в долгах. Им приходилось продавать свои семейные поместья и покупать куда более скромные участки в окрестностях городов. Кто-то разорился с концами, кто-то стал заниматься гешефтмахерством и стал больше походить на бюргера, были и те, кто ещё держался за старые имения, стараясь сохранить своё достоинство. К такой категории принадлежал Гельмут фон Цапфель и Клаус фон Оствальд, у фон Таубе же от дворянского статуса осталась только приставка "фон" и родовая шпага. Из имущества же у него была достаточно скромная квартира в западных районах Столицы. "Мои почтенные предки едва держались в однодворках, я же скатился до одноквартирника." — Так он иронически отзывался о своём нынешнем положении.

Путь по пригородам был недолгим, они миновали несколько участков перед тем как оказаться у ворот большого и роскошного здания. В наступавших сумерках оно светилось высокими окнами и дополнительной иллюминацией. В окнах мелькали силуэты многочисленных грифонов в парадной одежде. Офицеры 4-го полка так же были в полном облачении: кепи, серо-бурые кители с золотыми пуговицами, галифе с лампасами, начищенные "чехлы для ног", которые грифоны называли словом "сапоги".

К машинам подошёл один из слуг, с целью удостоверить личности прибывших. Вскоре офицеры уже входили за ворота, каждый шаг грифонов отдавался гремел висящими у них на боку шпагами. Агриас потом замечал, что почти у всех присутствовавших здесь военных было при себе это старомодное и элегантное оружие.

На входе в дом их поприветствовали швейцары, предложив принять их головные уборы, грифоны отдали свои кепи сразу, а Агриасу не очень хотелось этого делать, но пришлось, только чтобы никто не смутился. Помимо них в прихожей находился алмазный пёс, являвшийся одним из офицеров дворцовой гвардии. Несмотря на то, что по форме им всем было положено носить одежды 8-го века, этот господин был в гражданском костюме, пусть и весьма ему подходившем.

— Grützi, герр Вольф. — Поздоровался с ним фон Цапфель, протягивая лапу. Пёс казался выше его на голову из-за своей вертикальной стойки.

— Рад вас видеть здесь. — Кивнул он, принимая приветствие.

— Я так понял, ваши товарищи из гвардии ещё не явились?

— И вряд-ли явятся. Честно сказать, я не знаю зачем мне тут находиться. — С тоской и раздражением сказал офицер. Агриасу его слова показались едва понятной тарабарщиной.

— Как минимум, вы можете хорошо поесть и выпить. — Попытался ободрить его полковник.

— У нас в гвардии кое-кто только и делает, что жрёт и обпивается. Для этого, знаете ли, в гвардию и идут. — Ещё мрачнее ответил ему Вольф, давая понять что говорить с ним сейчас смысла мало.

Грифон понял настроение собеседника, уважительно ему кивнул и пошёл дальше, в главную залу. Особняк Сильберфедер, куда они прибыли, был построен ещё в годы правления Гровера IV-го, поэтому вид его практически полностью соответствовал той уже поседевшей эпохе. Кое-что правда уже потускнело от времени, некоторые вещи хозяевам пришлось продать либо переделать. Хозяин этого особняка, тот самый счастливец, у родственника которого родился сын, был несомненно богат, но богатство его медленно, но верно заканчивалось. Вместе с состоянием меркла и красота роскошного дома, которым он владел.

Четверо военных преодолели небольшой коридор, в котором им так же повстречались различные приглашённые особы. Фон Цапфель знал их всех практически поголовно. Ему попадались знакомые офицеры, их жёны, дети либо родственники. Его приход быстро стал достоянием общественности и явно был воспринят положительно. фон Цапфелю раз за разом протягивали лапы, он же не обделял приветствующих вниманием. В местном высшем обществе пожилой полковник плавал как рыба в воде, у него здесь практически не было недоброжелателей.

Агриас за всё это время ни разу не почувствовал запаха табачного дыма. Никто не курил в помещении, а ведь если бы данный вечер проводился какими-нибудь чейнджлингскими корпоративными воротилами, то к потолку бы уже взвилось огромное ядовитое облако... Поведение собравшихся гостей было учтивым и почтительным, в отличие от пошлого и фамильярного тона, который его богатые соотечественники переняли от своих эквестрийских коллег. Всё вокруг казалось благородным и возвышенным, чем-то большим чем очередная офицерская попойка или вечер в закрытом салоне. Они вошли в главную залу, где находилась большая часть гостей. Военные в серо-бурых с золотым мундирах и какое-то количество по-светски одетых господ, а так же дамы в длинных белых платьях. Всё это общество сейчас разошлось в разные концы помещения и ожидало торжественного выступления хозяина вечера, после которого должны были начаться танцы.

Группа распалась: фон Цапфель и фон Оствальд ушли искать приехавшую сюда близкую родню. Фон Таубе и Агриас же остались вместе, так как обоим этого делать было не нужно. У Адриана из родных осталась только сильно больная мать, находившаяся на содержании у его дальних родственников. Майор очень сильно жалел, что не мог сам заботиться о ней из-за своей постоянной занятости и малого состояния.

— Знаете, герр майор. Мои коллеги конечно достойные офицеры, но ни я их не пойму, ни они не поймут меня. — пространно протянул он, осматривая весь блеск, окружавший его сейчас. Какое-то время он напоминал хмурую тучу, но его мрачность быстро прошла, когда его взгляд упал на присутствующих здесь дам. — Впрочем, это не так уж и важно. — Уже более задорно прибавил Адриан, решительно направляясь к своей новой цели.

Теперь, чейнджлингу оставалось лишь найти своих полумифических "соотечественников", которые должны были прибыть сюда. Он потерянно слонялся по залу, ловя на себе удивлённые и даже презрительные взгляды. Действительно, по сравнению с высокими и элегантными грифонами он выглядел как настоящий гадкий утёнок, вызывающий у окружающих чисто подсознательное отторжение. Это мало волновало Агриаса, он предпочитал больше смотреть и слушать, чем думать о чём-то подобном. Он обнаружил, что здесь говорили далеко не на одном языке. Чейнджлинг видел, как один дворянин общался с другим на аквелийском, а другой отвечал ему на феатисском наречии. Аквелиец выглядел хоть и вполне нарядно, но его поза, интонация и выражение лица были прямо нищенскими, он будто что-то выпрашивал у феатисца, как какой-нибудь бродяга выпрашивает монетку у проходящего мимо богача.

Как оказалось, таких дворян здесь было много. Кто-то ходил в гражданском, кто-то в полувоенном, кто-то говорил на герцландском, а кто-то предпочитал свой собственный язык. Аквелийцы, вингбардийцы, прайвенцы, волькештурмцы — благородные беженцы от революций и гражданских войн, нашедшие своё пристанище в последней мирной гавани, и теперь подобно теням рыскающие повсюду в поисках милости и денег, которые им так было противно зарабатывать самим. Скорбные призраки прошлого, иначе их было трудно назвать.

Вот Агриас увидел нескольких генералов. Они что-то обсуждали между собой, но рядом с ними присутствовал ещё один высокопоставленный офицер в мундире бордово-бурого цвета. Ещё один изгнанник, на этот раз военный. Чейнджлинг видел лихорадку в его глазах, тщательно скрываемую болезненную страсть, которую он пытался выразить собеседникам, но те слушали его вполуха, обсуждая какие-то собственные проблемы. Наконец, когда аквелиец стал совсем настырным, от компании герцландцев отделился генерал, чьи перья были ярко белыми, а глаза красновато-коричневыми. Он выслушал речь аквелийца с видом глубокого понимания, затем горячо пожал ему лапу и даже немного приобнял, но вместе с этим как бы дал понять, что разговор с ним окончен и больше приставать не стоит. Аквелийский генерал кивнул и поплёлся восвояси.

Тут к генералам подошёл чейнджлинг, в котором Агриас сразу же узнал Транкса. Его встретили тепло, можно сказать даже радостно. Видно было, что он тут вовсе не в первый раз и хорошо знает очень многих пришедших сюда. Тут Транкс заметил его.

— О, герр майор здесь. Не ожидал тут увидеть кого-то из наших. Идите сюда, не стесняйтесь, заведёте парочку хороших знакомств. — Произнёс чейнджлингский генерал, широко улыбаясь. И Агриас пошёл к ним. Ему не очень хотелось связываться с кем-то главным, но присутствие соотечественника его обнадёживало. Генералов было четверо, причём двое из них явно имели звания повыше генеральских. Больше всего внимания привлекал грифон-альбинос. Он держался в компании с большой вежливостью и участием, это напускало на него загадочности, ведь за такой маской могло скрываться всё что угодно.

— Здравствуйте, господа. — Произнёс цу Гардис, делая поклон.

— Здравствуйте. Это вас назначили в четвёртый полк? — Спросил один из генералов.

— Да, меня. Я майор Агриас цу Гардис, прибыл с полковником фон Цапфелем.

— Я генерал-лейтенант фон Кирхе, командир вашей бригады. Рад знакомству.

— Взаимно, герр генерал-лейтенант. — Снова поклонился Агриас. Фон Кирхе протянул ему лапу.

Остальные смотрели на всё это с иронией и даже каким-то странным умилением. Альбинос что-то вполголоса сказал одному из маршалов, тот важно закивал и что-то шепнул в ответ.

— Герр майор, я так понимаю, что вы прибыли сюда поужинать. — Спросил генерал-альбинос, ехидно прищурившись.

— Если будет гуляш — я отужинаю. — С нарочитой наивностью ответил чейнджлинг. Вся компания негромко рассмеялась.

— А ваш полковник — хороший грифон. — заметил белопёрый. — Я сегодня буду танцевать с его племянницей.

— Смелое заявление, герр Моргенклау. — Заявил фельдмаршал, с которым они только что перешёптывались.

— Смелость мне к лицу, герр Бронцшванц. Вы-то наверняка весь вечер просидите за картами. — Парировал Моргенклау, ничем тем не менее не задев маршала.

— Не те годы, герр Моргенклау, не те годы... Когда-то я сам вальсировал, теперь вальсируют мои сыновья. Время не знает жалости, знаете ли.

— Это так.

— Господа, вы заговорились. Скоро всё начнётся. — Подал голос второй маршал.

— Ну, герр Эбонфлюг, первый круг валься я уж обязан оттанцевать! — Живо и даже радостно воскликнул Бронцшванц.

Началось что-то вроде суматохи. Дамы искали кавалеров, а кавалеры дам. Все пары были составлены заранее, но кто-то не явился на вечер, что вызвало быстро уладившийся переполох. Агриас отошёл в тень нависающей над залой галереи и нашёл там довольно удобное креслице. Отсюда было очень хорошо наблюдать за всем происходящим. Он заметил полковника, его сопровождала жена, племянница и сын в военной форме, продолжатель фамильной традиции. Фон Оствальд тоже был с семьёй, но его сын и дочь уже разошлись к своим партнёром, сам же майор, видимо, собирался танцевать со своей женой. Фон Таубе же был молод, неженат и очень доволен этим. Подобные вечера расстраивали его обилием всяческих богачей, зато сильно радовали числом их хорошеньких дочерей и племянниц. Разумеется, он соблюдал многочисленные приличия и даже не мыслил о чём-то зазорном, но молодые грифины всегда окружали его, хотел он этого или нет. Обычно Адриан танцевал с теми из девушек, кавалеры которых не явились на вечер. Заранее выбирать себе пару он совсем не торопился, потому что ценил свою "свободу". Разумеется на это смотрели очень косо, когда фон Оствальд назвал его "южанином", он точно имел ввиду не только одно лишь происхождение...

— Дамы и господа! — на галерее второго этажа появился пожилой грифон, в генеральском мундире с множеством наград. Все обернулись на него, послышались редкие приветственные хлопки. Обратив на себя внимание, хозяин вечера продолжил. — Поздравляю вас всех с рождением моего двоюродного внука! Можно было бы много сказать об этом замечательном событии, но я не хочу разглагольствовать. — Старый генерал повернулся в сторону, где находился оркестр и скомандовал: "Музыку!"

Заиграл вальс. Плавные, тихие мотивы постепенно становились всё громче и громче, по мере того как пары выходили на танец. Это был один из известных грифонских вальсов, знаменитый "Голубой Гряйфкёниг", написанный ещё при Гровере IV и завоевавший огромную популярность во всём мире. Прошло немного времени и зал превратился в безудержный калейдоскоп светлых и тёмных фигур, кружившихся, казалось бы, без всякого ритма и порядка. "Так вот как это должно было выглядеть." — Думал чейнджлинг, со злорадной горестью вспоминая свои собственные потуги научиться подобному.

— Лучшая часть всего действа. — Агриас внезапно услышал рядом с собой голос Транкса. Разумеется, он тоже не танцевал. Где-то в углу сидел и достопамятный господин Вольф. Раньше все балы начинались с "Грифийского шествия" — танца, в котором обязаны были участвовать все, вне зависимости от их желания. Однако, времена изменились, и от "Грифийского шествия" пришлось отказаться.

— Я полагаю, вы тут неспроста. — Осторожно и вполголоса отозвался майор.

— Как и вы, как и многие другие военные. Они хорошо хранят свои секреты. Говорите по чести, вы хотите раздобыть здесь за информацией?

— Да, вы сами мне приказали, разве нет?

— Я? Приказал? — Транкс фыркнул. — Я такого не приказывал, возможно вы что-то перепутали.

— Ко мне приходил какой-то оберст из Миссии.

— Так он ничего не приказывал, он просто решил вас проведать. — В голосе Транкса зазвучало удивление и насмешка.

— Значит, я приехал сюда зря...

— Почему зря? Наслаждайтесь происходящим. Служба от вас никуда не денется. Оставьте подглядывание и подслушивание агентам Службы, их в Гриффенхейме итак на пару дивизий наберётся. Вы ведь честный офицер, не так ли?

— Всё так.

— Ну вот и хорошо...

Вальс сменился на другой танец, следуя традиционному бальному расписанию. Самые пожилые, или просто те, кто не очень умел или хотел ушли к карточным и бильярдным столам. Кто-то остался понаблюдать за теми, у кого ещё было достаточно сил.

---

Фон Цапфель, несмотря на свой возраст, всё же смог продержаться до ужина. За это время публика успела пройти шесть танцев, каждый из который становился всё сложнее и быстрее. Так или иначе, когда гости стали проходить в столовую, полковник скорее чувствовал себя помолодевшим, чем уставшим.

Ужин был роскошен: старик Сильберфедер до сих пор содержал шефа-аквелийца и, наверное, был готов продать своё последнее пальто и заложить всю свою собственность лишь бы продолжать пользоваться его услугами. И причины этой готовности сейчас были ясно видны на столе, ожидая своей незавидной участи.

— Господин полковник! — Фон Цапфель обернулся и увидел разгорячённого и повеселевшего Моргенклау, рядом с ним стояла его племянница, Лиза.

— О, господин генерал. Здравствуйте, простите что не заметил вас раньше. — Учтиво произнёс Гельмут, они вскоре обменялись лапопожатиями.

— В этом вовсе нет никакой проблемы, герр Цапфель. Благодарю за вашу милость, фройляйн Лиза танцует более чем достойно.

— Как поживает ваша жена, герр Моргенклау? — Как бы невзначай спросил полковник.

— Бедняжка опять подхватила простуду вовремя полёта. Я предупреждал её не забираться слишком высоко, но мои предупреждения оказались бессмысленны... — Грустно сказал Фердинанд, трудно было понять насколько эта грусть искренна.

— Пожелайте ей крепкого здоровья от моего имени. Не желаете ли отужинать?

— С радостью отужинаю, очень уж я проголодался...

Генерал-лейтенат оставил полковника со своей племянницей. Фон Цапфель проводил его длинным многозначительным взглядом.

— Лиза, что ты думаешь о нём? — Спросил Гельмут молодую грифину.

— Герр Фердинанд совсем не простой грифон, дядя. Мне кажется, он меня пугает. Не из-за того, что он альбинос.

— А из-за чего же? — Насторожившись поинтересовался полковник.

— В нём будто что-то горит, дядя. Что-то вроде чахотки или лихорадки, только незаметное для чужих глаз. Больше я и не подумаю с ним танцевать. Вы ведь знаете, что случилось с его прошлыми жёнами? Это неспроста, это какой-то рок.

Гельмут серьёзно покачал головой. Слова племянницы действительно были правдивы. Он довольно часто пересекался с Моргенклау, порой чаще чем хотелось. Этот генерал был очень странного характера. Почти все его знакомые, даже друзья, признавали, это. В его глазах действительно было что-то от Маара...

Блюда и сервировка были довольно таки обычными для подобных случаев. В Герцланде уже давно прошла мода на какие-то кулинарные излишества, аристократия и все остальные теперь питались примерно одним и тем же, разница была только в качестве приготовления. Гуляши, мясные супы, салаты, вина и различные сорта пива, кое-где попадалась даже пресловутая "содовая вода", но она совсем не пользовалась популярностью.

Ужин длился дольше часа. В основном потому, что за столом больше беседовали и переводили дух, чем ели. Даже те, кто был больше сосредоточен на еде, как правило не решались встать из-за стола раньше остальных. За ужином обсуждали в основном обсуждали различные новости, причём различные события государственного масштаба часто чередовались с различными мелочами вроде свадеб, смотрин, супружеских измен и всяческих сплетен. Иногда звучали грубоватые военные анекдоты, иногда какой-нибудь офицер начинал сокрушаться о том дурацком подвешенном состоянии, в котором находилась их армия, но положительный тон гостей и обилие различных яств как правило быстро заставляли их забыть о подобных проблемах, по крайней мере на время этого блистательного вечера.

Наконец все подкрепились, и началась вторая часть бала. На этот раз танцевали только самые молодые и умелые, остальные же ушли за карточные столы либо на улицу, чтобы немного проветриться в кленовых аллеях усадьбы. Фон Цапфель встал из-за стола сытым и довольным, но танцевать он уже не собирался. Майор Оствальд удалился к бильярдному столу уже после двух танцев, фон Таубе ещё был полон сил, Агриас где-то слонялся. Гельмуту показалось, что в зале стало как-то душно, поэтому он решил выйти наружу.

В прихожей его снова встретил Вольф. Казалось бы, он простоял тут всё это время, но это, разумеется, было не так.

— Герр фон Цапфель, я хочу вам предложить кое-что. — Проговорил пёс, на этот раз в его словах не было скуки, скорее какое-то заговорщичество.

— Что же, герр Вольф?

— Вас ждут в парковой беседке. Нужно кое-что обсудить. Кое-что очень важное.

Полковник оглянулся: швейцаров нигде не было, видимо они отдыхали.

— Вы не находите это странным? — Прищурился Гельмут, глядя на Вольфа снизу вверх.

— Мне известны вещи и постраннее. — уклончиво ответил гвардеец. — А вам всё-таки лучше поспешить.

— А кто меня ждёт?

— Среди них есть господа фельдмаршалы, а они не любят ждать подолгу.

Грифон какое-то время простоял в прихожей, глядя то на Вольфа, то на выход из особняка. Идти или нет? А вдруг Вольф действительно говорит серьёзные вещи? Гельмут знал его, причём знал неплохо, по поступкам. Вольф не станет болтать впустую, к нему можно прислушаться.

— Надеюсь, это не какой-нибудь розыгрыш. — Бросил фон Цапфель, выходя на улицу.

Усадьба Сильберфедер не отличалась большими размерами, но в ней всё же находился небольшой парк, с аллеями, прудом и единственной беседкой, на крыше которой, как на фронтоне древнего храма было вырезано: "Храм уединённого размышления". Именно в этот храм полковник и направился.

На Гриффенхейм тем временем опустилась ночь. Свет редких, но ярких электрических фонарей создавал сумрачные очертания парка, придавая ему таинственности и нагоняя жути. Однако, для грифона этого света хватало. Он видел в этой темноте очень хорошо, даже кромешная полночь для детей Борея была чем-то вроде закатных сумерек.

Полковника уже ждали. В тени беседки ярко мелькал огонёк папиросы, так же Гельмут чётко различал три силуэта, сидевших за столом и один силуэт стоящий в стороне, именно он курил. Фон Цапфель приблизился и зашёл внутрь.

— Здравствуйте, господин полковник. Присаживайтесь. — Грифон узнал голос Бронцшванца. Рядом с ним сидели Эбонфлюг и Кирхе. Курильщиком оказался Моргенклау.

— Вольф сказал, что вы собираетесь обсудить тут что-то очень серьёзное.

— Да, собираемся. Для Вольфа это особенно серьёзно, так как сложившаяся ситуация вот-вот сильно затронет Бронцберг. А пока что, нам следует начать издалека: вы хорошо осведомлены о происходящем в Сейме?

— Конечно, я знаю о его заседаниях и их результатах — тишь да гладь.

— А о закрытых заседаниях вам известно, герр полковник? — Зловещая тень Моргенклау повернулась к столу.

— Нет, а что такого на них творится? — Спросил Гельмут, чётко понимая, что он не хочет узнать ответа на вопрос.

— А вот что. — Моргенклау достал из кармана небольшую пачку писем, оттуда же он достал и миниатюрный фонарик, чтобы фон Цапфель не ломал глаза в полуночных потёмках. — Прочтите.

Полковник очень нехотя начал читать документы. С каждое прочтённое письмо, казалось, поднимало градус накала всё выше. Гельмут не смог прочесть их все.

— Значит... Война? — спросил он своих собеседников, понимая, что они скажут но не желая этого всеми фибрами души. — Выходит, им наконец надоело играть в кошки-мышки? Это ведь... Предательство...

— Да. — Сухо и холодно ответил Бронцшванц, силуэт Эбонфлюга молча кивнул.

— Воинские части по прямому приказу Архонта войдут в Гриффенхейм в начале августа. В Феатисии и Эрбеере началось что-то вроде мобилизации. Восточные земли так же готовятся к сбору войск. Это всё стало известно нам через Вольфа и других информаторов в Сейме. Грядёт новая гражданская. — Спокойно проговорил Моргенклау, доставая ещё одну сигарету. Это было странно, ведь альбинос никогда не был известен как курильщик.

— И... Что теперь делать? Какую сторону выберет генштаб? — Потерянно спросил фон Цапфель, уткнувшись взглядом в стол.

— Генштаб выберет... — Начал Бронцшванц.

— Генштаб выберет свою собственную сторону. — Закончил за него Фердинанд. В метнувшемся пламени спички блеснули его красноватые глаза.

— Как это так?! — вскинулся полковник, непонимающе осматривая собеседников. — Получается, мы предадим присягу? Что вы предлагаете? Разогнать регентский совет? Это же предательство!

— Господин полковник... — подал голос фон Кирхе. — Подумайте, кто в сложившемся положении в большей степени является предателем — мы или они?

Послышался запах табачного дыма, Моргенклау закурил.

— Соглашусь. Дворяне сильнее предают страну, нежели мы. Они хотят начать новую войну, и неважно чем она кончится — проиграет в ней Герцланд. За что мы сражались в 970-х? Мы сражались за Родину, за её силу и единство. А ещё, мы сражались за Императора... — Фердинанд сделал драматическую паузу. — А теперь, вся наша кровь и весь наш пот, жизни тысяч грифонов, положенные за банальное выживание Монархии будут помножены на ноль! Помножены на ноль из-за грязных интрижек высокородной сволочи, давно лишившейся права на свои фамилии...

— Вы говорите как республиканец. — Колко заметил фон Цапфель.

— Я говорю как патриот. — почти прошипел Фердинанд. — Вы — богатый аристократ с домом и имением — авторитетный, уважаемый и заслуженный. Когда вы лежали в колыбели, ваш батюшка точно знал, что вы станете тем, кем являетесь сейчас и дал вам всё для этого. У меня же не было и малой толики того, что было у вас, но я всё равно был верен Богам, Кайзеру и Монархии! Теперь вы понимаете, где между нами проходит межа?

— Как бы там ни было. Вы предлагаете мне совершить предательство. Предлагаете поступить как генерал Кемерскай будь трижды проклято Мааром его имя! Вы хотите использовать моих солдат, хотите чтобы на них тоже легла печать предательства!

Бронцшванц тяжело выдохнул и полковник понял, что тот смотрит ему в глаза.

— Нет. Мы не хотим ничего, кроме как защитить страну. — таким же спокойным голосом, как и в начале беседы начал фельдмаршал. — Малолетний Кайзер находится в большой опасности. Если ситуация в Сейме накалится — его со всей вероятностью могут убить. Герр Цапфель, поймите: мы не собираемся топить Столицу в крови, у нас нет в этом необходимости. В заговоре помимо нас состоит ещё множество офицеров в Имперском Домене и других владениях. Гвардия Дворца поддерживает нас, больше половины министров, чиновников и компаний поддерживают нас, поддерживает нас и народная масса. Мы намерены быстро и бескровно сместить власть, и как только мы это сделаем — весь Герцланд сам преклонит перед нами колено. Вы очень нужны нам. Вы и генерал Кирхе. Бригада должна выйти на центральные улицы и обеспечить порядок, только и всего.

Гельмут задумался. Какое-то время он был похож на неживой истукан. Две аксиомы сцепились в его душе в смертельной схватке. Обе были верны, но одна противоречила другой.

— Что-ж... Если аристократы действительно предали нас, военных, а так же герцландский народ и Императора — то их следовало бы их за это наказать. — Медленно произнёс пожилой грифон.

— Причём наказать не смертью, а обычным заключением. От них нам нужно только отречение от всех полномочий. — Заметил Фердинанд, докуривая уже вторую сигарету.

— Да. Это хорошо. Но не могут ли они выкинуть что-нибудь подобное? Есть ли у них близкие сторонники в армии?

— Они думают, что военные — их цепные псы. Они полагают, что мы без лишних вопросов будем претворять их волю. Мы сразу поняли это, в этом мнении их очень трудно переубедить. — Вставил слово Эбонфлюг.

— Ладно. — окончательно сдался фон Цапфель. — Каков ваш план?

---

Агриас достал из-за пазухи часы: стрелки показывали ровно полночь. Бал ещё и не думал кончаться, а сам он был вполне доволен этим. Ужин пришёлся ему очень кстати, и пусть чейнджлинг физически не мог полностью воспринять вкус многих блюд, но всё равно остался очень признателен повару и хозяину вечера. Остальное время он развлекал себя наблюдением за танцующими парами, либо за игрой в бильярд. Сам он не решался попробовать, зато у Транкса иной раз получалось лучше многих грифонов. Генерал-лейтенант был хорошим картографом и метким стрелком, эти навыки и помогали ему.

Так или иначе, всё хорошее рано или поздно подходит к концу. Настал момент, когда последняя композиция смолкла, а хозяин вечера, генерал Сильберфедер, со слезами радости на глазах простился со всеми своими многочисленными гостями. Собравшиеся начали покидать особняк, желая на открытом воздухе дождаться своих водителей. Агриас встретился с фон Оствальдом и Фон Таубе и вместе они двинулись к выходу.

— Хороший выдался бал. Жаль, что их устраивают всё реже и реже. — Печально произнёс Адриан, в последний раз оглядывая большую залу, теперь уже почти целиком опустевшую.

— Эпоха уходит. А чем она сменится — неизвестно. — Так же меланхолически ответил ему Клаус.

— Боги знают и прошлое и будущее, а у смертных существ лишь мрак перед глазами.

Троица прошла в прихожую, где им вернули их головные уборы. На улице тем временем уже звучали автомобильные клаксоны. Ночная прохлада взбодрила разомлевшего чейнджлинга. Он вышел из особняка и облегчённо вздохнул. На тёмном небе мерцали звёзды и даже освещение гигантского Гриффенхейма не могло их затмить. Это были другие звёзды и другие созвездия, даже это здесь было другим.

— А где полковник? Я что-то его не замечаю. — Сказал Адриан, оглядываясь по сторонам.

— Вот он идёт. — Фон Оствальд показал на боковую кленовую аллею, по которой к главному подъезду шёл полковник. При приближении стало понятно, что что-то с ним не так.

— Господин полковник, хорошо что вы пришли. Мы уж заждались вас. — Обрадовался чейнджлинг.

— Герр Агриас, шутка ли, но я сам в каком-то смысле этому рад... — с какой-то странной интонацией произнёс Гельмут. — Надо поскорее вернуться в полк, а то нас уже заждались. Где там эти машины? — Эти слова прозвучали уже более живо, полковник пытался держаться молодцом перед своими подчинёнными. Но в том-то и была проблема, что он не держался, а пытался держаться. Один его вид, одна его речь, один его задумчивый и даже потерянный взгляд заставили Агриаса понять — фон Цапфель только что узнал то самое, за которым чейнджлинг и явился сюда. Он узнал о чём-то. О чём-то страшном, таинственном, обескураживающем, о чём-то, чему было самое место на страницах его отчётов. Но он не смог добыть это что-то, это то самое. В этом не было его вины, но майор всё равно начал корить себя за это.

Машины ехали по ночной дороге, приближаясь к городской черте. Фонари и редкие окна домов для чейнджлинга сливались в проносящиеся мимо огоньки в сплошной черноте. Он не мог перестать думать о том, что случилось несколько минут назад. Этот взгляд он видел всего несколько раз в своей жизни, и всегда этот взгляд был вестником чего-то важного и зачастую очень опасного. Теперь у Агриаса остался всего один вопрос: "Что же будет дальше?".

Неожиданный приказ. Глава VI: "Караул устал!"

Выезжали сегодня за город, в местечко Грюнхаузен, на казённую усадьбу. Охота не задалась, вернулись злые и раздражённые. Погода стоит ясная, Борей милостив. В Сейме всё тихо, происшествий не предвидится.

Запись в дневнике барона Энгриверского за 20-е июля 1009-го года.

---

— Рота подъём! — Крик капитана раздался вместе с громким свистком. Секунду назад всё было в покое, но сейчас этот покой был непоправимо нарушен. Солдаты вскакивали с кроватей, заправляли их, надевали форму. Это было похоже на неконтролируемую суматоху, но было совершенно не так. Меньше чем через минуту перед капитаном стояло две шеренги полностью обмундированных грифонов. Переклички не было, умывания тоже, они сразу выдвинулись на оружейный склад.

Не было места для лишнего шума и болтовни — громко звучали лишь отрывистые команды взводных командиров. Поднималась не только эта рота, поднимался и весь остальной полк. В коридорах казарменных корпусов слышался топот сотен сапог, лязги и шорохи получаемых на складах винтовок и боеприпасов. Не было утреннего построения, на флагштоке ещё не реяло знамени, а дневной свет ещё был ярко-красной полосой, вычерченной на востоке. Грифоны один за другим покидали корпус и выходили через КПП к уже прогревающим движки грузовикам. Капитан занял место у водителя в головном транспорте. Погрузка продолжалась всего несколько минут, а потом колонна двинулась. На часах было около четырёх часов утра.

---

Агриас проснулся ровно в пять часов утра, как это обычно и бывало. Настроение у него было не очень хорошее — голова побаливала от резкого погодного перепада. Ещё вчера было жарко и сухо, но сегодняшний день оказался прохладным и сырым, будто он проснулся не в Гриффенхейме, а в болотах Сикаруса, лежащих на благом теле его великой Родины.

Продрав глаза и выглянув в окно, чейнджлинг понял, что происходит что-то очень странное. Снаружи отчётливо доносился звук моторов, а на этаже слышался топот, треск зуммеров и разговоры на встревоженных тонах. Майор только успел привести себя в порядок, как в дверях показался Эрстфедер, судья по всему он уже давно был на ногах.

— Карл, что у вас происходит? — Спросил Агриас, надевая фуражку и уже собираясь на выход.

— Не могу знать, господин майор. — растерянно ответил денщик. — Можете спросить у полковника. Я уж думал, вы в курсе дела побольше моего...

— Как вы не можете знать, если вы уже час как на ногах? Почему все так суетятся? Что за машины тарахтят так, что аж здесь слышно?

— Не могу знать. — снова покачал головой Карл. — Полк подняли в четыре утра, а я уж вас будить не стал. Едут они куда-то в город. Может быть, забастовка какая началась...

Услышав эти слова Агриас взволновался. Он не дал договорить своему денщику и жестом приказал тому оставаться в комнате, а сам быстрым шагом направился к кабинету фон Цапфеля. По пути ему несколько раз попадались штабные с какими-то документами. Они не ходили, но практически бегали, что ещё сильнее накаляло обстановку.

— Части 10-го закончили погрузку? Понял вас, мы тоже скоро закончим... Нет, из управления пока не звонили, но время уже подходит... Как с остальными бригадами обстоит вопрос?.. Ясно, у нас тоже всё не очень точно на данный момент... — В кабинете полковника фон Цапфеля находились Крамер и Айзенкопф, здесь же дежурило ещё несколько делегатов связи.

— Прошу прощения, дайте мне пару минут. — Произнёс грифон в трубку, увидев заходящего Агриаса.

— Герр полковник, что...

— Господин майор, отправляйтесь в посольство, ваше присутствие сейчас совершенно нежелательно. — Скороговоркой произнёс Пауль, намереваясь как можно быстрее к разговору.

— Но...

— Возвращайтесь. Транкс обо всём знает. Машину и водителя найдёте на улице. Вы свободны. — Отрезал Пауль, чётко давая понять, что дальнейшая дискуссия смысла не имеет. Агриасу оставалось только кивнуть и двинуться на выход из расположения.

— Так, снова у аппарата. Что вы хотели? А, понятно. Не волнуйтесь по этому поводу, я отдал все указания. — продолжил грифон. — Хорошо, принято. Да помогут нам Боги.

Трубка на короткое время умолкла. Полковник положил её на стол и вздохнул.

— Моргенклау играет в лотерею. — С неестественным спокойствием произнёс Крамер.

— Он знает что делает, герр майор.

— Господа офицеры! — в кабинет вошёл посыльный. — Третий батальон погрузку окончил!

Крамер взял под козырёк и быстро ушёл восвояси.

---

— Вот и перекрёсток, притормози. — Капитан тронул водителя за плечо. За головным грузовиком остановились и все остальные. Капитан выпрыгнул из кабины и окинул взглядом колонну:

— Пять машин — направо, зайдёте с другой стороны. Остальные — выгружаемся!

С грузовиков начали спрыгивать солдаты в серо-бурой форме и стальных шлемах. На каждый грузовик приходилось по отделению. Дальше им предстояло идти пешком, до их цели оставалось всего пол улицы.

Солдаты вытянулись в колонну и быстро продвигались вдоль улицы. Полицейские будто бы намеренно не замечали их, а горожане и вовсе старались не высовываться при виде военного отряда.

Вот они дошли до угла здания. Капитан сделал знак и грифоны остановились.

— Арним и вы пятеро — за мной, остальные — ждите нашего сигнала. — Скомандовал капитан, и вышел из-за угла. Нужное им здание начиналось практически сразу за поворотом, поэтому менее чем через минуту они уже были у главного входа и просачивались внутрь.

Ганс Шварцфогель сидел в своём кабинете и курил. Работа начальником городской полиции была не таким уж и ответственным делом, если под лапой имелось достаточно подчинённых, готовых выполнять не свою работу. Он приехал в управление ранним утром чтобы почитать отчёты о ночных дежурствах. Он перелистывал документы, смакуя скайфольскую сигару, и думал о службе, как вдруг в его кабинет вошёл один из его заместителей.

— Герр Шварцфогель, к вам посетители. — Сухо проговорил он. Начальник полиции нахмурился и сбил с сигары пепел.

— Что за посетители? Я никого не приглашал, особенно в такое раннее время...

Заместитель молча пожал плечами, а в дверях вскоре показался офицер Кайзерхеера. Кварцфогель оторопел от этого зрелища и не закончил мысль.

— Господин городовой, можно я войду? — С притворной вежливостью спросил офицер. Не дождавшись мгновенного ответа он вошёл в кабинет и уселся на стул, стоявший напротив стола Шварцфогеля. За ним вошло ещё шестеро вооружённых солдат.

— Что происходит? — Спокойным тоном, но явно с неспокойным сердцем спросил начальник полиции.

— Мне не положено вам объяснять. Давайте просто спокойно проведём время и обойдёмся без подобных глупостей. Сдайте ваш пистолет.

— Это что, какой-то бунт? — Всё сильнее нервничая поинтересовался Ганс.

— Сдайте ваше оружие, мы не собираемся причинять вам вред.

Шварцфогель резко встал из своего кресла и выглянул в окно: там стояло несколько десятков солдат с винтовками наготове.

— Не стоит испытывать моё терпение. Мы сделали всё, чтобы вы ничего не смогли предпринять. Вам сохранят жизнь, не волнуйтесь.

— Даёте слово офицера? — Повышенным от волнения голосом спросил начальник полиции.

— Даю слово офицера. — С кивком произнёс капитан.

Шварцфогель нервно вздохнул, расстегнул кобуру и положил на стол своё табельное оружие. Обстановка в кабинете стала намного спокойнее. Капитан откинулся на спинку стула и включил радио. По комнате разлились ноты известной грифонской симфонии, хотя по выбранной офицером частоте обычно не передавали музыку...

---

Машина действительно находилась рядом, на другой стороне улицы. Водитель был угрюм и молчалив.

— В посольство? — Как бы зная всё заранее спросил грифон, разминая лапы перед тем как взяться за баранку.

— В посольство. — Ответил Агриас, садясь на сиденье рядом с шофёром.

Автомобиль тронулся. По дороге им несколько раз попадались отряды солдат, перекрывавшие перекрёстки. Повсюду виднелись грузовики, явно "зафрахтованные" у гражданских лиц. Город постепенно наводнялся военными, на одном из перекрёстков их остановили: грифон в форме поручика подошёл к ним и поинтересовался, кто они и куда едут. Водитель сказал ему, что они едут из расположения 4-го полка в посольство чейнджлингов. Этого объяснения вполне хватило, и вскоре они уже подъезжали к Шлоссплацу.

На площади всё было тихо и спокойно, солдаты ещё сюда не добрались. Путь занял примерно час, несмотря на то, что заминок практически не было. Агриас коротко поблагодарил водителя и стал выбираться из машины.

На входе в посольство чейнджлинга встретил часовой.

— Я майор Агриас цу Гардис, прибыл из расположения 4-го пехотного полка... — Начал было офицер, но часовой сразу же пропустил его, не задав ни единого вопроса. На приёмном пункте его так же пропустили едва проверив паспорт.

Оказавшись в посольстве, Агриас решил попробовать разузнать, что же творится в городе. Судья по всему, Транкс действительно обо всём знал, но найти генерала в этом муравейнике было настоящей задачей. Видимо, какой-то неведомый план герцландского генералитета начал работать, вопрос был только в том, в чём заключался смысл этого плана. У офицера всплывали разные мысли на этот счёт, но он решил не думать лишнего, а найти тот кубрик, в котором был размещён после прилёта в Гриффенхейм.

Пока Столица ещё просыпалась, чейнджлингское посольство уже было погружено в лихорадочное действие. Беспокойство захватило немалых его обитателей, ведь радио оказалось кем-то заглушено, молчал и телефон, причём не глухо, а так, будто с того конца провода намеренно не собирались отвечать. Город будто бы накрыло невидимым колпаком, за который никак нельзя было пробиться. Агриас прислушивался к разговорам дипломатов и военных, многие из которых ещё не понимали, что происходит. Пару раз он даже встретил знакомые лица — лица тех офицеров, что были с ним во время полёта в Грифонию. Как они тут оказались? Неужели сюда выслали их всех?

В одном из коридоров он повстречал того офицера, с которым они одно время делили один кубрик.

— Что происходит? — Спросил у него цу Гардис, не делая долгих прелюдий.

— Какая-то чертовщина. — Спокойно ответил майор.

— Вы тут давно?

— Ночью приехал. Выслали из полка в посольство, без объяснения причин.

— Та же ситуация, только приехал я прямо сейчас. Судья по всему, военные намерены взять город под контроль.

— А, так вот почему мы тут стоим на ушах. — с каменным спокойствием произнёс перевёртыш. — А я уж думал, что по какой-то другой причине. Пройдёмте тогда в наш кубрик.

— О, ну спасибо. А кто там помимо вас?

— Какие-то высокопоставленные офицеры из Миссии, я их плохо знаю.

— Вы пробовали их расспросить?

Чейнджлинг взглянул на Агриаса с немым недоумением и укором. Весь этот разговор был по сути своей бессмысленным и глупым. Не от них зависели события сегодняшнего дня, так зачем было их как-то обсуждать? Страх и сомнение переполняют разум, когда нужно что-то решать самостоятельно, когда же что-то происходит само по себе — остаётся только наблюдать, а эмоции в данном случае — глупое распыление собственных сил.

В кубрике их встретило двое пожилых офицеров, которые явно не были рады появлению нового лица, но ничего не сказали по этому поводу. В кубрике установилось глухое молчание, внимание всех четверых перевёртышей теперь было направлено на окно, выходившее на главную площадь Гриффенхейма. Что-то должно было произойти, что-то происходило. Кто действовал, а кто-то наблюдал.

---

— Бойцы из 4-го только что заняли полицейское управление! Вокзалы, телефонные и телеграфные станции взяты под контроль, остальные важные объекты также захвачены! — Голос из трубки разносился на всё помещение, нарушая повисшую напряжённую тишину.

— Дороги перекрыты?

— Перекрыты все главные трассы, герр Моргенклау! 20-я бригада сомкнула оцепление!

Молчание на какое-то время восстановилось. Фердинанд с торжествующим видом обернулся на сидевших рядом маршалов и генералов. Его красно-карие глаза снова блеснули своим ни на что не похожим пламенем.

— Передайте частям 4-го, чтобы выдвигались на Шлоссплац. Мы тоже вскоре пожалуем туда. — С нескрываемым задором крикнул он в телефонную мембрану.

— Так точно! — Отчеканил невидимый собеседник, с того конца трубки донёсся щелчок, означавший конец разговора.

— Подать машину!! — Всё ещё возбуждённым тоном скомандовал Фердинанд, заставив стоявшего у входа адъютанта буквально подпрыгнуть и мигом скрыться в дверном проёме.

Под окнами стоял крупный чёрный автомобиль чёрного цвета, служивший Моргенклау личным транспортом. Его группа состояла из двоих фельдмаршалов, пятерых генералов и нескольких адъютантов, занявших вторую машину, подъехавшую следом за первой. Путь до Шлоссплаца был короток и быстр, здание Генштаба находилось буквально в половине квартала от Дворца. Часы показывали уже около девяти часов, только что закончились утренние службы в церквях. Сегодня должно было состояться крупное и важное заседание в Сейме и судья по всему, заседатели ещё ничего не заподозрили.

Автомобили остановились у самого выхода на Площадь, путчисты покинули их и двинулись прямо к дворцу. В это время на Шлоссплац уже въезжали колонны автомашин, гружёные серо-бурой пехотой 4-го Кронского пехотного полка. Дверь одного из грузовиков отворилась, и оттуда выскочил пожилой грифон в форме полковника.

— Доброе утро, господин фон Цапфель! Присоединяйтесь к нам, будете гостем. — Громко воскликнул Моргенклау, тщетно пытаясь сдержать бьющую через край энергию. Полковник в ответ молча козырнул, выражая своё согласие.

Вместе, они двинулись к воротам откуда уже выбегал отряд алмазных псов с алебардами наперевес. Грифоны подошли к ним в плотную, им навстречу вышел командир отряда, одетый в воронёный с золотом полудоспех. Он кивнул Фердинанду и произнёс: "Следуйте за нами".

Коридоры, залы и галереи Имперского дворца были высоки, велики и многочисленны. Фасад этого здания был красив и величественен, но внутри Кайзершлосс был тёмным, мрачным и сырым местом. Из высоких окон на паркетный пол падал холодный и недостаточный свет, ночью же дворцовым обитателям приходилось ходить с подсвечниками, керосиновыми или электрическими фонарями. Вдоль стен стояли рыцарские доспехи, сами стены украшали многочисленные картины государственных деятелей и полководцев, а так же различных событий, которые посчитали достойными запечатления на холсте. Повсюду ходили мрачные фигуры гвардейцев, высоких и сильных даже по меркам алмазных псов. Это был дом грифонских императоров. Местом, откуда они правили своей гигантской и могущественной державой. Когда-то Гровера II сравнивали с пауком, засевшим в сумрачных чертогах своего дворца и размышляющим о том, как уничтожить род речных пони. Теперь же вечная тень Кайзершлосса скорее воспринималась как проблема, которую невозможно решить. Все попытки провести в здание электричество оканчивались провалом по самым различным причинам, что наводило на это место ещё больше жути и таинственности.

Моргенклау шёл по галереям Кайзершлоса, стараясь не смотреть по сторонам. Его окружало потускневшее золото былого Рейха — слава, которую не вернуть. Сейчас во Дворце засели интриганы и стервятники, их пир на костях величия должен быть закончен. Группа двигалась молча, не встречая сопротивления. Стук шагов о паркет гулко отдавался в апатичной тишине величественных чертогов, пробуждая призраки минувших веков.

Сейм располагался в правом крыле дворца. По мере того, как путчисты подходили ближе, до них начинали доноситься речи делегатов. Эхо искажало и путало слова, лишая их смысла. Судья по всему, там уже начались яростные дебаты, настолько же яростные, насколько и бессмысленные. Дверь за дверью, галерея за галереей, они становились всё ближе к залу заседания. Приближался момент истины, момент отведённый им по праву.

---

— Доводы Его Святейшества понятны мне, но я всё же намерен просить своего слова.

В зале Сейма постоянно было шумно: что-то шуршало и скрипело, кто-то с кем-то перешёптывался, кто-то что-то записывал. Молчание не могло установиться, сколько бы его не требовали, с каждым месяцем заседания становились всё громче и громче.

Эрцгерцог Герлах Феатисский поднял лапу, выказывая желание высказаться. На него воззрились десятки пар глаз, а десятки пар ушей приготовились слушать, но все знали, что он намерен сказать.

— Конечно, я позволю вам оспорить свои слова. — Проворчал Архонт Борея, опускаясь на своё кресло. Мощный старик, обладавший огромным влиянием и незаурядным умом, он становился всё саркастичнее и безучастнее с каждым собранием Сейма, ясно понимая всю глупость и бессмысленность подобных мероприятий, но всё ещё видя в своём присутствии здесь какое-то подобие долга и обязанности.

Герлах встал, прокашлялся и начал свою речь:

— Принимая в расчёт всё сказанное его Святейшеством и высочайше преклоняясь перед его саном, я всё же не могу прийти к согласию с ним и его сторонниками...

В зале послышался свист и первые разгневанные возгласы, но пока что все ещё соблюдали нечто вроде приличий. Эрцегерцог не придал этим жестам значения и продолжил говорить:

— … Несмотря на то, что проблема безграмотности без сомнения имеет место быть, я считаю, что государство вовсе не обязано использовать это для навязывания своей власти тем, кто имеет природные права на свои владения. Феодалы должны самостоятельно решать этот вопрос в соответствии со своим усмотрением. Идея общегерцландской системы школ обречена на провал, а если и не обречена — то всё равно не должна быть реализована, так как никто не давал право регентскому правительству ущемлять родовые права и привилегии.

— Это говорит мерзавец, которому достался самый жирный кусок страны! — не выдержав рявкнул барон Ангриверский, за его высказыванием поднялась волна общего негодования. — Вы позорите свой род и титул, господин Эрцгерцог! Ваша семья получила такие огромные земли благодаря верности Императору, благодаря признанию его власти, а теперь вы хотите самовластвовать?

— Я не намерен отделяться от Империи. — Спокойно ответил ему Герлах.

— Ложь! — Настаивал Леер, поддерживаемый младшими членами Клерикальной партии. Назревал очередной скандал, но тут дверь в зал отворилась.

— Заседание Сейма объявляю оконченным. Караул устал и хочет спать! — С этими словами в Сейм вошёл Фердинанд Моргенклау, сопровождаемый своей многочисленной свитой. Все присутствующие сразу же воззрились на него.

— Что вы себе позволяете?! — взвилась герцогиня Адлерклау — Стража! Остановите их!

В зале присутствовало около сотни алмазных псов и капитан дворцовой гвардии, отличавшийся от остальных заломленной шляпой с перьями и золотым шитьём на перевязи и кушаке. Великан обернулся на герцогиню и смерил её долгим взглядом, затем его тёмно-карие глаза обратились к заходящим в зал собрания грифонам.

— Господин Моргенклау, мне взять их под стражу? — Спросил громила, пока его гвардейцы формировали вокруг трибун плотное кольцо.

— Разумеется, но дайте мне минутку. — кивнул ему генерал, намереваясь обратиться к делегатам.

— Господа! — Фердинанд взлетел к потолку зала, чтобы всем было хорошо его видно и слышно. — Вашей власти пришёл конец! Командование Кайзерхееера берёт на себя защиту Императора и государственное управление, вам же предлагается почётная ссылка, либо домашний арест. Отныне над Герцландом устанавливается режим военного протектората!

Ответом ему было молчание. Для членов Сейма всё произошло так быстро и внезапно, что они буквально остолбенели в страхе и недоумении. Впрочем, этого было вполне достаточно. Грифон опустился на пол и вполголоса сказал командиру гвардейцев, приведшему его сюда:

— Разоружите их и отведите под стражу в один из дворцовых залов. У меня будет к ним несколько дел, но позже.

Пёс кивнул и двинулся к трибунам. Теперь путчистам оставалось только объявить о своём приходе к власти. Их сторонники в других концах Герцданда уже поднимали голову. Аристократы думали, что армия подчиняется им. Но оказалось, что армия подчиняется только самой себе.

---

Агриас во все глаза смотрел в окно: он видел, как на Шлоссплац въезжали грузовики, как выгрузившиеся солдаты формировали вокруг дворца плотное, непроницаемое оцепление. Он узнавал в маленьких фигурках знакомых майоров: это был его полк, 4-й Кронский, иначе и быть не могло. Что творилось в это время внутри дворца стало для него абсолютной тайной, да и присутствие солдат на Шлоссплаце, казалось, имело совершенно неочевидную причину. Вдруг он увидел, что реявший над дворцом флаг, до этого приспущенный на время регентского совета, пополз вверх. Что-то произошло. Что-то очень важное, но ему ещё предстояло узнать — что.

Неожиданный приказ. Глава VII: Поезд во Влегульс.

Регентский совет Империи был отстранён от управления из-за своей некомпетентности. Генеральный штаб и лично Фердинанд Моргенклау берут на себя ответственность за защиту и управление государством до совершеннолетия нынешнего Кайзера. Высшая аристократия и духовенство оказались неэффективными в делах государства, более того — они намеревались развязать новую гражданскую войну, поставив таким образом свои имена в один ряд с именами Александра Кемерская и иных бунтовщиков и предателей Отечества!
Новое правительство намерено централизовать Герцланд, провести ряд военных и социально-ориентированных реформ. Власть феодалов длилась слишком долго, сила герцландской нации томилась в оковах закоснелых предрассудков и "природных прав", сейчас настало время избавиться от этих оков, и сделать нашу страну великой снова. Мы не имеем ничего против того дворянства и аристократии, которое доблестно и самоотверженно служит своей стране, мы не имеем ничего против тех, у кого не осталось ничего, кроме древнего имени, но мы против нахлебников, толстосумов и транжир, готовых предать того, кому их предки приносили присягу. Грифонские рода всегда имели славу воинов и верных сподвижников Кайзера, эту славу пора возродить!
Было время, когда богатство дворянина мало чем превышало богатство бауэра, когда рыцари не имели иной цели, кроме как защищать свой край. Это время прошло, простой народ оказался под гнётом своих вчерашних защитников, и этот гнёт мешал народу служить своей стране, своему Императору. Пришло время окончательно разрушить сословные границы, сковывающие бесчисленные миллионы герцландцев, время возрождения героической эпохи равенства и солидарности!
Нас окружают многочисленные враги, готовые в любой момент разорвать Герцланд на части. Они хотят вытоптать наши поля и сжечь наши деревни, стереть с лица земли города и предать мечу население. Их ведут деструктивные, лживые и опасные идеи, идеи что приводят только к смерти и страданиям, их заморские хозяева не хотят ничего, кроме порабощения грифонского рода и постепенного его уничтожения. Мы отстояли Отечество от этой чумы тридцать лет назад, выгнав предателей со своей земли, но от этого их опасность не пропала. Битва за Герцланд выиграна, но войне ещё нет конца: на реке Эви собираются мааровы полчища под красными знамёнами, старые бунтовщики зализывают раны в Волькенштурме, заносчивые и глупые царьки Аквелии и Вингбардии сброшены со своих тронов, и теперь в обоих странах властвует террор и беззаконие. Силы тьмы готовятся наводнить Герцланд, и когда они придут — мы должны быть готовы!"

Краткое обращение Фердинанда Моргенклау после путча 24-го июля.

---

— Господа офицеры, нас переводят в Феатисию, эшелон выдвигается завтра.

Эти слова прозвучали как гром, но гром ожидаемый и скорее даже приятный.

Начался месяц август, месяц сбора урожая и многочисленных народных и церковных праздников. События недельной давности, казалось бы, практически не отразились на жизни Столицы. Жители Гриффенхейма всё так же продолжал существовать в своём "городе и мире", живя своей обыкновенной жизнью. В пивных и рюмочных изредка толковали о том дне, когда город наводнили и окружили военные, когда без допроса и осмотра можно было сходить разве что в церковь или булочную, когда по улицам носились офицеры и связные, выкрикивая срывающимися голосами о какие-то странные приказы и донесения. Это всё продлилось всего один день и одну ночь, а потом закончилось, будто и не начиналось. Кто-то разумеется интересовался, переживал, выражал солидарность и поддержку, либо наоборот мрачно помалкивал, лишь изредка вполголоса толкуя о грядущих чистках и "засилье военщины", но большинство осталось безучастно, что от него и ожидалось.

А вот для офицеров и солдат Кайзерхеера началась канитель. Армия за считанные сутки выросла в несколько раз, вобрав в себя те осколки, что в своё время забрали феодалы. Перед генеральным штабом и высшим командованием встало множество вопросов, главный из которых заключался в том, что делать со всей этой вооружённой и относительно организованной толпой, что так скоропостижно вернулась под единое имперское знамя. Фельдмаршалы нагружали работой генерал-полковников, генерал-полковники спихивали часть своих задач на генерал-майоров, генерал-майоры — на бригадных, а бригадные вымещали своё недовольство на полковников, те — на своих майоров и таким образом чувство тонуса и спешки постепенно передавалось всем и каждому, вплоть до самых завалящих тягловых кадров. Если у высокого начальства были самые конкретные задачи, то средним и младшим офицерам, а так же простым солдатам, оставалось только ждать чего-нибудь, например больших учений или начала войны.

В таком ожидании находился и 4-й полк. Муштра усилилась, объёмы военных упражнений увеличились, рос и накал офицерской строгости. Все ходили как будто по иглам или углям, и только майор Агриас цу Гардис был спокоен — для него это была обычная рабочая обстановка. Спокойствие иностранного командира раздражало его коллег, и пусть он мог считать их хорошими знакомыми, в последнее время напряжение и злоба стала выплёскиваться и на него.

Поэтому, когда из бригады пришёл приказ грузиться на эшелон и ехать на запад — у всех отлегло от сердца, будто пролился долгожданный, живительный дождь. У каждого присутствовавшего в тот момент в кабинете полковника в голове торжествовала единственная мысль: "Наконец-то, дождались. Что-то снова происходит."

— Феатисия? Я помню Феатисию… — Странным, задумчивым тоном произнёс фон Оствальд.

— Это та страна, где дождь идёт круглый год, а земля — это липкая каша? — Улыбнулся глазами фон Таубе.

— Да, это та самая страна. А ещё там варят лучшее в Грифонии пиво и говорят на странном наречии. — Подтвердил Крамер.

— Мои родственники живут в восточной Феатисии. — Ввернул Айзенкопф.

Агриас промолчал, по своей новой привычке наблюдая за своими коллегами. Присутствовавший здесь фельдкурат так же не стал тратить сил на какие-то замечания.

— Завтра подъём будет на час раньше обычного, к восьми утра мы уже должны выйти за ворота.

Полковнику ответило несколько утвердительных возгласов, но ответили не все.

— Господин полковник, — заговорил Фогелькац, — я так понимаю, завтра молебна не будет?

— Мирное бытие кончается, Отче. — снисходительным тоном ответил Гельмут. — Молебны теперь будут проходить тогда, когда придётся. Арктурианское жречество никогда не выступало за букву догмата, так что для вас это не является проблемой, так ведь?

— Всё так, господин полковник. — С этими словами фельдкурат встал со своего стула, неглубоко поклонился, сделал какой-то странный жест и удалился восвояси.

Все вопросы касательно предстоящих действий оказались решены. Цеткин хоть и был одним из старших офицеров, но полковника его суждения не интересовали. Командиры отправились доносить информацию до подчинённых, а Агриас отправился спать.

---

Чейнджлинг проснулся вовремя, несмотря на свою сильную привычку. Из коморки Карла ещё доносился специфическое грифонье сопение, а вокруг уже вовсю разгоралась деятельность. Поняв, что его денщик ещё дрыхнет, Агриасу захотелось его разбудить. Майор вошёл в коморку своего подчинённого и понял, что бедняга едва помещается в этих стенах. Половина помещения была занята кроватью, на которой лежал денщик. Карл громко сопел, иногда бормоча какую-то бессмыслицу. Чейнджлинг сделал несколько шагов и встал прямо над спящим, намереваясь разбудить его.

— Мария... ты так хороша... — Голос Эрстфедера раздался в тот момент, когда цу Гардис уже собирался крикнуть "Подъём!". Эта ситуация заставила перевёртыша улыбнуться, но его намерения не изменились.

— Рядовой Карл Эрстфедер, просыпайтесь немедленно! — Громко отчеканил офицер. Сладкий сон подчинённого резко оборвался, денщик распахнул глаза и увидел прямо над собой скалящуюся морду чейнджлинга, который вдобавок приходился ему прямым начальством. Эффект был достигнут — грифон мгновенно вскочил с постели и менее чем через полминуты уже был в полной готовности.

— Рядовой Карл Эстфедер в вашем распоряжении! — Всё ещё не отойдя от шока прокричал денщик, беря под козырёк.

— Полк перебрасывают, собирайте вещи. — Уже более спокойно и буднично ответил ему чейнджлинг. Ему в этом смысле было намного проще, ведь он попал в Грифонию имея при себе только содержимое своих карманов, ничего нового себе за это время не прижив.

Поэтому, когда майор уже был во всеоружии, его компаньон ещё собирался. Походный ранец Эрстфедера явно не был уставным, и вмещал в себя намного больше скарба, чем было положено по уставу. Помимо необходимой солдатской утвари, туда спокойно влезла сковорода, кофемолка, турка и миниатюрная мучная мельница. К ранцу было приторочено два котелка, вместо одного штатного. Они были угловатой формы, чем-то напоминая чейнджлингские, но явно уступая им в удобстве и практичности. Агриас смотрел на это с удивлением и какой-то толикой возмущения, ведь строевой солдат — не тягловый, и денщику не следует таскать с собой всю эту излишнюю дребедень.

Когда денщик управился со своей поклажей, а заняло это всё не так уж много времени, цу Гардис задал ему вопрос:

— Господин Эрстфедер, зачем вы таскаете всё это с собой? Мне не нужно лишнее имущество.

— Это положено по негласному уставу, господин майор. — Денщик кряхтя взвалил на себя ранец. В таком виде он сильно напоминал чейнджлингу носильщиков различных товаров, работавших в городе.

— Вы ведь всё равно потеряете или выменяете всё это.

— Обижаете, господин майор...

— Я говорю это на личном опыте. Наши солдаты тоже промышляли меном, причём далеко не мелким.

— А я, значит, должен и винтовку свою выменять, раз даже ваши солдаты меном промышляют?

Агриас смутился, он не хотел задевать Карла, но извиняться тоже не собирался. Предстоял поход, а после него будущее представлялось туманным. Короткое время спокойности кончилось.

— Конечно нет, ваши солдаты почти ничем не уступают нашим. Но война есть война, на войне бывает всякое. И да, вы ведь понимаете, что там я буду спрашивать с вас сильнее, чем тут? Я отказываюсь признавать вас своим слугой, но вам всё же придётся выполнять мои поручения, в которые готовка уж точно входить не будет.

— Как скажете, господин майор...

Разговаривая таким образом, Агриас и Эрстфедер вскоре оказались на плацу. Там уже формировалась маршевая колонна: солдаты в серо-бурой форме стояли на утренней прохладе, вполголоса переговариваясь. Часть из них была занята сбором обоза, остальные же временно бездействовали. О какой-либо моторизации говорить не приходилось, обоз состоял из подвод, запряжённых тягловыми носильщиками. Как правило, в них определяли сильно провинившихся солдат, для грифона подобный труд был губителен и очень тяжёл, это было аналогом каторги.

Обоз собирался долго, но в нужный час полк уже был готов к выступлению. Фон Цапфель подал команду: полк двинулся. Агриас с денщиком и штабными находился с полковником, а полковник в свою очередь шёл сбоку от колонны, то пропуская её вперёд, то вновь догоняя.

Батальоны 4-го Кронского втянулись на улицу. Кто-то из прохожих приветствовал солдат радостными возгласами, но большинству всё же было не до этого. Шофёры и носильщики старались поскорее убраться с проезжей части, ведь маршевая колонна вовсе не собиралась останавливаться и кого-то пропускать. Вокзал находился недалеко, поэтому и марш длился недолго. Вскоре полк уже втягивался на территорию вокзала, где их ждал эшелон, состоявший из видавшего виды паровоза и вереницы вагонов, рассчитанных на сорок грифонов или 10-12 тонн груза, иными словами — до боли знакомая Агриасу теплушка. Солдаты почти не скрывали своей неприязни к этому типу транспорта — если даже чейнджлинги не боялись открыто роптать, то для грифонов теснота "Нормальных товарных вагонов" была практически невыносимой. Для офицеров же предназначалось несколько отдельных вагонов с более приемлемыми условиями.

Перед отправкой полк должен был получить пищевое довольствие. Кормили, как обычно, гуляшом. У грифонских военных был обычай слать за пищей денщиков, это было причиной всяких скользких ситуаций, когда солдаты припрятывали часть пищи для себя, а в особо запущенных случаях и вовсе съедали всё сами. В 4-м Кронском полку такого не случалось, ведь подразделение базировалось в столице, с продовольствием и дисциплиной проблем не испытывало. Престижный полк, так называемые "Герцмейстеры".

Агриас не стал посылать Карла за едой, когда очередь дошла до него, то повар, разливавший дымящийся гуляш по котелкам, хмыкнул и произнёс: "Что, господин офицер, опасаетесь прожорливых? Таких подлецов следует сечь без всякой жалости...". Чейнджлинг скупо поблагодарил его за кушанье и удалился восвояси. За едой майор понял одну вещь: он научился практически безошибочно понимать местные диалекты. Более того, он сам уже пытается подражать им. Это не сильно его расстроило, таковы издержки работы и службы, долг перед Королевой нужно выполнить в любом случае.

Началась погрузка. Солдатская масса заполняла собой вагоны, младшие офицеры следили за этим, старшие же удалились, Агриасу следовало поступить так же. Денщик Карл в свою очередь отправился в солдатский вагон, как и все остальные денщики. В офицерских вагонах было чисто и аккуратно, в одном из них даже находился карточный стол. Здесь находились не только офицеры начиная с ротных командиров, даже некоторые взводные предпочитали ездить в офицерских вагонах, так как считали себя дворянской белой костью. Путь предстоял довольно близкий и короткий, к ночи эшелон уже должен был прибыть в город Врангель, являвшийся центром Феатисии. Для чейнджлинга, привыкшего целыми сутками проводить в поездах, это вовсе не было расстоянием.

Погрузочная суматоха постепенно сходила на нет. Вскоре и солдаты и офицеры находились в вагонах. Паровоз сдвинулся с места и поехал вперёд, постепенно набирая скорость. В этом всём не было никакого торжества, переброска полка в Феатисию выглядело как обычное дело, особенно после объявления о ликвидации полунезависимых княжеств. Вот поезд уже покидает городские пределы и несётся по бесконечным равнинам Герцланда, казавшимся золотыми от полей ржи и пшеницы. До праздника урожая было ещё два месяца, но всё вокруг уже говорило о том, что он не за горами.

— Господа, что вы думаете? — Этот пространный вопрос, давно вертевшийся в голове полковника, теперь нашёл выход. Офицеры собрались за карточным столом, но играть никому не хотелось.

— Что вы имеете ввиду? — Поинтересовался фон Оствальд.

— Я имею ввиду... Я имею ввиду, каково ваше общее восприятие нынешних реалий. — Гельмут продолжал формулировать мысль на ходу. — За последнее время многое произошло, многое продолжает происходить. К чему всё это идёт? Где мы окажемся, допустим, через десятилетие?

— Я полагаю, что нам точно нечего бояться. Мы приняли участие в установлении новой власти, она должна быть нам признательна. Начнутся реформы, будет индустриализация и милитаризация, а уж дальше может стрястись всё что угодно. Моргенклау не любит богатых дворян, хочет избавиться от каких-то остатков старого права, только вот избавляться уже не от чего, я полагаю. Дворяне растеряли свои земли и капиталы, народ свободен уже более чем, осталось только дать ему образование и отправить на фабрики. Я лично уже начинаю забывать, что у моей фамилии есть приставка "Фон"...

— Как же так, герр Оствальд, разве ваш род не достоин уважения? Зачем рвать со славным прошлым?

— Это не я рву со славным прошлым, господин Айзенкопф, это славное прошлое уходит в историю — туда, где рано или поздно окажется всё и вся. Вот посмотрите хоть на нашего Крамера — он вроде как даже и не дворянин, и род у него, прямо скажем, жиденький, но ведь всё равно майор и всё равно грифон уважаемый. А вот фон Таубе, насколько я помню, из знатной семьи, да семья эта обеднела и исхудала, из страны своей была изгнана. Отец у него служил в поручиках и погиб на гражданской войне, а Адриану пришлось и вовсе с рядовых начинать. Ему не семья помогла, но ум и смекалка, смелость и офицерская компетенция. Таких воинов год от года всё больше, и ведь нет в этом ничего дурного.

— Я соглашусь с герром Оствальдом. Моргенклау говорил, что теперь будет делать ставку не на родовитых, но на достойных. Это отсылает к славной старине, когда приближённым Императора мог стать хоть бедный рыцарь, хоть простой солдат — было бы в нём достаточно храбрости и воли. Империя наша славной была страной, да погрязла всё же в коррупции и кумовстве, не даром ведь так много достойных оказалось обмануто республиканской ложью. — Наконец заговорил фон Таубе.

— Помню я эти времена, герр полковник и герр майор тоже помнят. Брат убивал брата, а сын — отца. Думалось всем тогда, что скоро и Свету конец, что раз Идол утерян — то незачем теперь и жить вовсе. Я, господа, в политике не разбираюсь, моя стезя — стезя духовная. Но моё убеждение в том заключается, что не злой рок лежит корнем всех бед — но ошибки сильных миро сего, эти беды допустивших. Император есть помазанник Божий, но он же и простой смертный грифон, ему так же держать ответ перед судом Борея — и горе ему, если не смог он отстоять свою страну. В каждом, кто душу имеет — всегда борьба идёт, борьба света Небесного и тьмы Мааровой. Праведников мало, быть праведником — труд непосильный. Все мы грешны, господа. Все мы грешны, даже Архонт Борея имел за собой грех стяжательства и властолюбия, как и многие другие до него, хотя грифон не худший и не последний, достойный сана своего более чем.

— Надеюсь, Его Святейшество проявит благоразумие и перейдёт на сторону Моргенклау.

— Я тоже надеюсь на это, но Моргенклау очень меня настораживает, как грифон. Хорошо, что за ним стоит достаточно опытных и достойных лиц, чтобы направить его деятельность в нужное русло.

— Отче Фогелькац, что именно в нём вас настораживает?

— Для своего возраста он слишком энергичен и импульсивен. Его харизма велика и... опасна, в том числе для него самого.

Время шло, разговор тоже двигался своим чередом. К нему присоединялись офицеры помладше, кто-то просто предпочитал слушать и не вмешиваться.

— Господа офицеры, а герр Моргенклау всё таки чертовски хорош! — Вставил свои пять копеек капитан Панкрац, тот самый капитан, которому досталась задача взять под контроль полицейское управление. Это был щеголеватого вида грифон, сильно любивший демонстрировать свою щеголеватость и всегда старавшийся держаться молодцом. Он служил в батальоне фон Таубе и был одним из его самых частых собутыльников, а так же верным товарищем в разного рода увеселительных похождениях.

— Я тоже склонен так думать. — тоже решил ввернуть Агриас. — Его речи похожи на те, что вела наша Королева в начале позапрошлого года. Он, судья по всему, намерен следовать идеям корпоративизма и автаркии, что не может не радовать. Если Герцланд будет следовать путём нашей страны, то у него с лёгкостью получится восстановить свою былую славу, сокрушив коммунистов и прихвостней Эквестрии!

После этих слов всё внимание беседующих переключилось на чейнджлингского майора. Пристальные взгляды зорких грифонских глаз принялись буравить внезапно вклинившегося в разговор перевёртыша.

— Вы, герр Агриас, видимо чего-то не понимаете. Либо я чего-то не понимаю. — с холодной и мрачной вежливостью проговорил фон Оствальд, видимо хотевший ответить на слова Панкраца, но перебитый чейнджлингом. — Мы никогда не будем следовать чьим-то идеям. Перенимать опыт — может быть, но не иначе. Вы нам не пастыри, а мы вам не стадо баранов. У нас своя страна и свой путь, а ваш нам копировать абсолютно бессмысленно. Помните спор, начавшийся на нашей первой встрече?

— Конечно помню, господин майор, но полковник дал разрешение высказаться.

— И вы высказались в том же духе, что и сотни, а пожалуй даже и тысячи ваших коллег до этого. Неужели у чейнджлингов одно мнение на всех?

— А зачем какому-либо мнению вообще существовать, если оно лживо или неверно? Королева Кризалис — правитель сильный во всех отношениях, такому правителю следует служить беспрекословно и самоотверженно, что мы и делаем.

— То есть у вас вообще не принято что-либо обсуждать?

— У вольнодумства есть кровавая и ужасная цена, и вы не понаслышке знаете о ней.

Кто-то из офицеров хмыкнул, фельдкурат Фогелькац тяжело вздохнул, бросил на перевёртыша многозначительный взгляд и удалился восвояси.

— Противоречие, герр майор. В ваших речах сквозит противоречие. А всё потому, что чейнджлингский образ мысли не ложится на грифонский. Служба Монархии стоит превыше всего, но служба не должна быть бессловесным холопством. Вы возводите вашу власть в такой абсолют, что готовы оправдывать её самые досадные просчёты. Это поведение противно грифонскому воинскому духу, недопустимо для него.

— Герр полковник, при всём уважении, но о каких просчётах нашей Королевы может идти речь? Она объединила наш народ и сделала его сильнее, чем когда-либо прежде. Мы стоим на острие прогресса, мы многочисленны и просвещены, наша нация готова на любые свершения и пока что нигде не знала поражений.

— Так ли уж нигде? Разве ваша попытка захвата Эквестрии и Кристальной империи не закончилась полным провалом? — Со злорадством в глазах спросил Крамер. Этот вопрос сбил чейнджлинга с колеи, он не знал что ответить.

— Так или иначе, можете не волноваться за нас, мелкие просчёты будут учтены, а обиды — отмщены.

— А вам бы следовало не волноваться за нас, раз уж мы пришли к такому соглашению...

---

По тесному солдатскому вагону разливались трели, нестройный хор четырёх десятков голосов тянул заунывную и печальную песню, одну из тех, что были в большом количестве сочинены во время гражданской войны и наглухо укоренились в солдатской среде, передаваясь от "стариков" к призывникам. Кто-то из солдат забился вглубь вагона, но часть из них сидела в открытой двери свесив ноги. Когда поезд проезжал мимо работающих в поле крестьян, солдаты кричали и махали лапами, особенный ажиотаж вызывали молодые крестьянки, вид которых заставлял пехоту свистеть в два раза громче.

Солдат Хайнц Брецель очень любил подобное дело, порой даже слишком увлекаясь. В последние годы своей службы он сильно тосковал по своей семье, и никакие радости городской жизни не могли этой тоски унять. Хайнц уже был старым солдатом и хотел уйти в отставку через год или два. Его суеверное крестьянское сердце чуяло какую-то надвигавшуюся беду, он намеревался если не избежать её, то хотя-бы встретить её среди родных, которых он когда-то оставил не по своей воле, а потом бросил уже по собственному легкомысленному решению.

Эшелон должен был сделать короткую остановку в городе Осеншванц, стоявший на одной из главных переправ через Гряйфкёниг. Размеры этого города были не очень большими, особенно относительно великих размеров реки. Тем не менее, там был свой вокзал и своя собственная жизнь.

Колёса поезда делали свои последние обороты, а солдаты уже начинали покидать вагоны. Гуляш был подан вовремя, через некоторое время полк уже занимался приёмом пищи. Занимался им и Хайнц, правда не очень активно, так как не успел сильно проголодаться с завтрака.

— Товарищи, разрешите посидеть с вами? — К своему удивлению Брецель услышал голос чейнджлинга. Того самого чейнджлинга, который с недавних пор вертелся в их полку. О нём по-началу ходили всяческие толки, но потом выяснилось, что личность он пресная и заурядная — обычный крючкотвор, алчущий до милости их начальства, не более. И теперь этому коротышке чего-то понадобилось от них, солдат Кайзерхеера, тем более в час приёма пищи. Так или иначе, он сильно превосходил их по званию, так что отказать они всё же не могли.

— Конечно, садитесь раз вам нужно! — Весёлым и ехидным голосом ответил ему Вольфганг Майер, их унтер-офицер. Хайнц в свою очередь стал сильнее налегать на гуляш, стараясь не обращать внимание на происходящее.

— Вы же, вроде как, майор по чину, да ещё и штабной. Что вам нужно-то от нас? Капитан Панкрац с офицерами находится, его благородие майор фон Таубе там же. У нас тут выпивки нету, а курева хорошего уж тоже маловато осталось. Может быть, вас господин полковник послал?

— Нет. Я пришёл по своему решению. — Снова донёсся голос перевёртыша.

— И что же вы решили? — Продолжал насмешничать Майер.

— Да вот решил я, что вам обо мне следует быть хорошего мнения.

Раздался взрыв грубого солдатского хохота, но все быстро пришли в порядок, когда вспомнили, что перед ними всё-таки майор.

— И почему же вы так решили?

— Да вот чую я, что будет скоро дело. Я офицер боевой и не просто так говорю.

Смешки и перешёптывания стихли. Даже Хайнц почувствовал какую-то странную солидарность с этим иностранцем, ведь он тоже чувствовал приближение чего-то, как и многие его сослуживцы.

— И что же из того? Дело и дело, наш полк во многих делах бывал. Вам то что от этого, вы же штабной. — Мейер ещё пытался шутить, но голос его был уже намного более серьёзным.

— Я штабной, но может всякое случиться. Бывает такое, что и штабным приходится на переднем краю побывать. Я у вашего полковника кто-то вроде первого помощника, так что не думайте обо мне всякого. Вы говорили, что у вас с куревом напряжённо? Вот вам, разбирайте, я уж как-нибудь перед вашим начальством выкручусь. — Послышался звук мнущейся фольги, за которым последовала волна тихого удивлённого ропота. Хайнц наконец прикончил свой котелок и увидел, как чейнджлинг раздаёт его сослуживцам сигареты, причём не абы какие, а очень даже хорошие, их можно было купить не за всякие деньги.

— Что-ж, спасибо вам, герр майор. Мы иной раз и слова доброго от начальства не слышим, не говоря уже о таком.

— Я всё же офицер вашего полка, а не кто-нибудь сторонний. Я конечно не грифон и вряд-ли пойму вас, но всё же хочется иметь ваше расположение. — После этих слов майор загадочно осклабился и удалился восвояси. Вскоре после этого началась обратная погрузка.

---

За Осеншванцем уже начинались бывшие владения феатисского эрцгерцога. Герлах был известен как крепкий хозяйственник и умелый управленец. При нём его край стал богатым и развитым, сильно обогнав другие княжества. Большие территории, выход к морю, изначально процветавшая коммерция и промышленность при нём только приумножили свои доходы. Пока иные княжества практически голодали, прозябали в бедности и массовой безграмотности, Феатисия только жирела и цвела. Строились общедоступные школы, вводились пособия, внутреннее положение удалось уладить путём разумных реформ и коалиции консервативных и либеральных сил.

Глядя на всё это великолепие, офицерам и солдатам оставалось только восхищаться и недоумённо чесать затылки. На пастбищах паслись гигантские стада тучных овец, местные крестьяне уже давно ощущали себя полноправными собственниками, при этом дворянские поместья были так же ухожены и целы, как и дома простонародья. Эта поездка сильно повлияла и на Агриаса, ведь он представить не мог, что где-то земля может быть настолько плодородна и прекрасна. Разумеется, он был образован и начитан, но ему всегда с трудом верилось, что где-то солнце светит ярче, что где-то зима наступает не в октябре, а под конец декабря, что некоторые народы могут жить совсем иначе, чем чейнджлинги, не видя необходимости в коллективизме и абсолютном уважении к авторитетам. Это всё побуждало интерес познания, интерес, который навряд-ли будет удовлетворён. Скоро они приедут в город, скоро возобновится работа, работа важная, рутинная и скорее всего совсем нелёгкая, не оставляющая места для лишних мыслей и идей.

Неожиданный приказ. Глава VIII: Пограничный инцидент.

В полку ситуация спокойная, никаких серьёзных происшествий от написания отчёта не произошло. Манёвры показывают высокую выучку личного состава, пусть и проходят в устаревшем (грифонском) порядке. Вскоре должны начаться преобразования в согласии с предписаниями Миссии, но вид этих преобразований ещё неясен, так как знакомые мне военные всё ещё отказываются признавать абсолютное преимущество чейнджлингской доктрины над грифонской, так что вид новых подразделений Кайзерхеера ещё только вырисовывается.
После окончания манёвров полк скорее всего останется в Феатисии, ввиду опасения свежесформированного штаба Восточного Военного Округа за спокойствие северных границ, на которых, по слухам, учащаются различные вооружённые провокации. На этом мои обоснованные предположения кончаются, домыслами вас беспокоить не намерен.

Приписка к одному из отчётов майора Агриаса цу Гардиса за Август 1009-го года.

---

Стояла ночь, небо закрыли чёрные дождевые тучи. На южном берегу неширокой речки, с низкими и топкими берегами, круглые сутки дежурили часовые. Солнца уже давно не было видно, оно исчезло в мощной стене туч, уступая место сумеречной тени и кромешной мгле.

Они медленно шли по пояс в мутной илистой воде, высоко поднимая над ней свои винтовки и зорко вглядываясь в тьму. Бил ливень, слепящими столбами света сверкали молнии молнии, а за ними каскадом валили раскаты грома. Они шли по пояс в мутной, илистой воде, высоко поднимая над головами свои винтовки. Вода постепенно прибывала, им нужно было спешить, но они не могли идти быстрее, боясь быть замеченными или споткнуться о подводные коряги. Их число было трудно точно определить, но оно явно колебалось в пределах нескольких сотен. Среди них было трудно выделить лидера, но от него зависело всё дело.

Всего в нескольких метрах впереди начинался заросший камышами берег, а дальше — их цель. Дождь нещадно заливал глаза, а на их телах уже, казалось бы, не осталось ни одного сухого пера, но они продолжали упорно идти, оставаясь незамеченными. Спотыкавшихся поддерживали, потерявшихся направляли в нужную сторону. Направление было самым главным их знанием в этот момент. Прожектора их не заметят, патрули не вскроют раньше времени. Проклятые имперцы сидят по своим казармам и блиндажам, пережидая бурю.

Вот и камыши. Один за другим, они втягиваются в густые, шумящие от воды заросли, и продолжают свой путь. Не потерять лидера, не пропустить команды.

Вдруг, одна из фигур впереди делает жест, по отряду проходит шёпот — все тут же останавливаются и жмутся к земле. Командир со своей малой группой выдвигается вперёд.

Застава находилась в нескольких десятках метров к востоку. Они зайдут с неожиданной стороны, застанут врасплох. Это небольшой форпост, окружённый траншеями, пулемётными гнёздами и смотровыми вышками. Близ него находится мост через реку Кляйну, которую они только что форсировали. Он имеет мощные укрепления только со стороны реки, никто не ожидает удара из камышей.

Кинжал впивается в горло часовому, дело доканчивается острыми когтями. Немой приказ — и маленький отряд врывается во вражеский лагерь. В шуме ливня не слышно звона стали, сдавленных криков и хрипа умирающих, даже кровь смывается струями воды. Они продолжают свою работу, убивая часовых и спящих пулемётчиков, зачищая наблюдательные посты.

Вдруг звучит выстрел — один из стоявших на посту всё же успел выполнить свой долг, перед тем как шпага вспорола его живот. Незаметность сошла на нет. Пришло время для внезапности:

"Смерть имперским свиньям! За конституцию!!!"

Этот клич прорвался сквозь стену дождя, сквозь громы и молнии. Он достиг своей цели. Из камышей раздалось ответное "Ура!" — и оттуда в один миг поднялись остальные. Никто не мог ожидать, никто не был готов. Завязалась кровавая схватка, в которой победитель был заранее избран.

— Вперёд, господа! В эту ночь Боги к нам милосердны! — Продолжал вопить командир, выхватывая из ножен свою длинную боевую шпагу. На нём была одна исподняя рубаха и закатанные по колено военные брюки. Его товарищи были одеты так же. Их белые рубища мелькали повсюду, их штыки и шпаги разили без промаха и пощады.

Он рвался к штабу, убивая всякого, кто вставал на пути. Феатисцы гибли один за другим, захваченные врасплох и сильно превзойдённые числом. На пороге штаба ему преградила путь фигура в офицерской форме.

— Сдавайся! — Крикнул ему республиканец, но тот не стал слушать.

"З-з-з-ап" — Шпага феатисца покинула ножны, в ударившей молнии блеснула узкая полоса влегульской стали.

— Мудрое решение, помрёшь хоть не как скотина! — Усмехаясь рявкнул главарь нападавших, разгорячённо бросаясь на оппонента, намереваясь быстро пронзить того уколом в грудь.

Но атака была отражена, быстрым и хладнокровным движением грифон отбил острие неприятеля и сам пошёл в атаку. Не было никаких ангардов, вставаний в меру, финтов и ангаже — это была яростная схватка не на жизнь, а на смерть. Противники делали уколы практически вслепую, не обращая внимания на всё ещё льющуюся с неба воду. Соперник нападавшего оказался намного опытнее — он отбивал все его атаки, атаковал сам, заставлял выдохнуться, устать, потерять хватку и внимание.

Наконец, республиканец оступился, завязнув ногой в неожиданно глубокой луже и упав. Он видел, как силуэт феатисца готовится к рывку и понял, что этот рывок он не отразит. Сквозь редеющую стену дождя блеснула сталь вражеской шпаги, но тут рядом раздалось несколько выстрелов из пистолета.

Офицер упал навзничь, ударившись затылком о ступени здания и выронив своё оружие, кепи слетело с его головы и упало в грязь. Тому же, кто остался в живых, подали лапу.

— Почему вы сразу его не пристрелили, герр Шварцфлюг? — Произнёс его спаситель. Белая рубаха на нём была заляпана кровью, но эта кровь не принадлежала её владельцу.

— Не тебе задавать такие вопросы, желторотый. — Прошипел Шварцфлюг, презрительно глядя на подчинённого.

— Подобная старомодность не доведёт вас до добра.

— Скорее уж ты выстрелишь мне в спину, волкенштурмец. Пошли в штаб, Я провозился тут слишком долго.

---

— Штаб бригады! Штаб бригады! Мы подверглись налёту неприятеля! Повторяю! Неприятель атаковал пограничную заставу у моста Хюрмоок! Застава у Хюрмоок атакована! — Телефонист орал в трубку, то и дело срываясь в откровенный визг. Командование заставы по привычке отлучилось из расположения, оставив здесь лишь связистов и заместителей. Ситуация отчаянная, они все обречены.

В коридоре раздались шаги. Грифон бросил трубку и поднялся со своего места в каком-то подсознательном желании встретить гибель хоть с каким-то подобием достоинства. Когда один из них показался в дверях, он схватился за кобуру, но нападавший среагировал быстрее. Раздался выстрел, телефонист закричал и повалился на пол. Его не убили, ему прострелили колено. Всё смешалось в какую-то дикую, ужасающую кашу. Грифон почувствовал, как на его крылья кто-то наступает, а потом такая же дикая боль пронзает и второе колено. Затем он увидел, что прямо на него смотрит бездонное дуло пистолета.

— Подкрепления далеко? — Голос мучителя звучал как из-под воды.

— Они... они... я... Они в пяти часах отсюда!

Дуло пистолета исчезло, исчезло в яркой вспышке, ставшей для связиста последним зрелищем в жизни.

— Телефон возьмём в качестве трофея, местные бумаги тоже прибери, понятно?

— Понятно, герр Шварцфлюг! Я возьму своих и...

— Припрячете что себе — отрежу каждому по два когтя. — Мрачно произнёс командир, глядя в глаза своему заместителю. С ним шутки были плохи, он знал о чём говорил.

На улице ливень уже практически сошёл на нет. Сопротивление на блокпосту было подавлено. Кто-то скрылся, но их не было времени преследовать. Было захвачено несколько пленных, но их судьбу ещё предстояло решить.

— Хорошо вы поработали этой ночкой! — Воскликнул Шварцфлюг, выходя на публику. Промокший до нитки, весь заляпанный в крови и грязи, но всё ещё выглядящий как их командир. В ответ ему раздалось несколько весёлых ругательных возгласов, кто-то просто орал во всю глотку, не имея моральных сил сдержать своего порыва.

— Скольких мы потеряли?

— Двадцать штыков, герр майор! — Ответил ему один из старших.

— Дурно, но ничего! Каждому достанется больше добычи. Соберите с тел патроны и вооружение, стащите так же сапоги. Если найдёте что-нибудь золотое или серебряное — это моя доля. Времени у нас маловато. Дальше по дороге стоит деревня, там много хлеба, пива и жирных хряков. Мы угостили местных господ сталью, пора навестить их жёнушек!

Войско буквально взревело от радости, но ни на секунду не забывало о порядке. Меньше чем за полчаса все трупы и складские помещения были тщательно обобраны, транспорт реквизирован. Своих малочисленных мертвецов кое-как закопали в топкую глинистую землю, вражескими же мертвецами не озаботились.

— Что делать с пленными?

— Отобрать тех, кто званием старше прапорщика. Остальных — в расход!

— Но там нет...

— Что-ж, тогда им не повезло. Если будем возиться с такой толпой — сюда успеет набежать вся кайзеровская армия. Вы закончили погрузку?

— Так точно, герр Шварцфлюг!

— Тогда пошлите за этой волкенштурмской свиньёй и его сворой.

— Есть!

---

У выхода из поста стояло нечто вроде маршевой колонны. Сзади неё тарахтел грузовик, чей кузов был наполовину набит всяким добром. Хаген со своим отрядом явился позже всех, притащив с собой тяжёлый телефонный аппарат и несколько чемоданов с документацией. Всё это тоже погрузили в машину. В ночной темноте перед ними изредка мелькали огоньки окон — это была их цель.

Они ворвались в деревню с выстрелами и громким свистом. Местные сначала не поняли своей беды, но когда к ним пришло осознание — бежать было поздно. Разгорячённые грифоны с криками врывались в дома, не жалея там никого. Это вовсе не было каким-то проявлением варварства и дикости — они действовали согласно науке, отработанной множество раз. Из домов сначала выносили всё ценное, потом придавали их огню. Местных убивали и калечили по собственной прихоти, особенно стремясь добраться до священников и деревенской управы, участь грифин была ужасна.

Трудно было сказать, сколько конкретно длилось это дикое зрелище, но нападавшие знали своё дело. Было захвачено несколько автомашин, которых доверху набили награбленным. Делёж добычи решено было отложить на потом, сейчас важно было побыстрее уйти. Отряд частично погрузился в захваченные машины, частично продолжил путь пешком. Их отход скрыли столбы дыма и огня.

---

— Господин майор, проснитесь! — Лапа Карла Эрстфедера одетая яростно тормошила за плечо своего начальника. Агриас быстро проснулся и даже остался недоволен излишней прытью денщика.

— Что такое? — Проворчал он, продирая глаза.

— Вас вызывает полковник.

— Посреди ночи?

— Именно!

Это известие придало перевёртышу прыти. Что такого случилось? Зачем его зовут в такое время?

Они уже долгое время находились в "полях", на деле же напрямую "в поле" ни ему, ни даже личному составу полка не приходилось проводить времени больше, чем необходимо. Феатисия буквально кишела мелкими хуторами, хозяйствами, деревнями, фольварками и прочим подобным — всегда имелось место, где можно было заночевать, а иногда для этого даже находилась вполне сносная компания...

Так или иначе, вскоре чейнджлинг был уже во всеоружии и быстро шёл к крупному деревенскому дому, занятому штабом полка. По пути ему встретился майор фон Таубе, пребывавший в положительном расположении духа.

— Погода ужасная. — Бросил ему Агриас, ежась под всё ещё накрапывавшим мелким дождиком.

— Мне сегодня было тепло. — Многозначительным тоном ответил Адриан.

Полковник прибывал в самом паршивом расположении духа. Звонок из бригады нарушил его сон, и ведь звонок явно не был сделан на пустом месте, нужно было разбираться в ситуации.

— Господа офицеры, мы попали в положение. — Громким и скверным спросонок голосом произнёс Гельмут, едва только все собрались.

— И что же это за положение? — Спросил фон Таубе.

— А вот нам сейчас и нужно узнать. Поднимите взвод от вашей роты, пошлите к заставе Хюрмоок и пусть ваши подчинённые выяснят, что там за "положение".

— Понял вас. — Настроение фон Таубе несколько ухудшилось. Его сильно раздражала эта глухая неопределённость, наверняка не сулящая ничего плохого.

— Герр полковник, разрешите мне быть вместе с разведчиками? — Внезапно предложил Агриас. Фон Цапфель смерил его взглядом, явно о чём-то раздумывая.

— Вы высоковаты рангом идти в разведку, но с другой стороны... вы ведь боевой офицер, верно?

— Точно так.

— Ну раз вы боевой офицер, значит, стало быть, вам там самое место. Идите, раз вам угодно. Я думаю, стоит выделить на эту задачу взвод из роты капитана Панкраца, как вы думаете?

— В роте Панкраца хорошие солдаты. Я полагаю, что решение здравое. — Высказался фон Оствальд.

— Вот и хорошо. Надеюсь, к утру мы что-нибудь узнаем о том самом "положении"...

Фон Таубе и цу Гардис покинули деревенский дом и направились в расположение 2-го батальона.

— И зачем вы подписались на эту глупость, ума не приложу. — Бурчал Адриан, шлёпая по лужам и не сильно разбирая дорогу.

— Хочу побыть хоть в каком-то деле, герр майор. Очень уж мне скучно.

— А если вас укокошат? Что мы скажем вашему настоящему начальству?

— Будем надеяться, что меня не укокошат.

— Вы хоть умеете стрелять?

— Со мной будет тридцать штыков, офицеру пистолет нужен чтобы застрелиться.

— Ха! Вы не перестаёте удивлять, я с вами согласен. Офицеру пистолет действительно нужен, чтобы застрелиться. А для остального у него есть шпага.

Расположение батальона ещё спало мирным сном, но этому суждено было прекратиться. Панкрац поднял свою роту, от этой роты был взят первый взвод, остальные в свою очередь так же оставались в строю. Фон Таубе не хотел рисковать такой малой силой, он решил подстраховаться, послав всю роту Панкраца в разведку.

Часы показывали без двадцати минут три часа ночи. Отряд выдвинулся своевременно, но путь ему предстоял неблизкий, ведь местные просёлки были серьёзно размыты прошедшим дождём. Если чейнджлинг мог спокойно ходить по лужам и распутице, то грифам в свою очередь очень не хотелось вставать на землю передними лапами, но им всё же пришлось, в целях экономии времени. Небольшая колонна покинула батальонное расположение и пошла на север. Ориентирование в ночной темноте не было для грифонов большой проблемой, глаза Агриаса в свою очередь привыкли к ней с большим трудом, ведь ночь была облачной, безлунной, а утром скорее всего поднялся бы туман. На дворе стояла середина сентября, через пару дней в Феатисии должен был начаться праздник урожая. Это было время, когда даже в самых захудалых местечках можно было найти вдоволь различной провизии, чем и пользовались военные. Полковые интенданты старались осторожничать с этим делом, и всегда покупать продовольствие за казённые деньги. Но их усилия имели мало смысла, ведь у рядового состава всё равно каким-то чудесным образом появлялись караваи хлеба, бочонки пива, а так же мясо различной скотины. Всё это, конечно же, было "приобретено в соответствии с воинским уставом".

Колонна хлюпала по лужам, идя по обочине дороги, полотно которой превратилось в глинистое месиво. Солдатам следовало бы роптать на немилосердную судьбу, но все были слишком напряжены и собраны для этого. Вполне возможно, что им всем предстояло вступить в серьёзную драку. Абсолютно ничего не предвещало беды: в ту ночь ветер дул на север, так что смрад дыма от пожарищ, а так же громкие звуки не долетели до них. Да и расстояние было серьёзным. Всё это, разумеется, наводило на совершенно противоположное ощущение, ощущение надвигавшейся опасности.

Тут шедший впереди Панкрац остановился, за ним остановилась и вся остальная колонна.

— Стой, кто идёт? — Зычным молодецким голосом крикнул капитан, заметив кого-то. Для Агриаса это была полная темнота, в которой не было видно ничего, кроме смутных очертаний стоявшего совсем рядом забора.

— Это свои! — Донеслось из темноты, говорили на герцландском, но с ярко заметным западнофеатисским акцентом.

— Назови свою часть! — Снова прокричал Панкрац, снимая лапу с кобуры.

— Её больше не существует! — Снова ответили неизвестные. Этот ответ поразил всех, но рота готовилась именно к чему-то подобному. Это известие никак не подействовало на капитана, по крайней мере, его голос остался прежним.

— Присоединяйтесь к нам. Скоро рассветёт, тогда будем разбираться.

В ночи раздалось громкое хлюпанье, видимо уцелевших было не так уж и мало. Агриас не мог разглядеть их, но логически понимал, что феатисцы встали впереди колонны, выполняя роль проводников.

Рассвет в сентябре был не таким быстрым и ярким, как в июле. Агриас начал постепенно различать окружающие объекты, а только потом заметил, что по небу уже разливается алый рассвет. Это утро не несло ничего хорошего. В свете восходящего солнца чейнджлинг смог разглядеть феатисцев, и это зрелище сразу вызвало у него острые ассоциации: Маленькая горстка военных была практически безоружна, более чем у половины полностью отсутствовали ременные портупеи, кто-то расстался с сапогами и полевыми кепи, у кого-то были по локоть закатаны рукава, а лапы и головы были наскоро перевязаны окровавленным тряпьём. Это был вид солдат, потерпевших поражение. Он уже когда-то видел таких солдат. Это тоже было на рассвете, только не осенью, а весной, в другой стране, в другое время.

Среди них был офицер — молодой юнец с петлицами поручика. Это он отвечал Панкрацу, он же занял место в голове колонны, вместе с капитаном. Они о чём-то разговаривали вполголоса, причём поручик отвечал спокойно и хладнокровно, будто это была для него какая-то малозначимая обыденность.

— На нас напало несколько сотен бойцов неприятеля. Я со своим взводом попытался принять бой, но понёс тяжёлые потери и вынужден был отступить. Основные силы заставы, полагаю, разгромлены. Неприятель опустошил деревню Вармтеплаатс и ретировался.

— Выглядит так, будто вы бежали сломя голову.

— Я смог собрать уцелевших из других взводов и групп, они сейчас под моим командованием. Мы — дисциплинированный отряд, которому на данный момент требуется только отдых, вооружение и медицинская помощь.

— Ясно. Похвально, что вы взяли ответственность за солдат. — сказал Панкрац, после короткого раздумья. — Отправляйтесь тогда в наше расположение, оно стоит дальше по дороге.

— Понял. — Поручик отдал несколько команд уцелевшим на своём родном языке. Один из них кивнул, остальные тоже выразили понимание. Отряд перестал сопровождать роту и поплёлся к полковому расположению.

— А что вы?

— А я хочу... Посмотреть.

Они медленно, но верно приближался к месту ночных событий. Ветер переменился, и даже не отличавшиеся обонянием грифоны почувствовали смрад прошедшего пожарища. Вскоре, они наконец добрались до перекрёстка, на котором стояла печально известная деревня Вармтеплаатс.

Большая часть домов была сожжена, их крыши обвалились внутрь стен, стоявших среди руин тёмными горелыми остовами. Над силуэтами мёртвых строений высились останки местной церквы, которую постигла такая же страшная судьба.

— Матушка Эир. — Произнёс поручик уже совсем не хладнокровно, явно пряча за этим выражением слова покрепче. Панкрац ничего не ответил, только сильно нахмурился и обернулся на своих подчинённых.

— За мной, может там кто-то остался.

— Кто мог сотворить подобное? — Задал неуместный вопрос Агриас, прошедший в голову колонны.

— Кто угодно. — Мрачно отмахнулся капитан, видимо не намеренный даже обращать внимание на навязавшегося "за компанию" майора.

В деревне действительно кто-то остался. На пепелище одном из домов нашли обезумевшую старуху, которая тут же приняла феатисского поручика за кого-то из своей родни, да несколько кошек, с момента вчерашней ночи ставших бездомными. Видимо, не уцелел никто, а если и уцелел — то скрылся поскорее на соседних хуторах или где-нибудь ещё. Это не являлось заботой военных в данный момент.

— Дальше по дороге — наша застава. — Каким-то тихим и нестройным тоном проговорил поручик, указывая роте путь.

До заставы действительно было не очень далеко, меньше километра. Укрепления встретили грифонов гробовой тишиной и запахом мертвечины. Трупы в разных позах были разбросаны повсюду, земля была залита кровью и завалена всяким военным мусором — пуговицами, личными документами, гильзами от патрон. У всех трупов были распахнуты френчи, вывернуты карманы, у кого-то даже были сорваны блестящие посеребрённые пуговицы и стащены сапоги. Прямо посреди всего этого было насыпано двадцать аккуратных бугорков с разложенными на них стальными шлемами.

Раздался вопль, совмещённый с жесточайшим из феатисских ругательств. Поручик рванулся вперёд и изо всех сил пнул одну из касок, заставив её улететь на несколько метров вперёд. Внезапная резкая боль заставила его сесть прямо на мокрую землю, продолжая громко шипеть и выкрикивать проклятия.

— Эти сволочи... Они их всех обнесли!!! — орал юнец, не имея над собой всякого контроля. — Воры! Мародёры! Предатели!

— Что делать с ним? — Спросил капитан Агриаса, как бы подшучивая над его старшинством по званию.

— Пусть остынет. Нужно всё тут осмотреть. — Сухо ответил чейнджлинг, демонстрируя свою полную серьёзность.

— Рота! Прочешите тут всё! — Скомандовал Панкрац, а сам пошёл к стенающему феатисцу. Тот ещё не исчерпал своего матерного репертуара, но его голос даже не дрожал. В нём не была лишь чистая ненависть, он ни на что не жаловался никого не молил, только проклинал, желая мести и предвкушая расплату.

— Господин поручик. Вы позорите свой чин. — Холодным и сухим голосом произнёс капитан, подавая феатисцу лапу. Тот принял её, даже в чём-то устыдившись своих слов.

— Арктур и Борей видят мою правоту. — Отрывисто произнёс он.

— И я её вижу. Возмездие наступит скоро, можете не волноваться в этом. Нужно продолжать служить Отечеству.

— Это так, мэтр капитан. Но знали бы вы...

— Я знаю. Вы каетесь за свою минутную слабость, вы бы хотели оказаться на их месте, умереть вместо них. Но вы можете и гордиться собой, ведь вы собрали и вывели всех, кто уцелел.

Поручик потупил глаза в землю и сокрушённо закивал.

— Господин полковник! Мы обыскали штаб — там ничего. Карты и документы похищены. — К Панкрацу обратился один из его взводных.

— Больше ничего интересного не нашли?

— Никак нет.

— Тогда заройте побожески убитых. А этих, — капитан кивнул на бугорки с касками, — Вырыть и сбросить в ближайшую канаву. Исполняйте.

— Так точно!

Тела убитых осторожно оттаскивали за пределы заставы. На берегу тем временем уже было приказано вырыть около двух сотен могил. Мертвецов клали головой на север, а ногами на юг. У входа в штаб нашли труп пожилого офицера в звании капитана. Его оружие не было украдено, но лежало подле него. Это была старая тяжёлая шпага, лишённая всяческих украшений, кроме вмятин и зарубок на округлой чашке эфеса. Капитана положили в могилу наравне с остальными, оставив при нём верное оружие, бывшее с ним до последнего мига.

---

Солнце было уже высоко и всё продолжало стремиться к зениту. День выдался на удивление ясным и даже тёплым, пусть земля ещё и отдавала сыростью. Камыши на берегу Кляйны шумели на ветру.

— Атаковали с той стороны. — Феатисец показал лапой на северный берег реки, на котором так же шумели заросли, скрывая от взгляда начинавшуюся там землю Волкенштурма.

— Реакция на это может быть только одна. Будет война, верно? — Предположил чейнджлинг.

— Не может не быть, господин майор. Со старым врагом пора расквитаться, это теперь дело чести. — Мрачно проговорил Панкрац, закуривая сигарету.

Неожиданный приказ. Глава IX: Наступление Кемерская.

Из Феатисии дошли вести о кошмарных событиях. Разгромленные тридцать лет назад враги снова подняли голову и подло напали на нашу страну. Их отряд перебил пограничную заставу и учинил разбой и мародёрство, после чего подло и трусливо сбежал, не дав нам совершить возмездие!
Долгое время мы не могли ничего сделать с остатками республиканских сил, угнездившихся в землях Волкенштурма. Рейх победил, но оказался ослаблен. Теперь же, наш народ снова един и силён, и отныне мы не потерпим никаких гнусных провокаций и попыток посягнуть на наше добро! За каждого убитого и пострадавшего подданного Монархии будет взята десятикратная плата!

Вступление речи Моргенклау о начале войны против Республики.

---

В этих краях ждать хорошей погоды в осеннюю пору было так же бессмысленно, как пытаться прыгнуть выше собственной головы. Автомобиль ехал по размытой слякотью дороге, лил холодный дождь. Он кутался в шинель, глядя в окно на печальный пейзаж. Урожай был собран, оставшиеся местные крестьяне сидели по домам у своих печей, а многочисленные бродяги и нищие стремились забиться в какую-нибудь нору, чтобы переждать природный каприз. Сейчас он им завидовал: их жизнь проста и незатейлива. Уйдёт одна власть — придёт другая, они уже давно привыкли к подобному и не ждали от этой "власти" ни милости, ни какой-либо поддержки.

Положение в Городе итак накалялось с каждым годом и месяцем, с тех первых лет, когда они впервые оказались там. Сначала их встречали с цветами и песнями, но потом восторг сменился на тревожное ожидание, а тревожное ожидание переросло в горькую обиду, ставшую вскоре апатией. Кто-то ещё ждал от них чего-то великого, кто-то ещё воображал себе возвращение в Гриффенхейм и реющие на улицах триколоры. Где-то ещё звучали гимны былой борьбы и слышен был печатный шаг тех солдат, что сражались за лучшее будущее. Но большинству было наплевать.

В землях герцогства Волкенштурм уже давно не жили, а выживали. Былые герои-освободители превратились в новых угнетателей, порой ещё более жестоких, чем старые помещики. Немало воинских частей превратились в банды, носившие форму и старые знаки отличия скорее в виде насмешки над своим прошлым. Он попытался навести порядок, попытался реализовать мечты старых республиканцев, борьбу за идеалы которых он когда-то возглавил. В итоге этот порядок действительно был реализован, только действовал он лишь в Городе и паре областей вокруг, где стояли лояльные ему силы. Вне этого периметра все жили словами: "Кулак нам — совесть и закон нам — меч.". Вскоре ему пришлось лавировать и извиваться между парламентскими силами и его собственными маршалами. Он пытался уладить противоречия, но на деле лишь развязывал лапы своим фактическим врагам, постепенно становившихся всё более и более могущественными и своевольными, как гадюки, пригретые за пазухой.

И вот, недавние события заставили его действовать. Момент истины настал тогда, когда никто его не ждал. Парламент распущен: арестованы многие политические деятели, представители интеллигенции и офицерства. Те войска, что откликнулись на его призыв, стягиваются на южную границу, а он едет в бывшую герцогскую резиденцию с целью встречи со своими воеводами, для них он теперь был не более чем "первый среди равных", которому они мало чем обязаны.

Сквозь пелену утренней дымки стали виднеться мрачные очертания большого здания, огороженного массивным каменным забором. Александр Кемерскай тяжело вздохнул, его передёрнуло от ощущения мокрого всепроникающего холода. На душе грифона было ещё хуже. Усадьба была защищена не только забором, но и блокпостом с двумя пулемётами. Все остальные подъезды так же находились под мощной охраной, пулемёты находились и на крыше особняка, и на его этажах. Это место стало крепостью на случай, если Город взбунтуется. Правда, если такое произойдёт — то для маршала всё будет кончено, останется только себе пулю.

Машина с сильным эскортом проехала через КПП и оказалась перед главным входом. Первыми вышли телохранители, за ними последовал и президент. Их радушно встретили местные лакеи, но Кемерская их пресмыкательство только раздражало. Хотелось наорать на кого-нибудь из них, а то и вовсе выгнать с работы, но Маршал понимал, что в таком случае может случиться всё что угодно, и он первым пожалеет о последствиях.

— Сонненшванц и Розенфлюг прибыли? — Всё же довольно грубо обратился он к одному из них.

— Нет, ещё нет. — Робея ответил лакей.

— Проклятье, я уж думал что опаздываю. Сообщите мне об их прибытии. Скажите им, что я в своём кабинете. — Александр не стал слушать ответа на свои слова, вместо этого двинувшись на второй этаж, где у него были собственные покои.

Поместье старых герцогов видало и лучшие времена. Левое крыло особняка было заброшено, ту же судьбу постигла и часть мелких построек. Теперь здесь постоянно квартировал до зубов вооружённый отряд из трёх сотен головорезов, которые в отсутствии своего маршала устраивали буйные попойки и грабежи крестьян из окружающих селений. Кемерская это мало заботило, он уже давно не думал о каком-то общественном мнении, если это мнение не представляло прямой для него угрозы. Винтовка уже давно значила больше, чем слово.

На втором этаже его встретили солдаты местного гарнизона. По какому-то стечению обстоятельств, они всё ещё были похожи на военных, пусть их и выдавали порой явно пропитые лица и плутовский взгляд. Маршал прошёл по коридору и вскоре оказался в небольшом кабинете, мало отличавшемся от других подобных помещений. Александр редко бывал здесь, а если и бывал — то как правило по всяким дурным случаям. Вообще, вся его авантюра порой казалась ему одним большим "дурным случаем", но подобные мысли со временем мучали грифона всё реже и реже. Сейчас ему предстояла встреча сугубо практического характера. Перед ним стояла единственная задача — приложить все усилия для выживания того государства (или подобия государства), которое ему довелось создать. Иначе он погибнет, как и все его сторонники. Другой причины у маршала найти не получалось. Он сам убил свою мечту. Он сам прикончил едва зародившуюся республику. Теперь у него осталась формально подконтрольная армия и формально подконтрольная территория. Только вот угроза на юге была вовсе не формальная...

В коридоре раздались шаги. Один из телохранителей окликнул идущего, в ответ раздался голос слуги. Маршал медленно поднялся из своего кресла, надел снятую им фуражку и направился к дверям.

— Они прибыли?

— Прибыли, герр Президент, и скоро окажутся здесь.

— Я их встречу.

Президент... Как горько, лицемерно и глупо теперь звучало это слово. Нет, он уже давно как не президент, да и главнокомандующим его трудно было назвать. Так или иначе, маршал стремился подавить мрачные мысли. В сложившемся положении не было места для страданий и плача, нужно было действовать решительно, спокойно.

Он увидел их, когда те ещё заходили. Вместо шинелей — дорогие шубы, вместо скромных республиканских кителей — расшитые золотом мундиры. Нет, они не вызывали у него отвращения. Это не первая его встреча с ними, наверняка и не последняя. Разумеется, какая-то часть его рассудка желала тут же разорвать их на куски, но он понимал, насколько это чревато.

— Здравствуйте, господин главнокомандующий! — Громогласно, с широким жестом произнёс Сонншванц, снимая в знак мнимого уважения свою богато украшенную фуражку. Розенфлюг отделался коротким кивком и отдачей чести, Кемерскай же никак не отреагировал на их приветствия.

— Пройдёмте в мой кабинет. Есть очень серьёзное дело.

— Но, разве вы не приготовили нам званый обед? — С всё той же фальшивой вежливостью поинтересовался Сонншванц. Легко было ему корчить издевательские ужимки, имея десятки тысяч штыков и сильную крепость в северных горах, по прямому соседству с головорезами Хвидхале, готовыми продать себя тем, кто заплатит большую цену.

— Обеда не будет, так как сейчас важен каждый час. Я мог бы принять вас в городе, но там сейчас не очень безопасно.

— "Не очень безопасно?" Разве вы не убили там каждого, кто даже в теории мог выступить против вас? Стало быть, ваши силы действуют не так уж и добросовестно... — Прищурившись произнёс Сонншванц, читая в глазах своего условного начальника вскипающий гнев.

— Было время, когда слово "безопасность" для вас было синонимом слова "трусость". — Коротко и сухо добавил Розенфлюг, невольно поддерживая Сонншванца, к которому на деле испытывал сильнейшее презрение.

— Мы так и будем пререкаться тут до вечера?! Это дело — дело в первую очередь ваших собственных шкур! -

— Ну ладно, ладно, господин главнокомандующий, полноте вам. Стало быть, нам всё же следует прислушаться. Пройдёмте же тогда...

В кабинете сидели трое. Несмотря на колкие и приторно-злобные словечки Сонншванца, на деле все так же были подавлены. Кемерскай не располагал какой-то тайной. У маршалов были глаза и уши во многих местах, поэтому они тоже более или менее понимали своё положение.

— Какая-то многочисленная и вооружённая банда напала на имперцев около недели-полторы назад. Эта банда совершенно точно была остатками одного из наших батальонов, частью ныне не существующего 14-го пехотного полка. Судья по всему, новые силы в Герцланде намерены использовать этот случай в своих целях. Они вскоре нападут на нас.

— Вы видите в этом какую-то сложность? Найдите эту банду, уничтожьте её и принесите имперцам их головы. Может тогда дело и уляжется. — С ложным легкомыслием предложил Сонншванц.

— Дело не уляжется... В Гриффенхейме теперь у власти военные, они будут идти до конца. Вторжение Кайзерхеера — вопрос времени. — Мрачно заключил Розенфлюг, располагавший достаточно подробной информацией обо всём этом. Герр Кемерскай, у вас есть план?

— Да. — приободрился Александр. — Я составил план наступления, но для его реализации мне понадобится полное подчинение ваших сил.

На какое-то время в помещении установилась тишина. На главнокомандующего Республики многозначительно уставилось две пары глаз.

— Значит, вы решили пойти ва-банк... — Протянул Сонншванц, видимо не до конца вникший в суть слов Кемерская.

— Именно. Иного выбора у нас нет. Поэтому поднимайте свои армии и двигайтесь к южной границе. Мы либо победим — либо погибнем. Иных вариантов не будет.

— Хотелось бы верить, что нам улыбнётся удача. — Сказал Розенфлюг.

— Согласен. Удача всяко полезнее богов.

---

По земле стелилась жидкая дымка, недавно прошёл сильный и холодный дождь. Их батальон занимал позиции в лесу, ожидая приказов к наступлению. Майор Детеринг шагал по узкой тропинке, в сопровождении своих адъютантов. До позиций соседнего подразделения оставалось недалеко. Приближалось наступление, поэтому им было строго-настрого запрещено как-либо нарушать маскировку. С той стороны неприятель так же угрюмо молчал, лишь обозначая своё присутствие скупыми, но необходимыми в окопном быту действиями. Между ними пролегала широкая полоса вырубленного леса с полкилометра в ширину. Её предстояло преодолеть в скором времени, задача обещала быть трудновыполнимой.

Впереди забрезжил тёплый свет от костра. От деревьев отражалась то-ли граммофонная, то-ли живая музыка.

— Что они себе позволяют? — Прошипел Детеринг одному из подчинённых.

— Подлецы, герр майор. — Заметил адъютант. Детеринг не мог с этим не согласиться.

Целую неделю они сидели в мелких холодных окопах, боясь даже жечь костры или курить. К чему был тогда этот приказ, родившийся в светлой голове какого-нибудь штабиста из дивизии, если смежная с ними часть нарушала его, даже не задумываясь? Зачем им было прятаться, если их соседи, их фланг, наплевали на приказы?

Тем временем, картина становилась всё отчётливее: недовольство начало сменяться мрачным пониманием. Тыловое расположение "батальона", стоявшего по левую сторону от них, скорее напоминало какой-то кочующий табор. Среди деревьев стояли палатки и автомашины, освещённые кострами, от которых пахло гуляшом. У костров сидели какие-то грифоны, по виду отдалённо напоминающие солдат и офицеров. Они громко болтали между собой, травя сальные шуточки и почти поминутно закатываясь хриплым или визгливым хохотом. На ком-то из солдат вместо форменной шинели было нечто вроде самодельного бушлата: грифон обкорнал полы, видимо для большего удобства. Какой-то офицер, (это было заметно, несмотря ни на что), нацепил на себя гражданское пальто и солдатское кепи. Старая, явно родовая шпага выглядела при этом как какая-то клоунская бутафория, либо добыча случайного бродяги. Стальные шлемы этих воинов, пожалуй, были единственным напоминанием о принадлежности их к Республиканской Армии.

— Где ваш командир? — Холодно спросил Детеринг, подходя к одному из грифонов, явно имевшему старшинство над остальными. Тот выглядел совсем юнцом, явно не походя на ветерана Войны.

— Он в той землянке. — Ответил он, указывая куда-то за спину майору. Его речь ясно говорила о волкенштурмском происхождении говорящего. Детеринг не стал как-то развивать разговор, он испытывал к этому месту отвращение. Ему уже хотелось просто переговорить с их вожаком и удалиться восвояси, надеясь потом на то, что эта свора не подведёт их.

В лагере ясно чувствовалось присутствие грифин. Это было неудивительно для майора, ведь ему было известно немало слухов о том, что в подобных "частях" "солдаты" "служат" не расставаясь со своими жёнами, а порой и обретая их вовремя "службы Республике".

У входа в землянку стояло двое молодчиков в относительно "сохранившейся" форме, но обвешанные патронными лентами с ног до головы. Оба были вооружены какими-то полуавтоматическими ружьями, наименования которых Детеринг не смог припомнить. Они пропустили его и его спутников, сославшись на то, что их командир ожидал прибытия соседей с левого фланга. Внутренняя обстановка помещения мало отличалась от всех подобных блиндажей: стол, заваленный картами и бумагами, телефонный аппарат, спальное место, пара стульев. Хозяин помещения был на месте, ожидая гостей. Это был среднего роста, но явно немалого опыта грифон в простой серенькой форме, лишённой каких-либо наград и опознавательных знаков.

— Вы командир соседнего нам батальона? — Спросил он довольно мрачным голосом.

— Точно так. Майор Йоханнес Детеринг, если быть точнее. — Козырнул вошедший.

— Ну раз уж так, то меня зовут Флориан Шварцфлюг, фон Шварцфлюг, если быть точнее. Вы не могли бы отослать своих адъютантов? Я хочу поговорить с вами наедине, да и вы скорее всего были бы совсем не против.

Детеринг мгновение колебался, но потом отдал соответствующий приказ, надеясь на то, что его подчинённые не наживут себе беды. Когда последний ординарец исчез в дверном проёме, Шварцфлюг подозвал Детеринга к столу.

— Господин майор. Что вы думаете о моём войске? — Сходу спросил он, глядя собеседнику прямо в глаза.

— Ваше войско — толпа морально разложившегося отребья. — В полном спокойствии ответил Йоханнес, выдерживая тяжёлый взгляд старого командира. Тот тоже не проявил ни толики возмущения, восприняв это выражение как должное.

— Хорошо. Хорошо, что вы не солгали, и не начали меня учить. В вас чувствуется старая герцландская кость, вы выше этой лебезящей волкенштурмской сволочи, которая мечтает перерезать нам всем глотки... — Майор сделал паузу, поняв, что его мысль ушла не в то русло. — Я так понимаю, через какое-то время мы выступаем на неприятеля.

— Мы выступаем на неприятеля послезавтра на рассвете, а ваш отряд ещё не собран и явно не готов к действию. К вам приходили какие-то приказы из штаба? Кому вы вообще подчиняетесь?

— Меня приписали к штабу корпуса. Шлют оттуда указания через посыльных, иногда по телефону — всё сплошь волькенштурмские морды, жалко смотреть и слушать.

— Волькенштурмцы теперь — часть нашей армии, вам придётся с этим мириться.

— Я итак мирюсь, — разведя передними лапами произнёс Флориан, — но один наш старый солдат всё равно стоит десятка новобранцев из Волкенштурма, и пары-тройки имперских ублюдков, разумеется. Мы недавно добыли отличные карты, только толку от них маловато стало. Особенно здесь, под Бренной. Если мы выступим послезавтра, то у моего отряда ещё достаточно времени прийти в боевой порядок. Наша, гм, дисциплина, не вызывает никаких нареканий в момент действия, а до этого времени я не вижу в ней большого смысла. — Детеринг не стал как-то оспаривать эти слова, так как это виделось ему бесполезным и даже в каком-то смысле опасным.

— У вас есть какие-нибудь данные о неприятеле?

— А у вас? — Манера старого майора уже начала раздражать Детеринга.

— Конечно есть. Я прибыл сюда, чтобы потом быть уверенным в том, что вы не подведёте.

— Я не подведу. Оружия хватает, солдаты у меня опытные и храбрые... Вы слышали о 14-м пехотном полку?

— Нет.

— Это хорошо для вас.

— 14-й полк это, конечно, интересно. Но дело идёт к вечеру. Какие предписания к вам приходили из штаба? Нужно скоординировать действия наших частей, стык подразделений — место важное. А вы тут пьянствуете и жжёте костры. Демаскировка ведёт к большим потерям, если ваш отряд поляжет раньше времени — в нём не будет толку.

— Нам приказано наступать до полного исчерпания сил. А какой у вас приказ?

— Точно такой же.

— Ну вот и хорошо. А насчёт координации и маскировки можете не переживать. Не потому, что я решу эти проблемы, а потому — что переживать вам об этом просто не следует. Знаете ли, кое-кто благоволит вам всяко сильнее, чем мне и моим "отбросам", так что наша гибель принесёт пользу в любом случае.

Детеринг смерил Шварцфогеля оценивающим взглядом: переубедить его было невозможно.

— Вы разбойник, герр Флориан. Вы сведёте нас в могилу. — Прошипел Йоханнес, собираясь уходить.

— И буду тому очень рад. — На последок парировал старик.

---

Канонада гремела над их головами: вдоль всего фронта наступления грохотали орудия и миномёты.

— Товарищи! — майор пытался перекричать свист и рокот артподготовки, он вышел на передовую линию к солдатам, уже готовившимся покинуть окопы. — Сегодня, мы выступаем на главного врага! Мы идём на смертный бой против косного и прогнившего изнутри режима, стоящего на крови и подлости! Ваши враги трусливы и ничтожны, они сражаются за отжившие и устаревшие идеалы, мы же — сила нового мира, нового поколения, храбрая и молодая кровь, которая сметёт их, не оставив и следа! Сегодня, мы идём в бой не за Волкенштурм, и не за Герцланд — мы идём в бой за свободную Грифонию, за миллионы наших братьев и сестёр, что продолжают прозябать в нищете и рабстве. Мы вернём им надежду и дадим им силу! Свобода! Равенство! Братство! За Республику, за Кемерская!

В ответ раздалось дружное "Ура!". Батальон окутало энергией, дававшей каждому бойцу силу идти вперёд. У них было не так много боеприпасов, почти не было пулемётов, они были одеты в старые ношеные шинели, но они готовы были драться, верили в свою силу. Когда последний снаряд упал на вражеские позиции, батальон молча встал и пошёл в атаку. Соседи Детеринга так же выдвинулись, не отставая и не обгоняя его бойцов.

Боевой порядок республиканцев состоял из трёх волн. Первая должна была проделать проходы в заграждениях и ворваться в окопы, вторая должна была их зачистить, в третьей шли подносчики воды и боеприпасов, а так же сапёры, которые должны были закрепиться на занятой линии. Малочисленные лёгкие пулемёты распределились между первыми двумя волнами, готовые поддержать их огнём. У них было недостаточно много боеприпасов, так что на подавление врага их силами можно было не рассчитывать. Сам Детеринг со своим штабом находился между третьей и второй волнами, желая не отставать от подразделения. Им предстояло преодолеть шестьсот метров ничейной территории, но это расстояние было больше, чем казалось. Через сто метров они окажутся под мощным ружейно-пулемётным огнём и заградительным обстрелом, а дальше оставалось надеяться только на удачу и поддержку своих пушек.

После артподготовки повисла напряжённая тишина, установилось мнимое ощущение спокойствия. Смутные очертания вражеских траншей, видневшиеся в лесной тени мрачно напоминали о том, что должно было начаться прямо сейчас. Оттуда уже смотрят сотни вражеских винтовок и пулемётов, тысячи глаз уже высматривают в утренней дымке серые вереницы шинелей, ожидая приказа нажать на спуск. Сквозь звук многочисленных шагов до Детеринга вдруг донеслось что-то странное и близкое, что-то похожее на шёпот. Майор посмотрел в сторону и заметил, что один из его подчинённых бубнит что-то.

— К чему это, Юст? — Поинтересовался у него Йоханнес, заставляя младшего офицера тут же прекратить молитву.

— Страшно, герр майор. — Ответил ему Юст, смотря то вперёд, то на Детеринга.

— Арктурий не любит трусов, если ты молился ему. Он не даёт избавлений, только возможности.

— Я просил у него заступничества.

— В этом нет нужды. Мы воюем за правое дело, и если бы боги существовали — они бы благоволили нам. Истинно верующему не нужны попы и храмы, чтобы любить богов, верно?

— Как знать. — Коротко бросил Юст, бросаясь наземь. Свист нескольких снарядов разорвал тишину, с вражеских позиций засвистели пули. Пелена спокойствия была сорвана и разбита, кровопролитие началось.

"В атаку! Вперёд! Не терять строя, мелкими перебежками вперёд!" — Гремели команды капитанов и взводных, первая линия завязала огневой бой с позициями врага. Короткими очередями били пулемёты, пехота замедлилась под огнём, но не остановила движения. Порядок был сохранён, несмотря на первые потери.

Снаряды неприятеля рвались всё чаще, канонада снова гремела вдоль всей линии, только это уже была вражеская канонада. Детеринг и его штаб оказались среди обстрела и тут же вынуждены были залечь. Вздымаемая снарядами земля мешала ориентироваться: свист, грохот, крики, пальба — всё это звучало в страшном унисоне, не давая прийти в себя.

Йоханнес повалился на землю вместе с Юстом, частично заслонив того собой. Фугасы ударяли в считанных метрах от них. Прямо над головой майора хлопнула бризантная граната, ударив в землю дождём свинцовых пуль. Наконец, всё более менее стихло. Офицер поднялся над землёй и осмотрелся: он не был контужен, ведь грифонское ухо находилось внутри черепа, что мешало ему навредить. Собственное состояние не волновало детеринга, его волновало другое.

— Где связь, что с телефоном? — Воскликнул он в надежде, что его кто-нибудь услышит. Мимо него пробегали солдаты третьей линии, стараясь побыстрее миновать полосу смертельного огня, от которого им уже довелось пострадать.

— Телефонистов убило, телефон разбит осколком! — Донёсся до него ответ одного из адъютантов.

— Люттих, ко мне! — К майору подбежал офицер, рукав его шинели был разодран, из него сочилась кровь. Молодой грифон козырнул раненой лапой, тут же скривившись от боли.

— Бегите в штаб, нам нужна артиллерия. Там же и получите помощь.

— Слушаюсь, герр майор! — Кивнул Люттих и принялся расстёгивать шинельные пуговицы, чтобы дать свободу крыльям. Через полминуты он уже летел назад, каким-то чудом избегая пуль и осколков.

Бой продолжался. Миновав зону обстрела батальоны попали под мощный пулемётный огонь. Сделав первые залпы, республиканские орудия глухо замолчали, игнорируя просьбы открыть огонь. Пехота продолжала наступать, но каждый метр уже давался ценой раненых и убитых. Грифоны вот-вот готовы были прижаться к земле или повернуть назад, но они всё не сдавались. Пулемёты замолкали, офицеры гибли один за другим, роты и взводы оставались без командования, невидимая моральная струна натягивалась всё сильнее, обещая вот-вот лопнуть.

Майор обогнал третью волну, но тут же был прижат к земле вражеской стрельбой. Одного из адъютантов убило, остальные залегли под находившейся рядом кочкой. Наблюдать отсюда за боем было почти невозможно, да и сделать он ничего не мог, разве что...

— Юст.

— Да, герр майор?

— Если меня убьют — примешь командование над остальными.

Не дожидаясь ответа Детеринг встал из-за укрытия и выхватил шпагу:

— Батальон! Примкнуть штыки! — Крикнул он изо всех сил, и побежал вперёд, увлекая за собой остальных. Поредевшие батальонные цепи смешались и ринулись вперёд сплошной дезорганизованной массой. Струна лопнула, но вместо того, чтобы бежать назад — солдаты побежали вперёд. Теперь всё решится за минуты, если они не погибнут — то победят.

Неожиданный приказ. Глава X: Через реку Кляйну.

На Грифонском континенте вспыхнул новый конфликт, такой же глупый и бессмысленный, как и множество других до него. Нашей редакции плохо известно о том, что послужило поводом к очередному кровопролитию, но это и не очень важно, ведь всем известно, что грифоны — народ вспыльчивый, вздорный и кровожадный. Хорошо, что эти варвары нашли удовольствие в уничтожении друг друга, не пытаясь при этом посягнуть на пределы наших восточных побратимов. Остаётся надеяться, что внешние интересы Эквестрии не окажутся затронуты в итоге сражений преуспеет наиболее справедливая и достойная из сторон, если к грифонам вообще можно применить понятия "справедливость" и "достоинство".

Краткая заметка в одном из номеров кантрелотской редакции газеты "Эквестрия Дэйли", сообщающая о начале Северо-Восточной войны.

Долгожданный час отмщения настал! Силы республиканского правительства Герцланда начали освободительный поход против тиранов и угнетателей! Нам пока мало известно о подробностях, но мы уже знаем: что доблестные войска республики уже нанесли серьёзный ущерб неприятелю, и их наступление идёт полным ходом. Возможно, вскоре мы увидим нового союзника в Грифонии, новое государство построенное на законах справедливости и дружбы! Гармония шагает по восточным странам, сметая косные и отсталые режимы. Настанет час — и весь грифонский народ отбросит распри и покается за свои прегрешения, объединившись под общими ценностями!

Краткая заметка в одном из номеров балтимейрской редакции газеты "Эквестрия Дэйли", сообщающая о начале Северо-Восточной войны.

---

В помещении стояла тишина. Мерно тикали часы, где-то за дверью слышался треск зуммеров, чья-то речь и топот.

— Значит, Кемерскай бросил все свои силы на прорыв к Влегульсу и Ротвассеру? — Моргенклау сделал несколько шагов в другой конец помещения, оказавшись у стены, украшенной ростовым портретом Тилля Храброго — первого герцога Феатисии, предка Герлаха Молчаливого, с которым Протектор в последнее время активно и весьма уважительно общался. Да, знал бы этот грифон, стоявший у истоков Рейха, до чего довели страну его потомки...

— Да, судья по активности боевых действий, республиканцы бросили туда все свои сильные резервы, чтобы прорвать фронт. Однако, их потуги не выглядят опасными. — Маршал Эбонфлюг подошёл к Фердинанду и тоже начал смотреть на картину. Какое-то время они оба молчали.

— Подобное действие со стороны противника только облегчают нам задачу. — наконец произнёс Моргенклау. — Нужно начинать форсирование Кляйны. Даже если мы уступим часть территорий на северо-восточном участке фронта, взамен мы получим возможность совершить прорыв с решительными целями.

— Согласно всем военным трактатам, на направлении главного удара должны быть сосредоточены лучшие силы. Если верить сводкам с фронта, то враг бросил в атаку самые опытные и укомплектованные свои войска. Следовательно, на остальных участках фронта он ослаб. Каждый день и каждый час в играет республиканцам во вред, ведь они уже увязли в нашей обороне и несут большие потери. Стоит ли говорить о том, что наша армия намного многочисленнее неприятельской — мы можем концентрировать силы на большем числе направлений.

— Хорошо. — Фердинанд отвернулся от портрета и отправился к письменному столу. — Какие силы в таком случае мы можем выставить?

— Корпуса фон Манхайма и фон Литке перейдут в наступление по моему приказу, они уже стоят на берегу реки и находятся в полной готовности. Позже появится возможность придать к ним кайзер-роту фон Гельткройца и 1-ю феатисскую бронебригаду.

— Это наступление станет нашим ответом на их действия... И если оно удастся — война может закончиться даже не начавшись.

---

Артиллерия била без умолку, над соседним берегом Кляйны поднялась плотная земляная взвесь. В бинокль можно было разглядеть смутные очертания линий окоп, опоясывающих несколько деревушек на той стороне. После артподготовки от этих селений скорее всего не останется даже стен. С северного берега отвечали, но мало и жидко: скорее всего это было вызвано износом стволов и малым числом снарядов, это виделось ему странным и даже немного непривычным.

— Вы обстреливаете их десять часов подряд, не слишком ли это долго? — Спросил Агриас, отходя от стереотрубы.

— Вы думаете, что это убьёт внезапность? — Спросил у него Гельмут, подкручивая регулирующие болты для удобства. Полковник стоял к чейнджлингу спиной, но он интуитивно понял, что тот кивнул.

— Что-ж, я вас понимаю. Помнится мне, что под конец гражданской войны наши пушки никогда не обстреливали неприятеля дольше двух-трёх часов. Но военные приёмы забываются, их нужно вспоминать заново. Тем более, у наших действий предпосылки более чем логичные. Пусть мы не добьёмся внезапности — неприятель всё равно не сумеет ничего нам противопоставить. — после этих слов фон Цапфель наконец отрегулировал стереотрубу под себя. — Красиво же тут... — Проговорил он про себя. На чердаке установилось молчание, нарушаемое только отдалённым грохотом канонады и отголосками штабного гама внизу.

— Герр Агриас, а который час? — Не отрываясь от трубы спросил Гельмут.

— Без пяти восемь.

— Что-ж, — вздохнул полковник, — надеюсь всё пойдёт по плану. Побудьте пока при мне, вы можете мне понадобиться.

---

Минутная стрелка часов медленно, но верно делала обороты по своей оси. — Два острых грифонских глаза были прикованы к этой стрелке, будто в ней была заключена их жизнь и их смысл. Но вот они оторвались от часов, отправившихся в карман серо-бурого офицерского кителя. Их владелец окинул траншею холодным взглядом, в котором было всё и ничего. Стрелка только что пересекла точку невозврата. Им нужно было идти, прямо сейчас.

Шпага покинула ножны капитана Панкраца, он громко свистнул и быстро выкарабкался из неглубокой траншеи, увлекая за собой остальных. Впереди было метров двадцать берега, дальше начинался брод. Солдаты спрыгивали в холодную воду, увязая сапогами в речном иле. Идти было трудно, стремительно начавшееся наступление вдруг замедлилось, но это было лучше, чем спотыкаться, барахтаться и терять порядок. Заросли на противоположном берегу были сильно посечены осколками: имперский огневой вал накрыл всё от берега до главных позиций, и при этом всё ещё продолжался. Панкрац начал переходить реку вместе со вторым взводом. Он увидел колонны соседних батальонов, форсирующих реки в других местах. Это хорошо: значит они не перегнали и не отстали от соседей, значит всё началось вовремя.

Переправа длилось не долго и не быстро — для кого-то это казалось вечностью, кто-то и не заметил, как оказался на другом берегу. Хайнц сделал широкий шаг — его нога на половину утонула в топкой зеленовато-чёрной жиже. Сапоги стали тяжёлыми от набравшейся в них воды, солдат практически целиком промок — от воды удалось спасти только перчатки и манжеты шинели. Кто-то подал ему приклад винтовки, солдат ухватился за него и вскоре уже обоими ногами стоял в липкой грязи.

— Шевелись! — Прямо у него над ухом раздался голос Майера, Брецель поднял голову и увидел его: унтер офицер подавал приклад винтовки всем, отстающим. Хайнц оказался одним из них. Рота уже строилась у разбитых и покинутых позиций вражеского предполья. Отсюда ходы сообщения вели к главным позициям. Согласно плану, Панкрац должен был ждать, пока переправятся остальные роты батальона. Майор появился вместе с третьей ротой. Он был один: штабные и пулемётчики завязли где-то в хвосте, им пришлось намного туже строевых солдат.

Фон Таубе с мрачным видом осмотрел переправившиеся роты. Нельзя было атаковать с ходу, сначала нужно было узнать о соседях. Вслед за третьей ротой реку перешло двое посыльных. Их тут же отправили к Крамеру и фон Оствальду, а пока известий от них не было — батальон кое-как занял находившиеся поблизости воронки и остатки ячеек предполья.

Прошло несколько минут, гонцы пока не возвратились. Адриан достал бинокль и начал осматривать вражеские окопы, превратившиеся после длительного обстрела в нагромождение воронок и мусора. Можно было бы подумать, что от такого обстрела в принципе не может остаться выживших, но Таубе знал: где-нибудь обязательно отыщется блиндаж или штольня, где кто-нибудь уцелел. Их всё равно встретят огнём и им всё равно придётся прорываться с боем, а большая часть снарядов истрачена впустую.

— Ну где там эти медлительные остолопы?! — Нервно вопрошал майор, шагая в полный рост среди солдат его батальона, которые пытались хоть как-то привести себя в порядок после переправы.

— Хоть воду из сапогов вылить успеем. Заодно и тылы подтянутся. — Ответил ему один из взводных. Адриан хотел было цикнуть на него, но слова были здравые, поэтому грифон кивнул и промолчал.

— Господин майор, посыльные возвращаются! — Один из солдат показал когтем в сторону, куда ушёл один из делегатов связи. Сейчас грифон возвращался оттуда, вид у него уже был довольно разбитый. Другой гонец вскоре тоже показался из-за чудом уцелевших камышовых кустов, его положение было не лучше.

— Батальон... Крамера... целиком... форсировал... — Запыхаясь начал докладывать грифон, не успевший даже вылить воду из сапог и уже куда-то посланный. Его товарищ не стал перебивать докладчика, но тот быстро закончил говорить.

— Фон Оствальд тоже... переправился. — Наконец доложил второй гонец.

— Хорошо. Отдохните пока, а нам пора выступать. Тылы подтянулись? — Спросил Адриан у одно из офицеров, оставив посыльных в покое.

— Да, герр майор, на том берегу уже никого! — Отрапортовал подчинённый. И действительно: расчёты станковых пулемётов и телефонисты всё же справились со своей тяжёлой задачей.

— Батальо-он! — зычно прокричал фон Таубе, так чтобы его услышали все. — Стройся!

За командой майора эхом последовали команды ротных и взводных. Солдаты быстро вставали и формировали боевое построение. Вскоре фланги его подразделения встретились с флангами соседей. Фон Таубе достал часы: они показывали без двадцати девять. Полк опоздал с развёртыванием на десять минут, а то и больше. Так или иначе, приказ нужно было выполнять.

Огневой вал сдвинулся ещё дальше, с целью перерезать вражеским укреплениям пути снабжения. Это означало, что пехоте пора было наступать. Цепи тремя волнами двинулись вперёд. Расстояние до вражеских окопов было порядочным — около семиста-восьмиста метров.

---

Республиканцы не стали укреплять непосредственно берега реки, ограничившись размещением там передовых застав. Основная линия находилась в отдалении, а река тут воспринималась скорее не как защитная стена, а как препятствие, на которое нужно было затратить времени достаточно, чтобы артиллерия открыла огонь по заранее отмеченным ориентирам. Об этой задумке знали буквально все, и герцландские военные знали о ней в первую очередь. Эта линия была возведена здесь ещё тридцать лет назад, за это время, благодаря перебежчикам, мирному населению и аэрофотосъёмке удалось так хорошо изучить укрепления, что у имперцев даже была возможность создавать точные копии позиций республиканцев для отработки их штурма. Тем не менее, всё равно был избран план полного их уничтожения. Зачем учиться брать то, что можно просто сравнять с землёй?

Атака полка началась: цепи пехоты двигались вперёд по полю из свежих воронок, трудно было распознать невооружённым глазом, где кончается зона разрушений и начинаются остатки позиций неприятеля. Через реку наводились понтоны, по которым уже тянулись колонны резервных сил, необходимых чтобы "подпереть" атакующих, если там придётся тяжело.

— Знаете, господин майор... — медленно проговорил полковник, не отрываясь от стереотрубы. — У меня для вас есть задание.

Чейнджлинг оживился, отвлёкшись от своих мыслей.

— Я слушаю вас.

— Съездите-ка на передовую, к майорам.

— Что-то случилось?

— Нет, пока нет. Просто съездите, посмотрите, так сказать в натуре. Вам ведь самому было интересно, разве нет? Я отпускаю вас в поле, может быть вы там кому-нибудь пригодитесь, как боевой офицер.

— Слушаюсь. Спасибо вам, герр полковник. — Агриас отсалютовал и двинулся к лестнице.

— Только не лезьте там на рожон. Это мало кто оценит. — Напоследок сказал фон Цапфель, не отрываясь от стереотрубы.

— Лезть на рожон недопустимо для чейнджлингского офицера. — Ответил ему цу Гардис, и начал спускаться вниз. В этот момент на чердаке зазвонил телефон, но перевёртышу это уже не было особо интересно.

Мельница, стоявшая на искусственном холме, была превращена в штаб и наблюдательный пункт. Это было теоретически опасно, ведь высокое здание легко обрушить попаданием снаряда, но в сложившейся ситуации республиканские пушки были навряд-ли способны на подобное. После того, как их позиции вычислила и накрыла косым огнём имперская артиллерия, их опасность и вовсе сошла на нет.

У выхода Агриаса верно ждал денщик. В последние дни офицер старался никуда без него не ходить, следуя своей старой привычке. Ещё в Олении чейнджлингу было трудно справляться со своими обязанностями без помощи ординарца, здесь же у него был Карл, солдат не таких больших заслуг, зато не лишённый ответственности и исполнительности.

— Здравия желаю, господин майор! — Козырнул Эрстфедер.

— Нам нужно торопиться. Следуйте за мной. — Оборвал его Агриас, спускаясь с холма к дороге, у которой стояли штабные автомобили — грузные и тяжёлые машины, слабо отличавшиеся от гражданских аналогов. Чейнджлинг с денщиком сели в одну из таких машин.

— К фронту. — Сказал Агриас водителю. Тот покосился на него, но ему пришлось повиноваться. Автомобиль сдвинулся с места и поехал по просёлку, выводившему прямо к берегу реки. Машине приходилось держаться края дороги, ведь остальное и без того неширокое полотно было занято марширующей пехотой, различными обозами и прочим подобным. Это были абсолютно незнакомые Агриасу войска, даже их униформа как-то неуловимо отличалась от той, что носили кронцы и феатисцы. Язык этих грифонов звучал странно, непонятно, это явно был какой-то диалект герцландского, которого Агриас ещё не слышал.

Несмотря на загруженность дороги — продвигались они довольно быстро, и через какое-то время штабная автомашина притормозила у какого-то брошенного сарая, стоявшего в двухста метрах от траншей штурмового плацдарма. Странно, что это ветхое здание не было разобрано военными на различные нужды. Дальше ехать было проблематично, и даже немного опасно: иногда туда всё-таки долетали снаряды и мины, водитель не собирался лезть туда, Агриас не собирался на него давить.

Покинув машину, офицер и денщик продвигались дальше на своих четверых. На пути им попадались какие-то незнакомые грифоны, с которыми чейнджлинг побаивался заговаривать.

— Откуда эти солдаты? — Спросил он у Эрстфедера.

— Трудно сказать. По говору на катеринцев похожи, но вид у них больно представительный.

— А что в этом такого? Что не так с их видом?

— Что не так? А тут одно слово — катеринцы. Шельмы первосортные, господин майор. Их в Столице немало шастает по базарам и рынкам всяким: надувалы, ворьё, штрейкбрехеры — всё это катеринцы. Катерин — это земля на востоке Герцланда, захудалое такое княжество, там правила больная на голову грифина. Говорят, она от дурного болотного воздуха крышей съехала, только вот брехня это про "дурной воздух" — врачи уж всё давно всем объяснили, что от болотного тумана с ума не сходят. А вот от кровосмешения... От кровосмешения можно и сойти. Наш кайзер был может и не большого здоровья, зато хоть разумный и даже благородный. А вы подумайте, что будет со страной, если ей дурочка будет править? То-то и оно. Жалко их конечно, не их вина, но прощать за пакости различные тоже не хочу.

— Понятно всё, ну теперь хоть повоюют. Война, как известно, меняет характер. — Ответил Агриас на слова денщика, который тот старался произносить так, чтобы окружавшие их солдаты ничего не расслышали. То, что сказал чейнджлинг прозвучало как бы между прочим, но в голове чейнджлинга встал вопрос: "А в какую сторону она его меняет? В лучшую ли?". Его личный опыт скорее говорил об обратном, но перевёртыш стремился замолчать это, в том числе и от себя.

— Тут уж как знать. — Многозначительно проговорил Карл, осматриваясь вокруг. Агриасу показалось, что грифон в этот момент прочитал его мысли.

---

Расчёт оказался верным: стоило батальону подойти на расстояние четырёхста, как в воздухе послышался свист пуль. Это было похоже на моросящий дождь, постепенно превращавшийся в сильный ливень. Цепь роты Панкраца немного разредилась и прибавила ходу, переходя на бег. Отстреливаться сейчас было бессмысленно, нужно было как можно быстрее добраться до врага и выбить его в ближнем бою.

Хайнц нёсся среди бойцов своего взвода, стараясь не отставать и не перегонять их. Враги явно не были меткими стрелками, но на таком расстоянии трудно было не попасть. То и дело он слышал крики и стоны падающих солдат, кто-то валился на землю молча, кто-то в горячке атаки не замечал собственных ранений. Штыки уже были примкнуты заранее, но они скорее всего окажутся почти бесполезными в предстоящей свалке. На грифонских ружьях штыки были не игольчатыми, а клинковыми. Ими можно было орудовать как длинными тяжёлыми ножами. Брецель видел впереди вражеские позиции, огрызавшиеся вспышками от винтовочных выстрелов. Стрельба республиканцев была беспорядочной, моросящей, если бы они били залпами — то имперцам было бы не сдобровать.

Цепи батальона фон Таубе быстро приближались к цели, но когда до противника оставалось двести метров, из казалось бы неприметной воронки ударил станковый пулемёт, оказавшийся на фланге первой и второй рот. К нерешительному винтовочном "пах-папах-пах-пах..." добавилось механически смертоносное "та-та-та-та-та...". Плотный поток пуль ударил прямо в левый фланг, по их взводу. Хайнц услышал звук падения — товарищ бежавший рядом исчез. "Держать строй! Не залегать!" — Вопил их поручик. Майер не повторял приказа — значит с ним что-то случилось. Слух оказался забит звуками криков, близкой пальбы и свиста пуль, каким-то чудом ещё не тронувших его. Зрение сузилось до узкого окна, выхватывающего участок разрушенной траншеи, где мелькали перемазанные в глинистой грязи фигуры — их враги. Брецель и не заметил, как добежал до этой траншеи, не понял, что спрыгнул в неё, не помнил, как всадил штык в горло первого попавшегося грифона, а потом сам получил удар и повалился на дно окопа, механически выставляя винтовку между собой и неминуемой гибелью. Крики, удары, звуки возни и борьбы — он слышал их, но не мог воспринять. Его затылок отдавал тупой болью, перед глазами то сгущался, то отступал туман, высвечивающий какие-то мгновения происходившего вокруг. Он ещё чувствовал, он ещё думал. Он мог встать, он должен был встать.

Тут что-то упало прямо на него, придавив своим весом. Оно было тёплым и мягким, слабый грифоний нюх почувствовал запах грязи и крови. Оно было мертво, Хайнц застонал и отпихнул свежий труп в строну, использовав его как опору, чтобы подняться на задние ноги. Боль стала острее, зрение — чётче, грифон уже почти пришёл в себя.

— Хайнц, ты как? — Перед Брецелем будто бы из ниоткуда выросла фигура одного из сослуживцев. Поблизости уже не было ни драки, ни пальбы — враг отступил из окопа, он был среди своих.

— Ударили по голове... Болит очень.

— Давай, пошли. Мы их ещё не до конца выбили.

Вдвоём они прошли по траншее и вскоре свернули на то, что когда-то было путём сообщения. Он заканчивался через пару метров, переходя в снарядную воронку и полностью теряя свои очертания. За ней была ещё одна воронка и ещё одна, везде были видны следы прошедшего боя — убитые и раненые, которых оттаскивали в тыл. Мимо бойцов проконвоировали троих пленных. Только сейчас Брецель сумел их разглядеть — это были очень молодые грифоны в старых, заплатанных шинелях. На двоих из них не было головных уборов, на третьем была такая же старая и видавшая виды кепи, вместо сапог — прохудившиеся ботинки с обмотками. И это были те самые "отъявленные бунтовщики"? Те самые враги их отцов, что разожгли братоубийственную войну? Эти ребята из под юбки недавно выбрались, что они тут вообще забыли?

— Капитан приказал пленных не брать. — С долей злорадства проговорил один из конвойных. Брецель услышал сильный феатисский акцент. Один из уцелевших после того ночного налёта. Неудивительно, что теперь он был готов мстить. Пленные не понимали его слов и продолжали идти, ещё не подозревая о своей судьбе. Конвой протопал мимо Хайнца и его товарища, заставив тех смотреть им вслед.

— Вилли, тебе их жалко? — Спросил Хайнц.

— А чёрт их поймёт. Пошли лучше дальше, нужно своих догонять. — Угрюмо проговорил Вильгельм. Дальше они двигались без единого слова.

---

Агриас с денщиком быстро топали по перепаханному полю, обгоняя идущие цепи катеринцев. Где-то впереди сражался 4-й кронский, чейнджлинг стремился догнать его.

— Посвистывает. — Отметил Карл, когда над ними пролетела шальная пуля.

— В Олении я трижды чуть не погиб. Плевать мне на шальные пули! — Довольно резко отмахнулся майор, чувствуя как к нему возвращается старый азарт, заставлявший кровь гореть. Вскоре они уже добрались до наскоро развёрнутого полевого госпиталя кронцев. Вернее, это был скорее не госпиталь, а перевалочный пункт, куда приносили раненых. Полноценные госпиталя сейчас находились на той стороне, а все переправы были сильно загружены войсками. Всё, что сейчас мог сделать немногочисленный медперсонал — перевязывать и поить, надеясь на лучшее. Агриас окинул раненых беглым взглядом — ему в какой-то момент показалось, что кого-то из них он уже видел. Это чувство было настойчивым, правдивым.

— Герр майор... — Послышался чей-то слабый голос. Чейнджлинг остановился, обернулся и понял, что он исходил от грифона с перемотанным окровавленными бинтами животом. Это был Майер, командир отделения с которым он завёл знакомство ещё летом, когда никто ещё даже не подозревал о том, что всё это произойдёт.

— Поправляйтесь. — Сухо бросил ему Агриас, получив в ответ едва заметный кивок.

— Пойдёмте отсюда, господин майор. — Карл явно сильно нервничал от происходящего вокруг. Он никогда не бывал в бою и даже не предполагал, что ему придётся в нём оказаться. Перевёртыш молча последовал его совету.

Вскоре они оказались в самих окопах. Бой на этом участке стих, но справа и слева ещё слышались звуки перестрелки и отдалённые крики. Другие полки ещё сражались, но для 4-го пехотного всё уже было кончено.

Среди разбитых укреплений суетились сапёры, их задачей было "повернуть" позиции в другую сторону, чтобы они смотрели на врага. Выбив республиканцев со своего участка, полк начал на нём закрепляться, дожидаясь подходивших резервов и ожидая возможную вражескую контратаку.

— Где майоры? — Спросил цу Гардис у поручика, командовавшего сапёрным взводом. Тот указал когтем туда, где стояла одинокая полуразвалившаяся кирпичная стена. Туда чейнджлинг и направился.

---

Майоры собрались вместе, чтобы обсудить действия своих подразделений. Штаб пока не стремился переезжать поближе к фронту, поэтому им приходилось обходиться без его контроля.

— Скоро здесь окажутся катеринцы, как будем поступать? — Спросил фон Таубе у своих более опытных коллег.

— С ними навряд-ли есть полковник и какие-то штабисты. Думаю, договориться получиться. По плану наступления, мы должны наступать впереди, а они — сзади. Но мы справились быстрее, чем ожидалось, поэтому выходит накладка...

— Можно было бы продолжить наступать дальше, воспользоваться брешью. Герр фон Оствальд, вы собираетесь ждать? — Вмешался в разговор Крамер, молчавший всё это время.

— Полковник и штаб на том берегу, коммуникации растянуты, двигаться мы будем всё равно медленно — риск того не стоит. — вежливо осадил Крамера Клаус. — Главное сейчас с катеринским полком не смешаться, обеспечить порядок и дисциплину...

— Господа, смотрите кто к нам идёт! — Адриан первым заметил Агриаса и Карла. Чейнджлинг отдал салют на ходу, но не заводил разговора, пока не приблизился вплотную.

— Здравствуйте, рад вас видеть здесь. Я, кажется, опоздал.

— Нет, герр майор — вы прибыли как раз вовремя. Минут эдак двадцать назад мы тут насмерть резались. Я вот например заколол троих! — По-грифоньи улыбаясь проговорил фон Таубе, тут же поймав укоряющий взгляд фон Оствальда.

— Фон Цапфель послал вас вперёд себя? — Прохладно спросил Клаус, смерив перевёртыша взглядом.

— Выходит, что так. Штаб скоро подойдёт, можете об этом не волноваться.

— Волноваться нам приходится каждый день и каждый час. — вздохнул Оствальд, в очередной раз осматриваясь вокруг. — Дальше сопротивления быть не должно. Пройдём по их территориям как нож сквозь масло. До Волькенштурма всего несколько дней пешком.

— Разве здесь было сопротивление? Так, какая-то солдатня местного набора. Их даже расстреливать не было смысла. — Проговорил Крамер.

— Это всё остатки феатисцев из моего батальона. — сознался Адриан. — Там этот поручик с разгромленной погранзаставы взбесился — самолично пару сдававшихся прикончил, и своим приказал в плен не брать. А в таком кураже грех такому призыву не последовать.

— Странное дело... — подал голос чейнджлинг. — Я этих ваших республиканцев, помнится, страх как ненавидел. Иногда они мне казались хуже чем коммунисты даже. А вы вот, казалось бы, ещё сильнее их должны не любить, но при этом воспринимаете довольно спокойно...

— Республиканцы конечно сволочи и подлецы, — отвечал ему Оствальд — но военные есть военные. Кемерскай хоть и предатель — но он генерал, причём в своё время уважаемый. Ненавидеть надо бандитов и всякую мразь, что зовёт себя "войсками", а так же их проклятых демагогов-политиканов, любимцев черни и заморского закулисья... Но сделанного не обратить, не сильно и хотелось, впрочем...

Часы показывали около часа дня. Солнце уже начинало медленно клониться к закату. Они ещё не скоро двинутся вперёд, скорее всего придётся потерять ещё час или даже два. Какое-то незначительное время назад вокруг творился настоящий ад — сначала артиллерийская подготовка, потом страшный бой не на жизнь, а насмерть. Сейчас же всё относительно стихло, и только старшие офицеры важно расхаживали среди залёгшей пехоты, брезгливо отшатываясь от убитых и раненых. Кляйна была форсирована. Дальнейший успех был лишь вопросом времени.

Неожиданный приказ. Глава XI: Гибель надежд.

Мы чёрный отряд Гайера, хей-я, хохо!
И хотим мы разить врага, хей-я, хохо!

Припев:
Смело в бой, не отступать!
Пусть церкви с замками сгорят!

Смело в бой, коли-руби!
Прелата с князем на штыки!

Смело в бой, коли-руби!
Прелата с князем на штыки!

Мы чтим Арктура-воина, Боги за нас!
Но жаль что Императора, Борей не спас!

Припев

Ведёт нас рыцарь без земли — смерть и позор!
На чёрном флаге три косы, латы на нём!

Припев.

Когда Борей свой суд вершил, жизнь создавал, кириэлиз
Где был в то время феодал?! Кириэлиз!

Припев.

Сын феодала к нам попал, хей-я, хо-хо!
Так пусть идёт скорей в тартар, хей-я, хохо!

Припев.

У рыцаря жена и дочь, хей-я, хохо!
Повеселимся в эту ночь, хей-я, хохо!

Припев.

Когда-то здесь дворец стоял, хей-я, хо-хо!
Его пушкарь с землёй сравнял, хей-я, хохо!

Припев.

Пусть Рейх и Кайзер в прах сгорят, хей-я, хохо!
Попов пусть со свету сгноят, хей-я, хохо!

Припев.

Противна нам власть лентяев, хей-я, хохо!
Боятся твари Кемерская, хей-я, хохо!

Припев.

В Столице всё горят пожары, хей-я, хохо!
А мы тому сильнейше рады, хей-я, хохо!

Припев.

И сколько-б им нас не травить, хей-я, хохо!
Им уж нас впредь не укротить, хей-я, хохо!

Припев.

И если брат покинет строй, хей-я, хохо!
Его сын за брата вступит в бой, хей-я, хохо!

Припев.

Песня республиканцев времён Гражданской войны.

---

Граната с шипением упала в размокшую от сырости и дождей землю. Все бросились в рассыпную, один из адъютантов интуитивно схватил гранату за длинную ручку и что есть силы метнул назад. Где-то впереди послышался хлопок взрыва и дикий крик боли, похожий на вой. Линия фронта была уже совсем близко к штабу батальона, линия траншей перед ними кишела врагом. Вокруг майора шёл бой: остатки его батальона пытались не пустить противника дальше, а он рвался вперёд по ходам сообщения, прокладывая себе путь гранатами и огнём лёгких пулемётов. Это сражение уже было безнадёжно — республиканцы теряли позицию за позицией, а их упорство не имело никакого смысла перед сильно превосходящим врагом.

— Здесь опасно, нужно уходить. — Проговорил Юст, вытаскивая из сапога уже собственную гранату, взятую как трофей ещё в первом штурме более недели назад.

— Если я уйду — батальон побежит. — Отрезал Детеринг, нащупывая на поясе громоздкую кобуру своего пистолета. В этот момент пулей убило одного из залегавшего рядом бойцов. Грифон навзничь повалился на дно окопа, истекая кровью из пробитого горла. Позади них грохотали разрывы вражеских снарядов — противник стремился огнём отрезать их от тыла. Глупая трата боеприпасов, ведь из тыла к ним очень редко приходили какие-то подкрепления, зато постоянно приходил приказ держать занятые позиции. Держать до последнего солдата, до конца. В данный момент многим казалось, что этот пресловутый "конец" уже наступил.

Ружейно-пулемётный бой шёл уже около получаса. Батальон нёс потери, но всё ещё удерживал рубеж. Слева и справа тоже грохотала перестрелка, изредка прерываясь короткими артналётами или переходя в ближний и гранатный бой. С их врагом было трудно совладать в таком бою. Это были части из Бронцберга, алмазные псы. Они превосходили грифонов в силе и крепости, у них было больше патронов и гранат, да и их самих было в принципе больше.

Один за другим затихали пулемёты, подавляемые гранатами и ответным огнём. Вскоре траншея оказалась завалена телами убитых, раненых пытались оттаскивать в тыл. Стало понятно, что тот момент, когда они смогут беспрепятственно сюда ворваться вот-вот настанет. Детеринг вёл огонь из пистолета по наступавшим перекатами цепочкам солдат в тёмных плащ-палатках. Он сумел ранить одного из них, но ответный огонь заставил майора укрыться. Вокруг всё чаще слышались хлопки рвущихся гранат. Его бойцы старались откидывать их, но иногда они взрывались прямо у них в лапах. Вдруг совсем рядом послышались звуки возни и ударов. Майор увидел, как по одному из ходов сообщения в траншею врывается отряд алмазных псов.

— Отбросить врага! В атаку! — Заорал Детеринг, выпуская остатки пистолетного магазина в неприятеля и выхватывая свою шпагу. Он понимал: если они ворвались, то траншея уже потеряна. Остаётся только отступить с боем.

Грифоны били бронцбергцев штыками и прикладами, оставшиеся офицеры пустили в ход белое оружие, но в замкнутом пространстве сила и преимущество были на стороне врага. Псы дрались при помощи пистолетов, сапёрных лопаток и длинных широких ножей. Их командир был вооружён коротким палашом и носил кожаный бронежилет. Йоханнес со своим штабом накинулся на них, стараясь колоть в шею и в грудь. Бронцбергский офицер быстро сориентировался и атаковал майора. Тяжёлый меч отбил лёгкую шпагу, майор поднырнул под неприятеля и не раздумывая устремил шпагу в прикрытый бронежилетом живот. Острие кое-как смогло проколоть защиту, но увязло в ней, не достигнув плоти. Осознав свою ошибку, детеринг попытался выдернуть шпагу, пёс же ударил его гардой палаша, опрокинув на дно траншеи и заставив выронить оружие. Грифон попытался встать, но пёс резким движением прижал его к стенке траншеи, напирая незаточенной частью оружия. Детеринг схватился за лезвие, безуспешно пытаясь удержать более тяжёлого и сильного соперника. Враг оскалился: это был не радостный или злорадный оскал, но оскал напряжения и наступающей усталости. Да, он когда-нибудь не выдержит и сдастся, только Йоханнес сделает это ещё раньше. Нужно было что-то делать...

Майор собрал последние силы и резким движением оттолкнул пса на небольшое расстояние. Этого ему было достаточно, чтобы клюнуть противника в глаз. Резкая боль заставила офицера опешить, он на секунду ослабил хватку и Детеринг всадил ему сапогом прямо между ног, одновременно с этим отталкивая его ещё сильнее и выхватывая нож. Пёс не упал, даже не вскрикнул от внезапно наступившей боли, но он был в смятении. Детеринг быстрым движением попытался заломить лапу, державшую палаш, но это оказалось не так-то просто сделать, тогда грифон просто всадил псу нож в подмышку, а затем нанёс удар в горло. Неприятель прохрипел какое-то ругательство, падая в липкую окопную грязь. Вокруг тем временем происходила схватка, грифоны её проигрывали.

— Отступаем на последний рубеж! Назад! Штаб! Ко мне! — Прокричал майор. Та часть его бойцов, что не была связана боем, последовала приказу. Остальные же остались прикрывать отход. К майору вернулось несколько его штабных, пошедших за ним в ту отчаянную атаку.

— Где Юст?! — Даже не с тревогой, а с каким-то горячным спросил Детеринг у своих подчинённых.

— Он погиб, герр майор! Разрублен сапёрной лопатой! — Так же разгорячённо ответил ему адъютант.

— А-а чёрт побери!! — выругался Йоханнес. — Многих наших сегодня не станет! За мной!

Рукопашная постепенно вновь перерастала в перестрелку. Грифоны отходили на последнюю линию обороны, за ней была лишь та самая просека, по которой они наступали какое-то время назад. Здесь был резерв из нескольких станковых пулемётов, захваченных ещё во время первого штурма. Когда они ударили по атакующему противнику, он был вынужден остановиться: псы тоже несли потери, и каждая линия давалась им серьёзной кровью. Враг принял решение сделать передышку и перегруппироваться для решающего боя. Республиканцы тоже должны были воспользоваться этим временем чтобы хоть как-то улучшить своё положение, либо придать ему хоть какую-то ясность.

— Пошлите кого-то к соседям, пусть узнают что творится у них. — Распорядился Детеринг, а сам достал бинокль. Он увидел, как к их позициям идут бурые змейки взводных колонн — это было подкрепление, так необходимое врагу для окончательного броска. Имперцы шли волна за волной. Это было полноценное наступление, поддержанное, судья по всему, не одной сотней гаубиц и пушек. Им было не удержаться, за ними не было ни достойной обороны, ни частей резерва. За несколько дней отчаянных боёв все республиканские силы, брошенные на прорыв, превратились в тонкую ослабленную линию, которая сама рисковала быть прорванной. Кто-то тронул Йоханнеса за подол шинели.

— Герр майор, ваша шпага. — Йоханнес обернулся, его подчинённый подал ему рукоять оружия, прикрытую грубой стальной чашкой. Детеринг не боялся за своё личное оружие, это был новенький клинок, сделанный на какой-то гриффенхеймской фабрике и поменявший около десятка владельцев перед тем как попасть к нему. За этой видавшей виды полоской стали не скрывалось вековой славы, а история была глупа, неприглядна и очень кровава. Тем не менее, майору не оставалось ничего, кроме как принять потерянное оружие.

— Спасибо. — Кивнул он подавшему, и спрыгнул со стрелковой ступени.

Заговорили вражеские миномёты, такой огонь был порой даже хуже, чем тяжёлые орудия. Мина летит быстро и бесшумно. Её трудно услышать и трудно от неё убежать. Траншея республиканцев попала под массированный косой огонь, работало около полутора десятков жерл порядочного калибра. Грифоны забивались в штольни и блиндажи, мины залетали в окоп и наносили чудовищные потери. Один шальной осколок пролетел прямо над головой Детеринга, сбив фуражку и сбрив одно из фальшивых ушей грифона. Удачное укрытие оказалось рядом, вскоре он был в безопасности. На какое-то время не было слышно ничего, кроме хлопков мин, криков раненых и умирающих. Последняя иллюзия о том, что им удастся удержаться здесь пропала окончательно.

Новый удар был нанесён быстро, решительно и слаженно. Враг не стал дожидаться, пока кончится обстрел. Около сотни алмазных псов выступили авангардом против их позиций, и когда последняя мина с визгом ударилась о земляную крышу одного из блиндажей, они бросились на приступ. Атака была внезапной. Грифоны превосходили храбрецов числом, но были сильно рассеяны по укрытиям. Зачастую требовалась одна-две гранаты, чтобы убить сразу десяток республиканских солдат. Майор выскочил из своей штольни и сразу же напоролся на вражеского солдата, вооружённого укороченной винтовкой. Хвататься за оружие было некогда, офицер со всей силы ударил пса под дых, но тот только пошатнулся от этого.

— Ко мне!!! — Проорал Детеринг толкая солдата на землю и намереваясь засадить тому сапогом в нос. Прикончив врага из пистолета, майор разрядил ещё три пули прямо в грудь другому псу, намеревавшемуся выстрелить в него. Поблизости действительно оказалось несколько сопротивлявшихся уцелевших. Первый шок прошёл, к ним стало присоединяться всё больше и больше грифонов, сумевших преодолеть страх и выжить в первые минуты боя. Псы, почувствовавшие быстрый успех, но их мелкие группы, рассеявшиеся по траншее, быстро оказались разбиты по одному. Схватка была кровавой: кто-то из псов пытался организованно отступить, кто-то дрался до последнего, кто-то сдавался, но республиканцы не брали пленных.

Через какое-то время, окопы батальона Детеринга оказались полностью очищены, но цена была огромной. Майор приказал собрать оставшихся, их было меньше пятидесяти: грязные, оборванные, смертельно уставшие заляпанные своей и чужой кровью — их глаза слезились от пыли, дыма и боли. На оставленных позициях уже визжали свистки, поднимая в атаку новые вражеские полчища. Йоханнес тоже устал, устал от всего. Здесь не было ни славы, ни победы — только горечь и смерть. Ему хотелось лечь на пропитанную кровью землю и умереть, либо броситься под неприятельские пули... Но он так не поступил.

— Батальон... — прохрипел Детеринг, осматривая собравшихся. — Наше дело провалено. Мы уходим. Это приказ.

И они повиновались. Никто не спрашивал, никто не возмущался. Совсем недавно он кричал об отмщении, о победе, о каких-то идеях, что вылетели у него из головы после первых же суток боёв. Да, они оставались верны ей, все до последнего, иначе бы батальон бросил бы позиции сразу как захватил их, а то и вовсе разбежался от первых пулемётных залпов. Они ещё верили, они ещё мечтали, они гибли сотнями на этом проклятом пятачке изуродованной земли. Им не дали помощи, им не дали ничего, кроме крох и пустых обещаний. Теперь они могли только отступить, чтобы спасти свои жизни. Для чего? Им самим было трудно найти ответ на такой вопрос...

---

Колонна серой пехоты быстро удалялась от брошенных ей позиций. Вокруг рвались снаряды, солдаты вынуждены были залегать и перебегать от укрытия к укрытию. Потерь не удалось избежать и тут — несколько бойцов оказалось ранено, двое из них — насмерть. Их всё ещё вёл Детеринг, ему всё ещё казалось, что под его командой есть подразделение, а не вымотанные и сломленные калеки. Он вёл их назад, навстречу полумифическому тылу, о котором было известно только то, что он есть. Вот они достигли своих окопов, из которых когда-то поднялись в атаку. Это было всего несколько дней назад, но сейчас то время казалось другой эпохой. Некогда обжитые, теперь они скорее напоминали чёрные ямы и канавы, вырытые в тени ободранных шрапнелью елей и сосен.

— За мной, не отставать! — Хрипел Детеринг, увлекая за собой своё войско. Нужно было дать привал, но для этого требовалось уйти поглубже в тыл. По пути им попадались горы военного мусора, брошенные госпиталя с горами мёртвых и умирающих тел. Вот и их артиллерия — ряды пушек стоят в разбитых и посечённых шрапнелью капониров, часть орудий перевёрнута, тут же лежат распахнутые и пустые снарядные ящики, стреляные гильзы, множество мёртвецов. В строю послышались молитвы, всхлипы и ропот. Вид убитых был страшен, для усталых и деморализованных солдат он был ещё страшнее. Тем не менее, у них ещё оставались силы продолжать путь.

Вокруг было много воронок от взрывов. Противник бил довольно точно и кучно, будто бы их кто-то корректировал. Но какой корректировщик сможет заглянуть так далеко? Неужели имперцы приспособили под это самолёты? Пройдя ещё две-три сотни метров, колонна остановилась. Не следуя приказу, просто по собственной воле. Майор понял: они не пойдут дальше, пока не восстановят силы. Отряд уже прошёл зону разрушений и сейчас находился на обочине просёлочной дороги, петлявшей между деревьев. Кое-где ещё лежали трупы, валялось какое-то тряпьё и бумага, вдалеке виднелась голова разгромленной колонны из подвод и грузовиков.

— Разожгите костёр. — распоряжался Детеринг — Здесь остались офицеры?

— Я унтер-офицер. — Ответила одна из фигур.

— Ясно. Положение у нас ужасное, но сдаваться мы не должны. Нужно сходить на разведку вперёд, к колонне. Может быть там найдутся съестные припасы и медикаменты.

— Там повсюду мертвецы... — Проговорил один из солдат, глядя майору в глаза.

— Если вы не будете следовать моим приказам, вы к ним присоединитесь. — Слова майора звучали серьёзно, но не были чем-то подкреплены. Ему не стали возражать, все итак понимали это. Постепенно, в отряд недобитков начала возвращаться организация. Часть грифонов осталась у обочины разводить костёр, часть из них, оставшаяся при оружии, выдвинулась в дозор. Остальные во главе с Йоханнесом пошли обследовать застигнутую обстрелом колонну. Говорили мало, говорить не хотелось — не было сил и желания обсуждать творившийся вокруг разгром. Где-то позади что-то гремело и рвалось, но они уже были слишком далеко от всего этого. Что с их полком? Куда делся Шварцфогель со своими отморозками? Все они скорее всего мертвы, по крайней мере, так хотелось думать.

Вот они подошли к разгромленной колонне. В голове было несколько грузовых автомашин, а за ними около десятка подвод. Половина из них была перевёрнута, их груз лежал на дороге в грязи. Трупов так же было немало. Странно было то, что здесь не было видно следов от осколков или шрапнели, не было снарядных воронок — у всех мертвецов были пулевые или колотые раны, на одном из грузовиков виднелись дырки проделанные пулемётной очередью. На дороге лежали тела — тела солдат из двух разных подразделений. Оба подразделение принадлежали к республиканской армии. "Вот те на..." — подумал Детеринг, переворачивая один из трупов. — "Чтобы республиканцы на республиканцев напали... Это что такое должно было случиться? Бывали стычки, но давно, а сейчас наоборот должны были объединиться против общего врага... Части обе строевые, не бандитские... И почему мы ничего не знали?"

— Господин майор! — Послышался голос одного из солдат. Йоханнес обратился на него и увидел, что тот показывает когтем куда-то вперёд.

— Что там? — Оживился Детеринг и подошёл к бойцу. Тот показывал на кучку копошащихся в подводах вооружённых грифонов. Они были здесь не одни.

— Похожи на шварцфлюговских.

— Я разберусь. Ты оставайся здесь. Остальные — за мной! — Майор пошёл навстречу молодчикам. За ним шли его солдаты. Мародёры же в свою очередь, казалось бы, мало обращали на них внимания.

— Кто ваш командир? — Резко спросил Йоханнес одного из них, тот нехотя обернулся и кивнул в сторону опушки. Оттуда как раз выходила другая группа грифонов, более крупная. Среди них и был Флориан.

— Какая встреча! — Послышался старый, сорванный голос атамана. Вскоре он приблизился к Детерингу и подал ему лапу. Тот машинально пожал её.

— Сколько вас?

— Около пятидесяти. Удалось отступить с пулемётами и серьёзным количеством патронов. Сколько ваших?

— Около тридцати...

Шварцфлюг задумался, но думал недолго.

— От полка что-то осталось?

— Не знаю. Отправлял адъютантов вам и соседнему батальону. Атака началась раньше, они не вернулись.

— Ваш парень у нас, он в добром здравии. В бою орлом держался — пятерых перестрелял. А насчёт вас... — фон Шварцфлюг опять крепко задумался. — А насчёт вас у меня есть идея.

В это время на дорогу выходило всё больше и больше молодчиков. Детеринг заметил, что те окружают его группу. Основная часть отряда была далеко, а Флориан собирался говорить с позиции силы.

— Что же за идея?

— Взять вас под своё начало. Ваш отряд маловат, я же поопытнее вашего, в командном плане. От вашего полка мало что осталось, да и от дивизии тоже, скорее всего. Знали бы вы, что тут творилось... Я не из моралистов, но даже мне противно.

— Даже думать не намерен. Нужно дать солдатам отдохнуть, а для этого нужно уйти подальше отсюда. Потом будем выяснять, кто тут виноват. Я скажу своим бойцам. Им-то теперь точно наплевать на всё, в том числе и на командование.

В колонне везли в основном боеприпасы и провиант, её так же сопровождало несколько сот солдат. Не было времени выяснять обстоятельства гибели или чего-то подобного. Грифоны просто взяли всё, что им было необходимо. Потом Детеринг подозвал остальную группу и они собрались у лагеря, развёрнутого теперь уже шварцфогелевцами. Тут было несколько костров и достаточно еды, чтобы прокормить всех. Лагерь ужался по размерам, но число нонкомботантов, кажется, не уменьшилось. Наступала ночь. За день все устали так, что их было бы трудно разбудить даже ударами прикладов. После короткого приёма пищи все повалились у костров, оставив лишь малочисленных часовых. Последним уснул Детеринг. Он думал обо всём и ни о чём, его состояние было похоже на томительную мысленную лихорадку. Но в конце концов сморило и его.

---

Начал накрапывать дождь, но никого это уже не волновало. Где-то стреляли, где-то кричали, где-то кто-то погибал. Вокруг творился сущий кошмар, но его участники практически никак не реагировали на него. Им нанесли поражение, страшное поражение. В этот день оборона оказалась прорвана практически по всему фронту, а многие республиканские части потеряли порядок и просто разбежались по лесам. В этот день всё, чем жили их деды, отцы и они сами, умерло, но этого, казалось бы, никто не заметил.

Неожиданный приказ. Глава XII: Герцогство Волкенштурм.

"В связи с недавними событиями, МИД Королевства Чейнджлингов намерен выразить надежду в устранении силами нынешнего правительства Герцланда всех политических неурядиц, а так же полного умиротворения северных территорий, представлявших угрозу экономике и суверенитету государства. Наша Королева очень рада решительности и бескомпромиссности ваших действий и уверена в их счастливом и безоговорочном успехе."

Реакция чейнджлингского посольства на Северо-Восточную войну.

---

Дорога была разбита до последней степени, но в это время года такая дорога была всяко лучше грунтового просёлка. Её проложили ещё при Гровере III, а при последнем герцоге брусчатка была заменена гравием. Новых хозяев этой земли хватало только на поддержание дороги в более-менее приемлемом виде, хотя и это удавалось далеко не всегда.

Бурая полковая колонна шла вперёд. Над строем солдат высился частый частокол штыков, в центре построения несли крупный квадратный стяг — древнее знамя 4-го Кронского, под которым он сражался вот уже третий век. Они шли среди топких полей и заливных лугов, откуда-то с запада до них изредка долетал морской ветер и жирные чайки с бурым оперением, которые изредка охотились в зарослях на берегах Кляйны, постепенно превращавшейся из топкой речушки в полноценную глубокую протоку. Где-то позади остался порт Флюгахена, обойдённый ими с востока. Впереди же маячила цель — город Волкенштурм, считавшийся главным оплотом республиканцев.

Первое время после прорыва обороны, грифоны радовались и предвкушали полную и блестящую победу. На марше нередко тянули песни, а почти каждая стоянка превращалась во что-то вроде праздника. Однако, подобное ощущение начало постепенно проходить. Враг на их направлении фактически потерял свою боеспособность. Наступавшие имперские части натыкались на разрозненные отряды республиканцев, многим из которых удавалось скрыться, отделавшись перестрелкой и лёгким испугом. Другие же сдавались: зачастую это оказывались части, набранные из местного населения, плохо снаряженные и ещё хуже мотивированные. Были и те, кто дрался до последнего, и встречи с такими стоили имперцам времени и солдат. Вся оборонительная линия, выстроенная по берегу реки Кляйна, потеряла свой смысл после прорыва и форсирования реки в единственном месте. Войска республиканцев отступали с линии, но нередко оставались на старых позициях чтобы сдаться или погибнуть. Что-то творилось по ту сторону фронта, но герцландцы не могли этого понять. Какая-то неразбериха сковала их врагов, нарушила и уничтожила их порядок, тогда как сами имперцы в данной ситуации выглядели скорее как зрители, нежели как участники событий.

Тем временем, моральный подъём в полку начал постепенно спадать. Страна, в которую они вошли, была очень бедна и имела такой вид, будто бы по ней прошёлся ураган. Им постоянно приходилось участвовать в мелких стычках, нести в них потери и идти вперёд. Бой за Волкенштурм обещал быть длительным и кровавым, ведь всё то, что отступало с кляйнской линии наверняка двигалось на защиту столицы, а это всё же были какие-никакие войска.

Но несмотря на всё это, имперцы сохраняли моральный дух и порядок. Периодически им приходилось контактировать с частями других полков их дивизии, а иногда и корпуса. Везде господствовали оптимистические настроения и слухи о скором конце войны. Радостна была новость о том, что Кайзерхеер сдержал вражеский прорыв и теперь наступает по всему фронту, это известие только укрепляло уверенность в успехе.

---

Автомобиль обогнал колонну и двинул вперёд. Шины вязли в размокшей щебёнке, все пассажиры имели очень уставший и озлобленный вид. Впереди маячило крупное село, судья по огням в окнах — этот населённый пункт был ещё жив. За несколько дней похода им не раз встречались брошенные хутора и фольварки, причём брошенные очень давно.

— Как думаете, господин офицер, — спросил водитель у интенданта, сидевшего справа от него, — сколько там живых осталось?

— Не суть важно, лишь бы нам хватило. — Интендант мрачно отмахнулся от подчинённого. Его слова звучали зло и двусмысленно, можно было засмеяться с них, но никому даже в голову не пришло поступить подобным образом. Им предстояло выполнить невыполнимое — разместить более тысячи военных в нескольких десятках домов. Скорее всего, придётся ставить палатки, благо с провиантом пока не было проблем.

Майор цу Гардис смотрел в окно с задумчивым видом. Осень — тоскливое время года, в их теперешнем положении. Всё происходящее вызывало у него чёткие ассоциации с Весенней компанией, только вот места ему казались похуже оленийских. Пустые поля, брошенные поселения, мало леса, мало гор, слишком много открытого пространства. Это вызывало у чейнджлинга подсознательную неприязнь, заставляло раздражаться. Впрочем, все вокруг него были очень раздражительны. Даже солдаты порой отвечали офицерам грубыми шуточками, а те в свою очередь мало что могли им возразить помимо подзатыльников и крика. Сейчас следовало думать о том, что им всем вскоре предстоит отдых, это была лучшая мысль из возможных на данный момент.

Вот они въехали на главную деревенскую улицу. Никого не было видно, но в этом месте было какое-то ощущение обжитости, уюта, порядка. Дома при ближайшем рассмотрении оказались более-менее ухоженными, даже местная церковь выглядела так, будто её кто-то регулярно посещал. По мере того, как машина заезжала дальше в село, на неё обращали всё больше и больше внимания. На порогах домов показывались местные жители, кто-то сжимал в лапах двустволки и садовый инструмент. Наконец, интенданты притормозили у дома, который сильнее всех походил на дом старосты. Оттуда нехотя вышел сытого вида крестьянин пожилых лет. Вид у него был дружелюбный и заискивающий, но не без хитрости.

Офицеры покинули машину и направились к порогу. Староста развёл передние лапы и дружелюбно блеснул глазами.

— Господа офицеры, мы так ждали вас! — с натянутой весёлостью проговорил грифон. — Пройдёмте ко мне в дом, у меня всегда накрыт стол для освободителей.

Интендант молча посмотрел на него, затем раздался стук металлической набойки на его перчатке по кобуре.

— Если бы вы были против республики, у вас бы не было всё так жирно. Кемерскай вас миловал, а нас вы боитесь. — спокойно и твёрдо начал офицер. — В этой кобуре — сигнальный пистолет. Полковая колонна в получасе пешего хода отсюда. Будут фокусы — не оставят от вашей деревни даже головней. Поэтому, нам бы следовало честно и прямо решить вопрос, не прибегая к насилию.

Староста изменился в лице, глядя в глаза офицеру и пытаясь уловить его настрой. Агриас в это время стоял у машины рядом с солдатом из комендантской роты. Кольцо селян медленно, но верно сжималось. Двигало ли ими любопытство, либо какой-то чёрный замысел — пока что трудно было понять.

— Сударь... — голос старосты внезапно стал более серьёзным и жалобным. — Мы бедствуем, но наша судьба лучше прочих. Нам нужно обещание, честное слово, что вы не причините вреда нам.

— Честное слово даст мой полковник. А я могу дать вам лишь поучение, как вам поступать не следует. Вы не хотите грабежа, мы не хотим чтобы наших солдат резали во сне. Времени у нас пока хватает, проведите нас по деревне, покажите что и как. И постарайтесь ничего не прятать, для вашего же блага. — Эти слова звучали жёстко и бескомпромиссно. До старосты наконец дошло, что перед ним находятся настоящие военные, с которыми шутки плохи.

— Ладно. Если ваше подразделение совсем недалеко, то времени у нас немного. Я нужен вам?

— Разумеется.

Староста пожал плечами, что-то решил про себя и сошёл с порога своего дома. Жители, будто бы следуя какому-то незримому указу, расступились и как ни в чём не бывало стали расходиться по домам. Всего в деревне оказалось около пятидесяти дворов, пара крупных амбаров и иные хозяйственные постройки. Это было похоже на какое-то поселение-призрак. Интенданты не были суеверными, но даже у них в голове вертелся вопрос о том, почему здесь всё так хорошо. Видимо, слухи о республиканцах оказались правдивыми лишь частично.

— На нас не нападают в последнее время. Мы попали под прямую опеку Маршала-Президента и последние пару лет деревню стерёг его отряд. До этого творилось чёрт-те что. — Староста брёл впереди, в правдивости его рассказа теперь трудно было усомниться, ведь грифон понимал, что все пути для хитрости и лести уже обрублены наглухо. Теперь ему не оставалось ничего, кроме как говорить правду.

— Разве Кемерскай не имеет власть над всей территорией герцогства? — Нерешительно спросил Агриас, озираясь по сторонам.

— Кемерскай? Всей территорией? Тю! Да он, пожалуй, и столицей не владел прочно. Где лично ему верны — там он и власть имеет. А где не верны — там его власти нет. Отец мой ещё при старом герцоге жил. Тогда тоже не было так, чтобы всё из столицы правилось. Был у нас помещик, а над тем помещиком — граф. Драли с нас три шкуры, но хоть дома не жгли... Эти-то дома недавно построены, на пепелище построены... — Крестьянин показал открытой лапой на два стоявших в притирку дома. Чейнджлинг обратил внимание на местную сельскую архитектуру. Волкенштурм трудно было назвать богатой территорией. Не было здесь ни торговли, ни ремёсел, с фабриками ситуация тоже не складывалась, вот и дома местных селян казались более скромными и неброскими, нежели жилища герцландских бауэров.

— Вас грабили?

— Частенько. Первые пару лет ещё порядок был: помещиков конечно порезали да прогнали, но кто-то из них всё равно за республиканцами пошёл. — Агриас услышал, как презрительно засопел старший адъютант, имевший дворянское происхождение — Собственность переделили, чиновников назначили — лепота! Да только потом вообще неясно что случилось. То ли они меж собой передрались, то ли ещё что, да вот и началась у нас неразбериха и резня. Помнится мне, я ещё птенцом почти был, в деревню нашу народ стал течь чуть ли не сотнями. Всякое рассказывали, жуть страшная! А потом и до нас добрались. Лихие грифоны, военные по виду, да без начальства. Иной раз просто деньги и ценности заберут, а иной раз и подпалят чего... Приходили и хорошие солдаты, только мы уж потом и перестали понимать, кто разбойник, а кто друг — форма-то у всех одинаковая...

Староста умолк, и дальше говорил мало. Вскоре они обошли всю деревню, водителя с одним из офицеров направили в полк, остальные же решили дождаться своих на улице.

— Прохладно, ночью будет ещё холодней. — Посетовал чейнджлинг, доставая из кармана пачку сигарет.

— Зачем вы с ним болтали? Это же плут, форменный плут. — Проворчал интендант, набивая тонкую трубочку табаком, пока коллега чиркал спичкой.

— Да пусть и плут. Пока боится — будет как шёлковый. А мне, знаете ли, всегда интересно что-нибудь разузнать.

— Так в этом и проблема. Не надо мягкости с такими как он. Почувствует слабину — по своему вывернет. Вы больно мягкий, герр майор. А говорят ещё в боях участвовали...

— Участвовал, и спуску никому не давал. А сейчас мне... Скучно и грустно как-то. Никем не командую, ничем не полезен. Обо мне много слухов ходит, как вы думаете?

— О толках солдатни не думаю. — интендант сильно затянулся, а потом выдохнул синеватое облако резко пахнущего табачного дыма. Местный табак отличался своей ядрёностью, чейнджлинг первое время даже побаивался его курить. Как выражались сами грифоны: "Мы делаем табак из табака, а вы — из всякой дряни." Какая-то доля тут точно была. В среде перевёртышей было много шуток и домыслов на тему, что заворачивают в их отечественные папиросы. — А у нас обсуждать коллег не принято. Прикрепили вас — значит было зачем, значит пригодитесь. В конце концов, на всё воля Божья.

Агриас чуть не фыркнул, когда речь внезапно зашла о религии. "Ваш священник сам сказал, что на меня не распространяется воля ваших богов. Как я могу быть в ней замешан?" — подумал офицер, делая осторожную затяжку. Ему не хотелось поднимать острых тем: день был на исходе, силы были на исходе, голова гудела и требовала сна. Тем более, спорить с верующими цу Гардиса отучили ещё в посольстве.

---

Полковая колонна вошла в село тихо, даже, можно сказать, незаметно. Какое-то время ушло на размещение, это время было не очень большим, население встретило военных без каких-либо проблем. Агриас быстро нашёл штаб и воссоединился с ним. Айненкопф со своими подопечными и полковником должен был разместиться в доме старосты, так как он был самым просторным в поселении.

— Вы конфискуете у населения оружие? — Спросил чейнджлинг у фон Цапфеля, находившегося со штабом в тот момент.

— Нет. В этом нет необходимости. Нет нужды отбирать ружья у тех, кто достаточно разумен, чтобы не применять их.

— Но ведь это территория врага.

— Эти грифоны не поддерживают местную власть, как вы уже наверняка поняли.

— Тем не менее, они готовы защищать своё жильё. Я бы сказал, они не поддерживают никакую власть.

— Нашего интенданта нужно отлить в золоте. Великой харизмы офицер! В его деле важно находить с местными язык. — Усмехнулся полковник.

— Но что было бы, если бы ему не повезло?

— А вы не слышали, что он сказал? Мы бы тут всё сожгли к мааровым чертям.

Агриас многозначительно хмыкнул. Теперь ему было понятно, почему грифонских крестьян не нужно разоружать и какой логикой продиктовано их благоразумие. В этих местах война имела другие формы, эти формы порой очень сильно отличались от того, чему его учили и того, что ему довелось пережить.

Полк Кайзерхеера по численности был меньше чейнджлингского. В нём было меньше солдат второго эшелона, меньше различной обслуги. Строевых солдат так же было всего около тысячи, тогда как один чейнджлингский батальон числом мог превышать восемьсот штыков. Тем не менее, местным пришлось сильно потесниться.

Дом старосты казался убранным и просторным, но когда в нём оказалось несколько десятков военных, это ощущение быстро пропало. Перед тем, как отойти ко сну, нужно было провести короткое совещание. Майоры были со своими подразделениями, их мнение и не требовалось. За столом в большой комнате собрались Айзенкопф, фон Цапфель и Цеткин. Агриас так же был там, но собирался больше слушать, нежели смотреть.

— До Волкенштурма осталось меньше чем полпути. Какие донесения поступают от наших соседей, герр Айзенкопф?

— Они не встречали организованного сопротивления. Обстановка на их участках похожа на нашу. Всё идёт по плану начальства. Этой ночью нас догонит и перегонит Гельткройц.

— Рыцари? Это хорошо. Вы ведь знаете, что я знаю Гельткройца лично — командир он опытный и заслуженный, мимо его роты муха не пролетит. Герр Цеткин, что со снабжением? Нужно ли трогать местных?

— Я полагаю, у них нужно реквизировать всё что угодно, желательно без какой-либо платы. — Прямо высказался Цеткин. Полковник пристально посмотрел на него:

— Почему вы склонны так думать? Разве логистические цепи нарушены?

— Не нарушены, но это дело времени. Дорог уже не хватает, чтобы вовремя доставлять всё необходимое. Железнодорожный транспорт хромает на все четыре лапы. Местных жалеть нечего, иначе мы можем остаться без провианта.

— Тогда им придётся платить. Ваш интендант заявил старосте деревни, что ничего не будет изъято просто так. — Вмешался в разговор чейнджлинг.

— Язык моего интенданта это не мой язык. Он мог сказать это чтобы предотвратить какие-то действия в отношении себя, сейчас же местные нам уже ничего не сделают. Не стоит обольщаться успехами, господа. Сдаётся мне, что полномасштабная война скоро сменится войной малой, а в малой войне иной раз бывает намного труднее, особенно со снабжением.

Агриас умолк, полковник же и вовсе не собирался долго спорить со своим подчинённым, отлично зная на собственном опыте, что такое малая война.

— Ладно. Все мероприятия поручаю на вас. Если что-то случится — мне должны сообщить об этом. Герр Агриас, зачем вы опять проявили свою юношескую недальновидность? Мне иногда кажется, что вам пока велики погоны майора...

— Честно признаться, меня перевели в Грифонию исключительно за боевые заслуги. — Напряжённо произнёс перевёртыш. Он понял, что эти слова долго вертелись на языке у полковника. Они звучали не осуждающе, даже с какой-то шутливостью. Тем не менее, для молодого офицера подобное выражение было унизительно.

— Не стоит расстраиваться, господин майор. У вас пока есть возможность учиться. Так или иначе, ваше пребывание в нашей компании придётся только вам на пользу, когда вы вернётесь к себе на родину.

— Хотелось бы в это верить, герр полковник. Разрешите выйти?

— Разрешаю. Вашей сдержанности можно только позавидовать.

Чейнджлинг негромко, но отчётливо хлопнул дверью. Офицеры продолжили разговор, который вскоре закончился. По сути, всем итак была понятна ситуация и необходимые в ней меры, просто совещание позволяло собраться с мыслями. Война действительно была мало похожа на уже завершённую: банды неприятеля рыскали по окрестностям, а окрестности имели унылый и покинутый вид. Усмирение этого региона действительно потребует времени, усилий и немалой крови...

На улице уже было тихо, из домов доносились разговоры, музыка и даже какие-то песни. Вскоре должны были скомандовать отбой. Чейнджлинг занимал одно из чердачных помещений рядом с коморкой телефонистов. Карл Эрстфедер спал на разостланной шинели в другом углу помещения, тогда как чейнджлингу достался относительно комфортабельный топчан. Какое-то время назад перед ними разгорелся спор за это спальное место, в котором победил денщик, убедив майора его занять. Сейчас он заслуженно и крепко спал, судья по всему, не видя никаких сновидений. Цу Гардис сильно завидовал ему, ведь майору в последнее время снилась всякая бредятина, сшитая из обрывков прошедших событий, порой страшных и совсем неприглядных обрывков.

Вот и сейчас сон не задался, Агриасу приснился унтер-офицер Миллер с прострелянным животом, который смеялся смехом Транкса, лёжа при этом на паркете третьего этажа их казарменного корпуса в Гриффенхейме. Этот образ плавно перетекал в другой, а сам чейнджлинг при этом либо выступал в роли наблюдателя, либо делал что-то, но сам не понимал что. Это длилось то ли минуту, то ли десять часов, но в итоге чейнджлинг проснулся. Проснулся абсолютно самостоятельно, согласно собственным часам, заботливо налаженным сначала училищем, а потом и годами службы.

Карл ещё спал, значит общее время подъёма ещё не настало. В слуховое окошко пробивалась полоса солнечного света, за стенкой у телефонистов уже кипела деятельность. Чейнджлинг какое-то время сидел на кровати, пока его денщик на полу не начал наконец просыпаться. На улице уже начинали строить колонны, но это ещё не означало скорое отбытие. Предстояло сделать много важных дел, перед тем как покидать это место.

Оставив денщика наедине со своими грёзами, перевёртыш спустился со второго этажа. Первым его позывом было умыться, для этого он решил выйти на улицу и поискать там свежей проточной воды. На первом этаже Агриас повстречался с Цапфелем и старостой, грифоны беседовали на какую-то тему. Гельмут из вежливости перешёл на местный диалект, поэтому цу Гардис совсем не понимал их. Выйдя на улицу, он решил зайти за дом, так как по его логике там должен был находиться умывальник или хотя-бы какая-нибудь бадья. День выдался на удивление ясным, и поэтому деревня предстала в новом свете, став ещё аккуратнее и приятнее на вид. Действительно, какого же ума, удачи и трудолюбия были её жители, раз смогли выжить и сохранить свой быт?

За домом чейнджлинг повстречал высокую грифину молодых лет, она как раз возвращалась от местного родника с вёдрами воды. Офицер подошёл к ней и спросил путь до родника. Девушка изумлённо наклонила голову, но когда Агриас повторил свой вопрос — мотнула головой куда-то назад и быстро потопала в дом, с металлическим грохотом разбрызгивая из вёдер воду. Действительно, дальше по тропинке был родник, к нему как раз подходило двое солдат из полка, они тоже несли вёдра. Агриас узнал в них поваров полевой кухни.

— Господа! Разрешите одолжить у вас хоть полведёрка? — Улыбаясь спросил он у грифонов.

— Не можем, герр майор! Тогда гуляш выйдет слишком густым — герр Цеткин нам головы открутит! — таким же шутливым, но не лишённым правдивости тоном ответил один из поваров.

— Ладно, я вам не начальник.

Чейнджлинг нашёл за домом ещё одно ведро, набрал из родника воды и начал умываться. Утро выдалось сухое, и холодное. Этот холод бодрил, побуждал на какое-то действие. Снова хотелось идти, снова хотелось работать, снова хотелось быть полезным для этих существ, с которыми ему волею судеб довелось сойтись.

Закончив с умыванием, перевёртыш посмотрел на себя в оказавшееся поблизости зеркало: вид у майора был немного растрёпанный, несобранный. Трудно было заметить это невооружённым глазом, но для опытного военнослужащего было привычно внимание к мелким деталям внешнего вида. "Наверное, это мне передалось от грифонов. Они очень чистоплотные, но лёгкая неряшливость встречается у них постоянно." — Подумал цу Гардис, всматриваясь в мутное стекло, откуда на него глядело два серых глаза. — "Им наверное слишком трудно следить за перьями и прочим подобным, поэтому они и не заморачиваются." — Решил наконец майор, отрываясь от бессмысленного созерцания самого себя. От сельской церкви уже доносились песнопения, видимо Фогелькац решил провести заутреню пораньше и побыстрее, чтобы полк выступил в поход вовремя. В этих краях почти всё делалось медленно и неторопливо, быстрота и пунктуальность считались у грифонов проявлениями героизма, героизма скорее бессмысленного, чем обязательного.

Агриас вышел из-за дома и оказался на главной деревенской улице. Вокруг было тесно от солдат и местных, маленькая церква физически не могла вместить всех. Слышался шёпот молитв на старогрифонском языке, чейнджлинг быстро понял, что больше половины молящихся совершенно не понимает, что говорит. Перевёртыш хорошо помнил курсы старогрифонского в родном училище, и то, что он слышал здесь, сильно отличалось от его собственных знаний. Как потом выяснилось, почти все местные жители знали грамоту на уровне полуторагодового ликбеза, а молитвы просто кое-как зазубривались, без какого либо вникания в их смысл. В 4-м полку было много выходцев из деревни, которым пришлось доучиваться уже в войсках. По сравнению с местным жителем самый последний рядовой солдат мог считаться кем-то вроде профессора.

Майор задержался на месте, с интересом наблюдая за происходящим. Однако, интерес вскоре прошёл. Все эти молитвы навели на него скуку и даже какое-то презрительное отторжение. Да, он восхищался этим народом и это восхищение имело в нём самые крепкие и нерушимые корни, но в последнее время Агриасу стали понятны и худшие стороны грифонского мира. Они были известны ему и раньше, но в них не хотелось верить. Чейнджлингская пропаганда выставляла грифонов как глуповатых и отсталых существ, которым оказывают незаменимую помощь их великая Королева. Но эта пропаганда началась недавно, она не была рассчитана на Агриаса и его поколение. Большая часть военных всё ещё считали грифонов великим народом, но их величие сильно вставало под вопрос при виде всего этого уныния, грязи, невежества. Сейчас грифоны были так сильно похожи на оленей, даже в чём-то уступали им, а ведь олени всегда выставлялись существами второго сорта, существами, чей век давно минул... "Противоречие, герр майор. В ваших речах сквозит противоречие." — эти слова сейчас были справедливы как никогда. Что-то действительно ломалось в голове у перевёртыша, ломалось медленно, мучительно. Что с ним станет через три года, когда командировка кончится? "Что-то определённо станет, сейчас это не важно. Держись как подобает, не будь размазнёй." — говорил чейнджлингу его разум, разум военного, разум холодный и практичный. Он превосходил в его душе любую другую силу, мог командовать и распоряжаться по своему усмотрению. Нельзя было тонуть в болоте размышлений — он на войне, в действующем боевом подразделении. Он должен мыслить и действовать так, как требуется.

---

Молебен закончился, завтрак был подан, продовольствие было всё же закуплено, пусть и за нищенски мизерную цену. Батальонные колонны строились, готовясь выступить. У порогов своих домов стояли крестьяне, смотря на военных странными, многозначительными взглядами. Они смотрели на них, но думали о себе. Что будет дальше? Кончится ли смертоубийство и жестокость, захлестнувшая их страну и навязавшая им такие трудности, заставившая их отринуть свою совесть и гордость ради выживания и сохранения своего быта. Солдаты придут, солдаты уйдут, а что станет с ними? Никто уже не верил ни во чьи обещания. Республиканцы нарушили их, пусть и не по своей воле, а что сделают герцландцы? Неужели вернётся старая помещичья власть, неужели вернутся поборы и долговая каторга? Легче ли станет, чем при Кемерскае? Об этом думали все: грифонский бауэр мог быть неграмотен и необразован, но это не значило, что он был глуп.

Солдатам же в свою очередь было намного легче: сзади тыл, спереди — цель и неприятель. Знай себе топай по дороге, меси сапогами грязь, там и добредёшь куда-нибудь. А дальше — будь что будет, если повезёт — ещё и победу удастся отпраздновать. Армия действовала как автомат, автомат заведённый ей же самой, не державший ответа перед какой-то гражданской властью за её отсутствием, действующий по своему собственному разумению. Они могли бы убить тут всех, но не стали этого делать, хотя поступили бы так не раздумывая, вывернись ситуация иначе.

К одиннадцати часам утра полковая колонна уже готова была выступить. Раздался приказ — и сотни грифонов снова пошли вперёд по старой гравиевой дороге, оставляя населённый пункт позади. Агриас шёл с ними, будучи уверенным в том, что это место сотрётся у него из памяти через несколько дней или недель, как это было со многими селениями в Олении. В кругах его сверстников бытовало мнение, что войны нужны в том числе и для путешествий, мол можно повидать много нового и интересного во время походов и сражений. Это всё являлось правдой, только правда эта никак не прельщала. Какая романтика в том, чтобы идти по земле, народ которой не хотел бы видеть тебя здесь? В чём смысл быть незваными гостями, что приносят лишь смерть и горе на чужую, чуждую им землю? Волкенштурм когда-то был частью Рейха, Рейх был великой державой, но Рейх погиб, а местный народ серьёзно отличается от герцландцев, не видя в них освободителей или героев.

Герцландцы приходили в этот край много раз, и всегда это кончалось плохо. Рыцари древности хотели заполучить земли и богатую добычу, но получили лишь бедные владения на скупой северной почве. Республиканцы искали здесь убежища и шанса на воплощение надежды, но получили лишь анархию и разруху — участь любой потерпевшей поражение армии, лишённой духа, пополнений и снабжения. Сейчас сюда пришли войска верные Моргенклау, ведомые желанием вернуть былое, но что же они здесь получат?

Неожиданный приказ. Глава XIII: Последний солдат Республики.

"Имперцам удалось сломить нас силой, но не духом. Наша армия разгромлена, но мы продолжим борьбу. Дело Республики не проиграно, надежда будет жить, пока жив последний грифон, несущий в себе волю и храбрость противостоять неприятелю. Народ Волкенштурма! Твоя участь незавидна, твоя участь ужасна, ты будешь ещё сильнее страдать под гнётом защитников старого режима! Герцландцы не видят в тебе союзника, ты для них — главный враг и именно тебя они стремятся уничтожить. Кемерскай не оправдал себя. Ему более не следует доверять! Сражайтесь за свою свободу, свобода равносильна жизни!"

Радиообращение, сделанное в городе Волкенштурм перед тем, как в город вошли имперские войска. Автор передачи остался неизвестен.

---

— ... Если бы я знал, что случится в нашем тылу — я бы ни за что не примкнул к этой армии. — костёр трещал еловыми дровами, было около одиннадцати вечера, хотя это имело малый смысл. — Все просто передрались. Передрались из-за какой-то дряни, я уж сам не понял из-за чего. Грифоны Зонншванца напали на розенфлюговцев, кемерскаевцы попытались что-то уладить, но в итоге сами втянулись в резню. Прошёл какой-то слушок: диверсанты, разведчики, перебежчики — там уж Маар крыло сломит. Обстреливали очень тяжело, под таким обстрелом и не такое в голову взбредёт, полагаю. Вот и передрались, а мы то думали! — усмехнулся Шварцфлюг, смех старого грифона прозвучал как мерзкий скрежет кости о кость. Он смеялся чужой и собственной глупости и жестокости, будто речь шла о мелком пустяке. — Армейское командование куда-то делось, какие-то командные пункты просто вырезали... Будете шнапс, герр майор? Мы добыли его в бою, он трофейный.

Сидевший рядом Детеринг молча принял кружку и тут же опрокинул её целиком, не сказав ни единого слова. Спирт не сделал ему лучше, скорее наоборот. Они шли и спали, спали и шли, уходили всё дальше от фронта. Им пока не удалось встретить других недобитков, но они нередко натыкались на следы стычек непонятно кого непонятно с кем. Изредко им удавалось спасти раненых бойцов, которые рассказывали жуткие истории о братоубийстве и предательстве, о полном хаосе и царившей вокруг смерти. Йоханнес чувствовал себя униженным, преданным и брошенным, он не пустил себе пулю только из-за мысли, что тем, кто остался за ним ещё нужен командующий, что этим командующим не должен стать Шварцфлюг или кто-то из его подпевал. Он слушал и не верил ни единому слову, хотя доказательства были везде. Он не верил в полный конец, но это было какое-то тупое и упорное чувство, походившее на скалу, что уже со всех сторон подмыта водой и не падает только потому, что стоит, а стоит только потому, что не падает. Он потерял свой батальон, но ещё откликался на звание майора, он уже стоял вне армии, но ещё считал себя военным.

— Вы сегодня как чёрная туча, герр Детеринг. — проговорил Флориан. — Час поздний, а завтра рано выступать. Отдохните, может быстрее отойдёте от мрака и кручины. Мы живы — значит всё ещё хорошо. Мы можем идти — значит придём куда-то.

— В этом с вами нельзя не согласиться. — Сиплым голосом сказал Детеринг, меняя сидячее положение на лежачее. Ему давно хотелось спать, но он почему-то не думал о сне. Он наступил быстро и обещал быстро кончиться. Маленький лагерь вокруг уже давно спал. Завтра предстоял ещё один переход.

---

Утро началось с подъёма и сворачивания лагеря. Они заночевали в роще, постепенно переходившей в поросшее бурьяном поле. Леса уже кончались, начинались низинные равнины. Сначала хотели идти в Бренну, но в городе наверняка творился беспредел из-за высокого военного присутствия. Чёткого плана не было, а составлять его никто не торопился. Кто-то предлагал бежать через Ведину, и это было одно из самых здравых решений, ведь в отряде Шварцфлюга были ветераны, которым уже доводилось просачиваться через вединскую границу. Однако, путь обещал быть совсем не близким...

Отряд Флориана включал в себя много гражданских, они замедляли продвижение, но бросать их никто не хотел. В основном это были чьи-то жёны или просто подобранные из жалости местные, помогавшие готовить еду и управляться в лагере. Когда в банде было несколько сотен штыков, их полезность была очевидна, но теперь они были лишь обузой, от которой, тем не менее, никто не хотел избавляться.

Колонна шла по какому-то узкому просёлку, более похожему на широкую тропу. Впереди двигались Шварцфлюг и Детеринг, за ними — грифоны с оружием. Хвост состоял из обоза и двигался медленнее всего.

— Вы наверное думаете, что я сволочь и отморозок, — говорил на ходу атаман. В последнее время он был разговорчивее, чем обычно, — а я вам скажу, что есть в этом мире зверьё и похуже меня. Я свой долг выполнял до конца и был верен делу до последнего. А мог бы плюнуть и уйти к имперцам, учитывая всё сделанное против меня, моего начальства и моих товарищей.

— Ну и что же с вами сделали? — Спросил Детеринг, косясь на своего собеседника.

— Плюнули и растёрли, герр майор. Наш полковник к совести их взывал, и все были за него. С нашим подразделением поступили несправедливо, мы действовали так, как обязан действовать любой защитник своего достоинства. Но Кемерскаю было плевать — он распустил нас, лишил нас право носить форму и зваться солдатами. Это и был тот самый плевок, герр майор. Многие из нас повиновались приказу и забыли обо всём. А знаете что я сделал? Я решил плюнуть в ответ, потому что я и мои грифоны лили за республику кровь, а оказалось, что не за республику, а только за него... Называйте меня как хотите, после смерти меня будут жарить на сковороде самые опытные черти, только вот петрушка в том, что Кемерская наверняка ждёт участь похуже. Мы стали вольными, мы брали что хотели и делали то, что считали нужным. Эти идейки, эта власть — всё это пустое. Они не видели в нас ценности, считали нас за расходный материал. Они не лучше имперских генералов, герр майор. Мне было искренне жаль вас, когда я увидел вас впервые.

— Так чего же вам нужно? — Снова спросил Йоханнес, чётко понимая, что не не испытывает нужды в той истине, которую Шварцфлюг готов был поведать.

— Я стар, герр майор. — просто ответил атаман. — Моей жизни недолго осталось течь, скоро она закончится, и вряд-ли кто-то будет в этом виноват. Тогда я сам не знал чего хотел, не знал что делать и как быть. В последнее время мне хотелось остепениться, поэтому я и примкнул к войскам. Захватить какую-нибудь феатисскую деревеньку и спокойно прожить там хоть пару лет, пока когти Маара до меня не дотянутся. У многих моих орлов уже есть жёны и наверняка появились бы дети, если бы не вечные походы и жизнь на войне. Тогда мы шли за достойным концом, но для многих из нас он пришёл в совсем другом виде... — Флориан замолчал, в его холодном взгляде на мгновение что-то переменилось. Йоханнес не знал что ответить на такие слова. Они звучали и дико, и понятно. Любой военный назвал бы подобные слова мерзкими, эгоистичными, но трудно было не принять их спокойно, принимая в расчёт всё происходившее вокруг.

— Герр майор, впереди деревня! — К Шварцфлюгу подлетел один из передовых дозорных.

— Сколько там домов? — Спросил у него атаман, отрываясь от собственных мыслей.

— Домов двадцать наберётся, но много заброшенных.

— Это плохо, значит деревенька худая... Ладненько, возвращайся к своим. — Грифон полетел обратно, а Флориан обернулся к колонне: — Прибавить ходу! Впереди добыча!

Отряд приободрился и действительно прибавил шагу. Среди головорезов зазвучали переговоры и смешки. Детеринг же был возмущён этим. Участие в прямом грабеже собственного мирного населения окончательно уравняло бы его с бандитами. Совесть и офицерская честь сдвинулись на второй план, но никуда не делись. Майор ещё хотел ассоциировать себя с чем-то достойным, чем-то правильным. Шварцфлюг же намеревался просто выживать любой ценой, даже ценой собственного достоинства.

— Вы собираетесь учинить грабёж? Разве не будет лучше взять у них то, что они будут готовы отдать?

— Герр майор, эти жлобы никогда не дают столько, сколько нам требуется. Местные крестьяне стали слишком хитрыми и смышлёными, они утаивают еду от достойных грифонов вроде нас, поэтому лучше брать её у них силой. Так или иначе, я с вами согласен: сначала следует с ними переговорить.

Детеринг угрюмо замолчал и ушёл в ту часть колонны, где шли его солдаты. Шварцфлюг же подозвал в голову одного из своих ближайших подопечных.

— Герр майор, что они собираются делать? — Спросил у Йоханнеса унтер-офицер, назначенный им заместителем.

— А разве вам не понятно? Слушайтесь моих приказов, я не позволю вам участвовать в грабеже.

Солдаты ответили короткими кивками. Остаткам батальона вовсе не хотелось участвовать во всём этом. Больше половины солдат были волкенштурмцами, им не нравилась идея грабить своих земляков. Детеринг в свою очередь думал, как не замарать себя и свой отряд, оставшись при этом при поддержке Шварцфлюга. Численность его шайки ещё была достаточным доводом, её прикрытие повышало шансы на выживание, но оно же невольно обязывало участвовать в бесчестных предприятиях.

Деревня стояла в широком поле: вокруг, казалось, не было ни души. Унылые покосившиеся дома, развалины старых сараев и хозяйственных построек, небольшое число всё ещё населённых жилищ, ютившихся близ покинутой и разорённой церкви. Холодный, злой ветер заставлял завывать холодные печные трубы. Их заметили довольно быстро, они и не собирались скрываться, понимая, что противопоставить им нечего.

— Герр Шварцфлюг. Обоз нужно кому-то охранять. — Обратился к атаману Детеринг, пока тот издалека рассматривал свою цель.

— Вы хотите остаться в тылу, пока мы будем делать дело? — С усмешкой обратился к нему Флориан.

— Вы можете пожалеть о своей недальновидности.

— Ладно. Пусть ваши грифоны остаются с обозом и гражданскими, вас же я хочу видеть при себе.

— Какая в этом необходимость?

Шварцфлюг пристально посмотрел на майора:

— Лучше иметь всех подчинённых у себя на виду. На всякий случай.

Поселение становилось всё ближе и ближе. Среди домов уже была заметна суета, которую мог вызвать только страх.

— Прячут своё добро. — Предположил кто-то из грифонов Шварцфлюга.

— От нас его будет трудновато спрятать. — Ответил подчинённому атаман.

Дорога вскоре превратилась в сельскую улицу, вскоре они уже стояли в центре поселения, близ развалин церкви. Отовсюду на них смотрели, навстречу Шварцфлюгу вышла процессия из старосты и ещё нескольких относительно зажиточных крестьян. Переговорщики старались держаться твёрдо, но это у них слабо получалось.

— Господа военные! — начал свою речь староста с типичной заискивающей интонацией. — Я понимаю, зачем вы явились сюда, но мы уже не можем ничем вам помочь. Через нашу деревню прошло уже три военных отряда, вы — четвёртые. Они забрали у нас всё, что могли забрать. У нас осталось только то, что нужно нам чтобы не погибнуть с голоду!

— Милостивый государь... — разлился такой же приторной вежливостью Шварцфлюг, при этом глядя на старосту холодно и угрожающе. — Мне очень неприятно это признавать, но я и мои уважаемые компаньоны не лишены глаз: они видели, что вы что-то утаиваете. Они видели, что вы утаиваете достаточно много, чтобы хватило всем.

— Да хоть бы Маар побрал тебя и твою свору! — внезапно сорвался один из крестьян, наблюдавший за переговорами. — Вы нас итак уже тридцать лет жжёте! Ничего в округе не осталось — только мы одни, и то скоро загнёмся от неурожая! Вас скотов только брюхо и волнует, нет на вас божьей кары!

— Что ты несёшь, калека? — угрожающим тоном бросил в сторону Флориан, косясь на внезапную помеху. — Не видишь, что мои солдаты изнывают от голода и жажды? Нам больше неоткуда взять продовольствие, мы ведём борьбу за вашу свободу от гнёта феодалов и вельмож!

— Да феодалы нас не так обирали!.. — Снова взвился грифон.

— Заткнись! — Рявкнул на него староста, но было уже поздно. Без какой-либо видимой команды бойцы Шварцфлюг бросились на окруживших их мирных жителей. Сам атаман без лишних слов выхватил пистолет и на месте застрелил старосту, заставив сопровождавших его разбежаться в рассыпную.

— Тащите всё на главную площадь, местных не жалеть! — Скомандовал майор, продвигаясь к одному из домов. Детеринг же остался там, где стоял. Навряд-ли он мог что-то изменить в данный момент, но этот поступок пробудил в нём было затухшую ненависть и презрение к Шварцфлюгу и его банде. Просьба Детеринга была издевательски исполнена, старый ублюдок уже видел в майоре кого-то из своих капитанов — верного прихлебателя, готового терпеть и поддерживать любые зверства.

Вокруг творилась резня и опустошение — это место вряд-ли оправится после их визита. Лучшим выходом для крестьян сейчас было просто бежать. Сопротивление было бессмысленно и влекло за собой ещё большую жестокость. Грабёж не был стихийным — это была строго продуманная и отточенная акция. Из домов выносили последнее съестное. Сами дома при этом не жгли, но в этом была крайне сомнительная гуманность. Всё это продлилось достаточно быстро, ведь жилых домов здесь осталось не так уж и много. Вскоре отряд уже уходил из деревни с награбленным, оставляя за собой мертвецов и обречённых.

---

Солнце невысоко поднималось над землёй в эту пору. Закаты и рассветы сменяли друг друга всё чаще, а ночи становились всё длиннее и морознее. Им не повезло оказаться на открытом месте: костры было трудно разводить и поддерживать, спать приходилось на чём попало, вокруг было сыро и мерзко.

Детеринг прогуливался вокруг лагеря, избегая общения с кем либо. Ему казалось противным даже общество собственных солдат, не говоря уже об остальных. Казалось бы, он должен был понять причину такой жестокости, свыкнуться с новым окружением, но не мог. Безвыходность положение вызывала ужас и тоску, пытаться противостоять обстоятельствам майор и не надеялся. Вдруг, позади послышались шаги. Йоханнес обернулся и увидел одного из подчинённых Шварцфлюга.

— Вы пришли за мной?

— Нет, герр Детеринг. — Молодым, но уже искажённым голосом ответил грифон. Это был волкенштурмец Хаген, практически второе лицо после Флориана. Йоханнес знал его, но мало общался, по понятным причинам.

— Так чего же вам нужно? — Снова спросил майор.

— Обсудить кое-что, — волкенштурмец поёжился от очередного порыва ветра, — пройдёмте лучше ко мне в палатку. На ветру холодно, можно подхватить чахотку.

— Я был бы не против чахотки, если бы это всё...

— Шварцфлюг не церемонится с чахоточными. Но если вы хотите стоять здесь — стойте. Я хотел предложить вам план.

— Ну и что за план? — С фальшивой заинтересованностью спросил Детеринг.

— План о том, как избавиться от Шварцфлюга. — Прямо и без лишних прелюдий ответил Хаген. Теперь Йоханнес был заинтересован совсем не фальшиво.

— Вы его приближённый, разве он не догадывается о вашем плане? И если вы хотите втянуть в него меня, то не окажутся ли мои подчинённые в ситуации, когда им придётся отвечать за чужие просчёты?

— Старик знает всё, что говорят и думают в его отряде. Но редко придаёт чему-то значение. Он крепко уверен в том, что ему все верны, что никто не сможет против него выступить. Но большая часть ветеранов погибла в боях, а те что остались уже скорее верны мне, чем ему и его капитанам. Ваши грифоны станут для нас важным подспорьем, когда дело вступит в стадию исполнения.

— И когда же оно вступит? Почему я должен вам верить? Может быть, вы им подосланы?

— Вы плохо знаете Шварцфлюга, — усмехнулся Хаген, — в чём-то он коварен и хитёр, а в чём-то честен и туп как пробка. А у меня с ним сильные счёты, даром что я его заместитель. Я ненавижу его побольше вашего, многие в отряде тайно ненавидят его. Мой план прост и обречён на успех.

Детеринг ответил не сразу: какое-то время майор раздумывал, взвешивая все "за" и "против", прикидывая свои собственные риски, а так же риски для своих подчинённых. Наконец, он решился:

— Мне уже нет смысла беспокоиться о своей шкуре. Всё самое худшее уже произошло, либо произойдёт в скором времени. Я выступлю за вас, выиграете ли вы или нет.

Хаген кивнул, грифоны пожали лапы.

---

Прошло три дня непрерывного похода. После одного из совещаний было принято решение отправить большую часть прибившихся к отряду гражданских в северные горы, где по слухам скрывалось много беженцев. Группа теперь двигалась быстрее, избавившись от лишних клювов и лишней поклажи. Имперцы остались где-то далеко позади, но было ясно точно — они наступают на пятки, расхолаживаться нельзя. На перекрёстке Шварцфлюг повстречал таких же размеров банду под началом зонншванцевского офицера. Он поведал о том, что передовые имперские дозоры уже в пятидесяти километрах от них. Вскоре после этой встречи они впервые увидели вражеские самолёты — лёгкие этажерки без вооружения кружили под облаками, слабо выделяясь на их фоне из-за своих выкрашенных в серый брюх. Это был тревожный звонок. За разведчиками рано или поздно прилетит что-нибудь похуже.

Они снова остановились на отдых, часы показывали пять вечера. Ничто не предвещало беды или какой-то неприятности, но между двумя солдатами Шварцфогеля вдруг внезапно вспыхнула свара. Вспыхнула она на ровном месте и сразу перешла на непечатные выражения. Один уже собирался дать в морду другому, а другой уже тянулся за ножом, как в спор резко вмещался Шварцфлюг.

— Что вы тут устроили? Визжите как базарные бабы, вас обоих мало пристрелить! — Проорал он, раздавая оплеухи обоим спорщикам. Когда майор в очередной раз замахнулся, он почувствовал, что его лапу кто-то схватил. Грифон резко вырвал лапу и тут же обернулся: перед ним стоял Хаген.

— Ч-чёрт бы тебя побрал! — прошипел Флориан. — Что за самоуправство, желторотый?

— Теперь вопросы тут задаю я! — Откуда-то сбоку Шварцфлюг услышал голос Йоханнеса Детеринга. Атаман снова обернулся. Майор стоял в нескольких шагах от него.

— А-а, понятно,.. — Флориан окинул взглядом собиравшихся вокруг грифонов. Это были остатки батальона Детеринга, они сжимали вокруг него кольцо. Спорившие солдаты вдруг куда-то исчезли, а за пределами оцепления вдруг послышалась возня, выстрелы и звон клинков. Голос атамана звучал спокойно, даже невозмутимо. — Не сумели вынести моего поганого общества, так? Решили меня судить трибуналом военного времени, верно?! — грифон хрипло засмеялся, глядя майору прямо в глаза. Йоханнес понял, что Флориан уже ни на что не надеялся, разве что только показать свою лихость, в последний раз. — Только к чёрту! Будем драться как подобает!! — С вернувшейся яростью выпалил Шварцфлюг и выхватил свою шпагу. Он сделал шаг по направлению к Детерингу, но тут прогремело два выстрела и атаман ничком повалился на землю, корчась в предсмертной агонии. Хаген выстрелил ему в спину, не желая затягивать это глупое представление.

---

Всё произошло довольно быстро. Им всем очень сильно повезло: удалось отделаться малой кровью. Старых ветеранов действительно осталось не так много, справиться с ними не составило труда. Те шварцфлюговцы, что не хотели расставаться с жёнами ушли в другом направлении, остальной же отряд продолжил путь к границе Ведины. Путь в никуда, возможно — навстречу собственной гибели. Решение об убийстве атамана пришла к Хагену быстро, как простой и логичный выход из сложившегося положения. Он согласился с ней без лишних раздумий. Без лишних раздумий же и исполнил её.

Старый ветеран с тяжёлой судьбой превратившийся в налётчика и разбойника, было ли у него какое-либо право на жизнь? Скорее всего было, он жил без страха и сожаления, презирал и чужие, и собственные пороки. Он был одним из первых солдат Республики и погиб одним из последних. Арктур заступается за таких, но таким редко бывает счастье и почёт на белом свете...

Неожиданный приказ. Эпилог: "Грозный кризис уже назрел."

"Режимы в Волкенштурме и Вайсшванце пали, силы герцландской военщины взяли под контроль эти грифонские государства. Сопротивление им оказалось бесполезно, войска атаманов и беглых маршалов не сумели сдержать организованной и многочисленной силы неприятеля. Это военное выступление, называемое на юге сладкозвучной фразой "Северо-Восточная война" — есть ничто иное, как демонстрация силы, безнаказанности и готовности распространять свою агрессию на территории, ныне занятые суверенными государствами, не намеренными отдавать свой суверенитет во имя посконных монархических скреп, проповедуемых герцландской генеральской кликой. Дело Северянской Коммунистической партии и лично товарища Панцушенко — посильное противостояние этому режиму, де-факто являющемуся прямым проводником интересов крепнущего герцландского национального капитала, а так же финансовых элит государства Кризалис, которое совершенно открыто, показательно нагло выступило в поддержку кровожадного режима генерала Моргенклау. Северянский народ резко порицает захватнические потуги небитого "Рейха", а так же проявляет пролетарскую солидарность с трудовыми народами Герцланда, Волкенштурма, Аквелии, Вингбардии и Прайвена, а так же любой другой страны, куда бы не ступил поганый сапог ненавистного империализма."

Заявление одного из членов ЦК СКП, напечатанное в одном из ноябрьских выпусков газеты "Правда".

---

Стоял погожий декабрьский день. На набережной большой реки было немало прохожих, но большая часть из них спешила по делам. Воды широкой реки были скованы льдом и покрыты снегом. Тротуары и мостовые тоже были белыми, снега этой зимой выпало много. Отсюда открывался хороший вид на город: стройные ряды старинных домов, улицы, мосты, быстрые и маленькие точки пешеходов и более крупные силуэты трамваев и легковых машин. Город жил, город рос, город развивался. Приятно было наблюдать за этим, особенно при понимании того, сколько труда и пота было вложено в общее дело, какую роль в этой стройке сыграл конкретно ты.

Однако, эта светлая мысль не могла облегчить заботы одного из стоявших на набережной. Он задумчиво разглядывал противоположный берег, не обращая внимания на озиравшихся прохожих и шёпот за спиной. Его лицо было хмурым, напряжённым: здесь он мог наконец обдумать все свои мысли без исключения, выпустить наружу тревоги, страхи и сомнения, только чтобы снова загнать их в подпол, строго подчинить их силе разума. Тяжёлый груз ответственности лежал на нём, казалось, что с каждым часом он становился всё тяжелее, всё сильнее умолял сбросить себя, но он не мог поступить так.

Наконец, что то про себя решив, прохожий двинулся вдоль набережной. В охране не было необходимости: ситуация в столице оказалась разрешена быстро, теперь его жизни навряд-ли кто-то был способен угрожать. Он шёл по направлению к стоявшему неподалёку чёрному автомобилю. Короткий выход на свежий воздух окончился, нужно было возвращаться к работе. Можно гулять хоть три часа кряду, но дела от этого не остановятся и не перестанут требовать внимания.

Водитель прогревал движок: на улице стоял сильный мороз, в отличие от местных жителей дорогой автомобиль далеко не так беспристрастно относился к погоде. Тут дверь салона открылась: пахнуло холодом.

— Во Дворец. — Из-за спины шофёра послышался спокойный, но властный голос. Машина двинулась вперёд.

---

В кабинете мерно тикали часы, нарушая практически полную тишину. В помещении находилось место для стола-бюро, невысокого шкафа для книг и документов. Пол представлял собой простую деревянную отделку и был покрыт ковром. На одной стене висел портрет Сталлиона, половину другой стены занимала карта мира, испещрённая многочисленными надписями и пометками. Здесь всегда слабо попахивало табаком: проветривание и уборка слабо помогали в избавлении от этого надоедливого запаха. Впрочем, это совсем не было помехой для хозяина этого места.

— Товарищ Панцушенко, командарм Нестор Лунин прибыл по вашему вызову! — Он поднял взгляд от очередной стопки документов и пристально всмотрелся в прибывшего. Это был среднего роста жеребец в свежепошитой форменной гимнастёрке, на петлицах которой блестели четыре рубиновых ромба и одна золотая звезда. Панцушенко смерил Лунина задумчивым взглядом, затем осторожно снял очки и поднялся из своего кресла.

— Вы пришли вовремя, товарищ Лунин. Рад вас видеть в добром здравии и бодром расположении духа. Как прошли окружные учения?

— На высшем уровне, товарищ Панцушенко! — молодцевато улыбнулся Нестор. — Южный округ пребывает в полной боеготовности.

— Насколько мне известно, на прошедших учениях вы воспроизвели сценарий маневренной войны. Какие выводы удалось извлечь?

— Туго придётся нашей армии, если враг начнёт против нас такую войну. — Уже не так живо ответил командующий.

— Туго... — протянул Панцушенко, — Туго. — Уже более твёрдо произнёс он. — Я вызывал вас по другому поводу, товарищ Лунин. Мне бы хотелось обсудить с вами... Международный вопрос.

— Я осведомлён о международной ситуации в достаточной степени.

— А следовало бы в полной, товарищ командарм. Пройдёмте к карте. — Тишину кабинета нарушило несколько громких и отчётливых шагов. Лунин уже не улыбался, он понял причину своего вызова в кабинет генсека, понял часть его мыслей. Эти мысли вогнали бы в панику и отчаяние любого кроме тех, кто не имел права поддаваться ни тому, ни другому.

— Ведина готова заключить пакт о ненападении с Моргенклау, там набирают силу прогерцландские настроения. — Панцушенко ткнул указкой в государство, лежавшее на северо-западе грифонского континента. — Не исключено, что в ближайшие месяцы и там могут взять власть радикалы навроде Биколини, и тогда кольцо милитаристских режимов вокруг Эквестрии и Северяны замкнётся. — Генсек описал указкой широкую дугу, начинавшуюся в Уэтере, проходившую через Везалиполис, столицы нескольких зебриканских стран, Карфин и Гриффенхейм. После этого указка пошла на север, поставив точку в городе Тюрхамн — столице Ведины.

— Можно считать, что кольцо уже замкнулось. Ведина — отсталое государство, оно прогнётся под любые требования крепнущего режима Моргенклау. — Прокомментировал положение Лунин.

— Трудно смотреть в будущее... Мы не можем быть точно уверены в исходе многих событий... — Панцушенко опять задумался, вглядываясь в карту и видя на ней что-то своё, недоступное другим. — Но понятно одно. Международные отношения в мире накаляются очень быстро. Национальные элиты таких государств, как государство чейнджлингов... Стремятся переделить мир по своему усмотрению, и не намерены избирать иного пути, кроме как пути силового. Эквестрия, ранее являвшаяся крупнейшим гегемоном на планете, теперь окружена врагами и постепенно теряет свою зону влияния. Грозный кризис уже назрел. Мы стоим на пороге общемирового конфликта, в котором не можем не принять участия. Когда он начнётся — пока неизвестно, но уже следует быть начеку... Я надеюсь, товарищ командарм, вы понимаете, зачем я упомянул именно Эквестрию, а не Северяну?

— Вы предполагаете, что нам следует действовать с Эквестрией заодно? — Вопрос Лунина имел риторический характер. Он уже давно был в курсе дела и поддерживал мнение Панцушенко на этот счёт.

— Серов требовал немедленной войны с Селестией, Темнокрылый же наоборот раболепствовал перед ней. Их позиции ярко демонстрировали... единство и борьбу противоположностей. Они приводили разные доводы и резко порицали друг друга, но и та и другая позиции являлись одинаково вредными для государства и чуждыми для пролетариата — верными предвестниками контрреволюции и реставрации капитализма. Я не намерен ударяться ни в одну крайность, ни в другую. Воевать с Эквестрией мы не можем ввиду экономических и идеологических причин, идти на попятную и проситься обратно под аликорнье крылышко — тоже, ведь тогда мы станем худшими из предателей. Бросить Эквестрию в беде мы так же не можем... ведь если Триммель дойдёт до Кантерлота и Кристалтона — то он сможет дойти и до наших границ. Это ни в коем случае не следует понимать как сделку с эквестрийской финансовой верхушкой, скорее как союз двух братских народов в противостоянии большему злу.

— Вы правы, товарищ Панцушенко. Ваша позиция по этому вопросу действительно наилучшая из возможных. — Кивнул Нестор, в то время как Василий возвращался за стол.

— На первых съездах Партии товарищ Сталлион много говорил о предстоящих испытаниях для молодого государства. В то время мы воспринимали это как нечто само собой разумеющееся, как некий бой, который неизбежно кончится нашей победой. Однако, товарищ Сталлион так же говорил о том, что переход к новой формации есть целая эпоха революций и контрреволюций. Сейчас, когда наше дело стоит на пороге первого великого испытания... — Панцушенко опустил глаза и принялся набивать трубку. — я вспоминаю эти слова. Реакция уже набрала огромную силу и провела все необходимые приготовления перед мировой бойней. Эта бойня начнётся скоро, имейте это ввиду.

— Насколько мне известно, в Эквестрии началась мобилизация ещё полтора года назад. Но идёт она медленно и через пень-колоду.

— Селестия — умная кобыла. — хмыкнул Панцушенко, держа трубку в зубах. — Но и она не всё может предусмотреть, мы с вами — прямое тому подтверждение. Княгиня умело орудует меткой иглой дипломатии, но сила солому ломит... — Василий затянулся и вскоре выдохнул облако светло- серого дыма. — Полагаю, что мои мысли пришлись вам кстати.

— Благодарю вас за разговор, товарищ генсек. — Лунин встал по стойке "смирно". — Разрешите идти?

— Идите, товарищ командарм. Можете считать, что я дал вам установку на ещё более усердный труд во имя Родины.

Командарм отсалютовал и вышел восвояси. Панцушенко какое-то время курил сидя, потом снова встал из кресла и подошёл к окну. Отсюда как на ладони был виден весь город и его ближайшие окрестности. Всё вокруг пока ещё дышало жизнью и деятельностью, но чудовищный призрак уже висел в воздухе, становясь всё материальнее и материальнее с каждым днём. Всё меньше становилось тех, кто верил в мирный исход всех тех многочисленных кризисов и распрей, о которых сообщалось в газетах и по радио. Народом владела тревога, ожидание чего-то страшного, неизбежного. С далёких полей сражений возвращались воины-интернационалисты, советники и дипломаты писали своим семьям письма, полные предчувствия и затаённого страха. Пелена мира и спокойствия истончалась. Из-за неё уже просвечивало нечто, способное повергнуть в ужас одним упоминанием о себе.