Поколение Хе. Про Зебрику. Часть вторая.

Глава 1

Наша сказка стала былью и сбылась,

ведь История лишь только началась.

* из невошедшего в отчёт о Рагнарёке.

Фессон толкнул её плечом, отчего кобылка едва не сверзилась со стула.

— Тише ты, бегемот, — буркнула она. — Опять приставать будешь?

— Имею законное право, — он лизнул её за ухом, — ты жена мне, или кто? Я как раз с манёвров, устал, как ломовая лошадь.

— И где же ты там устал? — Удивилась Алое, — Я вот как-то на учениях ни разу не уставала.

— Это потому, что вместо тебя работал начштаба, — пояснил Фессон, — а я сам был начштаба. Сие полезно — а вдруг он внезапно сдохнет?

— То есть, а что у нас в столице творится, тебе вообще всё равно?

— Ну, я верю, что ты со всем справишься… Или мне надо кого-то там повоспитывать?

— Да нет, — задумчиво сказала Алое, — это я сама могу. А тебе скорее стоит оставаться прибержищем справедливости. Доброй, так сказать, ипостасью нашего тандема… Ты понимаешь, студенты столичного общеобразовательного института, прислали мне бумагу с какими-то требованиями. Я дала им сутки, чтоб выдать зачинщиков, а потом вернуться к занятиям, будто ничего не было.

— То есть, ты эти требования даже не читала? — уточнил Фессон.

— А как ты думаешь, милый? — Она улыбнулась. — Я бумажки от канцлера читаю не всегда, а ему, извини, под семьдесят лет, и сей старый хрен меня даже пару раз в шахматы обыграл… А данные мудрецы… Ну что умного они там могли написать? Ладно, я шучу — не так это всё было.

— Да, — кивнул он, — удар почувствовали, наверно, все маги Эквуса. Но я жажду подробностей.

— Вобщем, было так. После ванны я сидела на кресле в саду, в загородной резиденции, и отдыхала. Играла лёгкая музыка, и струи фонтанов распространяли прохладу. Тут мне донесли, что делегация от столичного Университета желает аудиенции. Сначала я хотела их послать по известному адресу, но мне было скучно, и я решила их принять. В ходе довольно косноязычной беседы выяснилось, что они хотят освобождения узника, распространявшего неблагонамеренную литературу. Он, оказывается, тоже студент… Вот что тебе первым делом приходит в голову при словах «неблагонамеренная литература»?

— Способы трансмутации металлов. Если сотня идиотов начнёт штамповать золото…

— Да, — кивнула кобылка. — А ещё?

— Способы сокрытия улик при магических преступлениях. Создание ложной памяти, или стирание существующей. Работа муторная и долгая, но энтузиастов любого дела среди волшебников всегда масса.

Она покивала.

— А теперь подумай: какое отношение к этому мог иметь студент-историк? Правильно, никакого… И тут в процессе до меня начало доходить, за кого они просят. Я читала дело. В силу особой государственной важности мне его приносили… То есть, в начале, сей студент пишет обычные благоглупости. Что надо-де сделать, дабы всем было хорошо, рабство отменить, туда-сюда… Как сделать это, оставшись в живых, и не сорвавшись в кровавую войну, он, понятно, не знает, и даже не задумывается… Но дальше больше. Единственным препятствием на пути ко всеобщему счастью, являемся, как легко догадаться, мы с тобой. Нет, он не предлагает нас убить, но напоминает, что для трёх четвертей Зебрики мы являемся завоевателями и узурпаторами. А значит, таких монархов и игнорировать не грех.

Фессон поджал губы.

— Я так понимаю, что чувства субординации и самосохранения ему с детства не завезли? Я бы ещё может простил, если б такую аргументацию на переговорах задвинули мне главы древнейших и могущественнейших родов. Наши предки, дескать, когда-то почти бескровно приняли ваше с женой владычество в надежде на взаимовыгодное сотрудничество — поэтому не давите на нас слишком сильно. Но от молокососа, который никто, и звать никак…

Алое, видя, что муж не на шутку рассердился, сделала успокоительный жест.

— Как бы то ни было, он уже наказан. Выгнав делегацию, я приказала казнить его в тот же вечер. И с чувством выполненного долга легла спать. Одна. Пока кто-то там на полигоне пил винище кувшинами… Гм, да. Утром мне донесли, что Университет, ты понимаешь, поднял мятеж, сел в осаду (есть там с древних времён какая-то стеночка, нам по грудь) приготовился к обороне, ну и выдвинул требования. Я уж не знала спросонья, смеяться мне или плакать. Первое в списке было — дать им экстерриториальность. Дальше я читать не стала, и выдвинула свои требования — в течении суток прекратить маяться дурью, или начну убивать. Те, кто в течении этого срока покинет территорию, тому я потом не буду припоминать… Хотя впрочем, конечно, эти четыре выпуска, кто уцелел, поедут у меня работать в такие зажопински, что и на карте не видать. А оставшимся, думаю, сейчас дам. И экстерриториальность, и нефритовых жезлов телегу, и облегчённый пропуск на тот свет… А дальше было так…

---

Алое вырвала «с мясом» ворота и вступила внутрь. Четверо зебр, довольно серьёзных магов, стояли напротив. Один — её ученик, другой — Фессона, третий — тоже Фессона, но гладиатор, на которых он время от времени играл, давая выход своей мужской натуре; и четвёртый, незнакомый, но почти не уступающий прочим. Видно, эти четверо то ли когда-то учились здесь, то ли просто были наняты за деньги.

— Вы можете идти, — сказала королева, — серьёзным зебрам не к лицу детский сад. — И добавила, — я выпущу тех из них, кто раскается.

Для вящего убеждения она включила на полные обороты «молотилку». То есть заклинание, утилизирующее избыточную магическую мощь.

Помедлив несколько секунд, все четверо, молча кивнув, покинули территорию, открыв частично заслонённую ими массу студентов.

Зеброкорн сбросила передний накопытник. Тяжёлая железяка, стоящая, впрочем, целое состояние, в жуткой тишине покатилась по брусчатке. Когда звон стих, Алое обратилась к толпе.

— Многие из вас, распростившись с юношеской дурью, станут когда-нибудь инженерами и управленцами. Я не хочу вас убивать. Тот кто выйдет сейчас, и остановится по мою сторону от этой подковы — будет жить. Если нет, то Зебрика выстоит без четырёх выпусков столичного института. Будет трудно, но это станет уроком…

Алое, конечно, видела, что здесь далеко, далеко не все из населения кампуса. А преподавателей-то и вовсе — раз, два и обчёлся. Умные понимали, что пощады, скорее всего, она не даст. И потому, остались самые упёртые.

Это было хорошо, потому что Алое привыкла мыться в тёплом бассейне, спать на шёлковых простынях и не слышать каждый день, что там-то и там-то рухнула очередная плотина. А для этого нужен был определённый уровень науки. Но и позволять какие-то вольности она, разумеется, не собиралась.

И тут вперёд выскочила молодая зебра.

— Погодите, не расходитесь… Выслушайте, Ваше величество, дело даже не в казни Олина, хотя он был невиновен… В Зебрике слишком многое делается по произволу. Наместники, и далее вниз по пирамиде, злоупотребляют своим положением.

— Да, это случается, — сказала Алое. — И вы будете, когда вырастете. У вас появится дом, который надо содержать, дети, которых надо учить… Среди вас, кстати, таких нет? — Она невесело улыбнулась. — Но впрочем, если у тебя есть конкретные сведения о конкретных злоупотреблениях — пиши жалобу, её рассмотрят.

— Жалобы, часто рассматривают годами, — выкрикнула кобылка, — и часто это ничем не кончается.

— Ну, будь по твоему, — сегодня терпение Алое удивляло её саму. — Бери пергамент, и садись, пиши новый порядок рассмотрения жалоб. Вон там два десятка правоведов стоит… Я ведь не ошибаюсь? Бери их себе в помощь, и пиши, обещаю прочитать, и даже обсудить с тобой.

— Но согласитесь, — продолжала бунтарка, — ненормально, когда для любого изменения надо приложить титанические усилия, чтоб попасть к вам на аудиенцию. А вы то уехали, то кушаете, то спите… Вы же сами когда-то, я знаю, Олин рассказывал, работали в мастерской! Неужели вам никогда не было больно и обидно от несправедливости?

— Вот зачем ты это сказала? — вздохнула королева, — нормально же общались…

---

— Они были неисправимые бунтовщики, — пожала плечами Алое, — и осмелились даже оскорблять меня злыми словами. Пришлось всех закатать в стекло… Да пёс с ними, в конце-концов.

— Пёс-то, конечно, с ними, но ведь деньги… Ты испепелила несколько корпусов, и я уж не знаю сколько зебр, подготовка каждой из коих стоила нам приличную сумму…

— Ну, вычти из моего цивильного листа… Я же, между прочим, не обижаюсь, когда ты своим побочным детям платишь отступные.

— При чём здесь это? — нахмурился он, — я же всегда тебе честно рассказываю…

— И я тебе честно рассказываю: они меня оскорбили. Или там надо было мне судебный процесс учинять, с адвокатами, об оскорблении величества?

— Всё никак не можешь простить себе своё происхождение, — вздохнул Фессон. — Вроде ведь ты уже всё всем доказала. И так, если подумать: все принцы и принцессы, князья и княгини, родившиеся в один год с тобой, много веков как в гробу. А ты всё ведёшь с ними счёты… Ладно, не кипятись, — примирительно сказал Фессон, — просто мы впервые с такой ерундой столкнулись, когда бунтуют не рабы, не свободные крестьяне, что я ещё понимаю: если б я был крестьянином, в первую же неделю утопился бы в речке… Также понимаю, когда бунтуют войска, если им жалованье задерживают, хотя такого у нас давно нет… Но этим-то чего не хватает?

Алое в задумчивости растянулась на ковре в позе сфинкса, став немного похожей на гигантскую кошку.

— И ты понимаешь какая штука: за счёт того, что они образованы, они пользуются доверием, и оттого особо опасны. А мы с тобой можем быть далеко не везде. И именно поэтому любой бунт среди них, и даже намек на таковой, нужно давить в зародыше и в десять раз свирепее, чем, например, в элитной гвардии или даже среди знати. Потому что гвардия, конечно, опасна, как удар меча, но она малочисленна. А дворянство — это клубок змей, но мы по крайней мере чётко представляем, чего хочет каждая отдельная змея, и как с этим работать. Чего же хочет образованщина, не знает никто, в том числе она сама.

— Ну, тут и наша вина есть, — заметил Фессон, — заплыли мы жирком в последнее время. Расслабились.

— Не знаю, — гордо ответила Алое, — я как была стройной, так и осталась. А ты, да, немного стал похож на бегемота. И у меня теперь из-за этого по временам болит спина. Худей, давай… Но я поняла, о чём ты. Что ж, плакать не время. Какие будут наши действия?

— По хорошему, надо посадить половину на хлеб и воду, на месяц. Потом определить в круиз на вёслах вокруг континента, чтобы узнали, что такое по-настоящему «плохо». Затем отправить в круиз вторую половину. Но боюсь, уже поздно. Это мы так только усугубим ситуацию… Значит, надо сделать так, чтоб ни у кого не было сомнений в нашей нужности. Почему раньше не случалось подобных вещей? Потому что в любой момент мог придти другой король, или кочевники, или там, из-за моря кто-то мог приплыть, и устроить весёлую жизнь. А наверняка защитить от этого мог только кто-нибудь из нас.

— То есть, нам нужно вторжение, — кивнула Алое, — драконов, грифонов, пони… И поскольку в здравом уме никто не будет на нас нападать, его надо спровоцировать.

— Ну, пони — это вряд ли. Сначала они должны выбраться из родо-племенного строя. Драконы — уже ближе. Но это нам, считай, с каждым придётся договариваться индивидуально. А поскольку живут они долго, и успевают набраться ума, то сообразят, что в конце этого весёлого вторжения их ждёт участь стать жертвой на заклании… Никто не согласится.

— А вот грифоны не семи пядей во лбу, — подхватила Алое, — и их можно использовать втёмную. Но как именно? В старые времена они, бывало, грабили Запустынье, пока не подрос Коуди, и не насовал им… Гм, полный клюв огурцов. После этого налёты прекратились. Там даже живёт небольшая община на побережье. Промышляют рыбной ловлей.

— Допустим, — предположил Фессон, — в Запустынье проявятся сепаратистские тенденции. Строго говоря, они там никогда и не исчезали. А мы ответим резко: объявим, что раз они такие, мы выводим войска центрального подчинения и магов. Пусть дальше обходятся дворянским ополчением и своими, кустарно воспитанными волшебниками. Информацию по линии разведки сольём грифонам. После этого останется только немного подождать.

— Как бы нам не дождаться того, — перебила жена, — что полыхнёт еще в пяти провинциях. Если Запустынью можно, почему другим нельзя? Не-ет, надо действовать тоньше. Допустим, в каком-то старом кургане молодой и амбициозный грифоний князь найдёт некий артефакт, способный подавлять магию, даже магию аликорнов. Скажем, доспешную перчатку на его лапу. А чтоб он не сомневался, там рядом будет полуистлевший пергамент с описанием эпичной битвы вождя грифонов Сычельва с каким-нибудь древним аликорном… С тобой! — она ткнула копытом в направлении мужа, — и потому, что ты не мог колдовать, Сычелев совсем, было, победил, но был сражён хитростью и коварством…

— Но перчатку противник по каким-то причинам не изъял. — Подхватил Фессон, — не, я не хочу быть идиотом, даже в глазах грифонов. Пусть он с Коуди сражается. Ему уже всё равно, а мне приятно.

— Жалко его. Коуди нам важную услугу оказал… Пусть тогда сражается грифон с Моареем.

— А он-то что делал на другой стороне континента?

— Так злодей же, — пожала плечами Алое. — Кто их, злодеев, разберёт? Совершал там, видимо, свои злодейские дела: убивал невинных зебр, дома жёг, наводил на мирные земли захватчиков… Что там ещё злодеи творят? Насылал глад* и мор.

Фессон глубокомысленно сказал:

— Глад нам, пожалуй, не нужен — упадёт собираемость налогов. А про мор, не слишком страшный, можно подумать.

— Ещё злодеи, — Алое чуть подвигала бровью, — насилуют кобылиц.

— Да, — он кивнул, — молодых и беззащитных.

— То есть, мне надеяться не на что?

— Ну, для тебя сделаем исключение… И наконец, когда он, злодей, на глазах рекомого Сычельва отнял у ребёнка деревянную лошадку, взыграло ретивое, и вызвал он негодяя на честный бой… Только вот будет забавно, если после разгрома вторжения, эта перчатка попадёт к нашим магам, и они найдут в ней твой или мой почерк…

— А мы объединим потоки, — предложила Алое, — и найдут они только почерк какого-то «усреднённого» аликорна. Что подумает нормальный маг?

— Что один из нас, скажем Лемар, когда-то решил сделать бяку другому. Чужими, как тогда было принято, копытами… или когтями. И подсунул Сычельву эту перчатку… Ну что ж, логично. Так и поступим.

— Да, кстати, — вспомнила Алое. — Денкейн вчера тебя спрашивала. Кто-то ей сказал, что я в городе. Зайди к ней.

Фессон кивнул:

— Хорошо… Я понимаю, как она тебя бесит, и благодарен, что ты не даёшь это почувствовать ей и окружающим. Ведь она, правда, совсем не виновата, что родилась; и я бы конечно, никогда не поселил бы её во дворце, если б её мать не умерла… Да мы, строго говоря, в столичной-то резиденции и не живём практически никогда. Только из-за этих… лауреатов премии «за самый идиотский бунт», пришлось тебе прийти. Я не хотел, чтоб она росла без присмотра. Но ей уже четырнадцать, скоро она сможет жить одна, я уже купил ей дом.

Алое вздохнула.

— Да, я понимаю. И тоже благодарна, что она не пыталась изобразить дочь, или какие-то родственные между нами связи. Самостоятельность это хорошо. Можешь так ей и сказать.

*Голод.

Глава 2. Денкейн

И, может на крови, вырастет тот дом.

Чистый, для любви…

Он шёл по коридору, направляясь к комнатам Денкейн, и вспоминая, как оно так получилось.

Когда Алое забеременела впервые, то сразу сказала ему: «чтобы ты не лез на стенку, разрешаю тебе завести любовницу».

Так он, без ложной скромности, и поступил. То же самое повторилось, когда она носила второго жеребёнка, а потом он, увидев красивую кобылку, набрался наглости, и попросил разрешения «сходить налево» просто так. Алое махнула копытом: валяй. И пояснила свою странную позицию:

«С высоты нашего возраста, те сорок или пятьдесят лет, которые проживут твои кобылы — это ничто. С моей точки зрения, они уже практически мертвы. Что же я буду ревновать тебя к мёртвым?»

Своим любовницам он дарил специальную цепочку с противозачаточным заклинанием. Но они не всегда её носили. Иные от забывчивости, другие — соблюдая древнюю традицию, что на любовном ложе надо быть без каких бы то ни было украшений или одежды. А некоторые — из хитрости, догадавшись, что это за штука, и желая забеременеть от короля, повысив таким образом свой социальный статус. Он же не всегда это проверял, ибо затуманенных страстью мозгов хватало лишь на то, чтобы бережно относиться к партнёршам, и не забывать, что это не Алое, с которой можно не сдерживать себя.

И в связи со всем этим, перед Денкейн у него уже было два внебрачных сына. Когда это случилось впервые он, немного смущённый, пришёл «каяться» к Алое, которая тоже была «в положении». Фессон ожидал скандала, но жена только хмыкнула в копыто: «ну, заведи себе еще одну кобылку. Только на этот раз сдерживай себя. А то это уже комедия какая-то, если по дворцу станут бродить два десятка беременных кобыл со мной во главе — и все от тебя.»

Однако, с Денкейн получилось ещё хуже. Обычно зебры рожали довольно легко, но осложнения всё же, хоть редко, но бывали. И её мать умерла при родах, получив таким образом из всех «плюшек», положенных при повышении общественного статуса, только красивые похороны.

Но это было потом, а сразу после её смерти Фессон сидел, растрёпанный и несчастный, таращился на жеребёнка и думал, что надо бы найти кормилицу и няньку, и может еще кого. Тихо, стараясь не топать как слон, вошла Алое.

«Давай, я её заберу. У меня всё равно по ведру молока в день лишнего получается. Надеюсь, она не будет с нашей общей дочкой цапаться.»

Жеребец кивнул с молчаливой благодарностью.

И пока Денкейн была маленькой, всё было хорошо. Он радовался, глядя как два почти одинаковых жеребёнка, насытившись, засыпали под боком у Алое. Но когда они подросли, и начали лопотать уже разборчиво, то Дейнкейн, в подражание старшей сестре стала называть Алое «мама». И этого аликорн уже не стерпела, передав заботы о жеребёнке нянькам и сказав, что всему есть предел.

Впрочем, она сохранила хорошее отношение к кобылке до тех пор пока лет в шесть у неё прорезался магический дар.

Сильнее, чем у всех законных детей королевской четы. Лет до десяти теплилась надежда, что Денкейн это именно та наследница-аликорн, и Алое даже готова была простить её за то, что она чужая дочь… Но нет. Просто серьёзная магесса.

В десять лет королева отчитала её за неподобающее обращение:

«Знай своё место».

Ну и в целом, наличие в семье бастардов не считалось чем-то хорошим. Хотя короли, конечно, стояли выше общества, закона и морали, совсем игнорировать мнение других зебр они не могли.

С тех пор в глаза Денкейн называла Алое «королева» или «ваше величество», а за глаза, в присутствии Фессона — мачехой.

— Пап? — Денкейн радостно подбежала к нему.

«И совсем не похожа на свою мать. Скорей на молодую Алое, когда я её впервые увидел на переговорах о признании за ней Сокримерна… Неужели семьсот лет прошло? Невероятно просто.» А вслух сказал:

— Привет. Ты меня искала? Так или по делу?

— Так!.. Но и по делу… Вобщем, пап, не задавай глупых вопросов. Я всегда рада, когда ты приходишь.

— Спасибо, — он взъерошил ей гриву, — но ты же знаешь, я занят… А ты как тут?

— Скучаю, — она тут же погрустнела. — Наш институт тоже закрылся пока от греха… Да что там, базары все закрыты и улицы пусты. Все стараются лишний раз нос из дома не высовывать, пока мачеха не уедет на эту вашу загородную виллу. Я ведь не стану одна по улицам бегать… Ты же слышал, что устроила Алое?

— Уже слышал, — вздохнул Фессон.

— Ты ничего не хочешь по этому случаю сделать?

— Ну, мы сильно поругались.

— И всё? — спросила она.

— А что я могу сделать? Мёртвых не вернуть…

— Я читала… — задумчиво сказала Денкейн.

— Нет, это плохая идея. Не говоря уже о том, что для этого нужен неповреждённый мозг… А что же твои друзья тебя не развлекают?

— Папа! — она возмущённо пристукнула копытцем. — Друзья не для того, чтоб развлекать, а для того, чтобы дружить.

— Ну, извини, неудачно выразился. Уж забыл, как это бывает. Так где они все?

Денкейн вздохнула.

— Да там же, где все остальные — сидят дома. Я к ним не хожу, потому что их родители меня побаиваются. Точнее, не меня, конечно, а того, кто я есть… А сюда они не придут, покуда мачеха здесь. Вдруг она их увидит, и решит, что они недостаточно хороши, чтоб я с ними дружила, или вообще недостойны присутствовать во дворце…

— Ну, не всё так страшно, — успокоил её Фессон.

— Да, я так и сказала. Но они всё равно опасаются. Так что сижу, читаю книги, которые давно хотела прочитать, да было некогда…

За разговором они прошли в её комнаты. Фессон уселся в специальное «своё» кресло, а дочь заняла место за столом.

— Слушай, пока ты здесь, я хотела тебе несколько вопросов по магии задать, в чём я сама не разобралась. Можно?

Она вытащила из стола целый ворох записок. Король подозрительно поглядел на него.

— У вас преподавателей в институте совсем нет? За что я деньги плачу?

Денкейн смутилась.

— Ну, вобщем, это не только мои…

— Ладно, читай. Я надеюсь, там нет вопросов вроде «почему вода мокрая»?

— Что ты, пап. Нам же уже не по десять лет.

— Да, целых четырнадцать. Это, конечно, совсем другое дело.

Глава 2.1. Старые друзья

Когда-то давно муж научил её маскироваться под обычную зебру. Это оказалось не так трудно, просто раньше у Алое не возникало в том необходимости — шастать под выдуманной личиной по собственной стране, и уж тем более по чужой. Но теперь она находила в этом некое удовольствие — погрузиться в уже, казалось, прочно забытую уличную жизнь большого города, поторговаться на базаре, может даже вступить в перебранку, чувствуя, однако, в груди приятное тепло от осознания возможности в любой миг «смешать карты»… Это было не очень достойное чувство, но как известно: всё приятное либо безнравственно, либо ведёт к ожирению.

Сегодня она отправилась в свою бывшую столицу. Город за прошедшие годы немного захирел, но лишь немного. В нём перестали в значительной мере крутиться коррупционные деньги и военная добыча, но удачное расположение, и кое-какие ремесленные цеха поддержали его на плаву. Кроме того, это был теперь главный центр «культа Алое»: как-никак, её родной город.

Издали аликорн посмотрела на свой прежний замок. Когда они с Фессоном избрали новую столицу, встал вопрос — что делать с кучей выморочной недвижимости по всей стране. В частности, с бывшим дворцом принца-короля. Алое пыталась его продать, хотя бы даже за треть реальной цены, но покупателей не нашлось. Может быть, иным богачам и лестно было поселиться в бывшем королевском обиталище, но а вдруг Алое передумает? И заберёт недвижимость обратно? То есть, деньги она конечно вернёт, но кто вернёт время и нервы потраченные на переезд и ремонт? Вторая же, и основная, причина заключалась в банальном опасении магических сюрпризов. Королева прожила в этом дворце четыре века, и не все были безоблачны. Пару раз замок на полном серьёзе готовился к осаде, и она ходила расставляла магические мины. Все ли из них были потом дезактивированы? Да она и сама этого не помнила.

В итоге Алое поступила самым логичным путём — в приказном порядке вселила во дворец канцелярию наместника, хотя даже после этого значительная часть помещений осталась пустовать.

Но сегодня путь зеброкорна был не сюда.

Стиснутое посреди городских кварталов, доживало свой век старинное кладбище. Некогда, это было центральное кладбище столицы, но с тех пор утекло слишком много воды, и если б не Алое, ценный участок давно отдали бы под застройку. Она платила городу за сбережение этого осколка прошлого, будучи последней из живых, кто помнил лежащих здесь.

Алое остановилась у двух красиво, но скромно украшенных могил. Ней и Нониз — главные её друзья детства, и соратники во взрослой жизни. Один — военный, другой — экономист и довольно изрядный волшебник. И оба были в подругу влюблены, а она старалась держать обоих поклонников равноудалёнными, закрывая глаза на их виртуальные «измены», но и сама не блюдя монашеский чин. Да что там, она даже когда-то пыталась устроить их женитьбы, наивно надеясь, что наличие жён снимет проблему… Фессон, конечно, знал об этих её визитах на кладбище, но не возражал. Он тоже не ревновал свою королеву к мёртвым…

Когда через несколько лет после победы в гражданской войне, Нониз всё-таки набрался решимости сделать ей предложение, Алое в ответ пустилась в пространные разговоры, что-де: «проси чего угодно, но только не этого. Монарх, особенно — непрочно пока сидящий на троне, особенно — не имеющий на него прав, должен быть безупречен во всём. А выйдя замуж за жеребца не царского рода, я тем самым, как бы поставлю себя на одну доску с ним, и дополнительно пошатну своё положение.»

Нониз дёрнулся, как от удара.

«Ну что ж, простите, Ваше величество, за дерзость. Разрешите идти?»

«Извини, я, вероятно, неправильно выразилась...»

« Нет, ты выразилась предельно ясно. Не буду мешать.»

Он повернулся и вышел. Тогда Алое в последний раз видела его живым.

Вскоре ей сообщили, что товарища* Первого министра нет на службе второй день, а кабинет его заперт. Явившись на место, она приказала ломать дверь. Вместо трупа, как опасалась королева, там оказалось прощальное письмо, и целый трактат с указаниями одарённым подчинённым и лично Первому министру, оставшемуся от принца-короля: что и как делать…

«Заучить наизусть!» — в сердцах бросила Алое, хотя, конечно, на такую интеллектуальную мощь рассчитывать не приходилось.

Без сомнения, она могла найти его магией в любой миг… Могла, и не могла. Когда через полгода зарубежная разведка обнаружила Нониза в сопредельном Сокримерне, её шеф осторожно предложил Алое, как бы чего не вышло, нейтрализовать бывшего высокопоставленного чиновника…

— В каком смысле нейтрализовать? — не поняла королева.

— В том самом.

— Да ты что, охренел? — спросила Алое тихо, но таким тоном, что никто эту тему больше не поднимал.

Впрочем, доклад она прочитала внимательно. Никаких контактов Нониза и правительства Сокримерна выявлено не было. Он устроился работать кем-то вроде бухгалтера в один из местных торговых домов… Извиняться напрямую королева, конечно, не могла, но немного подумав, сделала заказ у этого торгового дома на какие-то ткани и другую ерунду. Возможно, он узнает и поймёт.

Зато самоустранением соперника, как и надлежит настоящему военному, тут же воспользовался Ней. Официальная женитьба и всякие формальности его волновали мало, и от Алое ему надо было, в общем, одно. Что она ему, по здравому рассуждению и предоставила. Уж старый-то друг куда как лучше безмозглых молодых жеребцов из хора певчих. А раз нет необходимости уважать чувства Нониза, то… Теперь их счастью ничто не мешало. Ничто, кроме характера Нея. Дорвавшись до практически неограниченной власти, он глубоко запустил ногу в армейскую казну, заказал себе панцирь из золота, и вообще, потерял берега.

Алое раз стерпела, два стерпела, а на третий — с тихим скандалом отставила его со всех постов и из кровати. «Ты же сам, — гаркнула тогда она, — когда был солдатом, страдал от воровства камарильи принца!» Тут королева мысленно же осеклась, вспомнив, как что-то подобное пыталась кричать ей та кобылка за несколько секунд до смерти.

Зеброкорн опустила глаза: да, нехорошо вышло.

А тогда, семьсот лет назад, тяжко вздохнув, она села составлять письмо к Нонизу. Хотя королева ни разу не употребила слово «прости», и тон придала посланию скорее дерзкий, но смысл легко читался: «извини меня, дуру старую».

Нониз не стал ломать комедию, и ответил, что готов вернуться, только лишь покончит с обязательствами и делами в Сокримерне. Она успокоилась, но через несколько дней грянул гром с ясного неба — её друга детства зарезали на улице неизвестные личности. Алое немедленно впала в ярость и, хотя сделать это мог кто угодно, например, случайные грабители; приказала считать, что виновны власти соседнего королевства. Был предъявлен ультиматум: выдать тело, головы виновных, и принести вассальную присягу. В Сокримерне обалдели, но уже поняв, что с Алое лучше не спорить, готовы были пойти на всё, кроме утраты независимости.

Впрочем, ответ на ультиматум её особенно и не интересовал. На службу в приказном порядке был возвращён Ней со строгим внушением: не воровать, на койку не рассчитывать, а в двухнедельный срок приготовить армию к походу.

И Ней не подвёл. Оказавшись в родной стихии и подальше от хозяйственной деятельности, он уже через месяц взял ту самую крепость и переправу, где его когда-то чуть не убили, и где бесславно закончилась одна из последних военных авантюр принца-короля. После этого Сокримерн был обречён. Его могла спасти либо какая-то глупая случайность, либо вмешательство соседей, но соседи просто не успевали отреагировать. Мог бы вмешаться Фессон, но Алое не дала ему поводов, до последнего момента не вступая в сражение лично… Пообтесавшись немного на троне, она усвоила уже к тому времени неписаное правило, существующее между зеброкорнами: хочешь воевать? — воюй, но только с помощью армии. А если влезешь сама — будь готова, что против тебя выступят другие… «Ты же умная? — как бы говорило это правило, — так построй такую экономику, чтоб на её плечах выросла армия, способная бить соседей без божественной помощи.» Допускалось небольшое вмешательство на конечном этапе, когда уже всё решено, ну или в случае оборонительной войны.

Конечно, Алое волновалась. Это была первая её война, если не считать гражданской, да ещё и на таком ТВД**, где с треском провалилось прежнее правительство. Кровь из носу требовалось показать подданным, что уж при ней-то всё будет совсем иначе.

К счастью, Ней действительно был талантливым военным и разнёс титулованного, но увы, тупого командующего армии Сокримерна вдребезги и пополам. Тем более, что он всерьез уверовал в версию Алое, и хотя они постоянно собачились с Нонизом раньше, всё-таки некие дружеские чувства друг к другу испытывали. И теперь надо было отомстить его убийцам.

После того, как армия вернулась с триумфом, королева полностью простила Нея, и хоть до финансовых дел его больше не допускала, они пробыли вместе восемь довольно счастливых лет, пока он не умер от обыкновенной инфекционной болезни.

Алое, конечно, вылечила бы Нея, если б он сразу сказал ей о болезни, ну или был немножко моложе. Всё же пятьдесят пять лет для зебры — довольно преклонный возраст. Впрочем, он прожил достаточно насыщенную и яркую жизнь, оставаясь в хорошей физической форме до последнего…

— Редко я сюда прихожу, — вслух сказала Алое, — деньгами откупаюсь, потому что мне стыдно.

Она довернулась к могиле Нониза, и добавила мысленно: «помнишь, как мы мечтали о мире, немного более справедливом? Ты перепоручил мне эти мечты, зная, что я проживу тысячу лет… А я тебя подвела, во многом сама превратившись в то, что мы хотели уничтожить… Одно только хорошее дело сделала: сократила нашу венценосную свору до двоих особ, сильно облегчив положение простых зебр. Ну, и войн теперь нет. Это ведь чего-нибудь да стоит… Правда, — она обратилась к Нею, — одну мы как раз собираемся начать. Это будет во многом «потешная» война, но тем, кто в ней погибнет, от того не легче. Хуже всех придётся северному поселению грифонов, которых приютил у себя в Запустынье Коуди — их вырежут до последнего, если не свои, то наши… Но а что я могу сделать? Как? — она словно бы прислушалась, — не быть такой гадиной?»

Алое вздохнула.

«Я попробую. Честно. Вот закончим эту войну, приведём население в разум, и я обязательно попробую…»

— Дамочка! — Она не сразу осознала, что обращаются к ней. — Дамочка! Кладбище закрывается. Вам пора домой.

Забывшись, Алое чуть не взревела раненным драконом:

«Холоп! Как смеешь ты указывать, что мне делать?!»

Но потом вспомнила, что она тут под чужой личиной, ну и вообще, только что рассуждала о том, что надо быть добрее. Начинать же «быть добрее» с убийства несчастного смотрителя — не совсем то, что надо. Поэтому Алое сунула ему полуимпериал.

— Подмети тут: видишь, листья нападали?

И пошла по дорожке, бормоча под нос:

— Надаю по башке наместнику… Не так уж часто я о чём-то прошу. Или приказ, отданный без мата, уже таковым не является?

Смотритель проводил глазами странную кобылку, и пошёл в сторожку за метлой. Золото было вполне настоящим, а значит, следовало исполнить просьбу той, что походя разбрасывается месячным жалованием рабочего.

* «Товарищем» в РИ называли заместителя.

** ТВД — театр военных действий.

Глава 3. Биология

Взгляните на мои деяния.

Когда она вошла в их общий «домашний» кабинет, муж сидел у стола, перебирая какие-то серебряные таблички.

В углу за загородкой стояло керамическое ведро с кислотой, где отмокала пресловутая перчатка, чтоб выглядеть старинной. Потом останется только отмыть её как следует, отнести в страну грифонов и спрятать, но не слишком старательно.

— Что читаешь? — спросила кобылка.

— Да просматриваю заклинания, которыми «давил» всякие эпидемии в последние лет двести. Я их записываю.

Алое хмыкнула.

— Думаешь по заклинанию восстановить возбудителя? Прости, о великий, но даже тебе это не по силам.

— Точнее, не по разуму, — кивнул Фессон, — сил тут много не надо. Но я и не рассчитывал. Знал бы — сохранял образцы бактерий, но кто ж мог подумать, что эдакая гадость пригодится… А по табличкам я пытаюсь установить какие-то закономерности прихода эпидемий. Это делаю сам, тут помощников привлекать нельзя. А вот по другим областям… Говорил сегодня с министром финансов, и со своим первосвященником — у меня, ты знаешь, в этом вопросе диктат. Он жаловался на упадок веры. Они всегда на это жалуются, вместо того, чтоб работать… Но вот объективная статистика: за два века мы, в среднем, снизили налоги на треть. Раньше, это всегда приводило к росту храмовых доходов, и за сто пятьдесят лет они выросли на одиннадцать процентов. А за последние полвека — даже напротив — сократились на процент с четвертью… Обленились мы с тобой. Слишком увлеклись почёсыванием себе и друг другу разных мест… Первосвященник практически открытым текстом сказал мне, что надо явить знамение народу. Когда я спросил, какое знамение удивит подданных, затруднился ответить. Всё они уже видели.

— Кажется, я тут на днях явила знамение, — буркнула Алое, — что не надо меня нервировать.

— Да, — кивнул Фессон, — тёмное чудо, это тоже чудо. Но всё же прямое репрессивное давление как-то не вяжется у меня с понятием «благополучное государство». Другое дело — милостивые зеброкорны, излечивающие подданных от неведомой болезни…

— А помнишь, — сказала Алое, — мы когда-то говорили, что Моарей, возможно, биологическое оружие разрабатывает? В частности, вносит изменения в саранчу. Если он продвинулся так далеко, то может, он и с болезнями работал?..

— Может, — задумчиво кивнул Фессон, — но я полагаю, не насморк он там разрабатывал, и даже не малярию. Вряд-ли нам его заделы пригодятся. Да и поди попробуй их найти, особенно, если он кому-то перепоручил… Раньше считалось, что только зеброкорны могут создавать живое, у нас достаточная «ёмкость» мозгов. Но с развитием некромантии стало ясно, что любое заклинание можно кусками записывать на кристалл, или там в книжечку, и всё получится… Кстати, мне говорили, что ты выгнала из страны изобретателя этого направления.

— Ну, — ответила Алое, — должно же во мне быть что-то хорошее… Некромантия, строго говоря, нихрена не создаёт. Но я тебя поняла… Впрочем, мы так и не собрались как следует помародёрствовать во дворце у Моарея.

Это было правдой. На следующий день после драки, отпраздновав победу и отдав самые срочные распоряжения, они вернулись на третий континент, быстро пробежались по тому пути, по которому «катился» бой от входа к порталу, собрали и похоронили мёртвых «коллег», а трупы простых зебр сжигали прямо на месте или вплавливали в стены, чтобы не возиться долго. По сторонам особо не смотрели, в боковые коридоры не заходили.

Потом тема сбора трофеев всплывала не раз, но постоянно откладывалась. В первую очередь оттого, что там не могли работать обычные зебры, даже продвинутые маги — из-за жуткого давления на психику сходили с ума; а копаться вдвоём было бы очень долго. Кроме того, в других дворцах покойных аликорнов всякого интересного можно было найти не меньше, а помощники для разбора там присутствовали в лице обслуживающего персонала. Порталом же они пользовались тем, что был у Лемара, сумев вдвоём его вскрыть. Вот и выходило, что шляться через пролив им вроде бы и незачем.

— Ну, не думаю, что он держал банку с чумой под кроватью, а кувшин с сапом — на каминной полке, рядом с черепами убиенных врагов. — Сказал Фессон. — Такие вещи прячут где-нибудь в джунглях. Так что нечего нам там делать. Гораздо быстрее будет самому разработать. А вот испытывать, да, лучше за морем.

---

Но Алое, конечно, не могла не поступить по-своему. Через пару дней, в обеденное время (по местному — рано утром) она пришла на третий континент, остановившись у импровизированного кладбища с шестью могилами. Тогда они с Фессоном, опасаясь вандализма, придали почве первозданный вид, но Алое хорошо помнила, где: десять сажен от входа во дворец, и две сажени налево от «царской дороги» они зарыли Моарея, а дальше, с промежутком в три сажени — всех остальных. Впрочем, никто так и не посмел потревожить место упокоения владык Зебрики.

Зеброкорна давно интересовал один вопрос: разлагаются ли такие, как она, после смерти, или всё-таки нет? Алое включила «геологическое» зрение. Оказалось, разлагаются, но медленно, поэтому вид был отвратительный даже на её, ко всему привычный, взгляд.

Ломать ворота королева не стала, войдя через один из проломов в стене, и двинулась по пройденному два века назад пути.

Другой вопрос, который занимал Алое: как вышло, что уцелели именно они вдвоём? Вероятно оттого, что несколько раз тренировались вместе, и, будучи любовниками, по мере сил прикрывали друг-друга, в то время как остальные дрались кто во что горазд, заботясь в основном даже не о победе «своей команды», а о личной выгоде либо мести. Никакого плана сражения у них тогда, понятное дело, не было, ибо это означало подчинение одного другому, что недопустимо.

За размышлениями, зеброкорн толком не заметила, как дошла до тронного зала, и остановилась, тупо глядя на пролом в стене. Подосадовала на девичью память: это ж надо было забыть, что всё жилое крыло дворца уничтожено! Ведь если Моарей в самом деле держал где-то во дворце боевые вирусы, то либо в подвале, либо поблизости от себя, под личным присмотром. В подвале она никогда не была, но подозревала, что рыться там можно до остекленения, периодически перекладывая с места на место скелеты узников, умерших от голода или страха после того как стража разбежалась. Однако ничего не поделаешь, придётся искать.

Она повернулась и вздрогнула: в нескольких саженях позади стояла Тарна. Алое поклонилась:

— Рада приветствовать тебя.

Тарна традиционно не ответила. Видимо, чувство субординации ей тоже не завезли, как тем глупым и мёртвым студентам.

Маленькая зебра сделала жест, приглашая идти за собой. За кем другим, особенно находясь в опасном месте, Алое точно бы не пошла, но… Среди зеброкорнов укоренилось мнение, что Тарна, если захочет, может убить их всех в любой момент, поэтому ей нет нужды выдумывать коварные планы. И стало быть, если она о чём-то просит, то не надо искать в просьбе второе и сто двадцать второе дно, а надо просто сделать то, о чём она просит.

Поэтому Алое молча двинулась за хрупкой, но страшной фигуркой впереди. Вскоре нашелся спуск в подвал. Зеброкорн зажгла над головой мощного «светлячка», чтоб не переломать ноги в потьмах. Тарне же было всё равно. Алое не знала, как она видит, но подозревала, что их верховное божество видит всё и всегда.

Идти вниз было удобно, поскольку лестница была сделана под её (точней, Моарея) рост, а Тарна впереди имитировала скачки со ступеньки на ступеньку, хотя была нематериальна, и могла «переть» прямо насквозь.

Тут, чуть не впервые, Алое задумалась: а как бегает по ступенькам обслуживающий персонал в её собственном доме? То-то они постоянно что-нибудь роняют и бьют, а она ворчит на своих управляющих: «почему вы одних дураков на работу набираете? Вы что, отбор специальный ведёте?» Впрочем, за разбитые вещи, даже дорогие, она особо не спрашивала, если только вещь в самом деле разбита по неуклюжести, а не украдена…

Вспомнив о воровстве, Алое вновь задумалась о бывшем хозяине этого дворца.

Первый камень архитектурного монстра, Моарей заложил лично, в день своего шестисотлетия, сделав себе такой своеобразный подарок. Одну лишь «коробку» — то есть все эти залы, переходы, анфилады комнат — строили сорок лет, и только от несчастных случаев погибло около трёх тысяч зебр. Сколько умерло от болезней и истощения, не знала, наверно, даже Тарна.

Оформление же дворца длилось до самого последнего дня. Редкий зал стоил меньше десяти талантов золота, притом иногда в буквальном смысле: мозаику на стенах местами выкладывали золотыми «чешуйками». В стране был введён новый налог на строительство этого чудовища.

Между собой другие зеброкорны поговаривали, что у Моарея не всё в порядке с головой. И Алое (хотя была заинтересована в экономическом фиаско неприятеля) как-то сказала ему в лицо, что ты совершенно бесцельно убиваешь своих подданных…

Но всё-таки, нельзя было не признать, что такой резиденции, и даже в десять раз меньшей, нет ни у кого. А во-вторых, невероятный уровень контроля: за без малого век, из дворца не пропало ни одной унции золота, чем Моарей не без оснований гордился перед коллегами.

Его мечта сбылась: даже после смерти хозяина дворец внушает такой ужас, что никто не смеет подойти хотя бы на пару лиг.

— Да, — хмыкнула Алое вслух, — адепты «неотвратимости наказания», пожалуй, не захотели бы жить в стране, где их концепция полностью воплощена.

Тарна остановилась на очередной ступеньке, обернулась назад, но ничего не сказав, запрыгала дальше.

Впрочем, по итогу Моарей обманул себя сам. Королева вспомнила совершенно идиотское и непродуманное вторжение его войск через пролив. Это случилось через несколько лет после смерти Нея, и отражать агрессию ей пришлось в одиночку. Не мудрствуя лукаво, она лично уничтожила ядро неприятельской армии и примерно сотню кораблей, будучи совершенно в своём праве.

Тогда она поразилась: это что же, сосед за двадцать почти лет не узнал, что на землях через пролив от него к власти пришла новая зеброкорн?! По всему выходило, что нет. Разведка так тупить не могла, а значит, была запугана до икоты, и доносила правителю лишь то, что он хотел, и готов был услышать. Такая «степень контроля» была явно излишней…

Лестница, как и полагается, закончилась коридором, а в нём нашлась дверь, перед которой и остановилась проекция Дерева Гармонии.

— Ты хочешь, чтобы я вошла?

Кивок.

Алое пнула дверь щитовым заклинанием и, выждав несколько секунд, зашла внутрь.

За дверью оказался совершенно обычный учебный класс. Несколько лавок, доска на стене. Полка с парой свитков, и возле учительского стола — стойка с палками. Королева одобрительно кивнула: это правильно. Вдруг сломается палка, так что же, прерывать учебный процесс, и за новой посылать? Нерационально.

Она обернулась к Тарне.

— Здесь есть что-то важное? Эти свитки?

Алое сдёрнула их телекинезом, но, поскольку они были написаны на какой-то скверной глюкозной бумаге, то тут же рассыпались прахом. Облачко пыли расползлось по щиту перед лицом королевы.

— Ну вот, испортила…

Тарна энергично помотала головой, и сделала широкий жест, указывая как бы на всю классную комнату.

— Тайники? — Предположила Алое, — да нет тут ничего… Прости, я не понимаю твоей пантомимы, — наконец не выдержала зеброкорн, — ты словами скажи.

Но словами она, конечно, не скажет. Это Алое и так знала.

Сделав движение, будто вздохнув отсутствующими лёгкими, Тарна вышла в коридор. А когда королева последовала за ней, остановилась у соседнего помещения.

И вот тут уже было то, что нужно. Тяжелые шлюзовые двери. Артефакты для дезинфекции. Химическая посуда. Холодильники на испаряющих воду кувшинах (отец Алое когда-то тоже делал такие). Инкубаторы на дымоходах от печей, или на примитивных артефактах. Чашки с двести лет назад издохшими колониями. И венец всего — «походный кабинет» Моарея за стеклянной перегородкой, и сейф, заблокированный, к счастью, в расчёте не «на себя», а «на зама». Поэтому, Алое легко его вскрыла…

Класс же, надо полагать, предназначался для инструктажа одарённых зебр. Вроде: «не тянуть копыта в рот после работы с бактериальными культурами»…

---

— Ругаться будешь? — Спросила Алое. — Насвоевольничала я. Сходила всё-таки на третий континент, и успешно. Нашла его лабораторию.

— И как?

— Ну, вобщем, ты был прав. То что там есть, это для настоящей войны, не «потешной». И кое-что было даже ещё живо. Сожгла я там всё от греха. Однако его методические разработки, — Алое достала из пространственного кармана несколько табличек, — возможно тебе пригодятся… И да, фактически, он держал чуму, хоть не под кроватью, но в подвале.

— Знаешь, — сказал Фессон, — мне всё больше кажется, что злопыхатели, утверждавшие, что на старости лет у Моарея протекла черепица, были не так уж и неправы.

— Но это еще не всё, — продолжала Алое, — там я встретила Тарну…

Король удивлённо поднял брови.

… — она мне эту лабораторию и показала, так бы я за месяц её не нашла. — Алое вкратце описала события, — и я вот теперь думаю: может, в свитках что-то важное было? Не зря же она меня привела в то помещение.

— Нет, вряд-ли, — сказал Фессон, — Тарна не могла не знать, что свитки ветхие, и рассыпятся, едва ты их схватишь. Тут что-то другое.

— Я исследовала класс. Очень внимательно. Там нет ни тайников, ни каких-то артефактов. Только десяток парт, грифельная доска, книжная полка, палки для вбивания науки в соответствующее место и стойка для этих палок. Полезная, кстати, инновация. У нас тут кризис наметился в отрасли, значит, сечь надо больше и чаще. Расход палок повысится.

Последнюю реплику Фессон пропустил мимо ушей: то учителю определять, кого и как сечь. Монархам, да и вообще никому, в это вмешиваться не стоит. Однако, слова жены натолкнули его на другую идею:

— Может, она хотела сказать персонально нам: «учитесь»? Но мы, вроде же, учимся, с её помощью… Когда там, кстати, следующий визит к Дереву? Через четыре месяца? Вот и спросим, что она имела ввиду.

— Думаешь, она ответит? — Вздохнула Алое. — Это вряд ли.

Глава 4. Земли грифонов

Самоубийство, это уже не война

Уж много лет прошло с тех пор как грифоны оставили прямую народную демократию, и поэтому Дедушка Гриф был ещё жив. Раньше власть над племенем отдавалась вместе с головой во время смертельного поединка между старым и молодым вождём. Но теперь особо мудрые грифоны, чувствуя приближение старости, сами уступали власть наиболее достойному из молодой поросли.

Так и поступил в своё время Дедушка Гриф, уступив место другому воину по имени Нот, оставшись в племени советником молодого вождя, окружённым всеобщим уважением.

Летать он не мог уже давно. Беспощадная старость выжимала из грифонов силы не только физические, но и магические. Большинство не выносило этого, отправляясь к Бездонной Бездне, якобы, чтоб потренироваться; но Дедушка Гриф заставил себя жить, ибо Нот в самом деле нуждался в его помощи.

Их племя было не просто племенем. Именно здесь хранился идол Борея. Легенда гласила, что когда Эльдил Великий рассаживал наместников по всем землям Эквуса, он велел одному из своих учеников сразиться с королём грифонов Гровером. Битва длилась три дня и три ночи, но никто не мог победить, и тогда правитель сказал, что, раз вы такие могучие воины, то будете управлять сами собой. И в знак того создал золотого идола северного ветра — Борея.

Правда, легенды почему-то старательно обходили вопрос, к какому виду разумных существ относился Эльдил Великий. По умолчанию считалось, что к грифонам. С другой стороны, Эльдила почитали и зебры, и пони; и считали его, соответственно, зеброй или пони…

Сегодня в их город прилетел с малой дружиной вождь Сокн из племени Острого Клюва, и надо было сходить на Форум, послушать, что этот гость скажет. Льстецы прочили его в объединители земель и в новые короли, но Дедушка Гриф относился к этому скептически. Его самого сорок лет назад называли будущим королём, но поскольку и в молодости он был очень умным, то даже не пытался вести захватнические войны. Грифоны живут так, как живут. Точка. И даже если найдётся воин, свирепее которого не видел мир, и который сможет сколотить единую Грифонию, то он всё равно смертен. А если вдруг и с его уходом страна не рассыплется, то на юге живут нестареющие чудовища, которые пока мало внимания обращают на север… Но если на островах образуется сильное королевство, то они встрепенутся, и тогда вода будет гореть, с неба упадут камни, а воздух перестанет быть подпоркой под крылом, как это случилось уже с Дедушкой Грифом.

Сокн бродил по собранному из хреново струганых досок помосту, и бросал в массы зажигательные лозунги.

— Уж сколько лет, как мы терпим нужду!.. В Эквестрии же брать нечего!.. А зебры обленились от безделья, и жеребцы выглядят как беременные кобылы! Я предлагаю совершить набег. Но не только набег! Я предлагаю прийти и остаться править там. Ибо кто, если не мы, этого достоин?! Я предлагаю это всем племенам. Там достаточно места. И у меня уже многотысячная армия! Что скажет племя Золотого Борея?

Дедушка Гриф вскарабкался на помост, в чём ему помогли несколько молодых. По гомонящей толпе волнами распространилась тишина. Все были в курсе, что клювом дедушки говорит сама мудрость.

— Вы все меня знаете, — начал он, — я двадцать лет управлял этим племенем. И я не только разбирал жалобы: чья свинья чей огород потравила… — по толпе пробежал смешок. — А вы не смейтесь! — гаркнул старый грифон. — Войны начинались и из-за меньшего! Так вот. Я еще и интересовался, что происходит во внешнем мире. В Зебрике сейчас правят два великих мага. И по крайней мере одна из них — Алое — злопамятная и жестокая. Если бы это был маленький набег, если б вы разорили пару деревень, угнали пару судов, ей бы скорее всего об этом и не донесли. Но если ты, Сокн, поведёшь на континент несколько тысяч бойцов, Алое явится сюда, и с ней придёт армия. И вот тогда нам будет всем очень весело.

— Она не дойдёт! — выкрикнул кто-то из помощников Сокна. — Мы потопим их корабли! Будем наваливаться большой ватагой на них поочерёдно, вырезая команду до того, как другой корабль придёт на помощь!

— Некоторые глупцы, — Дедушка Гриф подчёркнуто обратился к племени, а не к возражающему, — некоторые глупцы считают, что армия — и толпа грифонов с мечами — одно и то же. Это не так. Армия — это порядок и дисциплина. Они держат строй как на суше, так и на море, для чего все учатся грести; и сражаются, как один. У них множество лучников, которые будут обстреливать вас с двух-трёх сторон. На каждом корабле находится маг, который не будет давать вам вести ответный обстрел. А с двух соседних кораблей по вам станут лупить другие маги. Я уже не говорю о могуществе зеброкорнов. Что вы будете делать, когда она схватит всю вашу орду в воздухе, переломает кости и бросит в море, кормить рыб?

Но оппонент не сдавался, и возразил:

— В конце-концов, они просто здоровенные зебры. И трое-пятеро опытных бойцов…

— Да ты, я вижу, совсем дурак, — перебил Дедушка Гриф.

Тот открыл было клюв, но его толкнул Сокн, и вышел вперёд.

— Если б я не знал, что Дедушка Гриф был когда-то великим воином, я обвинил бы его в трусости. Однако это, разумеется, не про него. Как мудрый патриарх, он указывает нам на слабые места в наших планах, но… Грифон вытащил из-под плаща латную перчатку, — эта вещь подавляет магию единорогов, и даже аликорнов. А в честном бою, мы поглядим, чьи лучники метче, и кто сражается яростнее!

Толпа одобрительно загудела.

---

Когда импровизированный митинг, наконец, закончился, старый и молодой вождь уединились для разговора в доме последнего.

— Что ты думаешь, Дедушка Гриф? — Спросил Нот. — Стоит мне послать войско с этим Сокном?…

— Войско, разумеется, нет, — ворчливо сказал старый грифон. — Когда Алое придёт сюда, бойцы своими жизнями будут покупать время, чтоб бабы успели спрятать от зеброкорна детей, если мы не сможем с ней договориться. Потому что Алое не нужно сопротивление в тылу, а как вести войну на уничтожение, она знает. Мы ведь главное племя не из-за этого идола, а потому что всегда стоим на острие любого вторжения; мир же с зебрами длился слишком долго… Но и совсем отказаться от набега мы не можем. У дураков взбурлило в котелке. Отговорить их, как ты мог заметить, не получится, и поэтому самое главное племя — наше — не может остаться в стороне, чтоб не прослыть трусами… Объяви, что в набег пойдут лишь достойнейшие, и под этим соусом избавься от самых тупых и буйных. Кто только обуза для племени…

Пожилой грифон зябко подвигал ободранными крыльями.

— Странно это всё, вот что я думаю. Сычелев какой-то. Ты про такого героя что-нибудь слышал? И я — нет. Перчатка эта, якобы магию подавляющая. То, что он на паре единорогов — слабосилков её испытывал, ровно ничего ни о чём не говорит. Если грифон может поднять камень, значит ли это, что он может поднять гору? Вот то-то. А выступать против зеброкорнов, это надо быть твёрдо уверенным в своей победе.

Вождь покивал.

— Что же мне делать? Укреплять поселение?

— Это, конечно, да, — Дедушка Гриф прочистил горло. — Но я бы на твоём месте начал собирать дань.

— В каком смысле? — не понял Нот.

— В смысле, что тебе понадобится много золота, дабы умилостивить королеву. Разумно начать собирать его прямо сейчас. А если эти дураки, мало ли, победят, то и тогда золото лишним не будет… Не кривись, — проворчал старый грифон. — Твоё дело — сохранить племя. Золота на пепелищах ты найдёшь потом много, ибо солдаты Алое не знают, где под полом мы обычно его прячем, а сама она рыться в руинах не станет.

Он поднялся со стула.

— А я устал. Хорошо, что я не увижу этого. Дед моего деда упоминал, что встречал Коуди и даже пил с ним. Это, конечно, враньё. Но старик мне рассказывал, что его дед заказал ему летать в Зебрику. А Алое, как говорят, убила Коуди, хотя и с помощью коварства. То есть она ещё более страшная. Когда она придёт сюда, стоит отдать ей всё ценное.

— Это похоже на трусость, — заметил Нот.

— Посмотри на меня, — сказал Гриф, — я всё еще копчу небо. — А храбрецы давно кормят червей.

---

Алое потянулась на постели. У неё чесались уши, наверно, вспоминает кто-то. Посмотрела на мужа, который сидел у стола и перебирал какие-то бумажки.

Незадолго до исторической битвы, королева уже почти разочаровалась в сексе, ей всё надоело. А вот с Фессоном она открыла новые грани. Дело было даже не в том, что он крупнее её — найти в десятимиллионной стране жеребца с должными первичными признаками было не так и сложно. Но все и всегда её боялись. А вот Фессон властно предъявлял на неё свои права. Она же радостно ему отдавалась.

— Иди сюда. — хрипло сказала Алое, — потом дочитаешь.

Глава 4.1. Научный доклад

Несколько лет спустя.

Денкейен, конечно, волновалась. Впервые ей приходилось говорить перед Фессоном не как дочери перед отцом, а как учёному перед королём. Да ещё и мачеха напросилась послушать. И если отец простил бы её за ошибку, то ожидать прощения от Алое, было всё равно что ожидать молока от камня.

Доклад, который она делала, был очень важным и секретным, поскольку касался, без преувеличения, благополучия всей страны. Изучая вирус, в прошлом году вызвавший серьёзную вспышку заболевания, Денкейн пришла к выводу, что его сделали искусственно.

Там были слишком «правильные» последовательности, и вообще вирус, казалось, был собран из кусков других… Хотя кобылка и не представляла, кто мог бы такое сделать.

— Я считаю, — перешла она к выводам. — что это было такое испытание в полевых условиях кем-то созданной заразы. Болезнь начиналась остро и угрожающе, хотя в целом проходила сама и без осложнений… Но кто поручится, что в следующий раз возбудитель не будет по настоящему смертельным? И его не выпустят сразу в десятке крупнейших городов?

Аликорны взглянули друг на друга. Пауза затягивалась.

Забывшись, Денкейн постучала копытом по столу, как обычно, «собирая» внимание слушателей. Это был плод привычки , ибо уже с ранних лет кобылка, бывало, заменяла заболевших учителей для более младших учеников.

И тут же она вспыхнула от страха и стыда, осознав, что сотворила. Алое фыркнула в копыто.

— Надо понимать, невероятная наглость и дерзость передаётся от меня лактационным путём…

Она встала на ноги, оказавшись на две головы выше падчерецы.

— Пойду я, пожалуй, пока ты не решила меня выпороть за невнимательность на уроках… И да, ты очень умная девочка, и всё правильно вычислила. Хорошо, что ты додумалась держать это в секрете, сохранив таким образом многие жизни… Но это не диверсия. — Алое повернулась к мужу, — расскажи ей.

Когда мачеха вышла, Денкейн обратилась к Фессону:

— Пап, я не хотела…

— Да я понимаю. Но ты как-то думай, что делаешь… Лично тебе, конечно, многое прощается, но ты представь, что было бы с обычной зеброй, которая не то что с королём, с занюханым бароном так бы себя повела…

Она покаянно повесила голову, но всё же спросила:

— А что ты должен мне рассказать?

— Ну вот опять… Я никому и ничего не должен. Мне все должны. Это называется «власть»… Ладно. Если кратко: эту болезнь создал я. И я же её уничтожил, когда зебры достаточно испугались.

В десятке фраз он рассказал дочери о событиях, вынудивших королевскую чету поступить именно так.

Денкейн некоторое время молчала, гоняя копытом по столу чернильницу.

— То есть, нет никакого доброго отца и злой мачехи? На самом деле вы одинаковые, это просто роли такие?

— Вобщем, да. Хотя Алое чуть более жестокая, так как происходит из третьего сословия…

Кобылка с удивлением посмотрела на него.

— Нет, я не идиот. Это в том смысле, что ей более свирепо приходится охранять своё положение.

— А… понятно. Есть ещё что-то, о чём мне надо знать?..

Перед мысленным взглядом Фессона мелькнуло на миг воспоминание. Окровавленный грифон неверяще смотрит на перчатку-артефакт, подведший его в самый важный момент. Меч зеброкорна скользит дальше, перерубая аорту, и вождь неприятельской армии присоединяется к сонму предков…

— Больше ничего.

— Да? А я вот сейчас вспоминаю по истории, что и в древние времена бывали эпидемии, которые вдруг необъяснимо заканчивались…

— Это тоже был я… В том смысле, что уничтожал возбудителя. А возникали они по естественным причинам.

Денкейн подошла к креслу Алое.

— Можно?

Запрыгнула на него, целиком поместившись на сиденье.

— Но почему ты не объявлял об этом на всю страну? Это же… полезно. Ты спасаешь зебр от смерти.

— Да вот теперь сам думаю: почему я не объявлял об этом? Считал, что меня и так любят… Шутка. Не принято так было, понимаешь? Я — король. Я делаю, что хочу. То есть, на самом деле — то, что должно, но все должны думать, будто я ничем не связан, и смирится с этим, засунув своё мнение… Гм. Вобщем, глубоко засунув. А тут выяснилось, что та часть общества, кою мы выращивали на общее благо, которая должна была облегчить жизнь не за счёт социальных преобразований — это чудовищно сложно — но за счет технического развития, вдруг оказалась главным врагом, притом таким, что и уничтожить жалко, и оправдываться перед ним нельзя, ибо мгновенно сядет на шею… Какие тут могут быть действия? Только напугать его до предела, чтоб побежал прятаться к мамке. А что самое страшное? Невидимый убийца, от которого нет спасения, ибо очень редкий маг может держать щит весь день, а немагу и вовсе остаётся только молиться… Ну да это ты знаешь.

— Пап, — осторожно сказала Денкейн, — но что плохого они хотели?

— Да нет, в целом ничего. Только, чтоб мы с женой поделились властью. А лучше — вовсе остались декоративными фигурами… Ну, это я сразу довожу их хотения до логического конца. И не то чтоб я был сильно против. Я бы забрал тебя, Алое, ещё кое-кого, десяток слуг, цистерну вина, пару галер с едой, уехал на необитаемый остров, и гори оно огнём, но… Но ваше поколение очень скверно — твоя мачеха сказала бы «хреново» — представляет себе, как жили зебры четыреста, скажем, лет назад. И я всерьёз задумываюсь, чтоб утвердить обязательную школьную программу для учащихся… Вот с теми же болезнями обстояло так: примерно треть населения не были подданными аликорнов. Существовали буферные королевства между нами, и там эпидемии гуляли как хотели. А некоторым из моих коллег было вообще плевать: «умерли те, у кого и так было расшатано здоровье, и они скорее всего не пережили бы ближайшую зиму». А другие, например Алое, страшно вымолвить, не умели бороться с инфекциями на больших площадях; я её потом учил… Затем, в этих буферных государствах монархи, случалось, умирали, а их дети устраивали весёлую игру под названием «борьба за власть», от которой живые завидовали мёртвым. Не лучше обстояло и в больших королевствах, ибо постоянно на границах шли конфликты, и если сейчас на весь континент у нас двадцать армейских корпусов, то раньше только у меня было двенадцать. И все дворянские дети мужского пола обязаны были служить. Хотел ты там быть художником или биологом — начхать — будешь офицером. А если у меня не хватало денег, чтоб нанимать солдат, я либо устраивал принудительный набор, либо вводил чрезвычайный налог на армию. Уж не знаю, что было хуже для подданных: как-то не приходило в голову спросить… Ещё были кочевники. Огромная часть Центральной Зебрики принадлежала им. Жили они вольным выпасом и грабежом, уводя оседлых зебр в плен. И если даже в государстве у Моарея рабов нельзя было так просто убивать, когда у хозяина настроение плохое; то что творилось у этих свободолюбивых народов, тебе лучше не знать.

— А куда они, кстати, пропали? — подозрительно спросила Денкейн. — Вы с мачехой их… Оптимизировали?

— Не поверишь, отчасти их удалось посадить на землю, превратив в нормальных подданных. Только некоторые, особо упёртые племена, подверглись оптимизации… Однако, если ты думаешь, что «древние традиции» кочевой жизни надёжно похоронены, то поверь, стоит нам с Алое «бросить поводья», они вернутся… Теперь же, когда зебры от всего этого избавлены, какой-то молокосос говорит мне, что я должен учитывать его мнение. Не многовато ли чести?

— Они хотели отменить рабство, — задумчиво сказала Денкейн.

— Здорово. Я тоже хочу. Может, у них был продуманный план, как это сделать? Ты представляешь, что скажут мне купцы, оставшиеся без гребцов, или плантаторы с хлопковых полей? То есть они ничего не скажут, а молча, не признав этот указ, начнут гражданскую войну. А даже если не осмелятся выступить открыто, я столкнусь с падением доходов казны и упорным саботажем на всех уровнях… Плантаторы и купцы, это тебе не студенты. Это вполне реальная сила, сращенная коррупционными связями с наместниками, и, между прочим, с армейской верхушкой, и верхушкой Гильдии. Чувствуешь, какой клубок? И ваше поколение хлебнёт всех прелестей войны полной ложкой. Кстати, не факт, что вы все окажетесь на «правой» стороне. Может, у кого-то любовница — дочь плантатора. Об этом ты не думала?

Он невесело усмехнулся:

— Мне Алое говорила, что, даже при её твёрдом характере, если б она заранее знала, какое там, наверху, ядовитое кубло, то не начинала бы гражданскую войну, а уехала куда-нибудь, работать учителем, или там, погодой заведовать…

— А всё-таки, — предложила Денкейн, — если собрать какую-то коллегию от всех сословий, поставить перед ними проблему. Как изменить общественное устройство так, чтобы никому не было слишком плохо?

Фессон вздохнул.

— Может быть ты видела, что по всей стране у нас натыканы культовые сооружения. И в них имеются статуи одного известного тебе жеребца. Правда, они часто совсем на меня не похожи, но это не важно… Боги не советуются со смертными, что и как им делать, а выражают свою непререкаемую волю. И хотя процентов десять населения, включая тех же купцов и студентов, понимают, что я никакой не бог; то для всех прочих власть должна быть окружена ореолом непогрешимости. Авторитет, понимаешь?.. Вот Алое, когда пришла к власти, половину правительства старого сохранила, хотя по совокупности заслуг, их на ближайшей сосне надо было повесить. А почему она так сделала? Потому что их все знали и слушали. Во многом благодаря этому она и удержалась: те, кому надо, поняли — с ней можно иметь дело. Теперь представь, что я назначу тебя завтра наместницей в любую провинцию. Будут твои приказы выполняться? То есть лично твои — может и будут, потому что все знают, чья ты дочь, и что ты можешь мне нажаловаться, и тогда будет больно… А какой-нибудь твой сверстник будет только в бессильной злобе строчить циркуляры, которые будут саботировать эти матёрые волчины в шкуре зебр.

— Но разве обычные номархи не могут тебе жаловаться? — спросила Денкейн.

— Могут, конечно. Если случилось что-то из ряда вон… А если, по сути, я буду вместо него управлять номом, а он будет при сём «наёмным плакальщиком», зачем мне такой наместник?.. Но не расстраивайся: обычно с годами тот вихрь, что бушует под вашими симпатичными чёлками, успокаивается, и вы становитесь полезными членами общества, принятыми в приличных домах. А взрослым зебрам это всё объяснять не надо. Может, на интуитивном уровне, но они это чувствуют.

Денкейн подумала, что отец не упомянул ещё фактор лени, но промолчала — она и так выбрала уже сегодня лимит дерзостей на год вперёд.

Глава 5. Приятные беседы

Я пытался быть справедливым и добрым

Когда Денкейн вернулась к себе, её встретил лакей, стоящий у входа.

— Госпожа, вас ожидает княгиня Олиди. Я позволил себе проводить её в гостиную, и подать напитки.

— Молодец, — на автомате сказала Денкейн, торопливо вспоминая, что это за княгиня такая, и что ей может быть здесь нужно… Блин, да это же Фиалка! То есть её единокровная сестра, которая недавно вышла замуж за князя Олиди, и взявшая, естественно, его фамилию.

Несмотря на то, что Алое неоднозначно относилась к падчерице, сёстры дружили, хоть и немного завидовали одна другой. Денкейн завидовала тому, что Фиалка была законной принцессой, к ней все относились с подчёркнутым почтением, и она даже имела, хоть призрачные, но права на трон. Фиалка же в свою очередь завидовала, что сестра может ходить в обычную школу, а после занятий бегать где вздумается, дружить с кем захочет, сморкаться мимо платка, и вообще вести образ жизни нормальной зебры из хорошей семьи. За Денкейн не ходило постоянно пять церемонимейстеров, разъясняя, что можно делать, а что нет. Кроме того, как волшебница, Денкейн была в несколько раз сильнее сестры, а их достижения на научном поприще вообще нельзя было сравнить, так как у Фиалки никаких научных достижений в жизни не случилось.

Впрочем, они радостно обнялись, после двух лет разлуки.

— Ну как ты? — спросила сестра.

— Да ничего, всё понемногу, — ответила Денкейн. — Работаю на кафедре по изучению мельчайших организмов над довольно важной темой. — Но вспомнив, что про вирус никому ничего говорить нельзя, она тут же поправилась, перескочив на свою вторую работу. — По ферментации сена и зерна. Это весьма важно, так как…

Через полминуты Денкейн заметила, что сестра таращится на неё совершенно оловянными глазами, не понимая ни слова.

— Вобщем, разрабатываем рекомендации по сохранению жратвы, — закруглила вопрос Денкейн. — А ты какими судьбами здесь?

— Родители вызвали, — пояснила сестра. — Нас обоих. Муж-то пошёл сейчас по всяким чиновникам, ему надо вопросы порешать, а мне вроде как и нечего делать. Родители, кстати, здесь?

— Ага, — кивнула Денкейн, — я как раз сейчас была у отца.

Тут она немного смутилась, ибо получалось нехорошо: для какой-то бастардки Фессон нашёл время, чтоб поговорить по душам, а законная дочь побоку. И вообще её выдали замуж за тридевять земель. Хотя тут, скорее, «заслуга» Алое… Впрочем, Фиалка ошибке сестры не придала значения, и продолжала:

— А вообще у нас не очень. Я ведь практически на руины приехала, когда только вторжение грифонов закончилось. И старый князь, свёкор мой, как назло, помер. Пришлось нам с мужем всё тянуть. А он же добрый, всем старался помогать. Тому даст налоговую льготу, этому — денег. Так и высвистело всё моё приданное непонятно куда… То есть я, конечно, не жалуюсь: видела б ты, как там народ живёт — плакать хочется. Я в конце-концов не выдержала, написала отцу тайком от мужа: «помоги нам, а то скоро твоя дочь сама будет гнилое сено жрать.»

— Ферментированное, — машинально поправила Денкейн.

— Да, точно… Ну, отец помог — прислал немного денег, освободил от налогов на два года. Вобщем, поправили ситуацию. А месяц назад пришла официальная бумага, что нас вызывают в столицу. И приписка внизу почерком матери, что-де, не волнуйтесь, мы вами довольны… Ещё бы, — Фиалка хмыкнула, — если б после всего родители были недовольны, я бы сильно обиделась.

В этом месте Денкейн подумала, что королева, если б захотела, могла бы придраться к чему угодно. Но озвучивать это не стала, ибо для всякого ребёнка мать есть мать, даже если это Алое.

— Хотя по обстановке, — продолжила Фиалка, — нам уезжать сейчас не стоило, но ты же знаешь маму: если она чего-то хочет, награду, например, выдать — не надо её расстраивать.

Денкейн покивала: в конце-концов она, скорее всего, пристрастна.

— А у меня есть ещё одна новость, — сестра подмигнула, — сама несколько дней назад в дороге узнала. Я беременна.

— Ах вот в чём дело, — воскликнула Денкейн, — я-то смотрю, у тебя энергетический профиль изменился. Сначала значения не придала: он же меняется с годами… И кого ждёшь?

— Не знаю, не могу я это определить. Может ты?.. Или я мать попрошу.

«Если она захочет с тобой возиться», — подумала Денкейн, а вслух сказала:

— Да чего там, давай я. — На секунду сосредоточилась, — мальчишка.

— Здорово! А как ты так лихо?

— Ну, я ж как бы биолог, — даже немного обиделась Денкейн. — У нас на факультете это все могут, иначе там и делать нечего.

— Понятно… Это, знаешь, даже хорошо, что мы приехали в столицу. Накуплю всяких игрушек, теперь я знаю, каких…

И Фиалка пустилась в пространные рассуждения о воспитании жеребят. Тут уже пришла очередь Денкейн хлопать глазами.

«Неужели это мне тоже предстоит? Да ну, нафиг...»

Отец вобще-то намекал ей, что пора, и даже открытым текстом предлагал найти мужа из титулованной семьи, если она сама затрудняется, но кобылка отшучивалась, что вот-де мачеха до пятиста лет ходила незамужней, и мир не перевернулся.

— А то у нас, — продолжала Фиалка, — после этой дурацкой войны, бывает, на ровном месте нехватка возникает. Муж хотел указ писать — а не на чём: весь маркированный пергамент и папирус сгорел, а новый пока не подвезли. Пришлось нам вдвоём с княжеским магом сооружать печати, вроде: «написанному верить».

«И с вторжением этим ерунда какая-то получилась, — вновь подумала Денкейн. — То что разведка проспала, и войска как раз ушли на манёвры, это, в принципе, нормально. Это не невезуха, а работа разведки грифонской. А вот что после этого никто не лишился головы, и даже, насколько я знаю, не разжалован в солдаты — вот это предельно странно. Не торчат ли из-за этого вторжения чьи-то полосатые уши?»

Кобылка помотала головой, прогоняя дурацкую мысль.

«Да нет, не может быть. Просто мачеха взяла с грифонов большой выкуп, а получив много золота, она, обычно, добреет… Отец тогда сказал трогательную речь, насчёт того, что меры будут приняты, дабы такое не повторилось, и, хотя мёртвых не вернуть, пострадавшие не останутся без вспомоществования.»

На место была «командирована» Фиалка с большим приданым. Сестра тогда даже мимолётно позавидовала: ей-то самой и десятой доли такого богатства не достанется.

«Что ж, — подумала Денкейн, — наверно, можно и так помогать, почему нет. Соседним княжествам, наверняка , тоже что-то досталось, только мне об этом не докладывали.»

— Поэтому я теперь даже вина не употребляю, — сказала гостья, — твои друзья-учёные пишут, что беременным нельзя. Чушь по-моему, но рисковать не хочу.

— Это правильно, рисковать не надо, — согласилась Денкейн. — Что у вас ещё нового?

---

Фессон достал шахматную доску.

— Сыграем?

— Давай. Только скучно уже стало играть в обычные шахматы. Они довольно примитивно отображают суть военных действий. Я подумала: можно перед ходом бросать кости. Например, если ходит рядовой, и выпало от девяти до двенадцати, то он движется на одну клетку дальше. Если три или четыре — на одну клетку меньше*. Если выпало «один-один», то пропускает ход, а если он зашёл уже за середину доски — переходит к неприятелю.

— Это хорошая мысль, — похвалил Фессон, — но только надо сначала разработать эти правила, да чтоб я их запомнил. А пока давай сыграем по старым… И кстати, хочешь сказать, ты не будешь пытаться эти кости заколдовать?

— Как ты мог подумать такое обо мне?..

Они расставили фигуры, и через несколько ходов Алое сказала:

— Итоги подведём. Итак, за два с половиной года на разные программы лояльности населения мы потратили без малого тысячу двести талантов золота. Таких расходов казна не несла с тех пор, как… А вот никогда не несла. За это время доходы храмов выросли на четверть, во время эпидемии, замечу, вполовину. Цены подскочили на десять процентов, а производство предметов роскоши — на сорок пять…

— Иными словами, — сказал король, — наши меры совершенно неэффективны.

— Ну, не то чтобы совершенно, но да: неэффективны.

— Хотелось бы знать почему: мы вкладываем не в то направление, или они в принципе не могут быть таковыми?

— Не знаю, милый. — Алое повела плечами, — но я точно не готова за проверку каждой гипотезы платить по семьдесят тонн золота… Блин, я же хотела быть добрее, но не получается.

— Можно выбрать «опытную» провинцию. Это будет сильно дешевле. Я даже знаю, кого можно назначить ей управлять.

— Дочь твою? — тут же догадалась Алое. — Не думаю, что это хороший выбор. Она не сумеет управлять: она не воспитывалась как принцесса. Охотно верю, что она легко возглавит институт — у неё голова под это заточена. Возможно, даже, армейский корпус — после пары лет в академии… А орать и материться я её за пару месяцев научу, если вдруг она не умеет… Но она не сможет договариваться с дворянскими домами.

— Надо ли? — Переспросил Фессон, — если мы собираемся строить новое.

— А как ты это себе представляешь? Куда они денутся из провинции? Ты их административно вышлешь? Ведь если они останутся, то Денкейн утонет в этом болоте, какой бы бюджет ты ей не дал. Это, значит, раз. А два — если всё-таки вышлешь — то это получатся рафинированные, полигонные для неё условия. А мы же собираемся строить нечто жизнеспособное? Что же это за система такая, из которой некто всемогущий постоянно должен вычищать разных меркантильных сволочей? Такая структура и пару поколений не протянет, ибо они с визгом будут лезть во власть, как было всегда, и видимо, всегда будет…

— Умеешь ты поддержать, — буркнул жеребец. — Шах тебе.

* В мире пони другая доска и другие фигуры. Помянутые игральные кости потом эволюционируют в игровой волчок, который и будет таскать в сумке Джерси. Благодаря его наличию, игра в шахматы «сам с собой» в том мире не является таким странным занятием, как у нас.
**

Никто не знает, как вставлять фотки, нашёл несколько подходящих фотографий зебр.

Глава 6. Долгосрочные планы

Если сделать всё, что надо, и не вспоминать,

Если спрятаться в подушку, и не вспоминать.

— Да вы присаживайтесь, — сказала Алое, — не стойте столбом.

Заинструктированные Денкейн досмерти, два молодых жеребца, её соученика, молча опустились на стулья. Сама кобылка коротко поклонилась, передала мачехе свиток и тоже села.

Королева дотронулась копытом до папируса, и он на миг засветился жёлтым светом. Жеребцы удивлённо переглянулись, но Денкейн и ухом не повела. Она знала, что зеброкорн так читает. Наступила пауза на пару минут.

— Ну что я могу сказать… Прежде чем приходить ко мне, вы бы отправили этот проект Фиалке на рецензию. Срочная почта до Запустынья доходит всего за десять дней, — с ноткой гордости заметила Алое. — Твоя сестра училась управлять государством, и уже имеет практический опыт.

Заметив, что Денкейн заёрзала, королева пояснила:

— Нет, ты не глупее её. Просто у тебя другая область профессиональных интересов. А она бы смогла указать на очевидные дыры в вашем проекте. Некоторые службы вы просто не включили, например, ту же почту. Или, что меня особенно удивило, санитарную службу… Нет, я понимаю, что вы просто забыли, а не хотели уморить как можно больше зебр. Потом, с чего вы решили выкупать на рынке рабов — за мои, между прочим, деньги — и отпускать их на свободу? Мысль, конечно, благородная, но с чего они будут вам подчиняться? А если будут, то им придётся платить. Вам разве мало свободных малоземельных крестьян? И отсюда вытекает следующая ошибка — ваша продукция, которую вы планируете продавать, будет дороже, чем у других. Вы можете реализовывать её в крупных городах, упирая на то, что она произведена исключительно свободными, тогда её купят. Но у вас вырастут издержки на доставку… По вашим лицам я вижу, что об этом вы не думали, а зря. Потом, этот ваш коллегиальный орган управления. Во-первых, к нему в пару нужен оперативный орган по военному образцу. Во-вторых, не прописан регламент. Как быть, если кто-то заболел, уехал или умер?.. Вобщем, если не хотите дёргать Фиалку, поймайте третьего помощника четвёртого заместителя канцлера, поставьте ему ящик вина, и пусть он вас проконсультирует. А ко мне больше не приходите с такими бумагами, не позорьтесь.

— Отец мне советовал, — сказала Денкейн, — минимизировать участие старой бюрократии.

— Есть некоторая разница, — жёлчно ответила Алое, — между «минимизировать» и «совсем игнорировать». Или тогда пишите Фиалке… Но в целом, — королева попыталась тепло улыбнуться, но с непривычки не очень получилось, — вижу, что вы в самом деле работали, и это для вас не пустой звук. Вы можете идти. А ты, — она указала на падчерицу, — пока останься.

Когда гости вышли, королева спросила:

— Скажи, а почему ты пришла с этим ко мне, а не к отцу? Ты же знала, что я могу и наорать, и выгнать, и кое-что похуже.

— Ну, — кобылка вздохнула, — я переоценила наш проект. Думала, он очень хороший, и решила подвергнуть его сразу суровой проверке. Отец-то мог мне подыграть…

— Это правильно, — задумчиво сказала Алое. — Поэтому, в качестве награды за смелость, я укажу на самую главную твою ошибку. В этом свитке не расписано, как вы, управляющий состав, планируете делить доходы — а я думаю, что они у вас всё-таки будут, хотя и небольшие… Да, я знаю, что сейчас ты мысленно фыркнула. Можешь не признаваться в этом… Вы неминуемо перегрызётесь, когда дело дойдёт до денег. Не ты, разумеется. Ты просто не знаешь цены деньгам, у тебя никогда не было с этим проблем… Вас в этой республике золотого копытца в совете будет два десятка. А нас с Фессоном всего двое, но две трети наших размолвок происходит из-за денег. Это при том, что мы на многое смотрим одинаково, бюджет у нас общий, и мы состоим в интимной связи. Ничего этого у вас нет, а в таком большом коллективе, по-любому возникнут группки… Короче, бросай ты эту демократию, и переписывай документы под себя…

— И всё-же я рискну, — вздохнула Денкейн. Поклонилась и вышла.

— Удивительно, — сказала в пустоту Алое, — что из всего нашего потомства, больше всех похожа на меня та, которой я не мать.

---

Фессон, сидя у стола, сочинял какую-то бумагу.

— Что пишешь?

— А… Правлю примерный устав для «вольного города». Чиновники наши, как обычно, вместо дома спроектировали большой шалаш.

— Зато уж дочь твоя расписала целый воздушный замок, — хмыкнула Алое. — Если найти среднее, будет то, что надо…

— Да? А ты копию не сняла?

Королева тряхнула копытом, и на стол брякнулась копия свитка.

— Наслаждайся. Что ещё у нас нового?

— Оказывается, уже пару недель аудиенции ждёт посол одного из Эквестрийских царств. Ну как, царств — по нашим меркам, это даже не княжество… Они там почему-то уверенны, что мы с тобой мечтаем всеми четырьмя ногами влезть в их внутреннюю политику, а до сих пор не сделали этого потому, что… Ну, не знаю: не нашли на кого опереться на континенте. И это племя согласно представлять наши интересы, а взамен… Вобщем, если не кривляться, то — ярлык на управление всем, до чего смогут дотянуться, и еще пару корпусов, и флот…

— И шерстяную попону им на круп, чтоб ничего не отморозить, — подхватила Алое, — думаю, не надо говорить, что этого не будет никогда.

Жеребец покивал:

— Всё-таки какой-то культурный обмен можно устроить. Вот, например, если мы собираемся дать какие-то послабления народу, то можно часть наших преступников, в основном, политических, туда высылать навсегда.

— Ага, эти висельники там их всех научат, кого надо ненавидеть, и почему… И потом, при первом обострении — а эти ж все царьки, у них настроение меняется, как летний ветер — при первом обострении их всех продадут там в рабство. Гуманнее будет их тут убить, и не мучить.

— Да, наверно, ты права, — согласился Фессон, — но в процессе этих раздумий, мне вот что пришло в голову: а почему нас восемь?

— Что?

— Говорю, почему нас изначально было восемь?

— Ну, это вопрос, ответ на который: «потому что». Отчего на Эквусе три континента, почему в Зебрике два основных горных массива, а пустыня только одна?

— То есть, нас могло с таким же успехом быть и девять, и больше?

— Разумеется. Кто-то мог погибнуть в детстве. Но если это и было так, то их закопали без малого тысячу лет назад, и на современность данный факт никак не влияет.

— А если не закопали? — Предположил Фессон, — а просто некто захотел жить подальше от нас? Мы — довольно беспокойные соседи, если подумать.

— Ну, это скорей гимнастика для ума, — пожала плечами Алое, — я могла бы «закрыться» от тебя, как, надо полагать, и ты от меня, если б я только точно не знала, где тебя искать… Если эти отшельники сознательно «ушли в затвор», то с военной точки зрения, выйдя из такового, будут сами выбирать время и место удара. С другой стороны, развернув масштабные поиски, мы сами спровоцируем их на драку, вынудив защищаться… Белые начинают и проигрывают. Разумно поэтому ничего не делать, тем более, что нет никаких доказательств вообще наличия предмета поиска… Или всё-таки есть?

— Есть одно, хотя косвенное… Ты помнишь своего предшественника, чьё имя ты высочайше запретила к упоминанию?

— Разумеется, — Алое повела плечами, — мы, увы, не были представлены. Вдруг бы принц влюбился в дочь горшечника, и жил бы долго и счастливо… В кладовке для швабр. Также, на его счастье, мы ни разу не виделись во взрослом возрасте — он сбежал из столицы за неделю до моего прихода — бросив войска и лояльную часть Гильдии. Но я была хорошо информирована.

— А что ж не попыталась его взять? — подколол муж.

Королева отбросила гриву назад.

— Я могла, конечно… Телепортироваться прямо во дворец, устроить махач с половиной Гильдии в густонаселённом городе. Маги — это, конечно, не религиозно обработанная пехота, они сильно себе на уме, и не стали бы переть на меня толпой, и всё равно… Я импульсивная, да, но не больная на голову. Подумала, пусть бежит, хрен с ним.

— А куда, как думаешь, он делся?

— Прости, милый, но всю жизнь думала, что к тебе… Ибо за неделю, которую я потратила, чтоб добраться до его личных вещей, взять след, и послать по нему смерть, он мог успеть в три места: самостоятельно повеситься на мачте, пересечь пролив и укрыться у Моарея, или каботажным путём добраться до тебя. Первый и второй пути не очень отличаются, ибо, хотя в ту пору Моарей ещё не был настолько двинутым, но на любую дерзость, которую неизбежно спорол бы принц, способен был ответить лёгким, однако, летальным движением копыта. И беглец не мог этого не знать… А вот ты не в пример более дальновидный политик.

— Ну, вобщем так оно и было, — не стал отпираться Фессон, — я, конечно, внимательно наблюдал за всем этим бедламом. И думал, как бы выманить к себе принца. В случае серьёзной войны с тобой, я смог бы консолидировать вокруг него лоялистов, прежнюю знать, просто всякую сволочь, придав войне видимость законности… И вот — было это за пару недель до бегства принца — сижу я в ванне, отдыхаю. Красивые кобылки носят мне вино, а я размышляю, с какого бы вида массажа начать…

— Старый развратник, — пробормотала Алое.

— Ага, я такой… И тут со мной выходит на телепатическую связь некто магистр Обрей. Наверно, помнишь такого.

Королева поморщилась.

— Да, я училась у него.

-Угу… Из любопытства, что некто не из бессмертных сумел это сделать, без моего явно выраженного согласия, я ответил. Обрей попросил дать убержище принцу, и нескольким его приближённым. Мы договорились о способе эвакуации. Думал, что он тоже присоединится к своему господину, и даже предвкушал умные беседы, но… Ты потом убила его.

— Поверь, я сожалела об этой потере, — буркнула Алое. — И дала бы ему капитулировать на почётных условиях, но полагаю, что предчувствуя приближающуюся дряхлость, он просто предпочёл погибнуть в бою… Так что там с принцем-королём?

— Как было договорено, он прибыл в ближайший к столице порт, где его ожидала флагманская бирема «Жемчужина запада». Я выслал два корабля для эскортирования, но утром был туман, и эти болваны заблудились, опоздав на несколько часов. «Жемчужина» не стала ждать, выйдя в море, как только видимость нормализовалась. Больше её никто никогда не встречал. Хотя бирему искали сначала два корабля, а потом ещё десяток.

— Да, я тоже искала, — кивнула Алое, — даже не столько принца, сколько свой флагман. Очень хорошая и дорогая была посудина.

Фессон кивнул:

— Давай же подумаем, что могло случится с одним из сильнейших военных кораблей с лояльной, хорошо оплаченной командой, которой, в отличии от других, никогда не задерживали жалование. В тихую погоду, в проливе, который известен всем капитанам, как свои четыре копыта; притом, что идти можно было просто ввиду берега, и ребёнок бы не ошибся… С кораблём, на котором находились полдесятка ведущих магов, сверх штатной команды. Где было довольно шлюпок. Притом ни в одном матросском кабаке, как мне докладывали, не болтали о крушении «Жемчужины запада», что неминуемо бы имело место, если б спасся хоть кто-то… То есть в море, разумеется, бывают любые чудеса, но если задаться целью описать самый безопасный вояж из возможных, то он был бы похож на последний рейс «Жемчужины».

— Анекдот такой есть. Один купец говорит другому: «у меня сундук с товаром украли.» Другой спрашивает: «к страже не обращался?» «Обращался, говорят — не они.» То есть, если ни ты, ни я тут ни при чём, остаётся Моарей. Видно, как-то пронюхал про эту операцию.

— Я предупреждал Обрея, что знать должны только он, я и принц. Даже экипаж «Жемчужины» до последнего момента был не в курсе, кого повезут и куда… И если фантазировать, то судно, ведомое запаниковавшим беглецом — ведь эскортные корабли не пришли — могло направится куда глаза глядят. И найти там неизведанную землю…

— Нет, это ненаучная фантазия, — перебила Алое. — Неизвестная земля в двух-трёх днях пути от Зебрики? Не может быть… Чтоб не громоздить сущности, самый простой вариант такой: он в самом деле запаниковал, и повёл корабль в стороне от обычных путей. Ну и нарвался на риф, ни на одной карте не отмеченный. А почему об этом не болтали… В конце-концов, могли все и потопнуть. Да и вообще, у тебя что, в каждом кабаке по соглядатаю было? Ведь нет?

Фессон покивал, но всё равно остался задумчив.

Глава 7. Культурная программа

Её почерк машинный, наскальный…

— Да никуда я не пойду! — возмутилась Алое. — Пусть сюда идут, и тут играют! Одурели они, что-ли?

— Но я уже сказал, что мы придём… — Ответил Фессон, — да что тут такого? Ты разве в театре никогда не была?

— А вот не была, — огрызнулась Алое. — В детстве денег не было, а потом — времени. У меня была придворная труппа, но я вскоре разочаровалась. Смысловая нагрузка у этих пьес довольно быстро «закончилась». Там десяток сюжетов всего, если не считать про любовь страдания всякие.

— Зато нас подданные увидят. А то тебя, например, они видят только в тронном зале, когда ты сидишь, как изваяние, или в кабинете, откуда их, в полуобморочном от страха состоянии, выносят.

— Вот и хорошо, — буркнула Алое, — должен же хоть кто-то изображать недостижимое божество.

— Ну представь, что я за тобой ухаживаю, и пригласил тебя в театр.

— А меня как будто мама не пустила, — рассмеялась кобылка. — Ну ладно. Но если они плохо будут играть, то они у меня потом будут петь. Тонкими и злыми голосами.

— Они постараются, — заверил Фессон.

— А я, ты не поверишь, — потупила глаза королева, — написала тогда сама пьесу. Но режиссер мне сказал, что такое не сыграть, разве только я лично буду обеспечивать «декорации» в виде объемной иллюзии. А мне, понятно, было чем заняться…

— Режиссер выжил? — деловито поинтересовался Фессон.

— Да. Я тогда была молода, и благосклонно выслушивала все мнения, в том числе и нелестные… А издать её в виде книги, я почему-то постеснялась.

— Удивительное дело, — согласился король, — сейчас-то ты ничего не стесняешься. Она сохранилась? Пьеса?

— Увы нет, потерялась где-то. Но если вкратце: два товарища отправляются в трудное путешествие, чтоб найти некое оружие, и спасти свою родину от завоевателя. В процессе один ожесточается, и второй понимает, что ему нельзя доверить ужасную власть, которую даёт то оружие, но и убить, или бросить в пропасти он его тоже не может — они ведь друзья… А много лет спустя я поняла, что написала пьесу о себе. Только все мои друзья давно мертвы, и меня некому останавливать. А ещё спустя годы, поняла, что и не надо останавливать. Потому что завоеватель уже пришёл, и остался здесь. Иначе, в каждом поколении будет приходить новый, и бардак никогда не кончится.

Фессон криво улыбнулся.

— Сейчас-то ты, небось, «старую себя» ещё и выслала бы за крамолу.

— А как же, — кивнула Алое, — на вершине может быть только один. Ну, двое, если это семья… Слушай, я всё хотела спросить, раз уж про театр говорим: вот ты с гладиаторами этими возишься, нахрена это? Неужели так интересно? По моему, стократ интереснее между собой тренировочный бой провести.

— Это безусловно так… Но ведь в итоге выйдет, что на всю Зебрику два боеготовых мага: ты, да я, да мы с тобой. А с помощью этих боёв, где они, кроме шуток, рискуют головой, поддерживается школа военного волшебства. Ты же помнишь «вторжение» грифонов? Когда маги, вроде ходившие на военные кафедры, ничего путного так изобразить и не смогли? А если у нас появится настоящий враг? Мы, хотя бы, на базе этих гладиаторских школ, сможем развернуть учёбу боевых магов. То же и с простыми гладиаторами-мечниками. Я стараюсь, чтоб искусство фехтования не выродилось в махание проволочными рапирами.

— Чем-чем? — не поняла королева.

— Парадными шпажонками. — Пояснил Фессон, — может помнишь, столичные дворяне лет пятьдесят назад массово начали носить такие узенькие, толком не заточенные клинки. Нормальный меч им тяжёл, видите ли, стал. Ну, я пресёк эту тенденцию.

Алое хмыкнула:

— Я как-то не присматривалась, что они там таскают. Против этого, — она на несколько секунд призвала из небытия свой жуткий чёрный хопеш, коий, в отличии от бронзового, рубил любой стороной, — оно всё равно не играет. Вот уж сподобила Тарна… Мне иногда немного стыдно его доставать. Окружающие спросят: «девушка, из какой геологической эпохи вы выползти изволили?» А мне и ответить нечего.

Фессон засмеялся.

— А серьёзно, по мировоззрению ты гораздо дремучее меня, хотя я на полтора века старше… Ну вот и меч тебе такой достался, чтоб всем было видно: это злобная ретроградка…

— Я не злобная. — Сказала Алое. — Я строгая, но справедливая.

---

Вечером , идя по набережной реки, Алое сказала:

— Да , ты был прав, когда мы бы ещё так погуляли… Может, сбежим от охраны? Нырнём в речку! То-то будет паники!

— Так нельзя, — строго сказал Фессон, — за утрату объекта, охране светит трибунал. И ты первая их накажешь…

— Вот ты старый сундук, нет в тебе никакой тяги к приключениям, — пробормотала Алое, — нашута нам вообще эта охрана?

— Так ты же сама настояла, — удивился Фессон. — Мол, когда номарх из Зажопинска въезжает в столицу с двумя сотнями солдат, а король ходит всюду с единственным секретарём, а то и вовсе один — подданным непонятно, кто тут вообще главный. И я согласился, что в этом есть рациональное зерно…

Алое развернулась к невидимым в темноте бойцам.

— Приказываю: снять периметр, отправляться в расположение, доложить командованию о выполнении задачи, и о том, что я разрешила дать вам увольнение до завтрашнего вечера… Теперь нырнём? — Уже нормальным голосом спросила она.

— Вода грязная. Давай, может, в чистый источник…

— Давай.

Алое открыла портал на далёкий южный остров. Формально, это была территория драконов, но они бы, пожалуй, не обиделись, если б узнали…

У смертных много нужных и ненужных атрибутов. Например, рецепторы холода. Сотни тысяч штук, хотя хватило бы одного на квадратный сантиметр кожи. Но бессмертные могут управлять своей болью, иначе они были бы совсем плохими богами…

Королева зашла под водопад, льющийся с ледника, и преломляющий свет уходящего солнца — здесь ещё был день. От лютого холода она закатила глаза, но снизила чувствительность тела.

Разумно сконструированное существо, априори должно быть способно оценить риск повреждений, и даже смерти. И оно одно должно решать: стоит ли идти на этот риск ради достижения цели, а не подчиняться в решениях своей недоразвитой нервной системе. Такую нервную систему можно и вовсе рассматривать как паразита, проросшего в многоклеточный здоровый организм… Поэтому аликорны были бесстрашны.

— Сможешь исполнить супружеский долг под этим водопадом?

— Может, я отправлю этот водопад куда-нибудь подальше? — предположил Фессон, с большим неудовольствием глядя на ледник.

— Нет, друг мой, сегодня играем по моим правилам. Я подумала, может , Тарна не даёт нам сына-аликорна оттого, что мы любимся на шёлковых простынях? И такое жертвоприношение её устроит?

— Думаешь, она садистка, и ей нравится наблюдать за чужими страданиями? — спросил Фессон,- холодно-то как, однако! Надеюсь, эта жертва принесёт плоды… Ух, ё!

А когда всё закончилось, он спросил:

— Знаешь, я конечно не биолог, но мне почему-то показалось, что ты не могла сегодня зачать.

— Не могла, — согласилась Алое, — но во-первых, какое это имеет значение для Тарны, а во-вторых, должна я была над тобой поиздеваться?

Жеребец передёрнулся.

— Ладно. Теперь я подумаю, какую подлость тебе учинить.

Она поцеловала его в щёку.

— Не обижайся. Но мне стало казаться, что Тарна просто не понимает наших эмоций. А если она увидит в нашей памяти такое сумасбродство, то осознает, насколько важен для нас этот ребёнок, и смилуется… — Алое вздохнула, глядя на заходящее солнце. — Нас с тобой уже не исправить, мы слишком старые. А Денкейн… Что Денкейн? Она не зеброкорн, и даже если создаст нечто, на смену ей придут такие как я, и всё испортят… Кстати, есть ещё вариант, когда у нас ничего не выйдет. Власть ведь может быть и тайной. Это сейчас подданные могут нас увидеть, а кое-кого, — она насмешливо подмигнула, — ещё и пощупать. А если мы будем обитать в каком-то якобы другом мире; так, чтоб угроза расправы висела над всеми постоянно, однако, не была конкретной, и не подменяла собой управленческую пирамиду с законом, как бывало у того же Моарея или Такритты…

— Так это, — перебил Фессон, — тогда и со щупаньем ничего не выйдет, и вина не выпить?…

— Ну, разве только со мной, или с зеркалом. Или если ты собутыльников своих потом будешь ликвидировать. Хотя даже на мой первобытный взгляд, это перебор… Кстати, помнишь, как мы познакомились?

— В смысле: вообще, или перед тем, как стать любовниками?

— Перед тем, как.

— Помню, конечно. Во время этого глупого нашествия кочевников, я поинтересовался: не нужна ли тебе помощь? А ты ответила…

— Я ответила, что ты там не нужен — сама хорошо умею убивать. А ты спросил: разве мне не хочется разделить с кем-то то бремя, которое ляжет на мою совесть… Я тогда как будто немного проснулась, впервые за много лет вспомнив, что она у меня есть… И хотя моя совесть по прежнему подаёт очень слабые признаки жизни, но всё же я надеюсь, что стала несколько более милостивой, чем раньше.

— Знаешь, — Фессон улыбнулся, — когда-то мне приснилось, что у меня жена — аликорн. Мне было лет пятьдесят. Так как единственной кандидаткой выходила Такрита, то проснулся я не в лучшем расположении духа и сразу, хотя и в шутку, начал строить планы по захвату власти… Короли, как известно, играют свадьбы только по расчёту, а женится на верховной жрице Оракула Высочайшей Горы могло придти в голову только очень больному жеребцу.

Алое деланно засмеялась — она этого не помнила. Однако заметила:

— А у нас неплохой вышел брак по расчёту.

Глава 8. Торжественная порка

Ни там ни тут.

Несколько лет спустя.

— Вобщем, для подавления беспорядков, пришлось вызывать военную команду, — глядя в пол сообщила Денкейн.

— М-мда. — Сказала Алое. — Я думала, что деньги послужат причиной крушения вашей «республики золотого копытца»… Впрочем, они и послужили. Только в данном случае, не недостаток, а избыток.

— Но почему «крушения»? — Робко поинтересовалась кобылка. — Выпороли несколько смутьянов, так что с того? У нас в королевстве такое каждый день хоть где-нибудь да происходит.

— Да потому, — пояснил Фессон, — что мы давали деньги, дабы благодаря этому пороть не приходилось. А если всё равно приходится, так зачем платить больше?

— В самом деле, — сказала королева, — я сопоставимые суммы тратила на Загорье в первые годы, когда только туда зашла. Притом что это была провинция со стотысячным населением, и территорией в три дня пути от края до края… Нам просто было интересно: что произойдёт, если дать общине в достатке земли, самые лучшие инструменты, школу и всё в таком духе. То есть, все желания мы, конечно, удовлетворить не смогли. Да это и невозможно. Я вот, например, — то ли в шутку, то ли всерьёз сказала Алое, — всю жизнь мечтала о бриллианте размером с конскую голову. Но его у меня так и нет… А насчёт итогов — мы увидели. В конце-концов, для лечения от пресыщенности нужна будет воинская команда.

— Вот скажи, — не скрывая раздражения, спросил Фессон, — ты же сильная магичка. Почему ты не отвела этих смутьянов по одному за сарай, и не избила там до полусмерти? Не верю, что ты могла не знать, кто мутит воду… Это незаконно, да. Но если б я, или жена, в своё время думали, что законно, а что нет, то так и остались бы старшими, куда пошлют. А ты же собиралась, вроде, строить что-то воистину новое? А в таком деле нельзя не начхать на замшелых идиотов. А там, или победителей не судят, или, в случае поражения, последствия смертельны… Извини, говорю с тобой, как со взрослой. Ты же взрослая?

Денкейн вздохнула:

— Я надеялась на здоровые силы в общине. Что им объяснят всю непродуктивность их действий, а если надо — то вразумят…

— Объяснили?

— Нет.

— А ещё у тебя в доме было две ванны, — в полголоса заметила Алое, — с точки зрения крестьян, это жуткое непотребство. И ещё ты жила со своим приятелем невенчаная… Ну что ты так удивляешься? У нас, конечно, были источники информации. Даже если б и не было — ты молодая, здоровая кобылка, странно, если б получилось иначе. А надумай ты выйти официально замуж, наверняка бы поставила в известность нас с отцом… Да, я тоже в своё время жила с кем ни попадя. Но при этом не забывала лупить за сараем всех недовольных этим фактом. Ошибочно думать, что окружающие ничего не видят, или не соображают. Так можно, только если тебе от них ничего не надо. А если всё же надо, то следует оценивать свои поступки… Поэтому «республика» объявляется распущенной.

— Но я… Мы… Может быть…

— Нет, довольно. Цени хотя бы то, что я там никого не убила. Ведь это можно трактовать как покушение на королевскую семью… По размышлению, мы решили не отбирать в счёт долгов инструмент или землю. Пусть остаётся всё как есть. Но и никаких дотаций больше не будет. Если они хотят, чтоб и далее в посёлке была школа, то пусть оплачивают учителей сами. Впрочем, я вижу, что большинству зебр образование только во вред. А управлять поселением будет обычный чиновник. Мы уже подобрали. И сотню солдат отправим с ним на первое время, а там будет видно.

Денкейн опустила голову ещё ниже.

— Можно, я хотя бы попрощаюсь? У меня там появились друзья…

— Конечно. Вот послезавтра вместе с ротой и отправишься.

— Но я… — Она умоляюще посмотрела на Алое.

— Хватит! — Повысил голос Фессон, — дискуссия исчерпана! Будет так, как сказала мать… Эм… королева. Ты не понимаешь, что тебя могут убить? И не надо говорить, что твои друзья смогут тебя защитить. Не смогут. Что и было продемонстрировано. Когда вернёшься, восстановишься на кафедре, а то там умных явно не хватает… Впрочем, тут я не навязываю, сама решишь. Но будь, пожалуйста, в столице…

Когда они остались одни, Фессон сказал:

— Ну, а что касается других проектов, то там спектр итогов широк. Начиная от «полный провал», и до «в принципе, сойдёт». Но там где «в принципе сойдёт», есть любопытная тенденция. Довольно быстро выделилась прослойка, сконцентрировавшая основные ресурсы и власть. По факту, они управляют поселениями. Можно назвать их «новыми дворянами». Они, правда, нихрена не умеют воевать, но зато хорошо умеют считать деньги. В нынешних условиях это , может быть, и важнее. И вобщем, какая нам разница, кто правит городами — главное, чтоб налоги исправно заносили. Но есть одна проблема: старое дворянство смотрит на это всё с непониманием и обидой. Мол, а как же мы? Нам вы никогда таких льгот не давали. И если прежние владетельные роды, за редким исключением, были надёжной опорой трону, не метя на пост выше канцлера или номарха, то что будет с новыми, я не знаю. Да они и сами еще не знают: куда ветер подует. Поэтому я думаю: что сумело выжить и развиться — пусть живёт, а нового заводить не станем. Если вдруг когда-нибудь случится чудо, и они смогут мудро управлять сами собой — то добро пожаловать во взрослый мир. А пока придётся нам за них думать.

Алое покивала:

— В целом же возвращаемся к старой доброй палке. Оно так как-то понятнее, надёжнее и проще. А успешным дожам, я считаю, можно будет потом дать дворянство, с выделением символического лена, или, пусть покупают титул, чай, не бедные… Дело, опять-таки, не в том, что мне сильно хочется кого-то бить, а в самом деле, мы на пятитысячный посёлок Денкейн тратили какие-то совершенно неадекватные деньги. Которые при любом уровне налогов и урожайности, не отобьются и за сто лет… Хотя, справедливости ради, урожаи у них были хорошие. Придумывали какие-то новинки. Это надо внимательно изучить — может быть, что-то внедрим на общегосударственном уровне. Чтобы хоть не совсем зря деньги были потрачены.

Король пожал плечами.

— Да, это правильно. Но ты не старайся казаться хуже, чем ты есть. Скажи просто: будет хорошо, если зебры станут лучше питаться. Ничего стыдного в этом нет.

Алое сверкнула глазами, но тут же улыбнулась.

— Старые привычки, ничего не поделаешь. Да, это будет хорошо… Так вот, если мы на все города будем тратить столько, то просто убьём экономику, как своим идиотским дворцом в своё время убил её Моарей… У нас просто не останется резервов, чтоб затыкать дыры, а зебры, привыкнув, что у них всё есть, очень негативно отнесутся, когда мы скажем: «извините, мы просрали всю казну.» Поэтому, разумно правителям и дальше оставаться скупыми, умеренно вкладывая деньги в науку, сельскохозяйственные инструменты и в систему перевозок, чтобы в случае чего парировать голод. Если только, — она улыбнулась, — Денкейн не выбьет из тебя генеральные субсидии на свой институт… Не была б она твоей дочерью, я бы начала ревновать.

Глава 9. Неудача

Я открою тебе самый страшный секрет.

Много лет спустя.

— Здравствуй, отец.

— Здравствуй, Денкейн.

Пожилая зебра расположилась в уютном новомодном кресле, а королю досталось кресло старое, ибо под его рост новые ещё не выпускались.

— Ты неплохо выглядишь. Похудел.

— Спасибо, — кивнул Фессон, — я мучительно пытаюсь заниматься тренировками. Для меня это, знаешь, проблема. Поскольку довольно нелегко подобрать что-то, что я с трудом смог бы поднять, и чтобы оно меня не перевешивало. Или барьер, который нельзя мне перепрыгнуть…

Она рассмеялась немного надтреснутым смехом.

— Правду говорят, что мальчишки не взрослеют никогда. Это же я просто сделала тебе комплимент. Меня мачеха надоумила. Сказала, что тебе приятно, когда все восхваляют твою подтянутую фигуру, хотя на самом деле ты довольно грузен. И что прежде, чем тебе комплимент делать, надо самой в это поверить… Ну, об этом-то я в детстве ещё догадалась.

— Ты-то откуда знаешь, кто как взрослеет? — Притворно возмутился Фессон, — ты и замужем никогда не была.

— Да вот потому и знаю…

— Денкейн.

— Что?

— Не порти мне настроение. Я ещё немножко зацепил те времена, когда не существовало доспехов. И сало у жеребца — это была жизненная необходимость. Хотя, каюсь, как раз тогда у меня его не было. Для магов это считалось излишним… Впрочем, я рад, что ты нашла наконец с Алое общий язык. Не люблю, когда вокруг меня кипят какие-то, скажем прямо, отношения. Это сложно, мутно и никому не нужно. В семье должны царствовать любовь и взаимное уважение, иначе такая семья триста лет не сдалась.

— И что, — удивилась она, — вы с мачехой никогда не ссорились?

— Нам нельзя ссорится, — пояснил Фессон, — больно мы смертоносные. Поэтому, как только начинали рычать друг на друга, тут же прикусывали языки, и расходились по разным комнатам минимум на час. Такой был у нас уговор. А потом опять сходились, и обычно, уже имели зачатки компромисса. А иногда просто занимались любовью. Так компромисс появлялся даже быстрее… Она ведь справедливая на самом деле, хотя и вспыльчивая.

— Я знаю, — кивнула Денкейн, — она даже простила меня за то, что я более сильный маг, чем все её дети.

— Это также и мои дети, — сухо сказал Фессон, — твои братья и сёстры.

— Прости. Но ты понял, что я имела ввиду.

— Да, я бы тоже хотел, чтобы у нас родился сын или дочь, подобный нам… Я бы даже согласился, чтоб жена изменила мне, если б итогом стало рождение зеброкорна, но увы, это ничего не даст. Алое не рожала до свадьбы, но у Такритты — это другой зеброкорн, ты её не помнишь — были дети. Обычные зебры, как и у меня, и у любого из нас.

— Почему это так важно?

— Разве ты не понимаешь? — Грустно улыбнулся Фессон. — Что будет, если верховный правитель окажется сумасшедшим, садистом, да просто глупцом? Если рехнётся в процессе управления, когда уже получит власть по наследству или другим способом? Ведь в династической последовательности такое непременно случится просто по статистике. А будь у меня бессмертный ребёнок, я мог бы готовить его к восшествию на трон веками, заодно приглядываясь, а не новое ли это издание Моарея? Ибо, как ты, наверное, догадываешься: вседозволенность, порождаемая нашим могуществом — это вещь довольно опасная в первую очередь для душевного здоровья его, могущества, носителя. Ну и для жизней окружающих… А мы устали. Мы с твоей мачехой очень устали. Когда было сорок лет назад вторжение грифонов, я поймал себя на мысли, что не испытываю в бою ни ярости, ни ненависти к противникам, ни удовольствия от победы.

— Но ты же не устаёшь, — удивилась Денкейн, — помню, в детстве страшно тебе завидовала.

— А сейчас? — с невесёлой улыбкой спросил Фессон.

— Тоже. Но уже другому. Ты знаешь, чему.

— Да, — кивнул он, — а насчёт усталости… Это психологическая усталость. Если я ещё частенько выбираюсь на учения там, или на гладиаторские бои, то Алое делает это куда реже. Ей объективно приходится больше работать. А был бы наследник, на него можно было бы перекладывать часть обязанностей, и уезжать на неделю-другую…

— А я в виде наследника вас не устраиваю…

— Ну… — протянул Фессон.

— Только не говори, что я провалила свой «тест». Твоя дочь уже довольно старая, чтоб понять — вам просто стало жалко денег. Притом, я даже не возмущаюсь: не я их зарабатывала, чтоб решать, как тратить.

— Да. Попытались взять проблему «с наскока». Не вышло. Очень дорого станет. Значит, нужно решать по шажкам, на протяжении веков. Ибо зебры очень негативно относятся, когда у них отбирают что-то ранее данное; и ещё хуже, когда дают привилегию, но не им… А у тебя нет этого времени.

Наступила пауза. Фессон смотрел на дочь, о чём-то размышляя. Потом, приняв решение, встал с кресла и открыл переход прямо в комнате.

— Пойдём.

— Куда это?

— В Эквестрию. Там, почти в сердце Холодного континента, есть еще один, третий портал в мир духов. Потому что Моареев заколочен, а для вскрытия Лемарова нужна будет Алое… Представляешь, четыреста лет мы мечтали друг друга уничтожить, ради обладания ими, а третий переход в это время стоял совершенно бесхозный.

— Что-то я вообще ничего уже не понимаю.

— А ты не замечала, что мы с женой раз в год, примерно, куда-то исчезаем на время? Что в летнем дворце есть секретная комната, куда никто не ходит, вплоть до того, что мы пол там сами по очереди моем… Только никому не говори об этом.

— Ну, я думала, — выходя в осенний лес, сказала Денкейн, — что это у вас там логово, где можно спрятаться ото всех, и заниматься только друг-другом…

— И про Тайный Орден ты тоже ничего не слышала?

— Ну, пап, про это уже в студенческой среде лет пятьдесят слухи ходят… Но я всегда воспринимала это, как закрытый элитный клуб. Мачеха бросила подачку высшей аристократии: «глядите, от вас много зависит, и кто в этом Ордене, тот может мне высказывать всякое.»

— Еще глупый вопрос тебе задам, — продолжил Фессон, — как-то никогда не спрашивал: ты в богов веришь? В смысле не в меня, конечно, а вообще?

Денкейн хмыкнула:

— В каких? Которых вы с Алое поубивали? Или более древних, о которых толком ничего не известно, подозреваю, благодаря вам же? Или в тотемы грифонских или других каких племён? Тем более, когда я училась, в моде было как раз безбожие. А потом, когда повзрослела, и от юношеского радикализма отошла… Ну, я же учёный. Не вижу я никаких твёрдых доказательств вмешательства чего-то мистического в мир. Вот вас хотя бы взять. Никто пока не знает, чем вы от простых зебр отличаетесь, но чем-то безусловно отличаетесь. И механизм этот может быть изучен. Не нами , понятно, а тысячу лет спустя…

Король кивнул, хотя мысль показалась ему неприятной, но Денкейн права: когда-нибудь, вероятно, будет изучен. А вслух сказал:

— Ты забыла ещё прибавить, что в основном, мы творим богов по своему образу и подобию. Поэтому, наш с женой культ неплохо стоит среди широких масс, несмотря на откровенное свинство иных его служителей, ибо обычный крестьянин, доведись ему родиться аликорном, вёл бы себя именно так. Подчинил бы себе страну, и свысока на всех поплёвывал. Мы с Алое , правда, ещё работаем иногда, но кто же об этом думает?.. Но я открою тебе один страшный, без шуток, секрет: Дерево Гармонии или, иначе, Тарна, которой поклоняются в Тайном Ордене — это не наша с королевой выдумка. Она реально существует, и на мой взгляд, таки является божеством. Вот, например, в качестве доказательств божественности: она не живёт во дворце, а в промёрзлой каменной пещере, где-то в другой реальности. Она не требует жертвоприношений, и почти никогда не указывает, как нам жить.

— Зачем тогда вы ей поклоняетесь? — удивилась Денкейн.

— Во-первых, она обладает большим могуществом, в чём мы имели случай убедиться. И во-вторых, делится с нами знаниями о мире и о магии. За этим мы туда и ходим. Кстати, две главных войны тысячелетия шли за контроль над дверями в её мир, ибо, как ты понимаешь — знания это ключ к власти… Правда, она делится только с нами двоими. Так что да, Орден — это просто элитный клуб для знати. Алое когда-то думала, что Тарне будет лестно получить культ имени себя. Оказалось, ей без разницы.

Над ними в небе мелькнула какая-то тень.

— Пегас, — задумчиво сказала Денкейн, — никогда не видела их вживую… А сейчас зачем мы идём туда? За знаниями? Горько это говорить, но мне уже поздновато учиться.

— Никто не знает, до каких пределов простирается могущество Дерева, — ответил Фессон. — Некоторые из нас даже считали, что это оно породило зеброкорнов. После сражения, мы с Алое приводили иных наших детей к его подножию. Увы, ничего не происходило. Однако, ты — особенная. У тебя сильный магический дар, талант к наукам, и в детстве ты обладала обострённым чувством справедливости. Кто знает, может с тобой будет иначе…

Кобылка несколько минут молчала, переваривая информацию. В лесу послышался шорох.

— Кто это там?

— А… За нами следят. Но нет поводов для беспокойства. Помнишь, в детстве ты говорила: «с тобой я ничего не боюсь». Что-то изменилось?

— Да, — улыбнулась Денкейн. — Я уже не столь беззащитна.

— Тем более. Два таких великих воина со всем справятся… Наверно, я не должен этого говорить, но всех, приходящих к ней, Тарна подвергает суровому испытанию. Обычно, это столкновение с какими-то твоими глубинными страхами, но иногда — наоборот — искушение благами. От того, как ты себя поведёшь, будет многое зависеть.

Тем временем они вышли на поляну с порталом. Полукругом возле него стояло, удерживая копья, около дюжины пони, видимо избравшие красивую, вычурную, явно не копытотворную рамку своим тотемом. Когда, по мере приближения Фессона, переход начал светиться, они шарахнулись в стороны, но не разбежались, зеброкорн улыбнулся им во всю клыкастую пасть, но и это не возымело действия. Впрочем, нападать они тоже не спешили, понимая, что гигантский жеребец может поубивать половину даже без оружия.

Денкейн почувствовала, как от отца разошлась волна магической энергии, и тут противники дрогнули, разбежавшись с воплями.

— Что ты им показал?

— Будто у меня всё тело, даже ноги, покрыты зубастыми ртами, а из спины лезут щупальца и клешни. От такого монстра любой сбежит… Путь теперь открыт. Там довольно холодно, но ты уж терпи…

— Скажи, а почему тут нет скального монолита, запечатывающего вход?

— Тарна просила так не делать. Это одна из немногих её просьб. А просьбы верховного божества надо исполнять, иначе оно может начать приказывать, а там и наказывать…

---

Денкейн не дошла до Дерева метров пять, когда глаза её закатились, и она бы упала, если б её не поддержал Фессон. Обморок, впрочем, длился недолго.

Увы, её энергетический профиль не изменился. Он пылал разными эмоциями, но это был не «портрет» аликорна. Сам не зная, на что ещё надеясь, Фессон подтолкнул её ближе, и подцепив копытом, положил на голову дочери свою «ветку». «Ветки» все были практически одинаковы, но за много лет он научился отличать «свою».

— Не поможет, пап. — Тихо сказала Денкейн, уже отошедшая от последствий проникновения Тарны в свой разум, — я провалила тест… Здесь, в этом месте — я откуда-то знаю — нужно совершать только правильные поступки. Не добрые, не героические, а именно правильные. То есть, в выборе между тем, кого спасать: молодую жену или ребёнка, спасать надо жену. Она родит ещё…

— Поверь, — ответил Фессон, — в моей жизни мне приходилось не раз делать сложный выбор.

Кобылка грустно улыбнулась:

— Да уж, кому я это рассказываю?.. Так вот: там, в видении, я убила мачеху. Не потому, что была какая-то особая причина, а просто потому, что могла. Мы как бы поменялись возможностями… Знаю, ты её любишь, а вот я — не очень, — тихо продолжала Денкейн. — И вроде, причин особых к этому нет. Ну, отругала она меня пару раз, ну, потыкала носом в ошибки. Своим детям она тоже не спускает. И меня, наверно, даже по-своему любит. А я вот так отплатила, хотя могла проявить великодушие. Этот поступок был неправильным… Мне, наверно, теперь придётся уехать из столицы навсегда?

Фессон, который был немного в обалдении от результатов «опыта», сказал:

— Вобщем, ни в одном законе не написано, что подданные обязаны испытывать пылкую любовь к королеве. И бывшее в видении не является реальностью; так что нет, не должна. Но мне… Я не ожидал, что ситуация настолько плоха. И мы с тобой будем знать, что до какой-то степени, это всё же было.

— Чтож, мне давно пора на покой, — кивнула Денкейн, — надо дать дорогу молодым учёным. Какие-то сбережения у меня есть, а на Восточном побережье, говорят, очень красивые восходы. Старики ведь рано встают. Подозреваю, это оттого, что они не пьют, и вообще их вечера пусты. И я не хочу, чтоб ты запомнил меня старой развалюхой… Впрочем, можешь бросить меня здесь — я это вполне заслужила.

— Нет, конечно, я тебя выведу, — он бросил последний сегодня взгляд на Дерево, потом огляделся по углам, в поисках маленькой зебры, которая всё и сразу исправит, и сделает крушение надежд как бы не бывшим.

Но кристальная конструкция более не подавала признаков жизни.

И лишь когда подлёдная пещера опустела, проекция Тарны возникла перед тремя порталами: двумя запечатанными, и одним «живым». Это было бессмысленное действие, и просчитав все логические цепочки, она признала перед собой его бессмысленность. Но оно было. Это удивило её больше, чем действия Денкейн, которые, хоть с горем пополам, но просчитывались.

— Заразили они меня, что-ли? — Спросила она себя. Звук сквозь лёд вышел довольно причудливым. — Бу! — Ледяные надолбы на стенах опасно зазвенели. — Да, от этого, пожалуй, воздержусь.

Глава 10. Выбравший свободу

На кладбище, кроме нескольких могильщиков и Фессона, была только пожилая пара, с которой Денкейн в последние годы жила по соседству, и свела на этой почве знакомство. Вместе они гуляли по набережной, встречая утром солнце. Старики ведь обычно встают рано.

У Денкейн, когда она жила в столице, было множество коллег по институту, знакомых, друзей и учеников. Живы ещё были даже некоторые из тех, кого она учила читать и писать в «Республике золотого копытца» — и все они, конечно, пришли бы на похороны, если б им кто-то сообщил и оплатил дорогу. Даже для преподавателя института поездка за пару тысяч лиг была слишком накладна, хоть по суше, хоть по морю, что уж говорить про крестьянина.

Фессон, разумеется, пришёл под маскировкой, чтоб не пугать окружающих королевскими регалиями и своим двухметровым ростом.

Когда прощание окончилось, он медленно двинулся по аллее к выходу. Через минуту к нему присоединилась жена, стоявшая до того чуть поотдаль.

— Не знаю, утешит это тебя, или напротив, разозлит, — сказала Алое, — но это, может быть, хорошо, что мы не можем создавать бессмертных из простых зебр. Мы наверняка не удержались бы, и сотворили их десятки — слишком мы необузданны. Но ведь нет никакой гарантии, что они жили бы в любви и дружбе, как между собой, так и с нами…

В этом месте Фессон смущённо отвёл глаза.

— … и мы, практически, восстановили бы статус-кво. То есть, было бы много ненавидящих друг-друга зеброкорнов, и мир постоянно висел бы на тонкой нитке.

— Честно, меня это не очень утешает.

— И вот ещё что: я поняла, что ты просил соседей присмотреть за могилой, но ведь они сами очень немолоды. На сколько у них хватит сил? На пять лет?.. Можно было бы перенести прах в столицу. Или в мою бывшую столицу, там есть кому этим заняться.

Король покачал головой.

— Спасибо что предложила, но мы ведь с тобой знаем — все на свете могилы рано или поздно будут заброшены, и на этом месте возникнет что-то иное, нужное уже для новых, молодых зебр. Так слишком ли важен размер этого отрезка времени? А я не очень люблю посещение кладбищ. В этом смысле ты гораздо сильнее и твёрже меня.

Некоторое время они шли молча, потом Алое решила переключить внимание мужа на что-то постороннее:

— Я вот подумала, что никто не знает о моих научных успехах…

Жеребец удивлённо посмотрел на неё.

— Ну, а что? У меня не так мало за семьсот лет было учеников. Они значительно продвинули как магическую так и общую научную мысль. И добрую половину идей подсказала им я, а иногда потом поправляла, если они заходили в тупик… Поэтому, я подумала и решила назначить себя Почётным ректором Университета…

Фессон покачал головой:

— Тогда я, пожалуй, назначу себя начальником Академии.

— Что ж, это логично, — согласилась королева, — ты с военными гораздо больше работаешь…

— Я пошутил. Нет у меня времени на это. То есть, должность не будет иметь наполнения…

Может быть, когда-нибудь, когда я буду совсем старым и мудрым, отомщу — наберу класс особо талантливых магов и буду с ними возится.

— А я всё-же сделаю, как задумала, — упрямо сказала Алое. — Тут некоторые полагают, что они умные — особенно молодёжь — а я продемонстрирую им, что это смотря с кем сравнивать… Ещё думаю, не вменить ли в обязанность храмам — держателям земельных имений — открытие у себя школ? А в качестве компенсации дадим им чуть больше самоуправления.

Фессон уточнил:

— А забрать потом сможем?

Королева хмыкнула:

— Бывало такое, чтоб мы не смогли что-то забрать?

— Да множество раз… Ну и вообще: они тебе там научат. Считать до ста и писать упрощённым алфавитом, который я выдумал, о чём уже жалею…

— Так и я об этом. Пусть учат так, как им, а значит и нам, выгодно.

---

В дверь кабинета вошёл начальник Королевской канцелярии. Должность на первый взгляд невеликая, но на самом деле очень важная, и умные зебры на этом посту иногда приобретали вес, едва ли не больший чем у канцлера. Ибо именно от них зависело, что докладывать монархам о повседневной жизни страны, а что нет, и какой акцент этому придать.

После положенных раскланиваний, он сказал:

— Простите, что отвлекаю, но у нас странное происшествие… Я подумал, что вам будет интересно. Несколько дней назад во дворец явился жеребец, матрос, и начал требовать встречи с вами. Согласно вашего указа, его не прогнали сразу, а сначала освидетельствовали у лекаря, он оказался не сумасшедшим. Потом заставили кратко изложить суть своего дела, применив заклинание, распознающее ложь — он не врал.

— Джоун, — перебил король, — я не сомневаюсь, что ты добросовестно относишься к своей работе. Но давай покороче: итак, он в самом деле принёс важные сведения… Так что это за сведения?

— Я полагаю, лично он расскажет лучше…

Когда начальник канцелярии, дождавшись кивка, двинулся к двери, чтоб впустить визитёра, Алое телепатически сказала:

«Никакого порядка. Принимаем кого попало, да не в тронной, а в кабинете… То-ли дело раньше: если ты не на должности, не титулованный, или хотя бы не вождь — на аудиенцию ты попадёшь, разве, в роли колонны без речей. И вообще, как правило все раком лежали на докладе… Не переломился бы он своими словами доложить. А этот смерд сейчас будет экать и бэкать…»

«Хорошо, — согласился Фессон, — будем в дальнейшем принимать только там.»

Визитёр был в приличной парусиновой куртке, вымытый и причесанный. И если помыли его наверняка здесь, прежде чем пускать к правителям, то куртка была своя.

«Как же ты её не пропил? — удивился король, — культурный матрос пошёл, однако. Может мы и не зря стараемся?»

Словно в подтверждение мысли Фессона, говорил пришедший довольно бойко и складно. И вопреки опасениям Алое, имеющий огромный опыт общения с идиотами разной степени тяжести, через его рассказ не надо было «продираться».

Но говорил такое, что королева подумала — муж был прав: всё равно пришлось бы этого матроса вызывать и лично проверять на ложь.

По его словам выходило, что в трёх днях плавания на северо-запад от пролива, на юг от Эквестрии, примерно равноудалённый от всех земель, лежит крупный остров, около тысячи квадратных лиг площади, и на нём уже не первую сотню лет живёт колония зебр. Само по себе это было удивительно, но не слишком. Океан велик, в упомянутом районе плавать особо некуда и незачем, а каждый час эксплуатации корабля всё-таки стоит денег, которые надо чем-то покрывать.

Интересней оказалось другое — в этой общине не существовало наследственной передачи пашни и других средств производства. Каждому крестьянину выделялось ровно столько земли, сколько он в состоянии обработать, и в целом все жили довольно сытно.

— А если крестьянин утратит работоспособность? — поинтересовалась Алое.

— Община докармливает его, а он выполняет посильную работу. Например, смотрит за жеребятами…

«Такое вообще возможно?» — беззвучно спросила королева.

«Ну, если вычеркнуть из бюджетного уравнения военные расходы, а также знать и нас с тобой, то наверное, возможно. Неясно только, как у них там с организацией: иначе такие, как вот этот вот, всю идиллию уничтожат на счёт «раз»… А организация жизни общины — не такое простое дело. У Денкейн, например, не вышло. — Фессон несколько помрачнел, — послушаем, как он это объяснит.»

Объяснил это пришедший довольно просто: островом, сколько он себя помнил, и сколько помнил себя его дед, управлял некий жеребец, маг, называющий себя принцем Тумосом.

— Ростом он примерно с Ваше Величество. — Закончил гость.

Алое и Фессон переглянулись.

— То есть он такой же, как и мы?

— О нет! Лишь бледное отражение Вашего Величества…

Алое поморщилась от очевидной лжи.

«Гм, с меня бутылка: я-то не верила в твои фантазии… Но да, если он по возрасту как мы, то поселение в пятнадцать тысяч зебр смог бы держать в узде и без какой-то медианной прослойки в виде аристократии… И почему он принц? Странный титул, звал бы себя князем, если для «короля» слишком скромен.»

— Интересно, — вслух произнесла Алое, — ты этого, конечно, не знаешь, но замкнутая община со временем вырождается. На остров есть приток свежей крови?

— Да, Ваше Величество, учителя рассказывают нам…

— Вот как! У вас и школы имеются? — Перебила она, — но продолжай, продолжай.

По словам визитёра выходило, что частенько к острову прибивает потерпевшие крушение корабли. То ли ветра там такие, то ли течения. Уцелевших представляют принцу, и он предлагает желающим остаться в посёлке. Обычно, матросы и, при наличии, гребцы — соглашаются, а офицеры — нет. Им есть, что терять на материке. Тогда с ближайшим рейсом их отправляют восвояси.

— Им стирают память? — Предположил Фессон, — немыслимо представить, чтобы никто не болтал. Язык нужен зебре, чтоб не держать его за зубами.

— Вероятно да. Таких подробностей я не знаю… Что же касается кобыл, которых на кораблях почти никогда нет, то мы продаём в Зебрике ткани нашего производства, они добротные; потом некоторые плоды. А на вырученные деньги иногда покупаем на невольничьих рынках кобылиц. Стараемся брать поздоровее и помоложе… Или как денег хватает.

— В портах у нас раздолбайство, — вздохнул король. — Приходят неопознанные корабли, и никто о том ничего не знает…

— Их всего два в настоящий момент. Не так велика у нас потребность в торговле с материком. Флага на этих кораблях нет, а название пишут на доске фальшборта каждый раз новое…

Фессон кивнул. Это было совсем неудивительно: сейчас, если по морю плыл корабль, то в девяти случаях из десяти это был корабль из Зебрики. Поэтому капитаны даже не считали нужным поднимать флаг при заходе в свои порты. Пусть чужие поднимают, а мы у себя дома… Название же можно и планкой на верёвке прикрыть, или в самом деле писать их на сменных досках.

«То-то я думаю, откуда у нас столько баек о благородных пиратах, которые сняли потерпевших бедствие с корабля, но высадили в целости на обитаемый берег, не попытавшись продать в рабство, или хотя бы отобрать ценные вещи, что вообще ни в какие ворота не лезет… Да и пиратов тех у нас уже почти нет. Разве только сами купцы друг-друга грабят при случае.» — Сказал он жене.

— Ты можешь показать, где ваш остров? — Алое указала на карту мира, выполненную на стене в виде фрески.

Точнее, не мира, а так называемого Первого полушария. Во Втором полушарии ничего интересного, кроме двух десятков мелких островков пока не открыли, хотя экспедиции были.

На одном из них, далеко на западе, был основанный ещё Моареем научный посёлок. Они занимались оповещением о надвигающихся ураганах, а также вели наблюдения за небесными светилами в интересах навигации. И это была единственная «официальная» база Зебрики во второй части мира.

— Лишь примерно, — грустно поведал докладчик, — я ведь не капитан и не штурман, вот только…

— Что?

— Высоко. Нужна какая-то указка или лестница.

В самом деле, карта была от пола до потолка кабинета — то есть сажени четыре. Пользуясь тем, что в помещении были только они трое, Алое подхватила матроса телекинезом, и подняла примерно в нужное место.

— Немного выше и левее, Ваше Величество…

Фессон не выдержал и фыркнул в копыто от смеха. Впрочем, на карту оба они посмотрели очень внимательно, запоминая точку.

— Осталось выяснить лишь одно, — сказала Алое, спустив его на пол. — Если у вас довольно продуктов первой необходимости, и даже есть излишки чтоб выменивать здесь инструменты и жён; и тебе достаточно доверяли, чтоб включить в экипаж секретного корабля, то зачем же ты сбежал от своих и пришёл к нам?

— Ну, не все довольны тем, что имеют. И готовы ради этого рисковать. Принеся эти вести, наверняка для вас интересные, я смел надеяться на награду… Там, на острове, я никогда не смог бы иметь то, что могу здесь: большой дом, прислугу, золото. Я видел, как живут в портовых городах купцы и чиновники… А ведь не сказать, чтоб они были очень умны: большинству просто повезло, или они проявили не лучшие свойства натуры, чтоб попасть на эти места. Почему же я должен всю жизнь ставить паруса, и таскать грузы в трюм?..

«Он расслабился. Начал говорить, как вероятно говорил со своим принцем, не понимая того, что открывая одну дверь, почти всегда закрываешь другую. Впрочем, этого не понимают почти все… И абстрагируясь от сути происходящего, на десяток плетей он уже наболтал».

Алое подняла голову.

— Понятно… Мы считаем, что ты негодяй и предатель, и тебя надо повесить. Но учитывая, что формально ты не являешься нашим подданным, да и закона такого нет — вешать за донос, то можешь убираться на все четыре стороны. Ни о какой награде, конечно, не мечтай, а попадёшься мне еще раз — убью просто так, в порядке самодурства, благо никто ничего не может мне сделать… Как ты правильно сказал: не все довольны тем, что имеют. И некоторые даже перерастают общественные нормы. Жаль только, что почти всегда — за счёт окружающих…

Когда они вновь остались наедине, Фессон заметил:

— Я, честно говоря, думал, что ты его прямо тут прибьёшь… — он улыбнулся, давая понять, что шутит.

— Вот прямо у меня тут каждый день происходят непотребства, — буркнула королева. — Нерационально его убивать. Если представить, что он найдёт своих — а ведь будет искать — то наплетёт им с три короба, чтоб взяли его обратно… С принцем же такой фокус не пройдёт. И когда он расскажет ему, что тут произошло, этот Тумос поймёт, что мы ему не враги… Это конечно не значит, что он тут же придёт знакомится, но некоторое сомнение в нашей враждебности он получит.

— А что ты думаешь в целом? Будем искать этот остров?

Алое пожала плечами:

— Надо ли? Он наверняка магически прикрыт. Простым матросам знать о том необязательно, но я бы удивилась, если б было иначе… Значит, надо посылать в район десятка три кораблей и непременно с сильными магами на борту — хотя бы по двое, для круглосуточной работы… И вот это точно будет расценено, как недружелюбный жест. С другой стороны, боятся нам тоже особенно нечего. Даже если не принимать во внимание, что у нас есть армия, флот и гильдия магов, а у него ничего подобного нет; то и в этом случае нас двое, а он один. Кроме того, мы тренируемся друг на друге, а он в лучшем случае — с «условным противником». Так что и очного поединка я особо не опасаюсь… Ну и хотел бы он развязать драку — уже развязал бы. Стал бы тайным напарником тому же Моарею — это первое, что приходит в голову.

— Можно организовать утечку, — сказал Фессон, — этот раздолбай-матрос наверняка будет болтать по кабакам, как ты его по воздуху носила, — жеребец снова засмеялся, — ему, конечно, не поверит никто, но если к распространению информации об острове подключим агентуру, это будет совсем другое дело… А в случае чего — мы ни при чём, это твой подданный растрепал всё. И пусть авантюристы за свои деньги ищут приключений на свой круп… Хотя, это тоже не очень дружественно. Оставим, пожалуй, как есть. Захочет — сам выйдет на контакт.

Глава 11. Исход

В городе этом сказки живут.

Ржавые цепи с собою зовут.

Много лет спустя.

— «Если княжеская династия прервётся, или несколько наследников, в соответствии с изложенными в разделе номер шесть пунктами, будут обладать равными правами на домен, то лордам провинции, духовным и светским, надлежит в установленный день, собравшись на Совет, путём равного и тайного голосования выбрать князем одного наследника из представленных, а при их отсутствии — выбрать одного из своей среды. При этом порядок ведения Совета должен быть таков: первое…» Скукотища, однако! — Алое широко зевнула, показав набор отличных новых клыков. Недавно произошла юбилейная, тридцатая смена зубов. Она их считала интереса ради. И хотя зеброкорн давно научилась переходить в призрачную форму, после чего зубы восстанавливались в первозданном виде, организму это было без разницы, и примерно раз в полвека он производил «замену хлеборезки».

— Такое впечатление, что читаешь инструкцию по надеванию на голову шапочки, написанную для слабоумных жеребят.

— А что делать, — вздохнул Фессон, — если в вопросах передачи власти каждый случай должен быть прописан и предусмотрен? Мне тоже бы хотелось написать: «из всех наследников выбирайте самого умного, и ему передавайте домен. Точка.» Но я думаю, ты знаешь, как они будут выбирать…

Королева ухмыльнулась, и сделала движение, словно до половины вытащила из ножен воображаемый меч, а потом вбросила обратно.

— Как-то так. У любого претендента, если он не лопух, найдётся подлинное-преподлинное завещание, и десяток надёжнейших свидетелей, которые поклянутся моим крупом, что сами слышали, как папенька, уже будучи на смертном одре, назвал наследником именно этого, а не того…

Фессон кивнул:

— Именно… А первородство подделать трудновато. И пусть старший сын — имбецил, это лучше перманентной гражданской войны… Кроме того, совсем безмозглые частенько гибнут от естественных причин. Грибами, например, травятся. Даже если никогда до того грибов не ели… Раньше мы назначали наместников и утверждали наследников. А если дурак, давали абшид (1), везите следующего; и все принимали наше решение, как непререкаемую истину. То есть власть делегировалась сверху вниз, а теперь будет наоборот — и малейшее шатание на «нижних этажах» приведёт к сотрясению всего здания…

— Мало власти мы даём «выборному королю», — задумчиво сказала Алое. — Едва треть от того, что сейчас пока ещё есть у нас.

— Так это же хорошо: не будут рвать жилы, добираясь до этого поста — им и в курфюрстах будет неплохо… Кроме того, жёсткая централизация власти нужна, когда страна ведёт войны. Захватнические ли, оборонительные ли. А у Зебрики сейчас серьёзных врагов нет, и не думаю, что в ближайшие годы появятся. В конце-концов, в «Манифесте об отречении» мы чёрным по белому напишем, что будем и дальше присматривать за страной, но неявно… Ну, будем или не будем, сказать сейчас трудно, однако этого достаточно, полагаю, чтоб сюда не шастали гости.

Королева кивнула и спросила:

— Ты помнишь такого Абеля?

— Философа? Помню… Глубокого ума, хотя пьяница и дерзец, каких свет не видывал. Я его с трудом выдерживал, а к тебе вообще ходить в один прекрасный день прямо запретил: ты б его убила.

— А… То-то он мне записки всё передавал… Так вот он писал, что в Эквестрии, вероятно, через несколько веков возникнет могучая империя. Впрочем, поделать с этим вряд-ли что-то сейчас возможно. Не развязывать же большую войну из-за смутных предсказаний… Знаешь, что я подумала?

— Что?

— Вдруг мы зря в изящной словесности упражняемся. Не исключаю, что ещё до того, как наши установления похерят сами зебры, сюда явится этот самый принц Тумос, которого мы не нашли, потому что не искали, и заведёт в стране свои порядки.

— Пожелаем ему удачи, — кивнул Фессон, — мы столько лет тащили этот воз, пусть теперь он попробует управлять почти стамиллионной империей. Это не островок тот несчастный возглавлять. Тут чистеньким остаться не выйдет… Впрочем, что-то мне подсказывает, что он никогда не придёт. И вообще, его уже может быть и нет в мире.

Алое задумчиво провела копытом по скуле и ничего не ответила.

---

На площади перед бывшим дворцом, а ныне резиденцией наместника, ещё в дни её молодости была натянута бронзовая цепь, чтоб горожане не шлялись под королевскими окнами. И иногда, когда позволяли домашние дела, маленькая кобылка прибегала на эту площадь, взглянуть на дворцовое великолепие хотя бы издали. Цепь с тех пор покрылась толстым слоем окислов, но за ней, как встарь, бродила пара стражников, чтоб её, чего доброго, не спёрли.

Тогда, вспомнила она, пробежать пять кварталов — это был серьёзный «поход в неизведанные дали». Потом, когда она подросла, стало казаться, что пять кварталов это близко. Теперь же для неё и соседний континент был, в общем, на расстоянии одного шага.

Придя к власти, Алое хотела эту цепь сдать в переплавку, чтоб символизировать таким образом наступление новых времён, но за делами как-то позабылось. Так и осталась она висеть, как уже почти памятник прошлого, хотя ещё пару веков — и заменят на железную. Этот некогда дорогущий металл стремительно дешевел. Ещё немного — и сравняется с бронзой, а там и с медью.

Алое толкнула цепь копытом, но вместо чистого звона, услышала какой-то непотребный скрежет, и окрик:

— Дамочка! Сюда нельзя!

Она не возразила, и даже не послала стражника куда подальше.

В самом деле, нельзя — как нельзя вернуть ту маленькую зебру, что бегала здесь полторы тысячи лет назад. Значит, остаётся только идти вперёд.

---

Всего в Летнем дворце, метко прозванном в народе «Дискордовой дачей» у Алое было пять кабинетов. Главный, он же общий с мужем — для повседневной работы. Второй, названный в среде посвященных «Чёрным кабинетом» — выполненный в нервно-пугающих цветах декора — для устраивания разносов нерадивым подданным. Третий, «научный», смежный с дворцовой библиотекой, в котором она работала с учениками. «Спальный» — по сути, «сени» перед личными покоями, где дежурил ночной секретарь, и где она иногда подписывала малозначимые бумажки, если ленилась идти в первый.

И наконец, пятый, безымянный, маленький, где хранились всякие личные вещи, связанные с воспоминаниями; дневники, литературные опусы, в основном брошенные на полпути, и всякие такие вещи, которые королева постыдилась бы вынести на публику.

Сюда, в этот маленький кабинетик, она и пришла сегодня.

Одним из прозвищ Алое было «Реорина», что можно перевести, как «Кобыла с каменным сердцем». Называли её так не только за то, что гоняла в хвост и гриву дворян и чиновников, но и потому, что она, по внешней видимости, не любила своих детей, наказывая за проступки, отправляя в семьи за тридевять земель, заставляя работать на общих основаниях. Для общества, построенного во многом на клановости и семейственности, это выглядело необычно и странно.

Где-то это являлось истинным: не всех детей она любила одинаково. И зависело это во многом от их достижений, хотя конечно и не на сто процентов (всё же она являлась живым существом, имеющим внелогические привязанности).

Но с бегом времени большей и большей правдой становилось её зловещее прозвище. Потому что с каждым годом разум становился равнодушнее и отстранённее. Чтоб испытать какие-то эмоции, Алое требовались всё более сильные раздражители.

Она открыла запечатанный заклятием шкаф, и вынула два десятка чёрно-белых гравюр, где были изображены её дети, по крайней мере, дожившие до зрелых лет, и ещё Денкейн. Алое испытывала некоторую привязанность к этой кобылке, и даже сильно удивилась, когда Фессон отправил дочь «доживать» на Восточное побережье. Такой поступок вообще-то был не в его характере.

Рассматривая портреты, зеброкорн вспоминала, или ей казалось, что вспоминала, как они выглядели в детстве, какими были их первые шалости; и старалась не вспоминать, как их ложили в гроб.

Улыбка при этом иногда трогала губы Алое, и холод, сковывавший сердце, отступил. Впрочем, она знала, что холод отступает ненадолго, а конкретно этот раз — и вовсе последний. Надо было готовится к уходу, и ей не хотелось, чтоб эти портреты попали к кому-то ещё.

Алое прикладывала копыто к очередной гравюре, и бездымное, бесшумное пламя мгновенно пожирало её, не оставляя даже пепла, словно стирая из реальности.

Можно, конечно, было сдать эти портреты куда-то в музей, убрав, например, имена на подписях. А на самых старых можно и не убирать — всё равно уже никто не помнил, чьё это изображение и из каких времён. Останавливало королеву лишь знание о том, что обычно происходит во взятых с боя городах. Почему-то казалось, что на этих неизвестных гравюрах непременно будут тренироваться в стрельбе из лука, или ещё что похуже.

Когда с тягостным делом было покончено, она подумала еще немного, придвинула к себе стопку чистых листов, достала письменные принадлежности и вывела своим размашистым почерком самоучки:

«Тому, кто придёт потом…»

1) Абшид — здесь, отставка, увольнение от дел.

*На всякий случай поясню: в концепции мира, аликорны, достигнув определённого уровня, покидают планету. Это как бы перерождение для новой жизни, его можно отсрочить, но не отменить.

События, предшествовавшие уходу Алое и Фессона, описаны также в последней главе рассказа «Небольшие картинки.» Долго думал, заняться ли самоповторением, или привести ссылку, если кто-то не читал и захочет прочесть. Решил оставить ссылку:

https://ponyfiction.org/story/14731/chapter/14/

Но может, был не прав, то могу легко вставить сюда этот фрагмент текста.

Получилось несколько рваное повествование, но я когда начинал, даже не думал, что захочется написать об Алое целый отдельный рассказ.

Глава 12. Заключительная

Темнота так влажна, океан так блестит,

Это древняя соль, и она всё простит.

Пользуясь тем, что Белва, старый астроном, запаздывал, а солнце недавно зашло, принц ещё немного поглядел в телескоп, но направил его теперь на море… Корабль. Довольно странно. Он же должен вернуться очень сильно позже.

Наблюдая небо, Тумос почувствовал приближение одного из двух своих судов к барьеру. Однако, поскольку он только восемь дней как ушёл, загруженный некоторыми не растущими на континенте плодами и тканями, сделанными трудолюбивыми копытами населения Острова, то ожидать его следовало не ранее, чем через неделю, даже учитывая, что они всегда стремились расторговаться как можно скорее, чтоб не мозолить глаза портовым чиновникам.

Принц «открыл» барьер для судна, показав место острова, и по памяти развернул телескоп в то место небесной сферы, куда, как ему казалось, он был направлен изначально. За этим занятием, его и застал старый Белва.

— Ваше Высочество! — укоризненно сказал астроном. — Ну это же не игрушка!

— Не игрушка, — подтвердил он. — Но в конце-концов, я его принёс. Могу иногда поиграться? — с притворным возмущением сказал Тумос.

Это было правдой. С очень давних времён принц получил от Дерева Гармонии возможность ходить по мирам, откуда периодически приносил домой нужные в хозяйстве вещи, и однажды даже привёл кобылу, разочаровавшуюся на родине во всём. Он хорошо её понимал тогда. Нигде Тумос не смог найти место, более спокойное и гармонично устроенное, чем его Остров. Хотя, будучи честен с собой, он понимал — хорошо ему жить здесь не болея, не уставая, имея почти неограниченный доступ к знаниям; а простые зебры и другие разумные, вынуждены сбиваться во всё более крупные группы — роды, племена, государства — для защиты от собственных несовершенств.

Отклонив предложение Белвы остаться на чай, принц спустился с башни обсерватории, и двинулся по улочкам вниз, в «порт». Название громкое, но для большинства населения, никогда не покидавшего родной дом, это был самый настоящий порт, без шуток.

Гуляющие перед сном жители приветствовали своего принцепса, желая доброй ночи. Тумос кивал в ответ, часто обращаясь к ним по именам. Вечерний полумрак не был помехой его глазам, а встречные узнавали зеброкорна из-за роста…

Тумосу вспомнилось, пока он шёл, что примерно в середине текущей эпохи (а на Острове годы считали так же, как в Зебрике — от формального дня объединения континента, это было удобно) со стороны Фессона и Алое были какие-то телодвижения, направленные на установление контакта. По всей видимости, существование маленького государства перестало быть для них тайной. Принц тогда предпочёл не заметить эти попытки.

Говорят, что игнорирование проблемы усугубляет её, но это не всегда так. Если пытаться «предотвратить всё», на это не хватит никаких ресурсов. Не говоря уже, что некоторые проблемы просто невозможно предотвратить, а можно только бестолку переживать из-за них, расходуя зря душевные силы.

И проблема «рассосалась» сама — правители Зебрики, не видя встречного интереса, перестали беспокоить Тумоса.

Да, он не горел желанием вступать в сношения с «коллегами». Кстати, именно «благодаря» им Тумос и назвался когда-то принцем, а не королём. Изначально, полторы тысячи лет назад, он звался просто «вождём», но со временем это слово приобрело архаичный, варварский, несколько даже пренебрежительный оттенок, и Тумос начал задумываться о переименовании своей должности.

Тогда он вспомнил, как много лет назад к Острову прибило корабль с наследником престола одного из государств Зебрики, которого Алое выперла с его места — хотя и законного, но совершенно не соответствующего талантам сына короля. Поначалу тот попытался ерепенится, мол, не хочу работать и не буду. Тумос кратко пояснил, что с Острова его, конечно, не выставит, ибо это равнозначно убийству; но питаться ясновельможному придётся травой, а жить — за оградой посёлка.

«Впрочем, — ободрил его зеброкорн, — ночи у нас тёплые, крупных хищников не водится, вам и в шалаше будет удобно, Ваше Высочество...»

Принц повозмущался ещё пару дней, но начал-таки что-то делать, став со временем нормальным членом общества. И жил так до мирной кончины от старости… Его и вспомнил Тумос, когда пришла пора выбирать себе звание. Титул достаточно высокий для придания авторитета, но и вместе с тем — не королевский. Он не хотел даже в этой малости походить на своих «континентальных» сородичей, по совместительству — массовых убийц.

Корабль тем временем отдал якорь на рейде, и с него торопливо начали спускать шлюпку. Тумос дожидался на пирсе, глядя на юго-восток. Там, за спокойной гладью океана, лежала вечно бурлящая Зебрика, где правили его, если можно так выразится, сводные братья и сёстры, давно и заранее всё себе простившие.

А глядя на них, так же вели себя и стоящие ниже на социальной лестнице.

Принц с удовольствием вовсе не поддерживал бы никаких отношений с континентом, но маленькой стране требовались некоторые промышленные изделия и приток свежей крови. Беда была лишь в том, что эволюция снабдила зебр шилом в известном месте, чтобы они завоёвывали новый ареал, как любому виду и положено.

Однако, что хорошо было в первобытном, неразумном обществе; что хорошо было для неразумных, бьющихся за собственное благо, смертных политиков — то стало не очень хорошо для управителей разумных, вроде Тумоса или Фессона. Только первый пытался что-то с этим сделать, хоть и в небольшом масштабе, а второй просто пошёл по линии наименьшего сопротивления: грызите друг друга, а победитель получит приз — право заплатить мне больше податей.

И так как инстинкты оставались по прежнему сильны, то более притягательным, особенно для молодых, не знающих ещё что такое болезнь и смерть, выглядело общество Фессона, а не Тумоса.

Поэтому его корабли ходили всякий раз в разные порты и быстро возвращались назад, хотя это и значило, что товары будут скинуты незнакомым купцам за бесценок.

Шлюпка причалила, и из неё выскочил сам капитан с перекинутой через шею и плечо планшеткой для бумаг.

— Ваше Высочество, доброй ночи…

— Греган. Здравствуй. Полагаю, у тебя какие-то очень важные вести, раз ты прервал свою миссию, и вернулся домой.

— Да, Ваше Высочество. Вся Зебрика гудит, как улей. Император и императрица отреклись от престола.

— Вот как? — Тумос был в самом деле удивлён. Чтоб эти властолюбцы вот так взяли и ушли? Невероятно. — Ты точно уверен? Это не провокация, чтоб проверить лояльность номархов?

— Не думаю. — Капитан вытащил из сумки какую-то бумагу. — Это манифест об отречении. Такие сотнями раздают в ратуше и в канцелярии порта. Будь это мистификацией, всему городскому начальству не сносить головы, и они, безусловно, семь раз всё проверили. Да и само по себе изготовление стольких копий стоит весьма приличных денег… Слухи ходили давно, что королевская чета планирует вовсе покинуть Зебрику. И я имел честь докладывать вам…

— А я пропустил мимо ушей, как нечто совершенно немыслимое, — кивнул принц. — Ну чтож, видимо, они тоже испытали в своей роли всё, кроме поражения. И чтоб остаться непобеждёнными, теперь они ушли…

Тумос ещё раз пробежал глазами манифест, и спросил Грегана:

— А как отнеслись к этому рядовые зебры?

— Очень по-разному, Ваше Высочество. Сторонники единой Зебрики, которые поумнее — грустят, они понимают, что скорей всего стране конец. Другие думают, что Коллегия курфюрстов сможет управлять… Кстати, до меня только теперь дошло, зачем король и королева её придумали — они готовились к уходу… Молодёжь радуется. Ну, этим всегда радость, когда учитель заболел — им пока ни семью ни кормить, ни о будущем думать. Моряки тоже: кто за, кто против. Даже несколько случаев мордобоя мы видели по такому поводу, хотя простояли там неполные сутки, поспешив обратно, чтобы принести домой новости… В целом, вам будет на кого опереться, Ваше Высочество!

— Что? — удивился принц.

— Ведь вы же возглавите Зебрику, разве нет? — радостно отрапортовал капитан.

— Гм… А ты сам бы этого хотел? Чтоб наше общество на равных влилось в общество Зебрики?

И оставив капитана в задумчивости, принц двинулся в сторону по набережной.

---

На полу лежала небольшая россыпь драгоценных камней, из которых когда-то состояли «ветки подключения» для Алое и Фессона. Оторвавшись от Дерева, они перестали быть «живыми», превратившись в просто алмазы, рубины, сапфиры.

— Значит, это правда… — Вслух сказал Тумос.

— Да, — ответила появившаяся неподалёку Тарна, — они прошли этот уровень.

— А я, мама? — спросил зеброкорн, — до сих пор не прошёл?

Впервые он назвал её так в шутку много лет назад, а Тарна не возразила. Так оно и повелось, хотя у принца, как и у любой зебры, были родители. Впрочем, за давностью лет, он их уже почти и не помнил.

Тарна прошлась взад-вперёд по залу.

— Это сложный вопрос, но я уверена, что ты поймёшь, мой самый лучший, самый любимый сын… Хотя, я не знаю, что такое любовь, но если б знала, называла бы тебя так… Алое и Фессон прилежно учились и тренировались для того, чтобы быть более эффективными убийцами. Даже когда противника у них вроде бы не стало, продолжали это делать по привычке, на всякий случай. Поэтому, они «пробежали» свой путь быстрее, чем можно было ожидать… Но и ты не намного от них отстал — ведь я дала тебе гораздо более широкий доступ, чем им, зная, что ты не применишь свои способности во вред. В частности, ты единственный, кому можно телепортироваться сюда напрямую. И на самом деле ты стоишь уже рядом с тем уровнем, который позволил бы тебе уйти, но… Остаётся только решить, хочешь ли этого ты сам.

Маленькая зебра скосила глаза в сторону, оглядев зал.

— Когда-то, веришь ли, это место находилось выше уровня земли… Так вот. В момент перехода, от тебя прежнего останется очень мало. Уцелеют только самые главные, базовые столпы твоего характера, но и это не точно. Иногда вы врёте себе до такой степени, что сами начинаете в это безукоризненно верить. А иногда в течении жизни несколько раз меняетесь почти полностью, как та же Алое, которая сначала боролась за народное счастье, потом убедилась, что бороться не за кого, и ожесточилась; потом в её пустое сердце постучалась любовь, и она оттаяла, а затем снова закостенела уже в силу возраста и усталости… Видишь, как с вами сложно?

Тарна чуть улыбнулась.

— Однако, я почему-то уверена, что ты не хотел бы бросать свою маленькую Утопию, оставив её без защиты. С нового же уровня ты не будешь видеть никакой разницы между «своими» зебрами и разумными слизнями планеты Пьюшет. Да и сам ты уже не будешь зеброй.

— Все становились такими? — спросил Тумос.

— Практически да. И благодарили меня потом за это. Но была пара исключений… С одной ты знаком лично. Когда несколько тысяч лет назад народ кирин стоял на грани гибели под натиском соседей, а также от болезней и внутренних нестроений, одна бывшая маленькая бунтарка по имени Рейн Шайн, вдруг вспомнила, что происходит из них, и вернулась на Эквус… Она не стала гневаться или карать кого-то, а просто отгородила участок побережья непроницаемой стеной, предоставив всем киринам возможность собраться там. Отчасти он «вырезан» из мира, чего, кстати, не замечаете даже вы. И с тех пор Шайн живёт как бы «на два дома». Там, у себя, она — одна из могучих аликорнов, ну а здесь… Здесь ты видел.

Тумос повёл плечами:

— Да, здешнее её обличье не располагает к радости. Она похожа на куклу в кукольном театре, которой управляют откуда-то издалека. Очень могущественную и страшную куклу, но всё-таки куклу… Это так работает?

— Нет. Просто за один удар сердца она успевает задать вопрос, услышать полторы сотни твоих возможных ответов, посмеяться над шуткой, удивится намёку и вычленить наиболее вероятный. А потом усесться в ожидании, пока ты озвучишь то, что она знает. Со стороны это выглядит, как будто ей вообще ни до чего нет дела, а с её точки зрения — как разговор с трёхлетним жеребёнком, который, вместо того, чтобы послушно кушать кашку и слушать сказку, капризничает, разбрасывает хлеб, и действует себе во вред.

— То есть, — уточнил принц, — возможно и измениться, и остаться?

— Увы, это непредсказуемо.

— Ну что ж, тогда я пока воздержусь. Спасибо, мама… Но у меня есть ещё вопрос: с их уходом Зебрика скорей всего погрузится в пучину внутренней войны, а я мог бы этого не допустить. И некоторые мои друзья говорят, что… Короче, я хотел спросить: как ты думаешь, стоит ли мне возглавить Зебрику?

Тарна опять прошлась по самому тайному в мире помещению.

— Ты знаешь, что я никогда не ограничивала вас во всём, что бы вы ни делали. И знаешь, что даже глупость в управлении государством, не посягающая, однако, на некие основы, вполне приемлима… Ну чем может управлять какой-то грифоний вождь? Однако, управляет. И ты, безусловно, справишься с Зебрикой стократ лучше, чем конечные во времени, и оттого паталогически жадные князьки отдельных номов… Но понимаешь ли ты, что тебе придётся карать этих правителей областей, чтоб утвердить в начале правления свою власть? Понимаешь ли, как ни странно это прозвучит, что их просто невозможно перевоспитать, не влезая в мозг? Что бывают неисправимые зебры? И либо ты принимаешь правила игры, либо косишь их больше, чем приходилось тебе убивать за всю свою жизнь… Ты не сможешь лично проверять каждого, и некуда тебе будет высылать проверенных, кроме, разве, Эквестрии, и могилы. Других ведь нет… Сама Алое ужаснулась и отступила перед тем океаном крови, что предстояло ей пролить, если б она в самом деле начала делать так, как хотела в молодости; и она ограничилась тем, что влезла на трон.

— Но несправедливое общество проливает в десять раз больше крови, — возразил Тумос. — Просто это происходит не на виду и размазано во времени.

— Сын, — вздохнула Тарна, — я думаю, ты знаешь ответ на этот вопрос. Сломав шею одному номарху, ты породишь столько визга, сколько не породит пять неудачных войн, и десять голодных лет. Притом поносить тебя будут именно те, ради кого ты стараешься.

— Моарей убивал своих приближённых пачками, — возразил Тумос, — и тем не менее, его государство стояло.

— Это так, — кивнула Тарна, — но лишь потому, что он позволял нижестоящим отрываться на ещё более нижестоящих, и своим могуществом обеспечивал им безопасность от внешних врагов. А то что гнев короля мог упасть на них, ну так и тромб может оторваться в любой миг… Ты же не таков.

Она остановилась, и огромными своими проницательными глазами посмотрела на зеброкорна.

— Да, мама, ты права. Я предоставлю страну её собственной судьбе, как собственно и собирался.

Тарна кивнула, и на миг замерла, словно в задумчивости.

— Свершилось… Теперь через некоторое время на Эквусе появится новое поколение аликорнов. Совсем как вы в молодости, они будут могущественны, но неумелы. И, родившись в племени, они станут продвигать интересы этого племени, став для него богом «пожалуйста». Было бы хорошо, если бы ты, мой любимый сын, нашел первого, или первую из новорожденных аликорнов, и взял под свою защиту, учил и направлял её.

— Стоит ли мне забрать этого аликорна на Остров? — Спросил Тумос.

— Это будет не мудро, — ответила Тарна. — Выростая в атмосфере дружбы, он не сможет яростно сражаться за интересы — свои и вида — в последующем. Впрочем, на «каникулы», ты можешь его или её забирать на Остров. Маленькому аликорну будет полезно узнать, что на свете есть ещё что-то, кроме борьбы за выживание.

— Из твоих слов я заключаю, что это будет не зебра?

— Нет, пони.

— И как же я… Впрочем, есть маскировка. Стану каким-нибудь старым сморчком-единорогом.

Переваривая новости, Тумос отошёл к противоположной стене. Тарна терпеливо ждала.

— То есть на доминирующие позиции выходят теперь пони?

— Это произойдёт даже не через тысячу лет, — пожала плечами Тарна, — но да. И ты должен смириться, если хочешь идти дальше. Понимаю, это непросто… Знаешь, — она чуть отвернулась, — на заре времён по здешнему счёту я изучала историю науки. И так как у меня нет «градации эмоций», то я сходила по всем ложным направлениям всех теорий всех наук, осознав в первом приближении то, что чувствовали авторы этих теорий, если им доводилось дожить до опровержения. Это неприятно.

— Мама? — Спросил Тумос.

— Да, сын.

— Скажи, мы когда-нибудь исправимся?

Тарна запнулась на малую долю секунды, чего органическое существо, даже без синапсов заметить было не в состоянии, и ответила:

— Да, безусловно, когда-нибудь вы исправитесь. И возможно, именно новое поколение поведёт весь мир к свету.