По ту сторону блицкрига

Предисловие

Луна мягко положила голову Майка на блестящую в ночи траву. Тихонько выйдя из сада, она встретила Селестию, идущую в свою башню.

– А Майк где? – спросила Селестия.

– Спит. Пусть полежит, отдохнёт в конце концов от всего, что с ним произошло.

– Мне даже интересно, а какие у таких как он сны? – она приподняла голову к небу и поднесла копыто к подбородку.

– Ты там точно не фигурируешь, уж поверь мне. – Луна поймала на себе вопросительный взгляд сестры, от чего Луна лишь посмеялась.

– Я не это имела в виду.

– Я могу посмотреть по долгу службы, но если хочешь поработать вместе со мной одну ночку – я не против.

– Мы уже давно не встречались по службе. Лишь лично, что не может не радовать. – Селестия призадумалась, вспоминая старые времена, когда сёстры, можно сказать, не знали друг друга лично после принятия их полномочий. И это вылилось в тысячелетнее ожидание одной сестры другой, что не понравилось ни одной из них.

– Отсыпаться я тебе не дам – запомни это. – Луна посмотрела на сестру с угрозой, но быстро рассмеялась, увидев лицо Селестии.

– Не впервой, ты уж сама знаешь.

Луна кивнула и начала колдовать давно заученное заклинание. Уже через несколько секунд сёстры были в царстве миллионов, а возможно и десятков миллионов снов. Луна сосредоточилась и начала искать нужный им сон.

– У него сон имеет ауру, которую не спутаешь ни с чем. Она серая, будто он постоянно в смятении или в тяжёлых мыслях.

Найдя нужный сон, Луна материализовала дверь, приглашая Селестию войти. Лунный диарх мог заходить в сны как угодно, но Селестия была в этом деле новичком.

– Прошу, особа царственная. – Луна открыла дверь и шутливо поклонилась, приглашая войти в дверь.

– О, вы так добры. – Селестия тихо посмеялась и вошла в дверь, а за ней и Луна.

Они застыли от удивления.

Сёстры увидели стол посередине огромного перекопанного поля, искаженного тысячами воронок, повозками и… трупами.

Или тяжело ранеными?

Посреди всего это ада был стол, где сидел Майк с каким-то собеседником в серой форме и смеялся. Они пили из стеклянных бутылок и играли в карты, попутно общаясь посреди поля боя.

Луна вслушалась и услышала еле заметные, но возможные услышать хлопки по сторонам. Она повернула голову направо и увидела таких же, как и Майк, одетых в такую же форму. Они вызывают хлопки, направляя какое-то оружие в противоположную, слева от сестёр сторону. Повернувшись туда, Луна увидела уже, видимо, товарищей собеседника Майка. Где-то вдалеке послышался страшный рёв, и обе стороны укрылись в траншеях, прикрывая голову руками. Поле начало разрываться и трястись от серии взрывов, последовавших после свиста. Это всё ещё было очень приглушено, но если прислушаться, то можно услышать адскую канонаду.

Луна первая вышла из ступора, подойдя к столу. Селестия последовала за ней. Всё, что она успела услышать, когда подходила к столу – что-то про «перемирие».

– Ладно, как там дела на личном фронте? Война войной, но свою девушку-то ты должен был найти? – задал вопрос Майк, глядя в карты.

– Ты бы видел её! Какие же у неё глаза, ты должен это видеть. В такую не влюбиться – чувств не иметь. – собеседник поднял руки вверх и будто обрисовал то, о чём говорит, чуть не задевая гриву Луны, стоящей за спиной.

– Легковнушаемый человек ты, Пауль. – человек, да? Луна подхватила это слово и мысленно записала в свой словарик. Селестия, скорей всего, сделала то же самое.

– Девушка должна быть не только красивой. Она должна уметь готовить, стирать, а что немаловажно – любить в ответ. – он отхлебнул что-то из бутылки, так и не подняв голову.

– Мы с ней уже совместные планы по переезду строим. Будем жить где-нибудь в Битбурге. После конца войны в эту сторону будут смотреть либо безумцы, либо патологические идиоты. – он потёр карту и выкинул пикового вальта.

– Молодцы, что тут сказать. – он обратил внимание на стол, а потом и на неприглашенных в его сон гостей, что стоят уже несколько минут без внимания.

– Привет, принцессы. – Майк отбил карту соперника бубновой козырной семёркой.

– Ты о ком? – человек в серой форме выкинул червовую семёрку.

– Обернись. – Майк ухмыльнулся, но его собеседник повиновался.

Луна уловила на себе пристальный, осматривающий её с ног до макушки взгляд.

– Познакомься с моими новыми знакомыми. Луна, Селестия – это Пауль. Пауль – это Луна и Селестия.

– Приветствую. – заявила Луна, а Селестия лишь кивнула в знак приветствия.

Пауль сделал приветственное движение шлемом, обернувшись обратно.

– Те самые, о которых ты мне говорил? – задал вопрос Пауль, смотря, что Майк отбил его семёрку червовой девяткой.

Майк положил крестового вальта. Пауль ответил тузом той же масти.

– Те самые. – ответил Майк с глубоким вздохом, смотря на свои шансы выиграть партию.

– Пришло время тяжёлой артиллерии. – Пауль положил на стол две восьмёрки – козырную бубновую восьмёрку и обычную червовую. В это же время послышались свистки с обеих сторон поля боя, и солдаты побежали друг на друга с примкнутыми к оружию ножами, готовясь рвать друг друга на куски.

– Угу. У немцев её очень много нынче. – он ответил козырным королём и червовой десяткой.

– Вот же ты хитрый ублюдок, Майк! – Пауль цокнул языком. Солдаты пустились в ближний бой, убивая друг друга чем угодно: ножами, лопатами, камнями и голыми руками. Но это всё было вокруг стола. Будто это была запретная зона.

– Учись играть, малыш. – Майк выкинул козырного туза, заканчивая партию в свою пользу. – За победу! – Майк демонстративно поднял бутылку и выпил её до дна за один глоток.

Никого больше не было в живых. Лишь стоны умирающих сотрясали тишину мёртвого поля.

– За конец войны! – Пауль сделал тоже самое, вытерев рот рукавом кителя. Оба встали из-за стола и пожали друг другу руки, попутно улыбаясь.

– Война, которая положит конец всем войнам? – спросил Пауль.

– Забудь слово такое, «война». Оно тебе больше не пригодится. Слово британского офицера.

Он не сдержал слова.

Gott mit uns.

Для полноты ощущения предлагаю прослушать сами марши на Youtube.

Ссылки даны в хронологическом порядке.

https://www.youtube.com/watch?v=VmdwpONdxUs — Alte Kameraden

https://www.youtube.com/watch?v=yER8Vy08oEw — Oh, du schöner Westerwald

Мы шли по густой чаще леса в полной тишине. Никто сейчас не хотел разговаривать, ибо все вымотались ещё там, на передовой. Британцы и их колонии, в том числе бывшие, наступали, убивая нас, как мух. Хоть это и не Восточный фронт, но запах смерти вперемешку со вкусом металла во рту и артиллерийскими залпами тут присутствовал.

Из моего взвода в 49 человек за три дня умерло 41 человек, двое раненых и шесть живых, но получивших свою долю адреналина в кровь. Старая гвардия выжила вновь. Я, старик Генрих, Вальтер, Рудольф, Людвиг, Ханс и двое раненых, самых молодых по прибытию на фронт – Штефан и Эрнст. Генрих был солдатом ещё в период Великой войны, а теперь сквозь боль служит и сейчас. На вопрос о том, зачем он пошел (хотя его никто и не спрашивал, как, впрочем, и всех) снова в ад, он отвечал, что хочет, чтобы слова «Война, которая положит конец всем войнам», стали реальностью. С Вальтером, Рудольфом, Людвигом и Хансом мы прошли всю Польскую и Французскую кампанию. А после того, как мой призыв закончился, мы остались в одном взводе, дабы держаться вместе, да и простой быт солдата на довольно лёгкой для нас войне привлекал нас. Мы сделали это в мае 41-ого, в мае 41-ого… Твою мать, если бы я знал, что эти идиоты задумали идти к тем, которые жизнь свою положат ради идеологии, я бы выкинул армию в мусорное ведро и пожелал бы нашим командирам такой удачи, которая не выпадала ещё никому. А Штефан и Эрнст присоединились к нам во время битвы в Сталинграде, из которого мы потом выбирались на своих двоих, а Штефан и Эрнст попросту встретились нам по пути. Так и познакомились.

От мыслей меня отвлёк разговор Генриха с несущим Штефана Вальтером.

– Старина, у тебя снова нет экипажа. Как проблему решать будем? – вопрос был задан явно с упором на то, что Генрих потерял свою новоиспечённую команду вот уже в третий раз. Как и все мы, выжившие третий раз из всего взвода.

– Эти идиоты явно наслушались историй о «великих и могучих» арийских воинах, которые никого не слушают и ничего не бояться. В итоге от одного осталась только нога, а второй под пулями убежал прямо под гранату. Даже неудивительно, что они сдохли. – Генрих выглядел явно лучше нас, неся пулемёт на плече. Если все мы были в грязи и крови, а у меня вообще были оторваны погоны, ибо Эрнст вцепился в мои плечи, когда я высовывал его из-под пулемётной очереди.

– Старик, слушай. Как тебе всегда удаётся выглядеть так, будто только с учебки приехал? Ни сучка, ни пылинки. Будто «асфальтовый солдатик»[1]. – я до сих пор не понимаю, как фельдфебелю Генриху Берке до сих пор не выдали какого-нибудь гауптмана или чего повыше. Он намного опытней меня, а ещё и проявляет отцовскую как и строгость, так и доброту, и желание обучить всех до единого, чтобы они не умерли от очередной глупости.

– Пройдёшь две войны, кризис двадцатых и тридцатых, войну вчерашних товарищей на улицах – тогда поймёшь. – для большей эмоциональной окраски он отхлебнул немного из фляжки.

– Эрих, а ты чем займёшься после войны? – до сих пор молчавший в своих мыслях Ханс поднял голову.

– Ты же сам знаешь, чем. Он это с 41-ого повторяет чуть ли не каждому солдату в вермахте. – Генрих ухмыльнулся, смотря на меня.

– Генрих прав. Всё тоже самое: найти Гитлера и повесить его на крыше Рейхстага, как последнюю суку. – я сжал кулак, будто чувствуя шею усатого идиота в своих руках.

Мы вышли на небольшую поляну в лесу, до нашего опорного пункта осталось около километра.

– Смотрите, кто идёт. – я поднял голову вверх и увидел на другой стороне поляны людей в камуфляже. Все с начищенными бляхами, в новых касках и с блестящим на луне оружием, с новыми «штурмгеверами» и «панцерфаустами», а на касках виднелись две сдвоенные руны.

Эсэсовцы.

– Приготовиться. Кто знает, чего задумали. – я отдал команду отделению, передёрнув затвор своей штурмовой винтовки. Генрих повесил тяжеленный пулемёт на спину, передёргивая затвор одной из винтовок, которые он взял от раненых.

Последний магазин.

Получил я её от одного гауптштурмфюрера, которого я спас во время боёв во Франции. Знал бы, кто он – оставил бы под обстрелом как приманку для бойцов Союзников. То, как он кричал о помощи, заставило бы их проверить, кто орёт. Но я не знал тогда, что он из СС. Ну хоть за винтовку спасибо, что уж тут сказать.

Мы идём параллельно им в противоположную сторону, пытаясь не обращать на них внимание. Их было, как и нас, восемь человек, но один из них выделялся особенно. Человек лет сорока, безоружный и с умным выражением на лице.

– Эй, шутце[2], почему не проявили уважение к старшему по званию? – мы уже почти прошли их, но кому-то очень не хватает удара по лицу.

– Что, «асфальтовый солдатик», мама дала штурмшарфюрера и право выставлять это на показ? – все моё отделение отдалось лёгким смешком, как и тот самый человек в их рядах. Да кто же ты такой?

– Как вы смеете проявлять такую дерзость по отношению к германскому офицеру!? – он выкрикнул это, заставляя нас засмеяться ещё громче.

Звук спуска курка у «Вальтера».

– Вас за такое надо пустить под военный трибунал! – он держал пистолет у своего бедра, но снимать его с предохранителя – знак плохой.

– Только попробуй. – я передёрнул затвор, заставляя патрон вылететь из патронника, а наши раненые на лежанках через боль стали доставать свои «Вальтеры». Реакция подчинённых СС не заставила долго ждать. Они направили на нас свои винтовки и пистолеты-пулемёты, видимо уже заряженные. Вальтер, Людвиг, Рудольф и Ганс опустили носилки с ранеными и зарядили свои винтовки, целясь прямо на эсэсовцев. Раненые достали из -под простыней пистолеты и направляли прямо в их ноги.

Я спустил винтовку с предохранителя.

Мы стояли так несколько минут, у некоторых уже затекали руки, но давать слабину никто не хотел.

– Опустить оружие. – тот самый человек лет сорока выступил между нами и эсэсовцами.

– Но штурмбаннфюрер, они оскорбили честь немецкой нации! – он выкрикнул это, не сводя с меня глаз.

– Я сказал опустить оружие.

– Но шту…

– Довольно! – он выкрикнул это и ударом выбил пистолет из его рук, заставляя других бойцов в камуфляжах сделать то, чего требует штурмбаннфюрер.

– Опустите оружие, мужики. – обратился он к нам. Знаком к выполнению приказа стало постановление моего оружия вновь на предохранитель.

– Штурмбаннфюрер, ваши подчинённые неуважительно относятся к… — я отошел от моего собеседника и взглянул прямо в глаза штурмшарфюрера, доставая из карманов свои погоны. – обер-лейтенантам!

Результат был очевиден. Эсэсовец зашипел и понурил голову, а всё моё отделение залилось смехом.

– Эсэсовцы, что вы хотите? – человек повернул голову к ним и цокнул языком.

– Я так и не представился. Иоахим Шульц, штурмбаннфюрер, он же майор в вермахте, но после провала в Сталинграде переведён в Ваффен-СС для… — майор выдержал паузу и сделал огромные кавычки своими пальцами. – повышения качества тренировки личного состава.

– Ну и как проходит «повышение качества тренировки»? – спросил я с огромным сарказмом.

– Оберюнкер, назовите мне калибр общевойсковой винтовки Kar98K.

Один из всей этой толпы помялся, почесал затылок, но так ничего сказать и не смог.

– Результат налицо. Как же я скучаю по вермахту, мужики, вы бы знали… — я протянул ему руку.

– Заходи к нам как-нибудь. 36-я фольксгренадирская дивизия, 87-й гренадерский полк, 9-ая рота. Нам лишние учителя не помешают, ибо Генрих уже на пенсию собирается. – Генрих надул обиженное лицо.

– Рано меня со счетов сбрасываешь, командир, я ещё ого-ого! – он попытался встать в геройскую позу, но пулемёт, весящий более двенадцати килограмм, утихомирил его пыл, вызвав сильную отдышку.

– Видишь, выдыхается уже! А новички всё лезут и лезут к нам, требуя обучить их.

– Ладно, зайду как-нибудь. Удачи, мужики. – он приказал эсэсовцам выдвигаться в сторону передовой, будто мама-гусь ведёт маленьких утят. Такие люди вызывают лишь уважение.

– Идём, герой. Дай возьму винтовку. – я взял один карабин у Генриха, давая ему побольше сил дойти нещадные сотни метров.

Вот мы и дошли до нашего опорного пункта, который представлял собой небольшой палаточный лагерь. Домов тут не было на километры, но вот окопы, сохранившиеся ещё со времён Великой войны, остались. Если придётся обороняться – у нас есть куда спрятать головы.

– Раненых – в лазарет. Винтовки отдайте мне, отдам в оружейную. Генрих – твой пулемёт будет на мне, и так несколько километров с огромным грузом шел. Выполнять. – все коллективно кивнули и оставили свои карабины на земле, неся раненых в сторону палатки с красным крестом. Генрих помог мне закрепить пулемёт на ремне. Ну и вес у него, ей богу!

Взяв карабины, я поплёлся в сторону оружейной, видя около палатки знакомое лицо.

– Здравия желаю, герр обер-лейтенант! – Эрвин встал по стойке смирно и отдавая честь, но не сбрасывая постоянную улыбку на его лице.

– Привет, Эрвин. Как там дела в тылу? – Эрвин был ответственный за снаряжение, а также за почту, которая приходила к нам с опозданием, либо вообще не доходила. Союзники бомбят всё, что видно снизу. Прямо как наши в сороковом.

– На Западном фронте без перемен, герр обер-лейтенант. – процитировал Эрвин запрещённый нацистами роман.

– От Агнет тоже ничего? – отдавая винтовки спросил я у нашего весельчака.

– Тоже глухо. Но я рекомендую уже сейчас писать ответ.

– Зачем? – с неподдельным удивлением спросил я, начиная подозревать, что Эрвин просто вскрыл письмо и не стал мне его показывать.

– Тебе ли, бравому вояке, не знать? – Эрвин развёл руками. – Что обычно пишут жёны с детьми на фронт отцам, от которых ни слуху ни духу?

– Как там на фронте, кормят ли, когда вернёшься… — ответил я сам себе.

– Вот именно! Вот тебе ручка, вот тебе листок бумаги – пиши! – он положил на стол письменные принадлежности.

– Завтра напишу.

– Такое говорят либо везунчики, либо уже мёртвые. Ты из кого? – задал вопрос Эрвин.

– У меня нет сейчас настроения, напишу завтра. – я попытался взять ручку и листок, но Эрвин быстро забрал их.

– Я не позволю тебе пачкать бумагу в этом куске ткани. Снимай, сейчас новый комплект выдам.

– Откуда ты…

– Заметить настолько грязный, потрёпанный без погон китель не составит труда. Тебя видно с Восточного фронта! Не позорь вермахт перед этими «асфальтовыми солдатиками». – с этими словами он положил новый комплект одежды и в нагрудной карман куртки ручку и бумагу. Отойдя вглубь палатки и складывая карабины, пока я переодеваюсь, Эрвин подошёл ко мне и положил две гранаты на стол.

– Бери. – с ноткой приказа чувствовался его голос.

– Зачем мне? – довольно глупый вопрос, но учитывая, что мы сейчас находимся не на передовой, довольно естественный.

– Ты можешь мне прямо сейчас сказать, когда американцы прибудут сюда? – я затянул ремень и теперь я был одет с иголочки.

– Нет.

– Вот именно. Учитывая, что Геринг – идиот, то сюда ещё могут и десант забросить. Ты никогда не знаешь наверняка, что тебя убьёт, так что лучше быть вооружённым до зубов. – как Эрвин со своим тактическим умением не пробрался в ОКВ – никто не знает. Он был лишь фенрихом.

– С рубашкой? – спросил я, оценивая возможную дистанцию разлёта осколков.

– С рубашкой. – после этих слов я уткнул две гранаты за пояс.

– «Вальтер» полный? – спросил Эрвин, зная уже ответ.

– До сих пор. – два магазина до сих пор лежали в боковых карманах старых штанов, надо переложить. Им не пользовался с момента моего повышения в унтер-офицеры.

– Как насчёт магазинов для моей винтовки и патронов к ней? Я, знаешь ли, на передовой воюю, а не на базе сижу да чужие письма читаю. – я припомнил Эрвину случай, когда он вскрыл моё письмо от отца, который всеми силами старался достать меня из армии. Мой отец не только чуть не сошел с ума во время Великой войны, но и чуть не стал ещё одним в списке потерь. Какой-то британский лейтенант пощадил его.

– Ладно, ладно, обиженный семьянин. – с небольшим смешком Эрвин выдал мне шесть магазинов и пачки патронов, эквивалентным двенадцати магазинам для моей штурмовой винтовки. Неплохо.

– Пулемёт сдавать будешь? – я оторопел от такого вопроса.

– Отдавать «Быка»? Да никогда! – этот старый, потрёпанный уже временем MG-34 служил нам правдой и верой со времён Польской кампании, и до сих пор нёс свою службу без единого укора. Эрвин лишь фыркнул.

– Привязались к пулемёту, идиоты. Дам два магазина, не больше. Ты и так ствол менял пять минут, так ещё и с Генрихом. – вспомнил он наше совместное обучение под Франкфуртом. — Хочешь больше – зови его. – с этими словами он выдал мне два барабанных магазина на 75 патронов. Я сел на колено и стал укладывать пачки патронов и барабаны от пулемёта в походный рюкзак, пустовавший со времён начала боёв в Бельгии.

Из палатки для сна высунулся Вальтер с явно недовольным выражением лица.

– Герр обер-лейтенант, у личного состава скоро на вас зуб сточится! А ну быстро сюда! – я с недопониманием укладывал последние пачки патронов, не поняв агрессивный настрой у своего подчинённого.

– Да, кстати. Вас ждёт небольшой подарок, но видимо без тебя они не решаются открыть его. – сказал Эрвин со скрещёнными руками.

– Какой ещё подарок? – я посмотрел на него снизу – вверх. Я встал и закрыл рюкзак, а он лишь похлопал меня по плечу.

– Пойдёшь в палатку – узнаешь. Скажи спасибо за это экипажу СС, который приехал без начальника, которого убил союзный штурмовик. Приказ есть – начальства нет, которому сбагривать все богатства.

– Дай угадаю – золотые безделушки? – спросил я с долей пессимизма.

– Вещь куда более дорогая, чем золото. Особенно для вас. – у меня закрались сомнения о том, что это какое-нибудь оружие или патроны.

Из палатки вылез уже Генрих.

– Эрих Краузе, если вы сейчас же не зайдёте в эту палатку, я уверяю вас, что вас завтра же переведут на Восточный фронт в форме гауптштурмфюрера. – угроза довольно сильная.

– Сейчас, палатку себе подберу, скину всё и пойду к вам. – меня самого терзало любопытство: что меня ждёт в палатке вместе со сослуживцами?

Найдя неприметную палатку на окраине палаточного городка, я вошел в неё и увидел кровать из красного дерева. Что же, видимо эсэсовцы не заскучают никогда по роскоши на войне.

– Ублюдки. – прошипел я и сбросил всё своё снаряжение на кровать: пулемёт, рюкзак и винтовку. Как приду – разложу всё как надо. А пока – к товарищам.

Выйдя из своей палатки, я пошел… нет, скорей побежал к сослуживцам, и через полминуты я уже оказался в их палатке.

– Что такое? – я вошёл в их палатку и увидел своих пятерых сослуживцев, двое остальных уже наверно мучаются в госпитале. Им повезло, ранения довольно лёгкие и не задевают органов.

Генрих достал из-за спины две тёмные бутылки крепкого алкоголя.

– Пить без героя сегодняшнего дня совершенно неуважительно по отношению к нему. Поэтому представляю тебе партию из двух бутылок крепкого абсента. Одна отправляется к нашим раненым, другая остаётся у нас. Вопрос лишь один – у нас остаётся зелёный или красный?

– Абсент говоришь… — я слышал о таком напитке. Он довольно сильно опьяняет, а большинство вообще сравнивают его с наркотиками, а также с ядом, который он несёт, но подтверждению токсичности этого напитка до сих пор не нашли.

– Мы ведь «арийская раса». – Генрих встал в позу Гитлера и начал махать пальцем. – Нас не берут ни пули, ни гранаты, а какой-то алкоголь так вообще даёт нам сил! – моё отделение лишь отдалось лёгким смехом.

– Давай красный, гранат мне больше симпатизирует.

– Я отнесу бутылку раненым. – Вальтер вскочил и подхватил бутылку, возвратившись через минуту. 

– Раненые говорят, что тоже не начнут пить без командира. Нужен условный сигнал, который будет сигнализировать о том, что можно пить. Так что я выбрал самый старый и хороший сигнал, который ни с чем не перепутать! – Вальтер хищно улыбнулся на Генриха.

– Не смей, не смей я тебе говорю… — Генрих уже приготовился заткнуть уши.

– О да, Генрих. Она самая. – всё отделение разделилось на два лагеря: кто-то неодобрительно помотал головой в сторону Вальтера, а кто-то лишь посмеялся над бедным стариком.

Разлив небольшими порциями по нашим пустым фляжкам, я принюхался. Уф, ну и крепость!

– Чем мы будем это закусывать? Такое без закуски мой желудок не возьмёт. – обратился я к Генриху.

– Лови. – Генрих подбросил мне небольшую плитку шоколада, а всем остальным раздал в руки.

– Ну что, начнём? – Вальтер хищно улыбнулся.

– Alte Kameraden auf dem Marsch durchs Land…

– Schließen Freundschaft felsenfest und treu. – подхватили остальные.

Ob in Not oder in Gefahr,

Stets zusammen halten sie auf’s neu.

Zur Attacke geht es Schlag auf Schlag,

Ruhm und Ehr soll bringen uns der Sieg,

Los, Kameraden, frisch wird geladen,

Das ist unsere Marschmusik.

Im Manöver so das ganze Regiment

Ins Quartier zum nächsten Dorfhauselement

Und beim Wirte das Geflirte

Mit den Mädels und des Wirtes Töchterlein.

Lachen scherzen, lachen scherzen, heute ist ja heut'

Morgen ist das ganze Regiment wer weiß wie weit.

Das, Kameraden, ist des Kriegers bitt’res Los,

Darum nehmt das Glas zur Hand und wir rufen «Prost».

Alter Wein gibt Mut und Kraft;

Denn es schmeckt des Weines Lebenssaft.

Sind wir alt, das Herz bleibt jung

Und gewaltig die Erinnerung.

Ob in Freude, ob in Not,

Bleiben wir getreu bis in den Tod.

Trinket aus und schenket ein

Und lasst uns alte Kameraden sein

Sind wir alt, das Herz bleibt jung

Schwelgen in Erinnerung.

Trinket aus und schenket ein

Und lasst uns alte Kameraden sein

На последнем куплете даже Генрих подпевал себе под нос. Не настолько сильно и ненавидит её.

– Наконец-то она закончилась! Я слышал её в окопах, на парадах, а теперь и от вас уши вянут. – выпалил Генрих фыркая.

– А какие тебе песни нравятся, старик? – улыбнулся Вальтер.

Генрих остановил фляжку прямо около губ и призадумался.

– Kehr' ich einst zur Heimat wieder.. – начал напевать Генрих.

– Может тебе пора семью завести, старик? Жену хорошую найти, детей завести. – сказал Людвиг.

– Детей мне и тут хватает. – наконец-то отпил Генрих, заедая плиткой шоколада.

– Mein Schlesierland, mein Heimatland… — вырвал строчку из марша Ханс. Он ведь родом из Бреслау[3]. Она ему родна.

Мы довольно долго сидели в тишине, нарушаемой только пространством снаружи.

– Как насчёт тебя, Эрих? Какой тебе больше всего марш запомнился? – взглянул на меня Ханс.

Я хмыкнул. На ум пришла только одна.

– Как насчёт той, про лес и новый марш? – спросил я у своих товарищей.

– По твоей команде, герр обер-лейтенант. – ответил Рудольф, поднимая фляжку.

– Heute wollen wir marschier'n… — начал я.

– Einen neuen Marsch probier'n – продолжили мои товарищи.

In dem schönen Westerwald
Ja da pfeift der Wind so kalt

 

Oh, Du schöner Westerwald
Über Deine Höhen pfeift der Wind so kalt
Jedoch der kleinste Sonnenschein
Dringt tief ins Herz hinein
Oh, Du schöner Westerwald
Über Deine Höhen pfeift der Wind so kalt
Jedoch der kleinste Sonnenschein
Dringt tief ins Herz hinein

 

Und die Gretel und der Hans
Gehn des Sonntags gern zum Tanz
Weil das Tanzen Freude macht
Und das Herz im Leibe lacht

 

Oh, Du schöner Westerwald
Über Deine Höhen pfeift der Wind so kalt
Jedoch der kleinste Sonnenschein
Dringt tief ins Herz hinein
Oh, Du schöner Westerwald
Über Deine Höhen pfeift der Wind so kalt
Jedoch der kleinste Sonnenschein
Dringt tief ins Herz hinein

 

Ist das Tanzen dann vorbei
Gibt es meistens Keilerei
Und dem Bursch, den das nicht freut,
Sagt man nach, er hat kein' Schneid

Oh, Du schöner Westerwald
Über Deine Höhen pfeift der Wind so kalt
Jedoch der kleinste Sonnenschein
Dringt tief ins Herz hinein
Oh, Du schöner Westerwald
Über Deine Höhen pfeift der Wind so kalt
Jedoch der kleinste Sonnenschein
Dringt tief ins Herz hinein

 

Я отпил из своей фляжки, закусив.

– Ну что мужики, за лучшего командира, за лучшего товарища, за сегодняшнего героя? – обратился Вальтер ко всем, повернувшись ко мне.

Палатка взревела в одобрительном порыве. Даже где-то в палатке раненых кто-то поддержал.

– Не такой уж я и герой… — поёжился я.

– Вынести двоих раненых из-под обстрела, в поле, без прикрытия, на глазах у противника. Да за такое Рыцарский с дубовыми листами дают! – пытался подбодрить меня Людвиг.

– За свои девять лет войны я такого не видел. – подтвердил Генрих мой героизм.

– Отставить незаслуженную похвалу. – скомандовал я, чем лишь вызвал смех.

– Сейчас мы все отправимся под трибунал за невыполнение приказа, правильно говорю, мужики? – спросил Людвиг.

И опять палатка взвыла в положительном ответе, на этот раз выпивая половину полученного абсента из фляжек, с кривыми от крепости напитка лицами заедая шоколадом.

– Вы меня видимо совсем хотите выгнать из армии. Может мне сразу полномочия сложить, чтобы без позора? – с сарказмом спросил я.

– Только попробуй, Эрих Краузе. Я лично приеду в твой Битбург и выбью из тебя всё дерьмо, но в армию ты вернёшься. А если нет – на Восточный фронт в форме эсэсовца в добровольно-принудительном порядке. – угроза Генриха о невыполнения приказа была очень сильной.

Хлебнув из фляжки и заев почти кончившимся шоколадом, я услышал Ханса:

– Ты сам знаешь, герр обер-лейтенант, что Генрих в таких вопросах не шутит.

– Да я его одной левой! – ответил я смеясь.

– Угу. А пока ты его одной левой, он тебя тремя правыми. Он самый сильный не то что у нас в роте, а скорей всего в батальоне. – ответил Людвиг.

– Я же этот… как его. – я встал в позу Гитлера во время его «гениальных речей». – «офицер арийской расы, мне нет равных!». Я рассмеялся, а все остальные, включая Генриха, ещё сильнее.

– А давайте проверим! – вдруг сказал Вальтер, от чего все покосились на него с интересом.

– Мне ещё не хватало понижения в звании из-за драки, в которой я, скорей всего, проиграю – ответил я.

Вальтер подошел к центру палатки.

– Садитесь по-турецки. Оба. – мы с ухмылками подошли и выполнили его команду, уже зная, что будет.

– На что тягаем силы, сопляк? – спросил Генрих с отцовской добротой. Даже в его оскорблениях можно выискать доброту и отцовское внимание.

– Придумай. – ответил я, сжимая его ладонь в своей. Генрих призадумался, а остальные подошли к нам и стали смотреть, кто же сейчас победит, а самое главное – на что играют.

– Если я выигрываю, то ты идёшь спать, а мы – пить с ранеными. – довольно странное условие, ибо мне уже выгоднее проиграть.

– А если выиграю я? – спросил я Генриха.

– То я начинаю танцевать «Казачка» с пулемётом на спине, попутно чистя твои сапоги. – это звучит гораздо интереснее.

– В форме эсэсовца? – спрашиваю я, ибо это будет ещё более аутентичное зрелище.

– В форме рейхсфюрера[4].– очень сильное заявление.

– Парни, записывайте это в повесть времён. Немецкий солдат чистит сапоги с пулемётом на спине, попутно танцуя русского «Казачка».

– Не забудь – в форме самого рейхсфюрера! – напомнил мне Людвиг.

– Так ещё и в форме рейхсфюрера! – повторил я.

Я сжал ладонь Генриха в своей, ожидая команды.

– Вальтер, отсчитывай. – Вальтер хитро улыбнулся, а остальные просто смотрели с интересом.

– Раз, два… – он вытянул паузу.

– Три! – выкрикнул Людвиг.

Стоит ли сказать, что этот поединок закончился за несколько секунд, ибо бедный обер-лейтенант сражается с монстром, тягающим двенадцать килограмм минимум каждый день?

– Утри сопли, малой. – сказал с насмешкой Генрих.

– Ладно – ладно, признаю, ты победил. – ответил я Генриху.

– А значит ты идёшь спать. Не заставляй меня тебя убаюкивать. – сказал Генрих, вставая с земли.

Мы вышли из палатки. Все, кроме Генриха направились к палатке с ранеными.

– Раз уж в силе я тебя не выиграл, так в уме точно! – сказал я Генриху.

– В этом не сомневаюсь, о ваше сиятельство, герр обер-лейтенант. – он сделал лукавый поклон. – А теперь ты идёшь спать.

– А как же… — не успел я договорить, как кулак Генриха заткнул меня.

– Спать. Это приказ. Завтра будет тяжёлый день. – тут с Генрихом лучше не спорить.

– Есть, герр фельдфебель! – я козырнул ему и, повернувшись кругом, зашагал к своей палатке.

– Чтоб скучно не было – песню запевай! – выкрикнул напоследок Генрих.

– Wenn die Soldaten durch die Stadt marcshieren… — я и не заметил, как уже лежал на кровати. Пусть и среди кучи снаряжения, которое я хотел отсортировать, но уже поздно. Надо спать. Завтра будет тяжёлый день.

---

[1] Обидное прозвище, которым называли солдат СС бойцы вермахта по причине слишком большого участия членов СС в парадах и прочих помпезных мероприятиях, а не участие в военных действиях на фронте.

[2] Рядовой в стрелковых войсках.

[3] Сегодня – город в составе Польши, под названием Вроцлав.

[4] Высшее звание в СС, которое занимало лишь пять человек.

Meine Ehre heißt Treue!

Твою же сука мать, как же болит голова… Будто три поезда проехало, а сзади болит ещё сильнее. Теперь к трём поездам, я ещё и ударился затылком. – Кто-нибудь, выключите, пожалуйста, солнце, мешает спать! – сказал я, щурясь от солнца, светящее прямо мне в глаза. В ответ на это я услышал лишь какие-то перешёптывания на каком-то непонятном языке, но с двумя-тремя словами из… английского? Я слышал, что абсент вызывает галлюцинации, но не настолько сильные?

– Я что, в Шотландии? – сказал я, но тут же вспомнил выражение, что Шотландия – это не страна, а все шотландцы – англичане в юбках. Не помню, кто сказал.

Меня ткнули чем-то острым в бок. Не скажу, что штык, но что-то крупное, будто копьё.

Я наконец-то открыл глаза и увидел светлое небо, по которому плывут облака. Подняв голову и опершись на руку, я стал осматриваться. Я был посредине какого-то замкового дворика, а вокруг меня стояли лошади в золотой броне и перешёптывались между собой. Ну Эрнст, ты у меня получишь за такое!

Тут сзади меня послышалось открытие дверей. Из массивных ворот вышла лошадь, цвет шёрстки которой не уступал по светлости солнцу, а за ней человек в британской форме, с крестом Виктории на груди. Это вообще не становиться смешным!

Ко мне подошёл один из «стражников» и что-то спросил. Я ничего не понял.

– Да-да, в Аушвиц бы вас всех. – я сел и закрыл лицо руками. Гиммлер, помоги мне!

 Фюрер хоть и любил животных, но такого не потерпит. Никто не шелохнулся, кроме солдата в британской форме. Я заметил у него кобуру, в которой явно отсвечивала рукоятка револьвера. Я попытался нащупать около себя штурмовую винтовку, но земля вокруг меня была пуста.

– Это ищешь? – с британским акцентом на немецком сказал человек, махнув головой в противоположную сторону. За лошадьми поблескивал чёрный металл «Быка» и моей винтовки с «Вальтером». Я посмотрел на свой пояс и обнаружил, что мои гранаты почему-то на месте. Как они не взорвались – не вопрос, ибо славятся своей неспособностью к взрыву из-за случайного падения. Видимо, я перевернулся во сне, когда они уже меня обобрали.

– Ты ещё кто такой? – спросил я у британца. Он меня не понял и просто помотал головой, а белая лошадь стала приближаться.

– Это ещё что за диво? – крылья на спине, рог на голове. Беру назад свои слова о Шотландии.

Её рог зажегся. Спустя пару секунд он перестал светить, а у меня появилась очень сильная мигрень, будто мне и прошлой боли не хватало. Будто что-то взяли и запихнули в мою голову против моей воли.

– Как вы? – спросила белая кобыла.

– Да так, всего лишь с лошадьми общаюсь, ничего нового. – ответил я автоматом на их языке. Я будто и не знаю его, он просто выходит из меня.

– Ты свалился сюда прямо во время рассвета. – подошел ко мне британец.

– Да-а, абсент делает нереальные вещи. – ответил я.

– Думаешь, что пьян или одурманен? Что это всё не по-настоящему? – спросил британец.

– Я переметнулся из своего лагеря в Бельгии… сюда! – не найдя подходящих слов выпалил я.

– Куда мы его денем, Селестия? – обратился он к светлой лошади.

– Думаю, что можем отнести в твою башню, а ты пока поживёшь у Луны, пока я не организую тебе собственные покои. – я бы сказал, что мне сейчас хочется очень агрессивным тоном потребовать вернуть меня назад, но пока я безоружный перед вооружённым – не сейчас.

– Оружие мне верните. – сказал я, пытаясь подняться на ноги.

– Выдайте назад его снаряжение. – сказала Селестия… так ведь её зовут? Мне вернули обратно наш пулемёт, мою винтовку и «Вальтер». Вернули телекинезом. Твою мать.

– Нести сам будешь? Выглядит тяжёлым. – спросил британец. Хоть мне и нести полный боекомплект, пулемёт и винтовку, но я не отдам их никому. Особенно британцам.

– Сам справлюсь. – кое-как уложившись, мы почему-то пошли не в башни, а то, откуда вышла эта двойка. Виду открылся огромный коридор, в котором было огромное количество дверей, поворотов и окон. Пройдя к огромным воротам, мы вошли в какой-то аналог тронного зала. Окна были превращены в мозаику, где были запечатлены какие-то моменты жизни кого-то. Таких же лошадей. Пора доставать огнемёт.

– Привет, Майк – взору открылась более маленькая версия Селестии, с тёмным окрасом, сидящая около трона.

– Привет, Луна. – он подошёл к ней и обнял, шепча что-то на ухо. Селестия тихо посмеялась. Что я там говорил насчёт Аушвица?

– А это кто? – спросила Луна, махнув головой на меня.

– Эрих Краузе, обер-лейтенант вермахта. Что за дерьмо тут происходит? – не выдержал я.

– Попрошу следить за вашим языком, лейтенант. – сказала мне Селестия.

– Я бы лучше её… — не успел сказать британец, по погонам — второй лейтенант.

– Заткнись. Я хочу получить объяснения прямо сейчас, а ещё лучше просто вернутся назад. – все в комнате смотрели на меня с укором.

– Назад тропы не существует. – сказала Луна.

– Выход находится там же, где и вход. – ответил я.

– Дай угадаю: кровать из красного дерева? – спросил британец.

– Да. Но ведь вас там ещё не было, откуда ты мог это знать? Перебежчик? – я попытался скрыть свой оскал, но мне не удаётся скрыть это к таким крысам. Рука сама потянулась к кобуре.

– Мы захватили окопы с бункером, где была эта кровать. – он что, из Великой войны?

– Какой сейчас год и месяц по твоему календарю? – спросил я у британца.

– Конец ноября 1918 года. – видимо, время тут течёт медленнее. Гораздо медленнее.

– Конец октября 1944 года. Война скоро кончится, а мне суют дряхлую лошадь! – я словил пару взглядов от присутствующих лошадей в комнате. Не сказать, чтоб они были полны любви.

– Какая война? Моя война была последней. Война, которая…

– Да-да, положит конец всем войнам. Не положила, а только начала новую, ещё более крупную. – лицо британца стало стеклянным. Наверняка в голове у него появился вопрос: а за что мы тогда воевали?

– Насколько крупная? – он сказал со страхом в глазах.

-Ну, миллионов сорок-пятьдесят уже наверно положили. Может быть меньше, может быть больше. – британец упал на колени, даже несмотря на то, что Луна попыталась удержать его на ногах.

– Эта война должна была стать последней! – его голос терял уверенность. Он ломался.

– За что мы воевали, за что? – он поднял голову. На его лице не было слёз, но в глазах чувствовалась боль, которую даже врагу не пожелаешь.

– Я не…

– ЗА ЧТО? – он крикнул на меня, будто я виноват в развязывании этой войны.

– За что я потерял всех своих лучших друзей в окопах? Дрейк и Майкл. Арман и Эден. Глеб и Марек. Они все погибли. Они все умерли за просто так. – британец совсем потерял дух. У него умерли друзья со всего мира. Два британца, француз и бельгиец, русский и чех. Видимо, он изучал языки во время сидения в окопах.

Мы стояли в тишине около нескольких минут. Надо что-то делать.

– Да, мы можем убивать друг друга. – начал я разрывать вакуум.

– Да, мы можем убивать братьев и сестёр из-за идей, приколачивать людей к кресту и называть его Богом, а потом убивать друг друга из-за разности религий, можем убивать другого из-за другого цвета кожи, сжечь в печи или мучительно и долго убивать газом человека с другим размером черепа… — я выдержал паузу.

– Но мы продолжаем идти вперёд и верить в будущее. Продолжаем шагать по планете с надеждой, что война – это лишь испытание для достижения мира. – лицо Майка начало хоть немного переставать выдавать отчаяние. – Война – это цена потери для достижения мира во всём мире.

– Что ТЫ знаешь о цене потери? – спросила меня Селестия.

– Я терял подчинённых сотнями, но я продолжаю идти вперёд. Я не складываю руки и иду дальше, надеясь на конец войны. Я уже вижу его, я чувствую, как дышу ему в спину. – я глубоко выдохнул.

– А теперь я здесь. Генрих, Вальтер, Людвиг, Рудольф, Ханс, наши новички – Эрнст и Штефан, остались позади. Я никого не оставляю позади. – я сказал это в лицо Селестии с презрением.

– Назад дороги нет, поверь мне. – сказал Майк, поднявшись на ноги. – Я пытался. – вот же скотина! Даже если я не вернусь, Генрих уже проклял меня за то, что я украл пулемёт. А «Быка» мы очень любим. Он с Польской кампании до сих пор ни единой осечки не давал.

– Твою мать, а… Ну проводи меня тогда в казармы, или что тут у вас? – повернулся я к Майку.

– Да, сейчас… Отдохну немного… — он хоть и стоял, но было видно, что второго шока он уже морально не переживёт. Либо пуля в голову, либо жёлтый дом

– Лейтенант, ты прошел через такое дерьмо, что вот так просто уйти из жизни – себя опорочить. А ты вроде как офицер, а им честь дорога. – подошёл я к Майку и похлопал по плечу.

– А что прошёл ты? – спросила Луна с презрением, находясь около своей… сестры?

– Ну… Отрывание головы из-за выстрела, попадание оторванной ноги прямо в лицо одному из моих товарищей, сжигание заживо людей на Восточном фронте, терзание голодом женщин и детей… — я могу продолжать список бесконечно, но я замолчал и обратил внимание на двух кобыл.

– Меня сейчас вырвет… — Луна явно выглядела нездорово.

– Разрыв туловища нап… — мой рот заткнулся и обрёл золотистое сияние.

– Довольно. – отрезала нить разговора Селестия, после чего я вновь получил свободу слова.

– Раз довольно, то проводите меня. Я тут в первый раз. – надеюсь и последний…

– Пошли. – Майк махнул мне рукой, и мы пошли в сторону выхода.

– Разрывание туловища напополам, каннибализм, убийство газом… — Луна телепортировалась из комнаты в неизвестность.

– Я советую тебе убегать отсюда. – со словами Майка Селестия начала тяжело дышать. Даже слишком.

Закрыв за собой двери и услышав какой-то хлопок, мы пошли в сторону выхода. Выйдя во двор и повернув в сторону какой-то башни, мы поднялись на неё.

Поднявшись наверх, я увидел мост, что связывает две башни.

– Как только Генрих бегает с ним! – я начал тяжело дышать.

– Может ты мне…

– Никогда! «Быка» мы никому не отдадим! – отрезал я Майка.

– Ладно-ладно. Заходи внутрь. – он открыл дверь, и мы зашли в прихожую, где была кафедра, камин да два кресла. Справа был проход в спальню. Слева от входа лежал… МР-18? Откуда он у него? Я приглянулся к Майку. Я заметил странность в его снаряжении – разгрузка. Она была сшита специально под «улитки» от артиллерийского «Люгера». На её боку были вышиты три ромба, будто автор подписал. А по верху разгрузки был вышит британский флаг. Недурно.

– Располагайся тут, я пока буду ночевать у Луны, следующая башня по мосту. – надо будет глянуть с моста, что с него видно. Пулемёт у меня есть, а куда его устанавливать – уже другая забота. Даже в мирной обстановке я всегда осматриваю местность.

Si vis pacem, para bellum[1], не так-ли?

Я прошел в спальню, заставляя Майка немного отойти от прохода. Небольшая металлическая кровать, шкаф и письменный стол, окно и балкон с видом на какой-то лабиринт.

– У Луны есть вторая кровать? – спросил я у задумавшегося Майка.

– Нет, одна. – вот так дела.

– Ты будешь спать с ней? – я спросил у Майка, сев на матрац кровати.

– Она спит днём, а даже если и ляжет ко мне, то ладно уж. Не впервой.

Дело принимает интересные обороты.

– Ты переспал с ней?

– Слово «переспал» тут воспринимается в самом буквальном смысле. – остановил мои подозрения Майк.

– А как они… — я не закончил вопрос.

– Я не знаю и знать не хочу. – обрубил фразу Майк.

– Тебя кстати Эрих Краузе зовут, да? – он озвучил вопрос, который уже задавала Луна.

– Обер-лейтенант вермахта, 36-я фольксгренадирская дивизия, 87-й гренадерский полк, 9-ая стрелковая рота. – ответил я на зубок выученной фразой. Правда приходилось менять название дивизии, но не суть.

– У тебя отца случаем не Пауль зовут? – откуда он…

– Откуда ты знаешь? – спросил я его со сталью в голосе.

– Не знаю, рассказывал он тебе или нет, но это именно я пощадил его тогда, в окопах. – теперь всё встаёт на свои места.

– Рассказывал. Эту историю я запомнил наизусть. Пауль Краузе, обычный солдат, попавший на войну неделю назад сидел в окопе, обстрелянный пару часов назад. – начал рассказывать я ту историю глазами отца.

– В тишине наступающего вечера разразилась артиллерийская канонада прямо по их позициям. Он увидел, как выбегает его товарищ по несчастью и встаёт за пулемёт, но лишь снаряд успел разорваться, как его голову проткнул осколок от залпа. – закончил я.

– А дальше? – спросил Майк.

– Дальше он мало что помнил из-за шока. Но тебя он отчётливо запомнил, это я тебе гарантирую. – ответил я Майку.

Повисло тяжёлое молчание. Говорить больше не о чем. Мы из разных эпох, с разными традициями. Да и попросту по разные стороны баррикад.

– Майк.

– Что? – он отвёл взгляд от стены.

– А что Селестия имела в виду под «ценой потери»? – спросил я, подняв голову и смотря ему в глаза. Он тяжело вздохнул.

– Не вслушивайся в цифры, сразу предупреждаю тебя. – опершись на проход между двумя комнатами он начал говорить.

– Когда-то давным-давно этой страной правили две сестры. Одна управляла солнцем, а сама была светлее его. Она управляла днём и делала всё, чтобы её подданные чувствовали себя хорошо. Её сестра же управляла луной и звёздами, правила царством грёз и оберегала умы подданных. Но вся слава доставалась принцессе дня, а как бы не украшала небо звёздами ночная принцесса, как бы она не старалась, но никто не замечал её. Обида и зависть проложили путь к сердцу юной принцессы, а старшая не замечала, либо не обращала на это внимания. В итоге, младшая принцесса дала контроль над своим телом и разумом своему злому эго, и всё это вылилось в «маленькую и победоносную» гражданскую войну, в результате которой младшая принцесса была заточена на луну на тысячу лет, а старшая осталась с глубоким порезом на душе. Даже до сих пор это их будоражит, но эти испытания теперь их лишь сближают, и они сделают всё что угодно, лишь бы не разделяться вновь. – закончил рассказ Майк.

– Управление светилами, заточение на тысячи лет, возможность перехвата над своим телом своим же альтер эго. Ты уверен, что тебе мозги не промыли? – спросил я у Майка с пессимистичной миной на лице.

– Ты привыкнешь, как и я. Тут это – норма жизни. – ответил Майк.

– Эти две бессмертны что ли? – спросил я у Майка.

– Аликорны – собирательный образ всех трёх рас, что тут существуют: единороги, пегасы и обычные пони. Они бессмертны. – ответил Майк.

– А как по мне, то это просто ещё один кентавр, только на этот раз участвовало три особи.

– Как ты себе это представляешь? – спросил с сильным непониманием Майк.

– Стараюсь не представлять…

Я вспомнил о том, что он имеет оружие, а следовательно, им должны были заинтересоваться нынешние учёные или типа того, но стражники вооружены копьями. Серьёзно, какой тут век?

– Что здесь по технологическим открытиям? Монархи, копья и стражники. Средневековье передаёт привет? – спросил я у Майка.

– Здесь очень сильное смешение нескольких эпох. У них уже есть паровозы, дирижабли. А вот вооружение у пони хромает, мушкеты, да и то лишь потому – что я помог им, в то время как у других уже появились аналоги ваших 98-ых «Геверов».

– Что значит «у других»? – другие расы?

– Чейджлинги, грифоны, драконы, яки…

– Так, стоп. – перебил я его. – Просто скажи мне, кто плохой и в кого стрелять. – сказал офицер вермахта, воюющий за нацистов.

– В зависимости от ситуации. Больше всего оружие развито у грифонов, но у них нет государства в нашем понимании. Так, пара племён, живущих разрозненно, следовательно, нет производственных сил для производства, так что живут грабежами да набегами. – пояснил Майк.

– Можешь объяснить весь этот мир аналогиями из нашего? – спросил я у Майка.

Майк немного призадумался.

-Максимум, что могут сказать, так это то, что Эквестрия – примерно как США. Спящий гигант, готовый за пару месяцев производить оружия для половины планеты, но который без весомой причины не станет этого делать. Или станет, на твой вкус и цвет.

– А остальные? – спросил я.

– Тут аналогиями уже не отделаешься. Большинство живут племенами да коммунами, так и не развиваясь дальше. Или развиваясь, но шажками размером с ничего.

– У тебя кстати откуда МР-18? Его сделали в ограниченном количестве, да и то только для штурмовиков.

– Вежливо позаимствовал у пленного немца. А что? – вот это у него шуточки. Вроде и несколько десятков минут назад пережил шок, а теперь так спокойно говорит о мародёрстве вещей с военнопленных.

Могу понять. Солдат должен подавлять негативные эмоции быстро, дабы продолжить воевать, да и попросту чтобы выжить.

– Да так, просто спрашиваю… Странно видеть британского солдата с творением Шмайссера, которым пользовались ещё штурмовики Первой мировой.

– Не напоминай мне об этом… — видимо, он воевал за идею. Но не за идею, как наши эсэсовцы, а за правое дело – за конец всех войн. Борющийся пацифист, что тут сказать.

Крик. Огромное количество выстрелов прозвучало внутри замка, оглушая всех, кто внутри. Мне ли, побывавшему в Сталинграде, не знать, что такое стрелять в замкнутых пространствах.

– Что-то случилось, пошли! – Майк резко отошёл от прохода и выбил дверь плечом, спускаясь вниз по лестнице.

– Sabotage! In die Schlacht! – сказал я по привычке, но… Я не слышу ответа. Нету больше товарищей за моей спиной.

Их нет.

Я резко прогнал мысли и погнался за Майком, стараясь не упасть с таким-то весом. Во дворе я увидел его рядом с теми самыми дверьми, которые были выбиты с петель. Кто-то ворвался внутрь.

Мы зашли внутрь, а я попутно стал снимать винтовку с плеча. Щёлкнув предохранителем, поставил на автоматический. Будет громко, но я привык. Майк же только взвёл курок револьвера.

– Что же ты свой пистолет-пулемёт не взял, идиот? – в бою слова не имеют значения, имеет смысл лишь то, что они несут.

Коридор был усеян разбитыми вазами, опрокинутыми колоннами, а также очень сильно пропах порохом, причём порох был дымным. Где-то справа послышался новый залп.

– Мушкеты? Серьёзно? – мы завернули направо и увидели колонну, за которой прятались королевские стражники, прячущиеся от полульвов-полуорлов.

– Как насчёт отступить для перегруппировки? – предложил мне Майк, когда мы оба спрятались за опавшей колонной.

– У нас преимущество. – я снял «Быка» с плеча и наконец-то почувствовал лёгкость на спине.

Слева какого-то единорога прижали к стене, он не мог выбраться.

– Заряжай пулемёт, быстро! – я вылез из-за колонны и начал стрелять очередями по надвигающемуся противнику.

– Беги сюда, идиот! – я прокричал это единорогу справа. Только он сделал шаг, как он подкосился и упал. Я ничего не слышал, а значит выстрел был наповал. Да упокой Господь его душу.

Залп прошёлся по нашей колонне, справа кто-то вскрикнул, и это был не Майк.

– HALT! – я прокричал и начал менять магазин. Сука, всегда так неудобно менять седьмой магазин, имея лишь шесть подсумков.

Я выбросил магазин и вставил новый.

– Где пулемёт, мать вашу?! – я провёл длинной очередью по выбежавшим трём грифонам. Один в голову, другому три пули прямо в живот, а другой сумел убежать обратно за стену. Очередь по стене – его лицо превратилось в кровавое месиво.

Я присел на колено за колонну и повернул голову направо. Майк держал перед своим лицом руки, запачканные кровью от раненого стражника и что-то бубнил. Твою мать, лейтенант! Я пнул его ногой по спине, попутно меняя магазин на новый.

– Пулемёт, сука! – я передёрнул затвор и вылез из-за укрытия, целясь в ближайшего врага. Я увидел пятерых, двигающихся прямо к нашей колонне цепью. Тактика времён Великой войны, в которой пулемёт очень сильно косил таких вот смельчаков!

Выпалив длинную очередь «веером», автомат заклинил. Сука, не хватает металла делать оружие – не делайте! Потомкам сохраните.

Трое были убиты сразу, а четвёртый свалился и завыл от боли. На пятом оружие заклинило, но увидя перекошенных от пуль товарищей, решил сбежать с поля боя.

– Не убежишь, тварь! – я выбросил винтовку и наконец-то потянул руку к кобуре. Как учил Генрих.

Вдохнуть. Совместить мушку и целик. Спустить курок.

Прозвучавший выстрел смешался с криками раненого грифона, повалившийся прямо на пол, пытаясь уйти через окно в коридоре. Долетался, сука.

Я спрятался за колонной, чуть не получив пулю в голову от ворвавшихся через окно ублюдков. Майк потихоньку приходит в себя, но убивать он точно не станет. Мне нужно как-то достать из рюкзака барабан, причём попутно отстреливаясь от наступающих, но как?

Я почувствовал, как что-то давит в районе пояса.

Достав гранату, я с силой вырвал колпачок, а за ним и кольцо. Хоть и с рубашкой, но рванёт так, что мало не покажется!

– Granate! Aufpassen! – выкрикнул я и кинул гранату со всей силы в другой конец коридора.

Я скинул рюкзак. Раз.

Начал в нём копошиться. Четыре.

Достал барабан.

Взрыв вызвал слишком сильную боль в ушах. Я закричал от боли в ушах, но я уже вставил барабан. Так, это сюда, патрон сюда. Готов!

Адская канонада выстрелов разразилась посреди дымного помещения, но я мог видеть их лица. Поочерёдно, каждой твари по паре, два десятка грифонов полегли, не успев ничего сказать.

Кто-то толкнул меня справа.

– Давай сюда магазины, я тебя прикрою! – можно сказать, что я читал по губам после таких канонад. Майк пришел в себя. И вечности не прошло.

– Так держать, шутце! Глядишь и мужиком станешь! –  заорал я и выкинул на землю перед ним оставшиеся пять магазинов для своей винтовки, которую он подобрал.

Моя рука потянулась к рюкзаку, но Майк неодобрительно кивнул.

– Помоги стражнику слева! – он кивнул в сторону того стражника, которого убили без звука и без боли. Я так считал.

Я высунулся из-за укрытия и увидел, как он до сих пор барахтался в собственной крови.

Я достал из рюкзака какой-то бинт и приготовился к марш-броску.

– Прижми их к земле! – заорал я Майку. Он кивнул и высунулся из-за укрытия, давая мне драгоценные секунды подбежать к стражнику.

Пули свистели над моей головой, но я приблизился к нему. Он не чувствовал боли из-за шока, а не от смерти. Его кровь можно складировать бочками, но я и не таких видывал.

– Держись, мать твою! Тебе ещё матери объяснятся! – я начал его перевязывать, смотря в глаза. Не впервые вижу умирающую лошадь. Шок вроде как потихоньку отходил, что хорошо.

– Не смей тут копыта откинуть, сука! Я тебе на том свете это ещё как припомню! – ранение в живот и рваные раны. Выживет.

Я увидел, как к Майку подходит подкрепление.

– Sanitäter! – закричал я в их сторону. Майк не услышал, до сих пор занимаясь отстрелом моих магазинов.

– SANNI! – заорал я во всю глотку. Спустя пару секунд ко мне подбежал единорог с красным крестом на плече. Наконец-то.

Я заметил, что Майк стоит и отстреливает магазины, совершенно не беспокоясь о безопасности. Совсем с ума сошел?

Нет, это какой-то барьер мешает пулям, угрожавшим ему. Я высунул голову из-за укрытия и увидел двух сестёр, державшие щит специально для Майка.

– Сам справишься? – заорал я санитару.

– Пошёл отсюда, ты здесь не нужен! – значит не нужен.

Я пригнулся и побежал в сторону нашей обороны. Синий луч прошёлся около меня, но я успел отпрыгнуть.

– Ты куда бьёшь, скотина!? – я успел запрыгнуть за колонну и увидеть, что сказал я это Луне. Ей это не понравилось, но мне всё равно. Это война, а на войне не бывает хорошо.

– Следи за языком, смертный! – она поднесла своё лицо ко мне и посмотрела мне в глаза с пылающим гневом. Я ударил её по лицу, а сам высунулся и начал целиться с «Вальтера». Мы квиты.

– Следи за линией фронта, твою мать! – я выстрелил наобум за правую стену.

Светлые и тёмные линии, пули и бетонная крошка метались по коридору как бешеные, сотрясая всех, кто находился внутри, делая канонаду из выстрелов всё более громкой. Но спустя пять минут бой затих.

Я забрал свою винтовку и пустые магазины для неё. Надо будет забить их. Впервые я нажал кнопку для сброса магазина на «Вальтере». Теперь у меня осталось два магазина: один в кармане, другой в пистолете.

Нас осталось четверо. Медик с тремя ранеными не считается.

– Где были? – спросил я двух сестёр.

Луна поставила одну ногу мне на грудь.

– Из-за тебя у меня будет целый месяц несварение! – вот так обвинение.

– Это война. Здесь не бывает лёгких видов для просмотра на фотографиях. Особенно для таких лошадок, как ты. – ответил я.

Выстрелы продолжались уже на дворе. Надо спешить туда.

– Оружие проверено, штыки прикреплены. Мы выдвигаемся ко двору. Los! – я успел словить лишь несколько непонимающих взглядов.

Мы пошли назад в основной коридор.

– Мы пробивались к вам через коридоры замка. – ответила с запозданием Селестия. И вправду. Везде лежат грифоны, но они не мёртвые, они без сознания.

Выстрелы стихли. Мне это совершенно не нравится.

Мы вышли во двор. Вокруг были трупы стражников, но тишина… она мне ни разу не нравится.

Что-то металлическое блеснуло за крепостной стеной.

– HINTERHALT! – закричал я, наблюдая, как целый взвод начал направлять на нас мушкеты. Они на стенах, а мы в открытом поле. У них преимущество.

Они взяли нас на мушку и не отпускали, но не стреляли. Я положил «Вальтер» в кобуру.

– Мы в ловушке, что делать будем? – спросил шепотом Майк.

Селестия уже раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но прямо перед нами приземлился какой-то грифон, в мундире, с золотым аксельбантом. Видимо, командир всей этой шайки.

– Сдавайтесь, вы окружены. Вам нечего с нами обговаривать, мы лишь хотим получить ответ! – у меня появилась идея. Сырая, необдуманная, авантюрная, но кто не рискует – не пьёт шампанское на троне.

Я сделал шаг вперёд, слыша, как шелохнулись мушкеты, но не выстрелили.

– Как насчёт того, чтобы обговорить переход командования ваших войск под моё начало? – подошёл я к грифону, замечая его слабость по отношению ко мне.

– С каких это пор они должны вам подчиняться? – он спросил это с явной угрозой.

– Это я отвёл сестёр, чтобы минимум ваших бойцов полегло. Это я отвёл их от оружейных, чтобы вы смогли достать оружие. – я начал доставать «Вальтер».

– Это я отвлёк самого опасного для вас существа от вас, чтобы вы спокойно прошли сюда. Это я завёл их в ловушку! – спокойный голос на начале перерос в крик.

– А какие у нас гарантии, что вы нас не предадите? Вы же просто пытаетесь избежать каторги, не так-ли? – он спросил это с намёком на то, что командования мне не видать.

– А какие гарантии у вас на то, что я вас не зарежу во сне? – я подвёл «Вальтер» к его шее. Медленно, но верно я сильнее давил на его шею пистолетом.

Я спрятал его обратно в кобуру и начал разговор с войском:

– Грифоны, вы вправду считаете, что этот слепой глупец может вести вас? Вы вправду считаете, что этот идиот может вести столь непоколебимый и сильный народ? – я выждал паузу, чтобы увидеть, что ко мне уже приклеено около половины сотни пар глаз.

– Как он обращается к вам? – спросил я у грифонов. Ответ последовал через пару секунд.

– Идиоты, которых держит лишь запах наживы в моей армии. – процитировал один из грифонов. Остальные кивнули.

– Вы вправду верите, что такой командир, приветствующий такое халатное отношение к своему же народу, может вами командовать? –я развёл руками.

– Товарищи, но я не побоюсь этого слова – братья, пора заканчивать его тиранию и тиранию Старого мира. – я взвёл руки вверх и сжал правую ладонь в кулак.

– Воспрянь, народ, избранный богом! – я ударил командира, от чего он упал и чуть не разбил свою голову. Ответом толпы были лишь оханья да аханья, но не выстрелы.

Я подошёл к командиру и положил ботинок на его шею, сдавливая её с половины моих сил.

– Пожалуйста, не убивай меня… — это то, что я хотел от тебя слышать.

– Слышите, товарищи? Лишь при появлении смерти на горизонте он молит о пощаде, а не ведёт своё войско до конца, погибая с ним. – грифоны уже смотрели на своего бывшего командира с неприязнью, а на меня – с надеждой.

– Так устроим же революцию, товарищи! – я ещё сильнее нажал на шею. Ещё немного – и она сломается. – Воспряньте и свергните Старый мир! – хруст шеи закончил мои слова. Толпа восторженно закричала.

– Я задам вам лишь один вопрос: хотите ли вы тотальной войны? – толпа взревела. – Если потребуется, захотите ли более тотальную и радикальную войну, чем вы можете представить сегодня? – толпа закричала в эйфории.

Я достал «Вальтер».

– Так встань с колен, арийская раса! Встань с колен и воспрянь во весь рост, сотрясая Старый порядок! Сегодня свершилась революция, когда грифоны перестанут сидеть в окопах, как крысы. Сегодня Старый мир падёт, и вся старая аристократия закончит тем, что будут чистить нам сапоги! – толпа подняла вверх свои ружья.

– Хотите ли вы, чтобы я вёл вас, товарищи? Хотите ли вы, чтобы я шёл в первых рядах нашего войска, дабы защитить нашу славную революцию? -Хотите ли вы, чтобы я обращался к вам, как к товарищам? – толпа положительно заревела!

– Тогда свяжите представителей Старого мира, товарищи! – я кивнул в сторону Майка и сестёр. – Лишите их магии, лишите их контроля над этим миром! Новый мир принадлежит сильным и воинственным, а не слабым и мирным! – на сцену вышли с десяток грифонов, которые связали Майка и опустили какие-то кольца на рог Селестии и Луны, а крылья связаны.

– Ты предал нас! – завопила Селестия.

– Я никогда и не был на вашей стороне! – прокричал я.

– Приставьте их к той стене, товарищи. Я вам помогу. – мы начали толкать тройку к стене, попутно ловя от неё взгляды, полные ненависти.

– Позвольте спросить у вас, товарищи: есть ли у вас тот, кто знает про нашу численность? – грифоны на стенах начали переглядываться. Ко мне подлетел грифон с серебристым аксельбантом.

– Сколько нас, товарищ? – спросил я у подлетевшего.

– Полсотни, господин… — он не знал, как ко мне обратиться.

– Ты можешь обращаться ко мне по имени, товарищ. Моё имя – Эрих.

– Вас понял, товарищ Эрих. – он отсалютовал мне.

– Скажите, успели ли вы украсть что-либо ценное? – они же живут набегами, значит, должны были что-то украсть. Революции нужны средства, ведь так?

– Мы успели украсть лишь пару сундуков с битсами. – ответил мне адъютант. Битсы… скорей всего монеты какие.

– Принесите их сюда и высыпьте до единого. – я отсалютовал адъютанту, а он полетел к основной массе грифонов, всё ещё сидящих на стенах.

Я взглянул на лицо связанной троицы. У Майка связаны руки, Селестия и Луна связаны по бокам, дабы не взлетели, а магия заблокирована какими-то кольцами. Я не хочу с этим сейчас разбираться, нету времени. Мы пишем историю прямо сейчас.

Четыре крупных грифона высыпали два огромных сундука с золотыми монетами, куча которых была мне по грудь. Неплохо.

Я взошёл на самый верх этой горы золота и лёг, подобно кайзеру. Реакция Селестии не заставила себя ждать.

– Ты за всё заплатишь. Даже если не перед нами, то перед другими уж точно. – она взглянула на меня с полной ненавистью.

– Конечно заплачу! Вот, лови! – я кинул ей под ноги одну монетку. Она сделала небольшой смешок.

– Так мало? – спросила меня Селестия, будто издеваясь.

– Поймана за руку, дешевка. – я подбросил ей в лицо горсть монет.

Из дворца выбежал тот самый медик, который лечил раненых. Увидев, что происходит, он рванул на меня. Без оружия.

Он сделал свой выбор.

Я резко вскочил и поставил ему подножку. Его общий вес сыграл с ним злую шутку. Он перекатился голой и ударился спиной о землю, тем самым потеряв весь воздух в лёгких. Я положил ботинок на его шею.

– Ты можешь ещё искупить вину перед Новым миром, лишь произнеси слова: «Meine Ehre heißt Treue!» — Моя честь – это верность! – я начал давить на его шею.

– Никогда… — его шея такая мягкая, такая хрупкая…

– Ты хочешь разделить судьбу с представителями Старого мира? Ты хочешь сгинуть в пламени пожара Старого порядка? – я приложил усилий к его шее.

– Моя честь… — я уменьшил давку на его шею. – это верность. – я отстранил ногу от его шеи и шагнул по земле. Нагнувшись, я помог ему встать.

– Товарищи, к нам примкнул новый брат! Обеспечьте же ему должное внимание, проникнитесь товарищеским духом! – пара грифонов подлетела к нему и стала хлопать его по плечу и помогать. Даже мушкет выдали.

Лицо Селестии ужаснулось от того, что её королевская гвардия настолько небоеспособная, пропитанная пораженческим духом.

Единственная реальная сила – это самая большая пушка.

Я подошёл к Селестии.

– Ты ещё можешь присоединиться к нам, ты нам нужна. Ты можешь послужить Новому миру сполна, и он оценить твои заслуги.

– Закрой рот. – грубый ответ прошёлся по моим ушам металлом.

– Ты думаешь, что я не знаю того, кто тебе дорог? – я достал остриё из ножен и поднёс его к горлу Луны.

– Не смей этого делать! – Селестия пыталась куда-то сдвинуться, но звук движения стволов заставил её замереть на месте.

– Ещё как посмею… — я прижал Луну к стене. Она попыталась меня оттолкнуть, но я её зажал весом своего тела.

Селестия жгла меня взглядом. Майк совершенно не одобрил моё действие, а в его сердце полыхнул огонь.

– Да как ты смеешь! – он попытался подойти ко мне со связанными руками.

– Цельсь! – звук наведения прямо на Майка. Он был полон ненависти ко мне и желанием убить меня голыми руками, но отошёл назад.

Я взобрался на гору монет и поднял «Вальтер» вверх.

– Товарищи, наша революция бесповоротна и окончательна. Но нам нужна решительная победа, решительный триумф. Триумф воли[2]! Мы совершим его в святилище Старого порядка, там, откуда тираны правили нами, заставляя склоняться перед ними! Наша революция будет закончена в тронном зале! – толпа взревела от эйфории.

– Так идём же, товарищи! Положим конец тирании Старого мира прямо на глазах его властителей победным маршем! – грифоны быстро выстроились в колонну, а заключенных вели небольшой цепью пара грифонов и тот стражник, который до сих пор сомневался в выборе стороны.

Не делай глупостей.

Победным маршем мы идём по длинному коридору, а справа сидят трое раненых стражника. Они смотрят на нас взглядом, которому на всё наплевать, лишь бы всё закончилось.

Войдя в зал, я приказал выстроить троицу цепью, а войску – в колонну перед троном, на который я воссел. Довольно удобно, что тут сказать.

– Ну как тебе, Селестия? Править тысячу лет и потерять трон за несколько минут. – я зацыкал, изображая осудительный тон. – Такое непростительно в Новом мире.

Она хотела что-то сказать, но отказалась от этой идеи просто посмотрела на меня с пренебрежительным тоном.

– Ты позоришь немецкую форму. – сказал Майк. Я пропустил его слова.

– Вы ещё можете поменять свою судьбу, присягнув на верность Новому миру. И я предлагаю это в последний раз. – в зале воцарилась гробовая тишина.

Они сделали свой выбор.

– Товарищи, пора избавиться от реликтов Старого мира. Проведите их на двор, а сами выстройтесь в колонну, дабы видеть падение тирании. Это воспоминание будет служить нам как знак того, что любой тиран будет низвергнут. – мы вышли из тронного зала.

– Продолжайте свой путь без меня, товарищи. Я должен забрать кое-что. – они кивнули и продолжили свой путь. Я завернул налево и увидел место бойни, где я стоял рядом с Майком. Запах пороха до сих пор витает в воздухе.

Вот и мой пулемёт на сошках, вместе с рюкзаком. Надеваю рюкзак и ложу себе на спину пулемёт, пытаясь его уложить так, чтоб он не мешал болтающийся на плече винтовке.

Ну что, «Бык». Для тебя нашлась работа.

Выйдя из замка, я обнаружил колонну войск и пленников у стены.

– Товарищи, поставьте пленников около входа в замок. Пусть реликты Старого мира умрут прямо на пороге своего дома. Сами же выстройтесь в колонны лицом к ним, дабы видеть их столь желанную для всех погибель. – толпа подчинилась, а я стал подниматься на мост, соединяющий две башни. Поставив пулемёт на сошки, я достал последний магазин для «Быка».

Я посмотрел на пленников. Майк закрыл глаза и ждал наступления такой желанной для него темноты, а Луна и Селестия переговаривались о чём-то своём, шепча что-то друг другу на ухо. Вот и пришел их конец.

Я посмотрел вниз и обнаружил, что между мостом и крайним концом колонны было метров десять.

Я последний раз взглянул в глаза Селестии. Она смотрела на меня, а я на неё. Я улыбнулся ей и издал смешок. Но на её лице выражается лишь вопрос – где моя вторая рука?

Бросив вниз гранату, я выждал две секунды.

– По революции – пли! – я схватил пулемёт. Пять. Шесть.

Взрыв разорвал в клочья тела ближайших грифонов. Адская пулемётная канонада разрывала их спины, и через пять секунд после взрыва не осталось ничего. Ни единого в живых грифона.

Я резко взял «Быка» и закинул его за спину, быстро спускаясь вниз по лестнице на двор. Энергично перепрыгивая через трупы грифонов, у которых в спине была либо шрапнель, либо аккуратная дырочка, из которой сочилась кровь, я подошёл к троице.

Настолько раскрытых ртов я никогда не видел. Я закрыл рот Луне и Майку, а вот Селестия посмотрела на меня и довольно ухмыльнулась, прямо говоря своими глазами:

«Неплохое представление ты тут устроил.»

– Запомните – идиоты поверят огромной лжи, нежели большой. – сказал я, освобождая их от верёвок.

– Эй, ты где там, стражник? – я закричал в поле, попутно освобождая пленников. Оно было полно трупов, но я точно помню, что не стрелял в золотое очертание среди коричневой шерсти всей той толпы.

Из-под трупа грифона вылез единорог, весь в крови, но живой. А его красный крест теперь было не видно из-за количества крови на нём.

– Если что, я буду в своей комнате. Трупы я убирать не буду! Я не зря обер-лейтенантские погоны ношу! – я повернулся кругом на месте и обратно зашагал в сторону башни, поднимаясь по мраморной лестнице. Зайдя внутрь, я положил «Быка» и винтовку у правой стены от входа, давая своей спине и плечу заслуженный отдых.

Зайдя в спальню, я скинул рюкзак и присел на кровать, после чего начал забивать патроны в магазины, пытаясь не словить очередной прилив агрессии после того, как после 25-ого патрона магазин яростно отказывался подавать патроны дальше. Зачем тогда делать магазины на тридцать патронов – неясно.

Забив патроны, я прилёг на кровать, оставляя ноги на полу. Слишком многое сегодня произошло, и мозг отказывался работать. Но самое главное это то, что солдаты тут нужны, а это значит, что я не пропаду. Я уже не отмоюсь от своих обер-лейтенантских погон даже после их снятия.

Что-то у меня глаза начинают слипаться, да и зеваю я уже третий раз. Закрою глаза на пять минут… Всего лишь на пять минут…

Стук в дверь. Был бы я гражданским, я бы уже собирал манатки и готовился к отправке в Дахау, но этот стук был нежным, будто не собираясь никого потревожить и при первых признаках того, что никто не собирается открыть дверь, нежданный гость уйдёт.

Я встал с кровати и поплёлся к двери. Открыв дверь, я увидел Селестию, которая была лишь немного выше меня. Но серьёзного, и даже немного устрашающего вида придавало её выражение лица.

– Нам надо поговорить. – сказала она с сухостью.

– Естественно нам надо поговорить. – я отступил и пропустил её в гостиную, закрывая рот от нового приступа зевоты.

Сев в кресло, я опёрся на подлокотник и поднёс кулак к челюсти. А она просто присела около камина. Вы серьёзно? Тут второе кресло есть, можно и там ужиться.

– Что вы собираетесь теперь делать? – спросила она.

– Да так… Захватить Землю, очистить её от «грязных» рас, поработить народы, заставить их работать до потери сознания… — Селестия лишь подняла бровь, требуя ответа.

– Спать. – сухо ответил я. Она всё ещё держала бровь.

– В чём проблема? Я воюю, прыгаю туда-сюда, бегаю с двенадцатью килограммами на спине, а ты ещё что-то требуешь от меня? Да мне лучше было пристрелить тебя там, на площади. – от последних слов она ахнула, удивляясь, как я мог такое сказать. Солдаты говорят всё прямо и чётко, а когда дело доходит до личных разговоров, то могут и лицо в другой вид привести.

– Вы не будете есть, думать о том, как здесь будете устраиваться? – так вот о чём она хотела меня спросить.

– Ты не могла об этом сразу сказать, а не краску нагонять? – её лицо даже не дрогнуло.

– Думала, что ваш живот сам это скажет. – продолжительный вопль распространился по всей комнате, подтверждая слова лежащей напротив меня. Она даже немного засмеялась.

– Твоя взяла, гадина поворотливая. – я поднял руки вверх в знаке капитуляции. – Солдат Великого Тысячелетнего рейха капитулирует.

– Вот и хорошо. Не хотелось, чтобы вы умерли от недоедания. – Селестия встала во весь рост.

– С каких это пор мы общаемся на «вы»? – спросил я Селестию. Но тут же у меня возник в голове вопрос, который прозвучал из уст напротив стоящей от меня.

– А каких пор на «ты»? – она улыбнулась.

– Ладно, и тут ты… Вы снова выиграли. – я встал, дабы оказаться на одном уровне. – Но у меня лишь один вопрос.

– Прошло уже пять часов с момента окончания стихийных событий в Кантерлотском дворце, подвергшийся нападению объединения нескольких, но очень малочисленных грифонских племён. Все они бежали из замка в неизвестном направлении при первых выстрелах. – официальная версия выглядела очень сильно цензурированной. Даже слишком.

– То есть около сотни трупов, половина из которых лежала на дворе…

– Сбежали в неизвестном направлении. – не дала закончить мне Селестия.

– Какой идиот поверит в такие сказки, что решившие напасть на крепость неожиданно сложили оружие и убежали с поля боя? – это вызвало лишь осуждающий взгляд Селестии.

– Мой народ – не идиоты. Ему не нужно знать таких подробностей, которые возникли по причине, которая стоит передо мной. – это она пытается меня обвинить в убийстве, будто на гражданке?

– Нападение на стражников, нападение на сестёр-правительниц, грабёж казны, попытка государственного переворота. И ради этого я что, должен был их по головам гладить? – я спросил, встав в закрытую позу.

Селестия лишь глубоко выдохнула и поплелась к двери. Открыв дверь, она задержалась, будто вспомнив незаданный мне вопрос.

– Откуда вы знаете, что мы сёстры-правительницы? – я пошёл в спальню, но задержался в проходе для ответа.

– У Майка узнал. – Селестия лишь хмыкнула и закрыла дверь.

«Солдаты, что с них взять.» — наверняка подумала она.

Я вернулся в спальню, смотря в окно. Солнце было уже далеко не в зените, но и вечером я бы это не назвал. Я же всего лишь на пять минут прилёг, а заснул на пять часов. «Бык» действительно выбивает силы из твоих ног, как бык на испанском родео.

Я вышел обратно в прихожую. Что-то не давало мне покоя. Будто что-то осталось нераскрытым, неосвещённым даже для участников всех этих событий. Надо будет спросить у Селестии, но что?

Я обратил внимание на пространство около входной двери. Около него стоял до сих пор не забранный MP-18, который мне очень не хотелось бы видеть у себя. Про его надёжность я ничего не знаю, но оружие времён Великой войны вряд ли вообще этим свойством обладало. Пока Селестия бегает туда-сюда, я могу воспользоваться шансом отдать оружие его законному обладателю. Почти законному.

Взяв оружие в руки, я почувствовал, что весил он не меньше моей штурмовой винтовки. Вот это вес конечно.

Открыв дверь, я зашагал по мосту, смотря вниз на двор. Всё блистает, будто и не было никакой бойни, взрыва, революции.

Это уже больше походит на сегодняшнюю Германию.

Постучавшись, я простоял минуту. Две. Три.

Постучавшись уже более настырно, я снова простоял три минуты. Я попытался открыть дверь. Не заперто, что странно.

Зайдя внутрь, я не обнаружил ничего нового, что было бы в моей прихожей. Только цвета тёмные, которые словно не отбрасывают свет в глаз, будто это пустота. Пройдя дальше и зайдя в спальню, я ожидал увидеть всё что угодно. Но я увидел лишь Луну, спящую на довольно большой кровати. Довольно мило, но ей не сравнится с Рудольфом, который умеет строить самые разные рожи, которые имеют возможность очаровать даже самого чёрствого человека. Майк же присел на табурете около и читал… нет, он спал за какой-то книгой. Все условия налицо: небольшая тень, прикрытое лицо, спущенная вниз на глаза каска. Кстати, надо будет раздобыть здесь фуражку, ибо носиться со шлемом всегда – не особо удобно.

Я положил оружие около входа в спальню, но обратил внимание на небольшой столик около камина. Там лежала опрокинутая бутылка из-под… вина, наверно? Такое чувство, будто она лежала там уже месяц. Или даже два.

Уже собираясь уходить, я толкнул дверь вперёд, но она не поддалась, а отдалась светом синеватого оттенка. Я попытался надавить сильнее, но дверь всё ещё не поддавалась. Отойдя на шаг, я попытался выбить её ногой, но в последний момент моя нога обвелась синеватой аурой.

– Scheiße! Was ist hier los? – я непонимающее огляделся вокруг и увидел какую-то синеватую плеть слева от меня, в которой будто мерцали звёзды.

– Подглядывать за спящими и пытаться так тихо уйти – признак отсутствия культуры. – голос Луны был очень сонным.

– Я вам подарочек у прохода оставил. Да и разве будить спящих – признак высокой культуры?

– Оу. – моя нога резко стала свободной, и я, не удержав равновесия, плюхнулся задницей на пол. Луна лишь хихикнула по этому поводу.

– Я не увидела этого.

Угу. Или ты просто захотела поиграть с игрушкой, которую никто не спасёт.

– Ты… или Вы, подчеркни… подчеркните нужное, не спишь или не спите? – Луна очень быстро замахала головой, будто выбивая ненужные мысли.

– Прости, у меня голоса в голове. Так, что ты сказал? – значит на «ты».

– У тебя не голоса двоятся, а я сам двоюсь. Селестия просит называть на «вы», её сестра на «ты». – Луна лишь усмехнулась.

– Селестия всегда более официальна. Она позволяет обращаться к ней как к подруге лишь самым близким душам. – ответила мне Луна.

– А Майк? Он тут всего лишь месяц! – Луна немного поёжилась.

– Ну… У него хорошие отношения со мной, так что и Селестия относится к нему хорошо.

– То есть я должен быть у неё на коротком поводу? Ну ладно уж…

– Нет! Я не это пыталась сказать. – Луна замахала копытами в воздухе.

– Так ты чего не спишь? – я попытался сменить тему разговора.

– Я вообще-то есть захотела. Спать на пустой желудок – дело такое себе. – голодная власть – бедные граждане. Голодный офицер – бедные все.

– Не поверишь, но прямо сейчас Селестия должна заглянуть ко мне для разговора вместе с едой. Не знаю, что у вас тут принято есть, но явно не… — я оборвал фразу, ибо не знаю, как Луна на это отреагирует. Да, конина в Сталинграде была явно не самого лучшего качества, я заслуживал право пожаловаться на это, но иногда следует держать язык за зубами.

– Не волнуйся. Заставлять есть тебя овёс мы не заставим.

– Я конечно не об этом думал, но да ладно, спасибо и на этом. – иногда закрывать язык следует из этических соображений, а иногда из-за возможности получить шесть часов очень увлекательной строевой подготовки.

Я наконец-то смог открыть дверь и увидел, как развивающийся на ветру хвост нырнул в мою казарму. Я слишком привык жить в армейских условиях, чтобы называть что-либо, пригодное для жилья, другим названием.

– Кажется, нам нужно торопиться. – я быстро зашагал по мраморному мосту, а Луна лишь последовала моему примеру.

Открыв дверь, я увидел Селестию в кресле. Я уж думал, что тут совсем всё плохо с этим.

– К нам гостья. – Селестия повернулась на мой голос и лишь вопросительно подняла бровь.

– Привет, Тия. – лицо Селестии мгновенно сменилось с серьёзного на мягкое как пастила.

– Привет, Лу. – ответила Селестия, мгновенно срываясь с места и обнимая сестру. – Ты как?

– Я захотела поесть, а тут такой случай выпал.

– Ты могла меня попросить принести тебе поесть! – немного повысив голос сказала Селестия.

– Я не маленькая, чтобы просить кого-то носить мне еду! – Луна по-детски надулась.

– Для меня ты всегда моя маленькая Вуна. – Селестия снова приобняла Луну.

Красиво конечно, я мешать даже не буду.

Спустя три минуты поглаживаний по голове и какого-то шёпота, желудок прервал данную умилительную сцену, причём это был не мой.

– Да, зачем я сюда пришла… — Луна отпихнулась от Селестии и принялась изучать еду на столе перед камином.

Я сам бросил взгляд и посмотрел, чем же нынешние аборигены питаются. Макароны, суп, салат из овощей и какие-то сласти на десерт. Неплохо конечно, но пахнет это уж слишком странно.

Или мой нос уже разучился чувствовать натуральную пищу?

– Опять шоколадный торт? – Луна присела на кресло, а на щеках Селестии выступал… румянец?

То есть несколько минут назад она сидела с каменным лицом, а теперь у неё улыбка да румянец. Хотя, она тысячу лет живёт или даже больше. Великогерманский Рейх ещё застанет. На год или два, когда у нас там перемирие?

– Он просто очень хорошо сделан. – Селестия села на другое кресло, а я стоял в проходе между спальней и прихожей. Меня, видимо, не существует в видимом пространстве.

– У тебя все шоколадные торты сделаны очень хорошо. – дразнила её Луна, но кусочек торта она себе отрезала. Нож парил в воздухе, словно клинок держал какой-то невидимка, но с синеватым оттенком у рукоятки.

А можно мне так?

– Наши кондитеры умеют удивлять каждый день. – Селестия взяла какое-то пирожное, медленно и маленькими кусочками терзая его.

– А ведь раньше ты была такая стройная… — Луна взглянула в потолок, но даже я видел её улыбку до ушей.

– Я и сейчас стройно выгляжу! – она топнула по поверхности кресла.

– Именно поэтому ты ешь настолько много сладкого? У тебя зубы не заболят? – Луна покачала головой, прижав одно копыто к правой щеке.

– Я работаю с утра до ночи, так что я заслуживаю это. – с самодовольной ухмылкой она одним махом проглотила довольно крупный кусок торта.

Вспышка в воздухе. Появляется какой-то свиток, который почти касается пола, но Селестия успела подхватить его.

– Поклонники твоей фигуры пишут? – с улыбкой спросила Луна.

– Очень смешно. – Селестия фыркнула и освободила свиток от тягучей верёвки с золотым кругом.

– Дорогая принцесса Селестия… бла-бла-бла… передаю вам мои искренние сожаления. – вот это у них конечно почта. Сидишь в окопе, выжидаешь противника, а прямо перед тобой материализовывается письмо. Зато твои враги напишут посмертное твоей жене или семье.

– От кого письмо? – Луна спросила это, едя салат из овощей. Ты как там, желудок?

– Тут не написано. – с непониманием Селестия всматривалась в письмо, но так ничего и не находила. В этот же момент синее сияние захватило самый низ письма и развернула свиток полностью.

– А так?

– Тебе дать возможность угадать, али сама угадаешь? – хмыкнув, спросила Селестия.

– Принцесса дружбы? – что, что она сказала?

– Принцесса дружбы… — Селестия тяжело выдохнула, а я отошел к окну и стал заливать всю округу смехом. Я чуть не перевалился через раму, но сумел удержаться и продолжил смеяться во всю глотку, наверно, пугая всех, кто это слышит.

Нет, я просто отказываюсь это принимать. Принцесса, мать моя, мира, дружбы и пактов о ненападении! А у них тут есть принцесса пропаганды? Или танковых войск? У нас «Пустынный лис» умер недавно, замену солдаты просят.

Вдоволь насмеявшись, я вернулся в проход между двумя комнатами.

– Она так быстро растёт… — сетовала Селестия.

– Время идёт вперёд, а мы шагаем в ногу с ним. – ответила Луна, вернув уже пустую тарелку на стол.

– Неясность грядущего пугает. Даже слишком. – опустила взгляд Селестия.

– Пугает только неизвестность. Но когда пони сталкивается с ней лицом к лицу, она перестаёт быть неизвестностью. – ответила Луна.

– Красиво слагаешь, сестра, но я всё равно боюсь за неё. – дрожащим голосом сказала Селестия. – Вдруг она оступится? Сделает что-либо не так? А что, если их дружба распадётся, а сама она снова станет затворницей? – с каждым словом я чувствовал, как сердце этой лошадки уменьшается в размерах.

– Ты опять себя накручиваешь? – Луна потянулась. – У-у-у, я снова сделала что-то не так, я снова идиотка, я снова не всё просмотрела. – Луна встала с кресла. – Тебе не кажется, что ты подцепила это у неё даже слишком хорошо?

– Наверное, ты права… — в Селестию вновь возвращались силы.

– Спасибо за обед и за то, что не таишь от меня свои страхи, сестра. – Луна потёрлась носом о нос Селестии.

– Я спать, удачи, Тия. – Луна открыла дверь.

– Спокойного сна, Лу. – Селестия всмотрелась в камин.

– Твой выход. – я чуть не спрыгнул в воображаемый окоп, когда прямо справа-сзади меня оказалась Луна, которая шлепком по спине заставила меня действовать.

Прежде чем я успел заорать на неё таким родным офицерским тоном, она успела закрыть мне рот чёртовой магией.

– Иллюзия. – одно слово, объясняющее всё.

Она пропала в этот же момент, как у Селестии встали торчком ушки, а также очень сильно выпрямилась спина.

Она поднесла копыто ко лбу и начала им массировать, будто что-то вспоминая. Ах да, я же так и остался инкогнито.

Я громко шагнул вперёд, изображая марш, но больше, чем на два шага, места в комнате не хватило. Это тебе не Елисейские Поля в Париже.

Селестия повернулась. В этот же момент у неё опустились уши, а лицо стало таким грустным, будто младенец.

– Прости. Я настолько увлеклась разговором с Луной, что совсем забыла про тебя. – она стала водить копытом по подлокотнику.

– Теперь мы на «ты». Я вас вообще не понимаю. – я вышел на середину комнаты.

– Ты сможешь простить меня за это? – я пытался. Нет, честно! Я пытался, но смех слишком быстро вывалился из моих уст. У Селестии это вызвало лишь недоумение.

– Ты просишь у меня прощение за то, что ты просто обратила внимание на сестру на целых… сколько там? Двадцать минут? – Селестия лишь понурила голову.

– Это значит «нет»? – спросила Селестия.

– Это значит то, что ты сейчас бросаешь весь этот драматизм и забываешь об этом. – я сел в кресло и начал доедать то, что не влезло в Луну. Суп, пара пирожных да макароны. Сойдёт.

– Так о чём ты хотела поговорить? – я положил одну ногу на колено.

Она глубоко вздохнула.

– Майк успел тебе хоть что-то рассказать о нашем мире хотя бы поверхностно?

– Какие-то там разные существа живут в одном мире, у кого-то племенной строй, а у кого-то уже магазинные винтовки. Коктейль для Молотова, но без возможности уничтожать танки. – ответил я, доедая макароны.

– Да, грифоны живут племенами, но они могут и объединится, что ты и видел. Но проблема в том, что оружие, которым они пользовались, было наше. – я поднял бровь вверх. Коррупция или набег на оружейную?

– Кто-то открыл оружейную под покровом ночи и вынес около сотни мушкетов, а также наши экспериментальные чертежи по… — она приложило копыто к виску. – как-же оно называется…

– Maschinengewehr? – ответил я, поймав вопросительный взгляд. – Пулемёт?

– Вот! – выпалила она.

– Этот «кто-то» был шпионом? – спросил я.

– Это был наш армейский офицер снабжения, которому либо заплатили, либо очень сильно напугали. – ответила она.

– Не волнуйся, я умею выбивать нужные сведения. – ответил я, принимаясь за суп.

– Вам нужно будет лишь привести его сюда, а дальше мы отдадим его под трибунал. – сурово сказала Селестия.

– Мне лишь хочется понять то, как вы его выследили. – спросил я, боясь того, что грамотного вояку просто пустят под расстрел ни за что.

– Если не считать меня и Луны, то доступ к оружейной есть у двух офицеров снабжения, но один из них отсутствовал как вчера, так и сегодня, ибо его жена неожиданно захворала, а персонал больницы лишь подтвердил это. То есть в замке находился лишь один офицер. – теперь всё становиться на свои места.

– Давно я не бил чужие морды… — я положил тарелку на стол и захрустел костяшками ладоней.

– С тобой пойдёт Майк, ибо вы – самые лучшие гвардейцы, что есть у нашей армии. – служба не по призыву, а по появлению.

– Вот так дела! Только появился – уже служу какой-то там лошадиной принцессе, когда меня даже не призывали! Молчу уже про знаки различия, форму, звание и распределение в подразделение. – Селестия лишь хихикнула.

– Выбора у тебя всё равно нет, а насчёт знаков различия, то нашьём вам на ваши кители наш герб. – ответила Селестия.

– Я бы хотел получить хотя бы иллюзию выбора, а герб – полнейшая дрянь. В условиях тумана, огня, стрельбы по своим, когда они прячутся за ближайший камень и попутно отстреливаются, не давая смотреть на своё плечо или куда вы там хотели повесить герб. – Селестия снова хихикнула.

– Хочешь, чтобы я тебе из казны броню сделала? Это всегда пож…

– Ладно, герб так герб. – отрезал я её.

– Вот так-то лучше. – ответила Селестия. Я взял одно пирожное, хотя желудок уже говорил, что хватит.

– Когда выходим? – спросил я, жуя пирожное.

– Завтра утром. Убежать он никуда не сможет, ибо я наказала ему проверить все наши запасы, а это дело на несколько дней. Так что вы застанете скорей всего за бумагами, где вы его и арестуете. – Селестия встала.

– А если попытается убежать?

– Не допустить побега, но и ранить его не следует. Он живёт на границе замка, так что выстрелы будут прекрасно слышны на улице. Я не хочу снова отвечать на вопросы прессы, снова развеивать мифы о том, что я – кровавый тиран, расправляющийся с любыми оппонентами, которые даже и не знают своего положения.

– Не ты одна… — вспомнил я нашего фюрера.

– Сделайте это максимально мягко. Возможно, что ему или просто его семье угрожали оружием. Мы не можем допустить потерю столь драгоценного кадра. – предупредила Селестия.

– Понял я. Только кулаки, стрельба в колени запрещена. – Селестия посмотрела на меня сердитым взглядом.

– А что? Довольно распространенный и хороший способ разговорить кого-либо. – Селестия лишь фыркнула.

– Привести в замок без лишнего шума и насилия. Задача ясна? – спросила Селестия.

Я встал и принял строевую стойку.

– Jawohl! – я козырнул.

– Вот и славно. – она вышла из комнаты, а я остался в гордом одиночестве.

Доев последнее пирожное, я оттряхнул руки и пошёл в спальню. Тут какие-то книжки вроде бы были в шкафу…

---

[1] Хочешь мира – готовься к войне.

[2] Фильм о съезде НСДАП в 1934 году в Нюрнберге, снятый кинорежиссёром Лени Рифеншталь по заказу Гитлера.

Weit ist der Weg zurück ins Heimatland…

Господи, ну и скукотища эти книжки. Какие-то приключения одной кобылы против целой армии за чем-то. Я, повидавший всё, что можно, уже попросту не удивлён данным чтивом.

Наверно, именно поэтому она у меня на груди, а я сам валяюсь на кровати. Ещё луна светит. Стоп.

ЧТО?

Твою мать, я опять заснул. Хотя, если учитывать книжку, не сделать этого было невозможно.

Я встал с кровати и бросил книгу на кровать. Надо бы проветриться.

Я иду и открываю дверь на улицу, вдыхая ночной, тёплый и такой свежий воздух. Гораздо лучше, чем запах дымного пороха. Я пошёл на мост и стал смотреть вдаль, остановившись на его середине. В домах ещё горели огоньки, но все они гасли один за другим. Был бы тут Рудольф, он бы провёл метафору с надеждами на войне. А Вальтер бы посмеялся и лишь бы сказал, что надежды снова включаются утром, иногда с похмельем. Генрих сказал бы, что все они дураки, что ещё жизни не прожили. Я глубоко вздохнул.

Мне не хватает товарищей. Возвращаясь из отпусков, я всегда знал, что еду домой. Агнет хоть и является моим очагом тепла в гражданском мире, но она не понимает меня. Я – солдат, она – обычный зубной врач. Даже рождение ребёнка не дало никакого толчка. Я до сих пор не знаю его имени, если у него оно вообще есть. Я ощущаю какие-то чувства к этому маленькому мешку кожи с костями, но не более. Боевое товарищество – вот что скрепляет людей. Не семейные узы, не любовь, а совместное проживание под одним артиллерийским ударом. Мы жмёмся друг к другу, и это придаёт нам сил -  мы не одни.

Я сунул руку в правый карман и попытался нащупать пачку сигарет. Сука, я их в других штанах забыл.

Я достал ручку с бумагой, опёрся на мрамор и начал писать письмо Агнет. Мне всё равно, прочитает она его или нет. У меня обязанность такая.

«Дорогая Агнет…» — начал писать я, говоря вслух, но запнулся. А что дальше писать? Что у меня всё хорошо? Она получает это в каждом письме. Может попробовать написать красивое письмо в стиле какого-нибудь писателя? Не, я на такое не способен. Да и даже если я смогу, то она сразу поймёт, что что-то не так, а возможно даже подумает, что пишет вообще чужой человек.

Какое-то… журчание около моего уха? Или что это вообще за звук? Ладно, неважно. Просто кажется.

«У меня всё хорошо. Товарищи мои тоже в порядке. А ты там как? Как сын? Как наш дом поживает?» – я зачеркнул это. Слишком обычно и просто, будто штампованный отчёт. Я посмотрел на полную луну. Красиво, что сказать, но вдохновения это мне не дало.

– Завтра напишу. – я сунул бумажку с ручкой в карман и попытался повернуться направо, но я ударился обо что-то чёрное и массивное. Оно тоже распласталось на мраморном полу моста и поднесло копыто к носу, а я лишь схватился за лоб.

– Можно поаккуратнее? Я тут подсматривать пытаюсь! – Луна. Твою мать, что ты тут делаешь?

– А я тут пишу письмо своей жене! Какого чёрта ты вообще подсматриваешь? – спросил я немного повышенным тоном. Она села на круп, а её щёки залились розовым. Это слишком хорошо видно.

– Ну… я просто мимо проходила… — неуверенно сказала она.

– А я просто мимо писал письмо. Понимаешь, к чему я клоню? – я поднял бровь.

– А что ты там писал? – спросила она. Точно, она же не немка.

– Ох, дорогая Агнет, как же ты сжигаешь моё сердце по ночам! Как же мне тебя не хватает посреди серых без тебя дней.  – ответил я, придумывая любовный роман на ходу. Луна лишь побила копытцами друг о друга.

– Прекрасное письмо? Зачем же ты всё зачеркнул? – спросила она.

– Потому-что лишь столкновение с тобой помогло мне придумать такие строки. – ответил я.

– То есть ты соврал мне! – она сложила ноги крестом, по-детски надувая лицо. Выглядит мило, но меня не взять таким.

– Да, соврал. И буду врать много, пользуясь преимуществом того, что вы не знаете немецкого. – я повернулся спиной к городскому виду, ставя обе руки за спиной и упираясь в небольшой заборчик моста.

– Ты же понимаешь, что я могу залезть к тебе в голову и узнать твой язык от корки до корки? – Луна поиграла бровями. И ведь такое может быть.

– Hier ist eine kluge Schlampe… — сказал я, практически бормоча.

– Что ты сказал? – Луна взглянула на меня очень интригующим взглядом.

– Какая же ты у нас умная, Луняша. – ответил я с невинным лицом.

– А не врёшь ли ты мне случаем? – она очень сильно прищурилась.

– Нет, конечно нет! – ответил я, до сих пор не снимая своё невинное лицо.

– Спасибо. – она очень сильно растянуло слово и обняла меня. Не скажу, что очень сильно хотел, но мягкость её тела заставляет мой мозг вновь вернуться к нормальному режиму и захотеть спать. Немножко.

Я отстранился от Луны.

– Прости кстати за то, что произошло во дворе. – я спрятал ладонь за затылок.

– Чего не сделаешь ради доверия толпы. – она усмехнулась.

– Надеюсь, Майк не хочешь убить меня?

– Нет, конечно нет! – теперь её очередь строить невинное лицо.

– Ты врёшь мне. – сказал я, зная этот приём.

– Ты сам доставил оружие в его комнату. – продолжала Луна с невинным лицом.

– Нет, если оно ему не надо, то я не против его взять. «Парабеллум» мне лишним не будет. – у моего «Вальтера» будет бесконечный боезапас, если я буду им пользоваться также – один магазин в три года.

– Ладно уж, мне на службу пора. – она расправила крылья и взлетела вверх.

– В смысле на службу? Что можно делать ночью? – спросил я непонимающе.

– Следить за снами. Вот что. – точно. Царство грёз и её верный страж, который вламывается в чужие сны, ломая всю их конфетку.

– Ну-ну, гестапо. – сказал я тёмному силуэту в небе.

Казалось бы, Майк сказал, что эта страна – аналог США. Колыбель демократии и либерализма, где слежка за частной жизнью может перерасти в такой скандал, который у нас обычно заканчивается пулей в затылке. Тут же слежка идёт за снами, а значит – за умами. Кальтенбруннер [1]бы за такое свою правую руку отдал. Да даже две.

Я пошёл вниз по лестнице в надежде посмотреть на внутреннее убранство замка, архитектуру, да и просто посмотреть на то, что не имеет след от артиллерийского снаряда. Выйдя во двор, я увидел двух стражников, стерегущих вход.

– Приветствую. – я подошёл к охранникам с каменными лицами. После моих слов ничего не изменилось.

– Понял, на службе. – я пошёл дальше и открыл массивные двери, а они даже и не двинулись. Зайдя внутрь, я вдруг обнаружил, что у правого стражника как-то странно выглядит челюсть. Будто её кто-то сломал чем-то массивным. Может быть его оглушили во время набега грифонов? Надо будет, кстати, спросить у Селестии насчёт полного отсутствия стражи во время набега. Нет, были пару штук, но от этого легче не становится.

Идя по коридору, я проходил всё ближе к тронному залу, попутно наблюдая красивые картины, раскрашенные вазы, а самое главное – в коридоре стоял запах лаванды, который успокаивал и клонил в сон. Неплохо, что тут сказать. Не Рейхстаг, конечно, который скоро будут штурмовать, но всё равно неплохо.

Я прошёл к дверям в тронный зал, которых охраняло также двое стражников. Моё появление совершенно их не озаботило. С трудом открыв массивные двери, которые стражники закрыли за мной, я увидел пустой тронный зал.

Полностью пустой.

Я стал рассматривать витражи, которые символизировали историю этих маленьких лошадок, как я думаю. Вот они побеждают Луну, но какую-то уж слишком огромную и со звериным оскалом на лице. Побеждают какое-то существо, сделанное из всего чего угодно. Какое-то ледяное сердце спасает маленький дракон. Двое пони, видимо кобыла и жеребец, при помощи силы любви что-то там сделали. М-да уж. По такому только анекдоты и делай, что везде побеждает мир и дружба. И пакты о ненападении, их нельзя забывать! Они-то уж точно значат мир…

Кстати, практически на всех витражах показана шестёрка, которая и составляет всю картину. Что-то типа «мифических» героев? Фиолетовая же фигура очень сильно выделяется, а на одном из витражей сделан огромный её портрет, будто вступая в новую должность. Неплохо кстати сделано, заставляет проникнуться уважением.

Отвернувшись от витражей, я потопал обратно тем же путём. На перекрёстке я повернулся направо и почувствовал, как моя спина получила удар.

– Твою мать! – выругался я и обернулся, видя перед собой тележку, а также целый ворох из свитков и прочего на полу, которое начала подбирать какая-то единорожка красного цвета в очках.

– Простите-простите-простите! – вот это скорость извинений.

– Давай помогу. – я нагнулся и начал поднимать свитки и класть их обратно на тележку.

Закончив с основным ворохом записей, я взял какие-то прямо в руки. Видимо, какие-то она несла в воздухе. Магией. Хоть убей, но я никогда к этому не привыкну.

– Не стоило мне помогать, я ведь вас ударила. – она понурила голову.

– Вы ударили истукана, который стоял прямо посередине перекрёстка. Куда вообще столько всего надо нести? – спросил я, смотря на эту пол сотню свитков.

– В покои принцессы Селестии, куда же ещё. – ответила она, подняв голову и поправив очки.

– Пойдёмте, помогу вам, только дорогу укажите.

– Да вот, дверь в конце коридора. – она кивнула в сторону конца прохода, где был ещё один проход налево и обычная деревянная дверь. Мы довольно быстро дошли до двери.

Она постучалась и резко вдохнула полной грудью, будто готовясь к самому ответственному моменту в её жизни.

Дверь была открыта лично Селестией.

– Принцесса, вот ваши документы, которые вы требовали. – она приняла максимально официальную стойку.

– А Эриха ты тоже из архива достала? – она посмеялась, когда я смотрел за свою спину, боясь, что мы что-то забыли.

Взгляд единорожки потупился.

– Я... я… — она не знала, что сказать на настолько банальную фразу.

– А я просто истукан, который любит перекрывать другим путь и мешать им работать, здравствуйте. – ответил я за неё.

– Ладно. Вы можете идти. – с этими словами она взяла все свитки и занесла их к себе в комнату. Магия прилагается.

Единорожка на трясущихся ногах повернулась и пошла прочь, а мы с Селестией просто наблюдали за ней.

– Ты не думала, что тебя принимают за тирана, который сошлёт всех в концлагеря из-за одной ошибки? – спросил я, до сих пор глядя на перекрёсток, но единорожка уже скрылась.

– Они боятся произвести плохое впечатление. Я их не виню. – она также смотрела вдаль коридора. – Ты тоже можешь идти спать, завтра тебя ждёт тяжёлый день. – ответила она, смотря на меня с усталой улыбкой.

Я набрался храбрости и, присев, пролез между её ног прямо в комнату.

– Что ты…

– Мне всё равно делать нечего, а спать даже из-за объятий Луны и лаванды не хочется. – сказал я, превентивно отвечая на вопрос.

Её лицо приняло очень удивлённый вид.

– А здесь ты что будешь делать? – спросила она, закрывая дверь. На магический замок.

– Составлять тебе компанию. – я начал осматривать убранство комнаты. Слева – небольшой шкаф, в левом углу – письменный стол с лампой, а впереди – окно. У окна стоит кровать с тумбочкой.

– Ты разбираешься в политике? – спросила она, снова садясь на какую-то подушку около стола.

– Политика – игра грязная. А что там? – спросил я, подходя к столу.

– Вагон и тележка сожалений от кого тебе угодно о случившимся, при этом они пользуются случаем и предлагают мне всё что угодно, дабы выбить себе плюсы. – ответила она, раскрывая один из свитков.

– Например? – спросил я, стоя у неё за спиной.

– Один царь из грифоньего государства предложил мне закрепить военный и экономический союз. Казалось бы, только плюсы для обеих сторон, но тут возникает казус. – ответила Селестия.

– Им нечем торговать? – попробовал отгадать я.

– Нет, как раз торговать им есть многим чем, за что они и поплатились нападками со стороны других пяти таких же грифоньих племён, которые собирают поход. – союзника лучше не найдёшь. Хотя… Итальянцы сами открыли два фронта и сами их слили в унитаз, попутно прося нас о помощи.

– Вот это конечно союзник. – сказал я, думая о том, что грифоны – те же Балканы. Пороховая бочка, которая вредит всем, даже себе, но при виде кого-либо они объединяются и идут уже на него. А потом процесс повторяется

– И не говори. Так же тут есть предложения о взаимных военных учениях на границах какого-либо государства, с которым возникли противоречия у предлагающего. – сказала она, отправляя ещё один свиток в урну под столом.

– Кстати, а где вся твоя стража была? – спросил я, а она повернулась ко мне лицом.

– На манёврах в Кристальной империи. Приобретают опыт, передают более неопытным коллегам. – вот так совпадение. Все вооруженные силы неизвестно где, а осталось три с половиной калеки. Тут даже идиот не нападёт.

– Вот теперь пусть галопом скачут сюда и обеспечивают безопасность.

– Я уже отозвала половину войск обратно по своим частям, но тренировку они продолжат здесь. – новобранцы говоришь?

– А я смогу принять участие в этой муштре? – спросил я, надеясь получить игрушки. Селестия лишь посмеялась.

– Ты? Что ты знаешь о нашей военной доктрине? – спросила Селестия.

– Ты её сама не знаешь, а я из совершенно другой, более современной эпохи. – Селестия надулась.

– Я, вообще-то, войска вела в бой. Уж я-то что-то да знаю. – ответила Селестия, самодовольно ухмыляясь. Монархи ведут в бой свои войска? Уже представляю, как Гитлер с мечом в руках ведёт нас на бой, поднимая моральный дух солдат.

– Я их вёл в бой, участвовал в бою, вытаскивал раненых и заменял мёртвых. Такой опыт тебя устроит? – спросил я.

Селестия на пару секунд уставилась в пол.

– Ладно уж. Ты сможешь принять участие в военных учениях, но будь полегче с новобранцами, хорошо? – предупредила Селестия. Я выразил самую ехидную ухмылку, на которую только способен род человеческий.

– О да, я буду ангелочком. – я потёр руки, задумывая, как буду гонять их туда-сюда.

– Солдаты… — пробормотала Селестия и принялась добивать горстку свитков, а я прилёг на постель, надеясь поспать перед выполнением задания. Кровать немного заскрипела, когда я попытался лечь на неё.

– Ты что, собираешься тут спать? – спросила Селестия.

– Нет, не собираюсь. Скорей всего. – ответил я.

– А где я буду спать?

– А магия может переносить тебя из одного места в другое? – спросил я.

– Конечно, телепортация возможна, тем более такому магу, как я.

– Лично я таким не обладаю, а ноги у меня отказываются идти. По крайней мере, пока. – Селестия отвернулась и продолжила разбирать документы. Смотря на неё с кровати, мне стало её жалко. Она сидит одна и разбирает все эти документы в одиночку.

– А ты не думала собрать кабинет министров? – спросил я, когда она массировала себе виски.

– Прямо сейчас он занят тем же, что и я, только в несколько раз больше. – вот оно как.

– Сейчас приду. – я резко встал с кровати и попытался открыть дверь. На замке же, точно.

– Открой дверь. – я попросил Селестию, но дверь так и не открылась.

– Ты куда? – спросила она, поворачиваясь ко мне.

– Поверь, это тебе понравится, только дверь открой. – Селестия посмотрела на меня с подозрением.

– Не сделай того, о чём потом пожалеешь. – сказала она мне, открывая дверь.

– Сейчас буду. – я пошел в сторону главного коридора, попутно думая, где тут можно найти кухню. Как там писали в русских газетах?

На снегу под хвойным кровом,

На стоянке полевой,

Лучше нет простой, здоровой,

Доброй пищи фронтовой.

Хорошие стихи у русских, но вот сам язык просто ужасно трудный для понимания. Будто сам дьявол создал его ради того, чтобы писать на нём свои зловещие планы.

Вон, у стражника можно спросить, где тут кухня.

– Эй, боец удалой, а где тут кухня? – спросил я, подходя к массивным дверям тронного зала.

– Первая дверь направо от входа, сэр. – ответил он мне с каменным лицом.

– Благодарю, боец. – я повернулся кругом и пошёл в сторону кухни, надеясь, что там никого нет.

Открываю дверь и передо мной довольно маленькая, но уютная кухня, в которой есть всё необходимое для приготовления чего угодно. Хоть гуся жарь – найдёшь все ингредиенты.

Открыв ближайший шкаф, я быстро нахапал на стол пару пирожных, кусок шоколадного торта. Поставив чайник, я стал ждать, пока он закипит, попутно ища чайные пакетики. Быстро обыскав кухню, я нашел один единственный пакетик. По запаху – с бергамотом.

Чайник начал вскипать, так что я резко схватил первую попавшуюся чашку, засунул в неё пакетик и выключил плиту, чуть не обжигая свои руки о горячий металл. Выкинув пакетик в урну в углу кухни, я очень осторожно взял большую тарелку и водрузил туда все яства, а во вторую руку – чашку с чаем. Открыв дверь плечом, я осторожно шагал до комнаты Селестии, пытаясь попутно не сбросить всё это на пол. Дойдя до комнаты, я задался вопросом – а что дальше? Стучать плечом я не умею, а руки заняты. Придётся стучаться ногой.

Подняв ногу, я немного стукнул по двери. Она отдалась золотым сиянием, но в следующую секунду же открылась.

Войдя внутрь, я обнаружил Селестию, которая до сих пор сидит за столом и что-то пишет. Аккуратно подойдя к ней, я свалил чашку, а потом и тарелку на стол. Лицо Селестии приняло очень удивлённый вид.

– Я вообще-то и сама могла принести себе поесть… — очень вяло оправдывается она, смотря на шоколадный кусок торта.

– Да, и поэтому ты до сих пор сидишь над этой бюрократией. – её живот издал звук, который мог сравниться с воем китов в океане. Подтверждение слов.

– Ты пытаешься таким образом завоевать моё доверие? – она защурилась на меня.

– Да, а потом подкрасться сзади и ударить ножом в спину, захватив власть. – она довольно громко посмеялась. – Мне стало тебя жалко, а такое выпадает немногим. Пользуйся, пока я жив. – с этими словами я лёг на кровать, смотря на то, как Селестия радуется закуске.

– Шоколадный, мой любимый… — она зажмурила глаза и улыбнулась чуть-ли не до ушей, выглядя как ребёнок, учитывая шоколад на губах.

– Ты как ребёнок выглядишь.

– И что? Зато я получила шоколадный торт. – она принялась и дальше есть его, так и приглашая меня обратно на кухню за таким же куском торта.

Я обратил внимание на часы, которые были прибиты прямо над дверью. Полночь.

---

[1] Эрнст Кальтенбруннер – начальник Главного управления имперской безопасности СС, генерал войск СС.

Abwehr für den Sonne

И опять я заснул, даже не заметив этого. Солнце светило мне по грудь, но блик от чего-то металлического с радостью прервал мой сон. Селестия куда-то ушла, а на тумбочке… записка?

Каллиграфический подчерк слишком хорошо указывал на то, кто это написал даже без подписи. Не знаю, как она это делает, но факт остаётся фактом.

«Эрих, ты уснул, даже не заметив этого. Благодарю тебя за еду, оказалось очень вкусно. Вас с Майком будет ждать пара сопровождающих стражников, которые отведут вас в нужную башню замка, где вы и допросите офицера, а потом приведите его в тронный зал, где будет происходить трибунал. Сопровождающие подойдут ко входу в замок в два часа, желаю удачи.

Селестия.»

Смотрю на часы. Половина второго, отлично. Можно будет забрать «штурмгевер» из своей башни. Почему я так долго провалялся? Видимо, мой организм содержит не только обычный запас энергии, но и аварийный, на всякий случай. Но он, видимо, очень долго восстанавливается.

Вставать с кровати совершенно не хотелось. Даже если я просто сошёл с ума, то можно сходить и в кровати, в которой тепло и приятно.

Нет, отставить. Раз уж меня записали в гвардейцы, значит, я уже принял их присягу, а там наверняка есть строчка о том, что приказы надо выполнять не задавая вопросов.

Я встал, но тело решило так просто не сдаваться. Еле-еле устояв на ногах, я потёр глаза, в которых запрыгали звёздочки. Подойдя к двери, я легко открыл её наружу. Не заперто. Конечно же, она бы меня не заперла здесь, идиот!

Я прикусил язык от собственного идиотизма и пошёл вперёд, в главный коридор. Пойдя на выход, я решил заглянуть на кухню. Понимаю, что пони не едят мясо, но вдруг у них тут завалялся сочный, мясистый… кекс? Не выживу я тут без мяса. Я закинул один в рот, держа другой в руке.

– Привет. – как-то мрачно сказала Луна, заходя понурив голову. На её глазах были синяки, будто она не спала пару дней.

– Доброго. Ночка выдалась из не лёгких? – она подошла ко мне и просто вырвала из моей руки кекс, засовывая себе в рот. И пять таких же беря с собой, направляясь к выходу.

– Мне-то что-нибудь оставила? – я попытался смотреть в шкаф, но он казался просто бесконечно пустым. Ни крошки.

– В другом шкафу поищи. – сказала она, выходя из кухни.

Вот же гадина. Я это ей припомню.

Обыскивая шкафы, я нашел только продукты, для которых нужно время. Не сваренные макароны, лапша, что-то ещё. Даже фруктов нет.

Кто-то явно не беспокоится о вопросах логистики. Таких бы в Северную Африку, так их бы там и вертели на шампуре.

Глубоко выдохнув, я поплёлся на выход из замка. Солнце шпарило по самые кости, но снимать форму я не собираюсь. Я и не такое терпел. Да и сама форма мне нравится.

Направившись к своей башне, заметил какое-то мельтешение на мосту. Видимо, Луна с кем-то разговаривала.

Поднявшись наверх, я услышал какой-то кусок разговора Луны и Майка.

– Не видать ему своей головы на плечах. – сказала Луна, явно находясь в настроении «кто подойдёт – казню».

– Луна, я тебя полностью поддерживаю… — я не услышал, что было дальше, так как я просто захлопнул дверь и повесил на плечо винтовку. «Бык» пустой, да и пулемёт в замкнутых пространствах – дело неудобное и громкое.

Выйдя обратно на улицу, я увидел, как Майк идёт прямо ко мне навстречу. Луны не было.

– Ну что, готов стать агентом Абвера[1]? – спросил Майк.

– Ещё скажи, что из гестапо. – ответил я, а Майк лишь повёл плечами. Естественно Майк не понял, а он и не должен был.

– Ты оружие-то взял? – спросил я его, когда мы спускались вниз.

– Зачем? Мне и револьвера хватит. – ответил он.

– Он может и знать, что его схватили за хвост, так что мог кого-нибудь и подговорить для его охраны.

– Схватили бы за хвост – убежал бы уже отсюда. – ответил он, когда мы подходили к воротам.

У ворот стояло два охранника с золотыми доспехами. Большие ребята видимо.

– Приветствую. – первым поприветствовал я стражников, чуть не выставляя ладонь вперёд для рукопожатия.

– Вы Эрих… Кразе и Майк Гут? – спросил нас жеребец, пытаясь вспомнить всё в подробностях.

– Эрих Краузе меня зовут, идиот. – ответил я. Стражник лишь фыркнул, а его компаньон издал смешок.

– Майк Гулд. – как-то с неохотой ответил лейтенант.

– Идёмте, мы вас проводим. – он махнул нам рукой и наш квартет двинулся внутрь замка по извилистым коридорам. Направо, вверх, направо, вперёд, влево и до упора вперёд. А назад мы сами будем возвращаться? Я тут с голода умру, так и не найдя выход.

– Вот кабинет полковника Стил Винг. – вот так имя.

Я достал винтовку и передёрнул затвор, подавая патрон в патронник, из-за чего я был награждён тремя вопросительными взглядами. Я высунул магазин и засунул в разгрузку, попутно ставя автомат на одиночный огонь.

– Ты что делать собираешься? – непонимающе взглянул Майк на меня.

– Световое шоу. – ответил я, после чего я открыл дверь внутрь.

Интерьер представлял из себя довольно богатую прихожую, с картинами в золотых рамках, столом, будто из бриллиантов, а также люстру с хрусталями. Он и вправду знает себе цену.

Впереди было множество проходов и дверей, но справа была лестница, а оттуда играла какая-то музыка.

– Пора задавить крысу. – я обошёл комнату и начал подниматься по лестнице, слушая, как музыка играет всё громче и громче.

Две комнаты, одна из которых вела прямо вперёд, а другая – налево. Музыка играла из передней.

Зайдя внутрь, я увидел сероватого пегаса с очками на глазах за столом, который заполнял какие-то документы. Слева от него была небольшая трофейная полка с золотыми монетами, тарелками и прочим ненужным барахлом. Сзади него было окно, которое, кажется, открывало вид на городскую площадь.

– Вы кто и как пробрались ко…  

– Заткнись. – обрезал я его.

– Да как вы смеете…

– Заткнись, сука! – я ударил прикладом по столу, от чего его глаза сузились. – Мы знаем, что ты та самая крыса, которая открыла оружейную и выдала стволы тем грифонам. У меня лишь один вопрос – почему?

– Я не знаю, о чём вы. Спросите это принцессу Селестию. – он занервничал.

Справа был небольшой стол, где стоял позолоченный граммофон и играл какую-то спокойную мелодию.

Он слишком хорошо знает себе цену.

Я выстрелил в него из винтовки. Пуля прошла насквозь нижней деревянной коробки и остановилась в мраморной стене.

– Я считаю до трёх. Либо ты отвечаешь на вопросы, либо твоя голова будет иметь на три отверстия больше, чем надо. – я достал магазин из разгрузки.

Его глаза начали метаться, но выхода отсюда нет.

– Послушайте, мы можем договориться, у меня есть…

– Eins. – я вставил магазин в автомат.

– Я заплачу сколько вы хотите! У меня осталось от…

– Zwei. – я дослал патрон в патронник. Сзади раздался звук, будто кто-то взвёл курок. Видимо, у Майка тоже терпение на исходе.

Теперь же он просто стоял с гримасой ужаса и шока, не зная, что сказать.

– Drei. – я поставил винтовку на автоматический. – Ты не услышишь, как будет четыре. – я направил ствол прямо на него.

Я почувствовал холодную сталь у себя на затылке даже сквозь шлем.

– Селестия сказала только допросить его, не убивать. – сказал Майк.

– Он ничего не ответил, но лишь подтвердил, что он крыса. – сказал я, не сводя глаза с бывшего полковника.

– Опусти винтовку. Сейчас же. – я начал медленно опускать ствол винтовки.

Пегас резко вскочил и телом разбил окно.

Я резко присел и ударил Майка прикладом по животу, попутно ставя подножку. Выстрел револьвера прошёлся около моего уха, но пуля попала в потолок, отрикошетив прямо в стол.

Сделав добивающий ударом прикладом по каске, я бросился к окну. Он пытается улететь, но сейчас мы его успокоим. Да поможет мне Генрих.

Вдохнуть. Совместить мушку и целик. Спустить курок.

Звук автоматной очереди проехался по моим ушам набатом, но цель была достигнута. Я попал в его крыло, из-за чего он упал прямо на ту самую площадь. Прохожие стали сбегаться к нему, чтобы помочь, не зная, кто он на самом деле. Я бы спрыгнул вниз и добил бы его, но какой тут этаж? Пятый?

– Эй, ты, серая! – окликнул я пегаску с серым цветом шерсти.

– Я? – она повернулась ко мне, и я увидел её лицо. У неё косоглазие. У лошадей бывает косоглазие? Надо будет спросить Генриха, если смогу. Он в четырнадцатом году был в кавалерии.

– Лови меня! – я выпрыгнул из окна и ухватился за её ноги своими руками. Она явно не ожидала такого веса и начала резко снижаться, теряя равновесие.

Я выпустил её из своих цепких рук и уже сам полетел вниз, но неудачно сгруппировавшись, похоже…

– Нога! – я прокричал это на всю улицу, заорав во весь голос, но зажав правую ногу, я всё равно ползком двигаясь к своей цели. Доползя, он попытался встать и убежать, но я успел резко встать и ударить его прикладом прямо по затылку, останавливая его мыслительные процессы.

– Не убежишь, крыса последняя. Я твоих дружков-грифонов перебил, я и тебя из-под земли достану. – я стонал от боли, но задание должно быть выполнено. Прохожие смотрели на меня явно с опаской, боясь повторить судьбу предателя.

– Спецоперация по захвату предателя. Ничего необычного. – я улыбнулся и тут же снова завопил от боли. Резко упав на землю, я увидел лишь какую-то семью с ребёнком, плачущего от происходящего на его глазах. Хех, мелкий ещё не видел Восточного фронта.

Я упал, ощутив холодный камень на моём лице.

---

Так, я проснулся? Или падаю в ад, ибо по темноте вокруг глаз можно судить лишь о втором варианте.

Я немного повертел головой и почувствовал носом какое-то перо и чихнул. Чернота перед лицом мгновенно испарилась. Глаза начали болеть от яркого и резкого света. Я оказался в какой-то медицинской палате, явно непохожей на ту, что я видел в Баухмольдере, где меня лечили от ран после попадания в наш окоп бомбы нашей же «Штуки». Вот так я и попал в 36-ую гренадерскую дивизию, ныне же – 36-ая фольксгренадерская. Как и все мои товарищи.

– Проснулся наконец-то. – Луна немного помахала крылом, чтобы очистить его от моих соплей.

– Да нет вроде, всё сижу, говорящих лошадей вижу. – ответил я, смотря в потолок.

– Не говори ерунды! – ответила она.

– Хочешь спрошу ещё большую ерунду? Ты что тут вообще забыла? – я бы не спросил этого, будь тут Генрих или Людвиг, или кто ещё из нашей шестёрки. Но вот её я совершенно не был готов представлять плачущей о моей смерти.

– Я уснула, пока присматривала за тобой. – Луна явно смущается, немного закрываясь крылом.

– А я-то уж думал, что вы уже о детях задумываетесь… — я мечтательно взглянул в потолок.

Удар крылом по лицу заставил оставить мечты о больших и красивых арийских детях этой парочки. Довольно жёсткий удар, должен это признать.

– Всё сказал, шутник? – она явно была зла, но убивать прямо на месте раненого не собирается. Женевские конвенции и прочий бред.

А нога? Почему я её… не чувствую? Я НОГУ НЕ ЧУВСТВУЮ.

Я резко встал с кровати и откинул простынь, которая прикрывала мои ноги. Две ноги. Пока что две.

– Уф, дерьмо-о… Вы так не шутите с ногами. – сказал я, словно повелевая своему сердцу остановиться так быстро биться.

– Ты о чём? – спросила Луна, которая подбежала ко мне. Такое резкое движение явно застало её врасплох.

– Я ногу не чувствовал, будто её ампутировали. Вы уж извините, но у нас пока что протезы не особо распространены. – да и не особо они возвращают к тебе твою бывшую подвижность.

– Ты потерял сознание от боли, а теперь ты её не чувствуешь? Кажется, мы переборщили с обезболивающим… — сказала Луна, смотря на мою ногу.

– Вы мне случаем не морфий вкололи? Уж слишком хорошо я себя чувствую и готов хоть сейчас переправляться через Днепр. – сказал я, немного вертя ногой и не чувствуя какой-либо боли.

– Тебя лечили целый час, ибо подробности твоей анатомии мы не знаем. Попробуй походить. – сказала задумчиво Луна.

Я осторожно присел на кровати. Встаю с кровати, опершись на обе ноги. Встав по стойке смирно, пока что боли не чувствую, но и ощущения от ноги не поступает, будто все нервы были попросту вырезаны. Походив походным маршем, чувствую себя полностью вылеченным. Магия, чтоб её. Но на ногу надо пока что посматривать, мало ли какой осколок прилетит в бедро, а я даже не замечу…

– Ладно, из вас хорошие санитары. – похвалил я магов, залечивавших меня.

– Солдат даже после смерти. – посмеялась Луна.

– Солдатами не рождаются. Солдатами становятся. – сказал я несменную истину. Но у Гитлера другие представления на этот счёт.

– А что с той крысой, которую я поймал? – спросил я, надеясь, что у него уже на плечах лишь обрубок.

Принцесса стукнула два раза в стенку комнаты, а оттуда раздалось какое-то то ли нервное, то ли раздраженное мычание.

– Разве это не ты хотела сбросить его голову с плеч? – спросил я, вспоминая разговор на мосту. И Майка.

– Да, хотела. Но не стоит забывать его бывшие заслуги. – вот это у них система. Почему мне кажется, что Петену[2] судьба не будет столь благосклонна?

– Ладно уж, делайте что хотите, но в рамках военного времени, не гражданского. Хоть расстрела ему уже не видать, но пожизненное заключение и общественное бесчестие уж точно. – сказал я, скрестив руки на груди.

Майк.

– А Майк где? – спросил я, уже готовясь к нападкам.

– Он в башне своей, опять пьёт. – сказала Луна и фыркнула как жена, которая снова встречает пьяного мужа как последнюю скотину.

– А он ничего не рассказал о том, как прошла операция?

– Сказал лишь, что с небольшими проблемами. И со сломанной ногой. Он ведь тебя и притащил обратно в замок. – вот как? Я его в живот, а он меня на своих двоих до медпалаты тянет.

– Понятно. – сказал я, пытаясь найти свою винтовку.

– Твои вещи в твоей башне. – сказала Луна, увидя моё беганье глазами по комнате.

Мне кажется, или солнце немного ушло на восток?

– Сколько я пролежал в отключке? – спросил я, смотря на Луну.

– День. – коротко и ясно.

Повисла неудобная тишина. Слишком неудобная.

– Спасибо вам за всё. – сказал я, глядя в окно. Какой-то сад.

Луна лишь хмыкнула и оставила меня одного, негромко хлопнув дверью. Куда теперь, brave Grenadier? Тебе ещё перед Селестией и Майком оправдываться. И если первую ещё можно понять, то перед вторым лишь из-за чувства, что я ему должен. Слишком он сильно делает всё по уставу, не смотря на сложившуюся ситуацию. Вроде бы и прошёл через самый страшный конфликт в истории человечества, а всё равно действует по уставу.

Как-то дерьмово на душе. Вроде бы и только что вылечили ногу взмахом палочки, а всё равно на душе кошки скребут. Надо будет найти где-нибудь бар и напиться. Может быть, это даже поможет мне вернуться домой.

Открыв дверь, я обнаружил себя посреди длинного коридора. Слева были какие-то двери, а справа – перекрёсток. Остановившись посередине, я решил пойти направо. Тут без карты и компаса ну никак! Разве что на танке каком-нибудь.

Побродив ещё минут тридцать среди бесконечных коридоров, я нашёл спуск вниз. Тот самый, по которому мы поднимались, когда брали ту скотину. Спустившись вниз, я прошёл по памяти до двора и пошёл дальше, за границу замка. Винтовку брать не стал – незачем.

Я шёл по какой-то широкой улице и просто смотрел вниз. Даже из-под каски видно то, какие взгляды бросают на меня прохожие. Похоже, что я теперь местная знаменитость. Завернув налево, увидел подсвеченную вывеску с бутылкой то ли пива, то ли ещё чего. Если солдат не найдёт выпивку, то выпивка найдёт солдата.

Зайдя внутрь, я окинул помещение взглядом. Довольно просторное, прохладное, но прямо сильного потока клиентов не вижу. Но клиентов тут достаточно, чтобы вместо громкого гула и весёлого смеха появился негромкий шёпот в мою сторону. Может мне полностью войти в образ? Достать «Вальтер» и устроить тут вторую Кефалонийскую[3]?

Подойдя к барной стойке, я не удивился, увидя бармена с пустыми глазами.

– Чего покрепче. Желательно много. – и только сейчас ко мне пришло осознание того, что тут капитализм. Бесплатно тут только сыр в мышеловке. Нет, у меня было пару рейхсмарок в рюкзаке, но не думаю, что их тут принимают. Если в нашем мире валюта была привязана к золоту, и то золотой стандарт уже отменён, то тут валюта и есть золото. Им не тяжело носить металл?

А бармен, оказывается, даже не спрашивает. Просто дал бутылку виски да стакан под него.

– Danke Kamerad. – я быстро схватил бутылку со стаканом и присел в самый дальний уголок. Обычные стулья, деревянные. На столе виднеются следы чего-то явно несмываемого обычной водой. Будто я зашёл сюда чтобы видеть отражение в столе, м-да.

Налив в стакан тёмной жидкости одним махом выпил всё. Отборное дерьмо. Пить такое я бы себе не позволил, но сейчас альтернатив нет. Даже закусывать не стану, прямо сейчас я хочу изображать грустного и засевшего в своих мыслях прожаренного солдата. Да и почему изображать? Я прямо сейчас нахожусь в таком состоянии.

Вот сейчас я уже гарантированно получил бы подзатыльник от Генриха за то, что не делюсь с товарищами. Но чаще всего мне залетало за то, что я пью прямо на службе. А Рудольф бы всё равно подошел бы и с удовольствием присоединился. Как и вся наша компания. Они хорошие мужики, с ними жить в одном бараке – одно удовольствие. Генрих поможет советом, Рудольф хитрый как лиса и умеет поддержать разговор. Людвиг – его более худшая, но гораздо более боеспособная версия. Не зря он у нас на охоту с отцом в детстве ходил. Ханс – наш полевой аналитик, философ и просто очень душевный человек. А Вальтер? Вальтер просто хороший боец. Где надо – попросить совета, где надо – промолчит. Хоть Людвигу он и в наблюдатели не годиться, но вот помогать Генриху с его пулемётом он умеет гораздо лучше меня. Это уж точно.

А я сижу один. Совсем один. Будто они умерли, похоронены снарядами.

Но я-то знаю, что они не пропадут. Генрих возьмёт на себя командование и с лёгкостью убережет нас, молодых, от страшной погибели. Чего бы это не стоило и как бы сам молодняк к этому не относился.

Перешёптывания в мою сторону ещё более снизились.

– Привет, кровавый ангел. – сказал тот самый стражник, которого я прижал ботинком во дворе. Он чего тут забыл?

– Уйди отсюда. И так на душе три тонны стали. – сказал я, надеясь, что он уйдёт. Не действует.

Он сел слева от меня, осматривая зал.

– Ты как здесь вообще оказался? – спросил он, глядя на большинство посетителей как на подозреваемых в краже всего чего только душа пожелает.

– Не твоё дело. – я налил новый стакан и тут же выпил его.

Он сюда не пить пришёл, а со мной говорить, ибо даже себе ничего не заказал. Селестия что ли подослала?

– Что-то случилось? – спросил он, скрестив руки… ноги на груди.

Я ударил по столу стаканом, чуть не разбивая стакан.

– Не твоё дело, твою мать! – выпалил я. Шёпот притих.

– Тише-тише, я лишь помочь пытаюсь!

– Единственное, чем ты сейчас можешь помочь – уйти нахер отсюда. – я налил себе в стакан виски и выпил, немного морщась от вкуса. Чем больше я пью, тем более мне хочется достать пистолет.

Он успокоился и сел ровно, будто боясь двинуться. Пусть хотя бы не доставляет проблем.

Желудок уже отказывается принимать настолько плохо сделанный виски, но мне всё равно. Мозг преобладает. А мозг требует новой порции. И ещё одной.

Налив последний стакан, я отпил его и с силой опустил на стол, разбивая его. Куски стекла врезаются мне в ладонь, но я быстро высовываю их и раскидываю во все стороны. Сами уберутся.

Я встал и пошёл на выход мимо барной стойки. Бармен смотрел на меня и боялся задать вопрос об оплате и возмещении ущерба. Я похлопал по кобуре, отчего он ещё сильнее забился к стене позади него и чуть не разбил сам несколько бутылок с горячительным.

– Я заплачу за него. – сказал голос сзади. Я лишь повернулся и вопросительно поднял бровь.

– Это меньшее, что я могу тебе сделать за спасение моей жизни. – сказал он, поднимаясь со стула.

Я лишь хмыкнул и кивнул, уходя из бара. А ведь ночь на дворе. Полнолуние.

Я вытер ладонь о рукав куртки. Красное пятно размылось по новой серой форме.

Идя медленно, покачиваясь, стараясь максимально опереться на больную ногу, я иду по ночным улочкам. Редкие прохожие проходят даже быстрее, чем днём. Ещё бы. Существо, жадное до крови, ночью, с красными пятнами на ладони и рукаве, так ещё и пьяное. Такой комбинации даже самый смелый и сильный жеребец будет опасаться. Если конечно он не побоится вообще взглянуть на меня.

Это ты, солдат.

Не споткнуться, только бы не…

– Твою же мать! – прокричал я, ударяясь о косяк стены входа в замок. Ещё и головой, с каской. Ну нахер эту каску! Зачем она мне здесь вообще нужна?

Я кинул её посередине двора, пытаясь найти лестницу на свою башню. Она, вроде, справа от входа во двор, не так ли? Или нет?

Я махнул рукой и уже ступил на первую ступеньку, как меня задел плечом человек в британской форме, спускаясь с лестницы, и идя дальше.

– Слышь, чаехлёб, ты что делаешь? – спросил я и уже повернулся для взмаха кулаком, но он перехватил мою руку и ударил прямо в солнечное сплетение.

Упав на колени, он пнул меня ботинком с усиленным носком туда же, а я распластался на земле, выдирая траву из земли обеими ладонями и открывая вновь раны на правой. Картинка начало резко терять чёткость, содержимое желудка слишком сильно просилось наружу, но я не двигался и стал даже дышать максимально тихо и медленно. И вот, спустя минуты три, желудок успокоился, и я смог встать на ноги. С попытки… пятой?

Я уже не стал даже пытаться подняться наверх – точно вывернет наизнанку, да и в таком состоянии даже упасть не проблема. Я пошёл внутрь замка и завернул налево, выбивая деревянную дверь и наспех ложась на кровать, забывая обо всём. Почему-то мне показалось, что что-то белое заняло около половины кровати, если не больше. Может это одеяло? Лишь я прилёг на кровать, я попытался перетянуть одеяло на себя, но оно то ли оказалось зажатым между кроватью и стеной, то ли ещё что-то. Но лишь прикоснувшись к нему, я почувствовал тепло и мягкость, которую доселе я не знал. Я лишь прижался и обнял этот белый кусочек умиротворения и заснул.

Я чувствую чьё-то дыхание на руке.

---

[1] Абвер (нем. Abwehr – оборона, отражение) – орган военной разведки и контрразведки Германской империи, Веймарской республики и Третьего рейха.

[2] Филипп Петен – французский военный и государственный деятель. Во время Первой мировой прославился как защитник Франции во время битвы при Вердене. Во Второй мировой был заклеймён как предатель из-за сотрудничества с нацистами. Был приговорён к смертной казни, но помилован де Голлем.

[3] Бойня дивизии Акви (она же – Кефалонийская резня) – массовый расстрел немцами военнопленных итальянской 33-й пехотной дивизии «Акви». Было убито около 5000 итальянских солдат. Это был один из крупнейших массовых расстрелов военнопленных войны и одно из самых масштабных военных преступлений Вермахта.

Wir sind des Geyers schwarzer Haufen

Я сидел на кровати и потирал виски.

Да, это я. Да, это Селестия. Да, это кровать, в которой мы спали вместе.

Что же довело меня до жизни такой?

Я попытался встать, но чья-то белоснежная конечность остановила меня.

– Уже уходишь? – с какой-то игривостью сказала Селестия, до сих пор лежа на кровати.

Я ничего не ответил и просто пялился в пол, чувствуя, как мои щёки наполняются кровью.

Селестия пыталась удержать смех в себе, но я прекрасно слышал её.

– Знаешь, не каждый день увидишь кого-то у себя в постели. – я чувствую жар во всём теле.

– Да что уж там, даже не каждое тысячелетие! – она хочет меня убить.

Она сдерживала смех из последних сил. Видимо, она не хочет, чтобы этот разговор вышел за пределы той двери.

Она поднесла свою голову ко мне. Боковым зрением я заметил что-то красное на её лице.

– Ты можешь идти.

– У тебя кровь на лице. – сказал я ей, осматривая её мордочку.

Она максимально приблизила своё лицо к моему.

– Откуда же она? – игриво спросила она и глазами указала на мою руку.

Точно.

– Может нам стоит продолжить? – сказала она, полузакрыв один глаз.

Пот лил как из ведра, дыхание стало неровным и глубоким.

Селестия засмеялась во весь голос.

– Ступай. – сказала она сквозь смех.

Я встал и пошел к двери.

– Постой. – сказала она, подойдя ко мне.

Я почувствовал захват на правой руке.

– Нельзя ходить по замку с кровавой рукой. – сказала она, а я взглянул на свою ладонь.

И вправду, чистая.

– Обязательно жду продолжения. – сказала она игриво и пропала в яркой вспышке.

Я схожу с ума?

Да, и это неоспоримый факт.

Уйдя из комнаты, я пошел по коридору и направо, полностью выйдя из дворца окончательно и обнаружил серую каску прямо на середине. Лишь только сейчас до меня дошло осознание того, что мои чёрные волосы видны всем напоказ. Мне, конечно, не стыдно, но и голая голова – не самое лучшее решение на фронте.

Подобрав каску, я отправился в свою башню за винтовкой. Поднявшись на самый верх, я увидел Майка, смотрящего прямо на меня и, похоже, следящего за мной, как только я вышел со дворца.

– Извини, ладно? – сказал я, подойдя к нему и протянув руку.

– Это ты должен был сказать ещё там, на площади. – сказал он, пожимая мою руку.

– Извини, не ломаю ноги каждый день. – я усмехнулся.

– Скоро прибудут войска Гвардии, которых кто-то должен обучать. Советую тебе этим заняться, ибо ты всё-таки офицер, должен обучать молодняк. – сказал Майк, уже уходя в свою башню.

– Я уже слышу, как они маршируют… — пробормотал я, заходя в свою комнату. Быстро повесив винтовку на плечо, я покосился на рюкзак. Он лежал как-то очень криво, на боку, прямо около сидения, хотя его я оставлял в спальне. Поправив его, я увидел записку, которая упала с левой стороны рюкзака:

«Не смей ничего говорить о том, что произошло. Для нашей же безопасности.

Майк.»

Рот на замке.

Быстро выйдя из своей башни, я стал спускаться обратно, надеясь подцепить чего поесть на кухне. Подождать новобранцев можно и в столовой, ибо есть хотелось. Вчера, видимо, я даже не ел. Да и позавчера я провалялся как последний раздолбай.

Мяса хочется. Вкусного, натурального и не конину.

Моя «железная порция» [1]была съедена ещё там, в окопах. А ведь там были мясные консервы, такие желанные сейчас, хоть мы и не знали, из чего там делают мясо. Там даже маркировок не было. Кому повезло получали свинину, кому нет – опять конина. А вот сухари в этой порции можно было использовать как молотки. Шуток про них было немерено, ибо они были настолько жёсткими, настолько прочными, что без смачивания в воде они, скорей всего, могли останавливать пули. В упор.

Из них можно танки делать.

Лишь я подошел к дверям, которые вели в замок, оттуда выбежали три гвардейца, даже не замечая меня.

– Встаньте по сторонам от входа в замок. Войска Гвардии скоро будут здесь. – скомандовал жеребец в золотой броне. Двое остальных встали по двум сторонам от основного входа в замок. Видимо, выходить я буду уже при параде.

Отмахнувшись от них, я прошел внутрь, открыв ближайшую правую дверь – на кухню. Надеюсь, что тут можно найти что-то съедобное, я уж и не мечтаю о чём-то калорийном.

– Наконец-то она пришла! – сквозь зубы прошипела вошедшая Луна. Синяки на глаза были настолько видными, что мне казалось, что это труп.

– Ты себя в зеркало видела? – сказал я, роясь в очередном шкафу.

– Не надо выводить меня из себя сейчас, я и так отработала за сестру лишние часы. И ведь что самое странное – она подняла солнце и не вышла из своих покоев. Надеюсь, что она найдёт себе оправдание. – сказала Луна, присоединяясь ко мне в поисках еды. Ей, скорей всего, хотелось чего-нибудь уже готового и побыстрее.

– У вас свинина есть? – спросил я, так и не найдя ничего, похожего на мясо.

– Ты же знаешь, что мы не едим мясо. – сказала Луна, садясь за стол и жуя что-то, а я просто смотрел в окно и видел, как это облако превращалось в сочный кусочек мяса.

– И что же мне делать? Я без мяса попросту не проживу, ты сама это знаешь! – сказал я, поворачиваясь к ней.

– Нет, не знала. – сказала Луна и хищно улыбнулась.

– Ты прячешь его. Где? – ответь. Немедленно.

– Скажем так, некоторые грифоны имеют привычку посылать к нам своих послов, а для них наше меню не подходит, им особый приём предоставляется. – понятно, она прячет его от меня.

– Просто скажи где.

– За просто так – нет. – сказала Луна, ещё сильнее растягивая улыбку. Я не пойму, тут все настолько хотят получить в свои цепкие руки… ноги безвольного слугу?

Я вопросительно поднял бровь.

– Цена? – спросил я.

– Так как вся Ночная гвардия находится на манёврах, то ночью наш замок остаётся практически без охраны. Сегодняшней ночью ты будешь охранять его.

– Селестия же сказала, что она отозвала войска, разве нет?

– Да, но чьи войска? У нас диархия, а также два подразделения Королевской гвардии. И одну из них я решила оставить на манёврах. Пребывающей силы хватит для обеспечения безопасности. – сказала Луна, дожевывая что-то.

– А я думал ты просто младшая сестра Селестии без власти… — я не успел и моргнуть, как что-то железное прилетело прямо мне в шлем. Помню, как Хансу в голову прилетел осколок от артиллерии русских, но он был на излёте. Повезло. Ну как повезло – его шея болела потом два месяца.

– Ты смеешь сомневаться в нашей власти, смертный? – она поставила обе передние ноги на стол, сверля меня взглядом.

– Ein Volk, ein Reich, ein Führer[2]. – сказал я.

– Не сметь говорить на непонятном для нас языке! – выпалила она.

– Один народ, один рейх… ладно уж, два вождя. – сказал я, вставая из-за стола и уходя голодным.

– Мы не вожди каких-то доисторических племён. Мы – принцессы одного из самых развитых государств! – вот это гордость за свою страну. Мне бы такой патриотизм.

– Я даже и не сомневаюсь. – сказал я, стоя у двери. – Захочешь увидеть свою игрушку – я во дворе.

Луна лишь хихикнула.

– Darf ich gehen? – спросил я, а Луна лишь нахмурилась. – Я могу идти?

– Ступай, верный нам подданный. – сказала с пафосом Луна, подчёркивая своё положение. Вот же скотина. Я злой сейчас как собака, рядовым лучше не злить меня.

Я вышел из кухни и уже слышал звуки барабанов снаружи. Выйдя из замка, я оказался прямо посередине парада, так что я резко свернул вправо и встал около стены, где ещё сидел и наблюдал за всем этим Майк.

Музыка. Она слишком знакомая.

– Ты где ноты нашел? – спросил я.

– Какие ноты?

– Ты что, глухой что ли? Ты не слышишь, что играет? – не выводи меня из себя, британец.

– Я месяц потратил на написание этого марша так, и то с помощью пары музыкантов, чтобы он игрался также, как и оригинальный. Я же нот не знаю. – сказал Майк.

– То есть ты переписал «Полковника Боуги» [3]не зная нот? – спросил я сидящего в тени стены лейтенанта.

– А что, он тебе не нравится? – спросил меня британец, выглядывая из-под каски.

– Да нет…

– Ну вот заткнись и наслаждайся. – отрезал весь диалог Майк.

Заиграли последние аккорды. Единорог с белым цветом шёрстки и синеватой гривой скомандовал оставаться на местах для продолжения тренировки, а сам подошел к двум стражам, охранявших вход в замок.

– Солдат, где найти… ээ… Эрика? – спросил единорог.

– Und das heißt Erika… — промямлил я, выходя из тени. Майк пошел куда-то внутрь замка. – Эрих меня зовут, идиоты. – сказал я сходу.

– Эй, ты не имеешь права оскорблять капитана Королевской гвардии. – сказал он, выпячивая грудь.

– В отличии от тебя, «асфальтовый солдатик», я воевал, а не в тылу сидел. Тебе ещё повезло, что я дал тебе по морде. – от такого неуважения капитан был готов пустить меня под трибунал.

– Да как ты… — его крик был приглушен, ибо что-то… или кто-то появился слева.

– Я советую не спорить с Эрихом, его опыт действительно огромен. – Селестия озарила своё присутствие улыбкой. Слишком лучезарно, даже не верится, что так можно сделать.

Справа от неё стоял Майк с улыбкой и подмигнул мне, говоря что-то в духе: «Всё схвачено». Я кивнул ему в ответ. Спасибо за поддержку.

– Принцесса. – все склонили колени в низком поклоне, а я так и остался на ногах.

– Всем встать немедленно на ноги. – сказал я, ловя непонимающие взгляды десяти стражников, которые следовали за своим капитаном.

– В чём дело, Эрих? – спросила Селестия.

– Таких раздолбаев нужно обучать прямо сейчас, и обучать нашей, прусской муштрой. Она им понравится. – сказал я, делая шаг в сторону гвардейцев.

– Но ведь мы даже не ели! – застонали в ответ стражники.

– Вы – элита! Обычные солдаты терпят по нескольку дней и не жалуются, а теперь «элитные» войска завопили, что их не покормили с ложечки пару часов назад. Ничего, успеете! – сказал я.

– Но сэр…

– Я для вас не сэр, а герр обер-лейтенант, понятно? – спросил я. В ответ были лишь недовольные кивки.

– Построится в две противоположные шеренги, schnell! – скомандовал я, но гвардейцы выполнили это слишком медленно. По моим меркам.

– Разойтись! – слишком медленно.

– В две колонны становись!

– Разойтись!

– В две противоположные шеренги становись! – вот теперь они хоть как-то, но успели уложиться в срок.

Я прошелся вдоль двух шеренг и заметил, что отряд поделён поровну – пять единорогов и пять пегасов. Интересно, тут есть наш аналог люфтваффе?

– Итак, представлюсь. – сказал я, прочищая горло.

– Я обер-лейтенант Эрих Краузе, ваш инструктор по боевой и строевой подготовке, по крайней мере, на данный момент. Первыми и последними словами, исходящих из ваших поганых ртов, будут «герр обер-лейтенант». Это понятно?

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант.

– Я не слышу!

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант!

– Я попытаюсь заложить в вас талант настоящего солдата, готовый голову сложить ради выживания своего народа и своего государства, способный убить врага с закрытыми глазами. Но пока вы никто. Вы – одноклеточные существа, неспособные даже самостоятельно посрать. Пока вы будете стоять, ваших дражайших принцесс будут насиловать двадцать три еврея. – как только это вышло из моих уст, Селестия перестала тихонько общаться с капитаном и взглянула на меня взглядом, то ли с удивлением, то ли с порицанием. Капитан явно был готов убить меня на месте.

– Я строг, но я справедлив. Мне насрать на ваш цвет, религию, политические предпочтения или что там у вас, лошадей, ещё есть. Вы все здесь одинаково никчёмны. Понятно, мрази?

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант.

– Не слышу, девчонки!

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант!

Я подошел к единорогу с коричневым цветом шерсти.

– Как тебя зовут, рядовой?

– Герр обер-лейтенант, Браун Спир, герр обер-лейтенант!

– Мне не нравится это имя, с этого момента ты – рядовой Снежок, тебе нравится это имя?

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант!

– Ну так кое-что тебе тут не понравится, рядовой Снежок. Тут не подают арбузов и жареных цыплят ежедневно!

– Герр обер-лейтенант… так точно… герр обер-лейтенант. – кажется, у него чуть не случился рвотный позыв, но он сдержался. Молодец.

Я обернулся и увидел худощавого красного пегаса, у которого крылья растут явно медленнее, чем тело. Или нет.

– У твоих родителей есть живые дети?

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант!

– Спорю о том, что они жалеют об этом. Ты такой урод, что хоть прямо сейчас на выставку современного искусства. Как тебя зовут, красавчик?

– Герр обер-лейтенант, Стэйтли Барон, герр обер-лейтенант!

– Барон? Какой ещё барон, Красный что ли?

– Герр обер-лейтенант, никак нет, герр обер-лейтенант!

– Мне не нравится имя Барон – его носят либо асы, либо зазнавшиеся идиоты. Отныне ты – рядовой Флига, понятно?

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант!

– Лейтенант, мне не нравится ваш метод тренировок. – голос раздался сзади. Я повернулся и увидел статного единорога, готово хоть прямо сейчас лягнуть меня.

– Смотрите, у нас тут клоун объявился, рядовой Шутник. Такой честный, ты мне нравишься. Можешь даже зайти ко мне домой и выебать мою жену. – я резко выхватил лопату и ударил его в заднюю часть колена, после чего добавил удара по шлему, от чего он упал на колени. Селестия, как и капитан, явно этого не ожидали.

– Маленький подонок, я запомню, как тебя зовут, твоя задница в моих руках! Ты не будешь смеяться, ты не будешь плакать, ты будешь учиться от и до! А теперь встать, встать на ноги! – я взглянул ему прямо в лицо.

– Лучше сразу прекрати выёбываться, рядовой, или я откручу твою башку и засуну её в жопу. Ты понял меня?

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант!

– Рядовой Шутник, зачем ты записался в Гвардию?

– Герр обер-лейтенант, чтобы защищать наших принцесс, герр обер-лейтенант!

– Что же ты можешь делать для их защиты?

– Герр обер-лейтенант, стоять на посту до конца и не покидать его, герр обер-лейтенант!

– И это на всё, что ты способен?

– Герр обер-лейтенант, меня так обучали, герр обер-лейтенант.

Насколько же сильно они разложили эту Гвардию. Я хоть и не сторонник параллельных систем, но у нас эсэсовцы хотя бы умели воевать, иногда даже очень эффективно. Но не уметь воевать, но при этом перетягивать большую часть одеяла на себя – просто ужас.

– Капитан, выдайте нам снаряжение и оружие для тренировки! – крикнул я капитану, что-то нашептывающий Селестии.

– Все находится на дворе перед лабиринтом, герр обер-лейтенант. – удобно, что тут сказать.

– Отделение, в колонну по два стройся! – крикнул я. – Ведите нас, гауптманн. – обратился я к капитану.

– Идите за мной. – промолвил он, заходя в замок. Селестия и Майк отошли от входа, дабы дать нам возможность пройти.

– Удачи, юный пруссак. – сказал Майк, отдавая честь.

– Mit Gott für König und Vaterland. – сказал я и пошел дальше, ведя колонну.

Я даже не удивлён, что идут они нога в ногу.

Мы прошли довольно большое количество коридоров и встретили ещё одни массивные ворота, за которыми был тот самый лабиринт, а перед ним – площадка для тренировки солдат. На земле виднеются белые полосы для изображения дистанций, расположения… ног? во время отжиманий, куклы для битья штыками и мушкеты, но вместо штыков – деревянные скруглённые палки.

– Вольно разойтись, в две шеренги становись! – всё отделение резко перестроилось прямо передо мной.

– Вам больше ничего не нужно? – спросил меня капитан.

– Ничего, разве что носилки под конец дня. – сказал я и обратно отвернулся к подчинённым.

– Первая шеренга, положение лёжа принять! – вся первая шеренга переглянулась между собой, но выполнила приказ.

– Вторая шеренга, лечь на впереди находящегося! – вопросительные переглядывания.

– Герр обер-лейтенант, что это значит? – спросил меня какой-то единорог.

– То и значит. Ложитесь к ним на спины, будто раненые. Таскать раненых – ваша прямая обязанность на поле боя.

– Но ведь мы можем использовать магию, а пегасы – крылья!

– Во время боя летать – самое опасное занятие, а магия требует концентрации. Ещё вопросы? – молчание поразило весь строй.

– Выполняйте приказ. – большинство снова переглянулось, но хоть как-то да уложились на спинах своих сослуживцев.

– На раз – сгибаем руки.

– Ноги. – поправил меня знакомый голос.

– Так точно, рядовой Шутник. На два – разгибаем. Раз. – лишь я это произнёс, они резко начали сгибать ноги, но они ожидали, что я скажу два сразу же, как только произойдёт сгибание. Не дождетесь.

– Один раз – за страну. Два. – выдох чуть ли не всего строя.

– Раз. За своих родителей. Два. – выдох ещё более глубокий.

– Раз. За своих товарищей. Два. – лицо всей первой шеренги окрасилось в красный цвет.

– Раз. За своих правителей. Два. – они не выдержали, и большинство упало, лишь два бойца смогли подняться.

– Видимо, принцессам ничего не останется. Поменяться! – стражники на спинах резко встали со своих товарищей и приняли положение лёжа, а их уставшие напарники, еле-еле, можно сказать, запрыгнули на их плечи.

– Раз. Держать строй! Два.

– Раз. Держаться! Два.

– Раз. Держать планку. Ich habe halt gesagt! – большинство не выдержало и упало, лишь один до сих пор держит планку.

– Два. – он резко выдохнул, а лицо его налилось кровью.

Мне показалось, или у него капля крови из носа вытекла?

– Встать! – все резко встали в строевую стойку, хоть и видно было, что их энергия на исходе. Вот же слабаки!

Я спрятал руки за пояс.

– Сейчас вы пробежите двадцать кругов с заданным радиусом. – я взял четыре куклы и распределил их так, чтобы получился квадрат, примерно 35 на 35 метров. – Ваша задача – пробежать его максимально быстро. Всё ясно?

– Герр обер-лейтенант, но у нас ноги не сгибаются, как мы бегать будем? – спросил кто-то из строя.

– Захочешь жить – будут сгибаться как миленькие. Бегом марш! – весь строй начал бегать вокруг этого квадрата со всей скоростью, что мог.

Это смешно видеть.

У них не сгибаются передние ноги, отчего их бег выглядит ну просто уморительным.

Спустя двадцать кругов они вернулись ко мне и построились в две шеренги, пыхтя и обливаясь потом от палящего солнца. Мне же было хорошо и даже прохладно.

– Шеренга, лечь! – они резко плюхнулись на пузо, пытаясь набрать дистанцию между друг дружкой.

– Ваша задача – доползти до стены. – как только я это сказал, какой-то пегас начал собирать силы для рывка крыльями. – Лежать я сказал!

Он резко прилёг обратно, ударившись о ногу своего сослуживца.

– Не использовать магию и прочий бред. Только своими ногами, пачкаясь в грязи.

Очень недовольное мычание прозвучало среди строя. Мне не нравятся революционные настроения в строю.

– Выполнять! – они резко рванули с места, пытаясь несгибающимися ногами добраться до стены замка. Сделали они это за примерно минуту, учитывая, что расстояние было примерно тридцать метров.

– Медленно, заново! – они приползи обратно на исходные позиции и повторили упражнение, но теперь уложились в целых сорок-пятьдесят секунд.

– Сойдёт. Ко мне бегом марш! – построение уже не самоуверенных и гламурных штатских лиц, а злых и грязных солдат, готовых хоть прямо сейчас рвать глотку у противника. Главное – на мирных жителей не переброситься. Я такого не потерплю и буду судить по мерам военного времени.

– Эй, я тут вообще-то спать пытаюсь! – в выси башни, прямо на границе зрения из окна вылезла Луна, с растрёпанной гривой и без короны. Вот так приветствие.

– Смирно! – солдаты резко выпрямились и отдали честь хоть и не совсем близкой, но вдали видимой принцессе. Да, это были именно солдаты.

– Вы не можете это делать в другом месте? – сказала она, яростно смотря на нас из рамы окна.

– Капитан сам обеспечил нас данным местом, спрашивайте у него или у Селестии. – мне показалось, или она выругалась на каком-то незнакомом языке? Слово «Селестия» там точно было.

– Вы же эти, как их… маги, вот! Наколдуй себе вату в уши. – принцесса скрипнула зубами. Ой как мне плохо будет ночью.

Она закрыла окно.

– Продолжим. – сказал я, поворачиваясь к строю.

Итак, что ещё можно им предложить?

Мой взгляд упал на мушкеты и куклы, что до сих пор стояли без дела.

– Удовлетворите любопытство офицера: как вы вообще используете огнестрельное оружие?

– Герр обер-лейтенант, единороги используют магию, а все остальные – специальные седельные сумки с ремнями. Также можно перевесить через плечо, но использовать оружие без сумок и магии – либо лёжа, либо с упором на что-либо. Стоять на двух ногах безумно неудобно. – ответил на мой вопрос Шутник.

Только я сейчас заметил, что спусковая скоба у мушкетов попросту огромна.

Туда бы наверно пролезла ладонь человека без проблем.

– Ну вы конечно и самодельные мастера… — пробормотал я. – Надевайте.

Спустя пару минут бряцанья оружейными ремнями, они снова построились передо мной.

– Каждый начнёт бить по куклам штыками, но ваша основная задача – бить штыком в грудь, где он меньше всего застревает. Выполнять.

Они быстро разбежались по позициям и начали бить по нужным местам. Выполнение отличное, зрелище – полнейший цирк.

– Активнее, активнее! Spieß voran, drauf und dran, Setzt auf’s Klosterdach den roten Hahn!

Спустя пять минут мне это надоело. Я приказал выстроиться передо мной.

– Выстроиться в колонну по одному! Ваша задача – попытаться ударить меня. – вопросительные переглядывания очень сильно рушили единство строя.

– Попытайте удачу и выплесните гнев на меня. Моя задача – парировать ваш удар, ваша – сделать его максимально неожиданным. Выполнять!

Первый стражник помялся с ноги на ногу и резко рванул на меня. Без тактики, без плана. Я просто отошел в сторону, а когда он попытался остановиться – дал ему подзатыльник.

– Идти в лоб – идея, которая лишь иногда полезна. Встать в строй.

Следующие трое последовали его примеру. И все получили по подзатыльнику от старшего офицера.

– Ну же, рядовой Шутник, удиви меня! – рядовой показал мне уверенное лицо и начал маневрировать при помощи прыжков влево-вправо, но слишком предсказуемо. Влево-вправо-влево… удар!

Резко отойдя влево, я заставил его рыть землю носом. Слишком предсказуемо.

– Новый уровень, но слишком предсказуемо, работать над этим. Дальше!

Все прошли и так и не смогли ударить меня. Остался последний.

– Рядовой Флига, покажите пример, не позорьте форму! – сказал я.

– Готовьте санитаров. – он резко взлетел в воздух и полетел прямо на меня. Резко выхватив лопату, я шагнул вправо и ударил его прямо по макушке, заставляя его прорыть окоп собственной головой прямо передо мной, в точке, где я стоял секунду назад.

– Вот уж и вправду, готовьте санитаров. Вставай, рядовой. – я помог ему встать и привести себя в нормальный внешний вид.

– Вы же сказали, что будете парировать наши удары, а не бить нас! – закричал он на меня.

– А кто тебе разрешил использовать крылья? Вы должны уметь бороться только своими ножками, только в упор. Понятно? – рядовой понурил голову. – Встать в строй.

– Герр обер-лейтенант, так точно, герр обер-лейтенант. – сказал с грустным выражением лица рядовой.

– Последнее упражнение. – все в строю пошевелили ушками и насторожили их, дабы услышать последний круг ада.

– Разбиться на пары, один на спине, другой тащит его. Тот же круг, но 40 раз. Пошли!

Никаких вздохов или возгласов, никаких возмущений или пререканий. Все быстро разбились на пары и выполняли приказ. Пыхтя, дыша самыми глубокими вздохами, но молча и беспрекословно.

– Поменяться! – скомандовал я, когда последний пробежал сороковой круг. Те, кто поменялся с напарниками, кажется, потеряли на их спинах сознание.

Круг, ещё один. Они ускоряются, хотя это совсем необязательно.

– Построиться! – они еле-еле стоят на ногах, но так нужно.

– На сегодня достаточно. Отдыхать, не по бабам ходить. Свободны. – они резко упали на землю и начали дышать настолько сильно, что казалось, что трава вырывается из земли.

Ничего, выдержали.

Я отправился в свою башню, надеясь поспать перед ночной сменой, но, только зайдя внутрь, я услышал стук, звук которого подписывает автора за него же.

Открыв дверь, я поморщился от света, что забил мне в глаза.

– Тебе разве не нужно работать? – спросил я сгоряча.

– Время обеда, так что нет. Я смогу поесть на пять минут быстрее. Нам нужно поговорить. – она снова выглядела серьёзной, но зачем – лично для меня непонятно.

– Kommen Sie herein, Prinzessin. – она вошла и села в кресло, приглашая меня лёгким кивком головы на второе.

– Мне не нравится, как ты обращаешься с новобранцами.

– Дай угадаю – тебе не понравилась фраза о тебе с сестрой и евреями? – она явно оскалила взгляд, но все ещё давя в себе желание накричать на меня.

– Не знаю, кто они, но оскорблять царственных особ, да и ещё при их присутствии так грубо…

– Светит долгая командировка в места не столь отдалённые? – перебил я её.

– Недолгая, но запоминающаяся.

– Ладно-ладно, признаю, перегнул палку и приношу свои извинения. – сказал я виноватым голосом.

– Да что мне твои извинения… — она будто отмахнулась от них и отвела взгляд куда-то в стену. – Новобранцы наверняка еле-еле до своих казарм в городе дошли из-за усталости.

– Им полезно. Нужно же как-то развиваться? Просто стоять как часовой каждый сможет, а если лишь днём, то и подавно.

– Мне не нравится твоё отношение к ним самим. Ты бьёшь их, оскорбляешь и унижаешь. Это не товарищество, это – превышение полномочий. – она взглянула на меня не самым добрым взглядом, требуя ответа.

Я повернулся к ней всем телом, наклонился грудью вперёд и скрестил ладони в замке.

– Всё зависит от первого впечатления, Селестия. Если бы я не показал им злого командира, который строг, но справедлив – они бы расслабились, дали слабину. Да, они еле дошли до казарм, но кем они зашли в них? Солдатами – вот кем. – вот это уже была ложь. Чтобы стать настоящим солдатом, нужно пройти хотя бы пару боёв, в которых ты действительно «понюхал пороха», а не в окопе сидела да в перископ глядел.

– Мне не пришлось повышать на них голос, они прекрасно выполняли приказы. Они прекрасно выполняли приказы. Так что не волнуйся, я никогда не подниму на них руку без очень веской причины. – выделение слова Селестия приняла правильно и лишь согласно кивнула.

Она встала во весь рост.

– Но если я узнаю, что ты побил моих гвардейцев без причины – получишь наказание в независимости от моего хорошего отношения к тебе.

– Я не ослышался? Magst du mich?

Она лишь игриво улыбнулась и подмигнула.

– Спи, солдат. – она исчезла в золотистой вспышке, сопровождаемой негромким хлопком.

Was war das?

---

[1] Железная порция (нем. Eiserne Portion) – неприкосновенный рацион, состоявший из банки мясных консервов и пакета твёрдых сухарей, который можно было расходовать ТОЛЬКО по приказу командира.

[2] Один народ, один рейх, один фюрер – лозунг в гитлеровской Германии, девиз Третьего рейха. Под этим агитационным лозунгом 10 апреля 1938 года проводился референдум в Австрии по аншлюсу с Германией.

[3] Марш полковника Боуги (англ. Colonel Bogey March) – популярный британский марш времён Первой мировой, получивший второе дыхание уже при Второй из-за британских солдат, которые накладывали на простую мелодию нецензурные стихи про верхушку НСДАП.

Gute Nacht, Soldat!

Я проснулся словно по будильнику. Оранжевое закатное солнце стало уступать своё место белому диску, который зажёг тысячу звёзд на небосводе. Я подошел к окну и вдохнул полной грудью, чувствуя аромат цветов и лаванды. Успокаивающий коктейль заставляет снова лечь на кровать и забыться в безмятежном сне, да-а…

Отставить! Желудок требует еды, а ради этого придётся отработать ночную смену и плясать под чужую дудочку.

Эх…

Я вышел из спальни и открыл входную дверь, над…

– БУ!

– Gottverdammt! – я отпрыгнул назад и приземлился на пол задней точкой тела, чувствуя, как смех стоящей в проходе фигуры разбивает мою самооценку о сталь.

– Луна, это не смешно! – сказал я, поднимаясь на ноги.

Острая как пила пасть, зрачки как у кошки и тело, по размерам не уступающее Селестии. Вроде такую морду я видел в зале, где она явно была побеждена.

– Что, клыки не жалуешь? – спросила Луна с огромной ухмылкой в своей обычной форме, помогая мне подняться.

– Твою же «Голубую дивизию», это страшно видеть даже днём, не то что ночью! Я теперь неделю точно буду просыпаться в холодном поту. – сказал я.

– Не следовало у меня под окном маршировать. Теперь мы квиты. – сказала она. – А ежели Вы закончили, прошу Вас следовать за мной, нас ждёт работа. – она встала в ровную позу, выгнула спину, расправила крылья и задрала голову к потолку, будто стараясь дотянуться до него, но стараясь не высказывать этого напрямую. Смотрится царственно и красиво, ничего не скажешь.

– Я, кстати, на неё и шёл. Так, к слову.

– Идёмте. – она вышла из башни и пошла вниз по лестнице. Я грустно вздохнул и последовал за ней.

– К чему вся эта резкая… — я широко зевнул. – официальность?

– Принцесса всегда должна выглядеть изящно. – сказала она, ведя меня внутрь дворца.

– Вы с Селестией всегда так выглядите, даже если вы не стараетесь.

– Это комплимент? – спросила меня Луна, повернувшись лицом ко мне.

– Нет, это – констатация факта. – ответил я, слыша хруст ветки под ногами. Мы в саду. В Королевском саду.

– Сказал бы, что комплимент! Кобылам иногда хочется услышать тёплые слова в их адрес, даже если это факт. – топнула Луна и мгновенно растеряла всю позу в моих глазах и превратилась в избалованного ребёнка.

Не пойму я этих лошадей никогда.

– Я ведь знаю, что ты меня позвала лишь из-за того, что тебе попросту не с кем поговорить. – сказал я, когда мы прошли мимо какого-то фонтана, где на дне наверняка таилось целое состояние, на которое можно жить и жить…

Надо было хотя бы монетку прихватить, желание загадать.

– Нет, это…

– Правда? – перебил я её.

– Я предложила тебе это лишь из-за…

– Тебе не с кем поговорить? – она остановилась и взглянула на меня с нескрываемой злостью.

– Да, мне не с кем поговорить, доволен? – прошипела она.

– У тебя же есть стражники, сестра, Майк. Почему их не позвала? – спросил я, лёгким кивком предлагая продолжить путь.

– Все они спят. Да и ты в какой-то степени являешься членом Гвардии. – она сменила злостную мину и хихикнула, цокая копытами по камню.

Я пробормотал ругательство, а Луна сделала вид, что не слышала этого.

– Расскажи про себя.

– Что мне рассказывать про себя? Эрих Краузе, обер-лейтенант, родом из небольшого города Битбурга, родился в 21-ом, сейчас 23 года… вроде. Командую взводом из 49 человек. Что ещё рассказать?

– У тебя есть семья?

– Живой отец, жена и ребёнок. Мать умерла от побоев в 38-ом. Её «случайно» забили до смерти эсэсовцы, приняв её за еврейку. Скотины.

– Что за ужас… — Луна произнесла это с истинным удивлением и поднесла копыто ко рту. – Надеюсь, что они получили по заслугам.

– Дело очень быстро замяли. У одного из нападавших отец был далеко не из последнего загона.

– Но ведь это несправедливо!

– Именно тогда я стал ненавидеть нацистов. До этого я хоть как-то терпел их разгул, а после убийства я поклялся себе, что никогда не буду к ним лоялен. Так и до сих пор не привык к ним.

– Горько тебе досталось… — Луна отвела взгляд в землю.

Мы продолжили идти в тяжелой тишине и вышли на небольшую полянку. Неспокойная из-за ветра вода в маленьком озерце подрагивала, создавая волны и отражая луну.

– Можно очень личный вопрос? – сказал я принцессе, которая до сих пор держала молчание и смотрела в землю.

– Если он связан с Майком, то я тебя прибью. – Луна подняла взгляд и грустно ухмыльнулась.

– Каково было там? – принцесса остановилась и снова опустила взгляд.

– Холодно. Одиноко. Страшно. – её голос надломился, а последнее слово она сказала шёпотом. Холодный ветер подул и пробрал до костей. – Хоть я была и не одна, но страх того, что я могу вернуться обратно в мир, где все будут меня ненавидеть, пугал меня. Найтмер скрашивала наши общие дни в изгнании, но однажды… — она глубоко вздохнула. – однажды я просто не выдержала. Я бросила её одну, а сама впала в своего рода сон, который закончился при моём освобождении от демона.

– Почему ты так сделала?

– Она… она ненавидела Тию. Она желала её самой мучительной смерти. Она строила планы, готовилась, практиковалась. Я пыталась вразумить её, что если и в первый раз не получилось, то и во второй тем более… — она запнулась, обдумывая следующие слова.

– Но она не слушала? – закончил мысль я за неё.

– Она слушала меня, но не внимала. Обида и горечь застелила плотной вуалью её мировоззрение. – последнее предложение можно с уверенностью отнести к немецкому народу. Горечь поражения заставила нас верить в Гитлера, поверить в его идеалы, в его точку зрения о лучшем, правдивом и справедливом. Но пелена пропадает с глаз по мере приближения наших противников к Берлину. К фюреру. К победе.

– Обида и горечь – тандем, от которого неизвестен результат. Известно лишь, что он будет ужасен. – сказал я.

– Воистину.

– Мы продолжили идти в тишине, наблюдая прекрасные пейзажи в саду. Звёзды мерцают в отражении спокойных вод фонтанов, а сверчки напевают свою песню, даря ощущение спокойствия, такого нужного для крепкого и безмятежного сна.

– Тебе разве не нужно работать? – спросил я, желая продолжить диалог.

– Не думаю, что от пары часов, которые я выделила тебе, в Эквестрии случится что-то ужасное. Я же не подписываю важные бумаги или принимаю гостей, этим всем занимается Тия, а я так, на подхвате. – мне показалось, или я услышал нотку грусти в её голосе?

– Недовольна этим? – спросил я.

Луна приложила копыто к груди.

– Ты не поверишь, насколько я рада этому. Это даёт мне возможность спать днём, а ночью делать практически всё, что я захочу. Да, иногда Тия просит помочь с чем-нибудь, я никогда не откажу, но основная часть работы лежит на ней.

Я поднял голову и присвистнул.

– Балует она, конечно, тебя очень сильно. – отметил я.

– Она пытается сгладить вину передо мной. – она грустно усмехнулась. – Думает, что это она одна виновата в том, что я чуть не убила её.

– А ты помогаешь ей как можешь в ответ. – она положительно кивнула.

– Она тоже так думает и оберегает меня всем, чем может. Я для неё так и осталось Вуной, как в детстве, что с лепетом вспоминаем мы. – она грустно усмехнулась.

– Тебе это не нравится? – спросил я с удивлением.

Она остановилась и негромко топнула копытцем и надула губы.

– Я не маленький жеребёнок, я уже взрослая кобыла! – наш смех заполнил сад в ту же секунду.

– Взрослая она. Небось, косички до сих пор плетёшь? – спросил я с улыбкой на лице.

Луна покраснела и стыдливо улыбнулась.

– Ну… это… мне пора, вот! – она развернула крылья, но перед её взлётом я спросил:

– Darf ich gehen?

– Ладно уж, можешь идти спать. Спокойной ночи. – она взмахнула крыльями.

– Gute Nacht, Luna.

Она взлетела вверх и взяла курс куда-то в сторону луны. На Восток.

– А что там с мясом? – спросил я удаляющийся силуэт.

– Завтра! – ответила мне полукриком Луна.

Класс! Полноценный завтрак, мясной и вкусный. Я подпрыгнул на месте от радости.

Man ist, was man isst.

Я пошел дальше по саду и нашел обрыв с горы. Подойдя к нему, я обнаружил, что здесь есть магические перила, которые не дают возможности выпасть, но позволяют облокотиться на них и насладиться ветром. Влажным и прохладным.

Взглянув направо, я увидел более длинный обрыв, с которого видно, что под тем местом, где я облокотился на перила, прямо из горы виднелся выступ. С него наверняка прекрасно смотреть на закаты солнца, которое будет греть тебя своими последними лучами. Такими маленькими, но такими тёплыми.

Но туда нельзя, если ты, конечно, не умеешь летать или пользоваться магией.

А я кто? Обычный человек, без дополнительных конечностей на лбу или боках.

Я опёрся на магические перила и достал немного исписанный листок и ручку.

Поэт решил поиграть с листком ещё немного.

«Дорогая Агнет, я в порядке.»

И что это? Такое письмо пишет каждый солдат на фронте.

Зачёркнуто.

А что, если… нет, слишком лирично, заставлю волноваться почём зря.

Когда это на меня снизошло желание написать что-то, что не похоже на отчёт о количестве убитых и раненых в бою?

Теряешь хватку, солдат.

– Действительно теряешь, — и мне это нравится.

– Тебя не учили не подслушивать? – сказал я, удивляясь тому, что я уже говорю сам с собой. Я точно схожу с ума.

– Извини, я просто не могла заснуть и решила прогуляться по саду. – сказала Селестия, подходя ко мне. – А ты здесь что делаешь?

– Да вот, пишу. – я показал ей письмо.

– Личные заметки? – спросила она, опершись на перила.

– Письмо жене. – ответил я, отводя взгляд в небо.

Селестия закусила нижнюю губу.

– Я не знала, что у тебя есть жена… — сказала она с грустью.

Я усмехнулся в мыслях.

– Ну как сказать жена… Так, знакомая с ребёнком.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, с удивлением глядя на меня.

Я глубоко вздохнул и понурил взгляд.

– Слушай, я – солдат, она – обычная девушка. Она не заслужила жить такой жизнью, когда она ждёт моей весточки месяцами, каждый день просыпаясь в холодном поту и беспокоясь всё больше по ходу того, как мы проигрываем войну. Вдруг я стану одним из тех, кого уже закопали в земле? Она живёт в страхе и стала его верной спутницей. – я посмотрел в лицо Селестии с грустью. Она ответила тем же.

– Но ведь это и есть верность. Она ждёт, волнуется и надеется. Такая жена – кладезь среди песка. Цени её. – она отвела взгляд куда-то на горизонт.

– Да, но мой дом там, в окопах. Там меня ждут больше всего, там я живу каждый день, разделяя горечь и радость с боевыми товарищами, которые стали мне братьями. Там, в грязных и кровавых траншеях мой дом. Не с ней.

Я всмотрелся на звёзды, вспоминая одну из бесконечных ночей на фронте.

---

Сигареты испускают ядовитый дым, гитара играет ненавязчивую мелодию, а я смотрю на звёзды и задумываюсь: а правильно ли я поступил? Связать свою жизнь с грязью, кровью и терпением боли через ремень от винтовки в зубах.

Ответа никогда не последует.

–  Эрих?

– А-а… что? – я поднял туловище и повертел головой по сторонам, выискивая Рудольфа.

– Опять звёзды считаешь? – спросил он с неодобрением. – Подходи к столу, там Генрих такой стейк сделал, что пальчики оближешь. – сказал он, в конце довольно промычав. Скорей всего, свой кусок он уже съел.

– Да-да, я скоро. – сказал я, продолжая смотреть на небосвод.

Рудольф подошел и присел около меня, но не говоря ни слова. В уютной тишине мы смотрели на мерцающие в небе огоньки, дающие нам надежду на завтрашний день.

– Эрих. – спросил он, не отрывая взгляда.

– М-м?

– Как думаешь, что будет после войны?

– Конец.

Он посмотрел на меня с непониманием.

– Конец чего?

– Наших жизней.

– С чего ты взял?

– Мы уже убили столько народу, а сколько мирного населения – один Гитлер знает. Нас прикончат при первой же возможности. Нас не пощадят.

– Первую же пережили, и эту переживём. – сказал он с надеждой в голосе.

– Ты видел, чтобы в Первую мирных жителей сжигали заживо, попутно обучая целое поколение на этом? – ответа не последовало.

– Все эти русские плакаты о нас, пропаганда и прочее. Если мы проиграем эту войну – мы проиграем своё право на существование.

Рудольф задумался и молчал, выстраивая мысль у себя в голове.

– Ты веришь в пропаганду, в которую даже сами русские не верят. Ты сам это видел. Фанатиков у них ещё меньше, чем у нас.

– В том-то и дело, что они во власти, как и у нас.

Я полностью прилёг на траву и начал смотреть на луну. Она такая одинокая, там, наверху. Я усмехнулся про себя.

Прямо как мы.

– Ты боишься. – неожиданно сказал Рудольф. – Ты боишься потерять всё.

– Я уже потерял всё, кроме своих товарищей. – Рудольф взглянул мне в лицо и грустно улыбнулся.

– Иди, герр штабс-фельдфебель, мясо стынет. – он похлопал меня по плечу и ушел спать.

В ту ночь я так и не смог заснуть.

---

– Эри-их? Эрих!

– А-а… да?

– Что с тобой? Тебе нездоровится? – Селестия встала на траву всеми четырьмя ногами.

– Нет, извини… призадумался немного. – Селестия кивнула в знак понимания.

– Когда Луна была в изгнании, я могла стоять здесь часами и просто смотреть на звёзды, разговаривая сама с собой.

– Что же, у тебя появился собеседник. – я грустно усмехнулся.

Селестия улыбнулась.

– Спасибо тебе за это, Эрих.

– Не за что, Тия. – я улыбнулся в ответ.

Я почувствовал пот на ладонях.

– Ты будешь писать что-нибудь? – спросила Селестия, когда я вновь обнаружил листок и ручку в своих руках.

– Сегодня уже поздно, я пойду спать. – я сложил листок и положил его в карман куртки вместе с ручкой.

Она игриво улыбнулась.

– Тебя провести?

– Мне не нравится это выр… — я не успел договорить, как золотая вспышка ослепила меня, и я перестал чувствовать землю под ногами.

– Хотя бы предупреждай перед этим, а не так резко. – я прошипел от боли на задней точке. Опять.

Селестия лишь тихо хихикнула.

– Ладно, больше так не буду.

Я поднялся на ноги и понял, что мы в моей башне. В прихожей.

– Auf Wiedersehen und gute Nacht. – я пошел в свою спальню, попутно снимая шлем.

Примерно полночь.

– Спокойной ночи. – сказала мне Селестия вслед.

Я лёг на кровать и укрылся одеялом. Бр-р, чего же так холодно? Из-за одного открытого окна не может быть холодно даже в куртке.

Ни единого звука.

Мне кажется, или Селестия что-то бормочет?

Nicht ein Schlacht, ein Rettungsaktion

Я открыл глаза и проморгал пару раз. Те же стены, те же цвета, тот же мир.

Я глубоко вздохнул и присел на кровать, замечая в окне огромную тучу, что застелила небо своим свинцовым цветом.

Стук в дверь.

Он отличается от стуков Селестии. Небрежный, настырный.

Я поднялся с кровати и открыл входную дверь. В проходе я увидел Майка, с руками за спиной.

– Приветствую. Я могу войти? – вопрос был скорее риторическим.

– Заходи.

Он вошел в прихожую и положил на стол из своих рук газету.

– Ты теперь местная знаменитость. – сказал он, садясь в кресло. Я взял газету и присел на второе.

«Бравый стражник или убийца в законе?»

Откуда у них моё фото?

А, точно…

Это я иду по улице после посещения бара. Вся правая рука в крови.

Стоп! Я же левую не обрезал о стекло! Да и ножа в руках у меня не было.

– Знаешь, за что я люблю тоталитарные режимы?

– За что?

– За возможность взять автора этой статьи и скрутить ему шею, а тело сжечь в печи. – сказал я, сжав кусок бумаги у меня в руках.

– Воу, это было… неожиданно? – сказал он с удивлением.

– У меня не было ножа в руке! Вот он, на бедре! – я похлопал по левой ноге, подтверждая свои слова. – Да и нож тут нарисован кухонный. Я пришел в замок с ножом?

Майк подумал секунду-другую.

– Нет. – ответил он коротко и сухо.

– Враньё портит честь офицера. Я должен найти его и сломать ему рёбра. – сказал я с агрессией в голосе.

– Ты будешь думать сейчас не об этом. Для нас нашлась работа.

Я вскочил с кресла, выкидывая газету на пол.

– Krieg? – спросил я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.

– Сядь. – стальным голосом сказал Майк. Я повиновался.

– В лесу затерялся отряд стражников, их необходимо найти.

Сердце начало возвращаться к прежнему ритму работы.

– А как же их боевые товарищи, полиция? Что, солдатам делать нечего, кроме как пьяных рядовых искать? – моему недовольству не было предела.

– Местные считают тот лес особенным. Там всё идет не по их обычным законам, и это их пугает.

– Что значит «не по их законам»?

– По нашим.

Я взглянул на Майка, как на полного идиота.

– Если ты не заметил, то время суток, погода, и, даже, вроде как, время года тут контролируется местными. А вот лес, или как его называют местные, Вечнозелёный лес, этим законам не подчиняется. – я развёл руками.

– Вау, какой-то там лес может сам сбрасывать листву, это ведь так опасно. – я закрыл лицо руками.

– Дело в том, что там можно встретить тварей, каких мир не видывал. – теперь это звучит более разумно, но всё равно глупо.

– Армия?

– Знаешь… — он спрятал ладонь за затылком. – Технически, здесь нет солдат, в Эквестрии есть только стражники.

– Твою мать… — я глубоко вздохнул.

– А как же обеспечение безопасности границ, обороноспособности и независимости страны?

Майк лишь пожал плечами.

– Ты разговаривал об этом с принцессами?

– Селестия отказывается создавать армию, ибо войн не было давно, даже слишком давно.

– Si vis pacem, para bellum. Я не верю, что в мире не найдётся какой-нибудь кровавый диктатор, который с охотой прибьёт тебя носком с дерьмом.

Майк встал с кресла.

– Ты идёшь или нет? – спросил он, стоя уже у двери.

– А у меня есть выбор? – я тоже пошел на выход, ибо кое-кто кое-что обещал мне.

– Сегодня на выходе из замка, вечером.

– Понял. – сказал я, закрывая дверь и идя вниз по лестнице.

Майк же пошел в свою башню. Видимо, хочет выспаться, ибо, скорей всего, будем работать ночью.

Зайдя на кухню, я обнаружил лишь небольшую записку.

«Эрих, нужная тебе еда справа от тебя. И, как бы противно мне не было писать это, но приятного аппетита.

Луна.»

Справа был лишь шкаф. Открыв его, я увидел контейнер, от которого шел пар. Взяв ближайшее полотенце, я аккуратно положил его на стол.

Внутри… Твою мать.

Бекон с яичницей. Прямо как в мечтах.

Мой рот уже захлёбывался от количества слюны в нём.

Быстро схватив ближайшую вилку, я начал очень быстро уплетать данное мне чудо кулинарно-бытовой мысли. Не успевал я доедать одно, как другой кусок уже улетал в рот.

Как же вкусно…

Блаженство захлебнуло меня, как волна в Северном море, и я чуть было не упал с табуретки.

Восстановив равновесие, я увидел перед собой Селестию. И апельсиновый сок в чашке.

– Утоли жажду, хищник. – сказала она с какой-то неизвестной мне эмоцией.

Я выпил всю чашку за один глоток.

Господи, как же хорошо.

– Так хорошо я себя не чувствовал годов этак четыре. Спасибо.

– Что ты имеешь в виду? – сказала она, роясь в шкафу.

– Последний раз я ел нормальное мясо в сороковом. Потом пошло одно дерьмо.

– Да? И что же ты ел? – спросила она, выглянув из шкафа.

Я немного замялся.

– Ты не хочешь этого знать. – сказал я, стараясь увильнуть от вопроса.

– С одной стороны – да, я не хочу знать, а с другой – тебя необходимо держать в тонусе, необходимо знать твои предпочтения.

– Что, ради меня будут что-то особенное готовить? Звание офицера даёт столько хороших преимуществ! – я улыбнулся.

– Так что тебе не нравится? – спросила она, снова засунув голову в шкаф.

– Конина. – я чувствовал, что эти слова прозвучали громче выстрелов в нынешней обстановке, а их эффект не заставил себя долго ждать.

– Ч-что ты с-сказал? – переспросила она, смотря на меня с ужасом.

-Ваше мясо – самое дерьмовое вещь, что я пробовал. Без обид, хотя я не знаю, можно ли это принять за оскорбление. – сказал я, вставая из-за стола.

Она посмотрела себе на грудь. Попыталась, по крайней мере.

– Ты думаешь, что эта кровь появилась из-за того, что я взял тебя на пробу? – я рассмеялся, чуть ли не падая на спину. – Ну ты даёшь, Тия!

– Шутки подобного рода не смешны и не приемлемы. – сказала она с серьёзным лицом.

– Ладно, серьёзная ты наша. Я пойду, тебе только аппетит порчу. – сказал я, уже направляясь к выходу.

– Эрих.

– Чего?

-Скажи, а какова она на вкус? – она понурила взгляд, но из-под её гривы глаза смотрели прямо на меня.

– Ужасна. Не хочу её ни видеть, ни уж тем более есть.

– Спасибо за отзыв. – сказала она с грустной усмешкой.

– А зачем тебе?

Спустя пару секунд её немного грустное лицо превратилось в маниакальное.

– Мне не нравится это выражение лица. Опять.

– Спи спокойно, мой дорогой друг. – вспышка. Шкаф, в котором она рылась, был пуст, а Селестия пропала. Опять. Что с ней не так? Одни вопросы.

---

Мы стояли на перроне и ожидали появления поезда, который приедет за нами. Вечер явно собирался уступать место своей тёмной подруге, я начал тихонько зевать.

– Что это? – спросил я у Майка, увидев что-то у него в руках.

– Салфетки, два кекса и плед.

– Мне стоит спрашивать о том, кто это собирал?

– Я не знаю, зачем она это подсунула, но спасибо хотя бы за это.

– У тебя консервы хоть есть? В лесу многое может случится, особенно если это тот же Аргон.

– Суп и макароны с чем-то, штуки четыре. Наверняка с морковью.

– С мясом бы…

– Да-а… — мы оба уставились в небо на секунду, но звук приближающегося поезда вывел нас из сочных мечтаний.

Поезд был покрашен в серый цвет без каких-либо излишеств, имел лишь локомотив да пару вагонов, некоторые были явно предназначены для транспортировки каких-то грузов.

Армейская строгость и серость без излишеств.

Из вагона вышла фигура, в ней узнавался старик в фуражке.

– Заходите, сынки. – сказал он хриплым голосом и с кашлем зашел обратно внутрь.

Мы с Майком переглянулись.

– Старик.

– Старик.

Мы зашли внутрь и увидели пять дверей и проход в локомотив.

– Ваше – последнее. – неожиданно со спины сказал дед.

– Не пугай нас так, отец. – сказал Майк обернувшись. «Отец» просто ушел в локомотив.

– Пошли уж. – мы прошли в указанную дверь и взору предстало купе. Самое обычное купе, ничем не отличающееся от нашего. В поездах я ездил разве что на Восток, да и то в общих, чуть-ли не для скота вагонах.

Закинув винтовку наверх, я положил на стол бутылку сока и кусок торта из рюкзака, который оставил под столом.

– На фронте по сахару соскучился? – спросил Майк, кладя на верхнюю кровать каску.

– Она заставила меня его взять. Её глаза были слишком широко раскрыты, чтобы сказать нет. Говорит, что это даже вкуснее мяса, что это заменит тебе всю еду в этой жизни.

Майк усмехнулся.

– Кажется, у кого-то появился покровитель.

– Да пошел ты, иппофил[1]. – сказал я обиженно.

– Да ладно тебе. – ответил он непринуждённо.

Звук свистка. Поезд тронулся и стал набирать скорость, начиная набивать свою песню.

– Помню, как на поезде ехал на фронт в первый раз. Никогда такого не забуду.

– С чего так? – спросил я, закидывая уже свой шлем наверх.

– Мы пели громче, чем рвались снаряды. Невпопад, с разными акцентами, путая текст, но смеясь, ехали на фронт.

– На большое приключение, которое сделает из вас мужчин?

Он мрачно взглянул на меня.

– Я скажу тебе так: никакое это не приключение.

– Мы все думали иначе. Война на первых парах амбициозна и красочна. А попав в окопы, ты лишь думаешь о том, как бы выжить, и весь запал улетучивается сполна.

– И правильно. – сказал Майк, ложась на кушетку.

– Подтверждаю.

Я сел на кровать.

– Итак, сколько нам ехать? Час, два, шесть?

– День и пару часов. – Майк словил мой удивлённый взгляд. – It’s a long, long way to Tipperary.

– Надеюсь, что мы едем не зря.

– Мне лично надоело в замке сидеть и ничего не делать. Хоть куда-то выберусь, пусть даже и зря. Сидеть в золотой клетке – не самое лучшее занятие.

– Мне тоже при золоте не особо живётся. Мой дом там, в…

– Окопах? – перебил меня Майк.

– Жрать всякое дерьмо, по типу…

– Конины? – тише произнёс он.

-Откуда ты всё это знаешь? – спросил я с удивлением.

– Ты думаешь, что я просто так в офицеры был пожалован? – с небольшой агрессией сказал британец.

Я открыл бутылку с соком и уже хотел налить во фляжку, но запах предостерёг от этого действия, поэтому пришлось пить прямо из горла.

– Лейтенант.

– М-м?

– Какое самое страшное зрелище у тебя на памяти?

Он посмотрел на меня с мраком, несравнимым даже с ночным.

– Сомма. Я тогда почти всех своих друзей потерял. Да и звук хруста костей под траками только лишь усугублял положение. Это была кровавая баня.

– Понимаю тебя.

– Да ничего ты не понимаешь… — сказал он и отвернулся к стене.

Я глубоко вздохнул.

– Слушай, я не пытаюсь сказать, что ты не бывал в передрягах. Да, ты бывал в дерьме, чаще всего в более глубоком, чем у меня, и я действительно тебя уважаю.

Он резко обернулся ко мне.

– Уважение должно быть заработано через честь и цель сделать человечество лучше, а не за стрельбу по другим юношам, которым от силы семнадцать. – он привстал и стал говорить шепотом. – Мне до сих пор снятся кошмары. Я до сих пор слышу их крики.

Я промолчал.

– Мне даже не с кем было поделиться этим. Все погибли, все! Лишь один я стоял посередине пепла. Прямо посередине поля из трупов. – он вновь лег и снова уставился в стену.

Ветер продул меня до костей.

Холодно. Слишком холодно.

Я открыл фляжку и смешал сок с последними каплями абсента, закусив тортом.

Я взглянул в окно и увидел лишь луну, светящую прямо нам в окно. Я лёг на кровать и закрыл глаза, ожидая завтрашний поход.

Поезд стучал колёсами и медленно покачивался, будто стараясь погрузить нас в транс. У него это получалось.

– Эрих?

– Что?

– А когда ты боялся больше всего?

Я ответил не думая.

– Всегда.

---

 

Сентябрь 1939 года. Солдатам приказано перейти границу и начать вторжение. Будьте сильными и беспощадными, будьте немцами. Мы – будущее этой планеты, они – наши рабы. За Родину. За фюрера!

 

---

 

Я пытался вжаться в землю как можно глубже, чуть ли не закапывая себя заживо. Я что-то кричал, но я не слышал. Я молился, но мольбы не будут услышаны. Я звал маму, но она не придёт. Я погибну здесь. Я умру прямо здесь!

– Это безумие! Хватит стрелять! – я кричал во всё горло, надрывая его.

Ко мне ползком подбиралась серя, завязшая в грязи каска. Он поднял голову и взял меня за трясущиеся плечи.

– Ты в безопасности! Скоро он выдохнется! – Генрих тряс меня за плечи. – Ты меня слышишь? Главное – не выс…

Взрыв. Одного из нашего взвода разорвало на куски. Его нога прокатилось прямо до моей ступни.

Я не могу больше! Я… я…

Я попытался встать во весь рост, чтобы убежать. Неважно куда, главное – подальше отсюда. От ада. От смерти.

Генрих попытался прижать меня к земле, но не он остановил меня.

Выстрел из танка я почти не слышал, но тряска земли сказала за него. ДОТ, из которого нас прижали огнём, был уничтожен. Уничтожен.

Да! Это наш путь отсюда. Да, да! Теперь есть только один путь – вперёд.

Пошли, пошли, пошли!

Я встал из окопа и закричал изо всех оставшихся во мне сил:

«ВПЕРЁ-ЕД!»

Я побежал прямо на вражеский окоп, крича, но этот крик был больше похож на хрип. За мной в яростном порыве побежали мои сослуживцы, на ходу прикрепляя штыки. Я спрыгнул в окоп и ударил прикладом поляка, который хотел выстрелить в меня. Он упал и не смог удержать винтовку в руках, ударяясь головой о кусок бетона.

Прицелившись, я посмотрел в его глаза.

Отчаяние. Страх. Смерть.

Почему не было выстрела?

Почему курок не был спущен?

Я просто не могу его спустить. Он такой же, как и я. Все мы такие же, как и они.

Резкая боль в спине и я сваливаюсь около ботинка поляка, которого я не смог застрелить момент назад. Я не смог спустить курок. Я не смог убить.

Я погиб там, где впервые понял ценность жизни.

Отец, помолись за меня.

---

 

Дождь барабанил по крыше, словно миллионы снарядов. Гроза то и дело сверкала в небе, будто кто-то пытался увидеть нас во тьме, что была снаружи поезда.

Мы сидели с Майком и играли в «Города». Хотя, правильней будет сказать, что это он играл, ибо моих знаний географии хватило на три десятка, так что лейтенант разрешил мне использовать и другие слова. Ехать ещё было часа три, а вся еда уже была съедена, все напитки выпиты. Мы даже не могли закусить скуку.

– Сейчас.

– Суэц.

– Но ведь это не город, а канал! – хотел было похвастаться я.

– Это ещё и город на южной окраине канала. – парировал британец.

– Просто так и скажи: наша империя контролирует больше одной четверти всей земной суши, лизните мой чайник. – Майк хитро улыбнулся.

– Возможно, возможно. – сказал он неопределённо.

– Засели на своём сраном острове и носа не высовываете. Везучие гады.

– Знаешь, а мы ведь можем быть братьями.

– С чего это? – спросил я с удивлением.

– Ты на уроках не был, не так ли?

– Знаешь, когда тебе дома есть нечего, то ты и не только на школу забьёшь болт. – сказал я со сталью в голосе.

– Понимаю тебя.

– Да ничего ты не понимаешь… — я отвернул взгляд от Майка.

Спустя секунду британец засмеялся. Я присоединился в тот же момент.

– Теперь моя очередь играть обиженную девочку. – сказал я сквозь слёзы.

– Эй! Я не обиженная девочка! – сказал он, толкнув меня в плечо.

– Да ну? – сказал я с улыбкой. – У тебя есть карты?

– Естественно. – сказал он, доставая рюкзак.

– Если я тебя выиграю – ты будешь девчонкой до конца дня. – сказал я с азартом.

– Если ты не прав и выиграю я, то я смогу называть тебя фрицем весь день. – сказал лейтенант, раскладывая карты.

– У тебя нет шансов. – сказал я, вспоминая, как мы устроили целый турнир в нашем взводе. Я занял второе место, уступив первое Генриху. Ну естественно, ему уже за сорок, он уже опытный. А это глупый двадцатилетний британец. У него нет шансов.

---

Семнадцать раз! Семнадцать раз я проиграл ему! И лишь на восемнадцатую попытку я смог хоть как-то одолеть его. Что в мире-то творится!

– Ладно, фриц. Победил один раз, молодец. Можешь гордиться этим.

– Как ты вообще так научился играть? – удивлённо я взглянул на британца.

– Знаешь, когда в окопе сидишь, то даже тройное сальто уже не выглядит настолько непосильным. – сказал он, убирая карты в рюкзак.

– Из траншеи не вылези, акробат.

На весь коридор кто-то закричал:

– Двадцать минут до готовности, ребята. Пакуйте сумки!

– Pack up your troubles in your old kit-bag, and smile, smile, smile…

– Dort, wo die Sterne stehn am Waldesrand, Blüht die neue Zeit, die neue Zeit!

– Что, уже даже наши песни воруете? – спросил британец, опуская рюкзак на пол поезда.

– А вы наших учёных! – сказал я, пытаясь быть гордым за свою страну.

– Наверняка они убегают из Германии лишь по той причине, что у нас лучше. – сказал он с ехидной улыбкой.

– Нет, у нас лучше!

– У нас больше ресурсов, еды и всего прочего, а культура настолько разнообразна, что иностранец даже в ней не разберётся с третьего раза.

– А у нас – лучшая армия и дисциплина. И все друг другу братья!

– А у нас…

---

Мы уже вышли из поезда и направились от перрона к небольшому, но довольно плотному городку. Из всех однотипных одно-двухэтажных домиков очень сильно выделялся… нет, прямо светил в глаза и выжигал их, кристальный замок. Или сделанный на подобии.

 Да уж, роскошь здесь – предмет ходовой.

Дождь лил как из трёх ведер, дороги размыло в грязь, по которой даже в сапогах ходить неудобно. Туча заслонила всё небо, из-за чего темнота была чуть-ли не зимней. Как бы винтовка не заклинила...

Мы остановились на перекрёстке главной улицы.

– Значит так: я пойду в замок и разведаю обстановку, ты же иди вон в ту палатку и попытайся тоже что-нибудь узнать. Не влезай в проблемы, я отвечаю за твою голову.

– С каких это пор ты главный?

Он достал из кармана помятую и сыроватую бумажку и прямо всунул мне в глаза. Она состояла из трёх слов:

«Он главный.

Луна.»

Почерк её, не подделка. Но написано явно в спешке, будто у неё были и другие дела.

Дрыхнуть, например.

– Что твоя принцесска сказала меня не волнует. Я старше тебя по званию и по опыту.

– Ну тогда держи вторую. – сказал он, вытягивая из второго кармана штанов такой же лист, но уже крупнее.

Селестия, ну твоё же солнце!

«Эрих, я прошу меня извинить, но я подтверждаю сказанное выше сестрой. Майк более или менее знаком с моей ученицей, живущей в замке.

С наилучшими пожеланиями, Селестия.»

– Что там написано? – сказал британец, наверняка улыбаясь во всю ширь рта. Я даже вижу его зубы.

– Ладно, твоя взяла, окопная крыса. Я буду там в палатке. Не задерживайся особо, я хочу быстрее свалить из этой грязи.

– Выполнять. – сказал он и ушел в сторону замка.

Войдя в палатку, я поймал на себе четыре взгляда. Они сидели на брёвнах и сушились от какой-то маленькой печки. Три были самыми обычными стражниками, ничем не отличавшиеся от своих собратьев из… Кан…берры? Будем пока его так называть.

А четвёртый стражник был совсем другой. Вертикальные зрачки, крылья неизвестно из чего, весь в тёмных тонах.

Луна же не отзывала войска. Или всё-таки парочку да отправила назад?

На меня уставились тупыми взглядами, не понимая, что происходит.

На их лицах было лишь одно – непонимание всего происходящего.

– Может… пойдём? – спросил один из них.

– На улице такой ливень, что за полсекунды промокнешь до нитки! – ответил один из них, словив кивок в мою сторону.

– Расскажите всё, что знаете, ибо у меня такое же задание. – сказал я, словив взгляды уже с подозрением.

– Неизвестное существо с неизвестными целями приходит и начинает расспрашивать нас. Понимаешь, к чему я клоню? – сказал тёмный стражник.

– Уверяю вас, я тут по государственному заданию.

– Все мы тут по государственному заданию. – сказали слева от меня сидящий.

– Хоть какие-то зацепки, ведущие к ним, вы нашли? – спросил я, надеясь получить ответ.

– Сквозь землю провалились. Следы размыты дождём, их запах даже собаки не могут учуять, а разведка с воздуха бесполезна. Как по мне, так надо уже похоронные писать.

– Сильв, не будь таким пессимистом! Может быть они сейчас на границе леса и скоро сами выявятся?

– Почему тогда они ещё не появились? – усмехнулся он в ответ.

В палатку зашел, немного посмеиваясь, Майк.

– На подготовку тебе десять минут. Мы выдвигаемся в лес и полностью его прочешем.

– Навигация?

– Отсутствует.

– Что, никто даже туда не ходил? Откуда они тогда вообще про этот лес столько легенд наделали?

– Ходили, но назад не возвращались.

Теперь дело принимает более интересный оборот.

– Ты бы хоть тогда оружие взял, что ли. – сказал я с досадой. Отстреливаться буду только я, а патроны могут кончиться слишком быстро.

Майк похлопал по кобуре.

– Этого будет достаточно.

– Ладно, самоуверенный британец. Пошли. – я встал и положил гитару на бревно, а Майк лишь ухмыльнулся.

– Тоже мне, Мата Хари[2]…

– Удачи вам, мужики. – послышались голоса сзади.

– Нам она не понадобится. – сказал я на прощание.

Выйдя из палатки, я вновь почувствовал ливень, бьющий из всего, что только у него было. Вот ведь сила!

– Говоришь, погода контролируется? – сказал я ведущему меня к окраине леса Майку.

– Так, видимо, нужно. – он лишь пожал плечами.

Путь до леса оказался не столь длинным, сколько трудным. Дороги превратились в грязное месиво, света было очень мало и опасность поскользнуться заставляла нас на некоторых участках замедлять шаг. Но вот мы у цели – вход в лес. Смотря в его бесконечную темноту, тебе кажется, что она пожрёт тебя, уничтожит и не заметит. Нам придётся идти туда.

– Фриц?

– Чего?

– У тебя никогда не бывало ощущения, что вот, это твой последний бой, что к завтрашнему утру ты будешь среди мёртвых, что жить тебе осталось лишь пару мгновений?

Я отвёл затвор винтовки назад.

– Я уже пять лет так живу.

---

[1] Слияние слов «иппофагия» (употребление конины в пищу) и «ксенофил» (любовь к чуждому).

[2] Мата Хари (настоящее имя – Маргарета Гертруда Зелле) – исполнительница экзотических танцев, куртизанка. Во время Первой мировой была шпионом в пользу Германии, но её эффективность оценивают как «крайне невысокую». Была расстреляна французами в 1917 году.

Albtraume Nacht

Мы шли по густой чаще леса в полной тишине, лишь дождь бил по толстым и тяжёлым веткам деревьев, а грязь хлюпала под нашими сапогами. Мы идём на Восток.

Дальность видимости была не больше метров трёх. Свет еле проходил сквозь тучи и ветки, из-за чего мы шли крайне осторожно, попутно пытаясь проглядеть, что впереди.

– Знаешь, я иногда…

Всё произошло слишком быстро, чтобы понять это сразу.

Я упал на живот и ударился рёбрами о затвор винтовки. Воздух вылетел из моей груди в мгновение ока.

Я зашипел и попытался вдохнуть горящими лёгкими, но каждый вдох лишь усиливал пожар внутри меня.

– Как же тебе повезло. – сказал Майк, лежа рядом со мной, испачкав весь свой торс и всё лицо в грязи.

– Твою мать, что это было? – я попытался поднять голову, но британец резко прижал меня обратно к земле.

Лишь сейчас я услышал, что что-то очень огромное пролетело прямо над нашими головами, раскачиваясь на верёвке, закрепленной на нескольких толстых ветках.

Лишь спустя минуту мы смогли подняться в полный рост.

– Ловушка сработала, видимо, из-за того, что ты порвал очень, ну очень тоненькую ниточку. – сказал Майк, осматривая огромный кусок дерева, подвешенный на веревке. – Не теряй бдительности. Ушки на макушке, смотреть в оба. Кто знает, какое ещё дерьмо тут припрятано. – сказал он, смотря в темноту леса.

– Закончим с этим уже побыстрее, у меня уже мурашки от этого места.

– Идём.

Я пропустил Майка вперёд и начал смотреть по обе стороны от тропы, по которой мы шли. По которой мы чуть ли не ползли, боясь напереться на что-нибудь.

– Замри! – сказал шепотом Майк. Мгновенное повиновение.

Звук. Слева. В кустах.

Майк достал револьвер и указал в сторону тех самых зарослей, откуда издался шорох. Я кивнул и стал идти прямо на те самые кусты, направляя ствол прямо на них.

Шаг. Стук. Шаг. Стук. Шаг.

Сердце пропустило удар.

Я даже не успел отреагировать, как был повален на землю чем-то.

– Сними эту хрень с меня! – выстрел. Ещё один. Третий. Пятый. Шестой!

На шестом выстреле тварь буквально развалилась на части, заваливая меня чем-то деревянным.

– Бежим отсюда, быстро! – Майк быстро засунул револьвер в кобуру и поднял меня на ноги.

– Зач…

– Быстро, мать твою!

Мы рванули по тропе настолько быстро, насколько смогли. То, насколько быстро бегает Майк, удивило меня не меньше, чем нападение той твари. Окопная крыса бегает быстрее, чем хоть и бывший, но всё-таки гренадер!

Мы остановились у развилки, дыша настолько глубоко, будто это наши последние секунды.

Перед смертью не надышишься.

– Зачем… мы… — я попытался продолжить фразу, но жуткая боль в груди помешала этому, а звёзды в глазах только подтвердили это.

– Они умеют… регенерировать. – сказал Майк, пытаясь отдышаться.

– Как?

– Я… сам этого не знаю. – сказал он, выпрямившись в полный рост.

– Твою мать… уходить надо отсюда… — сказал я, почти отдохнув.

– Ты – налево, я – направо. Встретимся на рассвете в городе. Не рискуй, герой. – сказал он и направился по указанной тропинке. Ой как я надеюсь, что это перепутье заканчивается в одном месте.

– Дерьмо… — сказал я про себя и пошел по левому пути, ибо даже тропинкой назвать это язык не поворачивается. Грязи уже по лодыжку, я уже проваливаюсь под ней. Господи, когда уже этот дождь прекратится?

Я шел ускоренным шагом, ибо в каждом кусте я видел что-то, что готово накинуться на меня, разорвать на куски и не заметить этого. Мурашки пробегали по коже, оружие тряслось в руках, дождь заливал всю округу. Господи, как же холодно…

Я дошел до обрыва и уже понадеялся, что вот, конец тропы и пора отступать, но скрипнув какой-то деревяшкой, слева выдал себя мост. Старый и деревянный. Под ним – пропасть, которой нет конца, а после него – старый и ветхий замок, который здесь стоял явно не одну сотню лет, если не тысячелетий, но дальний обзор не позволяет оценить крепость.

Я боюсь высоты.

Да, это покажется странным, но я всегда её боялся. Даже направленная на меня противотанковая пушка не наводила на меня больше страху, чем высота.

Быть в самолёте или на перилах перед обрывом – это одно дело. Пилот никогда не ошибётся, а перила не сломаются. А вот переходить старый, ненадёжный, сотни лет стоящий мост – совершенно другая ситуация.

Может, назад? Сказать, что затерялся, что нашел лишь тупик? Соврать?

Я обернулся назад и увидел всепоглощающую темноту леса и звуки покачивания веток на влажном ветру.

Нет, солдат, назад дороги нет. Вперёд.

Я повесил винтовку на плечо и взялся за верёвку, на которой натянут мост. Зайдя на первую деревяшку, я осторожно нажал на неё. Она скрипнула, но не погнулась и выдержала. Опершись на неё уже второй ногой, я начал потихоньку двигаться по мосту.

Так… Шаг… Главное вниз не смотреть… Ещё один. Ещё. И ещё!

Ха! А он неплох! Явно не пальцем делано.

Успокоившись, будучи гордым за себя, я уверенно зашагал по мосту. Он медленно покачивался, а я уже видел свою цель – конец этого пути. Но одна из деревяшек попросту упала вниз, и я упал лицом на промежуток.

Я посмотрел вниз.

Господи, господи, ГОСПОДИ.

Я начал пытаться подняться на ноги, но лишь сильнее раскачивал мост. Побежав вперёд, я выбил пластину ударом ноги и чуть не упал. Спасло лишь то, что я смог упереться на спину.

Прыгнув в конце моста и упав на живот, я начал дышать ещё сильнее, чем тогда, на распутье.

Я сделал это. Я перешел мост.

Я перевернулся на спину и начал упитываться водой, что дарила мне природа. Луна светила на небосводе, звёзды блестели в темноте космоса, а сверчки напевали свою, в каком-то роде, уникальную мелодию о красоте. О любви, о мире. О жизни.

Товарищи на века, которых не разольёт вода. Товарищи, чьё плечо поддержит тебя и в радости, и в горечи.

Ты один, прими это уже, идиот. Ты – один. Совсем. Забудь про всех, они тебе и не нужны! Ты же солдат немецких кровей, ты способен на всё, и тебе никто не нужен!

Я резко встал на ноги и вскинул винтовку, услышав шепот. Нужно идти.

Weiter.

---

Замок был действительно очень стар, а что ещё важнее – огромен и таинственен. На каждом шагу могли ждать ловушки и секретные проходы, а камень так и сыпался, говоря, что этому замку действительно не помешает реставрация. Хотя, тут уже нечего реставрировать, остались только камни с проросшим в них мхом и крысы. Ну и лианы, куда же без них в ветхих и страшных замках.

Первым моим открытием стала библиотека, количество книг в которой превышало все допустимые и не очень значения. Они старые, обращаются в прах при первом касании, но именно в них заключались знания, которые собирались наверняка тысячелетиями. Если, конечно, эта цивилизация столько существовала.

Выйдя из библиотеки, я направился по широким коридорам, будучи в боевой стойке и держа винтовку перед собой. Эхо шагов нервировало, оружие бряцало на моём ремне. Я подпрыгивал при каждом шорохе, а дождь, что бил по камню сверху, лишь усиливал страх того, что я не услышу одного единственного, тихого шороха. Звук в подобной ситуации – твой лучший друг и товарищ. Враг невидим, но слышен. Но дождь лишь перебивает своей канонадой все звуки, что происходят в замке.

Выйдя из бесконечных коридоров, похожих на бескрайние окопы, я наткнулся на лестницу вверх. Шаг за шагом я чувствовал, как начало холоднеть.

Я вышел в огромный, местами с выбитыми кусками, зал. Господи, да он неплохо так разбит, будто здесь побывала 150-ти миллиметровка 18-ого года. В некоторых местах в полу виднелись пробоины. Где поменьше, где насквозь. Окна были выбиты, а большинство стен в лианах. Колонны, которые явно были чем-то разбиты. И что-то по типу трона в самом конце зала, так же находящимся в ветхом состоянии.

М-да уж.

-Живые есть? – крикнул я в зал, но ответа не последовало. Пройдя до самого конца и заглянув за трон, я увидел какой-то… дымок?

Что это?

Присев, я всмотрелся в него. В нём мерцали серебряные точки, словно звёзды, а сам он был несимметричной формы, постоянно изменяя её.

– Ты что ещё за чудо? – я попытался притронуться к дыму, но он набросился на мою руку. Я убрал руку от него, но меня сразила сильнейшая слабость.

Краски потеряли свой цвет, в глазах помутнело, а ноги стали ватными.

Спать.

Нельзя спать, нужно…

Я попытался выйти из зала, но на середине я не смог сдержаться.

Я упал на холодный, влажный пол и потерял сознание.

---

Обстрел ведётся по ту сторону поля, но русские ДОТы не дают нам пройти.

– Твою мать, где радист? Мы же сейчас поляжем все! – кричал я, пытаясь найти в своём взводе радиста для вызова авиаудара.

– Радист по вашему приказанию прибыл! – он встал по стойке смирно и чуть ли не высунул голову из окопа.

– Вызывай «Штуку», сейчас же! – скомандовал я и вернулся обратно на пулемётную позицию, откуда уже минуту не раздавалась адские очереди.

– Генрих, что с пулемётом?

– Заклинил! – он пытался отвести затвор назад, но, видимо, из-за грязи внутри, он попросту не поддавался.

Я спустил пулемёт в окоп.

– Функер[1], что там с поддержкой? – спросил я, крича на пять метров.

– 77-ая эскадра непосредственной уже в пути! – закричал радист, до сих пор держа радио и микрофон рядом с собой.

– Нам нужно прорываться, Эрих! Нужно идти вперёд, иначе вся слава им! – сказал Генрих, беря винтовку радиста.

– Поддержка в пути, жди и не высовывайся, сам же… дурак! – Генрих выбежал из окопа и побежал прямо на русский ДОТ.

– Всем! Вперёд! – теперь мы точно трупы.

Я поставил ногу на подставку и уже собирался выйти из окопа, но увидел, как Генриха расстрелял пулемёт.

Быстро и безболезненно.

– Генрих, мать твою! – я бежал по полю со всех оставшихся сил, но я был слишком медленный.

Выстрел. Вспышка.

Я не успел ничего почувствовать.

---

Куски бетона и пыль летит нам в глаза, но мы ничего не можем с этим поделать.

– Твою мать, где же ты, сука?! – Вальтер пытался выглянуть из-за разбитой стены, но получал выстрел под ноги.

– Не высовывайся, Вальтер. Только на пулю нарываешься. – сказал Ханс, сидя у стены и куря сигарету, которую он обменял у русского, когда мы объявили небольшое перемирие для спасения раненых.

– Заткнись, Ханс. Я сейчас тебе сам пулю в лоб засуну. – сказал он, всё ещё пытаясь выглядеть снайпера. Ханс лишь выдохнул, продолжая просто смотреть в потолок.

Что-то блеснуло в одной из куч мусора, валяющейся на дороге.

– Вижу тебя, сука! – сказал Вальтер.

Я оттащил и прижал его к стене.

– Заткнись и сядь. Успокойся, мать твою! Не подставляй нас! – он вырвался из моего захвата.

Рудольф, Ханс и Людвиг мгновенно встали во весь рост.

– Да пошли вы все! Вы мне нужны, я один всё сделаю, вот увидите! Я вас сам потом разжалую за трусость! – он кричал так, что его голос отражался от всех стен этого проклятого города. Каждый русский теперь знает, где мы.

Он начал махать рукой из-за стены, искушая снайпера нажать на курок. Поделав так минуту-другую, он побежал на другой конец улицы.

Выстрел.

Его крик был недолгим. Он умер.

Вспышка.

---

 

Знойное лето 43-го. Запах трупов становится уже невыносимым, но они продолжают появляться с невиданной скоростью. С такой же скоростью к нам прибывают новобранцы из Берлина и тысячи эшелонов с танками, топливом и оружием. Но не для нас, а для «крайне профессиональных» солдат, которые даже не могут как таковыми называется. У этих ублюдков танков наверняка больше, чем во всём вермахте!

Расформируйте СС, отдайте их людей, оружие и снаряжение нам – и война будет выиграна в считанные месяцы.

Мы маршировали для перегруппировки и пополнения припасов после проигрыша под Курском. Тут были все: эсэсовцы и обычные солдаты, рядовые и лейтенанты, раненые и невредимые.

Мы шли по дороге, маршируя по ней походным шагом. Маршируя по безымянной русской деревне.

Жители смотрели на нас мёртвыми глазами, но у некоторых появилась искра. Огонёк. Отблеск.

Старики молились, дети прятались за родителей, подростки держали наготове топоры.

Во что они превратили армию…

А ведь мы выбивали пыль из дорог, как из ковров, когда в 41-ом шли по Украине…

Из строя вышло двое человек. Два роттенфюрера, с винтовками наперевес. Твою же мать.

– В строй, живо! – сказал я, но они даже внимания не обратили. – В строй, болваны! – никакой реакции.

– Ханс, ты за главного. Веди людей. – сказал я, видя, что он отвлёкся, смотря на солнце. Я толкнул его плечом.

– А-а… понял. Возвращайся быстрее. – я кивнул и пошел к двум эсэсовцам, которые уже стояли около старушки с ребёнком.

– Двое автоматчиков – со мной! – из строя вышло два фельдфебеля, которые кивнули в знак принятия команды.

– Пи-во. Ты понимаешь немецкий, животное необразованное? – сказал он ребёнку, который спрятался за ногой у старшего.

Мальчику было лет пять, весь в гари от печки, а на руках как прыщи сияли волдыри.

– Это же животное, как оно может понимать тебя? – слишком знакомый голос.

– Смирно! – рявкнул я. Оба лишь оглянулись.

Господи.

– Рудольф, Людвиг! Вы что делаете! Быстро в строй!

– Не видишь? Мы пытаемся забрать у этих животных то, что принадлежит нам по праву. – попытался оправдаться Рудольф

– По какому ещё, мать вашу, праву?

– Мы – люди высшей расы, а они – животные, которых нужно расстреливать без сожаления. Но у них есть то, что должно принадлежать нам, не так ли? – «объяснил» мне Людвиг.

– Седьмая, мать твою, памятка. Забыл? – сказал я, пытаясь воззвать к голосу разума.

– Солдафон не может указывать солдату СС, понял? – Людвиг направил на меня пистолет.

– Цельсь! – выкрикнул я двоим автоматчикам. Они неуверенно наставили пистолеты-пулемёты на эсэсовца.

– Либо ты опускаешь пистолет, либо я пущу тебя под трибунал! – зашипел я.

Людвиг опустил свой взгляд на землю. Он резко отвёл руку назад и выстрелил наугад.

Пуля прошла через ногу старушки и пробила череп мальчика насквозь. Ребёнок упал на спину и закатил глаза, окинув небо своим последним взглядом.

– Ты хочешь увидеть свою Агнетку и своего сына в таком же положении? Так они всё равно будут расстреляны! – кричал он на меня, но я не слышал.

Сквозь крики раненой я старался найти выход из ситуации.

И он только один.

– Огонь! – автоматчики резко спустили курки и оба расстреляли весь магазин.

– Meine Ehre heißt Treue… — я направил ствол пистолета на голову Рудольфа.

Выстрел.

Вспышка.

---

 

Июль 1944-ого. Казалось бы, что может быть хуже, чем высадка британцев со своими колониями, в том числе бывшими, а также их невообразимо быстрое наступление? Мы думали, что это ознаменование начала конца, что хуже только смерть, что Рейх испускает последний дух, но мы ошибались.

Мы, чёрт возьми, сильно ошибались.

Двадцатого июля было совершено покушение на Гитлера. Бомба взорвалась прямо у него под ногами, но эта мразь выжила. Если Бог и существует, то он явно благоволит желаниям Гитлера.

Последующие разбирательства, вскрытия имён, убийство мятежников, пропаганда, крики и речи, прошли мимо меня.

Лишь одно событие для меня было важно.

Ханс Фрейслер, 25 лет, фельдфебель. Был причастен к заговору против фюрера, казнить по приказу на рояльных струнах. Приговор привести в исполнение немедленно.

Я был среди огромной толпы и увидел невысокого, с чёрными волосами и голубыми глазами парня, стоящего на виселице. Его лицо выдавало лишь спокойствие и грустную улыбку. Он смотрел куда-то за горизонт, пытаясь собрать последние частицы уходящего мира, будто почтовые марки.

Он усмехнулся, видимо, вспоминая что-то про себя.

– Ваши последние слова? – гестаповец поставил ступню на стул.

Он окинул последним взглядом закатное солнце, где были видны какие-то памятные страницы его истории. Нашей истории.

– Господи, спаси Германию.

Он умирал мучительно. Он умирал, хрипя от недостатка воздуха. Но он умер с улыбкой на лице.

Был издан последний вздох. Он больше не двигался.

Он умер.

Вспышка.

---

 

Красно-жёлтые дни осени 1944-ого года. Мы отступаем по всем фронтам, пытаясь выжить в канонаде адских пушек. Но дома нас ждут и надеются, что мы выйдем живыми из ада, что мы вернёмся целые и невредимые, что закончится война и начнётся жизнь. Жизни, которой не было.

Но ей не было суждено сбыться.

Я сидел в парке. Мимо проходили люди, большинство из них – женщины и старики. Всех забрали на фронт, дабы отчаянно обороняться, хотя мы даже понятия не имеем, насколько долго этого хватит.

Два года, год, месяц?

Но довольно.

Я вертел перед собой заряженный P38. Тот самый, когда меня произвели в офицеры, когда все мы были вместе. Все живы и здоровы, смеющиеся, здоровые и молодые парни, мечтающие о лучшей жизни, мечтающие вернутся назад на Родину к семьям, к отцам и матерям, к женам и детям.

Я невесело усмехнулся.

Не промахнусь.

Как сказал бы мой друг Вальтер: «Эрих, смерть она лишь одна. И пусть она будет достойной».

Я приставил ствол к виску. Последние запахи, последние ощущения и последняя тяжесть этого мира.

Я начал спускать курок. Весь мир остановился, обрел ярчайшие краски и наполнился диковинными запахами цветов, которых я никогда не видел.

Мама, я иду к тебе.

Выстрел.

Вспышка.

---

[1] Рядовой в войсках связи.

Neuer Tag

Я открыл влажные глаза.

Под моим подбородком – влага, но сам я не чувствую себя мокрым, а тепло, исходящее от чего-то, видимо, высушило меня полностью.

Луна светит с неба и освещает лишь небольшую часть зала, в котором нахожусь я.

И что-то ещё.

Я накрыт чем-то тёплым и пушистым. Кажется, чёрное крыло. Оно лежит параллельно мне и не смотрит мне в глаза.

Винтовка. Она лежала настолько близко, что, вытянув руку, я смогу дотронуться до рукоятки всей ладонью. Главное – осторожно.

Я медленно тянул руку к винтовке и уже чувствовал курок указательным пальцем, но винтовка резко выскользнула из рук и поднялась в воздух.

– Ты проснулся? – я резко подпрыгнул и выбил крыло, накрывавшее меня. Взяв винтовку, я попытался выстрелить в силуэт, но… заклинило, скотина!

Ну давай, давай!

Готов!

Очередь.

Я один. Здесь нет никого.

Пули врезались в каменную плиту, разодрав её на куски. Я начал водить стволом по залу.

Я встал в центр зала, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому звуку.

Нет, мне точно не показалось.

Слева было какое-то движение.

Резко направив оружие налево, я начал медленно подходить к развалившемуся трону, но, выглянув из-за спинки, я обернулся.

– Поиграем? – я резко отпрыгнул назад и, потеряв равновесие, упал на спину.

Чёрт возьми, что же это за кошмар здесь творится!

Я попытался выхватить пистолет, но руки прижаты к земле каким-то бирюзовым сиянием. Я попытался высвободиться, но с каждой новой попыткой давление на мои руки увеличивалось.

Я взглянул на того, кто меня приковал.

– Луна, что за шутки, немедля освободи меня! – я попытался двинуть ногой, но тщетно. Будто приварено, скотина.

Я взглянул ей в лицо.

Нет, это точно не Луна.

– Я с удовольствием оторву плоть от твоих костей. – острые, как ножовка зубы пробежались по моей шее. Сердце билось, будто стараясь вырваться из клетки. Я слышал всё, я видел всё, я чувствовал каждой клеткой своего тела, но я ничего не могу сделать.

Она поднесла клыки к моей шее и взглянула в мои глаза своими, будто обезумевшими от запаха свежей крови, тонкими, вертикальными кошачьими зрачками.

Господи.

Она засмеялась. Прямо над моей шеей. Она смеялась так громко, что звук заставлял уши скрутиться от громкости.

– Вы до сих пор боитесь меня, но как же это иногда смешно! – она встала в полный рост.

Этот смех… он был натуральным, даже местами детский.

Будто в первый раз.

Я снова был свободен и быстро встал на ноги, потирая заболевшие запястья.

– Давай знакомиться. – она улыбнулась и снова продемонстрировала мне свою пасть.

Я ударил её прямо под челюсть со всей силы, которая у меня была в теле, чуть не ломая кости в пальцах.

– Arschloch. – я подобрал свою винтовку с пола и отсоединил магазин.

Примерно половина, сойдёт.

Громко вставив магазин в винтовку, я повесил её на плечо и обернулся обратно к той, которая получила то, что заслужила.

– Знаешь, оказаться вновь в живом мире и получить такое – не каждый сможет пережить. – она опустила взгляд и… плакала?

Я подошел к ней.

– Не закатывай драму. Нервный солдат никому не нравится.

Она чуть ли не запрыгнула на меня и закричала:

– Ты хоть знаешь, кто я? – да, это слёзы.

– Нет. – сухо ответил я.

Её выражение лица сменилось от отчаянности до непонимания и подозрения.

– Откуда ты? – удивлённо спросила она. – Из другого мира? Я слышала, что такое возможно.

– Да.

Она удивилась второй раз из-за моей сухости.

– Как ты можешь говорить об этом так скомкано? Это ведь путешествие в другие миры, в другие реальности, в другие истории. – она выделали последние слова.

Да-а, было бы неплохо на самом деле.

– Замнём вопрос для ясности, у нас есть проблемы и поважнее.

Она улыбнулась в какой-то своей, превосходящей и страшной манере.

– Боишься страшных, тёмных и полных смертельных ловушек замков?

– Нет! Я просто…

– Не смей врать мне. – от количества стали в её голосе по спине прошлись мурашки.

Я что-то пробормотал про себя и услышал усмешку из её уст.

– Знаешь, подначивать своего спасителя – неблагодарно и некрасиво, но это моя первая попытка подначить кого-либо за такое долгое время. Я так давно не испытывала этих чувств…

– Что ты имеешь в виду?

– Ты когда-нибудь оставался наедине с собой неделю, месяц, год?

– Нет, но я имел в виду…

– А я была одна больше, чем несколько столетий. – она прошептала эти слова и начала скользить взглядом по полу.

Мы стояли в неуютной тишине, лишь луна в самом верху неба освещала центр зала, как бы следя за нами.

Она глубоко вздохнула, легла около разрушенной стены и стала разглядывать звёзды на небосводе.

Лишь сейчас у меня получилось полностью осмотреть её.

Тёмная шерстка, сильные крылья по бокам, под которыми лежал я, рог, длина которого могла сопоставляться только с Селестией, силуэт полумесяца на фиолетовом облаке на фланке. Но самое завораживающее было другое.

Тёмно-синяя, развевающаяся будто на невидимом ветру грива, в которой виднелись серебряные звёзды, появляющиеся и пропадающие где-то вдали галактики. Всё это зрелище было на фоне неяркого света луны. Да, это Луна, но… больше и… красивее? Как бы Майка не зацепила…

Спустя минуту моего осмотра, она наконец-то ответила, взглянув мне в лицо:

– Куда идти? Меня ненавидят, моё существование никому не интересно. – она снова глубоко вздохнула. – Я попробую отреставрировать замок и жить одна, никому не нужная, никому не мешающая. Снова.

Я переминулся с ноги на ногу.

Холодно. Очень холодно.

Что мне делать?

---

Гнойные топи Беларуси. Прекрасное прикрытие для местных партизанских отрядов, которых пугают любыми страшилками, пугают массовыми рейдами на деревни, но дубина народной войны так и не сломается. Несломленная военная машина. Зверь, ждущий лишь увидеть твою неприкрытую спину.

Мы разделились на отряды, в каждом по два человека.

Необходимо найти и уничтожить тайник. Задание, на котором можно умереть совсем не по-геройски.

– Бинго! – сказал Людвиг, проверяя куст позади меня.

– Нашел что-то?

– Какой-то люк.

Я быстро подошел к Людвигу.

Действительно, люк, прикрытый хворостом и листвой от дерева, под которым и находился.

Я попытался открыть его, но Людвиг ударил меня по рукам.

– За что?

– За фальшь в карты. – он показал пальцем на проволоку.

Растяжка.

Он отследил весь путь от начала люка до конца, остановившись посередине двух веток над люком.

Осколочная граната была припрятана листьями и положена на бок ради максимального эффекта при открытии люка. В случае детонации наши тела бы незамедлительно превратились бы в решето.

– Умные ублюдки. Но на каждого умного найдётся двое находчивых. Правильно, герр лейтенант? – спросил он, перерезая проволоку.

– Нас не взорви, горе-сапёр. – я легко усмехнулся, а Людвиг надул щёки.

– Знаешь, таких, как я, во всём мире не сыщешь.

– Полезай давай, нарцисс.

Мы залезли внутрь небольшого проёма и обнаружили простой склад продуктов. Хлеб, зерно, фрукты, где-то даже кусочки мяса. Кажется, свинина.

– Вот тебе и бинго. – я откусил яблоко, подобрав его с небольшого ящика.

– Не могли они целой гранатой оградить простой склад с едой! – сетовал Людвиг.

– Еда – главный фактор боеспособности. Странно, что они ещё караульного не поставили.

Я сел на ящик около свинины. Она была накрыта газетой, но её кусочек торчал из-под куска бумаги и выдавал её.

Странно, но она даже не пахнет. Даже мухи над ней не летают.

Я присел на корточки перед ней.

– Ну должно же здесь что-то быть! – Людвиг беглым взглядом осматривал погреб.

– Подойди-ка сюда и помоги мне сдвинуть эту коробку.

Он подошел и вместе мы передвинули ящик. Ну и тяжесть!

– Земля. Отличная находка, герр лейтенант.

– Не торопись с выводами, мой юный ученик. – Людвиг усмехнулся, а я ударил по грязи ладонью.

Мы оба переглянулись.

Металлический звук. Там что-то есть.

– Смотри, тут отверстие какое-то. – он указал на вырез в земле.

– Нужен ключ.

– Может он в ящике? – мы оба взглянули на свинину в газете.

– Ну-ка…

Я раскрыл газету и взглянул на кусок мяса. Небольшой вырез для пальца отбрасывал половину «свинины» и выдал нашему взору крюк. С подходящим диаметром.

– День сегодня на нашей стороне.

Я вставил ключ в вырез и открыл со скрипом тяжёлый и ржавый люк.

Ещё один спуск вниз.

Мы переглянулись.

– После Вас, герр лейтенант.

Я полез вниз и оказался в небольшой комнатке с картой нашего района с отметками важных точек, рацией и доской.

Всё было освещено газовыми горелками и свечами, сжигавшие последний воск.

– Ну что там? – спросил сверху Людвиг.

– Слезай вниз, сам посмотри.

Я посмотрел на карту. Тут обозначен наш аэродром истребительной авиации, тут наше горючее, а здесь танки…

Дерьмо, придётся это докладывать в компетентные органы, пусть прочешут ближайшие пять километров как собаки.

– Я проверю следующую комнату.

– Угу.

Я услышал треск рации и решил подойти к ней.

Выстрел. Ещё один.

– Людвиг, твою мать! – я быстро подбежал к двери и оттянул его к стене, попутно чуть не получив пулю прямо в висок. Но сильнее пуль слышно крики самого Людвига. Куда же тебя?

В ногу и живот. Как же сильно он кровоточит, господи.

Что я должен делать? Что?

Я взял винтовку в руки и попытался высунуться, и посмотреть, какой ублюдок сделал это.

Очередь пролетела мимо меня, оглушая чуть ли не полностью, но нет.

Этот звук я ни с чем не перепутаю.

– Что, урод, пустой? – я забежал в комнату и прицельным выстрелом убил старика на инвалидной каске в шею. Он упал и умирал, захлёбываясь в собственной крови.

Бегло осмотрев комнату, я нашел ещё одну дверь. Выбив её ногой, я обнаружил себя в госпитале. Тут были все, кто не мог постоять за себя: дети, старики, больные, тяжелораненые.

Я зацепился взглядом за девушку в белой, испачканной кровью одежде с красным крестом и переметной сумкой.

Я откинул винтовку за плечо.

– Ты! Со мной, быстро! – я грубо взял её за плечо, но какой-то раненый с перевязками на всё лицо и, по-видимому, полностью ослепший, удерживал её руками. Он что-то бубнил, но плевать мне на его уговоры.

Я ещё раз попытался вырвать медсестру, но его хватка до сих пор не ослабла.

Взяв винтовку в руки, я чуть не оглушил его, прислонив ствол к голове.

– Отпусти её, урод! – не знаю, понял он меня или нет, но его хватка лишь усилилась. Он лишь повернулся ко мне своим уже отсутствующим лицом и стал кричать. Кричать лишь одно слово.

Я выстрелил и быстро спрятал винтовку за плечо. Кричащая медсестра даже не могла сопротивляться.

Приведя её к Людвигу, я увидел, насколько сильно он побледнел.

Я отпустил медсестру и прислонил ствол винтовки к её голове.

– Помоги ему, быстро! – я сдерживал себя от слёз. Мой товарищ погибает у меня на глазах, а я даже помочь ему не в силах. Но вот он, ключ к его спасению, сидит и рыдает!

– Быстро! – я кричал изо всех сил и уже не мог сдерживать слёзы.

– Всё, Эрих… я… отбегался.

Я присел слева от Людвига и взял его за плечи.

– Держись, сейчас тебе помогут, помогут.

Я взглянул на медсестру.

– Пожалуйста, пожалуйста! Сделайте же что-нибудь!

Она вытащила жгут и начала перевязывать ногу моего товарища.

Я сделал то, что должен был. Я сделал то, что нужно было.

---

– Хватит строить сказки, пошли. – я решительно подошел к ней.

– Что бы меня тут же отправили в ссылку опять? Уж лучше жить одной здесь, в своём родном доме, чем там. – она кивнула в сторону светящей луны.

Я глубоко вздохнул.

– Даю тебе обещание, что никто тебя туда не отправит. – она взглянула на меня с подозрением.

– Чего стоит твоё обещание?

– Моей жизни. – и это было правдой. Она запросто может меня убить.

– Убью я тебя, и что с этого? Перережу глотку, сорву шкуру, переломаю кости… — она уставилась в небеса и замечталась.

– Пошли.

Она встала и посмотрела мне в глаза.

– Ты ведь не врёшь, так ведь?

– Не вру, пошли отсюда. У меня и так мурашки по коже.

Она хихикнула.

– Что я говорила про страшные и пугающие замки?

Я проверил винтовку на плече.

– Вперёд. Меня ждут с отчётом.

Мы пошли вместе по лестнице и начали выходить из замка. Найтмер всё время сетовала на то, как же сильно всё разрушено, как пропадают предметы искусства, книги и всё прочее в пыли столетий. Рассказала про то, как она попала в ссылку, какие события предшествовали этому и к чему привело.

Да уж, судьба у неё выдалась нелёгкая, это точно. Где-то даже она делала паузы, чтобы собраться с духом.

Даже слишком нелёгкая.

Мы вышли к чёртовому мосту. Я замялся и пропустил Найтмер вперёд.

– Что с тобой?

– Я… иди вперёд, мне нужно кое-что сделать.

– Ты боишься высоты? – вопрос был риторическим.

– Можно сказать, что… да, боюсь.

Она лишь хмыкнула.

– Сломал ногу в детстве и теперь боишься высоты?

– Просто с детства не люблю высоту. Особенно пропасти, в которых не видно дна. Страшно, знаешь ли.

Она лишь устало выдохнула.

– Тебя перенести или телепортировать?

– Я предпочту дезориентацию на пару секунд, чем…

Я не успел договорить, как уже оказался на другой стороне. Встав на ноги, я быстро пришел в себя. Привыкаю к этой бесовщине, но да ладно. Только в плюс.

– Веди. – сказала она, кивая в темноту леса.

Я взял винтовку в руки.

– Пошли.

---

 

Лес оказался на этот раз светлее и гораздо безопаснее. Возможно, что вид моей спутницы отпугивал уже на подходе. Даже я её немного побаиваюсь, не буду врать.

Она остановила меня передней левой ногой.

– Ты не видишь? – спросила она, глядя мне в лицо.

– Что я должен видеть? – я сконцентрировал взгляд вперёд. Пустота и темнота.

– Взгляни под ноги.

Я присел на колено и попытался увидеть хоть что-то, но я не преуспел.

– Это какая-то очень древняя шутка?

Она указала копытом на землю.

– Земля.

Она фыркнула.

– Леска.

Я приблизился к земле настолько, что чуть ли не испачкал нос в грязи. И вправду, леска.

– Это лес или партизанский полигон? – столько ловушек, что действительно начинает казаться, что партизаны здесь чувствуют себя как дома. – Как я только не задел её?

– Тебе очень сильно повезло, мой друг. В пылу побега ты проскочил её.

Я встал в полный рост.

– Спасибо.

– Это – самое меньшее, чем я могу отплатить тебе свой долг.

Я перешагнул через леску, пытаясь не поскользнуться на размытой тропе.

– Чем ты мне обязана? – я сделал пару шагов вперёд, дабы дать ей встать на все четыре ноги.

– По крайней мере, своим телом. – она расправила крылья для большей эффектности. – Но самое важное – это свобода. Я была в том замке несколько лет, смотря на те же стены, на тот же зал, где я была и поражена. Я даже не могла чувствовать то, как мои мышцы заполняются кровью, как хрустят мои кости. – она хрустнула шеей, наклонив голову направо.

– Не понял, как я тебе помог с этим, но всё равно приятно.

– Твой кошмар.

Я остановился и вопросительно уставился на неё.

– Такое количество боли, страданий, ярости и других отрицательных эмоций. В один момент я чувствовала себя владычицей мира сего.

Я угрюмо пошел дальше. Вот надо было ей вспоминать это видение. Это был мой самый худший кошмар.

– Но я смогла вернуть себе самообладание и увидела тебя. Ты был в позе эмбриона и, как бы ты не хотел этого отрицать, но ты плакал и трясся от холода. И я прикрыла тебя крылом, чтобы ты не замёрз.

– И очистила форму, ибо на ней даже пылинки нет. Спасибо за это.

– Опять же, не за что. Это наименьшее, что я могу сделать для тебя.

– Забудь про долг. Это дружеское спасибо.

Найтмер улыбнулась. По-настоящему улыбнулась. Криво, косо, но попытка достойна уважения, учитывая её внешность, которая способна свести с ума.

Мы шли в беспокойной тишине. Идя по минному полю, ты никогда не будешь спокоен, даже если ночь шепчет свою тихую, но такую прекрасную арию.

Моментами я замечал, как моя спутница переводила на меня взгляд, а лишь заметив то, что я тоже могу смотреть на неё – отводила взгляд. Спустя пару минут мне стало тошно от такой ситуации.

– Колись. – она растерянно обвела всю округу взглядом, но быстро вернула себе ориентацию.

– Я… — вой голодного живота. И это был даже не я, удивительно.

Я вздохнул и скинул с себя рюкзак.

Выручай, мой старый друг.

Первым же делом на мои глаза показалась фотография моего отряда, пришитая в левой части внутри рюкзака.

Как вы там, ребята?

Достав консервы с макаронами, доставшиеся от Майка, я оголил лезвие. Я не носил с собой консервного ножа, приходиться довольствоваться тем, что есть.

Увидев мои потуги для открытия консервы, Найтмер взяла её в телекинез и открыла в мгновение ока.

Я убрал лезвие в ножны и закинул рюкзак обратно на спину.

Заглянув внутрь, Найтмер вопросительно уставилась на меня.

– Что?

– Это…

-Макароны с морковью. Никогда что ли не видела?

Найтмер лишь подняла бровь.

Точно.

– Ешь уже.

Разинув рот, тёмная кобылица закинула всё в рот и, пережевав, была в экстазе. Жестяная банка, которую она держала в поле телекинеза, попросту выпала из него. Такой эйфории я не видел, наверно, со времён падения Веймара. Будто тяжелый наркотик, который даёт самый большой эффект наслаждения в первый раз.

Звуки шагов спереди. Найтмер резко толкнула меня в кусты и прижала меня всем телом.

– Что ты… — она прижала мой рот своей щекой. Твою же…

Звуки шагов переросли в разговоры.

– Знаешь, я предпочитаю… — этот голос. Это же Майк! – Это я дал ему это перед отправкой в лес. Мне это совершенно не нравится, ибо открыто даже не ножом, а будто вырвано с силой зверя.

– Зверь может быть здесь до сих пор. Ради твоего друга – пойдём быстрее, всем зверям наперекор. – женский, довольно низкий голос. Кто это?

– Выдвигаемся. – быстрый, барабанный звук тяжелых сапог и ещё более тяжелых копыт по дождевой грязи. Звук отдалялся, но теперь его совсем не слышно.

Найтмер осторожно, будто все ещё находясь на стороже, подняла голову и взглянула мне в глаза. Её зрачки были широко раскрыты, напоминая кошку в ночи.

– Я понимаю, что такие моменты для тебя… в новинку… но… воздух. – она мотнула головой и зрачки вновь сузились.

Она быстро встала с меня, и мы вместе вышли на тропу.

Откашлявшись, я чуть не упал от недостатка кислорода, но Найтмер, пребывавшая в горящем смущении, поддержала меня.

– Зачем ты это сделала? – вопрос был задан без обвинительных нот.

– Представь их реакцию на моё появление. Они бы наверняка убежали, а ещё и тебя бы прославили как моего пособника. Я не хотела подставлять тебя под удар.

– Майк – солдат. Так же, как и я. Да, страшно. Да, хочется убежать отсюда и больше никогда не возвращаться. Но бежать некуда. Нужно лишь атаковать, атаковать и ещё раз атаковать.

– Там был твой приятель? – спросила Найтмер с удивлением.

– Так, знакомый. Кто с ним был – загадка даже для меня.

Я попытался очистить форму от грязи, но Найтмер даже не напряглась.

– Спасибо.

Найтмер улыбнулась, а я взглянул за спину.

– Нужно идти к ним, иначе они за меня спохватятся.

– А что делать мне? – я снова смотрел на тёмную кобылицу.

– Иногда приходит время, что приходиться показаться миру. Die Zeit ist gekommen. Время пришло.

Найтмер замялась.

– Мне нужно сделать кое-что перед моим появлением в свет. Время ещё не пришло.

Я устало выдохнул.

– Хорошо. Но как ты собираешься спрятать себя. Я, конечно, ни на что не намекаю, но твоя форма крайне заметна.

Найтмер фыркнула, а её рог засветился.

Теперь на её место в воздухе замаячил еле заметное облако газа. Спустя секунду, Найтмер вернула себе форму.

– Я тебе завидую.

Найтмер самоудовлетворено хмыкнула.

– Многие завидуют мощи аликорнов, многие хотели бы её иметь. – сказала она, вглядываясь в пустоту позади меня.

Пора идти.

– Даже в форме облака тебя хоть и сложно, но можно заметить.

– Что же ты предлагаешь?

Я снял рюкзак и приоткрыл его.

– Ты предлагаешь мне прятаться, подобно крысе в сумке?

– Мне стоит говорить о том, кто это всё начал? – я присел на одно колено и положил рюкзак на землю.

Найтмер уже хотела превратиться в облако, но остановилась и взглянула на меня.

– Я не узнала твоего имени. – я удивился, но постарался скрыть это.

– Эрих.

Она кивнула и, превратившись в облако, спряталась в рюкзаке.

Оставлю приоткрытым. Кислород нужен всем живым существам.

Повесив рюкзак обратно на спину, я взглянул на тропу, ведущую к замку.

Теперь нужно ускоренным маршем идти до крепости. Объяснение придумаю на ходу.

---

Бегом добежав до моста, я увидел Майка и его спутницу на другой стороне. Зебра? Я в Африке не был, для меня они в новинку.

– Майк! Давай назад, там пусто! – британец обернулся и вместе со спутницей бодро зашагал назад по мосту.

– Как ты оказался у нас за спиной? Тут ведь одна тропа. – британец взглянул на меня с подозрением.

– Ну-у… я через лес побежал. Да, через лес. – Майк осмотрел меня с ног до головы. Чёрт.

– Больно уж ты чистый.

– Дождь смыл наверно. – я попытался придать голосу убедительности, но попытка с крахом провалилась.

– Ладно, пошли отсюда. Задача выполнена.

Я усмехнулся.

– Трупами или так, напуганными?

– Они были у неё – он кивнул в сторону зебры. – Знакомьтесь. Зекора – Эрих, Эрих – Зекора.

– Schön, Sie zu treffen.

– Вот и закончилось твоё задание, постигнет дезертиров жестокое наказание.

– Она всегда говорит рифмами? – удивлённо спросил я.

– Да ещё какими! – ответил Майк. Настолько быстро слагать стихи – это надо уметь.

– Солдаты скитались по лесу, в итоге наткнувшись на её дом. Некоторые ранены, кто-то даже серьёзно. Она оказала им первую помощь и проводила до города. – объяснил положение Майк.

Новая знакомая смотрела на меня с опаской.

– Темнота в твоём сердце залегла, да такая, что чувствую её даже я.

Мы с Майком переглянулись.

– Не знаю о чём ты.

– Пойдёмте уже отсюда, я устал как собака.

Мы начали двигаться по той же тропе, по которой я и пришел сюда.

Зекора смотрела с опаской на меня всю дорогу. Мне это не нравится.

Совершенно не нравится.

---

Дойдя до конца леса, Зекора попрощалась с нами и пошла обратно в лес.

– Она там живёт? – удивлённо спросил я.

– Удивительно, не так ли? – Майк смотрел ей вслед с уважением, а я с непониманием. – Мы уезжаем, фриц. Наше приключение подошло к концу. – он устало вздохнул.

Луна собиралась уступить своё место горящему диску.

Оно ещё только начинается, мой друг. Только начинается.

– Когда уезжаем обратно?

– Можем уехать сейчас, а можем остаться тут хотя бы на пару дней и хоть как-то начать осваиваться, наладить контакт с местными? – я повернул голову в сторону Майка.

– Ты хочешь влиться в их общество?

Майк кивнул.

– А ты? Разве у нас есть другой выход? Золотая клетка – это красиво, но очень быстро надоедает. Хочется наконец-то стать обычным человеком. Разве ты не хочешь уже попрощаться с оружием и стать обычным крестьянином, рабочим? Почувствовать вкус жизни, а не металла во рту?

Я призадумался.

– Не о том разговор. Мне надо поговорить с Селестией. Срочно.

Майк хитро защурился на меня.

– Даже не смей. – превентивно сказал я.

Британец засмеялся.

– Ладно, любитель солнца.

Вот скотина-то, а.

– Когда обратно?

Майк осмотрел город, маячащий на горизонте.

– Можем прямо сейчас. Так-то, тот поезд, на котором мы приехали, вёз припасы в здешний гарнизон. Сейчас он полностью опустошен, так что, возможно, что доедем обратно побыстрее. Если сядем прямо сейчас, то, наверно, к следующей полночи приедем.

– Что? – я резко мотнул головой и обернулся.

– Я говорю…

– Я видел что-то. – я взял винтовку в руки.

– Где? – сказал британец шепотом, доставая револьвер.

– На границе зрения, около вон того одинокого дерева. – в метрах пятидесяти от нас стоял одинокий дуб. В его тени явно что-то проскочило.

Мы подошли и осмотрели дерево, но ничего не нашли.

Майк убрал револьвер в кобуру.

– Усталость сказывается на нас. Давай быстрее по вагонам, тоже спать хочется.

Я повесил винтовку на плечо и мы пошли в сторону перрона.

Шепот.

Я повернул голову, но там никого не было. Майк же не обратил на это даже ни капли внимания.

Я просто устал. Я просто…

---

Мы сидели в купе и уже ехали обратно. Как объяснил нам машинист, тот же дед, на этот раз будет только локомотив и купе, которое он отцепит и возьмёт столько вагонов, сколько сможет его «детка унести». На вопрос – куда делись прошлые эшелоны, он ответил, что их конфисковали для экстренной помощи сельскохозяйственному сектору. Настолько сильных дождей не было, как он сказал, со времён «моего отпуска в Балтимэйре, как же тогда я был молод…».

Майк широко зевнул.

– Не знаю, как ты, но я устал как собака, гоняясь по этому лесу.

Я ничего не ответил и продолжил смотреть в потолок.

Британец лишь хмыкнул в ответ и лёг спать.

Шепот не прекращается. Он будто и нигде, и везде. Я не понимаю, что голос пытается мне сказать. Но я знаю, что этому не придёт конца. Он будет в моей голове до скончания моих дней. Но, может, пистолет закончит всё это?

Я достал «Вальтер» и повертел его в руках.

Я вложил его обратно в кобуру.

Ты. Просто. Хочешь. Спать. Эрих, ты просто хочешь спать. Поспи – и всё пройдёт.

«Услышь».

Что?

Я вскочил и чуть не ударился о вторую койку.

Услышать. Услышать что?

Я открыл дверь купе и осмотрел коридор. Пусто.

Я вернулся и лёг на кровать. Кровь кипит внутри меня, но я не горю. Усталость давит на меня тяжелой наковальней. В глазах мутнеет. Я не понимаю, где я.

Я закрыл глаза и попытался уснуть.

Оно стоит надо мной. Я чувствую его холодное дыхание. Оно смотрит на меня и улыбается. Как-то по наивному, по-детски. Словно ребёнок, увидевший свою давно потерянную игрушку.

Я боюсь открыть глаза. Я не хочу видеть в последний раз. Я не хочу слышать стук колёс в последний раз.

Я хочу спать.

Я повернулся лицом к стене. Так хотя бы теплее, его дыхание не холодит меня.

Оно улыбнулось ещё шире. Я могу чувствовать, как его пасть раскрывается, подобно страшной машине. Моё сердце бьётся быстрее, разгоняя кровь. Оно веселится этим. Потешается надо мной.

Остановите это безумие, остановите! Остановите!

– Эрих? – я открыл глаза. – Ты в порядке?

Я повернулся и зашипел от света. Почему так ярко?

– Почему так ярко? Глаза сжигает.

Британец лишь удивился.

– Так ведь это керосиновая лампа самая обычная. Мы ведь при ней засыпали.

Я попытался спрятать рукой глаза от испепеляющего света, но глаза всё равно сгорали, будто от жара.

– Ты бормотал что-то невнятное, а иногда да… — британец остановился на полуслове, увидя моё лицо, когда глаза хоть немного привыкли к свету и я опустил руку. – Мужик, ты спал последние десять дней?

Я вопросительно посмотрел на него.

– Просто… просто взгляни в зеркало. Ты явно не в лучшей форме.

Он поставил на столик небольшое зеркальце. Там отражался я и второй ярус кровати.

На нём лежало оно.

Я шлепком опустил зеркало вниз. Характерное битьё стекла раздалось по комнате эхом.

– Что ты делаешь? – спросил британец, смотря на разбитое зеркало.

Я пробормотал что-то в ответ. Майк же лишь удивлённо взглянул на меня.

– Пошли отсюда. – сказал он, выходя из купе. – Идиот…

Я начал чувствовать, как свет внутри этой комнаты пожирает меня. Я резко схватил винтовку и рюкзак. Показалось, что на секунду всё прекратилось. Не было шепота сзади меня. Оно не следило за мной. Свет не казался таким ярким.

Я прибавил шагу. Шепот усиливается.

Выйдя на перрон, я удивился, насколько же светло вокруг.

– Ты же сказал, что мы ночью приедем?

– А сейчас что, не ночь?

Я взглянул на небо и увидел светящую луну. Как же красиво!

– Тебе явно не помешает поспать вновь, обер-лейтенант.

Я обернулся. Увидев крест рядом с вокзалом, я стал смотреть на тело. Он погиб в какой-то своей, лишь подобной себе позе. Левая нога подогнута, правая вытянута. Левая рука была загнута на спину. Правая рука… её не было. Он истекал кровью в районе шеи.

– Да-а… Я тогда расстрелял в него половину магазина, добив штыком в горло. Тяжелый гад был.

Я взглянул на Майка со страхом.

Он лишь покачал головой и направился в город. Мертвец стал поднимать свою голову.

Я обернулся и пошел вслед за британцем. Я не готов видеть собственное изувеченное лицо. Если оно вообще есть.

Город встретил нас мёртвым молчанием. Никого не было на улицах, кроме него. Оно было в каждом переулке. На каждой крыше. Оно было везде.

– Как же прекрасен Кантерлот в ночи. Серебряные крыши блестят в свете луны. Красота…

– Д-да. Н-нав-верно? – я подошел ближе к Майку.

Мы зашли в замок.

– Иди спать, Эрих. Тебе действительно нужен отдых.

Я кивнул и быстро поднялся к себе в башню. Я бросил винтовку на пол, а рюкзак оставил в спальне. Занавесив все окна, я сел на кровать и схватился за голову.

Я чувствую, как они пожирают меня изнутри. Черви, что вырвались из могил. Они едят меня заживо.

Господи.

– Хватит, хватит, ХВАТИТ! – я закричал во всё горло.

Передо мной появилась тёмная фигура с клыками. Я взглянул на неё со слезами на глазах.

– Эрих, прости меня. Прости-прости-прости! – она обняла меня. Её голос звучал как самая лучшая мелодия, что я слышал в своей жизни. Больше не было шепота. Больше не было страшной твари. Больше не было обжигающего света.

Был лишь я и она.

– Я лишь пыталась наладить связь с тобой, но… ты не выдержал. – она говорила это через слёзы. Я лишь обнял её в ответ.

Тепло объело моё тело. Размякшие ноги не позволяли двинутся.

Сердце билось в бешеном ритме. Мысли не могли выстроиться. Руки не разжимались. Лёгкие горели и отчаянно просили воздуха.

Я лёг на кровать и утянул её за собой. Я обнял её изо всех сил, оставшихся у меня. Её дыхание было горячее и быстрее, чем моё. Я уткнулся головой в грудь.

– Ты… ты прощаешь меня? – спросила она, укрыв меня крылом.

– Я и не сердился на тебя.

Я заснул в тепле её тела, чувствуя, как страхи улетучиваются в небытие. На их смену приходит нега во всём теле.

Это была лучшая ночь.

Wir lagen vor Madagaskar

Я стою на передней корме корабля в форме моряка. Сон – единственное место, где я могу это сделать.

Я смотрел в бинокль и смотрел в нескончаемый, сгораемый на глазах горизонт. Где-то там находится наша Родина. Где-то там нас ждёт та самая, чьё лицо вызывает у нас восхищение. Где-то там нас ждут боевые товарищи, приготовившие праздник к твоему возвращению. Где-то там нас ждут родители, хранящие наши письма в самом сокровенном месте.

У меня не было этого места. У меня был корабль. Это всё, что мне было нужно.

Ветер усилился, и в паруса надулись, словно мячики, в которые накачали воздуха. Полный вперёд.

– Любишь лазурное море? – я отвлёкся от бинокля и посмотрел назад.

– Ваше величество, собственной персоной. – я смешливо нагнулся вперёд, изображая поклон перед королём. – Так точно. Правда, у меня морская болезнь.

– Как прошло ваше задание? – спросила она, опершись о борт.

– Кроме пары мелочей – отлично. Все спасены, все довольны. Злодеи побеждены, герои ликуют.

Луна усмехнулась.

– А вот за время твоего отсутствия о своём времяпрепровождении я бы так не сказала.

Я вопросительно поднял бровь.

– Селестия себе место не может найти. Всё волнуется за тебя, всё думает о том, как бы с тобой построить диалог.

Луна подошла поближе ко мне.

– Почему-то мне кажется, что она, – она нагнулась перед моим ухом. – неровно к тебе дыши-и-ит. – пропела она и вновь отодвинулась от меня.

Я сорвал свисток с шеи и бросил в неё. Луна лишь залилась смехом и чуть не упала на спину.

Я вновь принялся всматриваться в горизонт через бинокль.

– Да я же вижу, насколько сильно залились твои щёки пунцовым цветом, как бы ты их не прятал. Хватит бегать от проблемы.

Луна толкнула меня в бок.

– Ну же, не будь таким душкой.

Я устало вздохнул и опустил бинокль, продолжая смотреть на горизонт.

– Я хотел тебя спросить о другом.

– И о чём же? – с улыбкой спросила Луна.

– Ментальная связь. Она возможна?

С уст Луны улыбка слетела в тот же момент.

– Откуда ты знаешь про это заклинание?

– Вычитал в книжке.

Луна подобралась ко мне чуть ли не в упор.

– С этого момента поподробнее, пожалуйста.

– Ну… Я был в замке. Старом, заброшенном. В том проклятом лесу. При проверке…

– Понятно, можешь не продолжать. – заверила меня Луна.

– Так каков ответ?

Луна уставилась вниз, в воду под кормой.

– Заклинание требует огромных усилий, а также соответствии проводника с налаживаемым контактом.

– В каком смысле? – спросил я.

– Если контакт имеет слишком малую магическую силу, то он может попросту сойти с ума из-за слишком сильного давления, которое оказывает проводник. Время – от пары часов до дня. Симптомы проявляются примерно через час-два. Это и звуковые и визуальные галлюцинации, чувство страха, чувство беспомощности, постоянная паранойя. Некоторых даже тошнило.

– Не самый приятный коктейль. – сказал я, наслаждаясь морским ветром.

– Не каждый смог это пережить. Мы с Селестией пытаемся сдержать эту тайну в секрете, дабы удержать соблазн других. Ты попадаешь под это же обязательство. – сказала она максимально серьёзно.

– Мой рот на замке. Уже привык. – сказал я в ответ.

Мы стали наблюдать за растущим на горизонте солнцем. Его ранние лучи грели нас, а ветер будто бы подгонял нас к нему.

– Wir lagen vor Madagaskar… – стал я напевать свою любимую мелодию.

– Und hatten die Pest and Bord – подпела Луна с каким-то северным акцентом.

– Всё-таки взломала мою голову, гадина.

Луна самодовольно хмыкнула.

– Точно! Я бы хотела поговорить с тобой об этом. – я встал в полный рот и обернулся к ней.

– О чём?

Она прыгнула на меня и сбила меня с ног.

– Как ты смеешь называть меня куртизанкой? – море стало бушевать. В небе появились тучи. Оглушительный гром прошелся по моим ушам набатом.

Её лицо явно выдавало агрессию и просило извинений.

– Ладно, извиняюсь. Только не направляй на меня адский дождь.

Луна встала в ступор. Я встал на ноги помахал перед ней рукой.

– Капита-ан? Матрос вызывает вас.

Луна махнула головой.

– Я думала, что ты будешь отнекиваться, пытаться соврать, сделать хоть что-то, но лишь бы не извинятся.

– Что сложнее: попытаться соврать перед всемогущим – ну или почти всемогущим – богом или извиниться? Ответь себе на этот вопрос.

Луна хмыкнула. Погода сменилась на штиль.

– Знаешь, иногда даже собственная сестра отказывается извиниться. Иногда, и то в довольно сложных ситуациях, не иначе. Слишком многое мы пережили вместе, чтобы обижаться на какую-нибудь повседневную проблему.

– Ты всегда лёгкий вопрос сводишь к копанию под себя и тяжёлым мыслям?

Луна хихикнула.

– Знаешь, когда тебе больше тысячи лет, то это уже норма.

– Воистину. – я вновь смотрел вперёд. Солнце выглянуло наполовину из-за горизонта. Луна присоединилась ко мне.

– Признавайся, ты бы хотел завести мою сестру себе в постель.

Я оторопел от такого вопроса.

– Матро-ос? Капитан приказывает вам очнуться. – она помахала передо мной одной из ног.

– Что за нелепость? Где ты такое вычитала? – сказал я, чуть ли не крича.

Луна закатила глаза и как-то по-хитрому улыбнулась.

– Хватит врать себе и мне. Признай это.

– Нет!

– Хватит…

– Нет!

Луна по-детски надула щёки.

– Ладно, сделаем это по-другому.

Вспышка. Яркая и ослепительная, позволяющая забыть всё, что было секунду назад.

---

Я в своей обычной серой форме. Оглядевшись, я обнаружил себя в тронном зале. Наверху, на самом троне сидит Селестия. С очень грустным взглядом она смотрит на меня, будто пытаясь что-то этим сказать. Её грива не развевается на невидимом ветру. Она поблекла, была будто выцветшей на черно-белой фотографии.

– Привет, Эрих.

– Да, привет, Тия.

Она спрятала голову куда-то вниз под прядь волос, но взгляд был направлен ровно на меня.

– За всеми этими совещаниями, собраниями, обсуждениями и прочими я стала замечать, что я совсем одна. – она встала с трона и стала спускаться вниз.

– Что ты…

– Да, оставшись наедине, я позволяла себе дать волю чувствам. Но даже наедине это могло длиться лишь пару мгновений, ведь приходилось вновь надевать маску всегда довольной и счастливой правительницы. Я старалась держать эту тайну даже от Луны, но… — она подошла ко мне и смотрела мне в глаза. – Я больше не могу заглушать это внутри себя.

Холод становится невыносимым. Как же холодно…

– Я буквально чувствую, как сердце разрывается, как оно обливается кровью. Нескончаемая моральная боль перерастает в адскую агонию во всём теле. – она обняла меня крылом, останавливая холодный ветер своим теплом.

Я чувствую её неровное дыхание. Её лиловые глаза смотрят прямо на меня.

– Ты поможешь мне?

– Я…я… — голова напоминала горящий чан. Я не мог даже и помыслить о чём-либо. Мысли путались, будто в буре, а язык заплетался в крепкий узел.

– Эрих?

Я не мог ответить. Я пытался что-то сказать, но слова встали комом в горле.

Селестия озарила меня своей улыбкой и приобняла за шею.

– Тебе не нужно отвечать.

Я так и не смог ответить на самый обычный вопрос от самого необычного существа, что я встречал в своей жизни.

Она была им по праву.

Kalter Mond und brennende Sonne

Сквозь пелену в глазах и сильной дрёмы я увидел Селестию, стоящую надо мной.

– Привет, Эрих.

Я со стонами присел на кровать.

– Привет, Тия. – сказал я, закрыв лицо руками. Вчерашний день был будто в пелене, в дымке раннего утра.

– Ты был с кем-то? – спросила она, поворачивая голову за мою спину.

– Что ты имеешь в виду? – я взглянул на неё. Почему-то мне кажется, что сейчас я выгляжу как последняя свинья.

– Ты будто кого-то обнимал, когда я пришла. – я почувствовал небольшой укол в висках, но не подал виду.

– Не знаю, как мы пришли, так я сразу завалился на боковую и спал без задних ног. – сказал я, вспоминая вчерашний день будто по крупицам. Голова раскалывалась, но не настолько, чтобы просить болеутоляющее.

Селестия сделала шаг назад, давая стать мне в полный рост.

– Мне стоит говорить о твоём внешнем виде? – сказала Селестия, разглядывая меня с ног до головы, задерживаясь на лице.

Я взглянул на форму.

– Да, помята немного. – сказал я и попытался выпрямить одежду.

Селестия помахала головой.

– Дело не в форме. Дело в тебе. – она поднесла магией зеркало к моему лицу.

Хоть я и не скажу, что выгляжу как самый лучший ариец в этом мире, но сейчас я могу уверенно сказать, что выгляжу как самый лучший труп.

Мешки под глазами буквально тащили за собой глаза, лицо перекошено, а волосы превращены в неизвестно что.

Я обернулся назад и увидел на второй прикроватной тумбочке свой шлем.

Где она?

– Да уж, выгляжу как что-то среднее между полностью и почти разложившимся трупом. – сказал я, вновь смотря на Селестию.

Она по-детски свела брови и ткнула меня в живот.

– С настолько низкой самооценкой и вправду будешь. – сказав это, она попыталась навести порядок у меня на шевелюре. Где магией, где своими копытами.

Выглядело как-то… необычно, что ли? Последний раз таким занималась моя мать перед отправкой в школу.

Она вновь поднесла к моему лицу зеркало. Моя голова больше не напоминала электризованную траву. Обычная, немного взъерошенная, но вполне себе прическа.

-Не знал, что принцессы ещё и профессиональные парикмахеры.

Селестия ухмыльнулась.

– Требование выглядеть хорошо заставляет быть профессионалом во многих областях. Даже в кулинарии.

Селестия осмотрела свои бока, будто оценивая степень ожирения.

Я залился смехом и словил недовольный взгляд солнцеликой.

– Не такая я уж и полная…

– Знаешь, что убирает кривые лицевые мышцы и плохое настроение?

– Что же?

– Первое – это смех от души, а второе… — я прикрыл глаза. – сочный, хороший и увесистый кусок говядины. Нет! Свинина мне больше по вкусу.

Селестия игриво улыбнулась.

– Могу предложить себя. – сказала она, поднося своё лицо к моему.

Я почесал её за ушком. Она прикрыла глаза и немного замурлыкала.

– Я бы с удовольствием тебя оседлал, но пока… — я погладил её по шее. – Мне нужно, чтобы ты собрала Майка и Луну в зале. Мне нужно кое-что рассказать.

Она уже вышла из спальни, но, обернувшись, сказала:

– С нетерпением жду продолжения. – она вышла из башни.

Я упал спиной на кровать и выдохнул. Задев головой шлем, я немного пошипел.

Я быстро схватил шлем и надел его, поднявшись во весь рост.

Она сзади меня.

– Доброе утро, Эрих. – сказал голос сзади.

– Доброе, Найтмер. – сказал я и повернулся к ней. Её лицо издавало улыбку, но сама она уткнулась взглядом в пол и глубоко задумалась.

– Дай мне подготовиться. Не каждый день идёшь на суд, который может стать твоим последним мгновением жизни. – сказала она и взглянула в окно.

Я кивнул ей в ответ и пошел в замок на кухню. Голодный как волк.

Взглянув на пол в прихожей, я увидел винтовку, поставленную около двери.

Спасибо, Тия.

Время было явно раньше обеда. Кто-то быстрым шагом прошагал мимо меня, не обращая на меня внимание. Разговоры аристократии, звуки марша. Как-то всё слишком ожило.

Зайдя на кухню, я увидел Майка, допивающего чай.

– Over there, over there… — напевал он, смотря в газету.

– Доброе утро, дядя Сэм. – сказал я и сел за стол, воруя у британца бутерброд.

– Привет, привет, фриц. Слышал, что в новостях пишут? «Наша доблестная стража: как отряд гвардейцев затерялся в трёх соснах. Реформа Гвардии требуется немедленно!» — сказал британец и посмотрел на меня удивлённым взглядом.

– Цензуры прессы тут явно не придумали. – сказал я с набитым ртом.

– За такие сообщения во время войны приставили бы к стенке. – сказал британец и выпил последний глоток из чашки. – Ты хотел нам что-то рассказать.

Я выкинул остатки фрукта в мусорное ведро.

– Через десять минут в тронном зале. Пока больше ничего сказать не могу, ибо не знаю. – Майк посмотрел на меня с подозрением.

– Чего ты опять задумал, немец? – спросил он, скатывая газету и оставляя её на столе, привставая и идя на выход из помещения.

– Явно не операцию «Михаэль»[1]. – британец взглянул на меня с ещё большим подозрением.

– Вот ведь хитрая крыса… — сказал он и вышел, направляясь в свою башню. Видимо, Луна спит.

Как и всегда.

Оглянувшись по всей кухне, я нашел кастрюлю. Заглянув внутрь, я поймал очень сильный запах какого-то бульона. Порывшись и найдя тарелку с поварёшкой и ложкой, я стал накладывать суп себе в тарелку. Чувствую себя как полевой повар. Помню, как какой-то майор обмолвился, что получил свой первый железный крест за спасение целого полка от неминуемой гибели путём убийства полкового повара. Как же его там звали?

Барон фон Швальцкопф тринадцатый? Или двенадцатый? К чёрту.

Сев за стол, я взглянул на блюдо. Суп из макарон, овощей. Стандартно, серо и строго. Ничего не скажешь.

Взяв ложку и уже приготовившись ощутить теплоту в горле, в комнату вбежала встрепанная Луна. Ложка моментально упала в тарелку и разбрызгала бульон.

– Я ничего не пропустила? – глубоко дыша, сказала она.

Я вытер куртку и взглянул на Луну.

– Нет, ничего. – сказал я и запихнул целую ложку в рот.

– Оу. – она немного замялась.

– Иди в зал, скоро буду. – сказал я, вновь набирая полную ложку супа.

– Ты решил всё-таки признаться ей. – сказала она с лисичьей улыбкой.

– Я ничего ещё не говорил. – сказал я, жуя хлеб. – Но за разговор сегодня ночью я бы хотел тебя поблагодарить.

Луна сменила свою хитрую улыбку на какую-то более повседневную и добрую.

– Всегда пожалуйста. – она вышла и зацокала прямо в зал.

Закончив с супом, я стал двигаться обратно в свою башню.

Шаг за шагом, стук за стуком, но я приближался к той, чья судьба будет решена в ближайшие несколько минут.

Войдя внутрь и сразу дойдя до прохода в спальню, я приготовился ко всему.

Она смирно сидела и, раскрыв окно, смотрела прямо на солнце.

– Как ты думаешь, она сожжет меня живьём или помучает? Сначала одну ногу, потом левое крыло… — её грива поблекла, стала развеваться гораздо медленнее, будто сильный ветер сменился чуть ли не на штиль, звёзды стали появляться всё реже, а взгляд пуст. Ей страшно.

Я подошел к ней.

– Помнишь, что я тебе обещал? – она взглянула на меня своим опустошенным взглядом.

– Ты соврал. – сказала она и вновь принялась смотреть на горящую звезду.

– Откуда ты знаешь? – спросил я удивлённо.

– В твоём голосе чувствуется ложь и беспокойство. Ты не можешь повлиять на само Солнце.

Я глубоко вздохнул. А ведь и вправду – смогу ли я повлиять на её решение?

– А что, если я скажу, что могу? – Найтмер повернула голову и взглянула с недоверием.

– Кто ты ей такой, чтобы диктовать условия?

– Тот, кто заслужил её доверие.

---

Я стоял перед огромными дверьми в тронный зал. Рюкзак висел у меня на спине, готовясь к моменту, когда придётся показать его содержимое.

Так я себя не чувствовал даже перед первым боем. Будто иду не в тронный зал, а на убой, без возможности убежать. Но довольно.

Зайдя внутрь, я увидел Селестию и Луну, сидящие на своих тронах. Где-то внизу, около небольшого фонтана, стоял Майк, прикрыв свои глаза каской. Лишь я вошел, он поднял голову и взглянул на меня, прищурив взгляд. Селестия и Луна лишь улыбнулись.

– Колись, фриц, какого «Тома» [2]на этот раз ты принёс.

– Да, Эрих. Что ты хотел нам рассказать. – Луна с укором взглянула на Майка, но тот этого не заметил.

Я оглянулся назад. Двери были заперты, никто нас не потревожит.

– Скорее показать, нежели рассказать. – я скинул рюкзак.

Через секунду из него вылетел почти незаметный, синий дымок. Через две – на глазах у всех стояла она.

Удивлённость всех лиц в этом помещении невозможно передать словами. Но что было самым опасным – это рука Майка, направляющаяся к кобуре. Он держал пальцы наготове, но пока ситуация не накалилась – держал себя в узде.

Не делай глупых и преждевременных шагов, товарищ.

Я не отступил ни на шаг, не струсил. Отступить назад – признать свою минорность в данной ситуации, бросить спутницу одну.

Ни шагу назад.

– Привет, Селестия. – порвала тишину Найтмер.

То, насколько Селестия взбесилась, невозможно передать.

– Что тебе нужно?! – завопила Селестия.

Даже я не мог вообразить себе, что произойдёт в следующий момент.

– Я хочу покаяться перед тобой. – Найтмер склонилась в глубоком поклоне.

Лица всех присутствующих выразили вторую волну удивлённости. Выражение же Селестии металось от безумной ярости до крайней удивлённости. Остановка на испепеляющей неудержимости потревоженного зверя.

– Ты насмехаешься надо мной?! Да как ты…

– Я готова принять любое наказание, которое ты выберешь для…

– Луна, напиши письмо носительницам Элементов. Мы покончим с этим грязным пятном.

Найтмер взглянула мне в глаза с животным страхом.

Луна, тем не менее, закусила губу и не спешила доставать бумагу для письма.

– Луна? – переспросила Селестия, все ещё смотря на Найтмер.

– Я… я не уверена, что после всего, что она прошла, мы должны вновь отправить её в изгнание.

Солнечный диарх взглянул на собственную же сестру. В глазах Селестии, Луна стала самым коварным предателям. Из самой желанной сестры – в изменника, чья голова слишком тяжела.

Селестия переметнула взгляд на британца.

– Майк, вразуми её. – чуть ли не в агрессивном тоне приказала Селестия.

Он тяжело вздохнул.

– Какова её позиция, такова и моя. Она уже заработала своё прощение, пора бы и обрести свободу.

Взгляд устрашенной Селестии остановился на мне.

– Эрих, но ты ведь понимаешь, что это ловушка, чтобы убить двух зайцев одним выстрелом? – она в отчаянии, мне больно слышать этот голос.

Но что мне делать? Как ответить? Как?

– Знаешь, она не убила меня в замке, не захватила мой разум по пути назад, не убила тебя исподтишка, когда я принёс её в замок. Я не вижу в ней угрозы.

Селестия отчаялась, её взгляд метался, но, в конце концов, она телепортировалась позади всех нас.

– Как же вы не понимаете? Это всё лишь обманка, иллюзия. Она убьёт нас по одному, убьёт в ночи, без свидетелей. Я пытаюсь воззвать к разуму.

Луна как-то угрюмо усмехнулась.

– А ведь она в каком-то смысле моя дочь.

Моё зрение перестаёт видеть не удивлённые лица.

Взгляд Найтмер упал на Луну. Настолько ошеломлённого взгляда я не видел никогда. Никогда больше и не увижу.

– Ты не моя сестра… — сказала Селестия и исчезла из зала в ослепляющей вспышке, оставляя следы гари на мраморном полу.

– Вновь из-за меня возникают неприятности. – Найтмер встала во весь рост и стала смотреть в пол. Как и все мы.

Нужно что-то делать, находить компромисс, искать решение и ответ. Но мы стоим в тяжелой тишине и слушаем прекрасные звуки природы за большими и золотистыми окнами.

Мы стоим в безысходности.

---

[1] Операция «Михаэль» — первая, и самая мощная атака из серии наступлений, позже известной, как Весеннее наступление, а в немецкой историографии – битва кайзера (Kaiserschlacht).

[2] «Чёрный Том» — взрывное устройство, сработавшее в 1916 году в Нью-Йорке на одноимённом острове на складе боеприпасов. Землетрясение, вызванное взрывом, было равно 5.5 по шкале Рихтера.

Verzweiflung

Мобилизацию целого полка или двух невозможно скрыть, особенно когда это происходит на глазах целого города. На вопросы о том, почему Гвардия приведена в готовность, Луне пришлось оправдываться, что это лишь часть учений, проведение которых было выбрано именно сейчас. Для внезапности.

О том, почему даже высшее руководство не знало о предстоящих событиях, я не услышал ответа. Куда делась принцесса Селестия – тоже. А так же и о том, как второй правитель страны отдавал приказ солдатам. Либо приказ защищён военной тайной, либо начнётся паника. А паника лишь из-за того, что у Селестии переклинило в голове – не самая нужная сейчас вещь.

Я сидел в своей спальне и вытирал пот со лба. Пробежка практически всего сада заняло довольно много времени. Осталось лишь одно место, которое я не проверил. Но пока нужно проверить, что там делают Луна с Майком.

Выйдя из башни, я увидел солнце, уже заканчивающее свой путь на западе. Горизонт горел оранжевым пламенем, и оно будто расплавляло землю. Будто желало сжечь всё и оставить лишь пепел.

Открыв дверь, я увидел Майка, который, опершись на стену, смотрел на кого-то смеющегося в спальне.

Увидев меня, Майк отрапортовал:

– Прочесали весь город, заходили в грязь по колено, но никого не нашли. Она будто провалилась сквозь землю.

Я подошел к проходу и увидел до нельзя детскую картину, которую я видел лишь на картинках.

Луна заплетала волосы Найтмер в косу.

– Ай! – прошипев, сказала Найтмер.

– Прости, просто давно не занималась этим сама. Слуги обычно этим занимались. – сказала наспех стоящая сзади неё кобыла.

– Ничего, на ошибках учатся. – улыбнувшись, сказала Найтмер.

– Именно поэтому я приказываю тебе сидеть смирно! Так трудно завязывать косу, когда перед тобой неспокойное дитя! – в шутливо-учительском тоне сказала Луна.

Найтмер хихикнула.

– Хорошо, мама.

Луна улыбнулась и покачала головой.

– Кто-то видел её? – спросил я шепотом у Майка, кивая в сторону парочки.

– Никто. – сказал мне Майк, до сих пор глядя на миловидное зрелище.

А ведь это могла быть моя Агнет. А ведь мы могли так и прожить всю жизнь, окружая друг друга любовью и заботой.

Очень много пройдено, чтобы повернуть назад с солдатской дороги. Даже слишком.

– А ведь я мог жить и жить вот так, оставшись дома. – сказал шепотом Майк.

– Так ведь тебя бы призвали. – таким же тоном сказал я.

Майк повернул лицо ко мне.

– Много и многих я бы потерял, проведя год-два на войне? – вопрос был риторическим.

– Мой отец был там лишь неделю. Мне стоит продолжать? – сказал я с укором.

– А я – четыре года! – прошипел Майк.

А я пять лет, мужик. Пять лет в аду, которыми приходится гордиться, дабы попросту не выглядеть уже отработанным материалом, который будет выброшен после войны в грязные трущобы.

– Мы с тобой уже отвоевали своё. Надейся и молись, что им не придётся пережить тоже самое. – я махнул в сторону Найтмер и Луны.

– Ради их защиты я готов сложить голову. – сказал уверенно британец.

Я вновь посмотрел на новообразованную парочку из дочери и матери. Они сидели, смеялись, что-то обсуждали.

Были живыми.

Господи, сколько же я положил тех, кто лишь хотел такой же жизни. Сколько было убито и по нашу сторону? Но мы грызём друг другу глотки до конца, видя свет лишь во снах.

Я похлопал Майка по плечу и ушел в сад. Медленно прогуливаясь и смотря на закатное солнце, я засунул руки в карманы. Настроение и так было плохим с начала дня, а теперь меня и на чувства потянуло. На душе протяжными движениями скребли кошки, не давая сосредоточиться.

Кто я теперь? Солдат, гражданский? Не то и не другое?

Хороший солдат не задаёт вопросов, а выполняет приказы.

Гражданский не стреляет по людям, которые хотят жить.

Кто я вообще?

---

Мне никогда не нравилось ночное дежурство. То снайперы, то «ведьмы», то неожиданный артобстрел. Но что делать, приказ дан.

Ночное дело то и делом заслонялось летящими бомбардировщиками, трассерами от пулемётов, заревом пожаров.

Мы сидели в окопе и курили вместе с Генрихом.

– Держи. – сказал Генрих, продемонстрировав в своей руке созревший и довольно крупный персик.

– Ты откуда его взял? – спросил я удивлённо, принимая дар.

– С Первой привык по окрестностям лазит да вот и наткнулся на персиковое дерево. Правда, большинство было сорвано. Вот, лишь один нашел.

Я выкинул сигарету и вкусил нежный плод. Генрих явно знал, какие нужно собирать, а какие нет.

–  Вкусно, на самом деле. – сказал я и стал вдвое быстрее есть фрукт, умирая от блаженства. Когда я его последний раз ел?

Генрих лишь как-то по-отцовски посмеялся.

– Напоминаешь меня, когда меня демобилизовали из армии и я приехал домой. Я тогда впервые банан съел за лет этак пять.

– Ты, кстати, так и не рассказал, что было после того, как с тебя сорвали погоны.

Генрих мгновенно помрачнел.

– Я задался вопросом – кто я? Война проиграна, перспективы уничтожены, на улице нищета. Мать умерла от хвори, отца у меня никогда не было.

Хотел было вернуться в армию, думал, что хоть вернусь в казармы, где меня всегда поддержать и помогут. Но эта масса, что осталась после революции – два-три идеалиста и кучка мальчуганов, которые хотят приключений и отмщения Союзникам, ибо не успели попасть на войну.

– И ты нашел себя учителем по верховой езде? – спросил я удивлённо.

Он как-то мрачно усмехнулся.

– Лошадь у меня в хозяйстве у матери была. Дымчатая. Я пытался хоть что-то своими силами выращивать, но как-то ничего не получалось. Так мальчишки подбегали и спрашивали:

«А вы можете на лошади нас прокатить?»

А я что? Я не мог отказать детям. Так и по всей округе стали съезжаться, просили их научить. Ну и где одну монетку, где две.

– Ты имел в виду где один миллиард, где два…

Генрих усмехнулся.

– Вот именно тогда, спустя год после того, как я спросил себя – кто я, ответ был найден.

– Учитель по верховой езде. – я усмехнулся.

– Простой человек, который хочет жить в тишине и покое и умереть в тишине и покое.

– Не будет мира на нашем веку, старина, не будет.

– Не будет… - грустно вздохнул Генрих.

– Запомни, Эрих: если ты задал себе вопрос о том, кем же ты на самом деле являешься, то это значит, что ты на перепутье, что ты перерос мечтательного мальчишку. Не ошибись с выбором.

Я выбросил косточку куда-то за окоп.

– Я солдат, Генрих. Солдат.

Генрих покачал головой.

– Выбить бы из тебя всю эту солдатскую дурь, да не могу. Звание не позволяет.

– Будто ты не имеешь надо мной власти.

– Я не умею менять мысли.

---

Я и не успел заметить, как вышел на выступ. Опершись на невидимые перила, я стал смотреть на закатное солнце. Оно сжигало всё вокруг себя, пытаясь избавиться ото всего живого на этой планете. Запах горящей плоти ей кажется привлекательным, даже чем-то забавным.

Повернув голову налево, на большом для своего тела выступе, я увидел валяющуюся Селестию. С бокалом вина.

– Что, запиваешь все проблемы алкоголем? – спросил я её.

Она лишь одним глотком выпила половину бокала и продолжила смотреть на закатное солнце своими красными и опухшими глазами.

– Ты не хочешь это обсудить, найти решение, хоть как-то решить проблему без кровопролития? – спросил я молчаливую собеседницу.

Ответа нет.

– Прямо сейчас они с Луной развлекаются как могут: косы плетут, шутят, общаются. – она лишь налила новый бокал и выпила за один глоток в тот же момент.

– Знаешь, а ведь… — Селестия наполнила бокал, полностью опустошив бутылку. Потрясся её пару раз и обнаружив пустоту, она кинула её прямо мне в лицо. Немного прошипев и зажав немного побитый нос, я поднял бутылку и примерно понял, где находится центр тяжести.

Не зря я гренадером был. Настолько знакомой для моей руки формы ещё не придумали.

Я прицелился и метнул условную гранату прямо в лицо Селестии.

Она выронила из захвата бокал, и тот полетел вниз, как небольшой камешек, но который может показывать солнечных «зайчиков» из-за аномально яркого солнца.

В следующий же момент, Селестия ударила лучом слева от себя, чуть ли не вызывая падения верхнего грунта. Ударная волна была настолько сильной, что если бы не перила, я бы упал с горы.

Уши будто порвались. Это было не что-то сильное, не что-то мощное. Это было невообразимо мощное оружие, которое вызывало дезориентацию.

Я прижал руки к ушам и пытался хоть что-то услышать.

– Уйди отсюда, живо! – кричала мне Селестия своим рычащим голосом, чуть ли не полностью уничтожая мои уши. – Уйди, видеть тебя мне тошно!

Я поднял взгляд с земли на источник голоса.

Она смотрела на меня звериным оскалом, готовая прямо сейчас разорвать меня на куски.

– Стреляй! – я раскинул руки, чувствуя порывы холодного ветра. – Стреляй, мать твою! Давай, прямо в грудь!

Слева мелькнул тёмный силуэт.

– Эрих! Что здесь произошло? – Найтмер подлетела ко мне.

Солнце вспыхнуло ярким пламенем. Жарко.

Селестия не выдержала и закричала. Вспышка. Взрыв.

Боль.

Боль настолько сильная, что невозможно стерпеть. Невозможно скрыть. Невозможно жить.

Я попытался вскрикнуть, но моё тело не слушалось.

Оно было мертво. Сожжено и выброшено с обрыва, как ненужная игрушка.

Темнота. Бесконечная и всеобъемлющая. Я умер так глупо. Но это конец. Заслуженный отдых, которого я так ждал.

Пустота ждёт меня.

По-крайней мере, так думал я.

Endsieg

Я открыл глаза и почувствовал ночной лёгкий ветерок, дующий из приоткрытого окна.

Встав с кровати, я чуть не упал в обморок от слабости, но, опершись на тумбочку, смог устоять на ногах.

Подойдя к окну, я увидел закатное небо, на котором стали появляться бусины-звёзды, горящие сегодня очень ярко и горячо. Солнце греет меня своими последними, но отдающие все своё тепло лучами. Солнцу небезразлична моя судьба. Солнце будет греть меня всегда.

Солнце будет всегда любить меня, как и я его.

Взглянув на себя, я обнаружил себя в бинтах поверх моей будто обгорелой формы. Белые погоны покрыты сажей и будто выгорели, петлицы были сорваны, а пуговицы будто оплавились. Шлем, видимо, затерялся где-то в подножьях горы.

Достав из кармана бумагу, я обнаружил её чуть ли не спалённой. Осталось лишь небольшой кусочек, на который можно написать лишь несколько слов.

Я спрятал бумагу обратно в немного порванный карман.

Звук открытия двери и почти неслышный цокот за спиной. Будто идущий хотел скрыть своё существование.

– Ты проснулся. – сказала она, подходя ко мне. Я отодвинулся, давая ей место для наблюдения за закатом. – Ты не должен был вставать с постели.

– Я хотел взглянуть на закат. – попытался оправдаться я.

Селестия усмехнулась.

– Наслаждайся. – её рог зажегся и горящий круг и вовсе спрятался за горизонтом, освобождая место луне и её несменным спутникам – звёздам.

– Что произошло со мной? – спросил я, смотря ей в лицо.

Она глубоко вздохнула и отвела взгляд куда-то в пол.

– Я чуть не убила тебя.

– Что же, мы квиты. – хмыкнув, сказал я и стал смотреть на горизонт.

Она непонимающе взглянула на меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты думаешь, что тогда, пару дней назад, я играл роль?

– Так ты…

– Я сделал свой выбор. И не ошибся.

Она подошла ко мне и села, рассматривая звёзды на небе.

– Знаешь, а ведь я могла тебя убить тогда.

– Каким образом? Ты ведь была связана. – непонимающе сказал я, смотря на неё.

Она засмеялась.

– Ты думаешь, что какие-то верёвки да кольцо, которое мы сразу же выбросили, представляет угрозу для Солнца? – она посмотрела мне в глаза с игривостью.

– Воистину.

Я стал смотреть куда-то вниз. Город вдалеке, лес, где-то даже есть небольшая речушка, где наверняка сейчас отличная вода.

Селестия положила мне голову на плечо.

Её грива будто светилась в темноте, кое-где даже блестя серебром.

– Знаешь, а я до сих пор чувствую себя виноватой за то, что случилось с тобой.

– Не вини себя. Все мы иногда поддаёмся чувствам.

Я стал гладить её по голове правой рукой, чеша за левым ушком. Она будто мурлыкала, лаская мои уши.

Я придумал.

Я резко выхватил обгорелую бумагу и записал небольшое предложение.

Последнее письмо.

Селестия немного оторопела от такого и подняла голову.

– Что ты хочешь сделать?

– Ты можешь отправить последнее письмо в мой бывший дом?

Селестия насупилась.

– Письма отправляются через специальное заклинание, но я могу попробовать использовать телепортацию. Но в другой мир…

– Попытка стоит того.

– Опиши мне свой дом.

Я напряг свою память и попытался вспомнить картину, которую видел крайне редко.

– Дом с одним этажом, кирпичный, с деревянной дверью и небольшим окном слева. Справа от входа вешалка для одежды, впереди – проход в комнату, слева – в кухню. В комнате от входа спереди стол, справа – кровать и тумбочка. А слева – детская колыбель.

Я остановился и взглянул на Селестию, которая слушала всё это с закрытыми глазами.

– Попытаюсь. – сказала она. Её рог загорелся.

– Подожди, я ещё кое-что забыл.

– Что? – сказала она, не открывая глаз.

– Представь мою девушку, лет двадцати, с длинными чёрными волосами, со светлым лицом, синий глазами.

Селестия явно напрягала всю свою фантазию.

– И с улыбкой. Такой наивной, такой красивой и мягкой, но такой холодной.

Письмо пропало в желтой вспышке.

Селестия глубоко выдохнула.

– Спасибо тебе за это, Тия.

Она одарила меня своей белоснежной улыбкой, попутно заливаясь пунцовым цветом.

– Можешь ещё раз меня почесать за ушком? – я усмехнулся и запустил свою левую руку за её ухо.

Я обернулся и всмотрелся за горизонт.

Этот день окончен. Но завтра начнётся новый день. Новая жизнь.

Новая глава в моей жизни.

Я вновь взглянул на обмякшую от удовольствия Селестию.

И она начнётся с тем, кого я люблю. С единственной, ради которой я должен жить.

Послесловие.

Данная записка была найдена в Федеративной Республике Германии, городе Битбурге, 25 июля 1950-ого года, на месте обломков кирпичного дома, который был уничтожен при бомбардировке города британской и американской авиацией. Находящиеся внутри гражданские погибли. У обгоревшего тела, далее опознанного как двадцатилетняя девушка, найдена записка следующего содержания:

«На Западном фронте без перемен.

Эрих Краузе, бывший обер-лейтенант.»

Весь личный состав девятой роты 87-ого гренадерского полка 36-ой фолксгренадерской дивизии, в том числе и предположительного отправителя письма – командира одного из взводов роты, обер-лейтенанта Эриха Краузе, был уничтожен при авиаударе тактических бомбардировщиков в районе, неподалёку от Аргонского леса.

Записка должна была быть передана в руки отца, но Пауль Краузе был публично повешен на главной площади города за поддержку Союзников и призыву к сдаче оружия без крови.

Записка будет передана в военный архив Бонна.