Служанка

Глава III. Крона

Beep beep, I'm a sheep
I said beep beep, I'm sheep

Требуется знаток финского языка

Пич медлила.

“Хорошо. Но только... если ты будешь каждую неделю писать мне письма.”

Письмо было написано. С третьей попытки, без досадных помарок или  клякс, ненароком попавших на зелёный лист. Маленькое копытце Пич оставило чернильный след на краю, напоминавший заботливый поцелуй в щёчку. Чернила даже успели высохнуть, поэтому расплыться они могли только в особо дождливую погоду. Всё, что оставалось сделать — это свернуть лист в трубочку, перевязать его, а потом передать в почтовое бюро. С просьбой доставить как можно скорее.

Но Пич почему-то продолжала смотреть  на письмо, перечитывая его вновь и вновь. Подробные описания пейзажей дикой Кервидерии. Услышанные краем уха истории, сжатые до сути, и искренние эмоции от пережитого ужаса. Ещё больше описаний, на этот раз уже Дримрока и Чаши. И небольшая радость…

Она наконец-то подстриглась.

Пич оглядела строки про посещение цирюльника. Он сразу всё понял, и, к её радости, даже напевал во время стрижки тему Жайю. Весь пол вокруг неё был устелен синими волосами… интересно, что с ними стало?

И в этот момент Пич осенило. Обойдя комнату и порывшись у себя в сумках, она наконец нашла ножницы для ухода за шерстью. Постояв в нерешительности около зеркала, лань медленно поднесла их к гриве. Пара тихих щелчков — и вот на столе лежат два плотных локона.

«P. S. Специально для тебя и Фрут я решила сохранить пару локонов. Я предварительно промыла их, и всё же советую тебе сделать то же самое, когда они придут. Надеюсь, духи не украдут их или посыльный не отдаст их в качестве платы за дорогу. Я не знаю, что именно ты будешь делать со своим, но Инкхорн говорил, что из моих волос можно сделать хорошую кисточку или оберег.

P. P. S. Не советую выставлять их напоказ — я заметила, что у мотыльков и духов Леса есть нездоровая тяга к срезанной шерсти и гриве. Похоже, им интересно, как мы… “линяем”. Береги себя, Лазурь»

Пич оглянулась на пустующую кровать отца. Постель и одеяло были смяты лишь в паре мест и при этом были чересчур гладкими, будто бы на них даже не лежали. Отца не было ни вечером, когда она вернулась после прогулки с Кулом, ни сейчас, утром. Мог ли он прийти и уйти тогда, когда она спала?

Она верила, что так и было. Ей хотелось верить. Она знала отца всю жизнь: его низкий голос, упорство, неуёмность. Он всегда был в движении, всегда чем-то занимался даже когда сидел или лежал. И всегда мало спал… когда был здоров. Больным или раненым он впадал в летаргию и выглядел так, словно над ним стояла Жница и терпеливо дожидалась, когда он перестанет дышать.

И теперь его не было. Снова. Словно ничего для него не поменялось. Но при этом ей нельзя было уходить из гостиницы без сопровождения, а Кул пока не пришёл. Пич так и не узнала, как долго она пролежала без сознания — и насколько она задержалась с еженедельным письмом. Даже если она опоздала на пару часов, это всё равно пара часов беспокойства сестры… не говоря уже о том, сколько времени займёт путь до Мотхауса.

Пич мельком посмотрела на свои дорожные сумки. В них было всё, не только необходимое, как и у любой приличной девушки. Идеальный порядок, понятный женщине, но кажущийся хаосом мужчине. Но даже сейчас лань сомневалась, что найдёт нужное. Протянув копытце, она медленно подняла одну из сумок и начала в ней методично перебирать.

Краска, кисти, кроны, орехи и сухофрукты, ткань для плаща, гребешок от наставника… наконец, небольшая широкая баночка для мази. Внутри неё был почти бесцветный порошок — перетёртые остовы и куколки сотен мотыльков, сбросивших свою кожу во время линьки. Её матушка, Флаттерсенс, сказала, что это краска, которой она в своё время рисовала пейзажи Мотхауса… когда Пич попыталась сотворить на уроке рисования этой “краской” пейзаж, Инкхорн нервно рассмеялся, указал на десяток недочётов и предложил ей сжечь картину.

Помешав маленькой ложечкой порошочек, Пич осторожно взяла две меры, пересыпала их в небольшую янтарную чашечку и равномерно разгладила. Встав из-за стола, она вышла на балкон и, поставив на пол, осторожно подожгла порошок спичкой. Тонкая струйка ароматного горько-сладкого дыма поднялась над чашечкой, и Пич села с закрытыми глазами, тихо надеясь, что прямо сейчас не поднимется ветер. Серый, такой же бесцветный, как и перетёртые куколки, дымок медленно поднимался вверх, над крышами, над молодыми перитонами и вольными птицами, пока, наконец, не соприкоснулся с укрытым облаками небом.

Дым заклубился. Словно фокусник на верёвке, из-за его тонкой линии появился эфемерный белый силуэт, подвешенный вверх ногами. Не открывая глаз, Пич тихо поклонилась.

— Какой интересный за-а-апах… — проворковала фигура, картинно потянув носом, и по-кошачьи довольно улыбнулась. — Никогда раньше такого не пробовала. Откуда он?

— Он из места вдали, в трёх неделях пешего пути отсюда, — как можно спокойнее произнесла Пич.

— Север? Восток? Запад? — повернула голову набок дымчатая лань.

— Я не скажу, пока ты… н-не окажешь мне услугу, — тихо прошептала Пич.

— Услугу? Я могу попробовать сама найти этот запах, — надула щёчки пришедшая. — И мне не придётся оказывать каких-либо услуг.

— Ты можешь попытаться, но… я не уверена, что духи ветров вообще найдут это место, — добавила лань, и собеседница оживилась. — Я могу сказать тебе, где оно, а ты передашь туда письма и моя родня узнает, что со мной всё в порядке. Это поможет нам обеим.

— “С тобой всегда… твоя семья...” — тихо запела дымчатая дева, медленно кувыркаясь вместе с клубами дыма. — И как я их узнаю? Сколько писем мне передать?

— Немного, — ответила Пич и, жестом попросив подождать, подошла обратно к письменному столу. Письма матери, друзьям, сёстрам… белый лист с символом разделённого треугольника. Чувство, что она что-то упустила, мгновенно пропало, уступив осознанию: она ничего не написала про разговор с Номадом. Как она могла забыть об этом? Неужели намеренно? Но почему?

Нервно посмотрев на лань, вьющуюся вокруг струйки дыма, Пич спрятала листовку под ближайшую книгу, свернула письма, перетянула их верёвками и вышла обратно на балкон.

— Вот, — передала Пич свитки. — Моя матушка такая же бежевая и зелёноглазая, как я, только потемнее. У неё длинные распущенные волосы тёмного-зелёного цвета, на некоторых локонах есть обереги из рогов и дерева, они примечательно звенят под ветром. Ей передашь вот эти письма, — протянула она стопку, оставив при себе только два.

— А остальные?

— Это, — протянула Пич письмо, перевязанное её локонами. — Для Лазури. У неё пронзительные синие глаза и длинные волосы цвета черники. И пахнет черникой. И она… — лань помедлила. — Выглядит поникшей, как ива. А это для Фрут, — передала она второе. — Она пахнет лимонами и выглядит довольно… светлой. У неё тонкие изящные ноги, если ты увидишь самую красивую лань в городе, то это наверняка она.

— Мммм, сёстрам отдельно? Хотелось бы, чтобы мои сёстры так хорошо ко мне относились…

— Кто твои сёстры? — сорвалось с языка Пич и она тут же сжала губы.

— Эх… Ты их не знаешь, они не появляются в Дримроке… — вздохнула сильфида и печально опустила голову.

— Возьми их с собой в Мотхаус, в Шёлковом Лесу. Там моя семья, когда ты передашь письма, вам там наверняка будет чем заняться… вместе.

— Хе, я не знаю, они могут меня даже и не… Мотхаус? Шёлковый Лес?! Там же штиль! — воскликнула воздушная лань. — Понятно, почему я не знаю этот запах — никакие запахи этот лес не покидают… и даже и не думала, что… — она остановилась и медленно, медленно закружилась вокруг струйки дыма от благовоний. — Там можно найти такие сокровища…

Пич не ответила и лишь легонько улыбнулась, сев снова перед чашечкой с тлеющими чешуйками.  Закрыв глаза, она слушала тихий ветер сильфиды, вкушающей дым, вместе с плеском спокойных волн Сонного Моря. Вскоре стих и ветер, напоследок погасив благовония — и Пич облегчённо выдохнула. Письмо скоро прибудет.

Тишина продлилась недолго. Дверь на балкон открылась, и пол задрожал под тяжёлыми шагами копыт в скрипящих поножах.

— Собирайся, Пич. Наш путь продолжается. Наконец-то…

В голосе отца слышалось облегчение, впервые за долгое время. Губы Пич тронула робкая улыбка.

---

Дорога была на удивление недолгой — постоялый двор располагался неподалёку от порта, и уже через пять минут копытца Пич звонко цокали по холодному каменному причалу. На самом его конце был бриг, один из тех, что не так давно ей показывал Кул. То ли из-за наступающего Сезона Грёз, то ли из-за атмосферы самого Сонного Моря, но в гавани было на удивление тихо, не так, как обычно описывалось в пьесах и романах. Даже оленей на этом бриге было мало — от силы шесть-семь… и чем ближе был бриг, тем яснее Пич понимала почему.

Тихие, накатывающие из ниоткуда волны качали корабль, и в каждом всплеске слышалось чьё-то имя. Ветер то и дело менялся, и в его свисте чудилось тихое, милое хихиканье. А когда Пич подошла с отцом к трапу, она ощутила неявное напряжение, от которого медленно дыбилась шерсть.

Не весь экипаж был материальным.

Да и сами олени-матросы были необычными: их крупные, массивные тела покрывал плотный мех, особенно густой на шее и груди, а округлые рога с небольшими отростками загибались полумесяцами. У некоторых из них были широкие крылья, как у соколов и коршунов, а у кого-то копытца блестели металлом и от них шли ровные правильные узоры… как у витрангов.

— Салама! — помахал копытом отец. Один из оленей обернулся к ним и, прокричав что-то неразборчивое, махнул копытом. — Мы тут. Можешь помочь дочке с багажом?

— Отец, у меня не так…

— Heeeiiija! — криком заглушил её олень. — Помогите леди, негоже ей на себе таскать все дамские примочки!

Ещё двое оленей расправили крылья и, подлетев, протянули копыта к Пич. Тихо вздохнув, она передала им свои сумки. Проследив за их полётом вниз, под палубу, Пич зашла вслед за отцом на корабль.

— Тут… довольно необычная команда, — негромко произнесла Пич. — Я даже не думала, что духи могут быть частью экипажа.

— У каждого из них долг перед моими матросами. Некоторые задолжали им жизнь, хех, и они попросту не могут отвязаться, — услышала она чужую усмешку и повернулась. Рядом с отцом стоял тот самый олень: крепкий, бородатый, с синевато-снежным пушистым воротником на груди. В его чёрную гриву и бороду уже вкралась проседь, напоминая потоки ночного ветра, а голову украшала пара длинных белых рогов-полумесяцев с парой латунных колец. — Ласкева Салама, капитан «Гибли», одного из быстрейших судов Кервидерии. К вашим услугам… Пич, — медленно поклонился рогач, и Пич отошла на пару шагов, заливаясь краской.

— К-капитан, не надо, — дрожащим голоском выдавила лань. — Я-я не знаю, что вам сказал мой отец, но… меня смущает ваше внимание…

— Хех, он ничего мне не сказал.  Амплор, мой старый друг, с которым я прошёл треть мира, ничего мне, волчара сутулый, не сказал! — залился смехом Салама и толкнул крылом в бок отца, и тот… отшатнулся, как от удара хлёсткой ветки. — Дружище, какая же она красивая! Я так и знал, что в вашем с Сенс саду вырастут такие прекрасные дети!

— Мы теряем время, Салама, — хмуро ответил отец, потирая бок. — Ты говорил, что корабль будет готов, когда мы придём…

— Эх, и всё такой же угрюмый, — улыбка пропала с лица морехода. — Не меняются некоторые вещи в мире, к моему сожалению… пойду тогда проверю, не утащила ли матросов какая-нибудь донница или что похуже, — скривился он и, размяв крылья, пошёл по палубе.

— Отец? Ты не… — Пич подошла поближе к отцу…

— Heiiiija, likainen hiisi! Pudottakaa huoranne, valmistaudumme purjehtimaan!¹

— …можешь рассказать, что сейчас происходит? — подождав, пока капитан перестанет горлопанить, она перевела взгляд обратно на Амплора. — Я разговаривала с Кулом, он говорил, что даже вплавь путешествие до Арбориона займёт два-три месяца. К тому же Сонное Море не имеет выхода к столице…

— С Саламой всё будет быстро. За шесть-семь дней доберёмся, — фыркнул отец.

— Шесть дней? — округлила глаза Пич и оглянулась обратно на экипаж. Пока одни матросы взбирались по лестницам обратно на корабль и целовали на прощание наяд, другие отдавали швартовы и занимались такелажем. Оживились и корабельные духи — тихий и нежный ветер вскоре приобрёл очертания оленей и ланей, быстро скачущих в самые высокие и далёкие части корабля, а из чьей-то бороды вырвалась маленькая сияющая лань и, сверкая искрами, юркнула сквозь решётки люка на палубе. Через пять секунд из этого же люка вылез взъерошенный чёрный лис, громко гавкая выразительные ругательства. Приглаживая на ходу вздыбившуюся шерсть, он достал секстант и начал определять курс, не прекращая ворчать. — Как за шесть дней можно добраться из Дримрока до Арбориона вплавь?

— Вплавь? — приподнял бровь отец. Пич выпрямилась и замерла, прежде чем немного наклонила голову вбок. А затем медленно, медленно обернулась на моряков. Они готовились к отплытию…

Нет, не к отплытию. Лис-навигатор смотрел не на север, в сторону Моря, а на юг, в сторону суши. Моряки прощались с наядами и уже заканчивали не с канатами и верёвками, а с теми самыми синими лозами, покрывавшими корабль. Сильфы и сильфиды столпились на палубе, рассеявшись по ней холодноватой дымкой… и только затем Пич посмотрела на сам корабль.

Он был совершенно не похож на те, что она встречала в книгах. Вместо дощатого скрипучего пола — сплошной древесный, как стены и потолок у неё дома, притом светло-фиолетового цвета. Корпус был покрыт пластинами из гладкой синеватой коры, с замазанными золотистой смолой стыками, а бортики корабля казались скорее вросшими — или выросшими? — из него. По палубе и бортикам беспорядочно вились лазурные лозы, от которых веяло чем-то… будоражащим, словно от наэлектризованной шерсти или шёлка. В смятении Пич подняла взгляд…

И только после этого заметила — на корабле не было мачт! Ни одной, хоть какой-либо, из-за чего корабль больше походил на огромную вёсельную лодку… если бы не два массивных полукольца, крепко закреплённых посередине палубы и на корме. Десятки длинных толстых спиц шли от них, тесно прижавшись друг к другу и чем-то тихо шелестя…

Опустив взгляд вниз с колец, Пич увидела капитана Саламу в десяти шагах от себя.  Он заканчивал переговаривать с лисом-навигатором, когда заметил её… и хитро, весело ухмыльнулся. В этот же миг синие лозы по всему кораблю засветились, а спицы на кольцах поднялись и раздвинулись в стороны, показывая протянутые между ними белоснежные полотна. Паруса.

Пич прижала уши.

— Taivaalle!²

Что-то затрещало и с громким жужжанием молниеносно пробежало по лозам через весь корабль. Полностью раскрылись паруса, полукруглым веером огибая корабль и накрывая тенью Пич и половину экипажа. И в этот же миг позади лани прошёлся порыв крепкого ветра, сдвинув её на несколько шагов. Прижав чёлку копытцем, Пич увидела, чем был этот ветер — стадо воздушных духов по команде ринулось на паруса, надувая их. К её удивлению, они выдерживали сильный поток, потрескивая от искр… и медленно потянули корабль наверх. С лёгкостью скользя по воде, он постепенно поднимался над ней, разрезая дымку… прежде чем поплыл только по ней, полностью оторвавшись от озёрной глади.

Не веря глазам, Пич крепко зацепилась за перила и посмотрела за борт. Причалы и каменные дома отдалялись, медленно превращаясь из огромных скал в валуны, а из них — в булыжники и зазубренную гальку на берегу пруда. Дримрок и его окрестности уменьшались, всё больше походя на чьи-то игрушки. А затем они и вовсе скрылись за лентами эфемерных серых облаков, разрезанных спицами паруса «Гибли».

Пич осторожно вытянула копытце. Подобно ручью, серые облака нежно обтекали её ножку, приятно щекоча прохладой. С растущим интересом лань медленно погрузилась ещё глубже… и вскоре ощутила, как кто-то мягко цокнул по её копытцу.

— Хех, нравится? И каково же тебе?

Медленно вытащив из облака ножку, Пич оглянулась на капитана. Его усы топорщились от задорной улыбки, а глаза сияли, подобно лозам на корабле.

— Мне… тяжело это описать, — смущённо улыбнулась Пич, отведя взгляд от рогача. — Это как… погрузиться в очень мягкий, но жидкий шёлк. Или очень густой снегопад. Или сухую воду. Наверное, я говорю какие-то глупости…

— Мир велик, Пич. Эти “глупости” могут оказаться правдой в других краях, — тихо рассмеялся Салама. — К слову о шёлке — как думаешь, из чего сделаны эти паруса? — указал он крыльями поочерёдно на оба кольца с полностью раскрытыми парусами, похожими на зонтики медуз. Медленно подойдя к одному из колец, Пич пригляделась… и изумлённо подняла уши. — Да. Они из паучьего шёлка, — кивнул ей капитан, похлопав крыльями. — Несколько сотен шагов этого шёлка стоили примерно столько же, сколько и половина всего корабля, но за тридцать лет они ни разу не порвались. Ещё немного — и буду думать, что шкуру дракона пробить будет проще, чем эти паруса.

— Наверняка над ними поколдовали адепты! — запрокинула голову Пич, продолжая оглядывать парус. — Приглядитесь, к паре во-о-он тех линий, — протянула она копытце в сторону едва заметных узоров. — Они идут по краю, повторяясь через каждые три копыта. Скорее всего, укрепляющие руны. И от каждой идёт линия… к центру, — указав на середину, лань тихо хмыкнула. — Но проходит сквозь него? Неужели у них нет связующего узла?

— Так ты знаешь Искусство, Пич? — поинтересовался Салама. — Может, мне стоит к тебе обращаться как-то более подобающе?

— Я… я не адепт, — опустила взгляд на крылатого горца Пич. — Почему… с чего вы так решили?

— Ты сразу заметила подвох парусов и при этом сразу сказала, в чём он, — пожал плечами капитан, подходя ближе. — Немногие в моей команде заметили узоры, и только один сказал, что это что-то большее, чем декорация.

— Навигатор? — в воздух предположила Пич.

— В точку, — кивнул Салама. — Вот что-то эти хитрые морды понимают, но не хотят говорить…

— [Эта “хитрая морда” видела тебя храпящим на лекции по астронавигации!] — отвлёкшись от приборов, фыркнул на родном языке  чёрный лис. — [Я хочу говорить, но некоторые аврорианы не хотят слушать…]

— Пфф… — как можно тише прыснула от смеха Пич, достаточно ясно поняв речь лиса. Она прыснула снова, когда Салама недоумённо посмотрел сначала на него, а затем на саму лань, явно желая объяснений. — Вы… не поняли?

— Хех, я знаю много языков, но на волчье-лисьем я знаю только ругательства, — проворчал он, скосив взгляд на своего подчинённого. — Мне уже второй век идёт, поздновато учить ещё один, притом только из-за Кастора. Что же он говорил?

— Вы… — она поёжилась и посмотрела на лиса. — Ему кажется, что вы уснёте, пока он будет разъяснять, что он понимает.

— Ха, тогда я спрошу его завтра утром, когда я буду бодрым и свежим, — ухмыльнулся Салама, оглянувшись на навигатора, а затем посмотрел снова на Пич. — Но если ты не адепт, то как ты увидела узоры и откуда ты знаешь о том, для чего они?

— Нууууу… — она подняла взгляд. Паруса почти не колыхались под сильным ветром, но узоры на них то появлялись, то исчезали, словно морские драконы в волнах. Извилистые руны на краях расплетались, разглаживались, будто бы не желая быть увиденными, а тянущиеся линии изящно вплетались в само полотно парусов, сливаясь с ним в единую материю. И всё же они оставались видимыми… но только для Пич? Сомнения внутри неприятно заёрзали, не давая покоя. — Я же всю жизнь прожила в Мотхаусе. Я видела адептов и друидов, шьющих обереги на плащах и браслетах. Я и не думала, что это… для кого-то в диковинку, — откровенно добавила она.

— Это всё ещё не говорит, что ты не адепт, Пич, — легонько ухмыльнулся Салама, и лань попыталась состроить недоумение. Не получилось — его ухмылка стала только шире. — В конце концов внутри каждого из нас есть немного магии. И даже обычный рогач, дойдя до определённого предела, может… обнаружить в себе что-то необычное, — между его рогами-полумесяцами проскочила мимолётная искра. Пич проморгалась, подумала, что ей показалось, почудилось, но вслед за одной искрой на секунду поочерёдно протянулись ещё три. — Кто знает, что внутри тебя дремлет…

— Я… я п-подумаю… н-над этим, — запинаясь произнесла Пич.

— Не волнуйся, у тебя полно времени. Мы на «Гибли» никуда не денемся…

Мягко поклонившись, капитан-аврориан медленно зашагал по палубе, оглядывая всё вокруг. Корабль постепенно поднимался, облака сгущались, обволакивая корабль, и Пич заметила, как её дыхание заклубилось паром. Укутавшись в плащ, она быстро поцокала в каюту.

Войдя, она увидела отца, сидящего на койке. Древесный доспех, казавшийся неотделимым от него, теперь висел на манекене, а рубашка и повязки под поножи лежали на прикроватной тумбе. На нём не было ничего; только старые шрамы на подтянутом теле, идущие вровень с ритуальными рунами. Длинная грива, тёмно-синяя, как и у Пич, ниспадала до плеч, но то тут, то там выпирали неухоженные, слипшиеся локоны.

Едва услышав скрип двери, Амплор резко развернулся и наклонил голову, направив на Пич рога. И сразу же поднял, рассмотрев её повнимательнее.

— Прости, — виновато произнёс отец. — Привычка.

— Ты… — она кинула взгляд на него и на доспех. Снова на него и снова на доспех. И нахмурилась. — Ты собирался спать?

— Нет. Думал идти помыться, — пожал плечами Амплор.

— Тут есть ванная?

— Душ. Кормовой парус собирает дождевую воду. Не спрашивай как.

— То есть… — она помедлила. — Ты сейчас пойдёшь мыться…

— Мгм.

— Затем будешь сушиться…

— Мгм.

— И после этого снова наденешь доспех и будешь шагать по палубе?

— Нет, буду шагать без него. Никто тут меня не знает кроме Саламы. Надеюсь.

— То есть… ты будешь отдыхать, — осторожно подвела итог Пич. — И тебе не нужно будет никуда торопиться.

— До самого Арбориона мы будем в воздухе. А в Саламу я верю. Как и в его команду, — ответил отец. — А… почему ты спрашиваешь? — догадался спросить он.

Вместо этого Пич подошла к своей койке и, порывшись вокруг неё, нашла одну из своих сумок. Под озадаченный взгляд отца она вытащила несколько гребешков разной длины и ширины, а вслед за ними — воск, заколки и пару флаконов с разноцветным содержимым.

— Если ты никуда не собираешься в ближайшие шесть дней, то… можешь тогда помыться с этим? — она протянула отцу один из бутыльков, с горными травами на этикетке. — А затем прийти сюда с миской воды и… побыть со мной?

— Хм, — хмыкнул он, посмотрев на дочь, прежде чем медленно взял и оглядел флакон. — Могу, — с энтузиазмом произнёс он и, увидев робкую улыбку дочери, улыбнулся в ответ. — У тебя будет пять минут. Думаю, этого хватит, чтобы ты подготовилась.

Кивнув ей, он прихватил полотенце и вышел. Пич проводила его взглядом, а затем снова зарылась в сумки, чтобы найти всё нужное. Не ради того, чтобы в доспехе он выглядел достойно — нет, Амплор и без того выглядел грозно и уважаемо. Прямо сейчас он был не капитаном Воксом, каким был всё путешествие, а… её отцом. Отцом, который в Сезон Сбора поднимал её вместе с братьями и сёстрами на спину, чтобы они могли достать до плодов на садовых деревьях. Отцом, рядом с которым были не страшны даже самые жуткие ужасы леса. Отцом, из-за которого мама плакала от радости, рассказывая, что снова ждёт оленёнка.

Амплор теперь был отцом, которому нужно было внимание и забота дочери. И когда он вернулся, укутанный в холщовое полотенце, она была готова её оказать. Её койка на время стала столиком цирюльника, полным гребешков, мазей и лосьонов, а постель на его койке была выглажена.

— Ты… очень решительно настроена, — только и мог ответить Амплор, прежде чем лёг на койку и подставил голову поближе к Пич. — Я весь твой.

Пич оглядела его гриву и шёрстку. Ей следовало ожидать, что отец не искупается, а скорее сполоснётся, смыв с себя неприятные запахи. Шерсть и грива были жёсткими, в слипшихся волосах виднелись крохотные комочки, и одним расчёсыванием обходиться было нельзя. Выдохнув, лань приподняла несколько локонов и, закрепив их заколками, принялась за работу.

Добавив немного масел в воду, Пич смочила в ней гребешки и стала медленно прочёсывать отцовскую гриву, наблюдая за его реакцией. Постепенно она приводила её в порядок: вычёсывала локоны, смазывала их бальзамом, повторно промачивала, снова расчёсывала и снова смазывала — чтобы в конце концов заплести их в тонкие косы, как в бороде у матросов Саламы. И отец понемногу принимал всё более пристойный, приятный вид. Настолько приятный, что… Пич подумала — может, именно поэтому матушка вышла за него?

— Ты так плохо выглядел, когда я только-только увидела тебя без доспехов… ничего, пока мы на «Гибли», я буду за тобой присматривать… хоть каждый день…

— Хм, буду только рад… — расслабленно улыбнулся рогач, прикрыв глаза.

— Но почему так? Неужели ты совершенно о себе не заботишься? — обеспокоенно спросила лань.

— Эх… — тяжело выдохнул он. — Не совсем. Долгоногам, мотылькам-убийцам и буйным спригганам всё равно на твой вид. Стражи редко видят меня без формы. Даже на праздниках я при параде. А так… редко когда удаётся.

— И что же говорит тебе мама, когда видит тебя такого?

— Много чего лестного, — иронично хмыкнул он. — А затем берёт зубами за рога и уводит в ванную.

— З… зубами? — недоумённо приподняла бровь Пич. — Но… зачем?

— Эм… кхм, она так… иногда… делает… со мной… чтобы было… больнее, — с долгими паузами ответил Амплор. — В общем… делает тоже самое, что и ты. Прямо сейчас.

— И тоже говорит, что ты себя запустил?

— Мммф… да. Тоже.

— И мама совершенно не злится за то, что ты постоянно на службе? И дома только по праздникам? — ненавязчиво спросила она отца.

— А с чего ей злиться? — откровенно удивился он.

— Вы постоянно друг от друга далеко… ты в гарнизоне или патрулях. И время от времени тан отправляет тебя в другие земли. И даже сейчас, когда ты сопровождаешь меня в столицу… неужели она не злится и не скучает? И не скучаешь ли ты, что так далеко до неё?

— Эх… некогда нам скучать, Пич, — выдохнул Амплор. — Пока у меня гарнизон, у матушки сад. Пока я в патрулях и разъездах, она спорит с караванщиками и авантюристами. Только поцеловал её утром перед уходом, а спустя минуту уже снова стоишь около порога. Смотришь на неё. А она смотрит на меня. И казалось бы нас разделяет всего минута… но где-то там, за густыми кронами, уже сверкают звёзды. Мы не заметим, что прошли уже месяцы…

— Это… — Пич остановилась. — Я и не знаю… что сказать…

— Время идёт, Пич, и чем старше ты, тем быстрее оно утекает. Но… — он задумался. — Не стоит волноваться об этом. Месяцы и года пройдут за минуты, если в этом мире есть кто-то, кому ты дорог. С кем ты связан. Супруг с супругом. Родители с детьми. Братья с сёстрами. Друзья с… друзьями. Не стоит жалеть время, если ты провёл его с кем-то важным. Или провёл с радостью.  Поэтому нам, старикам, уже нет времени на скуку.

— Ты не старик, — замотала она головой. — Не говори про себя так.

— Хмфх, это тебе только кажется. И пяти лет не пройдёт, а моя грива будет похожа на паутину. И даже ты будешь путаться, расчёсывая её.

— У тебя и седины нет, отец. В отличие от… — погрузив копытце в баночку с воском, она остановилась и посмотрела на отца. — А кто вообще этот капитан Салама? Как ты на него наткнулся?

— Случайно, — пожал плечами Амплор. — Я искал возможность, и нашёл её. Так уж получилось, что Салама знает меня. А я знаю Саламу. Я сказал ему, что мне нужно кое-кого доставить в Летний Дворец. И он согласился.

— А почему согласился? — продолжала Пич, осторожно проводя копытцами по гриве отца. — Салама о тебе говорит так, словно вы — давние знакомые. Старые друзья, можно сказать.

— М, — помедлил он. — Да, это так. Я и мама с ним учились вместе. Много времени. Потом наши пути разошлись. Думал, он обо мне забыл. Оказывается, всё это время помнил…

— И по старой дружбе предложил довезти?

— Не-ет, — возразил он. — Я пообещал, что Лесной Херрен ему за это заплатит.

---

По сравнению с долгими неделями в караване шесть дней на палубе «Гибли» пролетели быстро и незаметно. После того разговора с отцом время словно размылось, исчезли секунды, минуты и часы, оставив только неясный темп. Очень легко было перепутать утро и вечер, и только звёзды, что гасли и разгорались в сумерках, давали хоть какой-то ориентир.

Ещё легче терялся счёт времени, когда Пич смотрела на леса, пока «Гибли» пролетал между ними. Она никогда не видела столько оттенков зелёного, и почти каждый лес был чем-то примечателен. В одном месте из чащобы выходила длинная узкая скала, царапающая небо — Игла, о которой говорили караванщики, идущие в Арборион. В другом — деревья искривлялись так сильно, что напоминали змей, свернувшихся в длинный клубок. В третьем — открывались потрясающей красоты рощи, полные белых с чёрными отметинами деревьев; берёз. Смотря на пейзажи Сердцелесья, Пич за эти шесть дней расслабилась, почти что никем не сдерживаемая и не подгоняемая.

Почти.

Пока матросы занимались кораблём, а Салама и отец говорили о былых временах, духи увлекали Пич за собой. Болтливые сильфиды расспрашивали её о том, что она повидала, и делились своими слухами, не замолкая ни на секунду. Сильфы постоянно пытались перетянуть её внимание на себя, принося ей приятные ароматы из лесов внизу и привлекая скульптурами из облаков. Даже вечно занятая маленькая керонида, скользившая по синим лозам, обвившим корабль, как-то находила время, чтобы ребячески ужалить Пич за копытце или ушко. Энтузиазм духов быстро пропадал, когда рядом оказывался Амплор… и мгновенно возвращался, стоило Пич вновь остаться одной.

Но это были не тянущиеся дни в компании пренебрежительных караванщиков, от которых она пряталась в повозке. Духи «Гибли» могли раздражать, надоедать, доставать, но при этом их открытость и дружелюбие грели Пич среди холодных облаков. Словно дети и подростки, они пытались урвать внимания кого-то чуть более взрослого… и каждую ночь Пич возвращалась к отцу в каюту, мимолётом рассказывала ему во время ухода о долгом дне и засыпала с улыбкой.

Сегодняшнее утро было необычайно тихим. Обычно хвастливые сильфы теперь сосредоточенно направляли ветер, корректируя его поток, а сильфиды молча скакали по облакам рядом и посылали жестами понятные лишь капитану сигналы. Сам капитан стоял на носу, куда-то напряжённо вглядываясь. Подойдя к нему, Пич вцепилась в перила носа и посмотрела вперёд.

Впереди был… купол. Огромный тёмно-зелёный купол возвышался над неровными чащобами леса, словно холм посреди равнины. Сотни трещин, покрывавшие купол, сочились оранжевым светом, вместе напоминая рассветное солнце из старых книг и легенд. И, словно привлечённые этим светом, вокруг купола кружились, как мошки, десятки маленьких точек, едва заметных невооружённым глазом. В лесах рядом с куполом виднелись внушительные прогалины, похожие на следы огромного существа… и когда корабль пролетал над одним из них, Пич кинула взгляд за борт.

По земле тянулся длинный, полный зелени разлом. Мхи, лозы и вьющиеся кустарники шли вниз по его стенам. Лесные ручьи пропадали в его темноте Стволы огромных деревьев лежали поперёк разлома, связывая два края. Некоторые стволы были настолько большими, что кто-то обустроил там поселение или аванпост, и Пич разглядела огни фонарей и крыши домов.

А затем лань увидела… корень. Колоссальный корень, извивающийся подобно громадной змее, то появлялся, то пропадал в разломе, покрытый зелёными пятнышками поросли… и подлесков.

— Что это… за холм? — спросила Пич у Саламы, уже зная ответ.

— Конкордия. Великое Древо Кервидерии. Так оно выглядит снаружи.

— Как же… — лань запнулась, не сразу решаясь задать вопрос. — Снаружи?

— Это лишь крона. Дай нам шесть часов, и ты всё поймёшь, — ответил Салама и оглянулся. Матросы смотрели на далёкий “холм”, будто в первый раз. Слетев с носовой палубы, капитан прокашлялся и заревел. — Hejjjjjaaaa, hiisi, meillä on paljon työtä! Meidän täytyy vielä käydä oksien läpi!³

Матросы тут же бросились работать.

Шесть часов прошли незаметно. Великое Древо, издали казавшееся холмом, с каждой лигой становилось всё ближе и всё больше. Уже через час оно превратилось в гору, и «Гибли» присоединился к стае маленьких “мошек”, летавших вокруг кроны. Величественные воздушные галеоны, громадные эквестрийские дирижабли и хорсийские латунные крейсеры — они терялись на фоне Великого Древа. Медленно подняв голову, Пич попыталась разглядеть верхушку Конкордии… но увидела лишь огромную зелёную стену, в которой, как ульи, висели посты и причалы, а вокруг роились воздушные гондолы. Стена бесконечно расходилась в стороны — Пич не могла охватить её вглядом или даже заметить изгиб.

— Пич? — услышала она издали знакомый низкий голос. Повернувшись, она увидела… отца. В шаге от себя. — Что с тобой?

— Ч-ч-что со м-мной? — шёпотом спросила она.

— Ты вся дрожишь, Пич.

— Она… — Пич оглядела себя. Её шерсть стояла, копыта дрожали, едва удерживая её на ногах, и даже дыхание стало каким-то неровным, чересчур громким. Шелест огромной листвы заглушался её собственным сердцебиением. И лань едва-едва слышала собственный голос. — Она колоссальна, отец. Я знала, что Конкордия велика, но… я не могу поверить… мы как… муравьи на в-вековом… тысячелетнем дубе…

— Пич, — осторожно взял её за копыто Амплор. — Не бойся. Она не причинит тебе зла…

— Н-но что мне… что мне делать? Я так… так…

— Поклонись ей, Пич, — так же тихо ответил отец. — Прояви к ней уважение.

Судорожно выдохнув, она медленно села и, закрыв глаза, склонила голову. Медленно исчезли звуки на фоне: свист ветра, треск молниевых лоз, голоса матросов. Её дыхание растворялось в запахах свежей листвы, утренней росы и холодного воздуха. Мир постепенно пропадал, уходил куда-то далеко-далеко, пока все мысли и душа Пич направлялись к Великому Древу. Сейчас ничего не было так важно, как Конкордия.

Сейчас не было ничего, кроме неё.

Так было не всегда. Не с Конкордии началась история оленей. До Великого Древа был хаос. Десятки племён, выживающих в лесах. Древние духи, требовавшие жертв. Неисчислимые войны с волками, битвы с драконами, великие бедствия, кромсавшие землю. Не было ни единства, ни порядка.

Но именно с Великого Древа началась Кервидерия. С того самого момента, когда Братья посадили Конкордию, когда она пустила корни и потянулась к свету… появились кервидерцы. На место стоянок пришли города, на место вождей — таны и наместники, а закон перестал быть знанием старейшин и стал общим, единым и записанным. Сотни, тысячи оленей собирались под растущим Древом и забывали о своих распрях, признавая чужую кровь — и неважно, были они детьми лесов или гор. Десятки кругов друидов обращались к ней за мудростью и обретали просветление. Век за веком леса вокруг Конкордии становились всё менее жестокими и всё более плодородными, вскормленные её соком.

С появлением Конкордии у оленей наступила эпоха процветания.

И ничто не мешало процветанию. Ни войны с другими странами, ни великие бедствия, ни коварные интриги. Кервидерия приняла и далёкий Восток, и мятежные Глубины, и диаспору волков и лисиц, забыв о древней вражде. Что бы ни пыталось сокрушить Конкордию, оно отступало, либо находило место под её кроной. А те, кто жил на её земле, знали, что никогда не будут одни, ведь все они были связаны между собой.

В конце-то концов… Конкордия никому никогда не желала зла. Её не стоило бояться. Бесчисленные истории, услышанные ею за тысячи лет, не стали бы рассказывать кому-то злому. Сказки, поэзия, песни, маленькие невинные секреты и волнующие тайны — всё это было под её корой, которой она слушала своих верных подданных. И молитвы, бесконечные молитвы маленьких, совсем крошечных рядом с ней оленей. Мольбы в час нужды и восхваления в час изобилия. Она слушала их все…

И не могла сказать хоть что-то в ответ.

На уголках глаз Пич появились слёзы и безмолвными ручьями потекли по её щекам, капая на древесный пол. Страх и трепет, которые обуревали её, обратились жгучим стыдом, разъедающим сердце… и жалостью. Конкордия, что пятнадцать тысяч лет была сердцем Кервидерии, её символом, защитницей и опорой… возможно, всё это время была одинокой. Те крошечные, словно муравьи, олени сделали её символом, обращались к ней снова и снова. Ей рассказывали древние легенды, а она не знала, как ответить. К ней обращали взор, но она не могла посмотреть на них. Даже когда у неё появились дети, их посадили далеко от матери: в Краснолесье, в Рассветном Бреге, в Поющем Побережье, в Доме Бурь, в Оазисе Шифтов… дотягиваются ли её корни до дочерей? Или всё, что оставалось — это чувствовать, что она с ними делит одну земную твердь? Что слышат её дочери — неясный шёпот или далёкий крик?

Лань опустила голову. Разъедающее чувство в сердце дополнилось сосущей тоской по дому. По родным сёстрам и братьям. По матери и её нежным, мягким объятьям. По фруктовому саду, укрытому паутинными коконами. По собственному персику и Лазури, спящей с ним в обнимку, тоскующей по Пич. Всё это теперь было так же далеко, как далека была Конкордия от Сангвинии, Клементесс, Темпоры, Люцерии... Как далеко были от земли солнце и луна…

— Ай!

Что-то ударило её по голове. Тоска сменилась резкой болью, и Пич зажмурилась, потирая ушибленное место. Проморгавшись, она посмотрела прямо перед собой… на персик. Спелый, сочный персик, покрытый розоватым, как вечерние облака, пушком. Недовольно фыркнув, она оглянулась, пытаясь найти шутника… прежде чем ощутила, что шелест зелёной стены перед кораблём стих. Теперь она двигалась ровнее, тише, спокойнее… словно спящий, усталый зверь.

Тоска и стыд медленно отступили, подобно волнам в море. Её заметили. Её услышали.

Она поняла Пич.

— …поэтому мы вынуждены конфисковать судно на неопределённый срок до выяснения обстоятельств и вердикта суда. Экипаж будет задержан для допроса и дачи показаний.

Привычные звуки вернулись, но помимо матросов и отца на корабле был кто-то ещё. Офицеры. Быстро спрятав персик под плащ, Пич обернулась и увидела молодого рогача, равнодушно зачитывавшего приказ на своём планшете. Ещё несколько офицеров ходили по палубе и опрашивали матросов, а также проверяли корабль, оценивая его состояние… и, похоже, выискивая контрабанду.

— Ты говорил, что проблем не будет, — тихо зарычал Амплор, медленно, очень медленно поворачивая голову на Саламу.

— Я говорил, цитирую: “Если сам Лесной Херрен готов мне заплатить за доставку, то, скорее всего, он закроет глаза на мои грешки и пропустит в Арборион”. Конец цитаты, — громко фыркнул крылатый капитан, отвлёкшись от офицера. — То есть, ты мне соврал, и Херрен не настолько заинтересован в исполнении поручения?

— Нет. Но во что ты опять вляпался, Ласкева? — нижнее веко отца дёрнулось, пока он пытался держать голос ровным.

— Капитан Вокс, это вас не касается, вы и ваша спутница можете быть свободны… — перевёл рогач взгляд на Амплора, но тот в ответ грозно рыкнул, заставив его отшатнуться.

— Капитан Ласкева Салама — мой друг и брат по оружию, это и меня касается. Я не оставлю его просто так… равно как и его “грешки”.

— Ай, какая теперь разница? — отмахнулся крылом аврориан. — Но по итогу как всегда, Амплор! Ты говоришь мне, что мы понимаем друг друга с полуслова, а потом оказывается, что мы оба забыли сказать вторую половину!

— Мы задерживаемся, и что ты мне прикажешь делать? Из-за твоих грешков даже офицеры не верят, что мы здесь по поручению Херрена!

— Прошу прощения, капитан Вокс, но… — подал было голос офицер, но его быстро заглушил возглас Саламы

— Я без понятия, друг! — пожал плечами тот, пристально глядя в глаза Амплора. — Но мы в патовой ситуации: я не могу исполнить волю Золотого Древа, потому что меня не пускают в город, но и Золотое Древо не может получить своё, потому что у меня проблемы! И если он не собирается хотя бы пёрышком на своих крыльях пошевелить, то…

— Я не хочу повторять Истбарк! — от крика Амплора у Пич заложило уши, и она вместе с остальными поспешила их опустить, чтобы не оглохнуть. Проморгавшись, она снова посмотрела на отца… и увидела, как его тело вздымалось и дрожало от тяжёлого дыхания, едва-едва сдерживая клокочущую внутри него ярость, а мышцы на ногах напряглись, словно готовясь к броску. Все вокруг смотрели на него с широко раскрытыми глазами, словно не веря услышанному. Духи, наблюдавшие откуда-то сверху за сценой, ошеломлённо прикрывали рты, а пара сильфов спешно укрывали под крыльями маленькую керониду, сжавшуюся до крохотной шаровой молнии. О чём бы ни говорил отец, это удивило всех.

— То есть, это были… в-вы… н-нет… н-не может… э-это не Истбарк, капитан Вокс! — взял себя в копыта до того спокойный рогач. — Мы в Арборионе и мы лучше подготовлены к такого рода “инцидентам”! Ведь так? — обратился он к товарищам, но они не ответили, молчаливо смотря на отца. — В-ведь так?! — уже громче крикнул рогач, но его голос исчез в резко наступившей тишине. Не понимая, что происходит, Пич оглядела корабль и увидела, как все замерли, словно парализованные. Всё стихло, даже воздушные духи затаились, невольно создав штиль… словно бы перед бурей…

— Достаточно.

Ровный женский голос нарушил тишину. Пич вместе со всеми повернулась и увидела статную лань в сопровождении пары златорогих стражей. Её голову украшала серебряная диадема с тремя лунными камнями, а на ушах вилась пара каффов в виде лоз. Светлый вьющийся узор шёл по её ногам от кристальных копыт, копыт витранга. Её тело покрывала тёмно-пурпурная накидка с узорами звёзд, а видимая из-под неё шерсть была настолько чистой и гладкой, что блестела под солнцем. Гостья выглядела как аристократ или тан… но её гордая осанка, её прямая, напряжённая поза, её почти незаметные — но не для глаз Пич — полосы шрамов, идущие по щеке к носу выдавали в ней нечто большее. Как едва заметная прореха в картине, за которой мог оказаться как тайный сейф, так и гнездо сетевых ос.

Как только лань ступила на палубу, все преклонили перед ней колено: матросы, офицеры, духи, отец, за ними последовала и Пич… лишь капитан Салама остался стоять, как ни в чём не бывало.

— Госпожа, — обратился к ней нестройный хор голосов.

— Офицер Сирокко, — обратилась она к молодому рогачу. — Капитан Вокс, — её взгляд перешёл на отца. — Ласкева Салама, — отчеканила гостья, а затем, оглядев палубу, остановилась на… — Пич.

— Витаэла Ка-а-аст, — довольно протянул капитан. — Я так и знал, что это будете вы! Как же хорошо, что Лесной Херрен понимает всю важность моей работы! — на удивление беззаботно воскликнул он. — Путь прошёл без проблем, ваша подопечная доставлена в целости и сохранности, поэтому…

— Довольно, Салама, — жестом прервала его лань, и её губы сжались в тонкую линию. — Плутовские манеры не делают вам чести. И никогда не делали.

— …я вполне заслуживаю награды за то, что довёз её. Целой и невредимой, — закончил аврориан. — Мы заслуживаем, я и моя команда. Мне обещали, что Золотое Древо оценит наш труд по достоинству, — скосил он взгляд на Амплора, и тот в ответ тихо зарокотал.

— Хм. Херрен не славится скупостью, — кивнула Витаэла. — Шестьдесят мер янтаря за хорошую работу. Вид янтаря может быть произвольным, — добавила она, направляясь к Пич, но тихое покашливание офицера остановило её. — Что-то ещё?

— Г-госпожа… позвольте показать вам… — офицер Сирокко протянул лани свои документы. Быстро пролистав их, Витаэла закатила глаза.

— Ххххх… хорошо. Это всё меняет, — выдохнула она и развернулась к Саламе. — Восемнадцать мер. И прощение ваших преступлений в пределах Арбориона и Сердцелесья.

— Восемнадцать?! — поднял брови капитан и закрыл крылом Пич. — Требую хотя бы двадцать четыре!

— Тридцать мер янтаря Клементесс, — жёстко ответила Витаэла. — Только Клементесс.

— П-паааа… дайдёт, — сложил он крыло, вновь являя Пич перед ней. — Она вся ваша. И Лесного Херрена.

Смерив Саламу холодным взглядом, Витаэла медленно подошла к молодой лани, встав от неё в трёх шагах. Её глаза, льдисто-синий и изумрудно-зелёный, оценивающе оглядывали её, будто бы не веря, что перед ней была Пич, а не какой-нибудь перевёртыш или, что ещё хуже, самозванка. Смотря на неё снизу вверх, Пич чувствовала, как от одного лишь её присутствия под кожей что-то копошилось, и сдерживалась, чтобы не совершить что-то глупое. Например, несколько поклонов в её сторону. Или расспросить её обо всём прямо сейчас. Или… вообще плюнуть ей в лицо, что Пич откровенно пугало.

— Наконец-то. Ты здесь. Следуй за мной, Пич, — мягко произнесла она, прежде чем медленно развернулась и зашагала на причал.

— Н-но куда? Госпожа, — спросила она, поспешив за Витаэлой.

— В Летний Дворец. В самое сердце Конкордии, — медленно ответила она. — Возьми только самое необходимое — остальным багажом займутся и без нас.

— Г-госпожа, может ли мой отец п-пойти со мной? — едва произнеся эти слова, Пич прикусила губы. Ей не стоило это говорить, ей не следовало это говорить, ей не…

— Амплор? — уточнила она, посмотрев на хмурого рогача. Тот медленно кивнул на её немой вопрос. — Да. Может. Пока что.

— Б-благодарю, госпожа! — выпалила она и поспешила в свою каюту. Дважды перепроверив, что всё самое-самое необходимое — в сумках, она быстрым шагом пошла обратно на палубу, к отцу и странной аристократке. Те о чём-то полушёпотом говорили — и тут же замолчали, увидев спешащую к ним Пич. Без лишних слов они пошли к причалу… и лишь в последний момент, когда лань уже собиралась покинуть корабль, она оглянулась.

С ней прощались. Воздушные духи, разношёрстные матросы, жизнерадостный капитан — все они махали копытами, лапами и крыльями, улыбались, словно бы провожая в путь… это было в чём-то забавно, ведь её путешествие почти окончилось. Пич в изумлении открыла рот, тронутая и смущённая, прежде чем собралась с силами, мягко поцеловала своё копытце и подула от него, посылая воздушный поцелуй. Она не смогла сдержать улыбку, увидев, как экипаж восторженно зашумел, заревел, посылая ей десятки тонущих в общем гвалте пожеланий.

Сойдя с корабля на причал, Пич переглянулась взглядами с отцом и осторожно подошла к Витаэле. Заметив её, советница парой жестов указала на неё, и двое златорогих стражей встали по бокам от неё.

— Рут. Рэй. Храните её как саму Конкордию.

— Да, госпожа, — синхронным баритоном отозвались оба рогача.

— А вы, Амплор… — она замолчала, сделав неясный жест отцу и тот подошёл поближе, прежде чем они вместе направились в сторону таможни. Пич попыталась пойти за ними, но два копыта стражей крестом преградили ей дорогу. Они пошли вместе с ней только тогда, когда их и советницу разделяло больше десяти шагов.

Всё то время, что они шли, отец что-то бубнил, слишком тихо, чтобы разобрать слова, и при этом слишком громко, чтобы их нельзя было услышать. Пич то и дело пыталась подойти поближе, но рогачи по бокам вновь и вновь останавливали её. Она пыталась обратиться в слух, но десятки звуков: свист ветра, шелест огромных листьев, топот офицеров и писарей, негромкие разговоры — всё это перекрывало слова Амплора, как шёлк — перья. Что-то неприятно ползало под кожей, в загривке лани, когда после неясных слов отец с советницей оборачивались на неё… и продолжали говорить.

Пич перестала слышать их, когда они все вошли внутрь таможенного зала. Он был внутри огромной ветви: стены, пол и потолок поблёскивали древесными оттенками жёлтого, как янтарь или мёд. В нём было полно народа: все кресла, вырезанные в стенах, были заняты оленями, пони и грифонами, а перед тремя окнами, разделяющими приёмный зал и кабинеты, толпились долгие очереди. Несколько раздражённых ланей сидели с другой стороны, заполняя бумаги, и несколько скучающих стражников стояли у дверей, лениво наблюдая.

Всё изменилось, когда Витаэла левым копытом указала на одно из окон — и златорогий страж слева от Пич, Рэй, медленно пошёл сквозь зал. С каждым шагом всё больше взглядов приковывалось к нему. Хмурые посетители приободрились, охрана встала по стойке смирно, даже лани-служащие оторвались от работы и подняли головы. Одна из них, увидев, что Рэй направился к её окну, взяла в копыта цветок-колокольчик и что-то проговорила. По залу раздался её голос, призывая на время освободить окно для королевской гвардии — и очередь расступилась перед златорогим стражем, как косяк рыбы перед щукой.

— Теперь вы, Амплор, — произнесла советница отцу, когда Рэй освободил путь до окна. Пич шагнула вперёд, желая пойти с ним, но её тут же остановило копыто Рута. — Не торопись, Пич, — тихо обратилась к ней Витаэла. — Тебя позовут, когда потребуется. А пока что… — из её левого копыта проросло два сияющих цветка. Оглядев, она бросила их на пол — и за секунды перед ней на полу разрослись герберы и раскрыли два бутона. Сев на один, советница кивнула. — Располагайся. Нам стоит поговорить.

Будто бы вопреки её воле, ноги Пич подошли к импровизированным сидениям и посадили на бутон, оказавшийся на удивление мягким. Устроив ноги поудобнее, Пич повернула голову к Витаэле.

— У меня… н-накопилось довольно много вопросов за путешествие… п-поэтому вы хотите поговорить? — осторожно поинтересовалась Пич и, встрепенувшись, спешно добавила. — Г-госпожа Вита…

— Витаэла Каст. Одна из советниц Золотого Древа, хранитель Конкордии, куратор Сердцелесья, — наконец представилась ей статная лань. — Это значит, что я исполняю волю Херрена там, где она требуется, и через меня проходит достаточно большая доля бумаг, адресованных лично ему. Также это значит, что я ответственна за порядок во всём Сердцелесье, от Тонущего Берега на западе до Шёлкового Леса… на востоке, — помедлив, пояснила она. — Тем не менее, я не наместница или ярл — хоть и достаточно близка к этим титулам. Я в первую очередь… “решаю проблемы”, а не обеспечиваю порядок.

— Мгм, — кивнула ей Пич и, выждав паузу, спросила. — Госпожа, но почему именно вас послал за мной… Херрен?

— Работа, которую он предлагает, важна для всей Кервидерии. Я как советница буду твоим куратором, следящим за исполнением обязанностей. Поэтому меня можно справедливо считать глазами Золотого Древа.

— Госпожа, но… что это за работа и обязанности, которые предлагает мне Лесной Херрен?

— Не то время и не то место, Пич, — подняла голову советница и посмотрела на Рэя с Амплором,  пристально наблюдавших за работой служащей. Пич осторожно огляделась; все взгляды были обращены к ним, не к златорогому стражу. — Сейчас я могу сказать только то, что это работа важна. И только такая скрупулёзная, прилежная и внимательная лань, как ты, может с ней справиться.

— Н-ну… Г-госпожа, возможно, это всё так, но, возможно, мне недостаёт некоторых качеств для работы в столице… и в… Летнем Дворце? — шёпотом уточнила она, наклонившись к советнице поближе.

— Не совсем во Дворце, — понизила она голос, посмотрев на Пич сверху вниз. — И если бы тебе действительно недоставало необходимых качеств, Пич, тебя бы здесь не было. Это не предположение, это факт, — надавила Витаэла на последнее слово. — Не дай червям сомнения выесть тебя изнутри.

— Я не подведу вас, — склонила голову Пич и быстро подняла её.

— Пич Бранч, подойдите к окну номер два, — громкий голос лани-инспектора раздался в зале. Пич, быстро проверив сумки и плащ, поднялась и подбежала к отцу, ждущего её у окна. — Ваши документы, цель визита, срок пребывания, размер багажа…

— Вот, вот и… — положила Пич нужные бумаги перед окном. Раньше ей и в голову не могло прийти, что они действительно пригодятся хоть где-то, но теперь, так далеко от дома, в самом сердце страны ей, хоть и формально, приходится доказывать, что она — это она. — Из багажа — седельные сумки и три чемодана.

Нервный, быстрый взгляд на стража рядом, внимательный осмотр документов, спешный скрип пера о бумагу. Инспектор уже занесла над её удостоверением печать, прежде чем снова посмотрела на Пич…

— Каково содержимое седельной клади? — тон лани был формальным, спокойным, бесстрастным, но от её слов словно исходила угроза. Пич сглотнула и тихо выговорила:

— Н-ничего необычного. Еда, столовые принадлежности, подношения, к… книги, — запнулась она, чуть не проговорившись.

— Оккультные принадлежности? Артефакты Искусства? Химия, вроде зелий и микстур? — продолжала девушка за окном, и на каждый вопрос Пич мотала головой. — Будьте добры, пройдите в кабинет на досмотр, чтобы мы убедились…

Сердце Пич ушло в пятки, и она рефлекторно шагнула назад. В голове за секунды пронеслась картина, как она входит в кабинет, как её обыскивают, а сумки ворошат на столе. Как все взгляды приковываются к белой баночке краски без этикетки, как ей задают неудобные вопросы и как она вместо ответа отводит взгляд и жмурится в надежде, что это кошмар. Но вместо пробуждения — конфискация баночки, выписанный штраф или того хуже — дорога в камеру.

В голове промелькнула надежда — а если они поймут, что это просто краска, а не ведьминская мазь? Что если ей вернут краску обратно и скажут идти дальше? Пич улыбнулась… и в ужасе раскрыла глаза. Отец. Советница. Теперь они будут задавать вопросы. Вопросы, которые она боялась услышать. Чувство справедливости отца не будет снисходительно даже к ней, а Витаэла “решает проблемы” — и если она увидит проблему в краске, то…

Это конец.

— Н-нет, я не могу, — робко начала Пич, медленно отойдя от окна. — У меня…

— Это лишнее.

Тихий, обвивающий голос Витаэлы позади прошёл сквозь Пич. Она не рискнула оборачиваться, и всё, что она могла видеть — это сбитую с толку служащую. Дважды моргнув, та быстро вернула “служебный” вид и прокашлялась.

— Кхм, госпожа советница, это протокол, — медленно проговорила лань. — Статья девяносто восемь, параграф четыре, пункты с третьего по двадцатый. Мы обязаны досмотреть эту девушку на предмет контрабанды и вредоносных вещей…

— В проверке нет необходимости, — ответила ей Витаэла. Её голос был абсолютно спокоен — но Пич дрожала. С чего бы за неё заступаться? Это действительно закон. Даже советница должна ему подчиняться. Не может же быть так, чтобы она сумела вытащить её отсюда…

— Назовите точную причину, госпожа советница, — сжала губы служащая.

— Точную причину? Пич Бранч находится под крылом Летнего Дворца, по этой же причине я сопровождаю её вместе с златорогими. Мы её уже осмотрели, — Пич выдохнула. Это действительно может сработать — навряд ли бы её пустили даже на таможню, если бы гвардейцы её не проверили хотя бы формально. — В её сумках находится «Изгой: Осада Атласа», «Сборник Поэзии Синдербёрна», «Удивительные приключения Жайю Пулен», пять упаковок ореховой смеси без маркировок официальных поставщиков…

И именно поэтому Витаэла называла прямо сейчас всё то, что было в сумках. Пич вновь замерла. Она даже не смотрела в них, откуда советница знает, что там? И… она могла бы сказать что угодно и ей бы поверили, почему она тогда говорит правду? Только потому, что только правда звучит правдоподобно? В какой-то момент вся эта правда кончится?

— …средство по уходу за гривой «Оживление», швейный набор из пяти игл разных размеров и шести катушек с нитью из шёлка звездопряда, набор из семи гребешков, один с тройным благословением друида на добрый путь…

Может, прямо сейчас? Почти же ничего не осталось. Она же ведь не знает о…

— Миска из красной глины мягкого обжига, стандартный набор из трёх косметических кистей и… Краска.

Она знала. Знала.

— Краска для гривы. Официальный поставщик: кахагарский консорциум «Šedé Peří». Эксклюзивная версия с добавлением слюны морозного василиска для устойчивости.

Пич вышла из ступора. Её уши поочерёдно задёргались, будто бы вытряхивая из себя услышанные слова. На баночке не было этикетки. Ни на одной баночке, которую она приобретала на протяжении нескольких лет, никогда не клеили этикеток — Кайсат утверждал, что товар шёл прямо от алхимика. В конце концов, это совершенно не та краска — «Šedé Peří» Пич видела только один раз. В модном журнале Мунтред. По цене её годового оклада. Получается, всё это было блефом, чтобы не задавали лишние вопросы? Как и то, что это…

“Краска для гривы”. Силуэт Пич сжался в тонкую линию, и она отвела взгляд, чтобы не смотреть на Витаэлу.

— Принято. Моя оплошность, госпожа, — кивнула служащая, опуская взгляд обратно на бумаги. Громкий скрип пера из кабинета дополнился тяжёлым глухим стуком печатей. Спустя полминуты лань вернула все документы. — Можете идти. Следующий!

— Вот и всё, Пич, — она и не заметила, как по её плечу мягко похлопал отец. — Мы в Арборионе. Со всеми проверками это занимает часа два. А тут пятнадцать минут и всё. Всё закончилось.

— Да, — мрачно ответила Пич. — Всё закончилось.

Дорога через коридоры таможни была долгой. Её ноги еле-еле шевелились по полу с волнистыми узорами. Стражам и Витаэле пришлось ради неё идти медленнее. Пич метнула взгляд на советницу и тут же накрылась капюшоном. Слова вокруг стали гулкими, она шла мимо самых разных существ, от пони и оленей до грифонов и волков, но все они превращались в неясные тёмные силуэты. Извилистый узор медово-золотистого пола размывался, напоминая волны, а двери, повороты и ступени сменялись друг за другом в казалось бы бесконечном потоке.

На душе стало как-то неприятно, гадко… произошедшее не выходило из головы Пич. Она могла бы просто оставить всю краску в багаже, а не таскать её с собой в сумке на чёрный день. Не стоять и дрожать перед таможней. И думать о том, зачем ради неё соврала сама советница. Её будущий куратор. Не так давно журивший капитана Саламу за контрабанду, чтобы потом выгораживать уже саму Пич за… ту же контрабанду.

Лишь когда они вошли в ещё один зал, что-то наконец изменилось. Дверь сдвинулась вбок, открывая широкий зал с высоким потолком и десятками причалов, огороженных извилистыми перилами. Пришвартованные разноцветные гондолы качались в воздухе: длинные и быстрые, широкие и роскошные, маленькие и юркие. За причалами шёл длинный тёмный тоннель, напоминающий открытую пасть спящего монстра. Сквозь широкие окна виднелась мастерская, где сидели лодочники, ремонтируя гондолы. Зал был почти пуст, лишь несколько пилотов сидели в гондолах, убивая время за чтением, сном или небольшим обедом.

Быстрым шагом Витаэла подошла к одному из них. Рыжий пилот-волк сидел в небольшой чёрной лодке без каких-либо узоров или роскоши. К тому времени, когда Пич с отцом и стражами подошли к гондоле, советница успела обо всём договориться и передать ему кроны.

— Их пятеро, госпожа, а вы говорили “четыре”, — пробубнил тот, пряча монеты. — Кто из этих керви лишний?

— Амплор.

Все взгляды устремились на отца. Стражи оглядели его, будто бы восприняв обращение как приказ. Пилот удивлённо поднял бровь, видимо, не ожидая, что обратятся к нему. А Пич…

— Я благодарю вас, что привели Пич Бранч сюда, Амплор. Но я знаю, на что вы способны. И кто вы такой, — осторожно произнесла Витаэла. — Вы хотите всеми силами уберечь Пич, готовы ради этого пойти на что угодно… и по глазам Пич я вижу, какую пагубу могут принести ваши действия. И по вашим глазам я вижу внутри вас жгучий…

— Не при ней, госпожа Витаэла, — глухо попросил отец. — Прошу вас.

— Вы знаете, что я хочу сказать, Амплор. Поэтому я прошу вас… Вы сделали всё, что могли, и сейчас она под эгидой Золотого Дерева. Позвольте Пич пройти дальше одной. Попрощайтесь с ней.

С каждым словом советницы отец словно отдалялся, его образ становился всё более зыбким и смутным. Щемящее чувство в груди тянуло Пич к нему, он мог в любую секунду исчезнуть, как призрак или дух. Раствориться в порыве ветра. Она не замечала, как её ноги тихо, робко вели всё ближе к отцу… Высокому, массивному, суровому…

— Могу я остаться подольше? — низкий голос отца остановил её, подобно щиту на пути брошенного камня.

— Можете. Не торопитесь, Амплор.

Он повернулся к ней, весь закрытый доспехом и тяжёлым плащом. Последние шаги к нему были решительнее, смелее, и Пич подняла голову. Серо-стальные глаза смотрели на неё из-под шлема. Без слов она протянула копыта к нему, аккуратно ослабила несколько ремешков и медленно сняла с Амплора.

Поставив шлем, она обняла отца так крепко, как только могла. Тяжёлые ноги обняли её в ответ, а голова наклонилась поближе, поверх макушки Пич. Казалось, Амплор окружал её со всех сторон, закрывая ото всех бед, и ничто не могло потревожить молодую лань. Как тогда, больше двадцати лет назад, когда он вместе с мамой провожал её на первые уроки к старому Инкхорну… и ни в тот день, ни сейчас Пич не хотела его отпускать. Особенно теперь, когда он не будет ждать её вечером дома. Когда дом и родная семья теперь были так далеко…

— Никому не давай себя в обиду, Пич, — тихим голосом пророкотал он над ухом и, помедлив, добавил. — Напиши, когда возникнут трудности. Я и мама придём как можно скорее.

— Х-хорошо, — кивнула она, нежно потеревшись щекой о его шею… и осторожно обернулась на Витаэлу. Краешек её губ немного приподнялся, пока советница терпеливо наблюдала из гондолы за их прощанием. Пич облегчённо вздохнула и прижалась к отцу поближе. — Я пришлю что-нибудь в Мотхаус, прямо со следующим письмом. Никто не будет обижен: ни сёстры, ни братья, и… П-п-папа, — это слово соскользнуло очень тихо и робко, словно бабочка, которая едва-едва вылезла из кокона. Убрав копыта с отца, Пич залезла в сумки и вытащила оттуда… персик. Сочный, спелый, пушистый персик, упавший на неё, когда она ещё была на «Гибли». — Передай его маме. Она поймёт. Она всё поймёт, — протянула она плод, и отец, приподняв уши в удивлении, молча взял его. Пич и Амплор долго смотрели друг на друга, секунды молчания казались долгими минутами, отделяющими неизбежное…

— Прощай, отец, — произнесла Пич первой. — Доброй дороги.

— Прощай, персик, — ответил ей Амплор. — Береги себя. Госпожа, — Амплор вежливо поклонился советнице, надел шлем и, развернувшись, пошёл из зала. Пич провожала взглядом до тех пор, пока его фигура не скрылась за дверьми на станцию.

— Идём. Конкордия ждёт, —  голос советницы взбодрил её. Тряхнув головой, лань поспешила сесть в гондолу вслед за Витаэлой. Один из златорогих стражей, Рут, сел сбоку от неё, Рэй же занял место рядом с волком-пилотом.

— Я… думал, что уйдёт девочка. Ну да ладно, — хмыкнул он, проводя копытами по штурвалу. Края лодки засияли, поднимая небольшие бортики, а сама гондола поплыла вдоль причала в тёмный тоннель. Внутри горело множество красных огней, ярких, но не разгоняющих тьму. Постепенно гондола набирала скорость, и огни пролетали всё быстрее, пока наконец тоннель не кончился…

И гондола  не вынырнула в необъятный, бескрайний, мягкий полумрак.

Как снаружи, так и внутри Конкордия была огромна. Колоссальна. Куда бы ни кидала взгляд Пич, всё казалось далёким и оттого мелким, крошечным, незначительным. Сотни, тысячи фонарей, парящие в воздухе, стоящие на улицах, сияющие в коре — все они превращались в маленькие путеводные звёзды, едва разгоняющие мрак. Длинные ряды высоких разноцветных домов на длинных, огромных ветвях напоминали сияющий мох, а не роскошные кварталы. Десятки гондол, что проплывали мимо и где-то вдали, превращались в незаметные тени, перекрывающие десятки огней на миг или два — не более. Всё терялось в бесконечной, но на удивление уютной ночи, царившей под густой кроной.

Всё… кроме двух вещей. Силуэты массивных, длинных ветвей выныривали из темноты, подобно таящимся в глубинах океана левиафанам. Огромные листья казались плавниками, а изборождённая кора — чешуйчатой кожей, сверкающей в свете длинных рядов фонарей. А далеко под ними, на сотни метров ниже, сиял обширный, похожий на муравейник город, приютившийся у змеящихся корней и раскидистых деревьев — наверняка полных жизни и интересных мест, как и в Мотхаусе. Лишь ветви и город на земле давали хоть какой-то ориентир в безграничном полумраке...

— Поразительно, керви? — провыл ей пилот, проводя копытами по ярким рунам на штурвале и вокруг него. — Захватывает дух!

— Да! — закивала Пич и быстро вдохнула, желая оглядеть как можно больше. — Да…

— Я не люблю говорить о преимуществах конкурентов, но даже мне жаль, что вы решили взять экспресс, а не люкс. Смотреть на Арборион и Конкордию с такой высоты, выйдя прямо из таможни… просто потрясающе, — ухмыльнулся он, натягивая на себя очки-авиаторы. — Пристегнитесь. Лететь будем с ветерком… куда, госпожа?

— К Восточной Площади. Туда быстрее, — ответила советница, перекидывая через себя ремень. Пич поспешила сделать то же самое, и вовремя: гондола резко ускорилась, и все вжались в спинки сидений. Свистящий ветер задул на них, обтекая их фигуры, но далёкие огни и улицы на ветвях так и оставались недвижимыми. Словно гондола стояла на месте, а не летела вперёд.

— Тяжело оторвать глаза? — спросила Витаэла спустя минуту, и Пич, проморгавшись, перевела взгляд на неё. — Конкордия, несомненно, выглядит великолепно. Равно как и Арборион… весь Арборион, пожалуй.

— Весь? — смутилась Пич.

— Думаешь, что весь Арборион — внизу? — указала копытцем советница. — Может… десять-двенадцать тысячелетий так и было, но Арборион оброс Великое Древо, как мох, и теперь едва ли не одно целое с ним, — пояснила она и выдержала паузу. Увидев, как округлились глаза Пич и при этом поднялись её уши, она продолжила. — Внизу — очевидно, Нижний Арборион. Он же Старый. Раньше там жили все, но теперь он место для волков, лис, фордиров и нордиров, земных и водных пони… всех, кто хочет жить ближе к земле. А вот здесь… — указала советница на ветви и ствол Конкордии. — Уже Висячий Арборион. Заняты только тридцать шесть ветвей, на остальных — рощи, поляны, пруды… тут уже предпочитают селиться пегасы, грифоны, врановолки, перитоны и аврорианы. Как ни странно, козы и овцы, им нравится видеть мир сверху вниз. И самое главное… — она подняла копытце ещё выше, куда-то наверх… на что-то, плотно закрытое листвой и множеством извилистых веток-лоз, относительно небольшими по сравнению с ветвями Висячего Арбориона. — Видишь ли ты что-нибудь, Пич?

— Нет. Но я… чувствую, — тихо произнесла в ответ лань. — Чувствую, как что-то скрывается за всем этим, как гнездо птицы в кроне или дупле.

— Это правильное чувство, Пич, — довольно улыбнулась советница. — За этими ветвями скрывается Летний Дворец. Он располагается посередине кроны Конкордии, и его видно лишь с нескольких точек. Не отсюда — но, если всё пройдёт как надо, я скажу, откуда. Пара обзорных точек есть даже внизу…

— “Пройдёт всё… как надо”? — осторожно уточнила Пич.

— …сюда.

По указу советницы гондола проскользнула под массивными листьями к укромному причалу. На нём не было ни пышных штандартов, ни широкой лестницы, ни разноцветных узоров — ничего. Только высокий проход и пара фонарей, вместе напоминавшие открытую морду морской твари. Как только гондола остановилась, Витаэла сошла с неё первой.

— Теперь ты, Пич, — кивнула ей советница и, дождавшись, когда она окажется рядом, обратилась к стражам. — Рут. Рэй. Дальнейший разговор будет касаться Пич и только Пич. Даю вам тридцать минут отдыха, после которых вы должны явиться в Зал Травографии. Ждите нас там. Вольно.

— Принято, госпожа, — синхронно ответили рогачи, и их рога погасли, потускнели, потеряв золотой блеск. Теперь это были обычные рога, белые у одного и сиреневые у другого. Пич проморгалась — на миг ей показалось, что из ниоткуда возникли два совершенно других оленя. — Трогай, звездочёт! В “Iceburger”! Нас ждёт Кленовая Луна и Фисташковая Дуэль, —миг задержался, когда рогачи отчалили, громко обсуждая с пилотом, куда лететь.

— Как говорится, “первая сотня лет детства…” — в пустоту пробубнила советница. — Осталось немного. Минут двенадцать, если знать кратчайший путь, — серьёзное спокойствие вернулось к Витаэле. Вместе с ней Пич прошла через высокую арку в тихий тёмный коридор.

— Госпожа, — обратилась Пич к ней, когда арка осталась далеко позади. — Вы говорили “не то время, не то место”. А… теперь? — осторожно уточнила она. — Что именно за работу мне предлагает Лесной Херрен? В чём будут заключаться мои обязанности? Я… я бы хотела знать, к чему мне нужно готовиться…

— Почему ты хочешь узнать это сейчас? — спросила советница, продолжая смотреть вперёд.

— Потому что… — Пич вдохнула поглубже. — Госпожа Витаэла. Приглашение сюда мне прислала Восемь Ветров. На приглашении был отпечаток копыта Золотого Древа. Мой отец стал моим телохранителем на время пути, расходы на путешествие были покрыты из вашей же казны. Херрен от вашего лица простил тёмные дела капитану Саламе и заплатил за то, что привёз меня сюда. Всё ради того, чтобы я, простая лань из какой-то глубинки в Шёлковом Лесу, оказалась здесь… при этом не зная зачем… и что со мной будет.

— Хм, — Витаэла остановилась и, обернувшись, улыбнулась Пич. — Что ты знаешь о Конкордии?

— Это сердце Кервидерии, — моментально ответила она. — Великому Древу почти пятнадцать тысяч лет, и все эти тысячелетия она питает землю, защищает страну, служит символом единства для оленей… и не только. Именно поэтому в её кроне располагается Летний Дворец. И именно поэтому когда погибнет она… погибнет и Кервидерия.

— А знаешь ли ты, почему она процветает? Почему это раскидистое дерево, закрывающее кроной небо, а не сухой остов? Почему она… жива и при этом так велика? — с интересом спросила её Витаэла. Её улыбка стала чуть шире, когда Пич замотала головой. — У Конкордии есть свои хранители. Те, кто заботится о ней, ухаживает за её сутью и тем самым даёт ей расти ввысь.

— И Херрен?..

— Да, — кивнула советница и, развернувшись, продолжила путь. — Он Первый Хранитель, как в истории, так и среди остальных. И ему нужна ты, Пич. Ты нужна ему, чтобы следить за Конкордией.

— Но как?..

— Ты будешь не одна, Пич. В Летнем Дворце живут и работают тысячи подобных тебе. Но… даже я не могу сказать всё, что хочет сказать Лесной Херрен. И я думаю… — она медленно огляделась. — Мы пришли.

Пич резко затормозила. Перед ними была… стена. Простая, ничем не примечательная стена коридора. Тупик. Не было даже каких-либо ответвлений или развилок, долгий коридор от самого причала шёл только досюда. Лань медленно перевела взгляд на советницу в недоумении. Та, не обращая внимания, начертила на стене несколько изящных рун и быстро, словно бы наугад, нажала на них. Стена начала трескаться, но трещины были на удивление ровными и чёткими, постепенно создавая силуэт невысокой двухстворчатой двери. Когда она сформировалась перед Пич и Витаэлой полностью, её створки медленно отворились вовнутрь, во мрак. Кристальное копытце Витаэлы засверкало и тут же погасло, выпуская бело-зелёный огонёк.

— Тебе идти первой, — протянула она копытце Пич. Огонёк перескочил к ней, замерев где-то над правым плечом. Вдохнув, Пич вместе с советницей вошла во тьму. С тихим скрипом дверь закрылась за ними.

Этот коридор был ещё меньше и теснее предыдущего, казалось, ещё немного, и их уши будут касаться потолка. Из-за неровных, волнистых стен нарастало ощущение, что они идут где-то под землёй, в только-только прокопанной лисьей норе. Ощущение усилилось, когда Пич споткнулась обо что-то, посмотрела вниз и увидела пол, покрытый извилистыми корнями. Осторожно переступая через них, Пич шла вперёд. Но куда?

— Неужели Лесной Херрен живёт так глубоко? — вслух произнесла она.

— Мы идём не к Херрену, — вкрадчиво ответила ей советница.

— Не к Херрену? — Пич остановилась и оглянулась на неё. — Но тогда… куда?

— Ты можешь увидеть… прямо сейчас.

Вновь посмотрев вперёд, лань сделала несколько робких шагов и вышла… в зал. В огромный, тёмный зал, едва-едва освещённый десятками жёлтых, рыжих и оранжевых огней. Все они кружились вокруг неясных очертаний узловатой колонны, стоявшей в центре. От неё к Пич шёл массивный мост из корней, и несколько подобных мостов едва виднелись где-то в темноте. Задрожав, лань решила посмотреть за край моста — и увидела там такие же мосты, такие же огни и продолжение колонны… пропадающее где-то во тьме внизу.

— П-по меньшей мере лига… — проговорила Пич и сглотнула.

— Не бойся, — бесстрастно произнесла советница. — Мост широкий. Просто не подходи к краю.

Судорожно выдохнув, лань медленно подняла взгляд и медленно пошла вперёд, стараясь не опускать голову. Её ножки звонко цокали по мосту, и с каждым маленьким шагом, с каждым отзвуком колонна приближалась, наступая на крохотную лань. И только когда она почти вплотную подобралась к Пич, та увидела на ней жёлто-зелёные лозы, всюду оплетающие колонну… кроме прохода, закрытого дверьми, напоминающими то ли сжатые жвала, то ли грудную клетку.

На них не было ни замка, ни замочной скважины, ни даже зазора. Ничего. Покачав головой, Пич посмотрела на переплетения лоз, желая найти хоть какой-то ключ на них. Десятки, сотни цветов разных видов, знакомых и незнакомых Пич, смотрели раскрытыми бутонами во тьму. Многие были покрыты странным золотистым налётом, и от них совершенно не шёл запах. Цвели лишь единицы, источая мягкий аромат.

И только после этого Пич обратила внимание на множество нераскрытых почек, притаившихся между цветами.

— Мне надо выбрать нужный, госпожа? — обратилась к советнице лань. — Это… вроде как очевидный вариант…

— Хм-хм, а какой из них нужный? Этот? — указала Витаэла на позолоченную фиалку неподалёку. — Этот? — подняла она копытце повыше, на красный с синими полосами пион. — А может… этот? — она указала ещё выше, на вершину колонны — точнее, то, что было им видно. С копытца советницы сорвалась ещё одна сфера, снежно-белая, и на ней появилось ясное изображение…

Эти два цветка она никогда не видела. Их было тяжело описать. Они не напоминали ничего из того, что знала Пич ни формой, ни размером, ни даже цветом — она даже не знала о существовании таких цветов. Или… нет, Пич всё же смогла понять, что один из бутонов был полон пронзительно ярких холодных оттенков, а другой — мягких, нежных и тёплых. Но только это.

Пич знала лишь двух существ, которых можно было бы описать такими цветами. Их знал каждый олень в Кервидерии.

— Всё это — служители Конкордии?

— Да, — кивнула Витаэла. — Все эти цветы отражают суть и характер тех, кто в том или ином виде связан своей жизнью с Великим Древом. Она особенно чутка к своим подданным, и она помнит каждого. Даже если они давно мертвы, — скосила советница глаза на позолоченные цветы. — Или помнить о них смысла нет никакого… — перевела она взгляд обратно на два фантастических бутона.

— Тогда… я должна найти ваш, госпожа? — предположила Пич.

— Нет, — улыбнулась Витаэла. — Ты должна найти свой. Он неподалёку. Думаю, для тебя это будет несложно.

Пич медленно прошлась по лозам. Десятки раскрытых бутонов, цветущих и застывших. Сотни почек, только проклюнувшихся и набухших. Лань медленно зашагала вдоль лоз, как можно нежнее проходя по ним копытцем. В голове зазвучал голос мамы, её мягкие слова о десятках форм цветов, о том, как по почкам можно понять, что не так с деревом или кустом, как хорошо оно питается и чего ему не хватает. На миг появился её довольный, радостный облик, когда они вместе сажали в саду кусты Камиллы и Астры. И удивлённый голос Инкхорна, похвалившего Пич за то, что она уже в таком молодом возрасте знает о…

Копытце Пич нащупала крупную почку персика. Она видела их только на страницах книг — её персиковое дерево до сих пор не набухало. Было так странно видеть эту почку впервые вживую, в этом было что-то явно неправильное… как и в самой почке, которая, как казалось, должна была вот-вот раскрыться, прямо на глазах лани. Вместо этого она продолжала набухать, сдавливая зелёную мембрану. Но почему? Озадаченная, Пич медленно погладила её…

И услышала тихий, резкий скрежет, словно кто-то затрещал костями. Пич поспешила обратно к двери — и увидела, что она приоткрылась. На полшага, не давая ни ей, ни советнице пройти. Только протиснуться.

— Любопытно, — подняла брови советница и перевела взгляд на Пич. — Я думала, что они открываются полностью, либо не открываются вовсе. Что в тебе таится, Пич?

— Я… я не знаю, госпожа, — чувство неправильности, возникшее где-то внутри Пич, только сильнее укоренилось. Казалось, что она врёт советнице, несмотря на искренность. — И меня это тревожит… — даже сейчас. Может, это её не просто тревожило, а волновало, пугало, ужасало? Сильнее, чем она этого хотела признавать. Сильнее, чем она могла бы это объяснить советнице. Или меньше? Может, это не тревожило вовсе, а удручало?

— Надеюсь, Лесной Херрен сумеет развеять твою тревогу, — спокойно произнесла Витаэла. — Тем не менее, проход открыт. Пускай и так, — выдохнула советница и, раздвинув копытцами посильнее створки двери, осторожно прошла внутрь, стараясь не порвать свои одежды. С опаской Пич протиснулась вслед за ней…

Коконы. Десятки ярко-золотистых коконов покрывали волнистые стены внутри колонны, разгоняя темноту тусклым светом. В каждом что-то плавало, как в желе. Ведомая любопытством, Пич подошла к одному и пристально вгляделась в него. «Что-то» медленно повернулось к ней, позволяя разглядеть получше… и Пич увидела оленя. Старого, морщинистого, иссушенного оленя с закрытыми глазами, застывшего в позе младенца. Её сердце пропустило удар. Она подняла взгляд на другой кокон — в нём плавала в позе калачика такая же иссушенная старая олениха.

— Что это за… склеп? — прошептала Пич Витаэле.

— Янтарный Зал, — ответила она, продолжая что-то выискивать на стенах. — Мы в самом сердце Конкордии.

— С-сердц?!.. — от неожиданности слово застряло в горле лани, и она неверяще посмотрела на советницу. — Буквальном сердце?

— Вполне себе буквальном, — кивнула Витаэла. — И около самого сердца она хранит всех тех, кого сочла достойными. Всех их она попросила прийти сюда, когда Жница уже стояла за их спинами… — она помедлила. Приметив что-то около стены, советница жестом позвала Пич. — Это же место позволяет связаться с Конкордией напрямую. Если подгадать нужный миг, когда ты сможешь остаться в живых…

— Но… но зачем? — непонимающе спросила Пич. — Зачем она… — и остановилась. Чувство сосущей тоски внезапно разлилось по её телу, и ответ пришёл сам собой. — Она хочет понять нас. Хоть как-нибудь…

Витаэла не ответила. Вместо этого она подошла к одному из коконов, висевших на стене.

Пустому.

— Вы… — Пич оглядела его. Золотистый кокон был полон блестящей жидкой смолы. Ровно посередине шёл вертикальный разлом, янтарь не лился из него только благодаря едва видимой кожице-мембране. Словно из кокона выполз птенец или змеёныш, пробив яичным зубом скорлупу, а она попыталась затянуться. Вот только вокруг кокона было чисто, не было ни луж, ни даже капель, а Витаэла выглядела на удивление спокойно. По спине Пич прошёлся холодок. — Нет… это же… это же не мой кокон? Я же слишком…

 — Твой. Сама Конкордия создала его специально для тебя, — медленно, до ужаса спокойно произнесла советница.

— Я… я не могу…

— Не можешь? — лицо Витаэлы ожесточилось. — Почему? Ты хочешь оспорить волю Конкордии?

— Я… я… я сомневаюсь, — дрожащим голоском ответила Пич. Она попыталась отстраниться от советницы, но ноги отказывались идти. От тяжёлого взгляда Витаэлы нельзя было отвернуться, и только слова, хоть какие-то слова оставались барьером перед ней. — Неужели я действительно так важна, госпожа? Что заставляет саму Конкордию считать меня… нужной? Почему нет ни одной другой лани, которой она бы доверилась? Почему не вы? Почему не…

— Я прошла этот путь давным-давно, Пич. И сейчас ты можешь сотрясать само её сердце словами, но ты никогда не узнаешь на них ответов… если не… — Витаэла повернулась обратно к пустому кокону. — Станешь с ней единой. Возможно, это твой единственный шанс. Ты не живёшь столько, чтобы у тебя появился второй.

— Это не может быть единственным способом, госпожа, — возразила Пич. — За пятнадцать тысяч лет её жизни…

— …она перепробовала множество способов, Пич Бранч. Она меняла узор на своих листьях. Вкладывала в свою кору больший смысл, чем раньше. Цветы росли на её ветвях, с определённым ароматом и оттенком. Конкордия даже пыталась качать ветвями так, чтобы они напоминали чужую речь. Но всё это бессмысленно, — покачала головой Витаэла. — Во всём этом видели причуды, но не слова.

— … — потупила взгляд лань, стыдливо зашаркав копытцем по древесному полу. — Неужели без этого не обойтись?

— Все ответы — здесь, Пич. Если ты хочешь узнать их. И если ты считаешь себя недостойной, либо не желаешь  видеть себя такой, то… — Витаэла сжала губы. — Ты не должна быть здесь, Пич. Неужели ты хочешь сказать, что весь твой путь, от Мотхауса до Янтарного Зала… был пройден зря?

Лань съёжилась и медленно огляделась. Зал внутри колонны шёл вверх и вниз, сквозь пол и потолок из корней и древесной сердцевины виднелись сотни других янтарных коконов, похожие на золотистые капли росы или маленькие жёлтые звёзды. Перед глазами предстала огромная крона, воздушный корабль, обширная Чаша, полная воды. Долгие ряды деревьев, окружившие караванную тропу. Тёмные чащобы Шёлкового Леса и Мотхаус. Её родной дом…

Что-то больно кольнуло в бедро Пич, она нервно поцокала копытцами на месте, притупляя боль. Выдохнув, лань обратилась к советнице:

— Госпожа, пожалуйста… можете отвернуться?

Витаэла кратко кивнула и накинула на глаза капюшон. Как только она повернулась к Пич спиной, та медленно расстегнула сумки и сняла белоснежный плащ. По привычке посмотрев назад, она закрыла глаза. Выдержав несколько долгих мгновений, полных тишины, Пич коснулась копытцем прозрачной кожицы.

Оно медленно погрузилось, затянулось внутрь, словно мотылёк в густой мёд. Зажмурив глаза, Пич, вытянула второе копыто и, глубоко вдохнув, нырнула в кокон. Янтарь окружил её, обволакивая торс, конечности и голову, забивая ноздри и рот, но Пич не задыхалась. Тягучее естество кокона сковывало, ноги казались тяжёлыми и громоздкими, и каждое движение требовало усилий; усилий, которых у лани оставалось всё меньше и меньше. Любой бы на её месте запаниковал — но Пич вместо этого расслабилась и отдалась потоку. Выдохнув в последний раз, она закрыла глаза. Она сейчас походила на маленькую куколку бабочки, проходящую последнюю линьку… или семечко в скорлупке, что вот-вот пустит ростки в плодородную почву…

Когда Пич открыла глаза, на неё смотрел яркий, безжалостный лик солнца. Великого солнца, что наблюдало за смертными и бессмертными вечность, которую не способны были познать ни те, ни другие. Тысячи лучей шли от него, дрожащих, словно грива царственного, властного, уверенного льва. Словно слова, воплощающие волю в мир. Словно воля, сплетающая суть в смысл. Словно суть, определяющая порядок вещей внутри них же.

Пич протянула копыто к солнцу. Тень от её собственной ножки закрыла её лик, и лань, не зная, как она выглядит, ощутила, что стала темнее самой смерти, Жницы. Крошечные тени вращались вокруг неё и солнца, мелькая, как мотыльки перед фонарём. Тени танцевали, кувыркались, смеялись, хихикали, дрожали, бежали, летали… шли по ней, как жуки и муравьи идут по дереву или камню. Десятки маленьких теней, которых Пич могла бы и не увидеть, если бы не знала о том, что они существуют. И если бы она не знала, что одной из этих теней…

Была она сама?

Пич опустила взгляд на эту маленькую тень. На точку, на крохотную фигурку, в которой едва-едва угадывались её очертания. В удивлении Пич моргнула и сощурилась, чтобы её разглядеть… но вместо неё увидела лишь громадное лицо. Своё лицо. Настолько огромное, что лань и не догадалась бы, что это лицо, если бы не знала, что это она же. Пич в недоумении и панике оглядывала себя, трогала своё тело и по привычке оборачивалась — убедиться, что никого за спиной нет. Она стала силуэтом. Тенью, с привычными, родными чертами и формами, но без чётких деталей.

И цвета.

Пич почему-то захотелось рассмеяться. Рассмеяться так, как только она могла. Она была вся тёмной и обнажённой, в ней не было ничего лишнего — только голая суть, только… душа? И Пич, поддавшись порыву, тихо засмеялась. Безудержно, радостно, восторженно, как маленький оленёнок, и от её смеха дрожал космос. Он резонировал с ней, звёзды меняли свой путь и тряслись от её смеха, каким бы громким или тихим он ни был. Всё стало таким незначительным, всё стало таким правильным, верным и совершенным, почему бы нельзя было теперь и посмеяться? И в самом-то деле? Кто из теней мог бы её остановить? Или, быть может… они бы к ней присоединились?

Тихо хихикнув напоследок, Пич расслабленно выдохнула и опустила взгляд обратно на… землю. Двенадцать теней, привлечённые её смехом, стояли перед ней полукругом. Все они, как и Пич, не имели точных черт, и каждая из них выглядела как чёрная тень с пронзительными сияющими глазами. У каждой из них был свой цвет, как и фигура: у одной, с лозами шиповника на копытах и воротником из кленовых листьев, сияли кроваво-красные глаза, у другой, тощей с длинной прямой гривой, они напоминали тёмно-синюю гладь Сонного Моря. У третьей, пушистой, с плодами кипариса и можевельника на плечах, искрились хвойно-зелёные глаза, а у четвёртой, напоминающей расколотую молнией вишню, был насыщенно-розовый взгляд вишнёвых лепестков. Все эти силуэты напоминали дриад, мрачных и ярких, пышущих жизнью и полумёртвых, высоких и низких — и все они подозрительно походили на…

На дочерей Конкордии. Ростки Великого Древа.

Переглянувшись, они подошли к ней. Вытянув копыта, они касались её, гладили, трогали, толкали — изучали. Или ласкали? Пич словно бы оказалась на месте маленького пушистого зайчика, которого нашли где-то на окраине и принесли в класс, чтобы все его могли гладить и обнимать. Пич поёжилась от стеснения и отвела взгляд, но тело словно само… нет, по её желанию изгибалось так, чтобы погладить могли все и всюду. Приятный табун мурашек шёл по чёрной шерсти Пич, когда копыта проходили по её спине, ногам, макушке, груди, щекам. Она жмурилась от удовольствия… и от боли — тихо пискнув, она почувствовала, как одна из ланей нечаянно задела шипом её кожу и надрезала её. Где-то за ухом потекло что-то липкое…

Силуэты расступились, давая дорогу ещё одному, только появившейся. Это была ещё одна дриада, выше остальных, её фигура была изящной, плавной и вместе с тем мягкой и широкой, словно у молодой матери. Её растрёпанная грива была из десятков дубовых листьев с волнистой формой, а с ушей свисали небольшие жёлуди. Медленным жестом она отогнала всех дриад и мерным шагом подошла к Пич. Золотистые глаза оглядывали лань с любопытством и интересом, прежде чем пришедшая медленно провела вокруг уха Пич. Маленькая ранка затянулась, оставив едва заметный шрам, и копытце дубовой дриады — Конкордии! — медленно опустилось вниз, на щеку Пич. Приятное, тёплое чувство единения наполнило её грудь, пока она смотрела в мягкие глаза, сияющие добротой.

Она наконец-то явилась.

С тех самых пор, когда Пич опустила свои неокрепшие ножки на землю Кервидерии, когда она училась ходить, прыгать и скакать… когда она впервые напоила свой персик и стала за ним ухаживать… когда все слова, обращённые к маленькому саженцу, выросшему в крепкое дерево, отзвуками дошли до Конкордии…

Она ждала её.

И теперь…

Теперь они были вместе. И ничто не сможет их разделить — ни расстояние, ни время, ни чужие намерения.

Очарованная, Пич наблюдала. Конкордия медленно осматривала её, лань тонула в её нежном взгляде и прикосновениях.  Её копытце скользило по щеке, по шее и груди, по самому сердцу… а затем мягко потянуло вниз, глубоко под землю, сквозь почву, камни, древние кости и горячую кровь мира…

Она едва успела выставить копыта перед собой, чтобы не удариться об пол. Рот Пич, переполненный смолой, выплюнул её на пол, и она жадно, судорожно задышала. Вся мокрая от янтаря, капающего с неё на пол бесформенными сгустками, она попыталась встать на четыре ноги — и упала, едва не ушибившись. Отдышавшись, Пич медленно подняла голову…

В двух шагах, наблюдая за трепыханиями, стояла Витаэла Каст, её новоиспечённый куратор. Оглядев Пич с ног до головы, она тихо хмыкнула:

— Пора мыться.

---

Баня была жаркой. Пар стелился над мраморным полом и красными коврами, словно шёлковое полотно, изгибаясь вокруг арок и купален. Горячая пенистая вода пахла солью и степными травами, скрывая глубокий пол, до которого Пич едва доставала ножками. Изящные статуи наяд, сильфид и гелиад стояли над каждым бассейном, то ли одаривая своим благословением, то ли игриво наблюдая за обнажёнными посетителями. И так же игриво, с тихими, незаметными смешками наблюдали настоящие духи, таясь в пене, дымке и свете фонарей.

То, что напротив Пич сидела расслабленная Витаэла, не помогало. Стыд ползал под кожей лани: из-за незваных наблюдателей, из-за роскоши, из-за голой советницы, что будто бы не замечала всего этого. Пена скрывала больше половины её тела, но глаза Пич снова и снова скользили по её фигуре. Тонкой, изящной, с гладкой шерстью и лицом без единой морщинки… она казалась на год или два старше самой Пич — и моложе родителей с Лазурью и Фрут. И сложными длинными узорами, идущими от копыт по всему телу.

Пич не раз видела витрангов. У самых опытных среди них в Искусстве такие узоры доходили до бёдер и плеч… но у Витаэлы они покрывали всё тело до самой шеи, сплетались друг с другом густым плющом и превращались во вторую кожу. За пределами своей формы, своей мантии и украшений советница казалась совсем другой, похожей не столько на живую лань, сколько на дриаду.

Она бы могла просто сполоснуться — под одной из статуй наяд, вроде той, что держала кувшин с льющейся из него водой. Но нет, они заняли один из бассейнов и наполнили его пеной. Будто бы баня — повод, а не средство. Пускай и довольно приятный, но… повод. Из-за этого душистые ароматы становились приторными, пена — чересчур липкой, и даже вода казалась… не такой.

— Г-госпожа?

— Ммм? — вальяжно протянула советница и, приоткрыв глаза, опустила копыта под воду.

— Ч-что теперь? — вопрос звучал очевидно, но Пич не понимала, насколько — обстоятельства не давали ни намёка. Увидев приподнятую бровь Витаэлы, она продолжила. — Я же… теперь полноценная служительница Великого Древа, ведь так? Конкордия признала меня. Должна была, иначе… я была бы уже за пределами Дворца, — отвела взгляд Пич и провела ножкой по пене. Вместо чистой воды и отражения в ней была лишь мутная от соли и дымки вода.

— Хм, — прикрыла глаза Витаэла и обмякла, опустив голову по подбородок под воду.  — Теперь тебя должен увидеть сам Лесной Херрен.

— Должен? — смутилась лань.

— Ты боишься, Пич?

— … — её губы задёргались, пытаясь подобрать слова получше. И сомкнулись, так и не найдя их. — Да, госпожа. Я боюсь.

— Неудивительно, — пожала плечами советница. — Его не стыдно бояться. Правитель, мастер Искусства, сюзерен множества танов, ярлов и верховных духов, ему повинуется вся Кервидерия…

— Я… о другом, госпожа, — тихо выдохнула Пич, медленно поводив ножкой по мягкой воздушной пене. — Я… может, слишком дерзкая в таких вопросах, но… кто он, госпожа? Кто он как таковой? За пределами всех титулов?

— Ааааа… — протянула Витаэла и, прикрыв глаза, улыбнулась. Узоры на её теле засияли, и розоватая вода вокруг неё дополнилась зелёными оттенками, пока советница обдумывала вопросы. — Это уже интереснее. Нет, Пич, его личность — не секрет, и я понимаю, откуда исходит твоё… любопытство, — её голова поднялась над водой, сравнявшись с Пич напротив. — Лесной Херрен — бессмертный. Как правители Сизой Империи, Эквестрии, Хорсии… и Чейнджнарра. Подобно им, он видит мир иначе, его взгляд простирается далеко за пределы настоящего, и года могут обернуться для него минутами… но, вопреки этому, он — всё ещё олень. Лесной олень, как ты со мной: он не стесняется эмоций, ему не чужд вкус к жизни и соблазны смертных. Если он и бог, то только наполовину — а значит, он может совладать со своими порывами в трудный миг.

— “Если”? — подняла бровь Пич. — Что значит “если он и бог”? С чего бы ему не быть богом?

— Не следует путать богов и бессмертных, Пич, — улыбка пропала с лица Витаэлы, и её губы сжались в тонкую линию. — Грань между ними может быть неявной, но она ощутима. Как ощутима разница между пламенем лесного пожара и самим понятием пламени. Поэтому… — Витаэла поднялась. Извилистые узоры на её теле погасли, и она поднялась с бассейна на мраморный пол. Её шерсть высушилась за мгновения, и взмахом копыта притянула к себе окружающий пар. Обернувшись вокруг неё мягкой пеленой, он обратился в ткань халата. Одежды, вновь скрывающей её настоящую суть — без явных узоров Витаэла будто бы постарела, сравнявшись с родителями Пич по виду. — Помни: Лесной Херрен — такой же олень, как и ты. Даже если он бессмертный правитель.

— Ммм… — хмыкнула Пич и, не найдя ответа, кивнула. — И как я тогда до него?..

— Здесь, — вытащив из-под складок новосплетённого халата лист, Витаэла положила его перед Пич. На нём был план Конкордии, от нор под корнями до самой вершины, небольшой и приблизительный, но полный пометок и названий. — Эти бани предназначены для тех, кому Золотое Древо доверяет больше всего: другим советницам, архидруидам… искателям приключений, вроде Алой Четвёрки. А значит, отсюда можно за двенадцать-восемнадцать минут дойти до самой вершины, где располагаются покои Херрена. Хорошего дня, Пич, — кивнула ей — или поклонилась? — Витаэла и, поправив халат, направилась на выход… но остановилась на полпути.

— Госпожа?

— Пич, — не оборачиваясь прошептала советница. — Конкордия и Арборион полны любопытных существ. Держи всё, что скрываешь и чем дорожишь, особенно близко. Иначе в самый важный миг обнаружишь, что лишилась этого.

Советница скрылась в дымке, оставив Пич одну. Недолго просидев в бассейне, Пич поднялась, спешно накинула халат и, подобрав карту, пошла переодеваться. Маленькая светлая комната со шкафчиками, полотенцами и огромным зеркалом от пола до потолка встретила лань своей пустотой. Закрыв двери, Пич осталась наедине со своим отражением и принялась прихорашиваться. Наблюдая за тем, как лань напротив неё расчёсывала гриву и выпрямляла шёрстку, Пич припоминала советы мамы. Держать спину ровно, смотреть прямо вперёд, не садиться, пока хозяин дома не предложит место. Принять без остатка всё, что предложат, а при отказе найти причину и облечь её в вежливый ответ. Когда лань напротив проходилась щёточкой по бедру с пятнознаком, Пич ощутила болезненный укол в круп — где эти советы были раньше, когда она общалась с советницей? Впрочем, если уж она мылась с ней в одной бане, значит ли это, что советнице было всё равно? Тогда зачем она обращалась к ней как…

Пич замерла. Моргнув, она пригляделась к своему пятнознаку. Сердце пропустило удар, когда она заметила, что персик-сердце на боку стал с одного бока розовато-рыжим. Дыхание сбилось, копытца Пич выронили щёточку, а зрачки сузились до двух маленьких точек, когда она медленно, медленно поворачивалась крупом к собственному отражению.

И замерла, как одна из статуй в бане, разглядев себя. Кровь застучала в висках, взгляд помутнел, всё пропало, сосредоточившись лишь на её фигурке с приподнятым хвостом… и розовато-рыжим, как спелый персик, крупом.

Розовато-рыжим крупом.

Розовато-рыжим крупом.

Как спелый персик розовато-рыжим крупом… 

Как только Пич осознала, что цвет никуда не пропадает, что её круп остаётся таким, а не становится белым… Ужас захватил её с головой.

---

[1] Эй вы, грязные черти! Бросайте своих шлюх — мы готовимся к отплытию! (фин.)
[2] В небо! (фин.)
[3] Эй, черти, у нас так-то много работы! Нам ещё через ветки проходить! (фин.)