Переплетённые сердца

Глава первая

Первым в её спящий разум проник аромат кофе. Он разгонял дремоту столь же уверенно, как солнце разгоняет туман ранним утром. Приглушённое стаккато копыт по ковру подтолкнуло её ещё ближе к реальности, но так и не сумело до конца пробудить кобылицу. Даже тёплая и мягкая мордочка, что ткнулась ей в подбородок и скользнула к щеке, где пара влажных губ оставила потом нежный поцелуй, не убедила её открыть глаза.

Она твёрдо решила, что просыпаться ещё рано, упрямо продолжая не замечать несостоятельности такого суждения.

— Добрый вечер, любовь моя, — прошептали губы возле самого её уха. Влажное дыхание коснулось чувствительных волосков на его кончике, заставив ухо трепыхнуться. Луна пыталась проигнорировать сестру и попробовала спастись, зарывшись головой в мягкую подушку, наперекор настойчивой белой мордочке.

Вдруг та отстранилась. Затем раздался писк удивления. А потом двадцать острых коготков вонзились в беззащитный синий живот.

Луна завизжала.

Тиберий заверещал.

Селестия захихикала.

Мгновенно проснувшись, Луна вытянулась на постели и осторожно сняла испуганного опоссума со своего чувствительного животика, после чего заключила питомца в нежные объятия.

— Ах ты мой бедненький! — запричитала она, поглаживая Тиберия по спине. — Неужели эта злюка-сестрюка обидела моего ути-путечку?

Тиберий заскулил.

— За хвост? — ахнула Луна. — Вот чудовище!

Опоссум энергично кивнул и потёр лапкой глаз, продолжая пищать.

— Не бойся, — проворковала принцесса, прижав питомца к груди. — Вуна не даст тебя в обиду.

Она подняла взгляд и уже не первый раз за прошедшие два года — или даже за последнюю неделю — уставилась на свою сестру, свою любовь и бессмертную спутницу, размышляя, не задушить ли ту подушкой. В ответ Селестия притворилась, будто не заметила направленного на неё злобного взгляда. С лёгкой, игривой улыбкой она подняла лакированный поднос, уставленный тарелками с едой, меж которых покоились две дымящиеся чашки с тёмной жидкостью.

Неповторимый аромат свежесваренного крепкого кофе достиг носа Луны, убедив принцессу отложить казнь на потом. Было бы очень невежливо убивать свою любимую сразу после столь милого подарка. К тому же Селестия такое могла вытворять своими крыльями, что найти ей замену не представлялось возможным.

Однако этого было мало, чтобы нахальная белая морда так просто вышла сухой из воды.

Луна опустила опоссума на пол и подтолкнула к домику-дереву, после чего подвинулась к спинке кровати, освобождая место Селестии с подносом.

— Завтрак в постель мог сработать лучше, если бы ты при этом не швырялась в меня Тиберием.

С той же лукавой улыбкой Селестия лишь пожала плечами.

— Равноценный обмен, скажу я тебе.

Белая кобылица взобралась на кровать, чьи рама с матрасом легонько скрипнули под новым весом. На мгновение Луне захотелось подколоть сестру, но она тут же решила, что это прозвучит слишком фальшиво. Несмотря на свой рацион, Селестия держала отличную форму. Конечно же, её тело не походило на выточенное из камня, и сзади был небольшой избыток пушистой шёрстки, но ничего из этого не поставил бы ей в укор даже самый придирчивый пони. Да и не могла Луна отмахнуться от явных преимуществ такого положения дел — обниматься с сестрой было очень приятно.

Тем временем та закончила устраиваться на кровати. Её передние копыта теперь лежали между задних Луны, а круп исчез за остальным телом. Селестия наконец поймала взгляд сестры своим, и Луна вдруг поняла, что её пожирают глазами… снова. Целый год они прожили в такой близости, какая только может быть между двумя пони, а она до сих пор краснела каждый раз, когда понимала, насколько искренне прекрасной была её сестра.

Триста шестьдесят пять дней. Временами было тяжело в это поверить. Год назад их отношения бесповоротно изменились, и в то же время остались практически прежними. О, по первости было неловко и даже слегка неудобно. Взращённые невероятно долгой жизнью социальные ожидания и предрассудки не смываются так легко одной ночью пересыщенного эмоциями секса. Как только дымка наслаждения рассеялась, каждая из сестёр осталась наедине с глубокими сомнениями и в определённом моральном смятении, от которого нельзя было просто отмахнуться.

Когда на кровати перед Луной оказался поднос, синее облако магии сразу потянулось к чашке, наполненной тёмно-коричневым, почти чёрным нектаром. Фарфоровая ёмкость едва успела приподняться, как её накрыло копыто в золотом накопытнике. Удерживая в заложниках бесценный напиток Луны, Селестия склонилась над подносом, демонстрируя свою всё ещё ухмыляющуюся мордочку.

Ночная принцесса должна была приказать белому копыту убраться с её кофе или хотя бы просто злобно нахмуриться, дабы выказать своё неудовольствие. И всё же она не стала. Неважно, насколько не хотелось ей того признавать, но любое её сопротивление таяло под натиском этих розовых глаз и еле заметно надутых губ, которые прямо умоляли о поцелуе. Селестия жульничала, как и всегда, однако Луна просто не могла ей открыто об этом сказать. Вместо этого она повторила движение сестры и встретила ту на полпути, подарив лёгкий, мимолётный поцелуй.

Несмотря на все сложности, им было предопределено после той ночи стать чем-то большим, чем просто сёстрами. Они хотели быть вместе, они нуждались в этом. Так было всегда, в каком-то смысле. Ещё их мама знала и всегда говорила это в далёком детстве. Две части единого целого, они дополняли друг друга. Ни одна из сестёр не поняла этого тогда, и вряд ли это в полной мере понимала их мать, но правда оставалась правдой. Та ночь лишь чуть шире открыла им глаза.

Однако даже знания истины в глубине души, понимания чистоты и искренности разделяемой ими любви было всё ещё мало, чтобы принять эти чувства как нечто правильное, нечто хорошее. Недели молчания перемежались днями разговоров об их чувствах, сомнениях и тревогах, требовавших от принцесс глубочайшей искренности друг с другом и с самими собой, прежде чем они смогли хотя бы попытаться вновь обняться как сёстры. С той поры прошло почти три недели, прежде чем Селестия явилась в покои Луны и они отдались любви во второй раз.

Если первый порыв застал их в шторме отчаянного желания, то второй подарил целые часы неспешной страсти подле потрескивающего очага, пока снаружи их небольшого убежища бушевала метель. И от того всё происходящее становилось ещё прекраснее.

Только Селестия убрала ногу, как Луна жадно притянула чашку к своему носу, схватив её передними копытами, словно иначе было не добиться полноты ощущений, и полной грудью вдохнула горькие, почти волшебные пары напитка. Она довольно выдохнула, когда кофеин начал творить свои чудеса одним лишь ароматом.

— Даже проживи я ещё столько же, всё равно не смогу понять, как ты пьёшь эту гадость.

Губы Луны растянулись в улыбке, когда она перевела взгляд с чашки на ярко-розовые глаза своей сестры. Принцесса решила не торопиться с ответом на столь возмутительное обвинение самого лучшего из напитков, когда-либо касавшегося губ пони. Сперва она полностью сосредоточилась на своём первом глотке, с наслаждением смакуя приятную горечь на языке.

— То, что ты не способна вырасти из глупенькой сладкоежки, не значит, что остальным придётся довольствоваться той же участью.

Селестия отпила из собственной чашки, источавшей приятный, но, право слово, посредственный аромат мяты и ромашки.

— Я наслаждаюсь горечью не меньше любого другого пони.

— Конечно-конечно, ты совершенно права, — Луна помедлила, — пока за эту другую пони мы принимаем леди Пинки Пай.

Вместо того чтобы раздражённо нахмуриться, Селестия вдруг приняла почти тоскливый вид.

— Ах, если бы мы только могли украсть её у Кейков…

Луна закатила глаза. Если кто и мог увести у неё Селестию, так это, вне всяких сомнений, Пинки Пай. Вместо дальнейших разговоров принцесса занялась своим завтраком. Когда с тостами было покончено, она выжидающе уставилась на сестру, дабы наконец услышать настоящую причину всего происходящего.

— Вот почему каждый раз, как я делаю что-нибудь хорошее, ты предполагаешь у меня скрытые мотивы?

— Почему ты всё время пытаешься схитрить, вместо того чтобы просто всё мне рассказать?

Селестия надулась, и, о звёзды, как же тяжело стало на неё злиться.

— Я просто хотела провести побольше времени с моей маленькой сексуальной сестричкой, прежде чем отправлять её на первое свидание с новой подружкой.

Лёгкий румянец проступил на щеках Луны, пусть она и попыталась скрыть его за дымящейся чашкой и свирепым взглядом. Похоже, ей не суждено было свыкнуться с комплиментами от сестры, да ещё сказанными с этими неуловимыми нотками страсти.

— Ещё я вдруг поняла, что Твайлайт до сих пор не видела, как ты поднимаешь луну. Мне кажется, ей очень понравится, если ты сделаешь это при ней.

Луна сразу же пришла в восторг от этой идеи. В их маленькой переписке с Твайлайт та продемонстрировала сильнейшую признательность работе ночной принцессы, даже превзошедшей труды Селестии. Однако в то же время ей было досадно, что она сама до этого не додумалась. Снова. Прежде чем Луна успела как следует поразмыслить об этом, Селестия перехватила её вилку своей магией и умыкнула с её тарелки картофельную оладью.

— Эй, это что такое?!

Держа вилку возле рта, Селестия задумчиво протянула:

— Это оладьи из картошки. Хотя по их виду и не скажешь.

Еда исчезла за ухмыляющимися белыми губами.

— Это мой завтрак, Тия!

— М? Ну тогда возьми его, — промычала Селестия с набитым полуразжёванной массой ртом.

Да, в чём-то их отношения не поменялись ни на йоту.

— Фу!

Селестия фыркнула и вернула вилку на место, проглотив еду.

— А я ещё думала, что тебе нравится вкус моего языка.

Вокруг столового прибора тут же сомкнулась голубая аура. Хотя бы для того, чтобы Селестия больше не воровала еду.

— Даже так это отвратительно.

— Как скажешь.

Луна вернулась к своей трапезе и принялась намазывать маслом блины, ворча что-то о крадущих чужую еду сёстрах. Изредка она бросала на Селестию подозрительные взгляды, дабы удостовериться, что та не собирается стащить у неё ещё чего-нибудь.

Когда Селестия проговорила: «Я бы всё равно предпочла что-то послаще», — Луна нисколько не удивилась и едва обратила внимание на прозвучавший комментарий. Вместо этого она сосредоточилась на том, чтобы налить идеальное количество сиропа на блинчики. Разрезав их, принцесса поднесла первый кусочек к губам. Превосходно. Чётко выверенное количество сладко-маслянистого удовольствия.

Полностью поглощённая кулинарным совершенством Луна не заметила, как слегка приподнялся поднос и исчезло укрывавшее её шёлковое одеяло. Она не заметила даже, как пододвинулась Селестия, пока не открыла глаза.

— Тия? Что ты делаешь?

Величественный белый аликорн, бессмертный соправитель Эквестрии, Владычица солнца, Идеал Гармонии, живое воплощение царственности и самообладания, согнулась в три погибели, высоко подняв покачивающийся круп, опустив шею и игриво виляя хвостом, и смотрела на открывшиеся под подносом виды.

— Раз уж ты не хочешь делиться своим завтраком, — облизнулась Селестия, и её рог исчез во вспышке золотой искры, — то я, пожалуй, займусь своим…

♥♥♥

…Наконец, Селестия убрала поднос на пол и скользнула в ждущие объятия Луны, мимоходом вернув свой рог на место.

Та крепко прижалась к сестре, осыпая поцелуями основание её шеи. Губами проложив себе путь наверх, Луна начала быстрыми движениями вылизывать влажную белую мордочку. Однако стоило ей потянуться за настоящим поцелуем, Селестия отвернулась, подставив щёку.

— От тебя всё ещё пахнет кофе.

Луна расхохоталась, однако всё же отказалась от поцелуя, вместо этого потёршись мордочкой о щёку сестры и прижав ту ещё сильнее к себе.

Они полежали так некоторое время, позволяя эндорфинам схлынуть. Тем не менее время поджимало, и в конце концов Луне пришлось заняться приготовлениями к предстоящей ночи.

После получасового душа принцесса была слегка влажной, но зато полностью проснувшейся и окружённой ароматами тимьяна и лаванды. Стоило ей только выйти из ванной, как её встретил долгий и страстный поцелуй, окончившийся тем, что улыбка Селестии стала слишком широкой, чтобы его продолжать. Отстранившись, она слизнула мазок мятной пасты с синих губ.

— Куда лучше, чем кофе.

Луна наклонилась, прижавшись носом к носу сестры.

— Когда-нибудь я вправлю тебе мозги на этот счёт.

— Ха! Ты не представляешь, от скольких пони я слышала подобные обещания за последние несколько веков. С тех самых пор, как они начали пить эту гадость.

— Хм-м, — Луна приподняла голову, будто бы глубоко задумавшись, пока обходила Селестию, чтобы закончить приготовления. — Предположу, что от очень многих. Однако при этом готова поспорить, что среди них не было никого, чьё имя ты бы кричала в порывах страсти, или чтобы твой прекрасный язык танцевал у них между…

— Туше.

Чёрная, с белым полумесяцем пейтраль скользнула на своё место на груди.

— Ха-ха! Я победила!

— Нет нужды побеждать в битвах, чтобы выиграть войну на истощение, любовь моя. А уж моё терпение поистине велико.

— С каждым поражением твоё упорство слабеет, а моё лишь укрепляется. Ты сдашься, сестра, я подточу твоё сопротивление столь же неумолимо, как вода точит камни. Может, на это и уйдёт в два раза больше лет, чем тебе есть сейчас, но ты сдашься.

— Увидим.

— Так тому и быть, — согласилась Луна, поставив перед Тиберием его ночную трапезу. Опоссум висел на одной из веток, и принцесса нежно погладила его за ушами. Тот довольно вздохнул, потёршись о её копыто в ответ.

Селестия встала рядом, нежно коснувшись губами синей щеки.

— Как бы я ни хотела остаться с тобой, — сказала она, указав на балкон, — тебя кое-кто ждёт.

— Конечно, — согласилась Луна.

Они потёрлись мордочками на прощание, и ночная принцесса шагнула к дверям из матового стекла.

— До встречи, сестра, и приятных снов.

— За последний год иных у меня и не было. Развлекайся, но смотри, чтобы Твайлайт не засиживалась слишком долго. Я бы не хотела сбивать тот намёк на режим, что у неё ещё остался.

Луна обернулась лишь чтобы закатить глаза.

— Мне надо уложить её в кроватку к одиннадцати?

— Я бы предпочла, чтобы ты уложила в кроватку меня.

Принцесса ночи споткнулась, но изо всех сил постаралась не подать виду и не оглядываться, ибо что ещё она могла увидеть на лице Селестии, кроме плохо спрятанного самодовольства? Вместо этого Луна молча дошла до балконных дверей и вышла на свежий воздух.

Расправив крылья, она подпрыгнула в воздух и полетела на юг, обернувшись к сестре в последний раз.

— До утра.

---

Селестия наблюдала за каждым движением Луны, пока та готовилась сорваться в полёт. Начиная с того, как расправились её крылья, позволив свежим потокам ветра ласкать перья; как дрогнули её ноги и напряглись гладкие, тугие мышцы, когда она пригнулась перед прыжком, заканчивая тем, как метнулся её хвост — ровно настолько, чтобы заставить принцессу желать увидеть больше. Было бы ложью сказать, что она пялилась на Луну, но в то же время это было не так далеко от истины. Приятнее всего, впрочем, было не чувствовать за это вину или отвращение к самой себе. А то Луна была бы разочарована.

И вот она исчезла, скрывшись в направлении Понивилля, чтобы провести немного времени с Твайлайт. Селестия почувствовала крошечный укол зависти в сердце — причём не смогла точно сказать, какой из двух принцесс завидовала больше.

Впрочем, всё было к лучшему. Луна наверняка преуспеет там, где не смогла Селестия, и её присутствие только всё испортит.

Отвернувшись от балкона, принцесса заметила Тиберия, всё ещё висящего на своём хвосте и с интересом за ней наблюдавшего. По крайней мере, ей так показалось. Как бы там ни было, Селестия всё равно улыбнулась опоссуму.

— А как ты поживаешь этим прекрасным вечером?

Тиберий не то зафырчал, не то запищал.

Большинство пони из замковой прислуги считали, что она держала Филомену из-за того, что та была бессмертной, как и сама принцесса. Логика в подобных рассуждениях имелась, однако изначальная причина была куда глубже и значимее. Благодаря странному, неизвестному волшебству Селестия понимала своего феникса. Не словами, но достаточно хорошо, чтобы эти отличия не играли роли. С другими животными было не так.

Принцесса пожала плечами, решив, что опоссум доволен, и оставила его в покое.

Собирая брошенный и лишь наполовину съеденный завтрак, Селестия пожурила себя. Ей следовало удостовериться, что Луна съест больше, прежде чем вмешиваться.

«Così sar๻, — прошептала она под нос. Оставалось надеяться, что Спайк позаботится о сытном ужине: звёзды свидетели — Твайлайт о нем точно не вспомнит.

Оставив поднос возле двери, дабы его забрали слуги, Селестия вновь обратила своё внимание на кровать, а точнее, на всё ещё влажное пятно, которое сёстры там оставили. Оно было не очень большим — полтора копыта в ширину, или около того. Как бы Селестия ни старалась, у неё не получалось принять в себя всё. Прискорбно, однако больше это не было проблемой.

Её рог засветился, и пятно покрылось золотым сиянием. Им с сестрой — прямо-таки буквально — пришлось прожечь себе путь к нужной форме заклинания через кучу простыней.

Пока они с Луной ещё не были вместе, такие пятна не вызывали никаких сложностей; ни в появлении, ни в отмывании. Да, они слегка смущали принцессу и её служанок, но это был лишь незначительный побочный эффект. Кобыла, пусть даже и правитель, живущая одна… в худшем случае бы поползли слухи, что она, ну, кобыла. А теперь… что ж, их с сестрой запахи отличались столь же сильно, как и сами аликорны, так что без должных мер кто-нибудь мог обнаружить её запах в кровати Луны или наоборот. Ни одна из принцесс не была готова разбираться с возможными последствиями.

Имидж был лишь верхушкой айсберга. Социальные последствия их любви распространятся куда шире за пределы сплетен о проделках в спальне. Слишком многие из их маленьких пони обожествляли своих принцесс, чтобы… невыносимо было даже думать об этом. Селестии хватило того случая, когда её грива порозовела от простуды. Потом добрый десяток лет Эквестрия жила в острой нехватке розовой краски.

Само заклинание использовало обыкновенную очищающую магию, просто было доработано, чтобы удалять ещё и запах. Быстро и эффективно. Прошло не более минуты, а из всех последствий их утех остались одни лишь приятные воспоминания.

Быстрый взгляд на Тиберия поведал, что тот тихо и мирно спит. Он никому не расскажет.

С резким удовлетворённым кивком Селестия покинула покои сестры, направившись в свои собственные. Её ждал закат и пара часов работы с документами, прежде чем она сможет расслабиться.