Переплетённые сердца
Глава третья
Селестия бежала. Её копыта отбивали ровный ритм, отбрасывая назад небольшие комки грязи, вокруг проносилась высокая трава и дикие цветы, а за принцессой кружились сорванные пушинки одуванчика. Подобно кузнечным мехам вздувались лёгкие, помогая вдохнуть громадные объёмы воздуха, которые тут же выдыхались ртом. Ноги и плечи её не уступали паровым поршням, вытаптывая всё больше травы с каждым отрывистым ударом копыт. Ветер дул в лицо, танцуя на белой шёрстке и развевая длинные пряди хвоста и гривы в трепещущем розовом урагане.
— Сон о беге? — спросила Луна, следуя за сестрой по пятам и наслаждаясь зрелищем больше, чем была готова себе признаться. — Как по-плебейски.
Пусть Селестия и не повернула головы, безмятежная улыбка на её лице стала вдвое радостней от голоса Луны.
— Может и так, — ответила она, мягко хихикнув между тяжёлыми вдохами, — но когда ты сама в последний раз бежала ради удовольствия?
Луна притворилась, будто раздумывает над ответом, чтобы подольше полюбоваться Селестией. Зрелище, усиленное восприятием её бестелесного духа, успокаивало. Оставив ощущения и потребности собственного тела за пределами заклинания, она могла насладиться простым очарованием своей бегущей сестры. Большой редкостью было увидеть ту в движении хоть сколько-то более быстром, чем неспешная рысь. За прошедшие два года Луна едва ли наблюдала крылья Селестии раскрытыми не ради торжественного выступления. Сейчас же, видя перекатывающиеся под безупречной белой шерстью мышцы, она решила исправить это упущение.
Прежде чем её молчание успело бы затянуться слишком надолго, она испустила долгий, страдальческий, но вынужденный вздох.
На расстоянии одного прыжка от сестры Луна воплотилась физически, синие копыта ударили землю в такт с белыми. Оглянувшись, она увидела, как губы Селестии тронула озорная улыбка. Без предупреждения принцесса дня рванула вперёд, её длинные, стройные ноги тянулись изо всех сил, а скорость безумного перестука копыт практически удвоилась.
И Луна последовала за ней.
Все прочие мысли, кроме ритмичного движения ног, покинули её разум, когда она полностью отдалась гонке, дабы не остаться далеко позади. Стебли травы хлестали её по груди и коленям, своими жалящими касаниями лишь разгоняя несуществующую кровь по венам. Каждый вдох обжигал её и без того пересохшее горло, а мышцы кричали в агонии от непривычного для них насилия. Это всё не имело значения. Потребовался лишь один взгляд краем глаза в сторону, лишь один вид белых и розовых цветов её сестры — рядом, как и всегда — чтобы Луна поняла: она сможет, и она вынесет всё, что бы ни ждало её впереди.
Местность вокруг начала меняться, плоская равнина вздыбилась крутым склоном, вырастая выше и выше прямо из-под их копыт. В десяти шагах впереди из травы торчал камень — плоским ногтем он распорол зелёный полог, словно из под земли пытался вырваться гигант. Два шага, и его зазубренный край остался позади, оба аликорна синхронно оттолкнулись задними копытами и прыгнули вверх.
Мгновение они парили в воздухе, вытянув ноги так далеко, как только могли. В чудесную секунду передышки сёстры оглянулись друг на друга, и улыбка Селестии нашла свой путь сквозь заклинание Луны, вызвав трепет в её груди и румянец на щеках.
Стоило им приземлиться, как всё та же трава вновь защекотала их животы, пока принцессы неслись вперёд.
Ещё несколько секунд бега и бабочка-монарх пролетела перед их глазами.
Без единого слова они обе свернули в сторону, преследуя ничего не подозревающее насекомое. Скоростной галоп перешёл в скачущие прыжки, тяжёлые вдохи истощения сменились жизнерадостным смехом, пока пара маленьких аликорнов пыталась поймать бабочку своими жеребячьими копытцами. Ни одна из них не достигла цели, хваткие копыта в последний миг то и дело упускали добычу, растягивая игру в бесконечное развлечение.
В миг озарения, пока Селестия готовилась к очередному прыжку, Луна сменила свою цель. Точно рассчитав время, она поймала сестру посреди прыжка, обхватив белое туловище своими копытами.
Захваченная врасплох, Селестия завизжала и бешено замолотила копытами, пока кобылки не упали обратно на землю. Тем не менее она быстро пришла в себя и борьба за лидерство разгорелась не на шутку. Сёстры катались по поляне, смеялись как жеребята, которыми они и были, и без устали пытались перехватить инициативу. В ход шли и копыта, и крылья — всё годилось, чтобы ударить в открывшуюся брешь и отправить соперницу заливаться неконтролируемым хохотом.
Несмотря на превосходство в росте, Селестия вскоре оказалась плотно прижата к земле своей сестрой, и обе они тяжело дышали, улыбаясь сквозь смех.
— Попалась, — пропыхтела Луна, отбрасывая назад свою бирюзовую гриву, в которой пробуждались к жизни сверкающие звёзды, по мере того, как локоны начинали колыхаться на незримом ветру.
Лицо Селестии застыло в выражении беспомощного отчаяния, которому обзавидовалась бы сама Рэрити. Её собственная грива осталась розовой, даже обретя прежний размер.
— Ах! Как же мне быть? Я всемилостивейше молю вас, тёмная и прекрасная лиходейка, я лишь красивая и хрупкая дева… будьте же нежны.
Глухое рычание раздалось из горла Луны.
— Красива ты бесспорно, — кончики её тёмно-синих крыльев дрязняще провели по белым бокам, — и чувственна весьма, но ни хрупким, ни девичьим не назвать твоё распутное тело.
Наклонившись ближе, она прошептала:
— Страх же пусть не терзает тебя, моё дивное Солнце, из-за неодолимой моей жажды украсть один только поцелуй с твоих прекрасных губ.
Кобылица склонила голову ниже, и тут Селестия сама потянулась вперёд, встретив её на полпути. По прихоти Луны, весь её разум вдруг заняла одна единственная мысль. Скорее даже воспоминание, что она подкрепляла каждый вечер последних двух лет. Вкус медленно заполнил её рот и покрыл язык точно в тот момент, как губы Селестии прикоснулись к её собственным.
Выражение удивления и ужаса на лице сестрицы было бесценным.
— Фу, Луна! — Селестия спихнула ту с себя и судорожно принялась счищать вкус кофе со своего языка.
— У-упс! — жизнерадостно пропела Луна, катаясь по земле и наслаждаясь травой, чьи мягкие длинные лезвия кололи её шёрстку.
Раздражение Селестии не продлилось долго, ибо она тут же подошла к сестре и улеглась сбоку. Перекинув копыто через синий живот, она игриво куснула Луну за плечо, прежде чем опустить голову той на грудь и прислушаться к биению её сердца.
— Прохвостка.
Нежно обхватив голову Селестии передними ногами, Луна медленно провела копытом по длинной элегантной шее сестры, приглаживая мягкие волоски. Когда она заговорила, её голос полнился наигранным возмущением:
— Не я грезила о спальных утехах с лордом Хальсионом две ночи тому назад.
— Во-первых, — колено Селестии вдруг ткнулось Луне в бок, заставив ту взвизгнуть, — это тебе за подглядывание. Во-вторых, тебе не дозволено завидовать моим бывшим мужьям.
— Вот как? И почему же, скажи на милость?
Селестия пододвинулась совсем вплотную, обняв и укрыв Луну всеми конечностями, какими только смогла.
— Помимо того, что они все давным-давно мертвы? — младшая сестра кивнула, не обращая внимания, могла ли видеть её Селестия или нет. — Никому из них и никогда я не позволяла называть себя Тией.
Копыто Луны замерло на полпути вниз по белой шее. Старые воспоминания пробились из глубин памяти, куда они были запрятаны ещё задолго до её падения во тьму. Чувственный шёпот её бывших консортов вновь звучал у неё в ушах, причём один из голосов выделялся на фоне остальных. Когда кобылица снова смогла заговорить, её голос звучал тихо от напряжения.
— Правда?
Если Селестия и заметила, она не подала виду. Вместо этого она недовольно хныкнула от паузы в ласках Луны и зарылась щекой глубже в синюю шёрстку, призывая сестру продолжать. Только когда это не сработало, она подняла взгляд и голос её наполнился беспокойством от выражения на лице сестры.
— Лулу?
Луна словно застыла, не мигая глядя на сгущающиеся в вышине грозовые облака, погружающие их обеих в тень.
— Да, Селестия?
— Что случилось?
Младшая принцесса изо всех сил потрясла головой, выбрасывая прочь непрошенные воспоминания, и усилием воли вернула небу солнечную голубизну.
— Сие неважно.
— Ты не умеешь лгать, — констатировала Селестия.
Когда она продолжила, её голос звучал дразняще, хотя при этом как-то умудрялся сохранять в себе нотки беспокойства и тревоги:
— Ты задумчиво надула губы, это значит, что тебя что-то беспокоит. А если тебя что-то беспокоит, меня тоже начинает что-то беспокоить. А ты знаешь, как я не выношу, когда меня что-то беспокоит.
Луна фыркнула в напускном раздражении, сильно желая оставить эту тему позади.
— Я не дулась.
— Нет, дулась. Ты очаровательно надула губки, вот прямо как сейчас, — Луна сразу же заставила свой рот вытянуться в линию, проклиная сны за то, как быстро они могли воспользоваться потерей бдительности. — Вот только я не смогла этим насладиться, ибо ты выглядела в то же время задумчиво, а я не могу умиляться тобой, когда тебя что-то гложет.
Селестия ткнула Луну в грудь копытом, её голос стал почти раздражённым:
— Ты испортила мне наслаждение твоей очаровательно надувшейся мордочкой, и я хочу знать почему.
Луна отвернулась в сторону. Если она что и не любила в сестре — а таких вещей было множество, стоило признать — так это её невообразимое любопытство. Как только Селестия решала, что хочет до чего-то докопаться, неважно насколько личным это было — она уже не отступала. Даже если Луна бы покинула сон сейчас, ей бы пришлось избегать сестру наяву целыми днями… что лишь причинило бы боль им обеим. Не помогало и то, что прижавшаяся к её боку Селестия подобно якорю удерживала разум ночной принцессы от эмоциональных капризов.
Когда белые перья коснулись её щеки, закрыв сразу половину лица, она поняла, что уже не может сопротивляться ни им, ни их владелице. Голова, наконец, повернулась навстречу взгляду розовых глаз её сестры, её лучшей подруги, её вечной мучительницы и её столь недавно обретённой любви, и слова полились потоком.
Начало было довольно несложным: простой пересказ первых нескольких минут разговора с Твайлайт. Селестия задумчиво мычала что-то себе под нос, пока Луна выражала своё изначальное потрясение очевидным пробелом в знаниях фиолетовой кобылки.
А дальше всё пошло наперекосяк. Тень улыбки промелькнула на лице её сестры от звучавших слов, воспоминания о провальных уроках и упрямых спорах мелькали на периферии зрения, однако ничем большим они не становились. Лишь эфемерная преграда на пути печали, которую даже Селестия могла ощутить на горизонте.
Луна продолжала говорить, не в силах остановиться, пересказывая свою ночную тираду перед Твайлайт. Никакие извинения — неважно от которой из них — не могли исцелить старую рану, а повтор проклятых слов только сильнее терзал её. Не желая плакать или кричать, она могла лишь закрыть глаза назло подступающим слезам.
В какой-то момент их позы сменились: Луна сидя прижалась спиной к груди Селестии, а та обняла младшую сестру ногами и укрыла крыльями в тщетной попытке защитить от мучительных воспоминаний. Пусть само действие было полностью бесполезным, намерения были кристально ясны и согревали Луне сердце.
Впрочем, это никак не облегчило её сомнений. Часть из них время от времени мелькала в разуме, скрываясь в тёмных уголках сознания, однако другие она считала оставленными далеко в прошлом. Слова Твайлайт ударили по ним всем. Правда была в том, что Луна не доверяла самой себе, по крайней мере не полностью. Да и как она могла; только не после того, что совершила. Постоянный самоконтроль, неустанный надзор над собственными мыслями и мотивами стал после возвращения её второй натурой, привычкой, которую она сомневалась, что сможет оставить. Единственным, в чём она не сомневалась — не могла позволить себе сомневаться — была любовь Селестии к ней.
Не было никаких причин даже допустить мысль об обмане. Каждый день Селестия изо всех сил старалась показать свою любовь и внимание. Каждое её слово, каждое действие лишь подкрепляли эти чувства… но здесь-то и скрывался подводный камень, не так ли? Она была идеальна, слишком идеальна. Оглядываясь назад, Луна могла вспомнить только одну ссору: о том, готова была Твайлайт Спаркл встретить Сомбру лицом к лицу или же нет. Что, если всё это было иллюзией? Исполненный без единого изъяна обман, призванный удержать её от рецидива… могло ли всё быть настолько плохо?
Луна ненавидела себя за такие мысли, за сомнения в искренности сестры, но была не в силах от них избавиться. Была ли их любовь реальностью, или Селестия лишь боялась вновь остаться одна?
Она поняла, что говорила вслух, лишь когда последний слог повис в воздухе, словно петля над эшафотом. Дыхание перехватило в груди, и Луна замерла, моля звёзды, чтобы Селестия прослушала это всё. Когда тёплая мордочка ткнулась ей в ухо и горячее дыхание щекотнуло чувствительные волоски на его кончике, она поняла — её мольбы пропали впустую.
— О чём ты, моя любовь?
Луна затряслась, и Селестия инстинктивно прижала крылья с ногами плотнее, как будто её сестра дрожала от холода.
— Как ты можешь до сих пор любить меня?
Тело Селестии, прежде такое мягкое и уютное, вдруг напряглось, а в её голосе зазвучали стальные нотки предупреждения и беспокойства:
— Луна…
— Нет, не трать дыхание своё, — почти выплюнула она; тревога и страх очень быстро превращались в злость и на себя, и на сестру, пока она безуспешно пыталась вырваться из хватки Селестии. — Правда ясна как день. Я отвратительный друг, а сестра из меня и того хуже.
К удивлению Луны, Селестия не стала переубеждать её или злиться, она даже не попыталась утешить. Вместо этого она задрожала, слегка трясясь за спиной своей сестры от мягкого смеха.
— Ох, Лулу. Ты хороший друг и прекрасная сестра, во всех отношениях.
— Но я…
— Совершала ошибки. Пожалуй, я поведаю тебе один секрет, Лулу, — Селестия наклонилась прямо к синему уху, словно кто-то мог их подслушать, и от её дыхания Луна непроизвольно вздрогнула. — Я тоже.
Она высунула язык и схватила им ухо, принявшись мягко покусывать его губами, отчего Луна взвизгнула и завертелась. Каждое нежное прикусывание отправляло колющие разряды по всему её телу, сжимая грудь и не давая сосредоточиться хоть на чём-нибудь.
— Тия! П-прекрати! Ты знаешь, что всё не так просто!
— Да? — Селестия выпустила синее ушко и переметнулась к другому, перейдя вновь на шёпот. — И какие же зловещие и крамольные сценарии развернулись в головушке моей похотливой сестрицы, м-м-м?
Округлые зубы сомкнулись на втором ухе Луны, и на этот раз та не смогла сдержать стон удовольствия, даже продолжая бороться против хватки сестры. Её дыхание уже почти перешло в короткие быстрые вдохи, когда передние копыта Селестии начали массировать её живот, плавно смещаясь вниз.
— Тия! Я пытаюсь быть серьёзной!
— Нет, — ответила та, отпустив ухо и начав покрывать синюю шею поцелуями. — Ты пытаешься хандрить. Но моей Лулу в моих снах хандрить запрещено.
Луна как могла скрестила копыта на груди и надулась в последней отчаянной попытке уйти от натиска сестры. Затем крылья Селестии коснулись синего подбородка и запрокинули голову младшей принцессы, чтобы их взгляды встретились. Изогнув шею, она поцеловала Луну, принявшись посасывать и покусывать её нижнюю губу, к большому непрошенному удовольствию кобылицы.
Ко времени, когда Селестия слегка оттянула голову и разжала зубы, заставив губу сестры вернуться на место с мягким хлопком, все мысли Луны уже пропали, вытесненные удовольствием от присутствия её любви. Синее копыто сдвинулось назад и, поглаживая бедро Селестии, коснулось золотого солнца, отправив старшей принцессе её собственную порцию мурашек.
— Почему бы тебе не прийти и не разбудить меня? — прошептала Селестия.
Её голос ощутимо охрип, когда она добавила:
— И захвати торт.
Луна уже скатилась со своего дивана и направилась к самой глубокой тени, прежде чем последнее слово растаяло в воздухе.
Селестия открыла глаза в предрассветной тьме, которую разгонял лишь бледный луч лунного света с балкона. Облизнув губы, она даже сейчас смогла уловить оставшуюся на них приятную смесь Луны и шоколадной глазури. Вновь прикрыв веки, принцесса сосредоточилась на ощущениях тела. Синяя нога лежала поперёк её груди, а ворох перьев подменил собой отброшенное одеяло. Голова сестры покоилась у неё на шее, свесившись к краю, но не до конца, создавая неудобство. Для Луны было нелегко целиком обнять Селестию, однако она старалась как могла, и для старшей сестры такая смена ролей была весьма освежающей.
По неизвестной причине именно Селестия всегда была снаружи, служа щитом и бронёй, за которыми Луна могла найти покой. Не то чтобы ей самой не нравилось крепко прижимать к себе младшую сестру, но, как и всегда, она тревожилась. Может, она просто нянчилась с Луной, с пугающей готовностью принимая роль старшей сестры-защитницы вместо заботливой возлюбленной? Луна не возражала. Более того, она сама стремилась к подобным ролям не меньше Селестии. Это тревожило не меньше.
Но это всё было пищей для раздумий на потом, сейчас же Селестию более всего волновал их с сестрой совместный сон и прошедший в нём разговор. Пусть грубыми и обидными могли показаться слова, сказанные в пылу злости между Твайлайт и Луной, на деле они были не более чем досадным камешком на долгой дороге дружбы. Её ученица была не из тех, кто надолго затаивает обиду — особенно перед лицом нового знания — а Луна была просто счастлива иметь достойного собеседника. Нет, зудящей тревогой в разуме Селестии скреблось то, насколько близко к сердцу её сестра приняла обвинения Твайлайт.
Секс и поддразнивания могли лишь временно отодвинуть проблемы на потом. Нужно было найти способ избавить Луну от переживаний и сомнений прежде, чем они причинят ей ещё больше боли. Селестия надеялась, что Твайлайт станет отправной точкой… но, видимо, без поиска обходных путей было не обойтись.
Луна зажмурилась от жёлтого света, когда Селестия зажгла рог, дабы поднести к глазам календарь со стола. Было бы ошибкой назвать её расписание забитым под завязку, да и, если уж на то пошло, она могла в любой момент освободить его полностью — до тех пор, пока готова была иметь дело с раздражёнными и уставшими подчинёнными и политиками. Тем не менее, без нужды так поступать не стоило.
Главной проблемой оставался режим, как было большую часть взрослой жизни принцесс. Провести вместе хоть сколько-то минут дополнительно к паре часов утром и вечером значило урезать себе сон или рабочее время. Это обескураживало, мягко говоря. С другой стороны, за последний год высыпаться Селестия стала куда лучше…
Её глаза загорелись. Одна из художественных галерей открывала выставку на следующей неделе. Обе принцессы, разумеется, были приглашены и ни одна из них ещё не дала прямого ответа. Придётся слегка переработать расписание, но Кибиз вполне с этим справится. У Луны запланированных дел быть не могло во второй половине дня, хотя она наверняка будет уставшей и не в восторге от поездки. Но она согласится, не сомневалась Селестия, если её немного поуговаривать. Важнее всего было то, что это был шанс хорошо провести время вместе без постоянного давления со стороны долга и сна.
Синие крылья и ноги сжали принцессе грудь, пока та переносила календарь на место, и мягкие губы прошептали ей в шею:
— Ты самая лучшая подушка.
Селестия расплылась в озорной улыбке, хотя Луна не могла этого видеть.
— Ты намекаешь, что я толстая?
— Ты — моя тёплая, пушистая, мягкая, сексуальная подушка, и я это обожаю, и ты без ума от того, что я это обожаю, — Луна слегка поворочалась, прежде чем прошептать: — А теперь побудь хорошей подушкой и замолчи.
— Значит, — начала Селестия, постаравшись надуть губы, чтобы обида в её голосе звучала убедительней, — ты считаешь меня толстой.
Луна обхватила зубами плечо сестры и простонала:
— Ты — моя идеальной пушистости принцесса-подушка.
Селестия цокнула языком.
— Их было всего-то четыре.
Луна жалобно застонала, изо всех сил не желая просыпаться.
— Ты — есть наша безупречно пушистая и восхитительно пухлая, бледного окраса принцесса-подушка, что беспрестанно изволит докучать нам своими глупостями, дабы насытить алчную свою натуру похвальбой… и пирожными.
— Пухлая?
Задние ноги Луны, уже предусмотрительно обнявшие Селестию, дважды от души сжали белый круп.
— Восхитительно пухлая.
Унявшаяся, но неспособная просто так это признать, Селестия заворочалась, пока они с сестрой не оказались лицом к лицу, прижавшись носами.
— Любая другая кобыла обиделась бы на тебя за такое.
— Удача моя велика, стало быть, потому как не заботит меня мнение «любой другой кобылы».
Сёстры ещё немного полежали в кровати; ни одной из них не хотелось вставать и встречать свой день или свою ночь. В конце концов, однако, настало время опустить луну и дать дорогу солнцу. Не то чтобы принцессам понадобилось ради этого разрывать столь уютные объятия.
Лёжа нос к носу, они смотрели друг другу в глаза, когда Луна начала свою песню. Её магия коснулась рога Селестии и лишь после отправилась дальше в небо. Заклинание началось низко и плавно, оно очистило ночной небосвод от звёзд с нежностью матери, вылизывающей жеребёнка. Лунный диск опустился вниз, укрывшись за горизонтом. Стоило угаснуть последнему потоку голубой магии, как Селестия вступила сама, заполняя возникшую было пустоту. Колыбельная сменилась арией, тёплая и сильная магия принцессы дня потекла величественной рекой, окрашивая рассветом небо и вознося солнце.
Когда замолк последний аккорд и в окна полился яркий золотой свет, Селестия наклонилась вперёд, уткнулась носом в сестру и зарылась лицом в её шею.
— Итак, — начала она, мысленно выстраивая аргументы и контраргументы, которым в последующие пять минут было суждено наполнить комнату, — скоро планируется одна выставка…
Луна застонала.
— На десять минут раньше запланированного, Ваше Высочество. Полагаю, это новый рекорд, — сказал Кибиз, пряча часы обратно в карман.
Селестия ответила своей тёплой материнской улыбкой и кивнула, провожая взглядом последних делегатов у дверей.
— Удивительно, чего можно достичь правильной мотивацией, — почти неслышно произнесла она. — Если я ничего не путаю, моё расписание теперь свободно до самого вечера.
— Точно так, мэм. Должен ли я послать за принцессой Луной?
Улыбка Селестии стала чуть шире, пока она шла к выходу вместе с Кибизом.
— Не думаю, что это будет мудро. Нет, я сама зайду к ней. Пусть приготовят фаэтон. Экипаж из земных пони — давненько мы не выезжали в город.
Удостоверившись на всякий случай, что поручений больше нет, Кибиз поклонился и отправился следить за исполнением распоряжений принцессы. Селестия же развернулась и зашагала в сторону покоев Луны. Оставив позади один лестничный пролёт, она вдруг замерла на нижней ступеньке следующего. Лёгкая улыбка тронула её губы. Повернувшись снова, принцесса быстрым шагом направилась на кухню.
Пару минут спустя она уже стучалась в украшенные полумесяцем эбонитовые двери, и, не дождавшись ответа, ворвалась внутрь. Луна — как и предполагала Селестия — до сих пор спала, развалившись на кровати в окружении своей любимой непроглядной темени. Не останавливаясь, принцесса проскакала прямо к сестре и прижалась своими губами к её.
Поначалу мягкий и нежный, поцелуй становился всё более страстным. Праздные размышления о том, как он влиял на сон Луны, постепенно приподнимали уголки губ Селестии. Может, сестра уже грезила о ней, и поцелуй пришёлся очень вовремя, усилив ощущения? Или напротив — она сражалась с каким-нибудь чудищем, только для того, чтобы посреди схватки оно вдруг прыгнуло вперёд и припало к её губам? Любопытство Селестии оказалось удовлетворено — более или менее — когда спящая кобылица начала возвращать поцелуй. В тот самый миг, как губы Луны раскрылись, Селестия глубоко вдохнула, вытягивая весь воздух из лёгких сестры.
Луна тут же оттолкнулась прочь, судорожно дыша ртом, её глаза широко раскрылись в шоке. Однако прежде чем она успела хоть как-то возмутиться, Селестия левитировала ей под нос чашку с кофе и сняла небольшой щит, освобождая томившийся внутри запах. Глаза Луны тотчас засияли, и она перехватила чашку из хватки сестры.
Глубоко вдохнув любимый аромат, принцесса сделала большой глоток и прошептала:
— О звёзды, ты просто чудо.
— Ох, спасибо. Я стараюсь.
Луна взглянула на Селестию, и её улыбка погасла.
— Я не тебе.
Закатив глаза, принцесса дня тем не менее не смогла удержаться от улыбки, наблюдая, как её сестра вновь припала к напитку, мыча и постанывая не хуже, чем во время их более интимных игр. Собственная любовь Селестии к чаю меркла по сравнению с обожанием кофе Луной. Будь принцесса чуть менее хорошо осведомлена — она бы подумала, что Луна получает от процесса почти оргазмическое наслаждение…
— Что это было?
Селестия моргнула, её глаза вновь сфокусировались на Луне, всё ещё наполовину скрытой за своей чашкой.
— М-м?
Та отставила опустевшую посуду на ночной столик, продолжая буравить сестру взглядом прищуренных глаз.
— Тебе что-то взбрело в голову. Я вижу по твоим ушам и глазам.
— Я совершенно не понимаю, о чём ты говоришь, сестра, — увильнула Селестия, пряча мысль в уголках разума на будущее.
Выпрямившись в полный рост, она сорвала с Луны одеяло и отшвырнула прочь.
— Хватит бездельничать, нам нужно подготовить тебя к выходу в свет.
Принцесса ночи фыркнула и прижала подушку к лицу, проскулив в неё что-то, что Селестия даже не потрудилась расшифровать. Вместо этого она магией схватила копыта Луны и понесла брыкающуюся и ругающуюся кобылу прямиком в ванную, словно мешок с овсом.
С сестринской помощью, синяя шёрстка и звёздная грива были отмыты и расчёсаны в считанные минуты, и последняя теперь свободно развевалась на невидимом ветру. Селестию слегка насторожило настойчивое желание Луны, чтобы их сопровождал и Тиберий, но она быстро сдалась. Опоссум обычно хорошо себя вёл, а принцесса не хотела отказывать сестре в дополнительной компании, особенно учитывая, куда они направлялись.
Когда обе они забрались в фаэтон, где Тиберий удобно устроился на голове у Луны, команда из четверых земных пони с дружным возгласом зашагала по дороге к галерее.
Пусть сёстры и были вместе уже больше года, это был их первый совместный неофициальный выход на публику. Стоило только им усесться, как Селестию тут же одолели сомнения. Сердце и тело велели ей прижаться к Луне как можно плотнее и укутать ту крылом. Мозг, с другой стороны, изо всех сил этому желанию сопротивлялся, неустанно напоминая о приличиях и возможном конце света, если кто-то начнёт подозревать правду. Быстрый взгляд на сестру ухватил прянувшее ухо и напряжённую улыбку — свидетельства схожих терзаний. Хотя, может быть, Луна просто неважно себя чувствовала из-за подъёма посреди дня и нахождения на публике — Селестия сейчас не могла сказать точно.
В надежде помочь им обеим расслабиться, она спросила сестру о её последней вылазке на дикие окраины Эквестрии и не разочаровалась.
Даже в свои былые… приключенческие дни Селестия предпочитала по возможности избегать физических столкновений. Единственная же вещь, которую Луна любила больше драк — их последующий пересказ. Личный опыт подсказывал принцессе дня, что предстоящая история будет заполнена выдумками буквально до краёв, однако Селестия не собиралась позволить чему-то столь пустому и незначительному испортить ей наслаждение. Почти столько же удовольствия, сколько и сама история, доставляли неудачные попытки Луны сдержать громкость голоса и размашистые жесты. Когда-то не столь давно — на памяти Луны — они с сестрой любили разгонять скуку в Медовых Залах, где каждый сказитель, что посмел бы не запрыгнуть на середину стола во время выступления, был бы мгновенно освистан толпой и закидан объедками. К счастью, сейчас с ними в карете оказался Тиберий, который смог разыграть небольшой спектакль прямо у принцесс на коленях.
Ни одна из них не заметила уходящих вдаль минут и кварталов, как не заметила и склонявших головы пони. Рассказ приблизился к завершению, в котором Тиберий, играя химеру, стоял на коленях и воздевал лапы в умоляющем жесте, выпрашивая у Луны пощады — что принцесса милостиво даровала ему после того, как была принесена клятва оставить пони в покое. Сёстры тихонько постучали копытами по полу, пока Тиберий кланялся.
Селестия уже была готова поблагодарить опоссума за великолепное выступление, когда фаэтон начал замедляться, привлекая её внимание к быстро приближающейся художественной галерее. Пара опрятно одетых кобыл бросилась от дверей к экипажу, преклонившись в глубоком поклоне — как и все остальные пони на улице.
Первая из них была единорожкой в возрасте, нежного бананового цвета с оранжевой гривой, среди заколотых локонов которой едва проглядывали седые волоски. Она носила строгое деловое платье, скрывавшее её кьютимарку. Второй была пегаска, едва достигшая совершеннолетия, чья грива представляла из себя мешанину тугих косичек с вплетёнными повсюду бусами и перьями.
Пока Селестия скрывала под маской безмятежного наслаждения вымученную страдальческую улыбку — выражавшую её истинные чувства — Луна, со смесью одобрения и безразличия, стальным взглядом обводила толпу.
Находившиеся на улице пони поднялись через полсекунды после того, как принцессы встали на ноги. Две кобылы возле фаэтона отступили назад, освобождая Луне место для спуска. Тиберий шустро вскарабкался по синей ноге и уселся хозяйке на холку, обеспечив Селестию увлекательным зрелищем кучи пони, старающихся не глазеть на опоссума, которому оказалось позволено использовать Луну в качестве кареты.
В завязавшемся вскоре разговоре ведущую роль взяла Селестия, говоря и за себя, и за сестру, кроме тех случаев, когда вопросы были адресованы напрямую последней.
Примроуз — владелица галереи — неплохо постаралась удержаться в рамках приличия и предложила бесплатное шампанское и закуски всего лишь три раза, прежде чем они все достигли дверей. Художница же, Фезер Браш, вела себя менее собранно. Присутствие на её премьере не одной, а аж целых двух принцесс, явно оказалось за пределами того, с чем кобылка могла должным образом справиться. В перерывах между отчаянными попытками разузнать мнение правительниц о своих работах и дотошными объяснениями заложенных в каждую картину смыслов она заполняла воздух просто неумолкающей болтовнёй. Селестия отвечала ей спокойным терпением — тем же самым, которым она бы ответила любой перевозбуждённой кобылке, однако Луна уже около второй картины решила, что с неё хватит.
— Ты воли полна посвятить нас в тонкости всех своих творений?
Селестия чуть было не закрыла со вздохом глаза, лишь на волосок удержавшись от того, чтобы их не закатить.
Луна отвернулась от портрета и уставилась на бедную кобылку.
— Или, быть может, даруешь им возможность предстать нашему взгляду в собственном нагом великолепии?
Фезер Браш чуть было не совершила огромную ошибку, продолжив говорить, однако ледяной взгляд принцессы ночи успешно удержал её язык за зубами. Кое-как дёрганно поклонившись, она отступила назад — вместе с большинством остальных гостей — оставив принцессам достаточно места для разговоров без лишних ушей.
Повсюду в зале говор возобновился вновь, все вокруг усиленно делали вид, что не наблюдают во все глаза за разворачивающимися событиями. Сёстры ответили тем же, притворившись, что ничего не заметили.
Селестия мельком оглянулась по сторонам и вполголоса упрекнула Луну:
— Можно было обойтись с ней тактичнее.
— Мы пришли сюда не выслушивать пустую болтовню, — фыркнула Луна. — Меня удивляет, что ты готова снести подобное самовозвеличивание от кого бы то ни было, в особенности от той, кто едва ли его достоин.
— Уже давно я усвоила, что не могу ни ожидать от других, ни силой заставить их следовать моим вкусам.
— Ах, тогда мне, должно быть, всё привиделось.
Селестия не смогла не усмехнуться подколке. Тем не менее ущерб был причинён, и с ним надо было что-то делать.
— Ты купишь одну из её картин.
— Ни за что.
— Купишь, а потом повесишь в своём кабинете не меньше чем на три месяца, а также похвалишь Фезер за неё.
— Во имя чего, скажи на милость, мне заниматься такой чушью?
— Потому что ты поставила её в неловкое положение на её же выставке…
— Она сама себя в него поставила.
— …и это в перспективе будет стоить ей ряда заказов и продаж.
— Уверена, твоё покровительство озолотит её куда больше, чем моё.
— Не я её оскорбила.
— И?
— И среди моей коллекции нет места таким картинам. Её работа с линиями весьма посредственна, если не сказать больше.
— Ладно, — с триумфальной улыбкой сказала Луна.
Селестия позволила себе закатить глаза, однако промолчала, и они перешли к следующей работе.
Принцессы неспешно осматривали галерею в относительной тишине, изредка комментируя тот или иной аспект каждой картины, прежде чем перейти к следующей. В какой-то момент Луна согласилась взять бокал шампанского, заменив его новым, когда официант прошёл мимо во второй раз.
Селестия не лгала; мисс Браш не была бездарностью, однако и до мастера ей было далеко. Когда она отточит свой навык несколькими годами практики, то сможет писать картины, которые принцесса дня будет рада видеть в своей коллекции. А до тех пор…
Бросив взгляд на сестру, Селестия чуть было не фыркнула от вида спящего Тиберия — хвост обвит вокруг рога Луны, а сам он болтался перед её глазом, словно чудаковатое украшение.
Медленно наклонив голову, принцесса ночи перекатила опоссума себе за ухо, устроив того спать у себя на макушке. Теперь, когда её лица ничего не заслоняло, она полностью переключилась на Селестию.
— Хотела поинтересоваться, почему ты остановилась на полпути в её обучении?
Селестия ответила не сразу. Не то чтобы вопрос застал её врасплох, нет, она ожидала, что Луна поднимет эту тему, ещё с того визита к Твайлайт неделю назад. Однако легче от этого не становилось.
— Твайлайт учили и тренировали величайшие маги текущей эпохи.
— Твайлайт Спаркл уже посвятила меня в тонкости того, как маги текущей эпохи изучают и практикуют колдовство, — начала Луна кислым тоном, — однако у неё не нашлось объяснения почему.
Селестия двинулась к следующей картине.
— По той же причине, почему пегасы уже не создают копытами каждое облачко: тысяча лет прогресса.
— Прогресса?
Луна вскинула голову и уставилась на сестру, отправив заверещавшего от страха опоссума вновь болтаться перед своим лицом. Краем глаза Селестия заметила беспокойство в её глазах.
— Тия… я… Ты должна объяснить, ибо я не в силах осознать происходящее сама.
Селестия попыталась сосредоточиться на картине перед собой — безуспешно. Её голова поникла, а затем поднялась вновь, отвернувшись в сторону. Заметив неподалёку бархатную ленту, огораживающую тёмную часть галереи, принцесса направилась к ней, жестом попросив Луну пойти следом. Позади раздался сдавленный крик владелицы помещения, однако Селестия оглянулась и покровительственно кивнула, улыбнувшись взволнованной кобыле. Её копыто в это время отбрасывало ленту прочь.
В отличие от выставочной секции галереи, сейчас заполненной картинами только Фезер Браш, остальные комнаты хранили широкий ассортимент работ многих других творцов, когда либо имевших дело с Примроуз.
Вход сюда означал оскорбление не менее серьёзное, чем прошлая колкость Луны, так что Селестия мысленно отметила себе тоже купить одну из работ бедной художницы.
Продвигаясь вперёд, принцесса вела Луну всё дальше вглубь неосвещённой секции, пока они не оказались за пределами видимости гостей. Селестия тем не менее не сбавила шага и остановилась лишь достигнув статуи Старсвирла Бородатого. Сапфировая и лазуритовая крошка покрывала его рог, чтобы на свету тот искрился голубым.
Не отрывая взгляда от статуи, Селестия опустилась на задние ноги. Луна присоединилась к ней, прижавшись к сестре боком и крылом притянув ту ещё ближе к себе. Назойливый голосок на задворках разума начал предостерегать принцессу дня против такой интимности в публичном месте, однако она изо всех сил игнорировала его. Они были сёстрами, небольшое проявление близости не могло вызвать излишних подозрений.
Селестия уставилась на свои копыта.
— Я винила Старсвирла в… в течение многих лет, — она пнула несуществующий камень. — Ты ведь помнишь, каким он был: неустанно исследовал всё вокруг, пока не докапывался до самой сути предмета изучения.
Грива Луны выплыла из-за её плеча и пощекотала Селестии лицо, заставив ту улыбнуться от запаха лаванды и тимьяна.
— Тем не менее его вины в том не было, только моя. Он всегда ценил красоту полного знания и изо всех сил старался привить ученикам ту же любовь. Однако их прилежности был предел, и с каждым годом… если бы я присматривала за ними… всё происходило слишком постепенно, а я была слишком занята. К тому времени как я почуяла неладное, — Селестия замолкла, её уши прижались к голове, — они перестали даже задумываться о том, чтобы дать место искусству среди своих математически выверенных теорем.
В голосе принцессы проступило волнение.
— А их высокомерие! Я была так взбешена, что оставила их вариться в собственном взлелеянном невежестве. Прошли века, прежде чем я достаточно остыла и вновь вернулась в их ряды.
— Конечно, их системный подход имел и свои преимущества. Прогресс принял куда более размеренный темп, по сравнению с полнейшим беспорядком времён нашей юности. Случайные взрывы и дыры в ткани пространства практически сошли на нет. Я решила, что, возможно, так будет лучше для всех.
Повернувшись к Луне, Селестия встретила испытующие взгляды и от младшей сестры, и от опоссума на её голове.
— Сие есть занимательный рассказ, однако вопрос мой до сих пор остался без ответа.
Принцесса дня снова уткнулась взглядом в пол, её передёрнуло, когда она буквально выплюнула имя:
— Сансет Шиммер.
Последовала короткая пауза, во время которой Селестия могла прямо-таки видеть, как на лице Луны проступает смущение, пока в воздухе не раздалось тихое: «ой».
— Она так напоминала меня саму, Луна. Я дала ей всё…
Синие перья легли на шею Селестии, обхватили её щёку и плавно повернули голову. Голосок с задворок разума зашёлся криком от такого контакта и потребовал от принцессы отстраниться, иначе их застанут врасплох… но она не могла. Она позволила Луне направить себя прямо в утешающие объятия, принимая ласку с колотящимся сердцем.
— Мне жаль.
Весь мир исчез, сменившись благоухающим ароматом её сестры, однако это не смогло прогнать голос. Несмотря ни на что, Селестия сильнее прижалась к щеке Луны, отгоняя панику ради сестринского касания.
Луна медленно повернула мордочку, чтобы оказаться с Селестией нос к носу; её крыло тем временем словно расчёской прошлось по многоцветной гриве, зацепившись за белое ухо, что вызвало у старшей сестры волну мурашек. Стараясь хоть как-то обуздать своё сердцебиение, она всё же озвучила терзавшие её страхи:
— Луна… нам нельзя…
Синие губы прервали её, прижавшись, отправляя холодный адреналин по венам, в противовес растекавшемуся в чреслах жару. Селестия разорвала поцелуй, чтобы вновь осудить их действия, однако Луна если и слушала — или слышала — то никак этого не показала, придвинувшись ближе и прикусив белое ухо.
Селестия поборола стон прежде, чем тот бы сумел вырваться из её горла.
— Луна! — вымученным шёпотом воскликнула она, упёршись копытом в грудь сестры. — Мы не можем… только не здесь.
— Я ненавижу это, Тия, — Луна закрыла глаза и отвернулась. — Ненавижу, что боюсь прикоснуться к тебе, что страшусь посмотреть в твои глаза, потому как кто-то может…
— Я знаю, — прошептала Селестия, попытавшись погладить щеку сестры и лишь замерев с поднятым крылом, — матушкина грива, я знаю.
Она словно окаменела, неспособная завершить движение. В конце концов принцесса сложила крыло и усилием воли заставила себя встать.
— Нам следует вернуться, пока кто-нибудь не начал нас искать.
Селестия только спустя несколько шагов заметила, что Луна не двинулась с места. Оглянувшись, она увидела её, сидящую с поникшей головой, которую молча поглаживал стоящий на её плече Тиберий.
— Иди, — не двигаясь проговорила Луна. — Мне… мне нужно немного собраться.
Селестия кивнула и продолжила свой путь. Когда она ступила под свет галереи, маска безмятежности уже надёжно сидела у неё на лице. Принцесса заставила себя сосредоточиться на выставке — ей нужно было подобающе закончить визит и ей нужно было купить картину. Возможно, последняя могла бы стать неплохим подарком… Замок Твайлайт не помешает слегка приукрасить…
Селестии потребовалась вся её воля, чтобы не оглянуться назад.