Чувства Разума из Стали

Глава 3. Пир горой во время чумы

«Угольная чума – бактерия, выжившая после преобразования остатков неизвестного древнего растения в уголь, и сохранившаяся в состоянии своеобразной «спячки».  Впервые обнаружена в 1924 (тысяча девятьсот двадцать четвёртом) году в САГ, предположительно в шахтёрском поселении Морозный, восточнее центральной бывшей тюрьмы, там же, видимо, вышла из «спячки». Ею было заражено три четверти поселения, которые вскоре погибли. Выжившие перебрались в центральное поселение. Уголь из той партии вместе с бактерией был стандартно разослан по двум странам: Германской и Испанской империям, а оттуда по разным причинам оказалась в Великой Британской империи и Российской империи. Заболевших отправляли на карантин, но из них выжило лишь десять процентов. Тогда чуму не воспринимали опасной, но отмечали высокую заразность и тяжесть болезни. По разным причинам исследования болезни откладывались. Следующая партия была отправлена в Объединённые Американские Континенты, а следующая за ней на Австралийский Доминион. Сам САГ мало подвергся заражению, лишь окраинные города, из-за того, что добытый уголь тут же погружался в крытые контейнеры. Ещё обдавание угля паром проходило лишь в САГ, по причине своеобразной «разморозки» для дальнейшего его употребления в топливо.

Поначалу ВОЗ делало предположение об очередной вспышке оспы либо холеры, но некоторые симптомы не совпадали, а то и были вовсе новы. Лишь после того, как число погибших превысило примерно 20 000 000 (двадцать миллионов), в Лондоне открылся Всемирный Медицинский Исследовательский Комплекс, и начались исследования болезни и поиск лекарств.

Комплекс стал причиной многих споров, считается, что в нём проводят опыты на живых людях. Исследователи отрицают данные факты. Однако это не объясняет, почему Лондон огородился от всего мира, а Британская Империя ввела войска в боевую готовность, оцепила острова, и начала зачистку стран третьего мира, без их согласия на то. После уничтожения большей части населения Гавайских островов и островов Папуа Новой Гвинеи, напряжение между Британской и Российской Империями начало расти, и многие стали пророчить новую войну. Вот только, это самый маловероятный исход – все силы брошены на борьбу с болезнью.

Единственными незаражёнными странами стали лишь Союз Скандинавских Стран, а именно: Королевства Норвегия, Швеция, Дания, Графства Исландия и Гренландия, но лишь потому, что основным источником энергии этих стран является морское течение воды и горячие естественные источники. Эти страны закрыли связи с внешним миром, и глубины океана больше не покидал не один человек.

Самой пострадавшей страной считается Королевство Франция, так как в ней погибло примерно 50 000 000 (пятьдесят миллионов) человек, то есть около пятой части от общего числа погибших в мире, и примерно три четверти от всего населения Королевства. Париж же успешно взлетел на воздух, как планировалось до эпидемии, в 1928 (тысяча девятьсот двадцать восьмом) году, и остался там до сих дней. Выжившим на летающем городе ничего не угрожает, уголь предварительно очищается на земле.

Болезнь крайне уязвима к температурам выше 100 (ста) – 150 (ста пятидесяти) градусов, потому по указанию Центрального Правительства весь добытый уголь доставляется в транспорте с крытым кузовом и обрабатывается горячим паром в течение не менее 5 (пяти) минут. Водители транспортов снабжаются индивидуальными средствами защиты. В заражённых зонах обработке также подлежат все механические существа, но в течение не менее 2 (двух) минут, и предварительно лишённых наружного покроя, дабы избежать его повреждения. По понятным причинам тела живых людей не подлежат подобной обработке. Неживых тут же принято сжигать, причём неважно, где нашли тело и кому оно принадлежало при жизни.

Симптомами болезни являются: хриплый кашель, обильное потоотделение, жжение в лёгких, головокружение, слабость в конечностях, а при запущенном случае появление тёмных, кристаллообразных наростов на отдельных участках кожи, ломота в суставах и кластерные головные боли. Смерть может наступить уже через две недели, почти всегда от разрывов участков миокардов в сердце из-за кристаллообразных наростов в них. Бактерия синтезирует кристаллы из любых окружающих элементов поблизости. Кристаллы по структуре и свойствам напоминают каменный уголь. Такие же кристаллы покрывают любые поверхности, которых касались частицы угля или заражённые, а после начинают разрастаться.

Вакцины до сих пор не существует, из-за крайне частой изменчивости и мутаций бактерии. Но существует лекарство, замедляющее, а в отдельных и редких случаях останавливающая болезнь – антибактериальное средство итальянского производства ПУХ (противоугольный химикат) в состав которого входит пиролуминевоемалиториеваникеградированулимая кислота, синтезированная в 1925 (тысяча девятьсот двадцать пятом) году профессором Л. Галлиани, могущая сдерживать пагубные эффекты чумы. Первая версия препарата оказалась смертельной из-за высокого содержания токсичной кислоты, и лишь со второй попытки получилось найти нужную дозировку и создать действующее средство. После синтезирования безопасной кислоты, применение в любых дозах безопасно для жизни. Из-за простоты производства средство зачастую просто распыляют по улицам городов, дабы остановить распространение болезни по стенам домов и улицам. Для приёма внутрь имеются круглые таблетки весом 250 (двести пятьдесят) миллиграмм и микстура во флаконах.

При заражении тело человека начинает выделять с потом и кашлем бактерии болезни, лишь сильнее повышая заразность. Также бактерии выживают на ткани, шерсти, коже, и прочих типах поверхностей, и размножаются. Для избегания заражения не покидайте дома и не контактируйте с кем бы то ни было. На фабриках и сверхзаводах в заражённых зонах будут открыты пункты обработки лекарством людей, и паром механических существ. Все места общественных собраний будут закрыты. Центральное Правительство делает всё возможное, чтобы человечество победило болезнь. От граждан мира требуется лишь беспрекословное соблюдение указаний.

               По указанию Центрального Правительства, в целях просвещения и ободрения населения.»

«Довольно неутешительные новости, однако».  – Подумала Октавия, читая текст на экране паровизора, сидя на пуфике на чердаке Свити. Всего день прошел после того неудачного шоу, а в городе уже начались волнения. Из зрителей шоу заразились почти все, но другие посетители Парка, похоже, поначалу даже не поняли, что произошло. Парк закрыли на следующий день, а через день обещают закрыть и кабак с публичным домом. Ещё через время закроют и церковь. Все были ужасно возмущены, но, кажется, смирились из-за страха перед болезнью. Хотя все больные тут же закрылись по домам, многие опасаются, что они могли случайно заразить ещё кого-нибудь.

Весь Парк, а также часть улицы рядом с ним огородили лентой и объявили опасной зоной. На стенах в тех местах довольно скоро проросли маленькие чёрные кристаллики и, кажется, они складываются в дорожку вдоль стены.

А ещё на рыночной площади, рядом с уже закрытыми ресторанчиками, выступал с докладом градоначальник, который призвал всех сохранять спокойствие, и заявил, что в скором времени вышлют войска и докторов. Первых потому, что у них лучшая противохимическая защита, оставшаяся ещё с третьей мировой. Вряд ли они возьмут с собой оружие, разве только огнемёты для избавления от тел. Но пока что никто не умер и, как надеется Октавия, и не умрёт.

В остальном же всё идёт своим чередом. Тот же молодой человек на лестничной площадке первого этажа, те же бабушки на лавочке у подъезда, тот же столяр, или полицейский, неизменно лежит на лавочке у кабака. Афоня казался крайне раздосадованным закрытием Парка, но так же с унылым видом сидел перед паровизором в своей мастерской. Поняшки, жившие у него, только рады – больше времени на нарды и лото, к которым присоединилась и Октавия.

Последняя ещё иногда стала захаживать к Паришу. Жил он хоть и далеко – через полгорода, зато был хорошим собеседником и другом. Жил он у одной бездетной семьи, которая нечасто бывала в городе. Они не покупали его, но взяли к себе в обмен на услугу: дома следил за порядком, и в общем и целом выполнял роль дворецкого.

Сейчас, правда, Октавия со Свити проводили время дома, решив разузнать побольше о том, из-за чего весь сыр-бор. Вскоре, Октавия решила узнать больше и о мире: вот кто знал, что Скандинавия уже как двадцать пять лет ушла под воду, предварительно построив над головой защитный купол? Эти люди вручную, и при помощи техники, сместили свои страны в океаны, «подрубив» подземное основание, и объединились под водой в одну большую. В паронете были панорамы подводных городов, с этим приглушённым голубоватым светом, стеклянными стенами, преломлением из-за воды и течений. Это ужасно завораживало. А эти странные и смешные громоздкие скафандры, со множеством маленьких иллюминаторов, с буром на конце одной руки – выглядит и грозно, и мощно! Конечно, и они не избавились от разных проблем – там обнаружили какой-то новый, подводный наркотик, на борьбу с которым были брошены все силы, но в остальном эти страны значительно обогнали другие.

А ещё был Париж – французы просто оторвали город от земли, при помощи титанических размеров дирижаблей и шаров, а ещё мощных пропеллеров, питаемых гигантскими ветряками. Правда, там царила тирания – неугодных просто скидывали с края, а тех, кого считали «низшими» жестко эксплуатировали. Сейчас Париж висит где-то над Африкой, и там лето. Город по-прежнему считается одним из красивейших, а «высшие» люди крайне любезны, гостеприимны и приветливы.

Другие страны были чуть скучнее, хотя Октавии ещё понравилась Величайшая Китайская Стена, проходящая по всей границе Китая. Что ж, это, к сожалению, не спасло их от заражения. Как и примерно половину всего населения Земли.

Это было довольно странно – как всего за шесть лет могло заразиться аж четыре миллиарда людей?! А число погибших просто ужасало – почти триста миллионов, это едва меньше жертв третьей войны! А ведь казалось, что после тех ужасающих событий не будет больше столь масштабных бедствий. Все буквально прогнозировали золотой век! Видимо, где-то просчитались.

А ещё эти статьи от Правительства. По сути, Правительство – это просто все лидеры и министры самых больших и сильных государств, которые когда-то решили сначала разговаривать, а потом решать проблемы. Идея была здравой, пока не оказалось, что никто особо ничего решать и не может; или не хочет, а дальше переговоров дело редко когда двигается. Если это не касается территорий или денег, разумеется.

От друзей Октавия тоже подчерпнула информации. Одни говорили, что это закат цивилизации, другие уверяли, что у правительства есть какой-то план, надо лишь чуть-чуть подождать. Афоне до этого всего вообще не было дела – его это не касалось. Также и бригадир Василий – ему главное, чтобы выполняли норму, а всё остальное не важно. Свити же была уверена, что тут всё это какая-то тёмная история, и не верила ни правительству, ни новостям, никому. С её точки зрения чума – лишь прикрытие чему-то другому, чему-то похуже. Она ждала хоть какого-то прояснения ситуации, и перелопачивала весь паронет. Безуспешно, к сожалению. Хотя её доводы глупы и необоснованны, и многие смеялись над её размышлениями, Октавия пыталась её поддерживать.

Следующий день поначалу проходил также, как и предыдущие – утро, рабочая смена на сверхзаводе, вечер. Но уже идя к мастерской Афанасия, сыграть партию в недавно приобретённые шахматы, кобылки оказались привлечены шумом, идущим от одной из улиц. Они тут же поспешили туда, и как раз успели застать необычное зрелище.

По улице, ныне перекрытой, но наводнённой любопытными зеваками, гордо вышагивала монструозная машина: боевой шагающий робот, возвышающийся на высоту третьего этажа, шёл, громко топая, на двух толстых стальных ногах, превращая и так не особо ровную дорогу в невесть что. Между ног от кабины проходили три узких, но больших в диаметре колеса – одно катило перед ногами, второе меж них, третье за ними. Они помогали машине держать равновесие, и поворачивать. Сама кабина же была круглая, с узкой смотровой щелью, над которой грозно возвышалась пушка.

Таких роботов придумали ещё во вторую войну, но они были громоздки, неуклюжи и медленны. К третьей войне их доработали, и они, наравне с танками, созданными ещё в первую войну, шли в бой. На боку этой машины был намалёван красный крест – он значил, что машина принадлежит ВОЗ и, скорее всего, не имеет снарядов. Либо имеет, но холостые либо иного, мирного назначения. Хотя сама фраза «снаряды мирного назначения» звучит довольно смешно, лучше надеяться, что так и есть.

За гордым роботом ехало три колёсно-гусеничных грузовика. Машины эти в своих кузовах везли солдат, что все как на подбор имели белые нашивки с красным крестом, спрятали лицо за противогазами, и у каждого за спиной висел баллон, а в руках была трубка, шлангом присоединённая к баллонам. Интересно, это лекарство, или горючая смесь?

Над ними, не отставая, летел длинный белый дирижабль, с настолько большим крестом, что тот был проведён от края до края аэростата. По бокам его гондолы были боевые лафеты, узлы поддержки вооружения и бомбодержатели. Все полностью заполнены устрашающего вида снарядами.

За грузовиками, мерно вышагивая, шла огромная толпа врачей. Вид их был страшен, и вызывал трепет и ужас. Одетые в чёрные, длинные одежды, на лицах своих они имели маски, напоминающие птичий клюв, с заклёпками по всей длине и шланг, уходящий в шею, а оттуда – за спину. Клювы были такие большие для мощных респираторов, спрятанных там, а трубочка служила экстренной подачей воздуха из небольшого баллона.

Линзы стёкол маски были темны и непрозрачны. На голове низкая широкополая шляпа, бросающая тень на носителя. На груди вышит белым крест, и значок, на котором значились имя и должность. Также весь костюм плотно облегали кожаные ремни и бронзовые и золотые цепи, подчёркивающие фигуру и статус.

В одной руке они несли большой белый саквояж с красным крестом, а в другой – длинную железную палку, напоминающую посох, только на конце выдавались вверх три острых шипа. Палка эта была особым инструментом, позволяющим проводить манипуляции с чем бы то ни было на расстоянии, не дотрагиваясь. Это было похоже на работу магического рога, только палки были точнее, мощнее, и могли служить грозным оружием, поражающим разрядом тока.

Докторами были не только люди: их шествие замыкал ряд роботов, в таких же тёмных мантиях, и с такими же страшными масками. Человекоподобные роботы все были высокими, на голову выше каждого человека. Робопони же тоже были больше обычных – размерами они напоминали, скорее, аликорнов, чем обычных пони. Аликорны были довольно редки – они гораздо сложнее в производстве, из-за совмещения функций полёта и магии, и интеллектуально они превосходили другие модели, а потому были значительно дороже, и Октавия ещё ни одного не встретила.

Врачи гордо вышагивали по улице, высоко задрав клювы. За ними семенили полицейские, крича в рупор зевакам, чтобы посторонились и не мешали движению. Вдруг к одному полицейскому – низенькому человечку, который сидел за стойкой в участке, когда туда пришла Октавия в первый раз, подошёл доктор, идущий во главе всех врачей, и что-то сказал. Человечек покраснел, потом побледнел, а потом отдал рупор врачу. Этот врач, выделяющийся ещё и тем, что на плечах имел багровые эполеты, что-то покрутил в рупоре, потом подозвал двух товарищей, и те побежали вперёд, к одному из грузовиков. Вскоре шагающий робот свернул налево, к небольшой площади, там остановился и развернулся. Рядом с ним остановились и грузовики, а перед ними, выпуклым полукругом, встали врачи.

Полицейские сновали туда и сюда, отгоняя зевак, но это было и не нужно: те сами боялись подходить близко. Доктор с эполетами на плечах залез сначала в кузов одного из грузовиков, а оттуда поднялся на крышу машины. Он поднёс рупор к клюву, и послышался шум помех и настройки рупора. Его можно было сравнить с ужасным клёкотом хищной птицы. Но вот шум стих, а за ним раздался хрипловатый низкий голос доктора.

— Вниманию жителей! В ваш город явился отряд чумных докторов, с поддержкой вооружённых сил нашей империи. Это значит, ваш город объявляется зоной заражения, а мне, как уполномоченному руководителю отряда, дана власть взять под своё управление всех местных врачей, медицинские пункты, госпитали. Также, прошу принять во внимание, и передать всем: отныне, вы обязаны беспрекословно выполнять мои, докторов, а также офицера Баранкина, командира части, указания. Невыполнение будет строго караться. Завтра, с семи утра до часу ночи просьба всем механическим существам явиться в местный медицинский пункт, для свежевания. Все механические существа обязаны быть освежеванными! Невыполнение будет караться штрафом! После этого на вашем сверхзаводе откроется пункт дезинфекции паром. Через день просьба всем людям также явиться в пункт, для получения минимальной дозы лекарства, и записи. Невыполнение будет караться штрафом! Также, в медицинском пункте и всех аптеках будет продаваться ПУХ. Всем рабочим на заводе будет проводиться еженедельная дезинфекция ПУХом. Наша миссия направлена на спасение ваших жизней, и нам потребуется ваша поддержка. Со следующей недели, каждый понедельник будет взиматься с каждого существа налог размером пятнадцать копеек. Сбор будет проводиться в больничных пунктах. Всем, кто имеет такую возможность: не покидайте дома без необходимости!

Толпа злобно загудела. Отовсюду послышались раздражённые крики и возмущенные голоса.

— А из-за чего это надобно? У нас отродясь бед не было! Ну, пожар там, это другое было! А холера эта – так это глупость всё! Все кто надо – давно закрылися, а лекарство им привезли из Иркутску! – Кричала какая-то женщина, подойдя поближе к врачам.

— Уважаемая! Отойдите обратно! И к вам беды пришли, не особенные чай, но не волнуйтесь – мы тоже здесь! Мы вас спасём, так или иначе!

— Не нужны вы тут! Мы простые люди, жили себе, никого не трогали, а то что было – то сами разберёмся! – Надрывался тощий мужичок.

— Не сможете сами! Да вы посмотрите на себя – только и можете, что на завод день ото дня ходить. А вот мы – ваша истинная защита и помощь!

— Ну, если бы высокие господа построили бы нам институты какие, так может, не только на заводы ходили бы! – Кричал человек в рабочей форме.

— Вам?! Институт?! Вам ничего сложнее парового калькулятора в руки давать нельзя, а куда вы замахиваетесь? Да вы всё зазря пропьёте!

— Вот ужо наговоры! Мы люди хоть простые, но чай не плохие! Тут такой Парк был, пока его не приказали закрыть! И театры сделали нам, и кино! Сам градоначальник туда хаживал!

— Вашего начальника, надо на каторгу, лес валить. Чтобы не давал таким как вы высокое искусство. Не ваше это, по театрам да кино ходить, вы же своими глупыми головами ничего не поймёте!

— Вы за что нас обижаете? Мы трудимся всегда, а в больницу нужно очередь за неделю занимать, даже если впереди только один человек. Отчего бы нам не получать хорошие места для редкого отдыха? А до школы чтобы дойти, да по таким дорогам!..

— Вам кабаков мало? Кроме стопки, вам ничего и не надо, и нечего тут жаловаться!

— А с чего мы должны платить налоги? Мы вас не просили, вы сами заявились! – Закричала одна из старушек, тыча палкой в маленького полицейского.

— Вопиющая наглость! С вас не убудет – меньше спиваться будете. А нам на что жить, вам лекарства закупать, работать, вы не думали? И не просто работать, а заниматься такими разгильдяями как вы!

Тут толпа загудела сильнее и начала напирать на врачей. В ответ на это огромный робот шагнул вперёд, громко топнул, и грозно поводил из стороны в сторону пушкой. Несколько врачей направили посохи на людей, и по шипам забегали маленькие молнии и огоньки. Толпа в испуге попятилась назад.

— Товарищи! Прекратите глупости! Покиньте площадь, расходитесь по домам! Нечего тут делать вам более, чай ещё заразу принесёте! Расходитесь, расходитесь, и без вас проблем хватит!

Тут уже из грузовиков повылезали солдаты, и стали оттеснять толпу. Люди пошумели-погудели, да и стали расходится.

— Пойдём-ка и мы отсюда. Не хотелось бы быть крайними. – Пихнула плечом Октавию Свити, и кобылки потрусили к Афоне, рассказывать новости.

— Не понимаю. Они же вроде врачи, разве они не должны быть хорошими?

— Не знаю. Может, из-за полномочий они такие? А ещё эти солдаты…

— Свити, а что значит, нас освежуют?

— Ага. Ну, это так будет: мы туда после завода пойдём, с нас снимут шкуру и гриву с хвостом, и тогда мы сможем спокойно быть дезинфицированы паром.

— Т-то есть, снимут?! – Опешила Октавия. – А к-как же я буду, без шкурки?

— Ну, корпус-то оставят. А то, что сняли — запихнут в коробочку и отдадут тебе. Можешь за это не волноваться. А, и на всё-всё вообще поставят заплатки, кроме рта. Это чтобы вообще никуда не попала болезнь. Это, конечно же, можно будет снять у любого мастера, но лучше пусть будет – так безопасней.

— Звучит немного… страшно.

— Ой, тебе и отключение было страшно.

— То было другое!

Так, разговаривая, они добрались до мастерской. Афоня как всегда сидел у паровизора, только сейчас он спал. Рядом за столом сидели Сильвер, Торк и Черри, и играли в новенькие шахматы. Черри заметила вошедших робопони и подозвала к столу.

— Привет вам! – Немного тише, чтобы не разбудить человека, поздоровалась розовенькая земная пони. – Чего-й то там творилось? Мы шум слышали.

— О, привет Свити! – помахала копытом Торк. – И Тавия тоже!

— Ой, мы вам такое расскажем! Только, надо и его тоже разбудить. – Тыкнула Афоню Свити.

— А я и не сплю! Кто спит? Я не сплю, нет! Я сериал смотрю, вот, уже досмотрел, я вас слушаю, слушаю, да! – Потягиваясь и отчаянно зевая, засуетился внезапно проснувшийся человек.

Убедившись, что все и впрямь внимательно слушают, Октавия начала рассказывать всё, что они со Свити видели на улице и площади. Торк шумно охала, Черри хмурила брови, Афоня зевал, и лишь Сильвер бесстрастно слушала серенькую земную пони.

— А мне-то что с этого? Пусть они хоть друг друга закопают, лишь бы меня не трогали. У меня на антресоли есть месячный запас ПУХа, а в погребе много консерв и банок с вареньем от бабули. Поней я сам от шкуры избавлю, инструменты есть. За налогом пусть сами приходят – я отсюда не выйду. Будут делать какую-то глупость – спрячусь вообще.

— В смысле от шкуры? Как это, избавят?! – Встрепенулась Торк. Она успокоилась, лишь когда ей детально всё объяснили.

— Хм. Так что же получается – теперь нами правят доктора? – Спросила Сильвер.

— Не знаю. Но то, что они теперь очень важные господа здесь – это точно. Причём все доктора – и люди, и роботы. – Ответила ей Свити.

— Ну дела! Вам как, не страшно ещё одним быть? Может, хотите, поживёте с нами? У нас вот шахматы теперь есть, а мы ещё сами шашки сделаем.  – Заволновалась Торк, глядя на Свити, но она на это только отмахнулась.

— Чего ты! Раздуваешь из мухи слона! Они, небось, побудут тут недолго, сорвут как можно больше денег, и уйдут. Больно им надо возиться с нами!

— Ох, ну не знаю… ладно, как скажешь. Вы это… будете играть? Сейчас тут Черри победит Сильвер, можете сыграть.

— А чего это Черри? То, что я потеряла ладью и ферзя ещё ничего не значит!

— Ещё как значит, голубушка. Моя королева уже дышит в затылок твоему королю, готовься!

— Как-то… необычно звучит. Эээ, нет, спасибо Торк. Мы наверно, домой пойдём. Или как, Свити?

— А, пошли. Извини, Торк, придётся тебе самой возиться с ними.

— Эх, как скажите. Береги себя Свити! И Тавия тоже… Давай Сильвер! Ты ещё можешь растянуть своё поражение!

— Да перестань ты уже!.. – крикнула Сильвер, отчаянно бегая глазами по доске и фигурам, пока Черри ухмылялась ей.

— А, да, я тоже не сплю! Я вполне болею за обеих, так держать! – Подскочил в кресле опять задремавший Афанасий.

— Пока Афоня, мы домой.

— А, ага. До встречи!

---

До дома кобылки добрались спокойно, лишь ненадолго остановились, дабы чуть поговорить со старушками, что чуть ли не насильно стали спрашивать их мнение по всему случившемуся. Хотя, они больше шумели, ворчали, и ругали всех и вся. Кое-как кобылки смогли улизнуть от них.

На лестничной клетке опять был молодой человек, только сейчас он выглядел осунувшимся и уставшим. Он, как и всегда, лишь молча проводил поняшек взглядом.

На чердаке Свити сразу улеглась на пуфик и включила компьютер. Последние дни погода держалась ветряная, а потому можно было позволить побольше времени провести в паронете. Октавия прилегла рядом, но не смотрела в экран паровизора. Её волновала ситуация, начинающая складываться в этом, уже становившемся для неё родным, городе.

— Как думаешь, они ведь не будут делать ничего плохого? – Как бы невзначай спросила Октавия.

— А? Кто? – Не поняла Свити, уткнувшаяся в паровизор.

— Ну, врачи. И солдаты. Я не понимаю, зачем они тут. У нас же не так много больных, а то место, где всё рассыпалось, должны просто немного зачистить, и всё.

— А чего плохого они могут сделать? Ну покричат, погрозят пушками, да сдерут сколько смогут увезти. Они не найдут тут то, что нашли во Франции.

— А что там нашли? Кроме пустого места на месте Парижа?

— Горы тел, выгоревшие дотла города и деревни, полностью чёрные дома и земля, и тонны угля.

— О-ой.

— Угу. А всё, что случилось у нас – стена слегка почернела, и всё. Они помутят воду, как только смогут, и всё.

— Ну, всё равно ведь нехорошо.

— А когда что было хорошо?

Октавия ничего на это ответить не смогла, потому задала другой вопрос.

— А нам как-то может повредить болезнь?

— Почти нет, но если пойдут чёрные пятна по телу, надо будет срочно в дезинфекцию бежать – когда начнут расти кристаллики, они могут поломать чего-нибудь важное. Да и ты сама станешь ходячим разносчиком инфекции.

— О, понятно.

Так разговоры и стихли. Скоро Свити выключила компьютер, и пони перешли в режим ожидания, касаясь друг друга мягкими шкурками. Уже завтра они их лишатся.

---

После завода абсолютно все роботы, не мешкая, направились к больнице. Она находилась довольно недалеко от завода, и все туда скоро добрались. Больница была серым, непримечательным зданием. На окнах висели серые шторы, а на фасаде зелёный, наверное, когда-то светящийся, крестик.

У входа толпились роботы, и что-то обсуждали. Над толпой с громким звуком вилась целая стайка наблюдалок. Большая часть этих летающих машинок перешла под управление солдат и докторов – якобы, чтобы выискивать больных. Теперь наблюдалки чуть ли не в окна залетают. Одну попытались сбить мусором, но не получилось. Вдруг толпа разошлась в стороны, и из больницы вышла другая группка роботов. Они сильно отличались от всех других – вместо шерсти, кожи или даже чешуи гладкий, блестящий металл, перемежающийся бронзовыми и латунными линиями. В подвижных местах и суставах видны были части механизмов, подвижные шестерёнки, пружинки. Они немного растерянно глядели по сторонам, под шепот и разговоры других роботов.

Октавия завороженно смотрела на них, пока они уходили от больницы, и представляла, что будет выглядеть похоже на них. По правде сказать, ей было довольно боязно – понятное дело, боли она чувствовать не будет – просто выключит чувствительность. Но она боялась, какой она будет после этого вообще. Особенно снаружи.

Очередь двигалась невероятно медленно – внутрь заходило порядка тридцати роботов, пока выходили предыдущие, и были внутри до двадцати минут. Но, наконец, пришла очередь и Октавии Мелоди со Свити Белль зайти в больницу.

Внутри стены были такие же серые, может даже тусклее. Туда-сюда сновали доктора, как чумные, так и простые. На простых были надеты мешковатые костюмы, со смешным противогазом с трубкой, напоминавший хобот слона. Несмотря на это, некоторые кашляли в своих костюмах.

Новоприбывших роботов рассортировали, и направили каждого в отдельный кабинет. Октавия зашла, куда ей показали, в кабинет на втором этаже, и оказалась в тесной комнатке, с кушеткой, столиком, стулом к нему, разложенным медицинским креслом и двумя чумными докторами. Тут стоял очень сильный запах химикатов, спирта и медицины. Доктора о чём-то разговаривали, и Октавия навострила уши, пытаясь ловить каждое слово.

— О, ещё одна. Сколько их там всего?

— Много. А ты что, уже устал?

— Конечно нет! Надоело просто.

Доктора ловко усадили Октавию на кресло, и один достал из своего саквояжа скляночки с какими-то жидкостями. Он открыл их, и вылил на спину кобылки. Жидкость была едкой, но не портящей шкурку. Он быстро растёр её по всей шкуре, затем достал другую склянку, половину вылил на гриву, а половину на хвост, тоже растёр. Другой доктор пока что лишь достал из саквояжа большой скальпель.

— Вот чего не пойму – на кой мы возимся? Разве не проще залить всё ПУХом?

— Ты изрядный глупец. Где его взять столько?

— Как это? Его должно быть столько, что ой-ёй-ёй! Само Правительство обязало увеличить производство!

— И? На этот мелкий городишко не дадут много. Проще всё сжечь.

— Ха, точно.

Доктор проткнул скальпелем шею пони, и стал вести вниз, разрезая кожу. Октавия же размышляла над словами доктора: странно, ведь, по идее, ПУХа и впрямь должно быть много, для всех. Или не для всех?..

Тем временем другой доктор взял скальпель поменьше и начал снимать скальп, аккуратно подрезая искусственную кожу. Потом просунул скальпель под разрез, и очертил круг, не задевая ушек. Далее он ухватился за краешек и потянул, медленно снимая. Вскоре пышная и красивая грива Октавии лежала рядом с ней.

— А чего с тем домом сделают?

— Заразный который? Попробуют заразу выжечь. Не выйдет – сожгут дом. Может, и парочку жителей с ним. – И громко засмеялся. Октавии это смешным не показалось.

Вот, скоро рядом с гривой лежал и хвост, а по всему телу Октавии проходили очень аккуратные разрезы. Октавия мысленно порадовалась, что оставила галстук-бабочку дома. Ещё чего доброго, и её бы разрезали! Доктор достал инструмент, похожий на широкую стамеску, и стал поддевать края кожи, проникая под неё и отделяя от металла. Кожа держалась на металле особым клеем. Каждое погружение стамески сопровождалось хлюпающим звуком, а когда слышалось бряцание металла о металл, доктор чуть подавался назад. Кожа снималась медленно, будто нехотя расставалась с телом. Сначала он снял кожу с головы и мордочки, потом со спины и груди с животом, и получилось так, что Октавия осталась в одних «носочках». Но их скоро тоже сняли. Внутренняя часть шкурки была слегка липкой, и доктор передал её всю товарищу. Тот полил её из склянки, похожей на те, из которых поливали Октавию перед началом операции.

— А что если кто-то не захочет, например, заявляться сюда?

— Ему не понравится, что будет, когда придут к нему.

Потом Октавию перевернули, и положили на спину. Один доктор подал другому странный инструмент, а сам взял длинную изогнутую металлическую пластинку и приложил под основание хвостика Октавии. Та сначала смутилась, но, когда это всё аккуратно приварили, так, чтобы можно было потом похожим образом снять, она успокоилась. Потом один доктор достал из кармашка маркер, настроил на нём фиолетовый цвет, такой, как на кьютимарке, и нарисовал на металлическом боку скрипичный ключ. Надо отдать ему должное: получилось похоже!

— А чего там, есть другие лекарства? Кроме ПУХа?

— Нет таких. Только ПУХ. – Пока он говорил, он собрал всю шкурку, гриву и хвост, и начал запаковывать в ящичек. Он вставил в незаметное отверстие в ящичке шланг, и откачал воздух. Та жидкость, которой он протёр шкурку и гриву с хвостом, не давала им спутаться, слипнуться и запутаться. А ещё она вряд ли высохнет в ближайшее время, в ящике без воздуха-то.

— Как думаешь, когда англичане сойдут с ума?

— Скоро, это точно. Они уже начали зачистку Шотландии, и кинули войска на Сагалло.

— Да ты что?! Дак это ж…

— Да не, это глупости всё, пока нас не касается, пусть хоть перебьют друг друга, и всех вокруг.

Другой доктор достал планшет, и стал что-то записывать на листке, пока первый стал опрыскивать Октавию какой-то жидкостью. Она заставляла клей на корпусе высохнуть и крошиться.

— Враки наверное. Хотя, кто знает? Может, когда через пару лет будем уезжать отсюда, придумают как наконец всех вылечить? Тогда чего мы тут мучаемся?

— Тогда ни одного здорового не останется. А наша главная задача – победить болезнь. И придётся ещё усерднее работать. А эти крестьяне невероятно глупы, их пока не пнёшь, они ж не поймут, что не так.

— Ха-ха, верно. Так, с тобой тут вроде всё. Держи себя, — он положил на спину пони ящичек. – А теперь топай вниз, и жди пока не выпустят. Поняла?

— Да, конечно.

— Ну хоть машины понимают, как надо выполнять приказы.

— Они всё равно больше ничего не умеют. Железяка!

— Ты только нашим это не говори. А то узнаешь, кто тут чего не умеет.

Октавия не услышала, что ему ответили, потому что дверь за ней захлопнулась. Она была сейчас довольно растерянной: доктора остаются тут надолго, и они совсем не рады этому. А значит, могут делать что-либо назло жителям Нового Братска. Её это очень огорчало.

Интересно, у врачей был план? Или Правительство говорило правду, что всё будет в порядке? Хотя, они вроде так всегда говорят. Вообще всегда.

Внизу собрались почти все роботы, что заходили с Октавией. Тут же была и Свити. Октавия наконец смогла как следует рассмотреть со стороны, как она теперь выглядит. Пони без шкурки, гривы и хвоста выглядела… необычно. Гладкая и блестящая, она и вправду выглядела как робот, а не как живая лошадка. Тонкие линии сочленений, стыки пластин, редкие части механизмов в суставах. Красиво поблёскивали бронзовые полосы и линии по всему телу. Смешно выглядели торчащие из почти круглой головы треугольные уши, да и вообще все линии стали более угловатыми, их более ничего не сглаживало. Наверное, если неаккуратно погладить теперь пони, можно будет порезаться.

Свити, завидев Октавию, тут же подскочила к ней, удерживая свой ящичек магией. У неё также была её кьютимарка, только на одном боку. Наверное, её рисовали дольше – она разноцветная, и на ней много всего.

— Эй, подруга! Ну, как ощущения?

— Странные. Я как будто нагая, но в то же время, если с кого-то снять кожу, это вряд ли будет то же самое. А ещё мне нравится, какие мы теперь все блестящие! Я будто из серебра!

— Ха-ха, ну ты даёшь! – Засмеялась Свити. – Раз так, то я из платины!

— Эй, так нечестно! – насупилась Октавия, но потом тоже хихикнула. – Так что же получается, мы что теперь – лысые?!

— Абсолютно! – Загоготала её лысая подруга.

Тут перед группой роботов показался врач, который попросил всех покинуть больницу, и освободить место следующей группе. Октавия со Свити вместе со всеми вышли на улицу. Их теперь также разглядывали и обсуждали те роботы, на которых ещё была шкура.

Вдруг Октавию кто-то окликнул. Обернувшись, она с трудом узнала пони перед собой – это был Париш. Такой же железный и блестящий пони, отличающийся только размерами, формой головы да кьютимаркой.

— Какая приятная встреча, леди Мелоди! Вам, кстати, идёт!

— Париш, ну что вы! Оставьте лесть, я едва начинаю привыкать.

— Ох, простите, понимаю. Я сам как не в своей тарелке.

— А, здорова, Париш! Выглядишь таким же блестящим и заносчивым, как всегда. – Подколола Свити жеребца. Она любила посмеиваться над ним, но он не обижался и виду не подавал.

— Леди Свити, добрый вечер. Эх, да, вот такой я внутри. Думал, хоть без шкуры буду другим, а нет. – Притворно-грустно подыграл Париш.

— Свити, как не стыдно? – Укорила подругу земная пони.

— Да разве же я в чём-то не права? – Отшутилась единорожка.

— Ой, перестань. Лучше послушайте: при вас доктора о чём-то говорили?

— Хм. Да, они обсуждали, как терпеть не могут такие захолустья, и что скорее бы уже чума нас всех побрала. – Сказала Свити.

— Я слышал, они рассуждали, как лучше всего оперировать блуждающую селезёнку. Мне на всю жизнь хватит подробностей описания сего действия. – Поджал уши Париш.

— А у меня вот плохие новости. Я слышала, они тут надолго – год или даже больше. Похоже, они сами не рады, но должны быть тут, пока Правительство не доделают какое-то лекарство, не ПУХ, и должны сделать всё, чтобы не допустить распространения заражения. Вплоть до жёстких мер. Они какие-то очень большого самомнения о себе, и не считают ни нас, ни жителей Нового Братска ничем стоящим. Плохо всё, в общем. – Сообщила неприятные новости друзьям Октавия.

— Вот холера! – выругалась Свити. – Только этого не хватало! И так жизнь не сахар, а тут!

— Да, совсем нехорошо. Надо бы рассказать другим. Хотя бы готовы будут. Я пойду потихоньку домой, но зайду к паре друзей по пути. Милые дамы, боюсь, вынужден вас оставить, и не смогу вас проводить. Всего вам доброго!

— До встречи, Париш, ещё увидимся! – Улыбнулась ему Октавия.

— Бывай, смотри не заблудись! – Ухмыльнулась Свити.

Париш легонько поклонился и поцокал в сторону от кобылок.

Сейчас пони шли в мастерскую Афанасия – раз уж он не вылезает из дома, так хоть новости узнает.

— А что ещё говорили? – Решила поговорить Свити.

— Да я вроде всё рассказала. Ещё только узнала, что ПУХа не так много, как казалось. А может много, только нам всё равно не выделят достаточно, чтобы решить большинство проблем.

— Ещё более странно. Уж его-то должно быть сколько! Тьфу, сплошные глупости да сложности!.. Ой, смотри, солдаты! – Вдруг сказала Свити, указывая на группу людей в военной форме. Они стояли у стены Парка, и дома рядом с ним, на которых как раз расползалась чёрная субстанция и росли кристаллики. Один из них что-то сказал, а остальные отошли. Он направил ствол своего оружия на стену дома, и выплеснул на него мощный поток горячего пламени. Оно шипело и ревело, съедая болезнь. Потом солдат отбежал, но подбежали другие, и стали заливать водой горящую стену. Когда пламя потухло, то видны стали обнажившиеся, покрывшиеся черной копотью кирпичи. Или это въевшаяся зараза намертво осталась на стене?

Солдаты, видимо, удовлетворившиеся результатом, проделали то же самое со стеной Парка. Благо, это были листы металла, а не деревянный забор. Потушив огонь, они зашли в сам Парк, и скрылись из виду пони. Кобылки тоже продолжили идти.

— Видела? У них огнемёты. Может, у них всё же получится не допустить сильного заражения?

— Кто их знает. Стена как была чёрной, так и осталась. Если в одну точку палить, то не думаю. Но будем надеяться, чего уж.

Так они дошли до мастерской. К удивлению пони, она была закрыта, и им пришлось стучать. Вдруг приподнялся щиток от прорези для почты, потом опустился, а потом послышался звук открывания двери. За ней стоял Афоня.

— А, это вы. Заходите, не мешкайте. – Когда пони оказались внутри, он быстро захлопнул дверь.

— Фоня, ты чего? Пока что нормально всё же. – Удивилась его поведению Свити Белль.

— Это сейчас всё нормально. А кто знает, когда всё будет не нормально? Я не знаю, и лучше перестрахуюсь. Я это, лучше тут посижу. Поняшки в мастерской, проходите. – Указал он рукой на дверь, а сам, чуть пригнувшись, сел за паровизор. Яркость экрана была приглушена, а судя по щелканью, он точно что-то искал в паронете.

В мастерской же всё было по-старому: три пони, теперь только без шкурки, сидят за столом, на котором разложена игральная доска. Единорожка, Сильвер очевидно, держала магией мешочек, и вынимала оттуда маленькие бочонки и кричала цифры. Две земнопони, которых можно отличить лишь по цвету глаз да кьютимарке внимательно её слушали и ставили на свои карточки пуговицы, едва заслышав нужную цифру. Будучи полностью поглощённые игрой, они даже не заметили пришедших Свити с Октавией.

— Девочки? Привет! Мы тут с целым мешком плохих новостей, готовьтесь разгребать! – Крикнула Свити. Сильвер подскочила на стуле, а Торк, судя по кьютимарке, радостно встала из-за стола и обняла Свити.

— О, привет Свити! И Тавия тоже, проходите скорей! У нас тут лото, будете с нами играть! Две карточки?

— Кхм, Торк. – Смутилась Свити. – Мы тут не просто так, вообще-то. Но да, давайте две.

— Так что, заново тогда? – Вздохнула Черри Берри.

— Да ладно, мы тоже недавно начали, немногое потеряем. – Возразила ей Сильвер, доставая ещё четыре карточки с цифрами. Пони скинули в уголок ящички, и Октавия села рядом с Черри, а Торк усадила Свити рядом с собой. Похоже, она была очень этим довольна.

— Ладно, подружки, выкладывайте, чего произошло? Одиннадцать, барабанные палочки! – Спросила Сильвер. Октавия подтащила краешком копыта к себе пуговку, и положила на нужную цифру. Она начала рассказывать, иногда останавливаясь, когда Сильвер кричала цифры.

— Ну дела! Дожили! Двадцать два, гуси-лебеди! – Возмутилась Сильвер. У Октавии такой цифры не было.

— И не говори. Кошмар и произвол, как таких вообще во врачи берут? – Фыркнула Черри.

— Угу. Обзываются, ругаются, делают чего хотят. Я-то только порадовалась, может, вылечат кого надо, Парк опять откроют. А вот нет мне, эх. – Вздохнула Свити. Торк ободряюще ей улыбнулась.

— Ну, может, всё просто останется, как сейчас? Налоги-то нам платить не впервой, а они пускай сидят в своей больнице.

— Тю, глупости. Они наверняка будут лезть куда не следует, да мешаться. Шестьдесят девять, туда-сюда!

Октавия положила очередную пуговку на карточку. Кажется, она пропустила парочку цифр, но никак не могла понять, каких. Вдруг она поняла.

— Ой, подождите! А раз мы тут все без шкурок, то как же наши коды включения? Они же там, в ящичках теперь!

— Да разве это беда? Сейчас фломастером тебе там же, на ухе, намалюем, и всё! Тридцать два, три притопа, два прихлопа. Стоп игра, надо решить эту проблему. Свити, тоже иди сюда. – Сильвер поставила мешочек с бочонками на стол, а сама направилась к столу-верстаку. Октавия со Свити пошли за ней.

Сильвер магией достала чёрный фломастер, каким удобно делать чёрточки и мерки, и достала маленький листочек. Оказалось, у неё были коды включения некоторых пони! Она быстренько намалевала на левом ушке каждой заветные символы, и убрала вещи, а потом поскакала к столу с лото.

— Всё, продолжаем. Довольны? Двадцать три, два притопа, три прихлопа.

— Эй, чуть помедленней! Да, спасибо тебе. – Сказала Свити.

— Обращайся. Тридцать три, кудри!..

Так пятеро поняш играли допоздна, обсуждали события, и хорошо проводили время. Когда Свити заметила, что уже поздно, Торк стала настаивать им остаться на ночь. Сильно настаивать. Октавия была тоже не против, и Свити пришлось сдаться. Торк просто просияла.

Сильвер с Черри притащили матрац, перед ним положили большую подушку, а на неё поставили переносной паровизор. Когда все улеглись (Торк, чуть ли не в обнимку со Свити), решили посмотреть что-нибудь из новомодных страшилок. Конечно, они были не страшные. Страшно было, когда в комнату зашёл Афанасий, споткнулся о Сильвер и чуть не сломал стол. Но всё обошлось и человек, ворча, отправился спать. Пони, досмотрев кино, тоже перешли в режим ожидания.

---

Октавии понравилась процедура дезинфекции паром – встаёшь, значит, в такую странную комнатку, всю гладкую и блестящую. Сверху трубочки в потолок вделаны, на полу закрывающиеся прорези, а дверь с резиновыми заглушками, и очень плотно закрывается.

В комнате сначала чуть-чуть надо подождать, а потом сверху на тело с оглушающим шипением прольётся волна густого, тёплого пара. Будто горячий душ принимаешь, очень приятные чувства! Правда, ничего живое эту комнату уже не покинет, а вот роботу там постоять, да понежиться под таким мягким теплом… очень чудесное чувство! Октавия даже подняла голову и открыла рот. Струя попала внутрь, обдав одурманивающим теплом механизмы и внутренности. Об их безопасности волноваться не стоило – они могут и не такое выдержать!

А когда выходишь из комнаты, со всего тела начинают скатываться капельки остывающего пара, как будто под дождём простоял. И сразу настроение улучшается, бодрость прибавляется, загляденье! И пускай это всего лишь незначительные части программки, добавляющие обширную гамму чувств.

Отсутствие шкурки давало и ещё одно преимущество – гораздо проще натягивать защитный костюм на сверхзаводе. Почти все роботы были не против некоторое время пощеголять в таком виде. Но были и недовольные как, например, Рэрити: они очень возмущались отсутствию элегантных грив и шкурок, а ещё тем, что теперь все неприятно одинаковые. Последнее кстати и впрямь создавало немало казусов – пони, да и прочие роботы часто обознавались друг с другом и путались. Некоторые нарисовали на себе отличительные знаки; каждый по-своему.

Хотя отсутствие шкур не лишало пони их «волшебных» способностей: единороги также могли колдовать, а пегасы – летать, пускай их крылья и напоминали лишь железные палочки и суставы. Летали они отнюдь не при помощи перьев – такого робота это бы не оторвало от земли. В этих самых палочках находилось огромное количество маленьких паровых турбин, как такие, что используются в ракетах, только сильно меньше. Топливо берётся от парового аккумулятора. Пегасы стараются часто не летать, это тратит немало энергии.

Был, правда, ещё один минус – когда поздно вечером идёшь, и натыкаешься на робота, можно невольно и струхнуть. Но люди быстро привыкли к новой внешности своих железных товарищей, и почти не шугались их.

Вот и сейчас, идя после завода домой, никто уже не оглядывался в испуге на Октавию со Свити. Кобылки спокойно шли, негромко разговаривая. Улицы сильно преобразились: абсолютно пропали все бездомные, попрошайки, да и в целом народу на улице было немного. Также куда-то делись все сволочи-уборщики, и улицы становились грязные и засорённые. Солдаты и доктора время от времени патрулировали улицы, и подходили к каждому с просьбой отправиться домой. Единственного, от кого не смогли избавиться доктора, был пьяный столяр, или полицейский, лежащий на лавочке под фонарём у кабака. Он не отвечал на просьбы, либо ругался и грозил. Октавия как-то вновь попробовала его уговорить, но опять запуталась в его сложных мыслях и отступила.

Над городом постоянно висел военный дирижабль, а по улицам иногда проходил большой робот с пушкой. Завидев его, все тут же старались уйти на другую улицу, либо ещё куда. Солдат с докторами тоже сторонились – просьбы свои они подчёркивали руганью и угрозами. Несколько раз они даже вламывались в дома заболевших, и тащили насильно в больницу. Полицейских города они тоже обижали – солдаты заняли их участок, а они стали выполнять все их поручения.

ПУХ завозили небольшие медицинские дирижабли, а цена на него медленно росла. Город, считай, закрыли: больше не прилетали дирижабли торговцев и мастеров, ни машины, ничего. Ресурсы и сырьё для завода тоже стали поступать реже, из-за долгих и сложных проверок. И из города никого не выпускали, ни по воздуху, ни по земле. Говорят, чтобы до Иркутска не добрались, и чтобы там никого не заразили.

Люди роптали на новые порядки – градоначальник ничего не мог поделать, порядок держиться лишь на страхе и силе солдат и докторов. А ещё и смены на сверхзаводе подняли – люди теперь работают четырнадцать часов, а роботы шестнадцать. Октавии пришлось идти на подзарядку на один день раньше. Свити добавила немного своих денег, и Октавия отправилась в участок. На это ушли почти все их сбережения.

Робот охранник всё так же стоял у ворот, проведя по Октавии фонариком, пискнул, и пропустил её. За забором, помимо машин полицейских стояли и грузовики военных. По сравнению с гладкими и быстрыми машинками они казались громоздкими и тяжёлыми, сурово выделяющимися перед ними.

В самом участке тоже были изменения: за стойкой больше не сидел маленький человечек в форме, но вместо него сидел высокий робопони в маске, даже не взглянувший на Октавию.

— По какому поводу?

— Здравствуйте. Мне бы подзарядиться.

— Понятно. Десять рублёных, по коридору направо.

— Вот, спасибо!

Октавия положила большие позолоченные монетки на стойку, и поцокала, куда ей указали. Перед комнатой стояло два солдата, они открыли дверь, но когда пони стала заходить, один из них поставил ей подножку. Октавия чуть не упала, а солдаты принялись смеяться. «Дураки», подумала пони, и решила на них не обижаться.

В этой комнате и впрямь был паровой генератор. Устройство напоминало большую бочку, к которой присоединена большая коробка. Коробка эта вся утыкана рычажками и кнопочками. Одной стенки у коробки нет, и можно разглядеть, как в ней бегут маленькие шестерёнки, валики, пружинки. Механизм сложный, и точность его восхищает. Присоединена коробка к цистерне рядом труб и проводов. В этой цистерне находится паровое ядро, самая важная часть всего генератора. Полицейский участок может на нём одном работать. Всего-то надо изредка закидывать ведёрко угля, и всё – работает как часы!

С другой стороны коробки было несколько проводков с разъёмами, и Октавия подошла как раз к ним. Взяв один, она согнула заднюю правую ногу, и воткнула в прорезь под коленом проводок, после чего потянула один из рычажков на коробке. Сначала цистерна, а потом и коробка тихо заурчала, немного завибрировала, а потом в тело Октавии потекла энергия.

Пони прикрыла глаза от удовольствия. Энергия была очень приятной, насыщенной и «вкусной». Хотя и отличалась от генератора Теслы, что стоял в особняке бывшего губернатора. Та энергия была чуть посытнее, но будто холоднее, хотя и такая же вкусная. Тут Октавия поняла, почему Свити хотелось попробовать энергию от Тесла-механизма: наверное, ей уже приелась паровая.

Через час, «наевшись» до отвала, Октавия вернула рычажок на место, вынула проводок и его тоже вернула на место. Теперь она была полна сил и энергии, и могла не беспокоиться о заряде ближайшие несколько недель. Погарцевав на месте, она двинулась к выходу, но вспомнив о солдатах, решила смотреть под ноги, на всякий случай. Но подножку ей никто не подставил, зато тот же солдат лихо щёлкнул пальцем по её железному ушку.

— Ха! Знал, что подловлю. Зря под ноги смотрела! – И обидно засмеялся.

— Как же вам не стыдно! Вы же военный, должны, вестимо, быть дисциплинированным, примером для подражания! А вы обижаете меня, а я меньше вас! – Попыталась пристыдить солдата Октавия но, испугавшись собственной смелости, поджала уши. Солдат перестал смеяться, и наклонил голову, сквозь линзы противогаза смотря на пони.

— Я тут весь день, значит, стою. В этой форме, в этой маске, тут жарко, скучно. А с тебя не убудет.

— А если бы была не я, а кто другой? Вы бы так не стали делать?

— Не стал бы. Но ты-то чего? Ты подзарядилась, а теперь иди. Я лишь пытался развеять скуку.

— Можно же было сделать так, не обижая меня. А я бы могла поговорить с вами, пока заряжалась, это же целый час!

— Можно было бы. Но не положено. Если бы застали меня, болтающим, то было бы мне худо. Я просто выполняю приказы всю жизнь. А когда могу – тогда делаю, чего хочу.

— Но сейчас вы разговариваете со мной. А до того громко смеялись. А если бы хотели, тогда извинились бы. Но вы не хотите.

Солдат не нашёл, что на это ответить. Октавия покачала головой, и пошла было по коридору, но была окликнута.

— Не хочу. Потому что гордость не позволит. Но знай: я бы очень хотел.

Октавия обернулась, грустно глянула на солдата, грустно покачала головой и пошла на выход. Другой солдат начал что-то говорить ему, но она уже не слышала.

Пони за стойкой удивлённо посмотрел на проходящую Октавию.

— Уже всё? Как-то вы быстро.

— Да. У меня Тесла-аккумулятор, я час всего.

— Везёт, у меня очень старый паровой аккумулятор. – С завистью сказал пони.

— Наверное. До свидания! – Октавия попрощалась с пони, и вышла из участка.

Робот охранник открыл перед ней ворота, и она покинула территорию полицейского участка.

---

Неподалёку от кабака, у подъезда жилого дома, стояла небольшая толпа роботов, и о чём-то громко галдела. Октавия со Свити, только окончив смену на заводе, протиснулись средь них, дабы узнать, что происходит.

У дома стояло несколько солдат, а из открытых дверей выходило два чумных доктора, неся на носилках человека. Кажется, он был мёртв: руки безвольно свисали с носилок, а по всей коже виднелись тёмные пятна. Из некоторых чёрных пятен уже начинали проступать кристаллики, а кожа вокруг слезала, обнажая бледное, расслаивающееся мясо и мышцы. Лицо было искажено гримасой боли. Должно быть, человек жестоко страдал от болезни. Из груди его выдавался небольшой кристалл, такой же торчал из его правого виска. Вокруг виска расползались, словно вены, чёрные полоски. Человека погрузили в военный грузовик, заполненный другими телами, и грузовик уехал. Солдаты забежали в дом, вытащили оттуда стационарный паровой генератор, похожий на бочку, с прикреплённой коробкой, и обдали из шлангов какой-то жидкостью. Потом они и доктора отошли от дома, и пошли к следующему.

— Представляете, Кузьма помер! – Громко крикнула какая-то робокошка.

— Ха, я так и думал! И поделом! – Радовался другой робот.

— Что происходит? – Встряла Свити Белль.

— Кузьма помер, а его генератор забирает завод. Уже через неделю мы сможем бесплатно заряжаться хоть каждый день, и слова никто не скажет! Только смену на час повысили, и всё! – Объяснила какая-то робокозочка.

— Да ты чего? А кто позволит?

— А это Василий выкупил! Генератор сейчас, видели? Обдали ПУХом, он теперь безопасен вообще.

— А чего Кузьма?

— Помер он, чего ещё то?

— Так вот чего я до него неделю попасть не могла! – Встряла какая-то робопони.

— А куда его сейчас?

— Сожгут! И других мертвецов тоже! Пойдём, поглядим?

— Фу! Зачем?

— Интересно же, когда ещё увидеть такое?

И роботы всей толпой пошли в сторону больницы. Свити переглянулась с Октавией, и пошла за ними. Последней ничего не оставалось, как пойти за ней.

Перед больницей, на небольшой площадке, была целая груда тел. Скоро туда добавили и тех, кого привезли на грузовике. Солдаты окружили кучу, и одновременно открыли огонь из огнемётов. Гора вспыхнула, будто то были дрова, и, сильно дымя, начала гореть. Слышался рёв и треск огня, из кучи то и дело рвались искорки и языки пламени. Из окон больниц глядели заражённые. Некоторые начали плакать. Неужели они думали, что их может постигнуть та же участь?

Роботы смотрели на всё это тихо и завороженно, стоя в сторонке. Отблески пламени плясали на их корпусах, и в блестящих глазах. Октавию поразило, как просто можно избавиться от чего-то, что ещё не так давно было живым. А ещё то, что никто, в общем-то, не скорбел о мёртвых – помер, мол, и помер, делов то? И ладно Кузьма, по словам друзей, о нём вообще никто не жалел. Но другие-то, почему о них не грустят?

Но тут Октавия поймала себя на мысли, что ей тоже, в общем-то, не так уж грустно. Он был плохим, получил по заслугам, а значит, не так уж всё и плохо. Она ужаснулась – как она вообще могла так рассуждать? Как бы то ни было, он был жив, жестоко страдал, и наверняка в его жизни были светлые моменты. Так почему Октавия чувствует лишь небольшую раздосадованность из-за того, что пришлось зазря тратить немалые деньги на подзарядку в участке, и радость из-за того, что теперь есть бесплатная зарядка для всех? Она попыталась выкинуть лишние мысли, чтобы хотя бы посочувствовать, но это было не так-то просто. Наконец, она поняла причину – как она может скорбеть, когда не знает даже имён других умерших?

— Свити, а ты знала кого-то из них? – Спросила Октавия подругу.

— Да. Вон там валяется Семён из пятьдесят первого, а там Настька из шестого. Вроде, ещё кто-то знакомый есть, сейчас сложно разобрать. Попрошаек много почему-то…

— Тебе их жаль?

— Наверное. Я не знала их близко.

— Наверное? То есть, не особо сильно?

— Ну… не то что бы… а что?

— Да так… просто спросила.

— Не думай об этом так. Многие померли от болезни, страдания их уже кончились. Нельзя бесконечно о всех всё время грустить, иначе как дальше жить? Одни уходят, другие приходят, так всегда бывает. Мы должны радоваться, что мы не на их месте.

— Хм. Может быть, ты права.

Пламя начинало затухать – топливо кончалось. Роботы, погалдев ещё немного, начинали расходиться. На земле уже можно было видеть горки пепла и обломки костей. В самом центре пепелища возвышался почерневший от гари череп. Он грустно таращился пустыми глазницами вверх, в затянутое тучами и смогом небо. Потом всю кучу загрёб ковшом гусеничный трактор, и повёз на ближайшую свалку.

---

После всего тринадцати часов на заводе, конвейер вдруг остановился. Роботы удивлённо оглядывались, как вдруг раздался голос Регулировщика из динамиков:

— Возникли определённые трудности, на сегодня всё, ребята. Вы хорошо поработали, считайте это бонусом.

Роботы радостно загудели и двинулись к выходу. Вот так сюрпризы: уже через три дня поставят генератор, а сегодня ещё и пораньше отпустили. Замечательно!

Свити с Октавией радостно шли в мастерскую: у них есть больше времени, и они могут поиграть с друзьями. Людей, кстати, тоже отпустили пораньше. Никто не знал почему, всем ссылались на какие-то «возникшие внезапно проблемы». Многие рабочие ужасно радовались, что хотя бы что-то приятное произошло за последнее время, а то уж совсем туго приходится! А как кабак и публичный дом закрыли, так хоть помирай! А сколь многие находили утешение в молитвах! А теперь священник даже не выезжает ни к кому – он едва успевает отпевать умерших людей, а сколько их будет впереди!

Проходя мимо кабака, кобылки внезапно остановились: пьяный полицейский, или столяр, что всегда лежал на скамейке, сейчас сидел, щурясь от неровного света газового фонаря. Завидев пони, он подозвал их, помахав рукой.

— Поздравьте меня, я представлен к Станиславу второй степени со звездой. Вторую степень со звездой дают только иностранцам, но для меня почему-то хотят сделать исключение, — улыбается он, в недоумении пожимая плечами. — Вот уж, признаться, не ожидал!

— Я в этом ничего не понимаю, – угрюмо заявляет Свити Белль.

— Но знаете, чего я рано или поздно добьюсь? — продолжает столяр, лукаво щуря глаза. — Я непременно получу шведскую Полярную Звезду. Орден такой, что стоит похлопотать. Белый крест и черная лента. Это очень красиво.

Пони ничего не ответили, очевидно думая, что он будет продолжать говорить. Так и случилось.

— Как жаль, — говорит он медленно и тихо, покачивая головой и не глядя в глаза собеседницам (он никогда не смотрит в глаза), — как глубоко жаль, уважаемые кобылы, что в нашем городе совершенно нет людей, которые бы умели и любили вести умную и интересную беседу. Это громадное для нас лишение. Даже интеллигенция не возвышается над пошлостью; уровень ее развития, уверяю вас, нисколько не выше, чем у низшего сословия.

— Совершенно верно. Согласна. – Соглашается с ним Октавия. Она не понимает, почему вот уже который раз беседует с этим человеком. Он не был приятен, а порой начинал ругаться, но при разговоре с ним, будто проясняешь для себя что-то, что даже не понять!

— Между теплым, уютным кабинетом и этою скамьёю нет никакой разницы, — сказал пьяница. — Покой и довольство человека не вне его, а в нем самом.

— То есть как?

— Обыкновенный человек ждет хорошего или дурного извне, то есть от коляски и кабинета, а мыслящий — от самого себя.

— Идите, проповедуйте эту философию в Греции, где тепло и пахнет померанцем, а здесь она не по климату. — Грубо сказала ему Свити. – Что же, по вашему, делать?

— Вы спрашиваете, что делать? Самое лучшее в вашем положении — бежать отсюда. Но, к сожалению, это бесполезно. Вас задержат. Когда общество ограждает себя от преступников, психических больных и вообще неудобных людей, то оно непобедимо. Вам остается одно: успокоиться на мысли, что ваше пребывание здесь необходимо. – Пьяница будто не слушал пони, но говорил вещи, которые как бы вскользь относятся к разговору, а не напрямую.

— Ах, какой вы, право, извините… чудак! – Воскликнула Октавия. Свити же, кажется, надоело всё это, а потому она тихонько подошла к пьянице сбоку, и легонько ударила его. Он вскрикнул, и повалился на скамейку. Октавия удивлённо посмотрела на подругу, но та лишь качнув головой невозмутимо направилась дальше по улице. Октавия было хотела нагонять её, как вдруг пьяница окликнул их обеих.

— Постойте, маленькие… у меня вам, это… подойдите сюда!

Свити развернулась и, ворча, подошла к Октавии, уже вставшей у скамейки. Пьяница потирал ушибленный бок, попутно снимая шинель. Вдруг кобылки замерли в ужасе: из правого бока его прорастала груда чёрных кристаллов, и некоторые были столь большие, что врезались в скамейку. Сама скамейка под ним тоже была чёрная. Ещё оказалось, что у человека не было руки, а вместо неё был неожиданно очень богатый, отделанный дорогими камнями и золотыми узорами протез.

Человек оторвал протез от плеча, бросил его на землю, достал из кармана шинели большой пузырёк с надписью ПУХ, и стал поливать им протез.

— Вы думаете, верно, — заговорил он. – Что я сумасшедший. Или совсем пропивший мозги. Может так и есть, но я человек не сильно плохой. Как думаете, сколько мне лет?

— Шестьдесят? Под семьдесят? – Попыталась Свити.

— Мне девяносто семь лет. Я был военным, всю свою жизнь, сколько помню. Я прошёл всю вторую и третью мировую войну, от Нагасаки до Тель-Авива, Бывал и в Сиднее, и в Калифорнии, и даже в Париже, когда он был как все города. Я был сначала простым солдатом, а потом, так повезло, да и сам постарался, стал связистом, и нашу часть бросали по всему миру, у нас было много сложного, новейшего оборудования. Однажды к нам в часть, когда мы были в Египте, приехал местный высокий чиновник. Весь в богатствах, мнящий себя военным, но по делу даже не нюхавший пороху. И вот, поспорил я с ним, что смогу робота его перевернуть одной рукой. ПТ – четыре, жуткое старье, не то что этот… ЛД – пятнадцать… О чём я? А, точно, тогда у меня обе руки были целые. Я пошёл на хитрость: мы встали под дюной, и робот его был чуть наклонен, а под ногой его были настилы деревянные, чтобы не осыпалась дюна. Ну, я и подговорил командира нашего, что он те настилы сдвинет нашим танком, просто потянет верёвкой. Ну и, значится, настилы он тащит, а я будто толкаю робота. А он возьми, да упади – песочек то рассыпался, а у робота ножки тонки, они провалилися. И пришлось тому чиновнику жаловать нам очень, очень дорогой подарок. Вот, валяется перед вами, я его в протез вплавил, когда руки не стало. Не бойтесь, болезни на нём теперь и в помине не должно быть. Но лучше потом в парилку его, на всякий.

Октавия осторожно подняла протез. Он красиво блестел и переливался камнями. Под запястьем его было много кнопочек, но Октавия не рисковала нажимать их.

— Когда война окончилась, я вернулся сюда, в мой дом. А дома-то уже и не было – снесли, поставили эти длинные бандуры, и делай чего хочешь. Я с горя и завалился в кабак. А очнулся тут. Тут я и до сих пор. Всё моя вина, слаб водке оказался. А потом пришла чума, не знаю уж, от кого заразился, да только вот, кажется, мне конец. А ты была единственной, кто слушал бредни старого вояки, и была добра ко мне. Что ж, я плачу добром тебе – забирай протез. Мне он ни к чему, а тебе пригодится. Считай, чутьё. Штука там, такая штука – всем штукам штука! Кнопку видишь? Большую? Вот когда будет надо, тогда ты используешь её. Всё. – Сказал он это Октавии, после чего развалился на скамейке и накрылся шинелью. Последняя фраза была уж очень запутанной.

— К-как это? Это же ваше?

— Считай, подарок. А теперь, иди отсюда. Мне надоело. Тут на носу война, некогда мне до вас!

— Мне жаль, что так вышло… хотите, мы позовём докторов?

— Не сметь! Сами явятся, дождусь! Они чай, больно гордые, но ничего, я покажу им, где раки зимуют!

— А где они зимуют?

Последний вопрос вызвал взрыв смеха бывшего военного, и даже Свити ухмыльнулась. Октавия чуть смутилась, и отошла от скамейки. Водрузив протез на спину, она попрощалась с бывшим военным, и потрусила по улице. Свити не отставала.

— Во дела. Я думала, он душевнобольной, а вон как оказалось. Нет, слушай, я этого так не оставлю… вон, смотри, доктора, побежали! Может, они смогут ему помочь! – У дома и впрямь стояли чумные доктора – робопони и, наверное, человек. А может ещё робот. Кобылки быстро рассказали им, что, дескать, лежит там больной на скамейке – они и побежали туда, только их и видели.

— Но он просил не говорить… — начала было Октавия, но Свити прервала её.

— Ничего, может, так мы лучше сделали! А покажи протез… какая красотища! Дорогущий небось! Надо будет, когда торговцы будут, продать кому-нибудь.

— Не жалко? Хотя, у нас вроде все ноги на месте… рук нету… да и не подойдёт нам… давай эту штуку только вынем, может пригодиться.

— Хорошо. Только, наверное, завтра, Афоню попросим. Давай сейчас домой, всё равно мастерскую прошли? – Предложила Свити.

— Ладно, как скажешь. – Согласилась Октавия.

---

Пони шли на сверхзавод не спеша, обе были нагружены своими сумками. Октавия несла протез, кусочек уголька в уже почерневшем пакете, да свой ящичек со шкурой и гривой с хвостом, а Свити нагрузила свои сумки какими-то вещами, и тоже несла свой ящичек. Вещи были в основном нужны, чтобы показать их Афоне – авось их смогут починить, разобрать, или сделать ещё чего полезное, а ящички решили хранить в шкафчиках на заводе. Почти все роботы стали хранить там свои шкурки.

На улицах было пугающе пусто и тихо. Ни одного человека, ни одного робота не встретилось пони. У кабака больше не было скамейки с пьяным бывшим военным. Её, наверное, сожгли, а бывшего военного положили в больницу. На том месте остался лишь старый газовый фонарь.

У Афониной мастерской отсутствовала дверь, она лежала у порога, и видно было, что её просто выдрали из петель. Внутри царил бардак и хаос: все вещи лежали не на своих местах, многие были сломаны, паровизор был расколот напополам и дымился. В погребе никого не было – они проверяли. Октавия со Свити очень встревожились, и быстрее потрусили к заводу.

Дом, стоявший рядом с Парком, выглядел ужасно: стена его обуглилась, и во многих местах обнажала внутренности квартирок и комнат, даже до четвёртых этажей. Часть мебели вывалились и лежали на земле, поломанные и наполовину обгоревшие. Похоже, солдаты нашли признаки болезни на стене и использовали что-то мощнее огнемётов.

У завода были закрыты ворота, а охраняло их два робота-сторожа: один полицейский, а другой, что был у Парка. Они дважды проверили пони, и лишь затем пропустили их, поспешно затворив ворота за ними.

На площади перед заводом собрались, стало быть, все оставшиеся жители города и роботы. Они плотным кольцом окружили импровизированный помост, на который взгромоздилась небольшая группка людей и роботов. Впереди стоял толстый человек, в чистом, накрахмаленном костюме, высоком цилиндре, и чего-то ждал. Рядом с ним, но чуть правее, стоял маленький полицейский и Коппер Топ, они вместе держали чумного доктора, который стоял не двигаясь. Левее от него стоял Афоня с двумя людьми, и знакомые кобылкам робопони: Сильвер, Торк и Черри. Афоня выглядел очень помято и потрёпанно. Над землёй кружила целая стая наблюдалок. Толпа под ними гудела и волновалась. Вдруг богатый человек поднял руки властным жестом, и попросил тишины. Толпа стала гудеть тише, А Октавии со Свити стало чуть проще пробираться к помосту.

— Граждане Нового Братска! – Начал свою речь человек. – Я здесь, чтобы сообщить вам плохие вести. Как известно, наш город на карантине, но производство на заводе продолжалось. Сначала, нам сократили поставки ресурсов, но теперь поставки прекратились вовсе! Завод встал, и я было хотел объявить вынужденные отпуска всем, но мне не позволили доктора. Они просили сказать всем, что для того, чтобы продолжить производство, нам придётся переплавить всех механических существ нашего города.

По толпе прокатились поражённые возгласы. Роботы испуганно переговаривались, а люди непонимающе смотрели друг на друга. Октавию это всё ужасно напугало, и она прижалась к Свити.

— Может переплавим? Я не хочу помирать, а так доктора от нас отстанут! – Закричал какой-то рабочий.

— Они тоже жители! Пока есть роботы, они могут делать за нас хоть что-то, им почти не страшна чума! Мы должны защитить их! – Возразил другой.

— Нас убьют наши же солдаты, если не отдадим роботов! На переплавку!

— А если отдадим, то их надолго не хватит, и потом возьмутся за нас! А так, сможем дольше продержаться, а там авось и придумаем чего!

— Это просто железки с мозгами, новых наклепают! А у меня семья, я не собираюсь из-за кусков металла обречь их на смерть!

— Успокойтесь, прошу! – Вскричал градоначальник. —  Я всё ещё наш глава города, и мне решать, чего делать, а чего нет! Я отказываюсь исполнять приказ, а потому послал прошения о помощи губернатору Иркутской губернии, и всего региона. Но мои письма отклонили, направив решать все вопросы непосредственно в высшие органы власти. Большинство их сейчас в Петрограде, и пока дойдёт письмо, мы все уже тут издохнем, и я тоже. А потому, я предоставляю свой дирижабль, команда мастеров уже решает, как поставить на него вооружения, и вырваться из Братска. Я давно забочусь о городе, и не позволю учинять бардак! Доктора уже избавились от всех больных, причём самыми негуманными способами, и, как рассказал сей товарищ. – Он указал на чумного доктора. – Не только больных. Они решили проблему бездомных и попрошаек тем, что половину убили, а половину упекли в больницу и тюрьму. Я крайне не завидую последним. Так мало того, солдаты испортили дом, и с десяток квартир! Стену до дыр изожгли! Хотя не подтверждалось, что там оставалась болезнь. А теперь они приготовили свои оружия, подняли дирижабль, и не дают уйти из города. Они разбомбили восточный мост! Я не собираюсь больше это терпеть! Я не хочу потерять своё место… и этот город, вместе с вами, конечно же!

Толпа поддержала градоначалальника радостными и одобрительными криками, но он попросил их ещё подождать.

— Они могут в скором времени заявиться сюда. Наблюдалки подтверждают, что их робот направляется к нам, и скоро будет тут. – Он сверился с показаниями на маленьком переносном паровизоре. — Также и дирижабль. Но и мы не лыком шиты, нет! У нас есть танки! И один оснащён противовоздушным оружием! Мы дадим им бой, если они сунутся сюда! С другого танка мы снимем одно орудие, и установим на мой дирижабль. Тогда они не посмеют пойти на абордаж! Всё, что мне нужно – несколько роботов, что доставят письмо в Петроград! Почему не люди? Мы не сможем снабдить их провизией – вся еда останется здесь, люди не могут голодать. Полёт туда займёт не более трёх дней. Сначала я бы хотел узнать, сколько самых новых, совершенных моделей у нас есть? С Тесла-аккумуляторами, или какими-нибудь другими улучшениями?

Над толпой поднялась железная рука робокошки. Потом вверх подлетела одна пегаска. А Октавию могли не заметить. Она как ни старалась, не могла вытянуть достаточно копыто вверх. Вдруг она почувствовала, как пары крепких рук хватают её за бока, и вдруг поднимают над толпой: то несколько рабочих, заметив её потуги, пришли на помощь.

— Хорошо, хорошо. Три, значит, хорошо. Ваши улучшения гарантируют то, что мы не бедны, с серьёзными намерениями и должны быть услышаны! Если нужно, прошу на пункт подзарядки. А пока что, выйдите ко мне, получите важные инструкции.

Октавию опустили на землю, рядом с довольно ошеломлённой Свити. Они вместе протиснулись через толпу, и оказались у помоста, на который им помогли забраться рабочие. К ним тут же подбежали Сильвер, Черри и Торк, причём последняя кинулась обнимать Свити. Пегаской же, как выяснилось, оказалась Скуталу, та что из Парка, а кошка представилась как некая важная барыня, и попросила называть её не иначе как Кошка. Вдруг, неожиданно для всех, раздался голос доктора.

— Вы жалкие глупцы! Если среди вас хоть один поражён болезнью, умрут все!

— Мы каждый день глотаем ПУХ! Роботов обдают паром, все инструменты и одежды пропариваем! Нет тут заражённых! Вы всех извели! – Раздались злые голоса.

— Вы не можете знать! Вдруг кому-то попалась плохая партия ПУХа?

— Какая-такая плохая партия? – Поинтересовался градоначальник.

— ПУХ не всегда может помогать! Некоторый разбавляют, чтобы было больше, а мы проверяем людей, чтобы не было болезни! Мы ваше единственное спасение, а вы пытаетесь отринуть это! Прекратите жалкие попытки! Вы ничего не добьётесь, мещане! Вас отсюда никуда не выпустят!

Толпа рассерженно загудела, призывая доктора перестать молоть чепуху. Маленький полицейский попытался дать ему подзатыльник, но не дотянулся, а потому пнул по коленке. Доктор, кажется, даже не заметил этого, но замолчал. Градоначальник отвернулся от него, поворачиваясь к роботам.

— Так, значит, дело вот в чём, я ведь всё-таки чиновник, как-никак, имею связи. И в Петрограде бывал, чего скрывать. В общем, там я выиграл в карты очень, очень дорогую вещицу – этот документик. – Он достал из внутреннего кармана сложенную вчетверо бумажку, и протянул Кошке. – Он даёт право покупать чего угодно в Петрограде, но в долг, который когда-нибудь в будущем нужно оплатить. Большинство моих счетов там же, не беспокойтесь. Эта вещь вам может пригодиться. А, и как прибудете, найдите мастеров – негоже таким видом щеголять по столице. Дирижаблем управлять будет часть команды боевых роботов, они же будут вам охраной в Петрограде, на всякий случай. Дирижабль там, — он указал на большой ангар, стоявший в отдалении. – Пушка почти установлена, поддержка с земли тоже будет, танки тут спрятаны недалеко. Также, вот, другие документы, липовые. В них сказано, что вы – моя собственность. Не бойтесь, это не так, как вернётесь, можете тут же всё изорвать. Вроде всё, если хотите, просите чего угодно, в меру сил, как смогу, сделаю.

— Я прошу взять с собой её. – Октавия ткнула в Свити, которая пыталась отпихнуть от себя Торк. Она очень обрадовалась возможностью вырваться, а вот Торк, наоборот, сильно расстроилась. Октавия продолжила. – И попрощаться с друзьями.

— Как скажешь, как скажешь. А вы? – Обратился он к другим роботам. Кошка попросила дорогую шубу, непонятно зачем, а Скуталу высоченный цилиндр. Всё это градоначальник им предоставил. Потом он подозвал пару полицейских, и попросил найти в толпе тех, кого попросит Октавия, и собрать в сторонке. Пока те выполняли, Октавия подбежала к чумному доктору, и легонько потянула за плащ.

— Скажите, вам поступал вчера или сегодня очень тяжело заболевший человек?

— Поступил бы, то сожгли бы. А мы вчерась днём кого надо сожгли. А больше никого и не остал… не было.

— Странно… он такой, в шинели, и говорит смешно. Руки одной нет…

— Нет, не сжигали, а вот тебя я бы не сжёг. Тебя бы переплавил. Завод не должен прекращать производство!

— Да что ты разговорчивый такой? Коппер, будь добра, стукни его. – Рассердился маленький полицейский. Коппер кивнула и ударила по ноге доктора. Тот даже не шелохнулся, но чуть наклонил голову и как бы сгорбился. Октавия, разочарованная, отошла от него, направляясь к группке, которую собрали полицейские.

Там были Париш, Василий, Регулировщик, три Рэйнбоу Дэш, две Рэрити, Шушайн и Кэррот Топ. Она коротко и быстро рассказала им всё, попрощалась с каждым по отдельности, и долго обнималась с Паришем. После, смущенная, направилась к ангару, куда уже шли мастера, градоначальник и роботы. Париш долго смотрел ей вслед.

Из ангара как раз выезжало два уже знакомых танка. Они были отмыты и перекрашены, один в тёмно-зелёный, другой в серый цвет, и теперь выглядели как настоящие машины войны. У одного лишь отсутствовало одно из орудий, у «Взрывателя», кажется.

А в ангаре тем временем находился дирижабль градоначальника. Она узнала его лишь потому, что с него только-только сняли паровозный отвал. Три коричневые, тёмные гондолы, и танковое орудие под самой задней из них, создавали мрачное впечатление. С аэростата сняли гарпию, но оставили узоры и имя градоначальника.

Вокруг дирижабля ходил священник и читал молитву, иногда встряхивая кадилом. За ним ходили двое рабочих, что несли иконы. Наконец, окончив, он отошёл в сторону от дирижабля.

Рабочие у стены принялись крутить большой вентиль, а потом отошли в сторонку. Октавия не понимала, для чего это, пока не посмотрела наверх, и не замерла, приоткрыв от удивления рот. Крыша раздвигалась, съезжала в стороны, открывая небо, покрытое грязными, рваными облаками.

Оторвавшись от этого зрелища, Октавия подбежала к градоначальнику, что стоял, опершись о стену, и вытирал платочком лоб.

— Почему вы помогаете нам, городу?

— Потому что… а, чего уж, скажу как есть. Если я потеряю город, то потеряю всё. Я на нём сколотил своё состояние, на людях и роботах. Но при этом не делал много плохих дел, понимаешь? А если меня сместят, то я сяду в лужу, разорюсь! Не дай погибнуть городу, передай челобитную куда надо, я тебе потом отплачу сколько ты представить не могла! Пока я глава, они не могут творить всё, что взбредёт в голову, не зная пределов. Но они в шаге от того, чтобы отправить меня валить лес.

— То есть… это ради денег? – Грустно спросила Октавия. Градоначальник посмотрел на неё, вздохнул, и шумно втянул воздух носом, будто собирался заплакать.

— Если бы только ради денег, я бы уплатил им всё, что имел, сам улетел бы в Петроград, и был главой, но оттуда. А вас бы сгноили. Я человек слабый, но не жестокий, и знаю цену жизни, а потому не брошу Новый Братск. Да будь я проклят, если позволю изничтожить этот город! Потому и посылаю вас, как жителей, хоть вы и просто роботы. Но и деньги конечно, весомая вещь, но не только ради них, нет.

Октавия покачала головой, и отошла от градского главы, направляясь к дирижаблю. Она смотрела под ноги, потому не заметила, как к ней подошёл Афоня и, улыбаясь, аккуратно провёл рукой по голове.

— Ну как? Принимай работу.

Октавия встрепенулась, и сначала не поняла, про что он спросил, но когда взгляд её упал на дирижабль, ответила.

— Выглядит грозно. Думаю, солдаты не посмеют к нам сунуться. Афонь, а чего у тебя случилось? Мы заходили, у тебя вся мастерская в руинах.

— Ох, а я-то как на это надеюсь. А тут ко мне с утра вломились многоуважаемые гости, требуя, чтобы я сдал роботов. Вот только в этот момент я чинил Парковского охранника, и ему это не понравилось. В конце концов, они удалились, а я с пони и охранником побежал к заводу. Там уже шли работы над дирижаблем, я был как раз кстати. Они начали его менять ещё пять дней назад, оказывается. – Его позвал какой-то механик, и Афоня ушёл. Октавия пошла к Сильвер, Черри и Торк, разговаривающими с другими роботами.

— Все готовы? Системы в порядке, пора взлетать. Письмо, как и документ, глава положил в эту шкатулку, видимо, чтобы ничего не потерять. Забираемся, народ! – Весело воскликнула Скуталу, и она, Кошка и Свити, попрощавшись с робопони, забрались в гондолу. Сильвер с Черри пожелали удачи, шутливо жалуясь, что их не взяли и они всё пропустят, а особенно полёт, как сказала Черри, и отошли, а у ступенек остались стоять лишь Торк с Октавией. Торк сердито посмотрела на неё, и вдруг сказала:

— Ну и зачем ты взяла её с собой?

— Но… она же моя подруга! Первая, и она поможет мне, если что…

— Она и моя подруга тоже! А теперь вы улетаете, и неизвестно, когда ещё вернётесь! Тогда и меня могла бы взять! – Октавию такое поведение подруги испугало, но потом она всё поняла.

— Торк, не стоит переживать! Я, мы все будем за ней присматривать, ничего не случится! Я обещаю, что доставлю её тебе в целости и сохранности, честно! А ты нужна своим друзьям, ты нужна Афоне! Сейчас им будет очень трудно, ты должна будешь помогать им.

Торк грустно вздохнула, потом подняла глаза на Октавию. В них отражалась неуверенность. – Ты… правда так считаешь? Я просто… буду переживать.

— Правда. Ты должна будешь поддерживать и помогать друзьям, и непременно дождёшься нас со Свити.

Эти слова прибавили Торк решимости. Она лихо тряхнула головой. – А знаешь, ты права! Чего я расклеилась? Сейчас не время! Удачи тебе, спасите наш город!

Пони обнялись на прощанье, и Октавия забралась в дирижабль. Внутри всё было куда краше, чем снаружи. Пускай видно было, что часть мебели и пианино поспешно убрали, но то, что осталось, вполне подходило под определение дорогих, качественно сбитых вещей. Да на потолке даже висела шикарная, хрустальная люстра! Иллюминаторы были широкие, с хорошим обзором, у стен стояли диванчики с мягкими подушками, огромное кресло с подлокотниками, длинный стол из тёмной породы дерева, с витыми резными ножками и узорами – хозяин не скупился на предметы интерьера.

А это было только первая комната первой гондолы! Над дверьми в другие комнаты висели таблички, по типу: «Ванная комната», «Игральный залъ», и прочие. Гондолы соединялись между собой крытыми проходами, которые не дадут выпасть, а также почти наверняка выдержат порывы сильного ветра. Нижние палубы были отведены под технические нужды и каюты для людей, а также переходы.

Кошка расположилась в кресле, Скуталу и Свити рухнули на диван, и забавлялись тем, что дрались при помощи подушек. Октавия решила занять место у иллюминатора.

Одна из дверей открылась, и в комнату ворвалась Эппл Бот. Эта модель была идентична Свити Боту, только оружие другое, да шкура, грива с хвостом и глаза другие. Маленький жеребёнок, с большими, блестящими глазками, сверкала оголённым металлом корпуса и острыми деталями механизмов. Пластины на её спине едва трепыхались в такт ходьбе, скрывая внутри мощный противопехотный гранатомёт и автомат. Малышка громким писклявым голосом объявила, что они отправляются, и пол под ногами Октавии едва ощутимо качнулся. Она поразилась плавности работы двигателей. Дирижабль начал взмывать вверх.

— Ой, а тут оказывается, Есть ещё одна Меткоискатель! – Обрадовалась Скуталу, обращаясь к Свити Белль, когда Эппл Бот ушла.

— Чудесно! Потом и её пригласим играть, если повезёт с сама-знаешь-чем! — и кинула в пегаску подушку, продолжив весёлую возню. Кошке всё это было безразлично, она сидела, кутаясь в шубу, будто бы ей могло быть холодно.

Октавия услышала какой-то шум, и глянула в иллюминатор. Под ними гордо вышагивал боевой робот, позади которого шли сами солдаты и доктора с оружиями в руках. Роботы-охранники у ворот рванулись было наперерез, но были остановлены ужасным огнём пушки робота, которая буквально разорвала их на части. Робот продолжил идти, сминая ворота сверхзавода. Ни людей, ни роботов на площади уже не было – все попрятались кто куда. Остались только наблюдалки, смешно носившиеся туда-сюда.

Солдат ожидали, скрытые разной строительной техникой два танка, а также примерно четыре дюжины людей с разным самодельным оружием и инструментами и группка боевых роботов. А вот над ними, плавненько поворачивая, летел дирижабль с огромным крестом на борту. На головной гондоле были расположены крупнокалиберные пулемёты, и смотрели они ровнёхонько на дирижабль градоначальника! Скорее всего, покончив с дирижаблем, он начнёт бомбить завод своими снарядами на бортах.

Вдруг Октавию знатно тряхнуло, подбросило в воздух, как и других роботов. По всему дирижаблю прокатился оглушающий грохот. Пони как могла быстро подскочила и выглянула в иллюминатор, успев заметить трассу снаряда, вылетевшего из танковой пушки в задней гондоле. Военный дирижабль больше не стал ждать, и открыл огонь из пулемётов. Несколько пуль попало в гондолу, но отрикошетило – похоже, градоначальник озаботился вопросами безопасности заранее.

Ещё один выстрел пушки, и ещё один промах! Но в этот раз, снаряд едва-едва не задел гондолу дирижабля. Октавия в этот раз крепко держалась, а потому осталась на копытах. Военный дирижабль увеличил скорость, и пулемёты застрочили яростнее. Если они пробьют двигатели, будет неясно, смогут ли роботы вообще улететь!

Вдруг откуда-то снизу, ровнёхонько по правой средней гондоле военного дирижабля прилетел небольшой, но крайне неприятный снаряд. Это выстрелил «Разоритель», параллельно уходя от атаки робота, пока огонь вёл «Взрыватель». Роботу трудно было гоняться за двумя целями, выскочившими будто из неоткуда, и нещадно его трепавшими. Солдаты тоже пятились, водя оружием из стороны в сторону, и прикрываясь от града тяжёлых вещей, летевших на них отовсюду. Нескольких уже оттаскивали доктора. Дирижабль же замедлился, от него повалил дым. И тут же выстрелила пушка, попав в головную гондолу.

Объятые огнём, пулемёты замолчали, а потом откуда-то изнутри послышался ряд сначала тихих, но потом всё громче и громче хлопков, слившихся в один, оглушающий. Разломленная напополам, гондола оторвалась от креплений, полетев вниз, перед этим успев повредить аэростат, из которого почти тут же начало вырываться пламя. С боковых креплений средней гондолы посыпались бомбы, но как дирижабль отлетел от завода, сыпались они на жилой дом. Дом, стену которого попортили солдаты. Дом корпус за корпусом начал оседать на землю, верхние этажи уже превратились в обломки, которые к тому же загорелись.

Дирижабль, роняя бомбы и горя, начал снижаться, держа курс на шпиль. К счастью те, кто находился внутри, додумались открепить оставшиеся три гондолы, снижаясь на парашютах, и избежали ужасной смерти от Тесла-поля шпиля, которое разорвало и испепелило аэростат, с прикреплёнными к нему двигателями и невзорвавшимися бомбами. Всё это после короткой вспышки осыпалось на землю серым пеплом.

Октавия крайне обрадовалась, что хоть кто-то смог выжить. Её немного мандражило, пока она наблюдала за боем. Дом должен был быть и так пуст, так что, может и там всё обошлось. На улицах людей тоже, вроде как, не было.

Вдруг она поняла, что вокруг очень тихо. Обернувшись, она увидела, что все роботы столпились рядом с ней и, затаив дыхание, смотрели в иллюминатор. На полу лежало перевёрнутое кресло и кучка подушек, люстра едва заметно покачивалась. Гондолу тоже больше не трясло. Октавия заметила в стене и полу несколько крупных дырочек – должно быть, сколько-то пуль всё же пробило гондолу. Что ж, эти повреждения даже не близки к критическим.

— Вот так дела… такого я ещё не видела. А я много чего видела. – Тихонько проговорила Свити.

— Ну, зато живы остались. Интересно, наши там справились? – Задумалась Скуталу. Понять это уже было нельзя, так как здания скрывали и роботов, и танки, и людей. Кошка же молча хмыкнула.

Дирижабль набирал скорость, здания становились всё меньше и меньше. И даже великая громада завода, уже не пышущая дымом, становилась линией на горизонте. Вверх теперь вился дым и пламя от дома, который разбомбил уже упавший дирижабль.

Октавия наблюдала в иллюминатор, как облака, тучи и смог, всегда державшиеся наверху, вдруг поравнялись с ней, а потом вдруг оказались снизу – дирижабль взмыл выше облаков. Город стало не видно.

Свити встала рядом с Октавией, смотря на облака под ними. Скуталу пробормотала что-то вроде «пфф, пегасы и не на такую высоту взлетали», а Кошку, кажется, не беспокоило вообще ничего. Она молча наводила порядок.

Так, беззвучно летя, они покинули Новый Братск, и держали курс на Петроград.