Розовые носочки

«Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Хорстаун» — прозвучало из хриплых динамиков внутри электрички. Я по своему обыкновению заняла ближайшее к выходу место и облокотилась на спинку. Вагон был полупустой, и это замечательно. Пони, сидевшие рядом, казалось, даже не заметили меня — все пялились в смартфоны. Жеребята, молодые кольты и кобылки, и даже старшие: кто-то читал новостные сайты, кто-то смотрел понитуб, кто-то играл в игры. Я же смотрела в окно на проносящиеся мимо дома и деревья. С неба падали хлопья снега, которые оседали на окне и моментально таяли. Сами окна же были покрыты конденсатом, отчего приходилось несколько раз проводить перчаткой, чтоб хоть что-то разглядеть. Казалось, всего пару лет назад я возвращалась на такой же электричке домой, с завода. Но тогда и дом был другой, и мир… и я была другая. Я бросила взгляд на себя: на мне сейчас зимняя парка, мягкий свитер, под ними выпирает внушительного размера грудь. На ногах у меня зимние сапоги и пуховые штаны, а под ними хлопковые колготки. Они нежно обволакивают ножки, согревая меня и доставляя какое-то странное удовольствие. Кажется, за два года можно было и привыкнуть, но черт возьми, как же приятно носить все эти вещи. Вновь и вновь я это осознаю, и это осознание не ослабевает, не выветривается и не притупляется.

«Станция Хорстаун. Следующая — Сильверсайт» — я и не заметила, как доехала. Взяв свою сумочку и пакеты с покупками, я вышла из электрички и направилась к дому. Белоснежный снежок хрустел у меня под ножками, суетливые антропони бежали по своим делам: кто-то навстречу, кто-то — по ходу моего движения. Я же шла спокойным и умеренным шагом, смакуя каждый хруст, каждую снежинку, растаявшую у меня на носу, отчего прохожие то обгоняли меня, то случайно задевали плечом. На улице уже было темно, зажглись фонари. Под одним из них я остановилась и, замерев, взглянула наверх. Освещенные ярким светом снежинки, словно волшебные мотыльки кружились вокруг и завораживали мое девичье сердечко. Кажется, когда-то давно я видела нечто похожее. Я сняла перчатку и разглядела свою ручку. Тонкие пальцы с ухоженными ноготочками, обручальное кольцо на безымянном пальце. Я дотронулась до головы: ушки на макушке, грива, вытянутая мордочка, большие глаза — я все еще кобылка. Или нет? Я достала из сумочки свои документы: «Хартси Таймс. Дата рождения: 17 Снегопада 4057 г.». На фото моя мордочка и печать бюро записи Антроквестрии. Так и есть, это не сон. Я довольно выдохнула, убрала документы и пошла дальше. Иногда меня накатывает такая эйфория, что кажется, будто это фантазия или очень хороший сон: ну не может все быть настолько хорошо! К счастью, каждый раз я убеждаюсь, что это не так, что это все взаправду. Как я уже говорила, мне так и не получилось привыкнуть к своей новой жизни. И это замечательно, ведь это позволяет мне радоваться тому, что порой даже не замечают местные пони: такому белоснежному снегу, такому чистому воздуху и такой жизнерадостной атмосфере.

— Хартси, дорогуша! – кто-то окликнул меня сзади. – я-то думаю, что за девочка такие огромные пакеты тащит!

— Миссис Вандертейлс, здравствуйте. С наступающим вас!

— И тебя, дорогая, — кобылка с седой гривой приблизилась и обняла меня. – Не скучаешь по библиотеке? – О да, библиотека. Как же я сразу не поняла?

— Смотря, что вы хотите услышать. Книги читать я люблю, а вот вернуться — ни за что! Я нашла свое призвание в другой роли, так что вы уже как-нибудь без меня.

— Ты ведь была самой начитанной работницей. И дольше всех со мной проработала, — это точно. В баре «У Смайлза», что на окраине Хорстауна, даже доска с рейтингом есть. Говорят, тем, кто дольше всех продержался у старухи Вандертейлс, наливают бесплатно. Сама я там, конечно же, не была, но знакомые рассказывают, что мое фото до сих пор на первой строчке висит. – Возвращайся, дорогуша. Теперь все будет по-другому.

— Нет, миссис Вандертейлс, я абсолютно точно не собираюсь возвращаться. А теперь, если вы позволите…

— Я понимаю. Не сердись на меня, пожалуйста. Мы обе с тобой неправы были в тот день. – старушка смотрит на мои пакеты. — Ты, наверно, торопишься. Не смею тебя задерживать.

Я одобрительно кивнула и пошла дальше. Не то, что бы я злилась на эту старую кобылу, но возвращаться в это место у меня не было никакого желания. Тем более, после того, что она тогда сказала.

А вот и дом. Я поднимаюсь на свой этаж, достаю ключи и открываю дверь. Тут же с порога меня встречает мой муж, Квирки Таймс. Он уже давно вернулся, так как был одет в домашнее, а его грива была мокрой и уложенной.

— С наступающим, дорогая. – Квирк заключил меня в объятия, а затем крепко поцеловал в губы.

— С наступающим, милый! Еле дотащила… – я достала из пакета массивную коробку, наспех перевязанную лентой и вручила ее мужу.

— Зэт Уай Андромеда «Сделай сам»? Дорогая, откуда ты узнала, что я мечтал о ней? – Квирк положил коробку на прихожку и помог мне снять верхнюю одежду.

— Ну… пусть это останется моим маленьким секретом. – он действительно не понимал, как настолько далекая от вычислительной техники кобылка может приобрести такую раритетную систему. А ответ очень прост: на этот компьютер облизывается каждый «прошаренный» айтишник-коллекционер, кем совсем чуть-чуть и является мой ненаглядный. Таргет-реклама работает точно так же, как и на Земле, а у меня с прошлой жизни еще сохранились некоторые специфичные знания. Их, конечно же, я всячески скрываю от мужа, дабы избежать лишних вопросов, но сейчас они мне как никогда пригодились.

— А, я понял. Ты у Смэша узнала, — муж оттопырил большой и указательный пальцы и направил последний на меня, — умно, очень умно! Он, наверно, такой «Андромеда? Ха! Их в наше время с огнем не сыщешь. Не трать на это время, девчонка!». Он своим фруктовым чаем подавится, когда я ему фотку скину! – я тем временем присела на обувницу и, наконец, сняла с себя сапожки. Я аж физически почувствовала, как благодарят меня ступни за глоток свежего воздуха. – Дорогая, ты пока переодевайся, а я подготовлю свой подарок тебе. Я не забыл! – с этими словами и частями ретрокомпьютера Квирк удалился в гостиную.

Я усмехнулась и прошла в спальню. После прогулки по морозу кажется, будто я оказалась в парилке. Особенно сильно горели мордочка с ушками. «Офигеть! Еще и корпус оригинальный! Дорогая, ты просто чудо!» — донеслось из гостиной. Оказавшись перед шкафом, я развязала шнурочек на штанишках и освободилась от них. Сняв с себя свитер, я взглянула на ростовое зеркало. В нем отражалась кобылка с темно-кремовой кожей и бобрового цвета гривой (опять от свитера наэлектризовалась и встала дыбом, агххх!) и хвостом. На ней были розовый лифчик и плотные черные колготки, под которыми виднелись розовые трусики и кьютимарка на бедре в виде горящего сердца. Из специального отверстия в колготках выглядывал пышный хвост. Я попозировала немного перед зеркалом, затем освободила свои и так запотевшие ножки от колготок. Кажется, еще чуть-чуть, и от них пошел бы пар. Затем я сняла лифчик с трусиками, выкинула их, а заодно и колготки, в корзину с грязным бельем, завернулась в полотенце и пошла в душ.

Я аккуратно стерла с себя влажными салфетками всю косметику, повесила полотенце на змеевик и зашла в ванну. Горячая водичка ударила мне в мордочку. Отрегулировав смеситель, я добилась комфортной температуры и задернула шторку, отогнув ее концы внутрь ванны. Кирк очень не любит лужи и забрызганные пеной стены. А плескаться я очень люблю, ничего не могу с собой поделать. Сначала мы справлялись ковриком, но его нужно было выжимать и сушить после каждого купания, иначе он стухал и вонял. Фу! А вот шторку мыть не нужно. По крайней мере, не так часто, как саму себя. Все существующие высшие силы, благословите производителей шторок для ванной! Я взяла мочалку, намылила ее и прошлась по всему телу, особое внимание уделив самым интимным его частям. Быть прекрасным полом — значит, быть прекрасной всегда. Ухоженная грива, прекрасный хвост, подобранная специально под тон моей кожи косметика и приятный запах — все это должно быть на мне каждый день без исключения, ведь мой жеребец заслуживает всего самого лучшего. Я открыла флакон с шампунем, вылила небольшое количество на руку, вспенила и нанесла на гриву, тщательно втерев, а затем смыв. То же самое я проделала со своим хвостиком. Да, врачи говорят, что голову нужно мыть дважды, но что-то мне подсказывает, что я еще вернусь сюда сегодня. Выключив воду и выйдя из ванны, я тщательно обтерлась полотенцем и завернулась в него, другое — обернула вокруг головы. Я надеваю тапочки и выхожу из ванной. В спальне меня поджидает Квирк, а рядом с ним, на кровати, лежит платье. Опонеть, это действительно оно?

— Мой подарок не такой дорогой, как твой, но, надеюсь, тебе понравится.

— Ты шутишь? – я беру платье в руки и прикладываю к себе. Этот подол, эта расцветка, этот вырез — оно как будто шилось под меня. – Оно идеально!

— Я помню, как ты смотрела на него в магазине. Пупсик, — Квирк дотрагивается до моей щеки и смотрит мне в глаза, — скоро полночь. Я хочу, чтобы ты была в этом платье сегодня. Переодевайся, а я накрою на стол.

Поверить не могу, что он сделал это: это платье стоит две его месячных зарплаты. С помощью фена я быстро высушила гриву с хвостом и причесалась. Затем я надела на себя чистое белье, тонкие колготки телесного цвета и то самое платье. Гляжу в зеркало — не могу нарадоваться. Какая же я нарядная! Подол опускается чуть ниже моих колен, покрой подчеркивает мои бедра с талией, а вырез делает мою грудь визуально еще объемнее — все как я люблю. Да что там — любая кобылка любит, когда одежда подчеркивает все ее прелести. Я надеваю свои лучшие серьги, жемчужное ожерелье, туфельки, достаю косметичку и совсем чуть-чуть прихорашиваюсь: подкрашиваю реснички и губки. Капля духов — идеально.

Выйдя из спальни, я вижу Квирка, который заканчивает последние приготовления: столик в гостиной уже накрыт и ломится от обилия блюд. Сам ненаглядный со словами «Одну минутку!» забежал в спальню, где на скорую руку начал переодеваться в рубашку, брюки и, видимо, тоже решив прихорошиться, надушился одеколоном. Запах тут же распространился по всей квартире. Признаться честно, я не люблю этот одеколон — пахнет как елочка в автомобиле. Но это любимый запах моего любимого пони — значит, нужно привыкать. Пока муж готовился, я села за столик и включила телевизор. Что там сейчас показывают? Допотопные комедии? Фильмы про День Согревающего Очага, сюжет которых мы наизусть можем рассказать. Что там еще? Хор жеребяток поет о победе над вендиго, приглашенные знаменитости не смешно шутят, каждые десять минут крутят рекламу, где счастливые антропони пьют Спарк-соду и предлагают тебе отметить праздник так же. Кажется, что-то в этой Вселенной никогда не меняется. Разве что, выглядит тут это не так фальшиво и даже немного приятно.

До Дня Согревающего Очага осталось полчаса. Квирк вышел из кухни со штопором и бутылкой игристого.

— Не скучала? – муж откупорил бутылку и разлил шампанское по бокалам.

— Телевизор смотрела. Выглядишь просто замечательно, милый. Даже рог отполировал, oh là là, – я положила ногу на ногу, взяла бокал и, чокнувшись, выпила немного.

— А ты-то как выглядишь, Хартси! Расскажешь, что такая красавица нашла во мне?

— Будто ты сам не знаешь, скромняга. – пока муженек пребывал в смущении, я опустошила тарелку салата и уже накладывала добавку. – Ты ведь помнишь нашу первую встречу?

— Как же ее забыть, милая. Я тогда несколько суток не спал. Поверишь-нет, но я в тебя с первого взгляда тогда влюбился.

— Прямо-таки с первого? Или когда меня из-за тебя с работы поперли?

— Когда ты мне книги приносила, милая. До сих пор не могу поверить, что они так с тобой поступили.

Мы чокнулись еще раз. Подумать только, два года прошло. Казалось, только вчера я, недавно превращенная, решила убить двух зайцев: и денег заработать, и изучить этот мир по местным книгам. Оклад был небольшой, но его хватало на скромную жизнь. А еще мне выделили комнату прямо в здании библиотеки, где я ночи напролет читала, читала и читала. В одну из таких ночей у нас задержался жеребец. Он еле держался на ногах, но продолжал собирать книги на полках, внимательно вчитывался и переписывал некоторые моменты себе в блокнот. По правилам я должна была выпроводить его и запереть библиотеку на ключ, но не стала это делать. Вместо этого я нашла ему те книги, которые он искал, приносила их ему и даже заварила нам кофе. Позже оказалось, что от этой ночи зависело его будущее: Квирки должен был в очень короткий срок завершить важный проект, литература к которому была только здесь. Ночь прошла очень продуктивно: целую неделю после нее я получала от этого жеребца конфеты и цветы. В ту же неделю моя «любимая» начальница насиловала мозг и прогоняла Квирка всякий раз, когда он появлялся в библиотеке. А когда мы снова встретились уже под покровом ночи, она застала нас целующимися между книжных полок. Как вы сами понимаете, в ту ночь я потеряла и работу, и жилище. Но получила намного больше: Квирки пригласил меня к себе жить. С тех пор началась сказка, которая, надеюсь, не закончится никогда. В квартире, подаренной Квирку его родителями, впервые запахло вкусной едой. Полы были идеально вымыты, посуда начищена до блеска, а в постели мы, наконец, стали взрослыми пони. Через какие-то полгода я уже стояла в белом платье и сказала самое важное слово в обеих своих жизнях: «Да!».

Вернувшись из глубокой мысли, я обнаружила, что уже довольно сыта и подшофе. Муж, по всей видимости, тоже. По телевизору седой пони уже пять минут говорит о важности дружбы и любви — всех тех вещей, на которых держится Антроквестрия. Он желает нам счастливого Дня согревающего Очага и пропадает. По телевизору начинают играть праздничные песни, а мы разливаем остатки шампанского по бокалам и со словами «С наступившим!» опустошаем их. На улице раздаются звуки салютов. Какой-то жеребец, видимо, сильно обрадованный сим событием, на всю улицу кричит «АНТРОКВЕСТРИЯ, С ПРАЗДНИКОООООООООМ!». Квирк берет мою ладонь в свои:

— Может, не пойдем сегодня никуда, милая? У тебя такое замечательное платьице, я хотел бы его лично с тебя стащить. – Я понимала, к чему все идет, а от слов любимого жеребца резко потеплело между ножек.

— Признаться честно, я сама никуда идти не хотела, – я снимаю туфельки и притрагиваюсь ножкой к ширинке на штанах мужа, – а к такому времяпровождению я всегда готова.

— Ты моя хорошая… — Квирк вышел из-за стола и взял меня на руки — прямо как в день свадьбы, и понес меня в спальню.

Там, на нашей кровати, муж сдержал слово: он нежно развел лямки моего платья и потянул их вниз, а затем и вовсе отбросил подарок прочь. Он впился в мои губы страстным поцелуем, другой рукой он трогал меня между ножек, просунув пальцы под трусики и колготки. Пока он ласкал меня, я расстегнула ему рубашку и ремень. «Ты моя ненасытная девочка», — ласково сказал Квирк и полностью раздел себя. Наконец, моему взору предстал его огромный синий конский член. Я провела пальчиком по его яичкам, затем по основанию, закончила кончиком и облизнула его. Я чувствовала, как он просыпается, вытягивается, пульсирует, выделяя соленую смазку. Я ощущала жар от тела своего мужчины и его страсть, готовую в любой момент обрушиться на меня. Я легла на спинку и завела его достоинство себе под лифчик. Мужу это понравилось: он схватил меня за сиськи и, прижав их друг к дружке, начал водить членом вперед-назад. Когда его яйца касались моих грудей, кончик члена доставал до моих губ, отчего я успела пару раз чмокнуть его и оставить характерный след от помады. Квирк хитро улыбнулся: он расстегнул мой лифчик и, освободив член, тут же вставил его мне в рот. Сначала неглубоко, так, чтоб я могла посмаковать своего любимого у себя за щекой. Затем глубже и еще глубже, пока я не уткнулась носом в его живот, а сам процесс не начал доставлять мне дискомфорт. Очень трудно с ходу взять и научиться заглатывать такие огромные штуки. Муж почувствовал это и вытащил член.

— Все хорошо, милая? – я тяжело прокашлялась.

— Не получается пока…

— Научишься, — любимый погладил меня по голове, — давай лучше по классике.

Он посадил меня на свой член и схватил обеими руками за промежность. Одно резкое движение — и мои уже мокрые в районе писечки колготки рвутся, открывая к ней полный доступ. Там он, игнорируя трусы, вставляет в меня свой уже твердый как камень член и начинает двигать бедрами. Каждый раз, ощущая пульсирующий от страсти член внутри себя, я получаю такое же удовольствие, как в свой первый раз. Я чувствую его яйца, я вижу бугорок у себя на животе, поражаясь, насколько глубоко он в меня вошел. Я уже не сдерживаю себя и стону от удовольствия настолько громко, насколько могу. Квирк входит в кураж и, не высовывая, встает и нагинает меня. Теперь я стою раком, придерживаясь за стенку. Мои сиськи трясутся от каждого нового вхождения, а после каждого оргазма мои ножки подкашиваются, и я извергаю из себя все больше и больше жидкости.

— Ну не льсти мне милая. Ты уже третий раз кончаешь.

— Ну извините… ааааахх… мистер секс-гигант. Как ебете — так и кончаю.

— Какая же ты у меня хорошая. Я почти…

— Ммм… только не вовнутрь… — секс — это, несомненно, очень приятно, но жеребяток заводить пока не хочу.

— И не думал! – а Квирки вообще детей не любит.

Тут же я почувствовала, как на мою попку, спинку и даже затылок обрушился поток горячей и вязкой жидкости. Затем муж просунул член между бедер и спустил еще больше спермы прямо мне в колготки. Он лег на кровать и выдохнул с облегчением, пока я слизывала остатки спермы с его члена. Кто-то может назвать меня извращенкой, но мне до безумия нравится смаковать и глотать мужскую сперму. Иногда я сама забираюсь к нему в штаны и радую минетом. Говорят, что это заболевание, зависимость, извращение. Но ведь мы с мужем от этого чувствуем себя замечательно. Не это ли главное?

«Высосав» мужа до конца, я, как и предполагала пару часов назад, снова возвращаюсь в душ. Там я аккуратно, чтоб не испачкать пол, снимаю с себя колготки, вытираю ими сперму с попки и ножек и кидаю прямо в мусорное ведро. Затем наливаю воду в ванну и моюсь уже полноценно, стирая мыльной мочалкой с себя последние остатки мужской любви. Затем я меняю воду и еще полчаса лежу, размокая и наслаждаясь запахом специальной, ароматической соли. За мужа я не беспокоюсь: ему сейчас настолько хорошо, что он еще час пролежит, не двигаясь. То ли он такой чувствительный к сексу, то ли я настолько хорошая женушка. Приятнее, конечно, думать, что второе. Я смотрю на свою кьютимарку. Горящее сердце… неужели это мое призвание — быть любящей женой? У мужа на бедре изображена отвертка — он замечательный специалист. Даже у миссис Вандертейлс кьютимарка (не подумайте, я не видела ее голой. Просто в Антроквестрии в последнее время появилась мода вышивать свою метку на штанах и юбках) в виде книги, что и определило ее профессию. А я кто по профессии? Профессиональная домохозяйка, тренирующая технику глубокого отсоса?

Слив воду, я включаю душ и второй раз намыливаю свою голову; затем ополаскиваюсь и, наконец, выхожу из ванной. Там я достаю уже второй комплект чистого белья и одеваюсь. Квирк, заметив, что я уже искупалась, взял полотенце и тоже пошел приводить себя в порядок. Я же открываю шкаф и достаю свою пижаму. Легкие желтые штанишки нежно скользят по моим ножкам, затем мой все еще мокрый хвостик пропускается через специальное отверстие сзади. После я надеваю на себя такую же легкую хлопковую кофточку и открываю ящик с бельем для ног.

Помимо чулок, колготок (которых визуально больше всего по понятным уже причинам) и гетр, в отдельной секции у меня хранятся носочки. Ммм, с носочками у меня связаны самые теплые, самые романтичные и самые приятные несексуальные моменты в нашей семейной жизни. У нас с мужем есть такая традиция или, если будет угодно, негласный договор: когда кто-то из нас чувствует себя неважно или находится в плохом настроении или просто хочет тихо и мирно провести время без сексуальных утех, то он надевает заранее установленный предмет одежды. У Квирка это тельняшка, в которой его дед розгами порол. Я же под такие случаи всегда надеваю носочки. Их у меня почти столько же, сколько и колготок, примерно шестнадцать пар. И все они розовые. И не надо закатывать глаза: я теперь кобылка, могу себе подобное позволить!

Я надеваю пару своих любимых носочков и достаю фен. Знаю, что частая сушка волос вредна, но, думаю, не настолько фатальна. Пока я сушила гриву с хвостиком, ко мне сзади подошел мой ненаглядный, взял за плечи и поцеловал в щечку.

— Пойдем кино смотреть, пупсик, — я дернулась, — или ты спать хочешь?

— Смотря, что за кино, — честно говоря, мне и не особо было интересно, какое кино он будет смотреть — местный кинематограф я так и не полюбила. Я и тот, земной, не очень жаловала, но тут, в Антроквестрии, более-менее серьезные жанры как будто через все круги цензуры проходят, становясь пресными и скучными. Хотя, может, это я так пресытилась.

— «У свиней есть глаза», солнышко, — даже представить боюсь, что это: комедия или ужастик.

— У кого глаза-солнышки, прости? – я выключила фен. Муж рассмеялся и поцеловал меня в лобик.

— Ты — мое солнышко. А у свиней — глаза. Это острая политическая сатира, приправленная приключениями и драмой. – Я убираю фен, поднимаю с пола свой подарок и вешаю его в шкаф. – Три Золотых Аликорна — это тебе не шутки. Ну что?

— С тобой, милый — хоть краску на стене смотреть, — Квирк, смеясь, берет мою ладонь в свою и ведет меня в гостиную, где он, самый дорогой в жизни мужчина, уже навел порядок, убрав обувь и стол со стульями.

— Только пообещай хотя бы в первые полчаса не засыпать.

— Обещаю.

Мы легли на диван: я спереди, а Квирк, прижавшись ко мне всем телом — сзади. Еще один до жути приятный, но все еще находящийся за гранью моего понимания момент: почти час назад мы трахались как животные. Я сосала его член, он спускал на меня, как на последнюю шлюху, мял сиськи — в общем, вел себя как законный муж. Сейчас же мы лежим вместе и смотрим кино, как будто ничего не происходило. Как ангелочки, не знающие греха.

Жеребец приобнял меня, положив свою синюю руку на мою тоненькую темно-кремовую ручку. Какие же мы разные. Помню, как были недовольны его родители, потомственные единороги, когда он привел меня к ним знакомиться. Они тогда сказали, что «она весь род своей земнопоньей кровью испортит» и назвали «сиротой без рода и фамилии». Квирк тогда рвал и метал. Он был взбешен настолько, что уже мне пришлось защищать этих снобов от их же собственного сына. Больше мистера и миссис Таймс я не видела. Оно, может, и к лучшему. Я взяла мужа за гладкий, отполированный рог и крепко поцеловала его в губы.

— Попортил меня, сироту, своим единорожьим хуйцом, муженек! — Квирк громко рассмеялся.

— Маму с папой вспомнила, дорогая? – муж прижал меня к себе еще сильнее. – Я же с ними с тех пор и не разговаривал ни разу…

— Не собираешься им написать?

— Когда-нибудь соберусь, — с этими словами он поставил кино на паузу, — думаю, они даже примут тебя после этого. Ты так отважно меня по рогу стукнула, что, будь я своим отцом, я бы тебе всю жизнь был бы благодарен.

— Это когда ты их в лягушек превратить хотел?

— Не помню, в кого я их там превратить хотел, но они бы дорого заплатили за то, что обидели мою сиротку… ты ведь не обижаешься, когда я тебя так называю?

— Нет, конечно. Я ведь и есть круглая сирота. На правду, как говорится, не обижаются. – Технически, это, конечно же, неправда. Однако, когда твои биологические родители живут в другой реальности, а ты даже издалека не похожа на их сына, то сказать, что у тебя вообще нет родни, намного проще.

— Вот и правильно. – муж поцеловал меня в щечку. – Мы есть друг у друга, а это самое главное. И ты для меня значишь больше, чем все семейство Таймс и все их заслуги перед страной. А если потребуется, — опять его понесло, — я вообще готов отказаться от своей фамилии и их наследства. Хоть завтра будем не Таймсами, а, скажем, Спейсами.

— Чушь не неси, — я снова хватаю мужа за рог и снова его целую, — я тебя безумно люблю вне зависимости от того, к какому роду ты принадлежишь. Я не за твоих родителей замуж выходила.

— Хорошо, милая, ты права. Я просто рад, что ты у меня есть, и хочу, чтобы ты всегда об этом помнила. Тебя я не променяю ни на какие блага.

— Даже на Зэт Уай Андромеду?

— Даже на нее, пупсик. А Андромедой я завтра займусь. У нас с тобой полмесяца праздников впереди, так что готовься. Буду учить тебя пайке и электронике.

— Хорошо, милый. Я даже с твоего позволения что-нибудь сама припаяю, — вот ты удивишься, ненаглядный.

— Замечательно. – Квирк снимает паузу, и мы продолжаем смотреть кино.

Я сдержала свое слово и не спала ровно полчаса с начала фильма. Неважно, что мы десять минут из тридцати разговаривали и целовались. Тем более, нежные объятия любимого пони сами по себе подталкивают ко сну. Я закрываю глазки и начинаю видеть первые сны. Сквозь сон чувствую, как могучие руки поднимают меня и несут в спальню, укрывают одеялком и гладят за ушком. А что дальше? А дальше пробуждение, будни каждой любящей жены: плита, веник, швабра, посуда, стиральная машина. Возможно, даже иголка с ниткой, если Квирк снова что-нибудь порвет. Так будет всю жизнь, пока я буду жива. Кажется, я поняла, наконец, что значит моя кьютимарка. Горящее сердце — это не знак профессии или призвания, а то, что у меня в груди. Когда я слышу, как муж хвалит приготовленный мной ужин после трудного рабочего дня, мое сердце торжествует. Когда мы вместе проводим время, обнявшись или взявшись за руки, мое сердце замирает, желая, чтобы эти мгновения никогда не заканчивались. Когда губы моего любимого касаются моих, а наши языки становятся одним целым, мое сердце загорается. И освещает оно, поверьте, не только мою душу.

Кто-то рожден быть правителем. Кто-то — художником. Кто-то — героем. Я же рождена, чтобы быть самой дорогой и самой любящей кобылкой для своего жеребца. А в будущем, возможно, и для наших с ним жеребят. И об этом я мечтала еще тогда, будучи человеком. Возможно, Квирк когда-нибудь узнает мой самый сокровенный секрет. Возможно, узнает, так же, как и вы узнали обо мне, сиротке Хартси, а также о моей жизни, о моих чувствах и о секрете розовых носочков.