Битва за Аквелию
Битва за Аквелию. Глава II: Бой за Сен-Шар.
"Сегодня ночью мы оставили ещё один пункт. Бой шёл целые сутки, а потом противник подтянул тяжёлую артиллерию и нам пришлось отступать. От моего батальона осталось меньше трети, мой штаб почти полностью перебит, я сам ранен в ногу и скорее всего охромею. Я устал, я истощён до предела, если я лягу на землю — я уже не встану с неё. Но моим солдатам ещё хуже, и это ещё держит меня на ногах.
Мы отойдём, перегруппируемся и займём новый рубеж. Пусть силы противника кажутся бесконечными, но я знаю: с каждым боем они становятся слабее, каждый метр нашей земли стоит им очень дорого. Скоро они выдохнутся, скоро они остановятся, их военная машина заглохнет и развалится под собственным весом. Они могут убить одного аквелийца, они могут убить тысячи, они могут карать, жечь, вешать — но это им не поможет. Аквелия уже никогда не покорится им, и они знают это. Они знают это, и злоба их велика, но бессильна. Никогда более земля нашей Родины не будет топтаться их сапогами, никогда более их поганая старая власть не будет нам указкой. Мы — свободный и великий народ, и нет такой силы, которая могла бы загнать нас обратно под ярмо кровожадной Монархии!"
Записка аквелийского офицера, якобы написанная после боя. Данный материал широко использовался аквелийской прессой в пропагандистских целях.
Стояло раннее летнее утро, артиллерия работала уже час. Полковые пушки били по вражеским позициям, пехота залегла, в ожидании приказа к выдвижению. До неприятеля было не так уж и далеко — вчера ночью передовые отряды столкнулись с вражеским предпольем, расположившимся в окрестностях высотки, на имперских картах обозначенной как "Высота Сен-Шар", по названию деревни, располагавшейся на вершине трёхсотметрового холма, подножье которого было густо покрыто виноградниками. Судья по разведке боем, противник успел серьёзно окопаться здесь. Дома в деревне были хорошо укреплены, передовые позиции аквелийцев скрывала густая растительность. Вызывали опасения и другие высоты — "Высота Корби" и "Высота Эгаль", на которых так же располагался вражеский контингент и которые препятствовали обходу Сен-Шара с флангов и захвата его в тактическое, огневое окружение. Командующие 10-й Йельской и 8-й Ангриверской фон Швальцопфа и фон Шерера пехотных дивизий решились на стратегическое окружение высот, в то время как прямую атаку должны были осуществить полки на их флангах, а так же находящаяся на подходе Герцмейстерская пехотная дивизия Фон Кирхе.
И вот, когда налапные часы йельских и ангриверских офицеров показали полдень, обстрел наконец прекратился. Сен-Шар, некогда бывший крупной и процветающей деревней, был превращён в дымящиеся развалины, а цепи имперцев наконец поднялись в атаку. Они находились у аквелийцев как на ладони и прекрасно понимали это. Они не надеялись на внезапность, но на решительность и мощь своего натиска.
— Идут... — Задумчиво проговорил аквелийский полковник, разглядывая в стереотрубу бурую форму неприятельских солдат.
— В обмотках. Стало быть, какая-то окраинная часть. — Заметил его помощник, тоже смотревший в ту сторону, но невооружённым глазом.
— Причём поредевшая. — Кивнул грифон, а потом отстранился от стереотрубы.
— Мортье, ставьте всех в ружьё. Тиральеры долго не продержатся.
— Слушаюсь! — Заместитель полковника, майор Мортье, двинулся по окопу, выкрикивая указания.
Обстрел был длительным и мощным, деревня сильно пострадала. Ориентиром для имперцев послужила колокольня местной церкви, которую аквелийцы не успели вовремя снести. "Вот вам и защитники веры." — С горькой усмешкой думал полковник, выходя из своего блиндажа и осматриваясь вокруг. От многих домов почти ничего не осталось, но потери оказались небольшими, потому что солдаты успели укрыться в блиндажах и подвалах. Сейчас они быстро занимали окопы и готовились к бою. В воздухе пахло порохом и пыльной взвесью, с минуты на минуту должен был начаться бой.
Два неприятельских полка двигались тремя волнами, постепенно перестраиваясь и охватывая их высоту в полукольцо. У подножия холма залегло несколько отрядов лёгкой пехоты. Они должны были завязать бой и выиграть время для артиллерийских корректировщиков, чтобы те направили огонь оставшихся в строю гаубиц на наступавших. Вражеская артиллерия, закончив бить по деревне, начала отрабатывать по другим высотам, с целью отвлечь на себя аквелийские батареи, расположенные там. Однако, те угрюмо молчали, пока наблюдатели вычисляли примерное местоположение герцландских батарей и дивизионов. Снаряды с диким свистом проносились над головами солдат, заставляя тех вжиматься в землю. Бой герцландских гаубиц было трудно спутать с чем-либо ещё. Визг и вой их снарядов был низким и оглушительным, а фугасы рвались с характерным звуком. Полковник пошёл дальше по окопу, вслушиваясь в пальбу. "Они летят через нас, тут нечего бояться!" — Смеялся он каждый раз, как пехота пригибалась под очередным залпом. Солдаты оборачивались на его голос: кто-то кивал, кто-то отдавал честь, кто-то начинал улыбаться в ответ, наполняясь мужеством. Молодые ребята, почти птенцы, годящиеся ему в сыновья. Много таких уже сложило голову, а сколько ещё должно сложить?..
Послышались первые ружейные выстрелы — это тиральеры встретили вражеские силы. Имперцы были не дураки, поэтому впереди их цепей тоже шла передовая разведка, она-то и попала под обстрел из виноградного кустарника. Поняв, что сражение началось, а ему следует быть на своём месте, полковник решил уходить. "Сражайтесь храбро, солдаты!" — Крикнул он бойцам, залегавшим в окопах первой линии, а сам двинулся к наблюдательному пункту, где находился до этого. Полковник встретил там артиллерийских телефонистов и корректировщиков, державших связь с высотами "Мейсен" и "Эгаль". Полковник взял с собой на наблюдательный пункт одного из связистов.
— В нашем предполье начался бой. Нужно подпустить врага поближе, так что когда тиральеры начнут отходить, командуй открывать огонь по ориентиру восемь.
— То есть по району виноградников? — Спросил у него телефонист, бросив взгляд на открывавшийся из амбразуры вид.
— Да. — сдержанно кивнул полковник. — Жалко, но придётся. Ждите команды, времени у нас немного.
Командир прильнул к стереотрубе и начал наблюдать за боем, связист в свою очередь встал у двери блиндажа, готовый в любой момент начать диктовку координат. У них было какое-то время для того, чтобы пристрелять окрестности и поделить окружающий ландшафт, но этого времени в основном не хватило. Однако, в районе Сен-Шара удалось подготовить достаточно продуманную систему ориентиров и секторов, так что тут противнику должны были быть созданы значительные трудности.
Тем временем, бой за предполье продолжался: имперцы наступали, неся незначительные потери. Оказавшись под серьёзным ударом, лёгкая пехота начала перекатами отходить к основным позициям. Они старались как можно быстрее разорвать дистанцию, заставить герцландцев следовать за ними. Небольшие отряды по десять-пятнадцать штыков мелкими перебежками пытались добраться до своих окопов, неся серьёзные потери под ощутимым вражеским огнём. Всё это происходило на большом расстоянии от полковника, но он отчётливо видел сцены неравного боя, развернувшегося у подножия холма. В конце концов, тиральеры бросили стрельбу и побежали, увлекая противника за собой. Имперцы клюнули на это и вскоре приблизились к той самой полосе, которая была отмечена аквелийцами как тот самый "Ориентир восемь".
— Пора! — Скомандовал аквелиец. Телефонист кивнул, высунулся из дверного проёма и прокричал:
— По ориентиру восемь, фугасами, беглый огонь!"
"По ориентиру восемь, фугасами, беглый огонь!" — Повторилось где-то за стеной блиндажа.
— Сейчас должны начать. — Доложил полковнику офицер связи. Полковник молча кивнул, не отрываясь от стереотрубы. Через минуту ожила аквелийская артиллерия.
В блиндаже послышался приглушённый свист снарядов, несколько секунд спустя среди вражеских цепей уже рвались фугасы скорострельных 75-ти миллиметровых пушек. Обстрел застал имперцев пробирающимися через виноградники и нанёс им серьёзный ущерб. Аквелийские пушки стреляли быстро, и вскоре зона видимости заволокло вырванной из земли грязью и дымом, среди которых метались тёмные фигуры вражеских солдат. Однако было понятно, что такого противника как герцландцы трудно опрокинуть одной лишь артиллерией. Бой продолжится, и будет он не из лёгких. Полковник продолжал внимательно наблюдать за ситуацией. Стереотруба была нужна ему только для оценки расстояния, как и все грифоны, он был очень зорок и отчётливо видел объекты даже на расстоянии двух-трёх километров. В данный момент, противник находился менее чем в километре от него.
— Мсье полковник, тиральеры добрались до главной позиции! — За его спиной внезапно возник верный Мортье.
— Скольких они потеряли?
— Десяток убитых, три легкораненых.
— Ясно. — полковник отстранился от стереотрубы и посмотрел на майора. — Готовьтесь к бою. За Республику.
— За Республику! — Грифон козырнул и покинул блиндаж.
Из облаков дыма и пыли снова показался противник. Цепи разбились и перемешались, но постепенно принимали первоначальный порядок. Имперцы уже не могли идти шагом, им пришлось перейти на бег. Офицеры с шпагами наголо вели то, что осталось от их взводов, рот и батальонов. Было видно, как они кричат и подгоняют своих солдат в атаку, как стреляют в воздух, как расстреливают паникёров, как сами со страхом и тревогой смотрят вперёд, удерживаемые от бегства только силой дисциплины и воинских понятий. Их моральный стержень ещё не был сломан — нужно было его переломить...
Аквелийцы открыли огонь первыми. Несколько пулемётов ударило из замаскированных огневых точек, к их огню вскоре прибавились залпы из винтовок. Над герцландерами засвистели пули, но они не остановились. Между цепями и окопами оставалось всего двести метров, имперцы надеялись быстро покрыть это расстояние и вступить в штыковой бой. Они всё ещё превосходили числом защитников и могли надеяться на успех. До наблюдательного пункта долетел их яростный боевой клич: "За Императора!"
Несколько сотен грифонов сумело добраться до первой траншеи, где тут же закипел жаркий и отчаянный бой. Полковник оторвался от стереотрубы и даже было схватился за шпагу, но волевым усилием удержал себя от этого. "Я нужен здесь." — подумал грифон.
— Ввести в бой резерв! — Скомандовал полковник. В начавшейся свалке смысл имели только численность и личное мужество. Нападавшие уже не придерживались какой-либо тактики или порядка — полки ворвались в траншеи и быстро смешались, потеряв организацию. То же самое произошло и с защитниками, и теперь каждый в тех траншеях был сам за себя. Наблюдательный пункт находился уже не так далеко, поэтому грифон достал пистолет из кобуры. Один из немногих оставшихся у него адъютантов выпорхнул из блиндажа и побежал к одному из подземных убежищ, где пряталась рота капитана Ланна — единственный резерв обороны высоты. Вскоре приказ был передан, и сотня грифонов перелетая через окопы двинулась вперёд, на помощь отчаянно дравшейся первой линии. Они ударили на герцландцев в штыки, но те быстро опомнились от шока и какое-то время продолжали храбро сражаться, несмотря на то, что исход их атаки уже был решён.
Бой в окопах длился долго, но врагу всё-таки пришлось отступить. На покатых склонах "Высоты Сен-Шар" осталось множество имперских солдат, ещё больше погибло во время яростной драки в окопах. Они не решатся на ещё одну атаку — им просто не хватит сил.
Аквелийский полковник тяжело опустился на стоявший в блиндаже стул. Сражение закончилось только к семи вечера, перейдя в фазу артиллерийской дуэли. Перед высотой и за ней свистели и рвались снаряды, тогда как у самой высоты появилась некоторая передышка.
— Мсье, атака отбита! — В блиндаж зашёл растрёпанный, но радостный майор Мортье. Он лично участвовал в этом бою и показал себя достойно.
— Я вижу. — Угрюмо проговорил полковник, стаскивая с себя тяжёлую перчатку и закрывая лапой лицо. Перья на лбу грифона были влажными от пота, к горлу подступал кашель, хотелось курить — но сигарет не было.
Между начальником и подчинённым установилась пауза. Мортье подошёл к стулу и склонился над пожилым командиром.
— Может, сходите к личному составу? — Спросил он.
— Надо бы. — Очнулся от каких-то своих мыслей полковник, и снова начал натягивать на лапу тяжёлую и длинную перчатку. Потом он встал, тяжело вздохнул и последовал за заместителем.
Всё вокруг пропахло порохом и смертью, везде носились медики и санитары, кричали раненые и умирающие. В разрушенному зданию церкви подъехало несколько грузовых машин — это приехала колонна из Эгаля, где находился главный госпиталь. Солдаты и врачи грузили в кузова раненых, оказывали первую помощь тем, кто в ней нуждался. Мимо идущих к первой линии командиров несли носилки, кто-то что-то приказывал, кто-то на кого-то ругался. Сейчас они победили, но что будет потом?. Их часть с боями отступала от границы, дралась за Фловерино и отступала дальше. От былых трёх батальонов остались жалкие сотни, восстановившие своё число только за счёт поглощения ещё более разбитых и разрозненных подразделений. Штаб полка погиб погиб, Мортье раньше командовал батальоном, а теперь стал чем-то вроде связующего звена между командиром и подразделением. Сейчас прошёл ещё один бой, и потери, судья по всему, уже шли на десятки и сотни. Им нужны резервы, нужна перегруппировка, но это будет ещё не скоро, если будет вообще.
— Полк, стройся! — Громко скомандовал полковник, заставив всех обратить внимание на себя. Отдыхающие после боя, утомлённые и измученные грифоны не сразу повиновались, но постепенно вокруг командира собралось около семи сотен бойцов. Они все были в грязи и пыли, кто-то волочил ногу или держал лапу на перевязи. Уцелевшие офицеры терялись в этой серо-бордовой массе шинелей, кителей и касок. Все они смотрели на него своими молодыми, но уже постаревшими глазами. Этот взгляд говорил ярче и красноречивее всякого слова, он не требовал никаких объяснений.
— Солдаты, — наконец начал свою речь полковник, — сегодняшний день был тяжёл для всех нас, но сегодня — мы победили! Я знаю, что вы устали и обескровлены, но враг обескровлен ещё сильнее, он остановлен и не сможет атаковать нас снова. Вы дрались как львы, и вы одержали верх над захватчиками. Скоро к нам подойдут резервы, скоро мы получим подкрепления — и тогда никто уже не сможет сбить нас с этой высоты. Слава Республике! Ура!
— Ура! — Ответил ему хор усталых голосов. Несмотря на всю тяжесть лишений и боёв, солдаты ещё держались. Дисциплина и мораль любого подразделения зависит от личности его командира, и в их случае эта личность была достаточно волевой и сильной, чтобы держать личный состав в порядке.
Снаряд со свистом ударился в землю и разорвался на тысячи осколков, калеча и кромсая всё вокруг себя. Одни артиллерийские батареи в дикой суматохе пытались сформировать колонны и отступить, пока другие отчаянно вели бой с превосходившим их в скорострельности противником. Гибла орудийная прислуга, гибли тягловые, фонтаны грязи вырывались из земли, переворачивая пушки и подводы, в щепки разнося снарядные ящики. Сквозь грохот разрывов прорывались командные окрики офицеров, пытавшихся придать отходу организованную форму. Вражеские фугасы летели градом, не давая практически никакой передышки. В это время, из-за пары отдельно стоящих домов, вышла батальонная колонна 4-го Кронского полка.
Грохот канонады был слышен ещё задолго до того, как они приблизились к артиллерийским позициям. Имперцы уже думали, что два идущих вперёд них полка заняты боем и успешно противостоят силам неприятеля, но зрелище уничтожающего вражеского огня быстро разубедила их в своих лучших ожиданиях. "Что тут творится?" — Подумал про себя майор фон Таубе, глядя на отходящую под огнём артиллерию. Аквелийские снаряды падали уже намного реже, но майор всё равно приказал своей части рассыпаться в цепи. Сам Адриан решительно направился к отступавшей колонне с целью найти там кого-то, кто располагал бы хоть какими-то сведениями. Однако, искать долго не пришлось, навстречу офицеру быстро выбежал молоденький командир в запылённом кителе и буром кепи, сбитом набекрень.
— Что творится? — Спросил у него Адриан, напряжённо всматриваясь в розовеющее вечернее небо.
— Отступаем, господин майор! — Ответил ему офицер, взяв под гипотетический козырёк, наделе уже сползший далеко на макушку.
— По приказу?
— Нет, герр майор! Связь с полком пропала, вестовых нет уже три часа! Если не отступим, нас тут с землёй смешают!
— Эх вы... — Было усмехнулся фон Таубе, как вдруг где-то близко раздался крик: "Ложись!", тут же сменившийся нарастающим визгом падающего снаряда. Оба офицера бросились в придорожную канаву, и едва успели закрыть ушные отверстия лапами, как совсем рядом прогремел очередной разрыв. На майора посыпалась пыль и грязь, вырванная из дорожного грунта. Он быстро опомнился, встал, и начал озираться в поисках своего собеседника.
— Я здесь! — Послышался голос артиллериста, Адриан услышал его и обернулся. Офицер лежал на дне канавы с перебитой осколком ногой. Он был необычно спокоен для раненого. Адриан подал ему лапу и помог выбраться из канавы. Снаряд разорвался рядом с обочиной и убил троих пушкарей, помогавших тащить орудия. Колонна не остановилась, а только прибавила шагу.
— Санитара сюда! — Крикнул майор, поддерживая раненого артиллериста, неспособного стоять на ногах.
— Не зовите санитара, господин майор... — прошипел грифон, стискивая клюв. — Зовите фельдкурата...
— Сам зови, если хочешь. — Резко высказал ему Адриан, пока к ним подлетал боец с медицинской сумкой на боку. Он принял на себя артиллерийского офицера и начал оказывать ему медицинскую помощь. Артиллерийский обстрел к тому времени уже поутих.
Батальон фон Таубе перестроился в широкую цепь и залёг на северной границе поля, находившегося в нескольких километрах от Сен-Шара. Это поле прерывалось очередной полосой деревьев и густого кустарника, за которой уже начинались ближние подступы к высоте. Аквелийцы перестали стрелять, но это не значило, что они не могли ударить вновь по уже имевшимся у них координатах. Их обстрел оставил после себя печально зрелище: несколько пушек дивизиона лежали перевёрнутые и разбитые, погребая под собой свою прислугу. Повсюду лежали мертвецы и чернели воронки от недавних разрывов. Остатки дивизиона отступили за фронт батальона, а медики из части фон Таубе принялись оказывать посильную помощь раненым. Сам майор решил закончить свой разговор с артиллеристом немного позже.
— Вы скоро его перевяжете? — Спросил он у батальонного санитара, носившего фамилию Крайх.
— Рана неопасная, сможет ходить через пару часов. — Ответил ему тот, убедившись что его немногочисленные подчинённые приступили к работе.
— А сам звал священника. Хорошо, что не орал как резаный, а честно терпел боль.
— Нам легче работать, когда они орут. — Сухо ответил ему Крайх, пожимая плечами. Фон Таубе улыбнулся на эти слова, но его собеседник в принципе не был склонен улыбаться.
На той стороне поля кто-то показался. Адриан одним из первых увидел их, и тут же начал пристально всматриваться в приближающиеся силуэты. Они шли небольшими группами, разрозненные и усталые. Их форма была перепачкана грязью и кровью, но наличие у некоторых из них полевых кепи позволяло установить, что это были солдаты Кайзерхеера. "Что это за черти идут? Что с ними случилось?" — Среди солдат фон Таубе пополз напряжённый, почти панический шёпот, но он быстро смолк, ведь солдат из 4-го Кронского трудно было смутить подобным зрелищем. Их майор выскочил на поле и громко крикнул: "Идите сюда! Здесь свои!"
Уцелевшие увидели его и прибавили ходу. Они производили впечатление деморализованных и побитых солдат, и это впечатление мало чем отличалось от реальности. Это было скопище из бойцов разных полков и батальонов, ведомое несколькими уцелевшими офицерами, младшими чинами и бойкими рядовыми, заменившими в своё погибшее или тяжёло раненное начальство. Командовал этими остатками капитан в помятом кепи, надетом поверх наскоро наложенных окровавленных бинтов. Он отдал честь Адриану и проговорил: "Все, кто остался от 8-го ангриверского, господин майор!"
Фон Таубе подошёл к нему, отдал честь и тяжело кивнул, бросив быстрый взгляд на ангриверцев и йельцев, подходивших к оврагам с его пехотой. Жители окрестностей Гриффенхейма всегда недолюбливали тех, кто жил на южной окраине Герцланда, но на войне эта неприязнь забылась.
— Вы знаете, куда делось ваше командование? — Спросил у капитана майор, глядя тому в глаза.
— Наше командование вело нас в эту атаку. — с трудом увязывая слова проговорил его собеседник. — Так что оно либо в плену, либо мертво. Полковник фон Швальцкопф — храбрый малый, но такой дур-рак... — Офицер закашлялся и сплюнул кровью. По нему было видно, что у него сильно болит голова. Адриан осторожно похлопал его по плечу:
— Отдыхайте, вы ранены. Не волнуйтесь по этому поводу, вами было сделано всё возможное.
— Нами не сделано ничего, господин майор. — Угрюмо и злобно проговорил ангриверец. Фон Таубе не оставалось ничего, кроме как кивнуть ему в ответ. Майора самого уже распирало от злости и внезапно нахлынувшей чёрной тоски. Он был молод, горяч и не любил сдерживать себя, но ему регулярно приходилось это делать. Вид разгромленных частей, за которыми они несколько дней подряд следовали по пятам, вызывал у него состояние пограничное с бешенством. "Какие-то аквелийские недобитки только что опрокинули два имперских полка!" — думал он, искоса разглядывая усталых и избитых грифонов, чудом спасшихся от смерти. — "Что теперь будем делать мы? Если сил двух полков не хватило чтобы расколоть этот проклятый Сен-Шар, то хватит ли одного нашего? А что дивизия? А что другие части? Как теперь извернётся эта проклятая ситуация, в которой я практически ничего не значу? Что Старик скажет по этому поводу, чёрт бы его побрал! Надеюсь, что нибудь дельное, потому что дело — дрянь."
— Герр майор, вас вызывают в штаб полковника! — За спиной Адриана послышался голос одного из его штабных. Он мрачно обернулся и смерил того взглядом.
— Это хорошо. Значит, мы сейчас что-то решим. Не сидеть же вечно в этих оврагах. Пока меня не будет — опросите недобитков и попробуйте вытянуть что-нибудь полезное из их слов, понятно?
— Так точно! Опрашивать только офицеров?
— Только офицеров. Солдатня как правило многого не знает. Панкрац остаётся за главного вместо меня, я вернусь скоро.
В комнате висело напряжённое молчание, нарушаемое лишь тяжёлыми и размеренными шагами полковника, мерившего её вдоль и поперёк. Вокруг него, у стен помещения и за столами, сидело около десятка офицеров, званиями от майора до штабного лейтенанта. Командиры батальонов, начальник штаба со своими подчинёнными, пара уцелевших офицеров из разбитых полков, чейнджлингский военный советник и даже фельдкурат собрались в одном месте, чтобы единым усилием найти выход из тяжёлой ситуации, в которую все они угодили. Однако, сейчас военный совет находился в тишине, ожидая прибытия последнего своего члена.
Наконец, входная дверь распахнулась и в прихожей показался Таубе в сопровождении денщика. Все тут же обратили внимание на него, а он, увидев собравшуюся компанию и почувствовав её настроение, решительно вошёл в помещение и взял под козырёк. Фон Цапфель остановился и смерил своего подчинённого оценивающе-туманным взглядом.
— Садитесь, господин майор. Мы ждали вас дольше, чем хотелось бы. — Полковник предложил грифону присесть, но тот молчаливо отказался, встав в углу комнаты, рядом с Айзенкопфом и Агриасом. Приняв это действие коротким кивком, а потом кивнув какой-то уже собственной мысли, Цапфель наконец обратился к собравшимся:
— Господа офицеры! Наше положение не относится к такому, какое можно было бы легко преодолеть. 4-й кронский полк оказался в одиночестве, смешанные остатки 8-го и 10-го полков отходят к нам в тыл и ещё не скоро вновь вступят в дело. В сложившейся обстановке нам необходимо действовать, однако, как конкретно нам следует действовать — я ещё не решил. Как старший по званию и начальствующее лицо, я намерен выслушать ваше мнение на этот счёт. Начнём с вас, герр Оставльд.
Пожилой майор поднялся из своего кресла, он явно ещё не додумал всех своих мыслей, поэтому не сразу начал говорить.
— Я думаю, что наше положение не такое уж и безвыходное. — наконец произнёс он, оглядывая собравшихся. — Нужно просто дождаться подхода других полков дивизии, а за это время провести тщательную разведку и пристреляться по их позициям. Йельцы и ангриверцы атаковали сходу, мы будем атаковать после двух-трёх дней подготовки и куда большими, в основе своей свежими, отдохнувшими от боёв частями. К этому времени фланги дивизий слева и справа от нас начнут смыкаться за высотами, и противник легко будет вынужден отступить, ведь если не наша атака — то клещи йельской и ангриверской дивизии послужат ему погибелью. Аквелийцы на всём фронте перешли к обороне, поэтому я не вижу серьёзных поводов для беспокойства.
— Позвольте, герр майор, — негромко, но вкрадчиво заговорил один из уцелевших йельских офицеров, — откуда берётся ваша уверенность в том, что аквелийцы ничего не предпримут? Их довольно много, с ними артиллерия, пулемёты...
— У страха глаза велики, герр лейтенант. И сколько бы их там ни было, наша дивизия во много раз их многочисленнее и сильнее. Если они попытаются нас атаковать — то умоются кровью и облегчат нам задачу. — Несколько грубо ответил ему майор. Йелец пожал плечами и перестал возражать, поняв что его голос в этом месте имеет небольшой авторитет.
— Противник располагает группами лёгкой пехоты и скорее всего — артиллерийскими корректировщиками. Было бы глупо с их стороны не пользоваться этим преимуществом. — Вступился за своего коллегу и товарища ангриверский военный. — Наша атака во многом провалилась именно из-за них. Артиллерия неприятеля опустошительна и опасна, особенно против развёрнутых пехотных построений. Мы не рассчитывали на подобные действия и в итоге оказались разбиты. — голос офицера звучал сдержанно и твёрдо, но видно было, что грифон с трудом переживал события, происходившие с ним и его солдатами всего несколько часов назад.
— Их артиллерию подавят дивизионные гаубицы. — Не уступал герцмейстер.
— Пока ваши гаубицы подойдут — противник успеет подтянуть свои. — Заметил ангриверец.
— Всё верно, вы правы. — Кивнул Крамер, сидевший рядом с Оствальдом.
— Я склонен думать... — подал голос до этого молчавший Агриас. — Что между этими выстоками наверняка проложены коммуникации и противник имеет возможность перебрасывать резервы к Сен-Шару. Так что, даже если атаковать его более организованно — потери будут всё равно велики, так как этот орешек намного крепче, чем кажется на первый взгляд. Посмотрите на карту. — Он указал грифону на висящую на стене карту местности, где были чётко обозначены все четыре злосчастные высоты, запиравшие дорожный перекрёсток. Они находились на расстоянии менее чем в километр друг от друга, поэтому отсечение и разгром каждого гарнизона по отдельности и был воспринят как несбыточная затея. С высот всё просматривалось на большие расстояния вокруг, а грифоны были хорошими часовыми и могли легко заметить крупный отряд, пытавшийся мимо них просочиться.
Командир 1-го батальона задумался крепче прежнего, не решаясь теперь как-то кому-то возражать. Поняв, что он окончательно высказался и дальше готов только слушать, он обратился к Айзенкопфу и Агриасу, явно имевшим какой-то общий замысел, оставив молодого и неопытного Краппа в стороне от серьёзной дискуссии.
— Что вы думаете, герр Айзенкопф?
— Я думаю, что нам надо идти вперёд и брать Сен-Шар. — Сразу заявил начальник штаба. Полковник глубоко кивнул головой, в его глазах на момент блеснула едва заметная искра.
— И как вы намерены это сделать?
— Первым делом, мы предлагаем сместить линию фронта полка несколько вперёд и начать активную разведку. — проговорил Агриас, подходя к карте. — Самой главной необходимостью мы считаем что нужно вскрыть позиции вражеской артиллерии и подавить её раньше, чем она получит какие-то подкрепления и пополнение боеприпасов. Вражеские орудия скорострельные, и судья по всему, их обслуга пока не жалеет снарядов. Разобьём дивизион Краппа на батареи, так же поступим с той артиллерией, которая осталась от 8-го и 10-го. Батареи будут открывать огонь с разных позиций и менять свою дислокацию, так мы вычислим точное нахождение противника и сможем пристреляться, избежав при этом лишних жертв.
— Загоним тягловых... — Недовольно протянул Крапп, понимая, что его мнения скорее всего не послушают.
— Придётся, герр майор. — пожал плечами чейнджлинг. — Пусть артиллеристы помогают таскать свои пушки, тогда и тягловой пехоте станет легче.
— Вы во многом повторяете мою мысль, господин майор. — снова заговорил фон Оствальд, отрываясь от мыслей.
— Да, но в отличии от вашей идеи, у нас есть всего один день и одна ночь на все эти дела. Сегодня ночью отправим в разведку лучшие взвода, утром начнём раскрывать аквелийские пушки. Где-то днём уже сформулируем чёткий план нападения на высоту, а следующей ночью уже выдвинемся на исходные позиции.
— Быстро. — Заметил Крамер, старавшийся вмешиваться в разговор только с веских позиций.
— Иначе мы их не переиграем. Быстрота — залог успеха. Они не ожидают от нас скорости.
— Но сумеют ли наши солдаты действовать так быстро и решительно? — Задумчиво спросил фон Цапфель.
— Должны суметь. Они имеют опыт и мотивацию — это значит, что можно заставить их действовать вне каких-либо привычных рамок. В обратном случае, нам не избежать большой крови, в очередной раз повторю.
Полковник занял своё место на стуле, стилистически напоминавшем кресло. На его усталом пожилом лие наконец-то отразилось довольствие.
— Отче. — обратился он к Фогелькацу. — Что вы можете сказать?
— Как грифон воинского звания, могу назвать план герра майора рискованным, но не лишённым логики — этого у чейнджлингов не отнять. Как грифон звания духовного, я могу только исполнить свой долг перед Богом-Воином и Святой Церковью, благословив воинов на бой. Однако, в силу растянутости фронта нашего полка, ни вечером, ни утром я сделать этого не могу.
— Тогда вознесите за нас молитву. Думаю, этого будет достаточно.
— Пожалуй, достаточного. — согласился с полковником священник. — Пламенные речи стоит приберечь на потом, ко взятию Аквилы.
— Да уж, сейчас нам уж точно не до речей...
Штаб 4-го Кронского занял брошенный дом фермера, скрытый от наблюдателей густыми кронами разросшихся деревьев. Вечерами и ночами здесь было нежарко, а топить камин было смерти подобно. Обсудив ещё кое-какие детали дела, офицеры всё же склонились к идее решительного взятия высоты, которое во многом сформулировал Агриас. Сегодня, он был доволен и бодр — впервые за долгое время его голос был услышан. Старые, спесивые и гордые герцмейстеры наконец прислушались к своему советнику и поняли, что он может быть им полезен. Фон Цапфель и Агриас вышли из дома, когда все остальные майоры и командующие уже разошлись по своим частям.
— Господин полковник, — не без застенчивости обратился к Паулю чейнджлинг, — вам доводилось участвовать в разведывательных рейдах?
— Во время войны с Кемерскаем мне как-то раз пришлось лично командовать штурмовой группой. — заговорил полковник, пытаясь поднять наружу подзабытые воспоминания. — Мы должны были просочиться мимо вражеских заслонов, но нас заметили и пришлось драться. Как видите, я жив и здоров, а значит — тогда удача так или иначе была на стороне моих бойцов. Фон Оствальд и Крамер не раз участвовали в рейдах и налётах на кемерскаевские коммуникации, но всё это — довольно редкие, единичные случаи. Да и в конце концов, сейчас идёт другая война.
— В нашем полку есть толковые разведчики... — заявил чейнджлинг. — Я подметил кое-кого ещё до войны, кого-то уже в Грифенвальде. Хорошо было бы создать отдельные отделения, а может и взвода из прытких и смекалистых бойцов, но скорее всего, придётся просто поставить их во главе.
— Кто они по званию? — Поинтересовался полковник.
— В основном ефрейторы, есть один сержант и один лейтенант.
— И вы собираетесь поставить под их команду несколько взводов... — С некоторым скепсисом проговорил фон Цапфель.
— Я думаю, трёх взводов будет достаточно. Командовать ими я бы назначил... Капитана Панкраца.
— Панкрац неплохой начальник, но всё таки, было бы хорошо, если бы вы дали солдатам какой-то инструктаж перед выдвижением.
— Я не разведчик. — смутился чейнджлинг, внутренне радуясь внезапно появившимся у него полномочиям. — Но организовать личный состав я могу.
На поле стояло около семи десятков грифонов. С ними не было ни единого фонаря, ведь они итак хорошо видели в темноте. Агриас в свою очередь включил свой карманный электрический фонарик, чтобы хоть что-то видеть в тёмной аквелийской ночи.
— Итак. — начал инструктаж чейнджлинг, раскладывая на земле карту. Нас немного — всего три группы. Порядок я вам уже объяснил — в каждом взводе по два начальника: один впереди, другой сзади, смотрит чтобы никто не отстал. Вы разделитесь на три отряда и двинетесь в трёх направлениях. Ваша задача — попытаться просочиться за холм, всё там осмотреть и тщательно отметить на картах. Помимо этого, желательно перерезать все телефонные провода или хотя бы отметить их местоположение. И ещё — попытайтесь захватить по языку для допроса. Вопросы есть?
— Что делать, если завяжется бой? — Среди разведчиков раздался чей-то голос.
— Немедленно отступать, если не удалось утихомирить врага без шума. Ваша задача — найти ту самую волчью тропу, которую враг забыл прикрыть. Где пройдёт десяток — туда и сотня втиснется. Думаю, вы понимаете мой образ мысли.
Грифоны закивали. Никто более не изъявил желания задавать вопросов. Небольшая колонна сквозь ночную темноту двинулась к своей цели. Её вела статная фигура Панкраца, который обязан был занять место командира одно из разведгрупп. Он был неопытен в этом деле, но компенсировал это энтузиазмом, решимостью и полным пониманием необходимости выполнения своей задачи. Майор какое-то время провожал разведчиков взглядом, пока те вовсе не исчезли в темноте.
Хайнц осторожно и тихо ступал по примятой траве, озираясь вокруг. Кромешная тьма для грифона были всего-лишь чем-то вроде сумерек или белой ночи. Однако, это не отменяло ни страха, ни тревоги бойцов. Они знали, что где-то впереди их поджидают такие же грифоны с такими же глазами, способными отчётливо видеть на сотни метров даже во время таких странных сумерек. Тем не менее, превозмогая всё, имперские разведчики двигались вперёд.
Группа Хайнца, попавшая под команду унтер-офицера Шнейдера и поручика фон Грюнвахта, быстро продвигалась вперёд. Вот они сделали несколько шагов по скошенному полю, вот снова нырнули в овраг и двинулись дальше, пригибаясь и быстро перебирая ногами. Вражеская высота, тот самый трёхсотметровый холм, вздымалась над ними монолитной чёрной тучей, увенчанной сверху руинами каких-то построек. Герцландцам так же приходилось то и дело натыкаться на воронки, убитых солдат, брошенное оружие и прочий страшный мусор, остававшийся после сражения на поле боя. Отделение Брецеля шло последним, прямо за ними уже двигался замыкающий командир с двумя ефрейторами, едва слышным шёпотом подгонявший небольшой отряд двигаться быстрее. Вот они снова выкарабкиваются из оврага и быстро устремляются к другому. Вдруг, Хайнц услышал приглушённый стон. Он доносился откуда-то снизу, будто бы из-под земли. Грифон было начал озираться и чуть было не потерял тем движения. Стенания остались где-то позади, скорее всего они исходили от одного из раненых, на свою беду оставшихся в живых и не сумевших добраться до своих. Стоны были слабыми, почти что замогильными. Их источник уже не надеялся на то, что его спасут, и трудно было в этом с ним не согласиться. Оказавшись в овраге, Хайнц почувствовал у себя под каблуком что-то мягкое. На поверку, это оказался чей-то труп. Грифон уже хотел было проползти мимо, как вдруг мельком заметил, что мундир мертвеца выглядит как-то необычно. За ним в канаву спрыгнул Шнейдер. Хайнц жестами показал ему на труп. Шнейдер сразу понял его и начал обыскивать убитого. На поверку это оказался майор 8-го Ангриверского. Он умер от кровопотери, его пустые глаза смотрели в ночное небо, а клюв так и остался приоткрыт, храня в себе то ли крик о помощи, то ли последние слова заупокойной молитвы. Унтер быстро пошарил по карманам убитого, найдя несколько фотокарточек и документов. Потом он осторожно снял с тела погибшего окровавленную планшетку и повесил её на себя. Это всё заняло всего несколько секунд, вскоре бойцы нагнали свою группу.
Высота угрюмо молчала, не обнаруживая почти никаких видимых признаков жизни. Только редкие отблески пламени давали имперцам понять, что их враг всё ещё находится в Сен-Шаре, и не намерен из него уходить. Видимых часовых нигде не было — они были либо замаскированы, либо отсутствовали вовсе. Маленький отряд Шнейдера и Грюнвахта постепенно заходил высоте во фланг. Грюнвахт периодически останавливался, чтобы сделать кое-какие заметки на карту — этими заметками были примерные сектора обстрела и обзора вражеских позиций, в видимости которых крались герцландцы. Та самая "Волчья тропа", о которой говорил чейнджлинг, была найдена быстрым и естественным способом. Это был небольшой овражек, который почти полностью скрывал кустраник. Его не видели и из Сен-Шарских окопов, и с видневшейся вдалеке высотки Эгаль, откуда до этого места могли достать разве что пушки. Разумеется, здесь нельзя было пройти широкой цепью, но при этом можно было протянуться, просочиться небольшим отрядом, а за этим отрядом таким же образом могла пройти и рота.
Хайнц полз изо всех сил, весь запылённый и испачканный. За ним шёпотом ругался Шнейдер, впереди толкал сапогами землю его верный товарищ — Вильгельм. Иногда они делали короткие остановки чтобы осмотреться, но больше половины солдат в отряде могла только лишь выполнять приказы своих командиров, потому что сами почти ничего не видели и воспринимали расстояние и пространство довольно условно ввиду своего нахождения в овраге.
Но тут, все остановились и смолкли. Хайнц осторожно поднял голову над товарищами и увидел, что их спасительный овраг кончился, а их отряд продвинулся на внушительное расстояние, оказавшись на опушке небольшой рощицы. Между деревьями петляла тропинка, пересекавшаяся с широким дорожным полотном Аквильской дороги. Сен Шар открылся им с другого ракурса — с этой стороны холм был более отвесным, однако в горку всё равно вела та самая тропинка, уходившая в лес. Она выглядела свежей, протоптанной намеренно и совсем недавно. Холм был уже достаточно далеко от них, деревья и изгороди скрывали от грифонов другие высоты и мешали прикинуть расстояние до них. Отряд постепенно покинул канаву и залег под деревьями, осматривая вокруг. Стояла ночная тишина, у подножия высоты виднелись фигуры аквелийских часовых, смотревших куда-то в сторону фронта. Они наверняка надеялись, что их противник намерен и дальше бить в лоб, надеясь на своё численное и огневое преимущество. Они ошибались, причём ошибались весомо.
Вдруг, недалеко от шоссе кто-то из герцландцев заметил силует тента грузовика, и слабые огненные блики. Имперцы подползли поближе и увидели двоих аквелийских шофёров, ночевавших у дороги близ своего грузовика. Один из них дремал, другой задумчиво глядел в неяркий костёр, крепко о чём-то задумавшись. Идеальная цель, шанс, от которого нельзя было отказаться. Два командира встретились и единолично решили брать двоих зазевавшихся. Для этого было выделено пятеро бойцов, которых возглавил Шнейдер. Вильгельм и Хайнц в свою очередь остались наблюдать за действом в одиночку. Это была их первая полноценная разведывательная вылазка, а они уже действовали тихо, чётко и слаженно, повинуясь малейшей команде лидера, понимая их с полужеста. Даже в таком неярком деле сказывалась знаменитая имперская муштра, вышибавшая из солдат любые мысли о неповиновении или непонимании. Вне строя эти мысли неизбежно возвращались, но в строю — о них не могло быть и речи. Вот пятеро бойцов осторожно, как можно более бесшумно, окружают своих врагов, вот они начинают медленно подбираться, выжидая момент для атаки... Вдруг один из аквелийцев вскакивает и хватается за ружьё. Шнейдер бросается на вскочившего, бьёт его рукоятью пистолета, валит на землю и начинает душить. Второй шофёр быстро просыпается, но тут же получает удар в затылок, от чего теряет сознание. Шнейдер и оставшийся шафёр какое-то время катались по земле, пока герцландец наконец не взял верх и не тюкнул неприятеля рукоятью в висок, угомонив того навеки. Всё произошло меньше чем за минуту. Боец с "языком" на плечах быстро пополз назад к товарищам, а остальные начали было обшаривать грузовик, но там не было того, что можно было бы унести налегке, поэтому и машину, и непотухший костерок решено было оставить. Тело обездвиженного и, скорее всего, мёртвого республиканца оставили под одним из кустов. Дело было сделано — их участок целиком разведан, пути проникновения обозначены, захвачен язык. Нужно было возвращаться назад.
Обратный путь был не менее тяжёлым и опасным, но тот удачный овраг, который герцландцам посчастливилось найти, сыграл им достойную службу и снова помог невредимыми миновать часовых на высотах. Несколько часов ночи пролетели абсолютно незаметно для пернатых, которые всё это время бегали и ползали прямо у врага под носом. Под конец вылазки у Хайнца начал зашкаливать адреналин: сердце стало бить чаще и тяжелее, было трудно дышать, но солдат не обращал на это внимания. Он полз, бежал, следовал в затылок за своими товарищами, и не смел издать лишнего звука, пока группа из двадцати бойцов 4-го Кронского полка не вернулась туда, откуда отправилась в путь. На этом месте их уже ждала другая группа, третья ещё только была на подходе.
— Что у вас было? — Спросил Грюнвахт у командира того отряда. Тот стянул с себя грязную перчатку и почесал у себя в затылке:
— Ничего особенного — поползали, осмотрелись. Записал что смог. Они как вялые мухи на этой высоте — пара часовых смотрит куда-то вдаль, остальные видимо дрыхнут. Другие высота далеко, а мы в кустах.
— Языка взяли?
— Нет, не взяли. У нас вообще всё пусто было — ни лагерей, ни патрулей, ни разъездов. Видели дорогу, но она далеко. Языков не нашли, сами никому не попались.
— Панкрац бы вернулся поскорее. — Посетовал лейтенант, озираясь по сторонам. Вокруг было тихо, но все боялись услышать выстрелы. Если где-то начнут стрелять — это значит, что разведчики были замечены врагом. Где-то совсем вдалеке раздавались отголоски мощной канонады, но у "Высоты Сен-Шар" всё пока-что было спокойно. Наступал предрассветный час — Панкрац всё не появлялся.
— Смотрите, господин лейтенант! — Вдруг глухо воскликнул один из грифонов, указывая когтем на показавшуюся группу силуэтов, в которых они тут же узнали капитана и его солдат. Шедший впереди Панкрац молча отсалютовал сослуживцам, и вскоре оказался среди них.
— Я уж думал, вас взяли. — Выдохнул один из командиров.
— Не нас взяли. Мы взяли. — Заявил капитан, отходя в сторону. Оказалось, что его отделение взяло не одного, а сразу троих "Языков". Это были грифоны в коричнево-синей форме, не столько запуганные, сколько забитые до такой степени, что могли только идти, и то с трудом. На них была коричнево-синяя форма аквелийских тиральеров.
— Эти откуда? — Удивился кто-то из офицеров.
— Пойдёмте, сейчас расскажу.
Три отряда снова слились в один и двинулись обратно, туда где находился полк. Все были довольны вылазкой, среди имперцев не было даже раненых.
— Наткнулись на отделение разведчиков, совершенно внезапно. — с жаром рассказывал Панкрац, довольный и гордый в куда большей степени, чем все остальные. — Я ползу по оврагу, отодвигаю лапой лозу, а там — это берет. — он показал когтем на одного из взятых аквелийцев. — Я на него смотрю, он на меня, даже ничего сделать не решались. Ну а я потом как хвачу его кулаком в глаз, тот сразу и опешил. Мои сразу поняли, что к чему, рванулись мне на выручку, а аквелийцев там было четверо, одного мой денщик прирезал насмерть. В общем, ни пикнуть, ни стрельнуть наши неприятели не успели, а мы их побили хорошенько. Это случилось уже на обратном пути, поэтому и задержались.
— Удачно вышло, но вы были на волоске.
— Все были на волоске. — кивнул Панкрац. — Этот чейнджлинг, он ведь сам не понимал до конца, чего ему от нас надо. Сам не разведчик, погонцы ему не по размеру: "Сходите мол, поглядите, авось что-нибудь выгорит." — капитан резко усмехнулся. — Смотрит как взводный какой-то, честное слово. Подобные парнишки могут много народу погубить, но наш майор, стало быть, не из их числа.
— Стало быть, стало быть...
Артиллерия начала свою работу с первыми лучами солнца: одна из батарей Краппа дала два залпа по намеченным в ходе разведки координатам. Её целью стала "Высота Корби", на которой предположительно находилась вражеская артиллерия. Противник быстро отреагировал и открыл ответный огонь, но к тому времени грифоны уже успели оттащить свои пушки от района поражения. Аквелийцы били скупо, стараясь точно поразить свою цель. Судья по всему, им ещё не подвезли снаряды после вчерашнего. В это время по Корби разрядилась ещё одна батарея, затем ещё одна. Пушки били из разных точек, не позволяя противнику сосредоточить огонь на одном ориентире. В конце концов, аквелийцы открыли огонь и с другой высоты, что выдало имперцам и её местоположение. Против "Высоты Эгаль" начали действовать уцелевшие батареи 8-го и 10-го. Аквелийцы пытались противостоять им, но теперь большая часть их снарядов уходила "в молоко", а противник превосходил их числом.
Хайнц лежал под деревом в овраге, прижавшись к земле и слушая, как она дрожит. Короткий сон, скудный завтра и полное незнание того, что будет впереди. Скоро они пойдут штурмовать эту высоту, у них должно получиться лучше, чем у тех, кто попытался сделать это до них. Однако, трудно было избавиться от гнетущей тревоги, которая хоть и не могла подавить опытного и умелого солдата, но всё равно ложилась на сердце неприятным и тяжёлым грузом.
— Завтра выбьем их оттуда. — Сказал он сидевшему рядом Вильгельму.
— Выбьем... — согласился он. — Зря что-ли ползали?
— Не зря. Должно же это как-то помочь, в конце-то концов.
— Эх, дали бы нам привал хороший, а то всё по канавам ночуем. — посетовал Вилл, качая головой. В это время шальной аквелийский снаряд с грохотом упал не так далеко от их укрытия. — Безбожники-то всё равно не угомонятся — они в своём праве, на своей земле. А мы что? А у нас приказ. Знай себе, выполняй на здоровье...
— Ничего, надо потерпеть. — Хайнц кивнул своему товарищу, а потом обратился к сидевшему где-то рядом Мартину: — Эй, парниша! Дай папироску.
— Нету. — Угрюмо пробурчал рядовой.
— Нету так нету, мы народ не жадный.
— Из газеток твоих, — Вильгельм тоже обратился к молодому бойцу, — можно было бы наделать.
Послышался смех, Мартин смутился и замолчал. Сигарет действительно было мало, набрать трофеев в Фловерино толком не удалось. Солдаты роты Панкраца тем временем продолжали обсуждать эту наболевшую тему.
— Стало быть, на высоте этой наберём.
— Наберём, ещё как наберём! У них наверное, с этим всё не так уж дурно.
— Аквелийцы же, у этих сволочей всего всегда достаточно. Ходим тут, как бедные родственники... И накой чёрт им эта революция сдалась?
— Зажрались, с жиру бесятся.
— Ну мы их от этого отучим...
Бойцы начинали заметно веселеть. Вражеские фугасы периодически падали не так уж далеко, но это их совсем не пугало, как и предстоящий бой. Это была Имперская Гвардия, опытные и храбрые Герцмейстеры. Их трудно было сбить с понталыки. Время шло медленно, как нечто упругое и вязкое, похожее на кисель. Грифоны развлекали себя разговорами, бранились, докуривали последние оставшиеся папиросы, но ни у кого не выходило из головы то, что завтра им идти в бой. В воздухе свистела и гремела канонада, но это доставляло не так много хлопот. Офицеры были где-то в штабе, обсуждали тактику, так что бойцы остались на попечении взводных, которые понимали необходимость "рязрядки" в этот напряжённый момент. Летний день длится очень долго, и от одной ночи до другой можно было сделать многое. Однако, сейчас действовали другие силы — силы артиллерии, облегчавшие им задачу, не перестававшую при этом быть тяжёлой и сопряжённой с большими жертвами.
— Итак, давайте смотреть. — Агриас разложил на столе карту, на которую уже было перенесено достаточно пометок, сделанных прошедшей ночью. — Вот сектора обстрела, вот безопасные маршруты. Как и предполагалось, всё прикрыто огнём не так тщательно, как это казалось изначально, вражеская оборона имеет несколько надёжных уязвимых мест, которыми можно воспользоваться для просачивания. В тылу у высоты, вот здесь, — чейнджлинг показал на область, лежавшую прямо за холмом, — сосредоточено много вражеских сил. В остальных местах аквелийцев совсем мало, и теоретически можно не просто туда пробраться, но и прождать там длительное время. Я думаю, что всё это следует реализовывать силами ротных групп, а с тыла вражескую высоту могут атаковать силы одного батальона, усиленного ещё одной-двумя ротами из другого.
— Мой батальон для этого подойдёт как нельзя кстати, — заявил Адриан, — среди моих подчинённых есть немало горячих голов, способных повести за собой штурмовую группу. Тот же Панкрац, например. Мы понесли наименьшие потери в городском бою, поэтому лучше остальных сохранил свою боеспособность.
— Герр майор, — обратился к нему Агриас, — ваш батальон действительно подходит лучше других. Однако, если придать вашим силам роты из 1-го и 3-го батальонов, то последние серьёзно ослабнут.
— Я предлагаю поднять в ружьё часть ангриверцев и йельцев. Их полки разгромлены, но среди уцелевших остались те, кого можно реорганизовать. — Произнёс полковник фон Цапфель, выйдя из очередного задумчивого молчания.
— Это верно. — Кивнул фон Оствальд, Крамер молча согласился со своим коллегой. Какое-то время офицеры занимались созданием маршрутов для рот, которые должны были выйти высоте в тыл. Споров было немного — военные наконец работали сообща, имея неопровержимые, или, как минимум, трудно опровержимые данные о противнике. У них уже был опыт подобных манёвров, никто не питал иллюзий касательно чести мундира, офицерской совести и прочего подобного. Более того, герцландцы и сами могли бы додуматься до такого, но Агриас предложил этот план быстрее, исходя из своей короткой, но достаточно насыщенной военной школы. Когда маршруты были отчерчены, началось планирование по часам: во сколько выдвинуться, во сколько занять исходные, во сколько начинать обстрел, во сколько начинать артобстрел, во сколько атаковать высоту и так далее. Полномочия Агриаса уже практически полностью исчерпались к этому моменту, но он всё равно посоветовал не растягивать артиллерийскую подготовку на часы, а сделать её быстрой и внезапной для противника. "Нужно взять высоту рывком, чтобы аквелийцы не успели опомниться." — Заявил чейнджлинг. "Это мы даже не обсуждали." — Угрюмо заметил фон Оствальд, которому уже начинало надоедать желание Агриаса показать свою компетенцию. Цу Гардис быстро это понял и более не встревал.
Закончив совещание, штаб направился на передовую. Позиции полка были несколько перенесены, и теперь находились на границе вражеской зоны видимости — в перелеске, разделявшем поле надвое. Там был оборудован и наблюдательный пункт, с которого открывался обзор на высоту.
— Отсюда почти ничего не видно. — сказал полковник, приникая к стереотрубе. В линзах прибора отражался только пологий склон и руины домов. Вражеской обороны не было видно из-за удачной маскировки. — Хорошее они место нашли, тут спору нет. Жаль деревню сравняли, толку то от этого всё равно было немного.
— Раз уже сравняли, значит я вины за собой не чувствую. — Хихикнул Крапп. В этот момент загрохотали пушки одной из их батарей, и в небе над их головами вновь просвистело несколько снарядов.
— А следовало бы, герр Крапп. В такой стране иной раз даже деревья валить жалко, не говоря уже о домах. — С некоторой меланхолией заметил полковник.
— Господин полковник, хватит вам переживать. — проговорил Крамер. — Тридцать лет прошло, даже больше.
Пауль ответил на слова своего подчинённого молчаливым кивком, и ещё какое-то время простоял у стереотрубы.
— Ну что, господа. — наконец проговорил полковник, отрываясь от стереотрубы. — Возвращайтесь в свои батальоны, завтрашний день будет не из лёгких.
Наступила ночь — такая же тёмная и сухая, как и прошлая. Ротная колонна, растянувшаяся в тонкую змейку по одному, быстро и тихо двигалась вперёд, ведомая и замыкаемая участниками вчерашней разведки. Теперь грифонов было не двадцать, а сто, но их маршрут и образ действий остался прежним. От оврага до оврага — от воронки до воронки, то скачками, то ползком, бойцы неуклонно продвигались к заветной цели, ведомые своими командирами. Их трудно было назвать умелыми в этом деле, но они действовали хладнокровно и хранили молчание — этого было достаточно.
Брецель повторял всё тот же путь, но на этот раз чувствовал, что за ним идёт целая сотня его товарищей. Сердце солдата тяжело билось, в висках стучала бешеная дробь. Крыля грифона были плотно прижаты к телу — он боялся издать ими хоть один лишний звук. Вот они остановились — их вождь осторожно выглядывает из-за укрытия и оглядывается, перешёптывается с помощниками, делает какие-то жесты, а потом всё вновь двигается с места, они снова бегут, ползут, продираются сквозь заросли и обходят стороной трупы. Они идут, и идут быстро, они — тени и призраки, вездесущие и безжалостные, не знающие покоя. Время идёт, и они не теряют его в пустую: вскоре высота осталась справа от них, а потом и вовсе стала отходить назад. Противник молчал, противник оставался в неведении, не желая или не имея такой возможности. Вот они окончательно вышли в тыл, вот уже виден тот самый лес, где был взят "Язык". Казалось, что это было очень давно. Хайнц не мог поверить, что всё это случилось всего сутки назад...
По колонне пробежал немой приказ "Стоять." Грифоны прекратили движение, замерли в своих укрытиях и начали ждать. С момента начала операции прошло уже два или три часа, но это время будто бы пролетело за минуты. Хайнц прижался каской к голой земле, и начал переводить дыхание. На место шороха и движения пришла тишина и покой. Аквелийская ночь шумела деревьями и пахла цветами, но притаившимся имперцам было не до этого. От этого места до их врагов было не так уж далеко, и это вызывало у всех осторожность и даже страх. Всё это пахло западнёй и многие не верили в успех дела, но не смотря на это солдаты продолжали исполнять приказы и в случае чего, готовы были драться до конца. Потянулись томительные часы молчаливого ожидания. Капитан Панкрац упёрся взглядом в стрелку своих часов, ожидая момента. Этим моментом должно было стать начало артподготовки. Дальше всё должна была решить удача, ярость, боевой напор. Другие группы тоже ворвутся в Сен-Шар, противник будет разгромлен, рассеян. Да, враг силён, враг достоин уважения. Но это всё ещё их враг, опасный и безжалостный. Тоже готовый драться до конца, но на этот раз угодивший в западню. Телефонные провода перерезаны, часовые перебиты — осталось лишь нанести последний удар.
Хайнц спустился на дно оврага и прикрыл глаза: на него накатила тяжёлая усталость, давившая на солдата все эти дни. Если бы не происходящее вокруг, он бы заснул как убитый, но вместо этого ему пришлось просто задремать. Темнота ночи сменилась темнотой сомкнутых век, в утомлённой голове Брецеля, подобно слайдам из диафильма начали мелькать образы: улица, дорога, поваленные деревья, крестьяне спешат куда-то по обочине и смотрят на них в своей простоватой манере. Они не печальны и не радостны — они вообще не привычны к ярким чувствам, ими больше движет любопытство, пустой интерес. Вечная тревога лежит на их сердцах глубокими морщинами, рано превращая их из молодых в стариков, но не лишает их интереса ко всему, что выходит за рамки их монотонного и тоскливого бытия. Хайнц видел много таких глаз, и в каждых из них ему виделся он сам. Его жизнь должна была стать совершенно другой, такой же, как у них, но он поступил так, как решились бы поступить немногие — он сделал свой выбор, и этот выбор привёл его в холодный овраг, чёрным шрамом лежащий на благодатной аквелийской земле. Земле, которая должна была перейти под власть Монархии. Они сражались здесь за "Трон и Алтарь" против "Безбожников и республиканцев", этой формулировки было вполне достаточно, чтобы не сойти с ума в поиске настоящих ответов и причин...
Кто-то хлопнул его по плечу, Хайнц открыл глаза и снова оказался среди аквелийской ночи, в миг оторвавшись от призраков воспоминаний. Это был Вильгельм, его лицо было напряжено и сурово. Его легко можно было понять: расслабляться в такой ситуации было смерти подобно.
Тем временем, ночь постепенно начала переходить в утро: багровая полоска рассвета расчертила небосвод на востоке, и оттуда начал медленно и чинно выкатываться ярко-золотой шар дневного светила. Среди солдат послышался едва слышный шёпот: момент рассвета считался священным для грифонов, и они всегда старались встретить его молитвой. Солдаты просили Арктура о воинской удаче и укреплении их сердец, о защите от вражеского оружия и заступничестве перед Всевышним, если им случится перед ним предстать. Торжественный момент длился около двадцати минут, а потом в свежем утреннем воздухе раздался свист артиллерийских снарядов.
Высоту в миг заволокло клубами пыли, в небо взлетели комья земли и обломков, грянул мощный взрыв подорванного арсенала, второй зарёй вспыхнуло пожарище.
— Рота, стройсь! — Голос капитана Панкраца прозвучал торжественно и громко среди грубо нарушенной тишины. Грифоны тут же покинули свои укрытия и двинулись вперёд, к высоте, на ходу формируя развёрнутую цепь. Когда это произошло, ротный командир скомандовал: "Примкнуть штыки!"
Хайнц машинальным движением потянулся к портупее и выдернул из ножен длинный клинок штыка и таким же чётким движением приладил его к винтовке. Они пока шли пешком, но расстояние до высоты неуклонно сокращалось. Когда артобстрел закончится, им придётся бежать.
Пушки Краппа били кучно и тяжело, имперцы не боялись ответного огня, ведь большая часть вражеской артиллерии была вибита за вчерашний день. Артподготовка должна была длиться не дольше сорока минут, за это время имперцы должны были сблизиться с окружённым противником на достаточно близкое расстояние для броска.
Имперцы решительно шагали вперёд, перемахивая через попадавшиеся овраги и изгороди, минуя прочие препятствия. Несколько раз они напарывались на единичных тыловиков, которых либо убивали либо брали в плен. Их было мало, большая часть коммуникаций осталась в стороне, у дороги, а Панкрац наступал в другом месте. Расстояние до высоты сокращалось, кровь закипала в жилах герцландеров, из груди рвался боевой клич, но они сохраняли молчание и боевой порядок, сохраняя боевой порядок и держа штыки наперевес. Поле обзора Брецеля вновь сократилось до какой-то мизерной точки, терявшейся среди грохота снарядов, рвавшихся впереди. "Дурацкая привычка" — подумал солдат, резко встряхивая головой. — "Так и до могилы может довести." Перед цепью вновь выскочил какой-то солдатик в пилотке и изношенном кителе. Он вытянул лапы вверх, но Хайнц без раздумий пристрелил его, не поняв намерений аквелийца. Поздно было думать, поздно было сожалеть — солдат просто перешагнул труп и пошёл дальше. Цепь миновала небольшую стоянку грузовиков и вышла на тропку, ведшую к высоте с их стороны. К тому моменту обстрел резко стих. Рокоту и грому уступила на миг восстановившаяся гробовая тишина.
— Бегом, в ата-аку, марш! — Скомандовал Панкрац, выхватывая шпагу. Тонкая полоска стали заблестела в солнечных лучах. Накапливавшаяся за все эти томительные часы энергия наконец нашла выход.
"Ур-ра!!! За Императора-а!!!" — Завопили грифоны, как один срываясь на бег и бросаясь вперёд, не обращая внимания ни на крутой склон, ни на опасность быть подстреленным приходящими в себя аквелийцами. Этот крик звучал не только здесь, этот крик, казалось, звучал по всюду. Это означало, что враг действительно попал в западню.
Панкрац первым рванулся на склон холма, его солдаты последовали за ним: послышался шум крыльев, грифоны быстро и решительно преодолевали преграду, помогая себе бежать вверх. Несколько минут — и они взобрались на высотку. Всё на ней перепахано снарядами и изрыто траншеями, от домов Сен-Шара остались лишь развалины. Из-под этих остовов, из земляных нор, щелей и убежищ выбирались их враги. Они не готовы были встретить врага со спины, но у них не было выбора. Началась отчаянная схватка.
Имперцы и аквелийцы сошлись стенка на стенку, даже не подумав о стрельбе. В ход пошли штыки, приклады, кинжалы, пыстолеты и острые когти. На Брецеля набросился невысокий, но яростный аквелиец, он сделал штыковой выпад, но Хайнц ушёл в сторону и со всей силы ткнул врага прикладом, повалив того на землю. Оппонент попытался подняться на ноги, но имперец пронзил его штыком.
— Хайнц! — Услышал он крик своего товарища, дравшегося с другим аквелийским бойцом: противник мёртвой хваткой вцепился в его карабин и, сократив дистанцию, взялся за нож. Брецель кое-как успел среагировать и выстрелил в него из винтовки. Пуля попала в каску и пробила её, аквелиец упал наземь, где и был добит. Схватка явно шла в их пользу, но всё больше и больше бойцов Панкраца гибло под вражескими штыками. Сам капитан дрался как лев — он сошёлся на шпагах с аквелийским офицером и быстро поразил его, ударив кулаком в глаз, затем он заколол двоих солдат, пытавшихся отбить своего командира. Шпага была слишком коротка в бою против оштыкованных винтовок, но Панкрац был опытным фехтовальщиком и бойцом, так что это немного для него значило. "Бей безбожников! За императора! За Борея!" — вопил офицер, нанося один удар за другим и не боясь ни штыков, ни пуль. Бой гремел уже повсюду, и его трудно было назвать боем — скорее свалкой, мясорубкой, жутким и чудовищным побоищем, где шансы одних бесконечно превышали шансы других.
В конце концов, всё смешалось. Бойцы батальона фон Таубе начали встречать своих товарищей из других батальонов, а так же вновь пущенных в бой бойцов 8-го и 10-го полков. Аквелийцы, быстро лишившись возможностей к сопротивлению, либо пытались вырваться с высоты, либо дрались до последнего. Несмотря на всю подготовку и успех, немало имперцев сложили головы в этой лихой суматохе. Несмотря ни на что, аквелийские солдаты дрались до последнего.
Дверь блиндажа пока что не поддавалась, но это было лишь вопросом времени. Он молча зарядил пистолет и бросил долгий взгляд на свою лапу, сжимавшую поношенную и видавшую виды рукоять. Он приставил пистолет к виску, но не решился нажать на спуск. Что-то удержало его: "Не здесь. Не сейчас. Смерть самоубийцы — позорная смерть." — подумал полковник, колебаясь. Он отвёл оружие от виска и снова положил его на стол. "Кто-то спасся, это точно. Мортье ушёл, он не мог попасться им... Проклятые имперцы, как они успели так быстро додуматься до подобного?"
Тут стук прекратился. Снаружи послышались команды на герцландском языке, а потом кто-то из-за двери на чистом аквелийском произнёс:
— Сдавайтесь мирно, месье! — Крикнул невидимый голос. Полковник встал со стула и обратился лицом к двери.
— По какому праву я должен вам сдаваться?
— Высота захвачена, ваши силы перебиты или разбежались! Мы не тронем старших офицеров, вы нам не враги. Ваше дело проиграно, мы предлагаем вам жизнь и достойный плен!
Аквелиец было хотел отказаться от предложения врага, но вдруг в его голову пришла мысль, которая тут же крепко засела в ней, не давала быстро принять решение: "А как они поступят с пленными и ранеными? Не отыграются ли они на них, если я не сдамся? Может быть, они уважат моё офицерское достоинство и не обманут меня, они пойдут на мои условия, я нужен им живьём, так пусть забирают меня одного, а не остальных!". Какое-то время он колебался, но эта мысль вскоре взяла верх над всеми остальными.
— Не дерзите, юноша! Если вам угодна моя сдача, то я сделаю это только удостоверившись в том, что уцелевшим и захваченным вами в плен солдатам гарантируют свободный выход, а раненым окажут медицинскую помощь и так же отпустят с миром. Оставьте им шпаги, винтовки и личное оружие, оставшиеся боеприпасы и провиант можете оставить себе. Если вы не согласитесь с моими условиями, я буду сопротивляться до конца и живьём вам не дамся!
За дверью послышалось молчание, затем послышался всё тот же молодой голос, слегка подёрнутый волнением.
— Даю слово имперского офицера! — Донеслось из-за двери.
— Если вы его нарушите — то ваша шпага вам ни к чему. — Заявил полковник, и вышел наружу. В ноздри клюва тут же ударил запах дыма и пороха, офицер сделал усилие чтобы не закашляться и не чихнуть. Его окружало несколько солдат и офицеров, среди которых выделялся невысокий молоденький майор. Он улыбался, но по его жёлтым глазам было видно, что он корил себя за излишнюю сговорчивость.
— Ваша шпага, месье. — Проговорил этот майор, демонстрируя полное уважение к своему противнику. Аквелийский полковник сокрушённо кивнул и положил лапу на золочёную рукоять семейного клинка. Он вытащил шпагу из ножен, но перехватил её за лезвия и протянул имперскому офицеру. Тот благодарно принял оружие, но не успел он сделать это, как в церемонию вмешался другой военный.
— Герр фон Таубе, — прозвучал скрипучий голос полковника фон Цапфеля, — вы, порой, чрезмерно расторопны... — Адриан обернулся к своему начальнику, но тот умолк, не закончив фразы. Полковник вдруг осёкся на полуслове, когда понял, кто стоит перед ним. Его спокойное выражение лица сначала смутилось, а потом просияло улыбкой. — Как тесен мир... — Протянул герцландер, понимая, что совершенно не ошибся.
— Пауль фон Цапфель. — Проговорил аквелиец, прекрасно понимая язык своего собеседника.
— Анри де Аигль, славный шевалье! — На миг забыв о формальности и своём чине ответил ему Пауль. Герцландец было хотел броситься обнимать старого товарища, но миг спустя его взгляд стал холодным и тоскливым, лёгкую дымку воспоминаний вспорола и разметала жестокая реальность.
— Он потребовал от нас свободного выхода и помощи раненым. — Доложил полковнику Адриан.
— Молодец. — саркастически отметил полковник. — И зачем вы, герр майор, приняли такие условия?
— Из милосердия, господин полковник. — Быстро нашёлся майор, сам уже десять раз пожалевший о своём решении.
— Да уж, вам милосердия не занимать... Ладно, придётся соглашаться.
— Господа офицеры, я прекрасно слышу ваш разговор. — Сказал де Аигль.
— Это хорошо для вас, месье. — уже с большим холодом ответил ему фон Цапфель. — Можете не волноваться за свою судьбу. Мой подчинённый дал вам слово, я даю вам своё. Ваши солдаты уйдут и заберут с собой раненых. Мы сможем только перевязать их, не больше.
— Этого хватит. Вы держите своё слово?
— Можете не волноваться об этом.
Короткая и странная церемония закончилась. Аквелийца взяли под конвой двое солдат, а офицеры начали раздавать указания. Уцелевшие, ещё не остывшие после горячего боя солдаты 4-го Кронского с трудом восприняли условия сдачи в плен одного единственного полковника. С другой стороны, взятых в плен было не так много, а всех тяжелораненых успели добить ещё до того, как де Аигль обратился к фон Таубе со своими требованиями. Уцелевших аквелийцев построили, всучили им винтовки и просто прогнали прочь. Полковника же отвели в один из захваченных блиндажей: фон Цапфель хотел поговорить с ним.
— Давно мы не виделись, месье де Аигль. — Проговорил герцландец, когда де Аигль уселся на стоявший в блиндаже стул. Аквелиец был спокоен и прямо смотрел в глаза своему давнему знакомому. Он явно не задумывался о том, о чём в этот момент думал Пауль.
— Да уж, вспоминаю старые деньки. Вы тогда были славным малым, только то была другая жизнь. Сейчас всё иначе. — Потупившись взглядом в земляной пол произнёс Анри. Когда-то он знал фон Цапфеля и считал его своим другом. Пауль, как и многие тогдашние дворяне, провёл какое-то время в Аквелии, занимаясь наведением связей и прожиганием жизни. У Анри де Аигля была схожая судьба, они быстро стали приятелями. Их дружба была недолгой, но её накрепко скрепили драки в аквильских переулках и лихие попойки. Они были молодыми, беспечными. Империя казалась сильной, вечной, никто тогда и не поверил бы в тот кошмар, который начнётся всего лишь считанные годы спустя...
— Понимаю, но вы ведь всё ещё дворянин, и мне не понятно, почему вы поддерживаете тех, с кем мы сейчас воюем. — Заявил на это фон Цапфель.
— Я поддерживаю их именно потому, что я дворянин. Я присягал Аквелии и я служу ей и её народу. — Спокойно ответил ему взятый в плен полковник.
— Но как же вы можете служить, если у вас отняли всё? — удивился герцландец. — Разве у вас не отобрали имения и деньги, разве вас не лишили дворянских привилегий, разве ваша дворянская честь не оказалась попрана революционерами и подлецами, дорвавшимися до власти в вашей стране? Вы присягали королю Дискрету, а до него — Рейху, Императору Герцланда.
— У меня не отняли главного — шпаги! — запальчиво бросил Анри, указывая когтем на пустовавшие ножны. — Деньги моей семьи вложены в благие дела, мой дом превращён в приют для сирот. Я присягал Дискрету, но он предал меня. Я присягал Империи, но Империя мертва, и вы не воскресите её из пепла. Я не служу господину, время господ прошло. Теперь народ — мой суверен, и я — его защитник. Вы же предали и свой народ, и своего Кайзера. Вами верховодит какая-то выскочка без рода и племени — разве вас можно назвать борцами за "Трон и алтарь"? Какой трон и какой алтарь вы восстановите у нас, если у вас самих уже нет ни алтаря, ни трона? Вы называете нас предателями, но при этом служите сами себе, вы называете нас безбожниками, но при этом губите и грабите наши храмы! И как после всего этого я могу даже думать о том, чтобы прислушаться к вашим словам, мсье фон Цапфель?
— Тысячи аквелийских дворян встали на нашу сторону. Генерал Родье...
— Генерал Родье — грязная и побитая псина! — окончательно сорвался де Аигль, но тут же пришёл в себя. — Пусть тысячи, пусть десятки тысяч — им всем плевать на Аквелию. Они грезят по своим деньгам, которые они прожирали и проигрывали, они грезят по своим роскошным дворцам и замкам, которые то и дело отдавались под залог всякой шерудивой сволочи. Они грезят по своему праву, по своей пустой кичливости, но не по стране, которую бросили. Они предатели, нарушившие в том числе и присягу королю, если эта присяга хоть что-то значила...
Аквелиец замолчал. Молчал и герцландец. Оба выговорились начисто, обоим было больше нечего сказать.
— Как там Марта? Вы поженились? — Наконец выдавил из себя Анри.
— Да. Тридцать лет уж как.
— Подумать только, свадьба под пушками... — Усмехнулся аквелиец.
— Всё почти так и было. — улыбнулся в ответ командир 4-го Кронского. — А у тебя что? Как там... твоя?
— А моя умерла. — мрачно проговорил де Аигль. — Сын воюет где-то на вингбардской границе, погибнет он — я один останусь...
Вновь установилось молчание. Грифоны смотрели друг на друга, обоим эта встреча была тяжела. Наконец, имперский полковник сделал усилие над собой, и отдал аквелийцу честь:
— Прощай, шевалье. Прав ты, или нет — Борей рассудит.
Сказав это, грифон удалился восвояси. В блиндаж зашло двое конвоиров, и они повели Анри куда-то в тыл, где уже должны были находиться порядки дивизии фон Кирхе, которые так и не успели подойти к деревне Сен-Шар, от которой ныне осталась лишь надпись названия да точка на карте...