Изменённые

Изменённые. Существа настолько ненавидящие свою изначальную суть, что их тела перестают отвергать чужеродную плоть и металл. Главный герой, Виктор, заперт в собственной квартире, без возможности сделать что-либо, кроме как ждать. Но мир вокруг него движется, а его убежище словно дрейфует в океане тьмы и неизвестности.

Медовый месяц

Молодожёны мистер и миссис Моргенштерн решают провести свой первый медовый месяц в небольшом коттедже на окраине Понивилля. Что же может пойти не так?

Пинки Пай Другие пони ОС - пони

Убийство принцессы Селестии коварной Сансет Шиммер

Принцесса Селестия была законно убита всеми любимой беконной головкой.

Принцесса Селестия Сансет Шиммер

Умалишённый

В монархической альтернативной Эквестрии положение рабочих земнопони всегда было несколько затруднено. Они являлись в каком-то роде эксплуатируемым классом. Естественно, такой порядок вещей нравился далеко не всем...

Фэнси Пэнтс

А что значит дружба?

Рассуждение на тему дружбы в нашем мире, во всех мирах.

Принцесса Селестия Человеки

Фейерверки

Темпест Шедоу нашла себе доброе призвание в жизни, веселя жеребят фейерверками. Как хорошо дарить радость!

Принцесса Селестия

Эквестрия всеобщего равенства

В Эквестрии царит гармония. Земные пони трудятся на полях, пегасы управляют погодой и служат отечеству, Кантерлот живёт в роскоши, а принцесса Селестия вновь благодарит шестёрку друзей за спасение страны. Принцесса Дружбы на днях даже получила собственный замок. Вдруг внезапно появившаяся карта отправляет подруг на миссию в одну необычную деревню. Тогда они даже не подозревали, что красные флаги по всей деревне расставлены не просто так, и что они прибыли к началу Социалистической революции.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Спайк Принцесса Селестия Принцесса Луна Трикси, Великая и Могучая Лира Бон-Бон Другие пони Дискорд Вандерболты Кризалис Принцесса Миаморе Каденца Шайнинг Армор Стража Дворца Мундансер Шугар Бэлль Старлайт Глиммер Чейнджлинги Флеш Сентри

Одно из воссоединений семьи

Близится Ночь кошмаров. Самый таинственный и пугающий день в году. Говорят, именно в этот день из тени выходят ужасные чудовища. И истории не лгут. Ужасные чудовища куда ближе, чем многие полагают.

Рэрити Свити Белл ОС - пони Доктор Хувз

"Фэйрмаунт Хилл"

Возможно ли, диаметрально поменяв жизнь, поменять и судьбу? Или сценарий для каждого прописан окончательно и бесповоротно и, как ни крути, случится то, что должно случиться?

ОС - пони

Красный знак

«Зрела космоса зев как могила, / Где бесцельных миров легион, / Где вращаются в страхе они без познания и без имен» — Немезида. Перешёптываются улочки Кантерлота. Кроваво-красный снег несут северные ветры. Что-то пугающее творится в тёмных закоулках города. Кошмары становятся явью. Ужасы пробуждаются из своих чёрных бездн... Грядёт Кобыла в Красном.

ОС - пони

Автор рисунка: Noben

Триада Лун: Сбор обломков

Интерлюдия 3: Предназначение

🌐🌐🌐

Если смотреть на мир снаружи и сверху, то видно шар, раскрашенный тёмно-синими океанами, тёмно-зелёными и чёрными пятнами суши. На одном из трёх материков — вытянутом, слегка изогнутом, как толстая древесная ветвь, лежит Метрополия, растянувшаяся на половину его длины неровным овальным пятном.

На конце длинной главной оси Она неплотно прилегает к Великому Океану, неуверенно пробуя его надводными и подводными участками обитания, слишком малыми, чтобы считаться полноценными секторами; с противолежащей стороны Метрополия постепенно и уверенно ползёт в глубину ледяных пустошей, диких земель, не отвоёвывая их, но сообщая, что есть лучший выбор — тем немногим, кто ещё не учтён в списках Её обитателей.

Не заметить Её невозможно — каждому сектору, даже самому малому, дан собственный, пусть и неяркий цвет, и по нему узнаётся сочетание избранных Лун и то, что служит главной радостью жителям этого места; и лишь над Ней растянута Сеть Рассеяния.

Но и кроме того, Метрополия полна огней, так как даже под внимательным взглядом трёх Лун пони каждой фазы нужен и собственный личный свет. Город не может уснуть — исход одной фазы всегда совпадает с началом второй и пиком активности третьей.

Только Лес портит строгую и свободную чистоту Метрополии, где каждый сектор сам выбирает себе размер и наборы отрезков для своих контуров — пушистой тёмно-зелёной плесенью он разросся едва ли не в центре гигантского города, выбросил во все стороны длинные вьющиеся усики, и нарочито избегает любого света, кроме собственного гнилушечного свечения; никто из Её жителей никогда не спутает Лес с любым из множества иных, нормальных, лесов.

Когда-то Пьюрити не считала себя одной из тех, кто способен изменить мир. В детстве, как и все, кто рядом — родители, бабушки, учителя и наставники — она точно знала: это дело Лун, и только их. Именно Луны решают, что следует поведать миру, а что — скрыть в молчании, и если Луны почему-то не отменяют выбросы Красной и позволяют туманной пыльце Леса оставаться в воздухе ближних к нему секторов, то у Лун есть на то свои непостижимые причины. Она видела, знала, что все пони вокруг — каждый на своем месте и в меру таланта и способностей — следуют пожеланиям и предпочтениям Лун и претворяют в жизнь Их замыслы.

Но когда она пыталась заговорить с друзьями, с родными, с одноклассниками — даже не споря с тем, как всё устроено, просто стремясь это понять — это не находило отклика. В лучшем случае ей предлагали сходить в кино, или в библиотеку, или на берег океана, в худшем — ей, как маленькой кобылке объясняли, что всё не так, и каждый выбирает сам.

Конечно, она и была маленькой единорожкой в те давно прошедшие времена. Но связи и плетения — чёрные, белые, синие — Пьюрити видела тогда даже яснее, чем теперь, рассеянно любуясь через иллюминатор тёмным шаром глубоко под собой.

Только выйдя из граничного возраста Пьюрити осознала три особенности её таланта.

Во-первых, никто кроме неё не видел этих нитей судьбы. Например, цвет назначения с печатью Триады Лун казался серым всем вокруг и всем её друзьям — но только не ей самой. И, когда они отбывали по указанному в письме адресу, только Пьюрити видела струну, вдоль которой, подрагивая с нею вместе, катилась жизнь пони.

Во-вторых, пони действительно не верили, что следуют заранее известным линиям.

И в-третьих, сама она не принадлежала никому.

Естественно, первым делом она отправилась на встречу с Лунами, чтобы попытаться исправить хотя бы последнее. Все аликорны выслушали её — более или менее внимательно; Чёрная Луна весь разговор смотрела в сторону, Синяя обняла и сказала, что с Пьюрити всё в порядке, и она хорошая пони, и обязательно найдёт своё место, Белая… с Нею разговор даже не начался, незаметно перейдя в лёгкую выпивку и застольные анекдоты. И все Луны сказали, что не видят в белой единорожке с тёмно-оранжевыми глазами совершенно ничего необычного — как и ничего из того, о чём она говорит.

По её просьбе Луны постарались помочь ей определиться с аспектом. Это казалось многообещающим. Поход в горы с Белой Луной совершенно захватывал дух, особенно на редчайшем двойном восходе. После поцелуя Синей Луны Пьюрити точно знала, что никогда больше не испытает ничего подобного, как бы ни пыталась повторить этот момент в памяти, во снах и в реальности. Задача поиска других таких же как она, предложенная Чёрной вместе с наметками решений, и до сих пор оставалась главным вопросом в жизни Пьюрити — хоть и удалось добиться некоторых успехов, с лёгким самодовольством подумала она, выплывая из обзорного отсека в рабочий кабинет.

Но она всё так же не была близка никому из Триады, и среди предложенных даров выбрать свой не могла.

Не потому, что они были плохие или не нравились — наоборот, ей слишком нравились все, и выбирать только один аспект из девяти и шести означало лишить себя всех остальных.

Так что Пьюрити брала уроки, пока их давали — цикл за циклом и круг за кругом, изредка возвращаясь домой и находя постаревших родителей, взрослых сверстников, почти забывших её подруг… и всё ещё не могла выбрать, и не могла по-настоящему погрузиться ни в один из аспектов и обрести в нём истинное мастерство. Ведь даже начинающие Вестники были сильнее, талантливее, способнее. И после неудачной попытки найти себя с одной из Лун Пьюрити с опущенной головой уходила к другой Луне, потом к третьей, потом возвращалась к первой, зная и понимая всё больше, но оставаясь бессильной.

В сравнении со сколь-нибудь достойными Вестниками Синей Луны ей толком не давалось даже стихосложение, тем более секс; впрочем, один уникальный дар — бессмертие — она получила, хоть и подозревала, что получен он лишь потому, что Луны считают её достаточно забавной, милой и искренней в желании найти свою судьбу и свой аспект.

И ещё, возможно, им нравилось её мучить; это тем более подтверждалось тем, что ни одна из Лун не признала, что бессмертием Пьюрити обязана ей.

Марка к Пьюрити так и не пришла, несмотря на несчётные эры, что пролетали над головой, мимо неё, и не касались ни тела, ни разума, ни души — хотя Чёрная однажды, не повторяя, мимоходом заметила, что никакой души у единорожки нет.

Она пробовала вырваться из треугольника, искала меньшие силы мира, и долго жила в домене Мелоди, рядом с ещё одной бессмертной, за пределами Метрополии, под защитой вечной снежной бури — с той, кто хотя бы отчасти могла её понять. Мелоди тоже видела линии судьбы, но состояние её рассудка оставляло желать лучшего. Да, детки этой не-совсем-пони — «семья», как звала их Мелоди, «улей» как назвала бы это Пьюрити, технически были рядом, но скоро под благообразной оболочкой Пьюрити разглядела их жутковатое единство, и снова стала невыносимо одинокой на ледяном Закате Синей. Так что и этот путь вёл в никуда.

Другую яркую надежду дала Метрополия — ощутив, что в большом городе постепенно пробуждаются сознание и воля, какое-то время Пьюрити думала, что нашла свою будущую наставницу и командующую. Но Она — выросшая тогда троекратно в сравнении со временем, когда в Метрполии жили родители Пьюрити — оказалась слишком сонной и, всё же, слишком медленной, а все малые нужды города так или иначе разрешались и без участия единорожки.

Третий путь открылся перед ней далеко не сразу. Она шла тропами мира, собирая знания, выпадавшие за пределы Лунных аспектов и постепенно обретая силу и способности, хоть сколько-нибудь пристойные на свой же придирчивый взгляд. Не в силах придумать ничего лучше, в этом долгом странствии она внимательно всматривалась в каждого встречного пони, ища тех, кто тоже жил вне паутины судьбы.

Это требовало личного взгляда — ни проекции, ни телетрансляции, ни фотографии не давали нужного отклика. Чаще, чем ей хотелось бы, Пьюрити чувствовала, что ищет недостающую горку песка на речном пляже, пустое место от звезды на небе, пропущенную ноту в арии.

Метеор Страйк был вторым. Он же указал ей на звёздное железо — обломки упавших звёзд. Наткнувшись на пластины гибкого чёрного металла, сияющие нити судьбы не то чтобы гасли — они туманились и рассеивались, сбивались с пути, пытались обойти преграду.

Это было прорывом, и давало ей смысл. Вскоре их было девять — потому что третий, Кэрфул Инсижн, Кэрри, предложил посмотреть, что будет, если дать пони вдохнуть звёздную пыль, и эта идея оказалась более чем блестящей. Для целей Пьюрити, во всяком случае, хоть и не все подвергнутые опыту давали на него согласие, и не все соглашались жить после того.

Тогда Луны снова обратились к ней. Теперь как к равной — она давно уже стала аликорном во всех смыслах, кроме способности менять мир своим словом и молчанием: это было доступно только истинным Лунам, не той, кто лишь изображала себя подобной им. Впрочем, соратники почитали и слушались её как настоящую Луну — и тогда, и теперь.

Возвращение к бывшим наставницам оказалось намного короче, чем первые попытки обрести свой аспект — и намного продуктивнее. Переговорив с пленными в изолированных мирах Чёрной Луны, прочитав их записи и выучив наизусть их песни, Пьюрити научилась видеть ещё один цвет судьбы.

Красный.

Он тоже всегда был здесь, как теперь понимала Пьюрити, просто раньше она не разрешала себе видеть эти линии; и трём пленникам, верным Красной, она помогла сбежать.

Несколько циклов спустя, единорожку настигло неожиданное послание Лун. Их интересовали не дела Пьюрити с Красной, а её попытки создать других «безлунных» пони с помощью звёздной пыли — и против их воли. Пьюрити оказалось нелегко принять, что подробности её экспериментов известны Лунам — и дают им достаточное основание удалить из мира её саму и тех, кто ей дорог. Но была и альтернатива, причём выгодная обеим сторонам: Луны получали, в перспективе, хоть какие-то средства против Красной, а Пьюрити — как минимум жизнь, как максимум — новых друзей.

Пьюрити выслушала их, и согласилась не сразу. Только когда исчез Кэрри, и никто не мог вспомнить его имя, и она сама едва вспомнила его лицо и его цвета, лишь тогда она, скрепя сердце, призвала Чёрную Луну. Конечно, был шанс, что трёх первых жертв — трёх основателей — будет достаточно. Но был и шанс, что ими немилость Лун не ограничится.

Выбор был непрост, и выбор был сделан.

Постройка первой станции заняла несколько девяток кругов, две трети из которых — сбор обломков звёзд в должном количестве. Затем, уже после того, как станция вышла в космос, в инфосистемах Метрополии родилось, поселилось, выжило и размножилось созданное Чёрной Луной — и, как и было задумано, почти невидимое — сообщение об особой свободе вовне власти Лун, которое давало ключи к первым шагам на не самом простом пути.

На взлёте Пьюрити тошнило от перегрузок, и от них же — так она подумала — поблекли нити судьбы вокруг; но потом была почти-невесомость, и медленно крутящийся обруч станции лишь слегка указывал телу, где именно находится низ.

Она сделала первый неловкий шаг через шлюз, и вскрикнула во весь голос — это было хуже, чем вывих и перелом.

Последним и первым, что она увидела до и после того, как потеряла сознание от ледяной отупляющей боли в бедрах и в голове и уплыла во тьму с ровным и тихим шумом волн и блеском планктона, был родной мир, куда ей больше не оставалось пути — сбоку и сверху, тёмный игрушечный шар в окружении беспощадных блистающих звёзд.

Вторым — встревоженный взгляд золотых глаз Метеора, на расстоянии, которое от поцелуя или искусственного дыхания было не дальше, чем едва заметный кивок или сдержанный выдох.

Третьим — миниатюрная копия мира на своём многие эры до того безупречно-снежном бедре, вышитая девятками тончайших замороженных в азоте игл, если верить голосу её собственной шкуры.

И эта копия — вращалась.