Триада Лун: Сбор обломков

Глава шестьдесят третья: Апелляция

☄☄☄

Скафэквин казался скорее скорлупой, чем одеждой. Кёсори Стрик не сразу поняла, зачем забираться в него — ведь лишний груз только помешает лететь. Но Сторм сказала два слова: «Чужие Луны» — и этого хватило.

Броня оказалась удобной и отзывчивой — и едва ли не сверхъестественно чуткой. Кёсори даже не ощущала себя в броне, потому что при всей кажущейся неуклюжести та копировала каждое движение.

— Оно словно читает мысли. Так должно быть? — спросила Кёсори.

Та быстро помотала головой:

— Нет, техника не читает мысли и не вмешивается в сознание! Кстати, если табло по правую сторону засветится оранжевым, расслабься и думай о хорошем.

Кёсори непонимающе моргнула. Блэклайт, тоже занятая костюмом и отвлёкшаяся от печали по Плам — «Сторм уже вытащила её, самой первой, но потом Плам сказала, что ей нужно выйти. Я проверила магию — есть способы, но, похоже, Плам правда этого хотела, и… Луна забрала её. Прямо у меня на глазах. Я попыталась задержать, но...» — вдруг хихикнула:

— Угу, их техника — это нечто! Тут, ты не поверишь, собственный архив заклинаний, и он огромен, и поиск ещё удобнее, чем в центральном!

Кёсори взлетела, сделала круг над субмариной и океаном, и осталась разочарована — плотный чехол для крыльев не мешал ими двигать, и старался передавать тонкие рулевые наклоны перьев и изгибы плоскости… но всего лишь старался. Она могла держаться в воздухе, медленно поворачивать, лететь по прямой — но и только. Метрополии отсюда не было видно, как и… в теперь уже небывшем прошлом.

Сторм пояснила:

— Если будет ещё одна волна, то, скорее всего, мы исчезнем. Или изменимся — новая история перекроит нас под свои мерки. Может быть, Сансет укроет нас, но я бы на это не полагалась… тем более, что Сансет тоже светится.

— А как защититься? — наклонила голову Кёсори.

— Никак. Пожалуйста, успей и сотвори чудо, — сказала Сторм. — Как они — как вы — всегда это делали. Или сразу скажи, что не можешь и перейдём к запасному плану.

Кёсори кивнула, но не стала отвечать. Ей так и не довелось попрощаться с Метрополией — чем бы Она ни стала, Она точно не была тем же любимым городом.

От одной этой мысли ныли основания крыльев, хотелось лечь и дождаться этой волны, чем бы она ни была... Что угодно, лишь бы хоть как-то вернуться домой… чувствовать себя дома, мысленно поправилась она… видеть рядом Джентл, впитывать её покой и слушать тихий голос, открытым «о» и приглушенным «р» выдающий, насколько далеко от центральной Метрополии её корни...

Она покачала головой и печально улыбнулась. Видения, слишком яркие и зовущие, казалось, достаточно было сделать шаг и уйти туда, приходили каждому третьему из вдохнувших «Путеводный звездопад», и с возрастом всё чаще. Кёсори вдыхала его дважды, так что рано или поздно это должно было случиться впервые.

Обидно. Именно тогда, когда будет особенно больно…

Ей было больно — слишком тяжело дышать, слишком сильно билось сердце. Пришли слёзы, но после них легче не стало, и в небе не было её Луны, а под шлемом — платочка. Блэклайт взглянула на неё — прямо, открыто, с дистанции. Если я тебе нужна, я тут; я тебя вижу.

Сансет, всё так же призрачно-просвечивающая на солёном ветру, единственная без брони, подошла к ним и встала напротив, замкнув неровный квадрат стороной в семь шагов. Чтобы освободить её им пришлось, подобно Плам, впустить Сансет в свою кровь — и выпустить уже на поверхности. Разделённая на троих жертва крови, которая в этот второй раз была уже не испытанием уверенности Плам Джем, а всего лишь путём наружу, прошла почти безболезненно, оставив их ослабевшими, с кружащимися головами — но точно не умирающими. Случайно или специально, Чёрная Луна так и не закрыла эту лазейку.

И другие Луны тоже, подумала Кёсори.

Она вздохнула:

— Не хочу сдаваться, но… мы правда не можем ничего. Даже то чудо, которое мы вроде бы начали творить… оно не было ответом. Оно было вопросом. Этого ли я хочу, оно меня спрашивало. Мы выбрались, и Сансет тоже выбралась… и чудо уже то, что старый ход сработал. Есть какое-нибудь убежище, чтобы переждать и подумать?

— Можете уйти ко мне, но тогда уже насовсем, — предложила Сансет. Блэклайт подняла ногу, но промолчала, только помотала головой.

За неё ответила Сторм:

— Нет… и тоже нет. У нас было не так много убежищ и баз. То, что было здесь, в этой истории даже не было построено…

— А это убежище разве не должно было пережить?.. — Кёсори не нашла слов и указала копытом в сторону неба. Её поняли:

— Должно было. Если бы включение щита не заблокировали извне, — Сторм тоже подняла голову к небу.

Блэклайт кивнула так, словно всё поняла; Кёсори мысленно сделала пометку при случае уточнить. Сторм продолжила:

— А до других убежищ или баз мы не долетим и не добежим, если они вообще теперь там. Я могу вызвать эвакуационный челнок — мы, как организация, уже пережили несколько смен истории — но те, кто приземлятся, вряд ли будут рады нас видеть. Диспассия была первой, но не единственной из Отбывших. Так что, если чудо невозможно, то… подумайте ещё, и я перехожу к запасному плану.

Сансет и Блэклайт взглянули друг на друга и вместе шагнули поближе к Кёсори. Блэклайт неуверенно кивнула:

— Да, я тоже не хотела бы куда-то лететь или бежать. Не хочу вживаться в этот мир, понимаете? Кажется, что если мы задержимся слишком надолго, то станем частью всего этого, и уже ничего не исправить.

Возможно, уже и так ничего не исправить, подумала Кёсори, а Сторм ответила:

— Тебе не кажется. Так бывает с оперативниками, забывшими о защите. Потом их даже не определить среди подлунных, если они вообще остаются в живых… это само по себе вопрос… — Сторм помотала головой и взглянула на них через блеснувшее стекло шлема, — Я отвлекаюсь, потому что мне тоже страшно. Мой запасной план такой: если каждый по-прежнему выбирает сам и никто не может быть лишён выбора… было бы легче, если бы мы знали точные слова, которые Луны произнесли… в начале той истории. Первые слова, что никого нельзя лишить выбора, те, что стали устойчивым оборотом «каждый выбирает сам» — как в точности они звучали?

Она замолчала, и Блэклайт шёпотом вмешалась:

— Может, потому для Сансет и оставили лазейку…

Названная обернулась, возмущённо нахмурилась:

— Нет! Хотя… возможно. Хм…

Кёсори спросила:

— Тебя не устраивает свобода? Было бы лучше, если бы мы даже не смогли выплыть?

— Нет, не лучше, пришлось бы ведь... Погоди, ты что, смеёшься надо мной? — Сансет сердито фыркнула. Махнув копытом в сторону Кёсори, она вытянулась в плоскость оранжевого света, который стал лучом и ушёл к горизонту в глубь материка. Сторм повернула голову, вздохнула, но не успела даже договорить «Ну вот, ещё одной меньше…» как Сансет вернулась; не прошло и трёх ударов.

— Должна признать, я теперь свободна, — Сансет, явно сдерживала радость и чуть ли не гарцевала на месте, — Ни та, ни другая из захватчиц не считают меня врагом. Как Чёрная Луна и сказала. Никаких больше стен!

— Ты говорила с Чёрной Луной? — насторожила уши Кёсори, — И до сих пор ни слова нам не сказала? Может там что-то важное, что нам стоило знать?

— Ведь и мне тоже не сказала, — усмехнулась Сторм, — Рассказать о новой истории, запугать до полусмерти, объяснить, что всё из-за нас, и только потом чуть-чуть уступить — на это у Сансет времени хватило. А на важное — нет.

Сансет слегка смутилась, но ответила спокойно, даже рассудительно:

— Если бы Луны предали меня по-настоящему, как в тот, первый раз, я угостила бы тебя чем-то покрепче вины или страха. Но я всё-таки была очень раздражена… и ни от чего не отказываюсь. Если упрощать и переводить в понятные вам слова, то наш разговор шёл как-то так...

☀️☀️☀️

— В новой истории, если мы хотим сохранить хоть каплю надежды, придётся сдерживать новое создание любой… то есть почти любой ценой. Кроме тех способов, которые ведут следом за Диспассией. Нам понадобятся аспекты, которые прямо противоположны этому чудовищу. Пинки Пай — почти идеальный противовес, но ситуация потребует определённой жестокости. Эта — Серая — не будет стесняться в средствах. В одиночку Пинки Пай будет обречена. Я знаю Пьюрити достаточно долго, чтобы это утверждать.

Лишённый света мир казался недвижимым и неизменным — и всё же времени на разговор с Луной почти не осталось. Сансет едва оставалась в сознании после удара тьмы, выпившего из неё почти все силы; она падала в океан, и Чёрная Луна была рядом, почти невидимая, кроме тускло-зелёного блеска во мраке — блеска знаний, осмыслений, возможностей. Было некогда говорить вслух, поэтому Чёрная Луна выразила своё мнение тремя символами, в которых было всё — и результат, и цепочка промежуточных выводов. Вот что было в них...

Сансет попыталась изобразить их перед собой свечением тёмно-синей магии, но Кёсори тут же прервала её «Нет-нет, не надо, говори обычными словами!»

— Если вы завершите синтез с Красной, это приемлемо. Тогда исход будет зависеть от неизвестного пока результата вашего синтеза, и от того, не возникнет ли конфликт между тобой-Красной и Пинки. Я не могу различить даже основные детали этого будущего, но если ты хочешь, мы можем исполнить этот вариант. В нём нет гарантированного поражения, и это уже неплохо.

— Если вы Восходите с Красной по отдельности, или любая одна из вас, без синтеза, это неприемлемо. Красная атакует тебя, затем проигрывает Серой — или просто проигрывает; или чудовищу проигрываешь ты, утратившая бдительность и ослабленная от неожиданного удара. Будь на месте Пинки кто-то другой и более опытный, она могла бы вами пожертвовать. Отдать как приманку для чудовища и воспользоваться моментом, чтобы напасть на Серую, пока та будет вас пожирать — но Пинки так не поступит.

— Если вы идёте на тройственный синтез, это неприемлемо. Вы практически сразу проигрываете от внутренних противоречий или недостатка аспектов для борьбы с врагом. Вы даже не успеете подружиться.

Сансет невольно улыбнулась: в этой части мысли Луна не просто не указала, с кем именно подружиться, а подчеркнула отсутствие указания.

— Если на синтез с Пинки пойдёшь ты, тебе придётся пожертвовать двумя из трёх твоих аспектов — и освободить место для необходимых аспектов Пинки. Меня порадует твоё согласие, и это победный вариант, хотя Красная всё ещё может помешать вам. Я понимаю, насколько тяжело терять аспекты, и, в этом случае, заранее сочувствую. Это будет куда тяжелее, чем телесные раны для смертных — но ты можешь справиться.

— И наконец, если на синтез с Пинки пойдёт Красная, шанс их успеха в сдерживании Серой максимален. Если ты не встанешь на сторону чудовища. А ты этого не сделаешь. Красная потребует, чтобы Триада отказалась от влияния на мир — потребует, чтобы Мы были изгнаны. Но, как видишь — другие Вершины можно уже не спрашивать. Я готова заплатить эту цену.

— Из начальных пяти отпали два варианта — прошу, сделай свой выбор из трёх оставшихся, Сансет Шиммер.

Сансет молча попробовала отринуть аспект осторожности и предусмотрительности — потянула, дёрнула в сторону — и не смогла. Болело не тело, которого у неё всё равно не было. Болела её сущность; без него на месте Сансет осталась бы уже не она. Аспект самоотверженной заботы о своих, и следом за ним аспект той, что бросит круг тонущим, тоже отказывались уходить.

Она попросила Чёрную Луну помочь с этим; «Нет, невозможно», ответила Луна, и это тоже было не словом, но символом.

Тогда Сансет Шиммер сделала выбор и сказала о нём; и до самого конца, снова погружаясь в тёмные глубины своего собственного океана, она так и не знала, был ли выбор её собственным — или Чёрная Луна использовала то, что знает о ней, чтобы сделать ход Сансет Шиммер, как пешкой на доске.

💡💡💡

— То есть, наших Лун больше нет? — спросила Блэклайт, ни к кому особенно не обращаясь. Она не любила забираться под землю, даже по необходимости — там слишком быстро иссякал свет Лун и было слишком непривычно не чувствовать направления на ультрафиолетовый диск «глаза Электры». В броне этого блика тоже не было, но после рассказа Сансет единорожка начала чувствовать, а не только понимать...

...что даже если снять броню, Электры всё равно не будет. Если Её позвать — не откликнется. Написать письмо с просьбой о срочной встрече — не будет ни отказа, ни согласия, счётчик входящих на терминале не пополнится. Да и осталась ли её тихая и уютная однокомнатная квартира? Наверняка там уже живут чужие и чуждые пони.

Блэклайт медленно кивнула — никто так и не ответил на её вопрос, но ей хватило сочувствующих и печальных взглядов. Разве что Сансет едва заметно подмигнула.

— Тогда нам придётся — быть за Них. Потому что больше некому, — выдохнула Блэклайт сквозь комок в горле. — Сделать так, чтобы Луны одобрили, хотя они… Нет, именно потому, что они никогда не узнают.

Сторм и Сансет непонимающе переглянулись, Сансет наклонила голову и начала было слегка удивлённым тоном:

— Вообще-то уничтожить Луну…

Она не закончила, и не поддалась даже умоляющему взгляду Блэклайт, обойдясь лишь «Не важно» но Кёсори кивнула:

— Это неплохой способ пережить потерю. И, достойная Фарэвей Сторм, ты так и не рассказала нам свой запасной план. Мы в него входим?

— Возможно, — кивнула Сторм. — Если никто не может быть лишён выбора и принуждён сделать определённый выбор, и если Луны сами верны этим словам, то… бывали случаи, когда Луны ошибались или лгали?

Блэклайт переглянулись с Кёсори и неуверенно опустила взгляд; впрочем, ответ она знала:

— Ошибались — да. Заблуждались — да. Лгали — нет. Они в состоянии сформулировать ответы так, чтобы у тебя сложилось определённое мнение… но сказанная Луной ложь меняет мир так, что становится истиной. Если мир не сможет измениться таким образом, то Луна не будет способна произнести эту ложь.

— Отлично, — кивнула Сторм, — Примерно как мы и думали. Теперь самое важное: это… первое слово о свободе выбора касается ли самих Лун и влияет ли на Них? Ты знаешь?

Блэклайт покачала головой. Очень хотелось сказать «да». Луны всегда вели себя так, словно бы да… но чтобы знать ответ, надо было, самое малое, прочесть вопрос… чтобы хотя бы подумать о нем.

Ей никогда не попадалась такая книга.

— Значит, будем вести себя так, словно да, касается, и да, влияет, — криво усмехнулась Сторм, не дождавшись её ответа; впрочем, не то чтобы Блэклайт собиралась отвечать, — Потому что если нет, то нет и надежды.

☳☳☳

План был отчаянным. Сторм не знала, сработает он или нет — он опирался на правдоподобное допущение, а не на точный расчёт. Но за все прошедшие истории Луны произнесли много правил — слишком много, если верить Диспассии — и потому были ограничены.

О плане нельзя было даже говорить — их могли видеть и слышать с неба. Если при Восхождении Луны сохраняют характер и привычки, то не просто могли, а наверняка видели и слышали.

На чудо и судьбу Сторм, седьмая из шести, тоже запретила себе полагаться, особенно после того как Пьюрити, по её собственным словам, «разорвала связь» Сторм и судьбы. Слишком тоскливы, путаны и назойливы были сны Сторм о прошлых жизнях, и за избавление от них Сторм была бесконечно благодарна.

И только эта благодарность и почти жеребячий восторг перед старшей, мудрой и доброй Пьюрити, что была до и будет после, заставляли двигаться.

Сторм не могла так это оставить. Всё что угодно, но не это. Она даже не могла сказать, что именно «это» — но помнила, что больше всего на свете Пьюрити желала вернуться домой, и Сторм собиралась сделать невозможное, победить Луну — даже не ради того, чтобы исправить новый мир, о котором она почти ничего не знала… но чтобы вернуть Пьюрити домой.

Я сделаю это, или умру пытаясь, мысленно пообещала себе Фарэвей Сторм.

А вслух — спросила у троих пони перед собой — громко и чётко, так, чтобы услышало безразличное тёмное небо:

— Если для победы над Диспассией кому-то нужно будет совершить Восхождение, кто из вас готов на это? Я знаю, что невозможно — готовы или нет? Быстро, не думая!

Три копыта поднялись навстречу, Блэклайт последней из трёх, но и она тоже. Сансет прищурилась и показала язык, но не сказала ни слова.

— Это ваше твердое и окончательное решение? Передумать будет нельзя и если кто не готов или сомневается, пусть скажет об этом, потом будет уже поздно, или вы подведёте и себя и нас всех. Вы даже не сможете в последний раз вернуться домой, — она едва заметно подчеркнула эти слова интонацией, глядя на Сансет.

Она не успела услышать или увидеть ответ, потому что небо и воздух скрыла чернильная тьма… но в этот раз тьма была куда слабее, не настолько беспросветная. А ещё — в ней оставалось пламя. Три чистых, пусть и слабых, огонька — белый от Кёсори, тёмно-синий от Блэклайт, синий с оранжевыми всполохами — Сансет.

Сторм знала, что в ней самой пламени нет, и не требовалось. Она успела только сердито подумать «Ну я же сказала ей уходить под воду!», как тьма заговорила — без слов, металлически-блестящими видениями будущего, всё ещё открытого для Сторм. Невероятно огромные, чёрные, угловатые космические корабли, ровным строем подходящие к разноцветным планетам; рой чёрных жалящих ос, готовых отложить в них яйца единственно верного будущего; размножение, рост, новые корабли, взлёт и поиск цели — таков был путь, и никакого другого быть не могло, поскольку всё, что не успели уничтожить мы сами, рано или поздно уничтожит нас. Во главе процесса стоял разум — даже не безжалостный и не беспощадный; чтобы называться этими словами, надо знать, что такое жалость и милосердие и хоть как-то ориентироваться на них. В будущем же — неизбежном, предопределённом, заданном заранее и начавшемся здесь — единственным смыслом существования было само существование в безупречной и безошибочной оболочке металлов и электроники. Безусловно защищенное от всего иррационального — от магии, дружбы, любви и иных эмоций; и от жизни в целом. В конечном счёте первичная цель существования этого разума там и тогда, где он был создан, могла бы звучать приблизительно так: противостоять путнице, которая идёт домой с победой, сразиться и победить её, какой бы невозможной эта цель ни казалась. Ради этой цели тьма нашла пути обхода правил игры, которую пони вели между реальностями.

Сторм могла бы согласиться. Видение будущего уже содержало ряд необходимых изменений в психике Сторм, который обеспечил бы самый короткий и прямой путь к тёмному будущему, и она была готова сделать первый шаг, расшатать краеугольный камень своей личности. В конце концов, какая разница, кому служить и за кем следовать, если ты нужна и необходима?

Она огляделась вокруг, и увидела гаснущие огоньки своих друзей; но в этом видении у неё не было рта, и она не сказала «Нет».

Спустя неощутимое мгновение Фарэвей Сторм осталась в одиночестве, маленькой, слабой и лишённой великого замысла, посреди давящей тьмы.

Она почти забыла намеченный план. Почти.

Потом она улыбнулась и произнесла вслух, громко и чётко, включив все внешние динамики:

— Предположим, я могу задать вопрос. Предположим, он мог бы звучать так: «Уважаемый синтез той, что когда-то была пони по имени Диспассия и той, что когда-то была пони по имени Пьюрити — ясно, что вы уже не являетесь пони. Но являетесь ли вы Луной?».

Она замерла в ожидании. Эти мгновения решали всё; билось сердце, и не получалось даже дышать — но три удара спустя Фарэвей Сторм всё ещё была жива, и поняла, что первый этап плана сработал.

Диспассия тоже умела просчитывать варианты будущего. В этот момент Сторм знала, что Диспассия уже поняла, как именно потерпела поражение. Осталось пояснить своим, чтобы они знали, что делать, если...

Сторм продолжила:

— Пока что вы можете воздержаться от ответа, как, наверняка, делали всю свою историю. Но если я не услышу хоть какой-то ответ в ближайшую треть доли, тот факт, что каждому претенденту на место Луны следует явно определиться, называть или не называть себя так, впишет в реальность новая Луна. И вместе с титулом, стоит вам принять его — вы будете обязаны следовать правилам. Претендетка рядом со мной, и вы её видите, — Сторм кивнула в сторону Сансет, и та откликнулась:

— Угу. Жаль, конечно… я никогда не хотела быть Луной. Это так жестко, так ограниченно. Сказала бы, что сочувствую вам, но соврала бы, — Сансет усмехнулась, — Но я видела, что вы успели натворить в мире, и Чёрная Луна ясно сказала, что я могу убрать лишние аспекты и пройти синтез, и стать Луной. Этот выбор, если его узаконить, убьёт мою свободу, и вообще всё, что я считаю важным, но, если честно, ты натворила столько невыносимой мерзости, что я на это пойду. А перед тем могу навестить Красную и предложить ей союз. С ней Триада едва справлялась — хочешь проверить, справишься ли с нами обеими? Эта твоя реальность нестабильна. Она сама по себе нарушает правила древней игры, в которых даже Красная опасалась жульничать слишком явно. Я буду новой Луной, но я ориентируюсь в правилах достаточно, чтобы призвать Время и обратиться к его суду. Ты будешь дисквалифицирована.

— Это не нарушит Первое Слово, — продолжила Сторм, — потому что принуждение будет — к тому, чтобы сделать какой-то, всё ещё не определённый выбор. Свобода выбора, технически, будет сохранена: более того, даже ответ всё ещё не нанесёт вам ущерба сам по себе.

Она помолчала, чтобы не ошибиться; голова кружилась.

— Итак, всё просто: скажите «Да», тогда я требую предоставить свободу по закону Первого Слова. Одной пони. Пьюрити, предвечной, лидеру Безлунных. Скажите «Нет», и со временем вы будете изгнаны, потому что утратите подобную Лунам власть, которой пользуетесь только из-за неопределённости. Отложите выбор на время, убив нас, и Сансет вернётся — бессмертных нельзя уничтожить, только ослабить или изгнать. Либо вернутся Блэклайт и Кёсори Стрик, в которых обитают тени Шестерых. Вернутся — потому что они уже начали творить чудо, которое вернёт Сансет на небо, и то, что вы его прервали, не значит, что вы его отменили. Начатое неизбежно завершится, и путница вернётся домой с победой. Мы же верим, что Сансет Шиммер достойна и может быть Луной?

Тьма молчала. Тьма ожидала, приглашала её говорить дальше.

Сторм молчала, так как время, данное на ответ, ещё только началось.

Сансет подошла к ней, встала бок к боку — призрачный оранжевый силуэт не мог пройти внутрь брони, но мог быть рядом, и произнесла, глядя во тьму:

— Убирайся из нашего мира.

Не было ответа. Всего лишь пространство сместилось на длину копыта по невозможной оси — мимо как привычных трёх, так и времени, и даже той, что пронзает собой изнанку и мир снов; Сторм увидела нечто полное звёзд, и оно увидело её в ответ; потом Сторм осознала себя на металлическом корпусе субмарины.

И мгла рассеялась. Серой Луны не было на небе и раньше, но теперь — не осталось вообще.

Сансет висела неподалёку, слегка покачиваясь в воздухе — теперь было видно, что она даже не касается земли и не машет крыльями, как призрак. Она же нарушила молчание:

— Мы... выиграли. Нет, даже лучше! Мы выиграли вчистую, все живы и здоровы, даже не пришлось драться. Мне даже не пришлось ничем жертвовать.

Сторм слегка опустила голову, а затем, уставившись вдаль, нажала передними копытами в области шеи. Одна за другой, в быстрой последовательности, пластинки её скафэквина начали разделяться, некоторые просто отваливались от костюма и падали на палубу, спешность здесь явно была важнее возможности собрать назад.

— Э-э... Сторм, наверное, пока рано? — негромко сказала Блэклайт.

В этот момент Сторм обернулась. Не на Блэклайт, а на Сансет. Осциллограмма на её бедре изменила цвета на обратные, засияла зеленью на чёрном, и то же самое сделал браслет, теперь ясно видимый на её передней ноге.

Фарэвей Сторм, седьмая из шести, не считала магию чем-то лишним или ненужным, даже если магия Лун всегда вызывала лёгкую неприязнь; она просто была разборчива и не заимствовала силы из сомнительных источников, в отличие от почти всех подлунных. Есть огромная разница между тем, что тебе якобы безвозмездно дают извне и в любой момент могут отнять — и тем, что всегда с тобой. Тем, на что ты готова опереться в самом крайнем случае.

В одной из трактовок реальности все магические образы, все сверхъестественные воздействия, все короткие возвращения из-за рек смерти — все подобные явления были песнями. Звуком, суммой волн. Не совсем обычным звуком — им не нужен был ни воздух, ни другая внешняя среда, и они стремились поддерживать и исправлять себя.

Согласно этой трактовке собирались контррезонаторы, или подавители фаз, и все они содержали невоспроизводимый компонент — частичку души пони, обладавшей талантом за всеми песнями мира слышать истинную тишину. Прибору оставалось лишь подобрать узор волн, опираясь на живое «Да, верно. Вот так хорошо. Теперь спокойно».

Теперь у Сторм не было этого прибора. Только она сама, её усиленный браслетом талант и цель, которая заслуживала испытать этот талант на себе.

Мир померк и изменил окраску. Сторм слышала и видела песню Сансет Шиммер — оркестровые волны оранжевого и красного, простёртые на половину горизонта позади, как гигантские крылья, медленно бьющиеся в такт неровному пульсу, с синими молниями, бьющими от края до края, едва ли не до неба. Со стороны, если бы кто-то другой мог видеть именно это — если бы ощущение магии не было личным, собственным и неповторимым для каждого единорога — Сторм казалась бы даже не холмом — камешком перед стеной огня, готовой поглотить мир; уже поглотившей; уже отнявшей у Сторм смысл жизни. Кому-то другому показалась бы глупой сама идея ранить или убить аликорна тишиной.

Сторм было некогда об этом думать. Она вспыхнула — зелёным и чёрным, отчаянием и ушедшим счастьем, теми цветами, что по совпадению были очень близки ей и уместны в этой безнадёжной атаке; но не местью, ни в коем случаем не местью — это лишь усилило бы Сансет. Горя и сгорая, она направляла песню отрицания в Сансет — и только в неё, только в узкую область перед собой, чтобы не задеть друзей. Даже реальность начала уступать тишине — ни свиста ветра, ни плеска волн, когда Сторм вложила в усилие всё, что могла — а потом ещё больше.

Этого было недостаточно. Этого и не могло быть достаточно — но прямо перед нею в огне образовалась… менее яркая область. Она начала расползаться в стороны, подниматься выше… и в этот момент Сторм исчерпалась до дна. Больше сил не осталось.

В конце концов, она не была ни орудием судьбы, ни невероятно одарённой ученицей, ни лепестком негасимого лунного пламени. Это досталось другим.

Она вновь увидела обычную тёмную реальность — никакой больше стены огня, никакого сумрака вокруг; ошеломлённый взгляд Блэклайт; Кёсори, которая даже не успела ничего понять. Перед глазами плыли сполохи, и призрачная оранжевая единорожка по-прежнему стояла прямо перед ней.

И всё же — чёткий оранжевый контур Сансет мерцал и шёл волнами, а голос был грубым, хрипловатым, с помехами.

— Хм. Не переоценивай возможности своих побрякушек, но я это почувствовала. Как ты это сделала вообще?

Сторм ответила, сверля её взглядом:

— О, я сделаю и не только это. Что угодно, лишь бы не терпеть твоё присутствие ни одного лишнего удара. Как ты могла… побудить их уйти? Мы в любом случае ослабили бы Серую, и могли бы вернуть Пьюрити. После этого можно было бы думать дальше. Мы почти победили! Но ты подсказала ей, что можно сбежать. Просто сбежать. И забрать с собой пленницу.

Сансет вздохнула:

— Не желаешь терпеть моё присутствие, маленькая пони? Ладно. Пусть будет по-твоему.

И с этими словами, превратившись в оранжевый всполох света, яркой дугой исчезла за горизонтом.

— Э-э, Сторм? — снова подала голос Блэклайт.

Сторм прикрыла глаза, про себя прощаясь с наставницей, потерянной навсегда, вспоминая всё хорошее и плохое, каждую улыбку и каждую вспышку незаслуженного гнева, каждую чашку чая и каждую побудку вне расписания.

Кёсори шагнула к ней:

— Горевать мы будем позже. Послушай, пожалуйста... у нас проблема, и я даже не знаю, что случилось. То большое оранжевое табло, о котором ты говорила, оно загорелось, на нём появился обратный отсчёт… а потом ровный оранжевый сигнал рассыпался на маленькие мерцающие точки... и время при этом сократилось вдвое. Ты знаешь, что это значит?

Сторм подогнула ноги и улеглась:

— Наверное, идёт последняя волна отдачи. Или что-то такое. Ты описываешь какой-то бред, это табло вообще не должно так работать… Может, сломалось. Не знаю, мне уже плевать. Наверное, я вообще уйду к местным.

— ...чего?

Сторм тихо вздохнула:

— Она пропала, ушла туда, откуда даже Луны не достанут. Вы — более или менее — получили то, чего хотели. Если я, я сама потеряла самое дорогое… ту, из-за которой вообще пошла на войну с Серой… После всего, через что мне довелось пройти, неужели я не заслуживаю свое гнездышко, где я могу забыть все это и жить для себя? Ты знаешь, что каждый раз, когда кто-то из нас убивает пони, нам дают специальные препараты, чтобы об этом забыть? Мне уже по горло хватит. Друзья и семья будут по мне горевать какое-то время но они или уже стали Отбывшими, или у них всё более-менее хорошо там, на станции. Отбывшие, наверное, перестали соображать или выключились, я думаю. Неважно.

Ответом было молчание. Несколько ударов Сторм казалось, что оно так продлится, и что её оставили в покое. Затем дерущий как пилой по нервам голос пегаски продолжил:

— Ты можешь так поступить, это твой выбор и ты вправе. Но учти: мы ещё не сдались. Мы что-нибудь придумаем. Всегда придумывали. Если нырнём, укроемся от волны, и сотворим чудо, о котором ты просила. Но… вместе с тобой получится лучше. Это ваш щит, ты знаешь, как им управлять.

Сторм чуть приподняла голову:

— Не надо пытаться манипулировать мной в такой момент. Если уж никак не отстанешь, то хотя бы в последний раз прояви уважение. Не беспокойся про щит. Он по-прежнему настроен на автоматическое включение, когда придёт волна. Или может, попробуете наконец взглянуть на всё с моей точки зрения, без ваших предрассудков, и не тратить время, чтобы кому-то доказать, что отвергаете новый мир. Вы ведь тоже наверняка хотите просто вернуться домой, а не играть в героев.

Услышав это, Кёсори Стрик взмахнула покрытыми бронёй крыльями:

— Возражаю. Меня очень тянет сдаться, но я не могу себе этого позволить. Если я откажусь от своей истории… если я приму новую… то некому будет помнить Джентл Тач.

Блэклайт подошла ближе и встала в трёх шагах. Она прервала Кёсори, обратившись к ней

— И ещё. Мы видели и поняли трюк, который применила Сторм. Значит, сможем его повторить. Не хочу пока вдаваться в детали, но если верить легендам — в прежние времена, если ты сделала что-то хорошее для Луны, ты могла ожидать чего-то хорошего в ответ. Так что погоди пока прощаться с Джентл, ладно? Мы все потеряли друзей — я, ты, Сторм... Но для вас — для вас обеих — ещё есть надежда.

Кёсори подошла ближе, фыркнув, и шлем разошелся в стороны на три части, открыв её лицо. Она положила бронированное копыто на плечо Сторм и так стояла, не двигаясь; крайне неподобающий жест для подлунных пони, но Сторм не могла бы сказать, что ей не нравится. Это не было нападение: если для единорога подобный жест и мог бы служить угрозой, то для пегаски — точно нет. Магия, достаточно мощная, чтобы пробить броню, была бы заметна; бледное пламя цвета топлёного молока, отразившееся внутри брони пегаски, было не более чем случайным бликом, а через несколько ударов и вовсе угасло — раньше, чем Сторм нашла слова для вопроса.

Сторм не отреагировала на касание, как и на советы Блэклайт. Она вернулась мыслями в воспоминания, желая остаться навсегда в той памяти, где Пьюрити — вечна, та, что всегда будет нуждаться в тихом обожании Сторм, та, что никогда не вернётся. Но это было невозможно. И она не сможет обрести покой, не сможет смириться с этим — если только забудет о Пьюрити.

Но она не забудет.

Она взглянула на раскиданные пластины, отстреленные аварийными пистонами, с грубо вырванными коннекторами. Подпрыгнула на месте, стряхнув с себя остатки брони, и смела их копытом за борт:

— Мы погружаемся. Снова.