Где правят боги
Глава 2 – «Новые фигуры, ч. 2»
Праздник был в самом разгаре. Уже давно вернулись лесорубы – по традиции, они заготавливали лес для фестиваля весь предпраздничный день, но ни днём ранее – так что жаркие костры, последняя возможность как следует согреться перед холодами, поднимали языки самого яркого в году пламени, что говорится, «до небес». Любому пегасу, тем более богиням, было понятно, что огонь и до облаков-то близко не добирался, но никто не был против красивого выражения.
Вуна, младшая богиня, вовсю наслаждалась праздником. Она уже успела перепробовать почти все предложенные блюда, и, ничуть тем не отягощённая, присоединились к безудержному плясу у костров. Тут же сыскалось немало жеребцов, каждый из которых счёл себя единственно-достойным разделить с ней танец, и уже вскоре им пришлось соревноваться между собой ни в чём ином, как в искусстве пения, вызывая ещё больше простого и беззлобного смеха – так она не только добавила веселья в празднование, но и ловко избегла уже назревающей драки.
Впрочем, что им, простым пони? Ну подрались бы, так потом и распевали бы всё те же песни в обнимку, от души смеясь недавней потасовке и хвалясь синяками да ссадинами.
Только от выпивки она отказывалась, несмотря на все заверения и даже уговоры осмелевших пони.
Формально, Луна тоже была на празднике, но никто так и не решился предложить ей присоединиться к остальным. Да, она всех поприветствовала, даже, если можно так выразиться, благословила их фестиваль, но сама очень быстро перебралась к столам с угощением – широким, добротным, хоть местами и чересчур грубо сколоченным – разместившись на самом почётном, по единогласному мнению всех собравшихся, месте, по её мнению бывшим такой же частью грубой, широкой и длинной скамьи, способной уместить на себе множество пони.
Впрочем, нельзя было сказать, что нахождение в стороне от праздника как-то оскорбляло её или расстраивало. Всё внимание аликорна сейчас было далеко отсюда, а почти нетронутые блюда напоминали очертания имперских укреплений чуть больше, чем слегка.
Уже потом, после праздника, Вуна будет корить её за это. «Неотложные дела будут с нами всегда, всё наше существование. А праздник – вот он, прямо здесь и сейчас», – скажет она. И, несомненно, будет права. Луна ничего ей не ответит, все её ответы сестра знает наизусть.
Но Луна всё равно будет упрямо держаться своих закостенелых привычек. Она и без того сильно изменилась. Она более не непогрешима, как казалось ранее, жизнь преподала ей знатный урок. И она постарается выучить его как следует. Она изменилась, ей предстоить измениться ещё сильнее и многому ещё научиться.
Но столько изменений! Всё перевернулось с ног на голову, и пусть даже прошло невесть сколько времени – там, в «заточении» – она до сих пор с ними не свыклась. Открывшееся до сих пор пугает её до самой глубины души, и сейчас – как никогда! – ей нужны эти старые привычки. До сих пор, за всё время того же пресловутого «заточения», она не нашла ничего лучше вывода, к которому пришёл бы и простой смертный правитель, а то и набольший какой-нибудь шайки – из тех, что поумнее: несмотря на всё, она до сих пор во главе. А лидер не может сомневаться в своих решениях, в его непоколебимость должны истово верить все – и подданные, и друзья, и враги.
Так что она будет держаться своих старых привычек, как бы глупо это ни было. Фундамент, якорь, маяк – зови как хочешь, но эти привычки станут тем немногим, что будет непоколебимо стоять, даже когда всё вокруг и внутри неё будет метаться в безумном хаосе изменений.
Иначе...
А иначе и быть никак не может. Что же ей, сдаться под напором чувств и сбежать ото всего – от горячо любимых сестёр, от вверенного им мира, от своего долга? Развоплотиться и слиться со всем великим множеством миров, со всем, что представляет собой сущее – как его ни называй – полностью лишиться себя, а там и всех сожалений? Или – ещё лучше – сдаться перед силой Селестии? Её артефакты – зло, это было ясно с первого мгновения и никаких сомнений тут и быть не может; они способны привести лишь к худу, и непременно приведут.
Не может она бросить ни сестёр, ни этот мир.
А Вуна будет наслаждаться праздником, это – её привилегия как младшей сестры, и Луна не лишит сестру этого никогда и ни за что.
Ей же выпала роль оставаться хладнокровной и соображать, соображать, соображать...
Так что хватит жалости к себе.
В воображении проносятся года, она снова воссоздаёт очередной возможный ход событий, создавая на столе новый рисунок укреплений и составляя новый план. В надежде, что там они встретят не тот самый единственный вариант, который она не успела – или не догадалась, чего уж теперь чиниться! – продумать, обкатать и найти к нему те самые ключи, манёвры, всё то, что поможет ей одержать верх.
Погружённая в работу, Луна, тем не менее, почувствовала приближение той самой пегаски ещё до того, как та могла бы как-то дать о себе знать. Она неспешно повернулась к ней, ни раньше и не позже, а именно в тот момент, когда та уже была готова заговорить.
Луна любила такие трюки. У смертных создавалось ощущение, что она заранее знает каждый их шаг и каждую мысль. Конечно же, это было не так, но им-то зачем об этом знать?
– Говори, – спокойно кивнула она, надёжно сохраняя в памяти недавний ход мыслей. Не обдумывать же заново всю тактику только потому, что её отвлекли?
Пегаска низко поклонилась, повторяя заученный за годы придворной жизни жест.
– Моя госпожа. Король Сомбра Мудрый, владыка этих земель, вверяет свою судьбу и судьбу всего королевства в ваши копыта. Он сожалеет о том, что не может лично принести вам присягу, но заверяет вас, что сделает это со всей возможной поспешностью, – сейчас она с трудом не стискивала зубы от осознания того, насколько глупо звучит всё это «со всей возможной поспешностью», но хоть убей, ничего лучше в голову не шло. – А сейчас, в вашем распоряжении я и все ресурсы королевства.
Раньше, в прошлой жизни, очередная присяга пришлась бы Старшей по вкусу. Сейчас она с трудом не отмахивалась от этой пегаски, как от докучливой мухи. У неё есть дела и поважнее мелких королевств...
– Почему твой король решил, что он нужен нам? – само вырвалось у Луны. Расстраивать новых подданных ей не сильно улыбалось, да вот слов уже не вернуть. Ну да и пусть, это станет её – пегаски – возможностью набить себе цену.
У смертной перехватило дыхание. Она с трудом сглотнула, вынужденная бороться с враз пересохшей глоткой. Но вот прошло несколько мгновений, и она уже взяла себя в копыта.
Хороший знак. Быть может, от неё и правда будет толк.
– Король Сомбра обладает немалым влиянием среди сильных мира сего, – с уверенностью продолжила пегаска. – В его распоряжении находятся богатства всего Королевства и семь полнокровных когорт легиона – помимо военных союзов с Небесной республикой пегасов и Седельной Аравией, также способных поддержать ресурсами и войсками. Он считает, что эти силы не будут для вас лишними.
Семь когорт? У них что, и полного легиона не наберётся? И что собой представляют те два союзника? Ох, и не об этом сейчас надо думать...
– Как твоё имя? – уже мягче спросила Луна.
Пегаска осмелилась поднять голову.
– Флаттершай, моя госпожа.
Луна медленно кивнула.
– Можешь подняться, Флаттершай. Передай своему королю, что мы примем его присягу, – жестом она дала знать, что пегаска может быть свободна. – Мы покинем город в предрассветные часы, и тебе будет дозволено сопровождать нас.
– Король будет рад это услышать, – ответила та, поднимаясь. – С позволения моей госпожи, я организую почётный эскорт.
– Позволяю, – кивнула Луна. – Но будьте готовы к долгому переходу, если намерены сопровождать нас и после границ.
– Пусть моя госпожа не беспокоится, – сказав это, Флаттершай удалилась, оставляя Старшую наедине с её планами.
Луна вздохнула, выбрасывая разговор из головы и возвращаясь к прерванным мыслям.
Весть растеклась быстро, но, как и следовало ожидать, никто не горел желанием сорваться с насиженного места и отправиться незнамо куда, пусть даже и за самими богинями. Земнопони – это вам не пегасы, коих неуклонно влекут небесные просторы, завоевания и безоговорочная свобода; не единороги, для которых весь мир – обширное поле для исследования, где каждый новый шаг ведёт к новым открытиям. Напротив, они предпочитают оставаться на обжитых ещё пращурами местах, расселяясь на новые лишь тогда, когда на старых перестаёт хватать места для всех.
Но и стоят они на своей земле крепко, так что лишь чудовищная – а иначе её не назовёшь – магия могла смять их, вынудив стать подданными единорогов. Впрочем, та же участь постигла и гордых своей, ныне уже сомнительной, свободой пегасов.
Она не стала обращаться ко всем с освободившейся сцены – те же музыканты предпочли расположиться ближе к основному веселью, а время постановок ещё не наступило – но осталась в отдалении и от праздника, и от старшей богини. Те, кто находил в себе желание последовать за ней, находили её сами.
Первой прилетела радужная пегаска. Она чуть запоздала, прилетев не сразу после того как начал разноситься слух, но и причина тут же стала ясна: лихая кобыла уже переоделась в крепкую, подбитую стальными пластинами куртку, а по бокам у неё были приторочены две походные сумки.
Флаттершай поприветствовала её кивком. Выспренние и вдохновенные речи сейчас уже не требовались.
Не заставив долго себя ждать, пришла и погодница – в том же виде что и прежде, будто традиция праздничных костюмов её ничуть не касалась, а все вещи умещались в еле заметной за амулетами сумке. Она не удостоила Флаттершай и взглядом, просто сев на землю невдалеке от них и принявшись что-то выводить на ней копытом.
Следом за ней приземлилась и совсем молодая пегаска – из той тройки, что украшала сцену – приземлилась ловко, пусть предшествующий этому полёт и нельзя было описать так же. Ещё не научившись толком летать, она неплохо овладела искусством падать.
– Рэйнбоу Дэш! Я лечу с тобой! – заявила она, быстро оказавшись рядом с радужногривой.
– Да что ты говоришь? – ничуть не удивилась та.
– То и говорю! И не вздумай меня отговаривать! – притопнула копытцем кобылка.
Пегаска выразительно подняла бровь.
– И куда это ты полетишь с такими крыльями? Им ещё крепнуть и крепнуть. А подруг своих на что оставишь? Они на тебя рассчитывают и вряд ли обрадуются, если ты их бросишь, – с укором сказала Рэйнбоу.
Её молодая и столь же бойкая собеседница фыркнула, ничуть не убеждённая этими словами.
– Будто тебя это остановило, когда ты бросила семью и отправилась на поиски приключений!
Ухмылка радужной увяла.
– Тебя не проведёшь, мелкая. Горжусь, – тише заговорила она, потрепав гриву кобылки. – Достойная замена старине Дэш растёт. Так и быть, полетишь со мной, когда вернусь. Обязательно полетишь.
Уже было обрадованная, молодая пегаска тут же сникла.
– Да когда ж это будет... – шмыгнула она, отворачиваясь.
Радужная тут же стиснула её в крепких объятиях.
– Эх, Скутс, ничего ты не понимаешь, – в тон ей заговорила Рэйнбоу, вздыхая. – Я когда из дому улетала, могла два перехода за день осилить, а ты и одного сейчас не вытянешь. И не надо так на меня смотреть! Правда – она правда и есть. И совсем без денег ты далеко не уйдёшь, пусть даже и в свите, – она поводила копытом в воздухе, – богинь этих.
Скуталу – а таким было её полное имя, вольно сокращаемое радужной – насупилась, но из объятий не вырывалась.
– Не так я это обставить хотела... – показно вздыхая, радужная выудила из-за пазухи лист пергамента, утверждённый печатью мэра, и отдала его юной пегаске. – Давно уже наготове держу, да всё повода не находилось, – неловко почесала она затылок.
Приняв пергамент, Скуталу принялась медленно, водя копытом по строчкам, вчитываться в его содержимое.
– Твоя... – ошарашенно проговорила она, дойдя до печати и только тогда подняв голову.
Флаттершай с уважением подметила терпение юной пегаски, дочитавшей до конца, вместо того чтобы отвлечься на середине и упустить что-то важное.
– Моя лавка, – кивнула ей Рэйнбоу. – И не вздумай благодарить, а то ведь мигом обратно заберу! Это – большой труд, с таким грузом на спине быстро взрослеют. Да и золото водиться у тебя станет, так что к моему возвращению готова будешь.
Пока шёл разговор, собирались и другие: Рарити, уже без соломенной шляпы и с наполненными провизией сумками, в сопровождении юной единорожки из всё той же тройки; за ними, отставая на пару шагов, шла лавандовая единорожка – она, как и погодница, предпочла занять место в стороне и ни с кем не заговаривать. Вскоре появилась и обвешанная гремящей посудой – помимо сумок – Эпплджек, сопровождаемая последней кобылкой из тройки, видавшая виды тканая шляпа на которой явно была велика.
Они слышали только конец разговора, но и по нему без труда поняли, о чём идёт речь.
– Шо, оставляешь лавку на Скуталу? – усмехнулась Рарити. – Прально, пущай учится. А ежли шо, Свити моя ей поможет, поля-то убраны ужо.
Юные кобылки обменялись слабыми улыбками.
– Это что же, у девочек совсем времени на проделки не останется? – полушутливо ужаснулась Эпплджек. – Эпплблум-то вон тоже за лавкой следить остаётся, не до игр ей будет.
– Ничего, всё они успеют, – уверенно ответила Рэйнбоу, кладя крыло на загривок своей подопечной. – Будто вы их не знаете совсем.
Её слова приободрили собравшихся, сняв хоть толику повисшего напряжения. Пусть они и пришли сюда добровольно, грядущая неизвестность пугала всех... в той или иной мере.
Флаттершай молча наблюдала. Одно дело – сведения, собранные Сомброй, а также выводы, сделанные из личного знакомства, но совсем другое – видеть, как они ведут себя друг с другом и что их на самом деле заботит. Пегаска старалась заранее узнать о своих будущих спутниках всё: чего от них ждать, о чём можно – а о чём не стоит – заводить речь, на какие навыки рассчитывать.
Итак, все в сборе. Пятеро: продолжающие негромкий разговор Рарити, Эпплджек и Рэйнбоу, что-то выводящая на земле мисс Пай...
Соскользнувший поперву взгляд вернулся к осанистой единорожке. Вроде бы, она и раньше подмечала её манеру держать себя. Не из этих мест? И когда она успела...
Флаттершай моргнула.
Пятеро? Она собрала четверых, если не... если не считать её саму... и куда это Салли опять подевалась? Самое время составить отчёт, пока ещё есть спокойная минутка, а её как назло нет рядом. Пусть Флаттершай и доставит его в виде магии, долго сплетая при помощи облака детальный образ письма, но это не значит что ей не нужна вещественная опора! Ох, снова разыскивать эту служанку...
Фелан из Флумена, земнопони, уже не первый год занимающий пост трибуна IV-ой когорты, с недобрым прищуром осматривал строящиеся перед ним манипулы. Они только недавно вернулись, не успев ещё толком заново обжить оставленные ранее казармы, а теперь король хочет, чтобы они снова покинули их!
Два месяца они провели в Ацисе, граничном городе-близнеце, отражая набеги южных ярлов. Два месяца они спали и ели в постоянном напряжении. Прежний гарнизон, V-ая когорта, понёс большие потери, когда несколько лазутчиков пробрались за стены и открыли ворота, позволив врагам ворваться в спящий город.
А Флумен, оставался практически беззащитным, пока обескровленная когорта Ациса зализывала в нём свои раны и набирала новобранцев. Да, он граничит с единорожьими землями, но значит ли это, что он в безопасности? О нет, старые войны никем не забыты. Единороги могут вернуться вновь. Вдруг им снова станет мало рабочей силы? Или пахотных земель?
Если бы не заключенный с пегасами союз, IV-ая когорта осталась бы в Ацисе не на два месяца, а на добрые полгода, если не больше. И если бы не запреты этих чёртовых единорогов, у королевства достало бы сил на то чтобы самим выступить войной на юг, как это пришлось сделать за них пегасам, разбив войска ярлов и отбив у них желание нападать вновь на ближайшие год-два.
Но вот, они снова дома. Даже успели на осенний фестиваль! Который им всё равно придётся пропустить, устраивая учения в праздничные дни. Но чем была бы воля короля, если бы её можно было оспорить?
– Ну что, лентяи? – наконец заговорил трибун, когда последний легионер в строю замер. – Дождались? Ночью пришло распоряжение от нашего короля, устроить внеплановые учения. Знаю, никто не любит, когда его отрывают от выпивки и прочих радостей праздника, – выразительный тон последних трёх слов вызвал улыбки в рядах легионеров, – вот и собрал я вас только поутру. Но теперь-то пощады не ждите, вам же эту задержку и нагонять! Пересекаем скорым галопом северную границу, возводим походный лагерь, отрабатываем манёвры, пристреливаем орудия – всё как положено. Вопросы?
Часть легионеров переступила с ноги на ногу, но никто не нарушил молчания. Несомненно, у них был вопрос, тот же что занимал и его самого: зачем? Но раз этого ещё не было сказано, то и не будет. Сочти Сомбра нужным, им бы уже обо всём сообщили.
Трибун одобрительно кивнул.
– Раз вопросов нет, то и медлить нечего. Пятая манипула остаётся в лагере, остальным час на подготовку. Разойдись!
Единый строй пришёл в движение, разбиваясь на манипулы, а после и на центурии, следуя криком командиров, перекрывающих друг друга в старании быть услышанными. В родившемся хаосе, кажущимся таковым только на первый взгляд, они умудрялись не сталкиваться между собой и не замедляться, в едином темпе рассыпаясь по казармам – навык, непонятный простым пони, и бытующий только в Королевском легионе.
Уходящие завидовали остающимся, которым не придётся тащиться в неведомую даль, в самый разгар праздничной недели, и нести на себе всевозможное снаряжение, либо тянуть за собой телеги с походным имуществом. Остающиеся завидовали уходящим, которым, пусть и придётся одолеть непростой переход и столь же непростое возведение лагеря, но по крайней мере не надо будет делить ночь на три, а то и две смены в дежурстве.
С другой стороны, размышлял Фелан, ответ на волнующий их вопрос может находиться как раз во втором письме, которое он должен распечатать только по прибытии на полигон. И ещё это третье письмо, доставленное буквально пару минут назад. Наверняка в них будет сказано и о содержимом закрытых телег, присланных с последним обозом...
Луна невольно косилась на рассвет. Прошлый, наступивший сотни лет тому назад, прямо среди ночи, отнюдь не принёс ей хороших вестей. Да и наблюдать за величественным движением дневного светила она теперь спокойно не могла. Спасало то, что рядом была Вуна. А чего стоил эскорт, организованный для них слугой местного короля! Семь десятков легионеров, лишь двое из которых были пегасами, да пятеро невесть зачем увязавшихся за Флаттершай кобыл. Одна из которых, к тому же, до сих пор поддерживала отводящее глаза заклятье – исполненное далеко не худшим образом.
Не внушало доверия и то, что королевская приближённая не подозревала о нём до того самого момента, пока аликорн не задала прямой вопрос! Хорошо хоть хватило самообладания, чтобы чинно удалиться и без лишней суеты решить этот вопрос...
Старшая проводила их взглядом. Пожалуй, свой следующий вопрос она лучше задаст командиру эскорта. Пока что организация в местной армии показалась ей куда лучше чем при дворе, на примере того же рослого земнопони, представившегося ей капитаном Понивилльского гарнизона – предоставленная им центурия ожидала их на выходе из города, полностью укомплектованная, и тут же сомкнула вокруг них строй, так что каждый заранее знал своё место. Не в пример упускающей мелочи и недостаточно собранной представительнице короля...
От неё не укрылся и долгий взгляд, которым капитан проводил одну из отправившихся с ними кобылок. Та явно что-то для него значила, но что? Подружка? Да нет, тогда бы у него был другой взгляд, если она хоть что-то в этом понимает. Сестра? Возможно, возможно... Но почему же тогда он не остановил её? Ах, конечно же, не стал терять лицо. Эти смертные...
Но Старшую больше интересовало другое: до полного состава центурии недоставало ещё тридцати голов, так отчего же её при этом назвали полностью укомплектованной?
– Центурион! – не стала гадать Луна.
– Я, госпожа! – земнопони с высоким гребнем на шлеме покинул своё место в строю, чтобы оказаться рядом с ней.
– Почему в твоей центурии лишь семьдесят бойцов? – пока ещё не допуская в голос осуждения, задала свой первый вопрос она. – Даже после высоких потерь тебе стоило бы уже доукомплектовать её и обучать новобранцев, раз в боях вы не участвуете.
– Семьдесят – стандартный состав центурии, госпожа, – ответил центурион.
Это заинтересовало Старшую.
– Сколько же центурий в одной манипуле? – задала новый вопрос она.
– Четыре, госпожа, – в прежнем ключе отозвался тот.
Второе расхождение подтолкнуло аликорна к догадке.
– И каков тогда состав когорты? – не унималась Луна.
– Пять манипул, госпожа.
Вот так. А она недооценила силы местного короля.
– Мы насчитали почти два с половиной легиона, центурион. Почему же нам сообщили, что король располагает лишь одним? – возмутилась аликорн, сама не зная, чему больше – такому извращению её идеального состава легионов или же ложной информации от приближённой якобы готового присягнуть ей короля?
– Легион – это наименование всего состава армии королевства, принятое королём Вэйландом Стойким в ответ на наложенные единорожьей монархией ограничения, – давно заученным определением ответил ей земнопони, впервые за службу применив знания с командирских уроков.
«Этого следовало ожидать», – фраза Вуны сама всплыла в голове, не нуждаясь в её мысленной речи.
Что ж, раз король Сомбра уже, можно сказать, присягнул ей, то у неё ещё будет время во всём разобраться и навести должный порядок. Сейчас же лучше бы и правда вернуться мыслями к делу, а не загадывать так далеко наперёд...
– Продолжай нести службу, центурион, – отпустила она земнопони.
– Слушаюсь! – стукнув копытом в нагрудник, ответил тот.
Центурион вернулся на прежде занимаемое им место в строю. Поймав вопросительный взгляд опциона – своего помощника – он приподнял плечи, без лишних раздумий выбрасывая этот разговор из головы.
Так, перемежая однообразие и скуку редкими расспросами, Луна провела первый день в пути. Единственные два пегаса-разведчика исправно летали на разведку всё это время, всякий раз докладывая об одном и том же – путь чист, никого не наблюдается. Да и чего ещё ожидать в землях Уснувшей империи, откуда никогда не бывало иных докладов?
Подступила ночь, эскорт выбрал место для стоянки. Лавандовая единорожка, по требованию Флаттершай, сняла с себя заклятье отвода глаз и невольно стала первым интересным событием за день. Ещё до того, как она могла бы навести шум, всё та же Флаттершай поручилась за неё, сводя вопросы скорее к любопытствующим, чем негодующим – одна только Рарити никак не могла взять в толк, отчего все так удивлены.
Из неохотных и скупых ответов назвавшей себя Твайлайт Спаркл выяснилось, что она принадлежит к одному из знатных родов единорожьей монархии и бежала в королевство из-за разногласий с семьёй, тем самым навлекая на себя и на свой род несмываемый позор. Тем не менее, если это из неё приходилось вытягивать, словно клещами, то на иную тему она и сама была не прочь поговорить.
– Причина, по которой меня без труда видела многоуважаемая Рарити, предельно проста, – сдержанно и незаметно для большинства переведя дух, единорожка перешла к более удобному для неё вопросу. – И хотя в немалой степени возможность эта стала для неё доступной лишь благодаря принадлежности к священной расе единорогов, – на слове «священной» глаза Луны опасно сузились, – решающую роль сыграла именно её предрасположенность к дружбе. Дружбе, пусть даже с потенциальным врагом. Единожды обратив на это внимание, вскоре я посвятила себя изучению данного феномена, и теперь, если мне ещё суждено когда-нибудь побывать среди учёного общества нашей святейшей монархии, – и вновь незамеченный ею взгляд Старшей не сулил ничего хорошего, – я готова защитить достойную находиться рядом с прочими великими трактатами о магии работу «О влиянии взаимной расположенности на силу заклятий ментального воздействия, иными словами – о магии дружбы».
Луна еле заметно сморщилась, терпеливо выслушав поток бессмысленно утяжеленной речи. Флаттершай приподняла бровь, не впечатлённая представлением. Рэйнбоу Дэш усмехнулась. Но остальные, в подавляющей части простые вояки, ответили только озадаченным молчанием.
– Ага... – в свою очередь, ответила белая единорожка. – Вона как... так и почему я тя видеть могла?
Твайлайт вздохнула.
– Ты была настолько дружелюбной, что неосознанно расплела моё заклятье, – тепло улыбнулась она. – Только для себя, не для всех, но и это задача не из простых.
– А-а-а... – наконец получила внятный ответ Рарити. – Ну так, маманя наша всегда грила, шо искренность – она горы сворачивает, – вернула она улыбку.
– Твоя мать – мудрая кобыла, – согласилась с ней Твайлайт.
Затянулось молчание. Обретённая хорошо знакомой темой для разговора уверенность быстро сошла на нет: привыкшей к затворничеству единорожке вновь стало некомфортно находиться в центре внимания.
Вуна, ранее безучастно наблюдавшая за происходящим со стороны, неспешно вышла на середину, вставая рядом с единорожкой и кладя крыло ей на спину.
Лёгкая дрожь волной прошлась по телу смертной. Твайлайт не слышала ни об одном живом существе, когда-либо удостоенном подобного, и, тем более, никогда не думала что подобное произойдёт с ней самой. Не то чтобы эти две, так называемые богини, ей понравились, но это было... очень... необычно.
Зардевшаяся и потупившая взгляд единорожка вызвала у Младшей лёгкую усмешку, заметную лишь по приподнятым уголкам губ и блеску насмешливых глаз.
– Это всё очень познавательно, и мы рады, что наши подданные имеют тягу к новым знаниям, – мягко заговорила она, легко встречаясь взглядом с каждым, что, тем не менее, заставляло их опускать глаза, – но не думаете же вы, что Твайлайт Спаркл, вне всяких сомнений умелая волшебница, одним могучим заклинанием возведёт походный лагерь и всех накормит?
Безобидный изгиб брови заставил легионеров зашевелиться, а десятников — подобраться и подсчитать своих подчинённых.
Вуна, тем временем, шевельнула лежащим на спине единорожки крылом, прижимая его сильнее. Твайлайт зарделась ещё сильнее, а Младшая с трудом сдержала смех.
– Живо займитесь делом! – резко скомандовала она, заставив всех вздрогнуть.
Десятники оживились первыми, пинками разгоняя тех легионеров, что сами ещё не догадались разбежаться по делам. Зазвучали команды, началось суматошное движение и шум, когда смертные наконец приступили к организации лагеря.
Луна поймала её взгляд.
«Развлекаешься?» – мысленно приподняла она бровь.
«Да», – весело ответила Вуна, ничуть не скрываясь.
«Найдёшь меня, когда перестанешь дурачиться», – фыркнула Старшая, отворачиваясь в поисках свободного места.
Младшая мысленно показала язык.
– Иди, пока все заняты, – усмехнулась она, отпуская Твайлайт, сама же последовала за сестрой.
Отыскав островок спокойствия и вновь погрузившись в беседу, пока вокруг них возводился лагерь, проходил ужин, краткий инструктаж и отбой всех, кроме постовых, сёстры вновь и вновь обсуждали свой план. Пусть у них и были столетия – там, за пределами мира – пусть они уже тогда всё обсудили и пришли к конечному решению, нервозность в момент, когда вот-вот наступит время исполнять задуманное, не была чужда даже им.
Луна, всегда верная своему образу монолита холодного и расчётливого спокойствия, начинала снова и снова возвращаться мыслями к отброшенным вариантам – вдруг именно в них кроется решение? – и раз за разом останавливала себя, напоминая, что сделанный выбор был сделан не просто так. Вуна, внешне сохраняя светлый настрой, с грустью предавалась воспоминаниям, забывая о текущем деле и вынуждая сестру одёргивать себя, мало помогая этим увериться в том, что они идут верным путём.
Наступила глубокая ночь. Сквозь охранные посты, низко и практически бесшумно передвигаясь, терпеливо выжидая удобные моменты, проскользнул десяток лазутчиков в лёгкой, затенённой броне. Переплетёные слои сукна, редкая решётка укрепляющей проволоки, лёгкие стальные пластины, закрывающие только ключевые места – такая броня не ровня полному доспеху, но её вес заметно ниже, а защита не так и смехотворна, как может показаться на первый взгляд.
Лазутчики зашли в лагерь со всех сторон, проходя его насквозь и подмечая детали, подошли на расстояние десятка шагов к сёстрам, сомкнув вокруг них цепь, и остались на местах, перейдя к наблюдению за обстановкой. Лишь один отделился от них, выходя к сёстрам и прерывая этим беседу.
Луна заметила их ещё на подступах, но к подобным манерам своих бойцов привыкла давно. Ничем себя не раскрывая, она продолжала разговор, повернувшись в сторону декана лишь в тот момент, когда он стал приближаться.
Он был молод. Лицо уже носило на себе следы нескольких сильных, неровно заживших ран, говоря о граничащем с безрассудством бесстрашии, а слабо заметная хромота на переднее копыто – о малой способности ран задержать или тем более остановить его. Бэтпони, как окрестили его вид за время, достаточное чтобы стать скорее легендой, чем серьёзным противником.
Его, как и любого другого, не могла не страшить такая близость к своим божествам, тем более когда ему выпала честь первому за столь долго тянущиеся столетия увидеть их вживую – но, отдавая достойную дань своему обучению, он сохранял уверенный вид и гордую осанку, удерживая мысленный фокус на важности происходящего.
«Значит, твой легион ещё жив», – прервала мысленное молчание Вуна.
Луна медленно кивнула.
«Да. Но мы ещё не знаем, в полном ли составе».
Бэтпони остановился в паре шагов. Протянув копыто к слабо выступающему командирскому наплечнику, он откинул покрывающую его ткань, являя посеребрёную пластину в виде одиночного крыла – одновременно символ и ранга, и рода войск.
– Глава пятого контуберния центурии разведки Ночного легиона, декан Квинтус, – тихим и ровным голосом представился он, касаясь нагрудника. – Поступаю в Ваше распоряжение. Каковы будут указания, госпожи?
Случайный взгляд одного из постовых остановился на нём. Ощутив это, словно слабый зуд на загривке, бэтпони с трудом удержал собственный взгляд на Старшей. Ей же понадобилось мгновение, чтобы перехватить оный у постового и послать ему мысленный импульс, убеждая продолжать нести пост.
– Сопровождение, декан, – так же негромко ответила Луна, снова сосредотачивая на нём своё внимание. – Где сейчас легион?
– Раненые есть? – в свою очередь, спросила Вуна.
Бэтпони указал направление.
– К утру встанет лагерем в одном переходе отсюда, госпожа. Нет, госпожа.
Старшая кивнула.
– Без господ, не трать воздух. Отправь своих бойцов за остальной центурией, я хочу чтобы легион был в полном составе, когда мы прибудем. С рассветом выступаем на соединение. Наш основной эскорт... несколько малоэффективен в ночи, – кисло отозвалась она.
Декан коротко усмехнулся, обретая уверенность в её присутствии.
– Это заметно. Слушаюсь, – повинуясь отпускающему его кивку, бэтпони направился обратно к своим, на ходу переводя дыхание и избавляясь от остатков дрожи.
Луна проводила его взглядом.
«Если все мои командиры, как минимум, не хуже него, то я могу гордиться своим нынешним легионом...»
Вуна пожала плечами.
«Увидим. А я лучше обойду посты, пока они панику не развели».
Так, пусть и с появлением необычных визитёров, ночь в лагере прошла тихо и мирно, а к утру от десятка остался лишь один декан, тенью следующий за богинями. Взяв направление на лагерь Ночного легиона, эскорт начал второй день пути.
Флуменская когорта двинулась дальше, не пробыв на полигоне и часа, вызывая тем неизбежное ворчание среди легионеров, почти завершивших возведение лагеря. Фелан недовольно хмурился, вновь и вновь перечитывая второе письмо – ему не нравилась затея совершать ещё один марш, так и не дав легионерам отдохнуть, но и мотивы короля он тоже понимал. Прочтя третье письмо, он и вовсе запутался в намерениях Сомбры. Впрочем, их понимание не является ключом к исполнению...
Спустя ещё один переход он вывел когорту к реке с гордым именем Ретивая. Из всех рек, протекавших в землях некогда Единого королевства, её отличало не только сильное течение, но также и дурной нрав. Не утихая на протяжении всего года, даже в самые холодные зимы она лишь замедляла свой ход, кое-где покрываясь ледяной коркой, а пересекать её редко было хорошей идеей. Лучшего места, чтобы разделить пополам ничейные земли меж границ расколовшегося государства, не найти.
На противоположном берегу уже собралось войско единорожьей монархии, хорошо если вполовину численности королевской когорты. Они давно перестали воспринимать земных пони всерьёз, не считаясь более с численным превосходством, но следить за ними, тем не менее, не прекращали. Был то разведчик или же хитроумное заклятье, о приближении вассальных им войск к своим границам единороги узнали заранее.
Вспышка телепортации поместила одного из них непосредственно перед трибуном, без страха стать иголочной подушкой для арбалетных болтов. Его защищало высокомерие, подкреплённое мерцающим куполом магического щита и лазурной лентой переговорщика.
Втянув носом воздух, единорог недовольно огляделся и выудил из кармана надушенный платок.
– Разворачивай свой сброд, – без вступлений обратился он к Фелану. – Грязепони не дозволено пересекать границы Святейшей монархии, особенно в составе войск.
Трибун махнул копытом, подбадривая замедлившихся было легионеров. Когорта продолжила движение, вынуждая переговорщика догонять трибуна.
– У меня приказ, ваше благородие, – спокойно ответил Фелан, пожимая плечами. – Встать лагерем на том берегу. А у нас, как вы сказали – грязепони – есть скверная привычка приказы выполнять.
Кто-то из шедших рядом усмехнулся. Мало кому неизвестна была байка о пренебрежении «благородных» рыцарей приказами, в былое время стоившая им череды бесславных поражений.
Единорог резко убрал платок от лица, поравнявшись с трибуном.
– Это возмутительно, – прошипел он. – Разворачивай когорту или будешь уничтожен!
Земнопони сделал резкий шаг в его сторону, надвинувшись всей массой своего тела и покрывавших его доспехов. Единорог инстинктивно отшатнулся.
– Приказ, – только и сказал Фелан, отворачиваясь и спокойно продолжая путь.
Переговорщик остановился, позволяя потоку легионеров течь сквозь него. С несколько мгновений трибун ещё ощущал на себе его гневный взгляд, пока новая вспышка не обозначила возвращение единорога на противоположный берег. Указав когорте прямой курс на реку и на войско монархии, Фелан скомандовал перестроение в боевой порядок.
До реки оставалось две-три дюжины шагов, когда в рядах противника началось движение. Трибун усмехнулся, гоня прочь зарождающийся страх и настраивая себя на битву. Послышались крики центурионов, останавливающих легионеров и командующих им смыкать тяжёлые щиты в передних рядах.
И всё же было что-то непознаваемое в поведении единорогов, пренебрёгших возможностью напасть на них во время форсирования реки. Быть может, этому даже есть какое-то объяснение, вот только Фелана подобные вещи редко волновали – тактику врага он знает, а забивать голову его моральными принципами трибуну никакой пользы.
По всей цепи единорожьего войска засверкали цветастые вспышки, поднимаясь к небу и оставляя за собой длинные хвосты, одна за другой соткаясь в полотно, дугой пересекающее реку. Трибун невольно задался вопросом, почему бы им не посылать заклятья напрямую во врага – в конце концов, магии ведь не обязательно вести себя так же, как и обычному оружию из дерева и стали. Пожав плечами, он выбросил лишнее из головы.
Полотно магии, тем временем обернувшееся массивным облаком, застыло в зените, перекрывая собой солнечный свет и окрашивая когорту и землю вокруг неё в калейдоскопические цвета. Легионеры в первых рядах опустили заслонки на своих шлемах, оставляя для обзора только две узкие щели, в то время как остальные перевели взгляды вниз или прикрылись копытами. С обманчивой медлительностью облако опускалось на них, становясь с каждым мгновением всё больше в размерах. Наконец, оно закрыло собой почти весь обзор и вот-вот должно было накрыть когорту целиком, когда невидимый купол возник у него на пути, с оглушительным грохотом разбивая о себя и заставляя безвредно стекать с покатых стенок.
Под шум бурлящих и пузырящихся заклятий, перепахиваяющих землю вокруг купола, центурионы пересчитывали уцелевшие амулеты – то самое загадочное содержимое запечатанных телег, вскрытых на пути к реке; источник купола, надёжно укрывшего их от магии.
Смаргивая световые пятна, трибун получал доклады от своих капитанов и одновременно с этим пытался разглядеть в дальнозор, что происходит в рядах единорожьего войска. Солнечные лучи, улавливаемые линзами и бьющие ему прямо в глаза, мало чем в этом помогали. Наконец, он смог разглядеть новые вспышки магии.
– Почти все целы? – хмыкнул он, складывая инструмент и возвращая его на место. – Это хорошо, потому что нас ждёт вторая волна. Велите всем приготовиться – и, во имя короля, не позволяйте им держать амулеты близко к глазам!
Подтвердив приказ, капитаны рассеялись по своим манипулам. Фелан невольно задумался об использовании тёмных стёкол, продолжая тщетные попытки избавиться от засветов, и снова отогнал незваную мысль прочь, возвращаясь вниманием к делу.
Единороги, пусть и удивлённые таким исходом, уже трудились над созданием второго облака магии. Трибун дёрнул щекой, осматривая перерытую заклинаниями землю вокруг – фактор, неудобный как в атаке, так и в отступлении. Перетёкшее к зениту облако магии начало своё падение, а он вновь ограничился лишь поднятым копытом и суженными глазами, опасаясь проглядеть внезапную хитрость врага.
Эта волна также не нанесла им вреда, но теперь ценой многих треснувших амулетов. Фелан лишь усмехнулся этой новости: если верить письму, они должны были дать слабину ещё к исходу первой волны, однако же нет, держатся до сих пор. Быть может, король ожидал большее число врага? Кто знает.
Третья волна чуть не оказалась для них последней. В неё единороги вложили всю оставшуюся силу, и треск не выдерживающих напряжение амулетов слышался под всем куполом, но и в этот раз он не пал до самого конца. Пусть и ценой того, что под конец уцелевшие амулеты несколько раз моргнули внутренним свечением – и окончательно погасли.
Единороги медлили. Одно мгновение, другое, несколько редких и не согласованных вспышек, а четвёртая волна всё не появлялась. Земные пони торжествующе взревели, верно расценив это как признак магического истощения у единорожьего войска.
В рядах противника началось движение, когда рыцари стали медленно и беспорядочно расступаться перед второй разыгрываемой войском монархии картой – големами, слиянием стали и камня, что двигались и сражались как живые, под влиянием давших им искусственную жизнь заклятий.
Трибун вновь достал дальнозор, разглядывая их. Три: длинное и многосуставчатое переплетение колёс и лап, усеянное режущими и колющими поверхностями, уверенно набирающее разгон перед входом в реку; бочкообразное тело с тремя массивными ногами и двумя такими же массивными цепами, нелепо бредущее вперёд; и, наконец, практически самый обыкновенный требушет, мучительно медленно катящийся ближе к склону. Фелан не мог похвастаться глубокими познаниями в том, как комплектуют войска в единорожьей монархии, но такой набор больше напоминал ему принцип «из чего есть».
– Командам баллист – сосредоточиться на гусенице, – обратился он к одному из ожидающих пегасов. – Пригвоздить её к земле, это для них первостепенная задача. И пусть только попробуют тратить снаряды на не пристрелянные позиции, а не то при следующей пристрелке сами будут мишени расставлять, а я – стрелять по ним!
Пегас кивнул, взмывая в воздух. Трибун вернулся к напряжённому наблюдению. Называть пристрелянными близко похожие к таковым позиции на другом поле было не совсем верно, но иного названия для подобного он попросту не знал.
Первый голем, тем временем, без видимого труда пересёк бурлящую реку и, разбрызгивая воду вокруг, взял прямой курс на когорту. Полетели первые стрелы баллист, достигая цели, но либо отскакивая, либо оказываясь перемолотыми между каменными суставами. Голем продолжил набирать скорость, так что следующий залп запоздало усеял землю стрелами там, где он был несколько секунд назад, а до первых рядов земных пони оставалось меньше дюжины шагов.
Со стороны орудийных команд послышались крики и споры: осталась только одна заряженная батарея, а времени на перезарядку не было. Фелан сморщился, но пока ничего не предпринял. Если эти споры помогут им прийти к решению, то хорошо, а наказать за нарушение дисциплины он их всегда успеет.
Когда первые ряды вцепились в щиты и были уже готовы принять удар, третий залп сделал то, с чем не справились два предыдущих – низко, почти над самыми головами летящие стрелы рывком пригвоздили голема к земле, не давая ни двинуться, ни сжаться чтобы переломить их. Он остановился в полутора ярдах от цели.
– Не по пристрелке, – усмехнулся Фелан. – Что ж, молодцы, придумали решение. Но побегают всё равно, чтобы в следующий раз заранее думали.
Тем временем второй голем, двигаясь заметно медленнее первого, наконец пересёк реку и понёсся вперёд, раскручивая верхнюю половину своего тела вокруг оси и разгоняя тем тяжёлые цепы.
– Второй манипуле – разбиться на центурии, соединиться с первой и третьей! Пусть выставят щиты и упрутся в землю, как дуб в осеннюю бурю!
Ещё один пегас-посыльный взлетел, спеша доставить приказ. Трибун невольно затаил дыхание, наблюдая за тем как пролетевший через освободившееся пространство голем замедлился, разворачиваясь в сторону третьей манипулы, и снова начал набирать скорость. Одновременно со вторым залпом первой батареи, закрепляющим успех третьей, голем врезался в земных пони, продавив тех на три ряда вглубь. Сделай он это на полной скорости, их бы просто разметало.
Ударил в землю первый снаряд наконец занявшего позицию требушета, по большой удаче выбравший в качестве цели уже не занимаемое второй манипулой пространство.
– Ещё один залп по гусенице и пусть целятся в требушет.
Пегас снова полетел доставлять приказ. Трибун недовольно взглянул в сторону единорожьего войска. Чем дольше они будут стоять и ждать, тем меньше шанс того что всё и дальше будет идти по плану. Нужно что-то предпринять, иначе его когорту разобьют одними големами.
– Четвёртой манипуле, – проговорил он, закрывая глаза. – Перестроиться и галопом на форсирование реки. Живо!
Пегас взлетел, спеша доставить приказ. Выдыхая, Фелан открыл глаза и оглянулся.
– Ты, – обратился он к последнему из тех, что ещё не разлетелись по поручениям. – Та же манипула. Отступление на прежде занимаемую позицию. Жди сигнала.
Посыльный кивнул, приготовившись взлететь.
Как только приказ был доставлен и манипула начала движение, трибун вновь воспользовался дальнозором, направив его в сторону единорогов. С каждым мгновением их бездействия, биение сердца становилось всё громче. Мысли о последствиях этого поражения лезли в голову как тараканы в тёплый дом, и всё никак не зажигался тот свет, что мог бы их разогнать...
Но вот первый рыцарь прикрикнул на своих слуг, выходя вперёд. За ним последовали другие, а за ними ещё, так что всё большая часть войска заражалась его нетерпением, вынуждая их командира скомандовать общую атаку.
Трибун с облегчением выдохнул, убирая дальнозор.
– Лети, – скомандовал он пегасу и вернулся вниманием к своей когорте.
В ней, тем временем, дела шли неважно: голем, пусть и увяз в тесном контакте, не позволяющим ему более разгоняться, но всё равно оставался слишком опасной и массивной фигурой, совладать с ударами которой было не под силу даже крепким земным пони, если у тех не было хотя бы щита. А снаряды требушета уже создали несколько ощутимых брешей в рядах хаотично маневрирующей первой манипулы и до сих пор продолжали лететь.
Но основные силы единорогов наконец вступили в бой. А это значит, что можно переходить к следующему шагу.
Барон рысил к реке во втором ряду своего войска, если это подобие строя вообще можно было разделить на ряды. Формально ему следовало идти первым, но давно пренебрёгшие им рыцари даже не попытались дать ему на это шанс, вырываясь вперёд в поисках собственной славы. Что ж, он не станет им мешать.
А всё потому что этот бой всё больше и больше ему не нравился. Во-первых, зачем? Сомбра не дурак и нарываться на пограничную стычку из упрямства он не стал бы. Во-вторых, откуда защитный купол? Да, его не особо-то и извещают о том, что там добывают соглядатаи, но о подобном он бы точно услышал. Земные не только нашли защиту от магии, так ещё и смогли укрывать её от их взгляда до последнего момента? Это совсем не дело.
И третье, не самое главное, но с каждым этапом боя всё чаще идущее на ум: точно ли маршрут учений легиона Небесной республики, проходящий мимо этого самого места – лишь совпадение? Да, он улетел ещё прошлой ночью, но... весь ли?
И его отнюдь не воодушевило позорное бегство легионеров королевства, побросавших щиты и копья, стоило только его войску пересечь реку. Прямо в лес. Туда, где могла укрыться часть пегасьего легиона, пока остальные и правда улетели, ловко обманув разведчиков...
Покачав головой, барон извлёк меч из ножен и ускорился, высоко поднимая его в телекинетическом захвате.
Пусть так. Пусть он прав, это ловушка и им надо отступать. И что теперь? Он сможет докричаться до этих гордых юнцов и почти уже стариков, владельцев мелких имений, раскинутых вблизи от него, главенство над которыми он имеет лишь самое формальное? Барону, впавшему в немилость монарха, оставалось либо победить, либо пасть в бою.
Да и кто знает, вдруг это как-то поможет его семье? Славная смерть – звонкая монета в кругах единорожьей знати, и если его дражайшая Ферос сможет удачно ею воспользоваться...
Лес уже совсем рядом. В своих размышлениях он и не заметил того, как пересёк почти всё поле. Последний момент, когда он может развернуться и бежать прочь. Скрипнув зубами, барон дал отряду личной стражи команду плотнее сдвинуть ряды и замедлиться. Это и спасло его в те первые мгновения, когда со всех сторон налетели затаившиеся в лесу легионеры королевства.
Его отряд быстро сориентировался, закрывая бреши, встречая щитами удары шипастых шлемов и пуская в ход мечи, когда земнопони вставали на дыбы и наносили удары боевыми накопытниками. Несколько стражей из внутреннего ряда стали огрызаться стрелами и заклинаниями – но в лесу половина снарядов проходила мимо, попадая в деревья или вонзаясь в податливую почву.
Некстати вспомнилась прошлая весна, когда они с семьёй наблюдали за слугами, высаживающими молодые деревья на их участке.
«Ну уж нет, – твёрдо решил он. – Эту границу вам не пересечь. Только не через моё родовое имение!»
Затянутый в лесной бой, он уже не видел как вылетевшие из леса, облачённые в лёгкую броню пегасы Небесной республики слаженно атаковали увязший в деревьях трёхногий голем, повалив его на землю и спутав ловчими сетями. Да, один пегас не представлял собой грозной силы, в бою с тем же земнопони его спасли бы только крылья – но когда десятки крылатых атакуют единым потоком, копыту начинает поддаваться даже камень.
Так же поддавались зачарованные латы и оружие единорогов – пусть лишь на пятый или шестой удар, пусть они успевали сразить уже не одного легионера – упорство земных пони в конечном итоге брало верх.
Увязнув в стычках с разбросанными отрядами врага, барон, казалось, целую вечность перемещался от одного открытого места к другому, теряя стражников, тщетно пытаясь отыскать остальное войско и не отвлекаться при этом от боя. В какой-то момент краем глаза он заметил вереницу понуро бредущих рыцарей. Улучив мгновение и бросив на них быстрый взгляд, он понял, что те разоружены. Замерев и прислушавшись к округе, он понял что более не слышит вокруг звуки боя.
Они оказались окружены, болты летели на них со всех сторон, силы таяли, но больше не было идущих в ближний бой легионеров. Его личная стража сейчас занималась только отражением снарядов, и она тоже заметила прошедших мимо пленных.
– Вы всё видели! – донеслось со стороны стрелявших. – Сложите оружие и останетесь живы!
Барон обвёл взглядом уцелевших. Сделай он сейчас последний, отчаянный рывок, они могли и последовать за ним, но разве много общего у смерти загнанного зверя с честью пасть в первых рядах атакующих, ведя за собой войско? Не слишком уж...
Меч вернулся в ножны.
– Мы выходим! – ответил он, давая своим знак разоружиться как только перестанут лететь болты. – Оружие остаётся на земле!
Стрельба прекратилась. Барон отстегнул ножны, отправляя их падать в грязь. Задержав взгляд на витиеватом орнаменте кинжала, он оставил там же и его. С поднятым забралом, он направился в сторону крикнувшего – если никто не распознает в нём барона, то хоть расценить это в качестве жеста доверия они должны. Стражники, помедлив мгновение, последовали его примеру.
Их встретили взведёнными самострелами. Обыскали. Повели прочь из леса, к полю, на котором началось сражение. Через которое, под пристальным взглядом самострелов, уже вели пленных рыцарей: по одному, по два ошеломлённых таким исходом и не рискующих воспользоваться магией даже в малом. Его отряд выделялся в общей картине. Единороги провожали его взглядами, красноречиво говорящими о том, кому будет вменена вина за произошедшее.
Пересекать бурную реку на обратном пути оказалось труднее, чем это было тогда, когда он прошёл её на полном скаку, вместе с рвущимися в бой рыцарями. На другой стороне уже ждал легионер с самострелом. Держать магов в плену не так-то просто, если не можешь лишить их магии, но и быстрее пущенного болта она бывает очень редко.
Барона отделили от остатков отряда и привели к командной палатке, отмеченной стягами королевской и республиканской когорт. Первым вошёл легионер, несущий на спине его оружие. Вскоре земнопони вышел, а единорогу дали знак входить.
Внутри его встретило скромное убранство: три подушки на голой земле, да коробка с лежащими на ней тремя флягами. Земнопони, рядом с которым аккуратно стоял украшенный высоким гребнем шлем, очевидно был трибуном разбившей их когорты, а прижавший к нагруднику схожий шлем пегас – трибуном одной из пегасьих когорт, которые остались в лесу после того как остальной легион отправился дальше.
Земнопони приветственно кивнул.
– Рад видеть вас невредимым. Полагаю, – протянул он ножны с кинжалом, – это принадлежит вам?
Он стоял недостаточно близко, чтобы можно было взять их копытом. Бросив взгляд на обманчиво спокойного пегаса, барон осторожно подхватил их магией, давая трибуну убрать ногу.
– Вы правы, – ответил он, поднося ножны к себе и закрепляя их на положенном месте. – Приношу благодарность за оказанное доверие.
Земнопони усмехнулся.
– Приношу благодарность. Вы цените этот кинжал не как оружие, ведь так? Что это? Подарок?
Барон кивнул.
– Свадебный, – ответил он, проходя дальше в палатку и занимая свободную подушку. – Его вручила мне тогда ещё будущая супруга. В их роду принято дарить оружие.
Собеседник вновь усмехнулся, открывая флягу и делая глоток.
– Вам повезло с ней, не так ли? Граф... – трибун сделал вид, будто приглядывается к изображённой на доспехе геральдике.
– Что вы, всего лишь барон! – поспешил поправить его единорог. – Барон Жаккард де Лис, к вашим услугам.
Хитрая улыбка земнопони выдала его, дав барону догадаться об его истинных намерениях.
– Ха! – усмехнулся теперь уже он. – Сдаётся мне, слухи о неспособности земных пони к лести не так и правдивы, как принято считать! Вы меня подловили, трибун...
– Трибун Фелан, командующий Флуменской когортой, – подсказал ему земнопони. – А это – Квинт Сервилий, трибун первой когорты III Небесного легиона, на данный момент старший...
– Вы догадываетесь, зачем вас привели сюда? – резко перебил его пегас, явно недовольный откровенностью Фелана.
Барон медленно кивнул.
– Обсудить условия капитуляции, я полагаю.
Земнопони отрицательно помахал копытом.
– Не совсем и не сейчас. Мы готовим это место в качестве нейтральной позиции для переговоров, наши правители уже в пути, а от вас нам нужно только присутствие здесь вашего монарха. Вы ведь можете связаться с ним отсюда, верно?
Барон вновь кивнул.
– Это так, – осторожно начал он. – Но для этого мне нужны принадлежности для письма и ваше разрешение на одно заклятье.
Фелан перевёл взгляд на пегаса. Тот помедлил с ответом, но всё же кивнул.
– Считайте, они у вас уже есть, – заверил земнопони.
Богини, Старшая и Младшая, в сопровождении эскорта достигли лагеря к ранней ночи. Семёрка кобыл, также входивших в его состав, к исходу второго дня испытывала всё больше сомнений в необходимости своего присутствия – даже Флаттершай, на время пути официально бывшая советником сестёр, всё чаще просто шла в стороне, изредка обсуждая что-то со служанкой или центурионом. Им не находилось применения, с ними не вели разговоров, их навязанность и ненужность становились всё более явными.
Луна была хорошим, прирождённым полководцем, но не политиком. Эти кобылы были ей не нужны, по крайней мере сейчас, и она не умела это скрывать. Вуна видела заботы и тяготы окружающих, но и она не могла создать нужной, тем более ложной картины, а личные заботы не давали ей провести душевную беседу с каждым пони в эскорте. Их политиком была Селестия, и теперь её отсутствие сильно сказывалось, грозя испортить отношения с будущими подданными.
Именно в такой, напряжённой обстановке, эскорт достиг вставшего лагерем Ночного легиона. Сестёр проводили в подготовленные уже походные шатры. Их эскорту позволили расположиться внутри лагеря, предоставив заранее выделенное место, и до сих пор не понимающие свою роль в происходящем кобылы расположились там же.
Приготовления к церемонии завершились глубокой ночью. Были установлены два трона, всё прочее время бережно перевозимые в крепких, украшенных телегах. Обеих сестёр облачили в доспехи, благоговейно поднесённые им и подогнанные на месте лучшими кузнецами легиона – и пусть они были сработаны с некоторыми упущениями, пусть они повторяли оригинал лишь по изображениям на всё тех же тронах, пусть они не могли идти ни в какое сравнение с теми, что были оставлены в столице – сёстры с уважением приняли их.
Легион выстроился в полном составе, красуясь ухоженными и до блеска начищенными доспехами. Впереди всех встал легат. Его высокие наплечники венчались рельефным шаром луны и малой, усеянной лучами звездой.
Королевская центурия выстроилась в стороне, Флаттершай со своим сопровождением расположились рядом.
Старшая подала знак. Легат заговорил.
– Луна Великая, Вуна Милосердная. Светоч Тьмы и Утренняя Звезда. Ночной легион бесславно бежал, затаился в сокрытых вашей милостью землях, как и было велено. Но теперь, когда вы вернулись, когда каждый боец под моим командованием верит, что время пришло – теперь мой долг состоит в том, чтобы вручить вам верность легиона и снова сделать его инструментом исполнения вашей воли, как это было ранее.
Легат склонился, а слитный лязг пришедшего в движение металла позади него красноречиво сказал ему о том, что строй позади него повторил это движение.
– В этом строю, – продолжил он, – стоят лишь потомки тех, кто некогда имел честь присягнуть вам на верность. В нём нет ни одного, кто мог бы воочию видеть вас и ваши деяния, верно служить и приносить вам славные победы, – он поднял голову к небу, шумно втянул холодный ночной воздух и перевёл взгляд на сестёр. – Хорошая ночь, чтобы это исправить.
Также взглянув в небо и наполнив грудь ночным воздухом, Луна уважительно кивнула. Поднимаясь с трона, она добавила в свой голос толику магии – так, чтобы её мог услышать каждый легионер, до самого края построения.
– Твои слова правдивы, легат. Все, кого мы знали по имени, уже давно слились с землёй, что породила их, но ты, и все вы, по праву заслуживаете возродить собой некогда великий Ночной легион. Вы сохранили то, что было нам дорого, и теперь в вас продолжат жить те, кто служил нам столетия назад! – она приложила копыто к своему нагруднику. – Отныне и вовек вы будете служить живым проявлением нашей воли, никогда не испытывая нужды, а смерть ваша никогда не будет напрасной – ибо умираете вы во исполнение великой цели и во имя наше!
Вуна поднялась, также усиливая свой голос магией.
– Ты прав, легат. Сегодня хорошая ночь. И такой будет каждая ночь, пока легион верно служит нам, – она повторила жест сестры. – Ибо отныне и вовек не будет такого дня и такой ночи, когда любой из вас не сможет рассчитывать на наше милосердие и понимание. Нашим долгом будет делать ваш путь ясным, а души чистыми!
Новый кивок Старшей подсказал легату, что наступил его черёд.
– Ночной легион клянётся в верности своим богиням! – во всю силу своей глотки провозгласил он.
– Ночной легион клянётся в верности своим богиням! – тысячи голосов подхватили его слова, сливаясь в единый громогласный рёв.
Легат поднялся, наполняя лёгкие воздухом. Повинуясь разрешающему кивку резко расправившей крылья Луны, он запрокинул голову к небу – и зашёлся в протяжном вое:
– Но-о-о-о-очь!
Простое слово, мало что значащее в простом быту простых пони, для Ночного легиона стало квинтэссенцией всего: тех, кому они служат, того, что они любят, того, зачем они живут и отдают свои жизни. Это слово значило для них всё. Оно было их сутью, оно было их кличем.
И лишь когда в лёгких легата недостало воздуха, легион подхватил достигший небес и готовый упасть клич:
– Ночь! Ночь! Ночь! Ночь! – с каждой секундой, с каждым повторением и с каждым ударом о латы, силы Старшей и даже силы Младшей росли, так что на краткий миг ореолы их могущества становились видимы даже для далёких от магии, в привычном понимании этого слова, земных пони.
Когда казалось, что непрекращающийся и отражающийся от самих небес клич никогда не прекратится, Луна резко сложила крылья. Наступившая после этого тишина показалась оглушительной.
– С наступлением рассвета мы выступаем на Солнечную империю, – обратилась она к рядам легионеров. – Мы не будет прятаться от них во тьме. Пусть боятся нас при свете своего солнца!
Ожидание растянулось на дни, в течение которых были собраны обозы с павшими и отправлены в обе стороны для захоронения в родных местах. Были подсчитаны компенсации их семьям, переформированы центурии и возведены укрепления вокруг походного лагеря. Единорогов по-прежнему держали немногочисленными группами, под постоянным прицелом, и не допускали их приближения к «уснувшим» големам, но, не считая этого, с ними обращались вполне сносно.
Прибыли остальные семь когорт республиканского легиона, с легатом во главе. Вскоре прибыл и один из двух консулов, вынуждая легион ускорить и без того спешное возведение собственного лагеря.
Король Сомбра прибыл к исходу того же дня, в сопровождении ещё двух когорт, в тот же вечер обойдя все укрепления, кратко убедившись в благополучии всех пленных и даже успев осмотреть замерших големов – теперь скорее напоминавших изваяния безумного скульптора, безмолвные памятники войне – пока не стемнело настолько, что их скрытые тенями очертания стали более походить на ночные кошмары.
Единорожий монарх прибыл последним. Теперь можно было начинать переговоры.
Для этого, на открытой местности, в присутствии всех троих, дабы ни у кого не закралось подозрений о скрытых ловушках, в предрассветных лучах солнца был возведён ещё один шатёр. Стол переговоров разделил его на две стороны: консул Небесной республики Гай Либерарий Импробус, его легат и старший ликтор; король Сомбра, его трибун и приближённая пегаска-маг по одну сторону – и Монарх, чей сан заменил ему имя, в сопровождении кардинала и родовитого графа, по другую.
– Как нам расценивать твою выходку, король Сомбра? – не дожидаясь официального начала переговоров, проскрипел Монарх.
Граф уже подал ему бокал вина. Консул, при виде этого, скривился, не скрывая презрения к пристрастиям своего сюзерена.
– Что в вашем понимании означает слово «выходка», милорд? – почтительно отозвался Сомбра, будто и не замечая уже второго оскорбления в свою сторону.
Монарх поперхнулся.
– Что в нашем понимании выходка?! – откашливаясь, возмутился он. – Что, спрашиваешь? Это! – его копыто взметнулось, указывая в сторону места сражения. – Твои жалкие войска пересекли наши границы, а ты спрашиваешь «что»?! Сдаётся нам, ты и этот пернатый консул забыли своё место, вот что!
Достав из кармана платок, Сомбра неспешно вытер со своей части стола несколько алых капель. Убедившись, что теперь стол снова чист, он также неспешно убрал платок.
– Ну что вы, милорд, отнюдь, – сохраняя прежний тон, ответил он. – Я его отчётливо помню. И оно велит мне, как наследнику истинной династии, вновь объединить все три расы под своим стягом, как это было и как должно быть.
Допив остаток бокала, Монарх съязвил.
– Истинная династия никогда бы не проиграла, мой заблуждающийся друг. Итак, спрошу ещё раз. Как расценивать ваше нападение, о истинный король?
Консул ударил по столу копытом, устав выслушивать бессмысленную чепуху.
– Единороги стали во главе из-за своей силы, верно? – начал с сути он. – Так теперь и мы покажем свою, доказав право быть свободными среди равных! Этот бой – лишь первый из подобных. Признайте наше право и мы предотвратим грядущие кровопролития.
Монарх вскочил, в гневе опрокидывая бокал и разбивая его тонкое стекло, так что только-только налитое вино растеклось по столу. Бутыль в магическом захвате графа замерла на месте, лишь приподнявшись, дабы её содержимое не лилось и дальше.
– Это возмутительно! – Монарх запахнулся в свои одеяния. – Вы пересекли грань дозволенного! Я разобью ваши войска, сокрушу твердыни, а земли заберу в своё прямое владение – не ждите от меня тех же милостей, что были дарованы моим предшественником!
Он спешно направился к выходу. Кардинал последовал за ним, вычурным жестом проклиная противоположную сторону переговоров. Граф, пряча бутыль за пластиной своего нагрудника, вышел последним.
Дождавшись, когда единороги покинут их, Гай встретился взглядом с Сомброй.
– Этот план точно лучше? – с сомнением произнёс он. – Свести всю войну к одному яростному рывку и дождаться, когда зима не даст единорогам ответить, мне нравилось больше.
Сомбра с сожалением покачал головой.
– План был хорош, но на доске новые фигуры. Он подвёрг бы нас риску совсем иного уровня. Сейчас же, – вздохнул он, вновь доставая платок, чтобы вытереть с копыта дотёкшую до него жидкость, – нам лучше рассчитывать на их благоволение.
Миновало два перехода. Они были уже на самых подступах к столице Солнечной империи. Ни одного дозора или секрета, ни одной живой души, будто бы окрестности просто вымерли, уступив место пыли и запустению. Только подходя к наглухо запертым воротам, Луна увидела легионеров на стене и на башнях, сливающихся бледным цветом доспехов и белой мастью с белокаменными укреплениями. Раньше они были цвета ночи...
Старшая не остановилась. Если надо будет, она вышибет ворота – и прославленный молот ей ни к чему, магия справится с подобным в два счёта. Не было ещё такой стены, которая смогла бы её удержать, и никогда не будет. Но когда до ворот осталось всего несколько шагов, а заклинание уже было готово сорваться с её рога, створки беззвучно раскрылись, разделяя изображённый на них солнечный диск на две части и вынуждая её отступить на несколько шагов.
Селестия. Одна. Без оружия.
«Лу, да ведь она без артефактов!» – мысленно воскликнула Младшая, быстро поравнявшись с ней.
Луна быстро проверила сестру всеми известными заклинаниями, не доверяя глазам, но ничего не обнаружила.
«Ты... ты права, их и правда нет», – она в неуверенности переступила с ноги на ногу. – «Что она делает?»
Вуна не ответила. Она сделала один, два робких шага... и кинулась навстречу Селестии, зажмурившей в испуге глаза, лишь с тем, чтобы наконец сжать её в любящих объятиях.