Дорога на Кантерлот

Дорога на Кантерлот. Глава XVIII: Буран.

"Дорогая матушка, пишу тебе, потому что не знаю, когда смогу написать снова. Готовится наступление, мы стоим в городе NN, нас отвели подальше в тыл чтобы наша часть пришла в себя после тяжёлых боёв в октябре. Здесь неплохо, по крайней мере у нас есть крыша над головой, тепло и пища. Все говорят, что войне осталось пара недель, максимум — месяц. К нам подходят свежие силы, много танков и пехоты. У нас в батальоне много новобранцев, почти все из Вракса, но есть и парни с Везалиполиса и Сорифа. Говорят, что у вас там всё отстроили, в старом улье уже никто не живёт. Жаль я не могу увидеть этого. Здесь, на этом чёртовом морозе, невольно вспоминается наш край и служба на медвежьем рубеже. Сейчас температура минус двадцать и судья по приметам — дальше будет только холоднее. Мы народ привычный, но молодняку не помогают даже тёплые шинели. Земля замёрзла и стала похожа на камень, но зато наши танки и грузовики не будут вязнуть в раскисших дорогах. Передай всем домашним, что я их очень сильно люблю. С фронта в ближайшее время не будет посылок. Снова начинаются серьёзные дела, сейчас даже офицерам не до трофеев. Я слышал, что у вас уже ввели карточную систему, что эссенция заканчивается. Страшное дело, ведь вы живёте впроголодь чтобы мы могли сражаться в полную силу. Желаю вам пережить всё это и дождаться меня..."

Отрывок из письма чейнджлингского солдата домой. Половина текста была впоследствии вымарана цензурой.

---

— Ребята, вам тут почта пришла. — Боец осторожно протискивался по ходу сообщения, неся на своих боках котелки с горячей едой. Сильный ветер снова дул с востока на запад, сгоняя серые тучи. От блеска болели глаза — вокруг беле чистый белый снег. Взвод панцергренадёров несколько часов рубил землю лопатами и кирками, чтобы вырыть себе этот окоп. Здесь было тесно, неудобно. Но хотя бы тепло. В узких проходах и окопах ютилось сорок три бойца — ровно столько, сколько было положено. Взвод Ляпписа пополнили новыми бойцами — их свежие серо-зелёные шинели выделялись на фоне остальных.

Слова посыльного подействовали магически. Разговоры стихли, им на смену пришла возня — перевёртыши начали протискиваться по траншеям, чтобы подобраться поближе к нему. Их волновала вовсе не еда, ведь полевая кухня уже несколько дней как взяла прочный ответ за наполненность их их желудков. С едой не было проблем, а вот с письмами и посылками от родных стало туже: почта то отставала, то терялась, то задерживалась.

Артис прислушался: похожая возня начиналась и в других взводах. Видимо, письма пришли и остальному батальону. Сейчас они находились далеко не на переднем краю, но шуметь всё равно никто не решался. В воздухе стояли слишком знакомые запахи, чтобы позволять себе быть беспечными. Их уже не отводят в тыл для приёма пищи, на переднем краю, откуда несколько дней к ряду был слышен стук топоров и заступов, наступила почти гробовая тишина. Длинным вереницам грузовых машин и тягачей уступили редкие юркие вестовые и офицеры на мотоциклах и джипах. Периодически бухала артиллерия — редко, по одному-двум снарядам в несколько часов. Вражеские орудия отвечали в такой же ленивой манере — иногда где-то поблизости от них нет-нет да взметнётся чёрная земля, а там, впереди, на линии соприкосновения застрекочут и тут же смолкнут две пулемётных очереди — одна в ответ на другую. По ночам на той стороне изредка рвались мины — реакция на нарушение светомаскировки. У миномётчиков была такая забава — бить по сигаретным огонькам или невовремя занавешенным окнам.

Помощник повара поставил на землю свои котелки и достал из-за пазухи шинели большую бумажную упаковку, которую сразу же принял цугфюрер Ляппис. Чейнджлинги наполнили из котлов свои личные котелки и, аккуратно пробираясь между своих товарищей, направлялись по своим местам.

— Что, пулемётчик, опять хватишь самый жир? — Полушёпотом спросил посыльный. Артис отрицательно помотал головой и молча опрокинул в свой котелок наполненную до краёв поварёшку. Суп пах душистой тушёнкой. Этот запах мог свести с ума любого из них. Зажав в зубах ручку своего котелка, начал медленно протискиваться вдоль стенки окопа. Его старались пропускать, но это не получалось из-за тесноты.

— Что громила, хочешь стать ещё больше? — С улыбкой прошипел Класпер, вжимаясь в земляную стенку чтобы пулемётчик мог пройти. Артис не ответил, ведь его рот был занят. Кое-как пройдя мимо теснящихся бойцов, пулемётчик вскоре добрался до своей ячейки. Его товарищ-ефрейтор получил свою порцию одним из первых и теперь дремал в крайне неудобной позе, сидя и облокотившись на патронные цинки. Артис спокойно сел на своё место и тихо потревожил напарника. Тот приоткрыл один глаз и спокойно посмотрел на первого номера.

— Будешь ещё? Я тут принёс...

— Не надо. Ешь всё сам. Мне своей порции хватило на... — Ефрейтор зевнул и рефлекторно размял затёкшие ноги и крылья, после чего снова погрузился в дрёму. Артис не стал удивляться этому, он неплохо знал этого бойца. Его никогда не интересовали письма и корреспонденция, видимо у него не было тех, кто мог бы ему писать.

Трапеза длилась не очень долго. С одной стороны потому, что солдаты в принципе никогда не тратили слишком много времени на еду, а с другой стороны, всех мучило нетерпение, даже Ляппис, принявший упаковку, то и дело смотрел на неё, борясь с желанием порвать бумагу и выяснить, что там внутри. Наконец, этот момент настал. Офицер осторожно вскрыл пакет ножом и начал раздавать конверты и свёртки, громко зачитывая имена подчинённых. Имя Артиса оказалось одним из первых по алфавиту, поэтому он получил конверт практически сразу. Он выглядел немного потрёпанным и помятым, клей на нём явно был свежим. Видимо, его уже вскрывали.

— Что, дошло что-нибудь? — Спросил у пулемётчика уже отоспавшийся напарник.

— Как видишь.

— Тебе кто пишет? Мать или жена?

— Мать, может братья. Я ещё не женат, сам знаешь.

— Да-а... Многовато неженатого народа, не замечал?

— Замечал, но что с этим поделаешь? Только отслужили, вернулись по домам, потом новый призыв... Не было на это времени. — Артис достал заранее припасённый перочинный ножик и начал вскрывать конверт.

— А так, у тебя там, в Сорифе, есть невеста?

— А у тебя? — Пулемётчик понял, что задал не самый удобный вопрос. Взгляд ефрейтора потемнел и упёрся в землю.

— Была. — Коротко ответил он.

— Сожалею. Теперь понятно, почему тебе не приходят письма.

— Ну как не приходят. — ефрейтор невесело улыбнулся и посмотрел Артису в глаза. — Мне таки пришло одно письмецо. Ещё в седьмом году. От неё как раз. Всё-де у нас хорошо и всяко-де она меня уважает, но ещё три года она меня ждать не собирается. Понимаешь меня? Так что, товарищ, мне без писем даже как-то легче. Ты насчёт своей-то уверен, если она у тебя вообще есть?

— Да. Думаю, да. — Артис кивнул в знак солидарности со своим напарником, а потом открыл конверт и достал письмо. Первым, что бросилось ему в глаза были длинные чёрные полосы, лежавшие прямо поверх строк. Глаза пулемётчика стали похожи на два крупных блюдца, зубы сжались. Он представил себе мерзко выглядящего чиновника в военной форме, спокойно и буднично перечёркивавшего "неправильные" слова и словосочетания. Текст письма был искажён, пулемётчику было трудно восстановить его первоначальный смысл. Почерк он узнал сразу — это был Марис, его младший брат. Вот он приветствует Артиса, желает ему всего хорошего, надеется на то, что тот напишет в ответ, а потом вернётся домой живым и здоровым. Пишет о том, как Сориф отстроили за лето, о том как они ждут конца войны и надеются на успех армии... Вот немного об Алвисе, о том что он служит в зенитных войсках, дальше — сплошные чёрные полосы. "Эх Марис! Вроде самый смышлёный из нас, а разболтал видимо то что не должен был..." — Подумал было Артис, решив что брат нагородил чего-нибудь лишнего о службе Алвиса. Но потом в голову пришло другое, пулемётчик нервно сглотнул. Один из новобранцев, прибывший из Вракса, втихую рассказывал о том, что их улей пытались бомбить, что Везалиполис тоже побывал под ударом, пусть вражеские бомбардировщики и были уничтожены либо рассеяны. А что Сориф? А вдруг?... Нет. Не может такого быть. Они далеко на севере, в безопасности, а если до них кто-то и добрался — то что они могли бы поделать с зенитными частями, расположенными там?

— Артис, ты чего? — Ефрейтор с тревогой и любопытством посмотрел на товарища.

— Н-ничего. Всё нормально. Пол-письма замарали, сволочи...

— Сейчас больше вымарывать стали. Зелень говорит что в ульях тяжеловато жить стало, война всё-таки.

Артис нервно кивнул и продолжил читать. После целого вычеркнутого абзаца Марис начал писать о работе, о том, как они живут — и здесь были чёрные полосы, видать, не всё там было хорошо. Однако, там всё-таки осталось самое главное — брат писал, что с матерью всё хорошо, и что его невеста передаёт ему привет. Эта новость успокоила его. Он сделал глубокий вдох и выдох, а потом свернул письмо, убрал обратно в конверт и спрятал в потайном кармане шинели.

— Ну, как оно?

— Все живы-здоровы, и то хорошо. — Снова вздохнув произнёс пулемётчик.

— Хорошо. Теперь главное нам уцелеть.

В других ячейках так же обсуждали письма из дома. Кто-то здесь же начинал писать ответ. К Ляппису по почте пришла маленькая бутылочка еловой настойки, которая сразу же была пущена по кругу. Спиртное, обед и почта ободрили солдат. Однако, вскоре после этого поступил приказ общего построения. Бодрые и разгорячённые гренадёры похватали оружие и начали покидать свои позиции. Артис взглянул на ярко-синее небо, в самом зените которого чёрными воронами кружились самолёты-корректировщики. Вокруг стояла тишина — только сотни копыт хрустели по снегу и офицеры отдавали приказы строящимся взводам и ротам. Где-то в отдалении поднимался глухой рык батальонной техники — БТР и танки, к которым они были прикреплены. Здесь, в резерве, жизнь ещё чем-то напоминала гарнизонную. Началось некоторое подобие развода — две гренадёрских роты вернули обратно в траншеи, одна оставшаяся рота должна была заняться стрельбой. Перед командой "Исполнять" командир батальона во всеуслышание заявил, что сегодняшний день затишья — последний. Это никого не удивило, все уже итак всё понимали. Чейнджлинги вернулись в окопы и ожидание возобновилось.

---

— Товарищ комбат, вас вызывают к генералу. — Голос телефониста прервал его размышления. Грау кивнул, встал со стула и оправил на себе гимнастёрку. Белов уже подносил его тулуп — совсем новенький, сшитый специально под него. Грифон так же молча накинул тулуп на спину, внимательно разглядел комнату и только потом вышел в прихожую, где застегнул телогрейку на все пуговицы и крючки. На ум пришёл недавний вечер, когда к ним в батальон приходили гости — лейтенант Димитреску и та самая кобыла, спасённая ими из Эплстока, ставшая медсестрой. Собрались и его командиры. Выпили, закусили, побеседовали. Димитреску был довольно образованным и интеллигентным грифоном, Грау любил общаться с ним. Теперь он командовал не взводом — а целой ротой. Видимо, их ночные похождения не остались без внимания начальства. Таких вечеров было много — иногда в батальон заезжал комполка, иногда сам командир дивизии. Все понимали — это не на долго, и поэтому старались не растрачивать это время попусту. Время... Его никогда ни на что не хватало. Такова была его особенность.

— Белов, как там пополнение? Уже прибыли?

— Нет, товарищ комбат. Через час прибыть должны.

— Ещё и их ждать. — Проворчал грифон, выходя на улицу. Снаружи их ждала машина — эквестрийский "Виллис", реквизированный северянами во время отхода из Хоуп Холлоу. Джип переходил из копыт в копыта, пока не было решено, что лучше передать его батальону Иоганна. Таким образом, Белов стал ещё и водителем. Военные сели в машину, затарахтел мотор. Ехать было недалеко, но колёса скользили по дороге. Иной водитель сбавил бы обороты, но Белов слишком сильно любил быструю езду, чтобы обращать внимание на подобное неудобство. Через несколько минут они уже находились у штаба дивизии. Стоял мороз, дул ветер — на улице стояла настоящая зима. Недавно в дивизию прислали несколько тысяч новых тёплых полушубков. Хватило на всех, кое-что даже перепало эквестрийцам. Вместе с одеждой подвезли орудия и стрелковое вооружение, много снарядов и патрон, но пополнения были малочисленными — многие роты и батальоны так и не смогли восстановить свою численность. Среди них оказался и батальон Грау.

Старший лейтенант вылез из машины и быстрым шагом направился к двери. Белов остался у джипа, ожидая своего начальника. На этот раз Любов разместился в небольшом одноэтажном деревенском доме. Сначала их встретил начальник связи, а потом и сам генерал.

— Здравствуйте, товарищ Грау. Вы подъехали очень вовремя. Следовало бы вызвать вас раньше. Пройдёмте в мой кабинет.

На столе в кабинете генерала стоял небольшой походный самовар, а в углу дежурил телефонист. Любов машинально спросил у связного, не приходило ли никаких сообщений. Тот ответил, что нет.

— Судья по данным разведки — противник готовится нападать. Они занимались этим почти все эти две недели, но нынешние донесения говорят о том, что атака будет уже завтра или послезавтра.

— Я знаю свой приказ. Батальон готов выступать.

— Это очень хорошо. Я вызвал вас сюда... Чтобы подвести итоги наших бесед.

— Хотите побеседовать за чаем? — Грау улыбнулся, воспринимая настроение своего начальника. "Странно... Завтра в бой, нужно всё обсудить, а мы тут чаи собрались гонять..." — Подумал комбат, но не стал возражать. Всё утро он провёл наставляя своих командиров и следя за приготовлениями солдат. Встреча с генералом воспринималась им как нечто серьёзное, даже во многом гнетущее.

— Да, вполне. Зачем нам карта? Мы итак уже уделили ей должное внимание, теперь пора поговорить о другом.

— О чём же?

— О том, что за это время мы с вами многое поняли, товарищ Грау. Из хаоса возникает новый порядок, можно сказать... Он уже возник. — генерал налил из горячего самовара чашку зелёного чая. — Вы мой резерв, позиция вашего батальона является ключевой. Сломаетесь, отступите раньше срока — и шоссе потеряно. Дивизии нет. Стойте накрепко, но не насмерть. Думайте, рассчитывайте. Вам это понятно?

— Понятно, товарищ комдив. — Кивнул Иоганн, наливая свою чашку и ставя её перед собой. Любов сделал аккуратный глоток, как бы подавая пример лейтенанту.

— Я уверен в этом. Наш враг любит действовать по шаблонам, но встретив сопротивление он начинает думать. Он не дурак, его солдаты и младшие командиры — тоже. Любая храбрость и упорство бесполезны против ума.

— Но и ум бесполезен, если нет смелости им пользоваться. — Заметил Иоганн. Любов широко улыбнулся.

— Это верно. Хорошо, что вы это знаете. Этого у вас уже не отнять. Это ваш... опыт.

В помещение зашёл начальник штаба дивизии.

— Товарищ генерал, там снаружи просятся какой-то корреспондент. Хочет вас сфотографировать.

— Наш или эквестриец?

— Эквестриец. Правда обещала завтра приехать.

— Жаль... Завтра уже может быть поздно... — Генерал отвёл глаза от комбата и посмотрел на начштаба. Иоганн заметил, что взгляд Любова стал намного серьёзнее.

— Отказать ему.

— Зачем отказывать? — усмехнулся комдив. — Раз просится — впустите. У нас тут не секретное совещание.

— Вас понял! — Начальник исчез за дверью. Через минуту в помещении стоял невысокий и очень худой жеребец. Он был бурого цвета и в таком же буром пальто, своим видом напоминая отощавшего медведя-шатуна.

— Джентельмейны? — С некоторым удивлением спросил он, ожидая застать здесь более серьёзную атмосферу.

— Да, сэр? Хотите нас сфотографировать? Вы от газеты или частник?

— Я от газеты. Мне дали задание сфотографировать вас для первой полосы "Эквестрия Дэйли". Я должен был это сделать вчера. Сегодня уже сдавать материал, так что я сильно опаздываю. Сейчас частников нет, сэр. Даже частные газеты закрыли.

— Ясно. Тогда чего же вы ждёте? Сфотографируйте нас прямо так, за самоваром.

Глаза жеребца округлились. Он в удивлении посмотрел сначала на генерала, потом на Грау, а потом скосил глаза на накрытый стол.

— Но мне нужно заснять вас именно за деятельностью. Ну... Чтобы вы занимались чем-то военным или просто красиво позировали. О вас хотят написать статью, вашей дивизией сильно интересуются в...

Пони не успел заговорить из-за того, что Любов залился смехом. Он смеялся негромко, но от души. Грау посмотрел на сконфуженного фотографа, но сдержался. Иоганн, как и все грифоны, смеялся хрипло и визгливо, такой смех был не очень приятен окружающим.

— Сэр... Я понимаю, что вы гражданский, но... Как бы вам объяснить. — отходя от хохота начал генерал. — Военным не всегда нужны карты и серьёзные лица чтобы делать свою работу. Вот смотрите. Это — Иоганн Грау. Командир моего резерва. Я вызвал его, и мы обсуждаем вопросы, крайне важные вопросы, сэр. Сфотографируйте нас. Пусть граждане увидят, как воюют северяне.

Фотограф задумчиво посмотрёл в окно, а потом ответил глубоким утвердительным кивком.

— Это было бы очень оригинально. Думаю, вы правы. — Корреспондент встал так, чтобы стол с самоваром и чайником находились аккурат напротив большого окна, чтобы силуэты генерала и лейтенанта лучше выделялись на свету.

— Сделайте пару фото. Хочу послать жене.

— Хорошо, хорошо. — Прошептал эквестриец, улыбаясь находке Любова. Дважды щёлкнул затвор камеры.

— Когда проявите? — Спросил Любов, вставая из-за стола.

— Я должен сделать это к четырём часам. В четыре-десять уже должен сидеть в машине. Я поеду в Луна Нову, а там уже разберутся сами.

— Хорошо. Я пошлю за вами ординарца.

— Договорились.

— Я смотрю, вы профессионал, у вас и камера чейнджлингская — в нашей "Правде" такие штучки абы кому не доверят.

— Да сэр. Купил её в шестом году. Задолго до войны. Приходилось путешествовать через эту страну.

— Как вас зовут?

— Освальд Брауни, сэр.

— Иван Васильевич Любов. Будем знакомы.

Пони обменялись кивками. Фотограф вышел: он явно торопился.

— Странный тип. — Прокомментировал Иоганн.

— Они все такие. Скорее гражданские, чем военные. В этом есть что-то положительное, не находите?

— Может быть, товарищ комдив. Так о чём мы говорили?

— Об уме, товарищ Грау. Об уме и воле его применять. Вам понадобится и то, и другое. — лицо Любова окончательно стало серьёзным. В нём не было мрака или сухости, было видно, что генерал всё время разговора продолжал напряжённо думать. — Скорее всего, вам придётся так плохо, как никогда раньше. Я не хороню вас, не посылаю вас на смерть. Я предостерегаю вас от беспечности.

— Спасибо, товарищ командир дивизии. Служу Северянской Республике и трудовому народу!

Грау покидал штаб почти в таком же настроении. Разговор затянулся ещё на какое-то время и выразился в том, что военные в очередной раз обсудили диспозицию батальона. Несколько минут назад был отдан условный сигнал и батальон уже выдвинулся на позиции. Ночь стояла светлая: из-за туч выглянула растущая луна. Вокруг не было ни огонька: даже в сумерках машины старались ездить без света фар. Джип ехал по обочине, водитель и пассажир молчали, ведь ветер дул в лобовое стекло и мешал говорить. Они выехали за пределы посёлка и двинулись дальше. В молочном свете мелькали силуэты постовых, мимо проходили колонны маршевых рот, редкие автомобили. Вот и деревня Вестхуф — их главный опорный пункт. Там находился его штаб, там его уже ждали.

— Стой! — Из темноты послышался окрик на северянском. Свои. Из сумрака вышла одинокая фигура и замахала копытом, указывая на место где можно припарковать машину. Вскоре Грау и Белов уже шли по деревенской улочке. Грау спросил, где расположились штабы. Солдат показал копытом дальше по улице:

— Дом четвёртый отсюда. Узнаете! — В лунном свете блеснул оскал улыбки.

Здание штаба нашлось быстро — им оказался приземистый двухэтажный дом с толстыми стенами. У дверей дежурил ещё один часовой, без промедлений пропустивший Иоганна внутрь. Комбат не стал раздеваться в прихожей, а сразу прошёл в большую комнату, где его уже ждали.

— Здравия желаю, товарищ комбат! — Иоганна встретил голос Каурова. Начальник штаба стоял над картой и задумчиво чесал копытом нос. — Телефонист, доложить на все пункты что товарищ комбат прибыл!

Связной тут же начал исполнять приказ.

— Новобранцы здесь? — Спросил Грау.

— Так точно.

— Окапываются?

— Уже, товарищ комбат. Каждый вырыл по полнопрофильной ячейке.

— Отлично. Сам следил?

— Никак нет, этим занялись политруки.

— Ясно. Тогда строй всех кто здесь есть и передай по телефону, чтобы офицеры на других позициях передали солдатам мои слова. До полуночи осталось полтора часа. Завтрашний день может стать днём сражения. Я так и не успел напутствовать новобранцев, нужно исправить это.

— Вас понял. — Кауров отпрянул от стола и начал одевать полушубок, висевший на стуле.

— И да, совсем забыл. Тут остались какие-то местные?

— Так точно, товарищ комбат. Почти все с частным оружием. Я отдал приказ разоружить их, но уходить они отказались...

— Правильно сделал. От таких ополченцев будет больше вреда, чем пользы.

Через некоторое время солдаты были построены. В Вестхуфе находилась рота Пежина, взвод эквестрийских солдат и пятьдесят призывников под командованием политрука Лазарева, прибывшие сегодня в качестве пополнения. Они ярко выделялись на фоне остальных, несмотря на то что в темноте нельзя было разглядеть более светлого оттенка их шинелей. Иоганн вышел перед ними, окинул встрой взглядом. Снег с шуршанием стлался по земле, ветер выл в трубах покинутых домов.

— Товарищи новобранцы! Вы прибыли на фронт во имя исполнения интернационального долга. С этого дня, вы — часть моего батальона. Вы стоите в одном строю с воинами, которые уже не раз и не два давали достойный отпор врагу. Они видели их спины и шли по их трупам, они стояли насмерть и терпели страшные лишения, чтобы выжить и продолжить борьбу. Я строг и жестокосерден, мне неведома жалость, но я уважаю храбрость и воинскую честь. Но поверьте мне, что здесь, среди вас, стоят не только храбрецы, но и трусы. Трусы, сумевшие преодолеть себя и добывшие прощение вражеской кровью. Теперь вы — часть этого батальона. Вы стоите на месте тех, кто погиб в жестоком бою с врагом, кто отдал жизнь за своих товарищей. — Грау снова осмотрел своих солдат: в ответ воззрились десятки пар блестящих точек. Они все смотрели на него, такие разные, но схожие в одном. Грау не сразу понял, что это. Он сделал короткую паузу и продолжил: — В этом строю стоят не только бойцы Красной армии, но и те, чей порог находится здесь. Те, кто испытал всю горечь поражения, всю боль за свою страну. Те, чью землю топчет ненавистный враг, и чей народ он уничтожает. В последних боях они дрались наравне с нами и проявили храбрость, достойную лучших из нас. В боях за Хоуп Холлоу чейнджлингские генералы впервые почувствовали на зубах вкус собственной крови. Они озверели, и собрали огромные силы чтобы растолочь нас в порошок. Но теперь они знают, что северяне и эквестрийцы любят свою Родину. Теперь они знают, как они могут за неё драться! И теперь им не избавиться от страха. Придётся нелегко, товарищи. Триммель попытается уничтожить нас авиацией и артиллерией, раздавить танками и пехотой. Но он не пройдёт. Потому что на его пути встанем мы. Сегодня, затив дыхание на нас смотрит весь мир. Ведь на этих рубежах — мы встаём на его защиту!..

Взывл ветер, Иоганна обдало снегом и морозом. Строй стоял безмолвно, как сплошная серо-чёрная стена.

— Будьте достойны этой чести.

Через пять минут после окончания речи начали падать первые снаряды чейнджлингской дальнобойной артиллерии.

---

— Не думайте о морозе и усталости! Вспомните о вашем долге перед Королевой! Народ Чейнджлингии ждёт новую великую победу! Вперёд, солдаты, вперёд! Вы — лучшие бойцы, сражающиеся в лучших войсках — в панцерваффе! Мы — элита Чейнджлингии, мы — панцергренадёры! Наша Родина нуждается в новом блистательном успехе! Никакой пощады красным комиссарам и эквестрийским выродкам! За Королеву Кризалис!!

— Ур-ра-а!!!

Артиллерия грохотала уже несколько часов, перекатываясь с одного вражеского фланга на другой и постепенно уходя в глубину. В голове стучала кровь, запах бензина и пороха невольно напоминал о лете. Казалось, что было как тогда: рокотали двигатели танков и бронетранспортёров, на жерлах орудий и броне блестела утренняя заря. В первый раз они сумели их провести, но теперь они порвут их на ошмётки. Артиллерия сметёт передовые позиции красных, а их задачей будет лишь добить выживших.

Артис окинул взглядом свой пулемёт: оружие было заряжено и вычищено, по раструбу и отверстиям на стволе гуляли весёлые блики. От него пахло маслом и холодной сталью. Адский косильщик был полностью подготовлен к работе. После крика "Ура!" всех в его БТР сковало молчание, подобное гудению высоковольтной линии.

Орудийный гул начал уходить назад, "Ханомаг" немного тряхнуло, а потом машина медленно, но верно двинулась вперёд. Их батальон недавно пополнили новыми машинами взамен потерянных под Хоуп Холлоу. Впереди пехоты шло три дюжины танков. На каждый батальон танкового полка приходилось по батальону панцергренадёров, остальные полки дивизии прикрыли мотострелками из 216-й. На коротком участке фронта развернулись сотни тонн брони и тысячи штыков, и все они тронулись, подобно горной лавине.

БТР-ы проехали через поле, оставив позади исходные позиции. За полем начиналась уже набившая оскомину лесополоса — узкая линия толщиной в два-три молодых клёна. Шедшие впереди "Тройки" и "Четвёрки" валили деревья и давили их гусеницами, давая проход менее проходимым полугусеничным машинам. За лесополосой находилось очередное безымянное хозяйство. Артис не видел ни дома, ни сарая — только две потемневших крыши промелькнули перед его взглядом. В запах пота, масла и бензина постепенно начал примешиваться едкий запах пороха.

Артиллерия продолжала грохотать, когда к её грому прибавились гулкие очереди автопушек — это разведка на броневиках столкнулась с врагом. Ухо Артиса дёрнулось в направлении очередей, примерно так же отреагировали и остальные. Звук близкой стрельбы будто бы дёрнул переключатель в их головах, заставив обратить на себя максимум внимания. Артис высунулся из "Ханомага, уперев ствол пулемёта на бортик машины. Он увидел страшную и живописную картину.

Впереди чернели остатки какого-то очередного фермерского поселения. Танки и их БТР шли прямо на него. За обугленными развалинами виднелись исковерканные снарядами деревья. Там уже шёл бой: отделение бронемашин било короткими очередями по пока ещё невидимым окопам и передовым точкам, постепенно продвигаясь вперёд. Было видно, как по броневикам барабанили пули, не причиняя им никакого вреда. Вот одна машина подъехала поближе, повернула башню и начала поливать из пулемёта невидимую цель. Артис ясно увидел, как по броне ударило несколько бессильных автоматных очередей, а потом, откуда-то сзади и сбоку, в башню разведчика влетела объятая огнём бутылка. Из башни показались фигуры стрелка и командира. Один замертво повалился вниз, другой успел сделать несколько шагов, но после этого всё равно получил очередь и ничком упал на землю.

Остальные броневики попятились назад. Артис шёпотом выругался, глядя на ужасную расправу над разведчиками. Враг не просто не был уничтожен — он огрызался со всей жестокостью и коварством. Им предстоял бой. "Двухсотдвадцатьвторые" уходили с линии огня, радисты наверняка уже передавали информацию экипажам танков. Бронеколонна ожглась на этом участке и теперь отскакивала назад, чтобы попробовать в другом. В дело вступили танки. Между наступавшими чейнджлингами и врагом было полтора километра, когда загремели первые выстрелы короткоствольных "окурков". Врага тем временем не было видно. Не было видно даже его окопов — ни брустверов, ни амбразур, ни огневых точек, только чёрное перепаханное месиво воронок и руин. Танки останавливались, вертели башнями, но не всегда делали выстрел. Цепь наступала осторожно, стараясь найти и подавить то, что не успели засечь разведчики.

— Все наружу! — Скомандовал Кринг. Артис, недолго думая, перепрыгнул через борт и спрыгнул в снег, видя, что все остальные делают то же самое. Броневик начал притормаживать, и когда все выгрузились — окончательно остановился. Теперь их надеждой и опорой были танки. Справа уже гремел бой: один из танковых батальонов замедлился, попав под огонь скрывавшейся в лесу артиллерии. Дюжина орудий загрохотала почти одновременно, им в унисон забило несколько зенитных пушек. Дальше влево от их позиций так же завязался бой — и так по всей линии слева и справа один за другим, будто второй вал, накатывающий вслед за первым.

Гренадёры догнали танки: гусеницы боевых машин прокладывали колеи по снегу, пехота следовала за ними. Лязг катков и гусениц, рык моторов и топот множество ног полностью занимал слух. Вот из стоявшей близ деревни рощи что-то ухнуло и "тройка" из роты левого крыла вспыхнула как спичка. В ответ залаяли пушки и пулемёты — второго выстрела так и не произошло. До руин оставалось меньше километра. Чейнджлинги огибали редкие воронки, оставшиеся от недолётов. Танки замедлились — вперёд высыпали команды пионеров, вооружённых автоматами, миноискателями и взрывчаткой. В одну из ночей затишья сапёры уже частично разминировали поле перед деревней, но разведчики доложили, что часть смертельного груза всё ещё находится в земле. Незаметно для разгорячённо двигающихся бойцов защёлкали первые одиночные выстрелы. Невидимая пуля тяжело ранила одного из сапёров, тот повалился на снег и громко завопил. Кто-то из бойцов метнулся к нему — и тут же упал сам, забрызгав землю кровью. Артис увидел распростёртые тела и невольно сжался, сильнее пригнувшись к земле. Не страх — скорее что-то другое, более рефлекторное, вбитое в голову не природой, но годами службы. В мысли полезли воспоминания о кампании в Олении, о штурме приграничных укреплений. Вспоминать об этом сейчас было полной глупостью.

Шедший подле него танк сделал остановку и застучал из спаренного пулемёта — с верхушек оставшихся деревьев посыпались обрубленные ветки, зелёные трассеры веером хлестали по ним, пока сверху в сугроб не упало что-то крупное и тяжёлое — один из вражеских снайперов был убит. Артис дико ухмыльнулся, удержав в груди порыв странного, почти истерического хохота. Сапёров было мало — два взвода растянулись в редкую цепочку, распластавшихся на земле, и осматривавших каждый её метр. Они делали это медленно, тогда как снайперский огонь всё не утихал. Потеряв ещё несколько солдат ранеными и убитыми, пионеры отошли под прикрытие танков.

— Как там, много мин? — Кринг обратился к проходившему мимо ефрейтору сапёров.

— Мало. Большую часть сняли ещё ночью. Их и тогда было мало. — Запыхаясь ответил боец.

— Ясно... Жалко ваших! — Кринг тяжело покачал головой.

— Как бы вам самим тут кровью не умыться. — Мрачно проговорил пионер и побежал догонять своих. Кринг проводил солдата тяжёлым взглядом: противник заставил авангард отступить. Штурм позиций северян теперь полностью лежит на них.

Впереди застучали пулемёты, над головами чейнджлингов пронеслась очередь.

— Ложись! — гаркнул Кринг, бросаясь в снег и увлекая на землю весь свой десяток. Оказавшись на земле, офицер тут же начал высматривать, откуда ведётся огонь. — Артис, бьют слева — подави их!

— Слушаюсь! — Крикнул пулемётчик, уже успевший установить оружие на сошки и изготовить его к стрельбе. Когда он начал стрелять — его отделение поднялось и пошло дальше, пригибаясь и отстреливаясь в противника из винтовок. Пулемётчик будто бы не замечая Артиса хлестал очередями по основной группе солдат. Пулемётчик вгляделся в прицельную планку: среди месива он угадал тонкую, едва заметную полоску окопа и едва возвышавшийся над ней невысокий силуэт пулемётчика. Не долго размышляя, чейнджлинг прицелился и дал точную очередь в сторону врага. Силуэт исчез. Артис хотел доложить о подавлении огневой точки — но совсем рядом с прошлой позицией снова раздалась вспышка — одного бойца из отделения свалило, остальные залегли. Артис снова дал очередь — огонь врага оборвался. Кринг снова поднял отделение.

К огню лёгких пулемётов прибавлялось частое щёлканье винтовок. Снова ожила вражеская позиция на фланге — прикрывавшая "Тройки" пехота оказалась под сильным кинжальным огнём и залегла, в ожидании поддержки миномётов и БТР. Центр и другой фланг продолжали наступать. Танки стреляли из пушек и пулемётов, но враг всё равно продолжал подавлять пехоту, заставляя её залегать и отставать.

— Вперёд! Пошли! Не отставать! — Голос младшего командира был единственным голосом живого существа, способным дойти до него через шум и грохот. Артис в очередной раз подорвался с земли и трусцой побежал вперёд, догоняя товарищей, которые в свою очередь пытались догнать ушедший вперёд танк. Рядом бежал второй номер, он слышал бренчание запасных цинок и стволов, доверенных ефрейтору. Пули свистели часто и близко, стрельба гремела повсюду. Отделение впереди них бежало вперёд, приникая к земле когда спереди в них бил очередной пулемётчик.

— Артис! Стой, гляди! — Голос напарника ударил ему прямо в ухо, чейнджлинг не смог нормально встать на месте, по этому споткнулся и по инерции упал головой вперёд. Ефрейтор плюхнулся рядом с ним, указывая копытом куда-то вбок.

— Там враг, бей по ним сейчас же!

Артис не долго думая поставил пулемёт на сошки и прицелился. В планке он увидел пару существ, залегших в разбитом окопе и готовивших к стрельбе пулемёт. Он уже видел подобные машины раньше, но эта выделялась крупной металлической бронепластиной. "Ну и тяжёлая же штуковина..." — Подумал чейнджлинг, перед тем как зажать скобу. Вражеских пулемётчиков окатило снопом трассирующих пуль, в гофрированном кожухе орудия пробило несколько дыр и оттуда заструилась вода.

— Бойцы, вперёд, бегом! Не отставайте, это опасно! — Сверху послышался юношеский голос. Артис поднял голову и увидел стоявшего над ними рядового. Это был парень из соседнего отделения, наступавшего параллельно им. Чейнджлинги увидели, как цепочка их товарищей быстро пробегает мимо вражеской позиции, которую он только что подавил. Адреналин отпустил Артиса, он почувствовал сильную боль в носу.

— Пошли. — Немного гнусавя, но при этом не замечая этого сказал он напарнику, поднимаясь с земли. Расчёт продолжил нагонять своих, оставив молодого наедине с собой. Артису захотелось было расспросить товарища о причине, по которой он заметил этот злополучный окоп, но быстро передумал это делать, а потом и вовсе об этом забыл.

Отделение Кринга заняло позиции в развалинах крестьянского дома, их танк стоял поблизости, ведя огонь из всего что было. Отовсюду трещали автоматы и били винтовки, командир отделения бешено отстреливался из автомата, израсходовав уже два магазина. Прибывший на позицию расчёт Артиса тут же втянулся в бой. Вспышки сверкали из провалов окон, из подвалов, из невидимых траншей. Глаза бойцов с трудом различали буро-зелёных северян на буро-чёрной раскуроченной земле. В отделении постепенно прибывали раненные.

Что-то ударило в танк спереди. Курсовой пулемёт смолк. Внезапно наступившая тишина заставила часть солдат ошеломлённо обернуться.

— Артис, лупи по окну справа! — Проорал Кринг, выхватывая из-за пояса гранату и клыком дёргая за запальное кольцо. Пулемётчик чётко выполнил приказ, хотя так и не понял, что находилось в этом окне. Справа и слева от них начали греметь странные выстрелы, напоминавшие что-то среднее между обычной винтовкой и противотанковой пушкой. Попав гранатой в один из скрытых ходов сообщения, Кринг молниеносными рывками запрыгнул на броню танка и открыл снарядный люк. Изнутри послышалась матерная ругань и крики боли, резкий голос гауптмана что-то рявкнул ему в лицо, а потом заряжающий захлопнул люк обратно.

— Отделение — вперёд! Экипаж гауптмана прикроет нас из пушек и спаренного пулемёта. Нужно зачистить окопы впереди. Я пойду первым. Пулемётчик — сразу за мной. Замыкающим назначаю рядового Лабрума. Гранат не жалеть, за мной!

Кринг сделал рывок и спрыгнул в пролегавшую рядом разбитую траншею. Артис и второй номер поспешили за ним. Путь был завален мусором и землёй, иногда попадались останки тел, но "целых" мертвецов пока не было видно. Вот Кринг резко встал и сделал очередь из автомата, сделал несколько шагов и добил кого-то ударом копыта.

— Всем приготовить гранаты! — Скомандовал он. Артис прислушался: где-то совсем рядом стрекотал пулемёт. Вражеский пулемёт, он уже более-менее начал отличать звук стрельбы этих странных агрегатов, магазины которых напоминали ему круглые подносы в сорифских рюмочных. Стреляли где-то впереди, недалеко, как раз на расстоянии среднего броска "колотушки". Стреляли. После команды Кринга очереди мгновенно стихли. Кринг достал вторую гранату, выдернул ей шнур, выждал две секунды и забросил в ту сторону. Почти сразу же после броска граната взорвалась, послышался душераздирающий визгливый крик.

— Услышали, хотели откинуть — а вот вам! За мной ребята! Класпер, Лабрум — проверьте тот окоп, вы трое — проверьте подвал этой развалины. Остальные — за мной!

Над их головами свистели пулемётные очереди из танка. Стрельба с вражеской стороны начала постепенно стихать. Бойцы отделения не заметили, как вышли на окраину деревни. Северяне были выбиты, батальон занялся зачисткой тех, кто не успел отступить. Вскоре, на то, что когда-то считалось деревенской площадью вывели нескольких уцелевших красноармейцев. Почти все были тяжело ранены или контужены, поэтому их решено было отправить в тыл без лишних разбирательств. Артис, Класпер, Лабрум, Кринг и остальные соединились с взводом и заняли позиции на окраине деревни. По ним всё ещё постреливали отступавшие, не безопасен был и лес, но подобное положение вполне можно было назвать чем-то вроде отдыха. Цугфюрера не было на месте — он ушёл на совещание с начальством.

— Чем это они по нашему танку так вдарили? — Спросил Артис, откупоривая фляжку с водой.

— Тебе лучше не видеть эту штуку, парень. — Подал голос ефрейтор из другого отделения, уже успевший попить и даже перекусить где-то добытым сухарём.

— Это что-то типа противотанкового ружья? — Спросил Лабрум.

— Ага. — ефрейтор сверкнул на Лабрума и дико ухмыльнулся. — Помнишь, у оленей такие были. На полозьях. Вот это что-то похожее. Та же ... Они из таких вещиц половину танков постреляли в соседней роте. И в нашей тоже штуки три или четыре.

— Вот же... И что, совсем? Но наш ведь как-то уцелел.

— Нет, не совсем. У кого-то гусеницу перебило, у кого-то побило экипаж, у кого-то — оптику. Пушек у них здесь нет. Гадят по мелкому.

— В другой роте вообще на танк связку гранат закинули. — Вмешался в разговор другой боец.

— И? Рвануло?

— Да. Но не там, где надо. Гусеницы, катки — раскурочены. Но МТО цел.

— Промазали. — Заметил третий боец.

— Хорошо, что промазали. — Резюмировал четвёртый.

— А что это за ружья такие? Раньше у них их не было.

— Так доставили же. К нам вон — эту молодёжь. А к ним — ружья. Нашли друг друга, так сказать.

Несколько бойцов из отделения ефрейтора хрипло засмеялись. Новички наоборот — помрачнели.

— Ну что зелень, каково? — Спросил напарник Артиса у кого-то из призывников.

— Ничего! Ради Королевы можно и не на такое!.. — Было начал излагать ему солдатик, но в следующий миг в помещение вошёл Ляппис. Солдаты встали, подобрались.

— Так! Выступаем через пять минут. Пойдём перед танками, так что всем глядеть в оба! Фельдфебели — получили боеприпас?

— Так точно! — Ответили командиры отделений.

— Тогда всё. Все наружу — поведу вас я.

Отряды один за другим вытянулись на улицу. Кто-то из бойцов итак частично находился на ней, ведь крыша у этой руины присутствовала лишь отчасти. Взвод построился в колонну по два и присоединился к ротной колонне. Они двинулись вперёд, постепенно разворачиваясь в цепь. Каждое отделение и каждый взвод шли уступом, что придавало общему построению глубины. К ним присоединились снявшиеся с БТР миномётчики и сапёры. Когда цепь батальона слева и справа сомкнулась с цепями соседей — чейнджлинги двинулись вперёд. Судья по лязгу и рокоту — техника двигалась за ними.

Опушка леса была так же изувечена артподготовкой, но чем глубже — тем меньше повреждений было заметно. Гул канонады теперь рокотал впереди — там, где предполагалась главная позиция врага. Вокруг витал запах пороха и гари, некоторые порывы ветра приносили запахи крови и мертвечины. Зимой это было не так заметно и не так омерзительно, как летом, но от этого навряд-ли становилось легче. Артис шёл среди своих товарищей, всматриваясь в кустарник и крону облетевших деревьев. За последнее время он и его сослуживцы начали по-настоящему бояться снайперов. За время боёв им так и не удалось захватить кого-то из них, а те немногие красные, которых им удалось захватить заявляли, что профессиональных снайперов среди них нет. Им конечно же не верили, но что можно было считать за правду? Пулемётчику невольно вспоминался его старый товарищ из Ликтиды, умевший метко стрелять. Он был сыном охотника из глухой деревни, может быть среди северян тоже есть много таких?..

Небольшая просёлочная дорога, сильно перепаханная фугасами, уводила их всё дальше и дальше. На обочинах стоял оставленный транспорт и лежали тела убитых. Все машины и подводы сломаны или разбиты, северяне увезли всё, что успели увезти и испортили всё, что не успели. Рота шла вдоль дороги, когда откуда-то со стороны скопища машин в них начали стрелять. Соседний взвод огрызнулся из винтовок и огонь тут же прекратился. Вскоре произошло ещё несколько таких "встреч". Маленькие группы встречали гренадёров огнём, но тут же отступали, когда те начинали отвечать. Лес был достаточно редким и врагов было легко заметить, но они всегда держали дистанцию и отходили раньше, чем их успевали прижать к земле. Танки частью двигались по дороге, частью следовали за пехотой, валя деревья и продираясь через жидкое подобие бурелома. Ещё под Враксом, во время учений, они пробирались сквозь такие дебри по сравнению с которыми этот лес казался ухоженным городским сквером.

Первая шеренга в серо-зелёных шинелях вышла на лесную, когда впереди ещё не осела земляная взвесь от очередного артналёта. В голубое небо поднимались чёрные колонны дыма, придавая ему грязный цвет, подобный цвету моря, в котором терпит крушение танкер с нефтью. С востока на запад шли поредевшие клинья "Штук" и "Веспидов", провожаемые очередями вражеских зениток. Им навстречу шла вторая волна: свежие, многочисленные эскадрильи пикировщиков и истребителей прикрытия, брошенных в атаку на вражеские тылы. Они шли низко, чувствуя безнаказанность. Где-то вдалеке уже слышался характерный вой сирен и свист авиабомб. Там же, в отдалении, уже слышался грохот орудий и ружейно-пулемётный бой. Он исходил сбоку, но иногда доносился и сзади.

Артис и его отделение остановились и залегли. Так же поступили и все остальные вокруг. Офицеры принялись всматриваться в то, что лежало впереди. Перед ними протекала небольшая речушка, на берегу которой стояло несколько домов. За ними начинались огороды и заборы, за которыми торчали крыши крупного фермерского поселения. По ней пришёлся основной удар, поэтому всё опять стояло в развалинах. Северянский берег был низким и скрывался в складках местности. Дома, что стояли на нём, были заметны лишь по треугольным крышам. Рекогносцировка прошла быстро: этот участок уже был неплохо известен благодаря снимкам с самолётов-разведчиков.

"Встать! Вперёд!" — Команда прошла по цепочке от майора к фельдфебелям, и наступление продолжилось. Чувство напряжения вновь сковало Артиса: он переступал ногами даже не замечая этого, его взгляд упёрся в даль, где находился их враг. Слева, справа, спереди и сзади от него шли его товарищи: такие же молчаливые, готовые ко всему. За радостью от первой победы над северянами вскоре пришло осознание того, что сражение только началось.

Ожила вражеская артиллерия: над головами чейнджлингов завизжали фугасы, уносясь куда-то к ним в тыл. Ответные залпы усиливались, быстро превратившись в гулкий и страшный рокот выстрелов и разрывов. "Бьют по нашей артиллерии" — Промелькнуло в голове у Артиса, по спине пулемётчика прошёл холодок. Уловка, обманный манёвр, очередная подлость, которую их начальство не смогло предвидеть. Поздно удивляться, такова была суть их нового врага. "Хорошо что не мы..." — Невольно подумал он, и тут же отогнал эту позорную мысль. Артиллерия всегда выручала их в беде, он плохо знал пушкарей из тяжёлых дивизионов, но они всегда казались ему хорошими солдатами.

Совсем рядом зашипели и зашлёпали вражеские мины. Отделения залегли. Чейнджлингские миномёты начали отвечать на вражеский обстрел. Они ещё не видели врагов, но бой уже начался. Отделение Кринга залегло и вжалось в землю. Секунды казались часами, а минуты — вечностью. Обстрел не был внезапностью, но не каждый мог вынести подобного напряжения. Артис залёг в удачно подвернувшейся рытвине и боролся с желанием уткнуться лицом в землю. Нос уже не кровил, но всё ещё болел. Он наверняка содрал бы его до кости, если бы не панцирные пластины. Его напарник лежал рядом, где-то поблизости были и остальные.

"...Од! ...О ...ей ...анде!" — Сквозь грохот разрывов донёсся голос лейтенанта. Артис напрягся, готовясь исполнять приказ. Враг стрелял не непрерывно, а залпами. Несмотря на скорострельность миномётов между каждым залпом возникал короткий перерыв. И вот, когда несколько мин вновь упали им на головы, гренадёры услышали чётко услышали команду: "Бегом! За мной!"

Пулемётный расчёт тут же поднялся и бросился вперёд. Сердце колотилось, отдаваясь в голове подобно стуку гидравлического молота. Воздух вышибло из лёгких, в раздувавшихся ноздрях стоял запах крови и едкая пороховая вонь. Шаг, другой, третий, четвёртый, пятый... белый снег, свист и визг в ушах — пулемётчик снова залёг и изо всех сил прижал каску к голове. Снова шипение, снова разрывы. Но не здесь, а намного позади. Артис приподнялся над землёй, огляделся и радостно вздохнул: напарник рядом, отделение в сборе, обер-фельдфебель и его зам осторожно ползут вперёд. Цепь сломалась, чётко разделившись на взводы и роты. Сзади ещё продолжали бежать солдаты. Кто-то так и не смог подняться на бросок. Один цугфюрер ещё лежал среди бойцов своего взвода, безуспешно пытаясь заставить их бежать вперёд. Те лежали, схватившись за голову и уткнувшись в землю. Артис понял, в чём дело: "Чёртовы новобранцы! Губят сами себя!" — С горечью подумал боец, пока не увидел, что взвод всё-таки поднялся и побежал. Их осталось немного, чуть больше половины — два десятка молодых перевёртышей так и остались позади.

Впереди был обрыв речного берега. Когда Кринг попытался провести наблюдение — по нему тут же открыли огонь. Офицер быстро отполз из-под огня и злобно выругался.

— Пулемёты — вперёд! Подавить сопротивление! — Скомандовал Ляппис. Четыре расчёта, включая расчёт Артиса, поползли вперёд. Северяне превратили речной откос в противотанковый эскарп, сровняв его до состояния прямого обрыва. Чейнджлинги осторожно подползли к кромке, после чего поставили пулемёты на сошки и открыли огонь. Враг бил в ответ, но к одному взводу вскоре присоединился другой и третий. Огонь миномётов был скорректирован, из тыла подошли становые пулемёты и пара лёгких зенитных орудий.

Артис стрелял почти в слепую, то и дело пригибаясь под ответными очередями. Залегший поблизости от него пулемётчик получил ранение и осел, перестав стрелять. Его второй номер без раздумий заменил товарища и продолжил огонь. Дома, стоявшие на берегу, были превращены в огневые точки, вдоль берега протянулись окопы, и оттуда так же вёлся ураганный огонь. Враги были совсем близко, от них было меньше ста пятидесяти метров и он мог видеть их почти вплотную, но и они могли видеть его. Сзади усиливался лязг гусениц: танки снова построились и теперь медленно, но верно выползали на линию огня.

— Отползай! — Чейнджлинг услышал знакомый голос и невольно обернулся. Рядом с ним и вторым номером лежал тот самый офицер, с которым Кринг перекинулся парой слов во время первой атаки. За ним маячил серо-металлическая громада "четвёрки". Пулемётчик быстро повиновался приказу и отполз назад, то же самое сделали и многие другие его товарищи, когда на их места начали занимать штурмпионеры. Они подкатили пару пушек и дали несколько выстрелов по строениям, несколько бойцов с подрывными зарядами сползли по откосу вниз, пока их товарищи изо всех сил били из автоматов и пулемётов. Артис, увидев солдат с тротилом в копытах, задержал дыхание, сжался и начал ждать. Однако, взрыва не произошло, ещё трое пионеров спрыгнуло вниз. Через минуту двое из них взобрались на верх откоса, вытащив тяжело раненого товарища. "Десять секунд! Всем приготовиться!" — По-юношески тонко крикнул один из них. К этому моменту простые гренадёры и сапёры уже очистили достаточно пространства перед местом, где должен был произойти подрыв. Наконец — земля глухо дрогнула и начала оседать, образуя покатый склон. Отвесный эскарп и останки погибших при минировании солдат разнесло в мелкие клочья. К этому моменту огонь неприятеля уже достаточно ослаб и пехота двинулась вперёд.

Поняв, что путь для танков открыт противник начал отступать по невидимым до того ходам сообщения. Гренадёры перебили тех, кто остался прикрывать отход, а пионеры залили подвалы домов огнесмесью. Вскоре в эскарпе было проделано ещё несколько скатов — и танковый батальон начал быстро скатываться на уже растрескавшийся лёд реки. Здесь был брод, поэтому танки быстро преодолели реку и начали выползать на другой берег. Пользуясь заминкой, вражеские миномёты снова открыли огонь, миномёты чейнджлингов принялись садить в ответ, стремясь подавить противника. До деревни было не так уж и далеко — два или три километра. Вполне эффективная дистанция для орудийного огня, но даже если у них и есть пушки — их расчёты до последнего не будут выдавать себя.

Атака продолжалась. Танки и пехота вновь собрались и двинулись вперёд. По гренадёрам вновь открыли огонь отдельные меткие стрелки. На этот раз их просто игнорировали, стремясь сблизиться с врагом и подавить его. После нескольких залпов огонь миномётов стих. Мины не нанесли больших потерь и не произвели такого же эффекта, как в первый раз. Слева бой уже начался: соседний батальон пробивал себе путь вдоль одной из столбовых дорог. Справа же слышались лишь отдельные выстрелы — там части прорвались без проблем и теперь охватывали врага с фланга, быстро продвигаясь вперёд. Им же выпала тяжёлая задача, но если они с ней не справятся — это не будет проблемой, ведь их всё ещё можно будет окружить и обойти.

Взвод Ляпписа пробирался вперёд вдоль одного из ходов сообщения. Часть солдат шла по самому ходу, остальные прятались в понижении, видимо ранее являвшемся руслом ручья. Постепенно завязывался бой: враг бил из автоматов и пулемётов по наступавшим, стремясь прижать пехоту к земле и отрезать её от танков. Один за другим, взводы втягивались в бой. Когда танки подошли на пятьсот метров — ударили первые пушки. Как всегда метко, как всегда внезапно, как всегда с замаскированных позиций. Последовали ответные выстрелы — полуразвалившиеся дома складывались в клубах пыли, погребая под собой всех, кто находился в них, на каждый вражеский выстрел тут же гремел ответный — но вражеская артиллерия не замолкала. Взвод гренадёр вёл бой с огневой точкой, расположившейся в окопе на окраине деревни. Ляппис и половина отряда отвлекали на себя вражеского пулемётчика, пока Кринг и остальные подползали с другой стороны с гранатами наготове. Откуда-то вынырнул вражеский автоматчик и скосил двух товарищей Артиса, но Кринг среагировал и успел убить неприятеля. Пулемёт был уничтожен. Артис прикрывал Кринга огнём, стреляя по всему что движется и нет, командир другого отделения руководил им не отрываясь от бинокля.

Ход сообщения привёл в передовую траншею. Бросив туда несколько гранат, чейнджлинги ворвались туда и не обнаружили там живых. Другие взводы уже подходили к окраине деревни, красные отступали вдоль улицы. Из окон уцелевших домов били пулемёты. Все выходы из передовой траншеи и стоящие рядом с ней развалины дома простреливались. Танки, подавив огонь вражеских орудий, подошли ближе и начали подавлять пулемётные гнёзда, но вынуждены были сдать назад из-за огня ПТР. На дальней дистанции вражеские ружья не могли пробить броню, но и танки не могли стрелять с достаточной точностью. Ляппис собрал командиров отделений:

— Я возьму два отряда и попробую обойти дома слева. Кринг, бери два остальных и иди справа. Смотрите в оба, зачищайте все дома и окопы которые увидите. И оповестите гауптмана об этом!

— Вас понял! — Отозвались офицеры и ушли выполнять приказ. Вскоре отделение Артиса уже выбиралось из траншеи. Артис прикрыл их огнём и последним покинул укрытие, пропустив над головой несколько вражеских пуль. Солдаты один за другим прошли вдоль стены дома и укрылись в другом окопе, подводившем аккурат к двери одного из домов, откуда били пулемёты. Дверь была распахнута, туда полетела граната, после чего внутрь ворвалось трое солдат. На шум с верхнего этажа спустилось несколько вражеских бойцов, но Кринг и командир приданого ему отделения открыли огонь из автоматов и скосили их прежде чем те успели среагировать. Далее они осторожно поднялись наверх и бросили туда две гранаты, после чего добили раненых и оглушённых пулемётчиков. В здании больше никого не было кроме нескольких тяжелораненых и контуженных, которых сразу же добили. Вооружившись трофейными гранатами и автоматами, чейнджлинги заняли дом и осмотрелись: спереди и слева от них гремел бой, справа и сзади уже подходили свои. Ляппис был где-то в параллельном переулке, там пока не началась стрельба — значит они продвигались без проблем. После краткой передышки два отделения покинули дом, заминировав входы растяжками.

Артис шёл вместе с остальными, настороженно озираясь по сторонам. Улицы этой деревни больше напоминали городские, но при этом не являлись ими. Между домами зияли большие просветы, которые приходилось преодолевать ползком. Стоило им пройти дальше — как одно из чердачных окон тут же ожило и они попали под фланкирующий пулемётный огонь. Несколько солдат убило и ранило — остальные бросились назад и залегли. Ожили и другие точки — и вскоре двум десяткам чейнджлингам пришлось перейти к обороне. Артис и его товарищ начали отстреливаться. Патроны в цинках кончались, Артис чувствовал, что его немного ведёт. Бой грохотал везде: справа, слева, сзади, спереди. Всё смешалось, потеряло порядок. Грохотали пушки, стрекотали пулемёты, те дома что не могли взять — ровняли с землёй. Он не видел этого, он видел только вспышки вражеского огня, отвечал на них своим огнём. Его мутило, накатывало странное подобие сна, но он держался, понимая что без его пулемёта все его товарищи погибнут в этом бою.

Сзади послышались быстрые шаги и окрики команд: до них добрался Ляппис. Два его отделения заняли позиции и открыли огонь.

— Скольких потеряли? — Спросил цугфюрер у Кринга.

— Четверых! Не все убиты, есть раненые.

— Где?

— Там! — Кринг мотнул головой вперёд, где на нейтральной территории лежало двое раненых гренадёров. — Перекрёсток простреливается, идти вперёд — самоубийство!

— По тому дому ударили пятью фугасами. Наши продвигаются, мы побеждаем. — Очередь просвистела над головами офицеров. Ляппис вскинул автомат и отстрелялся в ответ, сразу же пригнувшись после этого. Кринг посмотрел на начальника: тот был холодно спокоен среди боя. Действительно, имея такую обнадёживающую информацию было нетрудно сохранять хладнокровие.

— Где танки?

— Недалеко! Готовь своих идти вперёд, пора перемахнуть эту улицу. У этих окон есть парочка... — Ляппис снова пригнулся, снова разрядил десяток патрон в чёрный провал окна. — ... Мёртвых зон! Видишь?

— Так точно!

— Исполнять!

— Слушаюсь!

Кринг поднял свои отделения и повёл их, увлекая за собой. Ляппис двинулся параллельно, захватывая огневые точки в клещи. Северяне засели в полутораэтажке, заняв позиции у окон и специально пробитых щелей-бойниц. Они пытались остановить чейнджлингов огнём, но те быстро сорвали дистанцию и начали кидать в окна оставшиеся гранаты. Одна граната вылетела наружу и тут же взорвалась в воздухе, окатив всё вокруг десятками осколков, остальные же взорвались внутри. Кто-то оборванный и не разбирающий дороги попытался вырваться из дома через окно — Класпер выстрелил в него из ружья. Пони сильно качнуло и он едва не упал набок, но чудом удержался на ногах и продолжил бег, быстро растворяясь среди дыма и пыли. Товарищ Артиса грязно выругался и прицелился во второй раз — но уже не увидел беглеца.

— Ничего, Класп! Его добьют свои же. У них так принято. Я читал! — Разгорячённый Лабрум тоже нацелился в ту сторону. Солдаты их взвода ворвались в дом, осмотрели его, добили раненых и контуженных. Тем временем, прошло уже много времени: бой в деревне шёл несколько часов, постепенно смещаясь на её окраины. Взвод Ляпписа миновал несколько домов и вскоре обнаружил, что находится во вражеском тылу. Бой остался где-то позади, в них уже никто не стрелял, но распалённые и озлобленные чейнджлинги стреляли во всякого, кто носил военную форму или просто подвернулся им. Они шли и шли вперёд, не замечая, как кончилась деревня, как на место разрушенным строениям пришли землянки и окопы, брошенные фуры и автомобили, где метались тыловики и отступающие солдаты. Они несколько раз встречались с товарищами из других частей, то объединяясь, то расходясь с ними. Связь с начальством на какой-то момент потерялась — они гнали и гнали отступающих, не обращая внимания на то, что в деревне ещё осталось сопротивление. Вот по ним открыли огонь — у запряжки полевой кухни начали залегло какое-то крылатое существо. Вскоре к нему присоединилось ещё несколько фигур с карабинами. Чейнджлинги начали бить в ответ, завязалась коротка перестрелка, закончившаяся тем, что маленькая горстка тыловиков и неизвестный офицер убежали куда-то в рощу и скрылись из виду. Их уже не было необходимости преследовать, не было лишних сил преследовать. Чейнджлинги заняли вражескую полевую кухню и разместились там на короткий привал. Рядом оказывалось всё больше и больше солдат из батальона, постепенно расползшиеся по округе роты группировались вновь. Времени останавливаться не было — командир батальона созвал своих офицеров для краткого инструктажа.

— Наши товарищи на одном из флангов столкнулись с внезапным сопротивлением противника и не смогли его подавить. Танковый батальон перебрасывается туда, нам придётся действовать самостоятельно. Приказ остаётся прежним — наступать по дороге по направлению к деревне Бигхуф и Кантерлотскому шоссе. Перед нами нет серьёзных очагов вражеского сопротивления. Первая и вторая рота пойдут впереди остальных в боевом порядке, третья и пулемётная пойдёт колонной по дороге и составит фланговое и тыловое охранение. Всем быть наготове — скорее всего мелкие группы недобитков ещё посопротивляются. Мы у них в тылу, но для них самих это ничего не значит. Задача ясна?

Офицеры ответили утвердительно и разошлись по своим подразделениям. Ротные гауптфельдфебели отрядили отряды для сбора трофеев, после чего батальон выступил. БТР остались далеко позади и находились во власти танковых офицеров, поэтому им оставалось надеяться только на свои собственные ноги.

— Артис, ты как? — Напарник заметил состояние первого номера. Пулемётчик повернулся лицом к нему и посмотрел на ефрейтора немного осоловелыми глазами.

— Угарел немного. Пройдёт.

— Не отрубись.

— Пострадаю, но не отрублюсь. Сорифцы не отрубаются.

— Мои ульяки так же говорят. — Хмыкнул второй номер. Их рота шла в тылу, это позволяло немного передохнуть — гренадёрам казалось, что на сегодня было уже достаточно приключений. Они хорошо поработали, они выложились по полной — значит уже заслужили лавры победителей. Враг лишь заставил их вспомнить всё, чему их учили. Час длился за часом, день заканчивался, вместе с ним постепенно затухали бои, гремевшие вокруг. Наступала ночная тишина — обе стороны невольно откладывали кровопролитие до утра.

Навстречу гренадёрам вышла небольшая группа бойцов. Они несли на себе много различного скарба и были одеты в белые маскирующие накидки. Егеря. Отряд, численностью в один взвод. Они выглядели устало, изнурённо. Видимо, ликтидцам тоже пришлось принять бой. Командир разведчиков встретился с майором.

— Что находится впереди? — Спросил командир батальона у егерского цугфюрера. Тот испытующе посмотрел на него:

— Вражеские опорники. Около трёх позиций. Укреплены хорошо, заняты серьёзным гарнизоном. Минных полей нет, ловушек нет. Мой взвод в бою не участвовал, ограничились наблюдением. Но в другом пункте нашим пришлось пострелять. Если все опорники обороняет часть одного подразделения — то это крайне неплохая часть, вот что я вам скажу.

— Нам нужно занять Бигхуф к полуночи.

— Подождите до утра. Вас много, но и они не дураки. Хотите положить пол-батальона на маленьких деревушках и получить орден на шею — милости прошу. В округе пока нет других крупных подразделений. Ни танки, ни артиллерия вам не помогут, а в вашей численности толку нет. Дождитесь утра, герр майор.

Наступила пауза. Чейнджлинги долго смотрели друг на друга, один ждал ответа, другой напряжённо размышлял.

— Думаю, вы правы. Лучше дать солдатам отдых. Сегодня мы выбили северян из двух деревень, и, скажу вам, это было очень непросто. Так или иначе — битва уже выиграна, фронт трещит по швам.

— Им не нужен фронт чтобы оказывать сопротивление. Чем сильнее на них давишь — тем яростнее они отбиваются. Не стоит недооценивать врага, герр майор.

— Я ни в коем случае не делаю этого, герр оберлейтенант. Был рад встрече.

— Взаимно. — Немного по-селянски буркнул разведчик и удалился к своим бойцам. Первый день второго броска на Кантерлот подходил к концу.

---

— Ликс, следи за дорогой! — Гауптман Шосс пристально осматривал местность в бинокль.

— Так точно, слежу! — Снизу донёсся голос стрелка-радиста. В нём ещё чувствовался страх и боль, испытанный танкистом несколько часов назад. Противотанковая пуля пробила смотровую щель и убила водителя, радист получил ранения от осколков, но после медицинской помощи снова вернулся в строй. Танк шёл неровно, будто вражеское попадание сбило настроенные ритмы машины. Рота двигалась в батальонной колонне, порядком поредевшей после боя за деревню. Из трёх дюжин танков в строю осталось только двадцать. Остальные были уничтожены или тяжело повреждены.

"Вижу танки из 12-го. Заняты перегруппировкой." — Доложила головная машина колонны.

"Неприятель?" — Спросил вошедший в эфир майор.

"Линия окопов на гребне небольшого холма, видно много воронок от снарядов и около десятка подбитых машин. Второстепенная позиция, но, судья по всему, они уже отбили одну атаку соседей."

"Понял вас. Батальон — выдвигаемся на соединение. Пойдём в атаку сходу."

"Вас понял, герр майор!" — В унисон с остальными гауптманами проговорил Шосс. Хотелось бы ему видеть это зрелище, но его танк был ещё слишком далеко.

Танки соседей стояли в низине под прикрытием складок местности и миномётных батарей, ведших огонь по окопавшемуся врагу. Батальон подошедший с центра начал выстраиваться в шахматном порядке сбоку от них. Майоры начали переговоры по рации, пока уцелевшая пехота занимала позиции за танками и готовилась ко второму удару. Шосс нутром чувствовал, что они говорят о чём-то важном, но их частота была закрыта. Наконец, майор обратился к ним:

"Батальон! Атака будет непростой, враг применил против 12-го секретное оружие. Однако, наша вторая атака должна будет их разметать. Вперёд!"

"Вас понял! Двигаемся вперёд!" — Ответил Шосс и тут же обратился к своей роте. — "Рота! Смотреть по сторонам, сохранять бдительность! Мы обязаны сломить этот редут во имя Королевы Кризалис и нашей Родины! Этот успех позволит нам победить врага — в атаку!"

Взводные командиры отозвались оптимистичными "Так точно!" В отличие от прошедших боёв, на этот раз он не понёс таких больших потерь. Многим танкам были нанесены повреждения, кое-где не хватало членов экипажа, но окончательно из боя выбыло только две машины.

После коротких обсуждений и переговоров, оба батальона покатились вперёд. Решено было растянуть линию атаки, чтобы охватить злосчастную позицию с флангов и взять врага в окружение. Пехоты не хватало, но и враг, судья по всему, был численно истощён. И тем не менее... Шосс чувствовал почти параноидальную тревогу. Ему чудилось что-то страшное и болезненное, что-то о чём он и думать боялся.

— Фарникс, ты как? — Спросил он у наводчика.

— Плохо, герр официр. — Признался наводчик. Его лицо тоже перекосило от нерозного оскала, конечности наводчика едва заметно дрожали.

— Держись. Это последний бой.

— Сами же понимаете, что не последний... герр гауптман. Ладно. Будем живы — не умрём.

Вздвоенные шеренги танков и пехоты приближались к вражеским окопам. Гауптман почувствовал, как в привычный запах пота, бензина и пороха в спёртый танковый воздух начинает примешиваться что-то новое. Он вспомнил: так иногда пахло во время грозы. Но какая гроза может быть зимой?..

"Что за..." — Цугфюрер не успел закончить, его речь оборвалась сплошной завесой помех. Ни криков, ни металлического скрежета — только глухой и противный белый шум. Шосс услышал ругань Фарникса:

— Молния! Молния, твою мать! — Выругался наводчик. Шосс посмотрел немного вбок и увидел мёртво вставшую громаду танка, из башни которого торчала изувеченная чейнджлингская голова. На броне не было заметно никаких повреждений — только лопнувшие фары и дымящий МТО.

— Зарядить фугасный! Фарникс — отставить панику.

— Заряжено!

— Фарникс, видишь цель?

— Вижу!

— Расстояние?!

— Шестьсот метров!

— Пли!

В следующую секунду всё вспыхнуло и разорвалось, не оставив экипажу возможности даже закричать. Танк подпрыгнул, механизмы надрывно залились рёвом, визгом и скрежетом в своём последнем порыве, пока неведомая сила превращала машину в груду горящего лома.

Шосс на миг очнулся, почувствовав под собой обжигающий холод. Кто-то тащил его по земле. Он хотел что-то сказать, но у него не вышло даже вдохнуть из-за чудовищных ожогов. Последнее, что увидел в своей жизни командир танковой роты — это глубокое сине-сиреневое небо и сероватая полоса Фоальских гор. Шосс умирал потеряв всех своих товарищей, в шаге от заветной цели. Он не видел, как его батальон совместно с товарищами из 12-го добрались до врага. Он не видел, как они окружили отряд единорогов. Он не видел, как они расстреливали их из пулемётов и давили гусеницами, превращая неглубокие окопы в их братскую могилу. Он не видел, как те гибли один за другим, сходя с ума и истекая кровью из носов и ушей, как они бросались под танки со связками гранат с яростными криками злобного отчаяния. Перед тем как наступила вечная темнота, Шоссу показалось, что он чувствует на себе взгляды всех тех, кого он потерял.

---

Кровавый рассвет поднимался над горами, знаменуя начало нового дня. Солдаты отходили от чуткой дрёмы, подгоняемые офицерами и фельдфебелями. Батальон постепенно приходил в боеготовность. Они заночевали в небольшом лесу близ дороги, вдоль которой им нужно было наступать. У леса тракт раздваивался, и одно из его ответвлений выводило к очередной укреплённой деревне, чьи пока ещё нетронутые крыши белели чуть больше чем в километре от кромки. За ночь чейнджлинги провели разведку и выяснили, что вражеские силы в селении совсем небольшие — сотня или две солдат с пулемётами и мизерным количеством пушек. Их можно было бы раздавить, но егеря были правы — здесь северяне были во всеоружии и более чем готовы дать бой. Эти две сотни могли надолго задержать батальон, если тот попытался бы атаковать их напрямую. Поэтому, майор панцергренадёр решил поступить иначе. Взвод Ляпписа вместе с двумя другими взводами должен был завязать перестрелку с северянами, чтобы выяснить вражескую боеготовность.

Поднявшись с земли и наскоро приведя себя в порядок, перевёртыши осторожно вышли на опушку, тем самым оказавшись на расстоянии винтовочного выстрела. Тем не менее, по ним не открыли огня.

— Всем рассредоточиться, подойдём к ним поближе, завяжем бой — и тут же назад! — Приказ Ляпписа был понят. Отделения рассредоточились и принялись осторожно идти вперёд. Время снова потянулось медленно и тяжело. Наконец, враг ожил:

"Кр-рр-ак! Кр-рр-ак! Кр-рр-ак! Тра-та-та-та-та-та!

Взводы тут же оказались под шквалом залпового огня. Быстро поняв, что отстреливаться не имеет смысла, Ляппис приказал отступать. Когда они добрались до леса, тут же провели перекличку: не досчитались ещё пятерых солдат.

— Вот тебе и сходили в разведку! — Раздосадованно проговорил Лейтенант, с недовольством глядя туда, где располагался штаб батальона. Через пятнадцать минут после вылазки на вражеские позиции посыпались мины. Обстрел решено было продолжать до тех пор, пока противник не дрогнет.

Артис лежал в снегу и смотрел, как мины падают и лопаются среди вражеских стрелковых ячеек. Шло время, все вокруг были напряжены ещё сильнее, чем если бы вокруг кипел встречный бой. Стрельба снова рокотала вокруг, но теперь очаги вражеского сопротивления угадывались в основном за их спинами, постепенно замолкая и откатываясь с запада на восток. Первая линия обороны северян пала и они теперь они отступали от деревни к деревне, от высоты к высоте, пытаясь если не остановить, то хотя бы задержать наступающих.

В деревне то и дело мелькали военные, то и дело с передовой утаскивали или пытались утащить всё новых раненых. Лесок, в котором засели гренадёры, находился в небольшой низине, поэтому они не могли видеть всего. Тем не менее, до них доходило ощущение того, что северянам приходится туго. Их потери росли, вместе с новыми убитыми и ранеными истончалась и их боеспособность. Мины начали подходить к концу, скрипя сердцем миномётчики пустили в ход неприкосновенный запас. И вот — над стрелковыми ячейками показались вражеские спины. Неприятель дрогнул. Силуэты в байковых шинелях валом повалили назад, спасаясь от обстрела. Артис сразу понял, что происходит: полное, беспорядочное, стихийное бегство. Они не раз видели подобное зрелище, и каждый раз оно вызывало одну реакцию: азарт, запал, радость и ярость одновременно. Хотелось броситься вслед за врагом и гнать его как можно дальше, наплевав на порядок и дисциплину. В скромные и не слишком храбрые от природы сердца дронов проникало чувство, что роднило их с грифонами: выхватить меч, ринуться вслед за врагами-трусами и рубить, рубить, рубить, рубить!

— Батальон — вперёд! — Приказ майора вновь пробежал по цепочке. Чейнджлинги исполнили его так, будто в нём и вовсе не было никакой необходимости. Бойцы двинулись вперёд чуть ли не вприпрыжку, и только муштра не давала им без приказа сорваться на бешенный галоп. Особенно ликовали молодые: периодически в цепях слышались крики "Ура!", принадлежавшие новобранцам. Они не были в Олении, они не застали первых месяцев войны, они вступали в неё только сейчас, в самый судьбоносный её момент. Вступали, чтобы встать вровень с победителями, чтобы стяжать лавры героев своей страны. "В такие моменты нетрудно лишиться рассудка." — Подумал Артис, бодро взрывая снег своими ногами. У него открывалось второе дыхание, а на сердце было радостно. В мозгу возникали образы прошедших боёв, но теперь всё было совсем по-другому: они воспринимались как то самое последнее усилие, как необходимая жертва на пути к победе, вера в которую ещё недавно выдерживала испытания. Он вспомнил родной город, свою семью, всех кого он любил и всех к кому он хотел вернуться. Он не думал о славе, о пресловутом "месте под солнцем", которое он завоёвывал. Ему всё ещё казалось, что всё это — довольно бредово, и что ему, простому рабочему, не достанется и крошки от того жирного пирога, за обладание которым он проливал свою кровь. С другой стороны — зачем? Верность Королеве и Родине важнее, чем личная выгода.

Они ворвались в деревню на спинах отступавших. Северяне быстро скрылись за ручьём, растворившись среди холмов и рощ, начинавшихся к востоку от деревни. Они бежали врассыпную, без порядка, без вожаков. Они были сломлены по-настоящему, они уже не могли вернуться назад.

Взвод Ляпписа остановился на деревенской площади. Вокруг чернели воронки и лежали мёртвые тела, стены домов были иссечены осколками, где-то уже бушевали пожары. Майор приказал занимать оборону и окапываться, но тут совсем рядом прогремел выстрел, вслед за ним тут же раздался крик громкий болезненный крик. "Что? Где? Кто стрелял?!" — Часть бойцов залегла, часть начала озираться по сторонам. Тут, на площадь выскочил молодой солдат: "Это местные — они стреляют нам в спину! Моего товарища ранило, когда он попытался открыть дверь!

Среди солдат начался ропот. Радость победы была омрачена. Артис видел, как кто-то из бойцов другого взвода распахнули дверь одного из домов и ворвались туда, вскоре начав выволакивать оттуда мирных жителей, пытавшихся переждать сражение. Кто-то опять закричал, послышались новые выстрелы. Разгорячённые, взбешённые, прошедшие через тяжёлый первый бой новобранцы первыми дали слабину, потащив за собой остальных. Хаос начался раньше, чем офицеры успели укрепить порядок. Артис и его товарищи оказались среди неконтролируемого беспорядка, секундной вспышки неконтролируемой ярости, копившейся не просто месяцы, но долгие годы после Поражения. Вспышка, миг, офицеры уже начинали приводить в порядок солдат, криком и боем приводя подчинённых в порядок. Миг, которого не хватило.

"Урррррааааааааа!!!"

Застучавшие было пулемётов потонули в жутком крике десятков глоток. Взвод Ляпписа двигавшийся к окраине, не сразу понял что произошло. Они вырвались из-за амбаров и сразу ринулись вперёд, со штыками наперевес. Чейнджлинги оторопели, увидев, что атакующими являются те самые северяне, только что выбитые из деревни миномётным обстрелом. Напарник Артиса бросил злобное ругательство и вскинул винтовку, но стрелять было уже бесполезно.

На пулемётчика бросился вражеский солдат, норовя поразить чейнджлинга штыком. До сих пор не понимая, что происходит, бросил ему в лицо телом пулемёта и потянулся за пистолетной кобурой. В этот момент кто-то с силой приложил его прикладом по каске и он повалился наземь, едва не выбив из него дух. Боец перекатился по снегу и попытался встать, но сильный пинок снова вбил его в снег. Над ним нависла высокая фигура, казавшаяся элегантной и брутальной одновременно. Грифон прицелился в чейнджлинга из винтовки, но в тот же миг резко обернулся, только для того чтобы получить по голове копытом. Раздался смачный звук удара и громкий костяной треск. "Вставай!" — Крикнул ефрейтор, примыкая штык к карабину и готовясь отбиваться. Вокруг творился сущий ад: рявкали ружья и лаяли автоматы, а вокруг них тут и там мелькали эти дьяволы в байковых шинелях. Товарищи потерялись где-то среди хаоса и кровопролития, опасность и страх погибнуть быстро вернули Артису рассудок. Он понял: их подловили, их бьют, минутная слабость дала свои кровавые плоды.

— Взвод! Ко мне! — Надрывно-резкий голос Ляпписа прорвался сквозь грохот резни. Ефрейтор мотнул головой в ту сторону, откуда кричали. Артис молча кивнул и два товарища что есть сил побежали туда. Вдруг, откуда-то сбоку свистнула очередь, второй номер глухо захрипел и попытался продолжить бежать, но дикая боль не дала ему этого сделать.

— Иди! Я задержу их! — Крикнул он, когда Артис, не замечая раны товарища, оторвался от него на несколько метров. Услышав этот крик, чейнджлинг припустил ещё быстрее. Он принял жертву напарника, не размениваясь на пустяки. Вот впереди замаячили другие гренадёры — они бежали сломя голову, за ними неслось несколько северян со штыками наперевес. Защемило сердце: "Трусы! Предатели! Почему никто не даст отпор?!" — пулемётчик перемахнул через ограду и нырнул один из дворов. Вот и деревенская площадь, на которой всё началось: везде лежали трупы, но больше было тех, кто бежал изо всех сил, не разбирая дороги и не думая о том, какая кара его ждёт за это. Он не видел врагов: они были где-то позади, где-то спереди, где-то по бокам, но по какой-то случайности он ещё не попадался им. Артис не решился пересечь площадь — он пошёл в обход, сторонясь каждого близкого шороха и стараясь двигаться как можно быстрее. Двор за двором, улица за улицей, в голове всего одна мысль: "Беги! Спасайся! Найди своих!"

Но своих не было. Голос Ляпписа потерялся в суматохе бойни и он уже не слышал его. Мёртв? Ушёл? продолжает драться? Не понятно, не ясно, полный мрак. Он не думал об этом, а продолжал двигаться вперёд, пока не понял, что достиг окраины деревни. Слева и справа от него показались солдаты. Они не видели его и он не видел их, покатый склон невысокого холма придавал им скорости, но некоторые спотыкались и становились добычей неприятеля. Артис обернулся и увидел, что за ними гонится небольшой отряд числом меньше чейнджлингской роты. Он снова испытал душевную боль, но боль физическая не давала ему сосредоточиться на последнем. Впереди уже маячила кромка леса, когда он услышал позади себя окрик на непонятном языке. Кто-то схватил его за шиворот и едва удержал от падения на землю. Артис обернулся и попытался вырваться, но хватка врага была настолько крепкой, что он скорее порвал бы шинель, чем сумел бы разжать когти.

"Сдавайся!" — Выговаривая слова со странным акцентом проскрипел грифон. Артис почти онемел от этого голоса, но тут же опомнился и что есть силы лягнул назад. Хватка ослабла, чейнджлинг дёрнулся, чувствуя как в кулаке преследователя остаётся весь задний ворот его шинели. Ещё несколько шагов — и он уже был в лесу. Так или иначе, чейнджлинг не успел этому обрадоваться, он споткнулся о неудачно выпиравший корень, ударился головой и потерял сознание.

Артис очнулся от сильной боли в затылке. Сжав зубы и приведя себя в порядок, он медленно встал и так же медленно осмотрелся вокруг. Голова болела, кровотечения не было. Не было и памяти о произошедшем, но вскоре она вернулась. Чейнджлинг бросил взгляд туда, где должна была находиться деревня, но не увидел её из-за того что забрался слишком глубоко в лес. Его не заметили, а может быть — просто побрезговали, удовлетворившись тем, чего уже можно было добиться. Ветер задувал под одежду и вызывал озноб, чейнджлинг в последний раз посмотрел на восток, а потом понуро побрёл в обратную сторону.

— Где свои? Что делать? Как мы теперь... будем... — бормотал он себе под нос, когда события начали доходить до него в более осмысленном виде. — Ч-чёртова случайность, п-почему всё случилось именно так... — Артис не заметил, как его голос задрожал. Он уже час плёлся по лесу и чувствовал, что заблудился. Ноги дрожали ещё сильнее, едва удерживая его от падения. Где-то гремел бой, где-то кто-то перекликался, но он не слышал этого и не знал, как туда попасть. "Остался ли кто-то? Выжил ли его взвод? Что делать?" — Мысли путались, смешиваясь с болью и подступавшей тошнотой. Оружия не было, пистолет же не мог дать ему какой-то весомой защиты. Чейнджлинг нашёл старый пень и присел на него, чтобы перевести дух. Постепенно, мысли приходили в порядок, постепенно в разум возвращалось то, что было заложено армией. Артис почувствовал неимоверный стыд и позор от произошедшего, но эта горечь уже не давила на него, но наоборот — придавала ему сил выжить, чтобы не сплоховать в следующий раз.

Вдруг, затрещал густой кустарник и из-под лапы редкой в этих краях ели вышел офицер в байковой шинели. Он шёл нетвёрдо, его статная фигура гнулась под грузом усталости. За ним поспевало пять бойцов с винтовками на спинах. Их подсумки пустовали, их шеи так же понуро тянулись к земле, норовя вот-вот упасть вслед за своими владельцами. Артис посмотрел на офицера, офицер посмотрел на него. Чейнджлинг хотел было потянуться за пистолетом, но потом понял, что враг скорее всего достанет его быстрее, чем он сам. Перед ним стоял очередной грифон. Его хищные, птичьи глаза уставились на пулемётчика, лапа поднялась и согнулась в суставе, в готовности рвануть за кобуру. Он простоял так несколько секунд, может — минуту. Считать время в такой ситуации было большой глупостью. Артис же продолжал смотреть на него, наблюдая за действиями офицера со странным интересом. Вот лейтенант плавно достал из кобуры оружие, но наводить не стал, держа пистолет в лапе и будто бы о чём-то устало раздумывая. Наконец, грифон молча, без всякого лишнего жеста убрал оружие обратно и спокойно пошёл дальше. Туда, где его уже ждали свои. Чейнджлинг смотрел ему вслед и не понимал: следует ли ему радоваться, ли ему радоваться этому решению своего врага. Был бы на его месте эквестриец — судьба Артиса была бы ясна. Но северяне видимо ещё тешили себя ложными представлениями о правилах войны.

"Нужно идти." Наконец решил перевёртыш, усилием воли заставляя себя встать. В той тропе, которой шли красные, он узнал путь по которому двигалась часть батальона. "Может быть, там есть кто-то из наших." — Решил он, и пошёл по тропинке в строго противоположную сторону. Путь то и дело петлял, огибая деревья и заросли кустарника. Чейнджлинг не заметил, как снова начали спускаться сумерки.

— Стой, кто идёт? — Впереди послышался осторожный окрик на чейнджлингском языке. Свои. Свои были здесь.

— Я... Я из 3-ей танковой! — Крикнул Артис в ответ.

— Понятно... — Бросил в ответ почти невидимый часовой. Там впереди быстро о чём-то переговорили, после чего Артису крикнули:

— Иди к нам, мы отведём тебя к уцелевшим.

— Их... Их достаточно?

— Сотни четыре наберётся. И ещё прибывают.

— Хорошо... Я иду! — Артис улыбнулся и быстро зашагал по направлению к фигурам. Ими оказались егеря. Маленькая группа из четырёх стрелков, видимо занимавшаяся прочёсыванием леса на предмет таких как он.

— Никого больше не видел? — Спросил третий боец. Артис обернулся на него и ему показалось, что во внешности разведчика есть что-то неуловимо знакомое. Чейнджлинг подумал о грифоне и его спутниках: "Может быть, сказать ему?" — Подумал он, но тут же вспомнил о том, как красноармеец раздумывал, держа пистолет в лапе. Он решил даровать ему жизнь. Может быть этот грифон был высокомерной сволочью, может быть он был комиссаром и заслуживал только смерти, но Артис ни минуты не колебался, когда промолчал.

— Мы тут натыкались на красных недобитков, так что тебе повезло уцелеть. — Продолжил егерь, когда гренадёр отрицательно покачал головой. Голос бойца продолжал казаться Артису знакомым, и тут его осенило:

— Рейнис? — Спросил он, заметив, что егерь тоже узнаёт его.

— Да. — Коротко ответил тот и обнадёживающе похлопал старого товарища по плечу.

— Чёрт побери... Ты бы видел, что там творилось...

Егерь промолчал, сочувственно кивая.

— Ваш командир не справился. Вы могли дать отпор, но не нашлось того, кто мог бы вас направить. — Проговорил сослуживец Рейниса, шагавший сзади всех. Артис согласился с ним, но более не проронил ни единого слова.

Батальон собирался на западной окраине леса, близ одной из дорог. Несколько сотен солдат кучковалось вокруг наскоро сложенных костров. В санитарные машины укладывали раненых, уцелевшие офицеры снова собирали солдат в отделения, взводы, роты... Странное, страшное, но воодушевляющее зрелище.

— Доложить! — К группе егерей подошёл чейнджлинг со знаками отличия младшего офицера.

— Нашли ещё одного. Больше в той части леса никого не найдено. — Доложил Рейнис.

— Иди к своим. — Коротко, но ёмко сказал он Артису. Пулемётчик кивнул начальнику и обернулся на Рейниса: тот смотрел твёрдо и холодно. Судил ли он его? Скорее всего нет. Так или иначе, сейчас им нечего было сказать друг другу. Пулемётчик быстро пошёл к толпе товарищей, ища взглядом знакомые взгляды. Вокруг слышались тихие разговоры в пол голоса. Кто-то ругался, кто-то стонал от боли, санитары перевязывали свежих раненых. У групп солдат бродили офицеры: их осталось мало, совсем мало. Тут и там пулемётчик узнавал своих, но бойцов из взвода Ляпписа нигде не было.

— Эй! Он выжил! — голос Класпера окликнул его со спины. Артис резко повернулся и сразу же увидел их — небольшой отряд солдат, сидевший у одного из кострищ. Гренадёр было достаточно много, северяне убили далеко не всех. Больше половины спала, остальные молча смотрели в пламя, но когда прозвучало имя пулемётчика — многие оживились и начали искать его глазами. Артис подошёл к костру и сел рядом с остальными. Его тут же окружило внимание.

— Как ты уцелел?

— А как вы уцелели?

— Получилось уйти оттуда. Трудно было их обогнать. — Подал голос Лабрум. Он тоже уцелел. Это было хорошо.

— Я... Я просто вышел на егерей. На меня не обратили внимания, думали — мёртвый. Кстати, мой второй номер...

— Знаем, не досчитались.

— Кого ещё нет?

— Много кого. Кого убили, кто блуждает до сих пор. Может к утру кто-нибудь вернётся.

— А что командиры?

Повисло тяжёлое молчание. На вопрос Артиса не сразу захотели отвечать.

— Ляппис... Ляппис погиб. Взводом назначен командовать Кринг, но его вызвали на совет. Майора у нас теперь тоже нет — северяне взяли его в плен.

— Да, кое-кто из другой роты рассказал, что видел как его взяли. Так что, ребята, мы теперь без головы...

Опускалась ночь, солдат валил сон. Мимо разбитого батальона проходили свежие колонны пехоты, кое-кто обращал на них внимание, но не мог надолго задержать его. На следующий день бойня продолжилась, но в ней они уже не принимали участия.

---

Колонна пехоты и небольшой пушечный обоз продирались сквозь густую чащу леса. Впереди шла группа бойцов с топорами и пилами, расчищая проход остальным. Наступало утро нового дня, до своих оставалось совсем недалеко. Он шёл сбоку от колонны, то пропуская строй вперёд, то догоняя его и снова идя в голове. На душе было радостно и горько: приказ был выполнен, но какой ценой? Почти все бойцы из пополнения погибли, ушли и многие старые бойцы. Три дня прошли как три недели. Запах крови и дым горящих домов намертво впитались в них, и не развеивались даже часы спустя. Они ушли, ушли пользуясь тем, что у врага не осталось ни сил, ни желания преследовать их. Дивизия выбита с позиций, дивизия отходит к Луна Нове. Но Дивизия жива, и продолжает бой. Соседи слева и справа прикрывают фланги, он же накрепко обеспечил им тыл.

— Мы уже скоро выйдем. — Произнёс Кауров, в очередной раз сверяясь с компасом и картой. И впрямь — деревья впереди начинали редеть, выводя на дорогу, ведущую к штабу дивизии. Грау коротко кивнул, не находя слов, чтобы это прокомментировать. Упало ещё несколько деревьев, небольшая колонна прошла ещё немного и была встречена отрядом бойцов, возглавляемых старым знакомым.

— Здравия желаю, товарищ комбат! — Крикнул Димитреску, когда Иоганн и его солдаты подошли достаточно близко.

— Здравия желаю. — офицеры козырнули друг другу. — Как обстановка?

— Отходим. Меня отправили встречать вас.

— Хорошо. Штаб на прежнем месте?

— Нет, перенесён. — Коротко ответил прайвенец, понурив голову и помрачнев лицом.

— Ясно. Пойдём, в таком случае.

Грау вспомнилась вторая ночь их обороны, когда через Бигхуф волной шли отряды с главной позиции. Их приходилось собирать и переформировывать на месте, на это ушла вся ночь. Среди них был и Димитреску, в странной компании военных кашеваров и солдат своего подразделения. Он рассказал о том, как наткнулся в лесу на чейнджлингского недобитка и было решил пристрелить его, но в последний миг передумал, решив оставить солдату жизнь. Грау молча выслушал эту историю и сухо одобрил выбор товарища. Тогда в крови действительно не было смысла.

— Грау...

— Что? — Иоганн насторожился, глядя на то, как переменилось лицо товарища после упоминания штаба.

— Генерал Любов погиб. — Прямо ответил прайвенец, не желая держать эту новость в себе.

— Как? Не может такого быть.

— Может, Иоганн.

Теперь помрачнел уже командир батальона. Тяжёлый вздох вырвался у него из груди, на ум пришла последняя живая беседа: комната, стол с самоваром, чай... Он понял: в тот миг не только он был готов умереть.

— Расскажи мне, как он ушёл. — Глухо произнёс Грау, глядя в глаза Димитреску.

— Я сам не видел, не знаю точно.

— Всё равно расскажи.

— Его ранило осколком миномётного снаряда. Он сказал, что будет жить.

— Будет жить?

— Да, именно. Будет жить.

— Хорошо... Хорошие слова, не находишь, Ион?

— Да. Славный был генерал. Он точно будет жить...