Всадник Селестии

Откровенный разговор

Остаток дня был суетливым и для Анона, и для Селестии, чему оба совершенно не удивлялись. Кроме обычных ежедневных обязанностей, каждый из них должен был организовать работу на следующую неделю — пусть даже в большинстве случаев это заключалось в произнесении слов «Меня следующие семь дней не будет на месте, но ты знаешь, что делать!». Но поскольку адресата этих слов каждый раз требовалось найти и отвлечь от того, чем он в этот момент занимался, время всё равно уходило.

Пару раз им даже удалось побыть наедине — но это были короткие и мимолётные встречи.

Вернувшись в замок, прежде чем заняться прочими делами, Анон аккуратно снял свой доспех и снова навесил его на манекен. Впрочем, прилагавшийся к броне поддоспешник-гамбезон он оставил на себе — удачно сшитая одежда была лёгкой, удобной, воздухопроницаемой и при этом выглядела как вполне официальный костюм, в котором заниматься обычными дворцовыми обязанностями было даже удобнее, чем в любом другом из его повседневных костюмов.
А ещё, как он полагал, гамбезон сам по себе походил на доспех и подчёркивал его новую должность.

Когда солнце уже склонялось к закату и все дела наконец-то были сделаны, он зашёл в тронный зал для вечернего доклада принцессе. В принципе, человек не был обязан делать это, но хотел воспользоваться случаем встретиться со своей подругой, прежде чем оба отправятся спать. Распахнув тяжёлую дверь, он увидел сидящую на троне аликорну — впрочем, не ту, которую рассчитывал встретить.

— О, Анон, надеюсь я, что день твой был успешен! — приветствовала его принцесса Луна, вставая с трона и спускаясь по ступеням с возвышения.

Младшая из двух сестёр-правительниц, Луна была несколько меньше размерами, чем старшая сестра. Её грива и хвост, выглядящие словно струящиеся и колыхающиеся на невидимом ветру волшебные осколки тёмно-голубого ночного неба с рассыпанными по ним серебристыми точками звёзд, очень хорошо сочетались с ещё более тёмной синевой шёрстки. Пронзительный взгляд бирюзовых глаз остановился на мужчине, на губах заиграла искренняя улыбка.

Отвечая на приветствие, Анон склонил голову.
— Ну, вполне, хотя несколько устал от всей предотъездной суеты, разумеется. Надеюсь, и у вас всё хорошо! — приветливо ответил он.

Да, Селестия и Луна были сёстрами, каждая обладала могущественной магией, но между ними были серьёзные различия. Младшей сестре пришлось провести тысячу лет в ссылке, и последствия этого были всё ещё заметны — она была менее приспособлена к современному социальному и техническому состоянию Эквестрии, старомодно выражалась, удивлялась иногда вполне очевидным вещам… Но так или иначе, была вполне доброй и дружелюбной — хотя некоторые её поступки и высказывания, бывало, казались странными.

— У меня всё в порядке, вельми признательна я за проявленный интерес! — ответила она. — Полагаю я, сестру мою ты ищешь ныне?
— Да, я… хотел пожелать ей спокойной ночи… — сбившись на последних словах, человек внезапно обнаружил, что не знает, что сказать.
— Анон… — Луна повела рогом, и охваченная тёмно-синим сиянием дверь за спиной человека затворилась, — али поведал ты уже о своих чувствах старшей сестре моей?

Прямота заданного принцессой вопроса слегка ошарашила человека; как и все прочие, он знал о способности Луны посещать сны разумных существ (хотя ни разу не встречал её в своих собственных), потому, если она заглядывала в его грёзы, то несомненно заметила, сколь часто возникал там образ её сестры. Смущённый, он прокашлялся и изо всех попытался выглядеть непринуждённо.

— О своих чувствах? — переспросил он.
— Анон, молю, избавь нас ныне от ненужного притворства, — серьёзным тоном произнесла тёмно-синяя аликорна, — всепони во дворце уж знают, что ты испытываешь к ней значительное влечение.
— Я… о-хо-хо… — простонал человек. — Это настолько очевидно?
— Очевиднейше, — твёрдо ответила она, — и сестра моя выглядит столь же увлечённой.

От последних слов аликорны в душе человека взвихрилась сложная смесь тревоги, надежды и нетерпения; пытаясь хотя бы выглядеть спокойным, он снова переспросил:
— Столь же — это насколько?
— Не моё дело — оценивать сестру, но полагаю я, что ты и сам знаешь ответ на свой вопрос. А ежели сомнения тебя гложут, тем более поговорить с ней следует об этом! — последние слова прозвучали практически как приказ.

Посмотрев на строгое, взволнованное лицо аликорны, Анон тяжело вздохнул, повесив плечи. Сегодняшний день измотал его физически и психически; он так и не поужинал, а теперь ещё Принцесса Ночи выговаривает ему за неподобающее обращение с её старшей сестрой. Нет, против Луны он не имел абсолютно ничего — просто так уж вышло, что из-за разницы во времени бодрствования они практически не пересекались. И вот — чувства к Селестии занимают всё больше и больше места в его душе, а младшая из принцесс настойчиво тычет туда своим копытом.

— Удивлена я, если честно, — проговорила тем временем принцесса, — что ты не сделал этого ещё!
— Но я даже не знаю, с чего начать! — пожаловался мужчина. — Она принцесса, практически богиня, и…
— И не переставая нахваливает тебя, когда беседует со мной! Каждый раз, когда мы встречаемся пред подъёмом солнца, я привыкать уж начала, — пробурчала в ответ Луна, ковыряя копытом блестящий мрамор пола. — Я рада за мою драгоценную сестру, разумеется, но кажется для нас обоих будет лучше, коль вы наконец признаетесь друг другу!

Прямота и откровенность младшей принцессы потрясли его; встретившись взглядом с твёрдым взором бирюзовых глаз, Анон пробормотал:
— Это… правда?
— Прислушайся к сердцу своему! — ответила аликорна, чуть улыбнувшись.

О, Анон точно знал, что говорит его сердце. С каждым днём Селестия занимала всё больше места в его мыслях. Проснувшись, он думал о ней; засыпая, он представлял себе улыбку на её прекрасном лице. «Счастье» и «Селестия» в его разуме стали синонимами, он уже с трудом представлял себе, как вообще можно жить без неё.

— Знаешь… — прошептала Луна, склонившись к его уху, — ежели поторопишься, то застанешь её прежде, чем она уснёт…

Эта короткая фраза, брошенная словно невзначай, стала той искрой, что воспламенила решимость мужчины. Коротко и торопливо кивнув, он устремился к двери, распахнул её и побежал по коридору. Кажется, какие-то пони провожали его удивлёнными взглядами — он не обращал на это внимания. Та часть его души, которая требовала, чтобы он признался Селестии в своей любви, и без того уже одерживала верх — и слова Луны обеспечили ей абсолютную победу над поверженной теперь нерешительностью.

Решимость словно на крыльях принесла его к дверям личных покоев Селестии; распахнув дверь, он ворвался внутрь — и замер, тяжело дыша, остановленный открывшимся его глазу зрелищем. Селестия лежала в постели, накрывшись до середины туловища лёгкой простынёй, под головой подушка, под одним из передних копыт — раскрытая книга. И спала.

Человек остановился в дверях — сомнения вновь получили сильный аргумент в пользу переноса разговора. Минутой раньше он был абсолютно готов признаться, сбросить со своей души груз сомнений, открыть своей любимой, насколько она важна для него — но теперь вновь заколебался, стоит ли ради этого будить её?
Он уже повернулся было к дверям, поднимая руку к дверной ручке — и в этот момент Селестия беспокойно пошевелилась. У судьбы, пожалуй, иссякло терпение.

Аликорна слегка потянулась, открыла свои прекрасные глаза и окинула комнату усталым взглядом.
— А… Анон? — удивлённо пробормотала она, слегка поднимая голову и подпирая её копытом. — Что-то случилось?
— Я… — мужчина тяжело сглотнул; в его душе снова столкнулись разнонаправленные эмоции и желания. Наконец, сжав зубы и выпрямившись, он решительно шагнул вперёд. Всё было решено, и отступать больше нельзя! — У тебя найдётся минутка?
— Разумеется, — повернувшись на кровати, Селестия ногой нечаянно смахнула книгу на пол, — я, кажется, задремала, когда читала. Заходи, пожалуйста!

Анон прошёл внутрь и закрыл за собой дверь, отделяя комнату от всего остального мира. Последнее, что бы ему хотелось — чтобы какой-нибудь из гвардейцев увидел его стоящим, засунув голову в комнату принцессы, и подошёл бы поинтересоваться происходящим. Не отрывая взгляда от пола, он в несколько широких шагов подошёл к кровати и сел на пол рядом с ней.

— Селестия, — тихо произнёс человек, не отрывая взгляда от пола, — я хотел сказать тебе… Ты самая добрая и ласковая, самая очаровательная кобыла из всех, с кем я имел счастье общаться. Для меня совершенно не важны наши различия, их вообще не видно на фоне того счастья, что ты мне подарила. Ты — солнце, освещающее мою жизнь, ты взяла меня под своё крыло, дала мне всё, о чём вообще может мечтать человек. Кроме одной-единственной вещи.

Одолевавшая Селестию сонливость внезапно исчезла, мгновенно сменившись горечью. Человек наконец-то поднял взгляд и посмотрел ей в лицо — и аликорна тяжело сглотнула; ей казалось, что рот её забит сухим песком, лишающим возможности произнести хоть один звук; волоски её гривы сами по себе внезапно пожелали торчать в разные стороны, а уши, не повинуясь хозяйке, задрожали.

«Пусть у меня будет то, что нужно ему!» — молча взмолилась принцесса.

— Кроме… чего? — сдавленным голосом, звучавшим чуть тише шороха листвы в саду, произнесла она.
— Я хочу быть с тобой — не как секретарь, не как солдат или офицер, а как твой возлюбленный. Я… — слова замерли в груди человека, когда он увидел, как глаза его собеседницы мгновенно наполнились слезами.

Она моргнула, раз, затем другой, блестящие капли сорвались с её век, скатываясь по белоснежной шёрстке, и Анон почувствовал, что его сердце готово разорваться от боли. Всю душу его мгновенно наполнил ужас — вот сейчас она ответит, что…
И только в эту секунду он заметил, что подрагивающие губы аликорны сложились в улыбку. Протянув руку, он ласково провёл ладонью по её щеке, смахивая слезинку, и улыбнулся в ответ.

Почувствовав на щеке прикосновение тёплой ладони, Селестия не выдержала и, притянув к себе мужчину одновременно ногой и магией, она прижалась щекой к его щеке и расплакалась — от счастья. Всхлипывая, она тёрлась лицом о его лицо, шею, плечо, наслаждаясь прикосновением. Ещё бы — она просто мечтала, что признается ему в своей любви, но боялась — потому что не была уверена в том, что признание вызовет у него что-либо кроме удивления. Она спорила сама с собой, выдвигала аргументы, приводила доказательства и возражения — и вдруг он сам пришёл и сам всё сказал. Это было словно в сказке — той самой, когда герой спасает принцессу, а потом признаётся ей в любви.

Потрясённый такой реакцией, Анон и сам обнял подругу, прижался лицом к её шее и расплакался. Он молча гладил обеими руками волшебную гриву, не находя слов — просто молча разделяя чувства своей возлюбленной.

Казалось, прошла вечность, прежде чем она смогла успокоиться и выпрямиться, немного отстраняясь от человека — и его руки, скользнув по гриве, остановились на щеках принцессы.

Наклонившись, Анон прикоснулся губами к губам Селестии и поцеловал — сначала коротким быстрым прикосновением, потом, второй раз, уже плотнее и решительнее, и наконец третий раз — совсем по-настоящему. Прикрыв глаза от удовольствия, аликорна ответила, её горячий язык прошёлся по губам человека, раздвигая их и пробиваясь внутрь. А потом, не разрывая поцелуя, она перевернулась на спину и потянула любовника за собой, ногами и магией прижимая его к груди. После слов человека она чувствовала, словно сбросила со спины вес всего мира, и сдерживаемое было возбуждение вспыхнуло ярким пламенем.

Принцесса, разумеется, подозревала, что Анон воспринимает её отнюдь не как случайную подружку, но полученное из его уст прямое подтверждение невероятно обрадовало её. Чувства, в отличие от привычных государственных дел, куда меньше подвержены логике, и неуверенность мучала её день за днём; не приди человек к ней со своим признанием, она бы сочла эти мучения бесконечными.

Тем временем человек, пойманный сильными ногами возбуждённой принцессы, продолжал свой поцелуй, играя языком с языком подруги, и одновременно руками ласкал покрытые белоснежной шёрсткой спину и шею. Удерживаемый плотными объятиями, он едва мог пошевелиться — впрочем, высвобождаться он не собирался, ему и здесь было просто замечательно. Впрочем… может быть и лучше! Упёршись коленом в постель, Анон оттолкнулся изо всех сил.

Мир вокруг Селестии перевернулся, и внезапно она обнаружила, что лежит верхом на своём любовнике. Сердце её забилось ещё быстрее, ноздри сами собой расширились, чтобы впустить в лёгкие ставший почему-то куда более горячим воздух — человек показал себя удивительно сильным, одним движением с лёгкостью перевернув её и себя, и пламя желания вспыхнуло в ней ещё ярче. Изогнув шею и наклонив голову, она ухватилась губами за верхний край его одежды.

Анон, просунув руку между своим животом и животом кобылы, чтобы расстегнуть ремень и избавиться от серьёзно мешающих ему штанов, ощутил среди мягкой шёрстки что-то очень тёплое, упругое и податливое; ласкающее движение его пальцев вызвало у аликорны счастливый стон. Он, сам того не планируя, прикоснулся к очень важному местечку на теле своей подруги, и, разумеется, тут же начал ласкать очень приятное на ощупь вымечко. Теперь уже и ему становилось жарко.

— Ты… хочешь посмотреть поближе? — выдохнула аликорна, прервав усилия по раздеванию любовника.

Анон кивнул — возможно даже чересчур торопливо, и ощутил, как горячая кровь приливает к его лицу. Селестия, очень осторожно, тщательно следя, чтобы не зацепить любовника копытом, подтянула ноги под себя и поднялась, нависая над человеком, а потом, взглянув вниз, зажгла рог — и магическая сила тут же стянула с человека штаны.

Быстрота, с которой нижняя часть одежды покинула его тело, ничуть не удивила Анона; освобождённый от давления ткани член тут же гордо встал торчком. Человек, путаясь в пуговицах, принялся торопливо сдирать с себя куртку гамбезона — удобная в ношении одежда, как выяснилось, не предполагала, что её хозяину может потребоваться быстро от неё освободиться; Анон старался изо всех сил, но внезапно замер, когда стоящая над ним кобыла переступила на месте и повернулась.

Сердце грохотало в груди Селестии, когда она, развернувшись на месте, поставила копыта задних ног по сторонам головы человека и замерла, глядя в сторону. Сейчас она делала то, о чём давно мечтала — и при этом не могла не покраснеть от одной мысли о том, чем сейчас занимается, подставляя под взгляд своего любовника низ живота и пах.

Открывшийся Анону вид оказался поистине божественным: белоснежная шёрстка живота, более тёмное вымечко, влажные, подёргивающиеся губки… Торопливо сорвав с себя и отбросив в сторону одежду, он присел на кровати, приблизившись лицом к щёлке своей подруги; сначала его ноздри ощутили сладкий, возбуждающий аромат, а затем исходящий от неё жар словно опалил его щёки.

Почувствовав кожей дыхание человека, аликорна задрожала; подогнув передние ноги, она опустилась грудью на постель и обернулась через плечо, пытаясь увидеть своего партнёра — но из-за разницы в размерах не увидела, разумеется, ничего выше середины его бёдер. Твёрдо пообещав себе, что в следующий раз обязательно поменяется с ним местами, кобыла прикрыла глаза и тихонько качнула крупом из стороны в сторону.

Протянув руку, Анон осторожно обхватил ладонью одну из оказавшихся перед его лицом молочных желёз. Ощущения были одновременно похожими на те, что он испытывал, прикасаясь к женской груди, и одновременно разительно отличающимися — но в любом случае невероятно приятными и возбуждающими. Мягкая, податливая тяжесть на его ладони просто-таки умоляла о ласке — он нежно погладил кончиками пальцев тёмный сосок, чуть-чуть сдавил его — и губки, покрытые поблескивающими соками, тут же радостно приоткрылись в предвкушении. Не в силах сдержаться, человек прижался к ним губами — губки тут же раскрылись снова, выставляя навстречу его языку жаждущий внимания, твёрдый и возбуждённый клитор; обильно текущие соки щекочущей струйкой закапали ему на грудь. Кобыла фыркнула и задрожала, сладкий, почему-то отдающий свежей травой вкус наполнил его рот. Отставив одну руку назад и опершись ею на постель, человек принялся ласкать одновременно вымечко кобылы другой рукой, и губки с клитором — языком.

Селестия вцепилась зубами в нижнюю губу, сдерживаясь, чтобы не прижаться задом к лицу любовника изо всех своих немалых сил, и лишь немного покачивалась взад-вперёд. Жеребцы крайне редко уделяли внимание такому способу доставить удовольствие своим особым подругам, человек же ласкал её нежно и с энтузиазмом; желая дать в ответ хоть что-то, она изо всех сил склонилась, оборачиваясь назад — и всё же смогла увидеть между бёдер человека его возбуждённое мужское достоинство. Потянувшись волшебной аурой к торчащему члену, она принялась гладить его.

Возникшее в паху странное ощущение так удивило Анона, что он прервал ласки в попытке понять, что же происходит — и увидел вокруг своих чресл сияние магии Селестии. Ощущение от волшебства было странным, отнюдь не неприятным, просто абсолютно непривычным. Что-то типа упругой струи тёплой воды. Осознав, что именно происходит, человек вернулся к прерванному занятию, снова обхватив губами вздрагивающий от каждого прикосновения клитор.

От его движения аликорна ахнула, её магия замерцала, исчезая и снова возникая; белоснежные бёдра дрожали всё сильнее, и наконец удовольствие победило самоконтроль принцессы: задние ноги задрожали и согнулись, резким движением прижимая пылающую желанием щёлку к лицу человека. Его оральные ласки были великолепны, но ей уже хотелось большего. Сконцентрировавшись и вернув себе контроль над магией, аликорна сдвинула человека назад, вытаскивая его из-под себя.

Повернувшись на бок, Анон предплечьем вытер мокрое лицо и посмотрел на кобылу — он был совсем не против довести её до первого оргазма и чисто оральными ласками, но у Селестии явно были другие планы. Полюбовавшись немного на блестящие из-под полуприкрытых от удовольствия век глаза подруги, он кивнул и поднялся на ноги, пристраиваясь к аликорне сзади.

Селестия, продолжая глядеть на человека через плечо, ещё выше задрала хвост, ощущая, как по её бёдрам стекают струйки влаги. Она знала, что сейчас произойдёт, была к этому вполне готова, но последние секунды ожидания казались невероятно долгими… и вот оно, мягкое прикосновение, словно что-то скользнуло по её губкам сверху вниз и тут же обратно. Потом ещё одно прикосновение, к самой серединке… и она не выдержала.

— Пожалуйста… — умоляющим тоном прошептала аликорна. — Пожалуйста, продолжай!

И, словно реагируя на эти слова, человек надавил, плавным движением погружаясь в горячие, жаждущие глубины. Селестия напрягла задние ноги, готовясь встретить его усилие, и издала тихий стон удовольствия. А великолепный член инопланетного жеребца входил всё глубже, его волшебные сильные руки обхватили фланки кобылы… и вот, наконец, ещё одно горячее прикосновение — когда чресла Анона прижались к крупу кобылы.

Изо всех сил прижавшись к горячему, невероятно мягкому и пышному заду, обнимая широкие бёдра, мужчина сделал паузу — и столь же плавно начал выходить, ощущая, как внутренние мускулы его невероятной подруги пытаются удержать его член внутри, словно ни за что не желая с ним расстаться. Вытащив примерно половину своей длины, он на секунду замер — и тут же снова вошёл до упора. Глубокий, горловой стон, который это движение вызвало у аликорны, прозвучал словно музыка, призывающая его к продолжению, и он подчинился, снова повторяя своё движение, потом ещё и ещё раз, входя в ритм.

Ощущения, которые в этот момент испытывала Селестия, были воистину великолепными, и она, подчиняясь им, начала встречные движения, словно надеваясь на неторопливо входящий в неё член и сжимаясь на месте, когда он выходил. И эти прикосновения — каждый раз, когда мужчина входил до упора, его мошонка словно ласкала её клитор…

В прошлый раз всё было внезапно, неожиданно и словно само собой; на этот — их близость началась с признания в любви, и они сами отбросили все условности, что сдерживали и разделяли их, вознося простое казалось бы соитие до уровня божественного ритуала.

Аликорна изо всех сил пыталась отплатить удовольствием на то удовольствие, которое сейчас дарил ей человек; при каждом его движении она напрягалась, обнимая влагалищными мускулами его восхитительно длинный член… Но ещё были руки, сжимавшие её круп именно так, чтобы вызвать максимум наслаждения в её личных солнышках, и горячее дыхание за спиной, звуки которого так возбуждали, что она сама никак не могла сдержать стонов удовольствия!

Издаваемые принцессой при каждом его движении звуки казались Анону великолепной симфонией, и под них его движения сами собой становились всё быстрее и сильнее; в его груди вскипал жар, и понукаемый этим пламенем, человек ухватился за основание великолепного хвоста словно за рычаг, входя в свою подругу, словно плуг в мягкую землю. Да, он мечтал повторить их первую встречу, но сам не ожидал, что это повторение окажется настолько прекрасным.

Полностью отдавшись происходящему, Селестия встречала каждое движение человека яростным движением своего крупа. Как и её любовник, она сейчас думала о предыдущей их встрече и радовалась её повторению. Прогибая спину, отвечая на каждую ласку человека, она ощущала, как невидимая связь любви сближает их.

В спальне не звучало ни слова, лишь хлопки соприкасающихся тел, стоны и вздохи; двоим искренне любящим друг друга существам, наслаждающимся близостью, сейчас не нужны были слова. И близость их была не животным совокуплением самца и самки, а нежным соитием любовников.

Анон мечтал, чтобы счастье обладания продолжалось вечно — но его тело жило по другим законам, само собой ускоряя движения, и ощутив подступающую огненную волну, человек лишь заскрежетал зубами, не в силах удержаться. Ему очень хотелось, чтобы прекрасная аликорна достигла оргазма одновременно с ним, но на этот раз, похоже, была не судьба. Зажмурившись, тщетно пытаясь сдержаться, он вцепился в бёдра своей возлюбленной...

— Я… в меня! — простонала Селестия, почувствовав происходящее.

Услышав эти слова, Анон подчинился. Его движения стали стремительными и яростными, когда на последней секунде соития он отпустил все тормоза. Его любимая просит — и он сделает так, как ей хочется! Изо всех сил вцепившись в пушистые бёдра, он сделал несколько стремительных движений — и наконец яростным движением вошёл на всю свою длину, извергая семя в горячую и тугую глубину влагалища аликорны.

Когда движения человека внезапно стали ещё более интенсивными, Селестия успела удивиться — но в следующий момент горячая струя глубоко внутри полностью победила весь её самоконтроль. Волна счастья накрыла её, перед глазами вспыхнул ослепительный свет, аликорна запрокинула голову и взвыла, заливая живот любовника потоком соков, вырвавшихся из судорожно сокращающегося влагалища. Утратив власть над своими мышцами, она, дёрнувшись назад, повалилась на круп, придавливая Анона и садясь на него сверху, словно на подушку. Через пару секунд, осознав, что натворила, она вяло попыталась приподняться, но словно превратившиеся в желе ноги не торопились подчиняться её желанию.

К счастью, похоже, что человеку её неуклюжесть не повредила: слабо хихикнув, он поднял руку и похлопал её по фланку.
— Ох… прости меня… — перехваченным голосом, ощущая, как её щёки наливаются жаром и, несомненно, становятся пылающе-алыми, прохрипела она. — Ты как, цел?

Анон, на которого вдруг села целая лошадь, пусть и волшебная (а также волшебно красивая и очень любимая), обнаружил, что вполне способен перенести эту тяжесть. Благодарить за чудесное спасение стоило, несомненно, мягчайшую перину на королевской кровати, принявшую на себя основной вес. Сдержав приступ хохота, он всё же хихикнул и улыбнулся испуганной подруге — пускай завершение любовной сцены вышло неожиданно внезапным и внезапно смехотворным, в целом он был вполне доволен происходящим.

Титаническим усилием, собрав остатки сил, Селестия всё же поднялась на дрожащих ногах, чтобы перестать расплющивать своего любовника.
— Клянусь… со мной такое впервые, раньше никогда… — прошептала она, не в силах встретиться взглядом с человеком.
— Ох… кхе-кхе… ты наверняка говоришь это всем своим жеребцам! — поддразнил её Анон, кое-как принимая сидячее положение.

Мокрые от пота, помятые и взъерошенные, любовники несколько секунд молча смотрели друг на дружку. То, что началось с внезапного признания и переросло в жаркие объятия, завершилось сценой из дешёвой комедии — по крайней мере так ощущал происходящее человек. Принцесса кое-как слезла с постели, сделала несколько запинающихся шагов в сторону ванной, а в следующую секунду Анон ощутил, что его окружила волшебная аура.

— Что за?.. — удивлённо произнёс он, глядя на обернувшуюся в его сторону Селестию.
— Мне очень хочется поваляться с тобой в постели, — хихикнула та, — но нам обоим просто необходимо принять душ! — и с этими словами она подняла человека в воздух и потянула вслед за собой в ванную комнату.

Улыбнувшись, Анон протянул руку сквозь волшебный ореол и погладил её по плечу, потом обернулся к разгромленной постели, скользнул взглядом по прикрытому шторами окну, сквозь которое в комнату пробивался яркий солнечный луч… и удивлённо захлопал глазами. Даже в том расслабленно-счастливом состоянии, в котором пребывал его мозг, мужчина осознал неправильность происходящего.

— Смотри, солнце… — удивлённо произнёс он, потыкав рукой в бок своей подруги, и указал в сторону окна.
— Сол… — запнулась Селестия, внезапно осознав, на что именно указывал человек.

Потеряв контроль над телекинезом (и не заметив раздавшегося тут же глухого «бум!»), она с выпученными глазами и отвисшей челюстью глядела в сторону окна, торопливо нащупывая в мозгу своё заклинание для управления дневным светилом. Что она натворила?! За все века с ней такое случалось лишь один раз, да и было это в те далёкие времена, когда она была юной, легковозбудимой и страстной кобылкой…

— Похоже, случилось что-то неподобающее… — протянул Анон, поднимаясь на ноги и потирая ушибленную задницу.
— Луна меня прибьёт, — ответила принцесса, торопливо заталкивая солнце за горизонт.

Ласковые руки человека обняли её за шею.
— Не беспокойся, мы потом придумаем, что ей сказать…