Черная Кервидерия

Глава 1

Бой был жаркий: Елоулиф только и успевал отбивать удары, а Сильвертэйл — их наносить. Разгоряченные олени метались по поляне, ставшей импровизированной ареной для их "поединка мужества", то бросаясь в атаку, стараясь поддеть соперника рогами, то ловко уворачиваясь от, казалось, неминуемого удара, то вставая на дыбы и молотя друг друга копытами. Было жарко, душно, а помятые и оцарапанные бока болели. Но дело того стоило: Сильвертэйл специально пришел с друзьями в деревню Кленов, чтобы проучить зарвавшегося выскочку Елоулифа, всю зиму подбивавшего клинья к его сестре Сноубриз. Да и покрасоваться перед Мэйплблюм (глаза Тэйла непроизвольно метнулись в сторону лани, чья красноватая шкурка виднелась на самом краю поляны, среди прочих болельщиков) было очень кстати. При мысли о красивой ланочке ствол Тэйла, и так уже в горячке боя наполовину высунувшийся из ножен, встал в полную силу.

Мысли серебрянношкурого оленя были грубо прерваны мощным ударом копыта в грудь — противник не зевал, и не преминул воспользоваться мечтательностью оленя. Сильвертэйл пошатнулся, и отступил на два шага назад. Только что приложивший противника правой передней Елоулиф возликовал, и сам перешел в наступление, без устали нанося удары рогами в наглую морду "доброго соседа", столько крови попортившего Лифу прошлой зимой. И какого Дискорда эта серебряная шкура так взъелась на него, что всеми силами мешала родителям заключить брак между Лифом и Сноубриз?! Да, он не воин! И что?! Зато, Лиф такой маг, каких и за шесть дневных переходов не сыщешь! В конце концов, без его таланта фордиры уже давно загнали бы таких как Сильвертейл обратно в Вечносвободные леса! Воин, болотник ему в жены! Да этот выпендрежник из соседней деревни и с четверкой фордиров не справится! Тогда как сам Лиф трем десяткам недооленей каждый день мозги правит!

Нога потерявшего от злости самоконтроль оленя прошла мимо цели. Изрядно избитый Сильвертел не стал терять такой шанс, и снизу ударил противника рогами в грудь. У Лифа перехватило дыхание от неожиданности и боли. Желтошкурый олеш попятился, с ужасом осознавая, что передние ноги вдруг перестали доставать до земли. По морде же Тейла расплылась довольная улыбка: хоть шее и было тяжело держать на рогах не самого легкого из молодых витрангов соседнего селения, но перед глазами открылось просто восхитительное зрелище светлого, мягкого, пушистого и... совершенно беззащитного живота Лифа — самое оно, чтобы хорошенько наподдать этому зарвавшемуся выскочке по отъеденному брюху!

Серебряношкурый олень выбросил в ударе переднюю ногу, метя так, чтобы на совесть размять кишки оказавшемуся в дурацком положении противнику. Но удар не достиг своей цели — почувствовавший неладное Лиф начал дергаться, изо всех сил стараясь освободиться, и заставив Тэйла снова встать на все четыре ноги. Недовольный неудачей и болью в перенапряженной шее серебрянохвостый олень всхрапнул, и снова попытался наподдать своему желтошкурому оппоненту ногой. Но тот, по всей видимости, уже догадался о намерениях своего негаданного насеста, и теперь самым бессовестным образом повис на тэйловых рогах, не давая ни как следует ударить, ни передохнуть.

Это начало выводить Сильвертэйла из себя. Он снова всхрапнул, и попытался сбросить копытный груз на землю. Но тот то ли застрял, то ли, наоборот, вцепился в своего оппонента намертво, и стряхиваться на землю совершенно не собирался. Тэйла это уже откровенно злило. И тут ему на глаза попался красный конус плоти, медленно втягивавший в складку на животе начавшего трусить харта. Проследив за ним глазами, олень зло ухмыльнулся: между широко расставленными задними ногами Лифа в кожаном мешочке болталась пара "лимонов", которыми тот очень дорожил.

— Эй, Лиф, давай готовить лимонад! — весело окликнул повисшего на его рогах противника Тэйл, и направил свой шаг к дереву на противоположной стороне поляны. Деревце было далековато, но аккурат входило Лифу между задних ног так, что, если хоть немного разбежаться, то желтая шкура пожалеет, что не родился ланью. Висящий на рогах Елоулиф деревца не видел, но упоминание лимонада заставило его яички прижаться к животу, а голову начать лихорадочно продумывать то, какую гнусную гадость решил подстроить ему Сильвертэйл. Впрочем, мучительная неизвестность была недолгой — кто-то из зрителей крикнул: "Лиф, фланки зажми! Он твои бубенцы по дереву раскатает!" Это было последней каплей для изрядно перетрусившего оленя: с кристального копыта витранга сорвался зеленый магический поток, и привычно начал искать какое-нибудь подходящее растение.

Тэйл растянулся. Самым позорным образом. Только что его копыта вонзались в дерн, неся трусливую желтую тяжесть к неминуемой и справедливой расплате, и вот уже сам олень слился с землей и сплевывает набившуюся в рот и нос траву. Вместе со вкусом земли и травяного сока к Тэйлу пришла нехорошая мысль, что сейчас самое подходящее время немного попинать его распластавшееся по земле тело. Серебряношкурый олеш не на шутку перепугался: проиграть на неизвестном старейшинам "поединке мужества" это одно, но быть побитым ногами, как какой-нибудь гриб или коряга, на глазах у своей лани (по-другому думать о Мэйплблюм он не желал) это уже совершенно ни в какое лукошко не лезет! Впрочем, немного пошарив единственным не заплывшим глазом вокруг, Тэйл успокоился: Елоулиф, кубарем скатившийся с его рогов, сам только-только начал возиться на земле, пытаясь вытащить оленью гордость из очень неудачно вцепившегося в ее острые веточки дерна. И, кстати, круп желтошкурого выскочки был очень удобно отклячен — обидно было бы не приголубить такой рогами.

Движимый заманчивой мыслью об отличном ударе, который его рога отвесят филейной части Лифа, Тэйл вскочил... Вернее, попытался это сделать: что-то с силой дернуло его за задние ноги и пребольно бросило мордой об землю. Серебряношкурый олеш застонал, и попытался взбрыкнуть. Но ногам снова противостояла некая сила... Тэйл выругался про себя, помянув Дискорда и болотников, и извернувшись на земле взглянул на то, что мешало ему ходить: ноги оленя оплетала трава, превратившаяся в некое подобие живой веревки.

— Магия! Ах ты!.. Подлый трус! — эти слова заставили Лифа сжаться: договор был биться на рогах, не на чарах. Но когда желтошкурый олень дрожал от страха на рогах своего противника, этот договор совсем вылетел у него из головы, и копыто само сотворило маленькое подленькое, но от этого не менее действенное заклинание. Он отлично понимал, что нарушил уговор и проиграл бой. Так что, оставалось лишь сдаться. А потому, Лиф завозился еще активнее, пытаясь освободить рога: нужно было как можно более достойно признать свое поражение. Желательно, стоя с гордо поднятой головой, а не беспомощно барахтаясь на земле.

— А ну лежи смирно, червяк! Ты не один тут колдовать умеешь! — Лифа опутали цепкие травы. А вот это уже было плохо: похоже, его маленькая подлость настолько разозлила Сильвертэйла, что он решил как следует унизить желтошкурого перед его же друзьями и пришлыми оленями. Возможно, потоптать ногами. Этого допускать было нельзя! Как нельзя было и колдовать, чтобы не выставить самого себя вообще ничего не стоящим зайцем. Лиф изо всех сил рванулся вверх, распрямляя свои длинные ноги и разрывая зеленые путы.

— Теперь ты моя лань! — грубый удар заставил Лифа остановиться, а слова — спрятаться узнавший их и пришедший в ужас разум. На спину оленя навалилась разгоряченная сопящая тяжесть, на загривке с силой сомкнулись зубы, заставив витранга тонко вскрикнуть, а под хвост грубо ткнулось нечто жаркое и влажное.

— Не трепыхайся, фордир недокастрированный! — за этими словами последовало несколько болезненных укусов, от которых по загривку Лифа потекло что-то липкое и теплое, а последние остатки мужества испарились, сделав оленя безвольной куклой в копытах победителя. Потом была жгучая распирающая боль под хвостом — Тэйл грубо вошел в побежденного. Лиф застонал и рефлекторно сжал фланки в тщетной попытки остановить твердый налитый кровью и жаром стержень, что сейчас нещадно драл его беззащитные внутренности.

— Да, лань, уже! Я сказал, уже! — яростная злоба Тэйла стремительно, с каждым ударом его крупа о круп его "лани", трансформировалась в хмель триумфа и жаркое возбуждение давно изголодавшейся плоти. Однозначно, сжавшееся в ужасе кольцо этого труса и его жалкие стоны нравились серебрянношкурому куда больше, чем редкие походы "спустить семя" к покорным фордирам. Похоже, это и был тот "нектар победы", о котором любят говорить бывалые воины. Тэйлу он нравился. Но хотелось еще — серебряношкурый витранг энергичнее замолотил крупом по фланкам Лифа, вгоняя свой ствол все глубже и глубже в кишки неудачливого оленя.

Лиф заорал. Глаза желтошкурого полезли из орбит, когда до крови закусивший его загривок победитель вдруг резко взял бешеный темп. Лифу казалось, что вот-вот и его кишки лопнут, а что-то очень важное внутри оленя будет порвано. Вот еще чуть-чуть и ствол безжалостного серебрянношкурого пройдет его насквозь и вылезет через горло... Подстегиваемый животным страхом и все более возрастающим натиском твердого и жаркого стержня внутри, Лиф дернулся в сторону и... ствол Сильвертейла куда-то провалился. Стало так легко... почти приятно. Нет, продолговатый пульсирующий жаром поршень все еще ходил туда-сюда внутри витранга, сотрясая его тело и растягивая кишки оленя. Но теперь нутро не рвала долбящая в его стенки боль и не так беспощадно вытягивала на лесной свет через лифов зад. Все мысли улетучились, оставив лишь чувство облегчения...

- Хорошая лань! Я... уф!.. буду крыть тебя каждую луну, — Тэйл поднажал еще, вгоняя ствол в зад побежденного так, что его "лимоны" плотно ложились на фланки Лифа. Нет, когда этот слизняк дернулся, Тэйл было подумал, что у желтошкурого осталась какая-то гордость и тот попробует хотя бы вот так запоздало дать отпор. Он даже решил, что если Лифу удастся наполовину из-под него вырваться, то дальше унижать побежденного не станет... хотя, драть под хвост другого витранга было дискордовски приятно. Но нет, это ничтожество всего лишь вильнуло задницей, чтобы Тэйл смог вставлять на всю длину! Серебряношкурый был отнюдь не против: теперь, когда его достоинство входило в Лифа целиком, стало еще веселее. Собственно, настолько весело, что вот-вот... Яйца Тэйла прижались к животу и выдавили в ствол оленя волну радости.

У Лифа перехватило дыхание — зубы на его загривке сжались с такой силой, что хотелось орать, а удары в зад стали особенно резкими и отрывистыми. Навалившейся на спину тиран тяжело засопел, и олень почувствовал, как тугая струя прыснула в его нутро. А потом был еще один отрывистый рывок горячего поршня в кишках и еще одна волна жара, окатившая измученные потроха оленя. И еще. И еще. А потом зубы разжались, а распиравший его внутренности ствол куда-то ушел. Лиф уже ничего не хотел и ни о чем не думал. Он просто стоял, тупо уставившись в одну точку, и чувствовал боль истерзанного загривка и то, как жар изливается из его живот под трусливо прижатый хвост и дальше медленно течет по шерсти, теряясь где-то на "лимонах" оленя.

Так Тэйл еще ни разу в жизни не кончал! Сердце бешено стучало, голова кружилась, а член выбрасывал волну за волной скопившееся за несколько недель семя, даря оленю чистую плотскую радость. И приятной остринкой к этому фантастически прекрасному чувству было знание того, что он кроет под хвост не какого-нибудь фордира, а именно этого труса и ничтожество Лифа, маячившее где-то на краю затуманенного животным счастьем сознания оленя. Но все когда-нибудь заканчивается. И с последней струей семени, отправленной в глубины "лани", ствол Тэйла потерял силы и начал нехотя дрябнуть и съеживаться, пока и вовсе не выскользнул из теплого подхвостья.

Олень наслаждался приятным чувством расслабленности и облегчения после бешенного триумфа лежа на спине побитого (и поруганного) соперника. Но покой для молодого витранга не бывает долог! Все нарастающий олений гомон привлек внимание Тэйла. Серебренношкурый витранг поднял голову и осмотрелся.

На полянке же происходило бурление страстей: зрительницы-лани куда-то исчезли, а между медянковскими и кленовыми хартами шла жаркая перепалка и кое-кто уже грозил соседям рогами. Сильвертэйл прислушался: кажется, весь шум был из-за него и этого желтошкурого слизня.

— Тэйл, наконец-то! Давай, белкой слазь, и уходим, пока нас на рога не подняли! Клены уже за еще своими послали! — к серебрянношкурому подскочил Бриттл Свитс, пухленький, но отнюдь не трусливый тэйлов друг.

— Идет, — Сильвертэйлу не понадобилось много времени, чтобы оценить всю сложность ситуации и принять единственное верное решение. А потому, спрыгнув с все еще тупо стоявшего на прежнем месте Лифа и продемонстрировав собравшимся свое не до конца спрятавшееся в ножны и еще влажное достоинство, Тэйл что есть мочи заорал, — Я удовлетворен ланью Елоулиф из деревни Кленов! Только лань могла поступить подло и нарушить данное слово, а потом своим нутром возместить обиду оленю! Мое почтение деревне Кленов и чистосердечное пожелание обильных урожаев, послушных фордиров, редких чудовищ и многочисленных оленят!

Речь серебрянношкурого смутила хозяев полянки, и они отступили к ее краю, дабы обсудить то, что теперь делать с гостями из Медянки. Те же не стали медлить, и воспользовались открывшимся шансом: просто ушли, пока кленовые шумели о том, наподдать ли восточным соседям за поруганного товарища или, все-таки, известить старейшин о случившемся и пусть старшие разбираются?

— ... Ха-ха-ха, а Елоулиф-то девкой была! Я сам кровь у нее под хвостом видел! — заливисто смеялся толстяк Бриттл, в десятый раз обсуждая утреннее приключение.

— Да еще какая! У нее пизда такая узкая, что я насилу ствол протолкнул! — захмелевший Сильвертэйл не мог удержаться перед подначками приятелей и в который уже раз не рассказать о своем сегодняшнем триумфе, — Я, значит, на нее залажу и все... Не лезет! Я еще раз толкнул — ни в какую! Ну, думаю, и вправду, Лиф — олень.

— Вымя Дискорда, да мы все видели, что ты на похотливую ланку забрался! — Биг Стинг неуверенным чародейством плеснул в свою чашу еще хмельного нектара.

— Да никогда! Я же говорю, еще раз пихнул, посильнее... — Сильвертэйл был трезв как стеклышко, только вот никак не получалось попасть палочкой в плетеное из травы колечко, чтобы показать друзьям, как оно на самом деле было, — Лиф так завизжала!.. А какая у нее пиздень!.. Такой задницы ни у одного фордира нет! Буду ее каждую луну крыть!

— Эй! А как же Мэйплблюм?! Ты же в нее втрескался! Вайн, нектара мне плескани, а то копыто заплетается! И себе налей! Че ты как мерин среди ланей?! — изрядно "веселый" Бриттл был уже совершенно не в состоянии колдовать, а потому просто зубами протянул чашу фордиру-слуге.

— А он и так мерин! — пьяно хохотнул Биг Стинг.

— Вайна не трожь — рога поотшибаю! Он мой оруженосец! Как мы тогда с ним хряков гоняли!.. — мысли вольно прыгали в голове Тэйла как белки по ветвям, — Мы с Вайном братья по оружию, во! Вайн, че ты как друид? Пей! Мне для братишки ничего не жалко! Хоть нектар, хоть ткань, хоть!.. О! Вайн, лань хочешь? Я тебе Лифа отдам, а сам на Мэйплблюм женюсь... Так и поступим!

— На кой болотник Вайну лань? — икнул Биг Стинг, — Ему же друиды бубенцы того...

— Не, у Вайна стоит. Сам с ним к фордирам семя спускать ходил, — сфокусировал на Биг Стинге глаза Сильвертейл, — Ты че мне не веришь? Рогами клянусь, Вайн вместе со мной фордиров в зад драл! Вайн, скажи!

— Мастер Сильвертейл говорит правду: друиды были со мной милосердны, — фордир склонил голову в поклоне перед тремя пьяными молодыми витрангами.

— А я те грю, Стинг! Вайн — вот такенный олеш, — язык Тэйла заплетался, — Если б родился витрангом, мы б с ним так за ланей подрались бы!.. А так друиды ему яйца отхватили... Чтобы не было у фордиров больше хороших олешей.

— И ствол с ними! — пьяно икнул Биг Стинг, — За оленят Лиф, шоб у нее задница поперек и наискось треснула!

— За пузо Лиф! За славное семя Тэйла! За его оленят! — Бриттл как-то умудрился не пролить ни капли из гуляющей туда-сюда чаши, — Вайн, пей! Ты че такой трезвый?!

— Ха-ха, за потроха Лиф! В следующий раз мы ее вместе с Вайном огуляем! — волшебство еще как-то слушалось Тэйла, — Вайн, пей! А то я тебе в башку залезу!

— За триумф мастера Сильвертейла! За его скорейшую женитьбу на чарессе Мэйплблюм из Кленов! — поднял зубами чашу Вайн из Медянки, внутренне улыбаясь тому, что надравшийся мастер Тэйл снова пригрозил ему промыванием мозгов: у серебрянношкурого хозяина это ни разу не получалось и на трезвую голову. Так что, вскоре он забросил попытки "исправить" Вайна, и просто с ним дружил как с оруженосцем и сверстником. Нет, все-таки, не зря друиды лишили Вайна его "лимонов", не зря. Фордир понимал правильность этого решения волшебнокопытных жрецов, но, порою, глядя на буйный и задиристый нрав хозяина, ему становилось очень горько и обидно, что он сам больше никогда не сможет стать таким же. С другой стороны, друиды обошлись с Вайном очень милосердно, оставив его стволу способность стоять и выбрасывать "оленье молоко", а самому Вайну — получать от этого удовольствие. Олень не знал, что таким милосердием обязан отцу Сильвертейла, давно подметившему дружбу своего сына с задиристым и своевольным молодым фордиром, а потому уговорившему друидов выхолостить опасного подростка помягче, "древним способом", чтобы Тэйл не лишился отличного товарища. Так что, Вайн и не догадывался, что, перестав быть хартом, он, в отличие от других меринов, духом не изменился.

Четверка оленей опрокинула чаши себе в глотки. Сладкий хмельной напиток заполнил желудки и вызвал из их глубин тепло и веселье. Речи полились еще обильнее и веселее, хвастовство стало ярче и пышнее, мрии о будущих женах — слаще, а неудачливый олень по имени Елоулиф превратился в самую развратную и похотливую лань, что когда-либо жила или будет жить в Кервидерии. Но вскоре коварный золотистый напиток взял свое, и устроившийся в стволе гигантского дерева "попутный домик" огласили свист трех спящих витрангов и пьяное бормотание фордира, путано размышляющего о том, что завтра, если не кончится нектар, нужно будет вместе с хозяином найти какого-нибудь мракориса побольше, и обязательно начистить ему морду.

— ...разорвал тебе задницу. И поделом! Я бы на его месте кончил тебе в глотку, — голова Лифа склонилась до самой земли, а уши безнадежно прижались к голове, — Трус и паникер! Чего ты испугался? Боли?

— Он мог.., — пролепетал Лиф.

— ...при очень большой неудаче лишить тебя одного из "лимонов", — закончил за него раздраженно вышагивающий по Ученической роще старейшина Растиливс, — И пусть! У десятков оленей в округе недостает одного, а кое у кого и обоих, но никто не говорит про них, что они трусы! А про тебя?

— Я-я волшебник.., — попробовал защититься паникующий Лиф.

— Это и есть твой ответ? — саркастически спросил старейшина, после чего грохнул, — Он у тебя один на все вопросы: я — волшебник!

— Я-я.., — попытался подать голос несчастный олень.

— Ты — лань! — снова прогремел старейшина, а потом сбавив тон спросил, — Почему ты лань?

— М-меня покрыл Сильвертэйл.., — из глаз униженного витранга непроизвольно побежали слезы.

— Идиот! — снова рявкнул старейшина, — Не ты первый, кто дрался на тайном "поединки мужества"! И не ты первый, в кого победитель спустил семя! Думай!

В Ученической роще воцарилось молчание: старейшина раздраженно вышагивал вокруг припавшего на передние ноги желтошкурого оленя, а тот не мог выдавить из себя ни слова. Елоулифу было очень плохо этим вечером. Впрочем, плохо ему было весь день: сначала избитого и поруганного витранга зло обсмеяли товарищи, называвшие его не иначе, как трусливой ланью, потом был очень плохой разговор с отцом и встреча со старейшинами, а теперь от него чего-то допытывался дед Растиливс. И это было хуже всего.

— Ну? — прервал молчание старейшина Растиливс. Елоулиф весь сжался под крайне недовольным взглядом своего кумира с самого детства.

— Я-я нарушил договор, в-воспользовался магией, когда было уговорено ею не пользоваться. Я поступил не как сильный олень, а как слабая лань, по слабости вынужденная быть подлой, — пролепетал Елоулиф, изо всех сил давя мерзкие тянущие ощущения под хвостом.

— Ну, надо же! Наконец-то сообразил! — сарказм деда стегнул Елоулифа больнее, чем удар десятка сильвертейлов, — Так, а теперь что ты сделаешь, лань?

— Я не лань! — обида жгла Лифа изнутри, лишая дыхания.

— Да ты ну! — наиграно удивился дед, — А давай-ка вспомним. Ты подленько под ноги Сильвертейла травяную петлю подкинул? Подкинул. Ты свою подлость признал и заслуженное наказание с поднятой головой принял?..

— Он не дал мне времени! — проскулил Лиф, снова чувствуя, как горячий жесткий стержень разрывает его подхвостье.

— ...Не признал и не принял, — проигнорировал возражения внука старейшина, — Фланки развел и удовлетворил оленя по-ланьи, низко склонив голову и испуская стоны? Развел, удовлетворил и склонил. Так кто ты теперь?

— Лань.., — обреченно промямлил Лиф, мир которого рушился на глазах.

— Идиот! — витой жезл старейшины пребольно ударил молодого оленя промеж рогов, выбив из глаз сноп искр, — Ты, мой внук, идиот! Что ты теперь будешь делать?

— Я-я.., — просипел совсем потерявший понимание того, что вокруг творится, олеш.

— Ты залечишь свой зад, соберешь несколько товарищей и пойдешь в Медянку бросить вызов Сильвертейлу. И чтобы теперь без всяких ланьих подлостей! — жезл приподнял голову Лифа так, чтобы его глаза смотрели прямо в лучащиеся серьезностью глаза деда.

— Он же меня снова как лань покроет! — испугался желтошкурый олеш.

— Идиот! — удар витой палки снова наказал несообразительного внука, — Вызови его биться там, где ты силен.

— Он не согласится... это неравновесный бой, — проблеял побитый Лиф.

— А ты сделай его равновесным: копыто замотай или вызови Сильвертейла с каким-нибудь товарищем. У него, вроде, какой-то фордир-мерин в друзьях ходит... Представляешь, как здорово будет, если тебя еще и олень без яиц покроет? — старейшина Растиливс усмехнулся.

— Не представляю.., — поежился молодой олень.

— Выше нос, внучек, — вдруг подмигнул дед, — Все мы однажды совершаем ошибки. Но только действительно стоящие чего-то олени стараются их исправить.

— А?.. — открыл рот Лиф.

— Не акай, — жезл старейшины закрыл рот олеша, — Ни тебя первого под хвост пользовали, ни тебя последнего. Но лучше прослыть упрямцем с рваной задницей, чем трусом. Понял?

— Д-да,.. — промямлил молодой витранг.

— Катись! — жезл старого мага развернул желтошкурого олеша к выходу из рощи и отвесил чувствительного тумака поперек спины. Лиф припустил со всех ног — дед терпеть не мог медлительных и непонятливых.

— Его побьют. Не жалко тебе внука? — когда Лиф скрывается из виду, скача исполнять то, что приказал ему дед, из тени деревьев выходит пожилая олениха.

— Побьют, обязательно побьют. Еще и подхвостье в два ствола растянут, — хихикает немолодой олень, после чего скашивает один глаз на олениху, — Я потому Лифа и отправляю, что мне его жалко. Разбаловался малец совсем... За своим званием прятаться стал. Хорошая трепка ему самое ко времени.

— Не боишься, что это его ранит? — олениха награждает старейшину неодобрительным взглядом.

— Динь, наш внук олень. Олени не лани — уязвленный харт должен злиться и еще упорнее лезть в драку, а не прятаться за мамкиной ногой. Пару раз побьют и обсмеют — за ум возьмется, — олень уже целиком поворачивается к собеседнице, — Я только жалею, что в свое время не взял своего сынка за загривок и не настоял на том, чтобы Лифа в друиды отдать. Там бы из него настоящего оленя сделали!

— Если какая-нибудь зверюга его не сожрала бы, — язвит олениха.

— Да брось ты. Я своего внука знаю — его не сожрешь. Вот только зазнался и размяк он чуток... Ну, эта-то дурь из него выбьется, — олень закидывает чародейский жезл в перевязь и принимается поправлять какие-то чародейские принадлежности, хитро запрятанные между корней и сучьев деревьев, — Ты вот что скажи: как тебе этот Сильвертэйл, который сын Малахита?

— Как ты в юности, только в магии послабже и нравом подобрее. А так такой же вспыльчивый и помешанный на чести идиот, — фыркает олениха, — Хочешь сосватать за него Мэйплблюм? Думаю, ни Малахит, ни наш оболтус против свадьбы детей возражать не будут. Но что с Елоулифом? Вряд ли он такому мужу двоюродной сестры обрадуется.

— А, притерпится.., — олень снова хитро смотрит на подругу, — Я хочу их с Лифом сдружить. И не ворчи, женщина. Я знаю как: если мой внучек все, как надо, сделает, то Сильвертэйлу его упрямство понравится, а уж сам наш Листочек ради сестры этого серебряношкурого хоть с мракорисом за один стол сядет. Да и есть у меня еще один развадившийся оболтус, что проследит... И сам у Лифа кое-чему поучится.

— Ах ты ж, старый кознетвор, — шутливо бодает оленя немолодая лань.

— Старый, но еще не бесполезный, — не без гордости заявляет олень и головой направляет спутницу к выходу из рощи.

Пожилая пара удаляется, оставляя Ученическую рощу в одиночестве дожидаться юных витрангов, которые с завтрешним рассветом снова начнут терзать ее своей неумелой магией.

Глава 2

— Куда намылился, Рваная Задница? — раздавшийся из-за живой деревенской стены голос вдребезги разбил робкую надежду Елоулифа на то, что удасться уйти незамеченным.

— Не твое крысячье дело, Вайлдблюм, — огрызнулся Лиф на лыбящуюся голову витранга, перевесившегося через верхний край лозяной вязи, заменявшей селению Кленов полисад.

— Аааа, ланка к своему оленю пошла. Аж сил терпеть у нее нет, как хочется, чтобы Тэйл снова свой красный засадил, — расплылся в улыбке страж.

— Счастливо оставаться, — Лиф не стал препираться с юнцом, прекрасно понимая, что тому только того и надо. Вместо этого он продолжил свой путь, даже и не думая поворачивать голову к потешающемуся Вайлдблюму.

— Эй! Лоскутожопый! Постой! — раздалось со стены, — Старейшина Растиливс велел передать, чтобы ты Поганке снова мозги вставил!

— Вставлю, — настроение у Лифа сразу же упало. Нет, дед, конечно, и так знал, что молодой олеш собрался в Медянку отомстить этому лесомерзкому переростку Сильвертэйлу, но чтобы на самый уход такие мелкие поручения давать...

— Не вставишь, а тебе вставит, — раздался со стены веселый смех стража, — Потом расскажешь, сколько раз кончила, пока тебя Тэйл крыл.

— Обязательно. Чтобы тебе было на что ствол копытами гонять. Или ты уже в беличьи дупла совать начал? — Лиф понимал, что поступает очень глупо, поддаваясь на подначки Вайлдблюма. Но за последний месяц молодого витранга уже просто довели непрекращающиеся издевки со стороны сверстников, оленят-подростков и, даже, некоторых фордиров.

— Не, Рваножопый. Я о твоем дупле мечтаю, коплю семя только для тебя, — юнец уже просто булькал от смеха где-то на стене, будучи скрыт лозами.

Лиф зло фыркнул, и направился к плантациям, выполнять столь некстати порученное дедом задание.

— Фу! Сидеть! Расти! — властно прикрикнул Елоулиф на бросившиеся к нему сторожевые цветы-ядоплюи. Те вопросительно зашуршали, но вернули стебли на прежнее место, недоумевая тому, почему хозяин не дал им себя облизать и получить причитающуюся долю ласки. Путь к плантациям Кленов, на которых отрабатывали положенное фордиры деревень Терновник и Корогрызовка, был открыт. Только настроения, Лифу это не прибавило: открывшееся зрелище обрабатывающих кусты орешника, лозы янтарной медвянки и посадки сочного деревца фордиров вызвали тягостное воспоминание о насмешливых голосах, шепчущихся и мерзко хихикающих за его крупом. Впрочем, уйти не выполнив поручение деда Елоулиф не мог. Сжав зубы и не глядя по сторонам, молодой витранг двинулся выполнять столь невовремя свалившееся на него задание.

— Приветствуем вас, мастер Елоулиф. Долгих лет жизни, мастер Елоулиф. Красивой невесты и скорой свадьбы вам, мастер Елоулиф, — со всех сторон долетали до ушей Лифа заискивающие приветствия фордиров, но молодому магу во всех них чудились лишь смешки.

Так, не смотря по сторонам и внутренне проклиная все на свете, Лиф дошел до пруда самоцветов, где фордиры сетью вытаскивали из воды живые светящиеся "камни", жиреющие и накапливающие волшебство в темном иле на дне. Тут работали самые непокорные из принадлежащих Кленам оленей (в основном мерины — любой витранг может точно сказать, что оставлять бунтарям лимоны это не дело): тяжелая и грязная (а также мокрая и холодная) работа напрочь отбивала у них желание бунтовать. Впрочем, работать они тоже не слишком желали. Так что, рядом с фордирами поигрывал хлыстом скучающий витранг, Голден Рут.

— Привет, Рут, — поздоровался с соплеменником Лиф, внутренне чертыхаясь еще больше: за каким болотником дед послал вставлять мозги Джинглу именно его, если сегодня была очередь другого мага надзирать за фордирскими отбросами?

— Привет, Лиф. Ты за Поганкой? — удовлетворившись кивком собрата по волшебному искусству, надзиратель во все горло заорал, — Поганка, ко мне!

В ответ даже никто не отозвался.

— Поганка, потрах беличий, ко мне! — выждав минуту еще раз заорал надсмотрщик.

Ответная реакция была той же, что и в прошлый раз.

— Поганка, грязнозад пользованый, быстро ко мне! — на глазах внутренне веселящегося Елоулифа Голден Рут начал выходить из себя, — Сам лучше выползай из своей грязи, пока я искать не пошел: вставлю без масла по самое горло, никаких ниток зад зашить не хватит!

— Неправильно ты, — Елоулиф с видом знатока отстранил покрасневшего от злости Голден Рута, и, набрав в грудь побольше воздуха, прокричал, — Джинглбеллс, ублюдок холощеный, выходи!

— Как я могу отказать смазливой лани?! — послышался в ответ тонкий молодой голос, а затем от кучки выбирающих из сети самоцветный урожай оленей отделился один и двинулся к витрангам.

Идущий к магам олень не был фордиром: кристальные копыта и волшебный рисунок на ногах недвусмысленно раскрывали в нем витранга. Хотя, витранг, работающий вместе с презираемыми волшебнокопытными оленями фордирами, это в высшей степени необычное зрелище.

— Восхищен твоей красотой, прекрасная лань Елоулиф из Кленов, — весело поприветствовал покрасневшего от гнева Елоулифы подошедший витранг.

— Ах, ты ж!.. Навоз свинячий!.. — первым ударил Голден Рут. Веревка его кнута со звоном хлестанула по шее оленя, оставляя после себя чуть видимую на золотистой шерсти полоску красной росы. Второй удар был за Лифом, схватившим старый кнут, уже не первое восьминочие висевший без дела на заколдованном деревце, на самоцветном пруду служащим надсмотрщикам укрытием от непогоды. Били сородича-витранга недолго, но от души — на шерсти волшебнокопытного оленя осталось не менее шести рубиновых полос.

Первым одумался Елоулиф. Он магией перехватил кнут Голден Рута, и, буркнув "Мне этому ублюдку еще мозги чистить", повесил собственное оружие на ветку деревца, с которой его и снял. Второй маг недовольно фыркнул, но подчинился, пристроив кнут на перевязи. Волшебный узор на ногах Лифа засветились, и с кристального копыта желтошкурого сорвались зеленые плети чародейского могущества, накинувшиеся на избитого витранга. Тот не сопротивлялся, позволяя колдовству оплести его рогатую голову. Что немало поразило Лифа. Впрочем, дальнейшая работы по промывке мозгов была отнюдь не сложнее, пробудив в маге нехорошее предчувствие какой-то гадкой пакости: сопротивляться психотропному чародейству Джинглбеллс умел и любил, иногда даже заставляя усмиряющего его мага звать на помощь и бороть вредного оленя парой.

— Все, закончил. Поганка, сесть! — Елоулиф ожидал, что вот сейчас-то Джинглбеллс и проявит свой норов, отказавшись выполнять распоряжение колдуна. Но, лишь упрочив нехорошие подозрения чародея, олень бесприкословно подчинился, опустив свой круп на землю и подобрав под себя задние ноги.

— Быстро ты! — присвистнул Голден Рут, — Я обычно с этим котяхом рогатым долго мучаюсь.

— Это называется талант. Ну, счастливо оставаться. Меня до заката еще ждут дела, — Елоулифу очень хотелось убраться подальше в лес, пока прочие витранги не прознали о его предприятии и не устроили "почетные" проводы. А потому, раз уж поручение деда уже выполнено, желтошкурый олень не стал задерживаться и споро порысил к тропе, ведущей с плантаций в Лес.

— Погоди, Поганку забыл! На кой болотник мне этот выродок тут сдался?! — вслед ему прокричал Голден Рут, — Тем более, он уже свое наказание выработал! Забирай его, и веди куда хочешь: хоть с собой в Лес, хоть в деревню!

— А мне он на кой Дискорд?! — на ходу обернулся Елоулиф.

— Тебе видней! Мне старейшина Растиливс сказал: "Пусть Елоулиф Джинглбеллсу мозги исправит, а потом возьмет с собой"! — вслед ему прокричал Рут, — Забирай!

Раздраженно всхрапнув (похоже, дед просто издевался!), Лиф развернулся, и пошел обратно к фордирскому надзирателю: распоряжение деда может не нравится, но это дед. При этом, от витранга не укрылось то, что на морде стоящего рядом с магом Поганки светилась ехидная улыбка: этот выблядок фордирки и бесчестного странника прямо наслаждался злостью и досадой Лифа. Чародей внутренне пообещал себе как-нибудь в ближайшее время хорошенько поразмять ребра этой наглой язве... И тут же сам себя одернул: "Джингла только пороть — худосочный, не выдержит."

— На... — Голден Рут зубами достал спрятанные под деревом-сторожкой вьючные сумки, и плюхнул их перед Елоулифом, — Это старейшина велел взять с собой. Я так понимаю, скарб и запасы этого потраха беличьего.

— Угу... — буркнул Лиф. После чего, не скрывая раздражения, обратился к стоящему рядом с магом Джинглбеллсу, — Одевай, и пошли. И живее! Пока я тебе терновый корень в зад не прорастил!

— У терновника нет колючек на корнях, — в ответ ехидно заметил Джинглбеллс (Лифа аж перекосило — при другом маге чуть ли не открыто невеждой его назвать!), но приказ колдуна выполнил быстро и без запинки. Тем не дав Лифу повода сделать оленю что-нибудь нехорошее. Хотя копыта у мага так и чесались. Но ничего не поделаешь, витрангу пришлось отложить свою злость прозапас до следующего раза, а сейчас же — поднажать всеми четырьмя, дабы побыстрее скрыться от взглядов, глазевших на нечаянное представление фордиров.

— Счастливо! Легкого пути и удачи в бою с Сильвертэйлом! Я на твоей стороне! И... не придуши этот кусок навоза где-нибудь в буреломе! А то старейшина Растиливс нам обоим уши на хвостах завяжет, — вдогонку напутствовал чародея и его спутника Голден Рут.

— А промолчать нельзя было?.. — про себя прошипел Елоулиф.

— А смысл? Всю последнюю луну только о том и судачат, когда маг Елоулиф снова с Сильвертэйлом из Медянки драться будет и кто кому... кто кого одолеет, — прошептал идущий рядом Джинглбеллс, — Кстати, я в закладах не участвовал: медянковский бугай нам чужой, а на тебя, о, колдун Елоулиф из Кленов, поставить — весь заклад потерять.

— Не холощеному ублюдку об оленьих делах рассуждать, — в ответ прошипел Елоулиф, — Будешь дальше как лань трепаться — я тебя по ланьи и использую, как давно уже надо было поступить. И плевать, что дед скажет.

— Будто ты первый будешь, — фыркнул Джинглбеллс, вовсе не испугавшись прямолинейной угрозы мага, — Старейшина Растиливс велел за тобой присматривать, раз ты как дурак один в Медянку собрался. Мне до тебя дела нет — хоть оленят рожай Сильвертэйлу. Но старейшину я не подведу: он хороший олень, много добра для меня сделавший.

— Яйца, к примеру, тебе отрезал, — не выдержал Елоулиф, и, вместо того, чтобы просто хорошенько отхлестать наглеца чародейскими лозами, вернул ему укол.

— Ну, лучше лимонов лишиться, чем жизни. Старейшина Ливин Рут, да не будет он знать страха в Вечном Лесу, вообще предлагал меня где-нибудь в чаще оставить, — Джинглбеллс теперь шел вровень с Елоулифом, и мало кто мог бы заподозрить, что еще недавно один из этих витрангов порол кнутом, а потом и магически "правил" разум другого.

— Поганка... Ладно, Джинглбеллс, я тебе, вообще, мозги поправил или ты все придуривался? — злость Елоулифа привычно сменилась усталостью: витранга-полукровку можно было бить и заколдовывать, но ломать его дед запрещал. Да и не хотел такого Лиф. И Джингл об этом превосходно знал. Так что, по-настоящему ни Лифа, ни других магов не боялся. Хотя, нужно отдать деду должное, такое мягкое отношение колдунов к Джинглбеллсу не давало ему сойтись с фордирами: те просто не верили полувитрангу.

— Конечно же поправил! Просто не там, о, великий колдун Елоулиф, — дурашливо дернул головой олень.

— Ладно, на привале выпорю, — устало вздохнул Елоулиф, и, поправив навьюченный скарб, продолжил свой путь, — Идем, ублюдок холощеный.

— Всенепременно, о, великий чародей, хитростью овладевающий воинами, — сделал подобострастную морду полукровка. Лиф скрипнул зубами: намек был понятен, но бить за формальную лесть было как-то неловко. Так что желтошкурый колдун лишь прибавил шагу, стараясь побыстрее добраться до "попутного домика", где уже можно будет, согласно обещанию, отвести душу на джинглбелловских боках.

Пара оленей вышла за пределы плантаций Кленов и углубилась в лес.

— ...Нет, у тебя шкура деревянная что-ли?.. — Елоулиф оставил разбирать седельные сумки, и теперь не без удивления наблюдал за тем, как только что выпоротый Джинглбеллс суетится у деревянного котелка, магией накидывая в него раскаленные в огне очага "попутного домика" камни.

— Не деревянная, а привычная, о великий наказатель Елоулиф! — состроил подобострастную морду повар, бросая в котелок последний пышущий жаром каменный обломок.

— Хватит паясничать, Джинглбеллс. Мы сейчас не дома, так что давай без твоего ежиного подлизывания — прямо дерзи. Мне за последнюю луну насмешки и издевки все печенки переполнили, — желтошкурый витранг сплюнул, вспоминая нескончаемые издевательства, какими его без устали награждали сверстники с того самого злополучного "поединка мужества".

— Лучше жопа в лоскуты, чем пара дружеских подколок? — довольно ехидно осведомился полувитранг, помешивая варево деревянной ложкой.

— Гораздо! Пусть лучше Сильвертэйл надо мной еще восемь раз по-ланьи надругается, чем хотя бы еще восьмая часть тех издевок, что я за последнюю луну получил! — Елоулифа передернуло.

— Твои пожелания станут правдой, о волшебник! — изобразил из себя демона желаний Джинглбеллс, не забывая, однако, помешивать варево.

— Пусть так, — вздохнул Елоулиф. Ему вдруг остро захотелось излить кому-нибудь душу, — Я знаю, что Сильвертейл меня в любом бою побьет, кроме магического. Но лучше побои, чем знать, что ты хуже трусливой лани. Еще луну такой жизни и, не знаю, может быть, ушел бы в Лес искать голодного мракориса.

— Не верю! — воскликнул полувитранг, прикрывая мордочку левой передней ногой, и уже собираясь задвинуть очередную свою шутовскую реплику, но Елоулиф остановил его горьким вздохом. Дурашливое выражение исчезло с лица Джинглбеллса, — Лиф, ты, конечно, сволочь: ты меня столько порол и столько мой разум истязал, что я тебе сам готов рога отломать. Но киснуть при мне не смей! Тоже мне нашел беду: дразнят его. Меня, вон, вообще, с рождения за кусок навоза считают! Главное, что шкура цела и все ноги на месте. А то, что ланью называют, пережить можно.

— Джингл, тебе простительно. Ты же почти лань — тебя дед еще до оленьих рогов выхолостил, — невесело фыркнул Елоулиф.

— Зато, живой, — в ответ недружелюбно фыркнул полувитранг, — Я, может быть, от лани только рогами и отличаюсь, но ты-то — харт! Так что, заканчивай мне тут сопли по полу размазывать! Что я потом старейшине Растиливсу скажу? Что его внучка рогами под зад до Медянки толкать пришлось?

— Ну и фантазия у тебя, — невольно засмеялся Елоулиф, представив себе картину подгоняющего его Джингла, — Действительно, дед был прав, что заставил тебя с собой взять. С тобой веселее.

— Весельем сыт не будешь, — принюхался к пару, идущему из котелка, золотошкурый, — Вот, вроде, все положил. А еще чего-нибудь добавить хочется… Что бы еще в суп положить?

— Ничего не ложь. Тебе нельзя — разнесет, — в уже куда лучшем настроении вернулся к седельным сумкам желтохвостый олеш, — Ты с чего это с собой столько зелий понабрал?

— Как скажете, чаресса Елоулиф. Скромный повар Джинглбеллс всегда готов услужить прекрасной лани, — снова дурашливо склонил голову полувитранг, явно провоцируя Елоулифа.

Лицо желтошкурого мага налилось кровью, а ноздри раздулись от злости. Но спустя меньше минуты он смог совладать с собой, и шкура Джинглбеллса на этот раз осталась цела.

— Джингл, ты чего добиваешься? Давай уже без окольных путей — прямо говори, чего тебе от меня надо, — глубоко вдохнув и столь же глубоко выдохнув, Елоулиф пристально посмотрел на нежеланного спутника.

— Не называй меня больше “Поганка”. У меня имя есть! — ответил взглядом на взгляд Джингллбеллс, — Знаешь, как обидно? А я, ведь, тоже витранг, хоть и ублюдок.

— Я не называю тебя Поганкой, а ты не называешь меня ланью. Идет? — прорастил эфирный росток из пола “попутного домика” Елоулиф.

— Я же говорил, что с удовольствием отломал бы тебе рога, Лиф? Но вот за это ты мне нравишься, — с облегчением выдохнул золотистошкурый олень, и в ответ прорастил второй магический росток, тем скрепляя договор, — Другой олень не стал бы договариваться с холощеным ублюдком.

— Я от тебя, Джингл, тоже не в восторге. С тобой проблем как с тремя восьмерками фордиров. Я бы лучше луну мелкорогих учил, чем тебе один раз мозги правил, — в ответ хмыкнул желтошкурый витранг, заплетая эфирные ростки в традиционный узел, — Но я с тобой не как харт с хартом, а как волшебник с волшебником договариваюсь.

— А ты бы, Лиф, знал, как я бы хотел, чтобы ты луну мелких учил, а не мой разум истязал! — вернулся к своей дурашливой манере полукровка.

— Джингл, тебе нужно было ланью родиться. Тогда тебя можно было бы за Сильвертэйла выдать — пусть бы он мучился! — снова вернулся к разбору вещей Елоулиф, — Вот, честно, голова от тебя уже болит хуже, чем с похмелья.

— Мог бы уже и привыкнуть — мы с молодых рогов с тобой вместе, — продолжил помешивать варево полувитранг, — И лично я этому рад. Без тебя, о, мой мучитель, старейшина Растиливс никогда бы не начал учить меня магии.

— Начал бы. У тебя, Джингл, талант. А дед талантами не разбрасывается, — Елоулиф достал из седельной сумки полувитранга кучку деревянных баночек, запечатанных вощеной материей, и принялся расставлять их в ряд, — Земляной жир, сосновая смола, заживляющее зелье, холодилка… Джингл, скажи честно, когда вы с дедом договорились? Я же вижу, что твою сумку он собирал.

— Утром. Он сам на пруд зашел. Сказал, что Лиф за мной придет, и чтобы, после того, как ты меня замучаешь, я с тобой пошел. А то ты же опять на тэйлов ствол залезешь, — хмыкнул Джинглбеллс, зачерпывая деревянной ложкой суп из котелка, — А про сумки я ничего не знал — сам удивился.

— Джингл, мы же договорились, что ты не будешь называть меня ланью, — напряженно посмотрел на полукровку Елоулиф, готовый в любой момент стегануть собеседника волшебной лозой.

— А я тебя ланью и не называю. Тебя Тэйл как оленя отодрал. Кто ж тебе виноват? Уж точно не я, — попробовав суп из ложки, замычал от удовольствия золотистый олешь, — Ммм!.. Самое оно! Не зря я орехов добавил…

— Джингл, я тебя побью, — устало помассировал виски передними ногами желтошкурый маг.

— Лиф, скажи лучше то, чего я не знаю, — достав две деревянные миски, принялся разливать суп Джингллбеллс, — Есть будешь?

— Конечно, наливай. И лепешек накроши, — снова устало вздохнул Елоулиф, и вернулся к изучению снадобий, — Гадючий яд, папоротниковая вытяжка, зелье обращения, хартов эликсир… Хм, Джингл, кажется, дед это для тебя приготовил. Интересно, зачем это?

— Может, по ошибке положил? — предположил полукровка, занятый тем, что топил в мисках с супом сухие лепешки и душистую зелень.

— Дед ошибок не допускает, — уверенно сказал желтошкурый маг. После чего выдвинул версию, — Я молод, мне это зелье не нужно. А ты не совсем олень — ты из нас двоих единственный, кому хартов эликсир может пригодиться. Только вот, что дед планировал? Я ума не положу. У тебя, Джингл, идеи есть?

— Есть, — утвердительно кивнул Джинглбеллс, — Надо поесть. Как говорит старейшина Растиливс, “На сытый живот и колдуется легче”.

— И то верно, — согласился с полукровкой Елоулиф, составляя зелья обратно в сумку, — Давай, что ты там наварил.

— Приятно подавиться, чародей Елоулиф, — с ехидной улыбкой полукровка магией передал исходящую паром миску.

— И тебя туда же, Джинглбеллс, — не смог не вернуть шпильку желтошкурый харт.

В ответ золотистый олеш насмешливо фыркнул, явно довольный тем, как задел чистокрового спутника, и принялся за еду. Елоулиф не стал отставать — уж что-что, а дерзить, колдовать и готовить Джинглбеллс умел.

Глава 3

Этой ночью Елоулиф спал плохо. Ворочаясь с боку на бок в гамаке из живых ветвей (одно из немногих удобств “попутных домиков”), желтошкурый олень проигрывал в голове возможные сценарии будущей встречи с Сильвертэйлом. И ни один из них харту не нравился: что бы ни выдумывал волшебнокопытный путешественник, но каждый раз он оказывался бит. И это в лучшем случае. Молодой витранг не сомневался, что история его последней встречи с этим серебрянношкурым переростком известна в Медянке ничуть не хуже, чем в Кленах. Так что, к помятым бокам практически всегда прибавлялось осмеяние всеми медянковскими оленями. Что Лифу было даже ужаснее, чем отбитые рога.

— Что не спишь? — перед рассветом поинтересовался из своего гамака Джинглбеллс.

— А ты что? — нервно отозвался Лиф, поспешно гася зеленоватый свет своего волшебного копыта.

— Да не волнуйся ты так. Ну, даст тебе Тэйл по рогам. Ну, отлежишься у медянковских же, — зевнул скрытый ветвями полувитранг, — Если не дурак, бросишь официальный вызов — у него же дома отлеживаться и будешь. Перед Сноубриз своими синяками покрасуешся. Кстати, чего вы, харты, хорошего в побоях нашли? “Шрамы украшают оленя”, ха!

— А ты откуда про Сноубриз знаешь? — испуганно зашипел со своего места Лиф, с ужасом представляя то, как его возлюбленная отреагирует на побитого ее братом витранга.

— Ты бы лучше спросил: “Какая лань в округе еще не знает?” — золотистый олень зажег чародейский огонек на своем копыте, и выбрался из гамака, — Тебе-то, Лиф, хорошо. Тебе Тэйл рога отобьет — пару дней отлеживаться будешь. А мне что в Медянке делать? От скуки по деревьям лазить?

— Можешь тоже кому-нибудь вызов бросить — со мной на пару отлеживаться будешь, — так же выбрался из гамака Лиф, решив, что, все равно, уже не сможет уснуть.

— Ты серьезно? Я же не-харт! И вообще, Лиф, так издеваться это даже для тебя слишком, — Джинглбеллс подошел к стене, и пустил к ней волшебный поток. Последний, соскользнув с копыта чародея, заскользил по стенам “попутного домика”, зажигая побеги-”светляки”.

— Я не издеваюсь. Почему ты всегда ищешь подвох? — закрыв глаза спасаясь от резко вспыхнувшего света, проворчал Лиф, — В Медянке же никто не знает, что ты — ублюдок. Ну, а я им об этом не скажу.

— Ох, конечно, чародей Елоулиф из Кленов и на копыто не издевается над бедным ублюдком из Терновника, — развернувшись к витрангу крупом и чуть раздвинув задние ноги, зло бросил золотошкурый олень, — А медянковские такие безглазые, что даже не заметят, что у этого ублюдка между ногами гладко!

— Джингл, что на тебя нашло? Ты же никогда не жаловался на то, что мерин, — проморгавшись, уставился на спутника Елоулиф. Уж каким только ему ни доводилось видеть Джинглбеллса: и веселым, и грустящим, и торжествующим, и скучающим, и плачущим (до этого состояния полукровку доводил преимущественно сам Елоулиф, но бывало это в детстве, когда золотохвостый еще не научился не доверять чистокровым витрангам), и, что чаще всего, наглым и язвительным… Но впервые маг видел полувитранга злым.

— Ой, а ты, Рваная Жопа, не понимаешь?! Хвастаешься передо мной своими лимонами!.. — всхрапнул от злости Джинглбеллс, — ...А как запахло отшибанием рогов, так сразу в кусты! За дело тебя Сильвертэйл покрыл!

— За дело. Я сам виноват, — согласился с полукровкой Лиф, — Но я перед тобой не хвастаюсь. Ты сам себе это придумал.

— А что ты делал?! Я, ведь, даже не олень! — снова всхрапнул Джинглбеллс, и даже принялся рыть копытом деревянный пол “попутного домика”. Но уже было видно, что злость олеша начала проходить.

— Ты олень. Не харт, мерин, но олень. Джингл, я когда тебе врал? Говорил “побью” — бил. Говорил “разум поправлю” — правил. Но никогда не врал, — двинулся к роющему копытом пол попутчику Елоулиф, — И я над тобой не смеялся, и не хвастался.

— А как насчет “вызов бросить”? Не слишком злая шутка над мерином? — снова попробовал всхрапнуть Джинглбеллс. Но злобы у него уже не осталось. Так что, вышло у золотошкурого витранга совсем неубедительно.

— Не обязательно же биться за лань, — подошел к спутнику Елоулиф, и, убедившись, что Джинглбеллс не выкинет какой-нибудь фокус, прислонился боком к его боку, — Можно просто поучаствовать в дружеских поединках, померятся силами с другими витрангами. Лимоны для этого вовсе не обязательны.

— Ну да, то-то я дома великим поединщиком прослыл... — шея Джинглбеллса безвольно опустилась. Хотя и было видно, что он все еще пытается разозлить самого себя, но ничего из этого у полувитранга не получалось.

— Не вешай нос! Дома у тебя и вызов бы никто не принял. Фордир, если не совсем дурак, на витранга и подумать плохо побоится. Я об этом каждый день забочусь, — Елоулиф впервые в жизни обрадовался тому, что Джинглл начал язвить, — Олени же, тем более, с тобой драться не будут. Джингл, ты наполовину фордир. Ну, а биться с фордиром это, хм, несерьезно.

— Но на другую-то половину я витранг, — повеселел от этих слов золотистый полукровка, — Спасибо тебе, Лиф. Я уже думал, что ты надо мной насмехаешься…

— Даже в мыслях не было, — совершенно серьезно кивнул Елоулиф. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, каково это быть объектом насмешек, — Но за “Рваную Жопу” ты ответишь.

— И не думал откручиваться, — хмыкнув, прошел на центр “попутного домика” Джинглбеллс, и, подставив Лифу бок, фыркнул, — Пори!

— Джинглс, ты думаешь, что так легко отделаешься? — Лиф скептически смерил взглядом попутчика, — Не сопротивляйся.

— Ты меня только вчера правил. Что ты там еще сломать можешь? — усмехнулся полукровка, и усевшись на круп, заверил желтошкурого мага, — Честно, сопротивляться не буду. Только сегодня. И только тебе.

Последние слова Джинглбеллс произносил уже тогда, когда его голову оплели нити чародейского могущества. Елоулиф, конечно же, не поверил заверениям полувитранга: копался он в его разуме тщательно и долго. Правда, на этот раз маг не искал признаки неповиновения — Лиф лишь хотел отплатить полукровке за оскорбление.

Прибрав за собой и оставив в “попутном домике” немного провизии из своих запасов, олени возобновили путешествие с первыми лучами солнца. Дорога была натоптанная и хорошо различимая в неуверенном утреннем свете, но между гигантскими лесными стволами было свежо. Так что, путешественники двигались довольно споро, чтобы хоть так согреться.

— Знаешь, Лиф, а когда мы доберемся до Медянки, ты по рогам не схлопочешь? Ну, в смысле, тогда вы с Тэйлом без ведома старейшин дрались, — решил нарушить молчание Джинглбеллс, — Нет, ты не подумай, мне тебя не жаль. Но что я старейшине Растиливсу потом скажу? “Мы до Медянки дошли, но, ах! чародея Елоулифа из Кленов обратно развернули и подсрачник дали”?

— “Указали путь”. Подсрачники фордирам дают, — усмехнувшись подначке, продолжил путь Лиф, — Я уже свое наказание от старейшин получил — медянковские возражать не будут. Так что, не переживай, в лесу ночевать не придется.

— Да я подольше твоего в Лесу прожил. Чай, мозги другим оленям не истязаю, а настоящим колдовством занимаюсь, — фыркнул золотошкурый, к которому как по волшебству слетела птица и, усевшись на рогах, принялась распевать простенькую мелодию, — Я беспокоюсь о том, чтобы тебе небитому возвращаться не пришлось. Да и ветки жевать тоже неохото — я больше супы да каши уважаю.

— Джингл, я же говорил, что дед талантами не разбрасывается, — мельком взглянув на птицу, ответил желтохвостый витранг, — Ну, а бить меня, все равно, не ты будешь. Так что, какая тебе корысть-то?

— Я буду рад, если тебе хоть кто-то вломит, — качнув головой, заставил пернатую певицу перелететь на другой рог, полукровка, — Я же тебе ребра поразмять не могу.

— Почему? Джингл, ты, конечно, худосочный, да еще и мерин. Но попытаться можешь, — с волшебного копыта Елоулифа сорвался чародейский поток, и заскользил по направлению к его спутнику, — Да и мне дополнительная практика перед боем с Тэйлом не помешает.

— Шутишь? Я же ублюдок, — золотохвостый олень проследил за тем, как нити магии сначала забрались на его ногу, а потом потянулись к сидящей на рогах птице, — Лиф, у тебя ничего не выйдет. Лес не олень, его не подчинишь. С Лесом можно только договориться.

— Кто тут, кроме нас двоих, знает, кто твоя мать? — от сосредоточенности Елоулиф даже высунул язык. Но это ему не помогло — птица, как только ее коснулись чародейские щупальца, вспорхнула с рогов полувитранга, — Болотник! Как у тебя получается?

— Так же, как у тебя получается меня истязать, — насмешливо фыркнул золотошкурый, взглядом провожая пернатую, — А тебе самому не противно? Я же ублюдок, сын фордирки...

— Да что ты заладил “ублюдок, ублюдок”! — разозлился Елоулиф, — Снимай поклажу!

— Лиф, я тебя не хотел оскорбить. В этот раз… — остановился Джинглбеллс.

— Снимай поклажу! Сейчас же! — рявкнул Елоулиф.

Золотохвостый полукровка с неохотой скинул со спины седельные сумки, и, пристроив их на краю дороги, вопросительно посмотрел на желтошкурого спутника.

— Становись! — мотнув головой, скомандовал Елоулиф.

Джинглбеллс неохотно встал туда, куда указывал рогами харт.

— Лови! — резко выбросил голову вперед Лиф.

— Уф! — удар пришелся на грудь золотохвостого. От неожиданности он отступил на шаг назад.

— Кто так ловит? — неодобрительно фыркнул Лиф, — Встань обратно, и следи за мной. Когда я ударю, лови на рога.

— Угу, — глядя на расплывающиеся по его шерсти небольшие красные пятна, угукнул Джинглбеллс, — И не брезгливо чародею Елоулифу марать рога…

— Лови! — не дал спутнику договорить Елоулиф, снова выбросив голову в ударе.

На этот раз Джинглбеллс успел среагировать, и подставил собственные рога, парируя выпад Лифа. Получилось, конечно, плохо, но удар от своей груди золотохвостый отвел.

— Моя шея! — заскулил полувитранг, когда рога оленей сцепились в неровный замок.

— Джингл, сейчас крути головой влево, чтобы выровнять захват. Иначе я тебя на землю свалю, — весело окликнул невольного партнера по спаррингу Елоулиф.

— Если я сейчас поверну голову, я себе шею сверну. Лиф, отпусти, — проскулил полукровка, боясь даже пошевелиться.

— Что на тебя нашло, Джингл? Я же тебя сколько раз порол — ты даже не пикал, — чуть повернул рога к земле желтый харт.

— Ай-ай-ай! Лиф, отпусти! Ты же мне шею свернешь! — запаниковал Джинглбеллс, — Я жить хочу!

— Ну, Джингл, почему раньше ты не пищал, а сейчас заныл “отпусти меня, Лиф”? — весело фыркнул витранг, и еще чуть-чуть наклонил голову к земле, — Честно ответишь — отпущу.

— Ай! — взвизгнул Джинглбеллс, когда легкое движение харта вывернуло его голову почти на девяносто градусов к телу, — То шкура, а то шея! Лиф, ты же меня убьешь! А я еще по Лесу не находился!

— Да ничего тебе не сделается. Пару деньков поболит, и пройдет, — резко склонив голову, уложил взвизгнувшего оппонента на бок Елоулиф, — Джингл, у тебя никакого бойцовского духа! Представь себе, что мы не на рогам сейчас деремся, а я у тебя в голове копаюсь. Ты же всегда от меня как мракорис отбиваешься.

— Когда ты мой разум истязаешь, ты мне шею не скручиваешь, — тяжело дыша, сообщил лежащий на дороге полукровка, — Я уже испугался, что ты со мной за все подколки рассчитаться решил…

— Ну, вот какой из тебя олень? Зачем признаешься, что чего-то боишься? Не лань же, — протянул ногу полувитрангу Лиф, — И, вообще, почему сам меня закрутить не попытался? У тебя самая та позиция для обратного крута была: как раз мне бы под подбородок заехал.

— Я жить очень люблю. И, вообще, я не харт — могу хоть в обморок от страха падать. Ты же не будешь почти лань осуждать? — оперевшись на протянутую ногу, поднялся на ноги Джинглбеллс, — Ууу, моя шея!

— Еще как буду, почти харт, — отвесил полукровке шлепка по шее Лиф, — Покрути головой — легче станет.

— Ну, и осуждай, о, победитель могучих меринов Елоулиф! Мне от этого ни жарко, ни холодно… О! моя шея! — страдальчески протянул Джинглбеллс, наклоняясь за своими пожитками, составленным на краю дороги, — Лиф, не будь болотником, достань холодилку из сумок. Кажется, у меня шею заклинило.

— Все непременно, о, могучий мерин Джинглбеллс, — в этот раз решил подурачится уже сам Елоулиф. В конце концов, нечасто ему выпадал случай в ответ поддеть наглого полукровку, — Только соберу мужество, чтобы подойти к столь прославленному бойцу.

— Мужество тебе не нужно, храбрый харт из Кленов. В Медянке лишь красота и упругий круп проложат тебе тропу к успеху… Ох!.. — на этих словах Джинглбеллс снова охнул, и, припав на передние ноги, взмолился, — Лиф, помоги! Я даже на фырк шеей двинуть не могу!

— Ох, Джингл, тебя бы выпороть, по хорошему, за твой длинный язык. Но ты себя и так наказал с избытком, — желтошкурый олеш подошел к золотистому страдальцу, и, выудив из седельных сумок того одну из баночек с зельями, принялся магией втирать остро пахнущий состав в шею полувитранга, — Пожалуй, я погорячился. Не надо было тебя крутить. Ты же худосочный. Да еще и без бубенцов.

— Тогда, зачем меня в своих хартовских игрищах участвовать заставил? — возмутился золотохвостый, все еще вынужденно вытягивающий шею к земле, — Я же тебя не затаскиваю в пентак с ланями играть.

— И еще заставлять буду. Раз тебя дед отправил со мной по хартовским делам, то и вести ты себя будешь как харт. Вечером я тебя еще драться поучу, — закончив намазывать шею спутника холодильным зельем, Лиф убрал баночку обратно в седельные сумки полукровки, — Кстати, Джинглс, расскажи правила пентака.

— А потом, когда духи узнают, что я ланью тайну харту растрепал, я в Лес не сунусь. Спасибо тебе, добрый олень Елоулиф, за такое щедрое предложение, — Джинглбеллс хитро скосил глаза на желтохвостого спутника, — Хотя, Лиф, я знаю один способ тебе узнать правила пентака. Для этого нам всего-то понадобится нож и ведро теплой воды. Заодно и с Тэйлом драться не придется.

— Ты так добр, Джингл. Но, пожалуй, я откажусь, — хмыкнул Лиф: судя по речам полукровки, Джинглбеллс стал приходить в норму, — Как шея?

— Сейчас… О! Кажется, холодилка подействовала, — осторожно распрямился золотошкурый олень.

— Тогда, идем, — мотнул головой Лиф, — И так много времени потеряли.

— Как скажешь, бесстрашный харт Елоулиф, — тут же с готовностью отозвался полукровка.

— Я, все равно, ничего не понял, — хмыкнул витранг, шагая по дороге.

— А ты и не должен был понимать. Главное, что мне самому смешно, о, проницательный чародей Елоулиф, — поравнялся с Лифом Джинглбеллс, к которому вернулась его обычная наглость.

Пара путешественников продолжила шагать по дороге к Медянке, попутно развлекая себя разговором на разные темы. Сначала полувитранг пытался задеть спутника предположениями о том, как пройдет его бой с медянковским обидчиком. Потом, то ли устав от необычной сдержанности Лифа, то ли поддавшись проснувшейся совести, перестал подначивать витранга и поблагодарил того за помощь с больной шеей. Елоулиф благодарность принял, но в ответ пытался выведать у Джинглса подробности житья-бытья незамужних ланей, с которыми тот, как не-харт, плотно общался. Само собой, от полукровки тут же последовало предложение Лифу присоединится к нестройной когорте меринов. Лиф, конечно же, шутливое предложение отклонил. На что получил рекомендацию, если уж он так жадничает свои “лимоны”, то пусть олень женится да расспросить на эту тему свою особенную лань — у Джинглбеллса нет желания ссорится с ланьими духами. На чем беседа о ланях закончилась и перетекла в разговоры о Лесе и магии. Под которые пара оленей и продолжила свое путешествие.

— Юнцы, — сообщил спутнику Джинглбеллс, — Ломятся сквозь Лес так, будто не двое витрангов, а дюжина болотников. Почему на стражу всегда их ставят?

— А кого еще? Не фордиров же, — хмыкнул Елоулиф, который пока ничего не почувствовал, но признаваться полукровке в этом не собирался.

Спустя около четверти часа из чащи леса появилась пара медянковских стражей и преградила путь путешественникам.

— Стойте! Вы кто?! — отчаянно стараясь придать своему лицу серьезное и одновременно грозное выражение, окликнул их один из юнцов. Увы, веснушки на щеках и с трудом подавляемый смех изрядно мешали в его начинаниях.

— Пхы-хы-хы! — второй страж не пытался сделать даже и этого, грудью опершись на свою пальму и из последних сил давя рвущийся из горла смех.

— Если не знаешь кто мы, то какого Дискорда такой хрякский гогот? — презрительно фыркнул в лицо стражу Елоулиф, — Или вы двое родились такими безмозглыми оленятами, что вам палую ветку покажи — вы засмеетесь?

— Нет, пф-х!.. чародей Елоулиф из Кленов, мы с братом не пустоголовее вас, — чуть не ляпнул что-то лишнее страж (Джинглбеллс лукаво подмигнул помрачневшему спутнику), но быстро поправился, — Но мы не знаем этого оленя, который идет с вами. Пусть назовет себя.

— Это чародей Джинглбеллс из Терновника. Тебе, олененок, его имя ничего не скажет, — вместо полукровки ответил мрачный Елоулиф, — А теперь мы хотим продолжить путь.

— Конечно, чародей Елоулиф. Вас проводить? — лицо юного витранга уже перекосило от сдерживаемых эмоций.

— Обойдусь. Такие провожатые нужны как дырка в голове, — сходу отмел предложение стражей Елоулиф, и, обойдя двух юнцов, мрачно двинулся дальше по дороге.

— Доброго пути, чародей Елоулиф, — крикнул ему в спину медянковский страж.

— Смотрю, Тэйл про тебя такого наплел, что эти двое от смеха чуть не писаются, — догнал харта Джинглбеллс, — Кстати, ты этих двоих знаешь?

— И без тебя вижу, — мрачно пробурчал Тейл, сворачивая за один из огромных стволов, что обступали дорогу, — А этих двоих я раньше, может быть, видел, может быть, нет — не помню.

— Бха-ха-ха!.. Тэйлова ланка с хартом пришла!.. Ха-ха-ха!.. Лайт, она его, точно тебе говорю, привела с Тэйлом драться!.. Бха-ха!.. Надо после стражи белкой метнуться, а то все веселье пропустим! — долетел до ушей путешественников заливистый смех стражей.

Елоулиф всхрапнул, и развернулся обратно в ту сторону, откуда слышался гогот двух юных витрангов. Но на него незамедлительно накинулась пара волшебных лоз, связав оленю передние ноги.

— Не позорься, — серьезным тоном остановил желтошкурого Джинглбеллс. После чего не выдержал, и хихикнул, — Это я тебе как твой харт говорю.

— Джингл, мы договорились, что ты не называешь меня ланью, — раздраженно фыркнул Елоулиф, разворачиваясь к спутнику (чародейские лозы разлетелись зеленым туманом под напором магии витранга), — И не отбалтывайся тем, что прямо не сказал.

— Да я и криво не сказал. Просто, радуюсь, что во мне харта признали, — честнейшими глазами взглянул на витранга Джинглбеллс.

— Ядовитый гриб, — бросил ему разозлившийся Лиф.

— Не обидно, — цокнул языком полукровка, — Не злись понапрасну. Собери волю в копыто, и копи злобу для Тэйла. Даже олененку ясно, что у себя медянковский бугай про твой зад столько всего наплел…

— Джингл! Ты обещал! — не выдержав издевок, пнул спутника Елоулиф.

— Вот видишь, Лиф? Ты даже на меня как глорх бросаешься. А что будет, когда мы к медянковским придем? — отпрыгнул золотошкурый, уворачиваясь от ноги харта, — О стену убъешься?

— Но ты обещал! — Елоулиф никогда бы не признался в этом, но сейчас его терзала обида на золотошкурого не-харта.

— Я свое обещание держу, — удостоверившись, что больше пинков не предвидится, по дуге вернулся к Лифу Джинглбеллс, — Но еще я обещал старейшине Растиливсу за тобой присмотреть.

— Ты все время за имя деда прячешься, — недружелюбно фыркнул Лиф, но подпустил к себе полукровку.

— А ты даже на медянковских юнцов набросится готов, — парировал золотошкурый, — Тебя медянковские, просто, за ворота выставят. Я не хочу потом перед старейшиной оправдываться!

— Так и не оправдывайся! Я тут харт — мне с Тэйлом и драться! — смерил Поганку неприветливым взглядом Елоулиф.

— Дерись. Я тебя, разве, отговариваю? — наигранно удивился Джинглбеллс, — Мое дело тебя до Медянки довести, потом — вместе с рогами до дома дотащить да нашим ланям рассказать о том, как тебе Тэйл ветки с головы поотшиб.

— Джингл, у тебя как ежиный язык был, так ежиный и остался, — устало вздохнул желтошкурый олень, — Я так от тебя устал…

— Когда мы с тобой оленятами были, ты так не говорил. Выше нос! — толкнул его боком Джинглбеллс, — Ты же почти до своей цели добрался! Тебя Тэйл скоро поколотит, я на это посмотрю. Потом мы чего-нибудь вкусненького у медянковских поедим, а ты перед Сноубриз синяками покрасуешься.

— Не хотел бы я, чтобы Сноубриз видела как меня Тэйл отделает, — поежился Лиф, — Только вот... выдумать ничего не могу, чтобы такого не получилось.

— Да ты что?! — вскинул голову Джинглбеллс, — Наоборот, тебе надо чтобы тебя так Тэйл разукрасил, что на шкуре живого места не было! Ты же тогда будешь “Ах, бедняжка! И за что тебя Сильвертейл так?”.

— Джингл, а тебе лишь бы меня кто-нибудь избил, — проворчал желтошкурый витранг, отстраняясь от золотого спутника, — Раз уж ты сам вспомнил, когда мы оленятами были, ты таким злорадным не был.

— Мне тоже будет приятно. Ты мне много боли задолжал, — нагло улыбнулся золотохвостый. После чего стер улыбку со своего лица, — Лиф, я не настолько тебе зла желаю. Поверь, твой взгляд харта охватывает не всю картину. Я кое-что обещал старейшине Растиливсу, так что можешь на меня положиться.

— И в чем же я на тебя могу положиться, Джингл? Рога мои с поляны понесешь? — фыркнул Елоулиф.

— Ты слишком хочешь быть побитым, Лиф. Я совершенно не против, но… — лукаво взглянул на харта полукровка, — Если все правильно подать, о, жених из Кленов, то твоя синяя шкура понравится Сноубриз куда больше, чем невероятная победа одного моего знакомого харта над Тэйлом.

— И что же мне нужно для этого делать, о, хитрая лань Джинглбеллс? Стонать? Унижаться? Молить Тэйла о пощаде? — недовольно проворчал Елоулиф.

— Ничего из этого. Предоставь все мне. Просто дерись с Тэйлом как харт с хартом, — хихикнул Джинглбеллс, — Но если хочешь меня порадовать, подставь Тэйлу подхвостье. А то я в прошлый раз это представление пропустил...

В ответ Лиф всхрапнул, и, не смотря на свою усталость от Джинглбеллса, ударил его рогами. Золотистый полувитранг увернуться не успел. А потому, охнув и отступив на шаг, с укоризной пожаловался спутнику, — Лиф, ну что как харта, рогами-то? Ты же сам сказал, что я — лань.

— Потому, что я просил, а ты не понимаешь! — снова всхрапнув, процедил Елоулиф.

— Понимаю я, понимаю… Но и ты тоже хорош, — потирая шею передней ногой, подковылял к спутнику золотистый.

— Джингл, ты — почти харт. Не обращай внимания, когда я тебя ланью называю, — отвернувшись, пробубнил Елоулиф, — Извини.

— Да я и не обижаюсь. Смысл на правду обижаться? — зашагал по дороге всеми четырьмя ногами Джинглбеллс, — Ты, главное, в Медянке на оленей так же не бросайся. А то мне больше под крышей ночевать нравится.

— Попробую, — вздохнул Елоулиф, — Только... останавливай меня, как в детстве.

— Хорошо, — кивнул Джинглбеллс, — Но и ты у меня в голове не копайся. Идет?

— Ой, торгаш, — прищурился желтохвостый чародей, — Идет, Джинглс. Пока мы в Медянке, я не буду тебе разум править. Да, если быть честным, мне и не нравится это делать.

— Я знаю. Никому из магов мои мозги ломать не нравится, — усмехнулся полукровка, — Это же не так просто, как фордиров усмирять.

— Джингл, не подначивай. Я на тебя сегодня больше злиться не хочу, — махнул головой Елоулиф, — Лучше подумай о том, что на ужин приготовить. Я, скорее всего, вечером только пить смогу.

— Тряпочку под твои отшибленные рога, о, могучий харт Елоулиф, приготовить? — в ответ насмешливо фыркнул золотохвостый, — Я даже готов обратно их нести. Как раз для твоего отца хороший подарок будет.

— Джингл, я серьезно. В этот раз я буду с Тэйлом драться до тех пор, пока ноги держат, — с чувством взглянул на спутника желтохвостый олень, — Так, что насчет ужина?

— Дурак ты, Лиф. Настоящий харт! Только лимонами и думаешь, — неодобрительно хмыкнул полукровка, — Выходит, мне тебя до постели тащить придется. Ты об этом подумал, когда в одиночку убежать хотел?

— Нет, — мотнул головой харт, — Не до того было. Я и тебя править не собирался — дед заставил.

— Дурак ты, — снова хмыкнул полукровка, но в этот раз решил спутника не подначивать, тем закончив разговор.

Между двумя оленями установилось молчание. Но никто из них не хотел его нарушать.

Наконец подойдя к самой Медянке, рогатые путешественники обнаружили, что ворота селения закрыты и плотно заплетены лозами.

— Стойте! Кто идет?! — окликнул оленей невидимый страж. Судя по ломающемуся голосу, юнец. К тому же, изрядно трусящий — голос дрожал.

— Чародеи Елоулиф из Кленов и Джинглбеллс из Терновника! Что у вас стряслось?! — проорал в ответ Елоулиф, вовсе не уверенный в том, что перепуганный страж хоть что-то из сказанного поймет.

— Елоулиф из Кленов? Тот, которому Тэйл задницу порвал? — высунулась из-за изгороди голова юного витранга, — Правда? А то я уже подумал…

— Ну, Лиф, смотрю, ты — прославленный харт, — не смог удержаться от подколки Джинглбеллс.

— Что у вас произошло? Почему ворота заплетены? — решил проигнорировать оба оскорбления Елоулиф.

— Кабаны напали на ланей! — выпучил глаза страж, — Сейчас все воины и маги свиноту ловят! Поэтому и ворота заплетены — внутри одни лани, оленята и старики. Да еще я с Лаймом ворота охраняем.

— То есть, нас не пустишь, — подвел черту Елоулиф, и, развернувшись к воротам боком, обратился уже к золотохвостому спутнику, — Джингл, костер пока разложи, а я за ветками для похлебки схожу. Тут, у ворот, подождем.

— Ага, не пущу, — согласился страж, которого, в общем-то, никто не спрашивал, — Пока воины Копперайз и Сноубриз обратно не приведут…

— Стоп! Ты сказал, Сноубриз?! — резко обернулся к юнцу Лиф.

— Ну да. Они, с Флоу и Амбер, с утра какие-то свои ланьи травы собирали… — принялся объяснять оленям страж.

— Где они были?! — нетерпеливо перебил его Елоулиф.

— Да, на Мшаном Озерке. Где же им еще быть? — удивился страж, — Это то, которое за Бобрячей Запрудой.

— Где это?! Просто ногой укажи! Я ваши названия плохо знаю! — не выдержал желтохвостый олень.

— Там, — вытянул ногу перепугавшийся юнец.

— Джингл, бегом! Надо помочь Сноубриз! — рванул с места Елоулиф, — Слушай Лес!

— Конечно, о, Великий Спаситель Попавших в Беду Ланей, — съехидствовал Джинглбеллс, но последовал примеру своего спутника.

Примерно через час блужданий по лесу, когда Елоулиф и Джинглбеллс пересекали небольшой ручеек, им попались первые признаки случившегося несчастья — золотохвостый полувитранг почувствовал большую группу вооруженных оленей. Направившись к ним, через четверть часа путешественники встретили шестерых крайне мрачных воинов-витрангов. В ходе торопливых расспросов выяснилось, что около дюжины кабанов невесть откуда проникли в медянковские земли и напали на ланей, собиравших лекарственные травы. Двум из этих несчастных удалось сбежать (они-то и известили оленей о клыкастых разбойниках), а где еще две, Сноубриз и Копперайз, рогатые воины не имели ни малейшего понятия. Так что, поблагодарив витрангов, Лиф и Джинглбеллс двинулись дальше, более полагаясь на собственное умение слышать Лес, чем на полученные сведения.

Через еще две четверти часа пара оленей снова натолкнулась на медянковских обитателей — заплаканную молодую лань и пару воинов, ее эскортирующих. Остановившись и поговорив, Елоулиф и Джинглбеллс узнали, что перед ними та самая Копперайз, что подверглась нападению кабанов вместе со Сноубриз. Лань умудрилась сбежать от клыкастых похитителей когда те удирали от наседающих на копыта медянковских оленей. Больше, увы, все еще всхлипывающая от страха медноглазая олениха ничего сказать не могла. Так что, уточнив у ее спутников направление, путешественники заспешили вдогонку основной части рогатого воинства.

Нагнали медянковских оленей Елоулиф и Джинглбеллс лишь к темноте, когда те разбивали лагерь для ночевки. Олени те, кстати, пребывали далеко не в самом лучшем расположении духа.

— Стой! Кто такие? — на подступах к лагерю остановили путешественников неприветливые дозорные.

— Маги Елоулиф из Кленов и Джинглбеллс из Терновника, — без промедления ответил Елоулиф, превосходно понимая, что медянковским витрангам сейчас вовсе не до шуток.

— А, Лиф. Ну, хоть что-то хорошее за день, — вышел из тени дозорный, — Будешь Лес слушать: у нас лань потерялась. Так что сейчас каждый чародей на счету.

— Я знаю, — в ответ кивнул Елоулиф, — Я пришел спасти Сноубриз.

— А ты кто? — повернул голову к золотошкурому чародею дозорный, — Что-то о каком-то харте Джинглбеллсе, который глорхов от Осиной Поляны отвадил, слышал. Не ты ли?

— Он самый, — весело кивнул в ответ Джинглбеллс, — Только я не-харт.

— Оба сразу? Не повезло. В следующий раз осторожней, — неодобрительно цокнул языком дозорный, а затем махнул зажатой в магическом захвате пальмой, — Лагерь там. Нам сейчас два чародея позарез как нужны.

Оба путешественника наклонили головы в знак того, что поняли воина. После чего проследовали в ту сторону, куда указывал витранг.

Лагерь ничего особенного из себя не представлял. Волшебнокопытные воины просто расстелили походные мешки под деревьями, заставив ветви прикрыть себя от возможной непогоды. Костер никто не разжигал. Так что, путешественникам пришлось в сумерках искать старшего.

— Лиф? Не ожидал тебя увидеть, — поприветствовал подошедших магов глава медянковского воинства, — Какими судьбами у нас? Не помню, чтобы старейшины за тобой посылали.

— Здоровых оленят вам, воин Ёссоул, — вежливо ответил на приветствие Елоулиф, — Я по собственному желанию пришел: решить мой спор с хартом Сильвертэйлом, сыном Малахита. Но услышал, что в Медянке стряслась беда. Я хочу помочь найти потерявшуюся лань.

— Хорошо. Как раз в подчинение к Тэйлу и пойдешь, раз помочь хочешь. Сам знаешь, мы не богаты на магов, которые хорошо слышат Лес, — кивком указал направление старший воин, — И запомни, без драк! Потом, под присмотром старейшин, отношения выясните. А то вы, двое идиотов, и так умудрились один “поединок мужества” в балаган с рваной задницей превратить.

— Хорошо, воин Ёссоул, никаких драк, — согласился Елоулиф. Впрочем, ни от кого не укрылось недовольство желтохвостого мага.

— А ты кто? — старший олень повернул голову к Джинглбеллсу.

— Маг Джинглбеллс из Терновника, — представился Джинглбеллс, — Я тут по поручению старейшины Растиливса из Кленов. Присматриваю за Елоулифом, чтобы как в прошлый раз не вышло.

— Не-харт, верно? Уж больно голос у тебя тонкий, как у лани, — прищурился Ёссоул, — А вообще, я, кажется, о тебе что-то слышал. Ты тот чародей, который глорхов от Осиной Поляны отвадил и с фордирами живет?

— Все верно, воин Ёссоул, — утвердительно склонил голову Джинглбеллс.

— Сжили, значит, к фордирам, идиоты? — старший олень с неодобрением глянул на Лифа (тот растерянно улыбнулся, и чуть отступил назад), после чего перевел взгляд на Джингла, — Ничего, малец, “бубенцы”, конечно, это важно, но и без них олень прожить неплохо может. Ты, главное, нос не вешай. И в еде соблюдай то, что целитель говорит, а то разнесет… Впрочем, ты и так маг — сам знаешь.

— Спасибо вам за добрые слова, харт Ёссоул, — Джинглбеллс чуть ли не засиял от слов медянковского оленя, — Позвольте мне присоединиться к поискам. Не-харт вам не сильно помешает?

— Не помешает. Особенно, если этот не-харт маг, — кивнул голов воин, — Пойдешь вместе с Тэйлом и его молодняком. Заодно, посмотришь, чтобы эти два бубенцедума, твой приятель и малахитов сынок, не поцапались.

— Будьте спокойны, не поцапаются, — весело ответил золотохвостый олень.

— Ты чего такой радостный? — поинтересовался у Джинглбеллса Елоулиф, когда оба оленя достаточно удалились от главы воинов, — Ждешь, что мы с Тэйлом драку устроим?

— Конечно, жду. Ты же, Лиф, сейчас только “лимонами” думать способен. Вот и готовлюсь вас, о, мудоумные харты, разнимать, — весело кивнул золотохвостый, — А настроение у меня хорошее потому, что хоть кто-то со мной как с оленям разговаривает. Не то что ты, витранг Елоулиф.

— Размять бы тебе шкуру, Джингл… — недовольно фыркнул желтохвостый олеш.

— Вот видишь, даже за правду готов меня, бедного не-харта побить, — нахально ухмыльнулся спутнику полувитранг.

— Не олень, а перитон! Вечно все наоборот вывернет… — про себя выругался Лиф, но отвечать на колкость не стал.

Найти место, где расположились молодые воины, оказалось не так просто, как думал Елоулиф. В противоположность ожиданиям желтохвостого мага, бывшего не слишком высокого мнения о сверстниках-воинах, медянковские не шумели, не разжигали костров и, вообще, их лагерь ничем не отличался от лагеря опытных бойцов.

— Стой! Кто? — остановил магов окрик молодого стража.

— Сколько уже можно? — проворчал про себя Елоулиф, но ответил стражу, — Маги Елоулиф из Кленов и Джинглбеллс из Терновника. Пришли по заданию старшего воина Ёссоула. Есть еще вопросы?

— Лань Рваная Задница собственной персоной? — хихикнул страж. После чего, давя смех, закричал, — Тэйл! Тэйл! Твоя ланка пришла!

— Ты чего орешь, идиот?! — мигом подскакал к стражу крупный харт серебряной масти, и отвесил увесистого подзатыльника, — Я кому сказал “заткнуться и не шуметь”?!

— Тэйл, я не нарочно… — потирая ногой ушибленное, начал оправдываться страж, — К тебе твоя ланка…

— Разберусь, — повернулся к пришедшим серебряный, — А, Лиф. Зачем пришла? Семени на пузо не хватило? Добавить?

— Воин Сильвертейл, приветствую тебя. Я — чародей Джинглбеллс из Терновника, — шагнул вперед начавшего закипать Лифа Джинглбеллс, — Меня и чародея Елоулифа из Кленов попросил оказать тебе помощь воин Ёссоул.

— Приветствую, маг Джинглбеллс. Мы не знакомы, но раз вас прислал Ёссоул, то я рад вашей помощи, — склонил голову в приветствии серебряношкурый воин, после чего с презрением взглянул на Лифа, — И помощи лани Елоулиф из Кленов тоже рад.

— Не стоит обращаться ко мне на “вы”, воин. Я не друид, — хмыкнул Джинглбеллс, — Покажи, где нам разместиться, а дальше мы справимся сами.

— Идем, харт. Места у нас хватает, — двинулся вглубь лагеря серебряношкурый, — Костер не разжигай — Дискорд тех кабанов знает, где они бродят.

— Не-харт, — делая вид, что не замечает оскорбления в сторону спутника, поправил воина Джинглбеллс. После чего, подметив, как идущий впереди серебряношкурый явственно вздрогнул, добавил, — Не всегда все идет так, как хотелось бы.

— Да уж… — поежился медянковский харт, — Никогда вас, магов, не понимал… Жениться-то хоть успел?

— Увы, — хмыкнул золотохвостый олень, — Только Лифа женить могу попробовать.

— Зачем лани жена? Лучше замуж Рваножопую выдай, — доведя путешественников до одного из деревьев, ухмыльнулся серебряношкурый, — Вот твое место. Устраивайся, маг.

— Мхх!.. — наверное, Елоулиф хотел сказать медянковскому харту что-нибудь максимально оскорбительное, но, увы, его рот заплели волшебные лозы, тянущиеся от кристального копыта золотохвостого спутника.

— Хорошая идея, воин Сильвертэйл. Но, как мне кажется, лучше ее отложить до возвращения к старейшинам. В конце концов, мы еще слишком молоды, чтобы решать вопросы замужества, — заговорщически ухмыльнулся Джинглбеллс.

Серебрянношкурый воин с удивлением посмотрел на пришлого мага. Тот хитро улыбался. Медянковский харт смутился, на мгновение зажмурился и, что-то пробурчав про себя, оставил гостей наедине друг с другом.

— Джингл, я тебе ноги вырву! — когда магические лозы исчезли, освободив мордочку оленя, зло высказал спутнику Лиф.

— Нда? А чего ты тогда мою магию не развеял? — скептически прищурился полувитранг, — Или чародей Елоулиф вдруг внезапно забыл как это делается?

Желтохвостый олень с ненавистью посмотрел на спутника. После чего скинул седельные сумки на землю и с остервенением начал в них копаться.

Следующий день начался задолго до рассвета. Медянковское воинство снялось с места и, разбившись на группы, принялось прочесывать местность. Елоулиф и Джинглбеллс пошли с самым большим отрядом, состоящим из молодых воинов, которых возглавлял серебряношкурый харт по имени Сильвертэйл. Пара пришлых магов пришлась как нельзя кстати, так как Ёссоул собственных медянковских чародеев молодняку не выделил. Впрочем, как объяснил золотохвостому спутнику Елоулиф, у витрангов из Медянки лесное чародейство получалось не очень хорошо — они гораздо лучше ладили с землей и тем, что в ней лежало. Что, впрочем, было сложно не заметить: у всего отряда пальмы имели железные наконечники, а на самих воинах хватало украшений из меди. Джинглбеллсу как раз приглянулись откованные в виде плетеной косички браслеты, которые носили многие из отряда — полувитранг решил сразу по возвращению из негаданного похода заглянуть к местным кузнецам.

День прошел в утомительных поисках: Елоулиф и Джинглбеллс постоянно “слушали” Лес, тогда как воины разбились на пары и на своих четырех обыскивали местность. Увы, каждый раз, как маги или воины нападали на след кабанов, оказывалось, что те уже ушли. Впрочем, были и положительные моменты: следы Сноубриз, как обычные, так и чародейские, различались уверенно. Так что, Елоулиф не терял надежды найти свою лань. Джинглбеллс же пристально следил за тем, чтобы его спутник не устроил свару с возглавляющим отряд Сильвертэйлом. Тот, по счастью, был озабочен поисками не меньше желтошкурого мага, так что предпочитал на Лифа не отвлекаться, лишь дежурно обзывая его ланью.

Следующий день прошел точно так же: олени гнались за кабанами, но никак не могли их настигнуть. В начале же третьего дня к молодняку присоединились опытные воины, возглавляемые Ёссоулом — дело пошло получше. Но, увы, догнать клыкастых похитителей до темноты не удалось. Так что, витрангам снова пришлось становиться лагерем на ночлег, надеясь, что уж утром они с щетинистыми вторженцами поквитаются.

Утро началось многообещающе: оба мага отчетливо почувствовали след лани-витранга и дюжины кабанов. Через какое-то время их ощущения подтвердили медянковские чародеи, пришедшие вместе с Ёссоулом, а потом и разведчики нашли место свинячьей ночевки. Погоня пошла куда бодрее — олени предвкушали скорое окончание затянувшейся гонки. Увы, к полудню их ожидало огромное разочарование: обычный лесной подлесок, столь удобный для рогатого племени, сменился колючими лозами, заплетавшими все между древесными стволами в этой части леса. И именно вглубь этих зарослей уходили следы похитителей. К тому же, маги отчетливо чувствовали, что лес перед ними не простой — из его глубины тянуло дикой магией. Так что, было решено снова разбить лагерь, и все хорошенько разведать.

К вечеру разведчики вернулись с вестями о том, что края колючим зарослям не видно, а из чащи раздается рык каких-то монстров. На этом старший воин Ёссоул решил, что продолжать погоню смысла нет — медянковское воинство возвращается обратно на свои земли…

— ...Но они увели мою сестру! Я, что, должен ее бросить?! — горячился Сильвертэйл, доказывая что-то старшему воину.

Беседовавший неподалеку с двумя медянковскими магами Джинглбеллс заинтересовался.

— Нет, если хочешь — иди. Я тебя останавливать не буду, — донесся до настороженных ушей полувитранга голос Ёссоула, — За свою шкуры только ты отвечаешь.

— Прекрасно! Тогда я возьму Бриттла и… — явно обрадовался Сильвертэйл.

— Ты никого с собой не возьмешь. Сколько я оленей привел, столько я и уведу, — отрезал старший воин, — Если собрался за сестрой — иди. Приведешь ее назад — хорошо. Сгинешь — у твоего отца еще два сына есть, в отличие от многих других оленей. Понятно тебе, Сильвертэйл, сын Малахита?

— Понятно, старший воин Ёссоул. Я пойду один, — кисло согласился Сильвертэйл.

На этом Джинглбеллс, под надуманным предлогом попрощавшись с магами, со всех ног рванул к Елоулифу.

— Лиф, белкой собирайся! Мы с Тэйлом идем за Сноубриз! — еле успев затормозить, выпалил запыхавшийся полувитранг, — Быстро! Быстро!

— Что?! — удивился желтошкурый маг, до этого с мрачным видом “слушавший” Лес.

— Ничего, — отрезал Джинглбеллс, переводя дух, — Старший воин решил возвращаться. Только Тэйл с этим не согласен — хочет идти искать Сноубриз один. Я знаю, он тебе не нравится, но втроем в Свободном Лесу проще, чем вдвоем.

— Стой, Джингл! То есть медянковские бросают Сноубриз кабанам, а этот переросток идет искать мою невесту? — зачем-то уточнил Елоулиф, уже собирая седельные сумки.

— Это тебе она невеста, а ему — сестра, — не без ехидства ответил золотохвостый.

— Передай деду, что я ушел в путешествие в Свободный Лес, — закинув седельные сумки на спину, принялся инструктировать спутника Елоулиф, — Отцу скажи, что…

— Я с тобой, — закинул свои пожитки на спину Джинглбеллс.

— Джингл, не смешно, — недовольно взглянул на спутника Лиф, — Возвращайся с медянковскими…

— Ну, нет, Лиф. Я старейшине Растиливсу за тобой присмотреть обещал — я за тобой присмотрю, — поудобнее пристроив седельные сумки, подошел к витрангу Джинглбеллс, — К тому же, я еще не видел, как тебя Тэйл в зад дерет. Страсть как хочу на это посмотреть.

— Ты — мерин. А я не на прогулку собираюсь. Джингл, возвращайся домой, — зашагал Лиф, надеясь, что золотохвостый олень за ним не последует.

— Жаль, что приказать мне ты не можешь, да, Лиф? — двинулся вслед ему полувитранг, — А отсутствие у меня “лимонов” пусть тебя не беспокоит. Ты же сам говорил, что старейшина Растиливс не ошибается. Разрешишь мне хартова эликсира выпить?

— А если не разрешу, ты домой вернешься? — Лиф попытался уцепиться за остатки надежды, хоть и превосходно понимал то, каков будет ответ полукровки.

— Не-а, — совсем по-ланьи показал язык дурачащийся Джинглбелллс, — Но смерть одного слабого и трусливого не-харта будет на твоей совести, о, могучий чародей Елоулиф.

— Джингл, ты не представляешь, во что себя втравливаешь… А я об этом еще пожалею, — устало вздохнул Елоулиф, — Ладно, пей свой эликсир. И пошли. Нам еще этого переростка догнать нужно.

— Не туда идешь, о, многоумный харт Елоулиф, — подмигнул спутнику полукровка, — Сначала нужно продовольствием запастись. Там, заодно, и Сильвертэйла встретим. Ведь, он не столь умен, как ты, о, светочь Леса Елоулиф, и не отправится Дискорд-знает-куда лишь с лепешкой да кусочком коры в сумках.

— Эликсир, — многозначительно напомнил Лиф.

— На привале выпью. Все равно, всего капля на луну, — беспечно хмыкнул золотохвостый, — А если ты про, “Джинглбеллс, лань рогатая, когда же ты замолчишь?”, то, о, чародей Елоулиф, не дождешся!

— На последнее я и не рассчитываю, — устало вздохнул Лиф, — И, знаешь, Джингл, ты в восемь раз хуже любой лани. На лани, хотя бы, жениться можно.

— Назови меня Поганкой, — тут же развеселился полувитранг.

— Нет, — мгновенно сообразил Лиф, ускоряя шаг.

— Ну, пожалуйста, — от внутреннего веселья золотохвостый аж всхрапнул.

— Не дождешься, лань рогатая, — Лиф бросился в галоп.

— Лиф, ты же говорил, что я — почти харт! — со смехом последовал за ним и Джинглбеллс.

Елоулиф, мельком взглянув назад, поднажал.

Двое рогатых магов, сами того не зная, двигались навстречу другой занимательной паре: серебристому витрангу и коричневому фордиру. Впрочем, до времени этой встречи было не суждено состояться — над лагерем пролетели звуки карникса, сзывающего воинов на общий сход.

Глава 4

На полянке, которая послужила витрангам для общего сбора, семечку было негду упасть: рогатые воины толкались и ругались, будучи не в силах все вместиться на столь малой площади. По счастью, маги обязаны были стоять перед старшим воином, дабы у них не было соблазна потом отговориться тем, что они что-то недослышали. А потому, сопя и переругиваясь с окружающими, Елоулиф и Джинглбеллс протиснулись к центру и заняли свое место среди чародеев. Золотохвостый не-харт тут же зацепился языком с рыжего окраса медянковским магом, а Лиф принялся взглядом изучать старших витрангов, заранее готовый возражать им.

В центре поляны кружком стояли старший воин и главы всех медянковских отрядов, кроме Сильвертэйла. Вожди о чем-то тихо говорили между собой. Выглядели они решительно, но мрачно. Рядом полировал медный карникс куском материи юный трубач.

Наконец закончив совещаться, командиры витрангов разомкнули свой круг, а один из них толкнул ногой трубача. Тот, не долго думая, поднял магией инструмент и как следует дунул. Над поляной, перекрывая гомон воинов, поплыл медный звук карникса.

— Тихо! Замолчите! — закричал старший воин, когда шум, создаваемый оленями, снизился до того уровня, что его слова стали хоть как-то слышны, — Говорить буду!

Постепенно оленье сборище затихло, лишь иногда разряжаясь отдельными взрывами ругани, когда кого-нибудь оттесняли с полянки назад, за деревья.

— Слушайте меня, олени! — удостоверившись, что его слышно, продолжил старший воин Ёссоул, — Мы уже четыре дня гонимся за хряками!..

— Да!.. Поймаем — ноги поотрываем!.. Трусы пятачкастые!.. Клыкастых — на пальму!.. — тут же заорало и застучало оружием все собрание.

— Тихо! Тихо! — закричали командиры, время от времени отвешивая древками тумаки особо горластым воинам, — Старший воин говорить будет!

— Мы уже четыре дня за хряками гонимся, и все догнать их не можем, — продолжил Ёссоул, когда олени на поляне угомонились, — И хряки от нас не убегают. И лань не отпускают…

— Хряков на вертел!.. Да я свиноту поймаю!.. Хрюков в болото!.. — при слове “лань” снова зашумели витранги. Многие из воинов были молоды и неженаты.

— Тихо! Тихо! — снова взялись за дело командиры, — Тихо, бубенцеголовые!

— А что это значит, олени? — обвел взглядом опять готовых сорваться на яростные крики воинов Ёссоул, — Это значит, что нас отманивают!

— Что?!.. — недоуменно вопросила толпа.

— Пока мы тут гоняемся за дюжиной хряков, наши жены, наши оленята и наши амбары без защиты! — пояснил старший воин, — Олени, нас провели! Возвращаемся в Медянку!

— А как же Сноубриз?! — выкрикнул кто-то из толпы.

— За ней пойдет Сильвертэйл! — моментально среагировал старший воин, тем на корню пресекая новую волну оленьих криков, — Сильвертэйла все знаете! Он приведет обратно Сноубриз!

Сквозь оленью толпу протолкался крупный серебрянношкурый витранг, за которым следовал вооруженный фордир коричневой масти, и встал рядом со старшим воином.

— Друзья, товарищи, вам всем не терпится спасти мою сестру и взять ее в жены! — заорал Сильвертэйл (а это был именно он), — Но вы нужны дома! Болотник знает тех хряков, что они замыслили — в Медянке каждый воин будет на счету!

— Тэйл, ты с дерева рухнул?! Их же там дюжина! Давай, я с тобой пойду!.. Тэйл, не дури! Возьми меня с собой!.. — начали протискиваться в первые ряды молодые олени — явно, друзья Сильвертэйла.

— Бриттл, Стинг, я вас с собой не возьму. Дома вы нужнее: вам сестер защищать надо, — серебрянохвостый, похоже, заранее ожидал этого, — А за меня не беспокойтесь. Не совсем уж я древесноголовый. Мы с Вайном не будем драться с хряками — умыкнем мою сестру, и деру.

— Но!.. Тэйл!?.. Как скажешь, Тэйл, — пара молодых витрангов, было выскочивших на полянку, с нескрываемым разочарованием вернулась обратно в толпу воинов.

— Старший воин Ёссоул, позвольте нам присоединиться к харту Сильвертэйлу! — неожиданно для всех раздался тонкий голос Джинглбеллса, изрядно усиленный магией.

— Что?! Кто это так тонко пищит?! — удивился старший воин. После чего изрядно разозлился, — Опять кузнецова дочка увязалась?! Бурдюк нектара тому, кто эту харта-с-выменем поймает!

— Приношу извинения, воин Ёссоул, но это всего лишь я, не-харт Джинглбеллс из Терновника! — без труда (благо, магия позволяла) перекричал оживившихся воинов золотохвостый полувитранг, — Я подумал, что от нас, двух скромных магов, все равно, в честном бою толку мало. А вот воину Сильвертэйлу мы могли бы пригодиться.

— А про тебя с Лифом я, и правда, позабыл, — тут же остыл старший харт, — Вы — пришлые. Власти у меня над вами нет. Так что, договаривайтесь с Тэйлом.

— Воин Сильвертэйл, — вежливо склонил рогатую голову Джинглбеллс, — Ты позволишь паре чародеев помочь тебе в спасении твоей сестры?

— От мага я не откажусь, — хмыкнул серебрянношкурый, окидывая оценивающим взглядом Джингла и его спутника, — Но один не-харт и одна лань, вообразившая себя хартом… Маг Джинглбеллс, ты уверен, что выдержишь поход?

— Уверен, воин Сильвертэйл, — выступил вперед золотохвостый, — И, думаю, вам не помешают не только чары, но и ещё одна пальма.

— Драться умеешь? — Сильвертэйл снова обвел мага оценивающим взглядом: Джинглбеллс выглядел худосочным и вовсе не походил на хоть что-то стоящего бойца.

— От одинокого волка или глорха железом отобьюсь. На большее, воин Сильвертэйл, я не гожусь, — ухмыльнулся золотошкурый чародей, — Но вот мой спутник не только колдовать умеет, но и дерется на пальме или рогах не хуже многих воинов.

— А, лань Елоулиф, — презрительно фыркнул серебрянношкурый витранг, — Удивительно слышать, что она умеет не только доставлять удовольствие харту…

— Попридержи свой поганый язык, переросток! — негодующий Елоулиф шагнул вперёд, дабы начистить морду серебрянохвостому недругу. Но натолкнулся на преграду из волшебных лоз.

— Воин Сильвертэйл, я попрошу тебя взять свои слова назад. Ты поступил с Елоулифом несправедливо, не дав оправдаться и покрыв его против воли. Чародей Елоулиф, и тебя я попрошу взять свои слова обратно. Ты поступил с Сильвертэйлом бесчестно, использовав против него магию, когда было уговорено магией не пользоваться, — спокойно обратился к двум недобро сверлящим друг друга взглядами витрангам Джинглбеллс, — Нам следует отложить ваш "поединок мужества" до тех времен, когда за ним сможет понаблюдать Сноубриз. Так что, вы передеретесь между собой, на радость хрякам, или, все-таки, пойдете спасать дорогую вам лань?

— А хорошо малец загнул! Прям как старейшина, — прокомментировал эти слова кто-то из медянковских командиров.

Два же оленя, серебрянношкурый и желтохвостый, призадумались.

— Ладно, раз уж лань Елоулиф так этого хочет, то я возьму ее с собой, — через какое-то время с неохотой согласился Сильвертэйл, — Но я это делаю только из уважения к ее отцу и по просьбе мага Джинглбеллса! Идём, лань, поможешь нам и магу собрать припасы.

После этих слов Сильвертэйл развернулся к Ессоулу, и с вызовом посмотрел на старшего воина.

— Лань Сноубриз в надёжных копытах, воины! — старший воин даже глазом не моргнул на это показное неповиновение, — А теперь, Сильвертэйл, иди, готовься спасать свою сестру!

Серебрянношкурый харт гордо фыркнул, и, махнув головой Джинглбеллсу и Елоулифу, покинул центр полянки. Чародеи и коричневый фордир двинулись следом.

— Джингл, ты — Сам-Знаешь-Кто! — прошипел на ухо полувитрангу Елоулиф, когда они оба протискивались сквозь толпу возбужденных воинов.

— Знаю. Я тот, благодаря кому у нас теперь есть свои воин и фордир, — ехидно прошептал в ответ золотохвостый олеш, — А вот ты, лимоноумный харт Елоулиф, тот, кто только что чуть не отправился с позором обратно в Клены. Старейшина Растиливс за это ни тебя, ни меня не похвалил бы.

— Джингл, вечно ты вывернешься… — устало выдохнул желтохвостый маг, с трудом просачиваясь между двумя рослыми воинами, — От кого так "мудро" говорить научился? Что-то я не припомню за тобой таких речей.

— От старейшины Растиливса. Если бы ты своего деда повнимательнее слушал, то тоже знал кому какое словечко лучше ввернуть, — у более худого Джинглбеллса больших проблем в межоленьей навигации не было, — А уж если бы ты, о, великий усмиритель несносных бунтарей Елоулиф, в Терновник ходил не только оленям мозги истязать, то часто видел бы как фордиры внимают моим "мудрым" речам. Знаешь, о, прозорливый чародей Елоулиф, магов среди фордиров не то чтобы каждый второй.

— Да среди них и рогатых язв немного. Только одна. И та у витрангов заемная, — проворчав Лиф, стараясь не отстать от золотохвостого полукровки.

По возвращении в основную часть лагеря олени принялись запасаться в дальнюю дорогу. Сильвертэйл распотрошил седельные сумки других молодых воинов на предмет съестных припасов. Что было вполне разумно и справедливо — воинство витрангов возвращалось в Медянку, тогда как то, какой путь предстоит четверке приключенцев, никто предсказать не мог. Фордир и Джинглбеллс принялись за сбор своего скарба и скарба товарищей. Елоулиф же стал проверять запас зелий и реагентов, приготовленных им в дорогу, выданных дедом Растиливсом и собранных золотохвостым полукровкой по пути в Медянку.

— Вайн, мой оруженосец. Тоже не-харт. Вы с ними подружитесь, — наконец закончив с припасами, Сильвертэйл занялся представлением оленей друг другу, — Маг Джинглбеллс из Терновника. Вроде, толковый олень. Жаль, что без "бубенцов".

— Рад знакомству, чародей Джинглбеллс, — почтительно склонил голову фордир.

— Ну, думаю, мы с ним не поссоримся, — ухмыльнулся Джинглбеллс, заканчивая с упаковкой поклажи. После чего обратился уже к фордиры, — Вайн, а как твое полное имя?

— Вайн из Ягодной, сын Грэйпа, — фордир немало смутился такому интересу со стороны витранга. А потому, дабы вернуть мир в привычное русло, обратился уже к Лифу, — Рад знакомству, чародей Елоулиф. Я наслышан о вас.

— Это я знаю, — недобро глянул в сторону Сильвертэйла Елоулиф, — Так что, знакомству не рад.

— О, какая верная лань Лиф! Даже не-харта боится! — насмешливо фыркнул Сильвертэйл, — Ничего, ланка, не бойся — ты мне не нужна. Я на Мэйплблюм женюсь.

В ответ на эти слова Елоулиф вскочил, выгнул шею и, яростно раздувая ноздри, принялся рыть копытом землю, явно готовый сию же секунду бросится на обидчика.

— Я хорошо расслышал тебя, воин Сильвертэйл? Ты не хочешь брать в жены лань из дружественного селения, которую покрыл против воли? — крайне серьезный тон Джинглбеллса прервал назревающую драку, — Обычаи ты должен знать: в этот поход отправятся три не-харта.

— Что?! — оба витранга одновременно повернули головы к Джинглбеллсу.

— Харт, надругавшийся над ланью из дружественного селения и не взявший ее в жены, не достоин быть хартом. Вы знаете это не хуже меня, — все с такой же серьезной миной продолжил Джинглбеллс, — Так что, я, как чародей, должен взять на себя эту тяжелую работу, и лишить воина Сильвертэйла его мужского начала.

— Чародей Джинглбеллс, мастер Тэйл имел в виду вовсе не это, — неожиданно для всех в разговор вмешался фордир, — Это, всего-лишь, дружеские шутки между хартами. Вы же сами видите, что чародей Елоулиф — харт.

— Я-то вижу. Но я — мерин, я могу перепутать харта и лань, — золотохвостым подчеркнуто серьезным взглядом окинул зад Лифа. После чего обратился к серебрянношкурый воину, — А кого видит пока-еще-харт Сильвертэйл?

— Харта, — мрачно ответил медянковских воин, уже начавший жалеть, что позарился на такого дуболобого мага, — Харта Елоулифа, с мозгами трусливой лани.

— Вот и прекрасно, воин Сильвертэйл. Ты избавил меня от тяжёлой обязанности и облегчил наш будущий поход, — удовлетворенно кивнул витрангу Джинглбеллс. После чего, поправив свои седельные сумки, поинтересовался, — Все собрались?

— Почти, — ответил Елоулиф, перекладывая часть зелий из своих сумок в сумки Джинглбеллса и забирая у него часть другой поклажи, — Теперь все.

— Воин Сильвертэйл, приказывай, — в примирительном жесте склонил голову золотохвостым чародей.

— Пошли! — мрачно скомандовал Сильвертэйл, и двинулся прочь из лагеря.

За серебрянношкурым предводителем зашагал и остальные олени. Фордир шел бок-о-бок со своим хозяином. Чародеи же чуть подотстали.

— Джингл, ты — язва, — поделился со спутником-полувитрангом Елоулиф, — Но спасибо, что меня удержал.

— Ну, я же обещал, хитрый харт Елоулиф, — весело подмигнул Лифу Джинглбеллс.

— Джингл! — прошипел тут же снова разозлившийся витрангов.

— Молчу, молчу! Больше никаких поддевок, — от внутреннего смеха фыркнул золотохвостый шутник.

— Я с тобой раньше времени состарюсь… Знаешь, как я от тебя устаю, Джингл? — тяжело вздохнул Елоулиф. После чего попытался улыбнуться спутнику, — Но, все равно, спасибо. И ещё за то спасибо, что я перепуганную рожу этого переростка увидел.

— Лиф, не льсти себе: ты такой же лимонодум, как и Тэйл, как и любой другой молодой харт, — довольно цокнул языком золотохвостый олеш, — Хотя, это было весело. Забавно было, как весь тэйлов пыл в землю ушел, как только он про "лимоны — вон!" услышал. Не подумал даже о том, что ни один маг без решения старейшин даже фордира выхолостить не может.

— Забавно, — согласился со спутником Елоулиф, — Но не шутит так больше. Я понимаю, Джингл, ты не-харт с молодых рогов, ты не понимаешь. Но я сам чуть за Тэйла заступаться не полез.

— О чем я и говорил: ты, Лиф, думаешь "лимонами" примерно столько же, сколько и головой. Что, по моим наблюдениям, для харта весьма неплохой результат, — довольно прицокнул языком Джинглбеллс. После чего хихикнул, — И как ты, о, великий усмиритель Елоулиф, при такой брезгливости собираешься неисправимых фордиров холостить?

— Ты же знаешь, что я ещё ни одного фордиры не-хартом не сделал — дед против. Он не хочет, чтобы родня среди фордиров плохим ославлялась, — устало ответил желтохвостый витранг, душевные силы которого за сегодня были уже изрядно подизрасходованы, — Джингл, ты тоже еще ни одного фордиры мерином не сделал. Хотя ты тоже маг и это тоже твоя обязанность.

— У меня принципы. И ты сам об этом прекрасно знаешь, — хмыкнул золотошкурый полукровка, ловко пряча свое недовольство, — Но знаешь, Лиф, мне кажется, что мы с тобой опять попали в чьи-то планы. Уж очень много странных совпадений в твоем походе за отбитыми рогами.

— Не буду спорить, у тебя чутье лучше. Да и мне многое уже кажется странным. К примеру, твой хартов эликсир, — согласился со спутником Елоулиф, — Не забудь его принять.

— На привале, — хмыкнул Джинглбеллс.

— Дубоголовый чародей! — бросил оруженосцу Сильвертэйл, — Это сколько же древесины нужно в черепе иметь, чтобы такое выдумать?!

— По-моему, мастер Тэйл, чародей Джинглбеллс вовсе не глуп, — возразил витрангу шагающий рядом фордир, — Просто он заступился за Елоулифа. По-моему, они — старые друзья.

— А, по-моему, он туп как пень! — Сильвертэйл невольно вздрогнул, когда вспомнил слова золотошкурого мага, — Лишить меня "лимонов" из-за задницы этого слизня!.. Это даже в голове не укладывается!

— Мастер Тэйл, просто, этот Джинглбеллс — маг. Он напугал тебя языком, они это умеют, — почтительно склонил голову фордир, — Не бери в голову. Ты заступаешься за меня точно так же.

— Вайн, я ничего не боюсь! Сколько тебе это ещё повторять?! — недовольно фыркнул витранг. После чего сменил гнев на милость, и усмехнулся, — Может, ты и прав. Только Лиф от этого меньшей ланью не становится: за тебя я, харт, заступаюсь, а за нее — мерин.

— Но, мастер Тэйл, тебе все равно придется терпеть Елоулифа, — напомнил хозяину коричневошкурый олеш, — Как говорят, он хороший маг и неплохо дерется. Нас же всего двое против дюжины кабанов.

— Да не слишком-то эта лань и хороша в драке. Так, знает с какого примерно конца взяться за пальму, — в ответ с неискренним презрением фыркнул Сильвертэйл: как бы серебряннохвостому ни было неприятно это признавать, но в прошлое их столкновение Елоулиф не был легким противником.

— Но он ещё и маг. Как и его друг. А в дальнем лесу это может быть важнее моих с тобой, мастер Тэйл, умений, — возразил волшебнокопытному спутнику фордир.

— Только не говори мне, Вайн, что разуверился в своих способностях, — снова фыркнул Сильвертэйл. Правда, через мгновение до витранга дошел истинный смысл слов спутника, — Вайн, ты, что, уговариваешь меня идти спасать мою собственную сестру?!

— Нет, мастер Тэйл, я уговаривают тебя не ссориться с Елоулифом, — коричневохвостый олень снова в почтении склонил голову, — С магом Елоулифом наши шансы спасти мастрессу Сноубриз гораздо больше. Отломать же ему рога ты сможешь и потом.

— Не ссорится с этим желтошкурым слизнем, который хочет свою ланью палку в мою сестру засунуть?! — возмутился Сильвертэйл.

— А разве важно то, что он хочет, мастер Тэйл? Главное сейчас спасти мастрессу Сноубриз, — возразил хозяину фордир, — То же, кто станет мужем мастрессы, решать не Елоулифу, а вашему отцу. Он мудрый олень.

— Пожалуй, Вайн, ты прав. Поколотить эту желтую шкуру я всегда успею, — немного подумав, согласился со спутником Сильвертэйл, — Отец никогда не отдаст Бриз за желтую трусливую лань.

Следующим утром воинство витрангов собрало лагерь и двинулось обратно к Медянке. Шли волшебнокопытные олени быстро, особенно не прячась. В этих перемещениях рогатых воинов скрылось то, что еще вечером прошлого дня четверо из них направили свои копыта в совсем другую сторону.

Сначала, как организатор всего похода, отряд приключенцев возглавил Сильвертэйл, взяв в помощники Джинглбеллса, который должен был чарами "слушать" Лес. Но вскоре выяснилось, что волшебнокопытный не-харт готов с удовольствием поддевать не только Елоулифа. К тому же, золотохвостому было куда комфортнее в обществе фордира, чем его хозяина. Так что, вскоре, ворча про странности магов, серебрянношкурый воин уступил своего оруженосца Джинглбеллсу, а сам с недовольной миной пошел рядом с Елоулифом. Желтохвостый волшебник такому обороту дел так же рад не был, но, в отличие от Тэйла, не возмущался: с парой из фордира и чародея в качестве провожатых путь оленей продвигался куда как более споро.

А дорога была вовсе не легка.

Кабаны, прекрасно понимая то, кем являются их преследователи, ломились прямо через колючие заросли, оставляя за собой малопригодные для оленей тоннели (на их стенах изредка попадались пучки снежно-белых шерстинок, могущих принадлежать только похищенной лани). Сначала Джинглбеллс привычно подчинял себе неприветливые растения, заставляя их пропускать оленей. Но вскоре в чародейском рисунке колючих лоз начали попадаться чужеродные включения, намекающие внимательному магу, что не только витранги умеют "слушать" Лес. Так что, дабы не столкнуться с каким-нибудь голодным монстром, чародей-полукровка оставил свои магические упражнения и позволил Вайну искать проходы и лазейки в колючих зарослях. Получалось это у фордира замечательно. Тем не менее, к ночи олени только-только выбрались из переплетений колючих растений.

И тут же чуть не вляпались в стаю падальщиков. Конечно, четверке приключенцев не составило бы труда отбиться от троицы голенастых птиц. Но, как все прекрасно понимали, падальщики просто так не ходят — где-то поблизости рыщет настоящий монстр, на объедках с чьего стола пернатые хищники и "пасутся". Так что, дабы не стать сытью мракориса или еще кого похуже, олени вернулись обратно в колючие заросли, где и разбили лагерь.

Связав колючки в некое подобие изгороди (Елоулиф в очередной раз был вынужден признаться себе, что уступает в этом искусстве золотохвостому полукровке) и расстелив походные мешки, рогатые путешественники принялись готовиться к ночи. Так как, все молчаливо согласились, что огонь разжигать нельзя, то за готовку принялись Вайн и Сильвертэйл, захватившие с собой и такие припасы, которые превращаются в сытную и умеренно вкусную пищу от одного только размачивания в воде. Елоулиф принялся магией избавлять спутников от щепок и кровососов, которых за сегодня в избытке насобирали их шкуры. А Джинглбеллс, наконец поддавшись напоминаниями Лифа, достал из седельных сумок хартов эликсир.

— Что это, маг? — полюбопытствовать Сильвертэйл, глядя на то, как Джинглбеллс, откупорив сосуд с зельем, высовывает язык под свисающую на последних силах каплю.

— Ммм… — в ответ лишь промычал золотохвостый, явно больше занятый ощущениями на своем языке, чем вопросом воина.

— Маг Джинглбеллс, что ты пьешь? — снова повторил Сильвертэйл, за сегодня уже успевший усвоить то, что его новый спутник может быть не только весьма полезным чародеем, но и весьма вредным олешем.

— Хартов эликсир. Ты, дубоголовый, что, не видишь, что у Джингла "лимонов" нет? Дай оленю моментом насладиться! — вместо золотохвостого с раздражением ответил Лиф.

— Я лань не спрашивал, — презрительный фырк Сильвертэйла был весьма обиден.

— Если бы не хряки, я тебе хвост на рога намотал, переросток! — ответом всхрапнул Елоулиф. Но контроль над собой пока еще смог удержать.

— Слова трусливой лани, — Сильвертэйл оставил готовку, и теперь с презрительным выражением рассматривал своего желтошкурого оппонента.

— Поистине, ум хартов в их "лимонах". Ау! доблестные воины Сильвертэйл и Елоулиф, мы ещё не спасли из свинского плена ни одной лани, — прервал назревающий скандал тонкий голос Джинглбеллса.

— Мастер Тэйл, чародей Джинглбеллс прав. Глупо устраивать ссору среди похода, — поддержал худощавого мага фордир.

— Вайн, ты на стороне этой?! — с удивлением воззрился на своего оруженосца Сильвертэйл.

Елоулиф же смолчал. Но его тело расслабилось, явно давая окружающим понять, что олеш совладал с собой.

— Я на стороне мастрессы Сноубриз, твоей сестры, мастер Тэйл, — с ударением на имени похищенной лани ответил фордир.

— Вайн, по-моему, мы с тобой, тут единственные здравомыслящие олени. Нам и придется завтра Сноубриз спасать, — с самым скучающим выражением на лице добавил свой голос Джинглбеллс, — А вы, харты, не обращайте на нас, меринов, внимание. Продолжайте ваше важное дело.

— Сильвертэйл, — явно пересиливая себя, обратился к серебряношкурому оленю Лиф, — Джингл прав. Я тебя не переношу, но если мы передеремся, то твоей сестре от этого лучше не будет. Мир?

— Мир? — фыркнул Сильвертэйл, переводя взгляд с Вайна на Елоулифа и обратно, — Мир между ланью и оленем называется брак. Ты мне свою задницу предлагаешь, похотливая ланка?

— Мастер Сильвертейл! — теперь уже не выдержал и фордир, повысив голос на своего хозяина.

— Сильвертэйл, можешь называть меня так, как захочешь, но оставим наши ссоры до лучших времен. Я не буду драться с тобой до тех пор, пока Сноубриз не окажется в безопасности. Таково мое слово харта, — дыхание Елоулифа было тяжелым от только что обузданных эмоций, а взгляд прикован к золотохвостому полувитрангу, но олень уже надежно держал себя в узде, — И, да, можешь снова назвать меня ланью. Мое решение это не изменит.

— Кто бы сомневался, трусливая лань, — Сильвертэйл с чувством превосходства ухмыльнулся прямо в лицо Лифу. После чего отвернулся к фордиру, — А от тебя я такого не ожидал, Вайн.

— Я от тебя тоже не ожидал такого, мастер Тэйл, — осуждающе качнул головой коричневошкурый олеш, — Теперь ты доволен?

— Вполне. Трусливая лань уяснила свое место, — хмыкнул серебряношкурый, возвращаясь к котелку, где отмокал ужин для четырех оленей.

— Тогда я наливаю, — даже не пытаясь скрыть своего недовольства хозяином, достал глубокую ложку фордир, и начал по очереди накладывать еду в миски путешественников.

— Молодчина! — шепнул Лифу Джинглбеллс, пододвигая к себе миску, — Я даже и не думал раньше о тебе так хорошо думать, Лиф.

— Джингл, хотя бы сейчас не язви, — настроение у желтохвостого витранга было далеко от радужного, — Ты хотел посмотреть, как Тэйл меня покроет? Вот он сейчас меня и покрыл. Так что, радуйся.

— Дурак ты, Лиф, — зачерпнув ложкой масленистую жидкость с кусочками овощей, подмигнул чистокровому товарищу полувитранг, — Ты сейчас себя как мудрый олень повел. Я даже тебя уважать чуть-чуть начал. А на этого придурка, Сильвертэйла, смотреть тошно. Жаль мне его фордира.

— Все развлекаешься, Джингл? — вздохнул Елоулиф, после чего поинтересовался, — Как после эликсира? Что-то изменилось? Впрочем, он еще не должен действовать…

— Ничуть. Лиф, мне, правда, понравилось, как ты поступил: не лимонами, а мозгами подумал. Ммм, — сунул ложку себе в рот Джинглбеллс, — Ся есе нисего не сюсую. Пвиясно повавися, Лиф. Ммм… Скусота!

— И тебя туда же, Джингл, — невольно улыбнувшись привычной подколке полукровки, запустил ложку в свою порцию Елоулиф.

Глава 5

Утро встретило оленей промозглым туманом и общей неуютностью. Но были в нем и хорошие стороны: Джинглбеллс практически сразу же, как проснулся, почувствовал присутствие кабанов в Лесу. Так что, не теряя зря времени, рогатые приключенцы собрали лагерь, и, перекусывая на ходу, двинулись туда, куда указывал золотохвостый маг.

В этот раз путь не оказался долгим: по мере продвижения оленей вглубь незнакомого леса к все усиливающейся сырости присоединились сначала кабаньи голоса, а потом и прибитый к земле туманом запах дыма. Видимо, беглецы считали, что оторвались от витрангов, и теперь расслабились, наплевав на любую осторожность. Ни воины, ни чародеи не заметили и намека на какой-то дальний дозор. Это было и хорошо, и плохо.

Наконец, прикрываясь туманящим разум волшебством Елоулифа, олени подошли к тем, за кем так долго гнались. На заболоченном берегу поросшего зеленью озера разбил лагерь крупный отряд кабанов. Спрятавшись в тени деревьев, рогатые приключенцы принялись наблюдать.

Кабанов было куда больше дюжины. Елоулиф насчитал, как минимум, три десятка пятачкастых воина, разбившихся на несколько групп: одни готовили похлебку на костре, другие что-то собирали, стоя по-полноги в воде, третьи же просто чесали языками с товарищами. Посреди одной из таких групп лежала грязная и изрядно ободранная лань-витранг снежно-белой масти. В ней Лиф с болью узнал Сноубриз — свою, как он считал, невесту.

Вскоре от самой крупной и наиболее шумной кучки свинов отделились два щетинистых воина, и направились к деревьям. Олени напряглись.

Кабаны остановились у самых лесных стволов и, убедившись, что сородичи их не слышат, принялись эмоционально перехрюкиваться. Елоулиф прислушался. Рядом навострил уши Джинглбеллс (дед учил полукровку языкам разных лесных народов вместе с Лифом).

— Маг, что они там хрюкают? — через какое-то время шепотом поинтересовался у золотохвостого чародея Сильвертэйл.

— Не разберу. Скороговорка какая-то, — как ни странно, в этот раз Джинглбеллс обошёлся без подначек, — Лиф, ты их разбираешь?

— Это вожди свиней. Один ругает другого за глупость. Он должен был украсть из Медянки железо и медь, а вместо этого украл лань, — усилив слух магией, перевел Елоулиф, — Свин оправдывается, что что было, то и украл, и, вообще, сам попробуй у этих рогатых колдунов что-то забрать. Он, и правда, глупый.

— Значит, просто так мою сестру умыкнул, сыть волчья, — мрачно прошипел Сильвертэйл. После чего поинтересовался у Джинглбеллса, — Который из них? Хочу знать, кого в бою колоть.

Джинглбеллс в ответ лишь отрицательно хмыкнул. Вместо него просвещать серебряношкурого воина, не без колебания, взялся Елоулиф.

— Тот, у которого уши с насечками, — желтохвостый маг кивнул в сторону серого свина. Последний в это время что-то эмоционально визжал, обрызгивая слюной куда более спокойного собеседника, — Он не только тупой, но еще и самоуверенный как мракорис.

— Понятно, — зло прошипел Сильвертэйл, — Вайн, лань, этого не трогайте — я ему сам пальму под череп забью.

В это время под деревьями начало происходить нечто.

— Вот это он зря, — прокомментировал нечто Лиф, пропуская мимо ушей тэйлово оскорбление.

До этого спокойно выслушивавший визг серого сородича кабан резко выкинул рыло в ударе, и, подцепив собеседника на клыки, уложил его на землю. После чего прижал передней ногой и дважды съездил по рылу копытом. А потом спокойно и уверенно заговорил на своем кабаньем языке. Серый при этом униженно повизгивал, а Лиф, единственный из оленей понимая скороговорку свина, заскрежетал зубами. Последнее не прошло незамеченным для его спутников.

— Ну, что он говорит, лань? — не смог справиться с возбуждением и любопытством Сильвертэйл, а потому напрямую обратился к униженному им харту.

— Он велит этому хряку, его зовут Окорок, через луну принести две меры металла, — послушно перевел Лиф, вполне логично считая, что сейчас не лучшее время оскорбляться и начинать выяснять отношения, — Если он этого не сделает, то вождь заставит Окорока взять в жены Сноубриз. Потому, что у бесполезных идиотов не должно быть поросят.

— Он может? — изрядно разозлившийся Тэйл даже забыл обозвать Лифа ланью. Фордир боком прислонился к хозяину, — Да, не брошусь я на него, Вайн!..

— Понятия не имею. Я не кабан, — продолжал слушать Елоулиф, — Свин говорит, что завтра к ним подойдут какие-то Полтиник и Тучка со своими воинами. Они планируют набег на Медвяную Рощу… Я не знаю такого селения.

— Тоже не знаю. Но звучит как что-то фордирское, — поделился знаниями Джинглбеллс.

— Поэтому свин хочет, чтобы Окорок и его неудачники не мозолил глаза уважаемым воинам, и ушли завтра утром… “И забери свою дурацкую лань, сальная башка”... Утром они уведут Сноубриз! — теперь уже к лифову боку прислонилась теплая золотистая шкура.

— Харты, успокойтесь, — прошептал Джинглбеллс, — Сейчас вы отойдете обратно в деревья, а я с Вайном останемся и посмотрим за свинами. Потом встретимся, все обсудим и выдумаем, как нам спасать Сноубриз.

— Нет, маг, — возразил уже остывший Сильвертэйл, — Мне надо самому посмотреть, что тут и как можно сделать. Да и наша лань, может быть, еще чего-нибудь полезное узнает.

В это время кабаны закончили выяснять свои отношения: серый что-то угрюмо хрюкнул, за что ему было позволено подняться на ноги. После чего он снова попытался что-то сказать своему оппоненту, но лишь получил за это копытом по уху. И, недовольно взвизгнув, потрусил за уверенно возвращающимся обратно в лагерь свином.

— Предлагаю разойтись, — когда кабаны удалились, внес предложение Джинглбеллс, — Я пойду с Сильвертэйлом, Лиф — с Вайном. Я плохо дурю головы оленям, но, боюсь, вы, харты, перецапаетесь друг с другом.

— Вряд ли я Вайну нужен. Но предложение поддерживаю, — согласился с полукровкой Елоулиф, — Попытаюсь навести отвод глаз на всех хряков. Но ничего не обещаю. Так что, поосторожнее.

— Я согласен с чародеем Джинглбеллсом. Мастер Тэйл, ты сможешь без меня? — вопросительно взглянул на хозяина фордир.

— Вайн, теперь и ты? Я держу себя в копытах, — зыркнул в сторону золотохвостого мага Сильвертэйл, — Ладно, расходимся. Встретимся в полдень у того дерева с веткой в виде белки. Вайн, помнишь?

— Помню. Встретимся в полдень, — кивнул фордир.

На этом две пары оленей разошлись в разные стороны и принялись подглядывать и подслушивать за кабанами.

В полдень вся четверка была уже под условленные деревом.

— Три десятка и ещё два хряка, — поделился своими мыслями Сильвертэйл.

— Столько же, мастер Тэйл, — подтвердил подсчеты хозяина фордир.

— И что нам с ними делать? Такое количество свинот толком и не отвлечь-то, — вздохнул Сильвертэйл. После чего обратился к Джинглбеллсу, — А ты, маг, что заметил, что предложить можешь?

— Ну, я заметил мракориса под старым деревом неподалеку, — весело поделился Джинглбеллс, — Сейчас он не очень голоден, но к ночи, думаю, от пары кабанчиком не откажется.

— Ты можешь его натравить? — удивился серебряношкурый воин.

— Я могу его приманить, — дипломатично поправил Джинглбеллс, — А дальше все будет зависеть только от нас: мракорисы любят оленину не меньше, чем кабанятину.

— А я перед этим могу навести беспокойство на кабанов, чтобы усилить панику, — предложил Елоулиф.

— Так и поступим, — утвердительно кивнул головой Сильвертэйл, — Начинаем как стемнеет. Лань наводит свои чары на хряков. Я с Вайном сидим вместе с ланью в засаде. Маг Джинглбеллс ведёт к хрякам мракориса.

Олени кивнули в знак одобрения.

— Когда мракориса начнет рвать хряков, маг Джинглбеллс прячется в деревьях, а мы втроем выскакивает из засады, и прорывается к Сноубриз, — продолжил излагать план Сильвертэйл, — Когда схватим мою сестру — деру! Встречаемся под этим же деревом, и ждем день. Если через день все не соберемся, то встречаемся там, где мы от падальщиков прятались, и ждем еще два дня. Согласны?

— Согласен, звучит неплохо, — кивнул Елоулиф.

— Согласен, мастер Тэйл, — присоединился фордир.

— А мне-то чего против быть? Мне самое легкое досталось, — весело хихикнул золотохвостый чародей.

Сильвертэйл удивлённо взглянул на Джинглбеллса. После хмыкнул, — Вас, магов, не поймешь.

— Зато, мы запасливые, — составив на землю седельные сумки, золотошкурый чародей принялся что-то в них искать, — Было у меня тут зелье совиного зрения. Я его вам оставлю — примете как стемнеет. По одной капле в каждый глаз. Только днем не вздумайте капать!

— А как же ты, маг? — поинтересовался у Джинглбеллса Сильвертэйл, глядя на то, как Лиф забирает бутылочку с зельем.

— А я привык Лес слушать. Мне это зелье только мешать будет, — все так же весело ответил Джинглбеллс, снова взваливая седельные сумки на спину.

По окончании военного совета Джинглбеллс сразу же скрылся в лесу, мотивируя это тем, что ему нужно хорошенько изучить путь, по которому он поведет ночного монстра. Сильвертэйл, Вайн и Елоулиф проверили свое оружие, немного помахали рогами для разминки и перемотали ноги бинтами, дабы в ответственный момент не подвели сухожилия. Все эти приготовления заняли совсем немного времени. А потому до наступления сумерек троица оленей откровенно изводилась от безделья. Когда же долгожданная тьма наконец опустилась на Кервидерию, приключенцы выдвинулись к лагерю кабанов. Добравшись до места и выбрав такую позицию, чтобы бежать до плененной лани было поближе, рогатые воины залегли в засаду, а Елоулиф принялся за колдовство, исподтишка сея среди клыкастых воинов чувство неопределенного беспокойства.

Тушить костер на ночь кабаны не стали. Так что, скучающие в засаде олени могли свободно наблюдать за ночным бытом военного лагеря: похрюкивающими во сне воинами и жарящими на огне жёлуди дозорными. Внезапно в ночи раздался влажный шлепок. А потом ещё один.

— Мррр!.. — прозвучал из тьмы довольный бас.

— Хрю? Хрю? — растерянно закрутились на месте дозорные.

Но было уже поздно. Гигантская тень с острым рогом на голове выпрыгнула к огню, и одним ударом огромной лапы разметала костер на головешки. Лагерь кабанов погрузился во тьму.

— Ждём. Ждём, — принялся выверять время Сильвертэйл, пользуясь зрением совы, подаренным зельем.

На берегу же происходило страшное. Гигантская рогатая кошка играючи крушила чудовищными передними лапами соловых кабанов. Те же, ещё не придя в себя со сна, визжали и метались без всякого порядка, тем лишь облегчая мракориса охоту.

- Пора! Вперёд! Бей хрюкастых! — скомандовал Сильвертэйл, первым выскакивая из-за деревьев. Вслед за ним молча рванул фордир-оруженосец.

— Хряков на пальму! — присоединился к паре воинов Елоулиф.

— Хрю! {Олени!} — тут же раздался испуганный кабаний визг, и паника усилилась еще больше, — Хрю! Хрю-хрю-хрю! {Болотник! Оленье колдовство!}

Впрочем, это только осложнило рогатым спасателям жизнь: кабанья паника стала совсем безумной и ориентироваться среди мечущихся тел стало крайне непросто даже со зрением ночной птицы.

Лиф перескочил через бросившегося ему под ноги кабана, и, еще будучи в воздухе, подколол его пальмой (впрочем олень не сомневался, что не доставил плотной шкуре свина больших неудобств). Приземлившись на ноги, харт осмотрелся, и понял, что остался один: Сильвертэйл и фордир пальмами кололи кабанов гораздо правее. Слева, что-то весело помуркивая, когтил очередного кабана мракорис. Белоснежной же шкурки Сноубриз нигде не было видно.

— Хрюююююю! {Брюхо вспорю!} — из раздумий Лифа вывел свинский визг.

Витранг в последний момент успел отскочить с пути несущегося кабана, чьи усиленные медью клыки вот-вот должны были выпустить лифовы кишки на свежий лесной воздух. В ответ олень от души ткнул пальмой под хвост промахнувшемуся противнику, и с удовлетворением услышал преисполненный боли визг. Впрочем, он сюда не ради драки с щетинистыми пришел. Так что, желтохвостый двинулся дальше вглубь превратившегося в безумный балаган лагеря свинов.

В целом, Джинглбеллс не кривил душой, когда сказал Сильвертэйлу, что ему досталась самая легкая часть работы. Мракорис оказался весьма сговорчивым: на предложение оленя показать где водится пятачкастая добыча он не только благодушно согласился, но даже позволил чародею идти рядом с собой, попутно помуркивая о своем чудовищном житье-бытье. Нет, Джингл не сомневался, что будь у гигантского кота поганый характер, то и тогда он смог бы приманить мракориса туда, куда нужно. Но такая счастливая оказия была весьма приятна. Тем более, что теперь можно было пользоваться кошачьим зрением самого мракориса (про свое чувство Леса Джингл чуть-чуть прихвастнул).

Проводив ночного зверя до лагеря кабанов и пожелав ему хорошей охоты (впрочем, вряд ли мракорис обратил внимание на чародейскую вежливость), Джинглбеллс остался под прикрытием деревьев, здраво рассудив, что делать ему в начинающейся битве нечего. Впрочем, просто сидеть без дела было скучно. А потому, чародей принялся собирать найтилюсы, чьими светящимися цветками были просто усыпаны некоторые кусты. За этим занятием Джингл несколько удалился от кабаньего лагеря с его шумом и визгами, так что был весьма удивлен, когда почувствовал, что кто-то приближается как раз с той стороны. “Прислушавшись”, чародей удивился еще больше: по Лесу, спотыкаясь во тьме, шла лань-витранг. Волшебник-полукровка весело ухмыльнулся, представляя себе то, как утром вытянутся рожи хартов, и двинулся навстречу незнакомке.

— Доброй ночи, лань Сноубриз, — шепотом окликнул странницу Джинглбеллс, когда его и молодую олениху отделяла лишь тонкая преграда кустов.

— Кто тут?! — от неожиданности вздрогнула лань, чью снежно-белую шкурку было сложно не заметить в ночи.

— Всего лишь маг Джинглбеллс из Терновника. Скромный спутник твоих брата и жениха, — хихикнул Джинглбеллс, — Они как раз сейчас тебя от свинов спасают.

— Уф! А я уже перепугалась, — выдохнула лань. После чего поинтересовалась, — Я знаю, что мой брат еще тот дурень, но кто жених-то: Графит или Елоулиф?

— Елоулиф. А почему, так сразу он и дурень? — слова лани заинтриговали Джингла. Так что, он решил больше над ней не потешаться, и просто вышел из кустов.

— Да потому, что только дурень пойдет спасать меня от дюжины кабанов с одними только Вайном и оленем, которого на дух не переносит, — хмыкнула лань, кивком приветствуя вышедшую из кустов рогатую тень, — Ну, не-харт, веди.

— Неужели мой зад так хорошо ночью виден? — еще больше удивился Джинглбеллс, делая пару шагов навстречу незнакомке.

— Думаешь, я не-харта не слышу? У тебя голос тонкий, как у лани. Да и говоришь ты как олененок, Первой Весны не знавший, а не как дурень, потерявший “бубенцы” по глупой удали, — теперь лань могла хоть как-то разглядеть Джингла, чем и занялась, — Тебя еще до молодых рогов выхолостили, верно? “Бубенцы” защемились или какой гад покусал?

— Соврать или правду сказать? — вопросом на вопрос ответил Джингл, которому такая проницательная олениха стремительно переставала нравится.

— Правду. Харты ничего не узнают. Мы, лани, друг друга этим не сдаем, — уверенно ответила незнакомка, — Да не бойся ты, я о тебе, все равно, плохо думать не буду. Ты, ведь, меня спасаешь.

— Полукровка, — кратко ответил Джингл, которому вдруг стало очень горько, — Пойдем, что ли, спасаемая?

— Не твоя вина, — снова хмыкнула лань, последовав за начавшим двигаться полувитрангом, — Думаю, и старейшины были не в восторге, когда решили тебя выхолостить. Просто, так получилось.

— Это ты хартам объясни, которые меня всю жизнь с навозом мешают! — зло прошипел Джингл, которому как раз вспомнился самоцветный пруд, — Для витрангов я — фордир, который и не олень вовсе! Для фордиров я — витранг, при котором нужно язык за зубами держать! Я уж не говорю про то, что меня один раз два рогатых болотника, Стронгбад и Рэдблоссом, под хвост просто так выдрали! Больно было жутко…

От вдруг накативших воспоминаний Джинглбеллс шмыгнул носом. При харте он никогда бы так не сделал — скорее уж, едко высмеял оленя. Но то была лань… Впрочем, Джингл и сам не понимал, почему он вдруг решил открыться лани. Никогда такого с ним не было и вот...

— Неужто все так плохо? В смысле, ни одного нормального сверстника-харта на всю округу? — посочувствовала полукровке белохвостая, перешагивая через очередной еле-еле видный во тьме корень.

— Ну, Лиф был нормальным хартом, пока его Первая Весна не пришла. Теперь он со мной как с оленем только с глазу на глаз общается, а при других так же травит и издевается. А тех двоих старейшины тогда так за мой зад наказали... — оторвался от неприятных мыслей Джинглбеллс, — Почему я все это тебе рассказываю? Я тебя даже не знаю.

— Может быть, потому, что иногда и выговориться нужно. Но, чтобы тебе не обидно было, я, ведь, тебя тоже не знаю... Извини, — извинилась лань, впотьмах налетев на круп Джинглбеллса, — Знаешь, я же тоже не так чтобы очень довольна своей судьбой. Никогда не хотела рождаться ланью. Жаль, что не-ланей не бывает.

— Странно слышать такое, — фыркнул Джинглбеллс, перестраиваясь так, чтобы идти чуть впереди оленихи, — Я, ведь, не харт, чтобы мне голову этим дурить. Я же среди ланей живу.

— Ну, да, а я хотела бы жить среди хартов. У хартов есть свобода. Маги-харты Лес вдоль и поперек исхаживают, много в каких селениях бывают, много с какими оленями видятся, — увернулась от специально отпущенной Джинглом ветви лань, — Я бы за такое свою ланью природу с радостью отдала. Жаль только, что ланей не холостят.

— Дурацкое желание. Я, конечно, не-харт и ничего не понимаю, но не слепой — вижу как харты за свои “лимоны” дрожат. Так что, не дури мне голову насчет того, что не хочешь быть ланью, — фыркнул Джинглбеллс, запуская в спутницу очередную ветку, — А так, да, я много где бывал. Кое откуда еле ноги целыми унес. Но это мы, маги, так странствуем. Ну, еще торговцы. А другие олени где родились, там и сидят — рогами под круп не выгонишь.

— А я нигде не была. И нигде не буду. Хоть и чародейка, — вернула недовольство лань, перехватывая ветку магией, — Выдадут меня замуж, и буду рожать мужу оленят, пока не состарюсь. Если в первые же роды не помру. А ты, хоть и без “бубенцов”, уже много где побывал и много где еще будешь. Так что, не тебе жаловаться.

— Слушай, а у тебя сейчас какая часть цикла? — нет, Джинглу однозначно перестала нравится эта Сноубриз. Слишком умная — с такими проблем не оберешься. А у него и так два лимоноголовых харта на попечении уже есть.

— Да не бойся, не выдам я твою тайну, — отмахнулась от Джингла лань, — Я же тебе уже сказала, что мы, лани, друг друга этим не сдаем. Да, буду с тобой честной, моему братцу плевать на такое. Они с Вайном с самого детства почти как братья. А Вайн, в отличие от тебя — чистокровый фордир...

— Стой! — внезапно остановился Джингл. Лань, разумеется, опять налетела на его круп, — Вот их тут только не хватало.

— Что случилось? — потирая грудь ногой, спросила у “вслушивающегося” в Лес золотохвостого чародея Сноубриз.

— Волки, — коротко ответил маг, — Много волков. И падальщики тоже. Со всех сторон идут к озеру. Наверное, почуяли, что мракорис богатую добычу нашел. Пора бы нам уносить ноги, пока нам их не обглодали…

— Согласна. Сильвертэйл с Вайном сами выкрутятся. Им, дубоголовым, не впревой, — согласилась с Джинглом лань, — Ну, подруга, веди.

— Смотрю, хорошую невесту присмотрел себе Лиф. Мне его даже чуть-чуть жалко, — усмехнулся золотохвостый маг, и развернувшись в противоположную сторону, снова двинулся в ночную тьму, — Не отставай! А то я тут тоже не очень много вижу.

То, как разворачивалась ночная битва, Елоулифу категорически не нравилось. Кабаны более-менее пришли в себя и теперь во всю давали отпор, с каждой минутой все сильнее и сильнее наседая на троицу оленей. Мракорис, похоже, удовлетворившись охотой, уже бил хряков как-то лениво, не утруждая себя прежними прыжками в сторону мимопробегающих свинов. А той, за кем рогатые спасатели сюда пришли, найти все так и не удавалось. На лицо был провал всей затеи.

Впрочем, все всегда может стать гораздо хуже.

— Сильвертэйл, Вайн, нам пора уходить. Я чувствую, как из Леса тянутся хищники, — Лиф не был рад собственным словам, но его чувство Леса недвусмысленно говорило: сюда идут любители дармовой поживы, и, если олени немедленно не уберутся куда подальше, быть им волчьей сытью.

— А как же моя сестра, трусливая ты лань?! — зло прокричал Сильвертэйл, в очередной раз подкалывая настырного кабана, что опять пытался схватить зубами ногу Вайна.

— Я ее по-прежнему не чувствую, — мрачно просветил серебряношкурого Лиф, — Я хочу спасти Сноубриз не меньше твоего. Но ее тут нет. А нам следует делать ноги, если не хотим, чтобы их нам отгрызли...

На этом желтохвостого чародея прервал волчий вой. Голос лесного хищника был преисполнен предвкушения и нескрываемой радости. Его тут же поддержали ещё десятка с два голосов. Казалось, что воет весь лес. Впрочем, для прижатых к воде кабанов это уже было безразлично: никуда бы они отсюда не убежали.

— Веди, лань, — услышав волчьи голоса, тут же переменил свое мнение Сильвертэйл.

— За мной! — ориентируясь по своему чувству Леса, Елоулиф бросился туда, где, как он ощущал, еще не было ночных хищников.

За ним последовали Вайн и Сильвертэйл, наскоку подколовший ещё одного кабана.

— Мррр… — проводил взглядом рогатую сыть мракорис. Впрочем, этой ночью он и так хорошо поохотится. А потому, преследовать еще и оленятину было лениво. Вместо этого гигантский кот лапами подгреб еще одну свиную тушку, и приготовился приступать к трапезе: ну, волки же пришли! должны же кабаны теперь отстать от него со своими глупыми нападками и дать спокойно покушать?

— Нет, мое везение по-прежнему со мной, — шепотом посетовал Джинглбеллс, ногой заставляя Сноубриз остановиться и замереть в тени кустов.

Мимо, жадно принюхиваясь и нетерпеливо пофыркивая, прошагала троица глорхов. Двуногие ящеры недвусмысленно двигались как раз туда, откуда уходили олень и лань.

— Не думал, что так выйдет, — выждав, пока чешуйчатые хищники отойдут подальше, обратился к спутнице Джинглбеллс, — Ожидал, что мракорис пару-тройку кабанов задерет, ну, может быть, падальщики сбегутся. Но весь Лес я переполошить не хотел!

— А передо мной-то ты зачем оправдываешься? — в ответ поинтересовалась белохвостая, — Ты эти слова потом лучше моему братцу скажи. Только, сама наперед скажу, этот остолоп еще и благодарен тебе будет. Особенно, если после этой ночи у него пара шрамов на ляжках останется.

— Мне Лифа жалко. Он, конечно, тот еще болотник рогатый, но его сожрут — моя вина будет, — чародей-полукровка снова “прислушался” к Лесу, — Да и старейшине Растиливсу я обещал, что за его внуком присмотрю.

— А какой он, вообще, Елоулиф из Кленов? Скажи как лань лани, — тоже попробовала “прислушаться” к Лесу Сноубриз, — Мне вскоре или за него, или за Графита идти. Так хотя бы знать буду, чего от будущего мужа ждать.

— Дурак тот Лиф, — фыркнул Джинглбеллс, вновь продолжая путь по ночному лесу, — Нет, в смысле, мозги у него есть. Этого у него не отнять. Но уж слишком часто они у него “лимонами” вытесняются. Он с твоим братом драться идти хотел в одиночку! Даже не подумал о том, кто его потом выхаживать будет!

— Ну, это обычно для хартов. Я тебе больше скажу, если харт хотя бы раз в луну к мозгам обращается, то это очень хорошо, — лань пыталась не отставать от полувитранга, но чувствовалось, что прогулки по ночному лесу для нее непривычны, — Как я посмотрю, вы с Елоулифом старые друзья?

— Ни разу! Этот болотник рогатый столько раз мне мозги правил и шкуру плетью портил, что я бы ему сам с удовольствием рога поотломал… Стой! — золотохвостый чародей снова остановился, и “прислушался”. Впрочем, уже через минуту облегченно выдохнул, и продолжил путь, — Это не по наши шкуры. Так, рыбу пошел ловить…

— Но ты о нем заботишься, — заметила Сноубриз, догоняя рогатого спутника, — Хотя, поступать так с другим витрангов нехорошо. Или старейшины сказали?

— Ум мне править старейшины решили. Говорят, что я опасен и для себя, и для других. А пороть… "Да Поганка фордир обычный — кнутом ему протянуть и всех делов-то!" Лимонодум дискордовы!.. — неприязненно фыркнул золотохвостый чародей, — А насчет Лифа… Ну, в целом, если мои обиды в ум не брать, олень он неплохой. По крайней мере, я много хартов гораздо хуже видел.

— То есть, вы с ним друзья, — подвела черту лань, вслед за провожатым проползая под причудливо приподнятым корнем.

— Ни в каком виде. Просто, росли вместе. Так что, я к нему немного привязан, — снова “прислушавшись”, пояснил Джинглбеллс, — В общем, жалко будет, если его сожрут. А в остальном, я не против, чтобы лифову шкуру поразмяли. С удовольствием посмотрю на то, как его твой брат отмутузит.

— Ну, это-то Тэйл всегда рад стараться. Я с таким братом, вообще, без мужа останусь, — в темноте лукаво взглянула на спутника Сноубриз, — Так что, не-харт, еще посмотришь, как твоего друга по земле валяют.

Джинглбеллс отвечать не стал. Он сам слишком часто так подкалывая Лифа, чтобы купиться на подковырку медянковской оленихи.

Вырваться из лагеря кабанов оказалось гораздо проще, чем опасался Елоулиф. Олени просто пробежали все открытое место, перепрыгивая через мало что разбирающих во тьме свинов (зелье совиного зрения по-прежнему было весьма кстати), и, удачно вписавшись между двумя стаями волков, углубились в лес. Серые хищники, видимо, растерявшись от наглости рогатой сыти, преследовать троицу приключенцев не стали. Так что, через какое-то время олени смогли прекратить безумную ночную гонку, отдышаться и прийти в себя.

“Прислушавшись” к Лесу, Елоулиф содрогнулся: на берегу озера, откуда они лишь недавно сбежали, творился настоящий хаос — страх, смерть и пьянящее веселье охоты. Кому что из этого месива принадлежало желтохвостый маг даже разбираться не хотел. Впрочем, расслабляться было еще рано, Лиф “слышал” как к месту ночной пирушки приближаются еще хищники. Троица глорхов, если говорить точно… А вот за ними, на самых пределах чародейского восприятия витранга, маячило нечто неправильное, нечто знакомое.

— Сильвертэйл, нам нужно идти на север. Кажется, я кого-то слышу, — Елоулиф изо всех сил “вслушивался” в Лес, но так толком и не мог разобрать что же его так взволновало. И почему этот язва Джингл с его чародейскими талантами куда-то исчезает, когда он так нужен?

— Моя сестра?! — в надежде вскинул голову серебряношкурый харт.

— Не знаю. Кто-то из оленей, но… Не знаю. Нужно подойти ближе, — не смотря на все усилия Лифа ясности в мутном чародейском образе не прибавилось.

— Тогда, веди, лань, — решительности в тоне Сильвертэйла хватило бы чтобы сдвинуть с места и пень.

Елоулиф поморщился, но проглотил обиду. Он дал слово не выяснять отношения с медянковским переростком до тех пор, пока Сноубриз не окажется в безопасности. И он свое слово сдержит.

Желтохвостый олень снова погрузился в свои ощущения. Постояв так несколько мгновений, он уверенно выбрал направление, и без колебаний зашагал сквозь ночную тьму. За ним последовали и его спутники.

Глава 6

Путешествие по ночному лесу не было простым. То тут, то там олени натыкались на группки падальщиков, спешащих к пирушке на берегу. Порой дорогу им пересекали ручьи, ночью вовсе не радующие своей прохладой. К тому же, со стороны озера с завидной регулярностью наведывались облака гнуса, от лагеря свинов отваживаемые дымом костра, но в лесной чаще… Впрочем, если взглянуть под другим углом, все это только больше злило Елоулифа и заставляло желтошкурого мага внимательнее “вслушиваться” в Лес. Так что, чародей уверенно вел своих спутников сквозь тьму, сам ведомый смутным образом на самой границе волшебного восприятия. Время шло, расстояние уходило под ногами оленей, а чародейский образ становился все более четким и определенным. Сначала Елоулиф смог разобрать, что гонятся они за двумя витрангами. Потом смог определиться с полом преследуемых — две лани. А под утро уже уверенно различал образы Джингла и Сноубриз. Благо, те остановились на какой-то полянке и, по всей видимости, ожидали своих спасителей. По крайней мере, Лиф не сомневался, что Джинглбеллс “услышал” его первым, и, просто из вредности, заставил оленей побегать по лесу.

— А вот и могучие харты. Поприветствуем же наших спасителей, подруга, — было первым, что Елоулиф услышал, когда вышел к костерку посреди лесной поляны, — Привет, Лиф! А мы, слабые лани Джинглбеллс и Сноубриз, вас, о, герои, уже заждались.

Рядом с костром был установлен деревянный котелок, вокруг которого сидели белоснежная лань и золотошкурый витранг. Последний, шутовскую речь и задвинувший, ложкой помешивал исходящее вкусным паром варево.

— Ты в порядке? — не обращая внимания на забавляющегося золотохвостого кашевара, одновременно бросились к лани Елоулиф и Сильвертэйл.

— Ох, какой же ты болван, братец, — закатила глаза лань, после чего стукнула ногой рядом с собой, — Харты, Вайн, укладывайтесь! А то вы на мокрых белок, а не на оленей похожи.

— А? — встал как вкопанный оторопевший от такой встречи Елоулиф.

— Бриз, не начинай… — Сильвертэйл тоже остановился. Но, судя по кислой морде харта, как раз такого приветствия он и ожидал.

— Мастер Тэйл, не сопротивляйся. Ты же сам знаешь, чем это всегда заканчивается, — без малейших колебаний подошел к хозяевам полянки фордир. После чего обратился уже к белоснежной оленихе, — Рад снова тебя видеть, мастресса Сноубриз.

— Я тоже рада с тобой повидаться, Вайн, — магией взъерошила шерсть на шее фордира Сноубриз, — Теперь укладывайся — я тебя причешу. А Джингл пока нальет нам всем похлебки. Мы же разумные лани, а не крупоумные харты?

— Ты же знаешь, мастресса, что я не могу возразить, — довольно фыркнул фордир, укладываясь перед чародейкой и позволяя той заняться своей шерстью.

— Сам бы почистился, — глядя на вычесываемого Вайна, недовольно буркнул Сильвертэйл.

— Ты следующий, братец. И только попробуй возражать! Джингл тебя для меня свяжет. Да, Джингл? — не отрываясь от своего занятия, пригрозила серебрянношкурому лань, — И где же вы сегодня, Вайн, ночью только были? Щепок как на дереве…

— Без сомнения, все ветки в лесу посшибали, — выуживая миску из седельных сумок фордира, поддержал лань золотохвостый чародей, — Ну, харты, вы слышали Бриз. Укладывайтесь. А то я вас сам уложу.

— Джингл, хватит паясничать. Особенно при лани, — недовольно фыркнул на полукровку Елоулиф. В ответ же желтохвостый чародей получил ответный фырк, высунутый язык и веселое выражение на лице золотошкурого полукровки. Джинглбеллс, явно, был не в самом худшем расположении духа.

— Смотрю, маг, ты уже с моей сестрой спелся, — проворчал Сильвертэйл, неуверенно переступая с ноги на ногу, — И ты, Вайн, тоже ей поддакиваешь. Опять.

— Мастер Тэйл, не противься. Все равно, все будет так, как хочет мастресса Сноубриз. Как всегда, — прикрыв от удовольствия глаза, вытянулся под чародейскими лозами волшебницы фордир.

— С такой разумной ланью спеться одно удовольствие, — ухмыльнулся серебряннохвостому харту Джинглбеллс, наливая в миску фордира похлёбку из котелка, — Тебе, воин Сильвертэйл, дискордовски повезло с сестрой. Не то что Лифу с невестой.

Елоулиф снова недовольно уставился на золотохвостого чародея, который уже требовательно протягивал ногу Сильвертэйлу. Впрочем, подначка была очевидна, так что лучше было промолчать. Что, собственно, витранг и сделал.

— Приветствую, харт Елоулиф. Вот мы и повидались без моего отца, — заметив недовольство Лифа, подарила ему улыбку лань. После чего обратилась к расслабившись в ее волшебных путах фордиру, — Вайн, я к тебе в голову залезу? Расслабься.

— Конечно, мастресса, — выдохнул коричневохвостый олень, позволяя чародейским лозами оплести его голову.

— Я с удовольствием помогу… — тут же шагнул вперед Елоулиф, внутри сгорая от стыда из-за собственной “дерзости”.

— Не смей флиртовать с этой трусливой ланью, Бриз! — синхронно сделал шаг вперёд Сильвертэйл.

— Я же уже говорил, что Лиф дурак? — наигранно буднично поинтересовался Джинглбеллс, наливая похлёбку в миску Сильвертэйла.

— Я тебе то же самое говорила про своего братца. И вот, погляди, приказывает он мне! — закатила глаза лань, продолжая волшебством удерживать голову фордира, — А я от него ещё спасения ждала!

— Да они даже делают все вместе. Видимо, одна капля мозгов на двоих, — ехидно поддержал олениху золотохвостый чародей, — И на кого нам, ланям, теперь надеяться? Все самим приходится, все самим: и от кабанов спасаться, и от волков…

— Джингл, не перегибай. Ну, не настолько они провинились, — одернула вставшего в позу оратора полувитранга Сноубриз. После чего "загасила" свое копыто, и потрепал фордира по шее, — Все, Вайн, я закончила. Можешь вставать. Не сильно неприятно было?

— Нет, мастресса, как всегда, я тебя даже почти не почувствовал, — уважительно кивнув, принялся подниматься фордир, — Я что-то пропустил?

— Очередное представление моей сестрицы, — недовольно буркнул Сильвертэйл, помогая фордиру подняться, — А ты опять врешь, чтобы ей понравиться.

— А ты опять решил, что вместо отца решаешь, кто моим мужем будет! — прикрикнул на серебряношкурого оленя лань, — Ложись! Вычесывать тебя буду, дубоголов рогатый.

— Я тебе добра хочу, — проворчал Сильвертэйл, укладываясь перед ланью.

— А получается как всегда, — фыркнула Сноубриз, приступая к уходу за шерстью брата.

— Вот такая вот у тебя невеста, Лиф, — весело прокомментировал происходящее золотохвостый не-харт, подходя к оторопело стоящему Елоулифу и засовывая нос в его седельные сумки.

— Даже думать забудь, лань!.. Ау!.. — тут же получил хлесткий удар волшебной лозы по шее Сильвертэйл, — Бриз, что хочешь делай, за этого слизняка ты не пойдешь! Ууу!..

— Много на себя берешь, братец, — еще раз протянула Тэйла волшебной лозой по шее Сноубриз, — За кого отец решит, за того и выйду. А твое мнение можешь белкам высказывать.

— Это твое будущее, Лиф, — вытащив из седельных сумок миску, в лицо желтохвостому оленю ухмыльнулся Джинглбеллс, — Ох, и не завидую я тебе, харт.

— Ты все мажешь сажей, чародей Джинглбеллс. Мастресса — хорошая олениха, — уже приступив к еде, вступился за хозяйку фордир.

— Я знаю, Вайн. Я с ней всю ночь проболтал, — золотистый кашевар, зажимая миску правой передней ногой, подковылял к котелку, и принялся накладывать порцию Лифа, — Но Лиф-то — харт. У него ума не хватит с ланью просто поговорить.

— Джингл, я тебе уши откручу! — прошипел в ответ Елоулиф, одним глазом испуганно косясь в сторону Сноубриз.

— Попробуй, лань, — фыркнул в сторону желтохвостого оленя Сильвертэйл. После чего поделился с сестрой, — Маг Джинглбеллс — самый вредный чародей из тех, которых я встречал. Но умелый. После вчерашней ночи я ему свою шкуру без сомнений доверю. Я не удивлен, что ты с ним всего за ночь сдружилась.

— Ну, братец, не принимай его вредность на свой счет. Скажу тебе, у Джингла есть причины не любить хартов, — продолжая вычесывать брата, приняла от полувитранга смоченную в зелье повязку Сноубриз, — Кленовые с ним как с фордиром обходятся. В плохом смысле.

— Тогда понятно, почему он в Терновнике живет. Трусливая лань! Не-харта, да еще такого худосочного, обижать!.. — Сильвертэйл смерил Елоулифа весьма нехорошим взглядом. В это время Сноубриз принялась накладывать повязку на рану на левой задней ноге харта, — Ммм!.. Бриз, почему Вайна ты всегда предупреждаешь, а меня — никогда?

— Потому, что ты — сильный харт. А еще потому, что Вайн возмущаться не будет, в отличие от тебя. Он же не сильный харт, — нравоучительно ответила лань, закрепляя повязку на ноге витранга, — Ты опять будешь ругаться, но на Елоулифа ты сейчас зря сказал. Джингл мне рассказал, что он — единственный сверстник, от которого Джингл хоть какое-то оленье отношение видел.

— Только я, все равно, с радостью посмотрю на то, как ты, воин Сильвертэйл, могучего харта Елоулифа из Кленов по земле поваляешь, — вмешался в разговор Джинглбеллс, отдавая Лифу его миску с варевом, — Этот болотник рогатый передо мной изрядно виноват. Так что, на вашем “поединке мужества” можешь смело доверить мне магию — Лиф даже копыто засветить не успеет.

— Джингл! — совершенно растерявшись, попытался воззвать к спутнику Елоулиф.

— И поделом будет, — закончив с повязкой, продолжила расчесывать шерсть брата Сноубриз.

— Так, я уже совсем ничего не понимаю! — помотал головой Сильвертэйл. После чего обратился к сестре, — Ты же только что защищала этого желтошкурого слизняка!

— От тебя. А не от Джингла. Ему Елоулиф из Кленов, и правда, много обид задолжал, — насмешливо фыркнула лань, продолжая вычесывать шерсть харта, — Братец, и почему ты такой дурень?

— А ты почему вдруг на мою сторону встал?! Ты же раньше меня не-хартом грозился сделать за подхвостье этой желтошкурой лани! — проигнорировав насмешку оленихи, обратился к золотохвостому оленю Сильвертэйл.

— Я не вставал на твою сторону, воин Сильвертэйл. И на стороне Елоулифа я тоже не стою. Я на стороне справедливости, — устав от бездействия остолбеневшего Лифа, полувитранг поставил миску перед желтошкурым оленем, — Можешь не ломать свою голову, о, могучий харт. Это наша, ланья, глупость.

— Ты не лань. Не выдумывай, маг. Все мы, харты, под этим ходим. Меньше бери в голову, — выдохнул Сильвертэйл, которому как раз сейчас сестра начала массировать загривок, — И я знаю, что мне легко говорить, у меня бубенцы на месте. Но я всегда Вайну говорил, и тебе скажу: что случилось, то случилось — никуда не денешься. Так что, просто живи, радуйся тому, что есть… А эту трусливую лань я еще и для тебя, маг, поколочу.

— Спасибо, конечно, о, щедрый воин Сильвертэйл. Но попозже, — Джинглбеллс принялся перевязывать все еще стоящего столбом Елоулифа, — А сейчас мы просто поедим, отдохнем и начнем уносить ноги, пока их нам кабаны не попереломали. Я не знаю как вы харты, но я вот очень хочу, чтобы мои кишки остались у меня в животе.

— Джингл прав. Он еще с ночи почувствовал большую толпу кабанов, вставшую лагерем в лесу. Поэтому мы вас тут и ждали, а не пошли на встречу: хотели успеть еды наварить да дать вам отдохнуть, — закончив с шерстью брата, стукнула его ногой по спине Сноубриз, — Братец, вставай — я, все, тебя почистила. Уступай место Елоулифу. И не смей ругаться! Его тоже нужно привести в порядок.

— Выхолостить эту лань нужно, — недовольно буркнул Сильвертэйл, нехотя поднимаясь на ноги, — Откуда тут кабанам взяться? Те, кто из лагеря утек, еще по лесу должны бегать и хрюкать с перепуга.

— Если всех хартов, которые этого заслуживают, холостить, то никого на развод не останется, о, дальновидный олень Сильвертэйл, — состроив недовольную мордочку, грудью подтолкнул к Сноубриз нерешительного Лифа Джинглбеллс, — А об этих свинах мы слышали еще в лагере пятачкастых, о, многоумный харт. Как я понимаю, это те самые кабаньи вожди Полтиник и Тучка, о которых говорили те двое.

Елоулиф, понукаемый толчками Джинглбеллса, сделал несколько неуверенных шагов в сторону Сноубриз. На лице желтохвостого витранга присутствовало самое глупое выражение из тех, на которые Лиф, вообще, был способен.

— Только попробуй заигрывать с моей сестрой, лань — рога под хвост выбью! — уступая место подле сестры, с явной угрозой бросил Елоулифу Сильвертэйл.

— Я обещал не драться с тобой, переросток. Терпеть твои выходки я не обещал, — слова серебряношкурого харта наконец-то привели Лифа в чувства, и тот огрызнулся на Сильвертэйла. Впрочем, эта вспышка вызвала лишь презрительный фырк со стороны медянковского оленя.

— Братец, заткнись, и ешь свою похлебку. У нас и так мало времени. Мне же еще нужно привести в порядок Елоулифа, а вам всем — отдохнуть, — прикрикнула на Сильвертэйла Сноубриз. После чего стукнула ногой перед собой, — А ты, женишок, прекращай изображать из себя улитку, и ложись. Тебя вычесывать это тоже не пара фырков.

— Нет, все таки, Лиф, хорошо, что я — не-харт, — грудью подтолкнул к лани снова растерявшегося желтохвостого оленя Джинглбеллс, — А то бы был таким же болваном как ты. Или как Сильвертэйл.

— Хорошо, что ты, маг, не лань. А то после свадьбы жалел бы какой-нибудь бедолага, что его змея за бубенцы до Первой Весны не цапнула, — в ответ фыркнул Сильвертэйл, пристраивать рядом с Вайном и принимаясь за еду, — Ммм… А готовить ты умеешь. Вкусно.

— Рад, что ценишь. Приятно набить брюхо, — покинув Елоулифа и Сноубриз, пристроился под боком у фордира Джинглбеллс, — Бриз тоже мое варево понравилось. А как тебе, Вайн?

— Вкусно, чародей Джинглбеллс, — на секунду оторвался от еды фордир, — Только, маг, можешь выслушать просьбу фордира? Не задевай, пожалуйста, больше ни мастера Тэйла, ни чародея Елоулифа. Им и так весна покоя не даёт.

— Ну, подруга, и я свой голос к Вайну присоединю. Мы же с тобой, лани, не такие глупые, чтобы без дела хартов жучить? — весело обратилась к золотохвостому витрангу Сноубриз, не забывая при этом расчесывать шерсть Елоулифа, — Так что, хватит насмешек над нашими бубенцедумами. Согласна?

— Э, нет, подруга, так дело не пойдет. Ты же меня главного удовольствия лишишь! Так что, я как над лимонодумами смеялась, так и буду смеяться, — хитро прищурился Джинглбеллс, но, поймав недовольные взгляды лани и фордира, исправился, — Ладно, что-то мне над ними потешаться надоело. Так что, так и быть, пока что оставлю в покое.

— Вайна, маг, тоже ланью не называй. Он тебе, витрангу, не скажет, но обидно, — вставил свое слово Сильвертэйл, — И мне тоже обидно, когда моего оруженосца обижают.

— Ладно, харт, не буду. Вайн, ты как? — Джинглбеллс был настроен весьма весело.

— Правда, очень обидно, маг Джинглбеллс. Если тебе это не в тягость, не называй меня, пожалуйста, ланью, — уважительно склонив голову, ответил чародею фордир.

— Ну, обижать тебя, Вайн, я не хотел. Так что, как хочешь — к нам, ланям, я тебя больше приплетать не буду, — хихикнул золотохвостый маг, но, перехватив недовольные взгляды окружающих, фыркнул, — И чего вы на меня так смотрите? Я правды не отрицаю.

— Джингл, ты мне ночью не всю правду сказал: тебя кленовые харты не на пустом месте обижают, — недовольно прищурившись на полувитранга, продолжила расчесывать Елоулифа Сноубриз.

— Они всю правду не любят, — картинно закатил глаза Джинглбеллс, — Если хочешь, у Лифа спроси, подруга.

— А ты что скажешь, Елоулиф? — обратилась уже к расчесываемому оленю лань.

— Я? — икнул от растерянности желтошкурый олеш.

— Да что же с вами, хартами, такое весна делает? — теперь пришла очередь уже Сноубриз закатывать глаза. После чего она твердым голосом снова обратилась к оленю, — Да, ты, Елоулиф из Кленов. Скажи, ваши харты просто так Джинглбеллса обижают или за дело?

— У Джингла слишком острый язык. Из-за него он, в основном, и страдает. Будь он хартом, мы бы его били, — неуверенно ответил лани Елоулиф, отчаянно боясь дать Тэйлу и фордиру уж слишком очевидный намек на некоторые “проблемы” золотохвостого полукровки, — Он же тебе сказал, за что ему еще достается?

— Сказал, — кивнула головой лань, — И это недостойно оленей. Джингл и так не-хартом стал.

— За что там еще магу от кленовых достается? — удивился Сильвертэйл, чье мнение о сверстниках из дружественного селения за последние полчаса упало ниже, чем за всю остальную жизнь медянковского харта.

— Тебя, братец, это не касается, — фыркнула на него Сноубриз, после чего неодобрительно взглянула на Елоулифа, — А ты бы, чародей, стыдился.

— Ни я, ни кто-то из других наших волшебников Джинглу это в вину не ставим. Просто у него язык слишком длинный, — сжался под неодобрительным взглядом лани Елоулиф, — За других хартов я отвечать не могу — они, действительно, ему этого простить не могут.

— А пороть другого витранга это как? — с угрозой спросила у Лифа Сноубриз, тем не менее, продолжая расчесывать шерсть мага.

— Пороть другого витранга?! Как фордира?! Лань, ты последние остатки мозгов растеряла?! — возмутился Сильвертэйл, снова отрываясь от похлебки.

— Но не рогами же его?! — проскулил Лиф, которому гнев лани, по которой он так долго вздыхал, был куда страшнее любых сильвертэйлов.

— Конечно, рогами, — утвердительно кивнула Сноубриз, — Джингл же — витранг.

— Рогами! Раз маг без “бубенцов”, то он, что, не олень?! — ударив по земле ногой, поддержал сестру Сильвертэйл.

— Только не рогами! Я же не-харт! Лучше пусть порет! — спохватился до этого довольно кивавший Джинглбеллс, — Бриз, ты же лань, поддержи меня!

— Я-то лань. А ты, Джингл — не-харт, — прищурилась лань, после чего обратилась к Елоулифу, — Так, чародей, отныне, если не хочешь, чтобы трусливой ланью тебя считал не только мой брат, ты даже не думаешь пороть Джингла лозой или кнутом. Когда у вас появляются ваши хартовы разногласия, выясняйте их или словом, или рогами. А унижать его не смей. Тебе все понятно, харт?

— Да, — с поспешной готовностью кивнул Елоулиф, в это самое время мечтая провалиться сквозь землю.

— Ну, спасибо тебе, подруга. Теперь Лиф меня как харта бить будет, — недовольно проворчал из-под бока фордира Джинглбеллс.

— Зато без унижения, — шлепнула Лифа по шее Сноубриз, — Все, женишок, теперь ты чист. Поднимайся — ешь, отдыхай.

— Зато как харта, — одним глазом следя за желтохвостым оленем, отрезал Сильвертэйл, — Ох, и протянул бы я эту трусливую лань за твою шкуру, маг...

— Так будет лучше, маг. Ты, ведь, витранг, — повернув голову, кивнул Джинглу Вайн.

— Олени, вы меня пугаете, — на показ поежился золотохвостый чародей.

Впрочем, отвечать ему никто не стал. Вайн вернулся к вылизыванию опустевшей миски. Сильвертэйл недовольно следил за сестрой. Растерянный Елоулиф, примостившись под боком у Джинглбеллса, пытался поесть. А Сноубриз, закончив с приведением хартов в порядок, занялась содержимым седельных сумок брата и фордира.

Накормив хартов и фордира, Сноубриз с Джинглбеллсом уложили их спать, сами встав на караул. Елоулиф и Сильвертэйл, конечно же возражали, но особого толка от этого не было: Лиф, явно, не был морально готов спорить со своей возлюбленной, тогда как Сильвертэйл был "уложен на бок" всего парой аргументов сестры и вставшего на ее сторону фордира — видимо, подобные споры в семье Малахита чем-то редким не были. Правда, долго видеть сны троице оленей также оказалось не суждено. Чуть-чуть за полдень их растолкали Джинглбеллс и Сноубриз, и, сообщив о том, что в их сторону движется группа кабанов, потребовали оставить лагерь. Особого выбора у приключенцев не было, так что, вновь единогласно передав власть Сильвертэйлу, они снялись с полянки и двинулись к озеру, рассчитывая на то, что свины оказались тут случайно и к кишащему гнусом берегу лишний раз не сунутся. Увы, уже через пару часов стало ясна совершенная безосновательность этих надежд: как подсказывали чувства Леса Джинглбеллса и Елоулифа, миновав покинутый лагерь, кабаны двинулись точнехонько по следам оленей. Вряд ли это было простой случайностью в разворошенном после вчерашней ночи лесу. Так что оленям пришлось убегать.

Сначала они двигались к озеру, надеясь найти какую-нибудь стаю ночных хищников, которой можно было бы отгородиться от преследователей. Но, как назло, таковой на пути не попадалось. Видимо, волки и падальщики ночью очень славно попировали и теперь просто расползались по логовам отсыпаться и переваривать кабанятину. Так что, вышли на совершенно пустынный озерный берег олени без малейшей защиты от надвигающейся погони. А потому, оказались вынуждены идти вдоль него не имея никакого плана и все дальше и дальше углубляясь в неизвестные земли. Впрочем, судя по тому, что кабаны не отставали и даже потихоньку нагоняли приключенцев, земли были неизвестны только самим рогатым. К вечеру, когда от озера опять поднялись облака гнуса и снова начали без разбора заживо есть невезучую пятерку, погоня свинов оказалась в опасной близости от беглецов, а Джинглбеллс, пользуясь своим чувством Леса, даже умудрился их пересчитать: почти четыре десятка щетинистых воинов. Сражаться с таким числом кабанов можно было и не думать.

— Мы их даже задержать не сможем, — угрюмо прореагировал на подсчеты полувитранга Сильвертэйл, — Маг, а ты что думаешь?

— Ничего хорошего не думаю. Даже если мы с Бриз убежим, я очень удивлюсь, если без вас сможем обратно в Медянку вернуться. Я воин никудышний и этих мест не знаю — в одиночку вряд ли бы выбрался, а уж с ланью и подавно, — за оставшуюся половину дня все веселье Джинглбеллса бесследно испарилось, — Или все вместе уходим, или все кормом падальщикам станем. Не знаю как вы, харты, а у нас с Бриз ещё много дел в Лесу недоделано.

— Паршиво, — прокомментировал ответ золотохвостого Сильвертэйл, — Ладно, тогда продолжаем идти. У нас ещё есть эликсир совиного зрения — авось, ночью от хряков оторвемся.

— Джингл, я чувствую в озере болотожеров. Ты их чувствуешь? — задумчиво влез в разговор Елоулиф.

— Чувствую. Хоть и не очень хорошо — не люблю воду слушать. Там одна мерзость обитает, — подтвердил слова спутника маг-полукровка.

— Ты бы мог их на берег выманить? — с надеждой вопросил желтохвостый олеш.

— Без малейших затруднений. Только они нас сожрут, — недовольно взглянул на Елоулифа золотошкурый, — Это же просто огромные черви! Они тупые: с ними ни договориться, ни откупиться, ничего!

— Это, Джингл, оставь мне. Чем тупее — тем проще навести дурман, — хмыкнул Елоулиф, — Зови озерную мерзость. Пусть и эти кабаны узнают, что значит с нами, оленями, связываться.

— Надеюсь, Лиф, ты знаешь, что делаешь. А то я вовсе не такой свою смерть представлял, — содрогнулся Джинглбеллс, но "засветил" одно из своих кристальных копыт.

От светящейся колдовством ноги чародея к озеру побежали потоки магии. Попав в воду они ещё некоторое время были видны как флюоресцирующие дорожки, извивающиеся по дну, но вскоре и они исчезли под свинцовой в наступающих сумерках толщей. Впрочем озеро недолго оставалось спокойным. Вскоре его поверхность подернулась рябью, начавшей стремительно приближаться к берегу. И да, рябь недвусмысленно была ведома магией Джинглбеллса.

— Бежим? — хладнокровно спросил у спутников золотохвостый колдун, — У меня ещё есть время разорвать манок.

— Нет, вымани их на берег, — незамедлительно ответил спутнику Елоулиф, в это время как раз усердно что-то колдовавший, — Я творю иллюзию падали. Думаю, болотожеры попадутся на такой обман.

— Надеюсь. А то быть сожранным болотным червем это не тот конец, о котором я мечтаю, — Джинглбеллса передернуло. Впрочем, он довольно быстро снова собрался и нервно хихикнул, — Мне больше по нраву, если волки горло перегрызут или мракорис шею сломает — быстро и не так обидно.

— Джингл, ты же ещё по Лесу не находился? — высунув от усердия язык, попробовал поддеть золотохвостого мага Елоулиф.

— Не находился. Так что колдуй усерднее, от всех мозгов, сердца и потрохов, о, великий чародей Елоулиф! — несмотря на насмешку, было видно, что Джинглбеллсу очень не по себе. Впрочем, чувства золотохвостого мага разделяли и остальные олени, за исключением Елоулифа. И на то были основания.

Озёрная рябь добралась до берега и, по мере того как вода мельчала, начала превращаться в блестящие влагой мощные червеобразные тела. На сушу принялись выбираться одни из самых страшных прибрежных хищников этой части Кервидерии — болотожеры. Опираясь на мускулистые хвосты, монстры приподнялись над землей и, раскрыв свои трехлопастные челюсти, начали вертеть головами из стороны в сторону, улавливая запахи суши. Олени в страхе замерли, хоть и понимали всю бесполезность этой уловки — болотожер вовсе не тот хищник, которого можно обмануть неподвижностью.

— Можете выдохнуть. Мы в безопасности, — нервно рассмеялся Елоулиф, "погашая" свое волшебное копыто, — Думаю, у нас еще много времени, пока они сообразно, что едят воздух. А вот кабаны должны вляпаться по самые пятачки. Уходим?

— Уходим, — столь же нервно выдохнул Сильвертэйл, — Молодец, лань. Молодец, маг. А теперь ищем ночлег.

Приключенцы, нервно оглядываясь и вздрагивая от омерзения, двинулись дальше по озерную берегу. Позади же них три болотожера с глухим урчанием разрывали воображаемую тушу прибрежного ящера. Рано или поздно до их примитивных мозгов дойдет, что едят они лишь воздух, и вот тогда-то озерные хищники придут в ярость… Вряд ли в то время, когда беснуются болотожеры, пройти по берегу посмеет даже мракорис. На это и был расчет Елоулифа.

Впрочем, это не снимали проблему ночлега. Уходить далеко в лес приключенцы боялись: хотя среди них и был один более-менее бывалый фордир, но даже он не мог дать гарантий, что без ориентира в виде озера сможет найти в незнакомых дебрях дорогу назад, в Медянку. Ночевать на берегу вариант был тоже не из лучших — костер разжигать было нельзя, а без его дыма оленей ночью, наверняка, заела бы мошкара. В общем-то, путешественников спас случай: им попались кусты мухобоя, в которых, если обмазаться зельем против гнуса, худо-бедно можно было выспаться. К тому же, грязно-красные заросли этого хищного растения служили неплохим укрытием от чужих глаз, а его гнилостный аромат отлично отбивал собственный запах оленей. Правда, он же ставил крест и на возможном ужине — среди амбре гнилья, привлекавшего основную добычу хищника от растительного царства, кусок не лез в горло. С другой стороны, выбирать не приходилось.

Утро добрым не было. Приключенцы проснулись невыспавшимися, голодными, продрогшими и до шерстинки провонявшими ароматами мухобоя. К тому же Джинглбеллс "услышал" на берегу вчерашних кабанов. И ни "эха" болотожеров. Видимо, свиньи вовремя заметили разъяренных монстров, и, просту, переждали пока те выпустят пар и уползут обратно в воду. Впрочем, хоть какую-то фору эта лифова хитрость оленям дала.

Так что, не имея другого выхода (сзади путешественников подпирали явно недружественные кабаны, а по сторонам были либо неизведанный Лес, либо озерная вода) олени снова двинулись вперед, вдоль берега. Настроение, правда, сегодня у них было куда хуже, чем вчера: даже Джинглбеллс не пытался подкусить кого-нибудь из хартов. Чему немало способствовали сжеваный набегу завтрак, состоявший из черствых лепешек и сушеных корней, а так же набитая мусором шерсть, почистить которую в зарослях мухобоя было попросту невозможно. Так что, олени весь день понуро шли в полном молчании, сначала дрожа от утреннего холода и отмахиваясь от гнуса, а затем — обливаясь потом под жарким весенним солнцем и задыхаясь в нагретом оным влажном приозерном воздухе. Но паршивей всего приходилось магам, которые все время пути "слышали" как кабаны медленно, но уверенно нагоняют приключенцев. То, что они с ними сделают, когда догонят, иллюзий не строили ни Лиф, ни Джинглбеллс. Впрочем, первый хотя бы мог надеятся продать свою жизнь подороже, тем выиграв время для своей любимой лани…

— Лиф, ты это чувствуешь? — неожиданно спросил чистокрового товарища Джинглбеллс.

— Что именно? — мрачно поинтересовался у полукровки Елоулиф, настроения которому не прибавляли ни красивый закат, ни начавший возвращаться вместе с ним гнус.

— Впереди. Не знаю что это, но там что-то странное, — напрягая все свои силы, снова "прислушался" золотохвостый олеш, — Могу только сказать, что это не монстр и не растение. А ты, Лиф, что думаешь?

— Думаю, Джингл, что раз ты пока разобраться не можешь, то я это даже не услышу… — с неохотой признал превосходство полукровки Елоулиф, но направил весь свой чародейский "слух" вперёд. Впрочем, наперекор собственным ожиданиям, он "услышал" нечто знакомое, — Джингл, это же!..

— Что там, Лиф?! Надеюсь, это что-нибудь большое и зубастое. Я сейчас готов даже с болотником заигрывать — всяко лучше, чем кабаны нам с тобой кишки по кустам размотают! — оживился Джинглбеллс, уже раскапывая в памяти все хитрости, раньше позволявшие ему выходить живым из столкновений с лесными хищниками.

— Джингл, мерзавец ты холощеный! Ты нас спас! — во весь голос обрадовался Елоулиф. После чего незамедлительно обратился к мрачно ведущему небольшой отряд Сильвертэйлу, — Тэйл, я слышу впереди чары иллюзий! Я таких раньше не встречал, но их, точно, сотворили витранги!

— Лань, ты серьезно? Как далеко? Сколько там воинов? — реакция серебряношкурого оленя была мгновенной: усталость как ветром сдуло, заменив деятельным интересом.

— До темноты, точно, успеем. А если поднажмем, то засветло доберемся. А сколько там оленей я не знаю — чары все скрывают. Могу только сказать, что это оленье волшебство и оно очень сильное, — весь обратившись в "слух", ответил серебрянохвостому Елоулиф, — И оно гораздо ближе, чем я обычно слышу магию. Чародеи, его творившие, очень умелы. Может быть, друиды?

— Хорошо бы. Заодно, они бы нас и накормили, — впервые за день решил пошутить повеселевший от хороших новостей Джинглбеллс, — А то у меня скоро живот к спине присохнет.

— Вперёд! Маг, Бриз, с копыт не свалитесь! Будет плохо — сразу говорите! Мы подождем, — не дослушав Джинглбеллса, скомандовал Сильвертэйл, — Лань, Вайн, никаких подвохов не чуете?

— Нет, мастер Тэйл, все как обычно, — отрицательно мотнул головой фордир.

— Конечно же, тут есть подвох! Такие чары ради подвоха и делаются. Только, они не против витрангов сотворены, — недовольно фыркнул Елоулиф, в душе поражаясь тупости Сильвертэйла, — Мы с Джинглом проведем вас сквозь них.

— Нет уж, Лиф, веди сам. Я в твоем подленьком колдовстве не разбираюсь и разбираться не хочу, — внезапно возразил магу золотохвостый полукровка, — А потому, воин Сильвертэйл, на меня в этом деле не полагайся — я всех подведу.

— Ясно. Одной бедой больше, — недовольно констатировал неприятный факт предводитель маленького отряда, — Ладно, двигаем ногами.

— Братец, я не великая волшебница, но в иллюзиях кое-что смыслю. Так что, помогу магу Елоулифу, — неожиданно бросила слово поддержки Сноубриз, — Веди нас, не бойся — я помогу.

— Я-то ничего не боюсь, — недовольно фыркнул Сильвертэйл, ускоряя шаг, — А ты с этой желтошкурой ланью не смей заигрывать! Вернемся в Медянку — я ей все рога пообломаю…

— Харты! — синхронно закатили глаза Сноубриз и Джинглбеллс, переходя на легкую рысцу.

Елоулиф и Вайн ничего не ответили — лишь начали быстрее переставлять свои ноги. Но и так было понятно, что словами Сильвертэйла не довольны ни чародей, ни фордир.

Дальнейший путь дался приключенцам куда как легче — надежда, подаренная находкой магов, очень облегчала движение оленьих ног. Так что, как и говорил Елоулиф, маленький отряд достиг незнакомых чар засветло. А вот дальше желтохвостый чародей не угадал.

На первый взгляд, ни берег озера, ни лес до и после волшебных иллюзий не различались. На второй, уже чародейский, "взгляд", ни Елоулиф, ни Джинглбеллс, ни Сноубриз никакой магии найти не смогли. Не было привычной границы волшебства. Вместо этого оно, словно Солнце, и было все время на виду магов, и, стоило им сделать только шаг, "откатывалось" от них на этот самый шаг. Очевидное и недостижимое. Елоулифа подобное поведение чародейства тут же заставило насторожиться — так нормальное колдовство себя не ведет! Джинглбеллс же и Сноубриз, по всей видимости, этих чудачеств не замечали, продолжая двигаться вслед за удаляющимся чародейским горизонтом. За ними, схватив зубами за сбрую седельных сумок и направляя передними ногами, тащил Вайна Сильвертэйл. Судя по бессмысленным глазам и приоткрытому рту фордира, тот полностью подпал под действие волшебства, и теперь просто не понимал где находится. Ну, по крайней мере, колдовство, точно, было делом копыт витрангов.

А вот ближе к темноте Елоулиф уже не был в этом столь уверен. Сначала Сильвертэйл попросил Сноубриз помочь ему с Вайном — воин признался, что начал путаться в Лесу. Лань, снова вздохнув о глупости своего брата, помогла ему. Но и сама обмолвилась, что, наверное, слишком устала за сегодня — она почти не "слышит" Лес. Потом стало притупляться "чувство" Леса самого Елоулифа. Затем, когда почти стемнело, на то же самое пожаловался Джинглбеллс, предложив наплевать на кабанов и начать искать ночлег. В ответ желтохвостый маг, желая сначала найти сотворивших чародейство сородичей, возразил спутнику-полукровке, но практически тут же понял, что больше не "слышит" их чародейства. Что немало напугало Лифа: доказательство того, что чары все еще тут было прямо перед глазами — потерявший всякую связь с реальностью Вайн. Так что, просто боясь заблудиться в незнакомом лесу, Елоулиф был вынужден согласиться с Джинглбеллсом — оба мага обратились к Сильвертэйлу закончить путь на сегодня и заняться поиском ночлега. Серебряношкурый воин, видимо, тоже чувствовавший себя не слишком уверенно, уговаривать себя не заставил.

А потому, вскоре пятерка оленей, отойдя подальше от озера и его гнуса, устраивалась в на редкость удачно подвернувшейся расщелине между корней большого дерева. Хартам, правда, места не хватило и им пришлось ночевать практически на открытом воздухе. Впрочем, ни Елоулиф, ни Сильвертэйл не возражали, в душе даже радуясь, что могут показать спутникам свою оленью стойкость. По поводу чего их не преминул поддеть Джинглбеллс, выдав глубокомысленное сравнение хартовских шкур с сельскими воротами. Впрочем, особо поразвлекаться на ночь у полукровки не вышло: харты стойко промолчали, Сноубриз слишком вымоталась за день и практически сразу же, как прижалась к теплым бокам не-хартом, заснула, а фордир все еще был где-то не здесь. Потому, как только магами были выставлены сторожевые чары (хотя, они об этом и не говорили, но обоим чародеям не нравилось то, что их "чувство" Леса к ночи почти пропало), приключенцы отошли ко сну.

— Лиф, проснись. Мы по самые уши в пчелах, — пробуждение было непривычным. И отнюдь не только из-за напряженного шепота Джинглбеллса, доносящегося сзади: что-то мешало молодому магу. Елоулиф приоткрыл веки, и тут же прищурился — зеленый утренний свет бил ему прямо в глаза, изрядно усложняя понимание витрангом хоть чего-нибудь. Впрочем, вскоре глаза оленя привыкли, и он начал различать окружающий мир. В частности, одну его немаловажную деталь по имени Джинглбеллс.

Голова золотохвостого полукровки почему-то оказалась лежащей как раз на крупе Елоулифа. И, да, выражение лица у Джинглбеллса было не самым безмятежным: уши прижаты, глаза бегают из стороны в сторону, ноздри ловят каждый запах. А ещё под его головой была зеленая лоза. И рядом с ней, кстати, тоже, в две петли перехлестываясь через бок Елоулифа. А потому, желтохвостый маг решил во всем разобраться, и приподнял голову повыше. Последнее у него не удалось — что-то стягивало шею витранга. Лиф недовольно фыркнул, "прислушался" к лесному волшебству и… обомлел — все место ночевки приключенцев было просто переполнено сильным колдовством. Характер чар вопросов не вызывал: кто-то оплел пятерых оленей вполне привычными лесными лозами — Лиф сам так умел. Правда, не так быстро, не так хорошо и не так густо… На этом чародейские чувства Елоулифа "поплыли", а в разум вонзился болезненный шип.

— Ау! — сквозь зубы прошипел желтохвостый маг, больше ошарашенный наглостью ментального нападения, чем болью. Раньше Лифу никогда, если не считать учебы у деда, не приходилось становиться жертвой собственного колдовства. Витранги витрангов не зачаровывают.

— Лиф, не дергайся. Они куда сильнее тебя. Уж мне-то можешь поверить, — тихо прошептал Джинглбеллс. На этом Елоулиф сообразил, что рога полукровки тоже увиты зелеными лозами. Видимо, именно поэтому тот лежал в столь странной позе.

— Кто "они"? — так же тихо прошептал Елоулиф, окончательно удостоверяясь, что и сам связан от шеи и до задних ног.

— Витранги, — неопределенно хмыкнул Джинглбеллс, — Лиф, лучше не дергайся. Я дернулся — они мне в голову залезли. Что делать будем?

— А вот и второй лимиверси глаза продрал. Подождем пока и остальные сами проснутся или растолкаем? — ворвался в "тайную" беседу магов веселый голос, явно принадлежащий зрелому оленю, находящемуся в не самом плохом расположении духа.

— Тебе надо, Голдфолл, ты и расталкивай. А я чары лишний раз о лимиверси пачкать не намерен, — ответил первому второй незнакомец, бывший уже не в таком хорошем настроении, — Как по мне, так пусть лежат, пока керверсин свое решение не выскажет.

— Долго же им лежать придется, Рэдфолл, — в голосе первого незнакомца к веселью примешалось сомнение.

— Не моя беда. Лимиверси нужно было о своих боках прежде набега думать, — недовольно отозвался второй, — Я и так из-за них весь восход пропустил.

— Лимиверси и думать? Ха-ха-ха! Ну, Рэдфолл, ты и шутник! Это прям как пегадир и лань! — судя по смеху первого, второй сказал что-то очень смешное. Вот только Лиф даже близко не понимал кто такие эти лимиверси, керверсин и пегадир, а также то, почему витранги, хоть и из незнакомого селения, так обращаются с сородичами.

— У пегадиров есть лани. Ты каким хочешь домыслам верь, но из грязи олени не родятся. Даже такие поганые, как пегадиры, — второй голос стал чуть более благодушным, — Давай, Голдфолл, как раз, об этом и поговорим. Решения керверсина мы до утра ждать будем, а у меня, как раз, много наблюдений за повадками пернатых тварей накопилось.

Обмолвка незнакомца об ожидании до утра Елоулифу вовсе не понравилась. Впрочем, судя по кислому выражению лица Джинглбеллса, тот по этому поводу тоже был далек от восторгов.

— Приветствую вас, достойные харты. Мы, чародеи Елоулиф из Кленов и Джинглбеллс из Терновника, а так же наши друзья, не желаем зла вашему селению. Мы лишь путешественники, спасающиеся от разбойных кабанов и ждущие убежища у сородичей, согласно обычаю гостеприимства, — решил начать действовать Лиф, — И я готов заверить вас, что, какие бы беды ни принесли вам эти лимиверси, мы не связаны с ними и даже не знаем кто это.

— Хе-х! Рэдфолл, как думаешь этот лимиверси такой “хитрый” или, правда, не знает, что он лимиверси? — усмехнулся первый голос, — Я его затыкать не буду — интересно: что еще скажет?

— Не знает. Они же, практически, дикари. Вон, даже на какие-то свои обычаи ссылается, — буркнул второй, — Раз ты его затыкать не будешь, то я и подавно. Не хватало мне еще надсмотрщиком у лимиверси становиться. Будем ждать, что керверсин решит.

— Ну, будем так будем, — хмыкнул первый, — Только, мне про твоих пернатых, Рэдфолл, слушать ну вот ни на фырк не охото. Давай-ка лучше…

— Валяй. Только, я приводить лимиверси в чувства не буду. Сам набезобразишь — сам и исправляй, — второй был, явно, не обрадован отказом первого. Видимо, тема пернатого населения Леса, действительно, была им любима.

На этом Джинглбеллс молча поперхнулся, а его лицо исказил неподдельный ужас. Спустя мгновение и Елоулифу стало не по себе — в поле зрения мага появился первый из пленивших приключенцев. И да, это был витранг. При этом, главным в описании незнакомца следует признать слово "был": перед Лифом стоял скелет оленя, чьи выбеленные временем кости не были соединены никакой плотью, но лишь окружены призрачным золотистым сиянием, по всей видимости, формами повторявшим то, как витранг выглядел при жизни. Ещё были глаза: никак не выделяющиеся на фоне золотистой оболочки скелета сияющие выпуклости. Ни зрачков, ни выражения, ни движения — не знай Лиф, где искать, то и не отличил бы от остальной "кожи" нежити. И да, это явно была нежить. Так что, старые фордирское сказки не врали, как и рассказы иногда заглядывавших в Клены непутевых бродяг-авантюристов.

— Рад тебя видеть, харт Голдфолл, — взяв себя в копыта, обратился к скелету Елоулиф, внутренне моля всех лесных духов о том, чтобы со страху не перепутать имя нежити, — Ни я, ни мои спутники не желаем ни тебе, ни твоим близким зла. Но если ты столь не доверяешь нам, то, хотя бы, ослабь путы — позволь почиститься. Прошлый день был тяжело для нас, и заставил провести ночь даже не почистив шерсть.

— Кер Голдфолл, — вместе с обреченным вздохом до Елоулифа долетели слова второго, пока еще невидимого, пленителя. После чего тот обратился к своему неживому спутнику, — Голдфолл, видишь? Эти лимиверси хуже самой дремучей деревенщины: для них любой олень, что кер, что керри, что керсин, это просто харт. Я удивляюсь, что они еще как-то витранга от фордира отличать умеют.

— А ты не удивляйся. Лучше, нашему "гостю" покажись. Он же хочет гостеприимства, — повернув голову к собеседнику, во весь рот улыбнулся скелет. С точке зрения Лифа, выглядело это не столько пугающе, сколько странно. Но, судя по ощущениям лифова крупа, Джинглбеллса забила мелкая дрожь. Что было весьма необычно: насколько Лиф помнил, наглый полукровка пугливость никогда не отличался. Впрочем, тут на ум витрангу пришла сценка его спонтанного боя с Джинглом по пути в Медянку. Елоулиф, не смотря на сложность ситуации, внутренне улыбнулся: наконец-то он нашел слабое место полувитранга! Тот самый Джинглбеллс, который с ехидной улыбкой встречал любые унижения и просто смеялся над болью (а ее, видят лесные духи, кленовые харты причинили полуфордиру немало), боялся смерти. И тут же Лифа пребольно кольнула совесть: а почему, собственно, Джинглу и не бояться? После него, Лифа, если повезет, останется его потомство, а, если не повезет — его хартова слава. А что останется после Джинглбеллса? Ничего.

— Ну, лимиверси, все еще в сознании? Хорошо. Я вас в чувства приводить не буду, — прервал размышления Лифа второй пленитель, незаметно подошедший к оленям и как раз теперь изучающий их взглядом. Впрочем, ничего неожиданного для Лифа в нем не оказалось: это был точно такой же костяк витранга, как и первый, только его силуэт светился не золотом, а багрянцем. Ну, и выражение лица этой нежити сложно было назвать довольным, — Голдфолл, ты как хочешь, а я чары сна оставшимся лимиверси продлеваю. Мне и эти двое уже все настроение в плесень превратили, а нам с ними еще только Соха-знает-сколько как наседке на гнезде сидеть.

— Ой, Рэдфолл, будь ты уже попроще, — хохотнула первая нежить, “зажигая” волшебством остатки своих кристальных копыт, — Так и жить веселее.

— Нежить, — сварливо поправил товарища второй скелет, — Все в Лесу живые: живут, дышат, радуются, бегают, деток плодят — одни мы ни туда, ни сюда. Одно удовольствие — за Солнцем и пернатыми наблюдать. Да и то сегодня ты с лимиверси мне его испортили… Закончил? Или мне их заколдовать?

— Какой же ты нытик, Рэдфолл. Весь в мать, — состроил недовольную гримасу первый скелет, — Закончил, расслабься. Теперь все лимиверси, кроме этих двоих, будут до вечера спать. Доволен?

— И на том спасибо, — проворчал второй, устраиваясь у одного из корней дерева, под которым заночевали приключенцы, — Хотя, и двое болтливых лимиверси до утра это слишком для меня.

Первая нежить что-то недовольно пробормотала в ответ, и скрылась из поля зрения. Судя по вскоре стихшему цокоту копыт, куда-то ушла. Так что, Лиф остался практически один: второй скелет начинать общения не желал, а Джинглу, судя по дрожи, ощущаемой лифовым крупом, следовало дать время прийти в себя.

Глава 7

Лежать неподвижно, не имея возможности ни пошевелиться, ни размять ноги, было крайне утомительно. Но иного выбора у Елоулифа не было: первый скелет куда-то ушел, а второй же сосредоточился на одних ему ведомых мыслях и на попытки оленя заговорить просто не обращал внимания. Так желтошкурый волшебник и провел несколько часов без дела, не смея “прощупать” магию нежити и не имея возможности хоть что-то сделать без собственного чародейства.

— Лиф, что делать будем? — наконец-то, спустя часы, раздался столь долгожданный витрангом шепот Джинглбеллса. Голос полукровки был неуверенным, но не дрожал и не срывался. Что уже было хорошим знаком.

— Ждать, — как можно более твердо ответил Елоулиф, всеми силами стараясь подбодрить спутника, — Эти маги ничего не решают — они сами ждут решения старейшин. Думаю, или к вечеру, или утром нас отведут в их селение.

— Селение мертвых… — Джинглбеллса передернуло, — Может, я попытаюсь распутать лозы?..

— И что мы дальше будем делать? — недовольно прошептал Лиф, — Все остальные в волшебном сне. Я о таком раньше даже и не слышал — не знаю, смогу ли пробудить.

— Лиф, сможешь. Я свои слова, что ты — дурак, назад беру, — в неистовой надежде зашептал Джинглбеллс, — Лиф, ты умный, ты нас отсюда вытащишь! Только, мозги разомни!

Такой напор Джингла непроизвольно вызвал на лице Елоулифа слабую улыбку: видно было, что полукровка не на шутку перетрусил. Тем более, что у чародея уже созрел план. Не самый продуманный, но Лиф решил рискнуть.

— Харт Рэдфолл, а кто такой пегадир? — изобразив в голосе скуку (что было несложно после часов бездельной лежки), обратился к размышляющей о чем-то нежити Елоулиф.

— Лимиверси, ты это говоришь мне? — удивился скелет, выныривая из своих мыслей. Елоулиф в ответ кивнул, — Ты, правда, хочешь знать кто такие пегадиры?

— Конечно, харт Рэдфолл, — утвердительно фыркнул Елоулиф, — Лежать без дела скучно. Ты же, похоже, знаешь многое, о чем можно поговорить. Это и тебе развлечение, и мне, как младшему, новые знания.

— Не умеешь ты льстить, лимиверси. Дикарь, одним словом, — довольно крякнул скелет, и поудобнее расположился у гигантского корня, — Но любопытство твое мне нравится. Молодость, понимаю, но и многим молодым этого не дано… Так, о ком ты хотел услышать? О пегадирах?

— Да, харт Рэдфолл, сделай одолжение молодости, расскажи о пегадирах, — изобразил самую искреннюю заинтересованность Елоулиф. При этом его круп прекрасно почувствовал то, как Джинглбеллс изрядно уменьшился в размерах и даже, кажется, прекратил дышать, когда нежить поддержала начатый Лифом разговор.

— Керри Рэдфолл, — поправил Лифа скелет. Но сделал он это без прежней вредности, явно предвкушая нечто приятное для себя, — Вы, юные, наверняка, и не знаете, что такое пегадиры — столетиями я уже не видел эту нечисть в Зеленом Доле. Должно быть, сила Великого Древа, наконец-таки, превратила эту напасть в зеленокровых. Но знай, что раньше в Кервидерии жили крылатые олени, которые летали между деревьями, словно птицы, и нравом были хуже коршунов…

— Это перитоны, харт Рэдфолл, — не без удивления Лиф узнал в описании нежити "верных защитников" оленьего племени, — Спасения от этих грабителей нет никакого: каждый сезон прилетают и дань требуют. Да и по многим тропам просто так не пройти, не "сделав подарок" этим лесомерзким падальщикам.

— Я не харт, лимиверси, я — керри. Как твой приятель, только благородной крови, и оленьей сути я лишился своим желанием и не таким варварским способом, — картинно изобразив усталость от глупости "дикаря", поправил Лифа скелет. После чего, уже с неподдельным интересом, спросил, — Лимиверси, ты правду говоришь? К вам каждый сезон наведываются олени с птичьими крыльями, маленькими рогами и подлым нравом?.. И да, напомни, как там тебя зовут. Не называть же мне тебя все время лимиверси?

— Елоулиф из Кленов, — снова назвал свое имя Лиф, — Все верно, керри Рэдфолл, каждый сезон Мать Коршунов шлет во все известные мне селения своих детей, лесомерзкую пародию на оленей, и те грабят и нас, и фордиров, и лосей, и свиней, и, даже, дирииад. Никому нет житья от перитонов и их жадности.

— Интересно, интересно… А я то думал, что пегадиры совсем перевелись в Лесу, — о чем-то задумался скелет, — А что это за вожак такой, Мать Коршунов? Неужто, лими-харт Елоулиф, ваших пегадиров олениха возглавляет? Ты ее видел?

— Нет, керри Рэдфолл, Мать Коршунов это злой дух, пришедший в Лес с Гор, где, как говорят, не растут деревья, — теперь уже и Елоулифу начала становиться интересна беседа, хотя и основной своей цели он не забывал, — А олених у перитонов нет. Эти стервятники не как олени: если харт-перитон спускает семя под хвост другому харту-перитону, то от этого у них родится оленёнок. Поэтому перитоны такие многочисленные, хоть и мрут или не-хартами становятся по своей безрассудности без счета. Их, пожалуй, не меньше, чем нас, витрангов.

— Не родятся олени из потрохов других оленей. И из грязи, в которой утонула крыса, они не родятся. И коршун, проживший тринадцать лет и семь дней, оленем не становится. Все это глупые предрассудки и выдумки тех, кто носа из дворца на фырк не высовывал. Чтобы на свет появился олененок нужен олень и олениха. И никак иначе! Это непреложный закон вселенной, — недовольно сморщил свое призрачное лицо скелет. После чего полюбопытствовать у Елоулифа, — Так, лими-харт, а не заглядывались ли при тебе пегадиры на ваших олених?

— Нет, керри Рэдфолл, — по-привычке попытался мотнуть головой Лиф. Но лоза держала шею витранга крепко — пришлось вместо привычного жеста отрицательно фыркать, — Если перитон покусится на наших или фордирских ланей, то его выхолостят сородичи.

— А это ты откуда знаешь, лими-харт, — хитро прищурился скелет. Как это ни странно, у нежити, несмотря на ее невыразительные глаза, этот жест получился весьма живописным.

— Когда дело касается невитрангов, я предпочитаю держать уши открытыми, уважаемый керри, — как можно более уважительно ответил собеседнику Лиф, — Когда эти стервятники прилетали к нам за данью, я несколько раз слышал как старшие перитоны грозили младшим, что лишат тех лимонов, если они будут приставать к ланям. И не-хартов среди перитонов я видел предостаточно. Так что, думаю, это не пустая угроза.

— Может быть, и не пустая. Я от пегадиров любой гнусности готов ждать, — теперь лицо восставшего из мертвых оленя донельзя напоминало морду лесного кота, умыкнувшего из птичника цыпленка, — Но, раз ты оказался таким благодарным собеседником, вот что я тебе скажу, лими-харт: природа пегадиров куда хитрее, чем олени обычно о ней думают. Я давно наблюдаю за пернатым племенем, и точно могу сказать, что пегадиры это не звери, они - птицы. А у тех птиц, что живут охотой, самцы и самки обычно летают вместе и на глаз мало отличаются друг от друга. Так что, юный лими-харт, те, кого ты, да и другие олени тоже, принимаешь за крылатых не-хартов, на самом деле, лани пегадиров… Эх, найти бы мне их гнездо!

Судя по насупившейся мордочке Джинглбеллса (которую не мог видеть неживой маг, но отлично видел Елоулиф), чародей-полукровка был категорически несогласен с нежитью. Но возразить боялся. Лифу до дрожи в копытах стало интересно, что же так возмутило золотошкурого не-харта (сам-то Лиф, в основном, был занят фордирами и как маг в Лесу бывал не очень часто). К тому же, сейчас ему выпал редкий шанс поддеть Джингла.

— Керри Рэдфолл, кажется, маг Джинглбеллс с вами не согласен. А он тоже хорошо знает Лес, — указующе стрельнул глазами в сторону Джингла Елоулиф. Золотохвостого олеша явственно затрясло, от чего Лиф внутренне хихикнул.

— А, твой брат, лими-харт Елоулиф. Хотя, называть вас обоих магами… Впрочем, у вас, лимиверси, вы, наверное, и правда, считаетесь чародеями, — неживой олень удостоил Лифа снисходительным взглядом, после чего поднялся на ноги, и подошел к пленникам, — Ну, здравствуй, "маг" Джинглбеллс. Приятно повстречать юного сородича-полукровку, хоть и такого низкого происхождения. Как к тебе лучше обращаться: харрти, или ты не обидишься на правду, хадоэ?

Джинглбеллс в ответ лишь что-то испуганно проскулил, и каким-то неведомым Лифу способом умудрился еще больше уменьшиться в размерах.

— Не очень разговорчивый у тебя брат, я посмотрю, — посетовал Лифу скелет, — Я понимаю, среди братьев полукровки не выделяются смелостью. Я сам таков. Но, лими-харт Елоулиф, твой родственник это уже совсем перебор. Мой тебе совет, поучи своего брата храбрости…

— Мы не братья! — совершенно внезапно прервал спич нежити громко дрожащий голос Джинглбеллса. Скелет удивлённо взглянул на золотохвостого крикуна: Джингл, явно, все еще отчаянно трусил (уши и хвост прижаты, по шкуре пробегают дорожки мурашек), но при этом был ещё и весьма зол.

— Мы с этим болотником рогатым не братья! — снова зло выкрикнул Джинглбеллс. После чего, видимо, вспомнив о том, на кого повышает голос, сжался в испуганный комок, и робко спросил, — Провожатый, мой срок в Лесу уже вышел? И откуда ты узнал, что я полукровка?

— Джингл, керри Рэдфолл не Провожатый. Как ты такую глупость выдумал? Ты же сам первый сказал, что нас пленили витранги! — Лиф недовольно фыркнул почти-что в нос золотохвостому товарищу (благо связаны они оба были подходящим образом). После чего обратился к скелету, — Прости его, керри Рэдфолл, я не знаю что на него нашло. Обычно, Джинглу не откажешь в храбрости: он не боится ни лесных монстров, ни оленьих насмешек. И, мы, правда, не братья... И еще, уважаемый керри, откуда ты узнал, что Джинглбеллс — полукровка?

— Как по мне, вы похожи как два брата. Впрочем… А насчет полукровости хадоэ Джинглбеллса: зачем бы иначе его лишили оленьего естества? — предварительно снова изучив пленников взглядом, вопросом на вопрос ответил скелет.

— А, может быть, его змея за лимоны цапнула, керри Рэдфол? — решил продолжить подтрунивание над Джинглом Лиф.

— Хм, в самом детстве? — хмыкнув, скелет что-то сделал, отчего лозы, мягко соскользнув, отпустили из захвата головы и шеи Джингла и Елоулифа. Что принесло обоим, тут же принявшимся разминать затекшие мышцы, олешам несказанное облегчение, — Не нравится мне беседа, в которой олени друг на друга толком посмотреть не могут...

На этом скелет запнулся, а его призрачный взгляд стал каким-то тусклым: видимо, нежить погрузилась в воспоминания. И, судя по тому, как менялась ее лицо, далеко не в самые веселые. Обрадованный отстраненностью костяного пленителя Джинглбеллс призывно мотнул головой. Лиф же в ответ только отрицательно качнул ею же, и скорчил недовольную мордочку: пытаться бежать было глупо.

— Отец говорил, что всегда хотел, чтобы у нас с Бризфоллом были противоположные характеры. Так оно, дери его болотник, и вышло, — совершенно убитым голосом нарушил недолгое молчание скелет, — Сгинул мой брат, когда все это началось… Вышел к взбунтовавшимся воинам, хотел уговорить их одуматься, прекратить грабежи — а те его магией, будто какого-то монстра из чащи, разорвали… только лоскуты от него на ветвях повисли. И ни одна дворцовая вонючка, ни один разукрашенный серебром клоп из фиолетовокровых за него не вступился! Все они попрятались во дворце! И теперь почти все они живы, если это, вообще, можно назвать жизнью. Бризфолла же нет… А у меня не хватает смелости последовать за ним…

— Сочувствую тебе, керри Рэдфолл. Я уверен, твой брат занял достойное место в Вечном Лесу, — попытался утешить нежить Елоулиф: затевал он весь этот разговор для того, чтобы неживого витранга к себе расположить, а вовсе не наоборот.

— Я тоже уверен в этом, лими-харт. Надеюсь когда-нибудь увидеться с братом… Что бы там ни говорила фиолетовокровая плесень, — скелет сделал глубокие вдох и выдох (до этого Лиф не замечал за нежитью каких-то признаков дыхания), зло фыркнул куда-то в Лес, а затем, с неожиданной для Лифа теплотой, обратился к оленям, — Знаете, лимиверси, при всех ваших недостатках, у вас есть важные достоинства, которые большинство из нас растеряли: честность в чувствах и какая-никакая храбрость. По крайней мере, второе было у ваших предков, а первое я вижу у вас… Ну, хадоэ, что ты хотел возразить мне насчет пегадиров?

— Многие охотящиеся птицы не летают вместе и не похожи друг на друга. Ножелап, к примеру, или поклюй, — несмело возразил скелету Джинглбеллс. После чего ещё более трусливо поинтересовался, — В чем разница между харрти и хадоэ?

— Харрти это почти харт: по зрелости и согласию оленье естество погружают в живот и через несколько лун олень теряет способность иметь детей, в остальном оставаясь все тем же хартом. Харрти голубых или фиолетовых кровей называют керри, — пояснил скелет, — Хадоэ это такие как ты, кого полностью лишили оленьего естества. В цивилизованных царствах это делалось в качестве наказания. У вас же, лимиверси, насколько я знаю, хартов превращали в хадоэ от недостатка лекарского мастерства. Судя по тебе, за прошедшие века у вас изменилось немногое. Впрочем, я вас не осуждаю: мешать кровь с фордирами полезно даже для нас, а уж в ваших диких местах и подавно.

— Нет, керри Рэдфолл, я не знаю как было во времена твоей молодости, но сейчас олени кровь не смешивают: витранги женятся на ланях, фордиры женятся на фордирках, — вместо снова притихшего Джинглбеллса ответил Елоулиф, — Мой товарищ — сын случая. С ним старейшины вынужденно так поступили.

— Может быть, это и правильно. Не смешивайся зеленая и красная кровь, то и не было бы цветных кровей, — о чем-то своем хмыкнул скелет. Но, увидев, что пленники его не понимают, с изрядным раздражением добавил, — Неужели, вы и этого не знаете? Голубая кровь — маги, фиолетовая кровь — королевские рода, черная кровь — дириады, темная зеленая кровь — пуду.

Слова нежити звучали абсурдно, но возражать не имело смысла. Так что, Елоулиф лишь склонил голову в знак уважения.

— Я-не-знаю-как-тебя-называть-харт, у оленей кровь красная, а у дириад вместо нее зелёный сок, — внезапно напомнил о себе Джинглбеллс (Лиф про себя чертыхнулся: ну, вот зачем снова исчез джинглов страх?), — Я достаточно по Лесу походил, чтобы знать у кого какие цвета в жилах текут.

— И вы двое ещё называете себя магами? — усмехнувшись, сменил гнев на милость скелет, — Это не те цвета, юный хадоэ, что видят глаза. Эти цвета видит ум, пройдя путем пристальных размышлений. Впрочем, нам с тобой есть о чем поговорить: вижу, что ты уже изрядно узнал Лес и, хотя тебе не хватает учебы у хорошего наставника, ты вовсе не глуп. Думаю, с тобою и твоим товарищем время до заката пройдет веселее.

В ответ на слова нежити Джинглбеллс снова чего-то испугался, а Елоулиф про себя немного обиделся — его-то скелет интересным собеседником не назвал!

Елоулиф и Джинглбеллс провели весь день до вечера в беседах с нежитью. За это время Джинглбеллс как-то освоился и, даже, стал почти спокойно относиться к костлявому собеседнику. Елоулиф же, гораздо более привычный к разговорам с другими оленями, смог извлечь из обмолвок Рэдфолла кое-что полезное для приключенцев. Во-первых, земля эта называлась Зеленый Дол и была заколдована самими же местными витрангами в незапамятные времена, дабы оградить себя от таких как Лиф. Да так заколдована, что желтошкурый чародей даже и не знал как ЭТО назвать: рано или поздно любой, кто имел разум и не имел особой чародейской метки, терял себя, продолжая бродить в плену своих грёз пока не умирал от голода и жажды. С фордирами это происходило раньше, с витрангами позже, но неизбежно происходило. Во-вторых, из оленей Зеленый Дол населяла только нежить, которая под страхом окончательной смерти не могла покинуть свои волшебные владения. Преимущественно жителями заколдованного края были витранги “фиолетовой крови”, как их называл Рэдфолл. Что это значит Лиф так и не смог понять, но уяснил, что олени эти настолько заносчивые, что и на таких как их неживой собеседник смотрят свысока. Были в Зеленом Доле и другие волшебнокопытные обитатели, как сказал Рэдфолл, “красной и голубой крови”, а также фордиры-нежить. Но было их гораздо меньше, чем в те времена, когда этот край был землей живых. Как рассказал все тот же мертвый чародей, большинство оленей разбежалось из селения задолго до ритуала, обратившего его жителей в нежить, а землю — в заколдованный край. В-третьих, что заставило Лифа немало загрустить, и он, и Джингл в Зеленом Доле считаться магами могли разве только затем, чтобы не обидеть двух нежданных гостей. То, что шутя проделывал Рэдфолл с окружающей растительностью, заставляло золотошкурого полукровку в изумлении таращить глаза, будто олененка, впервые увидевшего друида за работой. Тогда как сам Лиф даже предположить не брался как можно навести заклинание, что само по себе столетиями висело над этим краем.

Вечером же вернулся второй скелет. Увидев беседующих с нежитью Лифа и Джинглбеллса, он отпустил в их сторону пару крайне обидных шуточек, тем сильно испортив первоначально неплохое впечатление о себе, после чего без особого труда магией усыпил обоих оленей.

Вновь вернулись в сознание Лиф с Джинглом уже поздним утром. Причем, по всей видимости, не без чьего-то злого умысла: встретили их противная ухмылка того скелета, что Рэдфолл называл Голдфоллом, и явно уже давно бодрствующие Сильвертэйл и Вайн, теперь занятые кашеварством и попутно опасливо косящиеся на нежить. Ни Сноубриз, ни Рэдфолл на глаза Лифу с Джинглом не попадались. Но пара воинов занималась кашей, а не поисками, так что…

Более-менее придя в себя, поприветствовав товарищей по приключению и получив целый комплект весьма задевающих колкостей от нежити, Елоулиф и Джинглбеллс присоединились к повседневным делам маленького отряда. Первый, не слишком доверяя нежити, с разрешения подозрительно покладистого Сильвертэйла уложил фордира на землю и чародейством проник в его разум. Судя по выражению лица Вайна, Лифова магия ни в какое сравнение с чарами Сноубриз не шла и причиняла фордиру существенный дискомфорт, но Лифа ощущения фордира ни в малейшей мере не заботили — он искал в личности Вайна повреждения или другие страшные изменения, оставленные волшебством нежити. Но, к собственному позору, ничего найти не смог: колдунами костлявые были куда более искусными, чем сам Лиф. Джингл же, отогнав Сильвертэйла от котелка и попробовав варево на вкус (при том сложив такую рожу, что даже вредный скелет тихо захихикал), принялся за готовку, добыв из своих седельных сумок несколько пучков пахучих приправ.

Чуть позже в лагерь вернулись Сноубриз и сопровождавший ее Рэдфолл. Как выяснилось из объяснений немало удивившейся нежити, среди нежителей Зеленого Дола испокон веков цвело поистине противоестественное преклонение перед ланями: скелеты не смогли отказать пленнице в просьбе позволить поразмять ноги. Сама же Сноубриз, когда улучила возможность, тихо нашипела на Сильвертэйла и Елоулифа, чтобы те не вздумали чего-нибудь геройского выкинуть — с нежитью приключенцам было не тягаться. Лиф свою ничтожность перед хозяевами Зеленого Дола давно осознал, а потому перенес слова лани легко, Тэйл же что-то там проворчал в ответ, но не слишком уверенно. Затем всех пригласил к столу Джинглбеллс.

После завтрака и кой-какого взаимного ухода за шерстью, костлявые пленители известили приключенцев, что их хочет видеть керверсин. На этом вынужденная стоянка была прервана, лагерь собран, а пятерка оленей, сопровождаемая ожившими скелетами, двинулась к неведомому поселению нежити.

Скелет по имени Голдфолл вел пленников, казалось бы, без всякой тропы или ориентира, напрямик сквозь зеленую толщу леса. Но, как это ни удивительно, дорога была легка настолько, что олени могли крутить головами по сторонам и глазеть на окрестности. Правда, до поры до времени смотреть вокруг было особо не на что: лес как лес, зелен, свеж, полон жизни — и не скажешь, что на нём висит заклятие.

Изменилось все совершенно внезапно: приключенцы прошли через очередные заросли, и обомлели. Естественный лес и подлесок обрывались резко, будто им сказали "Стоять!". За этой границей Леса уже не было. Была светлая, услужливая и удобная для оленя зелень (наблюдатель из иного мира и времени назвал бы ее "парк" или "сад"), на фоне которой в небо взмывали исполинские деревья, столь же светлые и неестественные, во множестве мест соединенные между собой широкими ветвями, словно специально облегчающими переход от одного гиганта к другому.

— Ну, лимиверси, разве, не это вы хотели увидеть... и пограбить? — глумливо усмехнулся золотой провожатый, — Добро пожаловать ко дворцу керверсина Кримсонфолла, владыки царства Зеленый Дол.

— Голдфолл, хватит над ними смеяться. Уже и тебе должно было стать понятно, что те это ещё налетчики, — неожиданно для Лифа заступился за оленей нагнавший компанию багряный скелет, — Веди, лучше, дальше — наверняка, уже весь дворец собрался, включая фордиров, на живых-то оленей посмотреть.

— Ой, да ладно тебе Рэдфолл, я всего лишь развлекаюсь. Когда еще такой случай Лес преподнесет? — беспечно хмыкнул золотистый костяк, и двинулся по направлению к возвышавшимся вдалеке древесным исполинам, — Пошевеливайтесь! Налетчики беличьи, хе-хе…

Приключенцам не оставалось ничего иного, как последовать за ним.

Сначала странный лес, через который их вел Голдфолл, был совершенно пуст. Но потом то тут, то там на пути пятерки оленей начали попадаться незнакомые ожившие костяки, с любопытством разглядывающие невольных гостей Зеленого Дола (и до дрожи пугающие необычно присмиревшего Джинглбеллса). Приглядевшись к ним, Елоулиф понял, что все это восставшие из мертвых фордиры. Впрочем, вскоре к ним присоединились и витранги, с удивлением (а часто и с презрением), смотревшие на пришельцев. Особенно желтохвостому магу не понравились те из живых мертвецов, кто носил на себе больше всего тканей и украшений: кажется, что эти, вообще, смотрели сквозь Лифа и его спутников, даже не замечая оленей. Но они их видели! и им было любопытно. Просто, эти древние олени кривили душой. Впрочем, рано или поздно, но любой путь кончается.

— Стой, голубая кровь. Ваши услуги больше не нужны. Дальше пленники пойдут со мной, — за одной из аккуратных зеленых стен колдовского леса оленей и их костяных провожатых ожидала группа обильно драпированной тканями и увешанной украшениями нежити. Слова же принадлежали рослому костяку, окруженному серым свечением. Судя по формам его призрачной фигуры, при жизни этот витранг был весьма красив. Вот только манерами, явно, не отличался — к сородичу он обратился даже с большим презрением, чем к червяку из гриба.

— Склоняюсь перед твоей волей, керсин Эшфолл, — тут же опустился на передние ноги и низко склонил рогатую голову золотистый скелет, а до чувствительного уха Лифа долетело его тихое ворчание: “У меня имя есть, фиолетовокровый задавака!”

— Позволь мне последовать за лимиверси, керсин Эшфолл, — без малейшего удивления Елоулиф отметил, что и Рэдфолл склонился в унизительном поклоне перед серым незнакомцем, — Они не знают обычаев цивилизованных народов.

— Следуй, холощеный, — пренебрежительно бросил серый скелет. После чего, даже не взглянув на пятерку оленей, развернулся к них крупом, и, позвякивая украшениями, двинулся по широкой тропинке, вымощенной синеватым мхом, — Пошевеливайтесь, дикари. Я не хочу, чтобы отцу пришлось ждать хотя бы один лепесток.

Товарищи серого наглеца тут же встали по бокам от приключенцев (но, при этом, выдержав изрядное расстояние и не скрывая своей брезгливости). Ну, а тем пришлось подчиниться и последовать за высокомерным скелетом.

Глава 8

Серая нежить шагала быстро. Похоже, высокомерному провожатому было совершенно все равно следуют ли за ним невольные гости или нет. Пятерка оленей с трудом поспевала за ожившим скелетом. Идущие по бокам от группки приключенцев товарищи серого тоже дополнительного комфорта не создавали: всю дорогу хранили презрительное молчание и такое брезгливое выражение призначных лиц, будто болотожора увидели. Когда на пути начало попадаться больше нежити, ситуация стала только хуже. Высокомерная стража без слов или лишних движений распугивала всех встреченных неживых оленей: одни прыскали в неприметные проходы при одном только их виде, другие делали недовольные мордочки и что-то тихо ворчали, но, все равно, нехотя убирались с пути. Спокойствия это не прибавляло.

Впрочем, Елоулиф, все равно, находил время вертеть головой по сторонам. Местность, через которую шли олени, не походила ни на что ранее Лифом виденное, и была настолько переполнена витрангской магией, что желтохвостый волшебник не чувствовал Леса. Возможно, Джинглбеллс и разобрался бы в этой чародейской мешанине, но золотохвостый полукровка сейчас был настолько перепуган избытком окружающей его нежити, что Лиф даже и не думал надеяться на его помощь. Сильвертэйл же, по всей видимости, понимал еще меньше лифова, а потому предпочитал прятаться под маской угрюмости и безразличия, вместе с Вайном прикрывая телами сестру. Так что, желтошкурому магу оставалось уповать лишь на себя и на благосклонность хозяев этого необычного места.

Наконец олени вышли из странного леса, и оказались у подножия исполинского древа. То было настолько велико и необъятно, что Елоулиф даже не сразу понял что перед ним. Гигантские корни, высотой превосходящие многие виденные хартом деревья, расходились от подножия зеленого титана словно в приветствии, открывая вид на светящийся мягким голубоватым светом вход. К последнему вел широкий пологий корень, волею неведомой магии превращенный в удобный для копыт подъем. По бокам этого чуда чаройства блистали медью витые ограды и сияли внутренним светом прекрасные голубые цветы. Впереди оленей ждал не менее огромный вход, приветствуя невольных гостей распахнутыми створками живых дверей. Так что нет ничего удивительного, что приключенцы при виде всего этого великолепия встали как вкопанные, от изумления открыв рты и вытаращив глаза. Даже Джинглбеллс, который, казалось бы, скоро от страха станет меньше мыши.

— Чего застряли, дикари? Пошевеливайтесь! — по спине Лифа прошласть хлесткая полоса боли. Надо отдать олешу должное, несмотря на неожиданность, он не проронил ни звука — лишь обернулся, и недобро взглянул на обидчика.

— Двигай костями, ущербный! — брезгливо фыркнул на Лифа сиреневый костяк, гася на копыте волшебный поток, которым только что, словно кнутом, прошелся по лифовой спине.

Отвернувшись от скелета, Лиф тихо выругался (по мнению волшебника, конкретно вот эта нежить лишилась всякого права называться витрангом), но подчинился приказу — вызов на честный поединок этот наглец вряд-ли принял бы от "дикаря".

— Кер Жакаранда, извинись! — неожиданно для Лифа раздался голос Рэдфолла, — Ты позоришь Зелёный Дол!

— Что? Извиняться перед краснокровыми лимиверси? — не на шутку удивился фиолетовый, — Уж не прогнила в твоём черепе древесина, голубая кровь?

— Кер Жакаранда, извинись перед лими-хартом Елоулифом, — упрямо повторил багряный скелет, — Вормвудское происхождение тебе не оправдание — ты позоришь Зелёный Дол…

— Заткнись, обкорнанный! — долетели спереди хамские слова того, кого нежить ранее назвала керсин Эшфолл, — Жак, если прислуга еще раз распустит язык, так и быть, позволяю отстегать голубокрового.

Багряный скелет не стал ничего отвечать, но брошенный им взгляд не сулил ничего хорошего ни Жакаранда, ни Эшфоллу. Лиф его чувства разделял, но искренне не мог понять почему Рэдфолл не бросит вызов хамам — выглядели те ничуть не крепче неживого любителя пернатых.

Остальные приключенцы тоже не были довольны деянием фиолетового мертвеца, о чем красноречиво говорили злые взгляды и тихие проклятия, которыми они награждали обидчика желтохвостого мага. Но подчиниться приказу пришлось. Олени нехотя двинулись вслед самодовольно шагавшему костлявому хлюсту. Теперь их внимание не привлекали даже зажигавшиеся при приближении оленей нежным голубым светом бутоны вьющихся лоз, чьи переплетения формировали поверх медной ограды чудесную светящуюся вуаль.

Внутри, в просторном зале, освещенном все тем же приятным глазу голубым светом, оленей ждала новая группа самоуверенных неживых хартов. Как и сопровождающие приключенцев скелеты, эти были разодеты в цветастые ткани и украшены множеством металлических колец, браслетов и ожерелий. Так что, Лифу они сразу же не понравились. Судя по раздраженному фырку, Сильвертэйл тоже, в годы-ряды, разделял мнение желтошкурого мага. А вот увязавшийся за оленями Рэдфолл…

— Керсин Рэйнфолл, я требую справедливости! — не обращая внимания на гневный оклик со стороны сопровождающей нежити, шагнул вперед багряный скелет, и требовательно обратился к стоящему во главе встречающих сородичу свинцово-серой масти.

— Снова?!.. — всхрапнув, гневно воскликнул мертвец. Правда, при этом его взгляд, почему-то, был направлен на пепельного скелета, — В чем состоит твоя жалоба, керри Рэдфолл?

— Я требую извинения для себя от керсина Эшфолла за оскорбления словом, извинения для лими-харта Елоулифа от кера Жакаранда за оскорбление делом и словом… — не колеблясь предъявил претензии Рэдфолл, — ...извинения для королевского рода от них обоих за тот позор, что они принесли этим Зеленому Долу.

— Тут моим судом не обойдешься, — в ответ нахмурился олень-нежить, на волшебной маске которого так и читалось “Как же невовремя!”, — Я извещу отца о твоих претензиях к моему брату и его приятелю, керри Рэдфолл. Но позже. Сейчас же, вы трое, как тяжущиеся стороны, покиньте дворец.

— Брат, ты будешь слушать этого голубокрового?!.. — резко шагнув вперед, возмутился пепельный скелет. Судя по позам и недовольным фыркам, его спутники тоже не были довольны тем, как обернулась недавняя грубость их предводителя.

— Эшфолл, замолчи. Это не первая жалоба на тебя от голубокровых. Пусть в этот раз с тобой разбирается отец, — свинцово-серая нежить даже не стала дослушивать возражения сородича, отмахнувшись от них передней ногой, — Уходи. И, сделай одолжение, притворись кротом — чтобы тебя и твоих дружков ни слышно, ни видно не было.

— Хорошо, брат, я уйду. Но знай, однажды ты пожалеешь, что потакаешь голубой крови! — не смог до конца выдержать твердого тона пепельный скелет, и под конец сорвался на злобный фырк в сторону свинцово-серого. После чего развернулся к тому крупом, и, нервно подрагивая, двинулся к только что пройденному выходу, — Мы уходи. Пусть этот любитель прислуги тешится со своим ненаглядным компостом.

На несколько минут в зале воцарилось молчание, длившееся до тех пор, пока последний из приятелей Эшфолла не скрылся за порогом.

— Капризная ланка… — страдальчески выдохнул свинцово-серый скелет. После чего подобрался, и обратился к оленям, — Лимиверси, вы без разрешения вторглись в чужие земли — не считайте себя нашими гостями. Вашу судьбу решит владыка Зеленого Дола керверсин Кримсонфолл. Следуйте за мной. И не смейте бежать.

Олени молча кивнули, и последовали за новым конвоиром, теперь окруженные уже его товарищами. Те держались столь же отстраненно, что и предыдущие, а потому доверия у Лифа не вызывали. Посмотреть же опять было на что. Извилистые коридоры, перемежающиеся огромными светлыми залами, казалось, были созданы самим деревом, а их исполинское нутро могло с легкостью вместить все Клены целиком да еще место бы осталось! При этом, здесь не было темно: свет проникал сквозь множество широких проемов, затянутых полупрозрачной пленкой, а где солнечные лучи не могли добраться, там глазам оленей помогали светящиеся бутоны, услужливо проросшие прямо из древесного тела. И все эти излишества в не имеющих ни одного прямого угла внутренних просторах титанического древа были не просто так. Свет отражался на покрытых незнакомыми узорами медных и бронзовых лентах, вросших прямо в плоть дерева, на странных рисунках, выложенных на полу, стенах и потолках из блестящих разноцветных камней, на сияющих металлом и эмалью оружии и посуде, на ярко раскрашенных деревянных и смоляных статуях, на тканях и украшениях встречных мертвецов, на многом другом, чем было богато это странное место. И все время, пока олени шли этими сказочными путями, к ним присоединялась все новая и новая нежить. Она шушукалась между собой, шуршала тканями, звенела украшениями и сверкала магией с остатков своих чародейских копыт, тем заставляя и без того испуганного Джинглбеллса прижиматься к боку Елоулифу. Желтого харта это проявление слабости вредным полукровкой развеселило, но показывать своих чувств Лиф не стал. В конце концов, такого унижения Джингл пока не заслужил.

— Остановитесь, — дойдя до полукруглого портала, причудливо заплетенного лозами, властно произнес свинцово-серый скелет, разворачиваясь к пленникам, — Каковы ваши имена и звания, лимиверси? Как я буду представлять вас владыке Зеленого Дола?

— Я — маг Елоулиф из Кленов, сын Гринлифа, — ударил ногой себя в грудь Лиф. После чего по очереди указал на своих спутников, — Маг Джинглбеллс из Терновника, сын странника. Воин Сильвертэйл из Медянки, сын Малахита. Лань Сноубриз из Медянки, дочь Малахита. Не-харт Вайн из Ягодной, сын Грэйпа.

— Сорцер Джинглбеллс и пейзан Вайн — полукровки? — сухим вопросом продолжил скелет.

Елоулиф подавился словами. От растерянности маг не мог выдавить из себя ни звука, не то чтобы отвечать.

— Харт Рэйнфолл, это так важно? — неожиданно подала голос Сноубриз.

— Керсин. Прошу, доэ Сноубриз, не смотря на твой прекрасный пол, соблюдать этикет, — уважительно склонила голову нежить, — Да, это важно. Я обязан представить отцу гостей так, кем они являются на самом деле. Это древнее, дарованное еще богами, право царя — знать своего гостя, даже нежеланного.

— С моими спутниками ты не так вежлив, керсин, — фыркнула Сноубриз, потихоньку нащупывая правильную линию поведения, — Да, Джинглбеллс из Терновника полукровка. От этого он не хуже других витрангов. Вайн же из Ягодной — фордир.

— Доэ, я не считаю харрти хуже прочих оленей. Я отдаю должное их самопожертвованию. Но владыка Зеленого Дола должен знать то, кто предстает пред ним. Даже если некоторые глупые олени считают везение при рождении достаточным поводом для насмешек, — довольно тепло улыбнулся лани скелет, — Теперь у тебя нет возражений?

Сноубриз удовлетворенно кивнула в ответ, и снова отступила под защиту брата и его оруженосца. Лиф же с нарастающей тревогой наблюдал за Сильвертэйлом. На лице серебряного харта отражалась легкая задумчивость.

— Следуйте за мной, лимиверси. Витранги на три шага за мной. Фордир на семь шагов за мной. Доэ на двенадцать шагов за мной. Сопровождать лими-доэ будешь ты, Эмералдфолл. Остальные, идут в свите, — еще раз оглядев пленников, распорядился свинцово-серый мертвец, — Никаких возражений, лимиверси! Имейте уважение к порядку дома, где вас принимают.

Скелеты, до этого сопровождавшие приключенцев, зашевелились, и споро расставили сбитых с толку оленей в причудливый порядок, а потом и сами разошлись полумесяцем за их хвостами. Рэйнфолл довольно цокнул фантомным языком, и развернулся к заплетенному лозами порталу. Кристальное копыто нежити засветилось, и лозы послушно заскользили, освобождая проход. Свинцово-серый костяк шагнул внутрь. За ним волей-неволей потянулись все остальные.

Переступив через порог, олени снова застыли. Над ними простиралось небесная голубизна, ноги ступали по редкой в Лесу каменной тверди, а по сторонам возвышались древесные стволы.

— Владыка Зеленого Дола, царь нашего народа, керверсин Кримсонфолл из Красного рода, твой верный сын исполнил твою волю, и привел к твоему столу гостей, — торжественно произнес свинцово-серый скелет, зачем-то чуть склонив голову, — Чести твоего гостеприимства просят сорцеры Елоулиф, Джинглбеллс, Сильвертэйл с диких окраин, их пейзан Вайн и незамужняя доэ Сноубриз, дочь сорцера Малахита с диких окраин, сестра сорцера Сильвертэйла с диких окраин.

— Молодец, Рэйнфолл, порадовал меня. А где Эшфолл и эти голубокровые, что нашли моих гостей? — откуда-то из глубины странного леса раздался властный олений голос.

— Отец, они не смогли прийти. Это отдельная история. Позволь, я поведаю ее позже, — свинцово-серая нежить снова чуть склонила голову.

— Позволяю, — голос явно одобрял слова Рэйнфолла. После чего переключился на приключенцев, — Как забавно, когда же у меня в последний раз были гости?.. Да, золотой лимиверси, это камень. Каменный лес внутри дворца. Люблю смешные украшения. Всегда забавляюсь тем, какое впечатление производит эта безделушка... Подними же уже глаза, дикарь, я на пару голов выше.

К огромному удивлению Лифа, Джинглбеллс приказ голоса выполнил… и чуть не упал в обморок. Желтошкурый маг спустить такого не мог. А потому, тоже оторвался от созерцания странного леса, и поднял глаза. Перед ним предстала поистине внушительная картина.

Впереди каменный пол загибался вверх, образуя возвышение высотой по живот рослому оленю. На этом возвышении, на фоне росписей, искуснее которых Лифу ещё видеть не доводилось, на вычурных постаментах восседал мертвый харт и его столь же мертвая подруга, разодетые ещё ярче и богаче, чем вся ранее встреченная приключенцами нежить. Оттеняя их, вокруг сидели и стояли другие ожившие костяки обоего пола, укутанные в ткани и наряженные в украшения одно замысловатее другого.

— А твой брат, желтохвостый, изрядный трус, — голос принадлежал мертвому харту, сидящему на лакированном деревянном-с-медью постаменте. И голос этот теперь выражал неудовольствие.

— Мы не братья, — только и сумел выдавить из себя Лиф, которому стало совсем неуютно под надменным взглядом древнего оленя и нескрываемым презрением его свиты.

— Отказываться от родной крови… Как же знакомо! Видно, теперь эта зараза добралась и до окраин, — скелет встал со своего места, и всего за пару скачков оказался нос к носу с Лифом, — Пока ты в моем доме, не смей отказываться от своего полукрового брата. Тебе все ясно, дикарь?

— Ясно, харт Кримсонфолл, — что ни говори, а Лиф изрядно струхнул: шутка ли, лично разозлить древнюю нечисть? Впрочем, эта встряска прочистила желтошкурому магу мозги, — Но мы, и правда, не братья. У нас разные отцы и родили нас разные матери.

— Керверсин! — тут же на ухо Лифу прошипел незаметно пододвинувшийся Рэйнфолл.

— Странно. А похожи, очень похожи, — владыка нежити вновь окинула оленей взглядом. Но теперь в ее голосе читалось сомнение, — Поклясться готов… А ваши отцы не братья?

— Нет х… керверсин Кримсонфолл, — успел поправиться Лиф, — Мы с Джинглбеллсом не родня ни в каком из колен.

Стоящий рядом Рэйнфолл недоверчиво фыркнул. На призрачном лице хозяина дворца тоже читалось недоверие.

— Оно и слава Лесу, — натянув кривую улыбку, попытался разрядить обстановку Лиф, — Джингл такая язва…

— Не братья. По крови. Верю, — в словах повелителя Зеленого Дола второй смысл звучал столь громко, что Лиф не смог удержать маску, и открыто сконфузился.

Со стороны свиты нежити послышались тихие смешки, а ухо Лифа даже различило что-то вроде "небратья от разного отца". Это задело хартов и Вайна, что тут же отразилось на их лицах. К смешкам сразу же прибавились презрительные фырки мертвых хартов и лукавые взгляды их подруг. В ответ Сильвертейл сам гневно фыркнул и погрозил насмешникам рогами. Впрочем, и Елоулиф на этот раз сдержался лишь отчасти: его ноздри раздулись от злости, а шея сама собой напряглась.

— Довольно приветствий. Беседы продолжим за столом, — неживому царю, видимо, быстро наскучило это представление. А потому, он резко оборвал его властным словом, — Заодно, вы, лимиверси, скажете мне: не растеряли ли мои повара мастерства за луны безделья?

Закончив, мертвый владыка Зеленого Дола развернулся вправо, и не терпящей возражений поступью скрылся за каменными стволами. За ним последовала его подруга, а уж за ней потянулась свита. Двинулся за царем и Рэйнфолл со своими товарищами, тем вынудив оленей снова начать неуверенно передвигать ноги по противоестественному лесу. Благо, наперекор опасениям Елоулифа, последний был невелик: вскоре приключенцы достигли его края, оказавшегося странным то ли чародейством, то ли копытным искусством — стеной, в которой, словно в воде, отражались каменные стволы, создавая иллюзию бесконечной чащи.

За залом каменного леса оленей вновь ждал чудесный, приятный копыту и глазу, коридор из живого дерева. Лиф с удовольствием втягивал носом знакомый древесный запах все время, что заняла дорога. Впрочем, недолгая. Вскоре приключенцы, сопровождаемые нежитью Рэйнфолла, вышли на свежий воздух — как сказал бы житель иного мира, на гигантский живой балкон с навесом из густо переплетенных ветвей. Хотя, оленям хватило впечатлений и без новых слов: вокруг простирался захватывающий дух вид с такой высоты, которую и вообразить себе никто из приключенцев не мог, а носы пятерки путешественников ласкали ароматы неведомых явств, которыми был полон один из столов, коих тут было немало. Как раз к нему-то оленей и отвел свинцово-серый призрак. Усевшись за стол и получив разрешение от хозяина дворца, приключенцы приступили к трапезе.

Сначала их никто не прерывал, позволяя приглушить голод. Но по мере того, как пятерка путешественников все чаще отрывалась от набивания желудков (кушанья оказались совершенно ни на что не похожи, так что Лиф даже не мог понять нравятся ли они ему или нет) в пользу разглядывания окружающих, их начали занимать разговорами. Неживого царя и его приближенных интересовали текущие дела в Лесу, повседневная жизнь селений, взаимоотношения оленей, приключения, дорожные слухи, досужие байки, друидские истории и многое, многое еще. Похоже, древняя нежить просто изнывала от скуки в своем затворничестве. Невольные гости зеленого дворца тоже в долгу не оставались, расспрашивая нежить в ответ. Правда, толку с этого было мало: большую часть разговоров костяков олени не понимали, а то, что понимали, касалось лишь самого Зеленого Дола. Ну, только что, Сноубриз смогла присоединиться к кучке призрачных ланей, за отдельным столом игравших в какую-то свою, ланью, игру.

- Крылатые олени? — удивился хозяин дома, когда Сильвертэйл по неосторожности заикнулся о том, что, наверное, перитоны с высоты именно так Лес и видят, как сейчас пятерка оленей, — Как ты их назвал? Перитоны? А не расскажите ли мне, лимиверси, про эту диковинку.

Вопрос костлявого царя, более похожий на приказ, ввел Сильвертэйла в замешательство. Так что, отдуваться за всех опять пришлось Лифу (Джинглбеллс хоть и немного подуспокоился, но все еще был слишком напуган, чтобы осмелиться заговорить с нежитью). Первым делом Елоулиф сознался, что уже разговаривал на эту тему с другим ожившим костяком, Рэдфоллом, который назвал перитонов пегадирами. Вторым же стал ответ на каверзные вопросы хозяина дома, который, похоже, знал о пернатых разбойниках куда больше самого Лифа. А под финал беседы изрядно помрачневший царь встал со своего места, и, сделав витрангам повелительный жест, направил шаги обратно внутрь дворца. Елоулифу, Сильвертэйлу и Джинглбеллсу волей-неволей пришлось покинуть Вайна со Сноубриз на попечение любопытной нежити, а самим последовать за властным скелетом.

Путешествие витрангов завершилось в гигантском зале, разделенном массивными древесными перегородками на множество коридоров и закутков словно пчелиный улей. При этом каждая, перегородка была испещрена множеством впадин, подобных сотам, а в каждой впадине лежали пластинки бронзы, меди, золота или запеченной глины.

— Читай, — властно указал костяной царь.

— Читать? — удивился Лиф, проследив взглядом за ногой хозяина дворца.

По стене живого дерева змеились вросшие бронзовые ленты, украшенные непривычным узором.

— Да, читай, — призрачные губы оленьего скелета исказились в раздражении, — Я не в настроении пререкаться, дикарь.

— Что такое «читать»? — надменный тон древнего уже изрядно поднадоел Елоулифу, но спорить с ожившим костяком и его домочадцами было далеко не самой здравой идеей.

— Что?! — в этот раз в гамме чувств хозяина дворца было не только раздражение. Древний властитель, явно, не верил своим ушам.

— Харт Кримсонфолл, я не знаю что такое «читать», — как смог укротил собственные эмоции Елоулиф.

— Керверсин! — тут, изрядно мешая в лифовом начинании, снова прошипел ему на ухо нужный титул Рэйнфолл.

— Ха-ха-ха!.. Это просто мило!.. — внезапно разразился лающим смехом хозяин дома, забыв даже о том, что желтохвостый гость опять поименовал его на простой манер, — Если бы я все еще верил в богов, то решил бы, что у них есть чувство юмора!.. Он даже не знает, что такое «читать»!.. Ха-ха-ха!..

Витранги удивленно воззрились на костлявого владыку, который продолжал хохотать во все свое призрачное горло. Окружающие же их скелеты тоже смеялись: кто подобострастно, желая угодить повелителю, кто искренне, а кто и с явным сочувствием к гостям.

— Керверсин Кримсонфолл, не знаю как у вас, но у нас, в Терновнике, не принято смеяться над гостями, хотя бы не объяснив где они облажались, — впервые за весь сегодняшний день подал голос Джинглбеллс.

— А, полукровка, — наконец-то отсмеявшись, повернул череп к полувитрангу царь, — Твой друг изрядно повеселил меня. Я так не смеялся последнюю сотню лун.

— И чем так повеселил тебя, о, повелитель Зеленого Дола, харт Елоулиф? Скажи же мне, могучий нравом старейший Кримсонфолл — посмеемся вместе, — самым своим мерзким тоном поинтересовался у нежити Джинглбеллс.

— А он у тебя, действительно, язва. Пожалуй, за такую наглость я, даже, наказывать не буду, — в призрачных глазах царственного скелета появилось веселье, — Сорцер Елоулиф, он тебе, точно, не кровный брат?

— Нет, керверсин Кримсонфолл, мы с Лифом не братья. Уж в этом мне можешь поверить, — снова влез осмелевший Джинглбеллс, — А теперь, не мог бы ты, старейший Зеленого Дола, объяснить мне над чем смеешься? А то я страсть как шутки люблю.

— Я смеюсь над тем, какими же дикарями стали потомки немытой черни с окраин. Это очень смешно, полукровка, — снова развеселился древний царь, — И для этого нужно было разрушить наши царства, чтобы их пра-пра-пра-пра-пра-пра-правнуки разучились читать? Поистине, достойная награда достойному начинанию.

— Понял. Я так Лифа тоже поддеваю, — со странным уважением взглянул на царственного скелета золотошкурый олеш, — Но в чем подвох, старейший? Что это за зверь такой “читай”?

— Понимаешь? Сомневаюсь. Но ты мне, лимиверси, нравишься. Оба вы, “не братья”, — усмехнувшись чему-то своему, ответил повелитель нежити. После чего снова обернулся к странным лентам металла, змеящимся по стенам живого зала, — Это искусство называется “письмена”. Некогда ему обучались все, кто претендовал называться магом, а не просто носить копыта на ногах. Узор, что ты видишь перед собой, при должной мудрости оленя, способен вести беседу. Так сохраняются слова от забвения. Тебе понятно, дикарь?

— Понятно, старейший, — к удивлению Лифа, вполне доверительно кивнул мертвецу Джингл, — Только мне больше с Лесом нравится. А скрытым колдовством пусть Лиф занимается. Не люблю я у оленей в головах копаться.

— Не братья, говорите? — ответ Джингла явственно улучшил настроение царю Зеленого Дола: он обвел витрангов веселым взглядом, после чего беспечно распорядился, — Рэйнфолл, отведи лимиверси обратно на бальный балкон, пусть веселятся. Потом сам проводи в гостевые покои. Меня не ждите. Сегодня я буду ночевать в библиотеке.

— Как будет угодно, отец, — чуть склонив голову, ответил свинцово-серый скелет.

— Не разводи лишних церемоний, — фыркнул царь, в чьем голосе все еще чувствовались нотки недавнего веселья. После чего повелительно махнул ногой, — Иди.

— Идемте, лимиверси, — направился к выходу из странного зала Рэйнфолл.

Витрангам не оставалось ничего иного, как последовать за ним.

— Дикари, я беру свои слова назад. Можете чувствовать себя гостями. Надеюсь, вы не обманете оказанное вам доверие, — подождав оленей в коридоре, высказал Елоулифу свое мнение свинцово-серый древний дух, — И, да, сорцер Елоулиф, твой “не брат”, и правда, еща та язва. Если он так со старшим разговаривает, то как же тебе достается?..

Лиф не сдержался, и картинно возвел очи горе. Нежить в ответ сочувственно фыркнула. На что Джинглбелл, совсем осмелевший после разговора с мертвым царем, сам закатил глаза, и испустил полный тоски вздох. Рэйнфолл не выдержал, и прикусил собственную призрачную переднюю ногу, дабы не рассмеяться. Со стороны прочей нежити, шедшей сзади, тоже послышались смешки и приглушенное шушукание. Сильвертэйл же отметил все это неодобрительным ворчанием о том, что у магов в черепах содержимое совсем уже забродило.

После возвращения на балкон витранги в первую очередь озаботились делами Сноубриз и Вайна. Но опасения олешей оказались напрасны. Белоснежная лань и коричневый не-харт с увлечением стучали фишками в кругу призрачных оленей, а на попытки поинтересовться тем, как у них дела просто вытолкали Елоулифа и Сильвертэйла вон. Недавно же освободившийся от пут страха Джинглбеллс, отпустив пару едких шуточек про умственные способности хартов, и, захватив с оленьего стола большую тарелку с неведомой, но очень вкусной закуской, тоже влился в кружок игроков. Обескураженным Тэйлу и Лифу пришлось вернуться обратно за свой стол, где и предаться угрюмому поеданию изысканных лакомств. Впрочем, и они недолго оставались в одиночестве — очень быстро к ним присоединился Рэйнфолл с приятелями, и принялся расспрашивать оленей об их жизни и приключениях. Так этот странный пир продолжался дотемна. Правда, пировали лишь олени — нежить ничего не ела, с лихвой компенсируя это болтовней и играми. С наступлением же сумерек все опять поменялось: светящиеся бутоны под живым навесом вспыхнули с новой силой, и по их зову прилетели стаи разноцветных светлячков, своими жучиными хороводами образуя странные, но приятные оленьему глазу узоры. Пришло время танцев. Нежить разбилась на пары, и, пользуясь, лентами разных цветов, закружилась в странных и непривычных оленям движениях. Впрочем, основная суть была понятно. Так что, Тэйл красноречиво показал Лифу рога. Лиф в ответ гневно раздул ноздри, но сдержался. Впрочем, заметили эту пантомиму не только живые глаза: Рэйнфолл оставил хартов, и, подойдя к стайке ланей, в наигалантнейших выражениях пригласил Сноубриз на танец. Лань не смогла (а, может, не захотела?) устоять перед обаянием свинцово-серого призрака, и, с благосклонностью приняв ленту цвета грозового неба, закружилась с ним в танце. Харты же остались недовольно смотреть на эту выходку для одного сестры, а для другого возлюбленной. Вывели их из этого состояния лишь слова “Два дурака”, сказанные ехидствующим Джинглбеллсом практически в уши олешам. Харты вздрогнули. После чего недобро посмотрели на заполняющего опустевшее блюдо новой порцией закусок Джингла. Но предъявить золотошкуромы было нечего: дураки, нечего возразить.

Видимо, нежить собиралась веселиться всю ночь напролет. Но после двух танцев Рэйнфолл и Сноубриз вышли из круга танцующих, и направились к оленям. Там свинцово-серый призрак вернул лань Тэйлу. А потом в не терпящем возражений тоне предположил, что приключенцы уже устали и хотят отойти ко сну. Тут же, не дожидаясь пока харты что-то сообразят, его поддержали Сноубриз и Джинглбеллс: у них уже ноги подкашиваются и, вообще, день выдался не самый легкий. Сильвертэйл и Елоулиф опять (в который уже раз за сегодня?) оказались вынуждены подчиниться.

То, что отвела для невольных гостей нежить, желтохвостый маг даже вообразить себе не мог. “Гостевая хижина” находилась у самой земли и из нее олени могли свободно выйти в тот странный лес, что окружал дворец мертвого царя. На этом схожесть с привычным Лифу кончалась. “Хижина” расположилась в теле одного из корней титанического древа: это был набор небольших комнат, лучами расходящихся от большой центральной комнаты со столом и странным очагом без огня. В одной из комнат бежала проточная вода, остальные же, похоже, предназначались для сна, но больше двух оленей вряд ли бы поместилось хоть в одной из них. А с таким большим олешем как Сильвертэйл места, вообще, только для одного хватало. Так что, приключенцы, под усталый вздох нежити, принялись перетаскивать предложенные постели из маленьких комнаток в большую. После того как все пятеро устроились на ночлег Рэйнфолл научил витрангов приглушать свет голубых цветов, а потом вместе со своими приятелями покинул оленей. Те же облегченно вздохнули, и принялись готовиться ко сну.

— Мог бы и не скрывать, — устраиваясь на непривычно мягкой подстилке, кивнул Джинглбеллсу Сильвертэйл, — И, маг, я теперь в чем-то понимаю желтошкурую лань: тебя порою придушить хочется. С другой стороны, ты при мне столько ее подхвостье спасал… Слушай, а вы с Лифом, правда, не братья?

— Джингла не трогай, переросток! Он не виноват, что родился полукровкой! — тут же вскочил со своей постели Елоулиф, — Если хочешь кого-то унижать, то вот он я!

— Ну, братец, ты и дурень. Разве, не видишь, что Джингл и Лиф совсем не похожи? Или мертвецов наслушался, и поверил? Так они живого оленя сколько лун уже не видели? — фыркнула из своего мягкого облака Сноубриз, — И ты, женишок, тоже успокойся. Не хотел мой братец Джингла обидеть. У него ума на это не хватит… Джингл, а что ты мне, как лань лани, скажешь? Обиделась?

— На кого, Бриз? На хартов? Ну, я же умная лань — на дураков не обижаюсь, — хихикнул со своего места Джинглбеллс.

— Маг, прости, Не хотел обидеть. Просто, все говорят, что вы с Лифом братья, вот я и подумал… — замялся было Сильвертэйл, но потом его осенило, — А, про полукровость!.. Никогда о таком не слышал, но что в этом обидного? Главное, что не трус и олеш хороший.

— Да нет, воин Сильвертэйл, Джинглбеллс очень даже трусиха. Знаешь, как я, слабая и беззащитная ланочка, сегодня перетрусила? — тонюсеньким голоском изобразил испуг золотохвостый.

— Не один ты маг. Я тоже испугался. Не каждую луну попадаешь в страшные истории от очага, — не согласился с ним фордир, — Наверное, и хорошо, что я день до этого не помню.

— Все мы перетрусили, Вайн. Даже, мой дубоголовый братец, — подбодрила фордира Сноубриз, — Тэйл, скажешь, что я вру, и ты ничего не боишься?

— Не скажу, Бриз. Ты, все равно, мои слова перевернешь так, как тебе хочется, — недовольно фыркнул Сильвертэйл, — Ты лучше скажи, что это за танцы с этим мертвецов были? Ты это что выдумала?

— Ой, дурень!.. Два дурня, — заметив еще и недовольную мордочку Лифа, закатила глаза снежно-белая лань, — Джингл, скажи: дурни же?

— Дурни, подруга, дурни. Такие дурни, что по Лесу ходить стыдно, — зевнул со своего места Джинглбеллс, — Ну, не знаю как вы, харты и Вайн, а мы, лани, устали. Всем зеленых снов!

На этом золотошкурый маг притушил свет чудесных цветов, и, зарывшись носом в подстилку, картинно засопел. Сноубриз тоже, пожелав хартам и Вайну “темной ночи”, устроилась на своей постели, и закрыла глаза. Елоулиф, оказавшись без собеседников, последовал ее примеру. Бодрствовать остались одни лишь Сильвертэйл и Вайн, еще немного о чем-то пошептавшиеся между собой. Но и их надолго не хватило — вскоре ночь взяла свое.

— Лиф, исправь мой разум! — сквозь сон пробился яростный шепот. Лиф, не очень понимая по какую сторону Полога Ночи он находится, лишь дернул ухом, и попытался снова провалиться в забытье.

— Лиф, вставай! — теперь уже Елоулифа требовательно затрясли чьи-то копыта. Деваться сонному олешу было уже некуда, — У?.. Что?..

— Лиф, мне помощь нужна! Залезь мне в череп! — перед только-только раскрытыми глазами Лифа возникла взволнованная мордочка Джинглбеллса. Ночная тьма ясности происходящему не придавала, — У?.. Джингл?..

— Да, да, Лиф, я это, Поганка! Давай, поднимайся! — продолжил толкать сонного мага Джинглбеллс, — Поднимайся же уже!.. И потише! Не разбуди никого! Хватит мне и того, что они о моем ублюдстве узнали…

— Да, да.. Джингл… Зяв!.. Дай в себя прийти… — сквозь отступающий сон зевнул Елоулиф, — В Лес?

— В Лес, — кивнул во тьме Джинглбеллс, и тут же, осторожно переступая через спящих приключенцев, направился к выходу из “гостевой хижины”. Лиф последовал за ним.

Ночь была ясна и светла. Что было только на пользу двум магам: им еще ни разу не доводилось бывать в таком Лесу (если его, вообще, можно было назвать Лесом), а потому отчетливо видеть путь оказалось большим подспорьем. Пара витрангов сделали несколько петель в странно правильных зарослях, и, наконец уткнувшись в непроходимую зеленую стену под раскидистым деревом, остановились.

— Лиф, я помню о чем мы с тобой договаривались. Но исправь мой разум! — удостоверившись, что поблизости никого нет, взмолился Джинглбеллс.

— Джингл, не смешно. Ну, вот ни капельки, — насупился Елоулиф, который уже настроился, что золотохвостый олешь выдернул его из постели посреди ночи ради чего-то действительно важного, — Шутка как у олененка.

— Лиф, ты мне нравишься! — мордочка Джинглбеллса стала совсем несчастной.

— Джингл, ты сейчас серьезно?.. — опешил было Елоулиф, но тут ему закралось подозрение, — Нет, серьезно? Как я тебе нравиться начал?

— Лиф, не издевайся! Разум мой исправь! Немедленно! — от избытка чувств громко зашипел на собеседника полувитранг.

— Ну, все-таки, как я тебе нравлюсь? — усмехнулся Лиф, намеренно принимая позу поинтереснее, — Джингл, расскажи.

— Лиф, не изде!.. Гульп!.. — подавился словами Джинглбеллс, глядя на то, что выделывает Елоулиф, — Лиф, не надо, прошу!.. Я не знаю что со мной! Мне страшно!

— Зато я знаю, — натешившись, примирительно протянул ногу Елоулиф, — Джингл, копаться в твоей голове я не буду. Лучше скажи: давно это у тебя?

— С этого утра, — расстройство золотохвостого олеша было не напускным, — Я как на твой зад взгляну, так и не знаю что со мной творится!

— Жар внутри? Соображаешь туго? И реку вспять обратить готов, да не знаешь какую? — Лиф весело фыркнул: очень хотелось посмеяться над Джинглбеллсом, но было нельзя — сам таким же дураком когда-то был.

— Лиф, не томи: что со мной? — с пылкой надеждой вопросил золотохвостый.

— С Первой Весной, Джингл! Хартов эликсир подействовал, — во все зубы улыбнулся растерявшемуся товарищу Елоулиф, — Ну, как тебе, харт? Больше шутить над лимонодумами не хочется?

— У скромной лани по имени Джинглбеллс нет лимонов, о, мудрый маг Елоулиф, — попробовал отшутиться Джингл, изобразив дурашливый поклон.

— И мозгов теперь тоже, — уже не смог сдержаться Лиф. После чего примирительно добавил, — Джингл, не бойся ты так. Это нормально. Мы все себя так весной чувствуем.

— Паршиво же вы себя, харты, чувствуете, — в этот раз без скоморошничества посетовал Джинглбеллс, — А теперь еще и что-то между задних ног мешается…

— У тебя ствол отвердел, Джингл, — опять не смог сдержать улыбку Лиф, — Я же говорил, что ты не представляешь, во что себя втравливаешь.

— А еще я есть больше стал. И удаль дурная сегодня появилась. Только не прими я хартов эликсир, так вас бы, о, могучие харты, свины падальщикам скормили, — в ответ съехидничал Джингл. Но надолго его ехидства не хватило, — Лиф, это уже совсем невыносимо становится! Что ты делаешь, когда у тебя ствол твердеет?

— По хорошему, тебе в Первую Весну надо бы семя спустить. Но вряд ли у хозяев Зеленого Дола найдется фордир для тебя. Так что, терпи, — вздохнул Елоулиф, припоминая собственный опыт “терпения”, — Джингл, мне, правда, жаль тебя. Но другого средства я не знаю.

— И на том, Лиф, спасибо… Если опять что-то случиться, я могу с тобой поделиться? — в словах золотохвостого особой уверенности не чувствовалось.

— Конечно, — утвердительно кивнул Лиф, — Если что, снова разбуди меня ночью — на этом же месте и поговорим. Без моего совета не рассказывай остальным. Согласен?

— Согласен, — в ответ кивнул Джинглбеллс, — Лиф, скажи честно, есть хоть что-то хорошее в том, чтобы быть хартом? Ну, кроме оленят. У меня же их, все равно, не будет — лимоны-то обратно не отрастут.

— Джингл, а ты думаешь, я, хоть и с лимонами, уверен, что у меня оленята будут? — в ответ фыркнул Лиф, но тут же поумерил свое веселье, — Есть, и немало хорошего. Просто, эликсир на тебя подействовал тогда, когда от нашей хартовой сути больше бед, чем веселья. Зато, Джингл, у тебя скоро силы прибавятся — научу тебя на рогах драться.

— Вот радости-то: последний ум об древоголового харта выбивать, — картинно проворчал Джинглбеллс. Но от Лифа не укрылось, что настроение полукровки улучшилось, — Давай тогда возвращаться, пока нас не хватились. Может, еще и уснуть получится.

— Ты только о ланях не думай, а то, точно, не уснешь, — чуть не прыснул Елоулиф.

— Болотник ты, Лиф, — в ответ фыркнул Джинглбеллс, — Но хоть шутить немного у меня научился. Может быть, из тебя и выйдет толк… а не только разминка для Тэйловых копыт.

— Ой, спасибо тебе, добрый мерин Джинглбеллс, — картинно поблагодарил Джингла Лиф, вовсе не обидевшись на подначку золотохвостого.

— Всегда пожалуйста, харт Елоулиф, — ответ полукровки тоже был подчеркнуто несерьезен: в этот раз Джингл не хотел обижать желтохвостого товарища, — Слушай, Лиф, а ходить так еще неудобнее, чем стоять.

Лиф фыркнул, но отвечать не стал — на языке вертелось парочка замечаний по поводу джингловой походки, после которых желтохвостому магу пришлось бы снова испытать на себе остроумие полукровки. Так что, молодой харт просто повел все еще изрядно растерянного товарища обратно в “гостевую хижину”. Благо, там, кажется, полуночную отлучку магов не заметили.

Последующие дни прошли для приключенцев без особых потрясений. Правда, это отнюдь не говорит о том, что выдались они легкими и безоблачными: нежить толпами преследовала оленей, по дюжине раз выведывая о нынешней жизни за пределами Зеленого Дола. Видимо, ожившие костяки изрядно скучали в своем добровольном заточении. Что, впрочем, не означало, что все они были приятными собеседниками: среди нежити хватало таких высокомерных и недоброжелательных “фруктов”, кто был ничуть не лучше приснопамятных Эшфолла и его дружка. Но, как и всегда, не бывает весной лишь дождливых дней. Помимо надутых спесивцев приходили на беседы к оленям и вполне приятные в общении призраки. Так снова встретились приключенцам их первые в Зеленом Доле знакомцы. Рэдфолл все еще ждал суда керверсина, но был очень не против поболтать с магами о Лесе. А Голдфолл, нарвавшись на отпор осмелевшего Джинглбеллса, перестал обидно подшучивать над оленями и оказался вполне неплохим, хоть и совершенно несерьезным олешем. Но, все равно, любому делу когда-то приходит конец.

На пятый день “в гостях” приключенцев навестил Рэйнфолл, и, предварительно высказав изысканный комплимент Сноубриз, велел рогатой части витрангов следовать за ним.

Короткое путешествие трех оленей закончилось на небольшой площадке, вознесенной отдельной мощной ветвью над кронами всего остального дворца. Там, среди странных бронзовых конструкций, их уже ждал владыка Зеленого Дола.

— Отец, как ты и приказал, — уважительно наклонил голову перед царем свинцово-серый скелет. После чего пододвинулся в сторону, — Лимиверси, проходите, не заставляйте керверсина ждать.

Вся троица оленей послушно шагнула вперед, и так же чуть склонила головы, копируя Рэйнфола. Только Джинглбеллс сделал это нарочито дурашливо.

— А полукровка все не присмирел, — усмехнулся царственный мертвец, и приветственно качнул рогами, — Ну, что же, приветствую вас, гости мои.

— Послушных фордиров, керверсин Кримсонфолл, — третью привычного приветствия ответил Елоулиф, рассудив, что пожелание нежити плодовитой жены и здоровых оленят будет не самыми умными словами.

— Почтение вам, старейшина Кримсонфолл, — Сильвертэйл же поступил проще, воспользовавшись своим правом воина быть не очень умным и не слишком учтивым.

— Удачи тебе в твоих делах, старейший, — теперь страха у Джингла не было и на фырк. А вот наглости — с избытком, — Что ты хочешь нам поручить?

— А ты, лимиверси, и к друиду на “ты” обращаешься? — намекающе приподнял призрачную бровь мертвый царь. У Лифа же задергалось левое ухо и зачесались копыта отвесить обнаглевшему золотохвостому хаааароший подзатыльник.

— Мои извинения, старейший. Не вините глупость молодости, — в подчиненной позе склонился перед скелетом Джинглбеллс.

— Вот этим ты мне и нравишься, полукровка: сообразительный. Так что, так и быть, на этот раз ты наказания тоже не получишь, — удовлетворенно кивнул лесной владыка. После чего обратился ко всем трем оленям сразу, — Твой “не брат”, сорцер Елоулиф, правильно понял причину, по которой я пригласил вас. Вы хотите вернуться в ваши земли?

— Керверсин Кримсонфолл, конечно, мы хотим этого, но… — почувствовав подвох, начал подбирать слова Елоулиф.

— Без сестры и Вайна я никуда не пойду! Что хотите говорите, старейшина! — вперед Лифа выступил набычившийся Сильвертэйл.

— Старейший, зачем жестокость? Мы без вашего мудрого слова не знаем куда идти, — согласился с хартами Джинглбеллс, — Просто, скажите нам, чего вы хотите — мы сделаем, если дело не грозит славе хартов и невинности магессы Сноубриз.

— Полукровка опять зрит в самую сердцевину… Только дерево не то, — благожелательно усмехнулась нежить, — Я не намерен брать в заклад ваших спутников. Хотя, предложить убежище лими-доэ было в моих намерениях: негоже лани по Лесу ноги ломать. Но, я смотрю, на окраинах обычаи совсем дикарскими стали. Так что, пусть решает ее родственник.

— Спасибо вам, керверсин, — поблагодарил неживого царя Елоулиф, хотя в душе и не испытывал никакой благодарности к “радушному хозяину”.

— Не криви нутром, дикарь, — отмахнулся оживший костяк. После чего перешел к иной теме, — Твой “не брат” прав: у меня есть для вас, лимиверси, поручение. Если вы его выполните — мои сыновья проводят вас туда, откуда вы пришли в мои земли. А если нет… Уже не оленята, сами понимаете: того, кто в волчьи кишки попал, уже ни я, ни кто другой обратно в Лес не возвернет. А волков, я думаю, там будет много.

— Мы слушаем вас, старейший, — в этот раз Джингл был чуть ли не подобострастен.

— А ты все насмехаешься, наглец. Но я тебя снова прощаю: таких льстивых насмешек я не получал со времен Винглесс Санрута. Хороший был друид, тело его травой, — фыркнул царь нежити, затем перейдя на деловой тон, — Мое царство отрезано от остального мира не настолько бесповоротно, как любят думать те мои подданные, что ленивы и не изобретательны. Дни с нашей последней беседы я потратил на то, чтобы разузнать то, чем сейчас живет Кервидерия.

Олени почтительно промолчали. Царственный скелет бросил удивленный (и насмешливый) взгляд на Джинглбеллса, но не прервался.

— И вести меня не радуют: Лес полон злобных пегадиров, — теперь нежить заметно помрачнела, — Птичьи глаза видят этих падальщиков. Деревья чувствуют их гнезда. В снах оленей небо заслоняют зловещие рогатые тени.

— Это неудивительно, керверсин. Перитоны всегда были, — Лиф сам не знал зачем он полез со своим мнением, но, ведь, полез же, — Мы, просто, живем с ними. Это как зима или волки: мы их не любим, но они всегда были и всегда будут.

— Фордиры тоже когда-то были свободными. А теперь? — насмешливо фыркнула нежить, — Рогатым стервятникам мы готовили ту же судьбу. Не только я, но множество неравнодушных к нуждам оленей магов и друидов.

На мордочках Елоулифа и Джинглбеллса читалось явное непонимание, а Сильвертэйл даже и понять речи скелета не пытался. Впрочем, того все это не волновало: он продолжал.

— Видимо, что-то пошло не так, — голос нежити сделался задумчивым, — Солнечный Лес разорен и заброшен, лишь волки да падалщики рыщут там. Отыскать Хорнирама, как и прочих Санрутов, в Мире Снов я не смог. А нынешние друиды столь неумелы, что даже не могут понять, что я зову их во Снах.

Елоулиф и Джинглбеллс переглянулись. “Во снах можно говорить с другим оленем?” — шепотом спросил Лифа золотохвостый полувитранг. “Ни разу не слышал. Может, друидский секрет?” — отрицательно качнул головой Лиф, — “Умеешь глазами птиц смотреть?” Джингл скорчил скептическую рожицу, — “Я похож на Лесного Отца?”

— Нет, не похож. Потому, что вы, оленята, забыли про простейшее “волчье ухо”, — вместо Лифа ответил скелет. После чего, усмехнувшись двум сконфузившимся олешам, продолжил как ни в чем ни бывало, -Так что, я хочу поручить вам, лимиверси, поход к Великому Древу: взглянуть на место нашего заклятия — где его сила? почему пегадиры все еще тиранят Лес? На нынешних друидов у меня надежды нет: раз они даже во Сне ходить разучились, то и не поймут моих вопросов.

— Но мы тоже не поймем, керверсин. И мне, и Джинглу очень далеко до друидского искусства, — уважительно склонил голову Лиф.

— Вам и не требуется понимать. Только посмотреть, а потом рассказать об увиденном мне. На этом я признаю службу оконченной. В помощь я дам вам проводника, — тон владыки нежити стал покровительственным, — Согласны?

— Старейший, вы даете слово, что после этой службы поможете нам вернуться домой? — в ответ вопросил Елоулиф, который вовсе не пропускал мимо ушей истории о хитростях потусторонних сил, что рассказывали старшие и прохожие друиды.

— Слово владыки Зеленого Дола, — в воздухе на мгновение повис незнакомый оленям чародейский символ.

Лиф вопросительно взглянул на товарищей.

— Я согласен, — утвердительно кивнул головой Джинглбеллс. После чего хихикнул, — Вот Сноубриз-то с Вайном обрадуются — теперь я тоже тупоголовый харт.

— Я согласен. Не до старости же нам тут брюхо наедать? — Сильвертэйл тоже никаких колебаний не испытывал, в отличие от Лифа.

— Керверсин, мы согласны, — удостоверившись в твердости товарищей, обратился к царю нежити Елоулиф.

— Тогда, скрепляю наш договор, — от кристального копыта мертвого царя отделились три сгустка магии, формой напоминающие недавний чародейский рисунок, и подплыли к витрангам.

— Мое слово мага и харта, — мгновенно распознав в причудливых завитушках договор между волшебниками, коснулся копытом чародейского огонька Елоулиф.

— У меня ничего, кроме моей славы мага, нет, старейший. Так что, не обессудьте, — чему-то своему усмехнулся Джинглбеллс, хитро стрельнув глазами в сторону Лифа. После чего тоже коснулся копытом своего огонька, — Клянусь как чародей.

— Слово воина и харта, — позже всех коснулся копытом своего огонька Сильвертэйл, явно не очень доверяя незнакомому колдовству.

На этом огоньки вспыхнули, и, сменив цвет с зеленого на алый, исчезли. Владыка Зеленого Дола удовлетворенно кивнул этому.

— Можете быть свободны: отдыхайте, веселитесь, готовьтесь к походу, — разрешающе махнул передней ногой скелет, — Выходите через два дня.

На этом древний витранг отвернулся к загадочным бронзовым приспособлениям, и занялся неведомым чародейством. Троица же оленей, в меру умений почтительно попрощавшись, направилась обратно в “гостевую хижину”. Эмоции в это время они испытывали очень противоречивые.

Глава 9

День перед уходом оленей был наполнен суетой. Нежить, даже та, что раньше выражала неприкрытое презрение к незваным гостям, вдруг захотела всенепременно лично с ними попрощаться. Конечно, делалось это преимущественно от скуки, но хлопот доставляло не меньше, чем если бы шло от чистого сердца. Так что, Сноубриз и Сильвертэйлу пришлось отдать свой последний день в гостях болтливым скелетам. Впрочем, нельзя сказать, чтобы лани такое внимание не нравилось. Особенно, если принять к рассмотрению то, что оно нередко сопровождалось подарками. Ее же серебряннохвостый брат изнывал от избытка популярности, не зная как себя вести среди всех этих странных неживых витрангов — привычные образы “настоящего харта” и “сурового воина” в этой компании не спасали.

Пока дети Малахита отвлекали на себя костяную публику, Елоулиф, Джинглбеллс и Вайн занялись запасами для предстоящего похода. Что, вопреки опасениям желтохвостого мага, оказалось не таким уж и сложным делом: местные фордиры и краснокровые витранги (Лиф так и не понял всех этих тонкостей с расцветками влаги жизни) хоть и не нуждались в пище и лекарствах, но исправно пополняли запасы дворцовых подвалов. Так что, сумки оленей заполнились провизией быстро: съестных припасов неживым хозяевам было совершенно не жалко, а готовить продукты к походу они умели гораздо лучше, чем ныне живущие рогатые поколения. С зельями было сложнее. Как оказалось, большую часть привычных Джинглу и Лифу составов скелеты не изготовляли, а пользоваться их, совершенно незнакомой, аптекой было боязно. Оба олеша прекрасно помнили то, как они еще до Первой Весны Елоулифа намешали кое-что из запасов старейшины Растиливса с медом, от чего потом добрую луну чесались и чихали. Так что, чародеи, по взаимному молчаливому согласию, ограничились лишь базовыми ингредиентами и прекрасной знахарской посудой нежити, выполненной из незнакомого и очень красивого прозрачного камня. После чего в обширных амбарах Зеленого Дола появился Рэйнфолл, и известил рогатых магов, что его отец желает побеседовать с ними. Лифу с Джинглом пришлось оставить Вайна наедине с дворцовым ключником и его помощниками. Благо, что дела с чародейскими ингридиентами были уже улажены, а с остальными припасами фордир мог разобраться ничуть не хуже витрангов (а кое с чем и получше).

Керверсин ожидал оленей на все той же площадке, где виделся с ними в последний раз. Теперь Елоулиф и Джинглбеллс чувствовали себя куда увереннее, да и мертвый царь их не торопил — после взаимного приветствия он дал им время осмотреться и внутренне подготовиться к предстоящей беседе. Лифа заинтересовали странные бронзовые конструкции (царственный чародей пояснил, что они предназначены для наблюдения за небесными светилами), тогда как Джинглу был куда ближе великолепный вид на бескрайнее зеленое море, что открывался с этой, высочайшей во всем Зеленом Доле, вершины.

— Прошу, керверсин Кримсонфолл, простить нас за то, что мы, неразумные юнцы, потратили столь много вашего времени, — наконец оторвавшись от возни с незнакомым чародейскими приспособлениями, вежливо обратился к скелету Елоулиф, — Вы желали говорить с нами?

— Времени у меня вечность. Вы тратили только свое время, лимиверси, — усмехнулся в ответ мертвый царь. После чего перешел к делу, — Я обещал вам проводника: вот он. Теперь же смотрите и запоминайте.

Волшебство костяного чародея подняла на уровень глаз оленей небольшой амулет зеленого камня. Елоулиф и Джинглбеллс насторожились, изо всех сил “вслушиваясь” в магию царя. Та была проста, но действенна: из камня возник конус зеленого света, и, чуть качнувшись, уверенно указал на только ему ведомую цель.

— Это ваш проводник. Его острие поведет вас к месту, где мы условились провести ритуал избавления Леса от пегадиров, — магия хозяина дворца подернулась рябью, — А так вы сможете изменить направление острия, и оно поведет вас обратно к моему жилищу.

— Понятно, старейший. Спасибо вам за такого помощника, — вперед Лифа ответил Джинглбеллс. Лиф недовольно фыркнул, но надоедать царю нежити со своими благодарностями не стал.

— Каким бы я был магом, если не пустил бы вам, олухам, пыль в глаза? — в ответ насмешливо фыркнул скелет, ставя вновь обнаглевшего Джингла на место, — Но, думаю, только этого будет мало. Еще я припас для вас кое-что действительно ценное.

Лиф и Джингл переглянулись, и жадно впились глазами в древнего чародея. Тот тянуть время не стал — перед витрангами появился полупрозрачный голубой цветок, казалось, состоящий из воды и наполненный изнутри лунным светом.

— Цвет памяти, — пояснил костяной собеседник, — Когда найдете место ритуала, сорвите с него петлю моей магии (вы оба это можете, я знаю), и он даст семя. Расколите семя ударом копыта, и перед вами откроется прошлое. Когда видения былого закончатся, семя прорастет. Заберите росток, и отнесите мне. Рассказы рассказами, а только каждый олень видит и понимает по-своему.

Джинглбеллс вопросительно посмотрел на Елоулифа. Желтохвостый олешь в ответ лишь фыркнул: иного он от полувитранга не ждал.

— Керверсин, вы позволите мне забрать эти бесценные чародейства? — с вопросом обратился Лиф к царю нежити.

— Для вас же их и приготовил, — весело фыркнул скелет. После чего сощурился на Джингла, — Сорцер Елоулиф, как посмотрю, твой “не брат” только с Лесом и готов иметь дело. А дела оленьи оставляет на своего чистокрового “не родственника”.

— Отец, а когда было иначе? Что харрти, что керри через одного стеснительные словно лани, — присоединился к веселью царя Рэйнфолл, — Как по мне, это в них фордирская кровь своего требует: еще бы чуть-чуть зеленого в жилы, и к дириадам в чащи запросились.

— Если этот полукровка запросится к дириадам, я не удивлюсь, — продолжая веселиться, древний чародей протянул магией Джинглбеллсу резную деревянную шкатулку, — А это уже подарок тебе, золотохвостый наглец. У меня тоже Первая Весна была. Так что, все понимаю… По одной пастилке на ночь съедай. Хоть, спать будешь.

— Керверсин?.. — на два голоса смутились витранги.

— Птички насвистели, — усмехнулся древний царь. После чего повелительно махнул ногой, — Как принесете мне вести о том, что у Древа случилось, так я буду считать наш договор исполненным. А сейчас, возвращайтесь к вашим друзьям. Завтра вам непростой путь начинать... И, сорцер Елоулиф, познакомь своего “не брата” с нашими хартовыми обычаями. А то он все ветки в Лесу посшибает, пока сам научится.

Елоулиф согласно кивнул царю нежити, хоть и не очень понимал на что тот намекает: у Лифа и так имелись планы по просвещению Джинглбеллса о его новой жизни почти-харта. Только вот, их приходилось откладывать до тех пор, пока олени не вернутся домой. По крайней мере, то, что дед специально подбросил двум оленям хартов эликсир, желтохвостый маг не сомневался. Так что, вряд ли старейшины Кленов в будущем лишат Джинглбеллса этого редкого и ценного лекарства. Осталось только убедить вредного золотохвостого приятеля в том, что хартом быть очень даже неплохо…

— О, наизадумчивейший из магов, прости глупую лань Джинглбеллс, что прервала ученые твои мысли, — дурашливо поклонился Лифу только что пнувший его по передней ноге полукровка, — А то бы ты в своих великих раздумьях, о, мудрейший, проделал новую дверь в этой бренной стене.

— Спасибо, Джингл, — потирая ушибленную ногу и разглядывая вдруг возникшую перед самым носом преграду, поблагодарил золотохвостого Лиф, — Ты такая полезная лань, что хоть в жены тебя бери.

Рэйнфолл фыркнул, но от комментария удержался. В ответ Джинглбеллс показал нежити язык и картинно прижался к боку Елоулифа. На этом свинцово-серый призрак булькнул от смеха, а Лиф специально наступил золотошкурому шутнику на ногу. Джингл ойкнул, и, все прекрасно поняв, отстранился от Лифа. Желтохвостого такой поворот дел вполне удовлетворил, и олени продолжили спуск к ожидающему их Вайну.

Вышли в путь приключенцы ранним утром. Что не избавило их от внимания нежити: шумная толпа оживших костяков провожала пятерку оленей до самых границ своего странного леса, то напутствуя и желая удачи, то пугая опасностями неизведанных чащь, то о чем-то шушукаясь между собой. Впрочем, никто из этой надоедливой публики не захотел покинуть уюта своего ухоженного зеленого дома. Так что, когда неправильная правильность дворцового леса уступила место Лесу привычному, с копытными приключенцами остался лишь Рэйнфолл и пятерка его друзей. Что все, и живые, и мертвые, путники восприняли как истинное благо.

Путь до границы Зеленого Дола занял почти два дня, что удивило Елоулифа. Он-то думал, что заклинание древних чародеев очертило правильный круг вокруг дворца…

Впрочем, в этом были и свои плюсы. Так на ночлеге Сноубриз похвасталась перед товарищами украшениями, что надарила ей нежить (а Лиф был готов хоть луну идти по Лесу, лишь бы еще раз увидеть то, как белая лань красуется). Что, впрочем, не было одобрено Сильвертэйлом и чуть не кончилось размолвкой между братом и сестрой. Скандал замял Джинглбеллс, забрав у Сноубриз половину украшений “поносить”, и принявшись крутить хвостом перед носами хартов, предварительно , нацепив на себя ланьи ожерелье и браслеты. Само собой, после этого представления никто, ни живые олени, ни нежить, уже не могли относиться к произошедшему серьезно. Так что, смешками заставив лань и “лань” спрятать свои сокровища в седельные сумки, приключенцы приступили к ужину, который оказался необычайно вкусным даже для кашеварства золотохвостого полукровки. Довольный похвалами в свой адрес, Джинглбеллс объяснил сегодняшний поварской успех медным котелком, который смог выпросить у царского ключника. На этом дневные дела закончились, и олени легли спать. Нежить последовала их примеру, предварительно выставив какие-то замудреные сторожевые чары.

Ночью Лифа разбудил Джинглбеллс дабы поделиться тем, что весенние чувства у него теперь просыпаются не только от созерцания крупов хартов, но и от вида Сноубриз. Недовольный Лиф в ответ поинтересовался у золотохвостого тем, не забыл ли полукровка что конкретно у него между задних ног выросло. На что Джингл закономерно съехидничал, что у самого Лифа между задних ног поболе джинглова будет, да вот только это никак не помешало желтохвостому под Тэйла залезть. В ответ Лиф напомнил Джинглбеллсу об обещании не называть его ланью. Тот скорчил непонимающую рожицу, но, в итоге, согласился, что немного перегнул с поддевками. И вот только после всех этих прелюдий золотохвостый перешел к сути дела, пожаловавшись Лифу, что всегда чувствовал себя ланью. А потому, теперь Джинглбеллсу очень неуютно: ему кажется очень неправильным и даже стыдным, что Сноубриз начала нравиться ему вовсе не как подруга. В ответ на это Лиф, заподозрив очередную насмешку, пробурчал о том, что золотохвостому надо бы меньше среди ланей тереться и больше с хартами общаться, и, вообще, спи уже, а не о ланях мечтай. На что Джинглбеллс посетовал о врожденной хартовой тупости, но отстал, и, даже, вроде, вернулся в свою постель. На этом Лиф снова ушел за Полог Ночи.

Пробудившись утром и продолжив поход, приключенцы к полудню добрались до границ Зеленого Дола. О чем они узнали лишь от нежити: Рэйнфолл и его приятели попрощались с оленями, пожелали им безопасного пути и покинули маленький отряд, направившись обратно к своему жилищу. Олени вздохнули свободнее, и, сверившись с “проводником” (его по общему согласию доверили Елоулифу), вернулись к нелегкому делу путешественников.

Места, через которые шли приключенцы, не были знакомы ни Джинглбеллсу, ни Сильвертэйлу. Впрочем, судя по внешнему виду и магическому узору, если эту часть Леса олени когда-то и посещали, то было это очень и очень давно. Впрочем, кто бы стал селиться рядом со смертоносными владениями нежити? Да и не важно это было: если никто из пятерки путешественников раньше даже не слышал о Зеленом Доле, то, и живи тут кто-то, он, точно, не смог бы подсказать как оленям вернуться домой. Так что, оставалось только продолжать путь, надеясь службой завоевать расположение мертвого царя. Благо, спустя три дня путешествие привело их к какой-то тропе. Выглядела та не слишком хоженой, но, явно, протоптанной оленями. Так что, приключенцы двинулись по ней: от указаний “проводника” они уклонялись не сильно, а идти торной дорогой куда легче и веселее.

— Стервятники летят, — кисло проинформировал остальных приключенцев Джинглбеллс, — А я-то, глупая лань, мечтала до самого привала спокойно ножки упражнять…

— Джингл, заверни котелок в тряпку из-под мазей — пусть думают, что куль со смолой, — тут же распорядился Елоулиф, одновременно пряча “провожатого” поглубже в седельные сумки, — Сильвертэйл, у тебя какие-нибудь украшения с собой есть? У меня с собой браслет. Надеваем!

— Белкам будешь приказывать, лань, — презрительно фыркнул Тэйл, но выудил из седельной сумки галечные бусы и присоединил их к висящему на шее амулету от сглаза, — Вайн, а ты, наоборот, снимай все. Пусть стервятники думают, что с тебя совсем взять нечего.

Вайн повиновался, и спрятал под перевязь амулет из соечьего пера — верное средство от паучьего укуса. В это же время Елоулиф прилаживал на ногу ивовый браслет (его было не жалко — в силу Ивы Лиф не верил и ее амулет носил только для повыпендриваться перед воинами и фордирами), а Джинглбеллс маскировал свою медную драгоценность пропитавшейся смолой тряпкой.

— Ну, подруга, какая у нас история? — прервала деловитое молчание Сноубриз, извлекая из своих сумок роскошные медные серьги, бронзовую заколку и нитку бус из разноцветного камня.

— Ведем тебя и твоего мужа к Великому Древу для благословения на зачятие дочери, — закончив с котелком, Джинглбеллс выудил из сумок знак травника и свой ивовый браслет, — За уши, подруга, не боишься?

— Боюсь. Но, уповаю на Лес. Авось, с лани рвать постесняются. Сама, ведь, отдам, — призналась белохвостая, — Лиф, значит, моим мужем будет. А ты тогда кто, подруга? Поручитель или свидетель?

— Бриз, не смей!.. — взвился было Сильвертэйл. Но его осадили молчаливое недоумение Елоулифа и болтливая деловитость Джинглбеллса.

— Так, они уже вот-вот тут будут, — снова “прислушавшись”, объявил Джинглбеллс, — Если спросят, Бриз и Лиф теперь муж и жена, идут к друидам просить у Великого Древа благословения на дочь. Сильвертэйл и Вайн — свидетели. Я — поручитель… Харты, хоть в этот раз орешник не переломайте!

Сильвертэйл крайне недовольно фыркнул, но возражать не стал — положился на суждение вредного мага. Не очень довольны оказались и Елоулиф со Сноубриз, которым пришлось встать бок-о-бок, изображая из себя супругов. Впрочем, все недовольство выдумками полукровки витрангам пришлось оставить при себе — вскоре появились те, кто весь переполох и вызвал: почти бесшумно приключенцев окружила шестерка крепких хартов, спустившихся откуда-то из-под крон деревьев. У этих оленей были крылья и загнутые назад рога. Перитоны. А еще у каждого из них на правой ноге был хитро прилажен широкий нож, готовый в любой момент выдвинуться из плетеных ножен, и стать грозным оружием.

— Куда, земляные, идете по нашей тропе? — вместо приветствия повелительным тоном вопросил старший из них: крупный серый харт без одного уха, покрытый шрамами словно оса полосами, — Что-то не слышал, чтобы в Дубравах свадьбу готовили. Да и маловато вас…

— Мы идем к Великому Древу, сильный харт. Хотим просить для лани Сноубриз зачатие дочери, — совершенно без выпендрежа ответил за всех Джинглбеллс, — Что древесное племя хочет за проход по его тропе?

— Тьфу ты! Ну, сколько можно-то к зеленым отродьям ходить?! — в сердцах плюнул один из перитонов, тот, что стоял справа от серого харта, синешкурый бандит, — Сквирел, брать с тех, кто за продолжением рода идет, много нельзя. Знак плохой.

— Да знаю я. Если земляные плодиться не будут, то что мы с них возьмем? — отмахнулся от товарища серый, после чего со вздохом обратился к приключенцам, — Ваша удача. Вон ты, с белой шкурой, снимай бусы. Амулет свой оставь, он нам не нужен — у нас самих такого барахла, что хоть вам, земляным, отдавай… А больше с вас и взять-то нечего. Эх!..

Сильвертэйл недовольно фыркнул, но бусы снял, и протянул магией перитону. Нет, бусы было не сильно жалко. Жалко было отдавать их пернатой нечисти.

— Вот, берите, — одновременно протянул крылатым грабителям свой ивовый браслет Елоулиф, — Нехорошо, когда только одного харта обираете.

— Забирай обратно! — оттолкнул объятое магией украшение серый перитон, — Мы, что, дурные что ли? Я же знаю, земляной, что знаки Речной Лани носят колдуны. Ты, поди, уже сглаз какой навел.

— Сквирел, а мы, ведь, с них кое-что взять можем, и духов не обидим, — прищурился синешкурый, — Двое из земляных колдуны, да еще у одно знак травника на шее висит. Пусть они Кэррота посмотрят — что у него с ногой?

— На Те Горы меня не отправят? — засомневался стоящий рядом со Сноубриз молодой, но уже изрядно покрытый шрамами перитон, недоверчиво разглядывая витрангов.

— Да кому ты на Тех Горах нужен, Кэррот? Ты же рыжий! Тебе земляным после смерти рождаться. А если что по волчьи будет, мы за тебя отомстим, — успокоил рыжего крылатого харта синешкурый. После чего обратился к вожаку бандитов, — Сквирел, что скажешь?

— Пусть посмотрят, — кивнул головой серый, — Если что дельное скажут, то и бусы белому оставим. Невелико богатство.

— Сквирел, а еда? У них же припасов, наверняка, полно! — возмутился молодой перитон рубиновой масти, стоящий неподалеку от Вайна. Его поддержал изумрудно-зеленый сверстник мощного телосложения, — Сквирел, Торн дело говорит: у них, поди, еще и зелий полно!

— Ой, замолчите уже, перьеголовые! — вместо вожака ответил синешкурый, — С духами земли ссорить — последнее дело. Они не любят, когда кому-то плодиться мешают. Так что, если у кого из земляных на свадьбе, на сватовстве или еще на чем таком силой пищу заберете, то не удивляйтесь, дураки, когда по весне от лихорадки сгорите. Вернейшая примета! Верно, Сквирел, я говорю?

— Верно. Так Ламп “Одноглазый” сем весен тому назад помер, — поморщился вожак бандитов. После чего обратился к Елоулифу и Джинглбеллсу, — Вы, колдуны, гляньте что там у Рэдкэррота с ногой приключилось. Если поможете — ничего с вас за проход не возьмем. Навредить попробуете — ноги повыдергаем. Ясно?

— Куда уж яснее, — проворчал Елоулиф, подходя к рыжему перитону, — Ну, где там у тебя чего, харт?

— Амулет сними, — набычившись, тот отступил на шаг назад, — Знаю я вас, земляных…

— Не умеешь ты, Лиф, — чуть вернув себе обычное веселье, к этой паре оленей подошел Джинглбеллс, успевший снять с себя и поклажу, и все символы своего звания, — Кэррот, правильно? Как угораздило-то?

— В сумерках летел — на сук напоролся, — хмыкнул крылатый олень, отставляя в сторону левую заднюю ногу, — Даже не смей насмехаться!

— Ну, я, вообще, мерин, — Джинглбеллс особенно не удивился агрессивности молодого харта: у того был покалечен один из “лимонов”, — Лиф, глянь сюда: гниет?

— Нет, по-моему, еще нет. Но еще половина луны, и, точно, загниет, — сунулся под живот перитона Елоулиф. Зрелище, действительно было неаппетитное: внутренняя часть левого бедра крылатого оленя отекла и выглядела очень нездорово.

— Вот, точно, заноза там, — недовольно прицокнул языком Джинглбеллс, — Занозу вытаскивал?

— Вытаскивал. Не глупее вас, земляные, — раздраженно ответил перитон, явно, больше обеспокоенный тем, что о нем подумают, чем тем, что с ним будет.

— А если не глупее, то что ногу так раздуло? — вынырнул из-под живота рыжего Джинглбеллс, — Харт Сквирел, похоже, у твоего сородича заноза в ране осталась — скоро загниет. Нужно резать. Разрешаешь?

— Эликсиры на рану накладывать будете? — деловито поинтересовался предводитель перитонов.

— Будем. Их еще каждый день менять придется. Мазь я дам, — утвердительно кивнул Джинглбеллс, — Есть кому заняться?

— Найду, — удовлетворенно хмыкнул перитон, — Режьте. Что вам для этого надо?

— Воду вскипятить — ножи очистить. И на повязку тряпок нарвать, — прикинул фронт работ золотохвостый полувитранг, — Это не быстро будет, харт Сквирел.

— Мы не торопимся. И вас защитить сумеем, — удовлетворенно кивнул кристальнокопытному перитон, — А тряпки свои при себе оставь. У нас свои есть, без вашего наговора.

После этих слов главы крылатых бандитов приключенцам не осталось ничего иного, как начать подготавливаться к предстоящей операции. Джингл незамедлительно предложил Лифу, что вскрывать гнойник будет именно желтохвостый — у него копыто тверже, а сооружение повязки достанется полукровке, куда лучше в этом разбирающемуся. Елоулиф с этими доводами согласился. А потому, одолжив у перитонов деревянный котелок и заручившись помощью Вайна, принялся кипятить пару каменных ножей и один игольчатый шип (на всякий случай). Джинглбеллс, разжившись все у тех же перитонов целым клубком чистого тряпья, зарылся в свои седельные сумки, выуживая оттуда баночки с зельями и расставляя в каком-то чудном порядке. Вайну маги поручили собирать хворост для лифова костра. А самая же тяжелая работа, в итоге, досталась Сноубриз и Сильвертэйлу — готовка. Тут и ежу понятно, что вся эта история с перитонами затянется до завтра — и сами приключенцы, и крылатые бандиты успеют проголодаться. А потому, хоть и жалко было переводить запасы на пернатых вымогателей, дети Малахита принялись готовить на почти дюжину оленей. Что было особенно сложно ввиду того, что приходилось пользоваться старым деревянным котелком Джинглбеллса, а помощи никто из перитонов, взлетевших куда-то под зеленые кроны, даже не подумал предложить.

Приготовления к операции заняли более часа. И вот, когда ножи были очищены кипящей водой, а тряпье — крепким зельем, маги кликнули пернатых оленей. Те себя ждать не заставили, тут же спустившись на землю. Сам же болящий приземлился рядом с чародеями, явно довольный тем, как отшатнулись кристальнокопытные.

— Ну, теперь, кто-нибудь, подержите вашего родича, — Елоулиф недовольно смерил взглядом самодовольно улыбающегося перитона.

— Он крепкий — не дернется. Ну, а дернется, так поделом, — сухо ответил вожак разбойников.

— Ему поделом, а нам вы ноги повыдергаете, — резонно заметил Лиф. А Джинглбеллс одобряюще кивнул.

— Ладно. Нат, подержи Кэррота. А то земляные трусят, — вздохнув трусости “земляных”, распорядился вожак.

В ответ на это к рыжему перитону тут же подлетел коричневый одногодка, и всем телом навалился на его круп. Выглядело это как форменное издевательство, но просьба витранга была исполнена. Так что, магам не осталось ничего иного, как приступить к делу.

- Ну, видел и хуже, — снова осмотрев распухшую ногу, констатировал Елоулиф, — Джингл, дай протирку. И пусть он не дергается.

— Держи, — сунул приятелю тряпку, смоченную чем-то остро пахнущим, Джинглбеллс, — Слушай, харт Кэррот, а чего ты сразу про насмешки вспомнил? Я вот смотрю на твои лимоны, и думаю, что волчьих это зубов дело. Неужели есть чего стыдиться?

— Кроме того, что дал себе половину хартовой сути оторвать? — недовольно фыркнул перитон, чуть вздрогнув, когда воспаленной ноги коснулась влажная тряпка.

— Ну, если ты не волчицу пытался покрыть, то, думаю, стыдиться тебе нечего. Я бы послушал, — хмыкнул золотохвостый, внимательно следя за манипуляциями товарища, — Все равно, нам с тобой еще долго скучать — один только Лиф делом занят.

— Кэррот, расскажи этому мерину. А то, правда, скучно, — поддержал Джингла второй перитон, кое-как держащий рыжего товарища.

— Знаю я, Нат, какой он там мерин, — фыркнул рыжий, не замечая, что тряпка больше не натирает его ногу, — Да и что там рассказывать? Один раз с Натом, Бризом и “Пятнистым” увидели как волки каких-то торговцев в попутный домик загнали. Ну, и подумали, что если серых разгоним, то с земляных стрясти больше, чем обычно получится… Фырк!..

— Молодчина, — похвалил перитона Елоулиф, только что надрезавший его шкуру.

— А дальше что было? — поддакнул Джинглбеллс, уже держа наготове свежую тряпку со знахарским составом.

— А дальше я как дурак подставился, — недовольно сознался перитон. Разговор, все-таки, чуть отвлекал его от боли, — Покогтили, погрызли — потом почти половину луны отлеживался. Эх! Нужно было не красоваться, а на пролете бить…

— А что торговцы? — увидев, что Лиф собирается вскрывать обнажившийся гнойник, задал новый вопрос Джинглбеллс.

— А ничего. Они посуду везли. А много нам той посуды надо? Ых!.. Слушай, маг, полегчало, — всхрапнул от внезапной боли перитон. После чего расслабился, чувствуя облегчение.

— Еще даже близко не закончил. Терпи, — хмыкнул из-под живота пернатого харта Лиф, убирая ветошью гной, вытекающий из вскрытого вместилища.

— Мне терпеть не привыкать. Это вы, земляные, боли боитесь, — фыркнул перитон, больше подбадривая самого себя, чем пытаясь убедить Лифа.

— Кэррот, а что ты там сомневался насчет того, что я мерин? Неужто мой круп совсем не разглядеть? — продолжил заговаривать рыжего Джинглбеллс, одновременно передавая желтошкурому хирургу свежую тряпку.

— Да какой же ты мерин? Я, что, историй про вас, колдунов, не слышал? — снова фыркнул перитон, не замечая того, как магия Елоулифа вошла в открытую рану на его бедре, — Сейчас твои лимоны у кого-нибудь из земных или водных духов в закладе. А как жениться решишь, так и вернешь себе свое. Хотя, какой дурак дочь за колдуна отдаст?

— Ну, Лиф тоже чародей, а все хартово при нем. Вон, даже женился — сейчас к Великому Древу со своей ланью идет, — продолжил заговаривать перитону зубы Джинглбеллс, наблюдая за тем, как магия желтохвостого товарища извлекла из раны первую деревянную щепку.

— Видно, не такой жадный до власти, как ты, — хмыкнул рыжий, — Слушай, колдун, оно того стоило?

— Стоило, — утвердительно кивнул полувитранг, принимая от товарища еще одну пропитанную гноем тряпицу, — А что тебя так удивляет? Думаешь, такому тощему как я хоть одна лань достанется?

— С другими хартами без лимонов тоже не… Ш!.. — осекся было перитон, когда Лиф вытащил из него длинную щепку, но тут же исправился, — У тебя, что, друзей нет? Ни с кем из хартов семенем поделиться не хочется?

— А у тебя? — вопросом на вопрос ответил Джингл, сам не очень понимая то, о чем его спрашивает перитон. Впрочем, отвлекать пернатого харта, все равно, все еще было нужно — Лиф продолжал очищать рану от гноя.

— Есть парочка, — хмыкнул рыжий, явно подавляя желание дернуть больной ногой, — Во-на, Нат, который у меня на спине лежит. Мы с ним друг у друга часто под хвостами бываем.

— Ну, вы же перитоны, — картинно протянул Джинглбеллс, передавая Лифу очередную смоченную зельями тряпку, — А у нас, витрангов, лани есть.

— А сам что только про ланей сказал, колдун? — насмешливо фыркнул перитон, — Не ты ли лимоны духам за чародейскую власть отдал? Ммм… Знаешь, колдун, верни себе свое, и с друзьями попробуй. Это куда лучше, чем со всякими вашими темными силами якшаться.

— Угу, лучше бы оно и лучше. Да только, если бы таких балбесов, как ты, харт Кэррот, и среди оленей не было. А так спасай вас от вашей же глупости… Куда уж теперь без колдовства? — теперь черед дошел до повязки. Так что, Джингл принялся помогать Лифу — одному было накладывать неудобно.

— Совсем духи голову вскружили, — неодобрительно фыркнул перитон, — Смотри, колдун, как бы тебя твои зелья и чары в болотный огонек не превратили.

— На болоте и без Джингла нечисти хватает, — вместо полукровки ответил Елоулиф, с удовольствием разгибаясь и потягиваясь всем затекшим телом, — Все, вытащил занозу. Теперь каждый день меняй повязку. Джингл тебе сейчас мазь даст.

— Сначала мазь в тряпице как следует разотри, — тут же проинструктировал пернатого Джинглбеллс, передавая ему баночку с лечебной микстурой, — Что морду кривишь, перитон? Думаешь, колдовство это пышь-пышь, и готово?

— Зелье твое воняет… я даже не знаю, как что оно воняет!.. Спасибо вам, колдуны, — морщась от резкого запаха смеси, принял баночку рыжий перитон.

— Дегтем древесным оно воняет. И повонючей нюхать доводилось, — Лиф наконец-то размял тело, и теперь принялся за перепачканные гноем и кровью ветошь и ножи, — И ногу побереги пока. Лучше тебе хотя бы четверть луны не бегать. А еще лучше, и всю половину.

— Кэррот, легче стало? — вмешался в разговор вожак перитонов.

— Да, полегчало, Сквирел, — для уверенности сделав несколько шагов, заверил вожака рыжий перитон, — Гораздо лучше.

— Тогда, луну будешь в Камышовку летать: там тебе и зелье поменяют, и присмотришь, чтобы земляные опять какой обман не затеяли, — распорядился серый перитон. После чего бросил Елоулифу тэйловы бусы, — Как и обещал, ничего больше с вас за проход не возьмем.

— Спасибо, харт Сквирел, — поблагодарил перитона желтохвостый маг, подхватывая магией бусы, — Разделите с нами ужин, древесное племя?

— Нет, земляной, прямо сейчас восвояси уберемся, — вожаку пернатых бандитов оказался не чужд сарказм, — Олени, земляные орехи достали — отведать зовут!

На этот, явно скрывающий в себе насмешку, кличь тут же откликнулись все остальные перитоны, с энтузиазмом перепорхнувшие к Бриз и Тэйлу, уже успевшим накрыть ужин на чистых тряпицах. Правда, еду малахитовы дети приготовили в основном сухую и холодную (да и чашек у пернатых с собой не оказалось). Так что, перитоны от предложенных угощений были не в восторге. А посему, достали из своих седельных сумок коричневые лепешки и фляги, от которых тянуло чем-то сладким и кислым, и принялись чередовать свою еду с оленьей. Так прошел вечер, а затем наступила ночь. Олени привычно устроились на ночлег у корней деревьев, а перитоны вспорхнули куда-то наверх, где, как предположил Джинглбеллс, принялись вить гнезда для ночевки.

Утром крылатые не прощаясь улетели по своим разбойничьим делам. Чему олени были очень рады: по крайней мере, не пришлось еще раз кормить эту банду рогатых стервятников. Ну, и можно было не тратить время на расшаркивание перед “защитниками”. Так что, приключенцы позавтракали, собрали лагерь, навьючили на спины седельные сумки и, сверившись с “проводником”, вновь выдвинулись в дорогу. Путь был легок, но не долог.

— Да, волка же тебе в зятья! Опять! — через пару часов пути на, казалось бы, ровном месте чертыхнулся Джинглбеллс, — Лиф, когда эти стервятники прилетят, скажи им, что мы уже за проход банде Сквирела заплатили. Пусть с сородичами рогами стучатся!

— Беличий помет, перитоны! Теперь уже вдвоем летят! — на этот раз выругался и Елоулиф, по примеру полукровки “прислушавшись” к Лесу, — Совсем всякую совесть потеряли!

— Маги, может, не посмеют? — неуверенно вопросил у витрангов Вайн, снова пряча соячий амулет.

— Посмеют, еще как посмеют. У этих наглости как у трех мракорисов разом, — обреченно фыркнул желтохвостый чародей, — Олени, прячем все ценное! Украшения можно не надевать — отправлю этих двоих к Сквирелу. Вот пусть, как Джингл сказал, перитоны с перитонами рогами стучатся.

Приключенцы незамедлительно последовали совету желтохвостого мага, и принялись убирать с глаз долой все, что могло заинтересовать пернатых грабителей (золотошерстный же полукровка вздохнул “И отмывать нечем…”, укутывая медный котелок перепачканной тряпкой). Их старания не были напрасны, ибо вскоре на тропу перед пятеркой оленей приземлилась парочка перитонов. Правда, это были старые знакомцы: рубиновый и изумрудно-зеленый харты, что вчера имели наглость возражать вожаку крылатых.

— Куда, земляные, идете по нашей тропе? — наглым вопросом поприветствовал оленей рубиновый перитон. Он, явно, наслаждался вдруг обретенной властью.

— Зачем вас, харты, прислал харт Сквирел? — не удержался от возможности подпортить настроение пернатому Лиф, — Что хотел передать нам сильный харт?

— Ничего. Мы к вам не по слову этого труса, — ухмыльнулся рубиновый (его изумрудный спутник состроил рожу ничуть не лучше), — Выворачивайте сумки!

— Но мы уже заплатили за проход. Мы помогли вашему товарищу, Кэрроту, — Лифу такой поворот беседы вовсе не понравился: эта парочка молодых и крепких перитонов откровенно наплевала на решение старшего. А, как прекрасно уяснил для себя желтохвостый маг, подобные придурки сначала действуют, а уж потом думают. Не важно, витранг ли это, фордир, кабан… или перитон.

— Нам-то какое дело до Рыжего? Сдох бы и сдох — одним слабаком меньше, — нагло ответил уже зеленый, — Давайте, земляные, вытряхивайте сумки!

Витранги, переглянулись. “А может?!..” пробормотал Сильвертэйл, явно адресуя свои слова Джинглбеллсу. Тот отрицательно качнул головой, и многозначительно взглянул на Лифа. Лиф обреченно вздохнул — именно ему доставалось принять решение, которое ему потом, точно, припомнят.

— Чего вам надо? Еды? — теперь Елойлиф был самой неприветливостью.

— Сам свои шишки жуй! Меня еще вчерашним тошнит! — скривил рожу рубиновый перитон, — Пусть твоя лань достает блестяшки, которые вчера на ней были!

— А не много для двоих? — нахмурился желтохвостый маг, магией нащупывая пальму на перевязи. Судя по гневному сопению, Сильвертэйл сейчас делал ровно то же самое.

— Попробуй, колдун. Мы твою шкуру красной сделаем раньше, чем ты свою палку вытянешь, — недобро ухмыльнулся изумрудный, для наглядности демонстрируя оленям то, как быстро его нож может выскочить из ножен.

— Харты, хватит! Эти безделушки того не стоят, — вмешалась в разговор Сноубриз, вынимая из седельных сумок и швыряя в перитонов подаренные нежитью украшения, — Нате, стервятники, забирайте! Чтоб у вас ноги отсохли!

— Бриз!.. — тут же возмутился ее брат. Но, судя по неопределенности возгласа и ошеломленному взгляду харта, пока он еще до конца не определился, что в поступке сестры его возмущает больше: самоволие лани? втоптанная в грязь хартова гордость? рискованный выпад в сторону двух не самых умных разбойников?

— А она красивая… — облизнулся в ответ рубиновый перитон. Не смотря на оцарапавшую его заколку, в голосе пернатого был отнюдь не гнев, а похоть, — Грин, ты когда-нибудь хотел лани присунуть?

— Торн, шутишь? — скосившись на Сноубриз, обиженно ответил изумрудный. После же, поняв по вдруг выдвинувшемуся между задних ног рубинового красному конусу плоти, откровенно испугался, — Торн, не земляной же! Тебя старшие лимонов лишат! И то это хорошо будет!..

— Если узнают. Я им ничего не скажу. А ты, Грин? — рубиновый уверенно шагнул к Сноубриз, — Сейчас и попробую стоит ли ланья щелка всех этих россказней… А ты, Грин, если боишься, бери себе вон того золотого смазливчика. У него зад хорош — сам бы покрыл.

— Твоя шкура — тебе решать, — хмыкнул изумрудный, двинувшись в сторону Джинглбеллса, — А узкая задница это, твоя, Торн, правда, хорошее добавка к блестяшкам… Эй, мерин, разворачивайся мордой к деревьям!

В ответ Джинглбеллс растерянно отступил за Лифа. А сам же желтохвостый олень, зло фыркнув, сделал шаг вперед… Но рубиновый был быстрее изумрудного.

— Давай, безрогая, покажи мне петлю — олененка тебе запузярю, — уже успевший подойти краснохвостый перитон передней ногой шлепнул оторопевшую Сноубриз по шее.

В ответ Сильвертэйл молча боднул пернатого в похотливо ухмыляющуюся морду. Видимо, тело серебрянношкурого воина действовало быстрее, чем его разум. А потому, сцепившись рогами в неровный замок, харты обездвижили сами себя. С той только разницей, что перитон и в этом дурацком положении мог пырнуть витранга ножом. Что, собственно, и попытался сделать...

— Лиф, помоги ему! — толкнул вперед Елоулифа Джинглбеллс, одновременно что-то колдуя.

Желтохвостый маг долго раздумывать не стал (да и времени на это не было) — просто, прыгнул в сторону дерущихся, врезавшись грудью в бок перитона. Тот уже отвел ногу с ножом для удара, но неожиданный толчок аж целым оленем вывел его из равновесия, и заставил вновь встать на все четыре ноги. Лиф же не стал терять времени зря, и боднул головой в глаз пернатому. Тот дернулся, пытаясь как-то защититься, невольно подставив под удар свою гнутую назад оленью гордость. Рога ударили в рога, и от сотрясения чуть ослаб замок между Сильвертэйлом и перитоном. Но еще недостаточно, чтобы серебряннохвостый мог самостоятельно освободиться, и всерьез принять участие в драке. А вот пернатому лифов удар подарил новый шанс: чуть отшатнувшись в бок, он смог снова высвободить ногу с ножом, и, оперевшись о невесть откуда взявшуюся ветку, изготовился уже вонзить клинок в Тэйла… Как гибкая ветвь совершенно неожиданно обвилась вокруг его шеи, а потом ушла куда-то вверх, увлекая за собой и рубинового разбойника.

— Ух!.. — от неожиданности воскликнул Сильвертэйл, отброшенный назад вознесшимся перитонским телом, — Рога!..

— Джингл, твоих копыт дело?! — Лиф успел среагировать раньше. А потому, отшатнулся за мгновение до того, как получить по носу ногой стартовавшего куда-то в зелень крон перитона.

— Харты, тут еще второй! Быстрее! — в ответ прокричал Джинглбеллс, чье кристальное копыто просто сияло магией.

Но оставшийся пернатый оказался проворнее витрангов: обнажив нож, он бросился к золотохвостому. Вайн попытался перехватить разбойника, но куда-там… Перитон, просто, пролетел над фордиром, и, приземлившись вплотную к Джинглу, приставил нож к горлу полукровки.

— А ну, колдун, отпусти Торна, — настроен зеленохвостый был серьезно.

— Отпусти Джингла, стервятник! — с кристального копыта Лифа сорвались щупальца чародейского могущества, и метнулись в сторону изумрудного харта.

— Мой глаза! — заорал тот, когда магия жадно охватила его голову. Лиф же в это время, борясь с отчаянно, но как-то по-звериному отбивающимся разумом перитона, изо всех сил пытался не дать тому ни видеть, ни слышать, — Дискордов колдун, верни мне глаза!..

Конец бою положил Вайн, сбивший пернатого с ног, а потом навалившийся на него всем своим весом. Вскоре подоспел Сильвертэйл, прибавивший свой вес в помощь куда более легкому фордиру, заодно содрав с ноги перитона нож вместе с ножнами. А потом уже и Джинглбеллс связал пернатого живыми веревками из трав. И только после этого Елоулиф осмелился отпустить разум разбойника из чародейского плена.

— Свет!.. Я тебе, колдун, печень вырежу и волкам скормлю!.. — незамедлительно прореагировал на это перитон. Впрочем, практически тут же его мордочку стянула травяная петля, не дав ему возможности продолжить сквернословие, — Мх!.. Ммм!..

— Джингл, а как там второй? Ты его не сильно придушил? — чуть придя в себя, поинтересовался у товарища-мага Елоулиф.

— А белки его знают… Я впопыхах колдовал, — нервно хихикнул Джинглбеллс, — Сейчас посмотрю.

Кристальное копыто полукровки снова засветилось. А через пару мгновений о землю глухо шлепнулось пернатое тело. Джинглбеллс удивленно хмыкнул. Оба же витранги не сговариваясь подошли к рубиновому перитону.

— Кажется, ты перестарался, Джингл, — недовольно произнес Елоулиф, магией приподнимаю голову разбойника. Та безвольно болталась в чародейском захвате, вывалив наружу язык и закатив глаза, — Шею стервятнику сломал.

— Ну, маг, ты даешь! — присвистнул Тэйл, взглядом изучая мертвое тело, — И чего ты при таких-то умениях скромничаешь? С тобой любой маг в Медянке спорить на чарах за честь бы посчитал.

— Лиф, он совсем? — неуверенно вопросил золотохвостый полукровка, игнорируя восхищение серебряннохвостого воина.

— Совсем. Уже, наверное, на своих каких-то там горах о нас рассказывает, — с кислой мордочкой кивнул Елоулиф, — Джингл, сможешь соорудить какой-нибудь повод для второго?

— Смогу. И повод, и путы, и на крылья что-нибудь. Только время дай, — совсем сконфузился полукровка, — Лиф, прости.

— Да чего уж там! — тряхнул головой желтохвостый маг, — Главное, что наши с Тэйлом шкуры спас. И то хорошо.

— Маг, это снова что за глупости? В чем себя опять винишь? — удивился Сильвертэйл, разворачиваясь лицом к полукровке, — Хорошо же себя показал!

— Я перитона убил. Я теперь совсем как вы, харты — дурак дураком, — опустив уши, сознался Джинглбеллс, — Теперь из-за меня мы в большой беде.

— В не такой уж большой. Главное: теперь не упустить вот этого зеленого стервятника, — кивнул в сторону связанного перитона Елоулиф, — Тэйл, я могу на тебя положиться? Сможешь эту птичку удержать без моей или джингловой помощи?

— Шутишь, лань? Конечно, — смерил взглядом сначала Лифа, а потом и перитона Сильвертэйл, — Без своих-то крылышек он не сильнее чародея Джинглбеллса будет.

— На меня, чародеи, тоже можете положиться. Мне стыдно за то, что так подвел мага Джинглбеллса, — подал голос Вайн, удобно устроившийся на пернатом пленнике, — Только объясните, пожалуйста, зачем с собой вести этого… этого харта.

— Вайн, не вини себя. Ты сделал все, что в силах фордира, — творя магией что-то из травы, успокоил коричневохвостого полукровка, — Это я сам, дурак, виноват.

— Ты, Джингл, себя тоже не вини. Ты хоть и принял хартов эликсир, но сил у тебя еще мало, — подойдя к двум меринам, Лиф принялся помогать своей магией полувитрангу, — А этот стервятник нам еще пригодится. Если его сродственники нас ответ держать заставят, то мы его им отдадим. Пусть знают, что мы не со зла одного из них жизни лишили, а эти два придурка нас сами вынудили. Пусть им расскажет, как, словно падальщики, слово своего вождя нарушили, как лань изнасиловать хотели.

— Кажется, сам стервятник не рад твоим речам, маг, — заметил Вайн, под которым испуганно замычал связанный перитон.

— А кому подлецом и дураком прослыть понравится? А хитрая и злая, все-таки, лань Елоулиф. Не зря мы ее, Вайн, с собой в поход взяли, — хохотнул подошедший Сильвертэйл. После чего недобро взглянул на пленника, — Хотя, справедливо было бы лишить этого “оленя” лимонов да срезать рога. Я готов это сделать. Чтобы неповадно было на честь моей сестры покушаться.

— Воин Сильвертэйл, дай слово, что ты этого не сделаешь, — устало взглянул на серебрянношкурого Джинглбеллс, — А то, если ты этого “оленя” искалечишь, то план Лифа может не сработать. Думаю, перитоны не будут довольны, если их сродственника накажем мы. А мягкости с их стороны не бойся — не верю я в перитонское добросердечие.

— Слово харта, маг, — кивнул Джинглбеллсу Сильвертэйл, — Знал бы ты как мне это не нравится…

— Думаю, Лиф знает, — слабо улыбнулся воину золотошкурый. После чего окликнул коллегу-чародея, — Лиф, хватит уже бобрячьим бегом заниматься — и без тебя путы доплету. Лучше, в мозгах у стервятника покопайся. А то больно злой он…

— От кого я это слышу? — съехидствовал Елоулиф. В ответ Джингл показал желтохвостому харту язык, что сильно того обрадовало, — Никогда перитона не правил, но, думаю, не сложнее будет…

Елоулиф оставил травяные веревки на попечение Джинглбеллса, а сам прилег на землю рядом со связанным перитоном. После чего начал привычное колдовство, проникая в разум пленника. На этом привычное кончилось: перитон не был похож ни на покорного фордира, ни на хитрого Джинглбеллса. Он был хоть и глуп, но дик и упрям. Такого яростного сопротивления Лифу еще ни разу не доводилось встречать. Но сопротивление это было не оленя, а зверя. Впрочем, не зря же Лиф слыл лучшим магом в округе? Так что, приспособившись к непривычному поведению пернатого, он понял, что сражается тот не разумом, а лишь инстинктами. Чародей придал своей магии оттенок благожелательности, тем обманув глупого зверя, и вскоре сломил волю его хозяина, потратив на все про все не более десяти минут. И это было очень кстати. Так как, оставаться на месте драки было нельзя: если вскоре сюда прилетят перитоны, то кто их знает, что они сгоряча могут с оленями сделать? А потому, обыскав крылатых (у тех с собой оказались лишь седельные сумки, немного съестных припасов да средства для розжига огня) и перетащив тело мертвого разбойника в сторону от тропы, приключенцы вновь двинулись в путь.

Путешествовать вместе с пленником оказалось делом до нельзя непростым. Тот неожиданно быстро освободился от чар Елоулифа, и принялся во всю показывать норов: упирался, сквернословил, пытался сбежать. Сопротивление перитона было глупым и совершенно бесполезным, но не давало оленям хоть чуть-чуть продвинуться вперед. Да и раздражало преизрядно. А потому, Елоулифу снова пришлось заколдовывать вредного пернатого, что во второй раз далось магу довольно легко. Но опять помогло чародейство ненадолго — через час изумрудный харт снова вернул себе свою волю, и принялся за старое. Это уже не на шутку разозлило желтохвостого мага. А потому, в этот раз он зачаровал перитона очень грубо, не считаясь с той болью, что его колдовство доставит пернатому. От чего, в итоге, больше пострадал сам Лиф: уже через половину часа пленник снова обзывал оленей самыми грязными словами и делом отказывался идти вперед. Так что, опростоволосившемуся чародею снова пришлось укрощать разум перитона.

Так, почти каждый час останавливаясь вновь заколдовать крылатого упрямца, приключенцы проковыляли до темна, когда волей-неволей пришлось остановиться на ночлег. Прошли они за этот день мало, очень вымотались, да еще и перитоньи ругань с угрозами никак не способствовали хорошему настроению. За последние пернатый и поплатился: когда Джинглбеллс предложил ему его порцию еды, крылатый олень обложил его такими словами, какими и перитонов-то не называют. Харты этого не стерпели. Лиф магией подавил волю крылатого, а Тэйл, силой разжав зубы сквернослова, без остатка влил ему в глотку похлебку. На этом пернатый заткнулся. Чему поспособствовало и то, что, связывая перитона на ночь, Джинглбеллс, по общему согласию, так его спеленал травяными путами, что крылатый харт только злобно сопеть мог. После этого сомнительного приключения олени поужинали уже успевшим остыть джингловым варевом, а потом улеглись спать, будучи вконец измотаны событиями этого дня.

Первым на дежурство заступил Елоулиф, обосновав это тем, что хочет разобраться в том, почему его чары так плохо действуют на изумрудного харта. Тэйл и Вайн не возражали. Раскинув по округе сторожевые чары и убедившись, что сейчас никто опасный не рыщет рядом с лагерем, желтохвостый маг подошел к связанному перитону. Тот не спал, но никакого сопротивления чародею оказать не мог. Так что, покопавшим в голове у безмолвно злобствующего пленника, рогатый колдун пришел лишь к одному выводу: перитон это не фордир. Толку от этого открытия не было никакого. А потому молодой витранг оставил дальнейшие попытки проникнуть в разум изумрудного харта, целиком вернувшись к ночному дозору. Так, “прислушиваясь” к Лесу, Лиф просидел до конца своей вахты.

— Лань, моя очередь, — привычно ударил желтохвостого копытом по ноге подошедший Сильвертэйл. После чего, задумчиво хмыкнув, добавил, — Маг Джинглбеллс до сих пор не спит. По-моему, тебе с ним, лань, поговорить надо.

— Угу, — угукнул в ответ Елоулиф, и, уступив место неприятному для себя оленю, подошел к постели Джинглбеллса.

Тот, действительно, не спал. Хотя, конечно, пытался изобразить обратное: услышав шаги, золотохвостый олешь немедленно замер на своей лежанке и фальшиво засопел. Лиф вздохнул, и передней ногой дотронулся до шеи полукровки.

— Джингл, не притворяйся. Давай, вставай. Поговорить нужно, — на самом деле, Лифу совершенно не хотелось этого делать. Но, похоже, сегодняшняя история с перитонами изрядно выбила золотохвостого не-харта из равновесия.

— Лиф, я сплю, — недовольно буркнул золотохвостый. Вот только сна в его словах не было и на волос.

— Джингл, не вредничай. Я же вижу, что тебя что-то гнетет. Давай, за деревья отойдем — поговорим с глазу на глаз, — склонился к полукровке Елоулиф (так удобнее было перешептываться), — Мы с тобой уже об этом договаривались.

— Ладно, Лиф, — со вздохом встал со своей постели Джинглбеллс, — Веди.

Желтохвостый маг в ответ молча кивнул товарищу, и тихо двинулся в сторону от лагеря приключенцев. Золотошкурый олешь последовал за ним.

— Джингл, что тебя беспокоит? Почему не спишь? — удостоверившись, что со стороны лагеря их разговор уже не разобрать, остановился Елоулиф, — Только правду, не увиливай.

— Лиф, я — дурак? — с напряжением в голосе вопросом на вопрос ответил Джинглбеллс.

— Нет, — мотнул головой Елоулиф, про себя удивившись такому вопросу полувитранга, — Ты — умный олень, Джингл. Часто, даже, слишком умный… А что тебе такое, вдруг, на ум пришло?

— Лиф, спасибо, что мою шкуру сегодня спас, — Джинглбеллс шагнул навстречу собеседнику, и нежно потерся головой о его шею (Елоулиф еле удержался от того, чтобы отстраниться), — Я — твоя лань.

— Джингл, хоть сейчас не придуривайся, — недовольно фыркнул Лиф. Но, тем не менее, странные нежности золотохвостого стерпел, — Не надоело ещё надо мной насмехаться? Да и посмотреть на твои выкрутасы сейчас некому…

— Я не насмехаюсь, Лиф. Я хочу быть твоей ланью, — подняв голову, взглянул в глаза товарища Джинглбеллс, — Я всегда мерином был и всегда среди ланей жил. Лиф, я — лань. Хоть и с рогами. Да ты же сам мой разум правил — знаешь кто я, на самом деле, такая!

— Джингл, ты сегодня сильно переволновался. Вот у тебя в голове беличья чехарда и творится. Сонной травы не хочешь? — отстранился от золотохвостого Лиф, в уме прикидывая то, не примет ли полукровка за обиду предложение разум поправить, — И давай без глупостей про лань. Ты — почти харт. Я у тебя в голове уже который год копаюсь? Я знаю.

— Лиф, мне хартом быть не нравится. Я совсем глупый стал. И изнутри меня все время что-то жжет, — с тоской вздохнул Джинглбеллс, — Я даже тебя толком поддеть теперь не могу. И Сноубриз мне теперь нравится вовсе не как подруга… Лиф, я больше так не могу! Я снова хочу быть рассудительной и разумной ланью!

— Джингл, ты никогда ланью не был. Успокойся. Это все хартов эликсир, — теперь уже Лифу пришлось шагнуть к товарищу, и приобнять его, одновременно в уме неуверенно подбирая слова, дабы не обидеть полукровку, — Перетерпи…

— Лиф, возьми меня! Как лань! — в ответ с жаром выпалил Джинглбеллс, обняв опешевшего приятеля обеими передними ногами за шею. Глаза полукровки пылали каким-то нездоровым огнем, — Лиф, я больше не могу быть хартом! Теперь я — твоя лань!

— Тебе нужно выспаться… — попробовал снять с себя возбужденного товарища Елоулиф, — Ты те свои пастилки на ночь ел?

— Я не усну, пока ты меня не покроешь! — прямо в лицо Лифу выпалил Джинглбеллс. После чего лизнул его в нос, — Ну, Лиф, ты же знаешь: мы, лани, капризные и чувственные.

— Джингл, я тебе в череп залезу... — попытался припугнуть золотохвостого Лиф, прекрасно понимая, что это не сработает.

— Я только рада буду, харт, — снова лизнул приятеля в нос полукровка. А потом, как-то фальшиво хихикнув, принялся с нежностью вылизывать мордочку Лифа, не давая тому толком ответить, — А потом ты меня покроешь, о, могучий харт.

— Джингл, прекрати! — ногой отстранил от себя золотохвостого полукровку Лиф. После чего, устало вздохнув, спросил, — Джингл, что тебе на этот раз надо?

— Лиф, помоги мне. Мне очень плохо, — сев на круп, умоляюще взглянул на товарища Джинглбеллс, — И, Лиф, ты мне нравишься…

— Джингл, я тебе помогу. Но не скоморошничай больше. Я же тоже еще не спал — соображаю плохо, — кивнул Елоулиф, окончательно приходя к выводу, что полвитранг просто переутомился за сегодня: заговорить ему зубы, дать пожевать сон-травы и уложить в постель.

— Лиф, правда, поможешь? Слово харта? — умоляюще взглянул на желтохвостого Джинглбеллс.

— Слово харта, помогу, — утвердительно кивнул Лиф.

— Покрой меня, сильный харт, — снова встав на ноги, кокетливо вильнул крупом Джинглбеллс.

— Джингл! — возмутился Елоулиф, отступая на шаг назад.

— Ты слово дал! — обиженно вскинулся золотохвостый, — А теперь в кусты?!

— Джингл, ты — олень. И ты — витранг. Я не могу тебя покрыть, — Лиф отступил еще на шаг, — Это было бы подло по отношению к тебе. У меня хватает обид на тебя, но такое ты не заслужил.

— Я — мерин. И я лишь наполовину витранг. На вторую — фордир, — сделал шаг вперед полукровка, — Харт Елоулиф, ты слово дал. Теперь держи!

— Джингл, чего ты на самом хочешь? — ногой остановил собеседника желтохвостый олешь, — Посмеяться надо мной?

— Лиф, я же уже сказал, я снова хочу стать ланью, — жалобно протянул Джинглбеллс, остановленный копытом харта, упершимся ему в грудь, — И, Лиф, ты мне, и правда, теперь нравишься. Как лани. И я благодарен, что ты мою жизнь сегодня спас. Дай теперь мне подчиниться тебе…

— Джингл, ты бредишь, — твердо возразил золотохвостому Елоулиф, — И где ты видел, чтобы витранг витранга под хвост крыл? Ну, кроме тогда, когда, как я, этот витранг унижения заслужил.

— В северных селениях, в Дубравах и Теплой Речке. Там витранги с витрангами как харты с ланями соединяются потому, что друзья, — неуверенно улыбнулся Елоулифу Джинглбеллс, — Лиф, я же сказал, что ты мне теперь нравишься. Я даже готов тебе почти все простить…

— Джингл, ты, и правда, поглупел, — недовольно качнул головой Елоулиф, но ногу опустил, — Тебе выспаться нужно. И про то, что ты — лань, не сочиняй: многим хартам другие харты тоже нравятся. Мне, к примеру, как харту, ты тоже симпатичен, хоть ты и язва, каких поискать. А теперь, идем обратно. У нас не так и много времени на сон осталось.

— Лиф, ты слово дал, — состроил недовольную мордочку Джинглбеллс, и никуда не двинулся, — Не увиливай.

— Не увиливаю, а тебя от твоей же глупости оберегаю. Джингл, я знаю, что тебе плохо, но головой подумай, как раньше, — Лиф устало вздохнув, двинулся обратно к лагерю. Но далеко не ушел, — Не смешно, Джингл. Отпусти меня.

— Лиф, ты слово дал, — набычился золотохвостый маг, чье кристальное копыто светилось магическим узором.

— Джингл, я не хочу тебя так унижать. К тому же, это больно. А ты, все-таки, не-харт, — Лиф уже откровенно устал спорить с упрямым полукровкой, — Отпусти меня, а то я сам твои травяные путы развею.

— Ты меня не унизишь. Лиф, я сам этого хочу, — склонив голову набок, примирительно начал Джинглбеллс, — А боли я не боюсь. Сам же знаешь, у меня уже был опыт…

— Да замолчи уже, Джингл! — не выдержав, перебил его Елоулиф. После чего устало продолжил, — Знал бы ты, как мне надоело с тобой спорить… Ладно, я покрою тебя. Но, Джингл, это не будет весело… и ланью от этого ты не станешь.

— Для тебя, Лиф, стану, — натянуто хихикнул Джинглбеллс, освобождая лифовы ноги от оплетавших их волшебных пут.

Желтохвостый маг обреченно фыркнул в ответ, и переступив освобожденными ногами… остановился на месте.

— Подожди. Знаю как это и тебе, и мне облегчить, — Елоулифа осенило: Может?.. нет, не с Джинглом, — Я за кое-чем к твоим седельным сумкам схожу… Да не пытаюсь я увильнуть! Ты же с меня слово вытянул…

— Иди, — полунедовольно-полуоблегченно махнул на него передней ногой Джинглбеллся, — Только, не обмани меня, доверчивую лань.

Лиф отметил этот жест недовольным фырком (нет, не с Джинглом...), и двинулся в сторону лагеря. Там, заверив Сильвертэйла, что ничего с двумя витрангами не стряслось, желтохвостый маг выудил из седельных сумок Джинглбеллса деревянный кувшин, а потом направил свои шаги обратно к ожидающему золотохвостому.

— Зачем тебе масло? — удивленно поприветствовал вернувшегося харта полукровка, явно изводившийся все время лифова отсутствия.

— Затем, что я не хочу тебе так же зад разодрать, как мне это Тэйл сделал, — фыркнул Елоулиф, — Джингл, думал, что я тебя обману?

— Нет, ты слишком харт для этого, — отрицательно мотнул головой полукровка. После чего недовольно перевел взгляд на промежность товарища, — Только, похоже, ты мне, Лиф, врал: ни капельки я тебе не нравлюсь.

— Джингл, разворачивайся ко мне хвостом! — вместо ответа скомандовал ему Елоулиф: золотохвостый, явно, уже был “готов”, а пререкаться со сбитым с толку своей Первой Весной Джинглом вовсе не хотелось, — Дай взглянуть на свой круп.

— Конечно, сильный харт Елоулиф, — качнув крупом, грациозно развернулся Джинглбеллс. Впрочем, Лифа было не обмануть: грация эта была напряженной. Но чем харт мог помочь? Вот именно такого опыта у него еще ни разу в жизни не было.

— Не дергайся. Надеюсь, так будет легче, — откупорив кувшин, Лиф магией зачерпнул из него масла, и принялся смазывать сначала под хвостом у золотого, а потом и проник чародейством внутрь него.

— Нм!.. — дернулся было полукровка, но на полушаге остановился, — Лиф, продолжай.

— Больно? — теперь уже черед остановится пришел Елоулифу, — Может, не надо?

— Нет. Просто холодно. Продолжай, — торопливо ответил полувитранг. Судя по голосу, от волнения он закусил губу.

— Как скажешь, Джингл. Приготовься, — быстро обработав маслом собственный хартов стержень, успевший отвердеть во время предыдущей процедуры, Елоулиф завел передние ноги за задние ноги Джинглбеллса, — И расслабься.

— Лиф, подожди, — нервно выдохнул полувитранг, чувствуя как под его хвост тычется что-то твердое. После чего снова глубоко вдохнул и столь же глубоко выдохнул, — Я готов… Ох!..

Лиф, памятуя о своем плачевном опыте, плавно двинул бедрами вперед. Джинглбеллс охнул, но не закричал.

— Больно? — тут же поинтересовался желтохвостый харт, готовый в любой момент спрыгнуть с товарища.

— Нет, Лиф. Неожиданно, — расслабляясь, выдохнул полукровка, — Знаешь, мне даже нравится… Не вру!

— Тогда продолжим, — медленно и плавно задвигал крупом Елоулиф, входя в приятеля хорошо если на половину своего оленьего ствола. Впрочем, тому, похоже, нравилось: золотохвостый вскинул голову и что-то удовлетворенно мычал себе под нос.

Так продолжалось какое-то время: Лиф медленно и нежно растягивал кишки Джинглбеллса, чувствуя как тот в ответ сжимает его стержень своими нутром, тогда как сам полувитранг замер в каком-то подобии транса.

— Лиф, а мне это нравится, — повернул голову к Елоулифу золотохвостый олешь, — Только, давай быстрее или глубже.

Лиф в ответ фыркнул, и попробовал погрузить свой член глубже в Джинглбеллса. С первого раза, правда, это не вышло — желтохвостый харт практически сразу наткнулся на преграду, заставив свою “лань” вздрогнуть от неожиданности. На этом олешь вспомнил то, как сам был на месте Джингла, и попробовал направить себя чуть в сторону. С первого раза, конечно же, ничего не вышло. Но вот со второго… стержень оленя свободно вошел внутрь полувитранга на всю длину.

— Ох!.. — снова охнул Джинглбеллс, но в этот раз его восклицание полнилось удовольствием, — Еще раз! Я не знаю, что ты сделай, но еще раз!..

В ответ Елоулиф лишь фыркнул (ему самому понравилось то, как приятель целиком охватил его ствол), и, предварительно подавшись назад, снова погрузил свой олений стержень в золотохвостого. Тот, хитро выгнув шею набок, запрокинул голову назад и застонал. Но вовсе не от боли.

— Лиф, еще!.. И чаще!.. — извернувшись, Джинглбеллс лизнул Лифа прямо в нос. На мордочке золотохвостого мерина читалось явное удовольствие.

От такой неожиданности Елоулиф снова хлопнул крупом о круп полукровки, заставив того целиком выгнуться и снова застонать от удовольствия. Впрочем, харту самому это все начинало нравиться. А еще очень хотелось прикусить столь соблазнительно подставленный загривок… Но уж такой поступок Лиф бы себе, точно, не простил. А потому, желтошкурый олешь сдержался. Вместо этого он решил выполнить просьбу Джингла, и задвигал крупом чаще. Тот в ответ каким-то образом запрокинул голову еще больше, и, жарко фыркнув, принялся снизу вылизывать мордочку Елоулифа. Видимо, полукровке чехарда в его внутренностях нравилась. О чем говорило и то, что, хоть сам полувитранг этого не понимал, его круп вторил движениям харта.

— Лиф, со мной что-то происходит. Меня что-то изнутри распирает, — через какое-то время, прикрыв глаза, прошептал Джинглбеллс, — Я не знаю, нравится мне это или нет…

— Не сдерживайся, — внутренне удивившись тому, что золотохвостый, вообще, дошел до этого предела, посоветовал Елоулиф.

— Я и не сдерживаюсь… Лиф!.. Ах!.. — громко задышав, полувитранг задергался под хартом, — Я!.. Лиф!.. Лиф!..

— Немного потерпи, я скоро, — активнее задвигал крупом Елоулиф, не забывая, однако, о плавности.

— Лиф… — олешь под Лифом явственно расслабился, — Я даже не думал, что может быть так хорошо… Ах!.. Лиф!..

— Джингл… извини… Пф! Но я тоже только харт… Пф!.. — теперь пришла пора чувствовать угрызения совести за то, что Лиф только что выплеснул свое семя в нутро полукровке, — Как я могу обиду загладить?

— Еще раз меня покрой, — в ответ расслабленно фыркнул Джинглбеллс, — Лиф, а это теплое в моих кишках — твое семя? Приятный подарок получают лани от хартов… Стой, стой, стой! Не вытаскивай!.. Лиф! Ты всегда все испортишь!..

— Хватит сегодня с тебя. И с меня тоже, — не взирая на возражения, слез с полукровки Елоулиф. После чего участливо поинтересовался, — Зад не болит? Я тебя не сильно растянул?

— Лиф, ты — дурень, — тут же развернувшись, потерся головой о голову Елоулифа Джинглбеллс, — Чуть побаливает. Но это того стоило. Спасибо тебе, мой харт.

— Джингл!.. — недовольно отстранился Елоулиф.

— Такой же дурень, как и ты, женишок, — из темноты раздался насмешливый ланий голос, — И тебя, подруга, поздравляю. И с Первой Ночью. И с Первой Весной. Сама выбирай, что тебе больше нравится.

— Сноубриз! — испуганно икнул Елоулиф, съеживаясь сразу раза в два.

— Бриз, подруга, я не это имела ввиду… — в унисон проскулил не менее перепугавшийся Джинглбеллс.

— Джингл, я не ревную. Этот дубоголов мне только жених, а не муж. Да и к мужу бы я тебя ревновать не стала. Я же не дурная, — хихикнула белоснежная лань, выходя из темноты (и как маги умудрились ее просмотреть?), — Только, как по мне, ты глупостями занялась. Могла бы меня попросить — я бы тебе помогла.

Олени ничего не ответили, предпочтя продолжать уменьшаться в размерах.

— Ой, дурни. Чего боитесь? Я ничего своему брату не расскажу, — недовольно фыркнула Сноубриз, наблюдая за этой безмолвной картиной, — А ты, Джингл, могла бы просто попросить. Думаешь, я ради подруги рта и магии пожалею?

— Бриз, этот дурень ни при чем. Это я его вынудила… — натужно улыбнувшись, наконец подал голос Джинглбеллс.

— Да уж я вижу. Я с самого прихода этого дубоголова за маслом за вами наблюдаю, — фыркнула белоснежная лань, — Джингл, подруга, не дури. Я знаю, что у тебя в голове бродит. Только, ты лань только на половину. И то не на ту, что с рождения. Так что, смирись уже: на другую половину ты — харт. Да и мне спокойнее будет с двумя хартами и двумя почти хартами. А ум к тебе после весны полностью вернется.

— А… — проблеял было уже Елоулиф.

— А ты, женишок, не акай. Лучше бы друга больше слушал. А то даже я, лань, знаю больше о том, что у него в голове, — не дала ему договорить Сноубриз, — А еще ты теперь Джинглу свое подхвостье задолжал… Подруга, тебе, хоть, понравилось или ты только притворялась?

— Подруга, мне очень понравилось. Даже и не знала, что с хартом так хорошо. И извини, что на твоего жениха позарилась, — неуверенно ответил Джинглбеллс, — Ты, правда, не ревнуешь?

— Ну, конечно, Джингл. Ты же мерин — отчего бы мне ревновать? — в ответ усмехнулась лань. После чего бросила взгляд на живот золотохвостого, где в кожаных “ножнах” спрятался еще недавно твердый олений стержень, — А еще нужно будет посмотреть и подумать как тебе в будущем помочь. А то у тебя стержень вместо щелки… А этот дурень сейчас про “оленью силу убавлять” скажет! Нет у Джингла никакой оленьей силы — ему ее вместе с лимонами отрезали.

— Не скажу, — сконфуженно выдавил Елоулиф, как-то незаметно для себя умудрившийся упереться задом в дерево, — Ее не каждый харт за жизнь успевает растратить…

— Дурни. Вот почему мне всегда приходится мозгами для хартов быть?, — вздохнула лань, — Не осуждаю я вас. Успокойтесь, оба. И ты, Джингл, тоже. Ты для меня подругой быть не перестала.

— А то, что я… — в ответ Джинглбеллс стрельнул глазами в сторону Лифа.

— Джингл, подруга, не дури, мне до хартова потрясания рогами дела нет. Да и, я слышала, кое-где в других селениях это не чем-то позорным считается, а между друзьями принято, — фыркнула Сноубриз, — А то, что тебе Лиф нравится… Ну, как ты рассказывала, вы росли вместе. Да и покалечили тебя еще до Первой Весны, а теперь сильного эликсира дали. Вот у тебя что-то и срослось неправильно...

Елоулиф удивленно воззрился на лань. Та осеклась. Но потом, насмешливо фыркнув, продолжила.

— Женишок, только не говори, что не видел как у оленей кости вкось срастаются да старые раны на погоду болят. Ты-то настоящий маг — ты побольше моего хворых оленей лечил, — прищурившись на Лифа, лань сделала шаг по направлению к рогатым. Те вздрогнули, но панике больше не поддались, — Так и у Джингла что-то неправильно в его хартовости эликсир срастил. Вот он, дурень весенний, и не может определиться: харт он или лань?

— Бриз, не нужно больше Лифа стращать. А то он сейчас, вообще, в мышь превратиться, и под корни забьется, — примиренческим тоном начал золотохвостый олешь, когда подошедшая лань, воспользовавшись магией, притянула его голову к себе.

— Ой, а ты-то, Джингл, такая храбрая. Даже не поддеваешь никого. Как бы тебя саму из-под корней выковыривать не пришлось, — фыркнула в ответ лань, осматривая полукровку, — А вообще, сейчас, харты, вас почищу, и мы спать вернемся… Хотя, с маслом остроумно вышло. Грязно, но остроумно. Джингл, ты выдумала?

— Лифа идея. Я даже не подумала, подруга, — сконфуженно объяснил Джинглбеллс, — Подруга, мы сами…

— Не надо! Мы сами почистимся, — в унисон полукровке яростно замотал головой Елоулиф.

— Конечно, сами. Мне вас обоих до утра не вычистить, — усмехнулась лань, — Только, я помогу. А то у вас, хартов, вечно все наперекосяк… Джингл, не возражай, ты теперь тоже иногда харт.

Олени промолчали, и принялись приводить себя в порядок. Лань помогала им, направляла и, иногда, отчитывала за, по ее мнению, глупости. Что весьма помогло, позволив всей троице вернуться в лагерь еще ночью. Вернее, в последнюю ее треть, когда на карауле стоял Вайн. Спрашивать у витрангов фордир ничего не стал. Лишь принюхался, и как-то странно покачав головой. Так что, до утра все трое даже умудрились немного поспать.

Глава 10

Утро наступило до обидного рано.И было оно наполнено недовольством Сильвертэйла, безуспешно пытавшегося выяснить то, где ночью бродили оба мага. Упрямство пленного перитона с восходом тоже никуда не делось. В отличие от кувшина с маслом, который, в итоге, с двусмысленной усмешкой вернула магам Сноубриз. В общем, пробуждение для Лифа добрым не было.

Первым делом желтохвостому олешу пришлось помочь Сильвертэйлу с новыми утренними заботами, которые им добавил нежеланный спутник. А если сказать без обиняков, то сначала двум хартам пришлось отвести перитона оправиться, а потом, как и вчера, насильно накормить. Джинглбеллс было порывался помочь товарищам, мотивируя это неспособностью сильного пола сделать хоть что-то правильно, но был отстранен серебряннохвостым воином. Последний прямо сказал не-харту, что тому и так вчера досталось сверх всякой меры. Полувитранг надулся, и было начал спорить с воином, но после реплики уже Елоулифа о “а вот и Джингл рогами трясть начал” с гордым видом удалился собирать лагерь.

Завершив возню с пленником и опять его связав, олени сами уселись подкрепиться. За коим делом Сноубриз подняла больную для всех тему: лани вовсе не хотелось и дальше ковылять в том же черепашьем темпе, что и вчера, а потому белохвостая требовала от сильной половины что-то сделать с пернатым упрямцем. В ответ на это требование Елоулиф униженно сознался, что как раз сделать-то он толком ничего и не может: чародей просто не понимает почему перитон так быстро освобождается от его волшебства.

— Тогда загляни в разум моего братца, а потом — в разум стервятника, — хмыкнула лань, подпустив в свой голос немалые сомнения в способностях желтохвостого мага, — А то, думается мне, ты, Елоулиф из Кленов, никого, кроме фордиров, и не правил…

— Бриз! Это уже предел твоей наглости! — тут же вскочил со своего места Сильвертэйл, — Чтобы в моей голове!..

— Мастресса, на этот раз ты перегибаешь прут, — неодобрительно покачал головой Вайн, — Твой брат все еще витранг.

— Ну, раз мой братец слишком витранг для того, чтобы помочь всем нам, то маг Елоулиф может в моей голове покопаться, — фыркнула в сторону фордира лань.

— Если для дела надо, я согласен. Я тебя домой вернуть должен. Там ты, сестрица, от отца еще на орехи получишь. А то совсем со своим званием волшебницы разбаловалась, — зло зыркнув в сторону перитона, опустился на свое место серебряннохвостый олень, тем немало удивив остальных приключенцев, — Но эта желтая лань даже не прикоснется к моей голове! Пусть это сделает маг Джинглбеллс. Ему я доверяю.

— Я еще ни разу не был в голове фордира, а уж, тем более, другого оленя, воин Сильвиртэйл. И начинать сегодня не собираюсь, — отставил вылизанную миску полукровый маг, — И у меня есть куда лучшая идея: пусть Елоулиф сравнит мой разум и разум перитона. Это никого не оскорбит.

— Подруга, Лиф и так знает твой разум… Братец, рот закрой. Да, я много чего от тебя о магах скрыла. А то ты сначала рогами машешь, а потом уж про умишко вспоминаешь. Да, Елоулиф правил разум Джингла. Но не по своей воле: так решили старейшины Кленов, — лань превентивно прожгла брата взглядом. После чего снова обратилась к полувитрангу, — Джингл, ты сам знаешь, ты — полукровка. Не сочти в обиду, но вряд ли фордирская кровь твой разум не затронула. Я от рождения лишена рогов, но, думаю, и ты, и Лиф, как маги, со мной согласитесь. Так что, остается лишь мой брат. Или ланий разум тоже сгодится?

— Лиф, харт весенний, отвечай уже. Волшебница тебе вопрос как более опытному в нашем деле задала, — легонько ударил желтошкурого олеша прутиком по носу Джинглбелс, за чем переключил свое внимание на серебряннохвостого харта, — Воин Сильвертэйл, я не нуждаюсь в твоем заступничестве против Елоулифа. У меня много с ним взаимных обид, но вот эта обида только моя: я сам с сыном Гринлифа сочтусь. Да и не своей волей Лиф в ней виноват. Это решение старших — им видней.

— Тебе я верю. Хотя, вины это с желтошкурой лани не снимает — мог бы и кому другому отдать. В Кленах магов много, — презрительно фыркнул в сторону Елоулифа Сильвертэйл, — Что ответишь, лань? Если нужно, я тебя в свой разум пущу. Вайн тоже пустит.

— Лучше уж Лиф, чем остальные наши балбесы. Он аккуратнее всех мне мозги правил, — насмешливым фырком ответил золотохвостый, — Лиф, ты там окончательно в пень превратился? Отвечай уже! Тебя уже трое спросили.

— Я вчера об этом думал, — покачал головой Елоулиф, окончательно приведенный в чувства презрительной фразой Сильвертэйла, — Джингл, ты совсем не то. Я в головах других витрангов не был, но тебя старейшины не на пустом месте решили править. О том, чтобы войти в разум Сноубриз, я даже думать не хочу: Лес оленей на хартов и ланей разделил, и не мне с этим спорить.

— Понятно все с вами, хартами. Скорее белка волка сожрет, чем вы промеж собой рогами натрясетесь, — вздохнув, поднялась со своего места Сноубриз, — Братец, Вайн, лежите смирно — сейчас вам Елоулиф под черепа заберется. Джингл, присмотри пока за стервятником. Елоулиф — делай. И не фыркайте! Теперь я за вас, рогатых, отвечаю.

— Все тише мыша будет, подруга, — задорно мотнув головой, поднялся со своего места Джинглбеллс, — Харты, а вы чего бока отлеживаете? Вайн, дай там Тэйлу копыта, а я — Лифа подпну.

Елоулиф недовольно фыркнул, и, не дожидаясь обещанного полукровкой, поднялся со своего места. Сильвертэйл смерил товарища по полу недобрым взглядом, но, когда желтохвостый маг подошел к воину, смиренно наклонил голову. Серебрянношкурый не сопротивлялся, когда магические потоки с копыта чародея обвили его голову. Лишь стиснул зубы.

Разум Сильвертэйла и был похож на разум Джинглбеллса, и не был. Елоулиф видел привычные потоки магии, мыслей и эмоций, но текли они непривычно. Вместо прямых и могучих рек фордирского разума чародейство Лифа вилось вдоль запутанных речушек и ручейков, то скрывающихся за недоступным волшебнику пологом, то появляющихся из-под него, то разделяющихся на части, то вновь сливающихся воедино. А еще всюду была стража. Куда бы ни сунулся желтохвостый маг, его всюду во всеоружии ждал Сильвертэйл. Так что, волей-неволей, Елоулифу пришлось признать, что поработить тэйлов разум у него не получилось бы и при очень большом старании. Усмехнувшись от воспоминаний о том, что раньше на него навевала тоску и необходимость править куда хуже защищенный ум Джинглбеллса, чародей покинул голову Сильвертэйла.

— Гх!.. Как будто мне мозги жабы живьем жрут! — тяжело дыша, поднял голову Сильвертэйл, и вперил в лежащего рядом фордира мутный взгляд, — Вайн, как ты это терпишь?

Но ответить фордир не успел — уже его голову оплело чародейство витранга.

В голове Вайна все было привычно и знакомо. И фордир был покорен, в отличие от своего хозяина, подсиживавшего чародея на каждом его шагу. Что навело Лифа на странные мысли.

— Вайн, Тэйл, идемте со мной, — освободив коричневохвостого, скомандовал Елоулиф, и направился к охраняемому Джинглбеллсом перитону.

Витранг и фордир переглянулись, и последовали за чародеем. ( — “Мастер Сильвертэйл, неужели, вам было так больно? Как по мне, чародей Елоулиф аккуратно правит разум,” — тихо удивился Вайн. Сильвертэйл в ответ лишь сконфуженно кивнул — его все еще мутило после недавней атаки другого витранга на его разум.)

В голову пернатого Елоулиф проник без труда. Как и в прошлый раз. А вот что было не как в прошлый раз, так это то, что желтохвостый чародей отбросил высокомерие, и принялся внимательно изучать открывшийся ему разум. К своему удивлению, вскоре Лиф понял, что по своей сути разум перитона совершенно ничем не отличается от разума фордира или Сильвертэйла. Различия были в структуре: мысли и чувства пернатого неслись множеством стремительных потоков, не зная границ и преград. Если бы Лифу пришлось обозначить разум перитона одним словом, то он бы сказал: “Скорость”. Желтохвостому чародею ничего не стоило “исправить” разум крылатого пленника — тот, кажется, даже не понимал, что колдуну можно осмысленно сопротивляться — лишь животная ярость и инстинкты, что так легко обмануть. Вот только чародейство будет смыто потоками его чувств и мыслей в течении считанных часов. Что возвращало Елоулифа к очень не нравящимся ему планам…

— Я сам не смогу надолго исправить стервятника, — разрывая чародейскую связь, признался желтохвостый маг, — Сноубриз, Джинглбеллс, вы мне поможете?

— Ну, конечно, женишок, — улыбнулась Лифу (тем спровоцировав недовольный фырк Сильвертэйла) белоснежная лань, — И что бы вы, харты, без нас делали?

— Лиф, ты знаешь, я не умею и не хочу… Настолько все плохо? — продолжая лежать на перитоне, недоверчиво поинтересовался золотошкурый не-харт, — У тебя же всегда получалось. Даже со мной справлялся.

— Джингл, это не сложно. Не сложнее, чем с фордиром. Я вам сейчас покажу как, — устало фыркнул Елоулиф, уже предвидя упорное сопротивления Джинглбеллса, который считал, что, раз уж ему самому правят разум, то других оленей он так истязать не в праве, — Просто, стервятник быстро сбрасывает мои исправления… А, болотник! Давайте я вам сейчас все сам покажу! Войдите в мой разум.

— Серьезно? — удивленно вздернул голову Джинглбеллс, — Лиф, ты, часом, дурман-зелье себе в похлебку для вкуса не накапал?

— Войти в голову харта?! — голос Сноубриз тоже был далек от нейтрального, — Женишок, а кто только что про разделение ланей и хартов говорил?

— Мастесса, но вы же бывали в головах фордиров, — примиренчески подал голос Вайн, — Я ничего не знаю о вашем могуществе, но харт-фордир от харта-оленя, я думаю, в хартовой сути не сильно отличается.

Лань перевела взгляд на своего брата. Тот вполне понял безмолвный вопрос.

— Я против. Но ты же, сестрица, все равно, по-своему сделаешь. Так что, давай, залезай под череп этой лани. Может, поймешь, что в мужья тебе она не годится, — с осторожностью махнул головой Сильвертэйл. После чего обратился к Джинглбеллсу, — А ты, маг, не кобенься. Мы все и так за эту луну много чего сделали, чего и не хотели бы. Надо — значит, надо.

— Знал бы ты, воин, чего мне это стоит… — вздохнув, неуверенно посмотрел в сторону Елоулифа золотохвостый чародей.

— Теперь знаю. Мне эта лань будто углей в голову через нос засыпала и болотной жижи в желудок залила! — непроизвольно вздрогнул от воспоминания Сильвертэйл, — Но, надо. Бывает, маг, такое, когда надо. Так что, делай что эта лань велит.

— Правда, настолько плохо? — участливо поинтересовался Джинглбелс, уступая место на перитоне серебряннохвостому, — Со мной-то Лиф не церемонился, но терпеть можно было…

Рогатый воин молча кивнул (и тут же чуть не споткнулся от вдруг подступившего головокружения), принимая освободившийся пост. Полукровка же и лань заняли места у головы прилегшего на землю Елоулифа.

— Сейчас и посмотрим. Есть у меня одна догадка… Джингл, радуйся! Если она верна, мне куда хуже, чем тебе будет, — фыркнул желтохвостый маг, подбадривая самого себя, — Входите в мой разум — я покажу в чем дело!

Елоулиф задохнулся. Когда чародейские щупальца с копыт двух витрангов оплели его голову, было неприятно, но вполне терпимо. Но потом… его словно пронзили тысячи добела раскаленных игл! Сознание мага удержала лишь его гордость: Джинглбеллс в таких случаях никогда не отключался, а себя Лиф считал ничуть не хуже насмешливого мерина. Чародей чувствовал как нечто чуждое грубо ползет в самой его сути, беспечно круша его чувства и мысли… Елоулиф бросил все свои силы на то, чтобы остановить эту пришлую силу. А когда это получилось, попытался дотянуться до нее.

- “Джингл, поаккуратнее! Я тебя так грубо никогда не правил,” — сквозь боль попробовал пошутить желтохвостый маг, таки коснувшись мыслью нечто.

- “Лиф?! Не знал, что между разумами разговаривать можно”, — удивилось нечто, после чего голосом полукровки ехидно поинтересовалось, — “О, великий усмиритель непослушных фордиров, как самому фордиром оказаться?”

- “Паршиво, Джингл. И поаккуратней, а то очень больно… и тошно, — сознался Елоулиф, которому стало гораздо легче, когда нечто перестало двигаться, — “А про разговаривать я сам не знал. Ты же каждый раз как мракорис отбиваешься!”

— “Лиф, так что ты нам показать хотел? Я сейчас Бриз позову,” — не стало спорить с ним нечто.

— “Просто не двигайся! Джингл, ты вот жалуешься, что я тебя больно правлю, а сам себя как медведь в ягоднике ведешь!..” — чуть не взвыл Елоулиф, когда нечто вновь начало движение. К счастью, недостатком сообразительности полувитранг никогда не страдал. Так что, почти сразу желтохвостый маг получил облегчение, и смог продолжить, — “Хотел показать вам как мой разум устроен по сути и по структуре. Джингл, приглядись внимательнее, чтобы потом проще в стервятниковом черепе разобраться… Только аккуратно!.. Дед, когда меня защите учил, только краем касался...”

— “Меня он, вообще, ей не учил. А ты меня чуть ли каждую четверть луны так истязаешь. Так что, терпи уже, чародей,” — съехидничало нечто, разрывая связь. Лифу сразу полегчало — олешь даже попробовал приоткрыть глаза.

Перед глазами появились расплывчатые образы взволнованной Сноубриз и очень довольного собой Джинглбеллса. Елоулиф проморгался — образы стали четче.

— А я тебе, подруга, говорила, что ничего ему не сделается, — фыркнул Джинглбеллс. После чего жизнерадостно обратился к желтохвостому харту, — Ну, Лиф, как? Паршиво тебе?

— Ты даже не представляешь себе насколько, Джингл, — слабо улыбнулся полукровке Елоулиф, — Увидели мой разум?

— Совсем не как у фордира, — кивнула в ответ Сноубриз.

— Он совсем не такой, как рассказывал старейшина Растиливс, — помог Лифу подняться Джинглбеллс, — Стой! Стой! Не падай!.. Обопрись на меня!

— Извини, ноги подкосились, — вновь укладываясь на землю, сознался Лиф, — Сейчас пройдет…

— То есть, я — не витранг, — помрачнел Джинглбеллс, помогая желтохвостому харту, — Никогда со мной такого, как с тобой, Лиф, не было. И про фордиров я не слышал, чтобы ноги подкашивались…

— Что-то среднее, Джингл. Витранга, если мы все такие, как Тэйл, я бы исправить не смог. Морок только навести, — прикрыв глаза, принялся прислушиваться к собственным ощущениям Елоулиф, — Ты не хуже других оленей. Нежить нас с тобой, вообще, братьями считает. А им об оленьей крови лучше знать.

— Размечтался, Лиф. Пока белку волшебством не приманишь, до тех пор ты мне не ровня. Я о другом беспокоюсь, — насмешливо фыркнул Джинглбеллс, скосив глаз на парочку воинов, удобно устроившихся на перитоне, — Воин Сильвертэйл, что скажешь?

— Скажу то же, что и тот рыжий стервятник: вы, маги, совсем со своими мудрствованиями с ветки рухнули, — недовольно проворчал Сильвертэйл, — Главное, что ты, Джинглбеллс, олешь хороший и колдуешь отлично. И голова у тебя после этого дрянного мозгоправства, похоже, не кружится. А всякие эти крови-разумы — пустое. Пусть ими старики себе вечера коротают. А у нас, молодых хартов, и поважней дела найдутся.

— Подруга, твой брат совсем без таланта? — перевел взгляд с серебряннохвостого на его сестру полувитранг, — Воин Сильвертэйл, не в обиду.

— Совсем. Ничего сложнее воинских чар он не понимает. Да и понимать не хочет. Джингл, подруга, тебе не отвертеться, — покачала головой лань, — В нашей семье весь чародейский дар дочерям достался: мне — лесной, Хуф — кузнечный.

— Джингл, тебе придется. Мы вдвоем со Сноубриз не справимся, — поддержал белохвостую Елоулиф, все еще благоразумно лежа на земле.

— Еще бы знать с чем справляться, о, скрытный чародей Елоулиф, — Джинглбеллс магией передал Лифу миску наполненную водой, — Пей. А то как белка после зимы выглядишь.

— Джингл, а почему ты меня фордиром не назвал? Неужто, пожалел? — попытался поддеть полукровку Лиф, принимая из его чародейства миску. Но, получив наигранно наставнический ответ золотохвостого (“Лиф, молодец! Пробуй, пробуй. Олени шутить с опытом научаются — и у тебя когда-нибудь получится.”), вернулся к делам насущным, — У стервятника разум очень быстрый: исправить его несложно, но он все чары почти сразу с себя сбрасывает. Так что, если не хотим как вчера плестись, придется его на ходу править. Меня одного на такое не хватит: уже когда-то пробовал на бегу фордиров править — очень утомляет. Так что, придется вам мне помочь.

— Покажи мне как, а там я все сама Джинглу объясню. Он мне говорил, что его фордиров править тоже учили, но на деле моя подруга от этой обязанности всегда увиливала, — настойчивым тоном потребовала лань, — Сам в это время отдохни. Вы с моим братцем теперь и так больше на вяленые грибы похожи, чем на оленей. А нам за день еще что-то пройти надо.

Лиф вопросительно взглянул на Джинглбеллса.

— Бриз дело говорит. Мне без тебя легче будет, — утвердительно кивнул Джинглбеллс. После чего хихикнул, — Лиф, да расслабься ты. Не буду я кобениться: надо стервятника править, значит, буду править. Хотя, и не охото, очень.

— Ладно, Джингл, поверю тебе, — облегченно выдохнул Елоулиф, и, засветив свое волшебное копыто, обратился к лани, — Сноубриз, я добивался послушания от стервятника точно так же, как и от фордиров. В этом нет ничего сложного. Следуй за моими чарами, но больше обращай внимания на то, как его ум устроен.

Лань не стала тратить время на слова, и просто присоединила свое колдовство к магии Лифа. Возможно, оно было и к лучшему: к концу урока по укрощению перитона желтохвостый маг с трудом боролся с головокружением. Похоже, его предположение было верно, и витрангам за крепость собственного разума приходилось платить очень дорого, когда в него вторгался кто-то действительно сильный. Так что, Лиф был рад-прерад, когда Сноубриз сказала “Довольно. Теперь отдыхай”, и переключила свое внимание на обучение полукровки. По крайней мере, олешь смог положить голову на землю и прикрыть глаза.

Приходили в себя витранги долго, чем немало удивили как Джинглбеллса, так и Вайна. Золотохвостый полукровка, в итоге, даже перестал подтрунивать над хартами, и предложил сегодня никуда не идти. Но этому воспротивились сами Лиф и Тэйл, которым гордость не позволила признаться, что чувствуют олени себя так себе. А потому, ближе к полудню приключенцы снова шагали по дороге. Скорость, конечно, оставляла желать лучшего: когда хартов оставило головокружение, на них напала слабость и притупилось чародейское чутье. Зато, теперь перитон не замедлял маленький отряд — при малейших признаках своеволия кто-то из троих чародеев тут же, не сбавляя шага, “правил” разум строптивца. Что, как и говорил Лиф, очень утомляло. А еще Джинглбеллс оказался весьма неуклюжим мозгоправом. Как бы полукровка ни старался (а он, и правда, старался), у него никак не получалось зачаровать перитона так, чтобы тот не ругался от боли. Впрочем, по мнению всех остальных членов отряда, пернатый такие мучения вполне заслужил. Так приключенцы шли до самой темноты, потихоньку приноравливаясь к новому порядку путешествия.

Следующий день в плане приближения к заветной цели оказался куда продуктивнее. Харты за ночь пришли в себя и теперь бодро шагали по бокам от пленника. Перитон тоже проблем не доставлял, будучи вовремя укрощаем чародейством (заодно, и Джинглбеллс показал немалый прогресс в психотропном колдовстве). Но, увы, под вечер тропа свернула в сторону, и приключенцам снова пришлось идти нехоженным путем. Впрочем, под самый конец этот день подарил оленям нечто действительно приятное: Джинглбеллс почувствовал далекий отголосок чего-то могучего и настроенного к оленям доброжелательно. Полукровка предположил, что это и есть Великое Древо. Спорить с ним никто не стал: ни один из пятерки приключенцев никогда у Древа не был, да и, от чего не стали отпираться ни Лиф, ни Сноубриз, другие маги пока ничего необычного не “слышали”. На что Джингл лишь легкомысленно хмыкнул, и предложил разбить лагерь для ночевки — утро вечера мудренее.

На следующий день прочие маги тоже почувствовали нечто, и согласились с Джинглом, что это может быть только Великое Древо: что еще в Лесу может быть столь благожелательно к оленям? Все последующие дни ощущение этой могучей силы только крепло, сделав не слишком нужным “проводника”, а на третий день пути нечто почувствовали и Тэйл с Вайном (на что серебряннохвостый не избежал поддевок от сестры и Джинглбеллса). К этому времени изменился и сам Лес: деревья стали выше и неохватнее, заросли — непроходимей, животных — меньше, но и сами они сделались внушительнее.

На четвертый день дорогу оленям преградил хребет древесной плоти. Маленькому отряду пришлось отклониться с пути и начать искать обход.

— Все! Можете теперь называть меня хартом! Я такой же тупой, как эти два лимонодома, — на третий час блужданий заявил Джинглбеллс, прислоняясь к неестественной преграде, и запуская в нее чародейскую силу со своего копыта, — Лиф, куда проводник указывает?

Елоулиф молча снял с шеи “проводник”, и чародейством пробудил его: волшебный луч лег почти аккурат вдоль странного древесного образования.

— Ну, тогда лезем на корень. По нему идти легче будет, — стукнул копытом по преграде Джинглбеллс, — Бриз, подруга, только не говори, что еще, как эти, не догадалась где мы. Если это не Великое Древо, то я — перитон.

Олени переглянулись между собой.

— Маг прав. Дальше только хуже будет, — высказал общую мысль Вайн, — Мастер Тэйл, я не принижаю искусство твоей сестры или чародеев, но подлесок с каждым часом становится только гуще и гуще. Это странно. Я бы поостерегся и дальше идти по земле.

— Будто по деревьям никогда не лазали, — хмыкнул в ответ Сильвертэйл, и первым принялся забираться на огромный корень. За ним последовали и остальные, помогая друг другу магией.

Восхождение было непростым и заняло немало времени, но, в итоге, стоило всех затраченных усилий. Корень поднимался вверх не слишком круто и был достаточно широк для того, чтобы по нему в ряд свободно шли три оленя. Ну, и конечно, никакого мешающего путешествия подлеска тут не было. Так что, к ночи путешественники шагали уже на высоте добрых пары деревьев от земли и с энтузиазмом обсуждали сей факт. Ужинать, правда, пришлось всухомятку — никто не решился разжигать костер дабы сварить похлебку.

Утром “проводник” не просто указывал направление, но и сам светился как никогда прежде. Елоулиф истолковал этот феномен как то, что цель путешествия уже близка. Что преисполнило оленей энтузиазма. Но, увы, вскоре корень круто взял вверх, и приключенцы лишь к полудню добрались до необъятного ствола Великого Древа. Там “проводник” указал в сторону и вверх. Пришлось искать путь. Благо, Великое Древо оказалось, действительно, великим, и по неровностям его коры олени могли идти и перепрыгивать будто по толстейшим ветвям самых больших из виденных ими деревьев. Впрочем, это тоже был нелегкий труд, требующий времени.

К тому времени, как путешественники добрались до основания одной из нижайших ветвей Великого Древа, солнце уже начало клониться к закату. Так что, у пятерки (мнения перитона никто не спрашивал) оленей закономерно возникло желание разбить ночлег на этой, поистине гигантской, живой площадке. Но напоследок, дабы удостовериться, что день не был потрачен впустую, Елоулиф еще раз сверился с “проводником”. Пробужденный магией артефакт нежити горел словно огонь в костре, а его указующее острие выглядело уже не как пучок невесомого света, а почти так же увесисто и твердо, как наконечник пальмы. Не удивительно, что любое желание отдыхать мгновенно испарилось, и приключенцы единодушно решили продолжать путь до тех пор, пока они или не достигнут искомой цели, или темнота не вынудит прекратить поиски.

Поначалу путь был легок и приятен: копыта уверенно стучали по почти ровной коре гигантской ветви, алого света заходящего солнца более чем хватало, а ветер был не слишком силен. Но, по мере того, как “проводник” разгорался все ярче, а ствол Великого Древа оставался все дальше позади, ситуация менялась. Сначала, откуда-то возникли заросли вьюнка и колючих лоз. Потом, ранее вольный ход ветви превратился в самую настоящую пещеру, чьи живые стены были образованы малыми ветвями и листвой. Витрангам пришлось зажечь волшебные огни на своих копытах. Идти так было хоть чуточку легче, чем в неверном зеленом свете, кое-где пробивающемся через прорехи в живых стенах.

— А вот теперь, Джингл, ты можешь помянуть Провожатого, — предостерегающе выставил магию Елоулиф, шедший во главе маленького отряда.

Лиственная пещера закончилась, и перед остановившимися у ее выхода оленями открылась загадочная картина. Огромная ветвь, будто раскрытая лапа мертвого медведя, лежала перед взором приключенцев, образуя обширную чашу из растительной плоти. Внутри этой чаши стремился ввысь целый лес острых древесных пик, среди которых были рассыпаны груды выбеленных временем оленьих костей и богатых украшений. Посредине же этого могильника возвышался огромный алый цветок, от которого в три разные стороны отходили спицы мистически неподвижного тумана, на концах образуя лениво текущие вихри. Посреди двух из этих вихрей высились древесные пики, увенчанные оленьими черепами. Судя по рогам, витранга и фордира. Чуть в отдалении прямо из ветви Великого Древа вырывался еще один туманный вихрь.

— Что бы тут ни произошло, но смерти они не ожидали, и плоть их никто не ел. И было это очень давно. Уж точно, до нашего рождения, — поделился своим суждением подогнавший перитона Сильвертэйл, — Маг Джинглбеллс, что думаешь?

— К-колдовство!!! Отпустите меня, болотниковы дети!!! Я сердце не отдам!!! — ответить чародей не успел. Вместо него голос подал выпучивший глаза от страха перитон.

— Да чтоб тебя! Тэйл, держи стервятника!.. Джингл, не лезь!.. — тут же набросил чародейскую сеть на голову перитона Елоулиф, — Дискордов тупица!.. Тэйл, держи его крепче! Он в истерику впал — мне больше времени нужно!..

— Держу, лань, — не мудрствуя лукаво, Тэйл повалил перитона на пол, и всем весом навалился на пернатого оленя. После чего обратился к оставшимся витрангам, — Маг, а ты чего дрожишь?.. Сестричка, а ты чего без дела? Помоги Джинглбеллсу. А ты, Вайн, присмотри, чтобы на нас никто не выскочил.

Фордир молча кивнул, и, вытянув пальму с перевязи, начал осматривать подозрительные шипастые заросли. Было шагнувший помогать Лифу Джинглбеллс несмело отступил назад, и теперь, мелко подрагивая всем телом, получал утешение от Сноубриз. Харты же продолжали бороться с брыкающимся и орущим что-то нечленораздельное перитоном.

— Фу-ф! В припадке у стервятника мозги текут еще быстрее… Думал, совсем не удастся его успокоить, — наконец “погасил” кристальное копыто Елоулиф, — Тэйл, думаю, это не надолго. Лучше его связать хорошенько. Помочь?

— Без тебя, лань, управлюсь, — проворчал Сильвертэйл, поднимаясь с присмеревшего перитона, — Лучше, посмотри что тут такое. А то маг Джинглбеллс совсем белый стал — сам не справится.

— В-воин Сильвертэйл, тут безопасно. Я не слышу ничего угрожающего. То, что убило этих оленей, давным давно ушло, — дрожащим голосом заверил полукровка. После чего глубоко выдохнул, успокаивая нервы, — Просто, воин, этот чародей — трус.

— Этот чародей на себя напраслину наговаривает, — хмыкнул Сильвертэйл, затягивая путы на ногах перитона.

— Мне тоже не по себе. Никогда не видела таких штук. И даже не слышала о них, — непроизвольно сглотнув, указала ногой на лес древесных пик Сноубриз, — Сами посмотрите, на некоторых до сих пор оленьи кости висят! Будто они их при жизни проткнули!

— Очень искусное колдовство. Наверное, кто-то из нежити так и смог бы… — немного придя в себя, неуверенно поделился Джинглбеллс, — Из живых, точно, никто так не умеет. Лиф, а ты как думаешь?

— А я думаю, что мы на месте. И что колдовство у друзей керверсина Кримсонфолла не вышло. Во-на, кажется, их кости тут повсюду лежат, — сверившись с “проводником”, который теперь даже не показывал острия, а просто пульсировал ярким светом, ответил Елоулиф, — Все отступите обратно под листья. А я проращу цвет памяти. И, если со мной что-то случится, не вытаскивайте — выводите Сноубриз.

На этом желтохвостый маг достал из седельных сумок призрачный цветок, и, положив его на древесный пол, решительно сдернул петлю чародейства владыки нежити. Цветок тут же превратился в туманное облако, а то незамедлительно стало густеть и уменьшаться в размерах. Лиф терпеливо ждал.

— Сильвертэйл, Вайн, оттащите этого дурня. Можете бока ему намять, если упираться будет. А я пока стервятника посторожу, — властно скомандовал Джинглбеллс, вставая рядом с перитоном.

Тон золотохвостого полукровки был столь непререкаем, что двое воинов даже не подумали ослушаться. Витранг и фордир просто подошли к желтохвостому чародею, и, схватив его передними ногами, уволокли растерявшегося Елоулифа обратно под сень зелени.

— Я за двух дурней и Вайна поручился — я и верну домой двух дурней и Вайна, — пояснил изумленному магу Джинглбеллс, оставляя свой пост у перитона и шагая к бывшему облаку, теперь ставшему крупным орехом неведомого рода, — И, вообще, Лиф, не люблю я героических дураков. И тебе, харт, не дам при нас, ланях, ни дурковать, ни геройствовать.

— Джингл, не смей!.. — вдогонку полукровке обреченно просипел Елоулиф (одной из ног Тэйл удерживал мага за шею).

— А харту все лишь бы перед ланью покрасоваться… Хорошо, что я — не харт, — насмешливо цокнул языком Джинглбеллся, так пригибая магией случившийся рядом побег, чтобы пристроить медный котелок как раз над волшебным семенем, — Так, теперь держите Лифа еще крепче… И!..

Золотохвостый маг задал такого стрекоча к прочим приключенцам, что Вайн аж от восхищения присвистнул. Сжатый же магией побег медленно распрямился и… Как раз к тому времени, как Джинглбеллс впрыгнул в зев зеленой пещеры, котелок упал на семя и расколол его. Что-то треснуло. Мир вздрогнул. И замер.

— Сегодня великий день, керы, керсины и друсины! Сегодня наши многолетнии усилия завершатся успехом, и мы, достойные олени, покроем себя славой, сравнимой с той, что взяли наши предки, сломив волю диких фордиров! — тишину прорезал громкий самоуверенный голос, принадлежавший сильному и зрелому харту, — И пусть наши потомки гордятся своими отцами!

За этой речью последовал одобрительный гомон и радостные выкрики множества хартов. А приключенцы не верили своим глазам: древесная чаша перед ними была вся заполнена богато одетыми витрангами. Кости же и древесные пики исчезли, а в трех туманных вихрях стояли олени: пышно одетый витранг, скромно потупивший взор в пол фордир и связанный по крыльям и ногам перитон. Неподалеку от четвертого вихря, опершись о посох, чему-то усмехался высокопоставленный друид.

— Друсин, приступай, — наконец накупавшись в криках восхищения, махнул друиду пышно одетый витранг, стоявший в одном из туманных вихрей.

— Конечно, керверсин Хорнирам из рода Санрут, как тебе будет угодно, — двусмысленно фыркнув, шагнул в свой вихрь друид, — Ради нашего дела.

Приключенцы почувствовали поднимающееся откуда-то из глубин Великого Древа могущество. И, судя по поведению оленей, не только они: собравшиеся витранги просияли, радостные крики стали еще громче, а в воздухе запахло разливаемым по чашам нектаром… И тут древесный пол всколыхнулся!

Сначала пятерка путешественников ничего не могла понять в мельтешении тел и криках боли. Но вскоре движения стало куда меньше и приключенцы, к своему ужасу, разобрались, что теперь видят тот самый лес древесных пик, коим лишь недавно приветствовало их это странное место. Только, теперь вместо выбеленных костей на них повисли проколотые и разорванные олени. Некоторые из них были все еще живы.

— Ты свободен. Лети, и расскажи нашему народу, что проклятые колдуны не смогли поработить нас. И никогда не смогут, — друид из вихря не пострадал и на волос. Теперь его переднее копыто слегка светилось, а невесть откуда взявшиеся зеленые ростки освобождали перитона от пут словно остро отточенные ножи.

— Я… — вопросительно склонил голову набок перитон, непроизвольно прикладывая переднюю ногу к груди.

— Ты свободен. У них ничего не получилось, — утвердительно кивнул головой друид, — Не задумывайся. Это материи колдовские. Теперь ты свободен. Как и все древесное племя.

Перитон с опаской взглянул на друида. Но тот не делал ничего враждебного. Так что, крылатый олень, предварительно опробовав затекшие крылья, подпрыгнул в воздух, и торопливо полетел прочь, вскоре скрывшись из виду.

— А у тебя, мой венценосный братец, конечно же, есть вопросы по поводу произошедшего. По матери мы все еще братья, не забыл? — проводив перитона взглядом, друид развернулся к еще одному выжившему, и, чуть засветив копытом, освободил его рот от мясистого цветка, зажавшего челюсти тому, кого ранее тот же друид называл Хорнирамом.

— Винглесс, ты сошел с ума!.. — сквозь боль прорычал витранг, висящий на пробившей его почти вдоль всего тела древесной пике.

— Разве? Защита своего народа это сумасшествие? — наигранно удивился друид, подходя к умирающему оленю, — Ах, ну да, ну да. Я же забыл о том, с кем говорю… Разум это всю жизнь жрать в три горла, пить до упада и совать свой хартов стержень под каждый понравившийся хвост. А исполнять долг перед своим народом это безумие… Ну, значит, мы с Кримсонфоллом — безумцы.

— Так этот библиотечный сухарь тоже!.. — дернулся было на своем живом коле витранг, но тут же взвыл от боли, — Ыыы!.. Проклятые книжники, так вы решили мою славу присвоить?!!

— Ну-ну, братишка, зачем нам твоя слава? Ты бы лучше пожалел всех своих сородичей, каким сегодня умереть пришлось… Но куда тебе? — усмехнулся в ответ на вспышку друид, — Мне вот их жалко. Хоть и были они теми, кто хотел мой народ поработить. Знаешь, будь сегодня на твоем месте Кримсонфолл, я бы заколебался: он, и правда, хочет своему народу, витрангам, блага. Мне даже нравится его идея порядка: все народы Кервидерии живут в гармонии, хоть и под властным копытом витрангов. Красивая картина…

— Ублюдок полукровый!.. — заскрежетал зубами витранг.

— Вот только, когда мне приходят такие мысли, я вспоминаю о том, сколько среди вас таких, как Кримсонфолл, и сколько таких, как ты, властительный керверсин Хорнирам. И мне больше не хочется порядка, — друид теперь подошел вплотную к насаженному на древесную пику собеседнику, и слегка постучал тому посохом по животу, — Вспомни сам. Как вы относитесь к красной крови? А как к лимиверси? А уж что для вас фордиры... Я не хочу такого будущего для своего народа. Лучше, пусть мы и дальше останемся голодными воронами, но свободными и гордыми воронами.

— Что ты несешь?!! — из последних сил ярко засветил копытом витранг, — Какой “твой народ”?!! Ты, ублюдок холощеный, не оказался в друидском приюте только потому, что отец слишком сильно любил нашу мать!.. Ах!..

— А на этом, Рам, я попрошу тебя закрыть твою поганую пасть. Наша мать — достойная олениха. И если ты еще раз осквернишь ее память, я оставлю тебя умирать естественным порядком, — чуть сверкнув копытом, загасил магию собеседника друид, — Что же касается моего племени, то и ты сам, и твои дружки не раз и не два произносили его название: пегадир. Да, мой дорогой и недостойный братец, я уже давно признал, что принадлежу к племени своего отца. И я горд этим.

— Стервятник горд тем, что жрет падаль!.. Хороша гордость, “братец”!.. — в ответ прошипел теряющий силы витранг, — Ты как был грязью без рода, так такой же грязью и остался! Мне от тебя гнилью воняет!

— Лучше питаться падалью, дорогой мой братец, чем уподобиться блохам и пить кровь других оленей. Как это делают витранги… Нет, я никого не осуждаю. Пути Леса, порою, омерзительны, но всегда оправданы. Вот только, я не дам вам присосаться к шкурам моего народа подобно тому, как вы это уже однажды сделали с фордирами, — пожурил витранга магией по рогатой голове друид, — И, Рам, раз уж мы встречаемся в последний раз. Не ты меня вынудил стать керри — не важничай. Это мое решение… Ну, братец, готов проститься?

— Иди ты к мракорису в пасть, Винглесс! Дискордов ублю!.. — не успел договорить витранг — его голову отделили от тела выросшие прямо из древесной пики зеленые побеги, и водрузили на ее острие.

— Думаю, я лучше к болотожорам. Знаешь ли, тайны нужно хранить, — усмехнулся в лицо теперь неживого оленя друид. После чего тяжело вздохнул, — Хорошо тебе, Рам, ты уже мертв. А мне еще нужно лгать Совету о том, что Древо не приняло наш ритуал. Да и скармливать себя болотным тварям, ой, как не хочется… Но что, кроме болота, сохранит нашу маленькую тайну, братец? Я тоже не знаю. А позволить вам поработить еще и мой народ я не могу… Прощай. Надеюсь, твой отец накрутит тебе уши, самовлюбленный дурак.

На этом друид закончил свою речь, и уверенно зашагал по направлению к оленям. Тэйл и Вайн в ответ вытянули с перевязей свои пальмы, и решительно выступили наперерез. Джинглбеллс прижался к боку Лифа, ища поддержки. Сноубриз отступила назад. Душевное равновесие сохранил лишь Елоулиф.

— Олени, успокойтесь! Это только видение! — уверенно и громко окликнул товарищей желтохвостый маг, — Этого уже давно нет! Спокойно! Он давно умер!

И, как будто в подтверждении слов желтохвостого, друид исчез не дойдя пары шагов до приключенцев. Вместе с ним исчезли и истерзанные окровавленные тела. Лишь на том месте, где было разбито семя цвета памяти из кучки золы росло небольшое растение словно созданное из дыма.

— Это было поколения назад, — снова твердо повторил Елоулиф, лишний раз удостоверяясь, что его спутники пришли в себя.

— Если маги былого такое могли, то и воином быть не за чем, — первым мрачно отозвался Тэйл, — А, ведь, столько оленей тут вот за просто так землей стали… И славы-то им никакой…

— Глупость только все та же. Из-за ссоры двух дураков столько хартов жизней лишились! — зло фыркнула Сноубриз, тем вызвав немое удивление у обоих хартов.

— Лиф, я — витранг. Не сомневайся. Тебе мое слово мага, — с усилием выдавил Джинглбеллс, — Олени, я не знаю чем еще вам поклясться!

— Теперь еще и магу мозги перекосило! — недовольно фыркнул Тэйл, и от души огрел Джинглбеллса пальмой по крупу, — Ну, полегчало?

— Тэйл, дубина, прекрати! — тут же подскочила к брату Сноубриз, и отвесила ему пощечину, — Последний умишко к вечеру растерял?!

— Я мага в чувства привожу. А ты!.. Как всегда, сестрица, — проворчал в ответ Сильвертэйл, отодвигаясь подальше от разозленной лани.

— Джингл, откуда тебе такие мысли в голову пришли? Потому, что тот друид из видения тоже был полукровкой? — в это время к боку золотохвостого прислонился Елоулиф. С другого бока, без слов поняв витранга, к полуфордиру притиснулся Вайн.

— А вас, олени, не пугает, что я так же могу?.. предать… — убитым голосом протянул Джинглбеллс, даже не пытаясь сопротивляться деликатному плену.

— До сих пор не предал — и сейчас не предашь. У тебя возможностей с самой Медянки как орехов у белки было, — фыркнул в нос полукровке Елоулиф, пытаясь хоть так заставить прислушаться к своим словам, — Джингл, я когда тебе врал?

— А лань дело говорит. Маг, ты ее слушай, — запоздало присоединился к увещеваниям Сильвертэйл, — И, вообще, как я посмотрю, в прежние времена полукровость обычным делом была, и никто из оленей мозги себе не сушил. Вайн, верно я говорю?

— Верно, мастер Тэйл. В Зеленом Доле я много полукровых витрангов и фордиров видел, — утвердительно кивнул Вайн, после чего, подражая Елоулифу, фыркнул в нос полувитрангу, — Маг Джинглбеллс, если один орех в корзине сгнил, то не стоит все в компост вываливать. А ты, мне кажется, олень хороший, хоть и вредный.

— А еще ему голову поправить не мешает, — решительно подошла к золотохвостому чародею Сноубриз, — Подруга, хочешь — обижайся на меня. Но, раз уж ты по матери фордирка, то дай тебе как фордирке помочь.

— Бриз! — тут же сердито окликнул сестру Сильвертэйл. И Вайн присоединил свой недовольный голос, — Мастресса, разве так можно к другому витрангу?

— Лиф? — неуверенно обратился к приятелю Джинглбеллс. В его голосе явственно читалась просьба о совете.

— Джингл, ты — витранг. Но, по-моему, сейчас как раз то, из-за чего тебя старейшины править решили, — покачал головой желтохвостый олешь, — Хочешь, я это сделаю?

— Ну, нет, Лиф. Пусть, лучше, моя подруга у меня в черепе порядок наводит. Вайн говорил, что Бриз без боли правит, — со слабой улыбкой ответил полукровка, — А ты пока, лучше, колдовством керверсина займись. Я, знаешь ли, надеюсь где-нибудь подальше отсюда заночевать. Будет от тебя, харт, сегодня какая-нибудь польза?

Елоулиф в ответ фыркнул, и, оставив полувитранга на попечение фордира и лани, двинулся по направлению к колдовскому ростку.

— Ну, значит, вкусная кормежка нас сегодня не ждет. А я так надеялась, — подбадривающе шлепнула ногой по холке Джинглбеллса лань, — Подруга, не бойся, я тебя только успокою. Ложись. Расслабься.

— Подруга, кто бы мне луну назад сказал, что я по доброй воле кого-то себе в голову пущу… — улегся на живот золотохвостый. После чего сам подставил голову под волшебные путы чародейки, — Вайн, ну, я на твои слова полагаюсь. Надеюсь, не буду ковылять как Лиф.

Елоулиф не без опаски подошел к чародейскому ростку: конечно, владыка нежити не был заинтересован вредить своим посланцам, но… В голове оленя снова возникло недавнее видение. Желтохвостый маг спешно разорвал чародейскую связь, и раздраженно мотнул головой. Нет, запустить магию в это творение древнего чародея было глупой идеей. Лучше, просто, как говорил властный скелет, убрать чудесное растение в седельные сумки, с глаз подальше. Вот только… Елоулиф с сомнением воззрился на волшебные вихри, все еще лениво вращающиеся на том же месте, где они были поколения назад.

— Тэйл, я пока оставлю росток тут. А сам посмотрю что там этот друид делал, — упаковав чародейское растение в седельные сумки, Лиф оставил их на том же месте, а сам двинулся к четвертому, друидскому, вихрю магии.

— Лань, даже я вижу, что ты дурью занимаешься. Что Джинглбеллсу сказать? — откликнулся стоящий над уложенным на пол перитоном Сильвертэйл.

— Что его харт по весне дуркует, — подойдя к магическому образованию, в ответ крикнул Елоулиф, — Тэйл, тебе-то какое дело?

— Твою безногую тушу домой тащить не хочу, — проворчал Сильвертэйл, не особо заботясь тем, чтобы его услышал чародей.

Тот и не услышал, полностью занятый чародейским творением. Сначала Лиф просто рассматривал магический вихрь, опасаясь прикасаться к нему волшебством. Но ничего толкового это не давало. Так что, через несколько минут созерцания желтохвостый маг, скрепя сердце, запустил чародейский щуп в этот странный круговорот магии. Внутри, как ни странно, его ждало приветливое спокойствие. И предельно понятная колдовская формула: сущность витранга, сущность фордира и сущность перитона, объединенные вокруг волшебной печати, скрывающей под собой невероятную по могуществу силу. Кто бы ни создавал это заклинание, но теперь его оставалось лишь завершить, сорвав печать, и доверить дело Великому Древу (Лифу и в голову не пришло подумать на что-то иное: откуда еще взяться в Кервидерии такой мощи?). Впрочем… Маг снова пригляделся: сущностей не было. Были лишь их тени, отпечатки, следы… наверное, Джинглбеллс сказал бы точнее — в Лесе он разбирался куда лучше лифова.

— Тэйл, что там у остальных? — “вынырнув” из древнего чародейства, поинтересовался Елоулиф.

— Закончили, вроде. Сейчас перекусывают. А что там у тебя, лань? — изучив взглядом товарищей, прокричал в ответ Сильвертэйл.

— Мне Джингл нужен. И твоя сестра тоже сгодится. Насчет магии посоветоваться надо, — обойдя вокруг вихря, крикнул Елоулиф, — Тэйл, подожди! Сам тоже иди сюда. И перитона с Вайном захвати.

— Ой, братец, только нам в уши не ори. Мы все уже сами услышали, — поднялась со своего места Сноубриз, задними зубами зажимая травяную косичку, которую только что жевала, — Сейчас я стервятника исправлю. Орешник не ломай… Джингл, подруга, иди вперед: что там Лифу надо? Вайн, а ты ей помоги.

— Конечно, мастресса, — кивнул лани фордир, после чего подставил бок полукровке, — Маг, обопрись.

— Вайн, ну, я же не как наши харты? Сам дойду, — вполне бодро отозвался на предложенную помощь Джинглбеллс, и уверенно зашагал по направлению к Елоулифу.

Фордир лишь хмыкнул, и последовал за полукровкой. За меринами подтянулись и Сноубриз с конвоирующим перитона Сильвертэйлом.

Пятерка оленей окружила Елоулифа.

— Олени, — набрав побольше воздуха в грудь, начал Елоулиф, — Тут поколениями спит почти завершенное заклинание древних… В общем, я тут подумал… Мы можем завершить то, что не доделали те древние олени.

— Ага, и нас так же на лоскуты подерет. Заманчивое предложение, о! мудрый чародей Елоулиф, — состроил самую скептическую мордочку Джинглбеллс, — Лиф, харт лимоноумный, а ты хотя бы подумал о том, что это заклинание делает?

— Уж точно не сквозь оленей побеги проращивает. Джингл, тех древних друид из видения убил, — неопределенно махнул рогами Елоулиф. Но, увидим еще больше скепсиса на мордочке полукровки, недовольно фыркнул, — Ну, тогда сам проверь! Я же — тупой харт! Чего меня слушать?

— А вот теперь, Лиф, в твоих словах появилась капелька здравого смысла. Верно себя оценивать очень важно для вас, хартов, — в ответ удовлетворенно кивнул Джинглбеллс, делая шаг к волшебному вихрю, находящемуся за хвостом желтошкурого мага.

— Олени, я предлагаю завершить заклинание древних. По-моему, это будет славным деянием, — дождавшись пока золотохвостый полностью погрузится в изучение чародейства, продолжил Елоулиф.

— Хм, а ты, лань, дело говоришь. Они хоть и не наши предки, но славно будет их труды завершить, — одобрительно кивнул Сильвертэйл, — О таком походе и зимой в общем кругу рассказать не стыдно.

— Я согласен с тобой, маг Елоулиф. Это будет славным делом, — удовлетворенно кивнул фордир, — Думаю, наши отцы будут довольны.

— Не сметь! Пока от Джингла не услышу, что это безопасно, — незамедлительно влепила три пощечины лань. После чего отвесила еще по одной хартам, — Так, ты, женишок, совсем умом в лимоны перетек?! Мне от тебя такое женихальствоо не надо! Сейчас же головой начал думать! Теперь ты, братец. От славы одурел, воин безмозглый?! Всеми нами рискнуть решил?! А обо мне с меринами ты подумал?! Недоумок, рогатый!.. А от тебя, Вайн, я такого не ожидала. Думала, хоть ты здравый смысл сбережешь…

— Прости, мастресса, — прижав уши, отступил назад фордир. Вид у него был побитый. Впрочем, промолчавший Елоулиф выглядел не лучше.

— Подумал я. Чего разошлась? Вы бы с магом Джинглбеллсом в сторонке постояли, а мы бы… — недовольно нахохлившись ответил сестре Сильвертэйл.

— А вы бы кормом падальщикам стали. А нам, двум слабым ланям, потом одним до Зеленого Дола добираться. Недоумок! И себялюбец! — отвесила брату еще одну оплеуху лань, — И еще с этим придурком крылатым что-то делать пришлось!..

— Подруга, что лимонодумы опять натворили? — прервал гневную речь лани голос полукровки.

— Ничего, подруга. Просто, у нас с тобой на попечении четыре белки рогатых, — зло фыркнув на троицу оленей, ответила белохвостая, — Ну, разобралась что там древние наколдовали?

— Не особо, — мотнул головой Джинглбеллс, одаривая хартов неодобрительным взглядом, — Но Лиф прав: нас это чародейство не убьет. А вот что оно делает так это Дискорду одному ведомо. Могу только сказать, что делать что-то оно с перитонами будет.

— Тогда это то самое заклинание, о котором говорил керверсин! — обрадовался кажущейся поддержке Елоулиф.

— И ты, харт, рога в заклад на это проставишь, — насмешливо фыркнул полувитранг, — Бриз, этот дурень предлагал колдовство древних завершить?

— Фырк! Конечно, подруга. Покрасоваться хотел, дубоголов, — недовольно фыркнула в сторону хартов Сноубриз, — И не только он один.

— Жаль тебя злить, подруга, но идея у нашего лимонодума здравая. И нет, ты мне разум не попортила, — задумчиво склонил голову Джинглбеллс, — Вот только, если Лиф прав, и это то самое заклинание, то погонит нас старейший снова в эти места. Доделать то, что его равнолетки не доделали. Спокойней для наших ножек прямо сейчас с этим колдовством покончить.

— Думаешь, стоит рискнуть? — недоверчиво приподняла бровь лань.

— Думаю, стоит, — утвердительно кивнул не-харт, — Не уверена, подруга, что мы второй раз так же легко до Великого Древа дойдем… А если ты им уже по дурным пенькам раздала, то не извиняйся — заслужили. Все равно, харты только повыделываться собирались.

— Ладно, подруга, командуй нашими балбесами, — уже куда благожелательнее хмыкнула лань, — А я пока ужином займусь — чует мое сердце, до темна они с этими чарами провозятся.

Троица оленей слушала весь этот диалог обиженно набычившись. Но, пока лань не удалилась обратно в лиственную пещеру, никто не проронил ни слова.

— Джингл!.. — выступил вперед Елоулиф.

— А ты ей нравишься… Харт, несправедливо обиженный, — в ответ хихикнул Джинглбеллс, — Лиф, я уже понял, что вы все втроем дурака показали. Так что, проскакали это. Давай, к делу. Я правильно понял, что для завершения ритуала нам нужны витранг, фордир, перитон и чародей?

— Правильно, — кивнул желтохвостый олешь, — Ты, правда, согласен?

— Лиф, я плохо разбираюсь в твоем мозголомном чародействе, но я же не дурак, как ты с Тэйлом. Это хоть и Великое Древо, но вряд ли даже около него на каждом шагу такая могучая магия поколениями без дела лежит, — насмешливо фыркнул полувитранг, — А Бриз я так тумана напустил только для того, чтобы она сама не полезла проверять. Лучше я на вас, двух дурней, весь ответ свалю. Приступим? А то скоро стемнеет.

— Приступим, — оглядев товарищей, кивнул головой Елоулиф, — Я с Вайном и перитоном встанем…

— Никуда ты, Лиф не встанешь. Ты колдовать будешь, — перебил его полукровка, — Пусть витрангом стоит Тэйл. А я к колдовскому кругу даже не подойду. Уж больно мне тот друид из видения не нравится... Честно тебе скажу, не хочу вас всех под волков подвести. Череп-то, вижу, у меня куда слабже, чем у тебя с Тэйлом — боюсь под чужое влияние попасть. А я же не фордир — я колдовать умею! Бед могу наворотить...

— Теперь ты, Джингл, глупости говоришь. Но, ладно, будь по твоему, — согласился с золотохвостым Елоулиф, — Тэйл, Вайн, вам нужно поставить перитона в тот круг. Потом, круг витранга — тут, круг фордира — тут. Когда все встанут на свои места, я сорву петлю магии. Джингл, ты тоже далеко не уходи. Не знаю чего точно от этой магии ждать. Может быть, нас еще волоком к Бриз тащить придется.

Полувитранг насмешливо фыркнул, Сильвертэйл скривил недовольную мордочку, а Вайн подтолкнул перитона (которого вновь забила мелкая дрожь). Олени разошлись по назначенным местам.

— Лань, я на месте, — первым подал голос Сильвертэйл, уже недовольный ожиданием, — Стервятник тоже на месте — мы его хорошо стянули.

— Маг Елоулиф, я готов, — вторым был Вайн, аккуратно убравший череп неудачливого сородича с древесного острия к прочим костям древнего фордира.

— Чтоб вы сдохли! Чтоб вашу печенку муравьи живьем сожрали! Колдуны проклятые! — третьим оказался на совесть связанный перитон, лежащий в своем чародейском вихре словно тюк с сеном. Правда, в его голосе не чувствовалось и тени самообладания — кажется, крылатый харт в любой момент был готов удариться в истерику.

— Обождите! — в ответ прокричал Елоулиф, — Джингл, скачи сюда! Посоветоваться надо!

— Сама ничего не может, — в ответ ворчливо пожаловался Вайну серебряннохвостый олешь, — Вот прям как моя сестра. “Сильвертэйл, уйди! Ты — дурак!” А как что-то сделать надо, так сразу: “Тэйл, дурень, приглашения ждешь? Помогай!”

Фордир понимающе кивнул хозяину, от чего тот сразу воспрял духом и не стал продолжать жалобы. Витранги же этого проявления недовольства даже не заметили — им было чем заняться.

— Взгляни, — пододвинулся Елоулиф, освобождая немного места в магическом вихре для подоспевшего приятеля, — Витранг есть, перитон есть, а сущность фордира горит будто в половину силы. Что думаешь?

— И правда, Вайн тускнее, чем Тэйл или стервятник, — хмыкнул Джинглбеллс, до этого “вслушивавшийся” в древнее заклинание, — Лиф, идей никаких — это ты оленям разум правишь, не я.

— Джингл, ты, как всегда, увиливаешь, — устало вздохнул Елоулиф, — У нас ничего не получится — можно уже и на ночлег идти. Если я правильно думаю, заклинанию не просто олени нужны, а харты. Вайн же это только половина харта. А других фордиров у нас нет.

— Половина фордира, говоришь? — хитро прищурился на товарища Джинглбеллс, — Никуда не уходи! Я мигом!

После этих слов золотохвостый полукровка припустил со всех ног. Елоулиф проводил его удивленным взглядом.

— Вайн, подвинься! Еще полфордира прискакало, — встал в магическом вихре рядом с коричневым не-хартом нагло улыбающийся Джинглбеллс, — Лиф, ну, что там?

— Джингл, ты рехнулся!.. Теперь яркая сущность фордира! — в ответ прокричал Елоулиф, сверившись с изменениями в древнем заклинании, — Начинать?

— Вайн? Тэйл? — обвел взглядов товарищей полукровка (Тэйл в ответ закатил глаза и демонстративно зевнул), — Лиф, начинай! У нас тут олени засыпают!

Елоулиф кивнул в ответ, и погрузился в древнее чародейство. Взглянув на три ярко горящие сущности и вознеся молитву Лесу, желтохвостый чародей сорвал магические путы с давно ждущей освобождения силы. И она не заставила себя ждать, вырвавшись из неведомых глубин мощным потоком,захватившим с собой разум чародея словно щепку. Лиф узнал все! Тысячи глаз. Тысячи крыльев. Тысячи устремлений, мечтаний, страданий и разочарований. Чародей стремительно летел сквозь изумрудную пустоту, которая вовсе не была пуста. В сердце Елоулифа бурей бушевали ярость, радость и азарт, а мысли были столь легки и неосмотрительны, что волшебник даже испугался. А под ним плыла земля. Медленная, сонная, не готовая к созданию Неба. Но вскоре все должно было измениться. Елоулиф сначала понял это, и только потом увидел зеленое щупальце, тянущееся к его сердцу. Чародей инстинктивно воспротивился неведомому, выставив вперед острые копыта. Но потом ощутил, что оно не чуждо ему, что он с ним одного корня. И отвел ноги.

На этом видение прервалось.

— Очухался, женишок? Тогда, помогай! Или я, лань, должна одна все ваши сонные крупы на ночлег перетаскать? — возвращение Елоулифа оказалось отмечено гневным окриком. Судя по голосу, недовольна чародеем была Сноубриз.

Елоулиф проморгался, и попытался сфокусировать мутный взгляд на белоснежном пятне. Вскоре пятно оформилось в растрепанную и запыхавшуюся Сноубриз, на своей спине тащившую бесзонательного Джинглбеллса.

— Чего уставился? Бери стервятника! Я его не понесу! — отфыркнула слипшуюся челку лань, — Или сам ходить не можешь?

— Сейчас, — опробовав непослушные ноги, поковылял к все еще связанному перитону Лиф.

Вокруг уже было темно и лишь звезды освещали древесную чашу. В их свете белели древние кости. А вот чародейские вихри исчезли. И, если тьма не обманывала, огромный цветок посреди всего этого стал из алого голубым.

Крякнув, Елоулиф взвалил себе на спину беспамятного перитона. Весил тот как груда камней (от раздражения собственной слабостью маг зло фыркнул). Но ничего не поделаешь — не лани же позволять спину тяжестями ломать? Особенно, своей лани. Так что, Елоулиф упрямо потащил пернатый груз в лиственную пещерку, где, судя по теплому огоньку, Сноубриз и разбила лагерь.

— Клади его сюда, — подсветила магией место лань, — Чего? Да, разожгла на Великом Древе. И что, женишок? Замерзните же к Дискорду за ночь!

— Уф! — не стал спорить с ланью Елоулиф, сваливая перитона в одну теплую кучку с Джинглбеллсом и Вайном (те, похоже, спали), — Я сейчас еще твоего брата принесу. Что-нибудь с собой захватить?

— Что ты там захватишь, харт? Кости? — фыркнула в ответ лань, помешивая варево в котелке, — Иди уже. И так на ногах еле держишься. Придешь — горячим накормлю.

Лиф ничего не ответил — испугался дрожью в голосе показать лани свою слабость. Так что, утвердительно кивнув, харт снова нырнул в ночную тьму. Как он нашел Тэйла и как дотащил его обратно желтохвостый олешь помнил плохо. Что, пожалуй, и хорошо. Ибо сгрузив беспамятного недруга в общую оленью кучку, Елоулиф сам чуть в ней не оказался — от слабости подкосились ноги. На этом полубессознательного оленя уложила на пол Сноубриз и принялась отпаивать с ложечки похлебкой. Чародей послушно ели теплое варево и не очень понимал где находится. Впрочем, даже в таком состоянии последняя ложка показалась ему странной. Но было уже поздно: — “Спи, женишок, отдыхай... Ох, и как же одной, без Джингла, с вами, дурнями, тяжело…”

Утром все олени пришли в себя, и, позавтракав и подвергшись придирчивому осмотру магов, двинулись в обратный путь к Зеленому Долу. Никаких негативных последствий древнего колдовства, кроме слабости, никто из них ни в себе, ни в товарищах не нашел. Только плененный перитон был до необычного тих.

Дорога до владений нежити прошла, на удивление, без приключений. А вот уже на них начались проблемы: крылатый почти сразу потерялся в колдовстве древних и его пришлось тащить на веревке. Благо, терпеть данное неудобство пришлось недолго — на следующий же день приключенцев нашли слуги костяного монарха, и наложили на пернатого чародейство от которого тот пришел в себя. К сожалению, эта троица оживших костяков оленям была незнакома, так что остаток дороги до дворца прошел в довольно стесненной атмосфере для обеих сторон.

Во дворце же рогатых путешественников приняли радушно и, даже, дали целый день дабы прийти в себя. Чему олени были несказанно рады: отдых в полной безопасности и отказ от необходимости экономить съестное подействовал на всю пятерку воодушевляюще. Правда, уже у нежити возникли проблемы с перитоном — тот в окружении оживших костяков просто обезумел и стремился сбежать любыми путями, даже заведомо дурацкими. Но, хотябы, теперь за ним приглядывали не сами олени.

На второй день Рэйнфолл пригласил витрангов на прием к хозяину дома. Беседа оказалась не самой простой. Но, в целом, древний чародей не сердился на юнцов за самоуправство.

— Остроумно и находчиво, — даже похвалил он чародеев. Но тут же спустил просиявшего Джинглбеллса обратно на землю, — Вот только, почему ты решил, лимиверси, что три четверти зеленой и четверть красной крови дают, в итоге, зеленый цвет?

— Старейший, но, ведь, у нас получилось! — не согласился с костяным царем полуфордир.

— А еще себя ланью называешь, упрямый лими-харт, — в ответ фыркнул неживой чародей, не слишком заботясь о соблюдении этикета, — Что у вас получилось, я еще буду изучать и разбираться. Хотя, судя по вашему трофею, получилось совсем не то, что мы с Винглессом и Мэйем задумывали. Я не вижу чтобы кровь пегадира позеленела. Впрочем, он даже близко не столь злобен, как я помню его сородичей. Просто, паршивый и порочный пока-еще-харт. Думаю, можно считать это успехом.

— Керверсин… — попытался деликатно перевести разговор на другую тему Елоулиф.

— Твой “не брат” примерил на себя шкуру Винглесса? Не отвечай. Знаю, примерил. Кровь молода, горяча… — костяной чародей подошел к Джинглбеллсу, и отвесил тому отеческого шлепка по рогатой голове, — Золотохвостый, ты со своим “не родственником” мне слишком нравитесь, чтобы позволять вам забивать головы малоумной глупостью. Между тобой и Винглессом общего только то, что вы оба полукровки.

— Ой!.. Но?.. — потер ушибленное место Джинглбеллс.

— Никаких “но”! Все мы видели странности Винглесса. И все мы знали о его происхождении. Но никому из нас даже в голову не пришло, что он может не считать себя витрангом, — мертвый царь вернулся обратно к своему ложу, — Раз он считал себя пегадиром, пусть будет так. Больше он не один из нас. Оставим прошлое в прошлом. Сегодня нашего решения ждут иные вопросы.

Олени согласились с царственным мертвецом — никому не хотелось обсуждать древнего друида. Так что, дальше речь пошла о судьбе пленного перитона. Владыка Зеленого Дола желал оставить его себе дабы изучить то, что, в действительности, сделало измененное приключенцами колдовство с древесным племенем. Олени, в свою очередь, были совершенно не против избавиться от злонравной копытной обузы. Да и то, что мертвый царь, если его двору понравится пернатая игрушка, намеревался ввергнуть рогатого стервятника в нежизнь, витрангам понравилось. Оставался лишь один вопрос, который керверсин Зеленого Дола позволил решить самим приключенцам...

Лишить перитона мужественности выпало Елоулифу (оба мерина даже присутствовать при этом отказались, хоть их голоса и были “ЗА” правосудие). Так что, желтохвостый маг трусил не сильно меньше побелевшего пернатого — это было первое подобное чародейство для них обоих. И прошло оно далеко не гладко: когда нож Лифа начал перерезать канатик первого из “лимонов” пока-еще-харта, тот свалился в обморок. Тэйлу и одному из присутствующих скелетов пришлось снимать бесчувственное тело с чародейской спины, и придерживать на весу все оставшееся время ритуала. В общем, вернулся в “гостевую хижину” Елоулиф в весьма мрачном расположении духа, а на попытки Джинглбеллса шутить вручил ему свои чародейские трофеи, поручив шутнику самому приготовить из них хартов эликсир ( — “Джингл, ты из нас двоих в магии Леса лучший — вот и займись магией Леса. А я от своей части колдовства устал.”). Этим желтохвостый изрядно подпортил настроение уже золотохвостому олешу, но в тот момент чародею и дела не было до чувств насмешливого полукровки — Лиф даже немного порадовался мгновенно скисшей мордочке Джинглбеллса.

В обратный путь приключенцы пустились на пятый день, когда уже все пятеро изрядно устали от отдыха в доме костяного царя, давшего им напоследок еще одно поручение: по пути всем и каждому встреченным витрангам и фордирам рассказать о произошедшем с перитонами. В этот раз оленей опять провожали Рэйнфолл и его друзья, перед расставанием преподнесшие Сноубриз подарок в виде искусно сплетенной из меди полумаску и пригласившие Джинглбеллса, если ему надоест бесплодное существование хадоэ, присоединиться к нежити Зеленого Дола. Лань подарок кокетливо приняла ( — “Подруга, ты сейчас хартов наших злобой перемориш,” — в этот раз от джинглбеллсова языка досталось и лани), а полукровка от предложения отшутился (правда, как заверил Рэйнфолл, в силе оное вполне даже осталось).

Найти дорогу от границ Зеленого Дола до Медянки оказалось несложно — Вайн и оба мага отлично ее помнили. Так что, вскоре приключенцев уже встречали медянковские жители: рогатая часть маленького отряда получила свою долю почета и общей похвалы, а Сноубриз — жестокого нагоняя от отца, матери и всех остальных родственников за то, что влипла в это приключение. История же путешествия разношерстной пятерки, поведанная на вечернем сельском собрании, поразила всех собравшихся до глубины души, а местные маги даже согласились с рассказчиками: да, что-то странно в последнее время стали себя вести перитоны, не по-перитонски. Впрочем, и у самих медянковских жителей за эту луну приключений хватило. Сначала, селение вновь подверглось нападению кабанов (в нем олени, к своему стыду, узнали остатки тех разбойников, которым они устроили ночное нашествие хищников). По счастью, кабаны оказались слабы морально и особой настойчивости в набеге не выказали. Потом же, рядом с селением Зерновка вдруг активизировались волки, и медянковским магам (традиционно не слишком умелым в лесном чародействе) пришлось идти на помощь зависимым фордирам (на этом моменте Джинглбеллс сложил на мордочке самое невинное выражение). В общем, односельчанам Тэйла и Сноубриз все это время было чем заняться, помимо как горевать о пропавших брате и сестре.

На этом приключение оленей и закончилось. И теперь Елоулиф, наконец-то, смог заняться тем, за чем и шел в Медянку. Боев было четыре, и все они прошли под присмотром старейшин. Бились олени на рогах, и легким противником для Сильвертэйла Лиф не стал. Как и не стал он в этот раз трусом, не могущим удержать себя в копытах. Тем не менее, как и предсказывал Джинглбеллс, в конце всего этого мероприятия пришлось кленовому олешу добираться до постели на чужой спине. Правда, и Тэйлу поединки дались нелегко: желтохвостый противник не раз и не два от души приложить серебрянношкурого и рогами, и копытами. Хотя, пожалуй, хуже всего обоим хартам пришлось уже после того, как старейшины прекратили их поединки. Ведь, согласно обычаю, пришлый поединщик и его спутники становились гостями дома принимающего вызов… А острые языки остались при Джингле и Сноубриз (к тому же, сильно обиженной на хартов за то, что ей накрутили хвост родители, теперь постоянно ставящие в пример лани ее более рассудительную и уже выданную замуж старшую сестру Сильверхуф)...

Осенью состоялись свадьбы. Сначала Сильвертэйл из Медянки взял в жены Мэйплблюм из Кленов. Что все олени признали хорошим союзом. Потом же, спустя половину луны, Медянка приветствовала гостей из Кленов — старейшины соединяли узами брака Елоулифа, сына Гринлифа, и Сноубриз, дочь Малахита. Что так же всеми было признано хорошим браком. Конечно, и Тэйл, и Лиф, оказались взаимно крайне недовольны шуринами… Но их семьи придерживались совсем другого мнения. Так что, Сильвертэйлу и Елоулифу пришлось смириться с тем, что они теперь родственники друг другу. А на следующий год Сильвертэйл перестал называть Лифа ланью.

Послесловие

— Сладкой ночи, Джингл!.. — хихикнула Сноубриз, устраиваясь у фосфорицирующей лозы, выращенной для освещения живой веранды дома Малахитов, — Теперь тебя подругой и не назовешь… Вон какой отъелась! Теперь у вас с Лифом ряхи одной толщины.

— Ага, сестрица, сама ума не приложу, как между деревьями пролажу… Зяв!.. Умираю — спать хочу! Только ради тебя из постели выбралась, — демонстративно зевнул Джинглбеллс, неподалеку опершийся о лозяной столб все той же веранды. Выглядел золотохвостый полукровка теперь почти так же, как и остальные сверстники-витранги. Видимо, хартова эликсира через год потребления дал свой полный эффект, — Бриз, а у тебя тоже бочка чуть шире стали. Лифова работа?

— Оторвать бы тому Лифу за эту работу кое-что хартово… — недовольно проворчал стоящий тут же Сильвертэйл.

— Отрывалка не отросла, переросток! — в ответ угрожающе фыркнул присутствующий тут же Елоулиф.

— Идиоты? — картинно вздохнув, вопросила у Джинглбеллса Сноубриз.

— Не то слово, сестричка. Белки безмоглые! Какими были, такими и остались, — наигранно фыркнул полукровка, изображая полное разочарование хартами, — Вот только пару часов назад домой вернулись, головы положить не успели… А братец наш уже рогами трясет!

— А что мне еще с такими родственниками делать остается? — обиженно засопел Сильвертэйл, — Сестры хитрые и без совести! Названный брат только поддевать и умеет! А шурин так, вообще, дохляк желтошкурый!..

— Джингл, ты и тут за старое? — решил не длить ссору Елоулиф, и перевел тему разговора.

— Тэйлу нужна сестра. А то головой он совсем думать не хочет, — покровительственно постучал ногой в бок куда более крупному Сильвертэйлу Джинглбеллс, — Раз уж Бриз и Хуф теперь замужем, то я Тэйлу мозги ем… наставляю на верный путь.

— Братец, сильно он тебя обижает? — враз переменила настроение лань.

— Так… Задевает порой, — замялся серебряннохвостый харт, — Бриз, ну, что ты опять в мои дела лезешь?

— Значит, за дело, — недовольно фыркнула лань, — А я-то думала!.. Джингл, что там про тебя в Кленах говорят, я как-то большего ожидала. Жалеешь наших лимонодумов?

— Нет, — мотнул головой полукровка, — Просто, не за что их наказывать. В Медянке олени хорошие. Гораздо лучше, чем в Кленах… Бриз, правда?

— Правда, — довольно кивнула лань, — Я потому с Лифом и напросилась: муж-то мой еще по Лесу набегается, а меня скоро совсем раздует. Так что, решила попроведовать семью, пока еще сама куда-то дойти могу. А Вайн где? Уже домой к себе вернулся?

— Спит, — неопределенно махнул ногой Джинглбеллс, — Мы вот только-только из чародейского похода вернулись. Совсем не думали, что вас дома встретим. Кстати, а зачем?

— Перитонов укрощать. Старейшины велели медянковским со старой стаей помочь, — весело фыркнул Елоулиф, — А ты, смотрю, Тэйла совсем загонял. По всем-всем деревням бегали, землю правили?

— По всем. Да еще чуть-чуть в чужие, за плату, зашли, — довольно кивнул золотохвостый, — А Тэйлу-то что сделается? Он харт здоровущий! Что ему за маленькой ланью угнаться.

— А еще Джинглбеллс своим паясничанием надоел. Все время себя ланью называет! Вот зачем, когда он почти харт? — снова пожаловался сестре Сильвертэйл, — Вот такого вот братца нам отец усыновил. А мне с ним возись!

— Ой, дурень ты… — покачала головой лань, — Это еще у матери нужно спросить кто из вас с другим больше возится, братцы.

— Ну, может, до завтра? А то спать охото… — опять зевнул Джинглбеллс, — А вы пока с родителями поговорите. Им много чего есть рассказать. У нас тут жизнь тоже не болотом стоит.

— Ну, кое-что мы уже слышали, названный братец, — щелкнула магией по носу полукровку лань, — Это тебе за то, что попался!.. Хи-хи! Джингл, ну, вот какая из тебя лань? Ты такой же дурень, как и Лиф.

— Не понимаю, о чем ты, сестра, — картинно возмутился Джинглбеллс, потирая нос.

— Вся округа понимает, а он не понимает! — фыркнул в ответ Сильвертэйл. После чего, поймав недовольный взгляд сестры, раздраженно ответил, — Да никто Джингла и Амбера не осуждают. Все все понимают. Старшие их для виду отчитали... Сестра, ты — лань. Вот иди, и сама у ланей про сплетни спроси, раз мне не веришь!

— И схожу, и спрошу, — не смогла удержать серьезное выражение мордочки Сноубриз, и булькнула от смеха, — Братец, ты один в один Елоулиф! Думаешь, мне до джингловых проказ дело есть? Раз сам нашел на свое подхвостье приключение, то… Что там дальше, сестрица?

— А я ни о чем не жалею, — расплылся в радостной улыбке Джинглбеллс. После чего смущенно скосил взгляд, — А попались, и правда, глупо. Опять на масле.

— Ладно, хватит с вас. Идите спать. Пока еще о чем-нибудь не проболтались, — махнула ногой на двух растрепанных оленей лань, — Утром, лучше, поговорим. Все равно, вам с Лифом и Рутом идти.

— А вот Рута… Зяв!.. я бы еще лун десять не видел, — не сдержавшись, зевнул Джинглбелс. После чего весело фыркнул, — Лиф, харт мой ненаглядный, у меня для тебя подарок есть. Помнишь того рыжего стервятника, которому ты на пути к Великому Древу занозу вытаскивал? Так вот, он зимой в новую стаю прилетел, жениться... У перитонов, оказывается, и правда, лани есть! Когда от старой стаи возвращаться будем, зайдем к нему. Забавный харт оказался, хоть и стервятник.

— Удивил, Джингл. Конечно, у перитонов лани есть. Я об этом первее тебя узнал. Я же “оленям мозги истязаю”: теперь еще и перитонов с деревьев ссаживаю, — в ответ усмехнулся Елоулиф, помогая своей жене подняться на ноги, — Зеленых снов!

— Зеленых снов, харт моей сестры, — весело фыркнул Джинглбеллс, маскируя очередной зевок, — Сестричка, и тебе.

В ответ Сильвертэйл, которому уже надоел этот обмен любезностями, нетерпеливо подтолкнул Джинглбеллса ногой в сторону жилища. Полукровка хитро прищурился на серебряннохвостого, но промолчал, споро зашагав в направлении ждущей оленей постели.

— Ну, кажется, они сжились, — весело заметил Елоулиф, когда оба витранга исчезли в глубине дома Малахитов, — А Джингл, смотрю, совсем как харт стал — теперь его худосочным и не назовешь.

— А тебе, муженек, стоило бы об этом побеспокоиться. Ты ему еще свое подхвостье должен, — ухмыльнулась лань. После чего насмешливо фыркнула, — Да, шучу я, шучу!.. Но ревновать не буду.

— Конечно, шутишь. Если бы я тебя не узнал, то поверил, — желтошкурый харт нежно прижал серебряннохвостую лань к себе. Его слова в вечерней прохладе прозвучали особенно двусмысленно. Прикрывшая глаза лань снова ухмыльнулась.

Путь служанки или Послушная девочка Смолдер

Проблема с родословной

Восход забытого солнца

Искры в метели

Феерическая банальность

Гармония превыше всего

Падение империи Твайлайт: Потерянная наследница

Дневники Селестии

Пока поёт свирель

Флатти

Черная Кервидерия

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Послесловие

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Послесловие

Предупреждение