Холодная серость

19. Привязанность

Первым, что увидел Спайк, пробив себе путь на свободу сквозь прочную скорлупу, было грозное черное чудище высоко в небе. Нависая над каменными вершинами, оно клубилось, как будто становясь больше, и издавало низкое рычание. Вдруг одна из его пастей извергла белый огонь, и тот поразил вершину вдалеке. Раздался страшный грохот.

Из оцепенения маленького дракона вывело тепло, обдавшее его с ног до головы.

— Это всего лишь гроза, — послышался чей-то голос. — Она не причинит тебе вреда.

Позабыв про небо, Спайк попытался встать, и с четвертой попытки у него это получилось. Он завертел головой, ища источник непонятных звуков, и увидел кого-то очень высокого рядом с собой. У кого-то были огроменные лапы, больше него самого. Маленький дракон посмотрел на свои лапы и неожиданно понял, что у него такие же, только совсем крохотные. Это открытие взбудоражило его.

Он медленно поднял голову, захотев увидеть обладателя огромных лап полностью, и наткнулся на полные нежности изумрудные глаза.

— Спайк, мой сын, твое появление на свет — настоящее чудо.

Иначе как чудом это было вправду не назвать. Столетия миновали с той поры, как мир поглотила разрушительная чума, и единственными живыми существами, которые оказались ей не по зубам, были драконы. Нормальным их нынешнее существование, однако, назвать было нельзя. Голод сильно сократил численность драконов; выжившим удалось отыскать далекий островок, чьи горы содержали в себе скудное количество драгоценных камней, где они и осели, став смиренно ожидать конца. Это был лишь вопрос времени, когда они все вымрут, и именно в это страшное для их народа время рос Спайк.

Нередко он становился свидетелем того, как взрослые ругаются и даже дерутся до крови из-за камней. Худые, вечно угрюмые и злые — драконам было достаточно малейшего повода, чтобы устроить между собой очередную разборку. Мать сразу наставила Спайку держаться от взрослых подальше, и он держался, но в то же время она не была против, чтобы он наблюдал за ними со стороны.

— Внимательно следи за их движениями, — сказала она ему как-то. — Когда подрастешь, тебе тоже придется отстаивать свое.

Спайк задрал голову, пытаясь увидеть материнские глаза.

— А если просто поговорить? Не драться?

— Можешь попробовать. Но куда действенней когти и клыки. Особенно теперь.

— А как было раньше, мам?

— Не мамкай.

— Извини, Глейс.

По какой-то неизвестной причине она запретила называть себя мамой. Со временем Спайк понял, почему, но тогда он был еще слишком мал для этого.

— Раньше нас было больше. И драки мы устраивали в основном забавы ради. Но раньше и еды было в достатке, и воды, а теперь нам приходится уповать на милость дождя да недр этих гор.

— Ма… Глейс, если мы сильные, почему мы не смогли дать отпор крушителям?

— Потому что их тьма тьмущая. А драконов никогда особо много не было. К тому же многие из нас стремятся к независимости, сами себе на уме и не желают водиться с сородичами. Но большинство таких давно сгинуло — остались лишь самые сговорчивые. Вообще, мы не проигрывали крушителям. Мы с ними и не сталкивались почти. Быть может, если бы века назад мы пришли на помощь меньшим существам, которые нуждались в нашей силе, все было бы совершенно иначе.

— Почему мы стремимся к независимости?

— Не знаю. Так еще с начала времен повелось.

— Почему драконы не хотят водиться с другими драконами?

— Ты задаешь сложные вопросы.

— Почему мы просто не съедим крушителей, раз они нам не ровня?

Глейс хмыкнула.

— Ты не первый, кто до этого догадался. Пробовали некоторые из нас сидеть на такой диете, но долго они не протягивали. Крушители оказались несъедобные.

— Почему здесь нет других детенышей?

— Потому что, Спайк.

— Почему…

— Хватит на сегодня «почему».

Драка выявила победителя, и побежденный с позором ретировался. Видя это, мама сказала:

— Запомни, Спайк. Доказать свою правоту можно только силой.

Эту простую истину Глейс позже продемонстрировала сама же, когда Спайк имел неосторожность позариться на, казалось бы, бесхозный кусочек топаза. Он и был бесхозным, однако взрослый дракон, тоже положивший глаз на камень, с этим был явно не согласен. Слабого и маленького Спайка никто не воспринимал всерьез, и все могло кончиться для него далеко не самым лучшим образом, однако вмешалась мама. Она защитила маленького дракона, сразу же пустив в ход силу.

— Вот об этом я тебе говорила, — сказала Глейс сыну, не отводя испепеляющего взора от отступившего дракона. Убедившись, что тот не вернется, она посмотрела на Спайка: — Ну же, что задумался? Ешь. Он твой.

— …Я не хочу, — маленький дракон стыдливо посмотрел на топаз.

— Это твоя добыча.

— Съешь лучше ты.

— Мне он не нужен.

— Мне тоже.

— Тогда зачем полез, если не проголодался? Из жадности?

— Просто я всегда ем камни, но ты сама их почти не ешь. Но я не хочу есть. Мне кажется, мне это не нужно.

— Как не нужно?

— Не знаю. Я не чувствую голода. Поэтому я хотел раздобыть этот камень для тебя.

Глейс поглядела на Спайка неподвижно, а затем наклонилась к нему.

— Чтобы больше такого не повторялось, понял? И не нужно мне врать. — Она понизила голос: — Никогда не говори о своих чувствах вслух, иначе тебя посчитают за слабака. Помни, главное твое оружие — это сила, а не слова и сочувствие.

Топаз Глейс все-таки съела, однако значения словам сына о голоде не придала, посчитав их неумелым враньем. Но они не были враньем. В отличие от сородичей Спайк не испытывал потребности в еде. И вовсе не потому, что его мать хорошо справлялась со своей ролью.

— Глейс, а почему в небе постоянно одни тучи? — спросил он ее однажды.

— Крушителей спроси, — отмахнулась та.

— Мам?

— Серьезно, я не знаю, почему так, — вздохнув, говорила Глейс. — Как крушители появились, так с природой стало происходить что-то странное. Дикой она какой-то стала. Если так хочешь узнать, лети к крушителям и спроси их. Может, они тебе что-то расскажут. Если они, конечно, умеют говорить. Ну, хотя бы повидаешь их своими глазами.

— Но я не умею летать…

Глейс посмотрела на Спайка испытывающе и изрекла:

— Так давай тебя научим. Крылья у тебя есть. Чем раньше начнем, тем быстрее полетишь.

Обучение давалось маленькому дракону нелегко. К планированию с одной скалы на другую он приноровился сразу, однако с самым главным — умением держать свой вес в воздухе — возникли проблемы. Под внимательным взором матери из раза в раз он пытался преодолеть себя, заставить крылья полететь, однако, несмотря на все старания, у него это не получалось. Он взлетал невысоко, задерживался так на несколько мгновений, а затем неизбежно падал. Похоже, его крылья еще были слабы — так он решил, — потому что Глейс отказывалась признавать это. Она, по ее словам, в его возрасте уже летала с легкостью, а раз она летала, значит, должен и он. Как мать его только не называла, видя его неудачи: и бестолковым, и ничего не умеющим, и бесполезным — и многими другими обидными словами. Спайк видел ее недовольство и раздражение и не хотел разочаровывать ее еще больше, поэтому прикладывал все силы, проводя целые дни за тренировками.

В очередной попытке взлететь, Спайк умудрился кувыркнуться в воздухе и больно грохнулся на землю. Глейс прикрыла морду лапой и протяжно вздохнула:

— И что мне с тобой делать? Даже калеки летают лучше. Неужели это так сложно? Тебе нужно лишь как следует взмахнуть крыльями, не нужно порхать тут ими изо всех сил.

Спайк сел на земле и направил взгляд себе под ноги, не решаясь посмотреть на мать. С ее стороны вновь послышался вздох, затем он краем зрения заметил, как она наклонилась к нему, и что-то скользкое прошлось по его морде.

— Г-глейс?..

Глейс вновь лизнула его и только потом ответила:

— Ты весь запачкался. Сиди смирно.

Больше маленький дракон вопросов не задавал, позволив матери сделать то, что она задумала.

— По крайней мере, я не могу обвинить тебя в отсутствии старания, — сказала Глейс, глядя на его ранки и ссадины.

Спайк вытер мокрую морду, и на его лапах осталось несколько чешуек. Мать это заметила:

— Ничего. Новая вырастет.

— …У меня никогда не получится летать.

— Говоришь как слабак. Забыл, чему я тебя учила?

— Я помню… — пробурчал маленький дракон и больше своего разочарования не выказывал.

Закончив вылизывать Спайка, Глейс посмотрела на темнеющий горизонт и изрекла:

— Хватит полетов на сегодня.

Спайк почувствовал себя так, словно мать устала с ним возиться. Это был далеко не первый раз, когда он чувствовал себя подобным образом. Он хотел было извиниться за свою бесполезность, но потом вспомнил, что так делать неправильно, и смолчал.

Подул пронизывающий ветер. Похоже, приближалась буря.

— Холодно… — маленький дракон извернулся, подав свою жалобу как простое замечание. Впрочем, мама его все равно раскусила.

— Это ты еще на севере не бывал и не видел тамошних холодов.

— А как там, на севере?

— Сейчас так же, как везде, но раньше было белым-бело. Кругом снег. Куча снега. Прямо снежная пустыня.

— Что такое снег?

— Это как дождь, только замерзший. Он тоже с неба падает.

— Хотел бы я его увидеть…

— Я не видела зимы уже много столетий.

— А какое сейчас время года?

— Хороший вопрос. Солнце подсказывает, что ныне либо осень, либо весна.

— Как ты это поняла?

— А ты любишь задавать вопросы, — усмехнулась Глейс. — Ты замечал, что в одни недели дни бывают короче, а в другие — длиннее?

Спайк заинтересованно покивал.

— Так вот, зимой — дни короткие, а летом — наоборот долгие. А то, что посередине — это весна и осень. Это если говорить простым языком, но смысла рассказывать тебе про движение солнца, мне кажется, нет.

— Как выглядит солнце?

— Точно… Ты ведь до сих пор ни разу его не видел.

Глейс неожиданно взяла Спайка в лапу и усадила себе между плеч.

— Мам?..

— Держись крепко, — сказала она, и маленький дракон обвил передними ногами выступающую из спины колючку.

Глейс взмахнула крыльями и оторвалась от земли. Она быстро набрала высоту и вскоре нырнула в густые серые облака. Целую минуту Спайк не видел ничего, кроме себя, матери, и завихряющихся клубов, мелькающих перед глазами, а затем — облака резко кончились.

Взору предстало огромное, незапятнанное ни одним облаком лиловое небо с маленькими-премаленькими разноцветными точками на нем. Спайк почувствовал теплые лучи, касающиеся его носа, и посмотрел на алый горизонт. Красный круг был едва заметен на нем.

— Так выглядит закат, Спайк. Красиво, не правда ли?

У маленького дракона не было слов, чтобы выразить восторг, который его охватил. Так вот каково настоящее небо!

— Там, где садится солнце, находится запад, а поднимается оно на востоке, — Глейс указала лапой в противоположную сторону. — Ты меня слушаешь? Повторять не буду.

— Слушаю! — оживился Спайк.

— Зная это простое правило, ты сможешь легко ориентироваться в сторонах света. Ты ведь помнишь, что такое восток и запад? Мне не нужно напоминать?

— Восток — это право, а запад — лево.

— А север с югом?

— Вперед и назад.

— Это-то ты мгновенно схватил. — Глейс задумчиво глядела на солнце: — Надеюсь, мои знания еще не устарели. Природа одичала, и правила могли поменяться. Кто знает, может, в нынешние времена всё наоборот, и солнце поднимается на западе, а садится на востоке. Раньше им хотя бы управляли, и была определенность, но теперь… — Она обнаружила, что проговаривает мысли вслух и наполовину повернула голову к Спайку: — Не забивай мозги. В ближайшее время тебе все равно не придется этим пользоваться.

Маленький дракон зацепился за ее слова.

— Солнцем можно было управлять? — удивился он.

— Многие существа мира верили, что им управляют две маленьких лошади из страны Эквестрия.

— Ты в это веришь?

— Нет, конечно, да и кто в такое поверит в здравом уме?

— Глейс, смотри, вон там, наверху, это что такое большое и яркое? Второе солнце?

— Можно и так сказать. Это звезда. Всегда появляется первой на закате. Точки вокруг нее это тоже звезды, только поменьше и помоложе.

— Она старая?

— Очень старая. У драконов есть поверье, что она старше мира.

— Глейс, а ты старая?

— Если сравнивать со звездами, то я совсем кроха, прямо как ты.

На том вопросы у Спайка закончились. Мама кружила над облаками, пока солнце не исчезло за горизонтом, после чего, изрекши: «Пора возвращаться», она нырнула в вихрящиеся серо-алые клубы.

— Это был последний раз, — изрекла Глейс, когда они приземлились на свою скалу. — Больше я тебя на спине катать не буду.

Маленький дракон понял намек, но в тот же миг у него возник новый вопрос:

— Глейс, это правда, что все драконы думают только о себе?

— Чистая правда, — ответила Глейс, ложась на камнях и прикрывая маленького дракона крылом от сильного порыва ветра.

— И никто даже не попытался наказать крушителей?

— Вообще-то была одна молодая драконица. Сомневаюсь, что ее, как и остальных драконов, заботили маленькие существа, однако, похоже, она страсть как любила сражаться. Не знаю, правда, чем все для нее закончилось. Сгинула, наверно. Странная она была все-таки…

— Я тоже странный?

— Только тем, что все еще не устал задавать вопросы. Солнце зашло, Спайк. Ложись спать. Тебе нужно набраться сил перед завтрашним днем.

Тренировки продолжались. У маленького дракона по-прежнему ничего не получалось, отчего Глейс все так же называла его бездарностью. Он привык к этому, и никак не реагировал ее слова. Она была абсолютно права. Раз другие драконы в его возрасте уже умели летать, значит, он и вправду бездарность. Доказать обратное можно только, наконец, полетев — и он сконцентрировал все свои мысли и силы на этой цели. К тому же ему очень хотелось еще раз повидать звезды и закат.

Одним днем Спайк заметил, что за ним и матерью с дальней скалы повадился наблюдать дракон с багровой чешуей. Тот делал вид, что спит или занимается своими делами, однако Спайк несколько раз ловил его любопытствующий взгляд. Глейс тоже заметила наблюдателя, однако он ее, по всей видимости, не волновал. Так продолжалось ровно до того момента, пока багровый дракон не подлетел к ним. Он грозно посмотрел на Спайка и спросил Глейс:

— Зачем ты возишься с ним?

— Я не собираюсь отвечать на твои вопросы. Ты мешаешь. Уйди.

— Он же обуза. Лишний рот, который вдобавок отберет у тебя место, когда вырастет. Ты уже немолода, и резвость у тебя не та, ты это знаешь. Думаешь, он станет тебя защищать?

— Пошел вон, пока я не перегрызла тебе глотку.

Багровый дракон не хотел драться из-за пустяка и улетел. Глейс проводила удаляющийся силуэт мрачным взглядом, после чего сказала сыну:

— Не обращай на этого идиота внимания.

Спайк побоялся что-либо спрашивать, видя, что мать явно не в духе. Вместо этого он предпринял новую, наверно, уже тысячную попытку взлететь. И через мгновение с удивлением обнаружил, что спокойно держится в воздухе — так, словно всегда умел.

— Глейс, смотри! Я лечу!

— Давно пора, — с облегчением сказала Глейс.

Шло время. Положение в драконьей общине становилось все хуже, горы скудели на камни, а численность драконов сократилась еще больше: одни рискнули и улетели в последней надежде, что найдут лучшее место, другие оказались слабы и не дожили. Никто не пытался что-либо изменить.

— Спайк, будь бдителен, — однажды сказала Глейс. — На нас могут напасть. Драться придется насмерть.

Молодой дракон понимал, к чему это было сказано. В общине росла паранойя. Это нельзя было увидеть глазами, но можно было почувствовать, ею буквально пропиталась каждая частичка воздуха. Словно проклятие над ними годами нависал голод, и только последние драгоценные камешки отделяли их от полного безумия.

— Это путь в никуда, Глейс. Драконы выше этого.

— Все мы так сейчас думаем. Но потом камни закончатся. И стоит одному осмелиться, как за ним тут же последуют остальные.

— Нужно что-то предпринять, пока не стало слишком поздно.

— Все в твоих лапах, Спайк. У тебя есть решение, которое спасет нас всех? А ты уверен, что у тебя хватит времени?

— Плевать на остальных драконов. Они давно смирились со своей судьбой. Давай улетим.

— Такой же путь в никуда.

— Все равно лучше, чем сидеть на одном месте и ждать смерти.

— Может быть. Но здесь у нас есть хотя бы подобие жизни, а за пределами гор — одна неизвестность.

Спайк поглядел на тощие бока матери, на которых проступали кости, и промолчал. Все правильно, отправляться в неизвестность было верной смертью, а оставить Глейс одну он не мог. В этот момент он решил для себя: неважно, что случится дальше, он не позволит матери помереть с голоду. Она заботилась о нем, теперь настала пора ему позаботиться о ней.

Этой же ночью, пребывая в полудреме, Спайк услышал, как со скалы неподалеку сыплются камешки. Он напряг мышцы, готовый в любой момент наброситься на незваного гостя. Он резко поднял взгляд и увидел обтянутый кожей скелет, сидящий на скале.

— Ты очень чутко спишь, — произнес он медленно.

— Уходи. Тебе здесь не рады, — предупредил его Спайк.

— Я уйду совсем скоро, да. Но сначала ответь мне на маленький вопрос…

Спайк признал в нем багрового дракона. Сейчас тот выглядел совсем плохо. Голод отразился не только на его теле, но и рассудке.

— Хочешь расстаться с жизнью? Не заставляй меня применять силу. Тебе со мной не справиться.

— Твоя правда, и все же объясни мне — почему ты выглядишь таким… сытым? Это очень подозрительно, знаешь ли. Мы тут все голодаем… пока ты жируешь. — Багровый дракон наклонил шею и прошипел: — Ты нашел новый источник камней, не так ли? Почему бы тебе не поделиться со мной? Я не прошу много… Обещаю, никто не узнает о твоей тайне…

В груди Спайка вспыхнул гнев, однако он не позволил ему превратиться в пламя, которое едва не вырвалось из пасти вместо проклятий.

— Как же ты жалок, — прорычала проснувшаяся Глейс.

Дракон сверкнул глазами в ее сторону.

— Все как я и говорил… Он не намерен делиться с тобой.

— Он лучше нас всех приспособился к новому миру. Поэтому он не испытывает голода.

— Думаешь, я в это поверю? — едко усмехнулся багровый дракон. — Чем-то же он должен питаться… Обычными камнями? Воздухом? Не-ет, вы меня за наивного детеныша держите.

— Сгинь. Последнее предупреждение. Или лишишься жизни, — пригрозил Спайк.

Багровый дракон не стал испытывать судьбу.

— Лучше бы ты поделился, — ядовито изрыгнул он, расправил поеденные прорехами крылья и улетел.

Его слова не сулили ничего хорошего. Он вернулся следующей ночью, и уже не один. Мелькнула молния, очертив четыре скелета. Словно ожившие мертвецы, они окружили скалу.

— Раскрой нам свою тайну, Спайк. И никто не пострадает, — проговорил багровый дракон.

— Ты же не хочешь доводить это до крайности? — прохрипел сообщник.

Грянул гром. Тучи яростно клубились — намечалась страшная буря.

— Вы ищете то, чего нет, — мрачно проговорил Спайк, приготовившись защищаться.

— Лжец! Все знают, что ты что-то прячешь!

— Жалкие подобия драконов, — презрительно сказала Глейс. — Решили сегодня умереть?

— Нет, — произнес багровый дракон. — Умирать мы сегодня не собираемся.

Спайк догадывался, что шайка первым делом попытается навредить матери, и когда на нее набросились сразу трое, он уже был рядом, чтобы принять удар на себя. В кожу впились клыки и когти, разрывая ее. Раны разразились жгучей болью. Спайк зарычал в ярости. Они были ему не ровня. Они были слабы. Однако их было больше.

Замелькали молнии, превратив происходящее в пляску белого и черного. Глейс одержала верх в своей схватке, перегрызя противнику шею, однако изголодавшуюся шайку это не остановило. Они были твердо намерены получить желаемое, сейчас или никогда. Молодому дракону все же удалось вырваться из их цепких лап. Стараясь не обращать внимания на боль по всему телу, он замер и внимательно следил за движениями троицы, кружившей вокруг него, словно стая волков. Когда загремел гром, они вновь кинулись на Спайка, но на этот раз их когти его не достигли. Одного из нападавших взяла на себя Глейс, а остальные были вынуждены отбиваться от пришедших на помощь драконов.

Молния сверкнула дважды, а затем все было кончено. Хлынул дождь. Спайк почувствовал охватывающую мышцы слабость, но старался стоять на ногах твердо и не подавать виду. Он еще не знал, насколько крепко ему досталось… но болело буквально все.

— Почему вы помогли? — удивленно спросила Глейс драконов из общины.

— Это не было похоже на честную дуэль, — ответил один.

— Сегодня они напали на вас, завтра — могли бы напасть на кого-нибудь другого. Эти отбросы заслуживали смерти, — промолвил второй, с презрением глядя на бездыханные тела.

— Драконы не должны опускаться до такого, — наконец высказался третий.

Выслушав их, Глейс вместо лаконичного «спасибо», которое никто и никогда не произносил вслух, промолвила негромко:

— Нам бы пришлось несладко, если бы не вы.

Когда драконы разлетелись, Спайк сказал настолько твердо, насколько мог:

— Нам лучше поискать другое место для ночлега.

— Ты неважно выглядишь.

— Знаю.

Глейс больше ничего не сказала. В конце концов, это она научила его так себя вести. Он поднялся над скалами, и было видно, как тяжело ему это далось, однако она опять же не промолвила ни слова и полетела за ним.

Вскоре они нашли небольшое углубление в горах, где и укрылись от дождя. Здесь было немного тесно, но сейчас это заботило их меньше всего. Спайк наконец-то позволил себе расслабить мышцы и сел на сухие камни. Бегло осмотрев себя, помимо оторванной чешуи, следов от клыков на плечах и передних ногах да неглубоких ран почти по всему телу он обнаружил внушительный кровоточащий разрез на животе.

— Такие слабые, а все равно смогли задеть… — тяжело проговорил он.

Глаза Глейс не выразили ровным счетом ничего, однако она ужасно испугалась, увидев рану.

— Тебе придется потерпеть, — сказала она, тут же наклонила голову к ране и мягко подула на нее. С ее губ сорвалось слабенькое пламя. Спайк почувствовал, как невыносимо закипает кожа, но не издал ни звука, пока Глейс врачевала его.

— Заживет, — промолвила она, закончив. — На драконе все заживает.

Спайк лишь благодарно посмотрел на мать, смолчав. Снаружи хлестал дождь, сдуваемый ветром. Буря расходилась все сильней.

— По крайней мере, у нас будет вода на ближайшее время, — заметила Глейс, а потом, выждав несколько секунд, проговорила: — В этом не было никакого смысла, Спайк. Заступаться за меня, получать мои раны. Я могу за себя постоять. К тому же я все равно… — она оборвалась на полуслове и вздохнула, выпустив при этом дым из ноздрей.

— Я захотел защитить тебя. Вот и все.

Глейс поглядела на Спайка так, словно он сказал что-то запретное.

— Что? — с легким раздражением спросил он. — Я говорю, что чувствую, и не хочу прятать это за молчанием и холодным взглядом. Плевать, что написано в драконьем кодексе.

Глейс задумалась и вскоре пришла к неутешительному выводу.

— Может ты и прав. Может, драконам стоило наплевать на кодекс и на правила, которым следовали давние предки. Тогда бы мы признали, что мы жалки и слабы, и не строили бы из себя сильных. И у нас бы появился шанс пережить темные времена. Мы бы вместе стали искать спасение, а не думали только о себе и о том, как урвать кусок побольше перед смертью. Но мы привыкли к этим правилам, они у нас в крови, и их так просто не отринешь.

— Да… наверно, так и есть. — Спайку, несмотря на свои слова, не сразу далось признание. Его дважды бросало в жар, прежде чем он смог вымолвить: — Я счастлив, что ты у меня есть, мам. И что ты думала не только о себе.

Глейс было бесконечно приятно услышать это, но она не нашла в себе внутренней силы ответить взаимностью. Не сумев скрыть внезапно нахлынувшие чувства, она отвернулась, чтобы Спайк не увидел ее взгляда. Еще недавно он был совсем крохой и с легкостью помещался в ее лапе… и каким же большим и сильным он теперь стал! Она вырастила хорошего сына. Она может им гордиться. И она ему больше не нужна.

Спайк проспал весь следующий день. Глейс все это время находилась с ним, не отходя ни на шаг, а когда наступила ночь, решилась. Напоследок она позволила себе маленькую слабость и нежно потерлась щекой о щеку сына, после чего выпорхнула в темноту и навсегда покинула его.

Проснувшись от ноющих ран, Спайк выбрался на серый дневной свет. Дождь закончился, однако камни все еще были сырые. Глейс нигде не было, но молодой дракон не придал этому значения. Он заволновался, когда сначала прошел час, потом — два, а мать все еще где-то пропадала. Это было ненормально. Невзирая на боль и усталость, он стал ее искать. Первым делом Спайк проверил их скалу, возможно, туда зачем-то вернулась Глейс, однако ее там не оказалось. Тогда он стал искать ее по всей общине, расспрашивая драконов. Те, что согласились ему ответить, ничего не знали и никого не видели. Тем, кто не желал тратить на него внимание, он был не в состоянии доказывать превосходство.

Молодой дракон не находил себе места. Чем дольше он ждал, тем сильней крепла в голове мысль, что Глейс покинула общину. Прошло еще полдня, однако она так и не вернулась, и в один момент Спайк с ужасом осознал, что она улетела умирать. Иного объяснения быть не могло. Все драконы так делают, когда понимают, что им осталось недолго. Вот и мама поступила так же. Не хотела, чтобы он видел, как в ней угаснет жизнь.

Несмотря на нездоровую худобу, Глейс не выглядела слабеющей, она по-прежнему излучала жизнь, она казалась… Она казалась. Конечно же она скрывала от него настоящее свое состояние. А он в упор ничего не замечал… Помня данное себе обещание, Спайк покинул общину и отправился на поиски матери. Она не могла улететь далеко. Она не спрячется посреди этой пустыни.

Он неустанно искал ее целыми днями. Сначала облетел окрестности гор, затем устремился дальше. С каждым новым рассветом надежда становилась все призрачнее. Мысль о том, что Глейс умерла в одиночестве была мучительной, но Спайк отказывался верить в это, продолжая повторять себе, что время еще есть, что если он не сумеет спасти, то хотя бы скрасит ее последние минуты.

Незаметно шли дни. Недели. Месяцы. Годы. Дракон облетел полмира, и в какую бы сторону он ни направлялся, всюду была пустыня. Умом он понимал, что его поиски давно утратили смысл, что Глейс не могла улететь так далеко, но чувства не позволяли ему отступить. Быть может, она каким-то образом выжила? Нашла новый источник камней или что-то в таком духе… он продолжал в это верить, и то, что он до сих пор не нашел ее останков, лишь укрепляло его веру.

В своих поисках Спайк однажды наткнулся на зеленое пятно посреди пустыни. Он очень удивился, увидев траву и деревья, про которые рассказывала мама. Неподалеку находилось поселение, и Спайк, приглядевшись, понял, что его населяли крушители. Чума, уничтожившая его народ. Наверно, он должен был ненавидеть их, но ему на самом деле было все равно. Пронаблюдав за ними еще немного, он полетел дальше.

Обыскав вторую половину мира, дракон понял, что больше не может обманывать себя. Он смирился с поражением и решил, что настала пора возвращаться — если еще есть, куда возвращаться… Он отдалился от общины так далеко, что уже не помнил, где она. Ее поискам он посвятил еще несколько месяцев, пока, наконец, не наткнулся на нее.

В воздухе было мертвенно тихо. Община опустела. Лишь голые белые кости напоминали о том, что здесь когда-то жили остатки его народа. Со страхом он осознал, что остался совсем одним.

Спайк не знал, что ему делать. Он утратил цель. В его жизни не было больше смысла. Неустанные поиски вымотали его. С тяжелым сердцем он вернулся на скалу, где вырос, лег посреди костей и в надежде сбежать невыносимой тишины и болезненных мыслей уснул многовековым сном.

Из спячки дракона вырвало тепло, коснувшееся его носа.

— Глейс? — резко поднялся он.

Вверху вместо туч дракон увидел белые облака и солнце. Он был так поражен этой картиной, что застыл в неподвижности на мгновение, однако затем его взгляд заметался по сторонам. Он обнаружил, что некоторые горы покрошились и уменьшились, другие же наоборот стали выше и шире; сам он был покрыт слоем серой крошки и камешками, прилипшими к чешуе. Сколько же он спал?

Спайк поднялся над горами. Их по-прежнему окружала пустыня. Он полетел куда глаза глядят. На этот раз у него была компания из солнца — днем, и звезд — ночью. Простое их присутствие на небе отвлекло его от одиночества. Когда первый месяц его бесцельного путешествия подходил к концу, пролетая над морем, он неожиданно наткнулся на стену плотного тумана. Целый день он летел вдоль него, надеясь найти его край, пока вдруг не осознал, что сделал круг. Недолго думая, он решил проверить, что скрывает в себе туман.

Когда по другую сторону его глаза увидели жизнь, он поначалу подумал, что по-прежнему спит, и ему снится сон. Откуда бы в мире было взяться жизни, если в нем ничего не осталось? Тем не менее, этот островок жизни — нет, скорее, небольшой континент, огороженный туманом, — населяли крохотные лошади. По крайней мере, он посчитал их лошадьми, вспомнив расплывчатые описания матери, ибо вживую он их никогда не видел. Опять же — откуда им было взяться? Разве они не исчезли давным-давно? Но на самом деле его не особо волновали эти вопросы. Осознание, что мир понемногу восстанавливается, помогло его сердцу испытать облегчение.

Следующие несколько дней он летал по всему континенту, с большим интересом исследуя его. Крупных городов он избегал, да и к поселениям поменьше он тоже старался сильно не приближаться, предпочитая наблюдать за жителями издалека. Каким-то образом пустыня превратилась в полные зелени земли — но только здесь, на этом континенте. Спайк не представлял, как это могло произойти, однако и этот вопрос его тоже вскоре перестал волновать.

Вдоволь насмотревшись на страну лошадей, он покинул ее. Однако оказавшись за туманом и вновь встретив серый пейзаж, он внезапно понял, что хочет вернуться. Даже больше — он хочет там остаться. Плевать, что там ему нет места. Никто не станет возражать, если он станет жить где-нибудь в горах. А даже если будут против — что они ему, дракону, сделают?

И Спайк вернулся. Он часами кружил над лошадиными землями без какой-либо четкой цели, просто наблюдая сменяющиеся внизу виды, пока не почувствовал усталость в крыльях. Он решил, что сначала отдохнет, а затем станет искать себе новый дом.

На окраине произраставшего внизу леса, дракон заметил подходящую поляну, чтобы приземлиться…

---

Спайк был молчалив. Съежившаяся меж его плеч колдунья без конца всхлипывала, вздыхала и шмыгала носом. Он должен был что-то сказать, хотя бы попытаться утешить ее, однако он до сих пор не решился промолвить ни слова. Ему казалось, что бы он сейчас ни сказал, это не прогонит горя Твайлайт, а, скорее всего, сделает только хуже. Он догадывался, что могло ее так расстроить, но не знал, было ли это действительно причиной. Лишь одно он знал наверняка: нужно унести ее подальше от замка и от принцесс.

Путь их занял пару часов. Твайлайт совсем притихла к тому времени, когда он достиг высоких гор на севере — самого тихого и самого дальнего края Эквестрии. Он приземлился на более-менее ровные скалы и помог колдунье слезть. Едва коснувшись копытами тверди, она осела и уставилась себе под ноги. Она выглядела совсем обессилевшей, из нее будто вытянули всю жизнь. Спайк по-прежнему не знал, как к ней подступиться.

Секунды тишины превращались в минуты. Твайлайт глубоко погрузилась в мысли и, похоже, даже не замечала, где находится. Не замечала она и порывов прохладного ветра, трепавших ее гриву. Вскоре она задрожала, и Спайк понял, что нужно как можно скорее это исправить, пока она не замерзла. Он укрыл ее от ветра, сев к нему спиной и слегка расправив крылья.

Колдунья заметила телодвижения дракона и подняла на него красные от слез глаза. Зрительный контакт между ними не продержался и мгновения, она сразу же разорвала его.

— Прости… — пролепетала она. — Тебе пришлось выслушивать мои рыдания…

— Ничего, — ответил дракон. — Тебе не холодно?

— Немного. Терпимо. Где мы?.. — Твайлайт посмотрела по сторонам. — Горы?

— Северная граница Эквестрии.

— Эквестрии… — повторила она, и искра в ее глазах потускнела. Она медленно повернула голову вбок: — Значит, там дальше… как гласят учебники, ничейная земля…

Она поглядела вниз, на густой хвойный лес, простилающийся вплоть до самого горизонта.

— Он настоящий? Или это всего лишь какая-то иллюзия? — слабым голосом спросила колдунья. — Спайк, ты ведь видел, что там дальше?.. Прошу, скажи мне.

— Пролетишь еще немного вперед — появится туман, а за ним — действительно ничейная земля. Там просто ничего нет, — изрек дракон.

— Ничего… — снова повторила колдунья с пустым взглядом.

— Ничего, — подтвердил дракон. — Абсолютная пустота. И так выглядит весь мир вне вашей страны.

— …Недавно ты сказал, — заговорила Твайлайт, вынырнув из задумчивости, — что за морем ничего нет, но я поняла тебя не так. Подумала, что остальной мир попросту неинтересен тебе или не заслуживает твоего внимания… А ты говорил, оказывается, буквально… — Она тяжело вздохнула и все же подняла глаза на Спайка: — Ты ведь все знал? О том, каков мир на самом деле, и о том, кто мы такие…

— Знал.

— И ничего не говорил.

— Не говорил, — теперь уже он повторил ее слова.

— Видел ведь, как я выискиваю правду, и все равно молчал… — это был явный укор в его сторону, хоть Спайк и не заметил обиды в ее тоне.

— Я не хотел ломать мир, в котором ты привыкла жить, — признался он. Он не гордился этим выбором, но считал его единственно правильным.

— И вы все были правы. Ты, принцессы. Счастье в неведении… Что дала мне правда? Я… теперь я даже не знаю, кто я. Кто мы… О звезды, я совершила непоправимую ошибку…

Ее губы искривились, и она их поджала, сдержав в себе подступивший плач.

— Выговорись, — посоветовал дракон. — Выплесни все наружу. Не держи в себе.

— Уже выговорилась. И наплакалась тоже, — с печальным видом проговорила Твайлайт. — Спайк… все пошло наперекосяк. Я думала, что поступаю правильно, но оказалось…

Она начала сбивчивый рассказ о произошедших с ней событиях. Дракон внимательно слушал ее, не смея перебивать.

— Я думала, что нашла злодеев и расстроила их планы. Но единственным злодеем оказалась только я.

— Ты вернула принцесс.

— И заодно уничтожила все то, что они построили, — поникла Твайлайт. — Принцессы всё говорили про дружбу и любовь… прямо как раньше, когда учили меня. Я впитала каждое знание, которое было связано с магией, но я не помню ни одного нашего урока дружбы. Плохая из меня ученица…

Дракон не знал, что сказать на это.

— Спайк, что такое дружба? — неожиданно спросила колдунья.

— Ты не того спрашиваешь.

— Но больше мне никто не ответит. Я не понимаю, что это. Принцессы так и не смогли объяснить мне. Ты дракон… Не оборотень. Похоже, ты разбираешься в этом лучше всех нас.

Спайк призадумался, а затем изрек:

— Это крепкая связь между двумя существами. Когда один помогает другому, и другой помогает первому, просто потому что им так хочется, а не потому, что они связаны каким-то обязательствами. Наверно, это и есть дружба.

— Слова мне понятны. Их смысл мне понятен. Но… Тогда что такое любовь?

— Очень сильная дружба, — ответил Спайк после короткой паузы. Он не думал, что его может что-либо засмущать, однако вопросам Твайлайт это почти удалось. Он почувствовал себя даже как-то неуютно.

— Выходит… между тобой и мной никогда не было дружбы, — промолвила колдунья.

Для Спайка это не стало откровением. Он и так это давно знал. Их дружба была однобокой.

— Поначалу я воспринимала тебя как игрушку. Как трофей, который возвышает меня над остальными. Ни у кого больше не было дракона — кроме меня, единственной и неповторимой. Ведь я добилась твоего расположения сама. Своим умом. Как и звания лучшего королевского мага. И… помнишь, когда ты внезапно улетел, а я осталась одна?.. Только тогда я поняла, что ты для меня важнее, чем я думала. Ты помогал мне справляться с моими страхами… но все равно, даже после этого я ничего не давала в ответ.

— Вовсе необязательно давать что-то в ответ.

— Но ты же сказал… я не понимаю. Если ты делаешь добро, значит, и я должна делать добро.

— Я не умею объяснять.

— …Ладно. Забудь об этом. И знаешь… обо мне тоже забудь. Не стоит тебе водиться с такой, как я. Возвращайся в Кантерлот и помоги им там, пока тебя не возненавидела вся страна вместе со мной.

Дракон лишь усмехнулся. Его реакция поразила колдунью.

— Думаешь, остальной мир меня хоть как-то волнует? Твайлайт, за столько времени ты так и не поняла, что ты — единственная, кто имеет для меня значение? Что бы ты ни сделала, и кем бы ты себя ни считала, я всегда буду с тобой.

Это признание далось дракону как никогда легко. Он удивился себе. Он думал, ему придется вытягивать его из себя по слову.

— Но почему, Спайк? — колдунья была ошарашена. — Почему из всех именно я?

— Я тоже раньше не понимал…

Поначалу он называл это долгом, который нужно вернуть, и придерживался этой позиции. Потребовалось немало времени, чтобы он, наконец, признался себе, что Твайлайт ему небезразлична. Она помогла ему, избавив от проклятия, но дело было даже не в этом. В первый раз он почувствовал это, когда колдунья стала обрабатывать ему царапины, затем — чуть позже, когда она уговорила его показать деревню с высоты птичьего полета.

— Ты напоминаешь мне о прошлом, Твайлайт.

Все именно так. И поняв, что означало это чувство, отринуть его он уже не мог. Каждый раз, когда колдунья оказывалась между его плеч, приносил Спайку успокоение, и он переставал чувствовать себя одиноким. Ведь когда-то давно таким же образом его катала Глейс.

Пускай забота Твайлайт не была настоящей. Пускай их дружба не была взаимной. Все это не имело для него значения. Она напоминала ему о матери, и ради этого он был готов последовать за колдуньей хоть на край света.

— Прошлое, говоришь?.. Я ведь совсем ничего не знаю о тебе.

— Тогда слушай.

Спайк поведал ей все, не утаил ни одной детали своей жизни, начав с самого рождения и закончив прилетом в Эквестрию. У Твайлайт, ожидаемо, возникла куча вопросов:

— То есть ты был абсолютно серьезен, когда сказал, что у тебя нет потребности в еде? Я подумала, что ты просто насмехаешься надо мной… Это позволило тебе выжить.

Дракон кивнул на это, не найдя, что ответить.

— Подожди, а как ты понимаешь нас? Мы же должны говорить на разных языках, правильно? Не могли же драконы говорить на том же языке, который мы тогда еще даже не придумали.

— Torra ki.^[1]

— Ты знаешь древнеэквестрийский?

— Неверно называть его так. Это язык старого мира. На нем говорили не только пони, но и многие другие существа. Ваш современный язык, наверно, я стал понимать после превращения. Других объяснений у меня нет.

— Как же так получилось, что принцессы разрешили тебе остаться в Кантерлоте да еще и рядом со мной? Они совсем не боялись, что ты можешь рассказать мне правду?

— Похоже, они сразу поняли, что я тебе ничего не скажу, и даже ни разу не зарекались об этом. Однако они сразу признались мне, что вы все — оборотни. У меня возникало такое подозрение, но мне оно казалось глупым. Поначалу я действительно считал вас настоящими пони.

— Ты ненавидишь нас.

— Не знаю. Ты моему народу ничего не сделала. До остальных мне нет никакого дела.

Твайлайт задумалась. Ее глазам вернулся блеск. Спайк подумал, что ему, похоже, удалось ненадолго отвлечь ее от случившегося. Но затем она снова погрустнела, и ее губы задрожали.

— Что такое? — дракон постарался спросить как можно мягче своим грубым и холодным голосом.

— Я думаю о том, что ты рассказал… И у меня в голове не укладывается. Последний дракон… это же страшно! Если бы я осталась совсем одна, мне было бы очень грустно. Я люблю одиночество, но это совсем другое одиночество! Оно пугает! Даже сильнее, чем если бы на меня смотрели сотни глаз… Как ты с этим справляешься?

— Наверно, я привык.

Это было ложью.

— Спайк… — Твайлайт страдальчески посмотрела на него. — Мне почему-то больно. — Она положила копыто на сердце. — Вот здесь… Очень сильно болит. Как будто дерет… Что со мной?

— Постарайся не думать обо мне, и оно пройдет.

— Я… я не могу! И чем больше я думаю, тем сильнее болит.

— Значит, ты уже это не излечишь.

— Спайк, о чем ты всё говоришь?.. — Смятенная Твайлайт заметила выступившие в уголках глаз слезы, и быстро вытерла их. — Это и есть дружба?

— …Может быть. В каком-то смысле.

Ветер давно уже стих, однако Спайк обнаружил это только сейчас. Он сложил крылья и посмотрел на солнце, тонущее в горизонте.

— Что ты будешь делать? — спросил он колдунью.

— Ничего, — слабо помотала та головой. — Я ничего уже не сделаю. Мою ошибку не исправить. Я не вернусь туда, — сказала она, поглядев на алеющий горизонт, — там мне больше нет места.

— Хорошо. Тогда я разведу костер. Сегодня переночуем здесь.

Твайлайт кивнула ему со слегка удивленным лицом. Видимо, не ожидала, что он так легко примет ее ответ. Спайк слетал вниз, вцепился клыками в первую попавшуюся ель и вырвал ее из земли с корнем, затем вернулся с нею обратно и, бросив на скалу, раздавил ствол лапами. Из получившихся щепок он соорудил костер. Он дохнул пламенем, и тот загорелся.

— Я никогда прежде не сооружал костров, — заметил Спайк.

— Я тоже, — ответила Твайлайт, глядя на пламя. — Но вроде пока горит.

Дракон покрутился на месте, лег у костра и посмотрел на Твайлайт:

— Ложись рядом. Так будет теплее. Все-таки мы высоко в горах.

— …Да, ты прав.

Она немного неуверенно подошла к нему и легла, подобрав под себя ноги. Ее взгляд ненадолго задержался на едва заметном шраме на животе Спайка. Дракон сделал вид, что не заметил этого.

Костер трещал. Солнце полностью исчезло за горизонтом, на небе выступили звезды. Где-то там, вдалеке, осталась Эквестрия с ее проблемами. Будь с ней, что будет, подумал дракон. Теперь это забота принцесс, а не Твайлайт.

— Кажется, я понимаю, Спайк… — проговорила колдунья, — что значит делиться и не просить ничего взамен. Раньше моей целью было забрать как можно больше знаний себе и ни с кем с ними не делиться, однако… когда я узнала правду о принцессах, мне захотелось рассказать об этом всем. Дружба ведь работает похожим образом?

— Ответ находится куда ближе, чем ты думаешь.

Дракон укрыл ее крылом от искорок, выпрыгивавших из пламени. Ему не нужно было искать дом. Он давно его нашел. Его дом был рядом с Твайлайт.