Сколько друзей ты нашёл сегодня?
Дружба всё же нужна
— Береги себя, Пинки, — сказал Анон, уходя к двери.
— …и ты тоже, — прошептала Пинки Пай, глядя, как его спина исчезает в дверном проёме.
А потом кобыла некоторое время лежала и молчала, продолжая глядеть на закрывшуюся дверь, иногда трогая копытцем свою щёку в том месте, к которому прикоснулась рука человека. В её голове творился раздрай — с одной стороны, печаль от того, что она сегодня вынуждена была узнать, с другой — счастье, потому что Анон признал её своим другом. Вот только человек, похоже, считал, что всё закончилось, но чувства подсказывали Пинки, что это совсем-совсем не так. И ещё её постоянно грыз вопрос — почему подруги поступали так с Аноном? Зачем? Может, они просто не поняли друг друга, и всё это — одна большая ошибка?
Поднявшись с постели, розовая земнопони подошла к умывальнику, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Кобыла в зеркале выглядела весьма помятой, но, кажется, не настолько плохо, как все остальные из шестёрки подруг.
«Нет! Совершенно нет времени!» — внезапно поняла она и выскочила из комнаты, сбежала вниз по лестнице и оказалась в торговом зале Сахарного Уголка. Миссис Кейк обернулась к ней со своего места за кассой.
— Как ты себя чувствуешь?
— Лучше! — честно ответила Пинки.
— Рада это слышать, — улыбнулась старшая кобыла. — Ты куда-то собралась?
— Да, надо кое-что успеть в городе, — кивнула розовая пони, — вы с мистером Кейком сможете пока обойтись без меня?
— Ну… — изобразив театрально-преувеличенные сомнения, миссис Кейк оглядела пустой зал и, словно придя к каким-то выводам, глубокомысленно кивнула, — думаю, мы всё же справимся. Похоже, сегодня соседям не до сладостей.
Последние слова заставили Пинки вздохнуть — ей очень хотелось собрать всех на вечеринку, чтобы в городе стало веселее, но даже она сама понимала, что сегодняшний день совершенно не располагал к празднованию.
— Я скоро вернусь! — пообещала она, устремляясь к двери.
Пинки Пай стояла перед дверью дома Рэйнбоу Дэш и морщилась от доносящихся изнутри звуков — похоже, кто-то швырял предметы об стены и лягал мебель.
— Рэйнбоу Дэш? — позвала Пинки.
В ответ изнутри дома снова раздалась какофония из звонких и глухих ударов. Пинки внезапно с удивлением осознала, что никак не может решить — следует ли ей обрадоваться или огорчиться? Подумать только, как Рэйнбоу могла подвергнуть Анона такой опасности? Пинки обожала шутки и розыгрыши ничуть не меньше радужногривой летуньи, но только не те, после которых весело лишь тому, кто пошутил. А пегаска никогда не умела вовремя остановиться. Например, как в тот раз, когда притащила грозовое облако на празднование Ночи Кошмаров. Бабуле Смит тогда было совсем не смешно, в отличие от укатывавшейся Рэйнбоу.
Пожалуй, даже хорошо, что сейчас не получилось привлечь внимание спортсменки. Самое время отправиться ещё к кому-нибудь в гости.
Через некоторое время она уже стучала в двери дома Эпплов на ферме «Сладкое яблочко». Почти сразу же дверь распахнулась, и наружу высунулся Биг Мак.
— Чем могу те п’мочь? — протянул он своим забавным южанским говором.
— Я хотела бы посмотреть, как дела у Эпплджек.
Жеребец слегка поморщился, шагнул назад и мотнул головой, приглашая розовую пони в дом. Пинки сделала несколько шагов и услышала доносящийся изнутри разговор.
— Я ушам своим не п’верила, когда услыхала, шо там принцесса говорила, — сердито прозвучал скрипучий от старости голос. — Шоб моя р’дная внучка кого-т’ поколотила из-за такой ерунды!
Зайдя в комнату, вечериночная пони увидела лежащую на кровати Эпплджек, рядом стояла Бабуля Смит с белой тряпицей в копыте, обрабатывающая какой-то мазью здоровенную ссадину на груди внучки. Приглядевшись, Пинки едва сдержала испуганный вскрик — вся грудь оранжевой пони превратилась в один сплошной синяк, а ссадина тянулась почти от шеи и до самого живота.
— За всю жизнь не слыхала, шоб пони была такой твердолобой! — продолжала свою речь Бабуля, не замечая возникшую у неё за спиной Пинки. — Думала, ты большему от меня научилась! Эпплджек, мир — он большой! Средь минотавров, верняк, есть такие, шо тож’ выращивают яблоки. И заявить, шо наши самые лучшие — эт’ оскорбить их… да всех, кто вообще растит яблоки, за раз! А ещё не всяк пони любит есть яблоки. И шо ты сделаешь, еж’ли встретишь такого? Тож’ поколотишь?
— Я… я знаю, Бабуль, — морщась и явно изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прижать ноги к груди, простонала Эпплджек. — Прости меня, я уже поняла, что виновата!
— Да не мне надо говорить «прости», — покачала головой пожилая пони, — а тому жеребцу, шо ты лягнула.
— Да я… ох… я пыталась, он слушать не стал! — попыталась защититься младшая.
— И не скажешь, что он был неправ, — тут же раздался сердитый ответ. — Скажи-ка, вот ты прям щас готова простить принцессу, шо тя отлягала? — Эпплджек промолчала. — Вот то-то и оно. И ещё, припомни-ка, эт’ принцесса дала нам землю, и мы за неё отвечаем. Мы, Эпплы, известны всей Эквестрии, и еж’ли ты шо-т’ учудишь, обижаться будут на всех нас! А ты к тому ж Элемент Честности, как у тя вообще вышло показать себя такой дискордски упрямой?
— Прости, я виновата, — признала Эпплджек.
— Вот тя принцесса и проучила. Похож’, пару недель терь проваляешься.
Эпплджек печально вздохнула и только в этот момент заметила стоящую в дверях Пинки Пай.
— Привет, Пинки! — она попыталась было сесть, но бабушка сердито пихнула её в плечо копытом, заставив шлёпнуться обратно. — Ох… знаешь, я тут, кажись, слегка застряла. Шо привело тя сюда?
Бабуля Смит обернулась к гостье и с первого же взгляда поняла выражение её лица. Да, за много десятилетий жизни она не раз видела поней в таком состоянии.
— Мак, пойдём-ка, подмогнёшь мне кой с чем на кухне, — обратилась она к своему внуку, — надо начинать готовить ужин, а твоей сестрице пока что твёрдую еду грызть не захочется.
Жеребец коротко взглянул на бабушку и молча кивнул, и они вдвоём покинули комнату.
— Потребуется — зови, — сказала пожилая пони, прежде чем скрыться за поворотом коридора.
Розовая земнопони подошла к постели своей подруги и посмотрела на ссадину, уродующую её грудь. От одной мысли, насколько больно было подруге, на глазах Пинки выступили слёзы; то, что произошло, было неправильным… и в то же время верным. Она не хотела, чтобы её подругам было больно… и тем не менее осознавала, что за проступки следует наказывать.
Эпплджек обратила внимание на то, насколько печальной выглядит обычно весёлая и гиперактивная вечериночная пони.
— Не трясись, эт’ только выглядит страшненько, а на самом деле не так уж и больно!
То, что Эпплджек врёт, было заметно за селестиал, но Пинки понимала — это не бравада, а попытка успокоить подругу. Стиснув зубы и изо всех сил взнуздав свои чувства, розовая пони шагнула вперёд. Она должна спросить. Она должна понять.
— Эпплджек, объясни мне, почему ты ударила Анона? Я знаю, что, в отличие от меня, очень многие пони не любят его, и я не понимаю, из-за чего. Скажи, он действительно настолько плохой? С ним действительно не хочется дружить?
Эпплджек слушала полный боли голос самой весёлой из своих подруг, и к боли телесной для неё добавлялась боль душевная. Когда Пинки Пай произнесла свой вопрос и в ожидании уставилась на неё полными слёз глазами, фермерша тяжело вздохнула.
— Честно, мне неча сказать, Пинки. Эт’ был совсем паршивый день, когда он пришёл ко мне, — оранжевая пони посмотрела куда-то вдаль, над головой подруги, вспоминая события, которые была бы счастлива забыть.
— Маки, ты шо, шутишь? — раздражённо спросила Эпплджек.
— Н-н-неа, — мотнул головой жеребец.
Фермерша потёрла копытом внезапно разболевшуюся голову. Ах, как же это сейчас неуместно…
— То есть пока мы не починим плуг, работа будет стоять?
— А-а-агась, — последовал столь же лаконичный ответ.
— Вот засада! Новый мы щас се позволить не могём. Крыша течёт, её нужно заделать. И ещё нужны новые колёса для телеги, все четыре. На всё сразу прост’ нема битсов!
Жеребец молча стоял и печально глядел на неё.
— Да знаю, знаю, а без плуга не выйдет нормально садить новые деревья.
— А-а-агась.
— Лады, я шо-нить придумаю, — тяжело вздохнув, произнесла кобыла. — Иди пока, попинай яблони, а я посмотрю плуг, мож’, получится сделать с ним шо-нить.
Биг Мак кивнул и вышел из амбара. А Эпплджек молча осталась стоять, повесив голову. Очень неудачно, что неприятное известие прозвучало именно сегодня. Наступало то самое время, когда семья Эпплов должна очень тщательно задуматься над планированием расходов. Да, яблоки продавались, но не настолько хорошо, как ей бы того хотелось.
И именно в этот момент, сбивая её с мысли, дверь амбара снова распахнулась.
— Тама Анон причапал! — крикнула, не заходя внутрь, Эппл Блум.
О, ну просто замечательно, и эта тварь ещё. И чего его принесло в такой день?
— Заходь сюды, Эппл Блум. Я выясню, шо ему надо.
Долговязая, издали заметная фигура пришельца торчала возле входа в жилой дом, Бабуля Смит говорила ему что-то, а человек в ответ качал головой.
— …годарю, но мне нужна именно Эпплджек, — подойдя ближе, услышала фермерша его голос.
— Ну, еж’ли передумаешь, я тута буду, зови, еж’ли чё. А Эпплджек, — пожилая пони ткнула копытом в сторону приближающейся внучки, — вона она идёт.
Анон оглянулся и шагнул навстречу фермерше.
— Шо ты здесь забыл? — резким голосом спросила его Эпплджек.
Следующий шаг человека был куда более коротким и медленным.
— Просто хотел посмотреть на вашу ферму. Пинки Пай говорила, вы тут яблоки выращиваете.
Брови пони сами собой полезли на лоб. Зачем-зачем он заявился? На яблоки посмотреть? Почему-то она подумала, что его цель была точно не в этом.
— Ну да. И шо те с того?
— Просто интересно, — пожал плечами человек.
Эпплджек в который раз почувствовала, что не доверяет этому существу. Пускай Элементы Гармонии не сочли его достойным окаменения, но было в нём что-то неправильное. Он вёл себя не так, как следовало вести себя хорошему пони, и все его высказывания были не то чтобы ложью, а скорее сплошной недоговорённостью. Словно он что-то задумал и боится проболтаться.
— Ну, пошли, покажу тебе, где тут у нас шо!
Существо ничего не ответило, и фермерша повела его в сторону сада, подальше от дома и амбара.
Это создание явно не стоило подпускать к Эппл Блум.
Эпплджек осторожно почесала край ссадины.
— А п’том он начал объяснять мне, шо я не должна г’рить «мои яблоки самые лучшие», и я… я прост’ не сдержалась. Эт’ день так истрепал мне нервы, шо я не выдержала и… — она печально посмотрела на Пинки Пай. — Вот честно, я не хотела его бить. Я прост’… словно перестала думать в тот миг. — Поморщившись, кобыла отдёрнула копыто. Прикосновение явно оказалось болезненным. — Думаю, он ощутил как раз то ж самое. Я ни с того ни с сего взяла и лягнула его.
Пинки вспомнила, как Анон в тот день вернулся в их общую на тот момент комнату. Когда она, заметив, как странно двигается человек, спросила его, что с ним произошло, он соврал, что споткнулся и налетел на столб. И она поверила ему тогда, а сейчас поняла, что эта ложь была странным образом предназначена для того, чтобы сохранить её душевное спокойствие. Он, пусть и совершенно извращённым образом, заботился о ней. Уже тогда он считал нужным её беречь.
— Знаешь, Анон тогда сильно пострадал, — печально сказала Пинки. — Он потом целый месяц не мог нормально двигаться. До меня не сразу дошло, что он обманул меня, когда сказал, что наткнулся на столб. А когда я увидела, какой у него на груди появился синяк, то просто в ужас пришла, и тогда уж поняла, что он просто не пожелал рассказывать мне о произошедшем. Потом пошли те слухи, но я им не поверила, сочла их чересчур дурацкими…
Эпплджек сокрушённо покачала головой.
— Пинки, я п’талась. Я правда п’талась остановить эти слухи, каждый раз, услышав их, я во весь голос всё отрицала, п’талась сказать ему, шо сожалею, шо понимаю свою вину… Но он ведь не пони, он ведёт себя совсем не так, как я привыкла. Он, похож’, вообще не желает прощать, словно эт’…
А Пинки в этот момент снова погрузилась в воспоминания — настолько болезненные, что ей хотелось плакать каждый раз, когда она обращалась мыслями к тому моменту в прошлом.
— Пинки, я требую, чтобы он убрался отсюда! — заявил мистер Кейк.
— Но он же ничего такого не имел в виду! — сердито стукнула копытом по полу Пинки Пай.
Жеребец в ответ покачал головой.
— Я как увидел его, так сразу подумал, что не следовало впускать это существо в дом. А теперь он ещё и пытается сманить мою жену!
— Дорогой, мне кажется, что ты преувеличиваешь, — попыталась успокоить мужа миссис Кейк. — Анон ведёт себя вежливо и уважительно. И да, он сказал мне, что у людей его слова означают совсем не то же самое, что у нас.
— Я не верю и не желаю видеть его здесь. Тебе не переубедить меня!
— Но это просто несправедливо! Анон же…
— Пинки.
Трое погружённых в горячий спор пони обернулись и увидели стоящего у подножия лестницы человека с чемоданом в руках.
— Что это ты делаешь? — шагнула к нему Пинки Пай.
— Ухожу, конечно же.
— Что? Но почему?
Человек с равнодушным лицом пожал плечами.
— Мне здесь не рады. Нет повода задерживаться.
— И куда же ты пойдёшь? — с грустью в голосе поинтересовалась розовая пони.
— Не знаю пока, но что-нибудь придумаю.
Пинки ощутила, как мир перед её глазами становится расплывчатым от слёз.
— Но… я не хочу, чтобы ты уходил…
Не отвечая ей, Анон обернулся к Кейкам.
— Благодарю за гостеприимство, пусть оно и продолжалось недолго, — после чего вышел за дверь.
— Подожди! — кинулась за ним Пинки Пай.
Человек успел уже пройти несколько шагов по улице, когда выскочившая следом Пинки обогнала его и встала, преградив путь.
— Тебе не надо уходить! — крикнула она.
— Надо, — последовал бесстрастный ответ.
— Давай пойдём… к Твайлайт! Я уверена, она найдёт для тебя место!
Внезапно вечериночная пони ощутила, словно сам воздух вокруг стал холоднее.
— Я скорее под кустом в Вечнодиком устроюсь!
— П-почему? — захлопала глазами кобыла.
Человек раздражённо вздохнул.
— Пинки, ты знаешь такое слово — «назло»?
— Нет, не слышала ни разу, — покачала она головой. — Что оно значит?
— Хех, я совершенно не удивлён, ни разу не видел, чтобы пони демонстрировали эту эмоцию. Человек иногда делает что-то, чтобы причинить боль другому — и это действие причиняет ему самому столько же боли; возможно, потом он сочтёт, что это было глупо, пожалеет о сделанном… Но это будет уже потом.
Пинки ничего не поняла и попыталась снова воззвать к Анону.
— Давай ты вернёшься, а? Я уверена, что смогу уговорить Кейков пустить тебя обратно!
Анон чуть качнул головой.
— Я знаю, что ты сможешь. Но я не вернусь.
— Почему?
— Назло им.
И, обойдя замершую посреди улицы Пинки, человек зашагал в сторону ратуши.
Теперь Пинки, пожалуй, поняла смысл произошедшего в тот момент.
Оставшись без крыши над головой, Анон своим уходом одновременно очень сильно расстроил её. А Кейкам потом пришлось жить в одном доме с расстроенной Пинки, которая весь следующий месяц не понимала, что ей поручают во время работы в пекарне, роняла кухонные принадлежности, портила ценные ингредиенты, готовила некрасивые и невкусные лакомства… Таким вот окольным путём человек сумел причинить боль Кейкам… а также себе и ей заодно.
«Назло» оказалось жуткой штукой… но ничего другого, пожалуй, Анону попросту не оставалось. Он не мог просто поколотить тех, кто обижал его, но сумел отомстить на эмоциональном уровне. Эпплджек хотела извиниться, хотела получить прощение — а он избегал её, заставляя продолжать страдать от осознания вины, про которую без прощения не получалось забыть.
Пинки возненавидела это «назло». Злая, мерзкая штука… но появляющаяся только тогда, когда кто-то обижал Анона. Ох, это просто невозможно понять!
— Мне надо идти, — тихо произнесла Пинки Пай.
— Подожди! — воскликнула Эпплджек. — Поверь, мне действительно жаль, что я так поступила. Очень жаль!
— Я знаю, — прошептала Пинки Пай, выходя из комнаты.
А потом Пинки обнаружила себя стоящей у дверей «Бутика «Карусель». Даже через дверь изнутри доносились рыдания, и земнопони почувствовала, что заходить туда сейчас бесполезно. Рэрити, несомненно, сейчас громко страдает, лёжа на своей козетке, и в попытках успокоиться ложку за ложкой пожирает мороженое из ведёрка.
А ещё Пинки Пай поняла, что наказание для модельерши было не столь уж серьёзным. Она сможет продолжать создавать платья, которые будут пользоваться спросом, и многие пони будут приходить сюда в поисках совета о том, как им стать более элегантными.
Вот только знаменитостью Рэрити уже не будет.
Пожалуй, лучше дать ей выплакаться, чем зайти и следующие полчаса выслушивать жалобы на то, каким злобным и жестоким негодяем оказался Анон. Пинки ни секунды не сомневалась, что именно это и произойдёт, если она зайдёт в магазин именно сейчас.
Надо дать Рэрити возможность успокоиться и прийти в себя. И дать возможность себе хоть немного забыть отвращение, прозвучавшее в голосе Луны, когда она комментировала поступок единорожки.
Уже подходя к домику Флаттершай, Пинки с удивлением увидела у дверей знакомую высокую фигуру. Человек выглядел смущённым и неуверенным, переминаясь на месте и словно не решаясь постучать в дверь.
Интересно, зачем он пришёл? Остановившись в нескольких метрах, она смотрела на происходящее, пытаясь понять. У Анона такой задумчивый вид… он, наверное, пришёл чтобы подбодрить Флаттершай — точно так же, как пришёл к ней в «Сахарный Уголок»?
И в этот момент человек вздохнул, отвернулся от двери и ушёл в сторону города, с расстроенным видом качая головой и что-то бормоча себе под нос. Укрывшаяся за кустами Пинки Пай пожалела, что не может показать понивилльцам своего друга вот таким — сомневающимся, беспокоящимся за кого-то… Она провела рядом с ним достаточно времени, чтобы уловить те короткие моменты, когда маска исчезала и на свет показывался настоящий Анон.
Человек явно собирался постучать в дверь, набирался решимости, но в последний момент отчего-то передумал. В нём на самом деле скрыто очень много добра, вот только он боится продемонстрировать его.
Подойдя к дверям, вечериночная пони постучала. Дверь тут же отворилась, за ней оказался некрупный молодой медведь.
— Флаттершай дома?
Лесной житель кивнул и отступил от двери, впуская её в дом. Пинки сделала несколько шагов и тут же увидела пегаску, лежащую на полу в центре комнаты и тихо плачущую. Многочисленные зверушки обступили её и по-своему старались утешить.
— Прости, Пинки, — подняв голову, печально произнесла пегаска, — но сегодня у меня совсем нет настроения праздновать.
— Я пришла не для того, чтобы устраивать вечеринку, — вздохнула в ответ розовая земнопони, — просто захотелось проведать тебя.
Подойдя вплотную, она легла на пол рядом со своей подругой.
— Большое спасибо, — вежливо поблагодарила Флаттершай, — но, думаю, мне сегодня лучше побыть одной.
— Ты точно в этом уверена? — у Пинки Пай было чувство, что Флаттершай на самом деле не так уж и хочется одиночества.
Пегаска хотела было кивнуть, но внезапно замерла, почувствовав странный запах. Наклонив голову поближе к Пинки, она осторожно втянула в себя воздух, принюхиваясь.
— Странный запах… — тихо произнесла она.
Пинки Пай посмотрела на собственную грудь, потянула носом воздух и поняла, что именно учуяла подруга. Человек совсем недавно обнимал её, и это прикосновение оставило на шерсти запах его тела.
— Это… запах Анона, — нерешительно произнесла она. И заметила, что зверушки в комнате кидают на неё злобные взгляды. Возможно, из-за этого человек не решился зайти?
— Он же… на самом деле добрый, так ведь?
Пинки снова посмотрела на Флаттершай — у той было такое выражение на лице, словно она отчаянно кого-то уговаривает.
— Да, он добрый, — земнопони сдвинулась поближе к пегаске, — добрый и заботливый, просто по-другому, не так, как это выглядит у пони.
И словно в ответ на её слова, в глазах Флаттершай снова заблестели слёзы.
— Я… плохая пони? — спросила она.
— Почему ты так считаешь? — вот уж от кого, а от жёлтой пегаски Пинки точно не ожидала такого заявления.
Флаттершай упёрлась взглядом в точку на полу.
— Я не перестаю вспоминать тот день, когда Анон пришёл сюда, — её глаза снова заблестели. — Он явно нервничал и опасался чего-то, а когда изложил мне свою проблему, я сразу же поняла, что обязательно должна помочь ему, — пегаска зажмурилась, и из-под сжатых век побежали слёзы. — Он так обрадовался, когда я пообещала добыть для него еды, но тут вдруг… когда я увидела лежащего на полу Энжела, я почему-то решила, что Анон на самом деле злобный монстр, и применила против него Взгляд…
Пинки только и могла, что, едва дыша, слушать рассказ Флаттершай.
— А потом… когда он убежал… Энжел рассказал мне, что он сделал, и я почувствовала себя просто ужасно. Я хотела найти его, чтобы объясниться… попросить прощения… но каждый раз, когда я пыталась заговорить с ним, когда встречалась с ним взглядом, в его глазах вспыхивал страх… — Рыдающая пегаска посмотрела в лицо Пинки, слёзы капали с её щёк. — И это не был страх передо мной! Он боялся себя! И от этого мне становилось ещё хуже…
Пинки Пай прижалась к Флаттершай и нежно обняла её.
— Я плохая пони? — всхлипнула в мех на груди Пинки пегаска.
— Нет, я думаю, что это всё было просто очень неудачной случайностью. Анон не сердится на тебя, я точно это знаю.
— Как ты это узнала?
Пинки решила, что для Флаттершай будет лучше знать правду.
— Я несколько минут назад видела его стоящим перед твоей дверью.
— Серьёзно? — пегаску эти слова реально ошарашили. — Но почему же он не постучал? — Пинки непроизвольно бросила взгляд на собравшихся вокруг животных, и Флаттершай это заметила. — Оу…
— Я видела, что он хотел прийти и убедиться, что с тобой всё в порядке, — добавила Пинки. — Он добрый, просто добрый совсем по-другому. И зачастую боится показать, каков он на самом деле.
— Но почему? — спросила Флаттершай, стирая слёзы с лица краем крыла.
— Не знаю. Может быть, ему просто не нравится, когда ему причиняют боль? Так что он ведёт себя необычно, а пони в результате обращают свою ненависть не на него, а на его маску.
Пегаска только и могла, что хлопать глазами, поражённая глубиной выводов вечериночной пони. Интересно, это тоже из-за Анона?
— Ну, возможно, это и так.
— В общем, клянусь, что он не злой. По крайней мере он не делает преднамеренного зла.
— Ох, как бы я хотела рассказать ему, как сожалею о том случае, — Флаттершай немного отодвинулась от Пинки Пай. — Но сейчас, мне кажется, неподходящее время.
— Может, потом будет удобнее, — покачала головой Пинки.
Пегаска кивнула и хлюпнула носом.
— Наверное, мне надо начать собираться, я же тоже отправляюсь в Кантерлот.
Пинки потянулась к ней и ещё раз обняла.
— Не беспокойся, я буду приглядывать за твоим домом.
— Спасибо, Пинки!
— Тогда не стану мешать тебе собираться! — розовая пони, отпустив подругу, встала на ноги и направилась к двери.
— Спасибо, — прошептала пегаска.
Пинки понимала, что Флаттершай предпочла бы провести последние часы перед отъездом со своими зверушками, и потому не стала задерживаться дольше необходимого. По крайней мере то, что пегаска не винит Анона в произошедшем, она выяснила. Но осталась ещё одна пони, с которой Пинки хотелось бы поговорить.
Пони, причинившая Анону серьёзный вред.
Пинки стояла перед библиотекой «Золотой дуб». Раньше она приходила сюда, чтобы пообщаться со своей замечательной подругой, Твайлайт; теперь же многие знакомые места внезапно стали видеться ей в куда более мрачных цветах. И когда она представляла, что испытал здесь Анон, в её сердце возникала боль.
Теперь-то она понимала, почему Анон столь яростно отказывался возвращаться сюда. Думать об этом было больно, вот только не думать — нельзя. И нельзя списать всё это на чью-то шутку или глупый слух, чтобы забыть побыстрее. Это часть реальной жизни, которую необходимо принять. Сглотнув, Пинки несколько раз стукнула копытом в дверь — та распахнулась, и от того, что за ней открылось, грива кобылки тут же распрямилась, потеряв всю свою курчавость.
В проёме двери стоял Спайк, грустный и только что, судя по покрасневшим глазам, плакавший.
— П-Пинки, — чуть запнувшись, произнёс он, — почему нам надо уезжать?
Пинки ненавидела такие моменты. Ей очень хотелось бы устроить вечеринку, где все повеселились бы и пришли в себя. Чтобы Анон остался жить в своём доме, а она приходила бы к нему в гости. Чтобы она могла устраивать праздники и приглашать на них друзей и всех горожан подряд. Чтобы всё было мирным, спокойным и невинным.
Вот только времена, когда это было возможно, ушли и никогда не возвратятся.
Шагнув вперёд, она обняла Спайка — дракончик тут же обхватил её лапками и, уткнувшись лицом в шерсть на груди, разрыдался. На свете больше не было подходящих слов, произнеся которые Пинки могла бы всё исправить. Теперь Спайк был одним из тех пони, кто будет страдать из-за того, что её друзья сделали с Аноном. Да, это несправедливо, но происходящее не делает Анона плохим. Хотя многие пони воспримут всё именно так. И будут неправы.
— Всё будет хорошо, Спайк, — тихо произнесла Пинки Пай, — вы же уезжаете совсем ненадолго и скоро вернётесь.
Спайк поднял заплаканное личико.
— Но почему мы вообще должны уезжать?
Пинки поверх его головы бросила взгляд вглубь библиотеки.
— Не думаю, что именно мне следует говорить об этом, — печально произнесла она. — Твайлайт у себя?
— Да, — кивнул дракончик, опуская лапки, — разговаривает с Шайнингом.
Пинки очень хотелось сказать ему что-нибудь, успокоить, развеселить, но как помочь другим перестать испытывать ту боль, от которой страдает и она сама? Вздохнув, она просто прошла в библиотеку, миновав Спайка. Любое слово лишь увеличит его боль, с тем же успехом можно просто промолчать.
— И всё равно я не понимаю! — донёсся до неё перемежающийся всхлипами знакомый голос.
— Да как можно не понять такое? — ответил, судя по голосу, жеребец. — Я же раз за разом объясняю тебе!
Пинки не знала, что у Твайлайт был старший брат (Прим.перев.: О парадоксальности такой возможности — чтобы Твайлайт ни разу не похвасталась наличием столь любимого ею и достаточно высокопоставленного брата — неплохо сказано в «Авторских правах», которые я в своё время переводил), и было бы куда лучше, если бы они познакомились при других обстоятельствах. Неторопливо поднимаясь по лестнице, вечериночная пони продолжала прислушиваться к их разговору.
— Я сделала это для всей Эквестрии, — Твайлайт уже не говорила, а кричала. — Почему нипони не понимает этого?!
— То, что ты сделала, было недопустимым! — жеребец тоже перешёл на крик. — Ну подумай же головой, как бы ты отнеслась к тому, чтобы я схватил тебя и силой утащил в подвал, чтобы сделать с тобой то, что ты сделала с тем существом?
— Если бы это помогло всей Эквестрии — я бы не возражала!
— Не все вокруг такие, как ты! Эквестрия — страна, в которой каждое разумное существо находится в безопасности! Имеет право на неприкосновенность! А ты отобрала у Анона это право!
— Я не сделала с ним ничего особенного! Я раньше поступала так много раз, когда находила новые виды растений…
— Растений, Твайлайт?! — жеребец, похоже, уже лишился последних остатков терпения. — А Анонимус же не растение!
— И мы об этом узнали только благодаря моим исследованиям!
— Ты это серьёзно сейчас? — с печальной иронией в голосе произнёс её собеседник. — Как вообще можно быть… такой… Ох, ну почему я не отбирал у тебя книги и не заставлял тебя идти на улицу просто общаться с другими пони?
— Ты мне не папа и не мама!
— Ох, не беспокойся, как только мы доберёмся до Кантерлота, я расскажу им всё в подробностях.
Каждый следующий шаг, что делала Пинки, становился короче предыдущего. Она уже была совершенно не уверена, что ей вообще следовало сюда приходить.
— Заходи уже, — внезапно сказал жеребец, обращаясь явно к ней. — Я знаю, что ты здесь.
Сделав последний шаг, Пинки Пай заглянула в открытую дверь и увидела рослого жеребца, стоящего посреди комнаты и глядящего её сторону. Твайлайт, взъерошенная и с красными, заплаканными глазами, сидела на кровати. Увидев подругу, та явно обрадовалась.
— Пинки! А Спайк не сказал мне, что ты пришла!
— Он… гм… слегка расстроен сейчас, — ответила земнопони, глядя куда-то между Твайлайт и её братом.
Шайнинг смотрел ей в глаза, не отводя взгляда.
— Что тебе надо здесь? — спросил он.
— Это мой дом, и у неё есть разрешение приходить сюда в любое время, — встряла Твайлайт.
— Больше не твой, — оборвал её брат.
Пинки Пай заметила, как после этих слов один из локонов единорожки внезапно выбился из её причёски и теперь торчал под странным углом.
— Я… — теперь и брат, и сестра смотрели ей в лицо. — Я хотела поговорить об Аноне, но теперь вижу, что вы заняты.
— А знаешь, я бы хотел послушать, что ты скажешь, — с неподдельным интересом заявил жеребец.
Учитывая обстановку, Пинки очень сильно сомневалась, что ей стоит продолжать разговор, но, похоже, другого случая может и не возникнуть… И, повернувшись к Твайлайт, она спросила:
— Почему ты причинила Анону боль?
Для Твайлайт это было ещё одно повторение уже неоднократно прозвучавшего вопроса, ответ на который она давала уже не раз… но сейчас, глядя на свою подругу, единорожка внезапно поняла, что перед ней уже не та кобыла, что была утром. Лицо подруги выражало боль, причём боль явно душевную, и в первый раз за этот день в разуме Твайлайт возникло странное ощущение, словно она и правда сделала что-то неправильно.
Кашлянув, чтобы прочистить горло, единорожка выпрямилась и заговорила, глядя Пинки в лицо.
— Мне требовалось провести научное исследование, чтобы понять, как функционирует организм этих существ. Чтобы выяснить, что именно дало им возможность совершить все те невероятные открытия, о которых он рассказывал. Представляешь себе, сколь много выиграет Эквестрия, если у нас получится повторить всё, что знает Анон?
Пинки ощутила, что с каждым сказанным подругой словом её голова опускается всё ниже, а в животе возникает тошнотворное ощущение, словно она съела что-то испорченное.
Твайлайт с изумлением смотрела на то, как её обычно весёлая и шебутная подруга, слушая её, становится всё более и более печальной. Неужели то, что Пинки Пай пыталась объяснить ей тогда, на площади, было настолько важным?
А Твайлайт проигнорировала её в тот момент. Она точно знала, что принцесса привезла в тот день Анона, потому что хотела, чтобы её ученица применила на нём Элементы.
Она знала — и всё это оказалось неверным. Как выяснилось, принцесса всё это время желала преподать им урок. Неужели всё, что делала Твайлайт, в итоге было столь же ошибочным?
Твайлайт задумалась, воскрешая в памяти тот день…
— Всё равно не понимаю! — раздражённо заявила Твайлайт. — Ты говоришь, что люди нашли способ получать доступ к накопленной за многие годы коллекции знаний, причём делать это мгновенно и из любого места в мире. Но как именно?
— Я не смогу ответить на твой вопрос, — пожал плечами человек. — В нашем мире столько очень сложных вещей, что большинство людей просто не знают, как большинство из этих вещей устроены. Если повезёт, то у человека есть понимание основ, он сможет описать самые важные части и понятия — но при этом зачастую не знает, из чего сделан тот шкаф, в котором хранится описываемая вещь, и при помощи каких инструментов её чинят.
Твайлайт слушала и с каждым словом человека ощущала нарастающее разочарование. Всё начиналось хорошо, Анон рассказывал очень интересные вещи, но чем больше она узнавала, тем больше у неё возникало новых вопросов — и тем меньше ей доставалось ответов. То, о чём упоминал человек, было просто невероятно, восхитительно, эти вещи изменили бы весь мир… Но каждый раз, когда она просила объяснить ей подробности, человек отвечал, что не знает. Или что уже не помнит, потому что читал об этом давно и успел забыть. Словно в нём есть что-то, мешающее извлекать информацию из памяти.
Она должна понять, что именно мешает, и устранить этот элемент, чтобы добраться до кладезя содержащейся в его разуме информации. Ей следует провести соответствующее исследование, чтобы изменить работу его мозга. Анон до сих пор достаточно охотно с ней сотрудничал. Несомненно, он и на этот раз не станет возражать.
Она поднялась из-за стола, охватила человека своим телекинезом и направилась ко входу в подвал.
— Твайлайт, что ты задумала? — необычно бесстрастным тоном спросил он.
— Исследование, — коротко ответила пони.
— Это не отве…
Не обращая внимания на его слова, Твайлайт спустилась в лабораторию, на ходу планируя новое исследование. Для того, чтобы понять, как именно работает его организм, потребуется взять несколько образцов разных тканей, находящихся в разных состояниях. А для этого…
Она уложила человека на стол, который использовала для работы с крупными механизмами, и при помощи нескольких верёвок закрепила конечности, чтобы они не мешали доступу к нужным местам тела. Ей не хотелось бы повредить исследуемый организм, если он вдруг начнёт двигаться во время взятия образцов, и для закрепления туловища снова пригодились верёвки.
— Я должна получить эти данные, — пробормотала она, торопливо отбегая от привязанного к столу Анона, чтобы достать из шкафов нужные инструменты.
Человек, кажется, издавал какие-то звуки, но она была чересчур сосредоточена на других вещах, чтобы вникать в смысл этих посторонних шумов. Вот шлем, который она использовала в своей безуспешной попытке разобраться в Пинки-чувстве, он пригодится для записи мозговых волн. Надевая устройство на голову Анона, она обратила внимание на то, что с человеком, кажется, что-то не вполне в порядке, но эти изменения не казались важными на фоне происходящего. Измеритель мозговых волн выдавал странные результаты — сначала показал просто невероятную активность, сменившуюся затем плавными колебаниями, словно исследуемый мозг погрузился в транс.
Это было необычно и интересно. Но надо было продолжать — и она достала из шкафа несколько игл и набор пробирок и флаконов, чтобы взять пробы крови, кожи и мускульной ткани, для начала. Как обычно, перспектива получения новой информации, обретения знаний, которых, возможно, ещё не было ни у кого, вызывала у неё возбуждение.
Принцесса, несомненно, похвалит её за это!
Теперь разум Твайлайт постепенно восстанавливал из памяти те детали происходившего, на которые она тогда не обращала внимания, занятая более приоритетными задачами.
Выражение ужаса на лице Анона. То, как он поначалу вырывался из её магии. Как пытался уговорить его отпустить голосом, в котором явственно звучала паника. Как через некоторое время вдруг совершенно перестал шевелиться и реагировать на её действия.
И внезапно она ощутила, как её глаза заполняют слёзы. Нет, она же этого не планировала! Она хотела обрести новые знания, а получилось, что подвергла пытке разумное существо. О Селестия, она действительно причинила мучения Анону! Внезапно её затошнило, и она прижала копыто ко рту, чтобы не испачкать всю кровать.
Шайнинг Армор увидел, как его сестра внезапно опустила голову, и с её лица закапали слёзы. От этого зрелища весь его гнев куда-то испарился, он подошёл к кровати и обнял свою младшую сестрёнку.
— Я… его… и… — простонала она, глядя на него полными слёз глазами.
— Знаю, Твайлайт, — произнёс жеребец, прижимая к себе сестру. — Я ведь говорил всё это не для того, чтобы разозлить тебя. Ведь я люблю тебя, и потому должен был объяснить, что сделанное тобой было неправильным. Теперь, похоже, ты поняла.
Твайлайт, не в силах произнести больше ни звука, лишь прижималась лицом к шёрстке на груди брата. Ей самой не верилось, что она ухитрилась сотворить столь ужасное зло.
Пинки поняла, что ей больше нечего делать в этом доме, и повернулась, чтобы уйти.
— Не беспокойся, Твайли, мы теперь будем вместе и что-нибудь при… — внезапно рог жеребца коротко вспыхнул, вынуждая прервать фразу.
— Шайнинг? — испуганно произнесла Твайлайт.
— Не волнуйся, это просто сообщение, — офицер оглянулся на дверь как раз вовремя, чтобы заметить удаляющийся розовый хвост. — Пинки!
Кобыла, услышав своё имя, замерла.
— Сообщение от принцессы. Анонимус приглашает тебя посетить его день рождения, который планирует отпраздновать во дворце.
Пинки Пай внезапно ощутила, как по её лицу потекли слёзы, а на губах возникла горестная улыбка.
— Если хочешь, — продолжил жеребец, — можешь отправиться с нами на…
Розовый хвост исчез под торопливый удаляющийся дробный цокот копыт. Шайнинг хотел было догнать убегающую кобылу, но Твайлайт прикоснулась копытцем к его груди.
— Не беспокойся, — тихо произнесла единорожка, — она доберётся. А я… Шайнинг…
— Да?
— Как ты думаешь, меня простят за то, что я натворила?
Жеребец посмотрел словно сквозь стену, куда-то далеко.
— Наверное, когда-нибудь — да.
Твайлайт снова опустила голову на грудь брата. Она обязательно заработает прощение. Даже если ей потребуется тысяча лет.
Пинки бежала, не чуя под собой копыт, и ветер сдувал слёзы с её лица. И чем быстрее она бежала, тем, кажется, легче становился каждый её шаг. Чем больше она думала об Аноне, тем более яркой становилась её грива. Вот вдали показалась колесница, стоящая во дворе такого знакомого дома.
И на лице её сама собой появилась улыбка.
Потому что это не было концом истории Анона.
Нет, всё ещё только начиналось.