Сколько друзей ты нашёл сегодня?
Для танго нужны двое, для брака – трое
Анон стоял в саду и смотрел на далёкий горизонт, облокотившись спиной на ствол дерева и глубоко задумавшись.
И что ему теперь делать?
Когда он попал в этот мир, то решил было, что ему суждено начать жизнь заново. Впрочем, жизнь очень скоро доказала ему, что здесь она такая же, как и на Земле. Он, соответственно, вернулся к своим старым принципам — не допускать к себе никого, чтобы не давать возможности причинить душевную боль. Отходить в сторону. Прятаться за бесстрастной маской.
Его жизнь стала простой и понятной, и это ему нравилось.
А потом пришла Селестия и не пожелала оставить его в покое. Раз за разом прилетая, чтобы задать этот дурацкий вопрос о новых друзьях. Раз за разом расходуя своё драгоценное время правительницы, чтобы увидеть его, поговорить с ним. И, как бы ему ни тяжело было признавать, она стала частью его жизни. Постоянной частью — он каждое утро накрывал стол к чаю, и она ни разу не пропустила визит.
Потом он понял, что Селестия стала его другом, и в тот день в его душе появилась некая надежда — возможно, на этот раз всё будет по-другому? Возможно, с ней он сможет войти в общество, а не отталкиваться от него? Эта надежда ослепила его, заставила забыть всё то зло, что ему причинили пони.
Как он мог быть настолько наивен? Как он мог довериться кому-то? Стоит ли теперь удивляться, что его принцип — любой, кому ты позволишь приблизиться, когда-нибудь превратится в проблему — подтвердился?
Но… почему тогда он ощущает эту странную душевную боль? Он ведь знал, что это случится — но боль, тем не менее, не уменьшалась. Почему же он сейчас стоит, хотя его тело требует, чтобы он как можно быстрее отправился на вокзал и сел в первый же поезд?
Быть может, Селестия на самом деле стала большей частью его жизни, чем он готов признать? Быть может, он не хочет, чтобы умерла та надежда, когда он сядет на поезд?
Он не знает. Ничего он не знает…
И, как будто всего этого мало, его мысли раз за разом возвращались к тем словам, которые он произнёс, уходя. «Принцесса». Зачем он произнёс вслух их титулы?
Он знал зачем. И это знание заставляло его сердце отзываться болью — чтобы досадить им. В тот момент он стремился обидеть их и сумел подобрать подходящие слова, которые причинили им боль, прозвучав именно из его губ.
Он оттолкнул их — так, как его отталкивали все остальные уже множество раз.
Да, Анон знал об этой особенности жизни аликорнов, Селестия как-то чуть ли не целый день потратила, рассказывая, насколько ненавидит свой титул. Как она мечтает, чтобы Твайлайт начала называть её по имени, и как эта мечта не торопится сбыться — Твайлайт продолжает называть её принцессой.
Потому что для Твайлайт она есть, и будет оставаться, только наставницей и правительницей.
Человек понимал, что его слова ранили аликорн в самое сердце — и не только Селестию. Луне, вероятно, сейчас ещё больнее. Он её единственный друг, и то, что он отвернулся от неё, наверное, сейчас просто разрывает её душу на части.
В какой-то момент он подумал, что если сделает больно аликорнам — ему самому станет легче. Но вместо этого его сердце теперь болит сильнее, чем он способен вынести.
Как же ему быть? Сможет ли он на самом деле простить принцесс?
Съехав спиной вниз по дереву, человек сел на корточки, поджав ноги к груди, и горестно вздохнул.
Он не знал, как ему быть, и это мучило его больше всего.
Селестия сидела на троне, как многие тысячи раз до того; но этот день был уникальным — она не пожелала открыть утренний приём. Гвардейцы, стоящие у подножия трона, тревожно переглядывались — с их повелительницей что-то случилось, раз она просто сидит на троне с бесстрастным лицом и смотрит на закрытые двери.
Что-то должно случиться, понимают гвардейцы, и стоят в готовности — потому что не знают, когда это «что-то» ожидать.
А принцесса, сидя на троне и глядя на двери тронного зала, раз за разом вспоминает то, что произошло пару часов назад.
Как они с Луной сидели, ошарашенные последними словами уходящего человека, и смотрели ему вслед.
Как эти слова горели в их разуме, причиняя жестокую боль.
Как они понимали, что произошло что-то ужасное.
Как они попытались обсудить произошедшее.
— Это такая шутка? — расширенными от испуга глазами Луна смотрела на свою сестру. — Ты подговорила его так сказать, признайся!
— Нет, — ответила Селестия, изо всех душевных сил удерживая на лице официальную маску.
Луна не была способна на такой уровень самоконтроля; её глаза сами собой зажмурились, и из-под век побежали слёзы. Нет! Этого не может быть! Её единственный друг!
Внезапно в её разуме ярким светом вспыхнула новая мысль, и аликорна торопливо повернулась к сестре, с надеждой в голосе произнеся:
— Но ведь он простит нас? Он же не бросит нас вот просто так? — уже к концу первой фразы Луна осознала, что сама себя уговаривает.
Селестия сумела удержать на лице ровное выражение и привычную полуулыбку… но не смогла сдержать струящиеся по щекам слёзы.
— Не знаю, сестра, — маска сдалась, и нижняя губа солнечной принцессы задрожала, — честно, не знаю.
Вскоре после этого Луна телепортировалась в свою комнату; Селестия не винила её — она и сама хотела бы спрятаться ото всех, но сумела остаться на своём месте, ожидая, что Анон вернётся к ней. Надеясь, что он вернётся, что он не покинул Кантерлот… эта ужасная мысль жгла её разум.
Она предполагала, что человек может обидеться, и тем не менее сделала то, что должна была сделать. И не стала бы винить его в том, что он возненавидит её в ответ.
Ей надо было знать. И теперь, вооружённая этим знанием, она может приступить к другим делам, даже если Анон никогда больше не назовёт её и Луну своими друзьями. Она сделает так, чтобы правосудие было применено к тем, кто причинил человеку вред, и его список врагов послужит основой для списка обвиняемых. Закон властен над всеми пони, даже над ней самой… но мысль о том, что именно носительницы Элементов причинили Анону зло, вызывала боль в её душе.
Она не знала, что именно совершили Флаттершай и Рэйнбоу Дэш — но зато понимала, почему человек обижен на Рэрити, Эпплджек и Твайлайт.
Твайлайт. До чего же позорно провалилась её миссия наставницы, если ученица стала такой… Ей самой будет больно, но Селестия уже знала, что надлежит сделать. Что же касается Рэрити и Эпплджек… она придумает.
Селестия сидела на троне, смотрела на закрытую дверь и составляла планы.
А у Блюблада сегодня был отличный день! Он сумел утром поговорить со служанкой и ни разу не наорал на неё, и это крутое достижение, тётушка будет им гордиться! В восторге от удачно начатого дня жеребец побежал в сад, чтобы поболтать с какими-нибудь зверушками и похвастаться — они, несомненно, тоже за него порадуются!
Спускаясь по лестнице, принц решил, что сегодня ему не нужен провожатый-стражник. Да, тётушка постоянно посылает одного из них, чтобы составить ему компанию… но сегодня Блюблад и сам может о себе позаботиться. Он сегодня никого не обидел — и это настоящее доказательство того, что он растёт!
Пробегая мимо окружённой густыми кустами полянки, жеребец что-то услышал. Кто-то разговаривает, и звучит этот голос удивительно знакомо! Пригнувшись, Блюблад начал осторожненько протискиваться между кустов, пока не смог высунуть голову на поляну. Да это же Анон! Интересно, что он тут делает?
— …и вот теперь я сижу и не знаю, что делать, — произнёс человек.
Присмотревшись, жеребец увидел ещё одного своего знакомого. На колене человека сидела Филомина. Странно, что ей потребовалось в саду? Она же, как правило, либо с тётушкой, либо в её комнате?
Филомина повернула голову, человек проследил за её взглядом и тоже заметил Блюблада, который торопливо дёрнулся назад сквозь громко затрещавший куст, безуспешно пытаясь спрятаться.
— Блю? — позвал Анон.
Ну вот, его заметили… Блюблад выпрямился и прошёл сквозь выдавший его куст, направляясь к человеку.
— Привет, — произнёс он, стараясь не показать, что ему стыдно.
— Что привело тебя сюда? — спросил человек, совершенно не подавая виду, что обиделся на того, кто за ним подглядывал.
— Я… — жеребец посмотрел по сторонам, торопливо пытаясь придумать какое-нибудь объяснение, не справился с этим и решил попробовать похвастаться. Сделав на всякий случай несколько глубоких вдохов, он произнёс: — А я сегодня сам заговорил со служанкой и совершенно её не обидел, вот!
— Молодец, Блю! — слегка улыбнулся Анон.
Его доброжелательный голос успокоил Блюблада, так что принц подошёл и сел рядом с ним на траву. А потом, протянув переднее копыто, осторожно погладил Филомину.
— А она здесь зачем? — спросил жеребец.
— Не знаю, — пожал плечами человек, — я сидел здесь, совсем один, и тут прилетела эта красивая птица и села ко мне на колено.
— Но это же не просто птица, — поражённый его незнанием, удивлённо воскликнул принц, — это Филомина!
Анон обернулся к птице, и та подтверждающе кивнула.
— Так тебя зовут Филомина? — он осторожно, одним пальцем, почесал птице шею под клювом; та в ответ довольно курлыкнула. — И что в ней особенного?
— Ну, она же феникс, — ответил Блюблад. — Тётушка рассказывала, что повстречалась с ней незадолго до того, как Дискорд захватил Эквестрию.
Подняв бровь, Анон внимательнее посмотрел на птицу. «До захвата Эквестрии Дискордом» — получается, что феникс ровесница Селестии, если не старше.
— То есть она тоже бессмертная?
Блюблад гордо кивнул — то, что он знает ответ на столь сложные вопросы, делает сегодняшний день ещё удачнее.
— Ага! Она вместе с тётушкой уже много-много лет!
Не сдержавшись, человек хихикнул.
— Пожалуй, теперь я знаю, почему ты здесь, — произнёс он, обращаясь к птице. Та кивнула в ответ.
— А почему ты с ней разговариваешь? Ты ведь не можешь понимать, что она отвечает!
— Просто очень хотелось поговорить с кем-то о проблеме, — вздохнул Анон.
— Ну, ты мог бы поговорить с тётушкой… — явно не понимая смысл слов человека, с сомнением в голосе предложил жеребец.
Анон, не решаясь заговорить, несколько секунд рассматривал феникса.
— Видишь ли, она и есть моя проблема, — неохотно произнёс он. — Это сложно объяснить.
— Почему?
— Знаешь, я думаю, не стоит мне грузить тебя моими заморочками, — покачал головой человек.
— Но я же сам спросил.
— И тем не менее, это не означает, что мне следует отвечать.
— Почему?
Анон подавил своё раздражение, не позволяя эмоции проявиться в голосе. Этот простодушный жеребец не издевается, а любопытствует.
— Там, откуда я родом, многие держат такие вещи при себе.
— Но как же вы тогда решаете свои проблемы?
Анон нервным движением потёр затылок.
— Как правило, каждый из нас решает свои проблемы самостоятельно.
Блюблад удивлённо посмотрел на человека, не понимая его ответа. Один пони не способен сам решить все проблемы. Тётушка всегда учила его, что если он не справляется, стоит попросить помощи у другого пони.
— Но если ты решаешь свои проблемы сам, то почему тогда жалуешься сейчас Филомине?
«Да, похоже, у этого жеребца талант задавать неудобные вопросы!» — простые по сути своей слова Блюблада явно выбили Анона из колеи.
— Потому что я не знаю, как мне быть, — ответил он со вздохом.
— Попросить помощи?
— Нет.
— Почему?
— Потому что люди, — потерев лоб, неохотно ответил мужчина, — не любят просить помощи.
— Не понимаю… как же вам решать проблемы, если и самому не получается, и о помощи попросить нельзя?
Анон окончательно съехал спиной по дереву, опустившись задом на траву и вытянув ноги. Потерявшая насест Филомина вспорхнула и опустилась на спину Блюблада.
— Какого ответа ты ждёшь, Блю? Я не знаю, как мне решить мою проблему.
— Ну, наверное, всё же стоит попросить помощи?
Опять это слово! И почему каждый раз, когда Анон его слышит, он приходит в ярость?
— Мне не нужна помощь.
— Любому пони иногда нужна помощь, — уверенно заявил Блюблад. — Когда я ушибусь, я прошу помощи у доктора, когда голоден — у повара.
«Да что же тут творится такое?! Теперь Блюблад учит меня жизни, и его слова звучат куда логичнее, чем мои?!» — Анон реально почувствовал себя придурком.
— Это совсем разные вещи, Блю. Сложно объяснить…
— Но в чём всё же твоя проблема?
Анон понял, что Блюблад так просто не отстанет.
— Селестия хочет помочь мне.
Лицо жеребца выразило абсолютное непонимание.
— Тётушка хочет тебе помочь, и это — проблема?
— Да.
— Почему?
Анон не смог сдержать вздох.
— Потому что я не люблю, когда мне помогают. Тот, кто мне помог, может потом что-нибудь за это потребовать.
— Это совсем не похоже на то, как действует тётушка, — слова Анона, похоже, опечалили жеребца.
И почему человеку стало ещё более тошно? Возможно, оттого, что Блюблад продемонстрировал столь искренне чистый взгляд на мир? Оттого, что в глубине души сам Анон с ним согласен?
— Я… да, я знаю, что она — не потребует, — признал он.
— Тогда почему же, — перешёл в атаку Блюблад, — тебе не хочется принять её помощь?
И вот он, основной вопрос. Почему бы Анону не принять её помощь? Он ведь действительно знает, что Селестия помогает ему бескорыстно, и никогда не использует полученное преимущество. Да и Луна, конечно же, тоже.
Вот только всё подобное, что происходило в его жизни, всегда заканчивалось предательством. И решиться на проявление доверия ему чрезвычайно сложно.
— Я просто боюсь, Блю, — прошептал человек, — всю свою жизнь я не принимал ничьей помощи. Вдруг, если я перестану так поступать, то перестану быть собой? Вдруг, приняв помощь Селестии, я убью часть себя?
Услышавший это странное заявление жеребец просто не понимал, что ему сказать.
— Да, «перестать быть собой» — звучит жутенько, — согласился он. — Но всегда быть одним и тем же — на самом деле тоже жутко. Тётушка постоянно говорит, что все пони просто обязаны расти. — Его голос стал ещё менее уверенным. — Я… я знаю, что у меня проблемы, хотя обычно мне про это и не говорят. Но я пытаюсь. Каждый день я пытаюсь стать лучше. Думать о том, что я изменяюсь — страшно, но я стараюсь изменяться к лучшему!
Вот кто бы предположил, что простодушный Блюблад на самом деле окажется таким мудрым? Анону ничего и не осталось, кроме как смотреть на жеребца и, хлопая глазами, признавать его правоту. Угу, он прав, сразу в нескольких смыслах. Жизнь в одиночестве комфортна, но удовольствие от общения с Селестией и Луной куда сильнее, чем этот комфорт. Да, они изменили его жизнь, вне всяких сомнений, и, возможно, та надежда, что он ощущает сейчас — признак того, что он тоже вырос?
Встретившись глазами с Филоминой, Анон внезапно ощутил, что эта великолепная птица понимает его. Соглашается с его мыслями. Это продолжалось полсекунды, после чего она слегка кивнула, распахнула крылья и унеслась в небо.
Анон встал и опустил руку на голову Блюблада.
— Ты прав, Блю, — проведя ладонью по гриве, произнёс человек. — Пойду я, пожалуй. Увидимся! — и он зашагал в сторону входа во дворец.
А Блюблад смотрел ему вслед, и на его губах появилась гордая улыбка. Да, он это сделал! Он сумел кому-то помочь! Так, как ему помогает его тётушка все эти годы! Она точно будет им гордиться!
Луна лежала в своей постели, свернувшись словно жеребёнок в утробе матери, и мысли её вертелись вокруг одной и той же темы. Хотя ей уже удалось перестать рыдать, но каждый раз, когда она вспоминала, как её единственный друг, доверие которого она предала, поворачивался и уходил, слёзы подступали снова. Она не хотела его потерять. Человек сумел стать главным, что есть в её жизни, он понимал её, слушал её, поправлял, понимал… Родственная душа, во многих смыслах. И он ушёл.
— Молю, не покидай Нас, Анон, — прошептала она в который раз.
— Следи за говором, Луна!
Дыхание аликорны перехватило от неожиданности, она подняла голову, оборачиваясь в сторону двери — и вот он, стоит рядом с её постелью, и глаза его блестят. Как ни странно, в этот момент Луна не чувствовала страха — только огромное облегчение.
— Я не слышала, чтобы ты постучал, — произнесла принцесса, пытаясь изобразить, что ничего не произошло, села и быстро провела краем крыла по лицу, стирая следы слёз.
Не произнося ни слова, человек опустился коленом на край кровати. Луна подняла бровь, но прежде, чем успела ещё как-либо отреагировать, он наклонился и крепко прижал её к груди.
Ошарашенная тем, что её вот так запросто простили, и тем, что в первый раз за всё время Анон сам её обнял, она только и могла, что потереться носом об его грудь.
— Прости меня, Луна. Я не хотел обидеть тебя.
— Нет, то нам надлежит просить прощения, ибо не следовало рассказывать сестре о снах твоих, — горько произнесла аликорна. — Поймём мы, коль ты не пожелаешь впредь быть нашим другом.
В ответ она почувствовала, что её ещё сильнее прижали к груди.
— Я не хочу, чтобы ты перестала быть моим другом, Луна. Если честно, я просто боюсь… — в голосе человека прозвучал… стыд?
— Боишься? Чего?
— Потерять себя.
Луна удивлённо посмотрела на Анона.
— Я не понимаю тебя.
— Знаешь, лучше если я буду рассказывать об этом и тебе, и Селестии сразу.
— Ладно, — Луна ещё раз потёрлась губами об его грудь и слегка отстранилась.
— Давай я позову Селестию в обеденный зал, и там вам обеим всё объясню.
— Я приду туда, — кивнула аликорна.
Человек кивнул и направился к двери. Луна смотрела ему вслед, понимая, что предстоит что-то важное, и тем не менее была не в силах сдержаться — на её лице появилась широкая улыбка.
Самого страшного не произошло. Анон остаётся её другом. Всё остальное — менее важно.
Селестия всё ещё сидела на троне, погружённая в собственные мысли, когда услышала из-за двери слова гвардейца:
— Принцесса не желает сейчас принимать посетителей!
— Уйди с дороги! — прозвучал в ответ знакомый голос.
И прежде, чем она успела что-либо сказать, в тронную залу вошёл Анон, отпихнув с дороги рослого стража, словно жеребёнка. Почему-то в этот момент аликорне показалась важной мысль: «Как вышло, что человек стал таким сильным?» Стоящие в зале гвардейцы напряглись, готовые броситься наперехват мужчине, но она движением копыта приказала им оставаться на местах; Анон быстрым шагом приблизился к трону, на его лице было выражение, значения которого она не поняла.
Аликорна встретила его, твёрдо удерживая свою «маску принцессы». Этот блеск в его глазах, эта решимость…
Не останавливаясь у подножия, человек поднялся на возвышение и остановился прямо перед троном, лицом к лицу с ней.
— Что привело те… — но продолжить фразу она не смогла, голос внезапно перестал ей подчиняться, а мозг не находил ни одного подходящего к случаю слова.
Анон обнимал её. И она, так и не произнеся ничего, просто обхватила его своими крыльями, обнимая в ответ. Слёзы побежали по её щекам, но это были не слёзы боли — она плакала от облегчения.
— Я показал себя не самым лучшим другом.
— Нет-нет! Ты самый… — человек слегка отстранился, глядя ей в глаза, и она почему-то замолчала — кажется, ему очень надо было что-то ей сказать.
— Не самый. Дружба — это доверие, дружба всегда взаимна, а я не позволял тебе проявить себя как друга, отталкивая твою помощь, — Анон опустил взгляд. — Я знаю, Тия, ты хочешь помочь. Так уж ты устроена. — Он снова поднял голову, их взгляды встретились. — Я не сержусь ни на тебя, ни на Луну. И очень боюсь потерять то, что есть между нами.
Он осторожно шагнул назад. Белоснежные крылья напряглись, но потом отпустили его.
— Мы не можем быть друзьями, если не будем честны друг с другом, — Анон вздохнул и снова потёр затылок. — Я расскажу тебе всё, что происходило со мной в Понивилле. Тебе и Луне. Без лжи, без утаек. Это, наверное, самое меньшее, что я могу сделать.
У Селестии просто не было слов, она лишь сидела и не отрываясь глядела ему в лицо.
— Давай соберёмся сейчас все вместе в обеденном зале? Луну я уже позвал.
— Я приду, — всё же сумела произнести Селестия.
Человек кивнул и повернулся к выходу. Когда он исчез за дверями, Селестия обратилась к гвардейцу:
— Передай, чтобы все покинули обеденный зал. Мне не потребуется ни помощь, ни охрана.
— Будет исполнено! — отсалютовал стражник.
Селестия снова посмотрела на двери, за которыми скрылся Анон. Её лицо всё ещё было официальной маской принцессы, но уголки губ сами собой начали загибаться кверху.
Эта проблема разрешилась. Впрочем, осталась другая.
Аликорна поднялась с трона, чтобы пойти поговорить со своими другом и сестрой.