Поколение Хе. Про Зебрику. Часть третья
Глава 12
У истоков этого праздника стоял, как ни странно, Моарей. Году на трёхсотом правления он вдруг осознал, что между троном и податным населением, кроме всего прочего, находятся ещё откупщики, из-за чего он получает меньше денег, чем мог бы. И будучи скор в решениях, задумал от них избавиться.
Что-то подобное Алое хотела сделать как только прочно уселась на престол, но проанализировав ситуацию и послушав советников, как ни ненавидела откупщиков, отступилась. Государство тогда не смогло бы вытянуть полноценную налоговую систему.
А вот на землях за проливом всё было проще. К сожалению или к счастью, высказать в лицо Моарею, что он не совсем прав, так никто и не осмелился, и на удивление, за три года реформа была проведена. Другие монархи почесали гривы и, признав пользу этого начинания, тоже принялись создавать нечто подобное. Но поскольку их население не было настолько запуганно, то у всех это заняло больше времени. Алое справилась за тридцать лет, а справившись, велела учредить «День вольности податной».
«Уж теперь-то, — подумала она тогда, — все меня оценят».
Впрочем, поскольку для жизни обычной зебры тридцать лет — это довольно долго, и многие уже забыли, с чего всё начиналось, то особой любви королева не снискала. Поэтому Алое сейчас не жаловала этот праздник. Она вообще не слишком любила праздники, признавая, однако, их полезность.
Но сегодня у неё всё же было приподнятое настроение, так как из Запустынья приехала в гости Фиалка, которой она имела основания гордиться, как мать. А ещё, чтобы встретиться с сестрой, прибыла из своей «Республики» Денкейн.
«Как известно, любовь к родственникам прямо пропорциональна расстоянию до них», — мысленно пошутила Алое, двигаясь по лугу.
В рамках программы повышения лояльности населения, ежегодно в этот день казна оплачивала угощение для всех желающих, некоторое количество выпивки, а также всяких жонглёров, акробатов и так далее. Фиалка, которая до замужества почти безвылазно сидела во дворце, а после — то управляла княжеством, то рождала и воспитывала жеребят, твёрдо заявила, что желает повеселиться, раз муж и дети остались в Запустынье. Денкейн с удовольствием составила ей компанию, а Алое под маскировкой тоже сначала собиралась пойти с ними, чтоб присмотреть, но потом передумала, не став портить молодёжи развлечение и беседу. Денкейн с десяток лет сама шляется по местам, где запросто можно остаться без головы, и ничего, жива и здорова.
Вместо этого королева в одиночестве бродила вдоль ярмарочных балаганов, иногда останавливаясь, послушать певцов или бродячих философов, а также не очень прославительные частушки про государство. Впрочем, некоей черты певцы не переходили. Как и уличный театр, дававший пьесу про одного женатого, но любвеобильного жеребца, посещавшего сразу троих любовниц, не больно и таясь, пока жена сочиняла научный трактат. Имена, разумеется, были другие, но догадаться было нетрудно. Алое посмеялась над сюжетом, но мысленно порадовалась, что пришла одна. Фессон вряд ли бы разгневался из-за такой мелочи, а вот Денкейн было бы неприятно, особенно когда одна из актрис стала изображать беременную и ссориться с другой за внимание кавалера… Или если б её саму, Алое, в пьесе заставили бы лепить горшки. Королева нахмурилась и на всякий случай отошла от балагана.
Императорский театр — огромное помпезное здание с идеологически выдержанным репертуаром — она не посещала. Скучно. А теперь, выходит, и уличные не стоит, так как это опасно для актёров.
В другом углу торговали надёжнейшими средствами от всех болезней, «амулетами из древних курганов» и прочими полезными вещами. Алое лениво мазнула взглядом по прилавкам. По крайней мере от продаваемых зелий не поднимался зеленоватый ореол смерти, а значит, покупатели не сыграют в ящик сразу. Уже что-то. Неподалёку стояла палатка с вывеской «предсказания будущего всего за медный сикль». Желающим предлагалось вытащить из бочонка жребий и с ним пройти к толкователю. Алое мысленно усмехнулась. Благодаря Тарне она знала, что будущего не существует, а предсказывать его, точней, угадывать с той или иной вероятностью в принципе возможно, но точно не с помощью кусочков папируса, наугад вынимаемых из бочки.
Жрица её храма скучала за столом с книгами. Она продавала пособия по уходу за жеребятами и всякие высочайше одобренные лечебники.
— Не берут? — спросила Алое.
— Нет, дорого, — буркнула кобыла и злобно покосилась на продавца «волшебных зелий» за другим лотком, — вот, могу тебе уступить в цене. Я вижу, ты не бедная. Смотри — очень хороший экземпляр всего за один империал. Ещё правнукам твоим послужит. Видишь, пергамент какой качественный?
Алое пожала плечами:
— А ещё можешь уступить?
— Нет. Не я эти цены придумываю. Было несколько штук дешёвых на папирусе, но их забрали. Глава скриптория не любит дешёвых книг. Неуважение-де.
— Гм, — кашлянула Алое. Да, иногда полезно вот так «снизу» посмотреть на жизнь города. — Понятно. Я поговорю с ним, так не должно быть.
Жрица покосилась на странную молодую кобылу, но ничего не сказала. Жизнь в столице приучила её ко всяким чудесам.
Алое подумала: не выкупить ли все эти книги за свои деньги, и не велеть ли раздать желающим бесплатно? Но решила не подвергать суровому испытанию честность молодой жрицы, а раскрывать инкогнито королеве не хотелось.
«Ладно, велю распределить эти книжки нуждающимся. Приютам, например. Там их будут зачитывать до дыр, ронять в таз с грязной водой, заляпывать супом — качество важно».
На площадке, огороженной верёвками, били друг другу морды два жеребца. Это пока разогрев, через пару часов дойдёт до одоспешенных мечников с тупым оружием.
Алое вспомнила один из своих немногочисленных визитов в столицу Моарея.
«Ведь этот ублюдок меня по своему любил, — подумала она, — и желая впечатлить, устроил целое представление для гостьи с кучей жертв… Впрочем, не жертв, а случайно погибших в борьбе за приз — внушительный куш от царя. Потому что жертвы разумных существ богам удачи Тарна запрещает, а вот смертельный бой за жизненный успех — не запрещает. Хотя, наверно, ни одна кобыла не станет добровольно жить с тем, кто убил своих детей от предыдущей связи».
Алое вспомнила о сыне Фессона — исследователе дальних берегов, помотала головой. Всё-таки это не одно и то же — зарезать на алтаре и отправить в опасное путешествие, пусть и с проблематичными шансами на возвращение.
Неподалёку двое проповедников-сектантов таскали друг друга за гривы, выясняя подробности загробной жизни. Алое покосилась на стоящего рядом гвардейца. Тот чутьём военного угадал в ней начальство и тихонько спросил:
— Стоит их разнять, леди?
— Нет, пусть ведут диспут, как умеют.
Сёстры сидели на двух небольших чурбачках в сотне сажен от «полевой кухни». Опытная Денкейн запаслась оловянной посудой, полотенцем и хорошим вином, чтоб не шокировать сестру, возможно, первым в её жизни пикником. Выбрала у раздатчиков более-менее приличную еду.
Фиалка же явно чувствовала себя не очень уверенно, хотя и настаивала на этом походе сама.
— Ну как ты? Рассказывай. — Начала беседу Денкейн, — в письме ведь всё не напишешь…
— Почему? — удивилась Фиалка, — а, понятно. Мать говорила, что ты вроде бы чуть не в подпольную организацию какую-то вступила. Правда что ли? Налагает отпечаток, а?
Она засмеялась. Денкейн смущённо покрутила головой.
— Не то чтобы в подпольную, но так — определённой фрондой занималась. Согласись, в стране многое нуждается в улучшении. Родители мудры, тут ничего не возразить, но они хранят порядок на огромном континенте, и всякое новшество для них — это в первую очередь риск последствий. В то же время нельзя оставлять всё в неприкосновенности просто потому, что так деды-прадеды жили. Как полагаешь?
— Ох, — махнула копытом старшая сестра. — Если помнишь мои письма, то нам было не до того. Старый князь помер, муж мой, при всех своих достоинствах, слишком мягкий, а ситуация у нас была, практически, послевоенная… Меня всё время пугали в детстве, что высокородная кобылка, не обладающая мощным магическим даром, — она кивнула в сторону Денкейн, — так на всю жизнь и останется в четырёх стенах с жеребятами, вышивкой и домашними хлопотами. Но миновала меня эта доля, поскольку все в Запустынье почему-то считали, что я унаследовала характер матери и буду сразу рубить головы, а кого-нибудь, возможно, и съем с маслом. Поэтому меня с самого начала сильно боялись, но потом поняли, что со мной можно договориться. Как-то само собой с течением времени получилось, что многие вопросы стала решать я. Кроме того оказалось, что в нашем дурацком Университете я выучила многое, о чём местные понятия не имеют. Плюс ещё население получило встряску после этого вторжения. Теперь ни у кого нет сомнений в нашей нужности. «Нашей» в смысле — аристократов, магов, военных. Поэтому подчиняются и восстанавливают княжество охотно — это всем нужно. А что будет дальше, я потом подумаю. У тебя вот уроки возьму, — Фиалка улыбнулась, — ты же что-то новое, особенное, строишь. Расскажи хоть, что. Ты ведь в письмах про работу много не пишешь — конспирацию, наверно, соблюдаешь.
Денкейн разлила вино по оловянным чашкам и принялась рассказывать. Фиалка слушала, не перебивая — сказывался опыт. А потом после непродолжительного молчания, сказала:
— Это, конечно, очень здорово, что вы делаете. Но мне одно непонятно — а зачем вы в этой системе? Нет, не сейчас, сейчас-то понятно. Ты субсидии выбиваешь и льготы, остальные учат, лечат, организуют, кто во что горазд. Но потом, лет через сколько-то, когда вы их выучите, то зачем вы в этой системе? Они же позавидуют вам.
— Ну тебя, — фыркнула Денкейн, — конечно, предполагается, что через какое-то время все станут достаточно образованы. Нам вот с тобой ясно, что лучше вместе строить, чем порознь ломать. Думаю, и им тогда это станет очевидно. Большинству, по крайней мере. Возможно, что и власть никакая не понадобится. Впрочем, я не рассчитываю до этого дожить. Такой огромный пласт поднять надо.
— Хочешь практический совет? — предложила Фиалка, — води их небольшими группками на экскурсии в соседние города, если это возможно. Или какие-то лекции организуй, с упором на то, как у соседей всё печально… Я, ты знаешь, маг посредственный, но одну истину хорошо помню — энергия это всегда разность чего-то. Очень мало зебр довольствуется тем, что у них есть, особенно, глядя на нас. Надо сделать так, чтоб им было ещё на кого смотреть…
— Да, Алое говорила, что ты приобрела опыт управления. Как-то он на тебя странно повлиял.
Фиалка молча развела копытами, мол, что поделать.
— Ладно, — сказала Денкейн, — давай про что-нибудь другое поговорим, про дела ещё успеем. И пожалуйста, я тебя прошу, не про жеребят.
Фиалка хихикнула:
— Ага. Отец просил на тебя воздействовать. Он уже согласен, чтобы ты вышла за своего Сирила или за кого сочтёшь нужным, только хотя бы из приличной семьи.
— И отец Сирила вокруг меня бродит, аки лев, — подхватила Денкейн, — он купец, и не из мелких. Надо их познакомить. Кстати, не такая дурная идея. Отец наш с тобой, конечно, суров, но к умным зебрам прислушивается… Указ о вольных городах читала?
Фиалка застонала:
— Сама как думаешь? Я волей-неволей стала экспертом и в законах, и в геральдике, и в военном деле. Это вам, реформаторам, только бы указы сочинять, а нам, исполнителям, каждая ваша инициатива — это нож острый… Их же приходится выполнять, а мне после войны только этого не хватало. И не выполнить нельзя — я бы уговорила родителей, но ведь это значит, что налоговая база к соседям удерёт! Подождать ты не могла?
— Извини, я не думала… — Смутилась Денкейн.
— Ладно, не обижайся, — улыбнулась Фиалка, — я понимаю, что у нас с тобой не так много времени на ожидание. А сегодня давай не будем о делах. Гляди, там дракона показывают. Я в нашем захолустье северном кого только не встречала, а вот драконов — нет.
— Им же запрещено здесь появляться, — удивилась Денкейн. — Алое узнает, беда будет.
— Согласно параграфа двадцать пятого «Уложения о подданных короны», — нарочито гнусаво произнесла Фиалка, — драконам и морским змеям дозволенно находиться на землях Империи с письменного разрешения Управления стражи, притом ответственность за их поведение возлагается на весь клан, о чём они должны быть уведомлены под роспись же. При невозможности расписаться — уведомить на словах при двух свидетелях… Если ты когда-нибудь искоренишь дворянство, пойду в суд работать… Вон, кстати, ещё палатка предсказателя. Пойдём, сходим. Интересно, угадают они, кто мы с тобой такие?
Уже ближе к вечеру слегка пьяные и уставшие принцессы вернулись к выходу с поля в сторону города. Алое, вызванная Фиалкой через свою «метку», ожидала их там.
Денкейн порадовалась, что экскурсия зеброкорна по ярмарке для неё, ярмарки, не вылезла боком. По крайней мере, ничего не горело, и никто поблизости не рыдал.
— Надеюсь, вы не сделали ничего неподобающего, — в свою очередь сказала королева. — Давайте зайдём за шатёр, открою портал во дворец.
И только через пару часов, сидя в гостиной, Фиалка вспомнила о записке-предсказании, которую они взяли смеха ради в балагане для некоей своей «подруги», желая похихикать над шарлатанами. Ну что, в самом деле могли напророчить ярмарочные обманщики могущественной королеве?
Фиалка протянула записку матери.
— Видишь, мы и про тебя не забыли.
— Выбрали мне жребий за целый медный сикль, — пошутила Алое, — да, я видела этот балаган, но не заходила.
Она развернула записку, прочитала и задумчиво сложила назад.
— А вам что нагадали?
— Мне, что буду счастлива в браке, — сказала Фиалка, — вобщем-то верно. Так уж сложилось.
Она с укоризной посмотрела на Алое, но мать предпочла не заметить этого взгляда. Денкейн понимала подоплёку: будущего супруга Фиалка видела несколько раз в детстве, а потом на свадьбе. Но не сказав ни слова, собралась и уехала на Север. К счастью, княжич оказался вполне достойным мужем.
— А тебе?
— Что не все мои начинания окончатся успешно. — Денкейн пожала плечами, — тоже мне откровение. На кафедре у нас если из десяти исследований одно бывает полезно, это хорошо.
— Одно из десяти? Зачем я вас содержу? — пошутила Алое и снова обратилась к дочери. — Ты запомнила, как выглядел толкователь?
— Выглядела. Это была кирина-кобылка, но я не запомнила. Там было темно, да и они все на одно лицо.
Алое перевела взгляд на падчерицу.
— Тоже нет, Ваше величество, — сказала Денкейн. Потом добавила, — грива зелёная. А что?
— Нет, ничего. Думаю, сейчас на поле уже давно всё свёрнуто.
— В записке что-то неприятное? — спросила Фиалка.
— Нет, но мне просто интересно… Возможно, это ваш папа так шутит. Папа любит пошутить, особенно надо мной. Но если это не так, я отправлю экспедицию, может, мы получили такое своеобразное приглашение. Обеспечишь снабжение кораблей, я пришлю письменный приказ.
Дочь кивнула, и разговор перешёл на другие темы.
Только когда молодёжь разошлась по своим комнатам, Алое ещё раз задумчиво прочла записку.
«Твоя мечта сбудется. Ты станешь матерью богов, но не так, как ожидаешь».