Картины мира

Глава 4. Ответственность

Мелодичная трель отвлекла Расмуса от монитора, сообщая о госте. Не идентифицированном госте. Пара щелчков мышкой, и на картинке со входной камеры появляется знакомая рысь.

С гостеприимной улыбкой художник отворил дверь и хотел было уже радушно поприветствовать Сильвию, но та не дала на это времени.

― Давно не виделись, Рас! Я уже успела соскучиться! ― бодро выпалила фурри, ввалившись в квартиру и попутно «по-дружески» хлопнув хозяина жилища по плечу так, что тот с трудом устоял на ногах. ― Так где наша спасённая принцесса?

Сами собой начали появляться мысли о том, чтобы выставить гостью прочь или, ещё лучше, сразу вызвать полицию. Стиснув зубы и стараясь сдержаться от гневных высказываний, Расмус захлопнул дверь и прошёл в комнату следом за виляющим бёдрами образцом совершенного панибратства и абсолютного бескультурья.

Впрочем, отвечать на вопрос не потребовалось – Свити мирно спала на диване, сжавшись калачиком.

К удивлению художника, Сильвия соизволила перейти на шёпот:

― Она что, до сих пор не проснулась?

Кошка обернулась к человеку и тот вдруг увидел в её взгляде искреннее волнение, что на время отбило желание возмущаться по поводу хороших манер.

― Нет, я пшикнул ей лекарство после еды, и она отключилась, ― так же тихо ответил Расмус.

Лишь на миг показавшаяся нормальной хамка тут же вновь повеселела и со словами «А, ну тогда я подожду тут! А как её зовут?» плюхнулась в кресло напротив телевизора.

Расмус сделал шаг в её сторону и гневно, но тихо, чтобы не тревожить сон пони, высказался:

― Её зовут Свити Белль… Слушай, тебе вообще знакомо слово «этикет»?

А вот рысь явно разбудить никого не опасалась:

― Да ладно тебе! Ну мне правда неудобно вилку в левой руке держать! ― и прежде, чем человек окончательно закипит, миролюбиво добавила: ― Ну и занудный ты… ну хорошо-хорошо, прости за столь грубое вторжение.

Расмус несколько раз пытался найти подходящие слова, но лишь открывал и закрывал рот, пока, наконец, не махнул рукой и не развернулся в сторону своего кабинета. Вдруг ему вслед раздался вопрос:

― Эй, а где у тебя пульт от телика?

Это было уже выше всяких границ, и художник лишь обречённо потёр переносицу, чуть не уронив при этом очки, после чего продолжил путь не говоря ни слова и не оборачиваясь.

Впрочем, одна мысль всё же заставила его задержаться у самой двери:

― И… Сильвия, сними все эти шипы пока. Свити может испугаться, когда проснётся.

― Оу… линчеватели?

― Да.

Спустя мгновение Расмус скрылся в кабинете, а Сильвия принялась выискивать на себе предметы одежды, где не было бы ни заклёпок, ни шипов, ни черепов. По всему выходило, что ей сейчас придётся остаться в одном исподнем.

Старое верное офисное кресло жалобно скрипнуло, когда художник грузно бухнулся в него, вымотанный двухминутным общением с девушкой-модификантом.

Тяжёлым взглядом окинув файл с наброском будущего рисунка, Расмус стукнул по клавишам и компьютер грустно пропищал сигналом выключения.

Следующие несколько минут художник неподвижно сидел, уставившись в чёрный монитор и мысленно перебирая ругательства женского рода. Наконец, хоть немного успокоившись и придя в себя, он откинулся на спинку кресла и тяжело вздохнул: «И вот её я впустил к себе в квартиру! Немыслимо…». После этого, вздохнув ещё раз, а потом для верности и ещё, Расмус включил компьютер обратно и решил немного отвлечься за чтением новостной сводки.

Но не успело прогрузиться окно браузера, как раздался едва слышный щелчок дверной ручки и шум открывающейся двери.

Провернувшись вместе с креслом, Расмус узрел прислонившуюся к комоду Сильвию. Если раньше она напоминала киношного бандита, одетая в чёрную кожу и облепленная всевозможными шипами, то теперь выглядела и вовсе непристойно. На ней остались только чёрный топик в обтяг с двумя сердечками нескромного расположения, да мешковатого вида штаны… принадлежавшие Расмусу и ещё утром лежавшие на тумбочке.

Желания кричать уже не возникло, и художник лишь сокрушённо вздохнул:

― Какого чёрта, Сильвия?

― Пульт я не нашла, вот и решила составить тебе компанию.

― Штаны! Сильвия! Это мои штаны! ― он вскочил с кресла и сверкнул стёклами очков настолько яростно, что испугаться мог бы и боевой синтет.

Впрочем, не боевая рысь оставалась раздражающе спокойной и продолжала раздражающе шутить шутки раздражающего содержания. И это раздражало.

― Хм, а ты инициативнее, чем я думала! Всего вторая наша встреча, а ты уже хочешь, чтобы я перед тобой стрингами светила…

Затем она как-то странно улыбнулась, поднялась и ухватилась за пояс с недвусмысленными намерениями…

― Нет! Можешь их оставить, я не против! ― Сразу же воскликнул Расмус.

Только голых мохнатых задниц ему сейчас не хватало!

Сильвия заливисто рассмеялась и попыталась успокоить окончательно растерявшегося человека:

― Ой, расслабь булки, я не такая! ― перестав хихикать, она добавила: ― Я вообще-то по делу заглянула.

Прежде чем как-то ответить, Расмус вновь плюхнулся в своё многострадальное кресло, заставив его опять скрипнуть, и только потом устало пробормотал:

― Чего тебе ещё от меня надо?

Кошка же не стала возвращаться к комоду, и подобралась к увешанной уменьшенными копиями проданных картин стене.

― Это по поводу приюта… ― начала было Сильвия, но вдруг обернулась и заинтересованно спросила: ― Это всё ты нарисовал?

― Ну… да. Что с приютом?

― А неплохо, ― задумчиво протянула кошка, обернувшись обратно к картинам, ― хотя я и получше видала… Так вот, приют. Я легко могу пристроить туда эту пони, но у них сейчас кое-какие проблемы. Перенаселёнка, налоги, сертификаты… короче, они на грани закрытия.

― Что? Но ты же сказала…

― Что приеду, ― перебила она возмущения человека, ― и вот она я, единственная и неповторимая. Я сказала, что найду ей прибежище? Я нашла! Но ты же не заставишь меня выкинуть эту маленькую, беспомощную и замученную крошку на улицу?

Заподозрив в словах собеседницы подвох, Расмус предпочёл промолчать и подождать продолжения. И Сильвия не заставила себя ждать. Оставив, наконец, картины в покое, она обернулась к художнику и хитро на него посмотрела:

― Приюту хана, но ведь это не единственное место, где о пони могут позаботиться, верно?

― К чему ты клонишь?

― Пожалуйста, Рас, оставь её у себя на время?

Расмус снова вскинулся:

― Что?! Да какого чёрта?! Мне не нужен синтет! Что, приютов больше нет?

― Представь себе, после Хартии они все переполнены! ― возмутилась рысь. ― На время! Потом я найду ей новый дом, но недельку-другую…

― Я же сказал «нет»! Сильвия, я не…

Видя, что договориться не выходит, фурри коротко прошипела, как настоящая кошка, и вышла в комнату, махнув человеку следовать за ней.

Впрочем, преисполненный возмущения Расмус и сам не собирался сидеть на месте: в конце концов, не обязательно быть спонсором, чтобы сдать пони в приют! И в крайнем случае можно и без посторонней помощи сплавить Свити службе опеки. Настиг свою собеседницу он возле дивана, молча замершую над пони, но сказать ничего не успел.

― Знаешь, куда отправятся большая часть синтетов из «Града Златого»? ― тихо спросила она, краем глаза глядя на угрюмого художника. ― Их примет «Синтезис». Слышал про них что-нибудь?

После недолгого молчания, Сильвия нехорошо прищурилась и продолжила:

― А я слышала, и многое. И видела. Там синтеты до сих пор на правах рабов – корячатся в борделях и пускают друг другу кровь на аренах, ― затем она перевела взгляд на Свити. ― Посмотри на неё, ты видишь её проституткой или гладиатором?

Расмус снова промолчал: когда Сильвия поставила вопрос так, желание выкинуть из дому и фурри, и пони вдруг куда-то исчезло.

― Я её осмотрела по-быстрому, и ты, я уверена, тоже это делал… по ней анатомию учить можно – почти все рёбра видно, и тебе правда её не жалко?

― Я…

― Расмус, позаботься о ней.

― Сильвия, я не…

― Или сам повезёшь её в «Град», потому что я не хочу, чтобы своим палачом она запомнила меня.

― Причём здесь я? Я ничего ей не должен!

― Ты возьмёшь её? Да или нет?

― Сильвия!

― Да или нет? ― отрывисто повторила вопрос кошка, хищно глядя человеку в глаза.

Сейчас Сильвия выглядела совершенно непривычно – не кривляющаяся, не бросающаяся глупыми шуточками, она была до дрожи холодной и серьёзной, а её кошачьи глаза и вовсе жутковато сверкали, и будто смотрели прямо в душу.

― Д…да.

Услышав заветное слово, рысь в мгновение ока вновь преобразилась в бесшабашную оторву и со словами «ну вот и ладушки» уселась на диван, пока Расмус пытался прийти в себя после произошедшей только что сцены.

Когда обивка дивана дёрнулась под весом фурри, дремавшая единорожка, наконец, приподняла голову и сонно захлопала ресницами. С удивлением и осторожностью Свити уставилась на сидящую возле неё рысь, и та, мило улыбнувшись, мягким голосом произнесла:

― С добрым утром, Свити.

― З… ― пони быстро оглянулась по сторонам и, заметив стоящего чуть в стороне Расмуса, немного успокоилась, ― здравствуйте…

Рысь оставалась всё такой же дружелюбной:

― Меня зовут Сильвия, давай дружиться?

Свити не сразу поняла, что делать с протянутой ей под нос лапой, точнее пушистой и когтистой рукой, похожей на человеческую, но, всё же, осторожно подняла копытце навстречу.

Назвавшаяся Сильвией рысь мягко обхватила запястье единорожки и символически качнула вверх-вниз, после чего разжала лапу-руку и спросила:

― Расмус говорил, что хотел пристроить тебя в приют?

Свити едва заметно покивала.

― Так вот это я должна была тебе там местечко найти, ― не без гордости ткнула себя в грудь Сильвия. ― Но так как мест в хороших приютах пока нет, а в плохие я тебя не пущу, я попросила дядю Расмуса взять тебя к себе. И он согласился, правда, дядя Расмус?

Две пары глаз – хитрые кошачьи и растерянные поняшкины – уставились на художника, и тому не оставалось ничего, кроме как утвердительно кивнуть:

― Да, я предлагаю тебе пожить у меня, Свити, ― ещё оставался шанс, что синтет просто не примет предложения.

Единорожка и вправду отвела взгляд и залепетала:

― Но… я не могу, я… У меня нет дома… И… и мне нечем платить…

Ответила снова Сильвия:

― О чём ты, пушистик? Расмус же не злодей какой! У него доброе сердце, и он будет о тебе заботиться потому что это доброе дело, а не потому что он хочет с тебя кредитов. Не волнуйся.

Свити снова поглядела сначала на человека, потом на рысь. Расмус выглядел немного растерянным, но был не похож на того, кто что-то замышляет, а Сильвия казалась вполне искренней.

Вдруг пони почувствовала, как к горлу подступил ком, а сердечко будто сжалось.

― С-спасибо! ― только и успела выговорить она, прежде чем расплакаться от ощущения самого настоящего, забытого уже очень давно, счастья.

Ласково обняв рыдающую единорожку, Сильвия многозначительно посмотрела на Расмуса, и тот вздрогнул от выскочивших из памяти слов: «Ты видишь её проституткой или гладиатором?».

Художник подошёл к дивану и погладил Свити по шее. Он видит в ней маленькую девочку, которой очень нужна забота.