Заковырки

1—Душитель

— Можешь не совать свой любопытный нос, Слип, — улыбнулся инспектор Уормстед, надутый от важности констебль с толикой здравой неприязни к частным детективам. — Мы взяли его тёпленьким.

— Он признался?

— Не особо. Но есть свидетель, почтальон; заявляет, что видел убийство. Почтальон закинул газеты в ящик и уже уходил, когда Спиннер “как дёрнет дверь на себя и влетает в дом”. Скоро кто-то закричал, свидетель бросился на вопль и тогда разглядел в распахнутом окне Спиннера, накинувшего своей супруге удавку на горло.

— Да? А свидетель этот, — сказал Слипстар, — врать не может?

— Ну тогда рыжему шельмецу впору выступать в театре одного актёра. Он с виду чист как слеза младенца.

— И рвётся дать показания?

— Именно.

— Настоятельно рекомендую арестовать его по подозрению в убийстве.

Что натолкнуло Слипстара на такой вывод?

.
.
.
.
.
.
.
.

Слипстар догадался, что мнимый “почтальон” лжёт, по словам о том, что мистер Спиннер “дёрнул дверь на себя”. Частные дома открываются дверью внутрь — любому почтальону было бы это известно.

2—Шантажистка

Кримзон Куилл, многострадальный главный редактор “Кантерлот-Джорнал”, придвинул к себе кресло и сел поудобнее.

— Давайте-ка ещё раз, — он поглядел на мисс Айвори.

— Буквально вчера, в десять утра, — возбуждённо затараторила мисс Айвори, — я решила прогуляться до Уэст-Бэдхэм за бульварными газетами, есть там один киоск. Так вот, иду я, иду, как навстречу мне парочка — шепчутся так громко. Ну а мне-то что, какое дело, да? Ан нет, тут я краем уха уловила, что девчонка трещит: “В ту ночь я видела тебя с ней. Жду деньги до тридцать первого апреля, иначе твоя жена всё узнает”. Тут меня осенило: этот жеребец — Кольт Болт!

Куилл поглядел на неё с приподнятой бровью.

— Модель?

— Он самый! Вы, мистер Куилл, навряд ли читаете таблоиды, но у Кольта Болта и его супруги небольшой разлад в отношениях. Так вот, та кобыла наверняка застала Кольта с другой! По-моему… она его шантажирует!

— А по-моему, — рявкнул Куилл, — вам пора на выход!

— Правильно сделал! — заметил Слипстар, выслушав от приятеля очередной рассказ о тяжёлых буднях главреда.

Как Кримзон Куилл раскусил ложь мисс Айвори?

.
.
.
.
.
.
.
.

Куиллу было известно, что мисс Айвори — известная сплетница — очень хочет попасть в первые строки газеты. Заявляя, будто кобыла потребовала денег до тридцать первого апреля, она с головой выдала свою неправду: в апреле всего тридцать дней.

3—Пони с соломинками

— Барни Барнс, наглая бандитская рожа! — сокрушался инспектор Уормстед. — Опять ускользнул, как мыло из копыт!

— Как же так? — полюбопытствовал Слипстар.

— На неделе нам дали наводку, что Барнс проносит в Кантерлот краденое и где-то прячет.

Три дня назад мы поймали его в подозрительной обстановке: он, в шикарном выходном костюме, болтался по закоулкам в пять ночи. При себе он ничего не имел, поэтому мы потребовали вывернуть карманы. Что же, думаешь, туда было набито? Соломинки для питья! Сотни, буквально сотни грошовых соломинок. Разумеется, пони не арестуешь за подозрение в краже соломинок — пришлось его отпустить.

На следующий же день всё снова как вчера: он в новеньком, с иголочки костюме крадётся подворотнями. Остановили, проверили карманы — опять соломинки! Как и сегодня!.. Сегодня он тащил чемодан… угадай чего? Да, чемодан соломинок! Ну что прикажешь делать?

Слипстар тонко улыбнулся.

— Ну и ну. Изобретательный малый — этот Барни Барнс.

Что же такого тайком проносил Барнс?

.
.
.
.
.
.
.
.

Огромным количеством соломинок в карманах и чемодане Барни Барнс создавал безупречный отвод для глаз. Сбитые с толку полицейские не догадывались, что Барнс прямо на себе проносит краденные костюмы.

4—Последний из Джильяро

— Мой вчерашний шедевр был безупречен! — сокрушался Томкэт, незадачливый ухажёр, на чьи выдумки не спешила клевать ни одна кобылка. — Как Лейси Лейн сумела догадаться?

Отец Лейси слывёт большим любителем коллекционировать картины. Только попробуй сказать, что искусство для зануд, — Лейси любого окатит из бокала, так что я решил сочинить небылицу, будто у меня есть последний портрет кисти Джильяро.

…Россетти Джильяро, портретист-акварелист, умер ещё восемьдесят лет назад в ледяных горах севера. Отчаянный скалолаз! Он снарядил экспедицию на вершину горы Коньзань, да там и скончался от сердечного приступа. Говорят, впрочем, за несколько часов до смерти Джильяро закончил последнюю работу — кобылку с лицом его мертворожденной дочери Руби. По слухам, дальше его лучший друг Норт Лайонс отвёз портрет жене Россетти, а та спрятала его от глаз подальше.

Уж конечно, в существование такого полотна мало верили, пока будто бы двадцать лет назад его не продали с молотка на аукционе. Ну, я и рассказал Лейси, как потратил горы денег на то, чтобы отследить его, установить подлинность и реставрировать. Я предложил показать его её отцу!

— И тут она тебя окатила, да?

— Именно. Конечно, я всё выдумал, но откуда ей было знать?

— История занимательная, — подытожил Слипстар, — но вероятная не больше, чем существование картины.

Отчего же так?

.
.
.
.
.
.
.
.

Картины Джильяро не могло существовать. Ни один акварелист не сумел бы нарисовать портрет в таком месте — на вершине горного пика, — где воздух холоднее температуры замерзания воды и красок на водяной основе.

5—Фотография

— Я теряюсь. Такое чувство, будто меня обули на все четыре копыта, но как?..

Томкэт осушил чашечку до дна, собрался с мыслями и продолжил рассказ о недавних похождениях:

— Вчера мой приятель Шпульке пригласил меня на новоселье. Карта не шла, но Шпульке придумал, как мне можно отыграться. Он достал блюдце, канцелярскую кнопку и показал фотографию, которую сделал ранее вечером. На ней он каким-то образом умудрился поставить кнопку на блюдце острым концом. “Сделай так же, — сказал, — и верну вдвое больше”. Ну… я попытался.

— Но повторить в точности, как на фотографии, не вышло? — предположил Слипстар.

— В яблочко, старина. Я ушёл домой гол как сокол!

— Да, дружище, тебя обули — на все четыре копыта.

.
.
.
.
.
.
.
.

Вы сами когда-нибудь пробовали поставить кнопку на кончик, чтобы она не падала? Разумеется, Шпульке сжульничал. Фотография, будучи статичной, показывает лишь половину правды: кнопка действительно стояла на остром кончике, но лишь потому, что её раскрутили.

6—Беглянка

— Вопиющее беззаконие! — возмутилась Октавия, знаменитая виолончелистка, когда в концертный зал, тяжело пыхтя, ворвалось с десяток констеблей.

— Простите, мисс, — извинился инспектор Уормстед, — но с законом проблемы не у нас: в зале под видом зрительницы скрывается беглая преступница. Никто отсюда не выйдет, пока мы её не поймаем.

Октавия чуть было не взвилась на дыбы.

— Но концерт!..

— Может идти как шёл, — вежливо осадил Слипстар. — Инспектор, будьте добры, велите ребятам подождать у входа.

На сцене вновь заиграл пони на органе, а Слипстар быстро приметил в зале пустующее место, рядом с которым сидела сильно раскрасневшаяся кобыла.

— Не возражаете? — спросил он.

— Нет, что вы, — она сразу подобралась, и Слипстар поспешил занять место.

— Вы тоже играете?

— О да, — кобыла кивнула, — на пианино. Ах, я буквально дышу музыкой. На каких сценах я только не выступала: кантерлотская, троттингемская, мейнчестерская…

Музыка, степенное ламенто, закончилась мажорной терцией.

— О, пикардийская? — спросил Слипстар.

— Только там не бывала.

— Закругляйся, Слип, — зубоскалил уже через какую-то минуту Уормстед. — Послушал? Молодец. Мы будем песочить зал.

— Не надо никого песочить. Я уже нашёл нашу беглянку.

.
.
.
.
.
.
.
.

Будь краснощёкая кобыла действительно музыкантом, она в первую очередь подумала бы не о пикардийской сцене, а о пикардийской терции, которой завершилось выступление Октавии. От Слипстара не ускользнул и её внешний вид: беглянка сидела с бордовым как свёкла лицом.

7—Преподавательница

— Ну и что на этот раз, мисс Айвори? Домовладельцы строят козни? Чиновник проворовался?

— Учительница физкультуры, — без прелюдий заявила мисс Айвори. — Памела Хоуп.

Кримзон Куилл громко фыркнул.

— Только не пересказывайте мне басни о том, будто она порет учеников.

— Вовсе и не басни, мистер Куилл! Новости с бульварных передовиц не сходят! Я больше скажу: эта мегера не постеснялась ударить кобылку прямо у меня на глазах!

В пятницу я заскочила в школу перекинуться парой слов с подругой, Маргаритой, она уборщица. Чуть за полдень, полпервого, прозвенели часы на стене, ну, Маргаритка спохватилась и убежала протирать коридор, а я решила заварить себе чаю. Минут где-то через десять снаружи начался тарарам, знаете, и вдруг… Ужас! Мисс Хоуп влетает через дверь, таща за собой ученицу, прямо за ухо! Меня, видимо, она не заметила, потому и влепила девочке оплеуху — вот растакую! Я не выдержала и вскрикнула. Тут-то она сразу смутилась, схватила бедняжку да упорхнула, ни слова не сказав!

— С глаз моих упорхните, мисс Айвори, — грубо оборвал Куилл, — и вздор свой не забудьте!

— Не все ловки на выдумку, — вздохнул Слипстар, придерживая входную дверь.

Что не так в истории мисс Айвори?

.
.
.
.
.
.
.
.

Куилл знал, что мисс Айвори метит в заголовок статьи. Она сказала, будто часы на стене прозвенели, когда стрелка была на полпервого пополудни. Увы и ах для мисс Айвори, настенные часы — не будильник и, уж конечно, не звенят, а бьют.

8—Сипуха Каланча

— Я сочинил настоящий шедевр! — излагал Слипстару его приятель Томкэт, невезучий донжуан, не соблазнивший ни одной кобылки. — На гулянке в Понивиле я встретил настоящую куколку. Ну, мы разговорились, пока беседа не зашла о домашних зверьках. Я ещё тогда приметил, что у неё дома живёт сова, так что быстро сообразил, что состряпать.

Близ кондитерской фабрики под Ванхувером жила сипуха по кличке Каланча. Рабочие её сильно любили, часто трепали по голове и подкармливали вкусностями.

Однажды рано утром Каланча сидела на ветке и уже готовилась отойти ко сну, как вдруг учуяла дым. Ну, конечно, она полетела проверить, и кто бы мог подумать — на фабрике полыхал пожар!

Не теряя времени Каланча метнулась к пожарной станции. Пони не сразу заподозрили неладное, но сова упорно вилась и ухала на фотографии пожаров. Тогда сами пожарные проследовали за ней до фабрики, а там бросились на борьбу с пламенем и вызволили погорельцев. Услышав же, как их спасла сова, рабочие в благодарность — и в шутку — назвали сипуху Каланчой.

Томкэт угрюмо уставился на потрескивающий огонь в камине.

— Она слушала до самого конца, — подытожил он, — а потом отставила свой бокал и ушла!

— Твоя “куколка” знает цену себе и твоим басням, — Слипстар лишь покачал головой.

Какую ошибку Томкэт допустил в своей истории?

.
.
.
.
.
.
.
.

Сипуха по кличке Каланча не смогла бы учуять дым. Обоняние на подобные запахи у сов развито очень слабо.

9—Смерть врача

— Доктор Холидэй была зарезана на рабочем месте в ночную смену, — хмуро пересказывал инспектор Уормстед. — По словам дежурной, в здание заходил какой-то подозрительный тип. Профиль попадает под описание одного мелкого жулика, Булли Бэшера.

— Ну, послушаем, что он скажет, — ответил Слипстар.

Бэшера споро сопроводили в комнату и усадили за стол.

— Чё вам надо? — нагло заявил он. — Я ничё не делал!

— Имя Холидэй Гифт. Знакомо? — задал встречный вопрос инспектор.

— Чё? Кто?

— Холидэй. Гифт. В клинике убили доктора, — пояснил Уормстед, — и тем же днём, как нам сообщили, туда заходил жеребец, отвечающий вашему словесному портрету.

— Да не я это! — заголосил Бэшер.

— Алиби имеется?

— Перекидывался в картишки с ребятами из паба, любого спросите.

Уормстед смерил его свирепым взглядом и процедил сквозь зубы:

— Спросим, будьте уверены.

— Да пожалуйста! Я её копытом не трогал! Удачи вам, это самое, а я пошёл…

— Заприте-ка дверь, инспектор, — резко вмешался Слипстар. — Он лжёт!

Как Слипстар раскусил бандита?

.
.
.
.
.
.
.
.

Булли Бэшер притворялся, будто не знаком с Холидэй, и поэтому согласно легенде никак не мог знать, что доктор — кобыла.

10—Дела семейные

Прогуливаясь по улицам нижних кварталов Кантерлота, Слипстар решил навестить отца. Он не очень удивился, когда обнаружил дверь наглухо запертой. Сделав крюк назад, он нагнал быстро удаляющуюся по дороге фигуру. Даже с такого расстояния угадывался старый, выцветший джемпер — папин самый любимый.

— И куда это ты собрался? — поинтересовался Слипстар через пару мгновений.

Кардоу обернулся и заметно скис, увидев, кто его окликнул.

— Воздухом подышать, — буркнул он.

— В пабе, не иначе.

— Вырастил умника себе на голову! Ладно… Если так интересно, звонила мисс Флик. У неё снова кошка залезла на колючую сосну, а обратно — никак. Я обещал помочь, оделся быстренько, ну и вышел. Иду к ней, как видишь.

— Врёшь собственному сыну, — вздохнул Слипстар. — Ни стыда ни совести.

Как Слипстар догадался?

.
.
.
.
.
.
.
.

Ни одному здравомыслящему пони не придёт в голову снимать кошку с колючей сосны в своём любимом джемпере.

11—Жестокая принцесса

Проходя мимо печально известного на весь Кантерлот “уголка ораторов”, Слипстар притормозил и воззрился на происходящее. Рокфор, один из членов Антиаликорньей лиги, разразился яростной тирадой о деспотах и тиранах.

— Когда у власти ещё была принцесса Апраксия, — вещал он толпе, — протестующих запирали в колодки!

Собравшиеся только качали головами, а кто-то отвечал криком:

— Чтоб наша принцесса?.. Да ни в жизнь!

— Это вы так думаете, — Рокфор злорадно заухмылялся, — но рыба гниёт с головы, и она ничем не лучше!

Месяца с четыре назад я позвонил в приёмную канцелярию. В тот день солнце встало на целую минуту позже положенного. Само собой, мерзавцы сразу бросили трубку, но я решил идти до конца! Превозмогая шквальный ветер, я лишь с наступлением темноты добрался до замка.

Принцесса сидела у себя в кабинете и что-то читала при свете свечей. Но не успел я ей даже заикнуться про безответственность — она будто озверела! Первое её заклинание промахнулось и разнесло в щепки платяной шкаф, второе разбило стекло в окне, а от третьего я увернулся — и бросился к двери.

Но увы, стража успела сбежаться к кабинету и не дала мне уйти. С щемящим от ужаса сердцем я выслушал приговор: принцесса лично вменила мне обвинение в вандализме и чудовищный штраф! Ничтоже сумняшеся она тут же села обратно за свою книгу, а меня выдворили из замка!

Толпа, к вящему неудовольствию Рокфора, взорвалась хохотом.

— Ничему не учится, — хмыкнул Слипстар озадаченно.

Какая ошибка закралась в историю Рокфора?

.
.
.
.
.
.
.
.

Если бы окно разбилось вдребезги, принцесса не смогла бы так просто сесть за чтение: шквальный ветер задул бы свечи и погрузил кабинет во мрак.

12—Крупная сделка

Слипстар с наслаждением облизал ложечку.

— Изумительный мёд!

— Очень рад, что вам нравится, — отозвался Швитцер Гудс, магнат, владелец обширной сети магазинов и просто хороший друг. — Устроитель сегодняшнего вечера Хани Вордс… подыскивает себе инвесторов.

Хани Вордс представился как пчеловод из Доджа, правда, мне было всё как-то не досуг навестить пасеку. Но что ни говори, мёд у него это что-то с чем-то! Почти не портится, в отличие от конкурентных сортов, как объяснял Вордс. Он хочет открыть фабрику в районе Бакстона.

— Интересуетесь?

— Разумеется, — торопливо произнёс Швитцер, поглядывая на Хани Вордса, виляющего хвостом перед местными нобилями. — Где бы я был сегодня, не умей я идти на риск. Вы сами пробовали продукт — это беспроигрышный вариант, разве нет?

— Отнюдь, — возразил Слипстар, — позвольте дать совет: держите бумажник поближе к телу и подальше от Вордса!

Почему же?

.
.
.
.
.
.
.
.

Слипстар раскусил Хани Вордса — вовсе не пчеловода из Доджа, а хитрого афериста. Натуральный мёд, сколь бы изумителен ни был на вкус, не портится.

13—Мёртвый певец

Слипстар брился перед зеркалом, когда дверной звонок отчаянно затрезвонил. Обмыв лицо, жеребец пошёл открывать и с удивлением увидел в дверном глазке встревоженное лицо инспектора Уормстеда.

— Не хочу признаваться, Слип, — заговорил тот, переступая порог, — но мне нужна помощь. Пару дней тому назад в своём доме покончил с жизнью Тоуни Орандж.

— Не может быть! — ахнул Слипстар.

— Орандж лечился от депрессии, — пояснил Уормстед. — С ним жила сестра Флора, и вот она утверждает, что он тайком признавался ей в желании умереть.

Накануне смерти Тоуни ушёл на веранду и упражнялся в пении часа два. “Только как-то необычно, — как сказала Флора, — очень красиво, но печально”. Когда Орандж закончил, сестра позвала его ужинать, но тот не ответил. Ей надоело ждать, поэтому она вышла из дому — а Тоуни лежит на полу. Рядом было несколько таких.

Он показал цветок с красивым розовым бутончиком и продолжил:

— Наш коронер подтверждает, что смерть Тоуни вызвало отравление рододендроном.

— Но ты не веришь, что это было самоубийство?

Уормстед раздул щёки:

— Понятия не имею. Может, валяю дурака.

Слипстар покачал головой и произнёс:

— Не в этот раз, инспектор.

Что вызвало у Слипстара подозрение?

.
.
.
.
.
.
.
.

Будь всё действительно так, как описала Флора, Тоуни Орандж не смог бы петь — ни красиво, ни печально, вообще никак. Опасная доза рододендрона вызывает у лошадиных сбивчивое дыхание, потерю координации, судороги и паралич.

14—Гамбит ловеласа

— Поверить не могу! — восклицал Томкэт, незадавшийся казанова, пока Слипстар разливал чай. — Я… я сообразил шедевральную идею, а Лили смотрела на меня как на пустое место!

Она — птичка высокого полёта, и отец у неё располагает очень нескромным фамильным “гнёздышком”. Вчера в его честь устраивали званый вечер, я сидел у бара и выпивал, как вдруг выходит она — красавица, кокетка, просто ах!

Тут какое дело: отец Лили без ума от шахмат и пригласил несколько высоких лбов. Пока разносили алкоголь, они с ажиотажем резались в фигуры. Сама же Лили на моих глазах посрамила двоих-троих мастеров — за ней было не так-то просто приударить.

Томкэт отпил чаю и заметно скривился.

— Ты продолжай, — подбодрил Слипстар.

— Ну, я выждал где-то с полчаса, потом подошёл к Лили и заявил, что могу играть за восемью досками сразу и набить недурной счёт. Другие изрядно напились и слушали вполуха, но быстро оживились, когда я предложил это доказать. Очень скоро все гости следили за тем, как я вытряхивал деньги из восьмерых заслуженных гроссмейстеров. Под конец я вышел на ничью: проиграл четверым, но победил вторую половину. Знаешь… удостоился оваций!

— Но не сердца помянутой леди?

Томкэт горько вздохнул.

— Эх, старина, не в бровь, а в глаз. Она только посмеялась и хвостом махнула!

— Мои соболезнования, — улыбнулся Слипстар, — хоть ты и умно́ всё обставил.

Как удалось Томкэту обыграть гроссмейстеров?

.
.
.
.
.
.
.
.

Одна только Лили обратила внимание, что Томкэт просто копирует ходы оппонентов таким образом, что они, по сути, играют друг с другом. Определив каждому противнику по паре, Томкэт сделал так, что одна половина гроссмейстеров через него обыграла другую половину — четыре победы, четыре поражения.

15—Потасовка

Кримзон Куилл, крякнув, нагнулся и подобрал с пола оброненную ручку. Слипстар раздвинул занавески, впуская в гостиную солнечный свет. Тихо напевая под нос, мисс Айвори гладила кошек, то и дело почёсывая их за ушами.

— Давайте яснее, мисс Айвори, — Куилл удручённо потёр глаза. — Нам некогда рассиживаться.

— Я только кормила Титуса, — заговорила кобыла, — когда на улице поднялся гомон. Оттуда, с кухни, видно было плохонько, и я даже сообразить ничего не успела — кто-то громко позвал на помощь!

— Глейд Вингс, да, — Куилл с шумом втянул воздух через зубы. — Он сильно пострадал. Врачи обещают, что поправится.

— Отрадно слышать, право слово! — Мисс Айвори горячо закивала. — Что-то гулко хлопнуло, как от удара, потом крики, ну, я и побежала сюда к окну посмотреть.

…А там — ужас! кошмар! Он, с дубинкой в копыте, нависает над бедным мистером Вингсом, как какое-то дикое животное! Негодяй хватил его по голове ещё раз и тут заметил меня в окне, я вскрикнула, а он бросился на утёк! Я сразу позвонила в участок, и полицейские скоро приехали, чуть раньше вас, минут на двадцать.

Само собой, я с радостью опишу вам подозреваемого, мистер Куилл. Ваше вечернее издание принимает истории от читателей, правда?

— Суду свои истории расскажете, — рявкнул Куилл, вскочив на ноги. — О ложных показаниях я сообщу куда следует.

Слипстар придержал дверь.

Что было не так в изложении мисс Айвори?

.
.
.
.
.
.
.
.

Мисс Айвори снова попыталась пробраться с выдуманной историей в газету. По её словам, она наблюдала за потасовкой из окна гостиной — занавески же там были задёрнуты, пока их не раздвинул Слипстар.

16—Пропавшая без вести

— Спринг Степ не появляется дома седьмые сутки, — негромко проговорил инспектор Уормстед. За спиной у него, насвистывая, прошёл с тележкой молочник. — Мы перевернули дом сверху донизу, но — ни одной зацепки. Что прикажешь делать?

Слипстар глубоко втянул носом воздух и переступил порог. Следующие полчаса не принесли ощутимых плодов: он, как и констебли, не сумел отыскать ни одной улики.

— Как сквозь землю провалилась, — прокомментировал Уормстед после того, как детектив вышел обратно на улицу. — Только ума не приложу зачем. Соседи, коллеги — все как один отмечают, что она весьма скромная и замкнутая кобыла. Вляпается во что-нибудь, хоть даже будь оно у неё перед носом. Ты же не думаешь, что с ней?..

Слипстар присел у пустого порога и подобрал одинокий, давно забытый конверт. Он быстро пробежал глазами по строчкам.

— Просто счета… — пробормотал он хмуро. Крепко задумавшись, он обвёл садик у дома бессмысленным взглядом.

— Ничего нового? — поинтересовался Уормстед у констебля, вышедшего на улицу через дверь-створки.

Тот покачал головой.

— Боюсь, никаких новостей, сэр.

— Есть у меня несколько мыслей, — тихо произнёс Слипстар.

Что именно заподозрил Слипстар?

.
.
.
.
.
.
.
.

Подозрительным выглядит то, что спустя целую неделю у порога мисс Спринг Степ лежит только корреспонденция. Не знай молочник об её пропаже, он оставил бы бутылку с молоком хотя бы раз.

17—Записка адвоката

Слпипстар шёл по улице в районе шори, когда тишину разорвал громкий хлопок. Через пару мгновений из дверей юридической конторы вылетел запыхавшийся молодой жеребец.

— Стойте! — прокричал он. — Там… шеф застрелился!

Слипстар поспешил вслед за ним на второй этаж. В кабинете, упав лицом на стол, лежал пони с дырой в виске, из которой струилась кровь; рядом покоились пистолет и клочок бумаги. Детектив без промедления позвонил в участок.

“Дорогой мой Нейстон, мне жаль, что до этого дошло. Будь я молод, я бы подал на ‘Джорнал’ иск о сплетнях, но пони моих лет нет другого выбора. Мне больно так внезапно покидать тебя. Вообщем ты уж прости старого дурака. До свидание”.

Слипстар перечитал записку ещё раз и, пока инспектор Уормстед с констеблями осматривали место происшествия, обратился с вопросами к юноше:

— Вы Нейстон?

— Нейстон Коул, да, — ответил тот. — Я работаю… работал у мистера Браунфайла секретарём. Это из-за этой желтушной газетёнки! Из-за гнусной “Кантерлот-Джорнал” и ихней охоты на ведьм! В том месяце они выдали статью, мол, партия шори увязла в коррупции и берёт взятки у профсоюзов. Шефу не раз угрожали смертью, но теперь что толку…

Он гневно раздул ноздри.

— Мистер Браунфайл был хорошим юристом? — спросил Слипстар.

— Лучшим. Он был без ума от работы, так писал документы, что червячок носа не подточит.

— Понимаю, — покивал Слипстар.

— Всё тут ясно как день, — вынес вердикт Уормстед спустя час, когда тело вынесли из конторы. — Жаль шельму, но мир без него не рухнет.

— По-твоему, это самоубийство?

— А я что-то упускаю? — Уормстед нахмурился.

— Да, — сказал Слипстар, — пару нюансов.

Что за нюансы Слипстар имел в виду?

.
.
.
.
.
.
.
.

Слипстар понял, что в деле каким-то образом замешан Нейстон Коул. По его словам выходило, что мистер Браунфайл изумительно разбирался в юриспруденции, но он ни за что бы не написал такой безграмотной предсмертной записки: 1) иск о “сплетнях” вместо “клеветы”; 2) пропущенное “у” во второй части этого же предложения; 3) грубые ошибки в словах “в общем” и “до свидания”. Записка явно принадлежала не ему.

18—Огненный божок

Утро выдалось богатым на события, так что Слипстар решил свернуть с оживлённых улиц и срезать через Кантерлотский парк. Как на удачу, на бесславном “уголке ораторов” выступал Рокфор из Антиаликорньей лиги. Слипстар даже сбавил шаг и вслушался: агитатор брызжа слюной изобличал власть имущих.

— …Но помимо этих грязных делишек, — декламировал он наперекор неодобрительному ропоту, — принцесса транжирит ваши потом и кровью заработанные монеты на безделушки, а стребуй у неё ответа — прибегает к насилию!

Слушатели неодобрительно загудели, но Рокфор лишь фыркнул:

— Верьте чему хотите, однако знайте, что я стою пред вами свидетелем и жертвою её репрессий!

Не далее как две недели назад я, отстояв четыре часа в очереди, пробрался в замок. Стража бдела, чтобы никто из группы не прошмыгнул на верхние этажи, но я сумел отбиться и прокрался вслед за принцессой. Зал, куда она зашла, был набит грудами дорогих безделиц, в частности был там один бронзовый божок какого-то многоглавого зверя. “На это уходят средства из казны!” — подумал я, застыв как громом поражённый, где и был замечен.

Принцессу обуяла ярость! Она спустила с рога заклинание, но промахнулась и разбила витрину с божком! Идол отлетел, чиркнул по стене, высек искру — гобелены занялись огнём! В страхе за свою шкуру принцесса призвала другое заклятье, развеяв пламя, и обвинила меня в вандализме, присудив штраф, большой штраф! Конечно, она возвратилась к своей коллекции, а меня велела вышвырнуть из замка!

Под дружный гогот слушателей Слипстар только ухмыльнулся.

— Совсем не стараешься, — хмыкнул он под нос.

Что за нелепица закралась в рассказ Рокфора?

.
.
.
.
.
.
.
.

Идол не мог ничего поджечь хотя бы потому, что был сделан из бронзы — это не кремень и огниво, способные высечь достаточный сноп искр.