Записка о походе за горный хребет на северных границах

Огонёк

Чего я ожидал: прикосновения знакомой мысли, ответного взгляда? Сейчас уже невозможно вспомнить. Но я точно почувствовал искру тепла. Живое ли тепло, тепло ли огня? Я ощутил его всего на мгновение, после чего, истощённый, был вынужден вернуться в своё тело. Мои спутники молча смотрели на меня.

“Он там, я увидел его”, — соврал я уверенно.

Только Ваши Высочества смогут понять, чего стоило мне тогда твёрдо двинуться вперёд, не изменившись в лице. До моего “светлячка” должно было быть около часа шагом, но в разошедшемся буране это могло быть и полдня. И это если нам удастся не сбиться с пути. Один из земнопони пришёл на помощь и пошёл впереди меня, протаптывая дорогу в ощутимом уже снегу. Я почувствовал себя у обрыва под названием “пан или пропал”, с которого вёл только узенький мостик в неизвестность.

В конце концов мы упёрлись в ту самую реку, которую я видел раньше. Солнце окончательно скрылось, тучи и снег отрезали нас от взглядов ночных светил. Только мой рог освещал теперь путь. Пегасы, несмотря на разогнавшуюся уже пургу, перенесли нас и наши лёгкие припасы на другой берег, и тогда я впервые увидел цель нашего пути. Всего лишь в нескольких минутах — буквально протянуть копыто — сквозь снег светил слабый жёлтый огонёк. Он мерцал и словно бы покачивался, но упорно продолжал гореть. Что есть мочи мы припустили к источнику света. Я старался не думать о значении этого слабого свечения в моей карьере, в представлениях пони о мире за пределами Эквестрии. Я просто пробирался сквозь снег в надежде, что замеченная капля тепла не ограничена огоньком.

Маленький, грубо собранный фонарик разбрасывал свет. По четырём сторонам у него были проделаны окошки, закрытые закопчённой слюдой, внутри трепыхалось свечное пламя. Из верхней части приветливо и очень по-домашнему вырывался дымок, но его быстро развеивали хлёсткие порывы ветра. Висел фонарик на одной из опор внушительного шатра. Насколько мне было видно, шатёр представлял собой многоугольник в плане, а общей формой напоминал усечённую пирамиду. Подойдя поближе, я разглядел узор трещинок и бороздочек на покрывавшей его глине, а затем — тёмный квадрат полога. Стоит ли писать, что такого фонаря никогда не было в числе нашего снаряжения, а подобное сооружение я и вовсе видел впервые.

Время осторожничать прошло, и я без промедления коснулся полога. Это был толстый, грубый войлок, за собой он скрывал проём высотой чуть меньше роста взрослого пони. Пригнувшись, я вошёл внутрь и на всякий случай поднял переднюю ногу в некоем неопределённом смешении предостерегающего и умиротворяющего жеста. Но никого не было. Я усилил свечение рога и пропустил внутрь остальную часть экспедиции. В загадочном шатре было определённо тепло.

Аккуратно, глядя под ноги и тщательно всматриваясь в царящий полумрак, мы принялись изучать обстановку. Сказать по правде, я чувствовал себя жеребёнком, что забрался в пустую драконью пещеру и перебирает сокровища, пока хозяина пещеры нет на месте. Так что последнее, чего мне хотелось — это какое-нибудь незамеченное сокровище испортить. Шатёр был просторен внутри, поменьше большинства домов пони, но отсутствие стен создавало впечатление простора. В воздухе стоял тяжёлый запах дыма, и немного щипало глаза. Прямо напротив входа, посередине, тлели угли открытого очага — кто-то подкладывал дров не далее как три часа тому назад. Подобие циновок на полу, а у стен — неопределимый мелкий скарб и инструменты. Наконец взгляд мой упал на здоровенный короб тёмного дерева у дальней стенки, который вместил бы и пони. На нём лежала куча тряпья — и тряпьё это пошевелилось.

Тихо, чтобы не пробудить неведомое, я подал знак своим спутникам, а сам стал медленно пробираться к источнику движения. Каково же было моё удивление, когда после очередного шевеления из-под тряпок свиснул сиреневый хвост нашего потерянного земнопони! Отбросив всякий страх, я немедленно подскочил и разворошил куль из — как оказалось — шерстяных одеял. Под ними лежал наш товарищ.

Он явно спал, и сейчас только начал просыпаться. Задняя нога его была перемотана тёмной тканью, под которой виднелись рёбра дощечек. Мы встретились взглядами и с облегчением обнялись. С души моей свалилась глыба гранита: все живы, есть ещё шанс вернуться с честью. Я ощутил общее ободрение, когда участники моей маленькой экспедиции приветствовали своего спутника, каждый проверял, цел ли он, а тот сначала отшучивался, но затем, когда голоса умолкли, принялся рассказывать.

Оказывается, при “переправе” он быстро оказался вблизи противоположной стороны, но скорость сыграла с ним злую шутку, когда туман превратил камень в скользкий каток. Он пропустил выход, попал на камни, потерял равновесие и больше не мог подняться. Его потащило на боку вниз, мимо спасительного выхода. Когда же он попытался заскочить в одну из трещин, то с такой силой ударился о каменную стену, что, хоть и сумел остановиться, но по огню в ноге понял: далеко он сам уже вряд ли уйдёт. И всё бы ничего, но при этом он умудрился запутаться в верёвке, и, как только остальной отряд начал вытягивать концы, она потащила его к выходу, обратно на убийственный ураган, и так туго сдавила шею, что он решил: пускай сейчас его потеряют, но он хотя бы выживет, чтобы позже его можно было найти. И так он, отчаянно извернувшись, невзирая на боль в ноге, сумел отрезать силовой пояс и потерял сознание.

Слушая рассказ, я одновременно изучал шатёр. Изнутри ясно были видны длинные изогнутые жерди, что сходились вверху и линиями своими образовывали силуэт этого сооружения. На высоте примерно на голову выше меня их подпирали дополнительные деревянные столбики с перекладинами, на которых висели травы и мелкая утварь. Все деревянные детали покрывала старательная резьба, а поверх неё — слой копоти. Я заметил множество изделий из бересты, а также из самородных гладко отполированных сучков причудливой формы; мелкие приспособления из кости. Немногочисленными были металлические предметы, и среди них не было ни одного одинакового. Сундук, на котором спал наш товарищ, окружали блюдечки с благовониями — только теперь я разобрал их терпкий привкус. Я присмотрелся к орнаментам. В основном, среди геометричных узоров мне удалось рассмотреть силуэты, похожие на оленей, между ними сновали рыбы. Были и прочие явно четвероногие существа, но их распознать мне не удалось. Перед самым поясом перекладин в рисунок входили языки пламени. Между существами они проскальзывали вверх и на перекладинах встречались… Ваше Высочество, можно много спорить о том, как в разных областях изображают одних и тех же древних, сказочных уже персонажей, но я совершенно точно уверен, что верхний ярус по кольцу покрывал хоровод из Виндиго. Они были изображены в разных позах, и повсюду их встречали язычки пламени. Означало ли это борьбу с ними, подчинение их воли, стремление к подражанию? Было ли это просто элементом декора? В тот момент я допускал любой из этих вариантов.

Тем временем наш товарищ перешёл к следующей части рассказа. После травмы на перевале Бизона он потерял сознание. Очнулся же он, ощущая, как его куда-то несут, и далеко не сразу понял, что несём его не мы. Сперва его удивило, что носильщик — один, да ещё и без наших обыкновенных сумок. Он чувствовал необыкновенную слабость, но вместе с тем — облегчение боли в ноге. Наш земнопони признался, что тогда предположил худшее: ногу отняли, и сейчас он истекает кровью. Не в силах полностью владеть своим телом, он обратился к тому, кто его нёс, — и услышал ответ, очень похожий на речь. В дороге он впал в забытьё.

Я осмотрел земнопони. Ах, если бы только мы дождались, когда освободился от своих бесконечных работ доктор Джекол Трейдс… Это прекрасный доктор, Ваше Высочество! На его лекциях я всегда поражаюсь, к каким удивительным выводам можно приходить, только лишь взглянув на больного пони или поговорив с ним о его детстве. Но увы, мы были предоставлены сами себе. Шины оказались собраны из достаточно примитивных, подручных материалов, но работу свою явно выполняли. Поначалу отталкивающее своим видом, бурое полотно, что играло роль бинтов, на поверку оказалось сухим и свежим, слабо отдающим какими-то травами. Повязка на ноге выглядела основательной, и, ощупав соседние участки ноги и послушав пострадавшего, я не стал её разбирать. Я восстановил шину — она получилась разве что немного изящнее в узлах. О нашем земнопони явно хорошо позаботились, а слабость у него была скорее всего из-за незнакомых его организму трав и и отваров. Но это не меняло главного: полноценно опираться на ногу он всё равно не мог, и группе пришлось бы идти намного медленнее.

Тогда главным вопросом для меня был: что же предпринять дальше? Выходить ли прямо сейчас и искать место для собственной стоянки, или же злоупотребить неожиданным гостеприимством? Будь неизвестные хозяева враждебно настроены, нашему земнопони не оказали бы такую помощь, — а значит, мы скорее всего можем заночевать без страха за жизнь. Но мне отчаянно не давали покоя отголоски магии на перевале и само его отвратительное природе поведение. Я призвал своих товарищей собираться — мы пройдём назад тем же путём и заночуем в тени первых кряжей. Возможно, голос мой был тогда не слишком уверенный, или же мы и вправду устали, но пони, что стоял ближе всех к выходу, вдруг стал возмущаться, явно не желая выходить в пургу. Снаружи действительно изрядно завывало, и даже внутри мы инстинктивно жались поближе к тёплому углу с сундуком. Тогда я решительно вышел вперёд и откинул полог.

Снежинки мягко касались носа, и как всегда бывает, когда зимой выходишь из тёплого дома, холод вовсе не чувствовался. Я застыл в нерешительности. Следы наши совсем уже замело, снег белыми искорками суетился в свете моего рога. О том, в какой стороне сейчас тропа на перевал, можно было разве что гадать, а идти к ней — по компасу. Тоска и чувство бессилия стали накатывать липкими волнами. За моей спиной пони деловито подложили дров в очаг, раздули его и зажгли лучины, словно не поверив в скорый выход.

“Мистер Каулик, закройте, пожалуйста — дует”.

Похоже, всё уже было решено без меня. Пытался ли я что-либо изменить? Едва ли. Сквозь пелену досады я видел, как слабеет мой магический свет. Весело затрещавший очаг показался мне тогда язвительным шутом, который только и делает, что пытается обидными шуточками выгнать меня на мороз. Мутные тени потянулись по стенкам шатра, физиономии моих товарищей теряли резкость. Я не мог поймать взгляд ни одного из них, они словно специально отворачивались, занимаясь какими-то своими мелкими делами. Тогда я снова обернулся к пурге на улице — и, клянусь своей шевелюрой, на меня посмотрели в ответ!

То было лишь неясное чувство присутствия, продлившееся всего мгновение. Но мой рог ощутимо заныл, а с глаз спала пелена: по стенкам шатра действительно скользили тени! Я проследил их движение и ужаснулся: прямо у меня под ногами в тепло шатра незаметно сочился сизый дымок... Наваждение прошло, стоило мне задёрнуть полог. Нос заполнил аромат благовоний, зрение моё вернулось к норме. Очаг уже не смеялся надо мной, а просто излучал мягкое домашнее тепло, пони моей экспедиции разумно готовились ко сну в тёплом углу жилища. Пожалуй, не лучшее время, чтобы упорствовать.

Утром меня разбудил неясный рассеянный свет. Через отверстие в потолке, как сквозь световую шахту, пробивался рассвет. Дым от очага и благовоний вяло крутился в этом освещённом конусе воздуха. Некоторые мои спутники тоже уже проснулись: кто размеренно перекладывал вещи, другие аккуратно расставляли над очагом нашу треногу под котелок. Хозяев шатра пока не было видно. Слушая разгорающиеся поленья и вдыхая ставший уже привычным запах дыма, я начинал ощущать уют и тепло настоящего дома. Пора было осмотреться.

От вчерашнего бурана не осталось и следа. Земля уже успела достаточно прогреться за первый летний месяц, и только редкие тающие снежники в тени напоминали о ненастье. По светлеющему небу резво бежали отдельные маленькие облачка, на востоке росла тусклая, серо-зеленоватая заря. День обещал быть ветреным. Прямо у входа лежал пони.