Сделка

Глава 01: Вишня

В полупрозрачном браслете, лежащем между тюбиками шампуня с ароматом розового сандала и крема для ухода за короткой шерстью, зажёгся бирюзовый огонёк, сигнализируя о входящем вызове, а затем зазвучала назойливая мелодия, вгрызающаяся в гитарное соло фоновой песни. Умиротворяющая идиллия развеялась, рухнула, как подточенная ржавчиной опора. Колыхающаяся на почти горячей воде пена расступилась, выпуская тонкую руку, и мокрые пальцы оставили след на зеркале, где вторя комму мигал индикатор сенсорной панели. Потухла музыка, погружая в полную тишину ванную, способную посоперничать размерами с иной гостиной, а после включилась громкая связь.

— Привет.

В высоком, почти детском голосе девушки, расслабленно расположившейся в выключенном джакузи, звучало ничем не скрываемое недовольство. Её привлекающая внимание с первых слов лёгкая хрипотца сейчас выражала эмоции гревшейся на солнце ящерицы, внезапно обнаружившей себя в тени тучи.

— Привет. Ты занята?

— Не то чтобы… принимала ванну.

Она любила показать характер, но никогда не перегибала палку. Всего лишь черта её образа – не более, и она не должна настраивать против неё собеседников. Особенно таких.

— В два часа дня? Зная тебя, ставлю, что ты там с полудня валяешься.

— Это моё дело.

— Я тебя совсем избаловал, надо будет заняться этим на досуге.

Звучащий из динамика низкий, резкий мужской голос отразил улыбку говорившего – он ничуть не возражал против подобных излишеств, пока это не вредит делу.

— Прервал мой отдых, а теперь угрожает! — так же беззлобно возмутилась девушка и, не удержавшись, хихикнула. — Ладно, чего звонишь? Ты ещё ни разу не набирал меня просто чтобы спросить, как дела.

— Мы с тобой видимся не настолько редко, чтобы соскучиться по подобному пустому трёпу. «Дионис», через полчаса, на моё имя.

— О-о, приглашение на обед? Я бы предпочла ужи… — она запнулась на полуфразе, расслышав короткие гудки. Как грубо. Впрочем, он всегда был таким – прямолинейным как поезд и примерно таким же напористым. Можно остановить разве что другим, встречным поездом.

Закатив глаза и вздохнув, девушка ткнула всё ещё сохранившим перстень из пены пальцем в сенсор, активировала режим самоочистки джакузи и нехотя поднялась из убаюкивающе-нежного жара пропитанной косметическими маслами воды.

Длинные плюсны свесились с украшенного узором клеточек всех оттенков золота бортика, короткий толчок тонких изящных рук выбрасывает грациозное и совсем невесомое тельце из пены, и копытца глухо шлёпают о резиновый коврик, увитый геометричным узором всё тех же золотых тонов. Спустя мгновение шум капающей воды заглушила работа фена, продувающего бархатистую лимонно-кремовую шёрстку, короткую гриву цвета безлунной ночи и такой же хвост.

Ресторан «Дионис» располагался почти в семи километрах от шпиля «L' Avenir», но расстояния перестали иметь значение уже много десятилетий назад, когда первый серийный флаер сошёл с конвейера. Укладка причёски-каре, не слишком долгий выбор одежды в гардеробной на втором этаже, капелька лести собственному отражению – отражение игриво подмигнуло, и наконец поездка на лифте к грави-парковке. Чёрная подобно нефти сверкающая капля в ломанных орнаментах золотых линий медленно воспарила над платформой, словно пробуждаясь ото сна развернулась на север, и автопилот выбросил машину вперёд, почти мгновенно набрав крейсерскую скорость. Пассажирка всегда любила чувствовать скорость, когда инерция вжимает в спинку, а в груди на мгновение вспыхивает невесомый трепет.

Заведения, подобные «Дионису», всегда строго следят за дресс-кодом гостей, требуя с них эту небольшую дополнительную плату за право воспользоваться десятизвёздочным сервисом. Здесь не очень любят синтетов, щеголяющих в кожаных курточках по пояс и джинсовых бриджах, но услышав имя бронировавшего, портье вновь стал дружелюбнейшим существом на свете с почти неестественной быстротой. В приватные VIP-залы гости могли приходить хоть в карнавальных костюмах.

Снова лифт, незаметный сканер чипа над дверью опознал визитёра, и двери гостеприимно разъехались почти бесшумно. Белые квадраты и прямоугольники декоративных панелей, разбросанные в упорядоченном хаосе и оттенённые зеленью живых экзотических растений, яркий дневной свет огромных сферических светильников, небрежно разбросанных под пятиметровым потолком и плавная, почти теряющаяся на грани восприятия музыка, минуя слух ласкающая сознание. Гостье не нравилось – слишком светло и спокойно.

Поджидавший её партнёр, претендовавший на титул «друга», поджидал возле розового куста, почти незаметный на фоне интерьера. Дерек Вьениж – один из самых эксцентричных гроссмейстеров Высшего Света, и эта эксцентричность бросала вызов. Человек, модифицировавший своё тело и утративший человеческий облик: белая кожа, белые перья на лице, полное отсутствие носа, замещённого двумя щелями дыхательных клапанов. Человек, переписавший свою фамилию на слово «Венеция» в прочтении одного из мёртвых языков – французского, хотя все, кому это было нужно, прекрасно знали, наследником какого рода он является. Человек, за победу в споре получивший Шпиль, и на следующий же день проигравший его в Го. Человек, оказывающий протекцию синтетам.

— Привет, Дерек!

— Рад, что ты не задержалась, Лина.

Эвелин Риальто, с лёгкой руки покровителя получившая вместо фамилии название одного из кварталов старой Венеции, совершенно по-подростковому плюхнулась на стул напротив собеседника. Он всегда поощрял фривольное и панибратское поведение в неформальной обстановке, и сейчас сам сидел в полурасстёгнутой рубашке с закатанными рукавами. Разве что так же беспечно плюхаться на стулья не мог – его могучая тушка, совсем немного не дотягивающая до центнера чистой мускулатуры, могла бы ненароком попортить мебель.

— И это всё, на что тебя хватило? — девушка-синтет презрительно подцепила двумя пальцами чашечку чёрного кофе, стоявшую возле блюдца с тремя круассанами. — Я-то думала, мы пообедаем.

— Ты просыпаешься в одиннадцать – ты недавно завтракала.

— У меня быстрый метаболизм! Я уже проголодалась.

Короткий смешок – он ни на миг не поверил в эту чушь, но подыграл. Короткий щелчок пальцами, и словно из ниоткуда возник официант-дриада. Синтет, очень правдоподобно изображающий создание из древесных волокон, даже с листиками в некоторых частях тела.

— Что же, попроси чего-то посытнее.

— М-м… Ванильное мороженое в шоколадной глазури! И лимонад. Как можно кислее.

Послушно кивнув, дриада так же неуловимо растворилась в окружающем пейзаже.

— Не очень-то похоже на обед, — в раскосых глазах Дерека, солнечно-жёлтых в чёрной обводке естественного окраса, сверкали искорки смеха.

За это он и дал Эвелин шанс: ей хватало наглости вести себя как ребёнок даже в самом элитном окружении. Причём именно наглости, а не глупости – девушка прекрасно знала, когда может позволить себе ребячество, а когда обязана следовать строгому этикету.

— С чем круассаны? — вместо ответа поинтересовалась собеседница, пригубившая кофе и с удовлетворением ощутившая приторный от переизбытка сахара вкус.

— Два с вишнёвым джемом, один с трюфельным шоколадом.

Она на миг застыла, затем откинулась на спинку стула и гневно фыркнула. Не было на свете ничего вкуснее трюфельного шоколада, но если не угадать – откусишь мерзопакостную дрянь. Кто вообще в здравом уме станет есть что-то, сделанное из вишни?

— Ты… ты монстр.

— Ничуть! Я – азартный игрок.

Девушка хмыкнула:

— Одно и то же.

Модификант лишь благодушно рассмеялся. Его образ жизни восхищал протеже, и та просто обожала это острое чувство риска в невинных забавах, когда поражение и победа принесут одинаковую радость, просто с разным оттенком.

Тонкие чёрные пальцы замерли над одним из круассанов, но дрогнули и вновь опустились на стол. Интуиция пока молчала.

— Так, зачем ты меня позвал?

— Почитать тебе скучные нотации о твоём поведении, — с совершенно нейтральной маской на лице, Дерек поднёс к губам собственную чашку кофе, в его могучей руке кажущуюся игрушкой из кукольного набора.

Бровь собеседницы скептично приподнялась.

Всё ещё ноль эмоций на причудливом лице не-человека.

— Ну ладно, это глупо, ты звал меня не за этим.

— Ты становишься слишком праздной, Эвелин. В один прекрасный день ты просто не сможешь вовремя собраться с мыслями.

— И это мне говорит тот, кто устраивает вечеринки, длящиеся неделями!

— Самоуверенно с твоей стороны сравнивать себя и меня.

— А с твоей – заносчиво считать меня бестолочью!

— Тебе всего девятнадцать, ты пока бестолочь и есть… — Эвелин уже хотела было вспыхнуть праведным гневом, но наконец модификант прекратил маскарад и улыбнулся: — за это ты мне и нравишься.

Отразив неопределённым жестом какофонию собственных чувств, девушка отвернулась и скрестила руки на груди.

— Спасибо. Но это всё равно было слишком. Старпёр.

Она не знала точно, сколько приятелю лет, но догадывалась, что сильно больше сотни, хоть он и ведёт себя как подросток временами. Как она сама. И это подкупало.

— Пока не переживай об этом, мне нравятся твои успехи, — в извечно напористых порывах голоса промелькнула искренняя теплота. — Конечно же, на самом деле я позвал тебя по другой причине.

Только что насуплено дувшая губки, синтет навалилась на стол, даже не пытаясь скрыть вмиг прорезавшийся интерес.

— У тебя будет сосед.

Интерес плавно сменился замешательством.

— Что?.. Какой ещё сосед? Ты имеешь ввиду… он будет жить, э-э, в моём пент-хаусе?

— Да. Неужели тебе жалко? У тебя три этажа и четырнадцать комнат – тесно вам не будет.

Она даже подскочила, нависнув над столиком:

— Но кто?! Это… это парень? Девушка? Она моложе меня или старше? — вопросы сыпались под стать темпераменту – сумбурно и все сразу. — Я его или её знаю?! Почему вообще я должна с кем-то делиться? В чём подвох?

Девчонку едва не разрывало от любопытства, и собеседник, не выдержав, расхохотался. Но вопросы прекратились: мало кто любит, когда над ним смеются, и Эвелин не была исключением. На время захлопнув варежку и собрав всё немногое терпение в кулак, она опустилась обратно на стул.

— Ладно, давай по порядку. Это парень…

Ушки синтета поникли.

— …младше тебя, — оттянув, добавил мужчина.

Девушка чуть прищурилась: что за мальчишку она должна принять? Когда-то Эвелин носила иную фамилию и иное имя, её чип был другого цвета, и жизнь в те времена казалась сущим Адом. Она не любила мальчишек. Очень не любила.

— Ты не знаешь его, да и он тебя сегодня впервые увидит. Но ты возьмёшь его, потому что об этом попросила одна твоя знакомая – Кет. Да, та самая Кет. А подвох…

Снова нарочито драматичная пауза, и собеседница отвалилась на спинку, слабо улыбаясь – он играл с ней как кошка с мышкой, и она ничего не могла поделать. Да и не хотела, если говорить откровенно.

— Это пони. Из девятого поколения мультсериала, Кабэдж.

Улыбка мгновенно испарилась с мордочки девушки, уши агрессивно прижались к затылку, а брови сошлись к переносице.

— Не играй так со мной. Ты же знаешь, как я к этому отношусь. У тебя отвратительные шутки.

Только что беззаботный и даже игривый голос вдруг зазвучал холодно и резко, а в хрипотце звучал удар металла о металл, словно каждое слово ковалось на наковальне отторжения молотом злости.

— Это не шутка, — до этого сидевший расслабленно, Дерек медленно, но неотвратимо подался вперёд, и столик жалобно скрипнул под массой его авторитета.

Два взгляда встретились: смятение и беспрекословность, ярость и неизбежность, мольба и… тень прожитых веков.

Тихий стук разрушил этот гипнотический контакт, причинявший Эвелин почти физическую боль.

— Ваш заказ, мисс Риальто, — прошелестела дриада.

Сбросив мучительное наваждение, девушка тряхнула головой и пододвинула к себе лимонад.

— Спасибо. Свободен.

Официант вновь растаял.

Едкая кислота охватила язык, обволокла рот, скользнула в пищевод и отдалась в мозг, вызывая характерную гримасу на моське. Стало немного легче.

— Я ни в чём перед тобой не провинилась, Дерек.

— Это не наказание.

— Это пытка.

— Это вызов.

— Вызов?.. Ты бросаешь мне вызов?

— Да. Ты хочешь сдаться прямо сейчас?

Она вновь встретила его взгляд, но на этот раз куда увереннее. На губах медленно растянулась усмешка. О нет, она примет вызов. Перешагнув через себя, с безумной улыбкой и блеском безрассудства в глазах, но теперь она новая личность, теперь она может себе позволить принципы… Новый образ не подразумевает трусости и слабости. Не подразумевает бегства от вызовов.

— Я тебя ненавижу.

Не без облегчения синтет увидела на лице собеседника радушную улыбку.

— Приму это за «да», — вдруг решив поизображать дурачка, фальшивым голосом модификант добавил: — И что же не так? Ты ведь тоже пони – почему же тебе не нравятся другие пони?

Запихнув в рот полную ложку мороженого, Эвелин гордо показала негодяю средний палец. Одновременно и выражая мнение о его издёвке, и напоминая, что в мультфильмах пони были четвероногими, а не гуманоидами, и пальцы показывать не могли.

— Ой, да брось, — не выходил из роли Дерек, — Джанет тоже пони!

Ещё одна демонстративно съеденная ложка десерта и здоровенный глоток лимонада, на этот раз совершенно никак не отразившийся в мимике.

— Не смей трогать Джанет.

Модификант примиряюще поднял здоровенную ладонь и наконец перестал кривляться.

— Ладно, закончим. Ты всё ещё плохо держишь удар, не смотря на старание, — мордочка собеседницы на мгновение сморщилась от досады на себя, а мужчина продолжил: Вернёмся к делу. Кабэдж останется с синим чипом.

— С синим? И кто его хозяин?

— Ты.

Ещё одна многозначительная порция мороженого намекнула об ожидании деталей.

— Он – твоя вещь. Развлекайся. Но! Условия таковы: мальчишке семнадцать, он должен закончить школьный курс и сдать экзамен. То есть, он проживёт у тебя полтора года. Я как-нибудь загляну его проведать.

— Ты знаешь мой образ жизни и мои предпочтения. Я не стану им изменять.

— Этого никто и не просит.

— Я не смогу относиться к нему как… как не к животному.

— Придётся. Экзамен сдать тяжело – он должен быть готов не только умом, но и духом.

— Я куплю ему экзамен.

На этот раз уже бровь Дерека – линия выделяющихся цветом перьев – медленно поднялась. Нет. Она не купит. Теперь это не обсуждается.

— Дьявол… Я хочу ударить тебя стулом по лицу.

— Но вместо этого ты возьмёшь паренька домой, — глаза модификанта смеялись.

— Вместо этого я возьму его домой, — признала Эвелин.

Не произнося больше ни слова, Дерек вскинул руку и щёлкнул пальцами.

Тихий шорох – и в стороне, обогнув белый параллелепипед вазона, возникли две фигуры: ещё одна дриада и жеребёнок из мультфильма, которого древесное существо ободряюще подтолкнуло вперёд.

Тот робко сделал несколько шагов вперёд, рассеяно глядя на «неправильную пони» перед ним, остановился на полпути и со второй попытки выдавил из себя:

— Здрасьте…

Проигнорировав слова, девушка схватила лежащий в центре круассан. Мерзкий смрад вишни потребовал усилий, чтобы проглотить кусочек, а не выплюнуть. Ещё одна ложка мороженого слегка сгладила горечь поражения.

Залив сладость ванили и глазури агрессивным вкусом кислоты, Эвелин заставила себя встретить взгляд будущего сожителя.

Вечно-бодрая и развязная девчонка поднималась из-за стола медленно, будто погружённая в вязкую смолу, вот-вот готовую кристаллизоваться в янтарь и навек запереть жертву вне времени. С каждым стуком жёсткой подошвы накопытников по полимерному покрытию пола, голова четвероногого пони опускалась всё ниже и вжималась в плечи. Светло-зелёная шерсть, белые пятна на морде, бледно-жёлтая грива, торчащая непослушным ёршиком – всё как в древнем сериале.

Девушка опустилась на корточки, протянула руку и мягко поддела тонкими пальцами подбородок мальчишки, заставляя его не отворачиваться и не разрывать зрительный контакт. У него были большие глаза, как и у многих синтетов на основе мультипликационных героев. Светло-карие, выразительные, сейчас они затравленно метались. Испуг, стеснение, беспомощность… Тусклые рубины в обрамлении густых угольных ресниц застыли под полуприкрытыми чёрными веками, врезаясь в беспокойный взгляд и раздвигая слой за слоем все сиюминутные эмоции, стряхивая шелуху и пробиваясь глубже, во тьму расширенных от страха зрачков, беспардонно шаря в бездне в поисках совершенно других чувств и мыслей… и искомое нашлось.

Выпустив из ноздрей горячий воздух, девушка резко поднялась, усилием воли подавив желание изо всех сил сомкнуть пальцы на горле жеребёнка.

— Меня зовут Эвелин. Теперь ты будешь жить со мной.

— К-к… — мальчик судорожно сглотнул и смог заговорить только опустив взгляд в пол. — Кабэдж. Я Кабэдж Ствейс… был, наверное… это фамилия моего прежнего хозяина…

Забавный ломающийся голос подростка чуть гнусавил от неловкости.

— Верно. Теперь ты Кабэдж Риальто.

— С-спасибо, э-эм… мисс Эвелин?

— Я всего на два года старше, обойдёмся без «мисс».

Жеребёнок вновь вскинул голову, чтобы разглядеть новую хозяйку. Он видел перед собой морду пони, но всё остальное сбивало с толку и сильно мешало оценить возраст девушки.

— Э-э, хорошо… Спасибо.

Но пони-гуманоид не собиралась продолжать диалог. Вернувшись к столику, она вылила в себя остатки лимонада не поморщившись и тускло произнесла:

— Что мне надо сделать, чтобы стать его законным опекуном?

— Ничего. Я всё сделал, пока вы мило болтали.

— Давай без колкостей сейчас. Пожалуйста. Мне и так хреново. Ему что-нибудь нужно купить? Или багаж… у него же должны быть всякие шмотки?

— Почему бы тебе не спросить всё это у него самого? А меня ещё ждут сегодня дела.

Тонко улыбнувшись напоследок, Дерек плавно поднялся из-за стола, на мгновение задержался, чтобы украсть ложечку мороженого, и не оборачиваясь ушёл к выходу походкой несущегося на таран танка. Своей обычной походкой.

Розовый куст равнодушно и безучастно благоухал, совершенно не чувствуя блуждающего по нему отстранённого взгляда девушки. Похоже, среди нежных лепестков жизненного уклада только что появились россыпи шипов.

— Э-э-э… Эвелин?

Шаткие разрозненные мысли рассыпались струйками праха от невинного вопроса и звука нетерпеливого перетаптывания на месте. Задние ноги жеребёнка были одеты в высокие аналоги кроссовок для пони, но передние копыта заметно стучали о пол.

— Избавься от этого своего «э-э-э». Очень раздражает, — девушка нехотя обернулась. — Идём, нам пора домой. Тебе надо забрать какие-то вещи?

— Э-да, — Кабэдж чуть не подавился начавшей было тянуться гласной, когда алые рубины гневно сверкнули. — Это прямо тут! Я сейчас…

Сбегав куда-то в лабиринт белых квадратов с зелёными прожилками, он вернулся через пару секунд с рюкзачком в виде перемётных сумок.

— Это что, всё? — нахмурилась Эвелин, прикидывая, что вообще может влезть в такой ограниченный объём.

— Ну… ага?

— Ладно, не важно. Идём.

Весь путь до грави-парковки прошёл в молчании. Оба синтета совершенно не горели желанием начинать диалог – один чувствовал себя слишком неловко, а вторая раз за разом повторяла себе, что легко справится с этим испытанием, если перестанет себя накручивать, ведь на самом деле всё куда лучше, чем кажется.

— Ого, мы полетим на флаере?! — подросток с восторгом пялился на чёрно-золотой шедевр аэродинамики, пока его дверь, совершенно незаметная в закрытом состоянии, неспешно поднималась к небу.

— Разумеется, если не хочешь идти пешком, — хмыкнула девушка, борясь с соблазном отправить жеребёнка добираться своим ходом. — Постой, а сюда ты как попал?

— Ну, сержант меня на электромобиле привёз…

Эвелин покосилась на спутника и раздражённо дёрнула ушами. Похоже, Дерек не рассказал чего-то чертовски важного.

— Садись. И постарайся не заляпать мне сиденье своими копытами.

Когда автопилот выбросил проснувшуюся каплю к облакам, девушка потребовала:

— А теперь расскажи-ка мне, причём тут какой-то сержант.

— Э-э-э-прости! — опомнился Кабэдж и собрался с духом, чтобы никакие лишние гласные не пробивались в его речь. — Ну, коп, я не помню, как его звали, он, короче, присматривал за мной, пока я был в участке…

— Нет, так не пойдёт, давай-ка сначала. Как ты вообще связан с копами?

В хрипотце звучало отрывистое карканье злобной вороны, и жеребёнка это слегка пугало.

— Ну, мой прошлый хозяин… его посадили за… ну, он короче с какими-то махинациями был связан, я не очень понял, а меня не смогли отдать его родственникам, и… ну, ко мне заходила какая-то тётя, и она за меня заступилась, и…

Эвелин хмыкнула: если он называет «тётей» Кет, то у паренька явно проблемы с оценкой возраста не-пони. Хотя возникал вопрос, зачем Кет вообще в это влезла – она никогда не совалась прежде в истории, от которых за километр разит проблемами.

— Так. Во-первых, меня дико бесит твоя невнятная болтовня. Во-вторых, как звали твоего прежнего хозяина?

— Эм, простите-ой, то есть прости. Я… ну, я вроде всегда так разговаривал.

— Придётся переучиваться. Так что с хозяином?

— Кристиан Ствейс.

— М-м… не знаю такой фамилии… А у его отца такая же фамилия? Или, может, у его жены была другая?

— Я… никогда не слышал фамилию его отца, он называл его просто «отец»… А у жены фамилия была такая же. Её зовут Амелия.

— Карен, справку по Кристиану Ствейсу, — приказала бортовому компьютеру Эвелин.

«Найдено тридцать одно совпадение», — нежным девичьим голоском ответил искусственный интеллект.

— Передай мне на комм.

С минуту Эвелин листала фотографии перед носом жеребёнка, пока он не узнал своего бывшего владельца.

— Ага, отец – Карл Шпиц, «ACFLtd»… ясно… — просмотрев ещё пару абзацев, девушка снова обернулась к жеребёнку: — Твоему хозяину за тридцатник, зачем ему понадобился пони из мультика?

— Это мама хотела… ну, в смысле Амелия. Ей нравилось со мной возиться… раньше…

— Угу, слезливую историю пока опустим. Твой хозяин сел за внекорпоративные доходы, Амелия вместе с ним, хотя её, судя по написанному, могут и отмазать. Почему тебя не взял никто из родственников?

— Ну-у… они не хотели синтета-пони, я думаю…

— Я тоже не хочу синтета-пони, тем не менее, ты сейчас в моём флаере.

— И я очень рад, что… ну, что хоть кто-то меня взял, иначе… э-э…

— Да-да, «Фабрика Радуги», тебя бы утилизировали.

Парнишка снова опустил взгляд и всхлипнул. Типичная забитая императивом гипер-эмоциональность, но прямо сейчас, вместо вины, Эвелин ощущала удовлетворение, глядя на слёзы жеребёнка. Волевым усилием она подавила в себе эту мелочную слабость. Издевательства над беззащитными – не выход.

— Не хнычь, теперь ты в безопасности. Ты раньше жил в Шпилях?

Утерев влагу в уголках глаз рукавом толстовки, Кабэдж мотнул головой:

— Не-а, папа и мама были не настолько богаты. Вообще, меня, кажется, дед покупал… ну, который, э, Карл Шипц?

— Шпиц.

— Ну вот он. А родители жили в Сером…

— Чёрт, ну и повезло же тебе.

— Ну, в Сером было не очень здорово…

— Я не об этом. Я живу в Шпилях, а ты теперь будешь жить у меня. На халяву.

Жеребёнок уставился было на девушку, но тут же отвёл взгляд. Сейчас в нём боролись два очень противоречивых чувства: неописуемый восторг и непонимание, граничащее с обидой. Конечно, жить в Шпилях – мечта любого, но почему эта девушка так холодна с ним, если согласилась его принять? Словно за что-то его ненавидит, или он провинился перед ней…

— Я… э-э, я не создам много проблем. Буду сидеть тихо…

— О, уж это точно! Кстати, мы прилетели. Вылезай.

Капля из нефти и золота плавно опустилась на платформу и выпустила пассажиров. Эвелин шла неспешно, видя, как спутник во все глаза, с отвисшей челюстью, разглядывает окружающие интерьеры. Если всю жизнь он провёл в Сером городе, понятное дело, уникальные, пресыщенные роскошью архитектурные и дизайнерские изыски Шпилей покажутся шокирующими. Здесь на службу эстетике пресыщенности поставили буквально всё: цвета, материалы, геометрию, пространство, запахи, свет, акустику. Другая планета по сравнению с грязным асфальтом и облезлым бетоном. А Эвелин прекрасно помнила асфальт и бетон… и грязь.

За спинами синтетов сошлись высокие двери чёрно-золотых зигзагов, и девушка коротко хмыкнула, поняв, что жеребёнок всё ещё думает, что находится в одном из холлов.

— Мы дома. Это мой пент-хаус.

Кабэдж икнул и одновременно фыркнул. Вытерев рукавом соплю, он неверяще уставился на спутницу.

— Это всё твой дом?!

— Да. Второй этаж. Нравится?

Она задала этот вопрос скорее чтобы потешить собственное самолюбие, ответ заранее читался на мордочке мальчишки и так.

— О-очень… Ты… живёшь в Раю.

— Не стану спорить.

Дав парню вдоволь наглядеться по сторонам, теряясь в безграничном пространстве арок и распахнутых дверей, являющихся скорее элементами декора, чем функциональными разграничительными пространства, девушка привалилась спиной к стене и окликнула его.

— А теперь ты должен знать кое-что о правилах этого дома и моих.

Жеребёнок с готовностью навострил уши.

— Никакого бардака, никаких разрушений, никаких приглашений друзьям. Без моего ведома, по крайней мере. Это мой дом, и только я решаю, когда здесь будет бардак. Далее. Ты воняешь. Не знаю, когда ты мылся последний раз, но теперь ты будешь делать это ежедневно. Надеюсь, ты осилишь эту процедуру со своей безрукостью?

Явно слегка обидевшись на «безрукость», пони всё же кивнул:

— Я могу за собой следить. Только… если есть ванна… в душе уже неудобно.

— Здесь три ванных комнаты. Твоя – на третьем этаже, рядом с комнатой, в которой ты будешь жить, покажу чуть позже. Идём дальше. Я люблю музыку, и она играет в доме почти всегда. Мне плевать, если ты не любишь Рэй-поп, в крайнем случае, можешь закрыться в своей комнате и сидеть в тишине.

Снова ушки жеребёнка обиженно дёрнулись книзу, но тут же вернулись – восторг и возбуждение подавляли любые негативные эмоции.

— Я, в общем, не против… Рэй-поп, это же типа «Dawnfoll»?

— «Mask Of Ice», «Red Pattern», «Quintessence»… типаэтого.

— А! «RedPattern» знаю, я их слышал. Они ничего.

— Я рада. Тогда дальше. Ты знаешь мою «модель»?

— Э-э-э…

— Ещё раз издашь этот звук, и я оторву тебе уши. Я спрашиваю, узнаёшь ли ты моего персонажа?

— Не-а.

— Ну ещё бы… Седьмое поколение забыли через месяц после выхода, но, как видно, и там нашлись свои фанаты. Я – тоже «эквестрийская пони», — последние слова Эвелин будто выплюнула из себя, как будто у неё во рту невесть откуда взялась горка грязи. — И поверь, если ты назовёшь меня именем моего персонажа, тебе крышка.

— Понял, не злись, пожалуйста. Я всё равно не знаю…

Проигнорировав реплику Кабэджа, девушка продолжила:

— И ещё я нудистка. Надеюсь, ты знаешь, что это значит?

— Э-ты не любишь одежду?

— Да. Дома я хожу голая. Мне плевать, будешь ли одеваться ты, но лучше бы тебе не пялиться без повода, понял?

— Я-а-э-э… я останусь в одежде… Понял, не пялиться!

— Умница. И последнее. У меня есть подруга. Очень близкая подруга. Иногда она приходит ко мне и остаётся на ночь. Улавливаешь мысль? Так вот. Когда она будет здесь, ты пределов третьего этажа не покидаешь. Понял?

И снова жеребёнок кивнул, но ушки его уже торчали вбок: на смену восторгу первого впечатления пришло понимание, насколько холодно к нему относится «опекунша».

Закончив с правилами, Эвелин сбросила туфли-накопытники, убрала в обувницу и принялась раздеваться. Избавившийся от кроссовок жеребёнок спешно отвёл взгляд, хотя что-то против его воли так и тянуло подглядеть. Он всегда был уверен, что ему нравятся только другие пони, это же существо представляло из себя нечто крайне чужеродное: знакомая морда, но почти человеческое, только покрытое шёрсткой тело, бёдра, короткие голени и причудливые плюсны, слишком массивные для лошадиных и не похожие ни на что иное из изобретённого природой. И всё же он находил все эти незнакомые линии, изгибы и движения притягательными. Настолько, что возрадовался наличию шорт и толстовки, скрывающих физиологическую реакцию. Чёрные пятна на кистях рук и ниже коленей походили на перчатки и чулки, а ромб того же цвета на переносице и тени на веках приковывали внимание. По спине пробежали мурашки – как ему может нравиться это неестественное недоразумение, не пони и не человек? Толика отвращения к себе заглушила голос инстинктов и помогла расслабиться.

Небрежно перекинув одежду через плечо, Эвелин махнула Кабэджу следовать за ней. Небольшой крюк до гардеробной, чтобы убрать вещи, и лестница, почти незаметная на фоне золотой геометрии, уводит на третий этаж. Гостевая комната, ванная и небольшая гостиная с кофемашиной и спрятанной за декоративной панелью микроволновкой – среди всех просторов этого дворца три комнатки станут основной зоной обитания жеребёнка, однако и так ему досталось раза в два больше пространства, чем в старом доме.

Напомнив гостю о необходимости водных процедур, девушка спустилась вниз.

— Карен, добавь Кабэджу статус… а, к чёрту. Гость. Просто гость. Никаких привилегий.

«Команда исполнена», — жизнерадостно отозвался компьютер.

— Запусти плейлист избранного. Второй этаж.

Среди колонн, арок, штор, комнат и коридоров зазвучала быстрая, навязчивая мелодия, предвкушающая срывающийся на крик вокал. То, что нужно.

Расправив плечи, Эвелин поправила чёлку, закинула руки за голову и, сцепив пальцы в замок на шее, выгнулась, болезненно прикрыв глаза. Сердце учащённо билось, лёгкие распирали рёбра, уши подрагивали, а хвост то и дело норовил недовольно дёрнуться. Ярость? Нет. Гнев? Тоже мимо. Ненависть? Чуть ближе. Ненависть к чему и кому? Она не хотела сделать ещё всего один шаг внутрь себя и получить ответ. Это стало бы признанием слабости. Признанием, что прошедшие полтора года ничего не изменили и ничего не значат.

Размашистыми агрессивными шагами она прошла к бару, где хранила что угодно, кроме алкоголя. Самый крепкий чёрный чай с лаймовым соком и щепоткой перца сработал, как и всегда, безотказно. Из глаз брызнули слёзы, а глотку объяло очищающее пламя. Девушка развалилась на диване, забросив ноги на подлокотник, и остановила расфокусированный взгляд на переплетающихся кольцах потолочного узора – часть из них были нарисованы, а часть – свисающие диодные лампы, сейчас выключенные и сливающиеся с рисунком. Мелодия заполняла уши, но не мысли – там сейчас стало слишком тесно. И слишком пусто в груди.

Она плавно подняла руку к глазам, пальцами второй неуверенно прикоснувшись к прозрачному браслету на запястье. Вспыхнул голографический экран комма.

Долгие секунды колебаний, и наконец палец проваливается сквозь иконку вызова.

— Лина?

— Привет, Нета.

Хрипотца звучала жалко и раздавленно, как осколки фарфора под подошвой ботинка.

— Лина! Что произошло?

— Можешь приехать сегодня?

— Через… Да, конечно! Всё хорошо?

— Нет. Я… ты нужна мне.

— Послушай… дай мне пару часов, я закончу дела… Держись, пожалуйста, держись! Я скоро буду!

— Не переживай так… это… не очень важно. Я просто… не знаю. Если у тебя дела, это не горит.

— Ну нет, я тебя знаю, так что прекрати эту чушь. Я скоро приеду!

— Спасибо, Нета…

— Всё будет хорошо, слышишь? Я скоро, обещаю.

Мигнул сигнал сброса связи, и худая рука вновь безвольно упала на обивку дивана.

А ведь казалось, прошлое давно отпустило, и вот ледяные когти снова вгрызаются в спину, прорезают кожу, входят между рёбер, скрежеща по ним так, что содрогается всё тело, и стискивают сердце. Она плотнее сжала зубы. Нет, на этот раз она не сдастся и не закричит. Она стала сильнее. Она живёт в Шпиле, в то время как призраки прошлого гниют на засыпанных мусором смердящих переулках. Она победила, а они проиграли. Она… не находила в себе сил избавиться от их фантомной власти.

В личном дворце Эвелин было много зеркал – больших, от пола до потолка, и маленьких, сугубо бытовых. Девушка стояла напротив самой себя и не мигая смотрела в рубиновые глаза собственного отражения. Отражение знало её слишком хорошо. Все слабости и пороки. Глумливо хмурило тонкие брови, собирало складки на переносице, заводило уши назад, тяжело дышало и сутулилось.

Девушка вступила в ментальную схватку с худой кобылицей напротив, по нервным волокнам которой струился мощный яд. Морщинки на переносице растаяли, чёрная шёрстка снова стала гладкой. Брови дрогнули – сломленная девчонка напротив сопротивлялась, не желала стать сильной, хотела упасть на колени и разрыдаться, но Эвелин была сильнее. Тонкие линии бровей наконец выровнялись, а уши расслабленно разошлись в бока. Подбородок словно налился свинцом, тянул вниз, девушка в зеркале, как прикованная за невидимый намордник к полу, не могла поднять голову, но сконцентрировав волю девочка из Шпилей разбила оковы и силой заставила отражение порвать несуществующую цепь, выпрямить спину и расправить плечи.

В тусклых рубинах полыхнуло пламя.

— Однажды я тебя выжгу.

Наваждение растаяло, и в зеркале осталась только она – Эвелин. Гордая, осанистая, дерзкая и сильная. И, несомненно, красивая. Совершенная, в отличие от жалкой падали, стоявшей напротив пять минут назад.

Немного отдохнув и потанцевав в свете жёлтых диодных светильников под рэй-поп, девушка почувствовала себя лучше и направилась наверх. Жеребёнок уже осваивался в своей комнате: на тумбочке лежали планшет со стилусом для копыта и наушники под понячьи уши, бельевой ящик не закрыт и там виднеется нижнее бельё, на смятом шёлковом покрывале лежит влажное полотенце, в воздухе витает стойкий яблочный аромат.

— Это женский кондиционер для шерсти, а ты вроде бы парень.

Не заметивший тихих шагов Кабэдж резко обернулся, и на его моське боролись удовлетворение от только что приятой ванны и опаска, которую он испытывал рядом с соседкой по пент-хаусу.

— Я… не знал. Я, если честно, думал, это просто шампунь. У меня раньше никогда не было… э-э… кондиционера.

— Закажем тебе что-нибудь нормальное, ладно. Как ты понимаешь, косметики для парней у меня дома нет.

— Спасибо. У тебя очень классный дом.

— Знаю. Постой, это у тебя… — Только что равнодушные глаза девушки недобро сощурились, но тут же самоконтроль вернул нейтральное выражение морды. — У тебя рисунок на заднице.

Жеребёнок после мытья не оделся, и теперь стоял голый. На светло-зелёном бедре гордо красовался схематичный кочан капусты.

— А? О, кьютимарка? Ну… она у меня с пятого класса, мама дала мне тогда вырастить укроп в цветочном горшке…

— Избавь меня от этого д… от подробностей. Очень надеюсь, что ты не нудист, как многие пони.

— Нет…

— Отлично. Носи шорты или что угодно ещё, чтобы я не видела эту кляксу.

— Х-хорошо…

Кабэдж отстранился и отвёл затравленный взгляд. Пони эквестрийских моделей, особенно с памятью мультипликационных прототипов, всегда очень болезненно реагируют на негативные слова о кьютимарках. Пусть лучше сразу переживёт этот миг, позже всё равно пришлось бы.

— Надеюсь, тебе не нужно время, чтобы порыдать в подушку, и мы можем продолжить разговор? — девушка вошла в комнату и расселась в кресле прямо напротив жеребёнка, закинув ногу на ногу. Тот снова отвёл взгляд, задаваясь вопросом, с каких это пор ему интересно смотреть на грудь гуманоида, очень слабо похожую на вымечки пони.

— Почему ты так… что я тебе сделал? — проговорил он вместо ответа.

Эвелин промолчала, устало проведя ладонью по глазам. Мальчишка прав, лично он ничего ей не сделал… потому что не в том положении.

— Тебе придётся немного потерпеть. Просто ответь на пару вопросов, и я уйду. Идёт?

— Угу…

— Итак, твоя школа. Тебе, кажется, нужно учиться?

— Да… я типа прохожу онлайн школьный курс…

— Постой, онлайн? Так ты не ходишь в школу… ногами, буквально?

— Нет. Уже нет…

Девушка задумчиво почесала шею. Если парень и так изолирован от мира, возможно, дать ему просто выучить уроки в тишине будет не слишком сложно. Кроме того, школы, в которые нужно ходить – это пережиток прошлого, и ничего хорошего в них нет.

— Уже? То есть, раньше ты ходил?

— До девятого класса. Потом мама и папа решили, что лучше учиться онлайн.

На языке вертелся очевидный вопрос, но это дело прошлого, он не имел значения, а чем меньше двое не нравящихся друг другу сожителей мозолят друг другу глаза – тем лучше.

И всё же любопытство взяло верх.

— Почему?

— Ну… не важно.

Эвелин даже не знала, был бы иной ответ лучше.

— Тогда через неделю ты начнёшь учить последний курс?

— Осень уже через неделю? Оу…

— У тебя не очень хорошо с определением времени, не так ли?

— Да просто столько шуму последнее время, я со счёта сбился, сколько меня копы держали…

— Но зачем им тебя держать?

— Я… эх… я… свидетель.

Мгновение помолчав, Эвелин подалась вперёд.

— С этого места поподробнее. Свидетель чего?

— Свидетель… это не важно. Они сказали, я им уже не нужен.

— Ну нет, так просто ты не съедешь с темы. Ты живёшь в моём доме, и я не хочу, чтобы однажды копы начали пачкать мне полы.

— Да зачем?! Ладно, ладно… — жеребёнок боялся упираться дальше. Рубиновые глаза были не только очень красивыми, но ещё и страшными. — Я свидетель нелегальной торговли синтетами.

— Ты… ты видел, как кто-то похищает синтетов? Или что?

— Не видел… нет. Я… слушай, это не важно! Копы уже всё спросили… и… ничего не стали делать. Просто… забей.

— Отлично. То есть, копы ничего не стали делать, а ты – свидетель, и теперь у кого-то есть мотив тебя убрать? И я ещё раз напомню, что ты теперь живёшь в моём доме.

— Да никто не станет меня искать!

Кабэдж принялся нервно ходить из стороны в сторону по комнате, и Эвелин старалась не замечать треклятую картинку на его бёдрах.

— Ладно. Наверное, я должен рассказать, — наконец выдохнул он. — Помнишь, я говорил, что ходил в школу? Так вот, там… там я… тогда у меня...

Договорить он не успел – комм на запястье девушки вызывающе пикнул. Бросив короткий взгляд на голограмму, она подорвалась с кресла как ошпаренная. На миг замерев в дверях, она о чём-то задумалась, обернулась к озадаченному жеребёнку и движением головы позвала за собой.

Гость, а вернее гостья уже была внутри – Карен распознала пользователя с высшим после владельца уровнем допуска.

— Нета!

Эвелин с разбегу налетела на только что разувшуюся кобылицу и повисла у неё на шее. Кабэдж, скромно прячущийся за декоративными узорами, разглядывал незнакомку – такая же как и хозяйка пони-гуманоид, каштановой масти с белыми пятнами на морде и волосами на тон темнее. Одета в мини-юбку, блузку и жакет. Наконец, её глаза цвета летней листвы встретились с карими, и оба синтета замерли.

— Лина? Кто это?

Наконец отлипнув от подруги, хозяйка дома нехотя обернулась к жеребёнку и махнула ему подойти ближе.

— Это Дерек мне сплавил. Он… будет тут жить ещё полтора года, пока не закончит школу и не сдаст экзамены.

— Он… он спятил?! Он же знает!

— Знает. И поэтому настоял.

— Ох, Лина…

Каштановая кобылица сделала шаг вперёд и сочувствующе приобняла ладонями щёки Эвелин. Столько ласки и нежности прозвучало в её голосе, что мальчишке даже стало слегка завидно.

— Поэтому я и звонила…

Ответа не прозвучало. Подруги не нуждались в словах, давно способные взглядом и прикосновением сказать намного больше, чем вообще возможно передать вербально.

С трудом подавив в себе желание снова повиснуть у Неты на шее, Эвелин представила гостей друг другу:

— Нета, это Кабэдж. Теперь я его формальный владелец, так что у него моя фамилия. Кабэдж, это Джанет Смиссовер. Её ты будешь слушаться так же, как меня. А теперь убирайся в свою комнату и не спускайся, пока я не разрешу.

Выразительная мимика жеребёнка выдала его обиду и унижение, но он всё же послушался.

Как только его шаги стихли на лестнице, Эвелин наконец сбросила остатки самоконтроля, уткнулась в плечо своей девушки и жалобно всхлипнула. Ласковые тонкие руки заботливо обвили её спину, исцеляя боль.

— Всё хорошо, я рядом. Всё будет хорошо.

Как же ей недоставало этого голоса последние несколько часов. Мягкое бархатистое сопрано, тихое и почти шепчущее. Знакомый аромат тела – Джанет никогда не пользовалась духами, но будучи синтетом сама по себе пахла чем-то приятно-цветочным, летним. Любящие, заботливые прикосновения… Теперь всё действительно будет хорошо.

— Спасибо, что приехала.

— Я не могла не приехать. Ты же знаешь.

— Знаю. И всё равно, спасибо.

Объятия стали крепче.

— Пойдём вниз, расскажешь в подробностях.

Пока Эвелин в деталях рассказывала подруге события этого дня, двумя этажами выше, в гостевой комнате, жеребёнок светло-зелёной масти лежал на смятом шёлковом покрывале и отрешённо глядел в потолок. Он не хотел быть утилизированным, но иногда ему казалось, что так было бы намного проще. Из-за него у родителей начались проблемы, он не смог помочь той, кого обещал беречь, а теперь – вынужден жить с пони-мутантом, которая явно за что-то его ненавидит. В какой момент вся его жизнь скатилась под откос и стала непрекращающимся ночным кошмаром? Что же, шёлк хотя бы мягче тюремной койки… вдруг он ощутил накатившую усталость. Когда он последний раз спал? Два дня назад? Три? Столько мучительных событий, и нужно всё-таки попытаться поспать. Он знал, что выспаться не выйдет – кошмары выбросят его в реальность намного раньше, чем тело сможет отдохнуть, но спустя столько часов бодрствования они начинали подкрадываться и наяву. Кабэдж измученно сомкнул веки и сжал подушку, в которую уткнулся носом. Подушка немного пахла пылью.

— И что ты намерена делать?

— Не знаю. Сейчас я ничего не знаю… — Эвелин провела большим пальцем по ручке большой кружки, заполненной горячим какао с разбухшими зефиринками. Вторую руку она держала в ладони давней подруги, незаметно ставшей больше, чем подругой.

Джанет сидела за столиком напротив, не сводя полных беспокойства глаз с девушки, столько лет бывшей рядом в горе и в радости.

Они словно вернулись назад во времени, в те времена, когда вокруг них клубилась лишь тьма неопределённости, страха и отчаяния. Серый город.

— Я должна быть рядом с тобой.

— У тебя есть дела, студия…

— Оставлю всё на Арта, он отлично справится сам какое-то время. К тому же у тебя тоже есть дела, и ты не сможешь ими заниматься в таком состоянии.

— Смогу. Иначе всё было зря.

— Ты убеждаешь меня или себя?

Лимонно-кремовая кобылица поднесла кружку к губам и прикрыла глаза. Они обе знали ответ на последний вопрос.

— Сегодня… просто плохой день. Мне просто нужно поспать.

— Как много «просто». Если бы так всё было на самом деле…

— Ещё раз спасибо, что приехала.

Джанет лишь ласково погладила предплечье подруги, добившись благодарной улыбки.

— Так… — в глазах оттенков лета вспыхнули искры беспокойства, — что будет с жеребёнком?

— Не знаю. Надеюсь, он просто закончит учёбу и исчезнет из нашей жизни.

— Дерек не просто так его тебе подсунул. Есть какой-то подвох.

— Перед тем, как ты пришла, я его расспрашивала… Он был свидетелем по делу о подпольной торговле синтетами.

— А подробнее?

— А потом ты пришла. Я не успела больше ничего спросить. Можем сейчас подняться и заставить его рассказать остальное.

— Не надо, ты сейчас не сдержишься.

— Я не стану сдерживаться из-за этого… уродца.

— Лина, пожалуйста, приди в себя. Он ещё не заслужил такого отношения.

— Он такой же, как все! Он ещё не заслужил нормального отношения!

Джанет теснее сжала ладонь подруги, и та снова смогла расслабить плечи.

— Посуди сама, его хозяев, которых он считал родителями, посадили, он сам чуть не отправился на переработку как биомусор, теперь столько незнакомых лиц, он получает новую хозяйку, которая его ненавидит… Ему намного тяжелее, чем тебе. Ему самому нужно сочувствие!

— Я… Нета, я не смогу. Всё, чего я хочу, пока гляжу на его мерзкую рожу – ударить посильнее. Он придёт в себя, проспится и ответит на заботу презрением.

— Дай ему шанс. Всего один… Как Дерек дал однажды шанс тебе.

Эвелин снова присосалась к чашке, заглушая бушующий вихрь внутри приторной сладостью десяти ложек сахара. После долгой паузы, она тихо проговорила:

— Расспроси его ты? Я… просто побуду рядом и постараюсь привыкнуть.

— Хорошо. Сейчас я должна вернуться в студию, закончить с клиентом и поговорить с Артом, а завтра утром снова вернусь и уже не оставлю тебя. Узнаем у него всё завтра, ладно?

— Конечно…

— Кстати, как он относится… ну… — многозначительный взгляд на голую аккуратную грудь нудистки.

— Как и все парни, — хрипотца яда растеклась по презрению голоса.

Слабая усмешка.

— Тогда, пожалуй, похожу первое время в одежде.

Джанет, в отличие от подруги, не имела ничего против красивой одежды, но в этом пент-хаусе часто разделяла увлечение хозяйки. В конце концов, девушкам совершенно нечего было скрывать друг от друга, и при этом обе обладали искусственно-гармоничным телосложением, как и многие синтеты, созданные с прицелом на «первозданную эстетику». Так высокопарно звали красивое тело дизайнеры БРТО, математически рассчитавшие пропорции, вызывающие самое сильное сексуальное возбуждение. К счастью для обеих девушек, они избежали участи некоторых «мясомолочных» синтетов, и вместо бидонов жира в областях бёдер и груди получили подтянутые плавные формы, вкупе с их пластикой создающие ничуть не меньший эффект.

Следующие пара часов прошли за просмотром серий «Рыцарей Подземелий» с чипсами и газировкой, потом ужин, и Джанет уехала передавать студию помощнику, а Эвелин, приказав домашнему компьютеру приглушить свет, отправилась спать. Проходя мимо зеркала, она ободряюще хмыкнула гордой и довольной жизнью девчонке по ту сторону.

Иногда кошмарам свойственно заканчиваться. Теперь она жила в окружении роскоши и статуса, её собственного статуса, пока не до конца заслуженного, но обещанного. Дизайн дворца двадцать четвёртого века, золото, натуральный палисандр и эбеновое дерево, искусственный интеллект, повелевающий слугами из синтетической плоти или микросхем, активы вместо денег и зелёный чип, внесённый в недоступные простым смертным реестры. Бархатистая шёрстка прижалась к чёрно-золотому шёлку, а небольшого веса стройного тела хватило, чтобы продавить мягчайшую перину. Пара касаний голограммы комма, стихла музыка, потух медовый свет, и ночная тишина, пронизанная ароматами цветочного сандала, заполнила спальню, укрытую от всего жестокого мира на высоте восьми сотен метров. Иногда кошмарам свойственно заканчиваться…

Где-то прожужжал мотор электромобиля, забрехала бродячая собака, галогеновая лампа над головой протрещала гулкими щелчками и приказала долго жить, высосав из и без того тёмного переулка розоватый выедающий глаза свет. Заметили. Бежать уже поздно, но остаться – ещё глупее. Ноги, всегда такие сильные и пружинящие на синткарбоколлагеновых сухожилиях, почему-то с трудом несут тощее тельце с проступающими под шёрсткой рёбрами, а позади уже слышны цокот и… смех. Она не могла быть с ними, хотела просто проследить, узнать, как они проводят время, о чём весело болтают, увидеть их полные веселья морды… но кто-то так не вовремя обернулся и заметил. Бежать! Быстрее! Может быть, завтра все забудут? Смех всё ближе, всё громче! Накопытник скользит по сгнившему фрукту, мелкозернистый, покрытый коркой грязи асфальт больно царапает локти, ладони и коленку – вскочить и бежать дальше! Забыв о ноющем покалывании, лишь бы те, кто нагоняют сзади, не заставили смотреть им в глаза! Резкий поворот, худое плечо врезается в нечитаемое граффити едко-зелёного оттенка, пружинит, и бег продолжается. Рюкзачок тянет спину назад, лямки больно натирают плечи и закусывают под майкой шерсть. Дорога! Какие-то прохожие, между которых проскакивает как пинбольный шарик неуклюжая беглянка, кричат что-то гневное, ослепительный свет ксеноновых фар, оглушающий гудок, но смерть проносится мимо, лишь толкая потоком воздуха, заставляя оступиться и споткнуться о тротуарный бортик, снова разодрав шкуру при падении. Прыжок в тени очередного переулка… и оцепенение. Она стоит посреди ярко освещённой комнаты с множеством дверей и просветом коридора, это школьная рекреация. Они подходят со всех сторон, смотрят неестественно большими глазами, разноцветные морды искажены и сморщены: презрение, насмешка, отвращение, высокомерие! Двери начинают с грохотом распахиваться, и оттуда выходят всё новые. «Ничтожество», «химера», «неполноценная», «уродина», «мутант»! Слёзы обжигают щёки и сдавливают горло так, что невозможно дышать, в ногах и руках вата вместо костей. Она бросается к спасительной тени коридора, но конечности не слушаются, спина бьётся о пол, теперь морды нависают сверху, сжимают кольцо. «Кукла», «мутант», «франкенштейн», «чужая»! Она зажмуривается и пытается закричать, но голоса нет, открытый рот наполняется горькой вонючей жидкостью, опора под спиной прогибается и лопается. У этого бассейна нет дна, есть только тьма внизу и свет вверху, где маячат размытые, дрожащие от ряби перекошенные морды. Она выбирает тьму, тянется к ней, пока лёгкие не лопаются от нехватки воздуха, не разрывают осколками рёбер кожу и не превращают захлебнувшееся тело в один комок чистой боли, пожирающей последние крупицы самосознания и… растворяются в отчаянном крике.

Она сидела на смятой, пропитавшейся потом простыне, судорожно вдыхая в агонизирующую грудь тёплый ночной воздух. Трясущиеся пальцы нащупали на щеках влагу, мышцы скул, век, переносицы и лба ныли от перенапряжения. Она завалилась на бок и скатилась на пушистую мягкость ковра, оставив ноги на постели, а руки бессильно уронив в стороны. Как же давно её не мучили такие жестокие кошмары. Не очень давно, если задуматься, но по ощущениям прошли десятилетия с тех пор.

Пролежав так без всякого движения с четверть часа, Эвелин с трудом поднялась, села на край постели и нащупала в полной темноте тонкое колечко браслета комма. Яркий свет голографического интерфейса чуть не ослепил, и руки сами отбросили устройство подальше во мрак.

Он был где-то здесь… копыто уткнулось во что-то твёрдое, пальцы ощупали края тумбочки, нашли ручку, выдвижной ящик ровно прошелестел. Что-то длинное, что-то гибкое, что-то колючее, что-то тонкое… вот он!

Сев уже на край тумбочки, девушка включила смартфон. Экран едва зажёгся в ночном режиме, то, что надо. Несколько движений пальцами, и единственный источник света в успокаивающей темноте – фотография крупным планом. Тёплая зелень, шелестящая июльским ветром в кронах тополей, под непослушной каштановой чёлкой, игриво прячущей бровь, часть щеки, но так чудесно дополняющей тонкую ласковую улыбку, подаренную единственному зрителю.

Искорка света во тьме.

«Я рядом. Теперь всё будет хорошо».

Холодное кремниевое стекло приятно прижалось к горячему от усталости лбу, а комната снова заполнилась чернотой. Спустя несколько ударов медленно успокаивающегося сердца, Эвелин снова сунула руку в так и не закрытый ящик. Где-то тут… вот оно, маленькое, цилиндрическое и гремит. Пара пилюль успокоительного скатились по языку в глотку, а баночка снова упала в ящик, недовольно загремев напоследок.

Нужно выспаться, с утра будут важные звонки, и голова должна к тому моменту работать. А после… после обещало наступить лето, что вернёт покой и радость в сердце.