Сделка

Глава 03: Чужаки

Расступившиеся облака, до этого бросавшие слабые тени на утренний город, открыли взору ослепительный сполох восходящего солнца, из которого словно материализовалась сверкающая точка флаера. Капля нефти и золота по широкой дуге обогнула несущийся навстречу гравилайнер, промелькнула над блёклыми улицами и набрала высоту над вспыхнувшими в солнечных лучах небоскрёбами, чтобы не влезть в запретную зону охранных систем. «Новой Испанией» назывался неровный треугольник территорий, клином врубившийся в северо-западное побережье Пиренейского полуострова и пронзивший его до самого сердца, в догигаполисную эпоху бывшим южными окраинами Мадрида. Как наконечник стрелы, острие клина сверкало стеклом и сталью небоскрёбов и изумрудными прожилками зелёных секторов, но к побережью застройка становилась всё бледнее и беднее, и потому на Белый Город Новая Испания походила лишь внешне, и то не везде, а фактически представляла собой бастарда Белого и Серого городов: достаточно чопорный и опрятный регион, чтобы возвыситься над пеонской обыденностью, но не имеющий достойной родословной и богатого наследства, чтобы сравняться с элитой. Чем-то он походил на хозяйку чёрно-золотой капли, сбежавшей от кошмара наяву средь однообразных переулков, но для высшего света выглядящей скорее забавной цирковой зверушкой.

Кабэдж прилип к окну машины, никогда прежде не видевший малую родину с высоты птичьего полёта, но девушки уже не испытывали такого детского восторга от обыденного перелёта, и только радовались, что жеребёнок отодвинулся от них подальше. Флаер Эвелин считался двухместным, благо, эта двухместность предусматривала комфорт и пространство для двух весьма внушительного телосложения пассажиров, и трое щуплых подростков могли разместиться там без стеснения.

Главный исполнительный директор концерна про себя усмехнулась мысли, что где-то под ней сейчас её собственность – фабрики и филиалы «Лигитера», занимающиеся сборкой электромобилей, строительной техники и локомотивов. Плоть полуострова, в которую вонзился клин псевдороскоши, представляла собой большей частью печальное зрелище – трущобы, ветхие старые районы, погрязшие в теневом бизнесе, среди которых как язвы на гниющем теле тут и там возвышались мрачные громады офисных и промышленных комплексов, обнесённые заборами, колючей проволокой под напряжением и находящиеся под присмотром хмурых неплохо вооружённых амбалов. Кроме «Лигитера» в этой части Еврогига раскинули свои подразделения и сотни других компаний, чьё производство считалась достаточно чистым, чтобы не выносить его в Уральский Сектор.

Флаер принял гравидром элитного торгового центра – бросать такой транспорт на общей парковке в бедном районе станет только тот, кому не лень потом смывать со своего транспортного средства граффити и нечистоты, которыми особо завистливые дураки обязательно обмажут символ недостижимого для них богатства. До Конкиста стрит 21 предстояла ещё неспешная пешая прогулка.

— Ты жил в таком же месте? — Джанет неприязненно поморщилась, высмотрев в рядах однообразных малоэтажек разрисованное нецензурными лозунгами заброшенное здание. Возможно, века назад фасады здесь и были красивыми, но теперь от барокко и мудехара, черты которых ещё прослеживались в редких памятниках прошлого, остались лишь обколотые барельефы, облезшая и выцветшая штукатурка да пресловутые граффити, виднеющиеся в переулках.

— Да. Ну почти, — жеребёнок в окружающей рухляди не видел ничего плохого. — У нас квартал с панельками был, там особо не старались соблюдать старый стиль, как тут.

— А тебе нравится этот… «старый стиль»?

— Не очень. В Эквестрии домики покрасивее были. Ауч!

Кабэдж пригнул голову и отскочил, получив смачный подзатыльник.

— Эквестрии не существует, потрудись при мне не упоминать это ругательство, — прошипела Эвелин и прибавила шаг.

Проводив подругу с затаённой болью во взгляде, Джанет заставила себя остаться на месте и снова заговорить с мальчишкой.

— Ты помнишь, как жил в Эквестрии?

Как бы она ни старалась, даже врождённая теплота голоса не могла скрыть сгустившиеся тучи. Именно такие блаженные, помнящие фальшивое прошлое, оставили в памяти подруг самые глубокие шрамы.

— Ну… нет, но я же всё-таки эквестрийский пони, я должен знать, как выглядит Эквестрия… Что я опять не так сказал?! — не выдержал он наконец и плаксиво воскликнул.

— Ничего. Забудь это слово. Просто пошли дальше.

Кабэдж теперь плёлся позади, не стремясь приближаться к излишне агрессивным девушкам, и Джанет, поравнявшись с подругой, неслышно для него произнесла:

— У него нет попаданческой программы. Просто насмотрелся мультфильмов.

— Не представляешь, как я рада это слышать, — так же тихо выдохнула Эвелин, и её плечи чуть расслабились. — Иначе я бы сегодня полетела не в офис, а к Дереку.

— Интересно, он знал?

— Скорее всего… хитрый ублюдок только на первый взгляд импровизирует.

— Не дай ему победить.

— Я, по-твоему, тупая? Конечно я не позволю ему всё у нас отнять.

— Ты не тупая, но и не железная. Ты плакала во сне сегодня ночью.

— Я… прости, Нета… я не знала.

— Ты с ума сошла, за это извиняться? Это я должна просить прощения, что не сразу проснулась, чтобы тебя успокоить.

Эвелин слабо улыбнулась. Она не помнила, с чего начинался её сон, но помнила это ласковое ощущение прогулки по аллее среди тополей, в шелестящих кронах которых мелькают солнечные зайчики, когда проснулась.

Она взяла подругу за руку и взглядом выразила всё, что не смогли бы описать примитивные слова вроде «благодарности» или «признательности». Девушкам сейчас больше всего хотелось забыть, где они и зачем – просто зайти в ближайшее кафе, взять по мороженому и гулять, пока не сядет солнце. К сожалению, времена, когда подобные мечты возможно было бы исполнить, так и не затронули их жизни.

С трудом заставив себя разжать пальцы и выронить ладонь подруги, Эвелин обернулась к плетущемуся позади Кабэджу:

— Не отставай. Мы здесь из-за тебя, если помнишь.

Снова быстрый шаг, снова облезлые однообразные дома, невзрачные прохожие, провожающие хмурыми взглядами двух девушек-синтетов в дизайнерской одежде. Час пик прошёл, но всё ещё хватало зевак, готовых бросить вслед троицы знак своего презрения к излишне модным чужакам. Сидящий возле перекрёстка пьяница и вовсе попытался плюнуть в Джанет, но к счастью, «снаряд» не долетел.

— Обычно прохожие тут не такие злые, — словно извиняясь, понуро сказал жеребёнок, когда даже какой-то синтет глумливо оскалил зубы, поймав взгляд Эвелин.

— Мы выглядим не как они, и им это не нравится.

Какие бы демоны ни терзали девушку по ночам, сейчас она оставалась совершенно спокойной и внешне, и внутренне. Она даже испытывала некоторое извращённое удовольствие, ощущая чужую зависть или то, что считала завистью.

— И тебе это не нравится.

От такого утверждения жеребёнок несколько замешался.

— Почему ты так думаешь? Ты всегда обращаешься со мной как с врагом, будто тебя кто-то заставляет мне помогать, но на самом деле ты меня ненавидишь. Вы узнали мою историю, так может расскажете вашу?

— Твоя «история» создаёт проблемы здесь и сейчас, она может быть вредна для всех нас, поэтому мы должны её знать. Наша же с Нетой история тебя не касается. Она не представляет для тебя угрозы.

— Ты снова так делаешь!

— Как «так»? — наконец Эвелин соизволила обернуться к шагающему рядом жеребёнку, и лучше бы тот не видел этого острого, обжигающего рубиновым огнём взгляда.

— Ну… э-э… — опустив голову и прижав уши, Кабэдж старался смотреть куда угодно, но не на спутницу. — В смысле, так со мной обращаешься, будто я обуза для тебя…

— Ты и есть обуза. Теперь заткнись и не лезь с тупыми вопросами.

Оставшиеся полсотни шагов компания прошла молча. Их встретило очень старое и ветхое здание, отстроенное некогда как часть жилого комплекса – справа и слева возвышались точно такие же четырёхэтажные панельки-клоны, в выцветшей облицовке которых узнавались признаки разноцветной краски.

— Это должно быть тут, — декларировала очевидный факт Эвелин, встав напротив двери и уперев руки в бока, будто это могло устыдить не желающую открываться чужакам железяку.

— Теперь просто ждём, пока кто-то выйдет или войдёт, чтобы войти следом? — Кабэдж решил поддержать фестиваль очевидности.

— Нет. Я не коп и не сотрудница ГСБ, вламываться к кому попало домой и устраивать допрос мы не можем. Мы просто подождём, пока этот Джереми выйдет на улицу.

— А если он не выйдет?

Эвелин мрачно хмыкнула:

— Выйдет, куда он денется. Он на учёте мониторингового центра муниципальной полиции. Парень заурядный хулиган, а такие дома сидеть не любят. Особенно если у него родители-пьяницы и трое младших братьев и сестёр.

— Ого, откуда ты столько про него знаешь?

— От верблюда, — огрызнулась девушка, — это всё должен был мне ты сказать, потому что это ты целый год искал свою ненаглядную Мисти!

Купив по шоколадному батончику в ближайшем продуктовом, троица встала импровизированной засадой на углу дома. Ждать и правда пришлось не долго: парень, знакомый жеребёнку по школе, а двум кобылицам по фотографии из базы данных, вскоре показался на улице – долговязый и тощий, как многие старшеклассники, одетый в рваные джинсы и майку с вырвиглазных цветов принтом, он направился прямо на поджидающих его синтетов… и тут же их заметил. Конечно же, он узнал пони, с которым учился в одной школе, но одежда его спутниц выделялась на фоне окружающей разрухи как луна на фоне ночного неба. Кожаная короткая курточка с шипами на вороте, два декоративных ремня с заклёпками, мини-юбка, кожаные же сапоги-чулки и шипастые браслеты на запястьях неплохо смотрелись на Эвелин, превращая её в настоящую бунтарку-подростка, готовую надрать пару задниц. Джанет немногим ей уступала: ассиметричная полимерная курточка с жёстким стоящим на правом плече воротником, полупрозрачная майка, увитая растительными узорами кружев, бриджи и сапожки под стать, с причудливыми дизайнерскими вставками, ломающими симметрию образа. На их фоне четвероногий пони в толстовке смотрелся гораздо более обыденно.

— Привет, Джереми, — первой заговорила Джанет: слишком детский голос главного управляющего директора крупной корпорации менее убедителен, чем бархатное сопрано простой хозяйки фотостудии.

— Привет, красотка, — прыщавый парень поиграл бровями и пригладил засаленные волосы. — Где ты отыскал таких цыпочек, Кочан?

Последний вопрос был обращён к жеребёнку, носившему гордое имя «капуста» всю жизнь.

— Ну… э-э… типа, — начал было Кабэдж, но Джанет уже встала перед его носом. Это не его разговор.

— Слишком увлечённо искал одну свою знакомую, вот нас и нашёл. А мы нашли тебя.

— Вообще я не по синтетам, но вы ничего.

Джереми явно не спешил туда, куда хотел отправиться, выходя из дома. Судя по сальной улыбочке и загоревшимся глазам, он уже мысленно раздевал девушек.

— Как насчёт угостить дам и ответить на пару вопросов? — продолжала строить глазки Джанет, поэффектней выпячивая бедро и грудь. Кому, как не мастеру фотографий знать самые соблазнительные позы.

— Э-э… у меня есть идея получше. Как насчёт прогуляться со мной до одного моего знакомого? У него есть пиво, пицца и отдельная комната, где можно… отдохнуть от суеты, если ты понимаешь.

— Отличный план, Джереми, — вступила в разговор Эвелин. — А пока мы туда идём, ты ответишь на пару вопросов.

Вторая девушка привлекала парня меньше – в её позе чувствовалась скорее сила, чем красота, хотя она была такой же тощей и ростом даже ниже подруги, да и девчачий с хрипотцой голос звучал не так сладко. Но и ей у Барни найдут применение!

— Что угодно ради таких конфеток! Эй, Кочан, я бы предложил тебе свалить… но раз у тебя такие подружки, можешь присоединиться.

— Меня зовут «Кабэдж», — угрюмо ответил тот.

— Как скажешь, Кочан. Так что, идёшь с нами или домой, к мамочке?

— Он пойдёт с нами, — за жеребёнка решила Эвелин.

Компания двинулась в сторону ближайшего переулка, а Эвелин и Джанет обменялись понимающими взглядами. Вряд ли Кабэдж сам мог бы что-то разузнать у этого «альфа-самца», готового спустить штаны хоть прямо на тротуаре, как только на горизонте показывается красотка. Слишком много гонора у одного, и слишком мало очков социального ранга у второго – птицы слишком разного полёта, чтобы общаться.

Переулки, в отличие от главной улицы, явили истинное лицо Серого города – мусор, грязь, нецензурные граффити и мерзкий характерный запашок. До тошноты знакомые и до ужаса понятные черты…

— Так что вы хотели спросить? — парень попытался приобнять Джанет за талию, но та игриво его оттолкнула, нарочно раздразнивая всё больше.

— У вас в школе прошлой весной пропала одна лисичка.

— Мисти Пайлсток, — подсказал Кабэдж.

— Что ты знаешь? — наконец задала ключевой вопрос Эвелин.

— Какое вам дело до этой половой тряпки?

Рубиновые глаза метнулись вслед за голубыми, и кое-что начало проясняться. Джереми нарочно издевался над Кабэджом, упивался его реакцией на оскорбления – типичное поведение школьника, когда рядом появляется ребёнок-синтет. Далеко не худшее, на что способны дети.

— Её кое-кто ищет, — Эвелин выбрала стратегию игры и надеялась, что не прогадала. — А этот ничего не может сказать.

Презрительное «этот» впечаталось в лицо жеребёнка словно мокрая ветошь, но тот не успел огрызнуться: чуть отставшая на миг Джанет коснулась его уха и взглядом попросила молчать.

— Я удивлён, что животные вроде него вообще могут разговаривать, ха-ха!

— Животные? — Бровь Эвелин медленно поползла вверх.

— Четвероногие! Ну, типа, не как вы, конечно!

Попадание. Парень на крючке женских чар, расстраивать спутниц явно не хочет, и его можно раскручивать с помощью шуток про Кабэджа. Информация должна достаться легче лёгкого.

— Так что там с рыжей?

— А что с ней может быть? Спёрли в подпольный бордель её и всё. Что тут рассказывать?

— Почему ты вообще в этом так уверен?

— Ну… — парень замялся, и чтобы подстегнуть его к дальнейшей болтовне Эвелин стянула курточку и перекинула через плечо. Теперь её упругую грудь скрывала лишь чёрная майка в обтяг, достаточно тесная, чтобы увидеть: бюстгальтер девчонка не носит. — …эту лису, типа, Кайл в инете видел. Типа, на икс-табе. Но потом видео стёрли.

— Ты знаешь, где её искать?

— Не-а. Не я же её похитил.

— Выходит, ты нам так же бесполезен, как и Кочан?

— Ну… э-э… я вроде слышал, что это… ну, хозяевам рыжей занесли, чтобы они, типа, сказали, что сами рыжую сучку утилизировали.

— Это точно?

— Инфа верняк! Думаешь, я брешу? Сами их спросите тогда!

— Тогда… — Эвелин принялась скучающе разглядывать наманикюренные ноготки, — ты нам теперь бесполезен.

— О, ты просто ещё не…

Парень не договорил – возникший словно ниоткуда в руке Джанет шокер вгрызся электродами в его шею.

Эвелин неспешно натянула курточку обратно. Равнодушнее, чем на лежащее у её ног сейчас тело, она смотрела разве что на пейзаж за окном пент-хауса.

— Эй, Каб… — сейчас хрипотца в её голосе звучала на удивление тепло, — не принимай близко к сердцу. Я должна была ему подыграть, чтобы вытащить информацию.

Жеребёнок с удивлением поднял взгляд. Чего он точно не ждал от злобной кобылицы, так это слов утешения.

— О… я… ну…

— Потом, — Джанет уже стояла у поворота в другой переулок. — Потом договорите, надо уйти и как можно скорее.

Вновь выбравшись на главную улицу, синтеты почувствовали себя спокойнее, и не мешкая отправились обратно к торговому центру.

— Что такое «икс-таб»? — Кабэдж поинтересовался незнакомым словом.

— Порносайт, — сморщила носик Джанет, спрятавшая дрожащие руки в карманы курточки. — Там можно найти реальные видео с изнасилованиями, кровопусканием, избиениями… если, конечно, знаешь как.

— А копы что, не знают?

— Не знают. Или они не против.

— Да сами, наверное, и смотрят, — процедила сквозь зубы Эвелин.

Беседу прервал звонкий свист. Рефлекторно обернувшись, пони увидели троицу, неспешно переходящую в их сторону дорогу. Во главе процессии шёл синтет-каракал, тот самый, который зубоскалил на Эвелин по пути к дому Джереми.

— Вы ошиблись районом, клоуны, — кошачья речь сочилась язвительностью и насмешкой.

Короткий взгляд в другую сторону – там дорогу перегородили ещё два силуэта. Другие прохожие спешили поскорее скрыться из виду.

— У нас все шансы стать звёздами «икс-таба», — шепнула Эвелин. — Бежим на тех двоих. Нета?

Джанет и сама соображала быстро – на этот раз краем глаза Кабэдж заметил, как она вытаскивает своё оружие из потайного внутреннего кармана курточки.

Девушки и жеребёнок сорвались с места почти одновременно, и вслед им донёсся хохот каракала: «Обожаю преследовать добычу!»

Кровь вскипела от адреналина, мышцы натянулись подобно струнам, а время словно замедлилось. Тени прошлого окрепли, разомкнули веки и рты, обнажая чёрные провалы, обрели плоть и объём и ворвались в мысли, визгом пробуждая инстинкты и разрывая на части мысли. Нельзя показывать страх – это путь к боли и унижению. Один шанс выжить в схватке диких зверей, и один шанс уцелеть.

Только что державшие горделивую осанку девушки словно надломились, их силуэты осели и агрессивно сжались, чтобы тут же взорваться движением подобно вырвавшимся из разбитого механизма пружинам. Против них просто шпана – такие же подростки без боевых навыков, действующие исключительно на врождённой жестокости, рефлексах и чувстве вседозволенности. Высокий парень с выкрашенными в синий волосами отпрыгнул от синтета в зелёном пластике, не сводя глаз с потрескивающего шокера в её ладони, и в тот же миг в его собственной руке блеснула сталь выкидного ножа. Оба противника не дрогнули, будто забыв об угрозе – металл бесполезно скользнул по полимеру дизайнерской куртки, а электроды клацнули сверкающей дугой в сантиметре от рукава футболки. Противником Эвелин оказался коренастый, чуть пухлый мальчишка, с лоснящейся сальной кожей и омерзительными чёрными волосками на подбородке. Ниже соперницы, но тяжелее, он попытался схватить её встречным рывком, но отшатнулся, когда пасть пони, растянувшаяся неожиданно широко, клацнула зубами прямо возле его лица, а рубиновые глаза сверкнули яростно, обжигая ненавистью. Ни один удар не достиг цели, но девушкам это и не было нужно – за прошлую жизнь они не научились драться, зато хорошо выучили раз за разом срабатывавший закон: «хочешь спастись – беги». Они всего лишь вырвались из окружения. Обманчиво тонкие ноги синтетических существ, пронизанные синтакарбоколлагеновыми волокнами, позволяли развить скорость, которую простой человек достигнет только на джолли-джамперах, и даже окажись среди гопников чемпионы по бегу – это слабо помогло бы им. Четвероногий Кабэдж, спина которого с каждым скачком выгибалась словно у гончей, мчался и вовсе с невообразимой скоростью.

Из всех преследователей остался всего один – тот самый синтет-каракал, тоже скачущий на пальцеходящих лапах и, видимо, решивший расправиться с чужаками в одиночку. Но беглецы не строили иллюзий насчёт своего численного перевеса – пусть их больше, но противник привычен к уличным дракам и, возможно, тоже вооружён. Проверять его опыт и карманы никто желанием не горел.

Асфальт мелькал под подошвами, повороты и перекрёстки слились в один единый лабиринт, забитый препятствиями в виде прохожих и машин, кровь шумела в ушах в такт взбесившемуся пульсу, а проклятый кот только нагонял, балансируя длинным гибким хвостом и срезая углы. Погоня кончилась внезапно для всех – выскочившая из-за угла легковушка едва не сбила Джанет и та, в отчаянной попытке увернуться, смогла отпрыгнуть, но не приземлиться, и прокатилась по пыльному асфальту, уже не в силах быстро встать. Преследователь не собирался упускать возможность и, напрыгнув на девушку со спины, ухватил за волосы и со всей силой приложил головой о тротуар. Эвелин впервые замешкалась, не понимая, как подступиться к хищно шипящему уроду, и в этот миг мимо неё пронёсся живой снаряд. Жеребёнок весил немного, но разогнавшись до скорости спешащего велосипедиста влетел в каракала с энергией настоящего тарана. Оба прокатились по асфальту, обдирая конечности и собирая коллекцию ушибов, и этих мгновений хватило последней стоящей на ногах девушке, чтобы закончить кошмар. В два прыжка оказавшись возле поднимающегося гопника, она вложила все силы в чудовищный удар накопытником. Кот рухнул обратно, надёжно оглушённый, но Эвелин не была опытным бойцом, чтобы так споро оценивать ситуацию, и с одержимостью лягала неподвижное тело до тех пор, пока её не оттащила утирающая второй рукой кровь из рассечённой брови Джанет.

Только снова оказавшись на сиденье флаера, в километрах над землёй, синтеты смогли спокойно выдохнуть, если можно назвать спокойствием апатичное бессилие, накатившее вместе с усталостью. Говорить совсем не хотелось, Эвелин просто аккуратно промокала влажными салфетками рану подруги, крепко держа её за руку и чувствуя крупную дрожь. Когда кровотечение наконец остановилось, девушка вспомнила и о существовании жеребёнка.

Кабэдж сжался клубком у окна и, в отличие от спутниц, выглядел гораздо менее подавленным. Видимо, воспринимал случившееся как удачное приключение и это перебивало все негативные последствия.

— Эй, у тебя запястье ободралось.

Жеребёнок с удивлением посмотрел на протянутую салфетку, на собственную переднюю ногу и с обнаружил, что и правда, светло-зелёная шёрстка испачкана чем-то, напоминающим запёкшуюся кровь.

— Спасибо.

— Болит?

— Не-а.

— Вот и славно.

Впервые он слышал в хрипотце столько усталого спокойствия, чем-то даже напоминающего заботу.

Конечно, ни о каком немедленном полёте в офис речи теперь не шло. Джанет нужно обработать бровь регенгелем, а сама Эвелин очень хотела погрузиться в горячую ванну. Может быть даже в компании подруги. Да и жеребёнку нужна новая одежда взамен вывалянной в дорожной пыли. Он заслужил.

Но стоило всем прийти в себя после, как старые распри вернулись.

— Ну и унылого же ты тряпья навыбирал, — проворчала Эвелин, подтверждая заказ одежды.

— Это всё ваше «не унылое тряпьё»! — огрызнулся Кабэдж. — Если бы вы не понтовались шмотками, никто бы на нас внимания не обратил!

Темперамент черноволосой девушки мгновенно вспыхнул рубиновым пламенем:

— Завали пасть! Ты не знаешь ничего о том, какой болью мы заслужили право одеваться как захотим!

— Конечно не знаю! Ты же мне ничего не рассказываешь! Только кричишь на меня и говоришь, что всё – не моё дело! — жеребёнок на этот раз стойко выдержал яростный взгляд. Похоже, драка вырвала его из оцепенения и пробудила характер.

— Не я живу в твоём доме и ем твою еду! И не я ни на что не годна без чужой помощи!

— Я вовсе не бесполезный! Ты мне и шанса не давала это доказать!

В голосе мальчишки проступили нотки мультипликационных шаблонов –интонации, с которыми персонажи толкают героические воодушевляющие речи перед финальной битвой или, в случае с пони из мультсериалов, перед тем, как выстрелить в кого-нибудь промывающей мозги радугой. И эти нотки ледяными шипами вонзились в старые рубцы на душе Эвелин, отдаваясь эхом сотен прошлых слов, подобно акулам бросившихся на проступившую из-под этих рубцов свежую кровь. Отшатнувшись от стола с ноутбуком, девушка тут же развернулась обратно и рявкнула, широко махнув рукой:

— Ты ещё мне песенку про дружбу тут спой! Я их по горло уже наслушалась! Ты – бесполезный школьник, внезапно оставшийся без курицы-наседки, не годный ни на что, кроме жевания соплей и влезания в неприятности!

— Хватит! — голос жеребёнка надломился от подступающих слёз обиды. — Хватит надо мной издеваться! Я уйду жить на улицу и справлюсь как-нибудь сам!

— Давай! Валяй, спи в коробке и жри из мусорного бака! Мне плевать! Там тебе самое место! Только там ты сдохнешь, а Дерек поставил мне условие, что ты должен закончить свою чёртову школу!

— О нет, самолюбивой бесполезной девочке ставят условия! — попытался передразнить Кабэдж, но его голос уже дрожал так же, как и ноги. — Кто этот Дерек?! Твой папочка-хозяин, у которого ты насосала на эти хоромы?!

Пощёчина, отвешенная пушистой ладонью по пушистой щеке, прозвучала почти бесшумно, намного больше шума наделал упавший плечом на стол Кабэдж, сваливший на пол кружку с недопитым чаем и чудом не зацепивший ноутбук.

Подростки одновременно осыпали друг друга потоком бессвязной брани, и победителем вышла Эвелин, морально подавившая шокированного ударом жеребёнка, смотрящего на неё снизу-вверх и пятящегося всякий раз, как она начинала махать у него перед носом руками, подкрепляя ярость не только словами, но и резкими жестами.

— Паразит!

— Сука!

— Недоумок!

— Мажорка!

— Ненавижу!

— Сука!

— Безмозглый питомец!

— Мутант!

С последним возгласом девушка словно окаменела, но Кабэдж не замечал этого сквозь жгущую глаза пелену слёз, продолжая исторгать по второму и третьему кругу все оскорбления, какие успел выучить за четыре года жизни в реальном мире.

Выместив всю пульсирующую в венах ярость, Эвелин смахнула ноутбук со стола с такой силой, что тот с треском разлетелся о ближайшую стену, и не говоря больше ни слова ушла прочь.

Спустя пять минут в комнату к горько рыдающему жеребёнку зашла Джанет и без слов села рядом на кровать. Тот не сопротивлялся – уткнулся ей в плечо и выплакал всё накопившееся, вместе с последними силами.

— Стало легче?

На смену безоблачному лету в голосе девушки пришло тугое предгрозье.

— Угу… спасибо…

Кабэдж хлюпнул носом последний раз и отстранился, свернувшись клубочком рядом.

— Я не про сейчас. Вы накричали друг на друга – стало вам от этого легче?

Молчание.

Кабэдж знал, какую очевидную мораль подразумевает собеседница, и знал, что тогда ничего, кроме гнева и обиды не имело значения. Промолчать тогда было физически невозможно.

— Лина улетела в офис. Ей нужно работать. Как думаешь, легко ей будет работать, когда её трясёт от злости?

— А я виноват, что она всегда такая злая? — на новую волну возмущения не нашлось ни сил, ни голоса, и то, что должно было стать новым скандалом, осело в полумраке скрипучим как галька шёпотом. — Пусть не злится, тогда её и трясти не будет.

— Никогда больше не смей так о ней говорить, слышишь?

— Да я!..

— Ты сейчас помолчишь, а я расскажу тебе кое-что важное.

Убедившись, что жеребёнок проглотил возражения, Джанет продолжила:

— Мы все синтеты, как и тебя, нас купили наши семьи как живые игрушки. Миленькие лошадки, за которыми так забавно приглядывать, пока они нелепо пытаются разобраться с человеческим миром. Меня купили, чтобы восьмилетняя девочка с гиперактивностью не разносила дом, пока родители на работе. Я не жалуюсь, мне даже разрешили защищаться, когда она начинала рвать мне хвост, лепила жвачку в шерсть или когда пыталась подставлять меня… смешно, но люди, которые меня купили, ценили меня больше, чем родную дочь, а та меня за это возненавидела и однажды ударила ножом, я упала, она подбежала, чтобы добить… а я её лягнула, она отлетела и ударилась виском о дверную ручку. И умерла. А я – выжила. А Лину купили вместо обычного ребёнка. Её «мать» была бесплодной. Купить синтета и вылечить бесплодие – примерно одно и то же по деньгам, но синтет сразу взрослый и ему не нужно менять памперсы…искусственные дети во всём лучше настоящих. Её хозяевам было тогда по двадцать три, сами ещё дети, ничего не смыслящие в жизни. Лину отдали в специализированную школу. Там учились обычные дети с отклонениями в развитии и… синтеты. С даунов взять нечего, но там было много пони. Ты – пони эквестрийской модели. Что ты думаешь, когда смотришь на нас с Линой? Не трудись сочинять вежливую ложь. Ты чувствуешь страх и отвращение. Эффект зловещей долины – не пони и не человек, что-то среднее… Ты назвал Лину мутантом, верно?

— Я… я не помню…

— Зато она не забудет. Никогда. Её звали так четыре года. Такие как ты. Не давали прохода «полупони», потому что она слишком не похожа на образы из их попаданческих программ. Вы, пони, не агрессивные, в вас вшивают слащавую дружелюбность. А потом она трансформируется в чудовищное лицемерие. Вы гнобите изгоев с улыбкой на губах, смеётесь, пока изобретаете новые способы травли, а потом кричите что-то про дружбу и магию, мол, это всё «невинный розыгрыш». И таких как ты, продаётся много, а Лина была в той школе единственной пони-гуманоидом. Четыре года ежедневной травли, унижений, издёвок и высмеиваний. Скажи мне, Каб, за что ей любить таких, как ты?

Взгляд жеребёнка долго бегал, пока мысли метались в поисках ответа. Ему с трудом представлялась живущая в Шпиле Эвелин в роли всеми гонимой школьницы в нищем районе.

— Но… но я никого не гнобил! — наконец всхлипнул Кабэдж. — Это меня всё время задирали!

— Люди?

— Ну… да. А кто же ещё?

— А её – те, кого императив заставлял её считать «своими». Такими же, как она. А синтету очень тяжело перешагнуть свой императив и увидеть правду.

— Ты так говоришь, будто императивы диктуют всё наше поведение…

— Твоё – точно диктуют. Или хочешь поспорить?

— Ну нет! Я сам решаю, что мне делать!

— Доказывать тебе, что яблоки растут на яблонях – это последнее, что я сейчас хочу делать. Верь в это и дальше, если хочешь, но не трогай Лину. Её ненависть жестока.

— Я не трогал её! Почему ты… почему вы обе думаете, что я – такой же как те школьные хулиганы?!

— Потому что так и есть. Сейчас ты один, а нас двое, и ты зависишь от нас, поэтому ты будешь вести себя хорошо, но стоит тебе оказаться в компании других пони, и ты начнёшь с упоением поливать Лину… да и меня, грязью. И будешь радоваться, как твои друзья тебя поддерживают. Когда Лина вернётся, извинись перед ней, пожалуйста.

— Она первая!

— Каб…

— Но это она начала! Я ни в чём перед ней не виноват!

— Каб! Не делай всё ещё хуже. Приложи хотя бы каплю усилий, чтобы доказать Лине, что она ошибается насчёт тебя.

Снова в ответ прозвучала лишь тишина. Жеребёнок дулся и супился, но по глазам читалось – эту просьбу он всё же выполнит. Когда Джанет уже собралась было уходить, Кабэдж вдруг спросил:

— Откуда у неё дом в Шпиле?

Девушка слабо улыбнулась – сквозь тяжёлые, гудящие от не сорвавшихся молний тучи, на миг пробился лучик июльского солнца.

— Когда она срывается, она готова порвать весь мир. Кое-кому это понравилось…

— И её выкупили у прежних хозяев?

— Она ушла сама. Девочка, над которой издевается половина школы, дома не слишком жизнерадостная. «родителям» это не нравилось, они ждали от пони позитива и радуг с бабочками, а она только ходила с вечно красными от слёз глазами. Её каждый день за это ругали, когда «мама» и «папа» переставали цапаться между собой. В день побега Лина выдрала кусок водопроводной трубы, затопила весь дом и больше никогда не возвращалась. Два года она старалась забыть свою прошлую жизнь, пока ей не подсунули тебя – живое напоминание о том Аду, из которого она выкарабкалась.

— Я не просился к ней. Тот белый синтет с перьями сказал, она сама хотела меня взять…

— Модификант. Он слукавил. Если бы она отказалась, он бы отнял у неё этот пент-хаус и работу.

— Так… выходит…

— Выходит, что вам обоим придётся жить под одной крышей, как бы вы друг к другу ни относились.

— Спасибо, что рассказала…

— Не за что. Я не хотела, но когда ты делаешь больно ей, ты делаешь больно и мне. Я… не ангел, Каб. Если вы так и не уживётесь, я ни на секунду не задумаюсь, чью сторону выбрать.

Джанет плавно поднялась и вышла, ясно дав понять, что разговор окончен. В воздухе ощущался фантомный запах озона от миновавшей грозы.