'12

Пролог: Литтл-Мейрчестер, 24-е апреля.

...

29 января. Дивизия всё ещё находится в мешке. Попытка пробиться на соединение с частями 132-й МД в районе деревни Гринривер и Высоты 128 провалилась ценой тяжёлых потерь в технике и живой силе. Генерал-майор Асфит принял решение отвести потрёпанные при попытке прорыва части в тыл — к аэродрому близ деревни Литтлехилл. Потери тяжелейшие, дух личного состава очень низок. Авиация сможет эвакуировать лишь часть раненых, самолётов просто недостаточно. На следующий день на этом направлении решено ожидать активные действия неприятеля.

30 января. 0:15. Позиции на выстое 128 оказывается под мощным артиллерийским обстрелом. Через десять минут снаряды начинают рваться и в Гринривере. Из стоящих в Литтлхилле частей боеспособными оказываются только две пехотные роты из 15-го батальона. Их решено выдвинуть на подмогу стоящим на данном участкам частям 17-го ПБ.

3:49 Из Гринривера сообщается о рокоте танковых моторов по ту сторону фронта. В деревне Гринривер и на высоте 128 в общей сложности сосредоточено 12 пушек калибром 37 мм и 3 пушки калибром 50 мм. Данный участок фронта был одним из наиболее подготовленных к танковой атаке, и тем не менее принимается решение сосредоточить на резервных позициях на отметке 900 остатки 13-й зенитной батареи в числе двух зенитных орудий калибром 88 мм. Так же, имея ввиду усталость и низкий моральных дух защитников на данном участке фронта, выдвигается предложение направить в качестве поддержки механизированный егерский батальон, на тот момент стоявший в районе Высоты 19.

5:00 Из Гринрифера сообщается об атаке неприятеля. Гарнизон опорника находится под массированным миномётным обстрелом, потери среди личного и орудийного состава описываются как "опустошительные". Численность неприятеля оценена как "дюжина танков при поддержке неопределённого количества автоматчиков и стрелков". Через четверть часа выясняется, что деревня атакована силами Красной армии. Решения о подведении резервов решено привести в действие незамедлительно.

5:30 По Высоте 128 наносят удар северянские реактивные миномёты. Под удар попадают и части соседнего батальона, удерживающие отметку 109 к югу от В-128. Силы неприятеля — неопределённое число стрелков и автоматчиков при активной поддержке миномётов и полевой артиллерии. Обороняющиеся на отметке 109 посылают несколько отчаянных призывов о помощи.

5:59 Последний сеанс связи с О-109. После часа молчания позиция считается полностью потерянной. Штаб 14-го пехотного батальона подтверждает, что прибывшие с О-109 уцелевшие докладывают о прорыве вражеской пехоты и его продвижении далее в тыл 14-му и 17-му 14-й ПБ не может выделить резервов для контратаки — 60% подразделения уничтожено в ходе отражения неприятельских атак неделей ранее. В ходе краткого совещания принимается решение создать сводную группу, поддержать её лёгкой бронетехникой и выслать на ликвидацию возникшего кризиса.

7:18 Из Гринривера приходит доклад о потере большей части орудий и окраин деревни. Потери неприятеля оцениваются как "незначительные". Танки северян втянуты в уличные бои. Значительная их часть оказалась ранее не присутствовавшими в этом районе огнемётными модификациями северянского Т-34.

8:00 Приходит доклад о том, что части 17-го ПБ отступают из Гринривера. Примерно в это же время Высота 128 атакована с флангов и тыла вражеской пехотой. Вместе с частями 17-го ПБ на высоте оборону держит усиленный егерский взвод. Ввиду низких боевых качеств пехоты на егерей возложены все надежды командования.

10:00 В-128 остаётся полностью окружённой неприятелем. Бой там продолжается, оборона держится. Как и предполагалось, овладев Гринривером танки неприятеля предприняли попытку наступать вдоль Дороги Гринривер-Литтлхилл и вступили в бой с заслоном на отметке 900.

11:10 Бой на О-900 продолжается, В-128 держится. Перебрасываемые в район вражеского прорыва резервы наконец сосредоточены близ отметок 731 и 122. Удалось собрать многочисленную ударную группу из пехоты и егерей, поддержанную бронемашинами и артиллерией.

11:30 Силы неприятеля на О-900 контратакованы. В это время другая часть ударной группы идёт в обход дороги Грин.-Литт. с целью прорваться к В-128. Неприятель, чьи пехотные силы оказались невелики, а танки понесли тяжёлые потери от зениток, вскоре начал отступать.

15:00 Неприятель отброшен на исходные позиции. Тем не менее, оборонительные позиции в Гринхилле и на Отметке-109 разрушены, а тяжёлые потери не позволяют далее удерживать их. Без сильной фланговой поддержки оборона на Высоте-128 признана далее нецелесообразной.

30 января. Неприятель заметил отвод егерского батальона и атаковал В-19. Высота потеряна менее чем за четыре часа боя. Командование принимает решение задействовать части дивизии для ликвидации прорыва. Егерский батальон при поддержке нескольких пехотных рот контратакует противника на В-19 и отбивает её к вечеру того же дня. Потери среди егерей оцениваются как серьёзные.

1-е февраля. Артиллерия противника прощупывает новые рубежи пехотных батальонов. Потери пока невелики из-за низкой точности огня. Командование предполагает, что в этом районе противник хочет нанести главный удар. Разведка, проводимая егерями позволяет выявить районы сосредоточения вражеских штурмовых групп и нанести по ним упреждающие артиллерийские удары.

Данные записи были сделаны в ЖБД дивизии, совместно с которой действовала егерская часть в которой служил Рейнис.

"... Если наши задницы когда-нибудь и вытащат отсюда — то только благодаря этим парням. У нас кончается провизия и патроны, парни из моей роты жутко деморализованы и воюем мы просто ужасно. Когда я отправлялся на фронт — то ожидал чего угодно, но не того что нам придётся мёрзнуть в окопах под постоянными обстрелами. Мы в полном окружении. Единственное, что нас спасает — это аэродром и эти чёртовы егеря. Они не боятся танков и артиллерии — они вообще ничего не боятся! Если бы не они, то эти проклятые пони уже давно нами отобедали. Говорят, что где-то ребята бросают позиции и отказываются воевать. Надеюсь, мы до этого не дойдём. Это верная смерть. Ещё более верная чем вражеская пуля или осколок. Нельзя падать духом, иначе мы точно этого всего не переживём..."

Из дневника чейнджлингского солдата.

---

1

Стояла оттепель, по улицам городка разливалось белое молоко тумана. Подобно болотным огням или призракам в белой пелене сверкают фары. Раннее утро. До построения осталось чуть больше десяти минут. Рейнис молча лежал на кровати, сомкнув глаза и пытаясь заснуть ещё хоть на пару минут, но это у него всё никак не получалось. В казарме сыро, противно, многие товарищи Рейниса ёжились и скалились во сне, проклиная этот всепроникающий холод.

"Проснуться до отбоя, это надо же." — Подумал про себя егерь, придвигаясь к окну и рассматривая заволакиваемые туманом улицы, по которым с опаской проезжала небольшая колонна грузовиков. Достаточно чтобы вместить в себя тридцать-сорок бойцов и их снаряжение впридачу. Вот колонна свернула на перекрёстке и исчезла за домами. Теперь на улице не оставалось ничего особенного — лишь выщербленная брусчатка, заколоченные окна соседнего дома и густое туманное молоко.

На улицах городка Литтл-Мейрчестер ещё лежал грязно-серый ноздреватый снег. Зима отступала, приходила ветреная, промозглая и мерзопакостная весна. Чейнджлинги привыкли к такому и быстро организовали свой быт, воспользовавшись всем, что предлагало им поселение, забрав всё что жители могли им предоставить не беспокоясь о положении последнем. Как и во многих местах, занятых Королевской армией, пони уже давно были вынуждены жить впроголодь — кто-то ещё мог выменивать еду и дрова на антиквариат и золото, но у остальной части обывателей не было этой возможности и приходилось искать другие, менее лёгкие способы прокормиться. На улицах, в подворотнях, в замёрзших квартирах шла своя собственная жизнь, к которой егеря не имели совершенно никакого отношения. Их жизнь не пересекалась с жизнью местных, эквестрийцы были для них в лучшем случае обслугой, в худшем — просто пустым местом или надоедливой помехой, от которой хотелось как можно скорее избавиться. Глядя в окно на почерневшую черепицу соседней крыши, Рейнис в очередной раз поймал себя на мысли, что не отличает это местечко от всех остальных, в которых они уже успели побывать. Эквестрийский пейзаж вокруг уже набивал оскомину, вызывал тоску. И ещё большую тоску вызывала мысль о том, что они, судя по всему, застряли в этой стране очень надолго.

Подъём. Рота буднично приводит себя в порядок. Умывание над раковиной, чистое свежее бельё, новая выглаженная форма, вычищенное до блеска оружие — как-то странно всё это, непривычно. В их бытии менялось многое — служба стала размеренной, спокойной, многие стрелки чувствовали скуку, другие же наслаждались всем этим, отдыхая от тягот, что им пришлось вынести. Построение, развод, стрельбы, регулярные увольнительные — и так уже где-то две или три недели. В такой обстановке солдаты становились более разговорчивыми, Рейнис тоже стал чаще давать своим мыслям, да и самих мыслей стало больше. Тоска по дому — странная и неприятная вещь. Товарищи Рейниса последние дни были просто завалены письмами из дома. Выбравшись из лесов и окопов, получив короткую передышку от войны, егеря поспешили уведомить свои семьи о том, что они живы. Рейнис тоже написал домой — и получил в ответ нечто, что он с трудом мог назвать письмом. В тексте угадывался почерк отца, но часть слов вымараны, вычеркнуты, значение письма явно изменено какой-то очередной канцелярской крысой, о которых уже были наслышаны многие фронтовики. Это случилось вчера вечером, и Рейнису было очень неприятно вспоминать этот случай сегодня утром, можно было бы поделиться этим с кем-нибудь из сослуживцев, но он не стал — решил оставить своё при себе.

Над головами чейнджлингов серое свинцовое небо, но это совсем не удручает их. Утренний приём пищи прошёл хорошо, дела в части тоже шли неплохо, всё текло своим чередом, почти как в мирное время. Рейнис, Хильф и остальные в основном занимались патрулированием города — занятие довольно рутинное, предназначенное для того чтобы занять военных хоть какой-то работой.

— Вчера прибыла ещё одна рота. — Хильф и Рейнис шли позади остальных, замыкая группу численностью в половину отделения. На улице было пустынно, ветер раздувал остатки утреннего тумана. Постовые, часовые, патрульные — все казались какими-то не очень живыми, будто бы скованными холодом и ветром. Мирных жителей не было видно вообще. По крайней мере там, где проходил отряд стрелков в зеленоватых куртках.

— Стягивают сюда всех, как я понял. — Поддакнул ему один из бойцов. Видели ребят из 8-го полка, осталось только 9-го дождаться.

— И будет полная колода, ага. — В разговор вмешался командовавший отрядом ефрейтор. Их было здесь четверо. Всего в отделении осталось восемь бойцов. Взвод сильно потрепало в ходе боёв под Литтлхиллом, пополнения же были маленькими и приходили понемногу.

— Раньше нас так не собирали. — заметил Рейнис, решив как-то поучаствовать в беседе. — Всегда воевали мелкими группами, не больше роты — а теперь целый батальон, да ещё и другие приходят.

— Что-то взбрело в голову этим везалипольцам, чёрт их там разберёт. — посетовал ефрейтор явно не довольный этим положением. — Послушаешь раненых и отпускников на станции — ничего хорошего не расскажут, один мрак. Видимо, готовят нас для какого-то особо серьёзного положения. Расслабляться не следует...

— Да, будем воевать все скопом видимо. Как тогда. Под Литтлхиллом. — Хильфу явно не хотелось произносить это название, а остальным не то чтобы сильно хотелось его услышать. Даже парень из пополнения, прибывший на прошлой неделе уже был прекрасно осведомлён о Литтлхилле и поэтому полностью разделил чувства товарищей.

— Хм. Там было не так уж и плохо. Мне кажется, что за эту чёртову войну мы ещё никогда не были по-настоящему в беде. Эй, Рейнис!

— Чего?

— Помнишь ту ночь когда нас послали отбивать высоту? Тогда ещё на нашем БТР-е смазка замёрзла и пришлось пройтись пешочком.

— Это незабываемо.

— Правда? А мне казалось, что тебе, товарищ, всё не почём. Ходишь как туча или как стенка кирпичная. Чего хмуришься? Что-то случилось?

— Нет, всё как положено. Но да, обидно немного из-за одной штуки.

— Что за штука, позволь спросить?

— Разрешите не сейчас.

— Понял, значит потом пообщаемся.

Перекрёсток. На перекрёстке в неудобном вертикальном положении стоит чейнджлинг-регулировщик. Егеря пять минут глядели на проезжающую мимо колонну грузовиков, долго заворачивавших на какую-то другую улицу. Городок маленький. Запомнить его несложно, а боец-регулировщик уже стал для Рейниса и Хильфа кем-то вроде знакомого-приятеля. Так уж вышло, что во время увольнительных перевёртыши постоянно оказывались в одном и том же месте в одно и то же время.

— М-да, шли часа два-полтора. А потом по нам из пушек лупить начали. — Рейнис быстро вспомнил детали того боя, о котором напомнил ему ефрейтор.

— Если бы не наша броня — то нас бы по тому полю размазали в фарш.

— Верно.

— Всё равно много наших тогда полегло, но могло бы и больше.

— Одного из пулемётного взвода кстати видели недавно в каком-то госпитале. Вывезли самолётом, умудрились. Теперь отлёживается голубчик.

— Помнится ещё один случай. Тоже с этой высотой.

— Это который? Когда на нас танки ехали?

— Да, вроде оно. Их было два или три. Как-то так. Тогда ещё гауптман из 2-й роты погиб и наш Акрис чуть без ног не остался. Рейнис тогда ещё пулемётчика из 2-й оттаскивал, когда его осколком ранило. Не помню как его там звали, то ли Нерикс то ли Реникс...

— Он кстати тоже эвакуировался. Живее всех живых.

— Ну, не зря тащил эту тушу. — Хмыкнул Рейнис, впервые за день широко улыбаясь. Паршивость ситуации, о которой шла речь, казалось не такой уж всеобъемлющей, раз многие раненые товарищи оказывались живыми и относительно здоровыми. Рейнис действительно вспомнил как тащил того бойца на себе. День тогда выдался солнечным, погожим и очень красивым. Такая погода продержалась три с половиной дня и все эти дни противник то там то тут пробовал на прочность линию фронта, играясь с окружёнными чейнджлингами как кот с полудохлой мышью. Там, в котле, на участке 132-й Моторизированной дивизии егеря сражались группой численностью в относительно полнокровный батальон. Сражались как обычная пехота. Потери за считанные дни боёв превысили те, что были понесены за Оленийскую кампанию и лето 11-го года вместе взятые. Было много раненых, больных — закалка и пресловутые "гены" не спасали от банальной нехватки антибиотиков и прочих лекарств. Ликтидцы мёрзли в окопах днями и ночами, регулярно вступая в бой с превосходящими силами врага, мотивируя деморализованную пехоту драться дальше, драться за выживание. Перенёсший тяжёлую простуду и едва не погибший в госпитале Кенрис до сих пор не мог отделаться от сильного кашля. Погибло много других хороших парней. Может быть, если бы не их активное сопротивление — то противнику хватило бы решимости уничтожить окружённых чейнджлингов. Но этого не произошло, северяно-эквестрийское кольцо удалось прорвать и части вышли к своим. На уцелевших посыпался дождь из наград. Рейнис и его товарищи с гордостью носили недавно введённую медаль "За бои на кантерлотском направлении", в армии награду быстро прозвали "Мороженым мясом".

Там было мало патрон, снарядов, боеприпасов, топлива, медикаментов — приходилось изворачиваться, воевать не только с врагом, но и с этими проблемами. Холод, голод, вечная экономия, дни и ночи в промёрзших окопах — так проходила большая часть времени, а бои занимали едва ли треть от него. Рейнис не раз ползал на нейтральную территорию за полезными вещами, которые могли пустить в ход окруженцы. Иногда он и его товарищи подползали к самым позициям противника, снимали часовых и захватывали "языков". Тепло блиндажа, отдых у тёплой печки — дорогое и редкое удовольствие, врезавшееся в память не хуже самой крепкой переделки. Егеря учили солдат правильно разводить костры чтобы экономить топливо которым можно было бы заправить машины, они учили их экономить патроны, экономить силы, перемещаться так, чтобы противник не видел их. Многие из пехотинцев были призывниками, не успевшими освоиться на фронте и сходу попавшими в такое положение, из которого едва ли могли бы выйти даже более опытные и умелые. Новобранцы получали обморожения, не умели прятаться, плохо стреляли, часто паниковали и гибли целыми взводами. Им явно не повезло оказаться там, где они оказались.

Проходя у бывшего фабричного общежития, принадлежавшего ранее какому-то мелкому предприятию, закрывшемуся вскоре после начала оккупации, стояла колонна грузовиков и творилась толкучка. Увидев это, патрульные подумали, что прибыл ещё кто-то.

— Как поступим? — Спросил кто-то из егерей у командира отряда, который тоже с интересом наблюдал за происходящим.

— Спрошу у какого-нибудь бойца что у них за батальон. Я конечно догадываюсь, но надо знать точно. Передадим остальным, а потом потолкуем с ними на увольнительной. Откуда прибыли, что видели, всё это. Задача ясна?

— Так точно!

Тем временем солдаты впереди них уже выгрузились из машин и начали заходить внутрь. Снаружи осталась лишь небольшая группа, которой было поручено занять посты у входов и выходов из крупного здания. Всё проводилось в чётко обозначенном порядке. Литтл-Мейрчестер, судя по всему, изначально и был выбран как центр сбора егерской дивизии благодаря большому количеству построек, которые можно было бы использовать как казармы. Рейнис, Хильф и остальные остались стоять в стороне, а их старший пошёл пообщаться с одним из часовых. Он сблизился с ним и сходу предложил сигарету. Егерь отказался, а потом улыбнулся во все зубы. Видимо, бойцы оказались старыми знакомыми и только что узнали друг друга. Их разговор длился три минуты. Потом военные вспомнили, что у них обоих есть свои задачи и его пришлось прервать.

— Продолжаем патруль, ребята. Я всё выяснил.

— И? Как?

— Мой хороший товарищ, мы с соседних деревень родом. Много вместе в лес ходили, задолго до войны. Их батальон прибыл с севера, из района Хеджвардса. Говорит, там было серьёзное дело!

— Интересно. — Рейнис кивнул.

— Понятно почему они прибыли позже других.

Патруль продолжился, время спокойно потекло своим чередом. Убогие улицы, мелкие серенькие фигурки, замотанные в шубы и шарфы жмутся к стенам, прячутся в подворотнях, их окон вечно смотрят чьи-то настороженные глаза. Егеря привыкли замечать мелкие детали, и прятавшиеся от них местные жители не могли укрыться от их взора.

— Помнишь тот случай, когда часовой у комендатуры пристрелил пони, собиравшую щепки у разрушенного дома?

— Известная история. Как по мне — дурацкая. Герр ефрейтор — об этом что-то есть в уставе?

— Не помню, Хильф. Я не такой уж знаток этих везалипольских крючков. Не стоял в карауле с тех пор как получил два клина на рукав — для этого у меня есть вы, ребята.

Рейнис усмехнулся. Хорошее настроение ефрейтора действовало и на его собственное.

— Хреново им здесь, это верно.

— Не наше дело. Вот скажи, Хильф, вот ты об этом рассуждаешь — а тебе есть дело до них? Какой тебе толк?

— Да в принципе никакого... Мне и до жителей других ульев как-то дело не было, а до иностранцев...

— А до иностранцев и подавно, а? — Один из бойцов хохотнул.

— Ну да. Стреляют в меня — я стреляю в них. Не стреляют — ну и ладно.

— Верно. Хороший солдат! Будем стрелять куда положено — приедем домой чуть раньше и быстрее.

Прошло два дня, часть роты Кенриса отпустили в увольнительный. Рейнис, Хильф, ефрейтор и ещё пара егерей зашли в давно примеченную ими эквестрийскую рюмочную, где главным образом наливали крепкие напитки вроде настоек на яблоках и травах или северянской водки. Заведение процветало — хозяин бара ещё в августе пошёл на поклон к местному коменданту и попросил снабжать его всем необходимым в обмен на большие скидки для чейнджлингских военных. Таким образом в итоге поступили все остальные питейные и рестораны в городе — подступала зима, топиться было нечем, а от оккупантов никогда не было отбоя и даже с большими скидками такой бизнес всё ещё приносил достаточные средства. В заведении егеря встретили их знакомого регулировщика, а так же своих коллег из недавно прибившего батальона. Стрелки, приехавшие из-под города Хеджвартс рассказали много интересного. В том районе недавно было отражено наступление северян, кончившееся для них тотальным разгромом. Фронтовые газеты уже давно трубили, что "Вся коммунистическая армия на севере была уничтожена в котле под Хеджвартсом", но мало кто из ликтидцев действительно в это верил, пока их товарищи и земляки не поведали им свою историю. Действительно, РККА пытались рвануть в сторону города по шоссе, попытались реализовать своё преимущество в танках против относительно слабых частей группы армий "Север". Туда перебросили подкрепления, армию отбросили в леса и болота, заперли в мешке, из которого немногим удалось вырваться. Сотни танков, тысячи грузовиков, вереницы пленных, множество погибших под обстрелами, бомбёжками, от холода — оторопь брала от этого зрелища, даже опытные егеря не всегда могли его перенести. Часто враг сражался с отчаянием обречённых, на их засады по несколько раз на дню выходили группы, пытавшиеся прорваться "на волю". Их уничтожали, на их место упорно шли новые, пытаясь воспользоваться узким "бутылочным горлышком", под прикрытием ночи и тумана прокрасться к своим. Это преподносилась как великая победа, но почему-то она не вызывала такой радости как прошлые. Этот успех, казалось, вовсе не приближал конца войны, а этого уже хотелось многим, если не всем. Так или иначе, сбор егерских частей под Мейрчестером вызывал у самих егерей много вопросов. Видимо, чейнджлингам вскоре предстояло принять серьёзный бой.

2

— Итак, после нескольких месяцев тяжёлых боёв нашей армии наконец удалось перехватить инициативу. — спокойный голос Триммеля разносился по помещению для собраний. От большого количества собравшихся здесь генералов и жаркой топки находиться здесь было довольно сложно. — Войска северян под Хеджвартсом полностью разгромлены. Согласно данным разведки — Северянская республика лишилась от четверти до трети своих ударных танковых соединений в этом сражении. Опасность охвата соединений Ларинкса с севера была ликвидирована совместными усилиями 11-й и 2-й армий. Неприятельская активность на северном и центральном фронте сходит на нет. Неудачные попытки эквестрийцев и северян окружить наши силы и нанести нам стратегическое поражение привели к тому, что их армии истощены во всех отношениях, потеряли значительную часть живой силы и материальной части и теперь не могут угрожать целостности фронта и флангам наших корпусов и армий. Согласно данным, полученным от УОБВ — неприятель намерен продолжить наступательные действия летом этого года. Селестия и её союзники возлагают на летнюю кампанию 1012-го года большие надежды и готовятся к ней очень тщательно. Располагая данной информацией, Штаб Сухопутных Сил в данный момент разрабатывает контр-план, сводящий на нет все потуги неприятеля переломить ход войны в свою пользу. Вступительную часть собрания я высказал. Вы, господа, не раз это слышали, а многие из присутствующих наверняка и напрямую участвовали в обозначенных событиях. В любом случае, мне бы хотелось обозначить вопрос, о чём сегодня пойдёт речь. Скоро мы снова начнём наступать, господа, это я вам обещаю.

Ларинкс стоял близ Триммеля, обводя собравшихся холодным и собранным взглядом. Фельдмаршал чувствовал себя неважно: последние события итак плохо сказались на его здоровье, а обстановка в помещении буквально удушала его. Тем не менее, офицер держался, и держался достойно. Тогда, в январе, его чуть было не отправили под суд, но этого не случилось. Милость Королевы, решение генерал-фельдмаршала — у Ларинкса никогда не было нюха на подобное. Слушая Триммеля сейчас он хотел бы ввернуть пару едких замечаний, но просто-напросто не видел в этом никакого смысла. Их главком умел вселять хороший настрой, чем и сейчас и занимался.

Так или иначе, слово было передано фельдмаршалу Тисбе. Фельдмаршал не производил какого-то харизматического впечатления — он всегда отличался излишне нудной манерой выражаться, за что его за глаза недолюбливали.

— Благодарю вас, герр Генерал-фельдмаршал. — уважительно глядя в строноу главкома произнёс перевёртыш. — Итак, как вам известно, на фронте Группы армий "Юг", что находится под моей командой, возникла очень выгодная обстановка. Действуя против сил 4-й армии, неприятель увяз в боях на рубеже, прозванным нашими войсками "Мидривер-фронт". Как вы могли догадаться, на данный момент наша линия проходит по одноимённой, кхм, реке. Противник часто и в большом числе пытается прорвать нашу оборону, но не имеет успеха, истощая и перемалывая собственные силы. Системы фортификации, возведённые силами инженерных частей 4-й армии отлично справляются со своей задачей. Лишь за прошедшую неделю до моего сведения был доведён факт награждения более тысячи военнослужащих...

— Герр Тисбе, не могли бы вы... — Сопровождавший фельдмаршала офицер слегка тронул его рукав. Командующий смерил подчинённого взглядом, явно недовольный тем, что его лишили возможности довести мысль до логического завершения. Однако, делать действительно было нечего.

— Ах да, план. План, разрабатываемый Штабом Сухопутных сил, заключается в начале генерального наступления, целью которого обозначен захват над юго-западными регионами Эквестрии, разрушение вражеской логистики и захват территорий, богатых необходимыми для победы в войне ресурсами. Данную наступательную операцию планируется провести силами группы армий "Юг", коими командую я. Для этого подчинённые мне войска должны быть усилены частями групп армий "Центр" и "Север". Штаб намерен нацелить своё внимание именно на южное направление, южное направление имеет важнейшее значение для победы в этой войне...

Доклад продолжился, Тисбе долго и скучно пережёвывал собравшимся сформулированные идеи, демонстрировал всё на карте, то и дело съезжая с темы в сторону успехов своих подчинённых. Перед Триммелем многие пытались показать себя с лучшей стороны, щегольнуть какими-то заслугами и достоинствами. Фельдмаршал не был исключением, пусть и никогда не отличался хвастовством. Выслушав план и привычно отсалютовав, большая часть генералов удалилась восвояси, удовлетворённая общими фразами и обещаниями скорой победы. План ещё был в разработке, но о его существовании уже нужно было сообщить, чтобы подбодрить своих и напрячь врагов. Когда большая часть чейнджлингов вышла, фельдмаршалы завели куда более конструктивный разговор.

— Получается, моим силам и силам фельдмаршала Фарникса следует перейти к обороне? — Ларинкс обратился к Тисбе, при этом поглядывая на Триммеля.

— Насколько мне известно, ваши армии окапываются с середины апреля, так что для вас это явно не новость. — мягко отстранив докладчика заметил Триммель. — Кстати, в феврале вы отлично выдержали неприятельский удар, герр Ларинкс! Я, признаться, уже придумывал что сказать Её Величеству насчёт сдачи Мейрчестера, но вы не просто удержались, но и вынудили врага сражаться в оружении, потом деблокировать свои войска... Отчёт об этом деле отлично поднял мне настроение, как сейчас помню.

— Готовьтесь, Ларинкс. — несколько резко проговорил присутствовавший здесь фельдмаршал Фарникс. — Тисбе будет молотом, а вы — наковальней.

— Завидуете? — Ларинкс сдержанно улыбнулся.

— Отчасти. — Кивнул Фарникс.

— Вы оттягиваете на себя опасного врага. Даже если летнее побоище пройдёт мимо вас — вы всё равно сыграете в нём свою роль. — Заметил Тисбе, обращаясь к Фарниксу. Тому не то чтобы понравился этот аргумент, но возразить было нечего.

— Ничего, говорят Кристал-Сити — неплохой город. Жаль что они уже навряд-ли сдадут его без боя.

— Проще будет окружить его, чем штурмовать.

— В любом случае — это дело будущего. Без зерна и топлива из Эпплузы боевой дух наших врагов будет сильно подорван. — Речь Триммеля зазвучала несколько иначе, настраивая коллег на более серьёзный лад. — Удар на южном направлении должен стать решающим. Мы итак ведём эту войну слишком долго — пора её заканчивать. Иного выхода выйти из данного конфликта так, как изначально предполагала наша возлюбленная Королева я на данный момент не вижу...

Глава I: Сэддлмаркет, окрестности Мид-Ризорта. 19-е мая.

"14.05.1012-го части 3-го полка возобновляют наступление на Мид-Ризорт. К концу дня вражеская оборона пробита уже пробита на ряде участков, сказывается переброска резервов и активная поддержка нашей авиации. Тем не менее, потери тяжёлые, закрепиться удаётся лишь на плацдармах "Ватерхилл" и "Лили".

В ночь с 14-го на 15-е противник начинает обстрел плацдармов реактивными миномётами, к утру к обстрелам подключаются бомбёжки с воздуха. Перебрасываемые на плацдармы подкрепления из частей Ю-ЗВО понесли тяжёлые потери на марше и потеряли значительную часть артиллерии, техники, подвод. Штаб принимает решение запросить усиленную поддержку авиации и стянуть артиллерийские резервы к плацдармам чтобы обеспечить поддержку продвинувшимся вперёд частям 3-го полка.

Всё 15-е число проходит в неприятельских огневых налётах на плацдармы. Потери среди личного состава высоки, вывоз раненых осложнён обстрелами и авианалётами. Наши истребители борются с врагом в небесах. В эти же сутки переходят в наступление 4-й и 5-й полки Морской пехоты, 2-я Ванхуверская дивизия полностью втягивается в сражение. Ночь с 15-го на 16-е мая проходит в боях за плацдармы на подступах к Строуберри-Гроув. Сообщается об активном применении неприятелем мобильных ДОТ-ов, позиции чейнджлингов, как и ранее, часто оказываются незамеченными ввиду отличной маскировки в складках местности. Информация, полученная во время апрельских боёв не оправдывает себя — позиции неприятельских войск на линии фронта были перемещены.

На утро 16-го мая взят плацдарм "Роуз", освобождена деревня Мид-крик, неприятелем оставлены долговременные укрепления, техника, тяжёлое вооружение. После рапорта об успешных действиях командира назначенного на штурм "Роуз" батальона морской пехоты, капитана Реда, решено представить к награде. Плацдармы "Грин" и "Сильвер" не взяты — батальоны 4-го полка КМП отброшены неприятелем с тяжёлыми потерями. 5-й полк продолжает упорно вести бои за плацдармы "Гамлет" и "Сноу".

17-е мая. Неприятельская контратака на плацдарм "Ватерхилл". Части 2-го батальона 3-го полка оказываются отброшены. Штаб приказывает начать перегруппировку и как можно скорее отбить плацдарм. К полудню "Ватерхилл" снова взят, но потери батальона таковы, что занятые позиции решено оставить под покровом ночи. Плацдармы "Лили" и "Роуз" так же под атакой, но на тех участках неприятель не имел успеха. Части 5-го полка всё ещё ведут наступательные бои, стремясь, согласно плану, овладеть дорогой Форестберри-Мид-Ресорт, но слабость неприятеля на этом участке фронта оказалась очередной уловкой. Вклинившись в порядки чейнджлингов, батальоны 5-го оказались связаны большим количеством столкновений с засадными и диверсионными группами, тормозившими наступление. К вечеру 17-го мая неприятель перешёл на этом участке в контрнаступление. Отмечается наличие у врага многочисленных, полнокровных резервов, поддержанных бронетехникой и артиллерией. По всей линии фронта высока активность вражеских снайперов и засадных групп. На ряде участков батальоны морской пехоты приходится сменять частями из 20-й и 37-й пехотных дивизий. К утру 18-го мая наступательные порядки пришли в некоторое замешательство, но и неприятель снизил активность своих контр-наступательных действий. Устанавливается относительное затишье.

18-20-го мая. Незначительные столкновения по всей протяжённости фронта. Атакой морпехов с плацдарма "Роуз" нанесён тяжёлый ущерб формирующейся штурмовой группе неприятеля. Захвачено несколько огнемётов, много взрывчатки и стрелкового оружия. Тем временем готовятся атаки на потерянный плацдарм "Ватерхилл" и те плацдармы, что не удалось занять в первые дни наступления.

Утро 20-го мая. Массированный артиллерийско-миномётный обстрел позиций 4-го полка. Готовящаяся атака на плацдармы сорвана, плацдарм "Роуз" под мощным ударом, связь с ним затруднена. Во второй половине дня чейнджлинги начинают массированную контратаку. Бой продолжается до раннего утра. Всё это время связь с плацдармом очень сильно осложнена. К полуночи становится ясно, что капитан Ред смертельно ранен, а остатки его батальона удерживают ДОТ-ы на окраине Мид-крика, готовя организованное отступление. К пяти часам утра остатки батальона отходят на свои исходные позиции. На оставленные позиции наведён авиаудар. К полудню из района деревни начинают подниматься столбы густого чёрного дыма.

21-го мая значительная часть боевых действий сходит на нет. Батальоны 2-й Ванхуверской дивизии потеряли от 40 до 75 процентов личного состава, части Ю-ЗВО так же понесли значительный ущерб и потеряли боеспособность. Штаб Южного фронта, получив разрешение сверху, решает перейти к оборонительным действиям в рамках которых 1-я, 2-я и 4-я Ванхуверские дивизии отводятся глубокий тыл для доукомплектования и перегруппировки."

Из ЖБД 2-й Ванхуверской дивизии Корпуса Морской пехоты Эквестрии.

"Обстановка на южном фронте не оправдывает ваших ожиданий и приближается к критической. Уже в течении двух с половиной месяцев неприятель успешно держит оборону, закрепившись в районе Мид-Ризорт и реки Мидривер, прикрывающей данный пункт с юга востока. Ущерб, понесённый неприятелем в ходе зимнего наступления, ныне восстановлен и его группировка на юге продолжает усиление, в то время как наши силы серьёзно истощены в ходе безуспешных наступательных боёв. Генеральный штаб Южного фронта выражает озабоченность по поводу данной обстановки и просит чётких указаний по решению данной проблемы."

Из отчёта генерального штаба Южного Фронта.

1

Дул морской ветер, колонна шла по разбитой колее, продвигаясь к фронту. Вереницы крафтфарцойгов и грузовиков медленно, но верно подползали к пункту назначения. Погода, несмотря на последний месяц весны, стояла не самая лучшая — небо хмурилось, собирался лёгкий тёплый дождь. По обе стороны от дороги стоял сосновый бор. Вокруг было светло и очень шумно: кто-то с кем-то перекрикивался, рычали моторы, гусеницы и колёса месили грязь. По обочинам шли колонны солдат в серо-зелёной униформе. До привала было ещё далеко, а отставать было нельзя.

Артис шагал в колонне своего отделения и постоянно поглядывал слева от себя. Там ехали машины, торчали сосны, чавкала уже не такая глубокая и вязкая, но всё ещё неприятная дорожная грязь, небо же не вызывало никаких мыслей и идей, сегодня оно было некрасивым. Направо же перевёртыш смотреть не мог из-за водружённого на спину ствола пулемёта. Мысль об этом оружии вызывала у него расстройство пополам с озлобленностью, ведь он уже десять раз успел возненавидеть это оружие. Спереди шёл Класпер, сзади поспевал его второй номер, то и дело ругавший тяжесть пулемётного боекомплекта, который ему приходилось нести на себе. Помимо патронов приходилось таскать ещё и запасной ствол. Раньше этой вещице уделяли куда меньше внимания, но с недавнего времени о нём приходилось вспоминать куда чаще чем хотелось.

— Э-э-эх когда же мы уже остановимся... — В голове колонны подал голос кто-то из товарищей Артиса по отделению. Парень был из зимнего призыва и прошёл с батальоном панцергренадёров через многие паршивые переделки, вынеся всего лишь парочку лёгких контузий. Чейнджлинг был родом с Сорифа, вроде как даже с близкого к квартире семьи Артиса шпиля, что располагало пулемётчика к новобранцу.

— Да уж, марш идёт долго. Мы точно идём к фронту? — Пробурчал ещё один боец из новичков. Уцелевшие в боях ветераны не допускали подобных разговоров и шли в спокойном молчании.

— Мы идём вдоль фронта, балда. Не понятно? — Резко, но доходчиво пояснил бойцам Класпер, повышенный недавно до ефрейтора.

— Понятно, герр ефрейтор! — С некоторой пугливостью ответил ворчун.

Все снова замолчали, сосредоточившись на методичном перемешивании грязи при помощи копыт. Они шли долго, скука действительно накрывала с головой. Для такой страны как Эквестрия и такого живописного края как южная её часть, пейзаж был очень неприятен глазу. Может быть, сказывалась общая атмосфера похода, в любом случае — веселы сейчас были далеко не все.

"В Олении погода была лучше" — Подумал Артис, чувствуя как начинает накрапывать дождь. Мысль об этой покорённой стране подняла воспоминания их недавней передышки. Город Вейверфронт встретил дивизию практически мирным спокойствием. Жизнь на улицах шла своим чередом, бойцы местного гарнизона производили впечатление парней давно отвыкших от чего-то серьёзного. Олени не создавали им таких проблем, чтобы причинять им беспокойство — местная полиция отлично делала свою работу. Гренадёр и танкистов расположили в казармах и вскоре начались весёлые и приятные дни, которые многие товарищи пулемётчика до сих пор вспоминали крепкими и часто неприличными анекдотами. Постепенно прибывало новое пополнение, пополнялась выбитая матчасть. Сейчас Артис смотрел на идущих и едущих и не узнавал очень многих из них. Давным-давно, жарким летом 11-го года, когда его батальон ещё только подъезжал к эквестрийской границе, вагон был набит как рыбная консерва. Галдёж, сигаретная вонь, летняя духота на которую жаловались даже самые неприхотливые солдаты. Полгода спустя, на пути в Ванхувер, в вагонах было куда меньше народу. Ещё не так давно шутивших, ругавшихся, тараторивших без умолку бойцов заменила глухая пустота. В Ванхувере ко многим пришла оптимистичная уверенность в скорой победе, почти все включая Артиса постарались забыть те ужасы и неудачи, что им пришлось пережить под Кантерлотом и надеялись, что новое наступление будет более успешным. В вейверфронтских рюмочных уже множество раз успели похоронить и Селестию, и Луну и Блюблада и много кого ещё — и сейчас бойцы шли с этой уверенностью как с оружием, держа её наперевес.

Причин для этого было много. Согласно прессе и пропагандистскому кино, эквестрийцы и северяне последние несколько месяцев только и делали, что обливались кровью в бессмысленных атаках, а чейнджлингская армия только усиливалась, быстро восполняя понесённые потери и на полную катушку используя выдавшийся "спокойный" период. В 3-ей гренадёрской это видели и понимали очень ясно, и это лишь добавляло оптимизма. Особенно радовали новые танки и самоходки, новые противотанковые пушки, новые тягачи и другая техника. Такого в других частях ещё не водилось, так что пехота смотрела на всё это великолепие с огромной завистью. Гренадёров так же снабдили и новыми пулемётами... И вот этот факт Артиса совсем не радовал. Новое оружие его откровенно бесило. Сорифца было крайне трудно вывести из себя, но это нечто уже не раз доводило его до белого каления. Да, новое оружие было легче, может быть даже немного удобнее в обращении, но когда дело доходило до стрельбы — всё шло прахом. Эта дьявольская машинка шарашила с такой скорострельностью, что отдача и перегрев ствола вынуждали бить короткими очередями. За все инструктажи и учебные стрельбы Артис так и не привык к этому ощущению, когда приклад будто бы превращается в маленький отбойный молоток. Прицел сбивается, ствол изнашивается так быстро, что его приходится менять куда чаще чем раньше, ленту можно вставить только с одной стороны. С другой стороны — на смену лентам пришли магазины, но возиться с их начинкой им на пару со вторым номером тоже приходилось нешуточно. Кринг, с недавнего времени ставший цугфюрером за место погибшего Ляпписа, как-то раз сказал, что под это оружие нужно разработать новую тактику, изменить организацию отделений, но где-то наверху просто решили ввести в армию новые стволы и не подумали о том, что их характеристики окажутся настолько дикими. "Что если ствол перегреется в неудачный момент? Что делать если мы не успеем вовремя его сменить? Скорострельность это хорошо, но патроны кончаются быстро. Что делать если я останусь без патронов, а нас будут атаковать в штыки, как тогда?.." — Эти мысли Артис продумывал не раз и не два. Не мог он от них избавиться и в данный момент. В той проклятой деревне он бросил любимое и верное оружие, служившее ему верой и правдой почти четыре года. Теперь он не мог избавиться от недоверия к новому пулемёту, страха что он подведёт своих сослуживцев. Боевые действия стали куда более серьёзными, опасными, далеко не простые бои лета 1011-го по сравнению с тем что творилось сейчас уже начинали походить на лёгкую прогулку.

Впереди показались очертания построек: какие-то сараи, пристройки, фермерские дома, в будке у дороги навытяжку стоит часовой. Передняя часть колонны втягивалась в стоявший на самой окраине леса посёлок, двигаясь по широкой центральной улице к перекрёстку просёлочных дорог. Вопреки ожиданиям молодых солдат, батальон не останавливался здесь на привал, но поворачивал на другую грунтовку. Грунтовка шла по расчищенному от леса полю и вела на восток. Артис сразу понял это, когда почувствовал странный зуд под панцирем. Спокойное время кончилось. Они идут к фронту. Теперь нужно быть готовым ко всему.

За несколько часов до заката батальон остановился в крупной деревне, полностью занятой чейнджлингскими тылами. Госпитали, склады, мастерские, депо для ремонта техники. Отсюда до реки Мидривер было не так далеко — около тридцати километров. Один раз этот пункт был взят эквестрийцами, потом его отбили и с тех пор обитателей этого места беспокоили лишь артобстрелы и авианалёты, но и те с недавнего времени начали сходить на нет. Батальон гренадёров уже ждали, места для ночлега солдат и стоянки для техники подготовили заранее, поэтому путаницы и проблем не возникло. В этом месте всё работало как часы, солдаты-тыловики смотрели на гренадёров с интересом, часто норовя завязать разговор и обменяться какими-то вещами. Уже расположившись в одном из бывших фермерских домов, чейнджлинги из отделения Артиса повстречали какого-то тыловика, который представился оружейником и тут же попросил бойцов рассказать, где расположилась мастерская их батальона, мотивируя это необходимостью пообщаться с их кузнецом для обмена кое-какими вещами.

— Хочу поговорить с вашим оружейником, предложить ему чем богат, а взамен получить то что мне нужно.

— Ну ладно, а что вам нужно? — Поинтересовался у мастера командир отделения, враксианец-оберефрейтор по имени Кариакс. Остальные бойцы, даже пылкий и разговорчивый Класпер, не очень хотели вступать в разговор с оружейником, чьи повадки казались довольно ушлыми.

— Вам, говорят, инструмент новый поставили, верно?

— Да, у нас теперь полный штат — даже гаек и шурупов у нас теперь как по уставу, а вам что, своих инструментов не хватает?

— Износились. Работаю без перерыва с апреля — постоянно приходят какие-то ефрейторы, егеря, просят перестволить оружие, а я их шлю к чёрту, потому что у меня ни стволов уже нет и иной работы по горло... В общем — хочется мне с коллегой пообщаться, предложить ему кое-какое трофейное добро и получить себе новый инструмент.

— А не проще ли вам дождаться поставок из тыла?

— Ха! Мы тут не очень доверяем господам-логистам из Мид-Ризорта. Работают они откровенно паршиво, милости от них ждать не приходится.

— Что-то я не вижу чтобы вы от чего-то страдали здесь. Крепкий тыл, все одеты, при оружии, обязанностях. Липните правда к нам почему-то. Давайте-ка мы поступим несколько иначе.

Оружейник пристально посмотрел на ефрейтора, видимо ожидая что ему дадут от ворот поворот. Но Кариакс вместо этого полез в карман и достал оттуда немного помятую, но ещё никем не тронутую банку с гуталином. На этикетке красовались выцветшие эквестрийские слова.

— Вот, предлагаю вам такой обмен. Дадите нам что-нибудь — и мы пустим вас к нашему оружейнику. Парень он славный — мой ульяк. Перестволил мне северянский полуавтомат — до сих пор не нарадуюсь.

— Разве вас не снабдили отечественными полуавтоматическими винтовками?

— Да, мне выдали одну такую. Знаете, скажу так — дерьмо. Но на всех трофеев не хватает так что бойцы ходят с тем что есть.

— Ну, ладно. Я так и знал, что вы мне просто так не поможете. — чейнджлинг улыбнулся и полез за ворот кителя, доставая оттуда какой-то свёрток. — Среди вашего начальства нет борцов с курением? Один мой знакомый лейтенант давеча ворвался со своими в один эквестрийский блиндаж и выволок оттуда целый ящик.

— Эквестрийские сигареты?

— Не думаю, что они эквестрийские, скорее всего импорт из какой-то зебриканской страны. Этот табак — просто сказка. За одну пачку мне как-то раз отдали ведро оружейного масла. Тоже трофейного. Качество у него не лучше нашего, я бы даже сказал, одинаковое, но всё же.

— Ясно. Спасибо вам, вы не жадный чейнджлинг. Мои бойцы вам благодарны. — Кариакс окинул взглядом наблюдавших за разговором перевёртышей — те утвердительно закивали. Хотя, оружейник всё же не нравился многим из них. Обстановка в этом месте вовсе не выглядела такой удручающей, как могла бы. Всё работало как положено — не было ни автомобильных заторов, ни серьёзных повреждений от обстрелов и бомбёжек. Враг видимо уже давно не заявлял о себе и отказывался от попыток наступать, а им видите ли всё равно чего-то не хватало, всё равно хотелось положить глаз на новенькое казённое добро, которым щеголяли бойцы третьей танковой. По крайней мере, у этих ушлых фронтовиков хотя бы было чем заплатить.

Наступала ночь. Солнце закатывалось за кроны деревьев, почти невидимое за пеленой облаков. Гренадёры за это время вымылись, сменили бельё, поели. Батальонное начальство было тут же приглашено на званый ужин, устроенный комендантом Сэддлмаркета, в окнах комендатуры ещё горел свет и поигрывала мелодичная и приятная мелодия, как и многое в этом месте взятое у эквестрийцев как трофей. Перед сном многие бойцы проводили время играя в карты и беседуя о прошедшем дне. Обсуждать было нечего — по дороге им всего-то попались какие-то мелкие деревушки, плотно освоенные армейскими частями. Дивизия выгрузилась в Мид-Ризорте и выдвинулась на свой участок фронта, постепенно разбиваясь на малые колонны и занимая собой просёлки.

— Как тебе город, Артис? Мы в таком ещё не были. — Класпер собрал колоду карт и приготовился раздавать её играющим.

— Знаешь, Класпер... — Артис вздохнул, нехотя принимая карты и с явным недовольством разглядывая их. — Я не знаю.

— А я знаю. Это не город — а полное дерьмо! Зачем они его здесь построили — мне не понятно. Ни заводов, ни ресурсов, никакой пользы от него нет.

— Не знал что ты у нас экономист, Класпер. Может тебе после войны пойти в ульевую администрацию?

— Да ну тебя, Лаб. Объясни мне лучше, что эти проклятые эквестрийцы там делали и на кой чёрт это место им вообще сдалось.

— Ну, "Ризорт" с эквестрийского вроде как переводится как "курорт". Это такое место куда ездят на отдых во время отпуска всякие герры и фрау которые могут себе это позволить.

— Ага, понятно. Пьянствуют, развратничают, просаживают деньги — и ради этого построили город, верно?

— Ну, для местных жителей это хороший способ подзаработать.

— То есть всё население этой дыры жило за счёт денег каких-то дармоедов, приезжавших туда ради того чтоб полежать на солнышке?

— Ага. Ну, может быть там и были какие-то предприятия — с вокзала мы их просто не увидели.

— Понятно. Я такое слышал про Лас-Пегасус.

— Не, Лас-Пегасус это главным образом их порт и корабельная верфь, а все эти казино и рестораны — уже дело десятое, не самое важное.

— Тем более, насколько я помню — от этих казино никакого толку властям нет. Помните в сорифских газетах писали о подпольных картёжных притонах? — Артис, решительно забыв правила, вытянул из своих карт явно невыгодный вариант и бросил его на стол. Заместитель Кариакса и второй номер Артиса многозначительно переглянулись, признавая что таким образом пулемётчик оказался самым проигрывающим из всех игроков.

— Было дело. Причём несколько раз. — кивнул Класпер. — От этой дряни зарабатывают только барыги и преступники, государство тут бессильно. Как по мне — узаконивать подобное всё равно что разрешить убивать и грабить. Все эти ушлые черти — откровенные бандиты и они должны сидеть в тюрьме.

— Ха! А из тебя действительно выйдет неплохой чиновник. Такими темпами тебя лично Кризалис награждать будет.

— Ага. Как наградит так и разнаградит.

— Это верно. Я бы в такие дела не лез — мне мой панцирь дороже.

— Кстати, у нас эти слухи о подпольных картёжных до сих пор ходят. — заметил новобранец из Сорифа. Его звали Липписом, но по имени бойца звали редко, ведь оно напоминало о погибшем цугфюрере. — Вроде время военное, всё должно быть серьёзно, а кто-то всё равно просаживает там деньги...

— Ничего не меняется. Дураки остаются дураками. — Класпер опять брякнул что-то резкое, Лабрум решил как-то его поправить и беседа продолжалась всё в том же странновато-весёлом русле. Этим двоим нравилось так общаться — видимо это уже стало привычкой ещё с первых лет службы. Артис стеснялся в этом признаваться, но это ему надоедало. Класп и Лаб были отличными товарищами, они множество раз спасали жизни друг другу, но порой они становились слишком болтливы... Или может быть ему самому со временем всё меньше и меньше хотелось о чём-то говорить?.. Сейчас пулемётчика заинтересовал рассказ новичка о том, что кто-то в Сорифе ещё играет в карты на деньги. Это интересно, забавно. Вроде как рабочий напарник его отца как-то раз был пойман на чём-то подобном... Воспоминания почти детские, так просто их не восстановишь. За ними тянется много других картинок, звуков, образов. Они нахлынули на Артиса как-то неожиданно, заставив того полностью отвлечься от беседы и игры. Тёплый свет фонарей, теснота маленькой квартиры, братья, товарищи по работе, пожилая мать, стоящая в дверях. Они все были далеко, в тысячах километрах, в родном и любимом улье, который сейчас наверняка переживал не самые лучшие и спокойные времена. Письма приходили редко. Почему? Может быть, какие-то забраковывают. Если их забраковывают, то не пострадал ли от этого Марис или кто-то ещё из братьев? Их жизнь далеко, он не может помочь им и едва ли может даже выяснить, живы ли они, здоровы. Последнее письмо дошло ему в Вейверфронте. Пишет мать. Вымаранных строчек почти нет. Просит написать в ответ, рассказывает что всё хорошо и относительно спокойно, что браться работают кто где может и всё у них хорошо. А ещё пишет о том, что ей не очень хорошо... Эх, вот бы за всё это время ей уже стало получше! У братьев наверняка не так много времени, им тяжело без него... В отпуск в Сориф Артиса, как и его товарищей, не отпустили. Их готовили к очередному победному "маршу на восток", так что для подобных сантиментов времени просто не было. Он боялся подвести отделение, боялся уже не застать мать в живых, а ещё он боялся, что всё повторится как тогда, зимой 1011-го года. Он подавлял этот страх, но он продолжал накатывать, приходя во снах и резких воспоминаниях. Этот страх нужно было давить, и давить со всей силы. Он недопустим, иначе — смерть.

— Эй, Артис, ты спишь? — Лабрум аккуратно похлопал товарища по боку. Тот очнулся и обнаружил, что всё ещё держит в копытах карты, за столом были только они вдвоём — остальные уже разошлись.

— Видимо, уже начинаю. — Улыбаясь отшутился пулемётчик.

— Кариакс даст отбой через пять минут. Все уже разошлись — хотят поспать побольше перед завтрашним подъёмом. Будет много работы, маятни, как обычно.

— Может быть ещё отбомбятся по нам или обстреляют. — Сказав это Артис пару раз тихо стукнул по столу.

— Это вряд-ли. Но не беда, я думаю. Тут много укрытий, есть где спрятаться.

— Ну ладно, тогда я пошёл спать. Где там моё место?

— На кухне, вместе с твоим вторым номером и Класпом.

— Ага, я подзабыл что-то... Слушай, жаль нас всё-таки в Сориф тогда не пустили. Сейчас уже чёрт знает когда доберёмся дотуда.

— Да, жаль. Мы об этом уже говорили и не раз — дело тут не наше, встревать нечего.

— А я и не встреваю. "Свой панцирь дороже", верно ведь?

Чейнджлинги переглянулись. Лабрум непривычно для себя осклабился зубастой улыбкой.

— Верно. Иди дрыхни, а то не сможешь таскать свой агрегат. Знаешь, если я ещё увижу свой день рождения или новый год — я скажу тебе спасибо.

Артис сделал несколько шагов по комнате, и, понимающе кивнув Лабруму, исчез в дверях кухни. Сам же Лабрум какое-то время проведя в одиночестве остался спать в столовой на разостланной шинели, как и предполагал план размещения. Утро для панцергренадёров 3-ей танковой дивизии началось с далёкого нарастающего рокота артиллерийского обстрела. Они случались почти ежедневно и с приближением лета становились всё чаще и чаще.

Глава II: Выступ. 27-е мая.

"26-е февраля. Вражеская артподготовка по всей дивизионной линии. В этот день основной удар пришёлся по 2-му Тианхольмскому, его батальоны сбиты с позиций и отходят на резервные линии с тяжёлыми потерями. Та же ситуация у соседней 149-й пехотной. Противник вбивает клин между нашими линиями, прорываясь к Мейрчестерскому шоссе. Штаб армии обещает выдвинуть резервы.

1-е марта. Бои на второй линии обороны. За прошедшие четыре дня неприятель закрепился на нашей первой линии и уже ведёт оттуда миномётно-артиллерийский огонь. Неприятель действует исключительно пехотными соединениями, танков за все четыре дня боёв обнаружено не было. 1-й и 3-й полки дивизии связаны боями на первых и промежуточных линиях обороны, неприятельское давление на их участках не имеет крупного успеха и не является критическим, но не позволяет перебросить подкрепления на позиции отступающего 2-го Тианхольмского. Принято решение оставить часть позиций 1-го полка воизбежание гипотетического обхода с фланга.

2-е марта. Артиллерийские позиции под ударом вражеской авиации. Тяжёлые потери в живой силе и орудиях. Из штаба 149-й ПБ приходит рекомендация сдать позиции Тианхольмского полка и занятие линии Мейрфарм-Нейгхтри-Высота 15. Вражеская пехота (!) Ночной атакой нанесла частям соседей тяжелейшие потери и вынудила их отступать. Наступление неприятеля так же идёт и на участке 150-й ПБ, однако, как и на позициях 1-го и 3-го полков, на их позициях неприятель наступает вполсилы.

6-го марта. Первый день боёв, когда линию фронта удалось удержать. Части 1-го Тианхольмсого держат оборону на промежуточных позициях после оставления большей части второй линии обороны. Неприятельский артиллерийский обстрел ослаб и интенсивность боёв сходит на нет. Артиллерия наносит врагу тяжёлые потери, выигрывая нашим полкам время на подготовку к бою. Сообщается о глубоком прорыве неприятеля на севере, линии 149-й всё ещё в большом беспорядке и с их фланга периодически пробираются многочисленные отряды неприятельских автоматчиков, причиняя частям тяжёлые потери и держа наши тылы в постоянном напряжении.

15-е марта. Неприятель снижает активность на линии фронта 11-й пехотной, но атаки продолжаются. Пункты, находящиеся под контролем частей 1-го Тианхольмского день и ночь подвергаются автоматному, пулемётному и снайперскому огню, часто в тёмное время суток. Подразделения несут потери, ротация осложнена ибо значительная часть подходов к позициям простреливается. Значительный отряд противника предпринял попытку прорыва на стыке 1-го и 2-го полков. После пятичасового боя линию фронта удалось удержать. Потери противника оцениваются числом до ста пятидесяти штыков.

19-е марта. Штаб армии уже двое суток как приступил к окружению мощной группировки противника, удачно прорвавшейся в районе Мейркрик-Уайтвуд. Стремясь предупредить это действие части 11-й пехотной снова попадают под удар многочисленного, поддержанного артиллерией и авиацией неприятеля. Присутствие Люфтваффе в воздухе ощущается, но его недостаточно чтобы нанести коммунистам по-настоящему ощутимый ущерб.

20-е марта. Мейрфарм потерян, но отбит в ночной атаке. Мидфарм и Хиллрэйзор держатся, как и остальные опорники. Коммуникации дивизии под массированными обстрелами. Со стороны 149-й пехотной оборона удерживается силами 2-го батальона и переброшенных из тыла егерей оберлейтенанта Крисва. Группа малочисленна, потрёпана в боях. Тем не менее — линия удержана.

21-е марта. Атаки на позиции 1-го Тианхольмского продолжаются. Ряд пунктов по два-три раза за сутки переходит из копыт в копыта. Линия удержана. Из штаба армии докладывают об успешном окружении красных и эквестрийцев в районе Мейркрик-Уайтвуд. Генерал-Майор Кресп выдвигает предположение, что атаки на 11-ю ПБ являются отвлекающим манёвром для настоящего деблокирующего удара. Но тем не менее, упорство и доблесть вражеских солдат, а так же умелые тактические действия красных командиров не позволяет усомниться в их твёрдом намерении прорвать нашу линию и вырваться на Мейрчестерское шоссе, по которому в данный момент идёт переброска резервов для уничтожения окружённых вражеских частей.

23-е марта. Большая часть егерей и подразделения 9-го пехотного батальона выводятся с передовой ввиду тяжелейших потерь в живой силе и технике. Атаки продолжаются. Линия удержана.

25-е марта. Атаки продолжаются. Линия удержана.

27-е марта. Атаки продолжаются. Линия удержана.

30-е марта. С 29-го числа неприятель перестал бросать в бой крупные подразделения, перейдя к тактике мелких групп. Артиллерия коммунистов смолкла. Постоянный беспокоящий огонь и работа вражеских снайперов воспринимаются нашими воинами как долгожданная передышка.

3-е апреля. Дело в районе Мейркрик-Уайтвуд решилось в пользу Королевской армии. Часть неприятельских войск вырвалась из мешка, но потери врага в технике и живой силе крайне высоки. Части 149-й ПБ получили подкрепления, завершили перегруппировку и "отбили" у неприятеля ряд опорников, оставленных им в ходе тактического отступления. Обещания генерал-майора Скоркса ударить во фланг силам неприятеля, действующим против нас, остались неисполненными, ведь видя неудачу на ключевом участке фронта, северянское командование судя по всему приняло решение перестраховаться и отойти на рубежи, близкие к исходным. Нам пришлось формально уступить часть позиций, ранее считавшихся "ничейной землёй", но на данный момент неприятель не может воспользоваться ими как следует ввиду их неудобности и уязвимости для прицельного огня с наших позиций.

"Весь солнечный день 25-го числа мы просидели в своих стрелковых ячейках, находясь под слабым, но постоянным огнём среднего миномёта северян. Позиция, занимаемая нами, хороша для пулемётного огня, но нашему пулемётчику оторвало полторы ноги, так что ему уже давно не до этого дела. Парень ещё с прошлой ночи покрывается инеем и мы никак не найдём сил и времени дотащить его останки до тыла — обстоятельства вынуждают ставить собственную жизнь выше чужой смерти. Наш цугфюрер, в те редкие моменты когда я его вижу, не может найти себе места, и опасность остаться без панциря его явно не волнует. Парень почти мой ровесник — стал командиром когда прошлый попал в плен к грёбаным тарелкоголовым ещё в январе. Сейчас дерёмся с красными иванами, так что ситуация отчасти ещё большее дерьмо. Взводный принимает решение драпать из зоны видимости вражеских корректировщиков, то есть к подножью холма. Чтобы держать ублюдков на виду решено было оставить на макушке пару крепких и сноровистых парней, воевавших ещё с Олении. Их шлемы были покрашены в белый, а на шинели накинуты белые тряпки с дырками для головы — таким образом мы соблюдаем маскировку. Бойцы пролежали так до темноты и вернулись абсолютно невредимыми. Ночью мы не спали — нашу роту собрали в кулак, придали ей пушек и станковых пулемётов, а потом бросили на недавно взятую красными ферму, откуда по нам работал их миномёт. Я чуть не погиб в ту ночь. Составлять план и готовиться было не было — мы просто ломанулись через темноту, чуть ли не бросились в штыковую атаку с криками "Ура!". У красных, к счастью, не оказалось тяжёлого оружия. Наши станкачи быстро подавили их, а когда мы перемахнули через ограду — врага там уже не было, все вовремя дали драпа. Эти ублюдки умеют давать дёру так же стремительно, как и нападать..."

Из воспоминаний бойца 11-й пехотной дивизии.

"В ходе мартовских боёв частями 3-ей армии было остановлено массированное наступление вражеских сил, блокировать крупную группу неприятеля в районе Мейркрик-Уайтвуд и удержать линию фронта на всей её протяжённости, понеся относительно невысокие потери. Эта операция войдёт в историю чейнджлингского военного дела как одна из важнейших и блистательнейших побед нашего славного оружия."

Из отчёта командования Группы армий "Центр" по марту 1012-го года.

---

1

С позиции на отметке 57 уже нельзя различить ни багрового солнца, ни закатной полосы. Небо на западе ещё розовеет, но основная её краска давно сошла, скрывшись за высотами и треугольными силуэтами черневших вдалеке домов. В эти часы уходящее на покой светило само того не понимая ставило их в наиболее выгодное положение. Командир отделения Викрис спокойно и не особенно таясь ходил вдоль окопов, тщательно проверяя снаряжение своих подопечных. Сегодня не было особых поводов для беспокойства — всего-то их отделение выдвигалось на разведку в ближний тыл неприятеля. С первых дней своего пребывания на фронте егеря сразу же влились в разведывательные вылазки, снайперские рейды и иные формы кипучей деятельности, призванной по мелочи досадить неприятелю, уже долго мозолившему глаза пехоте из 11-й дивизии, в чьей полосе было поручено действовать группам батальона, в коем служил Рейнис. За прошедшие две недели только отделение Викриса перехватило и отогнало пару вражеских разведгрупп, подавило одну снайперскую позицию, а так же тщательно планировало исполнение основной задачи — собственной вылазки. Остальные отделения взвода Акриса действовали в похожем порядке, сохраняя некую самостоятельность в вопросах принятия решений, а вопросы порой попадались сложные, например, один такой как раз выпал Викрису и его бойцам.

Ничейная полоса к востоку от О-57 представляла собой почти идеальное ровное поле, окантованное по краям невысокими гребнями. С эквестрийской стороны возвышенности ещё и были покрыты густой опушкой смешанного леса, скрывавшего все их окопы и блиндажи. Ни нормальных укрытий, ни очевидных маршрутов преодоления — местечко, без шуток, скверное. Фронтовики, сидевшие тут с конца зимы, рассказывали истории о том как по этому полю взад-вперёд бегали то они, то неприятель, и после каждого такого забега на поле оставалось чуть ли не по сотне свежих трупов. Поняв, что действовать на этом участке — крайне опасно и неэффективно, противоборствующие стороны чинно расселись по краям поля и сидели так уже несколько недель, подглядывая друг за другом в бинокли и стереотрубы. Чейнджлинги в этом немом противостоянии оставались в проигрыше — на их стороне растительности почти не было, приходилось держать на позициях много пулемётных расчётов и снайперов, тогда как противник, пользуясь отличной маскировкой и грамотно организованными огневыми точками, явно имел здесь куда меньше штыков и вовсе не нуждался в большем их количестве. Именно такую преграду и предстояло преодолеть Викрису. Благо, за прошедшие дни им уже был состряпан план, а противник ещё пребывал в относительном неведении.

— Вопросы есть? План понятен? — Командир отделения обратился к стоявшим перед ним бойцам. Те молча закивали, вопросов ни у кого не возникло.

— Хорошо. Отлично. Тогда выдвигаемся.

Отделение без лишних разговоров начало по одному покидать свои окопы и выходить на ничейную землю. Закат погружал злосчастное поле в тень, а солнце слепило неприятеля на той стороне. Медленно, ползком, под прикрытием камуфляжа, можно было добраться до подлеска. Это уже было отчасти проверено — храбрые товарищи Рейниса уже не раз доползали до вражеских позиций, после чего возвращались назад. Им помогала взросшая дикая трава, мелкие кочки и впадины — то, чем обычный пехотинец навряд-ли мог бы воспользоваться.

Рейнису и Хильфу досталась роль замыкающих. Они ползут последними, используя след из примятой травы как ориентир. Оба егеря были собраны и сосредоточены, их задача была одной из важнейших — в случае необходимости прикрыть отступление основной группы вместе с пулемётным расчётом. Хотя, если их заметят на такой открытой местности, то им не помогут никакие навыки. Расстояние до опушки леса постепенно сокращается. Врага не видно, но он там. Вот голова колонны начала осторожно подползать к первому на их пути кустарнику. Этот кустарник им уже хорошо знаком — пару дней назад Рейнис и ещё пара егерей доползли сюда и обезвредили несколько противопехотных мин. На этом поле их было много — и с чейнджлингской, и с эквестрийской стороны. Мины были наименее серьёзной проблемой для егерей на данный момент — впереди были эквестрийские окопы. Спрятанные среди кустов, с хорошим обзором, приличной глубиной и сетью ходов сообщения, оплетавших лес как нити огромной паутины. Здесь были отличные наблюдательные посты, где регулярно дежурили часовые, но они не смогли заметить егерей, перебравшихся через поле и уже забиравшихся в их траншеи. Рейнис добрался до кустов последним, тщательно оглядываясь вокруг и ощупывая примятую траву. До этого выхода он был замыкающим всего пару-тройку раз, и из-за этого его спокойствие сейчас давало небольшую трещину. Хильф полз справа, делал то же самое. По крайней мере, в случае крайнего случая — они вместе.

После нескольких метров густых кустарников показывается бруствер. В траншее уже зеленеют каски в маскировочных чехлах — всё отделение засело на дне окопа, один из егерей накрывает эквестрийской плащ-палаткой обезвреженного эквестрийца-часового. Первый этап плана выполнен. Нужно двигаться дальше. Общение идёт без слов — Викрис жестами разъясняет, кому и как двигаться, после чего отделение выбирается из окопа, перестраивается и продолжает движение. Линия фронта ещё не пересечена — нужно преодолеть неприятельскую резервную линию, но это уже не так сложно, как бросок через поле.

Отделение крадётся между деревьев, в лесу уже собирается ночная темнота. Луна светит не в полную силу, полагаться на неё нельзя, приходится привыкать к темноте, идти на ощупь и на ориентиры. Враг уже не был где-то далеко — он был повсюду, и мог заметить их в любой момент. Слева и справа от чейнджлингов шёл обычный окопный быт — кто-то ходил по траншеям, доделывая дневные дела. Они ещё не знали, что одного из их товарищей на передовой уже нет среди них и егеря надеялись, что в ближайшие два-три часа они этого и не узнают. Рейнис чувствовал, как его челюсти непроизвольно сжимаются, когда до его ушей долетала вражеская речь. Пони о чём-то активно судачат, какие-то оживлённые, бодрые, совсем не похожи на обычно степенных и всегда чуть усталых фронтовиков из 11-й пехотной, с которыми ему приходилось общаться в последние дни. С чего бы им? Может быть что-то случилось? Что-то хорошее для пони, и следовательно плохое для них? Высказаться, доложить начальнику. Нет, нельзя. Сейчас нельзя. Товарищи идут где-то впереди и сбоку, мелькают в наползающем мраке как болотные призраки. Викрис идёт первым, Викрис командует, его немые указания чувствуются спиной, зудят под панцирем. Одна команда отделяет жизнь от смерти. Не в первый и не в последний раз.

Вторая линия эквестрийцев постепенно оставалась позади, слова пони слышались уже не так отчётливо, разносясь по лесу слабым бессмысленным эхом. Вне окопов не видно ни единой живой души — все прячутся в укрытиях, не желая лишний раз рисковать, наверное и в светлое время суток здесь никто не норовил казать носа из блиндажей и штолен, тихо и спокойно пересиживая войну за игрой в карты, сальными шуточками и охотой на блох и крыс. Если на передовой стояли часовые, то здесь караульная служба почти не велась — егерям даже не пришлось никого убивать, чтобы пробраться дальше. Можно было бы остановиться на этой позиции поподробнее, зарисовать её, можно было взять какого-нибудь зазевавшегося командира языком и с этим трофеем вернуться назад. Можно. Но Викрис имел другой план.

Позиция, которую они успешно прошли, значилась на чейнджлингских картах как "Опушка №200" или "Отметка-201". Командование пехотного батальона, в чью зону ответственности входил участок напротив "Опушки", уже давно установило, что концентрация вражеских сил в этом месте невелика. Егеря лишний раз убедились в этом — их отряд нагло и дерзко пробралсясквозь эту линию как нож сквозь масло, причём масло всё ещё пребывало в полном неведении об этом. Нет, Викриса интересовало совсем другое место, поэтому отделение, не доходя до резервной линии эквестрийцев, повернуло на юго-запад — в район наголо выбомбленного хуторка, носившего название Нейфорест, где по неподтверждённым данным наблюдалась наивысшая концентрация эквестрийских войск. Тем временем, на землю окончательно опустилась ночь и перевёртышам приходилось прилагать немало усилий чтобы успешно ориентироваться в темноте. Благо, пони тоже испытывали с этим большие трудности и это несколько облегчало ситуацию.

Ночной лес шумел, постепенно поднимался ветер. Эквестрийские блиндажные городки маячили где-то в его гуще редкими огнями фанарей — один из бойцов отделения отмечал их на карте и по возможности старался зарисовать их максимально точно — в таком тылу пони уже не очень следили за маскировкой, ведь чувствовали себя как дома. Беззвучно выдвигаются предложения сцапать какого-нибудь часового и выпытать у него информацию, Викрис не даёт на это разрешений и продолжает упорно вести отделение вперёд. Позиции артиллерии, госпитали, полевые мастерские стояли в полной тишине и порядке, караульная служба велась как положено, редкие патрули ходили между ними по тропинкам и небольшим просекам, скорее проверяя местных часовых, чем выискивая кого-то. Пони не казались слишком настороженными, но с их стороны вставать на уши было бы не самым верным шагом — ведь в этом районе ещё не привыкли к активным вылазкам егерей, поэтому они и не стремились заглядывать под каждый куст и тратить лишние силы в период относительного затишья. Наблюдая за этим, Рейнис почему-то вспомнил их последние дни перед отправкой на фронт, когда они пытались извлечь максимум из тихого и относительно комфортного тылового житья, максимально расслабиться перед тем как полностью собраться. Может быть, у них сейчас была такая же логика? Но что такого творилось у них сейчас, к чему они готовились? Какое-то напряжение витало в этой ночи, и егерь был не так уж чуток чтобы понять его смысл. Вот откуда-то взлетела осветительная ракета и егерям пришлось вжаться в землю и пролежать так около минуты, пока яркий химический свет делил мир на чёрное и белое. Когда всё снова погрузилось в темноту — можно было продолжать идти. Ведущий воспользовался вспышкой чтобы получше разглядеть маршрут — отделение подкрадывалось к просёлку, бежавшему вдоль эквестрийских тылов и проходившему в том числе и через Нейфорест. Поняв это, бойцы сделали поворот и продолжили путь параллельно дороге, держась при этом на внушительном расстоянии от неё. Через десять минут сзади них послышалось нарастающее тарахтение моторов, в темноте засверкали фары. Много фар. По рокаде проезжала автоколонна. Викрис тут же командует занять позицию для наблюдения: отделение останавливается, все глаза поворачиваются на неплохо видимую из леса дорогу. Свет фар заставлял машины казаться чернее ночи, их брезентовые тенты колыхались то ли от ветра, то ли от движения пассажиров внутри. Рейнис с относительным удобством расположился под ближайшим деревом и принялся считать: "Первым едет пара джипов, за ними одна... две... три... шесть..."

Колонна не заканчивалась. Меткий, натренированный глаз подсказывал: едет какая-то воинская часть. Машины с везли всё сразу — и солдат, и "неживой груз". В головных "Виллисах" явно ехало начальство. "Батальон." — Подумал Рейнис, и спиной почуял, что его товарищи думают так же. По лесному просёлку, подскакивая на ямах и ухабах, ехал целый мотострелковый батальон. Сначала пехота, потом пушки и обоз — они не боялись засады, ездили как у себя дома. Хотя, так оно впрочем и было. Колонна проехала вперёд. Егеря, не долго думая, двинулись ей вслед.

Бардак, происходивший впереди, стал заметен ещё задолго до того, как егеря приблизились к месту. Шум, гомон, приказные окрики, свет фар и фонарей, бегающие тени — там, в разрушенном хуторе, происходило настоящее столпотворение. Батальон достиг цели и теперь пытался расположиться там на ночлег, а потом, видимо, пополнить войска на первой линии обороны. Усиление. Подкрепление. В пехотный батальон вроде как поступала информация о том, что воздушная разведка замечала скопления эшелонов и войсковых колонн, двигающихся к фронту. Теперь они видели это всё своими глазами. Издалека Нейфорест светился как новогодняя ёлка: блиндажи, окопы, КПП, остатки разрушенных домов — та часть, что выходила на дорогу, неплохо просматривалась из леса, чем поспешили воспользоваться разведчики.

— У них возникла неувязка. — Один из ефрейторов подполз к Викрису и указал копытом в сторону, где горели автомобильные фары. Оттуда доносилась абсолютно неразборчивая эквестрийская речь — прислушиваться не было никакого смысла. Викрис, привыкший к тишине, осторожно повернул голову в сторону заместителя.

— И мы это увидели. Этого достаточно, отходим.

Ефрейтор молча смерил Викриса взглядом: за обычной егерской собранностью и спокойностью промелькнуло непонимание.

— Отходим. Ловить нечего. — Проговорив это, командир отделения начал отползать назад. В этот момент на просёлке снова засияли фары: один из джипов выехал из Нейфореста, двигаясь обратной дорогой. Взгляд егеря ещё некоторое время боролся со взглядом командира отделения. Наклёвывалась серьёзная добыча.

От джипа до позиции егерей ещё оставалось достаточное расстояние. План оформился быстро и был прост: снайпер отделения, боец по имени Лирк, должен был выстрелить в водителя. Второго пассажира, чьё наличие в машине почему-то не было подвергнуто сомнению, решено брать живьём. С хутора это навряд-ли увидят, а звук выстрела навряд-ли как-то поможет эквестрийцам понять, что произошло и напасть на их след.

Машина приближается, свет фар уходит в сторону и очертания водителя становятся более различимыми. Лирк прицелился и замер, сдерживая дыхание. Рейнис ни секунды не сомневался в том, что его товарищ попадёт в цель. Лирк редко промахивался, быстро движущиеся цели были его коньком задолго до армейской службы, ещё будучи простым охотником снайпер отлично бил волков, кабанов и прочую живность, принося своим землякам достойную выручку. Ему уже было под тридцать два года и в егерях он служил уже тогда когда Рейнис ещё проходил учебку. За время войны многие из стрелков уже успели выбыть ранеными и убитыми, но Лирк раз за разом умудрялся оставаться в живых.

Карабин щёлкнул. Вспышка выстрела. Машина не остановилась и резко завернула вбок. Визг покрышек, грохот, лязг железа. Джип потерял управление, слетел с дороги и вмазался в дерево в нескольких метрах впереди. Пора. Сейчас. Викрис берёт с собой троих бойцов и стремглав бросается к машине. Остальные прикрывают их. "Что они там найдут? Мог ли кто-то пережить аварию?" — Рейнис уткнулся в прицел своего карабина, вглядываясь в дорогу, убегавшую в сторону развалин и блиндажей. У пони хороший слух. Они наверняка чухнули, либо скоро чухнут. Вряд-ли обойдётся без стрельбы. Минута, две. Долго, очень долго... Что-ж ты там копаешься, дорогой фельдфебель, неужели нашёл что-то интересное?..

— Они бегут назад! — Хильф ткнул Рейниса копытом, указывая в сторону дороги. Парень, видимо, совсем подсдал. Крепись, товарищ, мы здесь ненадолго! Рейнис ответил Хильфу взглядом, решив не тратить слова попусту. Викрис уже здесь. Он не запыхался, даже не растрепался — на его лице читался жуткий азарт, глаза младшего командира горели.

— Уходим, назад! Задача выполнена, теперь надо выйти к своим.

Викрис начал раздавать указания, отделение перестроилось и быстро двинулось в обратный путь, растворяясь в лесной гуще. Пони пришли в себя и поняли что произошло, егерей начали преследовать, но они уже были далеко впереди. Возвращаться тем же путём было самоубийственно, поэтому чейнджлинги двинулись иным путём. Их "точкой выхода" был стык между эквестрийскими позициями, пролегавший по перелеску, неудобному для пони и удобному для чейнджлингов. Отделение быстро и незаметно обходило неприятельские посты, подгоняемое сзади противником. Вступать в бой было мало толку — пони было больше, они могли легко взять их в клещи и перебить всех до одного, загнать как волков на охоте. Благо, эквестрийцы не были такими уж хорошими охотниками. Овраги, кочки, вонючий туман. Какое-то время бойцам приходилось пробираться через завонявшееся болотце, разделявшее первую линию врага и ничейную территорию. Осветительные ракеты, приближающийся сзади враг, Рейнис и Хильф то и дело останавливались, направляли мушки в темноту, поджидая неприятеля, готовые стрелять по любым точкам света, любому движению. Они не появлялись. Но они были там. Бойцы понимали — они могут тут остаться, они могут погибнуть, прикрывая остальных. Не то чтобы их это устраивало, но и думать об этом лишний раз было бы очень глупо.

Нейтральная полоса. Топкий лужок и кленовая роща отделяют их от своих. Риск быть убитыми врагом сменялся риском погибнуть под огнём своих. Местечко это считалось излюбленным для вражеских снайперов, корректировщиков, отсюда постоянно делали вылазки вражеские разведчики. Пехота знала это уже много дней, а жизнь егерей мало интересовала пулемётчиков в окопах. Приходилось ползти по грязной, вязкой земле, чавкать по ней копытами. Чахлые деревца были паршивым укрытием, больше препятствием на пути.

Со стороны чейнджлингов взлетела осветительная ракета. "Дерьмо!" — Громко подумал Рейнис, ожидая что вслед за ней над головой засвистят кучные пулемётные очереди. Отделение как раз находилось на опушке рощицы, в считанных десятках метров от чейнджлингских окопов. Выскочить во весь рост и крикнуть что-то вроде "Мы свои!" было бы наиболее идиотской идеей из возможных. Рефлексы сработают быстрее мозгов, разумеется они всё поймут, но потом, а ценой за это может стать жизнь кричавшего. Взлетевшая ракета осветила рощу, их явно увидели, но выстрелов не было.

— Как зовут командира нашего батальона? — Послышалось спереди. От них видимо требовалось назвать пароль.

— Альшпис! Вашего майора зовут Альшпис! — Ответил им Викрис, осторожно приподнимаясь над землёй.

— Верно, идите вперёд, мы вас не тронем. За вами есть погоня?

— Да, но она видимо отстала или взяла ложный след.

— Типичные кексы, ха! Ладно, давайте сюда, сколько бы вас ни было.

Отделение двинулось навстречу своим. Им удалось избежать боя и даже дружественного огня. Эта ночь была крайне удачной. Рейнис в несколько шагов добрался до бруствера и спрыгнул вниз. В окопе холодно и сыро, на стрелковых ступенях сидят и стоят замёрзшие и злые пехотинцы. Они совсем не обращали внимания на егерей, стараясь сосредоточиться на изматывающем ночном дежурстве.

— Вы ждали нас? — Викрис обратился к офицеру, с которым недавно завёл разговор. В свете луны блеснули лейтенантские знаки отличия, но егерь почему-то не стал добавлять "герр цугфюрер".

— Нет, ни разу. Мои пулемётчики доложили, что в роще кто-то ползёт, вот я и решил на свой страх и риск проверить, не наши ли это, а то час довольно поздний, пони обычно наведываются под сумерки и по чётным дням недели.

— А по нечётным?

— А по нечётным дням надо вычёрпывать воду из траншей. Местечко тут — ну полное дерьмо, хуже просто нет. В эти дни мы обычно друг другу не пакостим

— Если командование вас сюда поместило, значит у него был план.

— Ага, ну да. Надёжный, как враксианские часы.

Викрис улыбнулся: отношения егерей с пехотинцами были вполне тёплыми, пусть окружающая обстановка вовсе не являлась таковой.

— У нас с собой много чего интересного. Вашему начальнику, а может быть и его начальнику, было бы очень полезно взглянуть.

— Что, ограбили джип эквестрийского генерала? Что-ж, бумажки можно будет пустить на папиросы. — Кто-то из пехотинцев хмыкнул, одобрительно глядя на своего командира. Викрис шутку не переварил, но вида не подал.

— Да, всё как-то так и произошло. У вас тут есть блиндаж, укрытие? Надо отогреться после такой ночки.

Взвод, располагавшийся на опушке рощи, успел обзавестись здесь несколькими блиндажами. Часть из них сейчас пустовала из-за того, что бойцы несли караул. Именно там егерей и расположили. Было тесно, но отделение всё же уместилось туда. Лейтенант последовал за бойцами, дабы продолжить разговор о добыче разведчиков. Уже когда они находились внутри Викрис снял с пояса трофейную эквестрийскую планшетку и передал её офицеру. Тот осторожно открыл её и взглянул на аккуратно сложенные документы и карты, после чего закрыл и отдал своему адъютанту.

— Вам чертовски повезло.

— Это верно. Хотели просто поглазеть и уйти, а получилось вот так. Можно было бы ещё и языка взять, но не вышло.

— Жаль. Язык это очень хороший приз. Но на войне не бывает ничего идеального. Вы слышали о взятии Эстскога?

— Да, дело было в Олении и наши тогда отлично справились.

— Я тогда потерял почти весь свой взвод и имел все шансы погибнуть. Меня за это чуть не разжаловали, а ведь я мечтал что после войны меня повысят и наградят. Не бывает ничего идеального, герр фельдфебель.

— Ага, ну да... Кстати, как вас?

— Карриан. Лейтенант Карриан.

— Слышал о вас. Ваша рота — наши соседи справа. В вашей зоне ответственности работают отделения из 2-й роты нашего батальона. Вы их знаете?

— Знаю. Но лично не видел. Вот теперь увидел, увиденным — доволен.

— Хорошо. Мы у вас тут переночуем.

— Чаю? У меня есть, горячий.

— Я не пью эту эквестрийскую дрянь. У вас есть горячий бульон?

— Есть.

— Ребята, будете? — Викрис обратился к егерям. Те молча покивали.

Следующее время занял отдых. Карриан и Викрис вышли наружу, перекурить. Многие из егерей начали курить прямо в помещении, солдаты, приносившие бульон, решили задержаться и поговорить с егерями. Те, правда, были не в том настроении и состоянии чтобы поддерживать с ними разговор, поэтому пехотинцам пришлось уйти.

— Рейнис, ты как? — Хильф сделал большой глоток бульона от чего явно обжёгся, после этого он сделал затяжку и откинулся назад, прижавшись к стенке блиндаже.

— Нормально. — коротко ответил егерь. — Понервничал немного, теперь можно отдохнуть.

— Понимаю, давно мы никуда не ходили. А ведь по нам даже пострелять не успели.

— И хорошо что не успели. Что, тебе хотелось там остаться?

— Поменьше твоего, наверное.

— Ага, думаешь я бесстрашный отморозок?

— Иногда ты таким кажешься.

— Хильф, а разве мы все тут не бесстрашные отморозки? — подал голос расслабившийся и повеселевший Лирк — герой сегодняшней ночи. — Посмотри на всех этих везалипольцев, враксианцев. Вот на тех же ребят из 11-й дивизии. Они ведь действительно ребята — иначе не скажешь. Там есть опытные волки, но их уже мало осталось. Для них мы твари те ещё, я так думаю. Они не считают нас за своих, скорее боятся, чем уважают.

— Их разведчики бы так далеко не полезли. По крайней мере, таким числом. Риск был большой, я говорил Викрису, но он понадеялся на удачу. — Сказал заместитель командира отделения.

— Да, вместе намного легче работать. Собрались бы взводом, нашли бы место послабее, а не ползли бы через поле рискуя жизнью. Наш начальник совсем потерял страх.

— За такой долгий перерыв любому отобьёт нюх. Главное, что не впустую. Никто не погиб и это отлично.

— Да, Рейнис. Никого даже не ранило. Хильф прав — ты был там какой-то смурной, как струна натянутая. Необычно для тебя.

— Не привык быть замыкающим.

— Замыкающий может оказаться поважнее ведущего.

— Вот поэтому и нервничал. Не люблю быть "важным".

Лирк засмеялся, но воспринял слова сослуживца с пониманием. Он не страдал заносчивостью по отношению к егерям-ликтидцам, недолюбливая разве что всех остальных.

— Знаете, мне кажется скоро нам придётся очень сильно попотеть. — Вдруг заговорил пулемётчик отделения, до этого спокойно пивший бульон. Его замечание заставило многих смолкнуть и обрести серьёзность, только Лирк и заместитель Викриса продолжали улыбаться, смеясь над очередной шуткой про биненштокеров. Рейнис понял, что имел ввиду стрелок. Что-то такое действительно ощущалось, и понимали это все. Дело действительно начинало пахнуть керосином, а эквестрийцы по ту сторону фронта замышляли что-то масштабное. И их начальство делало то же самое, перебрасывая к фронту самые лучшие части — егерей, панцергренадёров, мотострелков, подгоняя эшелоны с артиллерией. Они видели это всё на мейрчестерском вокзале, едва справлявшимся с потоками прибывающих войсковых соединений. Учащались вылазки, разведки, стычки, артналёты — и все это замечали, просто не желали тратить сил на напряжение и панику. Бойцы спокойно и деловито углубляли траншеи, копали новые штольни, лазы, щели и ячейки. Там, где земля была посуше это превращалось в основное дневное занятие, в более сырых местах его приходилось совмещать с регулярным вычерпыванием воды. Один день походил на другой, спокойствие и порядок прерывались лишь изредка, потери были редкими и от этого становились куда тяжелее. Рейнис лично видел как бойцы 11-й тащат своего заливающегося кровью товарища до санитарного пункта, то и дело твердя грязные ругательства и умоляя бойца повременить с отходом к праотцам. Такое отношение к раненым было разве что в июне 11-го, когда их было мало. А зимой, под Хоуп Холлоу, батальоны могли терять солдат десятками и даже сотнями, и это не вызывало у бойцов и половины тех эмоций, как при том злосчастном снайперском обстреле. Тем не менее, все спокойно принимали тот факт, что затишье не может длиться вечно.

Глава III: Роквилльское шоссе. 10-е июня.

"Согласно проверенным источникам из Генерального штаба сухопутных сил неприятель готовит полномасштабное наступление на южном направлении. Основная цель войск Кризалис — города Роквилль и Лас-Пегасус. На данный момент группа армий "Юг" располагает двумя танковыми и пятью пехотными армейскими корпусами, сведёнными в две пехотных и две танковых армии соответственно, общая численность группировки — до полумиллиона солдат и до семиста танков и самоходных орудий при многочисленной артиллерийской группировке, численность которой может доходить до нескольких тысяч орудий тяжёлого и среднего калибра. Воздушное прикрытие поручено осуществлять 1-й воздушный флот, однако на данный момент эта группировка является относительно слабой и на момент начала наступления не сможет обеспечить воздушное превосходство неприятелю, так как уступает в численности 3-й воздушной армии REAF и 2-й воздушной армии ВВС РККА. Противник начнёт наступление в ближайшие недели."

Из доклада Главного разведывательного управления S.M.I.L.E., основанного на сообщениях от агентов "Гризли" и "Мейден", полученных 20-го и 21-го июня.

"В ночь с 28.06 на 29.06 происходит взрыв на городском вокзале. Уничтожены склады ГСМ и боеприпасов, сильно повреждены многие вагоны и локомотивы, потери в личном составе исчисляются сотнями. Выявить и захватить диверсантов до сих пор не удалось..."

Из доклада комендатуры Распберри-Гроув на с 28.06 на 29.06.

"Артиллерия противника работает по всей линии фронта. Поражено множество важных объектов в ближнем тылу 15-й армии, в том числе командные пункты, госпитали, склады. Действия вражеской авиации пока ограничены, связь с полками поддерживается. Сообщений о вражеских попытках форсировать Мид-ривер пока не поступает."

Последняя радиограмма из штаба 109-й пехотной дивизии Юго-Западного военного округа, полученная в ночь с 30-го на 1-е июня 1012-го года.

"Только что неучтёнными лицами был обстрелян автомобиль генерала Дикси. Генерал тяжело ранен, его водитель и сопровождающие убиты. Диверсантам удалось ускользнуть. Связь со многими частями затруднена, по всей линии фронта слышна канонада. Штаб армии делает всё для восстановления связи и дачи отпора неприятелю."

Радиограмма из штаба 3-ей армии, полученная генштабом Южного фронта в пять часов утра 1-го июня 1012-го года.

"Линия фронта пробита во множестве мест, противник продвинулся на сотни километров и овладел рядом населённых пунктов. Судя по зонам активности вражеских систем радиоподавления, главный удар чейнджлингов направлен вдоль морского побережья, враг стремится оседлать Распберийское шоссе и двигаться далее на юг."

Доклад из штаба 3-ей армии, полученный штабом ЮВ по радиосвязи. Единственное сообщение за 3-е июня, прорвавшееся через радиопомехи.

"Оборона в верховьях реки Маунт-крик прорвана, противник идёт в обход крупных магистралей и основных рубежей обороны, двигаясь по пересечённой местности. Части 110-й ПД Ю-ВО несут тяжёлые потери и отступают на запасные позиции в районе деревень Файрпит и Лейзи-Мейр. Требуется подкрепление, артиллерийская и воздушная поддержка."

Донесение, полученное из штаба 110-й пехотной дивизии. Вестовые двигались на автомобиле по лесной дороге, где попали в засаду и вынуждены были прорываться сквозь обстрел. Вскоре после вручения пакета единственный выживший посыльный скончался в госпитале от полученных ранений.

"В 12.00 по местному времени в городе произошла серия мощных взрывов. Много пострадавших, как военных так и гражданских. В портовой зоне и на вокзале горят склады с топливом и боеприпасами, которые удаётся локализовать только к наступлению темноты. Вся городская полиция поднята на поиски диверсантов. К 17:00 получены рапорты о нахождении подозрительных трупов гражданских, погибших от внезапной остановки сердца. При них находят удостоверения личности, проверка показала их подлинность и соответствие, подделка или кража чужого паспорта исключена. Медицинско-магическая экспертиза показывает, что пони умирали в течении трёх часов с промежутками в десять-пятнадцать минут. Смерть была мгновенной и необратимой, ядов в телах не обнаружено, магическое или физическое воздействие не зафиксировано, однако с копыт были сняты частицы толовой взрывчатки, что может косвенно свидетельствовать о них как о виновниках диверсии. Глава магического отдела предполагает, что враг задействовал диверсантов-смертников. Ситуация похожа на попытки подрыва здания Парламента в Кантерлоте и диверсии на вокзале Луна-Новы. В обоих случаях зачинщиков удалось задержать, те до последнего отрицали свою вину и ссылались на приступы амнезии, а позже скончались похожим образом. Поиски агентов вражеской резидентуры продолжаются, требуется подкрепление из опытных магов-детекторов, способных выявлять замаскировавшихся чейнджлингов."

Из доклада главы Лас-Пегасусского отдела контрразведки S.M.I.L.E

"4-го числа в городскую комендатуру Распберри-Гроув прибыл высокопоставленный офицер из штаба ЮФ. Он предоставил текст приказа, в котором от гарнизона города требовалось срочно прекратить укрепление улиц и подготовку к штурму и отступить на позиции к востоку от него. Этот приказ касался и прибывших в усиление частей 100-й стрелковой дивизии РККА, частей 3-ей Лас-Пегассуской дивизии Морской пехоты Эквестрии и 6-го танкового полка из 10-й Роквилльской танковой дивизии. Офицер так же сообщил о прорыве крупных сил чейнджлингов к северу и опасности полной сухопутной блокады в случае, если приказ не будет выполнен. Не удосужившись проверить подлинность документа и личность офицера, командующий обороной города генерал-майор Йеллоу Тейл отдал приказ о выводе войск из города и он был выполнен в течении полутора суток. 7-го числа в Распберри Гроув вошли передовые соединения войск Триммеля. Об упомянутом высокопоставленном офицере из ЮФ более не было ничего слышно. Произошедшее является ничем иным кроме как спланированной ДИВЕРСИЕЙ неприятеля, направленной на дезорганизацию и разложение сопротивления нашей армии. По данным S.M.I.L.E. за последние полторы недели в ближнем и дальнем тылу наших войск произошло до двухсот диверсий — взрывов, покушений, засад, поджогов; подтверждены факты порчи железных дорог, порчи топлива, кражи документов разной степени важности; подтверждены факты применения противником диверсионных групп одетых в эквестрийскую и северянскую форму и вооружённых эквестрийским и северянским вооружением, в их задачи входят покушения на высокопоставленных офицеров, срыв подрывов мостов и стратегических объектов, разведка для армейских частей врага и дезорганизация действий наших войск. Масштабы их деятельности крайне опасны, эту деятельность следует в кратчайшие сроки ПРЕСЕЧЬ, комплекс необходимых мер излагается ниже..."

Из доклада Южного оперативного района контрразведки S.M.I.L.E. за 9-е июня.

"Мы стоим на высоте 214 в 15-ти километрах от деревни Фоалвилль, мы в полном окружении, противник движется мимо нас, численность — до танковой роты при поддержке БТР и самоходок. Ваша артиллерия бьёт по нашим позициям, координаты вашего огня являются неверными. Скорректируйте обстрел на пятьсот метров вправо. Ради Селестии и Луны, остановите это.

Донесение от 3-го батальона 21-го полка Ю-ВО, полученное штабом 26-й дивизии через пегаса-вестового, прорвавшегося через неприятельское оцепление и сумевшего долететь до своих. В первые дни июня дружественный огонь отмечается среди эквестрийских войск повсеместно.

"Согласно данным Главного Управления Разведки по Чейнджлингии, более половины эквестрийских агентов, засланных туда в период с 1010-го года по осень 1011-го, уже более полугода являются перевербованными УОБВ и работают на противника. Информация, получаемая эквестрийской разведкой, содержит до 20-ти процентов ложных данных, призванных ввести союзников в заблуждение и создать ложное восприятие действий противника. Следует в кратчайшие сроки предпринять все необходимые меры по доведению этого факта до сведения союзников. В обратном случае это рискует обернуться крайне тяжёлыми последствиями."

Из доклада ГРУ от 15-го мая 1012-го года. Вплоть до начала летнего наступления чейнджлингов эквестрийская сторона так и не приняла никаких мер по решению данной проблемы.

1

Чёрный, едкий дым ещё стоял в воздухе, отравляя его омерзительным горелым запахом. Над дорогой стояли клубы пыли, у её обочины продолжали тлеть остовы техники и останки тел. Они двигались по открытой местности, над полями стояло жаркое, противное марево, всё вокруг постепенно начинало походить на раскалённую сковородку. Это ещё не самое худшее — они знали это. На инструктажах и занятиях им разъяснили, что к югу от города Оршаб начинается абсолютно голое поле, и вот тогда на броне танков и зондеркрафтов уж точно можно будет поджаривать грудинку. "Надеюсь, мы дойдём туда к зиме." — В шутку и втихаря от начальства брякнул Лабрум. Раньше подобный юмор могли спустить, но с недавнего времени дивизия пополнилась большим количеством молодых кадров, большинство из которых были, как говорят, "излишне озабоченны политическими вопросами". Среди новых солдат и офицеров было много пылких фанатиков, прошедших строжайший отбор и желавших сражаться на самых тяжёлых участках, но был и народ поспокойнее — в основном из тех кого перевели в гренадёры из стационарных дивизий — уже опытный, привычный к службе и непривычный к излишнему трёпу народ. Глядя на лютующую молодёжь кто-то из старых дивизионных командиров заметил: "Видимо, на гражданке в эссенцию начали подмешивать скипидар." Шутка вышла отменная и уже через три-четыре дня её знали почти все бойцы из 3-й танковой дивизии. Тем временем, отделение Кариакса тряслось в своём броневике, двигаясь в составе длинной чёрно-серой колонны, тянувшейся по просёлку как громадная змея. Артис сидел понурив голову и постоянно щурясь от то лезшей в глаза пыли. Внутри машины за несколько часов хода уже царила натуральная печка. Несмотря на опасность авианалёта или обстрела, солдаты сняли каски и одели пилотки, кто-то замотал морду тряпкой, чтобы меньше дышать вездесущей пылью. Форма солдат была сшита из тёплой шерсти и теперь панцергренадёры варились в ней заживо.

Разговаривать не хотелось, толком поспать мешала пыль и нагревшиеся борта машины ведь лязг гусениц и грохот едущей колонны уже давно перестал быть для них серьёзной помехой для сна. Они ехали, ехали, ехали... Так прошёл вчерашний день, так пройдёт день завтрашний, так выглядели последние десять дней их жизни. Противник далеко и он пока что не их забота. Их полк двигается во втором эшелоне и за всё время их разворачивали для боя не больше трёх или четырёх раз, когда нужно было зачищать окружённые участки вражеской обороны. С фронта приходили сообщения о боях, а батальон уже видел их последствия. В основном это были выгоревшие или ещё тлеющие остовы своей и чужой техники. Если агрегаты ещё можно было "спасти" — то ремонтные команды гребли их не глядя на принадлежность, класс и тип, очищая поля недавно минувших сражений от потенциально полезного металлолома. Его было много, не меньше чем прошлым летом...

— Привал через четверть часа! — Посмотрев на часы проговорил Кариакс, сидевший у самого места водителя. Все немного приободрились и начали вяло, устало приводить себя в порядок и готовиться к выходу. На привале предстояло много работы. Как минимум — отмыть себя хотя бы от половины той пыли, что осела на них и уже начала въедаться в панцирь. "Так чётко и понятно." — Подумалось Артису. — "Как будто мы в глубоком тылу, а не в ближнем резерве. Как далеко мы уже прошли, и нам всё не дают никакого отпора, странно всё это, а ведь пехота говорила, что против них стоят большие силы... Какая же паршивая жара!"

Впереди показались очертания посёлка и синяя полоска воды, до этого тянувшаяся вдалеке от дороги. Это была река Маунт-Крик, и они подходили к переправе через неё. Колонны первого эшелона наступления дивизии были не видны из-за цепи невысоких прибрежных холмов, заставлявших речку идти частыми изгибами. Там, где грунтовая дорога упиралась в высокий, скалистый берег, светлели стены и треугольные крыши домов. Строения были то ли белыми, то ли выкрашенными в какие-то пастельные тона, либо просто выгорели на летнем солнце. На светло-золотистом пейзаже ярко чернели очертания машин: в поселении уже хозяйничали их товарищи. Артис и остальные не видели всего этого пейзажа и не хотели его видеть — им было не до красот, все их мысли были только о холодной воде, тени и передышке.

Приехали. Кариакс триумфально стучит по борту: "Все наружу!" — Командует он и первым спрыгивает в подкопчённую солнцем траву. Остальные следуют за ним. Они сделали бы это даже без приказа, лишь поняв что машина остановилась. Артис и его напарник, в силу тяжести амуниции, покинули фарцойг последними. Чейнджлинги стояли на обочине запылённого просёлка, кругом кипела военная жизнь: тыловики присматривались к уцелевшим после боёв домам, судя по доносившимся откуда-то звукам что-то возводили инженеры. Оглядевшись, пулемётчик приметил пару машин-бензовозов и с десяток грузовиков, чей груз под лихомат офицеров-логистов оперативно куда-то переносился. В роли носильщиков выступала группа каких-то жеребчиков в выцветших и потемневших от пота рубахах, явно говоривших о них как о военнопленных. Раньше их старались просто угонять в тыл, но со тех пор многие из них добровольно изъявили желание стать "добровольными помощниками" чейнджлингов. Их работа, впрочем, никак не заинтересовала Артиса, ибо все его мысли сейчас пребывали в другой плоскости. Отделение соединилось с остальным взводом, машины проехали куда-то вперёд, к переправе — водителям тоже хотелось освежиться и окатить водой борта своих драндулетов. Передышка должна была быть небольшой, короткой, потом — снова в путь.

— Танкистам сейчас жарче нашего. — Заметил новичок-сорифец, когда Кринг вёл их "на водопой".

— У них работа под носом, о жаре думать нечего. Ты мало танкистов знаешь, парень. Если думаешь что егеря и гренадёры — страшный народ, то о танкистах значит не знаешь вообще ничего. — Второй номер поддержал тему разговора, желая лишний раз заняться "образованием" салаги.

— А ведь есть ещё экипажи разведмашин. — Заметил Лабрум.

— Это вообще дикари. Егеря хоть головой думают, а этим вообще на всё плевать. Артис, помнишь того парня из Разведбата?

— Помню. Лучше бы забыл... — Прокряхтел пулемётчик, чувствуя как раскалившийся ствол "косилки" прожигает ему загривок.

— Ага. Полностью поддерживаю. Если я ещё раз встречу кого-то подобного, то буду считать себя очень невезучим.

— Эй вы! Опять обсуждаете солдат нашей дивизии?! — Громко подал голос один из взводных курьеров, подчинявшихся Крингу.

— Ага, обсуждаем. Что-то не так? — Угрюмо ответил второй номер.

— Ну да. Разве это не противоречит духу товарищества и сплочённости? — Молодой салага, гордый тем что его определили "выше строевой пехоты". Из троицы курьеров этому хватило наглости дважды просить назначить его сигнальщиком вместо более опытного бойца, которому Кринг доверял больше. В итоге молодой боец чаще остальных попадал в немилость к начальству и занимался чужими поручениями, но это пока что не умерило его пыла.

— Знаешь, товарищ, такие кадры в нашем взводе действительно есть. — в разговор вмешался Класпер. — Кое-кто не может перестать маяться дурью и засунуть в жопу свой везалипольский язык.

— Я родом из Гардиса! Это совсем разные ульи!

— Я сорифец, мне плевать.

— Товарищи, угомонитесь. — вмешался Кринг. — Пять минут назад вы были как окуклившиеся, а теперь у вас почему-то есть силы чтобы трепаться по пусту? Цикрас — ещё раз заикнёшься на кого-то из старослужащих — пошлю тебя далеко и надолго. Оформим тебя в пионерский батальон, вот там будешь рассказывать о том как всё должно быть устроено, а здесь командир — это я! Понятно?

— Вас понял, герр лейтенант.

Взвод прошёл несколько дворов: на верёвках сушились чейнджлингские кители, у крыльца одного из домов сидела кобыла и мыла в тазу чьи-то хромовые краги. Изнутри дома доносились отголоски какой-то дискуссии — видимо там собрался офицерский совет или что-то вроде этого и краги одного из его членов сейчас натирались усилиями местной крестьянки. Берег реки казался почерневшим от числа пребывающих там чейнджлингов. Там мыли машины, мылись сами, там зачёрпывали воду и несли её в деревню. Видимо, местных колодцев или системы водоснабжения было недостаточно чтобы обеспечить такое большое количество "Гостей". Большая часть чейнджлингов на берегу была частью панцергренадёрского батальона, только что остановившегося на короткий привал. Взвод Кринга подоспел одним из последних.

Была дана соответствующая команда и четыре десятка перевёртышей полезли в воду и ополоснулись сами. Течение реки было довольно сильным, поэтому вода не успевала мутнеть. После помывки бойцы принялись за чистку оружия и снаряжения, так же нужно было сменить исподнее и как-то отстирать пыль с кителей и краг. Чейнджлинги выполняли все эти процедуры не скрывая облегчения, стараясь проделать всё максимально спокойно и обстоятельно. За несколько дней относительного затишья в тылах все несколько расслабились и потеряли бдительность. А зря.

Где-то вдалеке застучали очереди зенитных автоматов. Артис не сразу услышал их: боец сидел на каменистой отмели и деловито починял ремешки на одной из краг. Пулемёт, лежал рядом: оружейная сталь ярко блестела на солнце, раструб ствола смотрел в синее небо. Китель на Артисе был одет внакидку, ранец гренадёра был раскрыт и часть солдатского инструментария лежала на подостланной тряпочке. Сорифец полностью сосредоточился на деле, и когда ближайший к нему чейнджлинг гаркнул ему в ухо: "Воздух! Бежим!" — Артис не на шутку растерялся. Он в одно движение запихнул весь свой скарб в ранец, кое-как надел на ногу крагу и, не подумав ни мига о своём оружии, оставив на пляже даже кобуру, понёсся к деревне, увлекаемый толпой сослуживцев. В воздухе послышался тихий, но нарастающий гул моторов. Выяснять что там летит и долетит ли оно вообще — глупо. Лучше ложная тревога, чем беспечная гибель. Бойцы добежали до ближайших дворов, начали прятаться под стенами, забиваться в погреба и подвалы. Артис поступил так же, оказавшись в сыром и тесном подземелье в компании из пятнадцати-двадцати гренадёров, набившихся туда же.

— Что там летит? Сколько их?! — Командир пулемётного взвода из их роты задавал этот вопрос пустому месту, проталкиваясь к небольшому подвальному окошу, выходившему в сторону пляжа. На фоне светло-зелёного восточного берега и голубого неба действительно чернела пара точек, с каждой секундой превращавшихся в пару истребителей REAF. Офицер до боли в глазах вглядывался в силуэты машин, пытаясь понять: подвешены ли на них бомбы или ракеты. По самолётам ударило разместившееся в деревне ПВО, его поддержали ЗСУ, сопровождавшие гренадёрскую колонну. Небо наполнилось зеленоватыми трассами, самолёты, маневрируя, начали набирать высоту и уходить из-под огня. Через несколько минут такого противостояния стало понятно, что противник принял решение повернуть назад и отказался от своих планов. Узнав, что вражеский авианалёт удалось отбить Артис понял, что им всем сегодня крупно повезло. Не то чтобы это был большой повод для ликования — всё таки подобное происходило уже не первый раз.

Остаток передышки прошёл в поисках брошенного впопыхах скарба. Начальство батальона вынуждено было объяснять, почему ими была допущена подобная ситуация. Крики присутствовавших в поселении старших офицеров, казалось, можно было услышать в любой её части. Артису тоже пришлось не сладко — командир отделения высказывал ему за то, что тот бросил на пляже пулемёт.

— Рядовой, эта ошибка могла бы стоить тебе жизни, ты это понимаешь? Вроде опытный, не дурак, а бегаешь как будто впервые под огонь попал. А если это будет что-то посерьёзнее такого налёта? Тогда что?!

— Виноват, господин унтер-фельдфебель. Потерял самообладание, схватил то что было ближе. От оружия тогда всё равно было мало толку — решил взять то, без чего совсем не прожить...

Кариакс усмехнулся. Он отчасти понимал подчинённого, но всё ещё считал нужным указать ему на оплошность.

— Пулемёт — самая дорогая штука в нашем отделении. А зубную щётку если что можно найти на каждом складе.

"Не на каждом." — Подумал Артис.

"Что-то я преувеличиваю..." — Подумал Кариакс.

— Оказавшись в ситуации "или или" — спасай оружие. Понял? Не проследил за своим напарником, тот вообще убежал в другую сторону. Ты ведь им командуешь, он тебе не друг, а подчинённый, такой же как и ты для меня. Он должен был обратить на тебя внимание и двинуть за собой, желательно прихватив своё снаряжение. А он взял и спутал тебя с кем-то другим, он тебя не услышал. И ведь тоже опытнейший солдат — но это ладно, он следующий на очереди. В случае подобного дерьма вы должны быть готовы стрелять сразу, в этом и смысл вашего оружия. Надеюсь в будущих боях ты нас так не подвёдёшь, потому что в обратном случае — мы все покойники, и всё по твоей милости. Всё, думаю, взыскание окончено, вольно. Приводи себя в порядок, Кринг передал, что выступать будем через тридцать пять минут. Всё ясно?

— Так точно!

Кариакс кивнул и ушёл восвояси. Артис сидел на крыльце дома и перебирал свои вещи, на случай если он что-то потерял. Рядом стоял пулемёт, целый и невредимый. Глядя на него чейнджлинг внезапно осознал, что был бы не против потерять его где-нибудь, а взамен выпросить старую модель, с которой он воевал раньше. Опять эта дурацкая, инфантильная мысль. А ведь скоро они и впрямь втянутся в самые настоящие бои и тогда ему придётся пустить это оружие в ход, и что-то подсказывало чейнджлингу, что ситуация будет самой неожиданной для них. Перевёртыш ненавидел всё неожиданное. Любая внезапность, любой каприз погоды, техники, начальства — всё это редко обходилось без чьей-то крови. Если бы им не пришлось иметь дело с неожиданностями — то они наверняка бы уже давно не сидели в этой далёкой знойной деревушке у чёрта на куличиках, а их дела в Эквестрии закончились бы в срок. Чейнджлингу не нравилось так рассуждать самому с собой, поэтому он быстро замял это, захлопнул свой ранец, поднял на спину пулемёт и пошёл во двор, где собиралось отделение. Пока его товарищи отчаянно пытались затянуть привал — он почему-то почувствовал, что не испытывает необходимости в дальнейшем отдыхе.

— Эй Артис, ты куда? — Из окна крестьянского дома показалась голова Класпера.

— Нам положено собираться во дворе, так?

— Рано! Ещё десять минут. Пошли к нам, у нас интересно.

— Пьёте наверное.

— Ты дурак? Кто пьёт в жару?

— Никогда не проверял это на практике. В моей жизни было не так уж много жарких дней.

— Ага, у нас тоже. Пошли, мы тут разглядываем фотографии бывших владельцев дома. Они тут всё бросили, толком вещи собрать не успели даже.

— Печально.

— Да, хорошего мало. Всё самое ценное они всё-таки забрали с собой. Хочешь посмотреть как выглядит Лас-Пегасус? У нас тут как раз карточка, так и подписано: "Лас-Пегасус".

— Красивая?

— На любителя. Но кадр хороший, фотограф постарался.

Артис не стал долго размышлять и всё-таки решил зайти внутрь. Он действительно поторопил события, да и откуда взялась тяга покинуть это место как можно скорее? Впереди опасность, возможно боль, возможно даже смерть — зачем приближать это всё самостоятельно? Тем более, пулемётчик любил своих товарищей и не хотел пренебрегать их предложениями. Жизнь пони, в которую они вторглись прошлым летом, мало волновала его, но иногда интерес всё-таки брал верх. Пулемётчик стал подмечать много особенностей, которым раньше не придавал значения, стал лучше понимать местный язык. В конце концов, к нему стала приходить мысль, что он навряд-ли бы стал убивать пони, не нёсшего опасности ему или его сослуживцам. Их учили ненавидеть, презирать, но какой толк был в этой ненависти, если гражданские почти не огрызались в ответ, а чаще наоборот — всячески пытались им услужить лишь бы не попасть в неприятности? Им рассказывали про зверства эквестрийских партизан и подпольщиков. Артис знал об этом не понаслышке, он участвовал в расстреле подобных лиц. Он слышал много историй, доходивших до фронта из гарнизонов. Да, гражданские могли быть опасными, и тогда в их сторону не действовало никакое военное право, таких гражданских Артис мог бы возненавидеть, ведь они ненавидели его в ответ. Скорее всего всё это говорилось для того чтобы бойцы не видели во враге кого-то похожего на них, чтобы они были беспощадны и исполнительны в бою, а так как от этого зависела их жизнь и успех всего дела — подобное отношение было отчасти оправдано. Артис в этом плане не имел никаких иллюзий и был готов стрелять во всё, что прикажут.

Фотографии покинувшей этот дом семьи на самом деле представляли из себя не так много интересного. Какие-то родственники или друзья, пара открыток, оставшихся от поездок в соседние города. Фермеры жили здесь несколько десятков лет почти безвылазно, долго и упорно осваивая землю под парники и грядки. Эта семья выращивала и продавала в соседние городки помидоры и огурцы — урожаи судя по всему были хорошими, а конкурентов было не так уж много, поэтому в конце концов у них начали водиться хорошие деньги. А потом пришла чейнджлингская армия и они бросили всё это здесь, посчитав свою жизнь важнее памяти о сытом прошлом. Глядя на выцветшие изображения Артис понял, что уже множество раз видел подобную историю, пусть и не так наглядно. Таких опустошённых, заброшенных собственными жителями домов было множество. Сколько же пони бросило всё и ушло вслед за своей отступающей армией? Скорее всего они уже не вернутся сюда, осядут на новом месте, придавленные необходимостью искать работу и крышу над головой. Артис додумался до этого как-то ненароком, предположение пришло в голову само собой, будто несколько разрозненных кусочков сложились в единое целое. С другой стороны, в этой информации не было ничего удивительного или страшного. Пусть уходят да подальше — тогда они будут создавать меньше проблем. Меньше гражданских — меньше потенциальных подпольщиков которых потом придётся искать и расстреливать. У многих событий были как минимум две стороны — хорошая и плохая. Ещё один урок, усвоенный за время службы. Часы подползали к вечеру. Предстояла скорая погрузка и ночной марш. Ночи были душные, но не такие жаркие. А под Роквиллем, как говорили, ночью можно было легко замёрзнуть без шинели или тёплого одеяла. Климат этих краёв вызывал у панцергренадёров всё больше раздражения.

— А я ведь встречал чудаков которые хотят жить здесь. — завёл разговор Класпер, готовясь к выходу. — Основать новый улей или что-то наподобие.

— Да, я тоже слышал о подобном. — Подметил Лабрум.

— А ты подметил какая тут ублюдская жара? Я бы здесь ни за что не стал селиться. Даже если бы мне платили три зарплаты — ни-за-что!

— Так они и не собирались селиться здесь. Речь идёт об Акронейдже или Ванхувере. Там погода поприятнее.

— Это уж точно, и пыли меньше. Намного меньше!

— Мы наступали по асфальтовым дорогам, поэтому и пыли не было.

— Ага, ну да... Видать на эту часть страны кексам асфальта не хватило.

— Да, это верно. Тут мало крупных шоссе и обороняют их серьёзно, а мы идём в обход.

— Мы всегда ходим в обход. Так нас учил великий Триммель!

— Это верно. Класп, слышал? А ведь Триммель, говорят, ездит неподалёку отсюда. Я тут с одним тыловиком пообщался — он сказал, что они видели генерал-фельдмаршала своими глазами и было это всего несколько дней назад.

— Ага, такие дела без внимания не оставляют. Давно я не видел нашего маршала, хотел бы высказать ему кое-что.

— А он стал бы тебя слушать?

— Думаю да. Триммель не Ларинкс — ему на нас не плевать. Артис вон воевал под началом Ларинкса, послушаешь что расскажет — и не удивишься потом что... Что всё вышло так как вышло. Ладно, опасные разговоры ведём, да и время поджимает. Пошли.

Вскоре взвод Кринга уже грузился в ханомаги. Батальон должен был продолжать движение. Со стороны фронта доносились раскаты грома, походившие на канонаду. Или это канонада походила на гром? Хотелось бы чтоб это был гром, хотя от сильного дождя дорога могла бы размокнуть и тогда началась бы совсем другая и не менее неприятная песня. Колонна двинулась, заезжая на мост, который пони так и не успели подорвать. Даже несмотря на то что попытка сорвалась, ехать по нему всё же казалось Артису рискованным. Если бы не панцирь — он бы поёжился. Высказать опасения товарищам было не лучшей затеей — ибо повод был довольно глуп.

На другом берегу виднелись разбитые окопы неприятеля, брошенные при отступлении. В некотором отдалении, на восточных скатах холмов инженеры и тыловики копали запасные позиции, повёрнутые в сторону эквестрийцев. Обычная предосторожность, а может быть и нет... Цвет неба постепенно наполнялся новыми красками, на западе загоралась полоса заката. Ночь обещала быть неспокойной, тяжёлой как для солдат, так и для водителей. По крайней мере, ночью было не так жарко. Ходили слухи, что многие в штабе хотят перейти на ночные марши. Звучало это так, будто теперь колонны будут гонять и днём и ночью, а о сне и передышках решено будет полностью забыть.

Артис сидел на скамье, рядом был пулемёт и его второй номер. Некоторое время он разглядывал причудливо раскрашенное закатное небо, а потом пробили внутренние часы и чейнджлинг безо всяких усилий погрузился в глубокий сон, так же сделали и все остальные, только Кариакс пытался не уснуть полностью, а дремать вполглаза, готовый при первой необходимости поднять своих подчинённых. Артис хорошо знал Кринга и считал его достойным своего поста, Кринг так же давно знал и ценил Артиса, но понимали они друг друга довольно слабо, да и друзьями им было не положено быть. Кариакс же казался пулемётчику более умелым в общении со своими бойцами. Обстановка в отделении никогда не была какой-то особо натянутой, с Кариаксом же всё стало ещё лучше, и даже новобранцы, казалось, быстрее чем в остальных отделениях влились в коллектив и перестали раздражать "стариков", полностью впитав в себя внутренние порядки 3-й танковой. Со времён зимних неудач дела сильно поправились, и теперь многие солдаты были серьёзно уверены в том, что конец войны уже не за горами.

Глава IV: Выступ. 11-е июня.

"С 1-го апреля через железнодорожные вокзалы Риверпуля, Хоуп Холлоу и Винниаполиса прошло до нескольких тысяч военных эшелонов. Крупные вражеские резервы, развёртываемые на Восточном побережье, как и предполагалось, в данный момент перебрасываются на мейрчестерское направление, даже разгром на Юге не отбил у командования противника желания отказаться от идеи наступления на Мейрчестерский выступ.

Цели штаба Союзных сил ясны — срезать выступ, заставив силы Королевской армии отступить на линию Шир-Йондерхилл. Во фронтовой полосе развёрнуты сильные пехотные и артиллерийские соединения (20-я Эквестрийская полевая армия и 23-я общевойсковая армия РККА, до шести армейских корпусов, усиленных "резервом Верховного главнокомандования" — орудиями сверхмощного калибра. Так же, судя по замеченным в Винниаполисе эшелонам, в пределах двух недель на фронте может оказаться до трёх танковых бригад РККА. Эквестрийские танковые подразделения малочисленны и составляют не более двух танковых дивизий, соединённых в 16-й танковый корпус. Общая численность вражеских танков к концу июня может перевалить за полторы тысячи, численность артиллерийских орудий — за десять-пятнадцать тысяч. Неприятель готовится пустить в дело новые образцы оружия и техники, в глубоком тылу вражеские войска занимаются постоянной отработкой штурмовых действий.

Во вражеском штабе план не имеет названия, обозначаясь просто как "Северная наступательная операция". Судя по полученной информации — он предполагает массированное применение артиллерии и штурмовой авиации по всей линии соприкосновения, после чего должен последовать мощный удар танков и пехоты в сторону Мейрчестера. Велика вероятность того, что будет предпринята попытка превратить выступ в котёл, для этого и предназначаются танковые части, способные ударить на фасах выступа. Рекомендации для командования Королевской армии таковы — усилить фасы выступа, стремиться сорвать подготовительные мероприятия силами диверсионно-разведывательных групп и авиации, нарастить темпы наступления на Юге, спровоцировав тем самым отвод резервов на наиболее опасный для врага участок фронта."

Из доклада УОБВ за май — начало июня 1012-го года.

1

— Смотри! Наши опять в небе. — Хильф ткнул Рейниса в бок и заставил егеря поднять глаза к небу. Погода стояла сухая и ясная, солнце недавно прошло зенит, но всё ещё сильно палило. Егеря стоят в блиндажах за передним краем, их вывели с передовых окопов и с тех пор их работа стала куда менее опасной — наблюдатели на передовых позициях сообщали о поползновениях противника, егеря выделяли команды и те выдвигались на перехват. Противник то пытался разведать свежеоборудованные огневые позиции, то проделывал проходы в колючей проволоке и минных заграждениях, то высылал снайперов — скорее для разведки, чем с целью кого-то убить. Они работали активно — на той стороне появилось куда больше свежих сил, которые можно было пустить в дело. Однако, сегодняшняя ночь и сегодняшний день для пехоты обошёлся — и егерям удалось вдоволь передохнуть. Солдаты 11-й всё равно ворчали по этому поводу: "Готовятся, планируют, не лезут — значит есть причина". Нервов и переживаний по этому поводу не было — опытные не видели причин для этого, а впечатлительные салаги уже давно успели смириться со своим положением и привыкнуть к нему. До сегодняшнего дня обе стороны занимались своими обычными делами — разведка, маскировка, мелкие пакости друг другу, иными словами — типичный пример спокойной жизни на переднем краю. Да, здесь бывало и потише, да, раненых и убитых стало больше, чем обычно, но все уже поняли, что этого времени бояться не следует, а следует бояться затишья. Как моряки прошлого боялись штиля — так солдаты настоящего боялись тишины, когда с вражеских позиций не звучит ни единого выстрела, когда никто не пытается подползти к их заграждениям или устроить снайперскую позицию на ничейной земле. Это значит что они заняты чем-то другим. Здесь все чем-то постоянно заняты ибо любая свободная минута на фронте, не занятая сном, сводит с ума. Пони в этом ничем не отличались от чейнджлингов. Враг не уважил их пешей разведкой сегодня, зато с раннего утра в небе бесперебойно кружили чёрные точки. Они были так высоко, что было сложно расслышать даже гул их моторов. По ним били зенитные орудия, снаряды рвались в голубом небе, разбрызгивая осколки в тщетной попытке достать неприятеля. Они знали что делали, для экипажей тех разведчиков это явно был не первый день подобной работы. И вот по их душу вылетело два звена истребителей — четыре машины набирали высоту, перестраиваясь так чтобы разделаться с неприятелем побыстрее. Оба егеря принялись с интересом наблюдать за небом: обоим стало интересно, чем всё кончится. Стоял жаркий час дня, считавшийся часом, когда можно дать солдатам передохнуть. В это время Рейниса и Хильфа послали на ближайшую водокачку. Она действительно была совсем недалеко, на одном из мелких хуторков, разбросанных по тылам чейнджлингских позиций. Здесь стояло несколько блиндажей и располагался штаб одного из батальонов 11-й, поэтому чтобы набрать воды пришлось стоять в очереди, состоявшей в основном из штабных и пехотинцев. Они тоже посматривали на небо, но присоединяться к разговорам егерей не горели желанием.

— Им там не жарко наверное.

— Ага, даже летом одеваются как зимой. В небе холодно.

— Эх, надо было идти в лётную школу...

— Тебя бы после такого не поняли бы, Хильф.

— Лётчики не хуже нашего брата, девушки их любят, да и знают они много — в технике разбираются, а ведь даже у нас глухарей всякой техники всё больше и больше...

— Гляди, твои лётчики их упустили! — Рейнис ухмыльнулся и указал копытом на небо. Действительно: разведчики видимо заранее заметили истребители и начали уходить от них, постепенно сбавляя высоту и повышая скорость, пока чейнджлинги наоборот замедлялись, пытаясь выровняться с эквестрийцами по высоте. Вскоре разведчики скрылись, в небе осталась лишь четвёрка "Веспидов", оставшаяся ни с чем. Покружив над небом и приняв на себя пару залпов вражеских зениток, истребители повернули на запад.

— Паршиво. Они снимали наши позиции. Это была разведка. — Рейнис выглядел спокойным, но явно расстроенным.

— Нашу маскировку с воздуха не заметишь, мы проверяли уже.

— Ага, надеюсь на это. Всё равно какое-то чувство паршивое. Мы вроде как в окопах, под надёжной защитой, а всё равно кажется что мы как на копыте у них. Зарыты по уши в грунт, посажены на место мол "Сиди тут, не сходи с места." А по нам уже чуть ли не пристреливаются.

— Мы так сидим уже очень долго, ребята. — наконец встрял в их разговор один из штабных, чьи знаки отличия говорили о нём как о связисте и стрелке-отличнике. — Вам тоже пора привыкнуть.

— Привыкнем, герр унтер-фельдфебель. Мы и не к такому привыкали. — Хильф улыбнулся в глаза младшему начальнику, отвлекая внимание от более понурого Рейниса. Они вскоре набрали четыре коромысла воды и двинулись в обратный путь. Ноша была не тяжёлая для них — в дальние высадки бойцы брали столько снаряжения, что иные грифонские рыцари не решились бы носить на себе такую тяжесть.

Пара чейнджлингов, не слишком торопясь и не слишком мешкая, шли по широкой протоптанной тропинке, подводившей к ходу сообщения. День за днём ход удлиняли, подводя всё ближе и ближе к тыловым коммуникациям, отводя от него другие ходы для пресечения заторов и облегчения перемещений. Начальство требовало копать больше таких ходов, закапываться как можно глубже и основательнее и перемещаться только по окопам. По этой части им не повезло — значительная часть позиций 11-й дивизии находилась на открытой местности, пусть и имела преимущества в виде высот и прочих удачно расположенных складок местности, но с воздуха чейнджлинги и их позиции были видны как на копыте. Их авиация пусть и царила в небе, но в час X враг всё равно попытается поддержать свою пехоту штурмовкой, а самые лакомые цели для штурмовки находились в ближнем тылу, поэтому его прикрытие было очень важно и им активно занимались уже долгое время, прокапывая новые траншеи, переселяя тыл из занятых гражданских построек в подвалы и блиндажи, усиляя ПВО. Чейнджлинги уважали начальство и они его слушались, но протискиваться по довольно узкой траншее с коромыслами на спинах было довольно сложно, благо в ходах сообщения в этот час вероятность кого-то встретить была не самой высокой. Сверху светит солнце, в окопах уже душно, погода здесь уже давно никому не нравилась.

Вот и блиндажный городок, где стоят егеря. Раньше его занимал кто-то другой, потом его оставили, а потом разместили там егерскую роту. Таких "поселений" в чейнджлингском тылу было множество и со временем становилось только больше. Казалось, что солдаты и инженеры работают чисто по инерции, без какой-то цели и плана. В любом случае — наличие хорошего укрытия всегда было лучше чем его отсутствие. Всё равно они не успеют подготовиться ко всему, что их ждёт.

— О, наши идут! Товарищи! Сейчас будет на чём варить обед... — Вот они и пришли. Егеря, их товарищи, уже находились в ожидании. Воду быстро подхватили ответственные за готовку. Рота не особо зависела от полевых кухонь — подавляющее большинство бойцов умело готовить не хуже, если не лучше поваров. Блиндажный городок, в котором их разместили, был так же покрыт траншеями, блиндажи были посажены в землю очень глубоко, каждого из них хватало на одно егерское отделение. Все ходы были прикрыты бревенчатыми накатами и засыпаны землёй, немногочисленные открытые пространства закрывали маскировочные сетки. Все вокруг пребывали в уверенности, что это место невозможно заметить, если только не подойти к нему в упор. С другой стороны — здесь всегда было тесно и душно. Многим бойцам, как и Рейнису, это место очень не нравилось. Но по крайней мере — в случае обстрела или налёта они были пусть в относительной, но безопасности.

Полевая кухня стояла на одном из открытых пространств, из трубы шло совсем немного дыма, ведь егеря использовали осиновые дрова. Да, их требовалось много, но их было кому таскать, а маскировка была превыше всего. Обычно полевые кухни стояли в тылу и еда доходила до солдат через уполномоченных тыловиков, но для егерей решено было сделать некоторое исключение. Возможно, это было связано с тем что ликтидцы испытывали предубеждения по отношению к стряпне армейских поваров. Хильф и Рейнис тем временем нашли блиндаж своего отделения. Там с утра ничего особенно не поменялось — половина бойцов ещё находилась на ежедневных упражнениях, остальные же были заняты сном либо игрой в ликтидскую вариацию ската. Их поприветствовал Курикс — пулемётчик отделения.

В первые месяцы совместной службы Рейнис часто сравнивал его с Артисом, обнаружив в итоге что эти чейнджлинги отличаются друг от друга как солнце и луна. Артис был громилой по чейнджлингским меркам, Курикс же отличался компактностью, но оба бойца при этом отличались недюжинной силой и меткостью, как один, так и другой спасали жизнь Рейнису множество раз. Артис казался Рейнису компанейским и общительным парнем, Курикс же общительностью не отличался, он вообще мало чем отличался кроме своих навыков стрельбы и обращения с оружием. Парень не был из коренных охотников-артельщиков, как Рейнис или Хильф, его родители и земляки имели какой-то другой род занятий, не связанный с охотой. Пару раз пулемётчик заявлял что хотел бы стать автомехаником после войны и уехать подальше от Ликтиды. Это не вызывало никакого неодобрения, ведь механики считались уважаемой профессией, а выбор товарища не подвергался осуждению, ведь он был достойным членом отряда и заслуживал понимания.

— Как там снаружи? — Курикс вытянул пару сигарет для товарищей, сам он редко курил и сильно не любил это занятие.

— Солнце светит, наши птички чуть не сцапали пару эквестрийцев, но остались с носом. — Повеселевший Рейнис принял сигарету и сел подле пулемётчика и товарищей. Хильф же остался стоять.

— Это плохо. — коротко и лаконично резюмировал пулемётчик. — Я бы сбил разведчика с пары очередей, готов поспорить на пачку эквестрийского курева.

— Одной пачки тебе хватит до конца войны, верно?

— Ну, да. Может быть и на пару лет после неё. — Пулемётчик улыбался, наслаждаясь прохладой и полумраком землянки. Он пытался пошутить, шутка вышла откровенно несмешная, но все любили Курикса, поэтому она всё равно всем понравилась.

— Да уж, земляки. В последнее время звенящая тишина. — Заметил Хильф, прикуривая.

— У кого-то звенит от тишины, а у кого-то и в ушах. Слышали? Говорят, что к сапёрным работам начали привлекать пленных. — В разговор втянулся второй номер, помощник Курикса.

— Не пленных, а "добровольных помощников", забыл? Этот народ пленными не считается, они часть нашей армии.

— Ага. Спасибо что напомнил. Не считаются они пленными видите ли. Хорошо хоть оленей вооружать не начали.

— Так и этих не вооружают.

— Им лопаты дают? Дают. Чем не оружие.

— Я думаю, если бы их даже вооружили — они ничего бы не сделали.

— Думаешь, Рейнис?

— Думаю да. Они трусы по натуре, это раз. Ну и знаете, я слышал такую вещь, что они идут добровольцами потому что в плену умирают с голодухи.

— А чего они хотели? Плен есть плен.

— Да уж, жалуются про то что у нас голодом морят, а эквестрийцы, говорят, вообще в плен не берут. Убивают на месте, причём самым жестоким образом. Да и лагеря у них, говорят, куда более скверные, чем у нас. Про северян я такого не слышал, но они же коммунисты, Рейнис вот с подобной публикой уже имел дело. Они, может быть, даже хуже кексов. Правда, Рейнис?

— Там была не армия, а вооружённый сброд. У северян тут всё-таки армия, это важно. Но нам пощады от них ждать не стоит, для них мы хуже чёрта.

— Боятся они нас, это хорошо. Хоть кого-то они боятся...

— Красные? Не скажи. Они и от простой пехоты бегали, среди них тоже трусов полно.

— Помнишь как одна сволочь изрешетила наших связных?

— Да... Яспи вроде как комиссовали — отвоевался. А вот его товарищ уже вылечился и даже неплохо себя чувствует.

— Его наградили.

— Есть за что — повёл себя достойно. Пусть он и стреляет хуже всех во взводе — но храбрости ему не занимать.

— Храбрость порой важнее меткости.

— Это точно...

— Мне кажется, мы это всё не по делу сейчас. — сказал Рейнис после второй затяжки. — Нас, говорят, хотят привлечь к сапёрным работам.

— Их дело. Мы всё-таки солдаты и нас этому учили. — Пулемётчик был в наибольшей степени свободен от каких-либо предрассудков по отношению к остальной армии.

— Если окопы не перестают рыть, значит начальство беспокоится.

— Начальство не знаю, но солдаты тоже постоянно копают. — Снова заметил Хильф.

— Только мы не копаем, сидим тут курим днями напролёт. Товарищи, а вы в курсе что курение — это вредно?

— Курикс, ты веришь в эту чушь? Это не подтверждено. Мы тут народ неопытный, нам тут даже тридцати многим нет, но я что-то не видел чтобы кому-то было плохо от курения.

— Ещё увидим. Я так думаю. Знаешь, Хильф, не нравится мне наше нынешнее положение. Очень не нравится. Кажется, мы теряем хватку здесь.

— Согласен. Сколько не тренируйся — всё без толку. Давно ни в кого не стрелял, уже несколько дней как.

— Чешешься?

— Есть такое. Вы тоже на взводе, это видно.

— Ну, сейчас пообедаем, потом опять покурим, а там уже и стрельбы...

— И так ещё день, два, три... — Рейнис осёкся, самостоятельно заставив себя умолкнуть. Он понял, что на него начали смотреть с неодобрением ведь его мысли и так уже были всем ясны. Егерю на какой-то момент даже стало стыдно за свою наглость и эгоизм. Неправильно, раньше он такого себе не позволял. Может быть, что-то изменилось...

— А помните ту перестрелку? Ну, последнюю перед затишьем.

— Да. Сорвали им разминирование. Я тогда попал одному в ногу и остальным пришлось его оттаскивать.

— Жаль оттащили, вышел бы хороший язык.

— А теперь его уже подлечивают наверное, авось к осени уже будет в строю, гадина.

— Да уж, их сапёры уже куда умнее чем раньше, раньше если попадались — то не уходили без парочки безвозвратных. А теперь научились прятаться.

— С ранеными всегда больше мороки. Один раненый может вывести из боя половину отряда. Помните?

— Слишком, чёрт побери, хорошо, Курикс.

— А вот Яспи, он же комиссовался, так?

— Ну да вроде как, о его смерти не сообщали.

— А он откуда?

— Он с южной опушки, почти что биненштокер, Рейнис.

— Понятно. Навряд-ли я встречу его, когда вернусь.

— Хочешь продолжать охотиться в лесу?

— У меня там много дел, как минимум хотелось бы жениться у себя на родине. Ты, Хильф, вроде как тоже хотел вернуться к промыслу.

— Я уже, если честно, не знаю. Мир большой, хочется поглядеть. Ну, думаю я ещё много чего увижу за эту войну.

— В Мейнхеттене, говорят, есть на что посмотреть, но до него ещё нужно доехать.

"А мы вместо этого сидим в земляном мешке." — С нарастающим напряжением подумал Рейнис. Разговор, тем не менее, быстро соскользнул с военной темы. Война итак была вокруг, лишний раз обсуждать её было не так уж приятно. Егерь слушал как товарищи рассказывали о своих планах на будущее, ругались, перешучивались о родне. Чейнджлинг уже высказал своё мнение на этот счёт, распространяться сильнее ему совсем не хотелось. Мало кто тут не разделял его мыслей, эмоций, проблем. Сложно было назвать их семьёй, но друзьями, товарищами — безусловно, ранг и выслуга лет имели тут мало смысла, даже свежий молодняк уже давно чувствовал себя на равных с остальными. Они заменили ушедших товарищей, несли на себе память о них. Служи они в строевых частях их бы давно записали бы в солдаты второго сорта, но егеря как правило не отличались подобным отношением.

В блиндаж вошёл боец из другого отделения — это означало что занятия кончились.

— Сидите?

— Сидим. Как там начальство?

— На подходе. Через пять минут будет обед.

— Хорошо. Как постреляли?

— Я — паршиво. Но в целом всё как всегда.

— Ясно. Не видели ничего интересного?

— В небе постоянно кто-то вертится. То наши, то враг. На наших глазах сошлись два истребителя-одиночки. Изрешетили друг друга и разлетелись по углам.

— Северяне? Эквестрийцы?

— И те и те. Северян больше и они наглее.

— Это известно...

— Какое ваше дело что там происходит? Не светитесь на открытой местности — это всё что от вас нужно. Кстати, сигарет не найдётся?

— Вечно ты чужие просишь...

— Свою пачку потерял, сами знаете.

— Ладно. — Пулемётчик снова поделился из своего запаса. Боец из другого отделения взвода Кенриса закурил, присоединяясь к остальным. Его товарищи скорее всего уже были у себя, он же решил заглянуть к бойцам Викриса. Когда объявился командир отделения — все разговоры смолкли, а проникший в чужой блиндаж, видимо чтобы стрельнуть сигарету, перевёртыш поспешил уйти. Даже стоявшая в блиндажном воздухе взвесь табачного дыма будто сама собой начала выветриваться в окошко-амбразуру.

— Рейнис, Хильф — обеспечили поднос воды?

— Так точно.

— Молодцы. Вам положена двойная порция. В следующий раз этим займутся Квикс и Крипс. Задача ясна?

— Так точно! — Ответили присутствовавшие в блиндаже товарищи Рейниса. Оба были из молодой поросли, прибывшей с апрельским пополнением. Оба недавно добыли своего первого эквестрийца чем, впрочем, не очень гордились, особенно имея на виду персонажей вроде снайпера отделения или Курикса.

Тем временем, обозначенные пять минут прошли и начался обед. "Столовой" здесь не предполагалось, поэтому котелки разносили по блиндажам. Помимо многоярусных нар в них были столы, что по праву считалось очень большим удобством. Снаружи опять загрохотали зенитки. Их бой слышался далеко и глухо, почти не доходя до чейнджлингов. Пока одни отдыхали у других шла боевая работа, почти что такая же как у них самих. На земле царило затишье, но вот в воздухе...

За обедом, разумеется, разговоров было мало. Командир отделения похвалил ответственных за стряпню, с ним все молча, но согласились.

— Начальство не любит сорить информацией, в этом плане мы сильно зависим от пехоты. Понимаю, вам тут паршиво, Рекнис тоже скрипит зубами, но делать ему нечего. Начнут — значит начнут. Будут приказы — будем выполнять. Придётся действовать самим — будем действовать сами. Это понятно?

Все покивали, по сути Викрис вёл с ними неформальную беседу.

— В этом месте мы будем стоять скорее всего до тех пор пока не кончится их артподготовка. Цугфюреры и гауптман надеются что нас выдернут отсюда за день-два до начала.

— Сложно понять, когда это начало будет. — Заметил Лирк.

— Мы первыми узнаем, уж поверь. — Викрис невесело улыбнулся. Никто не стал соглашаться с этой позицией или опровергать её — всем просто не хотелось этого делать. Пусть будет так как будет — лишний раз думать об этом было вредно. Все понимали, что надвигается. Им уже попадались "языки" из частей, с которыми они ни разу не соприкасались до этого. Свежая кровь, сотни новеньких танков, тысячи пушек в свежей смазке — всё против них. Чейнджлинги не уступали, они готовились к худшему и уже во многом были готовы. Они никогда до этого не участвовали ни в чём подобном. С каждым разом эта война становилась всё масштабнее, кровавее и они не могли остаться в стороне. О нет, им обязательно найдут не одно применение, а с их стороны требуется лишь пережить оное. Рейнис вспоминал июнь, декабрь, февраль, перебирал в уме все ситуации, в которые он попадал. На что могло быть похоже предстоящее? На зимние бои? Навряд-ли. Тогда воевали огрызками, ошмётками, они могли отступать, менять позиции, их врагами часто были разведки, вырвавшиеся вперёд авангарды, потрёпанная и усталая пехота, рвущаяся вперёд с яростным, фанатичным остервенением, часто пренебрегая осторожностью и здравым смыслом. Теперь против них свежие, полнокровные дивизии, наученные годом войны с лучшими из лучших. Они стали хитрее, злее, получили новое оружие — егеря знали это отлично, они видели это своими глазами, они регулярно проверяли на прочность стоявшую напротив них махину, они знали её вдоль и поперёк, знали что каждый час тишины делает её ещё сильнее, ещё подготовленнее... Бедные товарищи из 11-й. Они примут на себя всё это.

Обед кончился. Егерям не часто приходилось мыть котелки — они съедали всё до последней капли бульона. Что-то вроде своеобразной традиции, многих приучали к этому ещё в детском возрасте.

— Да уж, сегодня хорошо приготовили.

— Ага...

— Есть такое.

— Молодцы!

— Ну да.

Викрис встал первым и не долго думая лёг спать, подавая бойцам пример. Ему не за что переживать, он уже со всем смирился. Рейнис признавал, что Викрис во много раз храбрее чем он и почти все остальные бойцы отделения. Он почти никогда не тушевался по-настоящему, даже в самых худших переделках он держался как положено младшему командиру и руководил ими как подобает. Выдержит ли он сейчас? Скорее всего, у него ещё есть запас прочности. Не он — так Кенрис, Рекнис. Они уж точно не подведут. Их давно не считали уставными командирами — бойцы считали их вожаками, аксакалами, теми чьему авторитету не нужны были знаки отличия. Поэтому сейчас Рейнис и его товарищи без особых разговоров последовали примеру начальника и отправились на боковую. В более напряжённые дни они спали в одежде, однако сейчас наконец появилась возможность хоть на время снять краги, ремни, кители и прочее снаряжение. Сложив одежду и портупею куда-то в голову спального места, Рейнис сомкнул глаза и не заметил как вырубился, видимо двойная порция похлёбки сделала своё дело.

Сны егеря обычно возвращали его домой и являлись приятным, безмятежным зрелищем. Рейнис оказывался то на охоте, то в артели, то помогал домашним и соседям по работе. Казалось, что с каждым днём сны становились чётче, а желание вернуться домой усиливалось. С первого дня службы в егерском корпусе егеря не отпускало слабое, но неотступное чувство обиды. Его выдернули из жизни, в которую он хотел вернуться. Он был готов к подобному, но всё же надеялся, что уже пережитых боёв ему хватит на всю жизнь, что его оружие больше не понадобится в армии и на войне. В ту ночь его отец чуть не плакал, и со временем Рейнис всё сильнее начинал его понимать. Выбора не было, нужно было поступать так и никак иначе. Сейчас он там, где он должен быть и он тот, кто он есть. А может быть скоро его жизнь и вовсе оборвётся, а до дома доедет лишь скупая на слова похоронка. За последние месяцы Рейнис чётко решил для себя, что не хочет умирать ни в коем случае. Он не считал эту идею проявлением трусости — скорее решимости выжить даже если дела пойдут совсем плохо. Легко говорить о самопожертвовании, но навряд-ли каждый из его товарищей был готов отдать жизнь за него. Хильф, Курикс, может быть Викрис — но не все. Самопожертвования редко бывают добровольными, чаще это сугубо вынужденная мера на которую идут по приказу свыше, а вот приказ они все были готовы выполнить. Рейнис не знал, за кого он хотел бы погибнуть. Хильф уже давно стал его закадычным другом который всегда ходил за ним хвостом. У него тоже была любимая семья и дом, ему нравилось рассказывать о гражданской жизни и он не понимал, почему Рейнис с этим темнит. Хильф точно не стал бы задаваться вопросами. Ни в коем случае не стал бы.

Сон рисовал перед егерем зимнюю ночь. Последнюю ночь перед отправкой. Лесная тропинка, старое дерево — всё как тогда, всё как будто на какой-то фотографии или картине. Свидание, ставшее последним. Было ли что-то такое у Хильфа? Может быть, по крайней мере ему чаще приходили письма. Рейнис же не видел от неё ни одной весточки с августа 11-го. Послание было коротким, но обрадовало и Рейниса и всех остальных. В тот день всё было как-то по другому, они сидели под высокой каменной оградой у обочины очередного сельского просёлка, Рейнис читал письмо, то и дело получая шутки и похвалы в свой адрес. Бойцы много острили, но тогда это даже было хорошо. Она писала, что гордится им и ждёт его с войны как можно скорее, читая эти строки Рейнис слышал у себя в голове её голос. С тех пор снова ничего, полное молчание. Целый год тишины. У бойца было слишком много работы чтобы задумываться об этом, но сейчас, в эти недели глухой тишины, отгоняемые мысли снова начали лезть в голову. Целый год пролетел незамеченным, минуты в этих блиндажах тянулись куда медленнее, чем этот суматошный год. Нужно было гнать такие мысли, давить их, забывать о них, но во снах всё всё равно проступало наружу и с этим ничего нельзя было поделать. Те же слова, тот же плач, та же холодная решимость сделать то что должно. Всё снова повторилось, пока егерь спал.

— Подъём! Через три минуты идём на стрельбы. — Голос Викриса выдернул стрелка из сновидений. Что-ж, хорошо. Пора возвращаться к делам поважнее. Рейнис не без труда надел на себя краги, китель и портупею и спрыгнул вниз одним из последних. Вооружившись, отделение покинуло блиндаж. Половина егерской роты двигалась туда же, поэтому в ходах сообщения на какой-то момент стало довольно тесно. В очередной раз поворчав на тему пренебрежения удобством в пользу защищённости, бойцы вскоре оказались на открытой местности. В небе стоял гул моторов и треск очередей — шёл воздушный бой. Пехота любила подобные зрелища, особенно когда выдавалась свободная минута. Егеря же относились к этому с большей степенью безразличного спокойствия. Пусть лётчики делают свою работу так, как у них это выходит, это не их дело. Люфтваффе часто были их глазами, а иногда и единственным спасением от смерти. Егеря же боролись с ПВО и высматривали то, что не выходило заметить у пилотов. Два рода войск пересекались крайне редко, но питали взаимное уважение друг к другу.

Относительную тишину разорвал вой падающей машины. Один из чейнджлингских истребителей был сбит и теперь падал на землю. Лётчик выпрыгнул из дымящей машины и теперь пытался безопасно приземлиться, используя крылья. Вражеские лётчики не стали развивать успех — их отряд, видимо повинуясь указанию лидера, двинул на восток. Чейнджлинги бросились в погоню, явно было вызвано подкрепление, но у них не вышло нагнать уходящего неприятеля. Такие стычки на этом участке происходили, казалось, чаще обычного. Противник наглел, но в большей части стычек был жестоко бит или уходил не солоно хлебавши. В этой стычке участвовали эквестрийцы, скорее всего за день в небе успели показаться и северяне, но Рейнис их так и не увидел. Стрельбы прошли как положено. Они длились долго, от них появлялась усталость. Рейнис стрелял всю свою жизнь, очередное стрелковое упражнение не было для него чем-то сложным или необычным. Очередной день на фронте прошёл спокойно, без происшествий. Но это спокойствие и казалось самым серьёзным происшествием за последнее время.

Глава V: Степь. На подступах к посёлку Неймлесс. 2-е июля.

"30-го июня бой в чейнджлингскими захватчиками вступила танковая рота капитана Сандаунер Винда. Жуки подло обошли наши войска с фланга и уже готовы были ворваться в тыл, как были остановлены умело организованной танковой засадой. Всего несколько наших танков методично расправилялись с десятками чейнджлингских машин, уничтожили в одном бою до двух сотен вражеских пехотинцев. Не ожидавший хитрой засады противник до поздней ночи не мог сбить роту со своих позиций, а с наступлением рассвета на его пути уже стояли подошедшие резервы. Коварный план захватчиков оказался сорван, в то время как наши парни во главе с храбрым капитаном продолжают драться за свою Родину."

Краткая заметка из газеты "Лас-Пегасус Ревью".

"В ночь с 29 на 30-е июня из штаба 55-й Дивизии Ю-ВО сообщается о прорыве обороны на стыке позиций 134-го и 135-го полков. Неприятель, следуя отточенной тактике, избрал главным вектором трассу Винтерхоум-Гоустли-Гордж (Далее по тексту — Трасса №19). Беря в расчёт потерю ряда узлов обороны на северо-западе командование приходит к выводу, что вражеские силы стремятся окружить 134-й ПП и создать брешь в обороне для перерезания железнодорожных путей и развития наступления на Тротленд. 4-й Королевский танковый полк, будучи полностью втянутым в бои, не способен выделить значительные резервы для решения возникшего кризиса. На КП вызывается командование 14-го полка 76-й дивизии РККА, развёртываемой на южном берегу реки Пегаси. 14-й полк — единственный на данный момент, что успел полностью выгрузиться, но и он может предоставить довольно незначительные силы не ранее чем к утру 1-го июля. В сложившейся ситуации можно выделить на эту задачу лишь 7-ю роту капитана Винда. В последние часы перед рассветом роту выводят на исходные позиции, разъясняется план действий. Винд относится к задаче со всей ответственностью.

30-го июня 7-я рота 4-го Королевского полка принимает бой на трассе №19. Поздним утром противник предпринимает попытку воспользоваться трассой №19, направляя туда механизированную разведку при поддержке незначительного числа танков и пехоты. Атака отбита без потерь. Следующая атака начинается менее чем через час — засадная позиция 7-й роты полностью скомпрометирована, к двум часам дня уже потеряны две машины, потери экипажей так же велики. К трём часам дня атака отбита. Чейнджлинги оставили на поле около шести танков и значительно большее количество бронемашин. В перерыве между второй и третьей атаке по танковым позициям работают снайперы и артиллерия. Примерно в 15:30 гибнет заместитель Винда — лейтенант Вуд Стокер и ещё несколько танкистов так же гибнут или получают ранения. На данный момент танк Сандаунера уже перенёс два попадания, капитан руководит подразделением в состоянии контузии. Роте приходится изменить диспозицию на менее выгодную, третья атака противника оказывается отбита к семи часам вечера. Потери — один уничтоженный и три повреждённых машины. За день боёв рота потеряла до 40% личного состава и три машины безвозвратно. В строю осталось всего два танка. Основные повреждения пришлись на башни и лобовую броню, благодаря умелому позиционированию попытки фланкирования удалось пресечь. Враг лишился до десятка танков, в том числе и новой модификации, более чем шестнадцати бронемашин и БТР. Потери вражеской пехоты исчисляются десятками, возможно — сотнями. Никаких трофеев захватить не удалось. Боевая задача полностью выполнена. Повреждённые машины, раненые и тела убитых эвакуированы в тыл под покровом ночи.

Из ЖБД 4-го Королевского Бронетанкового полка 3-ей Королевской бронетанковой дивизии.

30-го июня в штаб 14-го полка поступило срочное прошение от эквестрийцев, сражавшихся на северном берегу реки. На совещании с командованием дивизии принято решение — выделить батальон, усилить его средствами ПТО и пулемётами и выдвинуть его на предложенный союзниками рубеж. Использование большего количества сил в данные временные сроки сочтено невозможным и нецелесообразным. Командование полка пребывает в тяжёлом расположении духа, обеспокоенные новостями. 30-е июня обещало быть очень тяжёлым днём, до красноармейцев решено довести, что им возможно придётся обустраивать позиции прямо под вражеским обстрелом, ведь никаких резервов чтобы прикрыть их подход у эквестрийцев нет. Однако, уже 30-го числа эквестрийцы сообщают, что резервы у них есть, но они настолько слабы, что рассчитывать на них всё равно не стоит. За 30-е число усиленный батальон прошёл около 26 километров от берега Пегаси и занял обозначенные позиции уже глубокой ночью. Эквестрийские товарищи поведали командованию батальона о геройских танкистах, выигравших им время и малой силой удержавших чейнджлингское продвижение. Подробности боя не разглашались, но вскоре стало известно о тяжёлых потерях среди союзников. 7-я рота, согласно отчётам, и так не соответствовала списочному составу, а после такого активного столкновения, явно, в определённом смысле перестала существовать как самостоятельное подразделение. И тем не менее, их подвиг можно назвать явным примером того, что эквестрийцы достойно применяют полученный ими опыт и их войска крепнут с каждым пережитым боем. Настоятельно рекомендую широко распространить эту историю во фронтовых и гражданских газетах."

Из донесения начальника политического отдела 76-й пехотной дивизии РККА за 1-е июня 1012-го года.

"Вчера мы взмылили чейнджлингские гривы, господа. И мы готовы сделать это снова."

Слова Сандаунер Винда, якобы произнесённые на утро 1-го июня во время интервью военным корреспондентам. Изречение приобрело большую популярность, но среди критически настроенных военкоров распространилось мнение о том, что высказывание якобы выдумано лас-пегасусскими газетчиками и не имеет под собой фактического подтверждения, ведь на 1-е июня офицер уже находился в госпитале и его состояние при этом было не самым лёгким.

1

"Бу-у...Бу-у...Бу-у..." — Грохот канонады приближался с каждой минутой. Пыль стояла столбом, солнце светилось в небе как громадный софит, под его светом всё вокруг гнулось и иссыхало, превращалось в прах. Артис не раз и не два ловил себя на мысли, что близок к потере сознания. Он тяжело дышал, чувствуя как дорожная пыль толстым слоем оседает на каске, одежде и незащищённой части лица. Они приближаются. Воздух чувствуется другим, менее сухим и обжигающим. Видимо, неподалёку находится река.

"Бу-у...Бу-у...Бу-у...Трах-тарарах-тах-тах..." — Это похоже на раскаты грома. Где-то впереди сейчас взметается земля, что-то взлетает на воздух. Чейнджлинг смотрит изумрудно-синее небо. По нему плывут чёрные силуэты веспидов, заходящих на боевой курс. Скоро завизжат их сирены и тем, кто находился впереди, станет ещё труднее дожить до вечера. Пикировщиков, солнце и небо заслоняет вездесущая желтоватая пыль. Её становится всё больше. А ведь до полудня ещё несколько часов. То что начнётся уже нельзя было называть "обычным летним зноем". Пережитый полдень приравнивался к пережитому авианалёту или артобстрелу. По крайней мере, к нему можно было подготовиться и происходил он в одно и то же время.

— Отделение! Выгружаемся через три минуты. — Голос Кариакса слышится близко и далеко сразу. Дрёма окончательно слетает с глаз. Артис начинает машинально осматривать свой пулемёт, по привычке пытаясь как-то сдуть и стереть набивавшуюся в короб-кожух. С его старой машинкой было бы больше подобных хлопот — это давно пришлось признать. Все молчат, все в напряжении ждут дальнейших приказов. Бронетранспортёр съезжает с дороги и начинает ехать по полю. Громадному, широченному полю, казавшемуся абсолютно ровной поверхностью, зеленоватой скатертью на каком-то громадном столе в какой-то ещё более громадной забегаловке. Это впечатление обманчиво. Крайне обманчиво. Они нигде ранее не видели столько балок и оврагов, глубоких и длинных настолько, что там можно было спрятать целую пехотную роту, а то и две. Местность позволяла врагу прятаться, уходить из-под обстрелов и налётов. Никогда до этого им не удавалось так умело использовать складки местности в свою пользу. Эти сволочи умели учиться...

— Все на выход! — Ещё одна высадка, они почти с ходу прыгают в траву. Всё происходит быстро, по отточенной схеме — отделение строится, выходит вперёд, машина остаётся позади. В бледно-зелёном, почти жёлтом поле травы чернеют танки, копошится взмыленная серо-зелёная пехота. Впереди них невысокий гребень, скрывавший от них речную долину, откуда теперь поднимались клубы дыма и возмущённой пыли. Там был враг. Или то что от него осталось. В любом случае — они скоро пойдут вперёд и выяснят это сами.

— Будь проклят тот день когда я пошёл в танкисты! — из бокового люка ближнего к ним танка торчала голова и верхняя часть туловища заряжающего. Весь экипаж открыл люки, чтобы хоть ненадолго почувствовать хоть какое-то подобие прохлады. Чёрные кители одеты на голое тело, они все тоже покрыты пылью, панцер покрылся ей изнутри и снаружи, как и все вокруг.

— Задача такова. — Кринг собрал бойцов дабы быстро довести до них суть предстоящих действий. — Нам нужно занять этот посёлок. Наш взвод под прикрытием танков должен пройти через линию их обороны и ворваться в него вот отсюда. Мы идём в лобовую атаку, так что смотрите по сторонам и будьте, чёрт возьми, на чеку!

— Сомневаюсь, что там ещё остался кто-то кто мог нам сопротивляться. — Проговорил командир 4-го отделения.

— Уж поверь — наши в этом плане явно не доработали. Ждите того, что они скорее умрут, чем сдвинутся с места. Эти ребята уже далеко не те идиоты, с которыми мы имели дело до этого. Мразь в синем в плен не брать! Задача ясна?

— Так точно! — Бодро ответили солдаты и младшие начальники. Рёв моторов нарастал, стальная лавина приходила в движение. Полтора десятка танков, три штурмовых орудия, около двух сотен бойцов заняли исходные позиции и сдвинулись с места. Враг стал умнее и опаснее, но он всё равно проигрывает. Потери, усталость, страшная жара не имеют большого смысла для них. Их уже невозможно ни остановить, ни повернуть назад. Осматриваясь вокруг, Артис вдруг подумалось, что даже если всё это будет сожжено и перебито, то наступление не застопорится ни на сутки. За первым эшелоном вступит второй, за вторым третий. Волны огня и железа, поднимающие тучи пыли и не оставляющие после себя камня на камне. Это не те потрёпанные и уставшие дивизии, что шли на Кантерлот. Это нечто большее. Машина, не имеющая уязвимостей.

— Вперёд! Рассыпаться в цепь! Идти за танками, не отрываться!

Артис, Класпер, Лабрум и остальные двинулись вперёд. Поднимая за собой клубы пыли, поползла вперёд техника. Первыми из-за гребня показались угловатые коробки "троек" и "четвёрок", за ними были едва заметны силуэты перебегающей и пригибающейся пехоты. Впереди раскинулась довольно широкая река, тянувшаяся с запада на восток как длинная синяя лента. На её берегу стоял посёлок Неймлесс. Именно стоял, ведь прямо сейчас чейнджлингская артиллерия и авиация стирала его с лица земли. Громадные столбы взрывов взметали в небо крыши и стены домов, разбрасывая кирпичи, доски и черепицу как будто это были невесомые былинки. Строения буквально взлетали к небу и разваливались в воздухе. Доставалось и тонкой линии вражеских окопов, вырытых на окраинах и упиравшихся флангами в речной берег. Снаряды крупнокалиберных дальнобойных орудий вскрывали наскоро вырытые землянки и блиндажи как каштаны. Чейнджлинги могли видеть последние минуты этого зрелища, но в этот момент мало кто смотрел вперёд, уделяя больше внимания тому, чтобы не отстать от товарищей и получше укрыться за спасительной бронёй. Пыль выступала им аналогом дымовой завесы. Минута шла за минутой, чейнджлинги шли по полю, всё сильнее сокращая расстояние до вражеских позиций. Танки открыли огонь первыми, не дожидаясь пока неприятель подпустит их поближе. Машины замедлились, ведя огонь с коротких остановок. Артис слышал от танкистов рассказы о том, как попав под такой огонь противник ломался и начинал отвечать раньше, чем успевал подпустить их на выгодную для себя дистанцию. Но сейчас окопы эквестрийцев почему-то молчали. Неужели там и вправду не осталось живых?..

Вражеская артиллерия ожила как раз тогда, когда они ждали этого сильнее всего. Семьсот пятьдесят метров — именно на таком расстоянии вражеские противотанкисты любили встречать их. Для пушек это было почти в упор. Обычно такой дистанцией довольствовались эквестрийцы, северяне же были известны тем, что подпускали танки ещё ближе. Их хвалёные длинностволки, остановившие чейнджлингов под Кантерлотом, оказались довольно редким зверем, куда чаще красным приходилось полагаться на куда менее эффективные средства вроде противотанковых ружей или лёгких сорокапятимиллиметровых орудий.

Первый вражеский выстрел срикошетил — болванка отскочила от брони и врезалась в землю едва не выпотрошив несколько пехотинцев. Три остальных так же были положены точно в цель — один танк загорелся, два других получили повреждения. Завязался бой. Противник пытался на полную использовать тот короткий миг перед тем как их позиции будут вскрыты. Приоритетом для них всегда было нанесение максимального урона врагу, на втором месте — сохранность орудия, на третьем — собственная жизнь. Кринг оказался прав. Артиллерия превратила посёлок в месиво, но засевший там враг сохранил большую часть своих сил. "Ждите того, что они скорее умрут, чем сдвинутся с места." — Пронеслось в голове у Артиса, когда тот видел, как из дымящего танка выскакивает оглушённый и ошпаренный экипаж. Чейнджлинги уже были осведомлены, что мост через реку разобран и были готовы к тому что переправу придётся наводить своими силами. Кем бы ни был стоящий против них враг — он прекрасно понимал своё положение и свой приказ. Их командование давно записало их в потери. Они дерутся не за свою жизнь, а за жизнь тех, кто сейчас роет окопы на южном берегу Пегаси. Чейнджлинги должны были за сутки уничтожить их сопротивление, переправиться через реку и подготовиться к дальнейшему броску. Да уж, это будет очень тяжёлая схватка.

Орудия дали три или четыре залпа. За несколько минут выбыло ещё две машины. Вражеские позиции вскрыли довольно быстро и пушки принялись затыкать одну за другой. Однако, ответный огонь наносил всё новые потери. Вот попали по шестому, по седьмому танку. Пехота ничего не могла сделать в этой ситуации, среди гренадёров стали появляться первые раненые и убитые. В первые полчаса боя стало понятно что на этом участке оборону противника не прорвать. Пушки били часто и довольно метко, на открытой местности танкам нечем было от них прикрыться. На вражеские позиции был вызван удар пикировщиков. Веспиды летели около пяти-десяти минут, за это время орудийный огонь вывел из строя ещё один танк. Панцеры огрызались, артиллерия врага несла такие же потери, но решение разменять пятнадцать танков на батарею-полторы противотанковых орудий могло довести начальство до трибунала. Вскоре в небе показалось звено пикировщиков с тяжёлыми бомбами. Они выстроились в карусель и принялись методично уничтожать отмеченные цели. Грохот, вой сирен, сама земля будто хочет встать на дыбы. Артис лежит на сухой траве, рядом с ним залегают его товарищи. Чейнджлинг смотрит вперёд через узкий зазор между землёй, козырьком шлема и прицельной планкой пулемёта. Впереди снова творится кромешный ад. Авиабомбе плевать на твою выучку, опыт, храбрость и хитрость. Она убьёт тебя в любом случае. На той стороне поля понимали это. Понимали и принимали. Танки отошли на полкилометра назад. Экипажи, чьи танки не понесли критических повреждений, но были обездвижены, вынуждены были на время бросить свои машины и занять места на броне своих коллег. Из семи танков, подбитых врагом, безвозвратно утеряны были только два или три. Остальные можно было снова ввести в строй, причём довольно быстро. Но сейчас об этом не было и речи. На других участках другие группы продолжали наступать и вести огневой бой с защитниками. Всего на Неймлесс был брошен целый танковый батальон — около трёх десятков боевых машин. На их же участке перегруппировка длилась около четверти часа. Выяснялось сколько у кого осталось снарядов, кто выбыл, а кто остался в строю. Танкисты готовились к второй попытке, ждали подхода резервов, гренадёры же ждали, пока они их дождутся.

Из тыла приехало три танка, вызванные в качестве подкрепления. Их тут же встроили в командную вертикаль, экипажам разъяснили задачу. Машины снова выстроились в боевой порядок и уже во второй раз поползли вперёд. Пехота, успевшая за это время пересчитаться и отослать в тыл раненых, скоро последовала за техникой.

Их снова встретили огнём, но уже куда менее скоординированным и плотным. Одно-два орудия отчаянно огрызались, стремясь нанести максимальный ущерб наступавшим. Часть танков остановилась и начала их подавлять, в то время как остальные машины продолжали неуклонно ползти вперёд.

— Всем пригнуться — скоро начнут палить! — Кариакс с переменным успехом перекрикивал рокот моторов и грохот орудий. Цепь приготовилась к тому, что сейчас попадёт под огонь противника. Из окопов послышались пулемётные и автоматные очереди, в бешеном темпе защёлкали многозарядные эквестрийские винтовки. До Артиса в миг дошло, что ему пора вступать в дело. Второй номер понял его без слов — парень быстро выбежал вперёд и пригнулся, позволяя пулемётчику упереть на его загривке пулемётные сошки. Артис никогда до этого не видел напарника таким собранным, расторопным. Обычный новобранец, со свойственной зелёным ленцой и раздолбайством — замена погибшего под Кантерлотом товарища. Теперь он действовал как положено. Это радовало. Чейнджлинг установил оружие на товарища, прицелился и нажал на спуск. "Дррррррррт!" — Приклад с силой упёрся в плечо. Две секунды — почти двадцать выстрелов. Треть магазина уже израсходована. Вторая очередь, третья — к бою подключаются другие пулемётные расчёты, Артис старается прислушиваться к ним и бить в промежутки когда очереди товарищей по взводу замолкают. Отделение продвигается вперёд, Артис отточенным движением отстёгивает ствол в то время как второй номер прилаживает на его место запасной. Не то чтобы первый перегрелся и этого требовал боевой устав — скорее просто для перестраховки. Чейнджлинг не мог избавиться от чувства неуверенности. Ему постоянно чудилось, что пулемёт вот-вот откажет и развалится прямо у него в копытах. И тем не менее, огонь врага стихал и откатывался к окраинам посёлка, что говорило о том, что новое оружие исправно работает. Гренадёры продолжали двигаться вперёд, и вскоре они добрались до первых окопов, где увидели тела вражеских солдат. Они все были одеты в пыльно-серую форму так называемых "Войск Юго-Восточного округа". Чейнджлинги прозвали их "сероспинами", эквестрийские и северянские пленные в свою очередь звали их "Дикси". Эти бойцы в глазах Артиса выделялись разве что цветом формы да каким-то специфическим говором, отличавшемся от того на чём говорили кантерлотские и акронейджские пони. Иногда они разбегались и толпами сдавались в плен, иногда сражались как положено, но, так или иначе, сейчас они явно выкладывались на полную катушку. Артис прикрывал фланг своего отделения, когда прямо у него в прицеле возникла заляпанная грязью фигура вражеского солдата. Он был вооружён связкой гранат и наверняка успел бы бросить её в танк, но меткая очередь убила его раньше. "Держитесь ближе к танкам! Не подпускайте к ним никого!" — Голос Кринга звучал с какой-то необычной чёткостью на фоне всего что происходило вокруг. Артис, исполняя приказ, снова побежал вперёд, готовый в любой момент снова пустить в ход пулемёт. Та последняя очередь вселила в него некую уверенность: гренадёр своими глазами видел, как пули превратили того солдата в решето. То, чем он был сейчас вооружён, работало, было способно спасти жизнь ему и его товарищам. Это было приятно осознавать.

На других участках сопротивление поддавалось получше. Теряя пушки пони лишались каких-то серьёзных средств противодействия тяжёлой технике чейнджлингов. Противотанковые ружья эквестрийцев были слабыми и не могли пробить танки даже в борт, попытки пустить в ход взрывчатку и зажигательную смесь же кончались плохо, ведь пехота на этот раз не отставала от своих машин, убивая или пленя всякого, кто пытался нанести им вред. Вот Класпер за шиворот вытянул из неприметной ячейки пони, покрытого толстым слоем пыли и грязи. Он был тяжело контужен и мог только бессвязно мычать. Второго пленного они взяли через несколько минут, когда танки и пехота, преодолев укрепления на окраине, ворвались в развалины посёлка. Там их встретили огнём в упор толи две то ли три лёгких противотанковых пушки. Они били из дворов, ловко используя развалины как надёжное укрытие. Видимо, более тяжёлые орудия всё-таки были уничтожены в своих казематах во время артподготовки. Артиллерию пришлось вызывать ещё два или три раза, когда перевёртыши напарывались на очередной очаг сопротивления. Штурмовые сапёры сейчас были где-то в другом месте, штурмовые орудия были выбиты ещё в первой атаке, так что приходилось действовать вот так. Подходил четвёртый час боя, отделение Кариакса потеряло уже троих. Одного подстрелили во время перебежки, двух других посекло миномётными осколками. Артис же делал свою работу — стрелял, периодически делая короткие перерывы для смены ствола или магазина. Пулемёт то стучал как бешеный пневматический молоток, его бой перекрывал винтовочные и автоматные выстрелы, казалось, убивая не только врагов, но и уши пулемётчика.

Вот их отделение отбило ещё один переулок, враг откатился дальше, к следующему двору. Значительную группу сероспинов окружили в паре улиц от них и теперь там слышался грохот стрелкового оружия и танковых пушек. Все запыхались, выдохлись. Нужна была небольшая передышка. Чейнджлинги расселись в тенях построек, пока сапёры проверяли недавно брошенные врагом дома на предмет мин, а санитары осматривали и считали раненых. Артис всем своим весом навалился на полуразвалившуюся кирпичную ограду, где было проделано с три или четыре десятка дырок-бойниц. В одну такую чейнджлинг с усталым спокойствием глядел на улицу, что им предстояло пересечь. Враг мог ждать их прямо в домах на другой стороне, скорее всего он это и делал. Их отделяли считанные десятки метров. Скорее всего придётся идти в обход, а уж этим они умели заниматься...

— Ну что, как погодка? — В тоне Кринга читался старый добрый азарт, захватывавший его каждый раз во время подобных дел. За эту войну он уже продвинулся в звании, был не один раз награждён — злоключения злоключениями, но своей карьерой он уж точно был очень доволен.

— В самый раз, герр лейтенант. — Ответил ему Кариакс, после чего оба начали посмеиваться.

— Ещё одна такая деревня... И я рехнусь... — Проговорил Класпер, тяжело дыша.

— Даже не думай тут отваливаться, в госпитале тебе навряд-ли помогут.

— Герр фельдшер, даже в мыслях не было!

— Ну-ну.

— Ты сегодня удачливый, Класпер. Этот у тебя уже не первый, думаю надо представить тебя к награде, выплатить премию... — Кринг не успел договорить, его потревожил подоспевший делегат связи. Двое военных зашли внутрь дома чтобы переговорить там.

— Ага, мне бы дожить до этой премии сначала...

— Это само собой разумеется! Доживёшь, мы все доживём...

— Лабрум, а я думал ты умный малый...

— Так! Отставить разговоры! Всем собраться! Пришёл приказ. — ненадолго отлучившийся Кринг резко вышел из двери. — Рота меняет позицию, врагом на той стороне улицы займутся другие. Я поведу первое отделение, все остальные — за мной!

Бойцы тут же пришли в движение. Взвод занимал позиции во дворах вдоль улицы, приказ не сразу дошёл до всех, но за довольно короткое время все отделения уже были в сборе и двигались к месту назначения. Артис видел, как их места занимают бойцы из другой роты. Что происходит? Куда они идут? Некогда задавать вопросы, да это и не нужно... К ним присоединялись другие группы бойцов, видимо ведомые тем же приказом. Слышались командные окрики, ругань, чувствовалась какая-то суматоха, будто они столкнулись с чем-то внезапным и теперь стремились решить возникшую проблему как можно быстрее. Пулемётчик не заметил, как он и его товарищи оказались на восточной окраине Неймлесса. Первым, что бросилось в глаза были тучи пыли, поднимавшиеся вдалеке.

— Контратака. — Быстро сообразил кто-то из бойцов, среди чейнджлингов начал распространяться ропот. Услышав это слово, Артис было нервно сжал зубы, но быстро успокоил себя мыслью, что чего-то подобного следовало ожидать. К востоку от этой переправы враг всё ещё чувствовал себя довольно вольготно, оттуда действовала его артиллерия, редкие вражеские штурмовики и бомбардировщики так же подлетали именно с востока, стремясь как можно дольше находиться под прикрытием союзных ПВО. Поняв, что происходит но не утратив самообладания, панцергренадёры принялись занимать позиции. К этому моменту из тыла уже подошли противотанковые пушки. Их вкопали примерно в тех же местах, где до этого окапывались дикси. Всё происходило в спешке, но явной паники и недоумения не чувствовалось. За время боёв даже новобранцы уже успели более-менее привыкнуть к происходящему вокруг, а ветераны и подавно.

— Идут, подходят... — Спокойно, но с явным раздражением проговорил Лабрум, занявший позицию рядом с пулемётным расчётом. Артис кивнул ему и посмотрел на второго номера. Тот молча и не отрываясь смотрел на поднимавшуюся на востоке пыль, обнажая крепко сжатые ряды зубов. Поняв, что Артис смотрит на него, боец тут же перевёл взгляд на него, делая вид, что ничего особенного не происходит. Артис ничего ему не сказал, ограничившись спокойно-обнадёживающим взглядом.

— Танки... — Заметил второй номер.

— Ага. Это танки. — Улыбаясь заметил Лаб.

— Чего улыбаешься?

— Да ничего, рад за твоего напарника. Славный малый, всё видит, всё понимает...

"Лаб сильно поменялся..." — вдруг подумалось Артису. — "Стал каким-то спокойным, весёлым. Уже совсем не похож на студента. Может быть он всегда таким был, а я не обращал внимания?.."

Из-за горизонта показались вражеские Спереди их корпуса походили на трапеции, борта плотно заняты вражеской пехотой. "Северянские танки... Вот дерьмо." — копыто Артиса, лежавшее на спусковом рычаге начало слегка подрагивать. Всё это время они имели дело только с сероспинами, морской пехотой. Северяне же им пока не попадались, но судя по слухам по ту сторону фронта их становилось всё больше и больше. Танки пёрли вперёд на полной скорости, начинавшее заходить солнце явно мешало им получше разглядеть развалины вокруг. "Где же наша авиация!.." — Раздражённо прошептал Класпер, бросая косой взгляд на заготовленную впрок связку гранат. Танковый десант ещё не думал слезать с брони. Подобную тактику пони отточили ещё зимой, под Хоуп Холлоу и Вайнияполисом. Главная опасность таких отрядов была в том, что их старались вооружать исключительно автоматическим оружием. Разглядев солдат получше Артис сжался ещё сильнее, увидев, что они одеты в красно-синие кители. Это морпехи. Их не брали в плен, они не брали в плен. Будет большой удачей дожить до вечера, если они смогут добраться до их позиций.

Чейнджлинги открыли огонь первыми: новая 75-ти миллиметровка вдарила по одному из вражеских танков. Снаряд угодил в лоб корпуса и пробил его. Тяжёлая машина, будто споткнувшись, встала на месте и начала дымить, та пехота что удержалась на бортах в момент удара поспешила спрыгнуть с танка и залечь. Когда люки открылись и наружу полезли остатки экипажа, несколько гренадёров с карабинами попытались подстрелить их, но ответный огонь морпехов не дал им этого сделать. Остальные машины продолжали наступление, ведя огонь с коротких остановок. Пехота покинула борта и теперь втягивалась в полноценный огневой бой с панцергренадёрами. Над окопами чейнджлингов засвистели пули, Артис посылал очередь за очередью, заставляя маленькие силуэты впереди залегать. Очереди были плотными, кучными, несмотря на всю выучку и храбрость эквестрийцы падали как подкошенные, медленно, но верно прижимаясь к земле и отрываясь от своих танков. Их атака была обречена с самого начала, артиллерия чейнджлингов работала быстро, метко, и эффективно, на открытом месте танки были беззащитны, без танков теряла эффективность и пехота. Однако и пушки вовсе не были неуязвимы для них.

"Фью-ю-ух!" — Над головой Артиса просвистело что-то тяжёлое, позади раздался мучительно громкий металлический скрежет. Гренадёр и не думал оборачиваться, продолжая вести огонь. "Пушка! Пушку разворотило!" — Крики товарищей оставались где-то там, а перед глазами стояло голое выжженное солнцем поле, под завязку набитое живыми существами которых нужно было убить. Вот с шипением вспыхнул второй танк, пехота в опаске отползала от трещащей по швам брони, а Артис лупил и лупил по ним.

— Магазин! — Гаркнул он, протягивая ногу туда, где должен был быть второй номер. Кто-то без лишних слов вложил в копыто барабан. "Щёлк, щёлк, щёлк — БРРРРРРРРРРРРРРТ БРРРРРРРРРТ БРРРРРРРРРРРТ БРРРРРРРРРРРТ..." — Зелёные трассеры хлещут по полю вдоль и поперёк, рикошетя от земли причудливыми брызгами. Израненное, пустое поле, наполнившееся в одночасье смертью и горелым железом. Они укрывались в утренних воронках, пытались отстреливаться из всего что у них было. То и дело до Артиса долетали чьи-то крики, до раздувавшихся ноздрей доносился запах стерильных бинтов. Раненых было много, убитых тоже. Артис вполне мог бы к ним присоединиться, пули свистели и щёлкали вокруг него, враг давно вскрыл его позицию и пытался её подавить.

— Артис! Ствол! — Сбоку звучит голос Кариакса. Фокус спал, сорифец на миг отвлёкся от стрельбы и взглянул на ствол своего оружия: тот уже начинал дымиться. "Вовремя!" — Подумал он про себя, укрываясь за бруствером и принимая от напарника "запаску". В этот момент кому-то из вестовых Кринга насмерть прострелило голову. Артис видел, как его тело билось в последних конвульсиях лишь пару мгновений, ведь через сорок секунд его пулемёт продолжил вести стрельбу. Над головой снова звучит уже знакомое "Фью-ю-ух!" — снова грохот, пахнуло едким запахом тола. По его окопу прошлась стучащая как секундомер очередь из северянского танкового пулемёта.

— Класпер! Лабрум!

— Я в порядке, он тоже.

— Хорошо. Второй — барабан мне, живо!

Кто-то снова подаёт барабан. Зелёные огоньки снова мельтешат перед глазами. Тем временем, был подбит уже третий танк. Лишившись поддержки бронетехники, морпехи начали пятиться назад. Они часто отступали, но почти никогда не бегали. Даже проигрывая, этот враг всегда стремился оставить после себя "добрую память". В воздухе послышался далёкий, но приближающийся и нарастающий визг.

"Артиллерия! Всем залечь!" — Команда потонула в грохоте разрывов. Артис свернулся на дне ячейки и закрыл голову копытами. После первых нескольких ударов была короткая передышка. Гренадёр на какой-то момент опомнился и увидел, что второй номер замер в своём положении, будто совсем забыв про приказ и не обращая внимания на разрывы. Пулемётчик недолго думая сгрёб его в охапку и потащил как можно глубже на дно ячейки. Вовремя, ведь вскоре прилетело ещё несколько гаубичных. Работала сводная батарея из эквестрийских и северянских орудий, имевшая такой разношёрстный состав явно не от хорошей жизни. Накрыло главным образом расчёты ПТО, пострадали так же пулемётные гнёзда, обустроенные в руинах домов. Вскоре обстрел закончился, но его последствия оказались тяжёлыми для чейнджлингов. Многие погибли, почти все новенькие 75-ти миллиметровые пушки были потеряны. Их расчёты понесли тяжёлые потери убитыми, ранеными и контуженными. Когда всё окончилось, Артис более-менее пришёл в себя и проверил пульс у товарища: тот был жив. Он поднял его и усадил рядом с собой. Второй номер сбивчиво дышал и внешне казался каким-то стеклянным, окоченевшим, несмотря на всё не проходящую жару. Какое-то время два бойца молча сидели друг рядом с другом. Артис достал из кармана помятую пачку сигарет и достал оттуда две штуки. Завидев краем глаза курево, молодой боец несколько оживился и потянулся за ним. Через некоторое время, гренадёр начал отходить. Артис, довольный своим успехом, принялся пробирать пулемёт.

— В первый раз попадаешь в такое, да? — Как бы между делом спросил первый номер.

— Ага. — Просто и живо ответил второй номер, отходя от наваждения.

— Не контузило? Не ранен?

— Неа.

— А чего остолбенел? Снесло бы голову в полсекунды и поминай как звали.

— Не знаю. Переклинило.

— А-а-а... Ну, бывает. Но знаешь, иной солдат впадает в оцепенение и не может ничего, а ты вон делал всё как по учебнику, я даже удивился.

— Ага. Знаешь, я тогда подумал, что нужно делать как положено и будь что будет. Убьёт, не убьёт — уже не моё дело.

Артис повернул голову к напарнику и увидел его совсем близко от себя: молодое, перепачканное грязью и пылью лицо, наполовину скрытое тенью от козырька каски.

— Слушай меня, рядовой, лучше уж тебе выжить — понял?

— Это само собой разумеется, но...

— Без "но"! Без тебя мне в бою не обойтись, а без меня не справиться Лабу, Класпу, остальным. Они ведь хорошие ребята, не так ли? Хочешь чтобы они сдохли тут?.. — молчание. Из-под козырька блестят два желтоватых чейнджлингских глаза. — Не хочешь. И я не хочу. Поэтому будь другом — доживи хоть ты до конца этой грёбаной войны, ты ведь знаешь что ты уже третий напарник? Первых двоих я потерял под Кантерлотом. Один из них мёртв, а другой если и жив, то остался калекой. Знаешь, им очень сильно не хотелось помирать или инвалидствовать. Они были славными парнями, и ты не то чтобы сильно их хуже.

— Понятно.

— Верю. Ну, как курится? Не испортились?

— После такого можно хоть древесную смолу курить...

— Артис, ты там как? — К стрелковой ячейке подошёл Класпер. Вид у него был растрёпанный, каска была сбита назад, на щеке тёмным пятном запеклась кровь. Пулемётчик ни секунды не сомневался в том, что его ульяк жив и бодрствует.

— Как там остальные?

— Лаб жив, командир отделения тоже. По нашему взводу пришлось не так сильно, раненые и контуженые есть, но их немного.

— Отставить разговоры! Если они живы — то вытаскивай их наружу и бегом за мной! Там ещё могли остаться наши, им нужно помочь! — В разговор вмешался Кариакс.

— Ребят из пулемётного завалило в подвале. — Коротко пояснил Класпер и тут же удалился, не намереваясь более тратить времени на разговоры. Артис коротко кивнул своему напарнику, после чего выбрался из ячейки и побежал туда, где уже начинались спасательные работы. Расчёт со стационарным пулемётом обустроил себе позицию в подвальном окошке одного из фермерских домов. Чейнджлингский обстрел снёс ему крышу и одну из стен, Эквестрийский же обрушил всю постройку как карточный домик. Пока бойцы разбирали завалы, успела наступить ночь. Пулемётчиков всё-таки удалось вытащить, пусть те и оказались сильно контужены и едва понимали что происходит вокруг. В ночном мраке, усугубляемом чёрным дымом, подобно громадному факелу пылала горящая ветряная мельница. Уходя обратно к своей позиции, Артис засмотрелся на вращение пылающих лопастей. Сегодня он особенно остро, по-настоящему почувствовал себя ветераном. Реакция и поведение его напарника чем-то напомнили ему улицы-казематы Вракса, и то как он сам переступал через страх и оцепенение чтобы направить пулемёт на живое существо. Тогда это было в новинку, в первый раз. Его товарищ почувствовал что-то похожее, он был в этом уверен. В тот момент, когда первый вражеский снаряд со свистом вмазался в их пушку в чьей-то голове треща как шинельное сукно отделились друг от друга правда и ложь. Всё, что тот парень слышал и видел до этого момента кардинально и резко разошлось с реальностью. Его уже отучили верить фронтовым журналам и научили вслушиваться в снарядный свист, он уже был в нескольких стычках. Но даже этот, казалось бы правдивый и настоящий опыт в итоге не сильно помог ему. Может быть, всю правду о войне могут знать только мертвецы?..

К утру Неймлесс был окончательно зачищен и чейнджлинги приступили к наведению переправы через реку. Большая часть защитников была перебита или пленена, и лишь немногим удалось под покровом ночи переплыть Пегаси и добраться до своих. Боевая задача на 2-е июля была полностью выполнена.