Пещерное рандеву

Полуденное солнце, напоследок послав прощальный поцелуй последним лучиком света, скрылось за плотной завесой свинцово-серых облаков. «Не зря ласточки сегодня низко летали», – флегматично подумал коренастый зебр, чей рост можно было описать как «метр с ирокезом на коньках». Полосатый проводник находился в условленном месте уже около получаса, а спелеотуристическая группа все никак не думала его искать. «Посмотрим, как они начнут ценить мое общество, оказавшись в застенках карстовых пещер», – мрачная ухмылка пробежала по губам проводника.

Наконец, из еловой рощи, со стороны железнодорожной станции, донеслись задорный гогот и треск валежника. На полянку вывалился табунчик отважных искателей приключений в количестве четырех конских голов.

– Извиняй, начальник, – рыжий земнопонь лучезарно улыбнулся во все свои четыре десятка крепких зубов. – Опоздали на поезд. Знакомься, вот и мы, слева направо…

Проводник окинул взглядом разномастную группу. Конопатый земнопонь с вечной искрящейся, будто въевшейся в морду лица, печатью радости. Вороной пегас в темных очках, гордо носящий романтичное звание вечно молодой и вечно пьяной понисоны. Изящный серебристо-серый единорог, в узких кругах известный как Колдун благодаря своим необычным экстраординарным способностям по улавливанию вездесущих подвохов разной степени размерности. И последний, но явно не по степени вклада в общее дело, высокий долговязый белый единорог, с увесистыми седельными сумками по бокам, делающими его похожим на вьючного мула.

Отрядом по спасению мира их назвать было крайне сложно, но для любительской вылазки в подземные тоннели вполне годились. Кроме вон того долговязого, носившего ироничную кличку Малой. Своим витиеватым причиндалом наверняка проделает такую борозду в низком потолке, аки кадет Чудо-Молний  оприходует носом ухоженный газон перед офисом их главного тренера в свой первый полетный день.

– Раз все в сборе, то прошу за мной, – мягко пригласил пройти Проводник.

Кап-кап. Небо готово было расплакаться, словно трепетная кобылка, провожающая рыцаря своего романа. Кому нужен такой угрюмый ломтик летнего неба?.. Группа, ежась под порывами откуда ни пойми взявшегося холодного ветра, поспешила укрыться в тоннеле, ведущем под землю.

Поход проходил весьма бодро. Спускаясь все дальше по каменным сосудам земли, туристы несли с собой веселье, смех и оживленные разговоры, разгоняя стоящую под землей затхлую тишину. Паутина естественных пещер и переходящих друг в друга искусственных тоннелей была прорыта всевозможными способами –цать с гаком лет назад, и какие только клубы по интересам не проводили в них свои увеселительные сходки и находили убежище, от свидетелей Последней Ночи Найтмер Мун до политбеженцев из Сталлионграда, чей вождь уж давно разложился на плесень и липовый мед. Эти пещеры были своего рода летописью, украшенной мазками и штрихами различных культурных слоев, явно претендующей на статус гордого наследия ПОНЕСКО. Низкие сводчатые потолки, правда, так и грозились вышибить всю дурь из голов тех легкомысленных коньков, у кого жеребячество в крупах играет и не дает мирно предаваться праздности дома.

Спустя несколько часов спелеотуристы начали заметно выдыхаться. К этому моменту они ушли уже за десятки километров от точки входа, и усталость явно давала о себе знать. Проводник довел их до так называемых «Понилессовых столпов», обрамленных сталактитами; далее проход резко уходил вниз во мрак неизвестности.

– Не знаю, как вы, джентелькольты, – задумчиво проговорил вечно юный вороной романтик, поправляя на носу, казалось, приросшие к нему очки с темными линзами, которые элегантно блеснули в отблесках света фонарей, – но осмелюсь предположить, что, ежели мы сунемся туда, где Эпплы телят не гоняли, то к моменту нашего возвращения мой благородный коньяк обзаведется парочкой лишних звездочек, посему предлагаю завершить наш славный поход в неизведанные пучины авантюрных приключений и соблаговолить вернуться.

Такую аргументацию было сложно оспорить. Члены команды в такт закивали, будто маятники. Даже фонарик Проводника согласно замигал, за что был удостоен совсем не джентельменского встряхивания и недовольного ворчания по поводу батареек. Зебр, вздохнув с нотками не то явного облегчения, не то подавляемого разочарования, указал на один из тоннелей позади себя.

– В таком случае пройдем обратно немного другим, более коротким маршрутом.

…Бесконечные унылые повороты слились в одно тоскливое серое полотно стен и темных провалов. Внезапно оживленно текущий разговор и цокот копыт прервал, словно гром среди ясного неба, гулкий стук столкновения чего-то крепкого с чем-то не менее прочным, приправленный эхом крепкого словца, описывающего непосредственную реакцию пострадавшего от каменной оплеухи на произошедшее. Долговязый потер ушибленный нос. Скрывавшийся до этого во тьме низко нависший камень сталактита теперь ехидно блестел в тусклом свете отпечатком свежей крови.

– Кобылять! – вновь не сдержал досады ударившийся, щедро осыпая искрами из глаз пол пещеры.

– Ты в порядке, Малой? – встревоженные товарищи обступили отфыркивающего капли алой пены друга.

– Предупреждал же, голову низко держать, – терпеливо отозвался Проводник.

– Нам бы передышку, начальник, – Конопатый в знак солидарности с раненым другом потер свой усеянный поцелуями солнца нос и громко им шмыгнул. – В ногах правды нет после такого путешествия, сам понимаешь…

– Предлагаю устроить привал чуть подальше, – кивнул зебр.

Наконец, каменные своды немного раздвинулись, и группа очутилась в небольшой подземной камере. Устроившись с максимально возможным удобством, члены спелеологического похода с облегчением расчехлили седельные сумки и принялись за уничтожение съестных припасов. Разговор вновь потек в оживленном русле. Даже Малой заметно прибавил в позитиве.

…тени сгустились, словно обратились каплями вязких чернил. Спертый воздух явственно колол легкие. Звуки окружения вдруг стали неестественными, вычурными и фальшивыми. Кап-кап. Каждая капля воды, срывающаяся с потолка, ритмично разрывалась тяжелым грохочущим эхом, рассыпаясь искрами о внезапно ставший холодным каменный пол. Проводник чувствовал, как шерсть на загривке постепенно поднимается дыбом. Они не были здесь одни. Видя, как беззаботная улыбка на морде Конопатого постепенно искажается в гримасу неподдельного, первородного ужаса, зебр все больше и больше убеждался в своем жутком предположении.

И вот воцарилось подавленное молчание, будто кто-то выключил звук. Даже вода перестала сочиться, будто заледенела в мгновение ока в невыносимо промозглом воздухе. Теперь каждый ощущал в пещере чужеродное присутствие чего-то неведомого.

Чего-то недоступного пониманию, неподдающегося осмыслению, и от этого – еще более пугающего.

– Что здесь, Дискорд его, творится…

– Замолчите. Выключите свет и сидите тихо, – медленно проговорил Колдун.

Последний фонарик устало моргнул и погас. Мрак сомкнулся над головами и плотной завесой накрыл присутствующих, словно стал осязаемым чудовищем, готовым поглотить всех узников этого подземелья.

– Что-то коснулось моей шеи. Только что, – Колдун говорил ровно, стараясь не выдавать лишних эмоций.

Раздалось фырканье, выдающее попытку подавить нервный смешок, который резко оборвался, потонув в хрусте каменной породы.

– Малой? Малой, ты в порядке? – панически позвал Конопатый.

Пара мгновений липкой, давящей страхом неизвестности, тишины… наконец, растворенной сдавленным покашливанием. Долговязый, сидевший у самого входа в пещеру, хрипло отозвался:

– Я… я в порядке. Просто камень упал и придавил мой круп.

– Замолчите, — голос Колдуна прозвучал мертвецки спокойно. В сложившейся ситуации это была весьма красноречивая тональность.

Давящая тишина воцарилась под низкими сводами пещеры. Страх едким ядом просачивался в души присутствующих, растворяя последние остатки надежды и вызволяя болезненные жуткие видения из самых потаенных закоулков разума. Вырвавшиеся из недр подсознательного фобии разбередили воображение, тут же затерявшееся в веренице тревожных видений. Хаотично пляшущим роем они вгоняли сознание в лихорадочный припадок, заставляя его биться в мучительной агонии ужаса. Нечто, таившееся во тьме, ощущалось порождением самых страшных кошмаров. Время застыло, словно смола, сковавшая в своих тисках неосторожных букашек. Каждый вздох обращался льдом и застывал на губах, онемевших от трепета перед ликом таинственной опасности.

…оно ушло также быстро, как и появилось. Оковы напряжения, сомкнувшиеся на грудных клетках жеребцов, распались, и дышаться стало заметно легче, а шум в ушах ослаб. Призраки тревог растворились без следа. Пещера будто выдохнула в облегчении вместе с присутствующими.

Немного посидев в теперь уже успокоившейся бархатной тьме, Колдун дал добро на снятие с места. Уговаривать никого особо не пришлось. Послушной цепочкой, ритмично цокая копытами, жеребчики провели остаток похода в полном молчании, не проронив ни единого слова.

…и вот, наконец, впереди показался просвет. Хрупкий солнечный зайчик заходящего солнца задрожал и побежал по унылой серой стене, стремясь вырваться на волю. Пони, всхрапнув, перешли на рысь, будто инстинктивно боясь потерять последний лучик света внешнего мира здесь, в подземной темнице.

Группа гурьбой вывалилась из тоннеля. Закат алыми росчерками располосовал вдруг ставший таким высоким купол небосвода. Облегченно выдохнув, спелеотуристы разразились нескончаемым словесным потоком долго сдерживаемых эмоций.

– Лягать твою кобылу в три прогибели, это ЧТО ТАКОЕ БЫЛО?!

Колдун неодобрительно взглянул на матерящуюся веснушчатую морду.

– Вот именно шум и непристойные разговоры и спровоцировали это существо, – осадил единорог товарища. Немного помедлив, он задумчиво продолжил. – Оно не дало себя телепатически прощупать. Оказало очень сильное ментальное воздействие. Полагаю, это что-то вроде сгустка темной энергии, скопившейся в недрах земли. Недоброжелательный призрак, иными словами. В этих пещерах происходило ведь всякое… – Колдун осекся, странно покосился куда-то в сторону. После тихо добавил, не сумев скрыть нотку тревожного сомнения. – Впрочем, я не уверен… единственное, что могу сказать точно: нам позволили уйти.

– Полагаю, это уже вопрос высоких этиологий паранормальных вещей, – прервал его опьяненный на этот раз проснувшейся непреодолимой жаждой жизни Воронок и певуче подытожил. – Но ведь все хорошо, что хорошо кончается. Главное – улыбаться чаще.

– Ага. И чаща улыбнется тебе, – Конопатый вздрогнул, неприятно поежившись. Все еще устрашающе живыми казались недавние воспоминания, чьи комья теперь надсадно сопели в горле.

Зебр окинул взглядом подопечных. Все были целы, по мере возможностей. Взгляд скользнул по целому носу долговязого. Ушиба на нем не было.
Едва заметная странная улыбка исказила губы Проводника.