Послание в бутылке. Том 1
G3.01: Протокол ремонта
Джеймс спала беспокойно, чувствуя, что за ней постоянно наблюдают. Время от времени она просыпалась, мельком замечая облачно-белые комнаты и слыша бормочущие голоса. Все болело – одна из задних ног болела так сильно, что она была уверена, что там перелом. Было намного легче просто спать.
“У тебя есть миссия, – она почти слышала, как говорит ее прежнее “я” зрелым, глубоким голосом. Голосом астронавта, который всю свою жизнь готовился стать исследователем, который овладел принципами лингвистики в отчаянной надежде, что однажды они помогут человечеству вступить в контакт с видом, достаточно похожим, чтобы у них могли быть хоть какие-то значимые отношения. – Ты не можешь прятаться вечно”.
“Я не прячусь, – сказала себе Джеймс. – Я просто отдыхаю. Дай мне еще несколько часов”.
“Достаточно, – настаивало ее прежнее “я”. – Кто-то только что вошел. Ты встанешь прямо сейчас. Ты будешь лингвистом. Ты будешь учить их язык”.
Кто она такая, чтобы спорить? Джеймс села. Шея и спина ужасно болели, а сонливость удалось разогнать, только собрав всю волю в кулак.
Первое, что бросилось в глаза – кровать, комната и многие предметы в ней казались недостаточно твердыми. Кобылка подумала, что, возможно, повредила глаза, но потом заметила инопланетянку в другом конце комнаты и поняла, что со зрением у нее все в порядке. Создавалось впечатление, что стены, пол, кровать – все было сделано из чего-то газообразного и расплывчатого.
“Как облака”.
Инопланетянка в другом конце комнаты сделала несколько нервных шагов вперед, позволив Джеймс хорошо себя рассмотреть. Она была почти на голову выше кобылки, без одежды, если не считать пояса через плечо. Ее шерсть была светло-бирюзового цвета, как разбавленный антифриз, а грива напоминала полосы молний разных оттенков желтого. Голос был резким, взволнованным и нервным.
“Я понимаю ее эмоции. Я могу определить, что она чувствует!”
Ну, она думала, что может. Джеймс пришлось напомнить себе, что нужно быть объективной. Насколько она знала, это могло быть проявлением гнева из-за посягательства на ее территорию.
– Я не... – ответила она, зная, что инопланетянка не сможет понять. – Я не могу тебя понять.
– Kiu lingvo estas tio, ĉevalidino? Ĉu vi ne parolas la ĉevalan?
– Мне жаль, – кобылка покачала головой и обнаружила, что была голой.
Джеймс скатилась с кровати, сильно покраснела и сжала задние ноги так крепко, как только могла. Она спряталась за кроватью, осматривая комнату в поисках своего XE-201 или любого другого ее снаряжения. На теле было несколько повязок, часть из которых липли к шерстке и казались влажными, но на этом все. Ее крошечное тельце слабо пахло мылом, а грива и хвост были расчесаны, но и только.
– Ты знаешь, что случилось с моими вещами?
Каждый раз, когда она заговаривала, инопланетянка, выглядела все больше сбитой с толку. Она явно понимала не больше, чем сама Джеймс. Внезапный страх кобылки отбросил все мысленные заметки, которые она делала о языке пришельцев.
– Trankviliĝu, ĉevalidino. Vi estas en neniu stato por esti tiel aganta. Tie… simple malstreĉiĝu. Ĉu vi fartas bone?
Взрослая подошла к ней, не обращая внимания на то, как испуганно и смущенно Джеймс себя чувствовала. Отступать было некуда.
Она почувствовала, как одно из мягких крыльев инопланетянки обернулось вокруг нее, притягивая ближе. Кобылка почувствовала тепло, окутывающее ее, и сердцебиение в груди инопланетянки. Быстрее, чем у человека, но тоже регулярное и спокойное. Это объятие длилось недолго, и взрослая, казалось, напряглась, будто боясь, что она может напасть.
Джеймс сделала несколько глубоких вдохов и обнаружила, что начала успокаиваться. Спина выгнулась, инстинктивно посылая мурашки, грудь перестала ходить ходуном.
Инопланетянка снова заговорила, на этот раз ее слова звучали медленно и обдуманно.
– Bonvolu paroli tiel. Mi ne komprenas vin.
От медленного произношения понятнее слова не стали.
– Я... я не...
Инопланетянка отпустила ее, снова отступив и уставившись на кобылку.
Она хотела сделать больше. Ее посетительница пыталась заговорить с ней еще несколько раз, с каждым разом все больше расстраиваясь, когда Джеймс открывала рот.
Она обнаружила, что ее способность концентрироваться на задаче снижается. Всякий раз, когда кобылка открывала рот, чтобы заговорить, язык пересыхал, а крылья закрывали большую часть лица.
“Я солгала компьютеру, когда сказала, что могу выполнить миссию. У меня нет ни единого блядского шанса”.
После еще нескольких попыток инопланетянка в конце концов ушла, спланировав к двери и захлопнув ее резким толчком крыльев.
Джеймс за ней не пошла. Отчасти из-за того, насколько она была охвачена благоговением – первый человек, который пытается установить контакт с инопланетной расой, первый, кто обнаружил вид, чьи представители казались достаточно похожими, чтобы общение вообще стало возможным. Но у нее не было компьютера для записей или хотя бы нескольких листов бумаги для заметок.
“Будто это имеет значение. У меня все равно не хватает сноровки много писать”.
Доктор Ирвин упала на пол, расправила крылья и заплакала.
Она не была уверена, как долго пролежала там, беспомощная и неподвижная, но в конце концов слезы кончились. Избавление от душевной боли действительно заставило ее чувствовать себя немного лучше даже в такой ситуации. Полвека обучения были запечатлены в памяти так же четко, как слепок ее разума в голографическом носителе данных зонда.
Шаг первый: оцените свою ситуацию.
Джеймс села, вытерла слезы краем оперенного крыла и оглядела комнату.
На тюрьму было мало похоже. Несмотря на небольшие размеры, комната казалась вполне удобной. Пол – чем бы он на самом деле ни был – на ощупь был куда приятнее ворсистого ковра. Под ней была влажная от слез подушка. Слабый свет проникал сквозь пол, являясь единственным источником освещения. Он был достаточно ярким, чтобы легко видеть все, не напрягая глаз.
Комната была около десяти метров в длину и вдвое меньше в ширину. В одном углу стояла кровать вместе с тумбочкой, с другой стороны стол и единственный стул. Стены были яркими и дружелюбными, и только сейчас Джеймс заметила узоры на них.
Какие-то слова бежали по верхней части комнаты, опознать их можно было с первого взгляда. Был ли это алфавит? Символы были довольно крупными и, казалось, повторялись чаще, чем в языке вроде китайского, что наводило на мысль, об алфавите.
“А может, это просто для красоты”.
Кто-то нарисовал нечто похожее на причудливый город в облаках, вокруг которого резвились десятки улыбающихся инопланетян с крыльями. Рядом с ее кроватью цвета постепенно сменялись более темными синими и серыми, и крупный инопланетянин расправил свои темно-синие крылья прямо над тем местом, где должна была быть голова во время сна.
В комнате не было никаких незакрепленных предметов. Ни телефона у кровати, ни лампы, ни стакана с водой. Никакого медицинского оборудования, даже блокнота и ручки.
Единственной особенностью комнаты было большое оконное стекло, расположенное прямо напротив кровати, рядом с дверью. Оно отражало так сильно, что сквозь него ничего было не разглядеть. Одностороннее зеркало. Кобылка была поражена этим открытием. Понимание принципов химии и оптики, достаточных для создания окна для наблюдения, говорило об уровне развития этого общества куда больше, чем детское произведение искусства на стене.
Шаг второй: подтвердите наблюдения.
Джеймс начала расхаживать по больничной палате, ее лицо сосредоточенно сморщилось. Так что же она знала?
Она знала, что эти инопланетяне разумны и владеют языком. Любые сомнения, что на спутниковых снимках лишь случайные природные структуры, похожие на здания, теперь были отброшены.
Похоже, они в совершенстве владели некоторыми технологиями. Продвинутое строительство, производство стекла, оптика. Стекло означало способность проводить точные наблюдения за Вселенной. Это означало телескопы, микроскопы, пробирки. Это означало возможность изучать мир вокруг и делать выводы.
Наконец, у них, по-видимому, был похожий эмоциональный диапазон. Пони, которая спасла Джеймс, осталась, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она выразила сочувствие, когда кобылка не смогла справиться с ситуацией. Позже она также выразила разочарование, когда установить контакт не удалось.
Шаг три: сделайте выводы.
Джеймс могла чувствовать себя комфортно, используя некоторые человеческие модели поведения в качестве проекции действий этих инопланетян. Им каким-то образом удалось найти и спасти ее, даже когда она потерялась во время наводнения за много километров от того, что, предположительно, было их ближайшим поселением. Они позаботились о ней и оказали квалифицированную медицинскую помощь.
Они должны вернуться. Джеймс была не в тюрьме, а в больнице.
“Что бы я сделала, если бы нашла заблудившегося в пустыне ребенка, который не говорит ни на одном из известных мне языков?
Я бы поискала его родителей и позвонила в полицию”.
Затем кобылка расслабилась, сев на пол и оперевшись спиной на койку позади себя. Инопланетяне вполне могли сделать именно то, что ей от них и было нужно. Власти в любом случае были бы именно теми, кто ей нужен.
Шаг четвертый: определите свои действия.
О Джеймс хорошо заботились, пока она была беспомощна. Она была заперта в непосредственной близости от инопланетян, и она могла бы использовать это время для изучения их языка. Конечно, на это могут уйти годы. Одним из условий провала ее миссии был двухлетний срок, после которого некоторое количество менее квалифицированных лингвистов должны были попытаться выполнить эту работу.
“Если только я до этого не умру”.
Неужели это займет так много времени? Она не знала. Но все было бы куда быстрее, если бы она смогла вернуть вычислительный планшет. Наличие точных записей всего, что говорили инопланетяне, значительно помогло бы в понимании их языка. Джеймс найдет способ попросить свой компьютер, когда в следующий раз придут медики. На мгновение она расслабится, попытается разгадать надпись на стене и будет надеяться, что инопланетные власти согласятся сотрудничать.
– Ну? Как она себя чувствовала? – спросила одна из медсестер, одетая в белое и красное, стоящая возле смотрового окна.
Лайтнинг Даст удержалась, чтобы не наорать на медсестру, хотя и с трудом. В Стормширской больнице общего профиля был только один этаж, и половина пони на нем, вероятно, услышала бы ее крик. Пегаска остановилась, глубоко вздохнула и покачала головой.
– Ты же видела, – ответила Лайтнинг Даст, махнув крылом. Затем она заколебалась, глянув в палату сквозь стекло. Пони видно не было – должно быть, она лежала на полу возле окна. – Она... Разве у нее не была сломана нога, когда я принесла ее сюда? Она выскочила из постели как ни в чем не бывало.
Пегаска слегка улыбнулась, подумав об этом. Даже если бы она не смогла понять ни слова из того, что сказала кобылка, Лайтнинг могла, по крайней мере, оценить ее дух.
– Да, так и было. Наша мисс Таинственная чудесным образом исцелилась за то время, что она тут. Я полагаю, это делает все остальное, что мы узнали о ней, еще более удивительным, – медсестра отвернулась от палаты. – Мы показывали тебе рентгеновские снимки?
– Нет, – ответила Лайтнинг Даст. – Я все равно не пойму, на что там смотреть, Хилинг Тач. Так что можешь просто мне рассказать.
– Ну, к тому времени, как мы договорились с доктором-единорогом и он сюда наконец добрался, исцеление уже шло полным ходом. По-видимому, кость даже успела срастись.
– Крепкая девочка, – Лайтнинг отвела взгляд и снова посмотрела в окно. Она все еще не могла видеть кобылку, хотя ей показалось, что она что-то слышит. Плач?
– Да, да. Хотя… это не все, что мы обнаружили. Честно говоря, я немного встревожена, мисс Даст. С этой маленькой пони случилось что-то ужасное, – медсестра, казалось, следила за выражением лица пегаски, поскольку успокаивающе вскинула крыло. – Не из-за тебя, Даст! Даже не из-за ноги. Просто...
Она понизила голос.
– Ну, в любом случае я не должна тебе этого говорить. Только родителям пони, за исключением информации, которая...
– Да давай уже, – Даст тоже стала говорить тише. – Ты сама знаешь, как сильно я забочусь о пони, которых я приношу сюда.
– Ну, есть способы определить по рентгеновскому снимку, был ли пони травмирован раньше. Эта маленькая кобылка очень сильно пострадала. Ты бы слышала, как доктор Пенумбра говорил о ней... У нее рубцовой ткани чуть ли не больше чем мышц. Если бы не ее очень быстрое исцеление, она бы даже стоять не смогла. Будь у нас ресурсы крупной кантерлотской больницы, мы бы, вероятно, держали ее неподвижной, возможно, провели бы тракционную терапию. Но у нас просто нет бюджета ни на что из перечисленного.. Или... хоть одного единорога в штате, – медсестра вздохнула. – Мне жаль, что я заставляю тебя переживать об этом, Даст. Ты уже внесла свой вклад, просто принеся сюда эту малышку. В любом случае... она называла тебе имена своих родителей? Учитывая то, что мы узнали, многим пони тут очень хочется с ними пообщаться.
– Нет, – ответила Лайтнинг. – Она не... Я не думаю, что она может говорить по-эквестрийски.
– Что? – медсестра Хилинг Тач отвернулась от окна с распахнутыми глазами. – Ты уверена? Мы постоянно имеем дело с испуганными маленькими кобылками и жеребчиками, Лайтнинг Даст. Учитывая ситуацию, которую ты описала, вполне вероятно, что она страдает от значительного психологического стресса. Если она что-то бормотала, или ты не смогла понять, что она...
– Она не бормотала. Это другой язык, Хилинг Тач. Это звучало… и это всего лишь предположение… но однажды я встретила дракона, и звучало достаточно похоже. Я думаю, она говорит по-драконьи.
Медсестра покачала головой.
– Загадочно. Я рада, что не я ее лечащий врач. Нам наверняка придется пригласить психолога.
Она выпрямилась, затем взяла планшет с подставки у двери и протянула его Лайтнинг Даст.
Пегаска взяла его одним из своих крыльев.
– Что это?
– Расслабься. Просто запиши все, что помнишь о том, что только что произошло, чтобы я могла передать это доктору Пенумбре.
– Ладно, – Лайтнинг направилась к ближайшему стулу, чтобы сесть и все записать. – Ты свяжешься со мной, как только вы что-нибудь узнаете? Я бы хотела помочь найти ее родителей.
“И проследить, чтобы они получили небольшую взбучку за то, что бросили кобылку одну в пустыне”.
– Конечно, – пообещала Хилинг Тач. – Просто подпишись внизу и отметь галочкой, что мы можем связаться с тобой. Как только мы что-нибудь найдем, то сообщим тебе.
– Хорошо, – Лайтнинг быстро писала в планшете привязанным к нему карандашом, хотя и без особых подробностей, – в конце концов, медсестра все это время смотрела через стекло. Она позаботилась о том, чтобы писать разборчиво, хотя знала, что Хилинг Тач все запомнит.
Медсестра забрала планшет и помахала другим крылом.
– Удачи тебе в спасении! А мы тем временем позаботимся о таинственной маленькой кобылке.
Лайтнинг Даст рассеянно кивнула и пошла прочь. Навстречу попадалось много дружелюбных лиц – пони, которые приветствовали ее радостным взмахом копыта или, по крайней мере, вежливым кивком. Стормшир был слишком далеко, чтобы до него дошли слухи о том, как ее вышибли из “Вандерболтов”, поэтому и связанных с этим недоверия и “взглядов” не было.
Она могла только надеяться, что все так и останется достаточно надолго, чтобы узнать, что же случилось с этой таинственной пони. Было бы обидно лететь дальше и присоединиться к очередной погодной команде в другом городе и никогда не узнать, чем же занималась унесенная наводнением пони, одетая в магические доспехи.
“Надо написать Чаркоалу. Может, он мог бы прилететь сюда, чтобы помочь с переводом, – Лайтнинг Даст больше не доверяла Эквестрии, чтобы оставить все на волю властей, как делала ранее. – Буду заходить сюда после работы каждые несколько дней, на всякий случай”.