Двойные Вечеринки и Мерцающие Бриллианты: Варианты и Последствия
Парти Фейвор
Он резко поднял голову со стола, всполошив кипу бумаг.
В комнате было темно, лишь лунный свет, в котором танцевали пылинки, просачивался через узкие оконца.
Видимо, он опять уснул за работой и проснулся только ночью. В последнее время это стало случаться с такой завидной регулярностью, что стало весьма неприятной привычкой.
ТУК-ТУК-ТУК!
Дабл Даймонд поспешил к двери. Он не ждал гостей, а для обращений в такое время суток было уже поздно, однако он прекрасно знал, кто был его полуночным гостем. Других вариантов быть не могло.
Он отворил незапертую дверь. На пороге стояло живое свидетельство того, что режим Старлайт Глиммер был вовсе не таким неоднозначным, как он иногда рассуждал, отгораживаясь от остальных пони. Живое свидетельство оголтелой жестокости.
— Привет, — с порога заговорил светлый серо-синий единорог с голубой гривой; его рог окутывало бледно-розовое мерцание, рядом с ним левитировала лампа. — П-прости, что так поздно, просто я… ну… — он замолк, устремил взгляд в землю и прижав ушки.
Впрочем, слова и не требовались. Дабл Даймонд и так всё прекрасно понимал.
Кошмары.
— Конечно, приятель, проходи. Ты же знаешь, что можешь приходить ко мне в любое время. Будешь яблочный пирог?
Жеребец лишь покачал головой, так и не подняв взгляд.
Парти Фейвор. Жертва террора, организатор праздников, настоящий друг и удивительный феномен.
Он прибыл в городок одним из последних. Он никому не сказал, зачем он пришёл и почему вдруг надумал к ним присоединиться — даже сама Старлайт не смогла выведать у него эту информацию. Известно лишь, что раньше он жил в Мэйнхэттене. Возможно, из-за этой недосказанности Старлайт всегда относилась к нему сурово. Дабл Даймонду приходилось наказывать его чаще, чем всех остальных жителей городка вместе взятых. Суммарно он просидел один взаперти столько времени, что страшно было даже сосчитать. Поэтому Даймонд никак не мог взять в толк: как после всех этих ужасов он смог стать его лучшим другом?
Пока они вместе шли на второй этаж, белоснежного жеребца вдруг кольнуло чувство вины: у него дома всё осталось по-старому. Он должен был быть тем, кто подаст всем пони правильный пример того, как жить дальше, как проявлять свою индивидуальность, но при этом он даже не удосужился сменить эти ужасные серые занавески, которые когда-то висели у каждого. Что уж там говорить — он не повесил ни одной картинки, не поменял свою неудобную постель, колючее одеяло и подушку, которая за годы использования превратилась в плоский блин. Он не сделал ровным счётом ничего, чтобы как-то изменить это место, как будто он…
Как будто он ждал Её возвращения.
«Нет-нет, это исключено», — он быстро тряхнул головой. — «Нельзя вновь этого допустить. Хотя бы ради Парти».
Вот Парти — в этом плане образцовый пример. В тот же день, когда столичная шестёрка помогла им избавиться от гнёта помешавшегося диктатора, он украсил весь город цветными ленточками и прочей праздничной атрибутикой (истратив при этом все запасы организационного комитета, в котором он состоял). Тогда им казалось, что всё вот-вот наладится.
Именно он первым предложил снести дом их бывшего лидера, именно единорог первым вынес из своего жилища все скопившиеся там книги, плакаты, листовки о равенстве, обустроил там всё по своему вкусу — например, установил в подвале караоке-систему и забил всё свободное пространство игрушками и всем таким прочим (Дабл Даймонд даже выделил на это средства из бюджета города, подсчитав, что это вполне сойдёт за «реабилитацию»).
Вместо того, чтобы жить новую жизнь по старым правилам, он, казалось, из шкуры вон лез, чтобы отличиться и как-то скрасить карту будней. Вечно весёлый единорог постоянно придумывал для них новые праздники, не допускал, чтобы чьё-то день рождения осталось без вечеринки. Часто он любил просто так раздавать горожанам приготовленные им кексы, отнимая работу у Шугар Белль (впрочем, она была не против — Парти Фейвор был и её другом) и вообще всячески веселил народ.
Но почему тогда сегодня всё было так невесело? Неужели он снова…
— Ты сегодня опять не выходил из дома?
— Ага. Прости…
«Проклятье… я думал, ему становится лучше».
Даймонд постелил им обоим постель — для единорога он уже давно припас цветное одеяло и удобную подушку. Почему-то сама мысль о жеребце, спящем на том же постельном белье, на котором когда-то приходилось спать им всем, казалась ему чертовски неправильной.
Может, днём он и выглядел счастливым, ночью все его демоны давали о себе знать.
Дабл Даймонду было невыносимо видеть его в таком состоянии. Так просто не должно было быть! Ему полагалось быть весёлым и заряжать настроением других пони, но что-то в нём сломалось.
И это была всецело его, Даймонда, вина…
— Хочешь, мы что-нибудь почитаем перед сном?
— Да. Если тебе не трудно. Ты, наверное, хочешь спать…
— После хорошей истории перед сном и спится лучше, разве нет?
— Да, ты прав, конечно. Буду очень рад почитать с тобой что-нибудь.
— Отлично, у меня тут как раз где-то одна книжка завалялась…
Белый жеребец достал с полки книжку в потёртом переплёте. То была одна из книг из библиотеки самой принцессы Твайлайт. После своего отъезда она распорядилась привезти в городок несколько коробок книг из своей личной библиотеки, так как в городе не было библиотеки. Вся литература теперь хранилась в подвале его дома — наверное, именно поэтому эти книги брали так редко.
Устроившись в кровати поудобней, бок о бок с Парти Фейвором, он принялся читать вслух.
«Что же самое сложное в повествовании? Конец? Возможно. Но нет. Самое сложное — это начало. Ведь от того, как ты начнёшь, зависит вся твоя история, весь её ход.
Именно поэтому я всегда пропускаю начало и пишу с конца или с середины. Но не в этот раз.
Кто же я? Ну, для вас я — просто Одинокая Кобылка...».
…
«Вот так заканчивается эта история, а хорошая она или плохая — судите сами. Но я искренне надеюсь, что когда-нибудь Селестия нас всех простит.
А мне, тем временем, пора заново рассказывать эту историю. Ведь что мне ещё делать?
Что же самое трудное в повествовании? Конец? Возможно. Но нет. Самое сложное — это начало. Ведь от того, как ты начнешь свою историю, зависит вся история, весь её ход. Именно поэтому я всегда пропускаю начало и пишу с середины истории, но не в этот раз. Не сейчас.
Кто же я? Ну, для вас я — просто Одинокая Кобылка…».
Дабл Даймонд захлопнул книгу и вздохнул — ему всегда было слегка печально, когда заканчивались хорошие истории, подобные этой.
— Ну, как тебе?
Жеребец повернулся к приятелю, но тот уже вовсю посапывал, укрывшись одеялом.
«Что ж, дружище. Надеюсь, тебе понравилось, и сегодня у тебя не будет кошмаров».
Он отложил книгу, погасил лампу и примостился рядом с другом. Ему показалось, что сон пошёл Парти на пользу: тот был расслаблен, на морде проступала мягкая улыбка. Его пышная кудрявая грива не потеряла своей формы, даже когда он спал, подложив копыта под щёку. И шёрстка словно стала ярче, либо же так просто падал сквозь занавески заботливый лунный свет.
Даймонд осторожно провёл копытом по гриве спящего коня, заставив того забавно дёрнуть ушами. Спящий безмятежный Парти Фейвор казался ему не менее милым, чем в моменты самого бурного веселья.
Ему нравилось проводить время с этим милым единорогом — не только потому, что он совсем не боялся белого жеребца и предлагал ему свою самую искреннюю дружбу, но и потому, что в его компании его не посещали мысли о Старлайт; в его присутствии он не мог даже допустить мысли, которая так часто грызла его в одиночестве: «а что, если мы все страшно ошиблись?». Нет. Никакой ошибки быть не могло. То, что они творили, было в высшей степени чудовищно — и вот он, мирно дремлющий результат этой чудовищности.
Нет, вместо Старлайт его посещали совсем иные мысли. Например о том, как же это всё-таки удивительно — обрести такого друга. И дело ведь даже не в том, что он калечил его психику с тем же завидным упорством, что и его бывшая (??) подруга. Удивительнее всего для него было то, что он ведь невзлюбил Парти Фейвора буквально с первой минуты знакомства, он всегда считал его всего лишь недалёким шутом, которому не было дано понять всю серьёзность возложенной на них миссии.
Он прикрыл глаза и погрузился в свои ночные видения — и это совершенно точно были не сны, ведь после них он «просыпался» совершенно уставшим.
Скудная россыпь звёзд ещё не успела покинуть небо вслед за матерью-ночью, но едва взошедшее на горизонте солнце уже отражалось в многочисленных окнах огромных небоскрёбов, монументально возвышавшихся в этих каменных джунглях под названием Мэйнхэттен. Таково было здешнее утро.
— Чёртово колесо! — тихо выругался Дабл Даймонд, кружа вокруг напичканного вещами фургончика.
Он специально переждал ночь под одним из уличных навесов вместо того, чтобы заночевать в мотеле (деньги, предназначенные для мотеля, он истратил на дополнительную порцию чернил для станка, ведь пропаганда никогда не дремала). Согласно его плану, он должен был встать рано утром и без лишних промедлений покинуть город, пока все пони не высыпались на улицу — когда пони просыпались и шли по своим делам, в городе было буквально не протолкнуться. Теперь же все его планы шли кобыле под хвост из-за какого-то там поломавшегося колеса!
Жеребец гневно фыркнул и полез копаться в фургончике. Он прекрасно знал, что колёса отнюдь не входили в список покупок, но отчаянно надеялся, что где-нибудь под чернилами и мешками с припасами завалялась запаска вместе с инструментами. В конце концов, другого выбора у него не было — утро было слишком ранним, мастерские откроются нескоро, да и проталкиваться в приближающийся час пик через всю эту суетную пони-прослойку и вечные пробки ему не хотелось. Ему никогда не нравился Мэйнхэттен, но с пустыми, как сейчас, улицами он нравился ему чуточку больше.
Вдруг Даймонд ощутил, как что-то коснулось его крупа.
— А-а! — Он пулей выскочил из фургона и столкнулся c серо-синим голубогривым единорогом со странной улыбкой. Его взгляд был устремлён на круп белого жеребца.
— Крутая кьютимарка! Мне нравится!
— Эм-м… спасибо?
«Ты-то ещё откуда взялся? На улице ни души не было… подозрительно».
Дабл Даймонд окинул пони взглядом с копыт до кончика хвоста. Идеально ухоженная шёрстка, чистая, явно заботливо уложенная кудрявая грива и вычесанный хвост, очевидно дорогие часы на передней конечности, светло-розовое худи — да и в целом можно было заключить, что тот был довольно приятной наружности, а потому вряд ли то был грабитель или очередной бездомный.
Тишина очевидно затянулась, а улыбчивый пони так и не двинулся с места.
— Тебе что-то нужно? — спросил, наконец, Даймонд.
— Да! Возьми меня с собой!
— Чего?
— В город, где все равны! Ты же оттуда, да? Должен быть оттуда! Мне говорили, что у вас всех там «равные» кьютимарки. Я тоже за равенство, смотри!
Единорог магией достал из кармана бумажку с маркером, намалевал на ней знак «равно» и приклеил поверх своей кьютимарки, которая представляла собой некое животное из воздушных шариков в окружении конфетти.
«Это так не работает, идиот!» — подумал белошкурый. Вслух же он сказал:
— Но как ты про нас узнал?
— Ну, я слышал, как торговцы говорили про ваш город. Сказали, что вы ребята чудные, но вроде бы выглядите довольными. А ещё они говорили, что у вас там все равны и вы живёте в одинаковых домиках, и что вы жуть какие улыбчивые и дружелюбные!
— Послушай, — он еле сдержался, чтобы не добавить «малыш», ведь выглядел пони достаточно юным, — я не думаю, что могу взять тебя с собой.
— Не можешь? Но почему? — его лицо приобрело грустное выражение.
«Потому что ты выглядишь так, будто тебе есть, куда вернуться».
Да, в обязанности Дабл Даймонда, помимо торговли с другими городами, входил привод в их городок новых жителей. Старлайт достаточно доверяла ему, чтобы позволять ему самостоятельно руководствоваться насчёт того, где искать готовых к новой жизни пони. Обычно он искал тех, кому больше некуда было податься — бездомных, наркоманов, должников и прочих, кому не было места в обществе, кого не ждали дома. Ему нравилось думать, что тем самым он давал им шанс на новую жизнь в обществе будущего. Он помогал им найти дорогу к Старлайт, а та давала им идею, ради которой стоило жить, а вместе с идеей — новый дом, новых друзей. Новую жизнь.
Но этот пони не выглядел так, будто ему нужна была новая жизнь. Похоже, ему и в старой было неплохо. Скорее всего, то был очередной мажор, который искал приключений на свой круп.
— Мы равны абсолютно во всём, в том числе и в материальных средствах. Если у тебя есть битсы, ты должен будешь сдать их на нужды нашего города. А ещё тебе точно не будет позволено носить то, что на тебе надето. Не все наши друзья могут себе это позволить, чем же ты лучше них?
— У меня нет с собой битсов, но… — пони вдруг стянул с себя худи вместе с часами и швырнул их в сторону. — …но если так будет лучше для моих будущих друзей, то мне это больше не нужно.
«Дискорд подери, вот же настырный…».
— Послушай…
— А! А! А! — единорог несколько раз подскочил на месте. — А ещё я умею вот так! Смотри, смотри!
Жеребец откуда-то (возможно из гривы) достал надувной шарик, его копыта задвигались со скоростью света и уже через несколько секунд он держал в копытах… колесо? Из воздушных шариков?..
— Как ты…
Даймонд не успел договорить — этот озорник орудовал если не со второй космической скоростью, то с первой уж точно. За считанные минуты ему удалось открутить сломанное колесо и с помощью огромного количества изоленты приладить на его место надувное.
— Та-да! — пони радостно развёл копытами, а затем вновь подпрыгнул на месте; его лицо лучилось счастьем.
— Ну и что ты сделал? Это же даже не настоящее колесо. Как мне это должно помочь?
— А ты попробуй!
— Бред какой-то…
Единорог подтолкнул фургончик копытом, и тот… двинулся с места! Шариковое колесо вращалось абсолютно так же, как и его деревянные сородичи.
— Видишь? Я могу быть полезным! Просто возьми меня с собой!
— Зачем тебе это? У тебя уже вроде есть свой дом, — отвечал ему Дабл Даймонд, запрягая себя в хомут. — И способностями ты не обделён. У нас все равны, тебе придётся навсегда расстаться со своей кьютимаркой, ты это понимаешь?
— Ну и ладно! Если такова цена равенства, то я только за! Ты только возьми меня с собой. Меня можно много не кормить, могу продержаться весь день на одном кексике… ладно, может, на двух. Но если вы против кексиков, то и так сойдёт! Прошу, дайте мне шанс!
Белошкурый побрёл по улицу, таща за собой фургон и стараясь не обращать внимания на приставучего единорога.
Прокручивая сейчас воспоминания об их первой встрече, Дабл Даймонд задумался — почему же ему всё-таки так не понравился Парти Фейвор? Да, он был тем ещё надоедой, из него так и струилась энергия, но ведь все остальные пони, которых он находил — все эти наркоманы, бездомные, сироты, проигравшиеся, проститутки, одинокие путники с экзистенциальным кризисом — они были намного хуже.
Возможно ли, что своим отчуждением и пренебрежением он проявлял… милосердие? Может, уже тогда он где-то в глубине души подозревал, что то, что они вытворяют вместе со Старлайт — омерзительно? Неужели он, сам того не понимая, хотел спасти это невинное создание от страшной участи? Неужели он хотел дать ему шанс?
Тогда почему он не дал этого шанса остальным?..
— Прошу! — единорог кинулся на землю перед Дабл Даймондом; его ухоженная шёрстка покрылась пылью. — М-мне больше некуда идти! Мне сказали, что я больше никому не нужен! Я сделаю что угодно ради своих новых друзей! Я буду стараться, правда-правда! Только… возьми меня с собой, прошу!
Ситуация становилась всё более неловкой. Не хватало ему ещё, чтобы перед ним преклонялись пони — то было больше по части Старлайт.
Что ж, Селестия свидетель — он пытался дать ему шанс.
— Ладно-ладно, можешь пойти со мной, только встань!
— Ура-а! — единорог подскочил на своих четырёх. — Спасибо-спасибо-спасибо! Ты лучший! Меня зовут Парти Фейвор, но если такие имена у вас под запретом, можешь дать мне любое имя. А тебя как зовут? Стой, стой, не говори, я сам угадаю. Ты милый, красивый, пушистый… а ещё белый, да… у тебя очень серьёзная морда... ого, да ты же в одиночку везёшь целый фургон, ты ещё и сильный. Ита-ак, тебя зовут… Сноу Бьюти? Стронг Айс? Эквалити Брингер? А! А! Кьюти Фейвор! Или…
— Дабл Даймонд. Меня зовут Дабл Даймонд.
— Во-оу, какое круто имя! Ты, наверное, спец по лыжам, да? Я вот даже на простых склонах еле держусь, а к дабл-даймондовым и вовсе подходить боюсь…
Это кольнуло жеребца в самое сердце.
Лыжи.
Он не помнил своей прошлой жизни, но она совершенно точно была с ними связана. Он помнил свою первую со Старлайт встречу, помнил, какое удовольствие получал от катания на них…
Нет, у него теперь совершенно другая жизнь. Он не лучше и не хуже других.
— Послушай, — резко остановился жеребец. — Я совершенно не понимаю, чему ты радуешься. Тебя ещё никто никуда не принял. Если за тобой придут твои родители — мы без зазрений совести тебя выдадим. Если будешь много ныть — выгоним. Будешь много болтать не по делу — выгоним. В любом случае, последнее слово будет за Старлайт. Старлайт всегда знает лучше.
В ответ на эту устрашающую речь единорог лишь расплылся в очередной тёплой улыбке.
— Оки-доки! Вы не пожалеете. Похоже, нам предстоит долгий путь. Может, споём песенку? Давай, я начну, а ты подхватывай! Девяносто девять бутылок молока на стене, девяносто девять бутылок молока! Возьми одну, пусти по кругу, девяносто восемь бутылок молока на стене!..
Дальше он не слушал — до его ушей дошёл какой-то странный звук, будто какие-то всхлипы.
Кто-то плакал…
Плакал?
Нет, этого не было в его воспоминаниях, это…
— Парти Фейвор!
Дабл Даймонд открыл глаза. Его взору предстало душераздирающее зрелище.
Светло-серый, окутанный лунным светом единорог свернулся калачиком и, сжав одеяло, тихонько плакал с крепко зажмуренным глазами, периодически всхлипывая.
— Эй, ты чего?..
Ответа не последовало.
Тогда он аккуратно потряс его одним копытом.
Единорог резко оторвал голову от подушки и открыл глаза, из которых по-прежнему лились слёзы. Он быстро заморгал и пытался на чём-то сфокусировать свой потерянный взор, но безуспешно.
Белошкурый жеребец сделал то, что в тот момент ему казалось единственным правильным. Он обнял плачущего друга обоими копытами, как можно крепче прижимая его к себе. Тот сразу уткнулся мордочкой в пушистую белоснежную грудку, заставляя ту мокнуть от не прекращавшегося потока слёз. Как только это случилось, Парти Фейвор совсем потерял над собой контроль — он начал содрогаться от рыданий и крепко вцепился в Даймонда собственными копытами, но тот не ослабил хватки. Он медленно гладил друга по спине, уделяя особое внимание нежной шейке.
Парти был таким тёплым, почти горячим. Может, он заболел? Или все пони вблизи были такими тёплыми?
А ещё он был таким… мягким, как игрушка. Интересно, смог бы он уснуть, лёжа на Парти Фейворе? Наверняка это был бы лучший сон в его жизни.
Забавно, что даже в этот момент его грива пахла всевозможными сладостями, особенно кексиками и заварным кремом. Как будто она была на самом деле сделана из сладкой ваты. Может, в этом и был секрет всегда идеальной формы?..
Через некоторое время единорог наконец успокоился, но Даймонд и не думал отстранять того от себя.
Он не хотел, чтобы его друг вновь почувствовал себя в опасности.
Ему уже и раньше приходилось будить его от кошмаров, но ему ни разу не доводилось видеть его слёз.
Что же они со Старлайт натворили…
Парти Фейвор немного отстранился, белому жеребцу пришлось освободить его от оков своих заботливых объятий. Затем единорог слегка вытянул своё копыто, и Даймонд без лишних слов накрыл его своим.
— Мне приснилось, — неожиданно для них обоих заговорил Парти более высоким тоном, чем обычно; его голос заметно подрагивал, — что Она опять меня заперла. Там было темно. Я пытался терпеть, но мне было слишком страшно и грустно… и одиноко… я слышал, как вы веселитесь. Ты, Шугар, Найт, Фезер… я пытался позвать вас всех, но… — его голос дрогнул.
Даймонд затаил дыхание, не рискуя двигаться с места. Всё, что он мог сделать — это лишь покрепче сжать копыто друга.
Это был первый раз, когда он кому-либо рассказывал содержание своих кошмаров.
— Я правда пытался держать себя в копытах и быть хорошим, но я совсем потерял счёт времени, мне было так страшно и одиноко… я не сдержался и… все стали надо мной смеяться там, за дверью. Я думал, что никому не нужен, что навсегда останусь там, в подвале, что Она больше никогда меня не простит…
— Эй, это же просто сон, помнишь?
— Но эти сны такие реальные! И они так часто повторяются. Знаешь… — Парти перешёл на шёпот. — Иногда мне кажется, что на самом деле это всё не по-настоящему, что это всё сон. А вдруг на самом деле… а вдруг те сны на самом деле и есть реальность, а сплю я сейчас? Вдруг нас не спасла принцесса, а Она всё ещё главная? Вдруг ты опять меня не любишь? Вдруг… я всё ещё в той тёмной комнате?..
«Вдруг ты опять меня не любишь?».
Разумеется. Глупо было рассчитывать на то, что такой чуткий жеребец не распознал бы за все те страшные годы его пренебрежение.
Это было очевидно, это было неизбежно, но… но почему эти слова отозвались такой болью в его груди?
— Слушай меня внимательно, — Даймонд что есть силы сжал копыто друга, пристально глядя тому в глаза. — Ты не спишь. Всё, что происходит с тобой сейчас — реальность. Я реален. Чувствуешь, как я сжимаю твоё копыто? Думаешь, во сне бы я так смог? Давай, тоже сожми моё. Да, вот так. Чувствуешь? Там, на улице, растёт посаженное нами дерево. Я, Шугар, Найт — твои друзья. И мы больше никогда не дадим тебя в обиду. Слышишь? Никогда! Она до тебя не доберётся, а мы с тобой закатим столько вечеринок, что Кантерлот позавидует! Да что там, мы и в Кантерлоте что-нибудь учудим, и в Клаудсдейле, и в Кристальной Империи. И да лягнёт меня Луна, если я вру. Ты мне веришь?
Они некоторое время смотрели друг другу в глаза. Глаза Парти блестели от слёз и… какие же они у него были красивые. Синие, как небо над горами.
Наконец, Фейвор разжал копыто друга и улыбнулся.
— Тебе невозможно не верить. Может, покатаемся завтра на лыжах? Что-то мне подсказывает, завтра будет чудесная погодка.
Отказ был невозможен.
— Конечно, — улыбнулся в ответ Даймонд. — Я дам тебе свои запасные.
Парти перевернулся на бок, спиной к белошкурому жеребцу, а затем примостился поближе к нему.
Дабл сразу всё понял.
Он прижался к тёплому пони и приобнял его одним копытом, которое единорог тут же обхватил своими.
— Спокойной ночи, Дайми. И спасибо тебе. За всё.
— Спокойной ночи.
Луна приняла обоих в своё царство.