Двойные Вечеринки и Мерцающие Бриллианты: Варианты и Последствия

Талант и Усердие (Ч.2)

На Эквестрию опустилась ночь. Как обычно, в это время суток небо в горах было более звёздным, чем где бы то ни было в Эквестрии, а потому им двоим открывался потрясающий вид на простирающуюся внизу долину, в пейзаже которой было нечто инопланетное. Ледяной ветер буйствовал с особым рвением, но им не было до него никакого дела — холод был им даже мил.

— И всё же я не понимаю одного… — сказал Дабл Даймонд.

— Чего? — отвечала ему Старлайт.

Они сидели на краю обрыва, за которым простиралась долина. Спина к спине.

— Исторически ведь пони ведь всегда были с кьютимарками, разве нет?

— Насколько нам известно.

— Тогда, может быть, дело не в них? Нет, я понимаю, что кьютимарки раскрывают особые таланты пони, которые ведут к неравенству, но как иначе? Как мы можем пойти против того, что заложено в нас изначально?

Кобылка беззлобно усмехнулась, и было в этой усмешке что-то вроде бессилия.

— Ты даже не представляешь, как часто я слышала этот вопрос. Столько формулировок, а суть всегда одна и та же.

— Готов поспорить, он тебе здорово надоел.

— Ты даже не представляешь как.

Повисла тишина, слышны были лишь свист ветра да потрескивание костра в пещере в стороне от них. Дабл Даймонд решил, что вопрос исчерпан, а потому перевёл взгляд на звёздное небо, которое сливалось с долиной на горизонте, и старался не думать о том, что ему больше некуда возвращаться.

Но Старлайт не собиралась оставлять вопрос без ответа.

— Проблема в том, что мы, пони, страдаем синдромом конца истории.

— М?

— Пони живут уже тысячи лет, за это время они столько раз одержали победу над природой, над самими собой, что я всегда удивляюсь, почему кто-то вообще задаётся подобными вопросами.

— Что-то не припомню никаких побед над кьютимарками.

— Ты не понимаешь! — жеребец ощутил, как напряглась её спина. — Изначально, тысячи тысяч лет назад, пони жили в лесах и пещерах. Никаких замков, принцесс, городов. Для пони тех времён это было естественное состояние вещей. Что бы было, если б все думали, что так должно быть всегда только лишь потому, что раньше всё было абсолютно так же? Хотя, может, многие пони так и думали. Но что бы было, если бы их слушали?

— Я не разбираюсь в истории Эквестрии так же, как ты, но что-то мне подсказывает, что это немного другой случай. Мне кажется, переход к другому состояния просто… ну, произошёл? Типа сам собой, постепенно.

— Ничто не происходит само по себе, Даймонд, хотя в общих чертах ты прав. Но ведь можно пойти ещё дальше… точнее ближе. Не так давно Эквестрия состояла из независимых городов-государств. В каждом таком городе были свои короли и принцессы, а пони, живущие на их территории, должны были работать на их земле и платить своими ресурсами. Но не всех это устраивало. Пони хотели свободы, пони не хотели быть рабами бездельников… и пони изобрели капитализм и демократию. Хотя ничего подобного в природе доселе не было.

— Я примерно понимаю, что ты имеешь ввиду, но всё ещё не очень убедительно. Кьютимарки это что-то гораздо более... персональное.

— Какой же ты упрямый! — Старлайт легонько пихнула его в бок. — Болезни. Пони болели с тех пор, как они появились. Пони болеют и сейчас, такова их природа. Значит ли это, что если я заболею, я лягу и буду умирать? Нет. Я буду лечиться, я буду бороться.

— То есть, кьютимарки — это как болезнь?

— Я бы скорее сделала вывод, что быть пони — это превозмогать, и во всех нас есть нечто большее, чем то, что заложила в нас природа, но да. Кьютимарки — это болезнь, которое поразила всё наше пони-общество.

— И если не будет кьютимарок, пони вылечатся?

— По большей части.

— Но ведь кроме пони есть ещё грифоны, бизоны, зебры… Селестия знает кто ещё. У них нет кьютимарок. Неужели их не мучают те же самые проблемы, что и нас, пони? Эгоизм, неравенство, социальная дифле… дирефи…

— Дифференциация.

— Да, это. Что-то мне не верится, что у них всё идеально.

— Поэтому я и сказала «по большей части». Всё гораздо сложнее, чем кажется. Тут нужен комплексный подход. Нужно, чтобы пони не только избавились от этой кьютимарочной заразы, но и научились заботиться друг о друге, трудились на благо общества. Нужно, чтобы они осознали, что в мире есть нечто большее, чем они сами. Можно было бы организовать небольшую коммуну, основанную на таких принципах. Потом коммуна стала бы поселением, затем таких поселений стало бы несколько, и в конце концов во всей Эквестрии блюли бы принципы равенства.

— Звучит слишком…

— Утопически?

— Не знаю, что это значит, но допустим, что да.

— Хоть в чём-то мы с тобой согласны.

Дабл Даймонд помнил, что в тот момент он глубоко задумался. В тот момент он думал о своём прошлом, и каким-то образом эти размышления перекликались со всем тем, что сказала ему кобылка.

Что же такое было в его прошлом?

Почему он в конце концов начал разделять её идеи?

Почему он согласился отдать ей свои воспоминания?..

— Эй, ты спишь что ли?

— А? Нет… с чего ты взяла?

— Ты не отвечал. К тому же я и сама только что чуть в обрыв не свалилась… костёр потух. Придётся новый разводить, если не хотим замёрзнуть.

— Тогда я пошёл собирать хворост.

— Не стоит, лучше посиди тут.

Бирюзовая вспышка — и кобылка исчезла так же неожиданно, как и появилась в его жизни.

Он остался совершенно один. В одно мгновение ночное небо сделалось каким-то чужим и давило на одинокого жеребца своей тяжестью. Холодный ветер стал злым и кусачим, словно вгрызаясь в кости обычно привычного к прохладе пони. На секунду даже проскочила шальная мысль о доме, но он тут же её отринул.

Ему там больше не было места.

Дабл Даймонд медленно побрёл к пещере, внутри которой ещё слегка светилась кучка пепла. Пусть внутри температура и была ниже, чем снаружи, по крайней мере здесь их не донимал ветер, а злые звёзды не шептали ему о том, как что у него больше не было дома.

И о том, что у него больше не было Старлайт.

При последней мысли он ощутил, как заслезились его глаза.

А что если она вовсе не за хворостом. Что если она просто ушла?

Они были знакомы от силы пол дня, из-за него она едва не погибла и была вынуждена внести коррективы в свой маршрут (которого, впрочем, особо не было). Кроме этого их ничего не связывало, так что она могла покинуть его в любой момент, но тогда почему…

Но тогда почему ему было так паршиво на душе?

Он прилёг у потухшего костра, подложив под голову передние копыта.

Если она не вернётся, и он этой ночью замёрзнет насмерть, то так тому и быть. Эта мысль нисколько его не пугала.

Вдруг краем глаза он заметил пару седельных сумок. Разве он брал их с собой?..

Точно! Это же были сумки Старлайт!

Быть может, это значит, что она покинула его не навсегда?

От этой мысли он воспрял духом и приподнял голову.

Вскоре в бирюзовой вспышке перед самым его носом материализовалась и сама владелица сумок. Она левитировала перед собой кучу хвороста, которой могло хватить дня этак на три.

Он не знал, был ли он когда-нибудь в своей жизни настолько рад кого-то видеть?

— Ты выглядишь на удивление довольным. Что-то произошло, пока меня не было? — она бросила кучу сухих веток возле костра и принялась укладывать их в аккуратную кучку.

— Нет, я просто… — он отвернулся и смахнул с глаз навернувшиеся слёзы. — Я понял, что ты была права. Всё это время.

— Оу, правда? Я ведь всего на пару минут оставила тебя одного…

Дальнейшее он помнил как сцену из немого кино. Он не помнил, какие слова говорил, какие слова звучали в ответ. Он лишь знал, что речь шла о его прошлом.

Он помнил, что говорил очень много. Иногда быстро и прерывисто, иногда его речь замедлялась, он часто сглатывал и заикался — в такие моменты кобылка клала ему на плечо своё копыто. Он помнил, как увидел на её лице весь спектр эмоций. Озабоченность, задумчивость, печаль, а в самом конце — восхищение, гордость.

Ему всегда нравилось, когда она им гордилась, потому что знал, что её гордость необходимо заслужить, и это было не так-то просто.

— Вот видишь? — сказала она, когда он кончил свой рассказ; к этому времени костёр уже вовсю горел, согревая их и создавая соответствующую атмосферу; они лежали бок о бок друг с другом, едва не касаясь. — Кьютмарки и тебе причинили боль. Я искренне сочувствую тому, что тебе довелось пережить и даже не представляю, что ты себя чувствуешь… нет, я знаю, что я в бегах точно так же, как и ты, но мне хотя бы есть куда вернуться... я клоню к тому, что на самом деле у нас с тобой гораздо больше общего, чем я изначально думала. А это значит, что я всё-таки права. Не то чтоб у меня раньше были особые сомнения, но у меня вроде как ещё никогда не было единомышленников. Это так волнительно!

Дабл Даймонд молча глядел в огонь. Возможно, то был первый раз в его жизни, когда он по-настоящему кому-то выговорился. Когда его по-настоящему кто-то понял. Вот бы…

— …Вот бы было такое место, где бы мы все друг друга понимали. Где мы бы были свободны от наших кьютимарок, где никто бы не диктовал нам, кем мы должны быть.

— Ха, а я думала это мои идеи утопичны.

— Утопия.

— Что?

— Не знаю, что означает это слово, но я бы назвал это место Утопия.

— О, Селестия! — негромко рассмеялась кобылка, прикрыв рот копытом. — Если бы ты только знал…

Они ещё некоторое время лежали перед огнём, завороженно наблюдая за его танцем и зловещими тенями на стенах.

Затем Дабл Даймонд ощутил своим боком тёплый бок кобылки, они прижались вплотную друг к другу.

Старлайт положила голову на белоснежную гриву Даймонда, а тот подложил копыта под свою.

Каждый был погружён в свои мысли, и вскоре обоих постиг сон без сновидений.