Карусель

Глава 3: Новоселье

Со свистящим вздохом Рэрити плюхнулась на старую кушетку. Прикрыв глаза, единорожка нежно потёрла их ногой. Казалось, всё её тело задышало вместе с ней, когда она наконец расслабилась, пусть и осознавая, что боль в спине и шее ударит утром с новой силой.

Открыв глаза, она увидела едва различимые в тени панели на потолке. Рэрити не могла дождаться, когда уже наконец скроет большую часть этого безобразия, хотя естественная затенённость дома сама неплохо с этим справлялась. За высокими фасадными окнами солнце из последних сил отказывалось тонуть в пелене облаков, которые словно тянули его вниз, чтобы спокойно властвовать в ночном небе. А в старой ратуше единорожка готовилась стать первой пони за тридцать лет, решившейся провести там ночь.

Терпение никогда не являлось сильной стороной Рэрити, так что когда Мини оставила ей эту дразнящую возможность, единорожка уже не могла выкинуть её из головы. Она постоянно представляла, как обновит ратушу и вернёт её на уста городским жителям. Порой она даже так увлекалась, что начинала рисовать концепты реставрации здания вместо дизайнов платьев, которые собиралась там продавать.

— Возможно, собиралась продавать, — поправила она сама себя, но, несмотря на решимость подойти к вопросу с умом, Рэрити уже знала, что всё решено.

Да, ратуша была не идеальной, но было ли хоть что-то в этом мире? Она знала, что придётся поработать, иногда даже в ночь, но никогда раньше такие трудности её не стращали.

Так или иначе переломный момент наступил где-то через неделю после того, как Рэрити посетила Мини. Стояло редкой красоты безоблачное утро, и солнышко светило в окно её спальни. Мама приготовила на завтрак зелёный чай и так обожаемые единорожкой клюквенные печенья, а Рэрити ещё даже не спустилась вниз. После завтрака она ощутила первые признаки вдохновения, что звало бросать всё и творить. И вот единорожка взяла чашку чая, ушла к себе и начала готовиться, просматривая модные журналы и периодические издания, которые она купила в Мэйнхеттене, но к которым так и не нашла в себе сил притронуться. Однако стоило только Рэрити начать рисовать скетч, как в комнату вошла мама.

— Мам, — произнесла единорожка, остановив карандаш прямо посреди описываемой им арки. Плечи Рэрити напряглись, отчего она окончательно отвлеклась от работы. — Что такое?

— Ой, да ничего особенного. Просто интересно, может, тебе чего нужно?

— А, нет, спасибо, ничего не нужно, — отвернулась к столу Рэрити.

— Хорошо, понятно… А так вообще? Может, у тебя тут прибраться сегодня?

— Нет, у меня всё хорошо и в комнате чисто. Я просто пока поработаю.

— О, конечно, дорогая, давай-давай, — сказала мама, и единорожка очень понадеялась, что на этом всё и закончится.

Но Куки не ушла. Вместо этого она прошла немного в комнату и огляделась, словно искала что-нибудь, нарушавшее порядок вещей, что она могла поправить. Затем направилась уже было к двери, но остановилась и подошла к столу.

— Над чем корпишь? — последовал вопрос, и Рэрити поняла, что этим утром о работе можно забыть.

У мамы сегодня было то самое настроение, когда она просто хотела побыть вместе с дочерью и о чём-нибудь с ней потрещать. В такие моменты разочарование уравновешивалось пониманием. Рэрити не могла винить её за желание побыть рядом. К несчастью, Куки, похоже, никогда не приходило на ум, что этим она не оставляет единорожке никакой возможности побыть «в ударе».

И вот, проведя всё утро за бестолковыми разговорами с мамой, Рэрити осознала, что будет так терять целые дни продуктивной работы неделями напролёт, если продолжит жить под одной крышей с родителями. А может, даже и больше, когда Свити Белль подрастёт и станет требовать больше внимания.

Пора было покинуть родное гнездо. Уже давно, на самом деле. А она сидела и мялась перед самым удачным шансом за два года безработицы. Нет, хватит, настало время прекратить ждать несбыточных желаний, закатать рукава и схватить за рога то, что было здесь и сейчас. На следующий день она пошла к Мини.

Дальше была рутина. Бесконечная бумажная волокита и переговоры с разными пони, но Мини была её путеводной звездой и помогла всё это преодолеть.

— Кстати, я нашла ещё пару грантов, которые смягчат первичные затраты, — сказала та, когда Рэрити пришла объявить о своём решении. — Так как старая ратуша является объектом исторического наследия, можно подать заявки на получение специально учреждённых для их поддержания выплат.

С этими словами она вручила единорожке несколько аляповатых буклетов.

— Этот из Кантерлотского исторического общества. Их цель — сохранение первозданного вида исторических объектов. А вот это вообще местный грант от Филси Рича — «Богатое историческое наследие»^[1], — закатила Мини глаза. — Его личный проект. Суть в том, чтобы ретрограды не топили местную экономику, защищая исторические постройки от частников.

— Но ведь они ограничат мою свободу в реконструкции здания?

Рэрити и представить не могла, как можно было развивать яркую дизайнерскую фирму в здании, которое выглядело как реликт из прошлого. Если бы это был действительно идеальной сохранности пример постройки Золотой эпохи, тогда ещё ладно, но её ратуша точно сюда не подходила…

— Ой, не стоит об этом сильно беспокоиться, дорогая. Она же не в первозданном виде до нас дошла. Далеко не в первозданном, если на то пошло. Ричу, думаю, будет абсолютно всё равно, а Историческому обществу хватит уверений, что ты восстанавливаешь её былое величие. Уверена, наш мэр одобрит твою заявку на этот грант.

И, к удивлению единорожки, она получила обе субсидии, что дало ей даже больше средств для старта, чем она ожидала. Через неделю родители помогли Рэрити с переездом. Мебели у неё было немного: сказывалось ограниченное пространство комнатушки в отчем доме, так что ей предстояло ещё найти способ создать уют на новом месте, а в конечном итоге и вид укоренившегося заведения. Пока же все, кто помогал единорожке переехать, пошли по своим делам, оставив её одну в новом доме.

Доме. Она была дома. Теперь это её дом. И, несмотря на усталость, Рэрити могла только возбуждённо думать о перспективах.

---

Рэрити лениво постукивала по стоящей рядом чашке горячего чая. Стол перед ней был завален набросками, на большинстве из них были пометки масляными карандашами всех возможных цветов. Сжав губы, единорожка собрала листы в стопку и положила на стул. Она взглянула на настенные часы кафетерия. Не то чтобы Флаттершай опаздывала, но она задерживалась уже на десять минут.

«Вряд ли что-то серьёзное, — думала Рэрити, отпивая ещё глоток остывающего чая. — Поди, что-нибудь со зверьками приключилось. Надеюсь, что она всё же придёт».

Ей нужен был кто-нибудь, кто выслушает её идеи, ведь если придётся одной вариться в них ещё день или два, то она просто сойдёт с ума.

В этот момент распахнулась дверь и внутрь вошли две пони, быстро закрывшие её за собой, дабы не пустить в кафе поток ледяного воздуха. Рэрити подняла голову и улыбнулась: одной из вошедших оказалась Флаттершай. Единорожка помахала, привлекая внимание подруги. Вторая кобыла тоже заметила Рэрити и пошла вслед за пегаской.

У неё была оранжевая шёрстка и русая грива. Рэрити узнала в ней яблочную фермершу, что обычно продавала свой урожай на рынке. Единорожка даже вспомнила, что пыталась заводить с ней разговор в те редкие моменты, когда покупала яблоки для родителей, но та всегда оказывалась довольно раздражённой и явно не настроенной на праздную беседу. Когда они с Флаттершай достигли стола, Рэрити с ужасом осознала, что не может вспомнить её имя.

— Привет, Рэрити, — поздоровалась пегаска. — Как день?

— Прекрасен как никогда, — широко улыбнулась единорожка. — Даже на улице немного потеплело, не заметила?

— Потеплело? Такой дубак; эта Хоарфрост нас, походу, заморозить решила, — сказала земнопони, покачав головой.

В отличие от Флаттершай, на которой были бледно-зелёный шарф и в тон ему утеплённые наушники, подаренные ей  Рэрити в прошлом году, на кобыле была только потрёпанная ковпоньская шляпа.

«Вот и ещё один потенциальный клиент», — про себя пропела единорожка.

Перед глазами мелькнул простоватый костюм в зелёно-коричневых тонах — работа непривычная, но может вполне подойти фермерше. Рэрити отмахнулась от него и сфокусировалась на беседе.

— Я, кстати, Эпплджек. Кажись, встречались уже, да? — протянула кобыла необутую ногу. Остатки серой слякоти, что устилали дорогу, капали с неё, и единорожка аккуратно обхватила ногу в сравнительно чистой области лодыжки.

— Рэрити, — ответила единорожка, ощутив облегчение от того, что ей не придётся притворяться, будто она помнит имя Эпплджек. — Да, мои родители постоянно закупаются в вашем ларьке, хотя меня обычно с ними не бывает.

— Тем не менее, рада это слышать, — широко ухмыльнулась фермерша.

— Я взяла на себя смелость и заказала тебе как обычно, Флаттершай. Не составишь нам компанию, Эпплджек? — пригласила Рэрити, указывая на стол. — Думаю, мы найдём ещё кресло для тебя.

— Спасибо сердешно, но мне надо бежать. Просто по пути было с Флаттершай.

— Эпплджек зашла посмотреть на одну из моих колли, которая недавно ощенилась такими милыми щенятами. Думает одного себе взять для фермы.

— Уже и не помню, когда у нас была хорошая пастушья собака, — согласилась Эпплджек. — Бранди была собакой что надо, лучшей, но она перестала справляться с работой после того, как… В общем, давно не было, вот и усё. Да и для Блум, думаю, хорошо будет. Ещё молодая животинка, с которой можно побегать, поиграть.

— Блум? — растерянно спросила Рэрити.

— Эппл Блум, моя младшенькая сестра.

— О, у тебя есть маленькая сестра? — спросила Рэрити. — Какое совпадение, у меня тоже. Свити Белль. Ох, её лёгким можно только позавидовать. Я и переехала-то, только чтобы насладиться покоем и тишиной.

— Да, в таком возрасте шороху они могут навести, — усмехнулась Эпплджек. — А куда переехала?

— В старую ратушу. Собираюсь сделать из неё модный бутик.

— Ратушу? — сконфуженно подняла бровь фермерша. — Ту, что в центре города?

— Нет, в ту, что поменьше, на юге от рыночной улицы, — объяснила Флаттершай. — Мэрия была раньше там, пока не построили новую.

— А, тот дом! Так там была мэрия? Хэйсид и Бабуля всегда называли её старой галереей.

— Старой галереей? — с любопытством спросила единорожка. — С чего бы это?

— Да кто ж знает? Хэйсид у нас подрабатывает и упоминал, что раньше обслуживал её. Всё время стращает, что уволится и уедет, и всё из-за неё. Так что я была рада услышать, что кто-то в ней обосновался. Оказалось, это ты.

— Уволиться? С чего бы это?

— Просто не нравится она ему. Думаю, работа была не ахти, от города, все дела. Но концы с концами сводить как-то надо, — пожала плечами Эпплджек. — Что же, магазин одежды открываешь? Надо будет заглянуть. У нас шкафы ломятся от тряпья, которое бы подлатать неплохо или уж новое купить. Да и Блум только успевай одёжку менять.

— Буду рада, — засветилась Рэрити.

— Что же, тогда ждём открытия, — кивнула фермерша. — Ну ладно, мне пора. Было приятно познакомиться, Рэрити.

Затем она повернулась к Флаттершай:

— Позовёшь тогда, когда щенка уже можно будет забрать, хорошо?

— Конечно, — улыбнулась пегаска. — Ещё увидимся, Эпплджек.

— Что же, а она довольно милая, — произнесла единорожка, когда фермерша покинула кафе.

— О, очень милая, — ответила Флаттершай, садясь напротив подруги. — Я помогала её семье с животными с тех пор как переехала в Понивилль. Надеюсь, ты поможешь им с одеждой, когда откроешься. Стиль — это, конечно, не её, но в последние пару лет они прямо совсем себя запустили.

— Думаю, мы с этим что-нибудь сделаем, — заверила единорожка, отбросив назад локон своей гривы. — Местное покровительство окажет существенную помощь на первых порах. За следующие несколько лет мне предстоит покрыть ещё много затрат.

— Рэрити, у тебя всё в порядке? — спросила пегаска, заметив, как внезапно нахмурилась подруга.

— Ох, конечно, дорогуша. Просто думаю о том о сём. Надо перестать постоянно беспокоиться о будущем, а то совсем загонюсь. Просто затея настолько рисковая, что я уже не смогу в глаза родителям смотреть, если она не выгорит. Они и так столько всего сделали.

— Уверена, всё будет отлично, — совершенно искренне сказала Флаттершай.

Подошёл официант и поставил перед ней чашку чая. Пегаска его поблагодарила и с упоением втянула землистый запах.

— Ты вроде говорила, что хочешь услышать моё мнение о чём-то?

— Не просто о чём-то…

Рэрити достала листок, весь исписанный небрежным курсивом, который почти везде был затем раздражённо перечёркнут.

— Я не могу решить, как назвать магазин, — проворчала она, тиская полупустую чашку чая. — Посмотри, может, какие из этих вариантов наведут тебя на мысль, но, честно говоря, они мне не нравятся. Думала выбрать «Редкие дизайны», но звучит как-то не вдохновляюще. «Искусство Шитья» слишком длинное, плюс, не представляю, как из этого можно сделать что-нибудь запоминающееся для рекламных целей. «Понивилль Кутюр» слишком скучно, а «Жемчужная нить» слишком безвкусно…

Рэрити отбросила перо, затем откинулась на спинку стула и со вздохом потянулась.

— Вообще, хотелось бы как-то обыграть в названии само здание, его отношение к Золотой эпохе, но я не знаю как. Когда думаешь о тех временах, на ум сразу приходят весенний задор, украшения, высшее общество, любившее занятия спортом на свежем воздухе… — тут она посмотрела на Флаттершай, которая внимала каждому слову, но так ничего сама и не сказала. — Ох, прости меня, пожалуйста, я тебя уже утомила, да?

— Совсем нет, — искренне ответила пегаска.

— Тогда что думаешь?

— Ну-у, названия… неплохие, — заколебалась кобылка. — Но соглашусь, они не подходят. Хотя не уверена, что у меня есть идеи получше.

— Не проблема, — сказала Рэрити и положила листок в стопку к остальным. — Знаю, что в конечном итоге что-нибудь придёт на ум. А пока скажи, что думаешь насчёт этих цветовых палитр? Я сократила их до пяти-шести, но мне нужен объективный взгляд. Скажи, как считаешь, они будут смотреться в конце улицы, идущей от рыночной площади?

Флаттершай брала лист за листом и после пристально взгляда откладывала их в сторону.

— Мне кажется, вот это самое-самое, — наконец объявила она, указав на цветовую схему из бледно-голубых, фиолетовых и розовых тонов, подчёркнутых золотым цветом.

— Знаешь, я тоже так считаю, — улыбнулась Рэрити и удовлетворённо забрала листы. — Она просто кричит о культурном легкомыслии, да? Ой, жду не дождусь, когда закончу с интерьером, ты даже представить не можешь, какая там внутри тоска…

---

Радостная Рэрити, покинув кафе, оказалась на рыночной площади. После пережитого от переезда и бумажной волокиты стресса она и не представляла, как же ей было необходимо просто выйти из дома и поговорить с кем-нибудь. Шествуя мимо ярких и цветастых ларьков, она развлекала себя тем, что представляла каждому из встретившихся пони новый, идеально скроенный наряд.

Она свернула на юг, и бодрая рысь замедлилась до неохотного шага. Её дом находился в конце пологого склона, и его резкие линии вкупе с тёмными окнами выглядели почти враждебно на контрасте с энергичным рынком, что остался у кобылки за спиной. Ратуша больше походила на сторожевую башню, которая скорее отваживала, нежели приглашала идущих по улице пони. Рэрити вздрогнула, но отбросила мысль прочь. Не было больше места страху. Она сделала решительный шаг. Магазину быть, и она не даст угрозе провала и его последствиям её замедлить.

Рэрити считала, что именно от этого ей так тревожно, пока не положила копыто на ледяную дверную ручку. В этот самый момент её охватило внезапное и наистраннейшее ощущение, будто бы она забыла постучать, словно это была дверь к крайне недружелюбному соседу, и единорожка выкажет немыслимую невоспитанность, если просто войдёт без спроса.

«Ну, я же только заехала», — попыталась рационально объяснить ситуацию Рэрити.

Пройдёт ещё время, прежде чем она действительно будет «возвращаться домой». Единорожка фыркнула и попыталась открыть дверь.

Она была заперта. Рэрити нахмурилась и подёргала ручку сильнее. Замок скрипел, но открываться отказывался. От раздражения и негодования кобылка приоткрыла рот. Она не собиралась закрывать дверь, уходя в кафе. Это же Понивилль, в конце-то концов. Ограбление в дневные часы здесь было чем-то столь маловероятным, что Рэрити, как и её родители и их соседи, выработала действительно сомнительную привычку: уходя, оставлять входную дверь открытой. Они просто жили в таком городе, который все видели как уютное, безопасное место, где они выросли, а не какой-то оживлённый мегаполис с плохим управлением.

К тому же после проверки кармашков пальто непонимание единорожки только усилилось: в них не было ключа. Рэрити сразу задалась вопросом: как же ей удалось закрыть за собой дверь без ключа?

«Должно быть, старый замок заклинило, когда я захлопнула дверь. Видимо, так».

Иначе и быть не могло — механизм как-то закрылся сам.

Это, однако, означало, что попасть внутрь она теперь сможет только через чёрный ход позади здания. А это, в свою очередь, означало, что ей придётся пробираться сквозь очень, очень, очень высокие сугробы, окружавшие стены. В отчаяние пнув дверь, Рэрити зарычала и отвернулась прочь. Мгновение спустя она услышала тихий, едва различимый щелчок, за которым последовал скрип отворяющейся двери.

Единорожка развернулась и посмотрела на вход. Дверь чуть-чуть приоткрылась, ровно настолько, чтобы можно было заглянуть внутрь…

«Или стоящему внутри посмотреть наружу», — подумала она и сразу же оборвала эту мысль.

— Мда, и какой же смысл тебя запирать, если всё равно сама откроешься, а? — спросила единорожка.

Однако дверь, похоже, была не настроена отвечать. Рэрити вошла внутрь и презрительно закрыла её пинком.

Пройдя глубже в здание, кобылка поёжилась от странного ощущения, будто ратуша окутала её. Воздух был спёртым, почти маслянистым. Огромные уродливые шторы как будто поглощали весь свет, пробивавшийся вовнутрь, даже будучи открытыми, насколько это было возможным.

— Ими займусь в первую очередь, — проворчала себе под нос Рэрити, положив пальто на софу.

Кобылка отправилась на кухню, единственное место, где было достаточно естественного света для работы. Сев за стол, единорожка достала охапку буклетов, каталогов и форм для заказов и принялась за работу.

Постепенно день начал клониться к ночи и мрак внутри начал сгущаться. Рэрити хотела закончить ещё кое с чем, прежде чем идти спать, поэтому решила, что пора зажечь лампы. Поднявшись со стоном, она размяла задубевшие мышцы. В прошлые ночи она ложилась рано и ещё ни разу не зажигала бессчётные светильники по всему зданию, но к этой рутине ей надлежало привыкнуть как можно скорее.

Рэрити подняла взгляд к четырём лампам, подвешенным на равном расстоянии вдоль потолка. Это были увеличенные копии светильника, что украшал комнату (её комнату) на втором этаже. Смущало то, что ламп было не пять или шесть, как должно бы, ведь все знали, что архитектура Золотой эпохи неприемлила цифру четыре в любых её проявлениях, так как она вела к квадратам и разрушала повсеместный стиль модерн. Кто бы ни пытался подражать ему при проектировании здания, он плохо справился со своей работой, с учётом всех квадратных дверей и окон, которые были присущи викторнейанскому периоду. И это Рэрити намеревалась исправить в ближайшем будущем.

Отбросив секундный наплыв раздражения, единорожка сфокусировалась на хрупких пыльных цепочках, державших матовые кристаллы люстры, и потянула за них. Они пискнули, как напуганные мыши, и опустились вниз примерно на дюйм, уведя за собой тонкие рычаги, к противоположным краям которых были подвешены точно такие же кристаллы. Рэрити повернула уши к ближайшему светильнику и услышала тихое-тихое шипение газа, мчащегося по изящным медным венам, сокрытым среди запутанной конструкции люстры.

Рэрити облегчённо вздохнула. Ей сказали, что Понивилльская газовая служба восстановит подачу газа в дом к дате заезда единорожки, но с муниципальными службами ни в чём нельзя быть уверенным, и Рэрити боялась самой мысли, что придётся хоть сколько-то просидеть без такой простой и удобной вещи, как свет.

После сухого скрипа на кончике каминной спички, которую Рэрити держала в магическом захвате, зародился огонёк. Единорожка подожгла от неё ещё несколько спичек и после этого осторожно левитировала их к матовым плафонам люстры. Она, конечно, могла сразу зажечь магией факелы, но с левитированием у неё отношения складывались лучше, чем с любой другой формой колдовства, к тому же это и так было проще, чем спускать люстры вниз одну за одной и поджигать каждый факел, как пришлось бы делать земнопони. За десятком хлопков последовали яркие всполохи, и газовые горелки зажглись. Рэрити левитировала спички вниз, а комнату заполнил золотой свет.

К сожалению, открытое пламя ламп старой системы освещало потолок куда лучше, чем пол, и комната осталась в скорбном полумраке, даже когда единорожка зажгла настенные светильники. Центр зала, равноудалённый от стен и потолка, вообще остался в тени. Пламя танцевало за холодными матовыми плафонами, отчего свет сплетался с тенями в немного головокружительном зрелище.

Тем не менее, свет был, и его пока хватало. Рэрити повторила те же действия на кухне и в спальне на втором этаже, где она собиралась сделать основную часть оставшейся на сегодня работы. Единорожка зажгла последний светильник, посмотрела в открытое окно на Понивилль и задумалась, что ощущали жители, завидев, как Старая ратуша ожила впервые за десятки лет. Городок с радостью забыл о тёмном остове, но теперь он внезапно ожил и засиял своими окнами поверх крыш других домов, словно провозглашая: «Я всё ещё здесь».

Даже сейчас Рэрити видела, что своими действиями вызвала маленький интерес. Немногочисленные проходившие мимо пони притормаживали у дорожки к ратуше и удивлённо смотрели на неё. Если бы они ходили не поодиночке, то наверняка бы указали в сторону ратуши и начали бы обсуждение, прежде чем пойти дальше. Рэрити была не против.

«Пусть у них зародится любопытство, — подумала она. — От Мини и остальных, с кем я говорила, пойдёт молва. Ей народ покормится немного, а потом я заманю всех весенней распродажей, равной которой они раньше не видали».

Рэрити немного похихикала, представляя грядущие перемены и реакцию города. Это будет потрясающе.

«…должно быть потрясающе».

Сумерки постепенно уступили место темноте ночи, и последние вечерние скитальцы нашли приют в своих домах. Улицу поглотила тишина. Кобылка покачала головой, поняв, что снова замечталась.

— Рэрити, ну в самом деле, ты ничего не сделаешь, если постоянно будешь отвлекаться, — укорила она себя.

Единорожка уже было собралась закрыть шторы, когда увидела тень в конце улицы, на рыночной площади. Рэрити заинтересованно замерла. В поле зрения вошёл пони и остановился среди закрытых палаток. Единорожка едва могла его различить в тусклом свете окон близлежащих домов. Пони смотрел туда-сюда, между движениями были большие паузы, словно он искал знакомое место, но никак не мог найти.

Затем он повернулся к ней, и пусть Рэрити никак не могла разглядеть его глаза, она представляла, как они были устремлены на яркие окна ратуши, а именно на окошки второго этажа, которые сияли, будто маяк, и на неё, стоящую в свете этих окон.

Огни ламп вздрогнули, словно оглушённые сильным порывом ветра, от которого плафоны не особо защищали, или от сбоя в системе газоснабжения. В комнате потемнело, но факелы быстро восстановились. Вместе с их огнями задрожала и Рэрити. Она не имела понятия почему, но ей очень не нравилась мысль, что этот пони на неё смотрит. Он всё ещё стоял там, на дороге, и смотрел на неё…

«Нет, на дом, не на меня», — говорила она себе.

Пони повернулся и начал идти в сторону ратуши; его подбородок слегка приподнят, словно взгляд незнакомца был сфокусирован на верхних окнах.

Рэрити отпрянула к стене, стремясь остаться незамеченной, но всё же желая посмотреть, что будет делать этот пони. Было в его походке что-то тревожащее, но единорожка не могла понять, что именно. Складывалось впечатление, что он хромал на все четыре копыта, как будто был изъян в его мускулатуре или телосложении, и походка его выдавала с потрохами. Пони то и дело слегка запинался или останавливался и жутко трясся, прежде чем снова продолжить путь. И когда он приблизился достаточно, Рэрити поняла, почему: было уже начало зимней ночи и температура упала гораздо ниже нуля, а на бедняжке не было никакой одежды. Единорожка выдохнула, приложив копыто ко рту, в сердце зародилась жалость.

«О чём ты только думаешь, а? Богиня милосердная, у меня есть несколько тёплых вещей в коробках внизу, я должна…»

Пони остановился в тени последнего дома на краю города. Взгляд его сместился вниз, а голова медленно крутилась из стороны в сторону, словно пони озадаченно изучал ратушу. Он был уже достаточно близко, и Рэрити разглядела, что это был земнопони розового цвета, хотя с учётом освещения трудно было сказать наверняка.

«Пинки Пай? — подумала единорожка, сконфуженно изогнув бровь. — Что она тут делает? Может, Мини что просила передать?»

Словно ощутив немой вопрос, пони снова поднял взгляд и на этот раз, Рэрити была абсолютно уверена, посмотрел прямо на неё. Единорожка встала перед окном и словно попала под холодный сквозняк, гуляющий по комнате. Она помахала копытом и постаралась улыбнуться, но всё это ощущалось наигранным. Что же во взгляде этого пони такое было, отчего дыхание сбивалось в горле?

Пони не помахал в ответ. Он просто продолжил стоять и смотреть, отчего Рэрити начинало становиться не по себе. Лица она разглядеть не могла, но чувствовала себя почти как в тот раз, когда она ещё была кобылкой и мама поймала её за декорированием новых занавесок. Тогда беглого взгляда хватило, чтобы понять: на неё был направлен неописуемый гнев. В этот раз было даже хуже. На его пути не стояла материнская любовь или чувство привязанности, это была необузданная беспричинная ярость.

Рэрити быстро попятилась назад. Её дыхание участилось, ноги слегка задрожали, и ей пришлось твёрдо заставить себя успокоиться, выверяя каждый вдох и выдох с усиливающейся осторожностью. Покачав головой, единорожка скривилась от всей глупости произошедшего. Пинки не могла её заметить, вот и всё… Просто не увидела, как ей помахали. Рэрити нужно было пойти вниз и узнать, что привело земную пони, может, предложить ей чая, а потом отправить домой.

«Охо-хо, — подумала единорожка, вспоминая неуёмную энергию помощницы Мини, и вышла в тускло освещённый коридор. — Наверно, лучше сказать, что я уже слишком устала, чтобы искать чайные принадлежности».

Она пошла вниз, проходя мимо светильников, чьи огоньки качались туда-сюда, словно неугомонные хвосты.

Однако стоило ей ступить в главный зал, как единорожка обомлела. Входная дверь была нараспашку, и за ней виднелась тёмная улица. Рэрити просто смотрела на неё, ощущая порывы холодного ветра, врывавшегося в дом и грозящего задуть факелы. Огни начали сотрясаться, словно агонизируя от холода.

Единорожка сморгнула и осмотрелась по сторонам. В зале никого не было, и она направилась к двери, резко переводя гневный взгляд из стороны в сторону. Рэрити ожидала увидеть Пинки Пай, чья светлая улыбка разогнала бы неуютные тени, стоящую где-нибудь рядом и готовую сорваться навстречу единорожке. И в тот момент Рэрити была бы совсем не против такого исхода.

Но, будь то Пинки или ещё кто, пони уже ушёл, оставив улицу совершенно пустой.

Рэрити посмотрела вдоль всех троп, просто чтобы удостовериться. Правда, снизу ей уже не была видна целиком дорога до рыночной площади, но в поле зрения единорожки абсолютно точно не было видно никаких пони, чьи дела заставили бы их ночью покинуть дом. Изо рта у кобылки вырывались клубы пара, да и сама она уже дрожала от холода. В голову закралась неприятная мысль, что та пони могла заметить открытую дверь и зайти внутрь, пока Рэрити спускалась вниз. Она могла быть сейчас прямо у неё за спиной. Судорожно вздохнув, единорожка вернулась назад и повернулась, закрывая за собой дверь.

В комнате никого не было. Пламя светильников успокоилось. Рэрити подёргала старую дверь, чтобы удостовериться, что язычок замка встал на место, и закрыла его, решительно кивнув головой. А затем вздохнула.

«Пошла она, эта распаковка, — подумала кобылка. — Подождёт до утра».

Веки единорожки уже налились свинцом, и было очевидно, что она уже не сможет заниматься сегодня каким бы то ни было тяжёлым трудом. Но прежде чем выключить все лампы и погрузить дом во мрак, Рэрити обошла каждую комнату и даже спустилась в подвал, чтобы удостовериться, что в доме больше никого не было.