Авторучка

Кичивапити

Я понятия не имею, кто такая София, но однозначно уруру

И да, это отсылка к замечательному фанфику Tyolnotar "Служанка".

Я зевнул. Дотянулся до ржавого будильника и от души стукнул звонилку по кнопке. Запрокинул руки за голову, сладко потягиваясь.

Свернувшаяся под боком в уютный сонный комочек Альятара что-то пробормотала и натянула на голову простынь.

 – Спи-спи, – я провел рукой по ее шерстке, наслаждаясь ее шелковистостью. Пони что-то пробормотала сквозь сон.

Сделав несколько приседаний и махов руками, я оделся, спустился в душевую и по-быстрому умылся и почистил зубы.

Со вздохом посмотрел на часы. Вообще-то мы планировали с раннего утра отправиться к возницам и узнать, когда точно они собираются выехать в Брайдлвуд и не поторопились ли мы с покупкой обратного билета…

А, да ладно!

Наверх я подниматься не стал, пройдя в бар прямо из ванной. По дороге пригладив волосы мокрой рукой.

Бар пустовал, однако Меджи уже был за стойкой. Он о чем-то беседовал со стоящей перед ним светло-зеленой земной пони.

 – Дейзи, я все прекрасно понимаю, – проговорил он ровным голосом. – Я сам хожу по этим же дорогам! Но если мы не решим вопрос с пристанью, на следующий год ни на какой ремонт денег не будет хватать, и через год – тоже. Я знаю, что вы чинили тротуар за свой счет, и я даже готов возместить вам с друзьями затраты – но дождитесь следующего года. Вы, конечно, можете созвать городское собрание – но я вас уверяю, оно проголосует так же.

 – Но на будущий год мы вправе рассчитывать на ремонт? Вы это обещаете, Меджи?

 – Обещаю. Если доходы в городскую казну не упадут, и Кантерлот не обрежет нам финансирование.

 – Ну и на том спасибо, – кобыла со вздохом направилась к выходу. Меня, стоявшего в дверном проеме, она, похоже, не заметила.

Я вошел в барный зал, помахал мэру рукой. Тот выбрался из-за стойки.

 – С добрым утром. Что-нибудь хотите?

 – Ага. Что у вас тут насчет завтрака?

 – Кукурузная каша, яичница и гренки.

 – Супер. Сколько с меня?

 – Два с половиной. Что-нибудь выпьете?

 – Кружечку пива, если холодное.

 – Тогда четыре с половиной. Бочонок с ледника, – сообщил Меджи. Вернулся за стойку, что-то вполголоса сказал выглянувшей из задней двери кобылке. Я опустился на табурет за столиком неподалеку.

 – Беспонно у вас тут, – заметил я, окинув пустой бар взглядом.

 – Так это вы приехали за неделю до начала сезона, – пояснил Меджи. – Земля только-только просохла, с перевалов снег еще не сошел, даже лагерь в Зефир Хайтс и тот пустует. Вот сейчас потеплеет, подтянутся лесорубы с золотоискателями, и у меня будет полно народу.

Он принял у кобылки поднос с шипящей сковородкой, тарелкой и кружкой. Я с подозрением принюхался к странному, вроде бы пивному, и в то же время – смолистому аромату…

 – Что это? Пиво?

 – Старинный семейный рецепт, – похвастался Меджи. – Попробуете?

 – Слушайте, я не все могу употреблять из эквестрийской кухни. Что туда добавлено?

 – Молодые еловые побеги и ягоды можжевельника.

Я задумчиво посмотрел на темный напиток. Ну, вроде бы, ничего несъедобного…

А на вкус неплохо. Одновременно знакомый хмельный оттенок – и терпкий хвойный привкус. Странно… но очень вкусно.

Я в три глотка расправился с яичницей с кашей и принялся уплетать гренки с сыром, запивая их глотками ледяного пива. Осушив кружку, положил на прилавок золотые.

 – Меджи, еще вопрос. Эта стена вокруг города – для чего она? От туземцев?

 – От туземцев? – переспросил Меджи. – Да нет, с ними проблем не бывает, у нас же тут не Эпплуза какая-нибудь. Нет, это от зверей.

 – От зверей?

 – Ну да. У нас тут все-таки самая граница Эквестрии, зверье к пони еще толком не приучено. По весне и шатуны в лесу попадаются, и волки, даже, бывает, львы с саблезубами с гор сходят. Вот и поставили частокол, чтобы они в город не забредали.

Я лишь покачал головой.

 – А до этих ваших вырубок безопасно идти?

 – Днем? Да конечно. Вот ночью по лесу лучше не шастать, мало ли. А пока солнце в небе, никто из зверья из чащи не показывается.

Я взглянул на часы.

 – А долго туда добираться?

 – Часа три-четыре, если быстрым ходом. Мимо не пройдете – тут и тропа-то одна. От западных ворот садами прямо на юго-запад, и так ее и держитесь, она широкая. Главное, мистер, с волока не сходите, а то в лесу и заблудиться можно.

Я лишь кивнул.

 – Спасибо за завтрак, Меджи.

Когда я вернулся в комнату, Альятара еще спала. На секунду мне захотелось раздеться и нырнуть к ней под одеяло, но я поборол искушение. Вырвал из записной книжки листок и демонстрационным стиломехом набросал несколько строк.

 – До вечера? – Роки посмотрел на брата. – Инк, миссис Паззл не собиралась сегодня на станцию?

Инклайн мотнул головой.

 – Она сказала, что не будет закупаться, пока не распродаст запас кроссвордов с прошлой недели. А у нее там стопка еще в фут толщиной. Вряд ли.

Палевый земнопони обернулся ко мне.

 – Давайте так. Если никто, кроме вас, не объявится, ждем бесплатно. Если еще кто из пассажиров подойдет – с вас еще пятерка за простой. По копытам?

 – Договорились.

Я шагнул к крыльцу, ведущему с веранды возчиков, когда на улицу упала тень.

Сперва я решил, что солнце заслонило облако. Вскинул голову – и удивленно присвистнул.

Темно-зеленая громада медленно проплывала над городом.

Вообще, не над самим городом. Дирижабль заходил на посадку с северо-восточной стороны, к той самой мачте, что мы заметили еще на подъезде к городу. Он был раскрашен не так ярко, как те воздушные суда, что я видел над Мэйнхэттеном, обводы дощатой гондолы были более угловатыми. Четыре крыла-плавника ритмично загребали воздух. На моих глазах от носовой части корабля отделился трос, качнулся, скрывшись за крышами домов. Натянулся, повисая в воздухе тонкой черной ниточкой. Дирижабль неторопливо заскользил к верхушке мачты, снижаясь. Теперь над крышами виднелась только верхняя часть оболочки, медленно проворачивающаяся вокруг мачты, словно огромный флюгер.

 – Надо же, – Инклайн остановился рядом со мной. – Толл-тейлские в этом году рановато. За прошлогодними, что ли?

 – Говорят, большая стройка, – флегматично заметил Роки. – Вот и раскошелились.

 – Агась, – Инклайн отвернулся, не проявляя к дирижаблю дальнейшего интереса. Я поспешил учтиво приподнять шляпу и направиться обратно к центральной площади.

Мимо стоявшего рядом с домом братьев дилижанса, мимо магазинчика со знаком в виде рожка мороженого, мимо огромного дерева Меджи. Мимо кузницы, во дворе которой ритмично стучал молотком по колесу какой-то железной конструкции земнопони в жилетке. Мимо домов, обнесенных небольшими штакетниками, по подсохшим со вчерашнего дня обочинам. Встречные пони провожали меня взглядами, но ни слать на три буквы, ни даже злобно зыркать в спину никто не пытался.

Ворота – не те, через которые мы вчера заехали, почти на противоположной от них стороне Брайдлвуда – были закрыты на здоровенный дубовый засов, впрочем, рядом с ними нашлась небольшая калитка, сейчас распахнутая.

Я окинул взглядом раскинувшиеся вокруг шеренги яблонь, покрытых набухающими почками. Блеск речного русла между лесистыми холмами. Вдохнул свежий воздух, ощущая, как обдувает лицо теплый апрельский ветерок. И, весело помахивая чемоданом, зашагал вдоль тянущейся от городских ворот разбитой дороги.

Похоже, Меджи бессовестно меня обманул.

Ну или понячьи три часа быстрым шагом – это совсем не то, что человеческие.

Или просто мэр не учел состояния дороги.

Если в городе лужи более-менее подсохли – то лесная дорога представляла собой две длинные полосы грязи. Видимо, считающиеся колеями.

Плюс попадающиеся под ноги бесчисленные корни.

Нет, пока я шел садами, что раскинулись по обе стороны от проселка – было более-менее терпимо. Можно было свернуть на обочину и идти прямо по пожухлой траве, не обращая внимания на колючки, цеплявшиеся за штанины.

А вот когда яблочные (и еще какие-то, но я, как невеликий спец в приусадебном хозяйстве, не брался определить многочисленные деревца и кустарники, в более-менее шахматном порядке рассаженные вокруг Брайдлвуда) сады закончились, и начался редкий лес из молодых сосен и ольх, с торчавшими тут и там здоровыми пнями – стало сложнее.

Вокруг дороги сомкнулся кустарник – жесткий, колючий, с темными почками. Идти по обочине стало гораздо сложнее – по причине отсутствия обочины. Приходилось перепрыгивать с кочки на кочку и очень внимательно следить, куда ступаешь – чтобы с чавканьем не уйти в грязь по щиколотку!

В веселое птичье чириканье и звон далекого ручья вплетались мои незлобивые трехэтажные маты, когда я пытался не утонуть сам и не утопить в грязи стиломехи. Заодно я успел тысячу раз возблагодарить Альятару – ее подарок здесь пришелся как нельзя кстати. Если бы не высокие голенища сапог – сейчас в обуви у меня чавкала бы половина Змеиной реки!

В борьбе с дорогой прошло… ох, не знаю сколько, мне было недосуг лезть за часами. Я успел тысячу раз проклясть все на свете, и больше всего – свою дурацкую идею топать в лес разыскивать Тимбера. Что мешало нанять кого-нибудь из горожан и попросить за небольшую мзду передать лесорубу записку? Нет, захотелось, как идиоту, самому прогуляться по весеннему лесу… С чего я, в конце концов, решил, что Тимбер сможет расплатиться со мной посреди леса? Навряд ли он держит кошель с золотом или чековую книжку при себе, а не где-нибудь в Брайлдвуде!

Какая жалость, что все эти умные мысли не пришли в мою голову хотя бы с утра.

А теперь поворачивать обратно несолоно хлебавши… Ну, мне не хотелось выглядеть идиотом. И признать, что я зря потратил несколько часов на прыганье по грязи.

Дорога, естественно, не шла напрямик. Она петляла, обходя многочисленные пригорки, бугры и холмы, и я бы много раз потерял ориентировку – но благо в этом Меджи не ошибся. Никаких поворотов и перекрестков на ней не встречалось, и заблудиться здесь было сложно.

И лишь миновав очередной поворот, я увидел, как передо мной встает зеленая хвойная стена.

Я даже приостановился. Переход был резким – словно невидимая рука прочертила границу между редколесьем и дебрями. Высокие, словно мачты, пихты (а может, елки или еще какие сосны, я не брался отличить) вонзались в покрытое редкими облачками небо. Дорога уходила в пихтовую чащу, будто под воду – в зеленоватый сумрак.

 – Прямо «Властелин Колец», – пробормотал я себе под нос. Того и гляди, из-за поворота выглянет древесный великан, как там они назывались в фильме. И спросит, что я делаю в его лесу.

Вспомнив по ассоциации спектакль и Филиппа, я улыбнулся – а потом улыбка как-то резко сошла с моего лица.

Потому что я вспомнил, что я в Эквестрии, и шутки про драконов, единорогов и кто знает, что там насчет оживших деревьев – в ней совсем не шутки.

 – Ну хватит! – решительно сказал я себе. – Если бы в лесу водилось что опасное – мэр бы меня предупредил!

Хотя, вообще-то, он предупреждал… Положим, не о волшебных опасностях – но фраза про «львов с саблезубами» как-то не звучит сильно лучше!

 – Так, харэ писать в рюмку! – решительно сказал я себе. В конце концов, как-то же добираются до своих вырубок городские лесорубы.

 – В лесу раздавался вайфай дровосека! – продекламировал я для успокоения, ныряя под сомкнувшиеся хвойные лапы. – Дровосек отгонял топором…

Как ни странно, а идти стало полегче.

Даже колеи на дороге стали не такими глубокими, грязь все еще чавкала под ногами, но не пыталась сдергивать с меня сапоги. Вместо кустов окраины дороги поросли темно-зелеными опахалами папоротников, еще по-зимнему свернутыми, мягко задевавшими меня по лицу, когда я обходил очередную колдобину. Массивные корни протянулись с боков дороги, и я то и дело перепрыгивал с одного на другой.

Деревья – огромные стволы в три обхвата – покрывал мшистый покров, кое-где такой густой, что свисал с нижних ветвей зелеными завесями. Больше всего было пихт и сосен, хотя порой глаз натыкался на разлапистые дубы, да и под ногами попадались маленькие округлые желуди. Ворковала, переходя на пронзительное кудахтанье, какая-то птица, ей вторил звонкий стук – должно быть, в фэнтезийном мире разумных лошадей дятлы от земных ничем не отличались. Пахло прохладой, влажной землей и хвоей.

Пару раз дорогу пересекали уходящие куда-то в глубь леса тропинки. Но дорогой их при всем желании назвать было нельзя, я даже не был уверен, что их вытоптали пони, а не какие-нибудь зверушки. К тому же я твердо помнил совет Меджи, и проблем с выбором направления у меня не возникало. И на том спасибо.

Взвилась по бороздчатому стволу белка, мелькнув меж ветвей рыжим хвостом. Высунула любопытную мордочку между еловых лап и разразилась длинной цокающей трелью.

 – Привет! – помахал я белке рукой. Отчасти просто по приколу. Отчасти – вспомнив наше подручное семейство на Третьей авеню. И совсем не будучи уверенным, что в этом лесу стоит вести себя невежливо даже со встречной белкой!

Хотя я и слышал, что умение понимать речь и действовать более-менее разумно вырабатывается лишь у зверей, что долго прожили бок о бок с пони… Но решил перестраховаться.

Звон ручья делался все громче. Вскоре за очередным поворотом показался и его источник – глубокий овраг, перерезавший дорогу, на дне которого бежал поток. На мое счастье, через него был перекинут и мост – причем впечатляющий, из десятка здоровенных бревен, врытых в стенки оврага и сколоченных сверху досками. Такой бы, наверно, и вес дилижанса с пассажирами выдержал, не заскрипев. Когда я вступил на помост, тот даже не вздрогнул.

Дорога шла вперед, тянулось время. Я встревоженно попытался разглядеть солнце за лесными кронами, потом достал из кармана часы. Успею ли я вернуться в город засветло, даже если найду Тимбера вовремя?

Ну… еще, пожалуй, успеваю. С учетом того, сколько времени заняла дорога сюда. Если потороплюсь.

Деревья расступились.

Открыв вид на широкую поляну, на добрый километр вперед заполненную пнями. Некоторые из пней были выкорчеваны, оставив после себя чернеющие в земле ямы. Впереди, у дальней опушки, виднелась избушка, от нее в небо уходила струйка дыма. Слышались звуки пил и рубанков, стучал по доскам молоток. В отдалении синел над горизонтом горный отрог.

Я широкими шагами направился вперед, по уже пробивавшимся к солнцу там и сям молодым побегам травы.

Первым меня заметил серый земнопони, деловито копавший яму неподалеку от избушки. Обернувшись, он выплюнул черенок от лопаты, и поднялся на задние ноги, опираясь передними на край ямы.

 – Эт’ что еще за сено, отлягай меня Фауст? – вопросил он, глядя на меня расширенными глазами.

 – Добрый день, – я приподнял шляпу. Изрядно к тому времени перепачканную сосновой смолой и хвоей.

 – Э. И вам здрасьте, мистер, ктопони бы вы ни были.

 – Я ищу Тимбера Спрюса. Мне сказали, что его можно найти на этих вырубках.

 – Старшего нашего? Щас позову.

Выпрыгнув из ямы, он умчался в сторону избушки. Минут через пять показавшись из нее со Спрюсом собственной персоной.

 – Селестия пресвятая! Мистер Комаров?!

 – Он самый. С вашим заказом, – я слегка приподнял чемоданчик.

Тимбер приблизился. Приняв чемодан, заглянул под крышку. Присвистнул.

 – Я-то думал, вы их отправите по почте, – проговорил земнопони.

 – Мы пытались, но ваше почтовое отделение не принимает наложенные платежи.

Тимбер задумчиво покивал.

 – А ведь верно, им кассу для крупных сумм обещали поставить только в конце года. Как я сразу не подумал…

 – Ну, в любом случае, мы вам их привезли, – пожал я плечами. – Сможем рассчитаться на месте, или подождем до Брайдлвуда?

Тимбер поскреб копытом в затылке.

 – Да чего тянуть, пойдемте в хижину.

Мы направились к избушке, мимо с любопытством взиравших на нас пони. К своему удивлению, среди лесорубов я увидел одного минотавра – тот волок в сторону тяжелый комель, за спину был закинут большой колун.

 – Слушайте, если не секрет, – поинтересовался я, оглядывая вырубку. – А почему вы не валите лес ближе к городу? Я добрых два часа шел по сплошной чаще…

Тимбер скупо улыбнулся.

 – Договор с местными. Нам не разрешено рубить ближе десяти миль к их священному дереву. А поскольку священных деревьев в этих лесах хоть крупом жуй, место для вырубки приходится выбирать довольно тщательно. Да еще и ведомство моей сестренки требует, чтобы мы оставляли между вырубок лесополосы не уже пятисот ярдов. В общем, прежде чем начать валить лес, приходится для начала здорово посидеть над картами.

 – Понятно.

 – Все проще, чем в Эквестрии, – сообщил Тимбер. – Там-то почти весь лес либо заповедный, либо запасный. Ну, кроме Вечнодикого. Поначалу мы в нем и работали, есть там кой-какая древесина, за которую в Кантерлоте платят золотом по весу, но то такое. Никогда не знаешь, кто за чем идет – ты за деревом или оно за тобой.

Я невольно поежился, вспомнив свои мысли перед входом под лесную сень.

 – Хотя и тут, конечно, всякое бывает, – Тимбер кивнул на небольшой холмик с камнем в изголовье рядом с опушкой. – Вон, в прошлом году один из ребят не рассчитал с ветром, да хранят его Сестры. Но так-то здесь поспокойнее, чем в Понивилле. Туземцы ребята безобидные, хоть и не без придури, да и ваших тут не водится, уж извините за прямоту.

 – Ну, как минимум, один есть, – выдавил я кривую ухмылку.

 – Ну да, ага, – Тимбер вступил на порог избушки.

Внутри обнаружились койки в несколько рядов, печка-буржуйка, ящики с инструментами и сколоченные из неоструганных досок шкаф со столом в дальней части сруба. Пройдя между койками, Тимбер водрузил чемодан на стол. Извлек один из стиломехов.

 – Мы внесли кое-какие усовершенствования, – сообщил я. – Вот, восковая пробка и отверстия для впуска воздуха. И колпачки притерты по размеру, чтобы чернила не просочились.

 Тимбер снял колпачок. Провел несколько завитушек по поверхности стола. Попробовал еще с одним стиломехом, с третьим.

 – Неплохо, неплохо, – проговорил он. – Заправка по десять бит за штуку?

 – Да. И напоминаю, после третьей заправки мы уже не гарантируем качество.

 – Спасибо, я помню, – кивнул красный земнопони. Поднялся, шагнул к шкафу. Извлек из гривы ключ.

 – Вот остаток суммы, – произнес он, доставая чековую книжку и чернильницу. Усмехнувшись, я протянул демонстрационный образец.

 – А и впрямь удобно, – Тимбер заполнил и подписал вексель. – Проверьте сумму, если хотите.

 – Приятно с вами работать, – я пробежал одним взглядом по строчкам и убрал чек в карман.

 – Взаимно. У нас тут ценят добросовестных пони… разумных, имею в виду.

 – Спасибо на добром слове.

 – Собираетесь обратно? – поинтересовался Тимбер. – Точно успеете до ночи? Может, заночуете у нас?

Я покачал головой.

 – Постараюсь поторопиться. Альятара осталась в Брайдлвуде, если я не вернусь до вечера, она будет беспокоиться.

 – Ваша напарница, которая единорожка? Она тоже здесь?

 – Да, мы решили, что ехать вместе будет веселей.

 – Понятно. Ну счастливого пути тогда и до встречи.

 – И вам.

Я вскинул голову, пытаясь проследить за солнцем между ветвей пихт.

Время близилось к вечеру, а я еще даже из хвойной чащи не выбрался!

Дискорд меня побери, как тут говорят, я, кажется, во второй раз сглупил, отказавшись от предложения Тимбера…

Ладно, ускоримся и не будем тратить время на разглядывание красот природы.

И вообще, зря я паникую.

Мало ли кто тут водится, это же не значит, что все лесное зверье непременно выйдет на дорогу, стоит принцессе опустить солнце. И вообще, что захочет связываться с незнакомой добычей! Если призадуматься, самая большая опасность, что мне грозит – споткнуться в темноте о корень и ударить лицом в грязь!

В прямом и переносном смысле.

Я перешел на быстрый шаг, перепрыгивая колдобины и сигая с корня на корня. Я давно миновал мост, и скоро рассчитывал выйти к границе редколесья. Вот кажется, показался знакомый разлапистый дуб…

И я едва не подпрыгнул на месте, когда из чащи раздался голос.

Слабый, но отчетливый крик:

 – Помогите! Пожалуйста, помогите!

На секунду я замер. В полной растерянности, пытаясь сообразить, что делать.

 – Помогите! Кто-нибудь, на помощь!!!

Мозг еще перебирал варианты: бежать на голос? Крикнуть в ответ? Бежать на вырубку и позвать лесорубов? А ноги уже приняли команду не пойми откуда, и вокруг шуршали листья папоротников. Лапы пихт хлестали по лицу.

 – Кто-нибудь!!!

Папоротники и хвоя расступились очень внезапно. Открыв пропасть впереди и ревущий поток на дне. На полном ходу я попытался остановиться, нога поехала на пласте глины, и я, матерясь во весь голос, полетел вниз с обрыва.

Плюх!!!

К счастью для меня, пропасть была от силы двухметровой глубины.

А вот вода в ручье была, похоже, чуть теплее горного льда. Скорее всего, где-то в горах крохотная речушка и брала свое начало.

 – Да …б твою мать!!!

Ледяной холод обжег все тело – сразу и мгновенно. Я вскочил, вытряхивая воду из ушей. Вцепился в свисающий над обрывом корень, подтянулся, вскарабкался на склон оврага, матерясь по-русски и по-эквестрийски вперемешку.

 – Э-ге-гей! Кто здесь?!

 – Помогите! – тонко отозвалось после короткой паузы. – Сюда! Пожалуйста! На помощь!

Я ломанулся вперед. Отбросил с дороги сосновую ветку, проломился через густую поросль можжевельника, перепрыгнул через корягу – и, пыхтя, как паровоз, выломился на крохотную полянку со здоровенным упавшим поперек нее дубом.

Под сучья которого, рыча и клацая зубами, пытались подрыться пятеро серых здоровенных собак.

При моем появлении мигом обернувшихся и оскаливших пасти.

 – Помогите! – снова раздался тонкий сорванный голос из-под ветвей.

Я подхватил с земли сук побольше и запустил в ближайшую псину. Сук ударил собаку в плечо, и свора с жалобным воем прыснула в стороны. Я бросился к дубу, уже не обращая внимания на собак.

 – Кто здесь?!

 – Эй?! – прозвучал из-под дерева голосок. – Они ушли? П-пожалуйста, помогите… кажется, я застряла…

 – Сейчас, сейчас, – я закрутил головой, ища, чем бы поддеть тяжелый ствол…

За спиной раздался рык.

Я обернулся.

А собаки-то, оказывается, не спешили удирать. Отскочив к кустам, из которых я выбрался, они теперь медленно крались вперед, оскалившись и вскинув прямые кудлатые хвосты. Два крайних пса скользнули вперед, явно пытаясь зайти сбоку.

 – Эй! – рявкнул я, подхватив сук. – А ну пошли нахрен!

Псы отпрянули. Самый крупный, видимо, вожак, наоборот, с глухим рыком подался в мою сторону. Я посмотрел на хвосты поленом, на узкие хищные морды… и до меня дошло.

 – Бл…, – проговорил я пересохшими губами, отступая к дубу. – Ой, бл….

Один из волков метнулся вперед. Я с грозным воплем замахнулся дубинкой. Волк отпрыгнул, и в ту же секунду прыгнул другой. Раздался треск. Я попытался достать того дубинкой, но волк увернулся, выплюнув на землю кусок моей куртки.

 – Пошли нахрен, я сказал! – вжавшись в ствол дерева, заорал я. Описал в воздухе полукруг дубиной. Волки попятились, но на считанные сантиметры. Вдоль позвоночника прошел ледяной холод, когда я осознал – если сейчас вся стая прыгнет, дай бог мне хоть одному успеть съездить по кумполу…

И в этот момент ситуация вновь поменялась, причем радикально.

 – Кичивапити!

Кусты разошлись с оглушительным треском. Из них выметнулось длинное бурое тело.

Одним слитным движением олень дернул головой. Я даже не успел рассмотреть рывок вожака. Свист, глухой удар – и подшибленный в прыжке волк клацает челюстями в воздухе и улетает в кусты с жалобным воем.

В следующую секунду на оленя бросились еще четверо.

Хрясь! Заходящему сзади волку влетает в грудь копытом.

Бдыщ! Челюсти сжимаются на волчьем загривке и резкий рывок головы отправляет волка вожаку в компанию.

Прыжок! Волк, сцепив зубы, виснет на плече у оленя. Тот свивается юлой, пытаясь достать врага то копытом, то рогами. Еще две серых твари, одна – выбравшийся из кустов вожак, кидаются в атаку, пытаясь вцепиться куда попало…

Я с оглушительным воплем бросился вперед и со всей дури влепил дубиной.

Куда-то по клубку из рычания и шерсти!

Судя по истошному скулежу – влепил по волку.

Секунда – и олень пригнулся, прыгнувший вожак перелетел через его хребет и покатился по траве. Тут же вскочил – но олень за эту секунду успел раскрутить свое оружие и влепить по носу еще одному волку. Тот полетел кувырком, олень крутнулся – и встретил атаку вожака двумя копытами сразу. Тот с сочным треском впечатался в корни дуба, завизжал и пустился наутек, куда-то в сторону оврага.

Судя по всему, этого стае хватило за глаза и за уши. Отчаянный визг огласил лес, и серые тени, прихрамывая, ринулись кто куда. Отчаянно втягивая воздух, я сполз на тот самый комель, куда за десять секунд до этого впечатался вожак.

 Олень коротко дернул головой. Словно по волшебству, каменная гирька на ремне взвилась в воздух и намоталась на его рога. По плечу оленя сочилась кровь, но он, похоже, не обращал на рану внимания.

 – Я, Пестрый Куст, говорю тебе спасибо, чужак, – произнес он, неожиданно на хорошем эквестрийском. – Ты помог мне и спас жизнь моих младших братьев. Кто ты и что делаешь в этих лесах?

 – Братьев? – переспросил я, все еще пытаясь отдышаться. Скосил глаза туда, откуда раздавался тонкий голос.

 – Да, – олень кивнул. – Братья молоды и глупы. Братья не знают, что нельзя причинять вред оленям и пони. Если бы братья убили пони – шериф пони пожаловался вождю, вождь бы приказал мне, я бы одел боевые накладки и отправился убивать младших братьев. Я рад, что мне не нужно делать этого.

 Кто ты? Ты друг или враг роду Ивы? Или пони?

Я втянул воздух, задержал в легких, досчитал до четырех и с силой выдохнул. Только теперь я вспомнил, что стою в мокрой до нитки одежде, вокруг совсем не лето, и почувствовал озноб.

 – Я… я не враг пони, – наконец сумел я выговорить. – Я друг пони. Я живу далеко отсюда в большом городе пони на востоке. Я здесь по торговым делам. Возвращался с вырубки, и вот услышал… – мне не хватило дыхалки договорить, и я лишь указал на дерево взглядом.

 – Эй? – робко прозвучало оттуда. – Они ушли? Вы не поможете мне вылезти?

Олень скользнул вперед, упершись рогами в крону. После секундной заминки я поторопился присоединиться. Мы налегли, дерево затрещало и чуть приподнялось. Под ним завозились, и наконец на свет Селестии выбралась кобылка, изгвазданная в жидкой грязи до такой степени, что невозможно было определить изначальный цвет шерстки.

Тем более, как раз в этот момент рекомый свет Селестии угас, и лес окутала ночная тьма. Секунду спустя сменившаяся призрачным лунным свечением.

Олень смерил взглядом сперва меня, потом жеребенка.

 – До города пони далеко, – бросил он. Наклонился, поддел кобылку рогами и одним рывком – та лишь пискнула – перекинул себе на загривок. – Держись за мои рога, маленькая пони! А ты следуй за мной, друг пони! – он скрылся в кустах одним прыжком.

Этот маршбросок мне запомнится надолго! Деревья хлестали по щекам, корни подворачивались под ноги. В груди не хватало дыхания. Я с трудом успевал следить за мелькающим впереди светлым пятном оленьего крупа.

Кажется, олень понял, что я не могу мчаться по лесу с ним наравне, и придерживал свой бег. Но это не сильно помогало. Камни, косогоры, коряги – тропинка, по которой я бежал (ковылял бегом, так точнее!), похоже, в какой-то момент сменялась сплошными зарослями. Я ломился сквозь кусты, чертыхался, пытался не потерять светлое пятно впереди, и с каждой секундой в голове зрел вопрос – а какого черта и куда я, собственно, бегу?

А, ну теперь поздняк метаться. Даже если я отстану и попробую выбраться на дорогу – хрена с два! Я бы и днем-то не нашел путь через эту чащу, что уж говорить про ночную темень? Да еще после веселой встречи с волчьей стаей – и хрен знает, сколько хищников еще бродит по ночному лесу!

Когда я отчетливо понял, что все, еще минута бега – и я свалюсь прямо на тропинке, судорожно пытаясь вдохнуть горящими легкими – вдалеке раздался плеск воды. Мчащийся впереди, словно тень, олень издал оглушительный трубный вопль. Из темноты ответили таким же. Секунда, другая – и вдруг темнота раздалась, что-то подхватило под руку, я попытался вдохнуть, потом еще раз и еще – и осознал, что впереди горят за чем-то темным огни костров, я полубреду, полувишу, опираясь на рога оленя, а еще дальше, за светом от огня, что-то переливается в ночи странным, призрачно-синим свечением…

Скрип. Забор. Вокруг блеск глаз, множество рогов, словно целый лес. Я затряс головой, пытаясь сориентироваться, услышал странную, гортанную речь, а затем – по лицу скользнула мягкая материя, в глаза ударил яркий после ночной тьмы свет пламени, и я вдруг понял, что сижу на чем-то мягком, а перед лицом в утоптанной земле тлеет очаг с железным котелком над ним. Над головой были уже не звезды, а стропила из неошкуренных бревен. Пахло дымом, сеном и мокрой шерстью.

Снова незнакомая речь. Свет очага заслонили новые рогатые силуэты. Застучали копыта. Затем олени дружно, как по команде, раздались в стороны.

Перед лицом замаячила безрогая морда со светло-серой, почти белой шерстью. Голову охватывал тонкий костяной ободок с резными узорами. С него свисали, почти касаясь пола и постукивая, бесчисленные нити с нанизанными на них птичьими черепами, просверленными ракушками, преломляющими свет углей кристаллами. Черные глаза внимательно осмотрели меня с ног до головы.

 Лань подхватила котелок копытом. Скрылась в темноте. Раздался шорох, плеск воды. Затем лань появилась снова, с исходящей паром деревянной чашкой.

 – Пей, маленькая пони! – велела она.

Кобылка, притулившаяся рядом со мной, сделала осторожный глоток. Скривилась.

 – Фу! Оно жжется!

 – Оно жжется верно, маленькая пони. Здесь порошок из огненного корня и горькой коры. Они изгонят из твоей груди духов холода. Пей и ты, друг пони! – мне в руки сунули еще одну чашку, выдолбленную из какого-то светлого дерева.

Я глотнул прежде чем успел подумать – даже если оленья медицина поможет пони, на меня-то оно как подействует? А, ладно… будем надеяться на лучшее…

Перечная горечь обожгла язык и горло. Я с трудом сглотнул, заставляя жидкую жгучую болтушку прокатиться по пищеводу.

Лань обернулась в темноту. Что-то отрывисто произнесла. Я придвинулся к очагу, чувствуя, как стучат зубы, и как мокрая и, кажется, ледяная одежда прилипает к телу. Проклятье, вдруг подумалось мне, чек от Тимбера наверняка превратился в кусок размокшей бумаги…

Что-то выдернуло меня из полусонного забытья. На плечо легло тяжелое копыто. Я оглянулся.

Снова лань, в этом диковинном головном уборе.

 – Следуйте за мной, пони и друг пони! – бросила она. Скрылась за занавешенным большой ситцевой занавесью проемом.

Шатаясь, я поднялся на ноги. Откинул ситец и сделал шаг в темноту. Кобылка притулилась к моей ноге, словно собачонка. По обе стороны пристроилось, словно невзначай, два оленя величиной не меньше того, что расшвырял волков на лесной поляне. В затуманенном сознании мелькнуло, не в плену ли мы очутились… А, какая разница, сейчас бы согреться…

Я так и не рассмотрел в лунном свете, где мы находимся. Да и времени не было – секунда, и впереди вырос укрытый, кажется, еловыми ветвями большой круглый шатер. Еще два оленя скрылись внутри с какой-то тяжелой ношей на носилках между ними. Вышли обратно, что-то сказали лани.

Та обернулась к нам.

 – Сними свои одежды, друг пони!

Стуча зубами, я разделся до трусов. Лань движением головы указала на вход, закрытый тяжелым шерстяным одеялом.

Внутри царила кромешная тьма. Откуда-то шел жар, словно из открытой печки. Босые ступни закололо что-то мягкое, похоже, я стоял на большой куче еловых веток. За спиной зацокали копытца жеребенки. Мелькнул в крохотной щелке между дверью и одеялом лунный свет, заслоненный оленьим корпусом.

 – Ложитесь, – велел голос лани.

Еловый лапник защекотал спину. Я откинулся назад, чувствуя мягкость ветвей. Раздался шорох, и что-то резко зашипело – словно на раскаленный камень плеснули водой… Кожи коснулось облако пара, и я понял, что так оно и было.

Шатер окутал резкий, но приятный запах. Пахло хвоей, горькой полынью, еще чем-то сладковатым и дымным, даже вроде бы табачным дымом… Новое движение во тьме, снова шипит вода, и новая волна пара с терпким запахом проходит по шатру…

Лань издала звонкий крик без слов. Точней, если слова и были, я не мог их разобрать. Зашуршали по лапнику копыта, словно олениха кружилась по нему в каком-то странном танце. Я без сил распростерся на хвое, ощущая, как горячий пар окутывает тело, как отступает холод, и наслаждаясь теплом, как не наслаждался вчера даже ласками Альятары!

Лань пела – так же, без слов, звонко и гортанно. Лань металась по шатру, кружась и чудом ни разу не наступив на меня или кобылку. Шипела вода, волны пара проходили по коже. Запах трав заполнял грудь. Голова кружилась.

Крохотная полоска лунного света мерцала и пропадала, то и дело заслоняемая рывками лани. Свет разгорался и гас, мерцал, пульсировал, отбрасывал резкие, призрачные тени на разорванные стволы деревьев. На лопнувшие камни. На руины домов.

На мчащуюся на нас черную волну тварей.

Серые клочья грив, белые бельма глаз, черная кровь на ранах… Твари рвутся вперед, земля дрожит под копытами. Короткая команда, клонится вниз стальной частокол. В просвет между плечами первого ряда я вижу блеск зубов в раззявленной пасти – и подаюсь вперед, готовясь принять на острие удар, вышибший воздух из легких!

Я захрипел. Рванулся. Вцепился в ногу, что всем весом двух центнеров вжимала меня в устеленный лапником пол. Перед лицом лязгнули в темноте зубы.

 – ТЫ! Прислужник Кичимайинганана!!!

 – Мисс олень! Подождите! Стойте!!!

 – Аагхх… – выдавил я. Перед глазами кружилась тьма. Жара и удушье гасили остатки разума. В ушах бухал тяжелый молот. Во тьме мелькали красные искры…

Я вскинулся на постели.

Черт! Мы с Альятарой собирались искать Тимбера. И умудрились проспать. Да еще мне приснился какой-то суматошный сон, где я отдал ему стиломехи, а потом были какие-то волки, олени, какая-то сауна в шатре…

Черт!

Где я?!

Над головой смыкались изогнутые стволы деревьев, на которых покоились пласты коры. В призрачном синем свете я различал свисавшие с полукруглого потолка бесчисленные связки трав, пучки ветвей, сухие листья.

Я лежал (то есть, уже сидел) в одних трусах на большой куче одеял, занимавших половину круглого помещения. По центру палатки, шатра или где мы находились, виднелся выложенный плоскими камнями очаг. Ближе к стенам находились несколько туесов из березовой коры, а также куча глиняных горшков, выдолбленных из дерева чашек, разноцветных морских раковин и еще множество каких-то мелочей. Свет исходил от светлячковой лампы, особо не отличавшейся по виду от тех, что я видел в Мэйнхэттене.

Ощутив, как вдох отозвался в ребрах болью, я сказал глаза вниз. На груди очень четко пропечатались два синяка в форме копыт.

Рядом со мной завозились. Из-под одеял выбралась, зевая, мелкая кобылка, в свете светлячков оказавшаяся бледно-зеленой с густо-изумрудной гривой.

Посмотрела на меня.

 – Э-э-э. Доброго утра, мистер.

 – И тебе тоже. Ты кто?

Кобылка хлопнула глазами.

 – Я – Брайдлжит Лиф. Но все зовут меня Брай. А вы кто?

Я тряхнул головой.

 – Я – Евгений. Где мы?

 – В оленьей деревне? – Брай пожала плечами. – Ну, куда вчера принес меня тот олень, что разогнал волков.

Я еще раз потряс головой, надеясь хоть так собраться с мыслями. Не помогло.

 – Так… Брай. Ты можешь рассказать, что произошло вчера? У меня, кажется, все немного спуталось в мыслях.

 – Ну… – земнопони задумалась. – Я из Толл-Тейла. Я приехала сюда, потому что хотела повидаться с папой. Он должен был приехать домой еще в октябре, но он пропустил и День Согревающего Очага, и мой день рождения! Я добралась до Брайдлвуда, и двинулась по дороге к вырубкам. Я думала, что дойду раньше, но уже стало смеркаться, я услышала вой, а потом на дороге появились эти чудища. Я испугалась и кинулась в лес. Думала, что они отстанут, если переберусь через ручей, но они его просто перепрыгнули. Я забилась под дерево, и стала звать на помощь…

 – С этого момента я помню.

 – Ну вот. Мистер олень привел нас куда-то в оленью деревню, там мисс олениха напоила меня какой-то горькой гадостью и вместе с вами потащила греться в парную. А потом…

Я поморщился.

 – Вот «потом» меня и интересует.

 – Ну… она вдруг ударила вас и начала на вас кричать. Там было почти ничего не разобрать в пару, но мне показалось, что вы упали в обморок. Я попыталась оттащить ее от вас…

 – И что?

 – Она прекратила вас душить и остановилась. Спросила, кто я такая и откуда я вас знаю. Я рассказала ей про волков, и она велела вытащить вас из парной и оттащить в этот шатер. Потом я, кажется, прилегла рядом отдохнуть, и заснула. Вот.

Я почесал затылок. Яснее вроде не стало.

 – С чего она на меня набросилась?

 – Она мне не сказала. Я только слышала, как она на вас кричала. Она называла вас прислужником Кичи... Кичиманиган…

 – Кичимайинганана, – прозвучало от входа.

Лань стояла в дверях, откинув занавеску. Я отшатнулся, но она, похоже, не собиралась нападать. Прошла к очагу и легла, вытянувшись рядом с погасшими углями.

 – Кичимайинганана? – наконец, только и догадался спросить я.

Лань кивнула.

 – Я… я понятия не имею, кто это такой, – заплетающимся языком выговорил я.

Лань вскинула голову.

 – Он – повелитель полночного ветра, зимних морозов и летних засух. Он – вождь тех из вернувшихся-из-вьюги, кто умер от голода. Он заставляет важенок поедать свое потомство, а молодых оленей – вырывать по весне друг другу рога из черепа. Он – Кичимайинганан! Ты говоришь, что ничего о нем не слышал?

Я лишь затряс головой. Рядом издала недоуменный писк пони.

Лань обвела нас взглядом.

 – Это было много сотен зим назад, – заговорила она. – В те годы вся земля, что вы, пони, зовете Эквестрией – от соленых болот до великих лесов, от гор яков до степей бизонов – принадлежала нам, оленям. Олени тогда правили миром, уррр, – она издала негромкое горловое ворчание. – И величайшим из оленей был Кичивапити, Отец Оленей.

Вы, пони, зовете его Великим Сеятелем, – голос лани приобрел звенящую напевность. – Он топнул ногой, и след от его копыта стал морями. Он взрыхлил землю, и выброшенная им земля стала горами. Он сбросил рога, и из них произросли все деревья мира. Он сбросил шерсть, и из нее произошли все звери мира. Он – Кичивапити, Отец Оленей!

Пони в те времена жили далеко на севере, за великими морозными горами и великим холодным морем. Как и теперь, они делились на крылатых пони, рогатых пони и земных пони. Но в те годы между пони не было мира. Они то и дело бились между собой за добычу, славу и кобыл.

И вот однажды войско всех трех племен пони собралось в одном месте и устроило битву, такую грозную и такую великую, какой до этого не видел свет. Грохот ударов и боевые кличи дошли до самых зимних туч, где устроил логово для спячки Кичимайинганан, и разбудили его.

Кичимайинганан зарычал, выпрыгнул из туч и набросился на пони. Забыв о сражении, те объединились против Кичимайинганана, но самые храбрые и могучие из пони не могли ничем ему повредить. Одним ударом лапы Кичимайинганан раскалывал черепа пони и слизывал их замерзшие мозги. Одним укусом челюстей он разрывал ребра пони и разгрызал их заледеневшие сердца. Одним взглядом своих глаз он вселял ужас в пони и вырывал их души из тела.

И тогда пони повернулись и бросились бежать, вместе со своими кобылами и жеребятами. Они перебрались через великое холодное море, прыгая со льдины на льдину. Они перебрались через великие морозные горы, прыгая с камня на камень. И вот они бежали, и бежали, пока не прибежали в землю оленей.

Здесь они остановились и решили, что Кичимайинганан потерял их след. Земные пони принялись сводить леса и растить хлеб, рогатые пони принялись копать горы и искать камни, а крылатые пони построили себе селение в облаках и стали собирать дожди. И они снова принялись спорить между собой и ходить войной друг на друга.

Кичимайинганан же тем временем продолжал охоту. Он вскинул голову, и учуял запах крылатых пони в облаках. Он опустил голову, и учуял след земных пони на камнях. Он вытянул нос и учуял запах рогатых пони на скалах.

Кичимайинганан разбежался и прыгнул как следует. Первым прыжком он перепрыгнул великое холодное море. Вторым прыжком он перемахнул великие морозные горы. А третьим прыжком он очутился в землях оленей и почуял, что пони уже близко. Тогда он завыл так громко, что олени и пони услышали его от великих лесов до соленых болот, и задрожали в страхе.

Тогда вожди оленей собрались между собой на совет и стали решать, что им делать. И вожди рода Ивы сказали:

 – Пони привели за собой ужасного Кичимайинганана. Давайте спрячемся от них в глубине лесов, и дождемся, пока Кичимайинганан не насытится пони и не уйдет сам из наших земель.

А вожди рода Сосны сказали:

 – Пони привели за собой ужасного Кичимайинганана. Давайте изгоним пони из наших земель, тогда Кичимайинганан уйдет за ними следом и оставит наши земли в покое.

А вожди рода Дуба сказали:

 – Пони привели за собой ужасного Кичимайинганана. Давайте перебьем всех пони и поднесем их сердца Кичимайинганану. Тогда он насытится ими, а нас пощадит и оставит оленей в покое.

И долго спорили они, и вдыхали дым костра совета, и спрашивали совета у гадальных костей, но так и не смогли договориться между собой. И тогда решили они спросить совета у Кичивапити, как поступить им с пони.

Лань остановилась, видимо, перевести дух. Я недоумевал, к чему нам этот экскурс в мифологию… но уж точно не собирался перебивать создание весом почти в двести килограмм, которое не так давно пыталось, и почти успешно, само раздробить мне грудную клетку!

 – И вот трое оленей двинулись к жилищу Кичивапити. Они перебрались через глубокое озеро, что его окружало, они пересекли высокие горы, что лежали на его пороге, они прошли через круг костров, что были разожжены вокруг очага Кичивапити. И когда Кичивапити увидел, как они прошли испытания, он сказал:

 – Урру! Вижу я, что ваша нужда в совете велика, раз вы прошли все преграды, что я устроил. Говорите же, что вам нужно. Нет ли новой распри между Дубом и Ивой? Не воруют ли олени Ивы самок Сосны? Не пасутся ли стада Сосны на землях Дуба?

 – Нет, о Кичивапити, – отвечали олени. – Наша беда в другом. Пони привели в нашу землю ужасного Кичимайинганана, что охотится на них, и мы не знаем, как отвести от себя эту беду. Стоит ли нам спрятаться от пони, или прогнать их из наших земель, или перебить и отдать Кичимайинганану?

 – Урру! – воскликнул Кичивапити. – Непросто будет дать вам совет, олени. Ждите, пока я спляшу танец на Пути Сердца.

И вот Кичивапити надел плясовые подвески, вошел в шатер Сердца, бросил на жаровню ароматические травы и принялся плясать. Он плясал, пока солнце не сменило луну, а затем – он вышел из шатра и сказал оленям:

 – Не оставит Кичимайинганан охоту на вас, когда пожрет пони, и выследит вас в глубине лесов нижним чутьем. Не забудет Кичимайинганан про вас в погоне за пони, сперва он пожрет вас, а затем выследит пони верхним чутьем. Не помилует Кичимайинганан вас, если принесете ему сердца пони, сперва он пожрет их, а затем полакомится вашими.

Услышав это, олени вздрогнули от ужаса. Но Кичивапити продолжал:

 – Сделайте так. Пошлите гонцов к пони, и скажите им, что идете биться против Кичимайинганана. Лишь вместе с оленями одолеют пони его и прогонят прочь. Я же пойду вместе с вами и сам поведу на бой!

Тогда олени возрадовались и, вскинув головы к небесам, испустили боевой клич. Они вернулись к своим вождям и передали им повеление Кичивапити. А пони, услышав про это, наполнились храбростью и отправили своих воинов биться вместе с оленями. И вот войско пони и оленей выступило в поход и пришло в северные земли у подножия гор, где рыскал Кичимайинганан в поисках добычи.

Учуяв их запах, Кичимайинганан задрал голову к небу и испустил такой грозный вой, что у воинов оленей задрожали хвосты, а воины пони дружно удобрили землю. Кичивапити же, услышав его, засмеялся и сказал:

 – Эй, воины! Кичимайинганан, знаю я, боится огня. Пони, соберите же хворост и разожгите такой костер, чтобы пламя его дотянулось до неба! А вы, олени, берите из костра горящие головни и готовьтесь швырять их вместо со мной в Кичимайинганана!

И вот пони отправились в лес за хворостом, а потом высекли огонь и принялись его разжигать. Но пламя не хотело разгораться, искры шипели и тухли, а дым ел оленям глаза. Кичивапити рассердился и крикнул:

 – Эй, пони, что вы возитесь с костром так долго?

И земные пони отвечали:

 – Это не наша вина! Рогатые пони, вместо того, чтобы высечь жаркие искры, лишь впустую рвут луки и ломают сверла!

И рогатые пони отвечали:

 – Это не наша вина! Крылатые пони, вместо того, чтобы разжечь пламя, лишь задувают его да кидают золу нам в глаза!

И крылатые пони отвечали:

 – Это не наша вина! Земные пони, вместо того, чтобы принести сухого хвороста, набрали мокрых гнилушек да зеленых веток!

Услышав это, Кичивапити рассердился еще больше. Он топнул ногой и крикнул:

 – Думал я, что веду пони-воинов, а за мной идет стадо спорящих старых кляч! Клянусь небом и землей, поделом вам будет, если Кичимайинганан сожрет вас, потому что вы и в его желудке, верно, будете валить вину друг на друга!

Услышав это, пони устыдились. Земные пони собрали сухого валежника и сложили из него костер величиной с гору. Рогатые пони высекли такие жаркие искры, что валежник занялся пламенем, стоило искрам упасть на него. А крылатые пони подняли могучий ветер, который раздул огонь до небес, и костер заполыхал так ярко, что от него зима сделалась летом, а искры от него рассыпались по всему небу и стали звездами. И даже Кичимайинганан ощутил жар своей шкурой, заскулил и попятился прочь от пламени.

Увидев это, Кичивапити закричал «Урру!» и выхватил из огня три больших головни. Он бросил первую головню, и она ударила Кичимайинганана в плечо и подпалила ему шерсть. Он бросил вторую головню, и она ударила Кичимайинганана в пасть и забила ему рот углями. Он бросил третью головню, и она ударила Кичимайинганана в бровь и запорошила ему глаза пеплом.

Видя это, все олени издали боевой клич, и принялись швырять в Кичимайинганана головнями, засыпать его камнями и метать в него копья. Обожженный, задыхающийся и слепой, Кичимайинганан жалобно взвыл и бросился бежать. Он бежал прочь, пока его след не скрылся в снежных тучах так далеко, что туда не дойти ни оленю, ни пони. И с тех пор больше он не пытался охотиться в землях, где живут пони или олени.

Лань умолкла. Я не сразу сообразил, что история окончена. Лишь когда пауза затянулась неприлично долго, я рискнул откашляться.

 – Э-э-э… Красивая легенда. Но при чем тут мы? Честное слово, я впервые услышал об этом вашем Кичимайинганане из нее. Правда.

 – Я тоже, – присоединилась ко мне Брай.

Лань поднялась на ноги. Шагнула ко мне. Я приказал себе не отшатываться в ужасе.

Светло-серая морда опустилась к моему лицу.

 – Ты странное создание, – негромко произнесла олениха. – Ты непохож на пони, но говоришь на их языке, – ее глаза сузились.

Я сглотнул.

 – Пони научили меня языку магией. Я… мой народ, мы зовем себя «люди», пришел из очень далекого места. Далеко из-за пределов Эквестрии, – я решил, что сейчас не лучший момент вдаваться в тонкости попаданчества. – Я уже больше полугода живу среди пони, там, в большом городе на востоке. Я пришел сюда по торговому делу. Мне нужно было отдать товар пони, которого зовут Тимбер Спрюс, он валит лес неподалеку отсюда.

Лань коротко кивнула. Видимо, имя Тимбера о чем-то ей говорило.

 – Ты странное создание, – повторила она. – Твое сердце бьется, и твоя кровь теплая, не как у вернувшегося-из-вьюги. Но от твоего духа пахнет смертью, как от того, кто пересек Грань.

Я ощутил, как по коже ползет холодок.

 – Это правда, – выдохнул я. – Так мы попадаем в этот мир. Погибаем там, дома, и возрождаемся здесь. Но я клянусь, я никогда не хотел ничего злого ни пони, ни вашему народу. Я действительно…

Олениха вскинула голову. Раковины и косточки на ее бусах застучали и зазвенели. Я прикусил язык.

 – Что ты видел? – резко спросила она.

 – Видел?

Черные глаза полузакрылись.

 – Там, в шатре сердца, – негромко сказала лань, – я не просила об онват. Я лишь пела духам холода, приказывая им уйти из ваших тел. Но что-то ответило на мою песнь. Что-то куда сильнее обычного духа холода, сильнее и могущественнее…

Гирлянды из кристаллов, ракушек и черепов вновь качнулись со звоном.

 – Я видела мертвых пони, – проговорила она. – Я видела пламя, пляшущее в небесах. Я видела, как луна и солнце оказались сорваны со своих мест на небосводе, и на их месте осталась кровоточащая рана. И Кичимайинганан просунул свою пасть в рану, и победно взвыл над миром.

 И рядом с Кичимайингананом, положив руку ему на загривок, стоял ты.

Я вздрогнул.

 – Я?

 – Ты… или существо, подобное тебе, – в голосе лани появилась неуверенность. – Стоящее на двух ногах, без копыт и с пальцами на верхних лапах. С кожей без шерсти и волосами на голове.

Мне очень хотелось зарыться поглубже в одеяла, но я понимал, что это меня не спасет.

 – В этом мире много таких, как я, – выдавил я. – Я не знаю, к кому или чему это все имеет отношение. Но я точно знаю, что я сам не хочу никакого зла пони. Честно.

Лань покачала головой. Взгляд черных глаз прожег меня насквозь.

 – Ты ведь тоже что-то видел, – бросила она. Это был не вопрос, утверждение. – Что?

Я прикрыл глаза, вспоминая. Образы уходили из памяти, как бывает с кошмарами…

 – Я… не помню, – пробормотал я. – Словно сон. Я думал, это и был сон. Там был какой-то свет… он дрожал, гас и разгорался, и все казалось каким-то… Расколотым? Треснувшим? И я чувствовал, что это неправильно. Чувствовал, что это что-то плохое… – я беспомощно потряс головой. – Я не могу вспомнить.

Лань помолчала.

 – Онват на Пути Сердца, – мягко повторила она. – Оно никогда не приходит просто так и не забывается. Оно придет к тебе снова, раз уж тебе было предназначено его увидеть.

 – Пути Сердца? – переспросила откуда-то из глубин одеяла Брай.

Олениха перевела взгляд на нее.

 – Пути Сердца, – повторила она. Вдруг опустила голову и резко ткнула меня носом в грудь.

Я охнул – тычок пришелся как раз по синяку. Лань замерла.

 – Вдохни, – велела она.

Я послушно втянул воздух. Олениха подняла голову.

 – Твои кости целы, – до странности будничным голосом сказала она. – Возьми это.

Мне в руки легла берестяная коробочка с каким-то серым жиром внутри.

 – Это поможет боли пройти. Смазывай грудь, когда ложишься спать, и когда просыпаешься, – сообщила олениха. Я решил, во-первых, считать это извинением, во-вторых, по возможности показать подарок доктору-пони. Хотя чем мне поможет понячий доктор? Особой разницы с лекарем-оленем, наверно, и нет.

Она вновь легла у очага, мордой к нам.

 – Ты странное существо, друг пони, – снова повторила она. – Я чувствую от тебя запах смерти, и я видела подобного тебе рядом с Кичимайинганан… Но я – Белая Ветвь, я – плясунья Пути Сердца рода Ивы, мне дана власть видеть ложь в чужих словах, и в твоих – я не вижу лжи! И ты бросился спасать маленькую пони, и помог в битве Пестрому Кусту, а значит – род Ивы в долгу перед тобой…

Она умолкла. Дотянулась до плетеной корзинки по соседству, подцепила крышку копытом и, ухватив зубами, протянула нам с Брай коричневую жесткую лепешку.

 – Раздели с нами еду и воду, Евгений из рода людей, друг пони и оленей, – произнесла она. – И ты, маленькая пони Брай.

Честное слово, я сейчас не рискнул бы отказаться, даже окажись в лепешке, жесткой, как галета, те самые сверчки, которыми меня угощала летучая мышь на площади. Впрочем, обошлось без таких ужасов – это оказался обычный сухарь, разве что горьковатый на вкус. Желудок, впрочем, ничего против не имел, напомнив мне, что с последнего завтрака прошли, наверно, почти сутки. Я прожевал угощение и запил холодной водой из протянутого Белой Ветвью ковша из прошитой коры.

Белая Ветвь поднялась на ноги. Указала копытом куда-то в угол.

 – Твои одежды здесь, друг пони, – сообщила она. Я поспешил одеться, с огорчением убедившись, что подпись Тимбера и впрямь превратилась в расплывчатое пятно. Ладно, легко еще отделался…

Лань выскользнула за дверь, взглядом велев следовать за ней. Я шагнул за порог, с любопытством оглядывая округу в предрассветном полумраке.

Не меньше пятнадцати бревенчатых хижин, длинных, словно вагон поезда, крытых корой и лапником, стояли внутри частокола обращенным к нам полукругом вокруг склона холма. В центре полукольца располагались очаги, сейчас пустые. Перед входом в каждый дом высился деревянный столб с прибитыми к нему рогами. По-моему – настоящими.

Ближе к нам, за самой нашей спиной, треугольником выстроились три круглых шатра. Все три покрывал узор из причудливых цветных полос, какого-то мелкого бисера, нашитых сверху на кору и ткань ракушек. Из одного из шатров мы вышли, в другом, по ходу, мне вчера устроили баню и сеанс экстремального массажа грудной клетки.

А за шатрами, на самой вершине холма – росло дерево.

С виду – ива, очень большая и раскидистая, так, что крайние ветви почти дотягивались до нас. Но не дерево привлекло меня само по себе. А разноцветные огромные кристаллы, выступающие прямо из почвы между его корней, срастающиеся в друзы, переливающиеся синим, фиолетовым, голубым. Некоторые из кристаллов врастали прямо в ствол дерева, словно какой-то магический лишайник…

Где-то я это уже видел.

Ах да.

Под Понивиллем.

В виде огромного кристаллического дерева с замком на вершине.

Лань обернулась к дереву. Запрокинула голову к его верхушке.

 – Услышь меня, Ива! Я, Белая Ветвь из твоего рода, признаю долг жизни перед Евгением из рода людей. Я обещаю ему дружбу, защиту, кров и еду от нашего племени в тот день, когда он о них попросит. Я говорю, что таков Путь, и свидетели моих слов – все олени, чьи рога прибиты на семейных столбах. Урру!

Я велел себе очень тщательно подбирать слова благодарности.

 – Я тоже очень благодарен вашему племени. И вашему сородичу, который помог нам с волками. Если бы не он – они бы меня разорвали. Я тоже в долгу перед ним и вами.

Белая Ветвь вместо ответа что-то выкрикнула. Раздался стук копыт и рядом вырос олень.

Если пони друг от друга я наловчился отвечать, то Пестрого Куста узнал только по лыковой повязке на плече. Олень посмотрел на меня, что-то ворчаще проговорил.

 – Видно, наш парной шатер слишком горяч для друга пони, – произнес он по-эквестрийски. – Раз ты в нем потерял сознание от жара.

Я решил, что разумнее будет не возражать.

 – Проводи наших друзей до города пони, Пестрый Куст, – тоже по-эквестрийски велела лань. – Убедись, что с ними больше не случится по дороге ничего плохого.

 – Да, Белая Ветвь, – олень кивнул.

Лань вдруг шагнула ближе ко мне. Вскинула голову, так, что наши глаза очутились почти на одном уровне.

 – Иди, друг пони, – произнесла она негромко. – Иди и предупреди пони, что Кичимайинганан скоро, очень скоро явится в силе и злобе. Иди и расскажи им то, что ты видел.

 – Я… Да, разумеется.

Белая Ветвь повернулась, и, не прощаясь, скрылась в своем шатре. Я посмотрел на Брай – та с восторгом в глазах рассматривала деревню и слабо мерцающие кристаллы у подножия ивы.

 – Ну… идем?

 – Идем, друг пони, – согласился Пестрый Куст. – На этот раз я пойду шагом, но и не повезу тебя на себе, маленькая пони.

 – Вот еще! – фыркнула кобылка.

Уже у подножия холма, когда вокруг сомкнулись папоротники, Брай приостановилась.

 – Мистер Пестрый Куст! А вы можете отвести меня на вырубки? Я все-таки хочу увидеться с папой!

Олень покачал головой.

 – Белая Ветвь велела отвести тебя в город пони, а не к лесорубам, маленькая пони.

Брай перевела с надеждой взгляд на меня.

 – Если я не увижусь в ближайшее время со своей подругой, она сойдет с ума от беспокойства, – развел я руками. – Извини.