Авторучка

Сквозь ванну

С чего все началось?

Кажется, с того, что я решил принять ванну.

Ну, все знают, как это делается. Ты стаскиваешь одежду, забираешься в ванну, включаешь и регулируешь воду, и так далее, и тому подобное.

И лучше при этом не ронять мыло. Причем отнюдь не по той причине, которая может прийти в голову кому-то пошлому.

Просто, когда скользкий и мокрый кусок оказывается под твоей ногой на дне ванной – очень легко поскользнуться.

Я заматерился. Отчаянно замахал руками, пытаясь восстановить равновесие. Схватился за занавеску, тонкая полиэтиленовая шторка затрещала и сломалась. Я с воплем рухнул в воду, и чугунный край ванной от души поддал мне по затылку.

БУММ!!

Вода сомкнулась над головой.

Полуоглушенный, я отчаянно замахал руками, пытаясь схватиться за что-то. Не находя опору.

Свет лампочки в патроне над дверью становился все дальше и тусклее. Гладь воды удалялась. Руки не находили ничего, за что можно уцепиться. Вместо покрытого акрилом дна подо мной была бездонная пропасть. Вокруг сомкнулась тьма.

Как? Как можно тонуть в обычной ванной в полметра высотой?

Я не знал. И мне было в тот момент плевать. Вода лилась в рот и нос, удушье стиснуло горло. Я заорал, теряя остатки воздуха. Замолотил руками и ногами, продираясь сквозь воду куда-то вверх, туда, где в последний раз видел свет.

И свет вернулся. Не привычный белый энергосберегающей лампочки, а тускло-желтый, как бывает, когда лампочку втыкают в сеть мощностью ниже номинала. Мне было, конечно, плевать. На остатках воздуха, с выпученными глазами я выскочил на поверхность, и заорал, отплевываясь и матерясь одновременно.

И вместе со мной завизжал еще кто-то.

Я ничего не успел разглядеть. Что-то взметнулось из воды прямо у меня перед лицом, жестко и чувствительно заехало по колену. Попыталось вскочить на ноги…

И врезалось головой в тяжелый бронзовый кран ванной. Пошатнулось и плюхнулось в воду, подняв кучу брызг, точно так же, как я меньше минуты назад.

Я затряс головой. Вытряхнул воду из глаз и ушей.

 - Чё, … … … … … ?!!!

Это не моя ванна!

Это не моя ванная!

И кто это?!!

Я уставился на нежданного соседа по ванне, погруженного под воду… и до меня дошло, что если это… оно… не водоплавающее, и я не собираюсь его утопить, то его лучше достать из воды.

Наклонился. Руки скользнули по мокрой шерсти, я перехватил поудобнее, поднапрягся и с усилием приподнял мокрое существо над водой.

Именно так. Существо.

Человеком это определенно не было.

Сначала мне показалось, что я держу на руках огромную кошку светло-зеленого цвета. Точнее, переходного между синим и зеленым, цвета морской волны.

Нет, не кошку. Маленькую лошадь. Судя по темно-синим копытцам и длинной синей гриве, мокрыми прядями свисающей с шеи.

Хотя в мордочке, более округлой и короткой, чем лошадиная, с крупными треугольными ушами и большими закатившимися глазами, и впрямь было что-то кошачье.

Ну, не считая короткого витого рога посреди лба.

Аквамариновая рогатая кошколошадь закашлялась. Я торопливо опустил ее грудью на бортик ванной, тем более, руки у меня уже устали – по весу в ней было килограммов шестьдесят-семьдесят. Она захрипела, выплюнула немалое количество воды на расшитый коврик. Ее взгляд сфокусировался на мне.

— Эээ… — выдавил я онемевшими губами.

Ну да, конечно. Обычное дело – начать тонуть в собственной ванне. Нырнуть на несколько метров, которых там физически быть не может. И вынырнуть на поверхность в чужой ванной, да еще с зеленым единорогом впридачу!

Может, у меня глюки?

Кошколошадь издала невнятный звук. Попятилась от меня. На разъезжающихся копытах выбралась из ванной. Вжалась спиной в угол ванной, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

 - Что за …?! – только и смог я выговорить.

Это определенно не моя ванная. Кафель не белый, а темно-синий, с нарисованными поверх него золотыми рыбками и морскими коньками. Вместо смесителя с шаровым краном – два здоровенных крана с поворотными вентилями, судя по цвету – из бронзы, а не из нержавейки. Раковина необычно низко над полом, на высоте пояса. Зеркало – тоже. И не простенькое квадратное, как у меня, а овальное в бронзовой оправе с завитушками и сердечками. На полках рядом – богатый арсенал каких-то бутылочек и коробочек. Лампа над дверью вкручена в стилизованный под цветок фарфоровый плафон.

 - Где я? – спросил я то ли у кошколошади, то ли в пространство. Чувствуя, как голова идет кругом от шока и непонимания.

Вместо ответа кошколошадь вскочила и бросилась за дверь. Секунду спустя снаружи донесся какой-то лязг.

Я медленно переступил через бортик. Огляделся. Увидел расшитое цветами махровое полотенце, висящее на низко вбитом крючке. Торопливо обмотал вокруг бедер, на случай появления хозяина ванной, чтобы не отсвечивать перед ним голыми причиндалами.

Где я? Что происходит? Я сошел с ума?

Я ощупал затылок. Ожидая найти там здоровенную набитую о ванну шишку. Ничего не обнаружив.

Пошатываясь, шагнул через порог.

Кошколошадь обнаружилась за дверью, в крохотном темном коридорчике с несколькими небольшими шкафами. Она ожесточенно, сжимая в зубах ключ, тыкала им в замочную скважину в еще одной двери, в метре от ванной. Услышав, как я открыл дверь ванной, она вздрогнула и, выронив ключ, метнулась куда-то в глубину коридора.

Я захлопнул отвисшую челюсть. Подошел к двери, покрутил ручку. Та не поддавалась. Подобрал ключ, не знаю зачем.

Чувствуя, как по телу расползается противная, мелкая дрожь, я сделал несколько шагов вдоль коридора. Приоткрыл одну дверь – там обнаружился туалет системы «чаша Генуя». За второй пряталась тесная кухня с газовой плитой на пару конфорок – тоже высотой мне ниже пояса. Впрочем, и потолок над моей головой был необычайно низким, я мог достать его рукой, даже не вставая на цыпочки.

Кошколошадь обнаружилась в углу третьей комнаты, довольно большой по сравнению с остальными. В темноте угадывались очертания книжных полок, столика и небольшого дивана. Кошколошадь вжималась в угол между ним и стеной, рядом с закрытым занавесками окном.

Стоило мне переступить порог комнаты – и вспыхнуло тусклое аквамариновое свечение. Стоявшая в углу швабра вздрогнула, взлетела в воздух и зависла посредине комнаты.

Светясь и угрожающе нацеливаясь перекладиной мне в грудь.

 - Эээ??? – только и выговорил я, подобрав челюсть.

Осторожно протянул руку и потрогал швабру пальцем.

Свет растаял. Швабра с грохотом свалилась на пол. Кошколошадь вздрогнула.

 - Ирья’хо меасе, — пробормотала она. – Кельятти неамне… ире! Ире!

Мать моя женщина… это походило на членораздельную речь.

Я почувствовал, что ноги подгибаются. Вовремя увидел рядом кресло и плюхнулся в него. Чувствуя, как идет кругом голова.

Так. Еще раз и по порядку.

Я хотел принять душ. Упал и ударился головой. Оказался непонятно где в чужом жилище. Передо мной говорящая кошколошадь-единорог.

Да. Наверно, я сошел с ума и у меня глюки.

Я медленно протянул руку с ключом в сторону кошколошади.

 - Держи. Ты уронила. Или уронил.

Та медленно, словно опасаясь делать резкие движения, наклонила голову. Рог засветился тем же тусклым светом.

Засияв одновременно, ключ вырвался из моей ладони и проплыли по воздуху в сторону единорога. Пока тот (или та?) не подхватила кусочек металла зубами прямо из воздуха.

Поправка. Передо мной владеющая телекинезом говорящая кошколошадь-единорог.

Снова что-то произнесла.

 - Да пожалуйста, — пробормотал я.

Кошколошадь так же медленно и плавно, стараясь не приближаться ко мне, пробралась вдоль стеночки обратно в коридор. Я услышал лязг ключей в замке. Он продолжался как-то подозрительно долго, потом раздался недовольный – чувствовалось по тону – возглас.

Копыта процокали обратно в мою сторону. Из-за косяка робко высунулась аквамариновая головка. Что-то щелкнуло, и на потолке зажглась лампа – необычно крупная и угловатая по сравнению с привычными мне, словно химическую колбу привинтили на место люстры.

Рог засветился, дверцы шкафа открылись. По комнате проплыло еще одно полотенце, и кошколошадь принялась (при электрическом свете я рассмотрел, что существо явно женского пола), одним глазом поглядывая в мою сторону, протирать влажную гриву. Ловко балансируя на задних ногах и удерживая полотенце передними.

Как-то отвлеченно я подумал, что порядком насвинячил хозяйке, включая промокшее кресло. Мысль мелькнула и исчезла в глубине потрясенного сознания…

Стоп.

Хозяйке?

Ну в общем-то, вещи вокруг по размеру как раз подходят кошколошади, если та встанет на задние ноги…

То есть получается, я внезапно и без предупреждения вынырнул из ее ванны, когда та собиралась, в свою очередь, принять душ?

Тогда понятно, отчего она так перепугана.

Хотя мне от этого как-то не легче.

Что произошло?

В моей ванной что, типа открылся портал в другое измерение, или что?

Может, это сон?

Я ущипнул себя за ногу. Было больно.

Медленно, словно старик, поднялся из кресла.

Подошел к окну.

Тому, что за окном обнаружился совсем не привычный микрорайон ближнего Подмосковья, я уже даже и не удивился.

А была там застроенная пяти-шестиэтажными домами из красного кирпича улица. Булыжную мостовую освещали фонари в темной металлической оплетке на чугунных столбах. Промелькнули одна или две желтых кареты, в которых, я явственно видел, были запряжены очень похожие на кошколошадь за моей спиной четвероногие силуэты.

И в лучах света фонарей и многочисленных светящихся окон по тротуару шло еще больше таких же четвероногих существ. Десятки, если не сотни.

Я отшатнулся. Задернул занавеску обратно. Шатаясь, по стеночке добрел до кресла и свалился в него.

 - Где я? – обреченно спросил у кошколошади.

Та покачала головой. Произнесла длинную фразу на незнакомом мне языке. Я тоже помотал головой, демонстрируя непонимание.

Мой желудок выбрал как раз этот момент, чтобы громким ворчанием напомнить, что последнее, что в нем было – съеденный в обеденный перерыв бутерброд.

Единорожка дернула ухом. Я невольно покраснел.

Снова что-то спросила. Должно быть, интересовалась, голоден ли я.

 - Есть? – переспросил я. – Ну да, я хочу есть. Кажется.

Та задумчиво меня осмотрела. Кивнув очень человеческим жестом, скрылась за дверью. Начала чем-то хлопать и звякать.

Я прикрыл глаза.

Где я? Как я сюда попал? Это другая планета, или параллельный мир, или еще какая-то такая хренотень с магическими говорящими единорогами вместо людей? Как мне отсюда выбраться?

Рядом зацокало. Я открыл глаза и увидел маячащую перед креслом в зеленоватом сиянии миску с ложкой. Вполне привычного вида.

С осторожностью протянул руку. Недоверчиво заглянул в миску. Нарезанные огурцы с помидорами впечатления инопланетных овощей не производили.

Поднес ложку ко рту и вздрогнул. А не отравить сейчас ли меня пытаются?

Решительно опустил ложку и протянул миску единорожке.

 - Ты. Попробуй ты первая.

Та посмотрела непонимающе. Я ткнул в нее пальцем, затем сделал вид, что подношу ложку ко рту и жую.

Кажется, помогло – кошколошадь снова кивнула, положила копытом (как?) ложку салата в рот и аппетитно захрустела овощами.

Уже не сомневаясь, я принялся уминать угощение. Салат оказался неплох. Когда ложка заскребла по дну, я поставил миску на журнальный столик.

 - Спасибо большое. Было вкусно, — я приложил руку к сердцу и изобразил поклон.

Уголки рта единорожки поползли вверх. Кажется, это не только выглядело улыбкой, но и было ей.

Ну что же, контакт установлен. Совместная еда – это же признак доверия во многих культурах, верно?

Я поймал взгляд кошколошади. В нем еще сохранялась настороженность, но по крайней мере, в стены вжиматься она уже не пыталась.

— Евгений. Евгений Комаров, — я ткнул себя в грудь пальцем.

Единорожка дернула ухом.

 - Альятара Кири, — она показала на себя копытом.

Из ванны

С чего все началось?

Кажется, с того, что я решила принять ванну.

Ну, вы представляете, как это. Когда возвращаешься домой после проведенного на копытах рабочего дня (увы, работа художника-оформителя кабинетная только в теории… да и на практике проведенный за этюдником день может вымотать не хуже беготни по натурам), одно из самых больших удовольствий – забраться в ванную, отвинтить кран и почувствовать, как теплые струи бегут по меху. А потом со стоном блаженства нырнуть в воду, и ощутить, как расслабляются сведенные мышцы плеч и шеи…

Вы чувствуете себя в безопасности. Вы расслабляетесь. Вы ни о чем не думаете…

Уж точно вы не думаете, что кричащее голокожее незнакомое создание неожиданно вынырнет из-под воды прямо в вашей ванне!

Я заорала. Вскочила. Попыталась пнуть незнакомца куда достала. И одновременно выпрыгнуть из ванной.

Очень зря.

Потому что у крана для воды оказалось другое мнение.

Перед глазами вспыхнули звезды. Ноги подогнулись. Я попыталась втянуть воздух – и вдохнула воду. Забилась, захрипела в ужасе…

И только через несколько секунд (минут? часов?), отплевываясь и откашливая на пол ванной (извините, ради Селестии, мисс Голден Лессор!), кажется, половину ванной, поняла, что лежу грудью на бортике и сверху на меня смотрит…

Кто-то.

Минотавр?

Похоже (двуногий, двурукий, прямо стоящий), но нет. Гладкая, бледная, безволосая (кроме какого-то подобия гривы сверху головы) кожа. Голова лишена рогов и вообще бычьих черт, и больше напоминает обезьянью.

Я сама не заметила, как забилась в угол, глядя на незнакомца распахнутыми глазами. Поминая про себя Дискорда, Селестию и Фауст-Первотворца разом.

Кто это?

Взломщик? Пробрался в квартиру, пока я плескалась? Неужели в Мейнхеттене все стало настолько плохо, что воры пробираются в жилье, не стесняясь хозяйки?

Существо ошеломленно озиралось по сторонам. Для взломщика оно выглядело… растерянным. Или это он прикидывает, чем поживиться?

Бежать! Поднять на ноги соседей!

Я бросилась к двери, ожидая, что сейчас меня сцапают за гриву. Телекинезом содрала с полки ключ, зубами вставила в замочную скважину.

Проклятье!

Ну почему древний замок заклинило именно в этот момент?

Я налегла на ключ. Внутри что-то щелкнуло. Ключ вроде бы подался, и тут же – подозрительно свободно качнулся в скважине. Замок на попытки открыться не реагировал.

Раздался скрип.

В ужасе я обернулась.

Недоминотавр стоял в коридоре.

Я отскочила от двери, уронив ключ.

Метнулась мимо незваного гостя, ожидая, что вот-вот лишенная копыт лапа вцепится мне в гриву.

Проскочила мимо туалета и кухни в спальню и забилась в угол. Безумно озираясь по сторонам и пытаясь понять, чем можно огреть злодея, если он подберется ближе ко мне.

Швабра! Клянусь Селестией, если он зайдет в комнату, я ему съезжу по голове!

Правда, хватит ли мне сил левитировать швабру на таком расстоянии от себя? Я все же художник, а не маг, предел моих навыков – телекинез мелких предметов на расстоянии в шаг-другой…

Ой, мама! Кажется, сейчас у меня будет случай проверить!

Незнакомец сделал шаг в комнату…

Ой. Я вспомнила, где я слышала про таких существ!

Ой. Ой. Ой. Лучше бы это был минотавр! Гораздо лучше!

Я сосредоточилась. Сконцентрировалась на швабре. Направила энергию. Грозно замахнулась…

Вернее, изобразила что-то вроде тычка в сторону чудовища. Зачем-то обмотавшего одно из моих полотенец вокруг бедер.

У того отвисла челюсть.

Глядя на швабру глазами величиной со Статую Кобылы, он протянул лапу и неверяще потрогал ее пальцем.

Именно в этот момент мои невеликие силы подошли к концу, и я упустила швабру из хватки поля. Едва не отбив ей монстру ногу.

Да. Я вспомнила. Обращение Принцессы Дружбы, которое перепечатывала наша газета. И приложенная к нему фотография такого же, или очень похожего, создания.

Человек.

Полузабытый миф из древней истории. В последние три года вдруг обретший плоть и кровь. Когда орда этих чудовищ захлестнула далекий Понивилль.

Когда человеки вторглись в Эквестрию.

Человеки свирепы и жестоки.

Человеки приходят из мира, где бушуют кровопролитные войны.

Человеки истребили в своем мире всех прочих разумных, и теперь вечно воюют сами с собой.

Человеки пожирают мясо, словно грифоны или алмазные псы.

Человеки пожирают мясо пони.

Человеки не прочь надругаться над кобылкой, прежде чем сожрать…

А-А-А!!!

 – Не подходи ко мне, – пробормотала я. – Во имя Селестии… прочь! Прочь!

Монстр, пожирающий кобылок и жеребцов перед тем, как поглумиться (или наоборот?), сделал два неверных шага по комнате. Пошатнулся и мешком свалился в мое кресло.

Мое любимое кресло, между прочим.

Что-то он не выглядит особо агрессивным…

И что он мне протягивает?

Ключи? Ключи от замка?

Я неверяще уставилась на них.

Сосредоточилась. Расстояние было великовато, но мне придал сил испуг.

Телекинезом выхватила ключ из лапы чудовища, подтянула ближе и перехватила зубами.

 – Не трогай меня, – выдохнула я заплетающимся языком. – Пожалуйста, не трогай.

Встать. Шаг вдоль стенки, другой… Человек даже не шевелился, лишь глазами следя за моими движениями.

Коридор. Дверь.

И ключ снова проскальзывает с мягким щелчком вместо того, чтобы провернуться в скважине.

Ой. Ой. Ой.

 – Ну почему сейчас?

Я заперта в квартире с иномирным монстром.

Завизжать? В надежде, что соседи услышат через тонкие стенки?

Так.

Что там говорилось в памятке, которую принцесса Твайлайт прислала в редакцию?

«Заметив человека, постарайтесь, не привлекая его внимания, скрыться из вида, и как можно скорее предупредите ближайшего сотрудника Королевского Агентства Дружбы и Ассимиляции. Не все человеки опасны, но некоторые из них в состоянии испуга или агрессии могут причинить вред себе или пони. Если человек заметил вас, и вы не можете избежать контакта с ним, сохраняйте спокойствие. Говорите с человеком спокойным тоном, не приближаясь и избегая долговременного визуального контакта. Проявляйте умеренное дружелюбие и помните, что с помощью идеалов Дружбы и Гармонии ...»

Кажется, орать во всю глотку – не очень хорошая идея. Если это существо испугается…

Ладно, попробуем следовать предложенным советам.

Для начала, не помешает включить свет.

И вытереться! С моей шерсти до сих пор капает на пол, а за ремонт паркета хозяйка квартиры слупит с меня кругленькую сумму!

Я аккуратно заглянула в спальню.

Человек не начал крушить обстановку, набрасываться на стены или делать еще какие-то человеческие штучки. Он все так же сидел в кресле и смотрел в никуда остановившимся взглядом.

Покосился на меня.

Я осторожно щелкнула выключателем. Заряжать кристальную лампу у меня выходило плоховато, так что я предпочитала новомодное электрическое освещение. Выудила из шкафа запасное полотенце.

Человек, пошатываясь, поднялся на ноги. Я отпрянула, но он шел не в мою сторону. Подошел к окну и уставился на вечерний Ферьер-Хилл.

Да. Похоже, это зрелище сильно отличалось от привычных человеку полей битв его родного мира. Он вздрогнул, отшатнулся, задернул занавеску и вдоль стены, точно так же, как я пять минут назад, добрался до кресла.

Пробормотал что-то.

 – Что? – я повела ухом. – Извини, я тебя не понимаю. Ты же не говоришь на эквестрийском, да? Ты, наверно, вообще не понимаешь, где находишься? – я старалась говорить спокойным тоном. Главное – не показывать человеку свой страх, а то вдруг это зрелище приведет его в ярость…

Остается надеяться, что он не заметит мои предательски трясущиеся пута.

Ответом мне послужило громкое урчание.

Ой!

 – Ты… ты не собираешься меня сожрать, правда же? – произнесла я дрожащим голосом. – Я… могу тебя накормить! У меня есть еда!

Человек что-то произнес. Я, не сводя с него глаз, попятилась. Закивала, надеясь хоть так дать понять, что я – не единственный ужин в квартире.

Метнулась на кухню и лихорадочно принялась рыться в холодильнике.

Конечно, ничего из рыбы или мяса там быть не могло. Среди моих знакомых нет грифонов. Кто знает, как отреагирует хищный разумный, если предложить ему сенбургер? Вцепится мне в глотку?

«Думай!» – велела я себе. Вроде бы в той памятке говорилось, что человеки могут питаться овощами и фруктами.

У меня как раз была приготовлена на ужин миска салата – он стоял со вчерашнего дня, но вроде как не успел заветриться. Я телекинезом схватила ее с полки и метнулась в спальню.

Человек принял угощение. Подозрительно всмотрелся. Сунул мне ее обратно и что-то проговорил. Затем изобразил пантонимой, будто жует.

Это он так хочет меня угостить?

Или намекает, что предпочитает на ужин пони?!!

А, наверное, в их мире нельзя пробовать никакую пищу, не убедившись, что там нет отравы.

Я послушно положила ложку салата в рот. И тут же вспомнила, что последний раз ела утром, когда перехватила булочку с кофе по дороге в редакцию. Жаль оставаться голодной, но это явно лучше, чем быть съеденной!

А человек между тем опустошал тарелку с завидной скоростью. Соскреб последние кусочки огурца с краев посуды, поставил ту на стол и изобразил нечто вроде поклона.

Хм. Кажется, он не очень-то опасен.

Возможно, с ним даже можно подружиться.

Я робко улыбнулась. Тут же пожалела об этом – вдруг в культуре хищников оскал означает агрессию? Но похоже, человек истолковал мою улыбку правильно – и даже сделал попытку ответить тем же.

— Йев’ени, – произнес он, указав на себя одним из своих недокопыт. – Йев’ени Комаро.

— Старгейз Винтер, – ответила я.

Проблема понимания

 – Эокьяз. Эокьяз.

Я уставился на плавающую передо мной в воздухе книгу. Книга была раскрыта на форзаце, на котором была изображена карта полушарий.

С незнакомыми континентами.

Кажется, теория о параллельном мире только что получила пару сотен очков сверху.

Мама родная.

Прямо как в каком-нибудь японском порномультике. Что-нибудь вроде «Я нырнул в собственную ванную и очутился во вселенной Говорящих Волшебных Единорогов».

Или такое название больше подойдет какому-нибудь американскому мультику для девочек до двенадцати лет, вроде тех, что обожает моя племяшка?

 – Ня, кавай, – пробормотал я себе под нос.

Кошколошадь – Альятара? – издала вопросительный звук. Я покачал головой. Только мне сейчас и не хватало без знания языка объяснять ей тонкости сюжета японской анимации и связанного с ними культурного кода.

 – Экайз? – переспросил я, ткнув пальцем в книгу. Запоздало заметив, что палец окутался зеленоватым сиянием, и ощутив слабое щекотание на коже. Будто сунул руку в бокал с газировкой.

Альятара покачала головой. – Эокьяз. Эокейрати.

Наклонила голову. Указала рогом на один из материков. Должно быть, имея в виду место, где мы находимся?

Я ткнул туда же пальцем. Описал им вокруг себя большой круг. Вопросительно посмотрел на Альятару.

Та обрадованно закивала, произнеся еще несколько слов на том же непонятном языке. Ну, наверно, на том же. Я все равно ничего не понимал.

Я нырнул в собственную ванную и очутился на планете инопланетных зеленых единорогов.

Охренеть.

Так не бывает.

Моя ванна – не какой-нибудь магический портал или звездные врата из наквадаха.

Стоп!

Я резко поднялся. Альятара, видимо, устала держать книгу на весу и опустила ее на подлокотник кресла, так что от резкого движения та полетела на пол. Кошколошадь вздрогнула.

 – Эээ… Хочу кое-что попробовать, – пояснил я, как будто меня могли понять.

Поняла она сказанное или нет, Альятара последовала за мной.

Слив был заткнут пробкой (мне кажется, или она реально чугунная? Я не удержался и проверил пальцем, ощутив металл), так что вода уйти не успела, правда, слегка остыла.

Ну да похрен.

 – Может, отвернешься? – спросил я, ощутив легкую неловкость. Тоже без особой надежды на результат. Единорожка, разумеется, непонимающе покачала головой.

Ладно, не выпихивать же ее из собственной ванной комнаты. Да и в конце концов. Она меня и так видела с голой задницей, и вообще, глупо стесняться инопланетного существа, которое, должно быть, и не в курсе, что у людей не принято ходить нагишом.

Я размотал полотенце. Переступил через бортик. Сел.

Набрал полную грудь воздуха. Зажмурился. Растянулся, погрузившись с головой.

Дно ванны было жестким, вода – прохладной, а портал между мирами не торопился открываться.

Я добросовестно оставался под водой, пока в ушах не зашумело. И еще минуту-другую после этого, пока через воду не просунулось синее копыто и не постучало меня деликатно по плечу.

Фффуууххх!!!

Я задышал, чувствуя, как колотится сердце от нехватки кислорода. Тряхнул головой, выливая воду из ушей.

 – Евгений? Ка’хо теасо ри-хари о?

Должно быть, Альятара сообразила, что я пытался сделать. По крайней мере, в ее голосе отчетливо послышались сочувственные нотки.

Я покосился на нее.

 – Ох. По крайней мере, спасибо на добром слове.

Встал, по новой обтерся полотенцем и закутался в него же.

Похоже, в другую сторону эта штука не работает.

Блин. Блин-блин-блин.

Ну, конечно, в чем-то даже прикольно. Первым из людей увидеть другую планету и познакомиться с инопланетянами. Вот только у меня на Земле остались родные. Остались друзья. Которые через пару дней начнут недоумевать, куда я делся. Осталась коллекция игр на Стиме, остался недосмотренный восьмой сезон Игры Престолов, остался договор на продажу линейки офисных сувениров нашему местному филиалу федеральной сети, по которому мне завтра должны были согласовать список точек поставки…

Блин. Остался незакрытый душ, который через пару дней вгонит меня в конские счета за воду!

Сидя на борту ванной, я спрятал лицо в ладони и, как идиот, захихикал.

Когда проржался и поднял голову – Альятара уже попятилась к дальней стенке коридора.

Можно ее понять. Я бы сам, наверно, услышав собственный смех, решил, что имею дело с полным психопатом.

 – Извини, – выдавил я. – Не хотел тебя опять напугать. Слушай, похоже, все так складывается, что мне придется тут у вас погостить какое-то время.

Альятара дернулась. Ее взгляд скользнул куда-то вбок. Краем глаза я заметил слабую зеленую вспышку вокруг замочной скважины.

И ритмично звякающего в ней ключа.

Хм.

Знакомый звук.

Я посмотрел на ключ повнимательнее. Зеленое свечение угасло, Альятара отшатнулась и попятилась, цокая копытцами, в сторону комнаты.

 – Можно? – спросил я для приличия, тыкая пальцем в ключ. Кошколошадь в ответ разразилась тирадой из ничего мне не говорящих звуков.

Ключ под пальцами проворачивался со слабым щелчком раз за разом. Дверь оставалась запертой.

Хм.

Я достал ключ из скважины, задумчиво на него посмотрел.

Обернулся к кошколошади.

 – У тебя есть карандаш? Ну знаешь… Карандаш? Бумага? Писать? – я изобразил, что пишу пальцем по ладони.

Та наклонила голову с задумчивым выражением мордочки. Кивнула. Отбежала в дальний конец коридора, приостановилась у еще одной двери.

Посмотрела на меня ожидающе.

Я двинулся следом. Скрипнула дверь, щелкнул выключатель.

О.

Еще одна комната, размером с ту, что с диваном. Совершенно пустая, не считая широких полок и… как называется у художников эта штука? Мольберт? Одна стена полностью затянута плотной занавеской…

А остальные три полностью закрыты картинами.

Я уставился на холст, висящий прямо напротив входа.

На секунду мне показалось, что я смотрю сквозь сделанный в стене проем.

Открывающийся в холодную зимнюю ночь.

Я даже услышал звенящий шорох снежинок под ветром. Ощутил запах снега и еловых веток. Почувствовал, как холод кусает щеки…

Тряхнул головой, и иллюзия исчезла.

Просто картина с заснеженным горным склоном, покрытым лесом, и звездным небом над ним.

И даже не сказать, что точная в деталях – еловые ветви намечены какими-то расплывчатыми мазками, звезды – неровные точки на черном с переливами фоне…

Только почему-то я все еще ощущаю, как обжигает лицо морозом, стоит отвести взгляд от деталей и посмотреть на картину в целом.

 – Вау. Просто вау, – пробормотал я себе под нос.

Я никогда не интересовался разными там каляками-маляками. Когда пытались затащить в музей – всячески отбрыкивался. Еще в школе искренне считал, что всякие восторги искусствоведов – это взаимный выпендреж друг перед другом и способ продать картину подороже.

Сейчас в душу закралось сомнение, что, возможно, я был неправ.

Альятара, стоявшая у полок, что-то тихо произнесла.

Блин. Честное слово, она смущенно улыбалась.

И даже, кажется, покраснела. Не спрашивайте меня, как может покраснеть шерсть.

Паззл сложился. Еще десяток полотен на стенах, все с тем же сюжетом – ночь, снег, звезды… Баночки, кисти, карандаши и какие-то непонятные приблуды на полках, мольберт. Одновременно смущенное и в то же время – довольное выражение мордочки.

 – Это… это твоя картина?

Она покраснела еще сильнее. Нет, может, конечно, я не так толкую инопланетную мимику… Но честное слово, эти огромные глаза и смущенная улыбка – их сложно истолковать иначе!

 – Очень красиво. Правда, – я указал на картину.

Она потупилась. Что-то проговорила, указывая копытцем на свою… скажем так, на свое бедро.

Я присмотрелся. Что на боку Альятары мелькало нечто наподобие рисунка, я мельком заметил и до того. Но в тот момент мозг, перегруженный встречей с инопланетной гостьей (так, стоп, вернее, инопланетный гость здесь, конечно, не она), просто уже не сфокусировался на разглядывании татушек на инопланетной заднице.

На аквамариновых шерстинках несколькими штрихами было нанесено изображение. На темно-синем фоне – несколько схематичных серебристых звездочек. Ниже – так же схематично изображенные голубые снежинки. И рядом – широко открытый глаз с длинными ресницами.

Я пожал плечами. Татуировка (или что это), видимо, имела какое-то отношение к картинам. Но что имелось в виду конкретно, мне было непонятно.

И мне вспомнилось, что я собирался сделать.

 – Можно? – протянув руку, я взял с полки толстый, остро очиненный карандаш. Жестом показал Альятаре, что хочу отломить кончик.

Она кивнула с удивленным видом. Я хрупнул грифелем, огляделся в поисках какой-нибудь авторучки. Не увидел ни одной. Ладно, и так обойдемся.

Повторил пантониму с листком из блокнота с картонной обложкой и тяжелой штукой непонятного вида. С гладкой деревянной ручкой и полукруглым основанием из какого-то камня вроде мрамора, на котором оно качалось, словно детская лошадка-качалка.

Согнул листок с грифелем, аккуратно стукнул каменной штукой сверху, прижал, размалывая в крошку. Аккуратно поднял листок, стараясь не рассыпать пыль.

 – Ну, по крайней мере, не доломаем.

Вернулся в коридор. Альятара, похоже, забыла, что побаивалась меня – теперь она с интересом следила за моими манипуляциями, едва не влезая любопытной мордочкой под локоть.

Уголок листа – в скважину. Наклонить, дунуть. Убедиться, что графитовая крошка засыпалась куда надо.

Теперь – подождать пару минут.

Я двинулся обратно в студию (так, кажется, это называется?). Положил листок на угол полки, остановился у стены, внимательнее разглядывая полотна.

Общая тематика не менялась. Ночь, снег, звезды…

А вот детали – отличались.

Еще пара картин – такие же лесные пейзажи. Третья – уходящий ввысь горный пик в лунном свете. Среди ночного леса ярко горит костер. В ночи светятся окна небольшой хижины. По заснеженной тропинке пробирается цепочка из похожих на саму Альятару существ, одетых в толстые меховые попоны. Посреди чащи ярко сияет наряженная новогодняя елка.

Стоп!

Новогодняя елка?!!

Это же вроде как параллельный мир или типа того? Инопланетные единороги? Что на картине делает земная новогодняя ель?

И это не случайное совпадение. Гирлянды, шарики, огни – на этой картине детали были прорисованы довольно четко, я даже мог различить венчающую верхушку фигурку… крылатой лошади? Да, крохотная блестящая лошадь с рогом и широко раскинутыми крыльями.

Я обернулся к Альятаре. Ткнул пальцем в картину.

 – Что это?

Снова череда ничего не говорящих мне слов. Я потер лоб.

Так.

Если местные существа, кто бы они ни были, знают, что такое Новый Год…

Тогда, вполне возможно, они знают и о самой Земле?

И кто знает? Может быть, им известно, как мне вернуться обратно?

Мое сердце забилось чаще.

 – Давай попробуем, – наполовину Альятаре, наполовину себе сказал я.

Щелчок. Ключ проворачивается в скважине с легким усилием, штифт ригеля послушно входит в пазы.

Дверь приоткрылась.

 – Ну вот и все, – я ткнул пальцем в замок. – По-хорошему, надо бы продуть и смазать по-человечески. Но на несколько дней должно хватить и так.

Альятара очень задумчиво переводила взгляд с двери на меня. Мордочка приобрела нерешительное выражение.

Ощутив прилив любопытства, я выглянул наружу.

Небольшая лестничная площадка на одну нашу дверь, на дальней стене – крохотное оконце. Под потолком тускло горит странным сине-зеленым светом лампочка такой же непривычной формы. Мне кажется, или свет исходит от крохотных сияющих точек, клубящихся внутри стекла?

Стены неровные, из крупного красного камня, без всяких намеков на краску или штукатурку. Не слышно никаких звуков, даже уличный шум угадывается на грани слышимости.

И в нем – ни малейшего намека на гул автомобилей.

Синее копытце осторожно коснулось моего плеча.

Я вздрогнул. Оглянулся на поднявшуюся на задние ноги Альятару.

Та прикусила губу.

 – Евгений. Хо’а, – вдруг выпалила она.

 – Что? Извини, я тебя не понимаю.

Та покачала головой. Вдруг сорвалась с места и ускакала в направлении студии.

Блин. Однозначно, надо учить местный язык.

Может, у волшебных единорогов не принято выходить за порог в одном полотенце? Типа по своей квартире можно расхаживать как хочешь, а выйдя на улицу – требуется соблюдать приличия?

Только сейчас до меня дошло, что я, возможно, сделал серьезную ошибку. Стоило ли помогать Альятаре с заклинившим замком?

Я ведь ничего не знаю о том, где очутился. Понятия не имею даже, как дальше поведет себя Альятара. Возможно, теперь, когда дверь открыта – она бросится за помощью? Кто знает, как принято поступать в этом мире с инопланетными визитерами?

Альятара вернулась под цокот копыт. В зубах ее был зажат блокнот и еще один карандаш. Вспыхнул зеленый свет, оба предмета поднялись в воздух.

Карандаш стремительно заметался по бумаге.

Если до этого у меня и могли быть сомнения, кто был автором картин, теперь их не осталось. Буквально несколькими движениями Альятара нарисовала довольно точное изображение человека по пояс. Кажется, он был даже похож на меня.

А она продолжала рисовать. Вокруг человека возникла кирпичная стена. А в ней – зарешеченное окошко, сквозь которое человек на рисунке и смотрел.

Сжимая в кулаках прутья решетки.

Понять проблему

С чего начать переговоры с иномирным существом? Которое может быть (но может и не быть) агрессивным, которое не понимает твоего языка, которое не знает, где очутилось?

Увы мне. О лингвистических заклинаниях я знала две вещи. Первое – они существуют. Вторая – они очень сложны, опасны, и единорогов, которые ими владеют – считанное количество во всей Эквестрии.

Я задумалась.

Для начала – может, как-то дать Йев’ени понять, что он уже не у себя на родине?

На глаза мне попался купленный год назад «Малый атлас Эквестрии и сопредельных земель». Я подхватила его телекинезом и перенесла ближе. Открыла на форзаце, где располагалась карта полушарий, протянула человеку.

 – Эквус, – произнесла я. Убедившись, что завладела вниманием гостя, повторила:

 – Эквус.

Человек посмотрел на карту. Возвел очи горе.

 – Някова, – пробормотал он себе под нос. Или что-то в этом духе. Звучало похоже на киринский, хотя из него я знала всего лишь несколько слов.

Он ткнул пальцем в карту, заставив магическое поле задрожать.

 – Экайз?

О Святые Сестры, его акцент был ужасен.

 – Эквус, – произнесла я помедленнее. Указала на восточное побережье, рядом с крупной точкой Мейнхэттена. – Эквестрия.

Человек задумчиво повторил мой жест. Затем обвел пальцем вокруг себя.

 – Да! – я обрадованно кивнула, радуясь, что мы хотя бы сдвинулись с мертвой точки. – Да! Это страна и город, где мы с тобой находимся!

Йев’ени сгорбился. Подпер подбородок рукой. Я ощутила, что моя магия выдыхается, и приземлила книгу на подлокотник.

Внезапно Йев’ени вскочил. Атлас полетел на пол, раскрывшись посередке, на карте Кантерлота и прилегающих к нему деревень.

Я отшатнулась.

Я что? Сказала что-то для него обидное?

Йев’ени посмотрел на меня.

Произнес что-то непонятное, но успокаивающим тоном. Я выдохнула.

Человек, не обращая больше на меня внимания, скрылся в коридоре. Его шаги донеслись из ванной.

Что он делает?

Я осторожно выглянула из-за двери.

Йев’ени, не обращая на меня особого внимания, гипнотизировал взглядом ванну. Сунул лапу, видимо, проверяя воду.

Он что? Собирается вновь купаться?

Человек покосился на меня, что-то проговорил. Отбросил полотенце, действительно забрался в ванну и растянулся на ее дне, окунувшись с головой.

Ну, почти окунувшись. Голова погрузилась, а ноги, с его-то ростом, остались торчать сверху.

Хм. Вроде бы в той памятке от принцессы не говорилось, что люди – водоплавающий вид?

Может, он владеет магией подводного дыхания, как гиппогрифы?

Я подождала минуту, еще одну. Человек явно не собирался выныривать.

Он же не собирается утопиться?

Я робко подошла к ванне.

«Не делай этого!!!» – заорало мое благоразумие. Я осторожно, в любой момент готовая отскочить, деликатно похлопала Йев’ени по плечу.

Тот сел на дне, фыркая и отряхиваясь, словно буньип.

Это какой-то человеческий обычай принимать ванну? Или что?

Я мысленно заехала себе копытом по лбу. Ну конечно.

Если моя ванна вдруг сработала как межмировой телепорт – логично попробовать телепортироваться обратно тем же путем.

Я с опаской посмотрела на ванну. Вроде бы никто никогда не накладывал на нее никаких заклятий, тем более настолько могущественных.

Теперь что же? Каждый раз, забираясь под душ, надо быть настороже, чтобы самой не отправиться в какую-нибудь соседнюю вселенную?

Мамочки.

И остается только посочувствовать человеку (каким бы опасным монстром он не был!), которого эта участь постигла.

 – У тебя не получается вернуться домой? – спросила я тихо.

Человек поднял на меня сумасшедшие глаза. Снова закутался в полотенце, взгромоздясь на борт ванны.

Разразился диким безумным смехом, закрыв морду лапами.

Я сама не заметила, как выскочила из ванны и вжалась в стену коридора.

Селестия пресвятая… неужели он обезумел окончательно?

Ключ. Ключ. Замочная скважина. Нажать, аккуратно провернуть… сено! Срывается! Еще раз. Еще. Ну открывайся же, ну!

Я так сконцентрировалась на телекинезе ключа, что умудрилась проморгать появление чужака рядом.

И только услышав извиняющийся тон, повернула голову.

Шарахнулась вбок.

Впрочем, охватившая Йев’ени вспышка безумия, похоже, угасла. Он с интересом рассматривал замок с торчавшим из него ключом. Должно быть, не видел раньше таких сложных механизмов. Посмотрел на меня, что-то проговорил.

Не слишком ли строго я его сужу? Если бы я вдруг очутилась среди чужого народа, не зная его языка, не ведая, как вернуться домой… Да, видит Фауст, тут зайдут шарики за ролики и у любого пони.

Йев’ени тем временем успел достать ключ и с интересом его рассматривал. Снова обернулся ко мне.

Бросил несколько слов, жестом показал, как будто пишет на ладони.

Писать? Ему нужны карандаш с бумагой?

А что, это идея. Можно использовать рисунки, чтобы объяснять друг другу непонятные вещи. Селестия, и как я сама не догадалась?

Я двинулась к мастерской, на ходу вспоминая, где у меня лежит любимый карандашный набор после недавних набросков. Обернулась – гость шел следом.

В темноте не слишком-то легко сосредоточить телекинетическое поле, так что я на ощупь щелкнула по выключателю копытом. Зажглась лампа – снабженная дорогущим зачарованным кристальным фильтром для имитации дневного света.

Я окинула взглядом мольберт с полками, тумбочку. А, вот и мой блокнот для черновых заметок, его не жалко пустить на почеркушки…

Покосилась на Йев’ени.

Тот застыл прямо посреди мастерской.

И, не отводя глаз, смотрел на мой холст.

Мне бросилась краска в мордочку.

До сих пор не привыкну… Двенадцать лет, как я получила кьютимарку, и каждый раз все еще чувствую себя неловко, когда пони так смотрят на мои картины.

Ладно, я в этом кое-что смыслю. Рисование – мой особый талант, это надо признать. Но я же не делаю ничего, что не мог бы повторить другой пони, если дать ему кисть, краски и года три на обучение. Я просто рисую то, что начинаю видеть два месяца в году, так, чтобы это могли увидеть и другие пони.

Человек заговорил – и в его голосе слышалось восхищение.

Я ощутила, что краска ползет по моей шерсти куда-то в район ушей.

 – Тебе нравится? – пробормотала я. – Это просто набросок. Я назвала это «Зимний вечер», правда, это пока рабочее название. Я специализируюсь на зимних пейзажах, поэтому у меня и кьютимарка такая. Взгляни, – я слегка повернулась, чтобы рисунок на моем боку стал лучше виден.

Йев’ени озадаченно покосился на метку. Пожал плечами. До меня дошло, что пришелец из другого мира может и не знать, что такое наши кьютимарки и какую роль играют в нашей жизни.

Он поднял с полки карандаш. Жестом продемонстрировал, что хочет его переломить.

Слава Селестии – это был не один из моих бесценных сланцевых карандашей, а простенький графитовый грифель! Так что я молча кивнула, с удивлением наблюдая за человеческими манипуляциями.

Оторвав листок блокнота, человек завернул в него отломанный кусочек графита. Водрузил сверху пресс-папье и прижал хорошенько.

Двинулся обратно в коридор.

Что он делает? Я рванулась следом, горя любопытством. Которое временно выпихнуло за порог страх перед иномирным монстром.

Я так и не поняла, что сделал Йев’ени. Он склонился над замком так, что его спина перекрыла мне обзор. Раздался слабый шум.

Человек двинулся обратно в мастерскую. Вернул на место испачканный листок бумаги. Принялся с любопытством разглядывать мои полотна.

Приостановился. На его плоской морде читалось возбуждение и радость. Он указал на «Праздничную ель» и что-то произнес.

 – Извини, я тебя не понимаю, – откликнулась я. – Тебе нравится картина? Я жду Дня Согревающего Очага, чтобы выставить ее на продажу. Их всегда охотнее раскупают у меня в предпраздничные месяцы. Но если хочешь, забери ее себе, если она тебе так сильно понравилась.

Йев’ени лишь беспомощно потер морду.

Конские яблоки! Нам определенно надо что-то придумать, чтобы понимать друг друга!

Йев’ени снова занялся замком. Аккуратно куда-то нажал, раздался щелчок.

И дверь послушно отворилась, открывая вид на лестничную площадку, освещенную старой светлячковой лампой.

С довольным видом иномирянин ткнул в нее пальцем и что-то произнес.

Он… он что, исправил мой замок?

Принялся с интересом изучать совершенно непримечательную лестничную клетку, на которой давно следовало бы подмести пыль и смахнуть паутину.

Он что, собирается выйти наружу?

Во имя Селестии… Первый же пони, который его увидит, позовет стражу!

Конечно, это решит все проблемы.

Вообще-то, я сама обязана так сделать…

Но…

Но…

Лагерь для человеков под Понивиллем. Действующий под личным управлением Принцессы Дружбы. Место, куда отправляют всех человеков, кроме тех немногих, кто удостоился личного разрешения Твайлайт жить в Эквестрии.

Место, о котором ходят жуткие слухи. Пожизненный земной вариант Тартара.

Йев’ени пока что не сделал мне ничего плохого.

Он вообще не выглядит насколько опасным, как твердили байки о человеках…

Даже наоборот – бескорыстно и по-дружески помог мне с замком. Похвалил мои картины.

Может быть, истории про жестокость и свирепость человеков… преувеличены?

Должна ли я позволить ему выйти за порог – и отправиться в застенок? Даже пока он не успел совершить ничего плохого?

Или я неправа, и не имею права подвергать других пони опасности? Хотя...

Я закусила губу.

А, катись оно через Тартар к Дискорду!

Я дотронулась до плеча человека.

 – Йев’ени. Постой.

Тот посмотрел на меня озадаченно, пробормотал что-то.

Как же заставить его понять проблему?

Рисунки, глупая пони! Твоя же собственная идея!

Я сама не заметила, как домчалась до мастерской и вернулась с блокнотом.

Принялась беглыми движениями набрасывать на бумаге изображение.

Рисунок человека за тюремной решеткой.

Что делать дальше?

Я сидел в том же кресле, обреченно уставившись в сделанные Альятарой наброски и рисунки. Машинально перебирая их между пальцами, вглядываясь в ровные уверенные линии и штрихи, и изо всех сил пытаясь придумать, что мне делать дальше.

Сегодня, впервые за два дня, я был один в квартире. Альятара наполовину жестами, наполовину рисунками сумела объяснить мне, что должна отправляться на работу. Ну по крайней мере, я предположил, что на работу.

Судя по рисунку, схематично изображавшему большое каменное здание, очень похожую на Альятару кошколошадь за мольбертом, и выходящих из дверей здания кошколошадей с газетами/письмами/открытками, в общем, с какими-то исписанными листочками в… зубах. Да, мать моя женщина, в зубах.

Впрочем, похоже, это были газеты.

Потому что именно газету, очень похожую на наши, я вчера утром нашел на столике Альятары.

Ну как похожую? С какой-то фигурной вязью вроде арабского письма на страницах. На заголовках вязь распадалась на крупные округлые элементы вроде полукружий, звездочек, молний и сердечек. Наверно, это были буквы?

В некоторых местах встречались цифры. Которые я без труда отличил от букв.

Потому что это, черт меня побери, были наши, родные, привычные, арабские цифры!

Ну, почти привычные. Где-то хвостик смотрит не в ту сторону, где-то что-то растянуто или сплющено. Но все равно узнать привычный набор – от нуля до девятки – труда не составляло. Будь это одна цифра или буква, я бы еще предположил совпадение…

Как? Как?!

Я же типа в параллельном мире или там на другой планете. Они пишут непонятной абракадаброй. Но пользуются человеческими цифрами?

А с другой стороны. Если в этом мире есть Новый Год, да еще такой же, как наш, с елкой и гирляндами – что мешает быть арабским цифрам?

А еще на страницах газеты были черно-белые фотографии.

Вот в фотографии я вцепился мертвой хваткой.

Половину первой страницы занимало большое фото. Оно изображало округлый зал с несколькими рядами кресел. Кресла до отказа заполняли похожие на Альятару существа, только рогов у них не наблюдалось. Одно из них, стоя на подиуме в центре зала, вглядывалось (читало?) в лежащий перед ним лист бумаги. Двое или трое, поднявшись на задние ноги, что-то кричали из рядов и махали передними.

Заседание правительства? Публичная лекция? Еще что-нибудь?

На второй был изображен порт. Сомнений не было – над длинными низкими зданиями без окон поднимались мачты, вдали виднелся корабль, словно сошедший со страниц «Тома Сойера» – большие гребные колеса, высокие трубы, пара мачт с убранными парусами. На переднем плане громоздились ящики и бочки, их задумчиво рассматривали еще двое безрогих кошколошадей.

Третья изображала… кого-то. Даже целых трех кого-то. Рогатую кошколошадь вроде Альятары. Существо вроде… э… птицелошади? У него были орлиный клюв, когтистые лапы, и оно наполовину было покрыто перьями. На переднюю. Заднюю было плохо видно, оно стояло анфас к фотографу, но мне показалось, что у него как минимум одна лошадиная нога. Ну а третье создание было птицекошкой – с такой же птичьей передней половиной и кошачьей, с длинным львиным хвостом с кисточкой – задней. Все трое позировали на фоне фонтана, за их спинами виднелся горный склон.

А на четвертой странице – был изображен зависший над каким-то индустриальным пейзажем дирижабль. Натуральный дирижабль с парой каких-то лопастей вроде крыльев или весел. Длинные черные тросы тянулись с него на землю, а сбоку подплывала парочка…

Телег. Да, телег. Запряженных четверкой кошколошадей каждая. Висящих на расстоянии ста метров от земли. Непохоже, чтобы кошколошади сильно беспокоились по этому поводу.

Возможно, потому, что у них были крылья. По два пернатых крыла у каждой.

Газета выпала у меня из рук, я зажмурился и посмотрел еще раз. Летающие телеги, летающие кошколошади и летающий дирижабль никуда не делись.

Хотя как раз в летающем дирижабле для разнообразия нет ничего странного.

Я жалобно посмотрел на Альятару. С немым вопросом в глазах ткнул пальцем в фото.

Альятара схватила карандаш и бумагу – стопка листов прилипла к ее копытцу, словно намагниченная.

Оживленно принялась за объяснения. К этому моменту мы с горем пополам выучили около пятидесяти слов из языков друг друга и некое подобие разговора начало получаться.

К концу вечера я знал об этом мире чуть больше.

Планета называлась Эокьяз, страна на ней, где мы находились – Эокейрати. Так же, видимо, для простоты, назывался и материк.

Население Эокейрати называлось лоти. Оно делилось на три… народа? расы? вида? – короче, на кем-лоти, пакс-лоти и цер-лоти. Сама Альятара была из числа цер-лоти, чьим отличительным признаком был витой рог посреди лба. Пакс-лоти имели крылья и умели летать – я решил отложить вопрос, как они держатся в воздухе на не слишком больших крылышках, в самый дальний уголок мозга. Кем-лоти были… ну, в общем, они были обычными кошколошадьми без рогов и крыльев.

Судя по рисункам Альятары, кем-лоти занимались выращиванием урожая – по крайней мере, она нарисовала их пашущими (впрягшись в плуг, ага) пшеничное поле. Или не пшеничное – рисунок был схематичным и изображал ряд стебельков. Пакс-лоти делали что-то, связанное с дождем и облаками (может, предсказывали погоду?). Цер-лоти… тут у Альятары случилась заминка, она изобразила цер-лоти с идущими от его рога какими-то извилистыми линиями вроде радиоволн. Затем зажгла свой телекинетический свет, подняла карандаш в воздух и покрутила передо мной.

Телекинез? Цер-лоти передвигают предметы?

Кем-лоти – тут хозяйка пустила в ход атлас – жили в городе под названием Манисхата, где мы и находились, и, насколько я понял Альятару – еще в нескольких городах в восточной части страны. Город пакс-лоти (про себя я решил называть их пегасами. А что? Похожи ведь) назывался Дифринкумл и располагался где-то на северо-западе, причем от него по кругу шла опоясывающая всю Эокейрати пунктирная линия со стрелками. Наверно, так у лоти обозначался какой-то транспортный путь. Цер-лоти (продолжая аналогию, для себя я окрестил расу Альятары единорогами) жили практически посередине, у высокого горного пика в центре Эокейрати. Их город звался Кэркант, и, судя по пририсованной к нему большой золотистой короне – был и столицей государства.

Еще были существа, которых Альятара назвала элкер-лоти. Именно одно из них, как я понял, было изображено на верхушке елки. Выглядели они как обычные лошади, даже без особых кошачьих черт, зато с длинным рогом и крыльями. Альятара нарисовала троицу элкер-лоти над страной, пририсовала стоящих коленопреклоненными (у них это выглядело как припадание на передние ноги) представителей всех рас лоти, и нарисовала над каждым из троицы элкер-лоти маленькие короны.

Местные короли? Феодалы? Правящая каста? Я покачал головой.

Альятара, следившая за моими попытками, вновь принялась рисовать. Изобразила над одним из элкер-лоти солнышко с лучами во все стороны. Над вторым – лунный месяц. Над тем, что посередине – шестиконечную звездочку. Затем перечеркнула двух элкер-лоти, с солнцем и с месяцем.

Я вздохнул.

 – Слушай, я догадываюсь, что ты что-то хочешь рассказать о вашей политике. Но если только у вас тут не случился государственный переворот и власть не захватили евреи, я ничего не понимаю.

 – Не понимать, Евгений? Да? – «да», «нет» и «не понимать» стали первыми словами, которые Альятара выучила на русском. Было еще четвертое, но тут мне стало стыдно, что я невольно учу инопланетную расу таким выражениям.

 – Я не понимать, да, – печально отозвался я.

Альятара нарисовала еще одного элкер-лоти, добавила ему корону и изображение сердца. Рядом – вторую крылорогатую лошадку, только в несколько раз меньше. Ткнула копытцем в рисунок.

 – Риктара Патнай, – проговорила она. – Гриссамира. Грис-лоти, – она показала сперва в верхнюю часть карты, куда-то рядом с северной границей Эокейрати, затем нарисовала на листе еще одного кем-лоти, только покрытого крохотными звездочками.

Я развел руками. Посмотрел на Альятару.

 – Знаешь, это все очень интересно, я понимаю, что ты хочешь рассказать про твой мир… Но давай оставим это до того момента, как я хоть чуть-чуть научусь говорить по-вашему? Ладно? Потом? Понимаешь, потом? – я ткнул пальцем в атлас и рисунок.

 – Евгений потом, – согласилась единорожка. Поднялась. – Евгений Альятара есть? Да?

Слава богу, к этому моменту я уже понимал, что это предложение угостить меня ужином, а не сожрать на ужин.

Вот так и прошел остаток моего второго дня в этом мире. Я слегка познакомился с местной географией, социальной структурой и выяснил, что жареная картошка и сельдерей в этом мире вообще ничем не отличаются от земных. Даже как-то обидно. Я рассчитывал на что-то более экзотическое, вроде синих яблок или черной земляники.

Ну а сегодня утром Альятара отправилась по своим загадочным делам, напоследок жестами и немногочисленными выученными словами взяв с меня клятвенное обещание не выходить за дверь и подходить к окну. Собственно, оно свелось к энергичным тычкам копытом в окно и дверь и настойчивому «Евгений нет!».

Я лишь мрачно кивнул. Позавчера и вчера Альятара, как смогла, донесла до меня мысль – таких, как я, в этом мире знают. Таких, как я, здесь выслеживают и сажают в темницу. Я так и не понял, за какие провинности, но рисунок с человеком за решеткой был доходчивым.

Я все же попытался выспросить, за что людям в этом мире такая немилость. Альятара беспомощно помотала головкой, нарисовала картинку с человеком, замахивающимся палкой на кем-лоти. Яснее не стало.

Их предки воевали с людьми? Может, люди держали их в рабстве? Или еще что-то?

Вопросов больше чем ответов.

И самый главный – что делать дальше?

С одной стороны, я и дня не продержусь в этом мире один. Не знающий языка, не похожий на местных жителей, всецело зависящий от милости моей гостеприимной хозяйки… Кстати, долго ли эта милость продлится? Непонятно даже, с чего Альятара, спасибо ей, конечно, огромное, так дружелюбно настроена к незваному гостю. Неужели только из благодарности за починку замка?

С другой… По крайней мере, здесь есть люди. Может быть, им будет известен путь на Землю? Надо найти их. Надо чуть лучше ориентироваться в этом странном мире.

Надо постараться выучить язык Альятары – пока что она успешнее учит мой. Из языка лоти мне удалось запомнить только «Борайо!» и «Мейо най!» – «Доброе утро» и «Спокойной ночи» соответственно. Первое я услышал от нее вчера, когда разминал все конечности после проведенной в кресле ночи. Второе – от нее же вчера, когда она расстилала мне крохотный матрас на полу рядом с креслом. Матрас был откровенно маловат, но после сидячей ночи я и за такой был ей безмерно благодарен.

Спалось, кстати говоря, плохо. Не из-за жесткого пола и тонкого матраса. Просто навалилось. Чужие имена, чужие названия, чужие, инопланетные существа… В первую ночь я не заметил, как заснул – просто в какой-то момент вырубился в кресле, и открыв глаза, обнаружил сопящую в таком же сидячем положении на диване Альятару. Должно быть, инопланетянка пыталась не сводить глаз со спящего меня, пока ее саму не сморило.

А вот во вторую – да, навалилось. Я ворочался с боку на бок, слушал тихое дыхание спящей Альятары, вглядывался в свет уличного фонаря сквозь занавески – и мне казалось, что я уже сплю и вижу сон. Очень странный сон про инопланетных единорогов.

Что если сейчас встать и подойти к дивану – окажется, что на нем спит кто-то из приятелей, приютивший меня после закрытия метро.

Что если выглянуть в окно – там окажется московская улица.

Один раз я не выдержал. Встал, рывком раздернул шторы. Убедился, что чужой город никуда не делся, только на улицах нет прохожих. Подошел к дивану, различил полуприкрытое одеялом четвероногое тело и рассыпавшуюся по подушке синюю гриву. Альятара заворочалась и пробормотала что-то во сне.

Я сконфуженно улегся обратно. Если бы она проснулась, точно бы опять перепугалась до полусмерти.

Надо не обрывать ее, пока она рассказывает о своей планете.

Надо понимать, о чем она говорит. Надо выучить язык.

Вот так и прошла ночь – в переворотах с боку на бок, в попытках заснуть и попытках отличить сон от реальности. Обернувшись наутро головной болью и сонной хмарью в голове. И вот теперь я вот уже который час сидел в кресле и листал наброски Альятары, пытаясь выцепить их них что-то еще полезное.

Встал. Со вздохом снял пару книг с притулившейся у дивана книжной полки.

Первая оказалась лишена картинок, а извилистая вязь местной письменности мне не говорила пока ни о чем. Со второй повезло чуть больше – кажется, это была какая-то беллетристика.

На обложке был нарисован пакс-лоти песочной окраски с серой гривой, стоящий посреди джунглей и задумчиво разглядывающий куст с фиолетовой ягодой на верхушке. Он был одет в какое-то подобие куртки цвета хаки, прикрывающей грудь и передние ноги, с двумя вырезами для крыльев. На бедре пакс-лоти, в том месте, где у Альятары были изображены снежинки, глаз и звездочки, виднелся рисунок розы ветров.

Я пролистал наскоро книгу, и нашел еще несколько иллюстраций. На одной был нарисован цер-лоти, по бокам которого стояли два серых волка с оскаленными пастями. У цер-лоти на том же месте красовалась волчья морда. Следующая иллюстрация изображала пакс-лоти с обложки, летящего над высовывающейся из воды крокодильей пастью. Третья изображала высокого цер-лоти в балахоне с капюшоном, направлявшего из рога луч света на куст с обложки.

Мда. Чувствуешь себя пятилетним ребенком. Картинки очень интересные, понять бы, что на них изображено.

Так и прошел день – в разглядывании немногочисленных рисунков и фотографий, в попытках краем глаза сквозь щелочку в шторах понаблюдать за городской жизнью. Катились запряженные кем-лоти многочисленные кареты, шли по улицам прохожие.

Несколько раз я воочию увидел порхающих над тротуаром пакс-лоти. Крылатые существа, похоже, не дружили с физикой и аэродинамикой – потому что друзей не трахают, как говорил попугай Кеша! Они не то что превосходно летали на своих невеликих крылышках – они умудрялись зависать на месте, что твои вертолеты!

Впрочем, пакс-лоти все же старались не подниматься слишком высоко в небо. И держались преимущественно над тротуарами, не над проезжей частью. Какие-то правила дорожного движения для крылатых?

 – Евгений! – я подскочил на месте. Сообразил, что слишком увлекся наблюдением, чтобы услышать лязг ключа в замке. Обернулся.

Альятара посмотрела на меня укоризненно. Что-то произнесла. О смысле было догадаться не трудно.

Ну да, я увлекся наблюдением за местными пегасами. Настолько, что опасно высунулся за занавеску и чуть не прижался к стеклу. Идиот.

 – Извини, – я покаянно прижал руку к сердцу.

 – Евгений нет, – Альятара настороженно покосилась на окно. – Евгений фенеро нет!

Вроде понятно…

 – Фенеро? – я ткнул пальцем на окошко. – Фенеро?

 – Фенеро, да, – кивнула Альятара. Покачала головкой. – Евгений фенеро нет?

 – Евгений фенеро больше нет, – закивал я. – Прости, пожалуйста.

Альятара сбросила на пол две небольшие сумки, висевшие у нее по бокам. Приоткрыла одну, сунула мордочку.

Пробормотала что-то, держа в зубах сверток плотной оберточной бумаги. Перетянутой бечевкой.

 – Что? Не понимаю.

Альятара направилась в кухню, взглядом поманив меня за собой. Опустила сверток на стол, принялась развязывать узел, помогая себе копытцами.

В свертке оказался здоровенный ломоть рыбьей туши. Кажется – лосося или форели. Я не спец в рыбе, отличаю разве что сазана от налима.

 – Евгений да? – с довольным видом спросила единорожка, уставясь на меня.

 – Э… это мне? Ну спасибо, конечно.

Хм. В принципе, логично. У Альятары дома я видел из еды только типично вегетарианский набор из овощей и всякой зелени. Очевидно, копытные-лоти – травоядные. Тогда она решила меня угостить рыбным меню?

 – Спасибо большое, – повторил я еще раз, поклонившись.

Альятара покраснела. Указала копытом на свою крохотную плиту и набор из нескольких кастрюль и сковородок.

 – Тебе помочь это приготовить? – сообразил я. Сам ткнул пальцем в плиту, сделал движение, будто режу рыбу и кладу ее на сковородку. Единорожка закивала.

Я не считал себя великим кулинаром, да и на кухне Альятары двоим, даже включая крохотную единорожку, было не развернуться. Но газовая плита в другом мире походила на газовую плиту, масло – на подсолнечное масло (даже если и было выжимками из каких-нибудь инопланетных червяков), и вскоре рыба весело зашкворчала на плите. Альятара с интересом следила за моими манипуляциями, стараясь поменьше задевать меня рогом и боками.

 – Ну вот, кажется, готово, – я подцепил маленькой, будто игрушечной, вилкой, кусочек. – Ммм, вкуснятина. Не знаю, правда, можно вам такое или нет? Хотя если у вас продают рыбу…

Альятара понюхала воздух над сковородкой, став и впрямь похожа на гигантскую кошку. В свою очередь, наколола кусочек, прожевала.

Улыбнулась – мои кулинарные таланты явно оценили по достоинству. Впрочем, налегать на жареную рыбу единорожка все же не стала, наверно, мои догадки про растительную диету были верны. На столе очутился кочан капусты из холодильника и миска с брикетами чего-то, что очень походило на брикетированное сено.

Движением головы велев мне убраться из кухни, Альятара принялась резать капусту в мелкое крошево. Я опустился в облюбованное кресло, краем глаза следя за суетившейся на кухне единорожкой, и чувствуя, как выделяется слюна от запаха жареной рыбы.

Внезапно упала темнота.

 – Что? – я вскочил.

Щелкнул выключатель. Альятара посмотрела на меня удивленно, ничуть не смущенная резкой пропажей дневного света.

 – Что это? – спросил я недоуменно, махнув рукой в сторону окна. Где медленно разгорался призрачный газовый свет фонаря. Или лунный?

 – Евгений? – Альятара явно не понимала, о чем я спрашиваю. – Фенеро? Мейо?

 – Да я понял, что это фенеро. Почему так резко стемнело? Почему мейо?

Альятара нахмурилась.

 – Мейо, – она пожала плечами. – Риктара мейо дейин. Понимать?

Я вздохнул. Еще пара дней в этом мире – и я стану специалистом по Очень Тяжелым Вздохам.

Ладно, Альятара выглядит не слишком напуганной внезапной ночью среди дня. Собственно, вообще не напуганной. Только удивленной моей реакцией.

Хм. А ведь вроде вчера мне показалось, что стемнело необычно быстро. Только увлеченный попытками беседы с Альятарой, я не обратил на это внимания. Лишь удивился, как стремительно сомкнулись сумерки за окном.

Ох, ладно. Давайте будем думать над странностями этого мира на полный желудок.

Тем более, Альятара сделала жест, который невозможно было истолковать иначе как «прошу к столу».

Я уже двигал к себе низкую, как и все здесь, табуретку, как в дверь раздался громкий стук.

Единорожка вздрогнула.

Стук повторился. Раздался высокий требовательный голос.

 – О-ох, – выдохнула Альятара. Покосилась на студию. Схватила копытом меня за рукав.

 – Евгений! Ирья! – шепотом выдохнула она. Потащила меня туда, жестом указала на мольберт. Без объяснений ясно было, что она предлагает за ним спрятаться.

Ну… в темноте, если как следует скорчиться, и если никто не будет вглядываться в угол… В конце концов! Не в шкафы же прятаться, я туда и подавно не влезу!

Голос и стук становились все более настойчивыми. Альятара что-то крикнула в ответ. Залязгал ключ.

Голос Альятары что-то недоуменно произнес – и осекся. Резко, будто нажали кнопку.

Почему-то это мне показалось подозрительным.

Раздался стук копыт. Заскрипела дверь ванной, затем хлопнула дверца шкафа.

Все ближе, ближе…

Я даже ничего не успел сообразить.

Раздалась короткая команда. Мольберт отбросило в сторону в синей вспышке. В той же вспышке меня подбросило в воздух.

И оставило висеть вниз головой, словно червяка на крючке.

Я заорал. Лягнул ногой, пытаясь попасть хоть в кого-то.

Меня ловко ухватили за руки и завели их за спину. Что-то щелкнуло – и запястья охватил холодный металл.

В следующую секунду меня перевернуло обратно – и поставило на ноги. Резкий рывок бросил на колени. Чья-то железная хватка вцепилась в плечо.

Вспыхнул свет.

Цер-лоти синего окраса, в синей же жилетке, с приколотым на плече значком – человеческий силуэт на фоне полосатого геральдического щита – внимательно меня осмотрел.

 – Do you speak English? – спросил он. – Parlez vous Francais? Habla usted espanol? Вы говорите по-русски?

Дальнейшие действия

Карета катилась по асфальтированным улицам Мэйнхэттена под цокот копыт. Мне тоже сейчас хотелось все бросить и, звонко цокая подковками, пуститься галопом прочь.

Жаль, что дверь была заперта.

Подавитель металлическим холодом обжигал рог.

Йев’ени сидел рядом со скованными руками. Никакого переводчика не было нужно, чтобы увидеть на его морде напряжение и страх.

 – Йев’ени, – окликнула его я, потрепав по плечу. – Не расстраивайся. Я… мы что-нибудь придумаем. Может быть, я отправлю прошение самой Принцессе Дружбы. Уверена, она прикажет тебя освободить, когда станет ясно, что ты не такой, как прочие люди.

Иномирец медленно поднял голову. Посмотрел на меня, вздохнул.

 – Благодарить есть Старгейз, – с ужасным акцентом выдавил он.

Я постучала в решетчатую перегородку, отделявшую задний безоконный отсек кареты.

 – Софт Грит! Скажите, пожалуйста, что с нами сделают?

Кобылка-единорог с кьютимаркой в виде сачка, которая наложила на меня заклинание молчания там, у входа, обернулась.

 – Вас допросят, – бросила она. – И задержат до конца разбирательства. Вы укрывали человека, Старгейз. Это серьезное нарушение.

 – Йев’ени не сделал ничего плохого! – возмутилась я. – Он вовсе не такой, как нам рассказывали про человеков!

 – Это не вам решать, – отрезала Софт Грит. – Агентство допросит и его тоже, и определит степень его опасности для Эквестрии. А вам, юная кобылка, стоило бы думать головой, прежде чем безоглядно доверять чужаку и прятать его в собственном доме!

Я отвернулась. Растянулась на лавке, закрыв морду копытами.

Еще два дня назад самой большой моей проблемой был разнос от Дарлинг Принта, нашего выпускающего… А теперь меня везут в запертой карете через весь город, в магическом подавителе, как преступницу!

Что-то толкнуло меня в бок. Это Йев’ени подвинулся поближе.

Проговорил нечто успокаивающим тоном.

Я посмотрела на него.

 – И тебе спасибо большое, – протянула, хлюпнув носом. Мне даже стало стыдно. Его проблемы куда серьезней моих, а он еще пытается меня подбадривать!

Карета несколько раз повернула, открылись и закрылись несколько ворот. Затем лязгнули засовы на дверях нашего узилища.

 – Старгейз Винтер – на выход, – приказал земнопони в униформе городской стражи. Вздрогнув, я спустилась на брусчатку. Обернулась, встретившись взглядом с Йев’ени – его уже подхватили под лапы два крепких земных пони, что вломились в квартиру вместе с Софт Грит.

 – Идемте, – стражник положил копыто мне на плечо. Говорил он без злости, но нога была тяжелой.

Опустив голову, я потащилась через закрытый дворик, куда вьехала карета, к боковому входу в ближайшее здание – ничем не примечательное, обычный трехэтажный конторский корпус, каких много в Бронклине.

К моему удивлению, меня повели не в подвал, а провели по лестнице на второй этаж. Решеток и узников я тоже не увидела – коридорчик с обшарпанными дверями походил на офис какой-то мелкой арендной конторы. Разнообразия добавлял только большой плакат с человеческими мордами анфас.

Я невольно замедлила шаг. Большая надпись гласила «Народы человеков». Под ней более маленькая красная сообщала: «Соблюдай осторожность. Разговоры о расе люди могут счесть оскорбительными».

Ниже располагались шесть изображений. Человеки на двух левых очень походили на Йев’ени, не считая более тонких черт морды и длинной гривы у правого портрета. Двое посредине отличались более темной кожей, грива скрутилась в пышные кудряшки и толстые косички-дрэды. Двое человеков справа были смуглее, чем Йев’ени, но не настолько, как центральные портреты. Их глаза были сильно сужены, напоминая щелочки.

Под портретами тянулись длинные надписи мелким неразборчивым шрифтом. От каждого портрета длинные стрелочки тянулись вниз, к более мелким рисункам. Их в нижней части портрета было около пятидесяти, и от них рябило в глазах.

Увы, рассмотреть подробнее не удалось – стражник подтолкнул меня вперед. К двери в конце коридора, обтянутой клеенкой, с вырезом для закрытого железной шторкой проема. Сунул морду в седельную сумку за ключами.

Я шагнула внутрь.

Это походило скорее на номер в очень дешевом отеле, чем на тюремную камеру. Кушетка, откидной столик, раковина и туалет в отгороженном фанеркой углу…

За мной лязгнул замок.

 – Подожди! – взмолилась я, постучав в окошко. – Сколько мне тут сидеть? Что со мной сделают?

Стражник откинул заслонку.

 – Да понятия не имею. Была бы ты воришкой или жуликом, посидела бы денек до вызова на допрос, а там или получай штраф и гуляй, или топай в окружную тюрьму, если не хватает битов на залог. Но ты-то у нас проходишь по линии КАДА, а у них свои процедуры. Кстати!

 – Да-да?

 – Ты что, правда прятала человека? Как у тебя смелости хватило? Они же чудища! Он не пытался тебя слопать?

Я смерила стражника взглядом.

 – Это неправда! Йев’ени никакой не монстр! Он просто был очень растерян, когда очутился здесь, и я пыталась ему помочь!

 – Ну-ну, – скептически пробормотал земнопони. – Как по мне, он выглядит сущим страшилой.

 – Постой, так ты не из КАДА?

Стражник рассмеялся.

 – Да ты чего? У КАДА здесь три-четыре пони персонала и пара кабинетов, которые они у нас оттяпали! Вот будь здесь столько человеков, как в Кантерлоте, тогда бы… – он резко оборвал себя. – А вообще, мне с тобой болтать не положено. Сиди здесь и жди, пока позовут, – он захлопнул дверцу.

Я плюхнулась на кушетку и закрыла мордочку копытами.

И оставалась в таком положении до тех пор, пока тот же стражник, буркнув «приятного аппетита», не просунул в окошко миску с сеном и железную кружку с водой.

С удивлением я обнаружила, что от переживаний разыгрывается зверский аппетит.

Снова ключи загремели в двери, когда я уже была готова начать ее лягать со всей дури.

Если судить по частоте кормежек – я здесь уже вторые сутки!

А если по внутреннему счету времени – не меньше недели!

Я посмотрела на того же стражника. Ох, будь я настоящим магом, и не болтайся на моем роге подавитель – боюсь, испепелила бы его на месте!

 – Ну пошли, – буркнул страж порядка. Подтолкнул меня к двери соседнего кабинета. Выглядел он мрачно, должно быть, начальство его прочехвостило за разговоры с арестанткой.

После полутемного коридора солнце било в глаза. На фоне яркого квадрата зарешеченного окна был виден темный силуэт Софт Грит и груда папок перед ней. Стены кабинета были обиты темным шпоном, на одной висели изображения Солнца и Луны – должно быть, не успели перевесить со времен Диархии.

 – Садитесь, Старгейз, – велела она. – Граббер, можете быть свободны.

Стражник, поклонившись, затворил дверь кабинета. Я опустилась на жесткий привинченный к полу табурет.

 – Софт Грит! – выпалила я. – Йев’ени ни в чем не виноват! Он даже не знал, что должен сдаться властям! Это я велела ему оставаться в доме и не показываться!

Агент КАДА усмехнулась.

 – Забавно, Старгейз. А ваш… подопечный заявил, что это он принудил вас не сообщать о нем страже.

В мордочку бросилась жаркая волна. Так он еще и прикрыть меня попытался?

 – Что вы с нами сделаете? – потребовала я ответа. – На работе, должно быть, меня уже заочно уволили!

 – О проблемах с работой можете не беспокоиться, – отмахнулась Софт Грит. – И вообще, это я здесь задаю вопросы, а не вы. Кстати, о вопросах, – она достала из ящика стола что-то довольно тяжелое и блестящее золотом.

Я уставилась на статуэтку на золотой цепочке. Она изображала морду какого-то неведомого мне остроухого зверя, с двумя широкими крыльями по бокам. Софт Грит достала из того же ящика короткий ремешок и пристегнула им штуковину к скобе на столе. Должно быть, чтобы я не смогла запустить ей статуэтку в голову.

 – Наденьте это на шею, – велела она. Телекинезом толкнула в мою сторону.

Неведомый амулет ощутимо оттянул шею вниз.

 – Начнем, – Старгейз притянула к себе карандаш и свиток. – Ваше имя? Это для протокола.

 – Старгейз Винтер, – уныло откликнулась я. Далее последовали стандартные вопросы о дате рождения, месте работы и родственниках. Уныло жужжала муха, колотясь о стекло.

 – При каких обстоятельствах вы встретились с человеком по имени Евгений Комаров?

– Он… он просто вынырнул из моей ванной.

Карандаш Софт Грит дрогнул.

 – Просто вынырнул из ванной, – она кивнула. – В запертой квартире, не так ли?

 – Ага. Я очень перепугалась, случайно ударилась головой и чуть не захлебнулась. Если бы не Йев’ени…

Софт Грит методично шуршала карандашом по бумаге. Я продолжала рассказывать историю знакомства с человеком, включая сломанный замок, мою студию, вечерние посиделки с картами и рисунками. Агент качала головой в такт моим словам, не пытаясь прерывать или задавать вопросы.

 – Скажите, – проговорила она наконец. – Евгений упоминал при вас такое название, как «Мой маленький пони»? Возможно, обращался к вам так?

Я недоуменно распахнула глаза.

 – Нет. Вообще-то он и не смог бы. Он и слово «пони» выучил два дня назад.

 – И он выразил удивление, когда вы рассказывали ему о Эквестрии? О наших народах, о принцессах? Вам не показалось, что что-то из этого могло быть ему знакомо?

Я развела передними ногами.

 – Мы толком и не понимали речь друг друга, конечно… Но мне так не показалось. Он явно видел все то, что я рисовала, впервые в жизни.

 – Все страньше и страньше, – пробормотала Софт Грит. – Термин «брони» вы от него тоже не слышали?

 – Это какая-то разновидность пони? – удивилась я. – Нет.

 Софт Грит тяжело вздохнула.

 – Ладно. Перейдем к другим вопросам. Евгений пытался вести себя агрессивно? Угрожать вам?

 – Вот уж ничего такого не было! – выпалила я.

 – Даже в первые минуты после… вашего знакомства?

 – Даже тогда. Он был напуган и растерян. Но не пытался как-то мне повредить или напугать. Скорее, наоборот – пытался успокоить и подружиться.

Карандаш летал по бумаге. Хотелось пить.

 – Он что-нибудь упоминал о прошлом на Земле? Род занятий, образование, образ жизни?

 – Да откуда? Софт, я же вам говорю – мы только несколько слов из языка друг друга успели выучить!

Софт Грит подняла на меня глаза.

 – Старгейз, еще вопрос. Сразу предупреждаю, он может показаться очень личным и даже неприятным. Но я настаиваю на правдивом ответе.

 – Какой вопрос? – я напряглась.

 – Человек проявлял в отношении вас сексуальный интерес?

Я подскочила на табурете.

 – Что?!

 – Отвечайте по существу, – сухо велела Софт. – Возможно, комплименты, объятья, поцелуи? Попытки соблазнения?

Я снова ощутила, что краснею.

 – Не было ничего такого! Абсолютно точно! Софт Грит, если вы…

 – По существу, – оборвала меня единорожка, прежде чем я успела возмутиться. – Я поняла. Спасибо, – она зачиркала карандашиком. Затем оторвалась от бумаги.

 – Старгейз, как вы лично можете оценить вашего визитера? Общие впечатления, примечательные детали?

Я задумалась, все еще слегка ошарашенная предпоследним вопросом.

 – Мне показалось, что он хороший разумный. И может быть хорошим другом. Для любого это стало бы страшным шоком – внезапно очутиться в чужом мире. А он старался сохранять самообладание и не испугать меня. Пришел ко мне на помощь, когда сломался замок… и вообще, он мне жизнь спас, когда я чуть не захлебнулась! Если все человеки такие, то все, что про них у нас говорят – грязные слухи.

 – Не делайте опасных обобщений, Старгейз, – порекомендовала Софт. – В слухах много лжи, но тем неприятнее та часть правды, что в них содержится. И вообще, на будущее зарубите себе на рогу – не следует слепо доверять чужакам, не убедившись в их намерениях. Принцесса была вынуждена создать Агентство не просто так, можете поверить.

Я промолчала.

 – Что с нами будет? – наконец решилась спросить я, видя, что Софт не торопится продолжать допрос.

 – Будет? – единорожка хмыкнула.

 – Я, конечно, могла бы дать вашему делу ход. Укрывательство человеков – это преступление перед короной. Но я вижу, что вы всего лишь молодая и глупая пони, которая поддалась искреннему дружескому порыву. А принцесса Твайлайт учит, что неправильно наказывать пони за следование идеалам Дружбы. Снимайте талисман истины, – бросила она.

Я осторожно сняла через голову амулет.

 – Я… я свободна?

 – Сейчас стражник проводит вас к выходу и напишет для вашего шефа уведомление, что вы были допрошены как свидетель по делу короны. Идите и в следующий раз думайте головой, – приказала Софт Грит.

Я поднялась. Обернулась к двери… и замерла.

 – А Йев’ени?

Софт Грит очень тяжело вздохнула.

 – Старгейз. Вам что, мало проблем?

Я молча ждала ответа.

 – Ваш визави будет направлен в лагерь адаптации, – наконец, сдалась Софт. – Там его обследуют и рассмотрят его дело. Если Агентство решит, что он не представляет опасности и может вписаться в наше общество, его освободят. Если нет – он останется на государственном содержании, пока его статус не пересмотрят.

Я вздрогнула.

 – Лагерь адаптации? Вы имеете в виду… Понивилльский лагерь?

Софт Грит смерила меня тяжелым взглядом. Приложила копыто ко лбу. Ее хвост раздраженно стегнул по бокам.

 – Понятно. Успели наслушаться очередных слухов? Поверили в то, что мы там с людей шкуру заживо сдираем?

Я молчала.

 – Вы еще не поняли, что нельзя слепо верить каждому слуху? Да, это не самое приятное место, да, условия там жесткие. Но для многих людей – это лучший способ обеспечить безопасность. Причем не только для эквестрийцев. Но и для них самих.

 Я продолжала молчать. Старгейз раздраженно свернула свиток. Дернула шнур колокольчика.

 – Идите и не ищите впредь на круп неприятностей, – приказала она.

Я уже почти шагнула к двери – и вздрогнула.

В памяти всплыли детали статьи, что публиковалась в «Мире Мэйнхэттена» с год назад. Какая-то тяжба с семьей грифонов, которым пытались не разрешить проживание в Эквестрии…

 – Софт Грит, – решительно выпалила я. – Ведь есть же закон. Если гражданин Эквестрии берет иностранца на поруки – тому разрешается жить в королевстве. Правда же?

Софт Грит скривилась так, словно слопала целый гриффонстоунский лимон.

 – Старгейз! – впервые она повысила голос. – Вы что, решили корчить из себя юриста? Смотрите, я ведь могу и передумать насчет вашего дела!

Я упрямо молчала. Агент уставилась на меня очень сердитым взглядом.

Дверь скрипнула, в кабинет сунулся стражник.

 – Вызывали, агент?

 – Ну так такой закон есть?

По мне прошлись испепеляющим взором.

 – Подождите, – почти прорычала Софт стражнику. – Да. Такой закон существует. И только по чистому недосмотру его действие еще не успели отменить в отношении людей, – она выдернула откуда-то лист бумаги с еще одним карандашом, швырнула мне.

 – Заполняйте заявление. И учтите – если ваш подопечный что-то натворит, вы будете отвечать перед судом наравне с ним! Даже если не будете в этом замешаны ни сном, ни духом!

Внутренне ликуя, я принялась вписывать нужные сведения в крохотные поля бланка. Дойдя до пункта «происхождение передаваемого на поруки», я замешкалась. Хотела было спросить у Софт Грит, но поняла, что та и так кипит, как поставленный на огонь чайник – и решила не рисковать. Просто написала «Мир человеков».

Софт Грит выхватила у меня бланк, сунула его в папку и хлопнула обложкой.

 – Отведите ее к выходу, снимите подавитель и оформите как давшего показания свидетеля, – приказала она. – И дождитесь меня. Я буду минут через десять.

Только на первом этаже я поняла, что мы находимся в Бронклинском участке городской стражи – увидев через зарешеченные окна знакомые здания Дрей-сквер. Мой провожатый подошел к конторке дежурного, принялся заполнять очередной бланк. Протянул мне седельную сумку, которую у меня забрали еще дома…

 – Старгейз!

 – Йев’ени! – я расплылась в улыбке.

Он сделал несколько шагов вперед, наклонился ко мне.

 – Черт! Я так рад тебя видеть!

 – И я тебя тоже! Слушай… стоп! Ты что, говоришь по-нашему?

Йев’ени широко улыбнулся. На нем были какая-то мешковатая роба и штаны, сидевшие явно не по фигуре. Должно быть, шились под минотавра.

 – Проклятье, голова до сих пор трещит, как с похмелья. Не, все честно, эта дамочка сразу предупредила, что будет неприятно. Она сказала, что ей нужно опросить меня, и будет легче, если я смогу отвечать на вопросы на вашем языке. Брр, в череп как будто шуруп вкрутили… Зато теперь мы можем разговаривать друг с другом!

Я всмотрелась в его морду. Улыбка угасла. Он выглядел очень, очень растерянным… и в глазах пряталась боль. И страх.

 – С тобой… ничего не сделали?

Йев’ени покачал головой.

 – Она мне… кое-что рассказала. Целую кучу очень странных вещей. Я… у меня никак не получается уместить все это в голове, вот и все.

Краем глаза я заметила притоптывающую копытцем Софт Грит. Обернулась к ней.

 – Мы оба можем идти?

 – Можете, – бросила агент. – Вот ваши документы. Евгений, вы обязаны являться сюда раз в месяц и отмечаться на протяжении полугода. Это понятно?

 – Точно так, – человек кивнул.

 – И последнее, – сообщила Софт. – Если вы будете замечены в малейшем правонарушении – в малейшем, даже если выбросите огрызок в неположенном месте – видит Фауст, под арест отправитесь не только вы. Но и ваша благодетельница, которая так рвется вас опекать. Ясно вам?

Йев’ени бросил на меня короткий взгляд.

 – Я все понял, Софт Грит. Можете не сомневаться, я буду тише воды ниже травы.

 – Хотя нет, – Софт посмотрела на меня. – Еще одно предупреждение персонально для вас, Старгейз.

Я прижала уши.

 – Есть философские течения, которые считают, что любой из возможных миров – одновременно чей-то вымысел. Если и так, это не делает реальность менее реальной.

У меня отвисла челюсть от этого внезапного философического приступа.

 – Чего?!!

И услышала, как Йев’ени, вздрогнув, втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

 – Достаточно, – процедил он. – У меня и так вот-вот взорвется мозг. Мы уходим.

Солнце стояло низко – должно быть, Твайлайт не так давно подняла его над горизонтом. Я прикинула, успею ли сегодня попасть на работу. Покосилась на башенные часы…

И, весело взмахнув гривой, решила побездельничать. Справка, которую я держала перед собой телекинезом, давала мне законный выходный до сегодняшнего вечера.

Посмотрела на Йев’ени. Тот озирался вокруг, как завороженный.

 – Тебе нравится город? – весело спросила я.

 – А? – взгляд сфокусировался на мне. – Город… да. Так странно. Вроде бы так похоже на наши города. И в то же время… – он посмотрел на фигурку почтальона, срезавшего путь над крышами.

 – Что там сверкает?

Я приложила копытце к глазам.

 – Кристаллер Билдинг. Если хочешь, можем сходить, посмотреть поближе.

Йев’ени вздрогнул.

 – Только не сейчас. Я… я немного устал. И на нас и так все пялятся, как на мартышку в клетке. Знаешь, давай лучше вернемся. Мне надо прийти в себя. Обдумать дальнейшие действия…

Что правда, то правда. Я сама то и дело ловила на себе взгляды прохожих. Пони оборачивались, провожая нас глазами. Я услышала голос жеребенка «Монстр! Мама, смотри, монстр!». Йев’ени поморщился.

 – Знаешь что? – решительно сказала я, сунув ему в лапы бумажку. – Поймаем такси. Я тоже устала и не хочу тащиться через полгорода пешком.

Положим, от прогулки я на самом деле не отказалась бы… Но зеваки начали напрягать и меня. Я шагнула к краю брусчатки, высматривая желтую карету.

Человек озирался по сторонам.

 – Мэйнхэттен, да? – пробормотал он. – Что это означает?

 – «Гривистый остров на болоте», – перевела я. – Это из языка оленей, а не пони. По легенде, когда-то на этом месте стояла их деревня, в честь которой назвали город.

 – Оленей? – Йев’ени тряхнул головой. – Старгейз, это все очень интересно, но я расспрошу у тебя об этом позже. У меня и так перегруз информацией.

В этот момент я заметила свободное такси и ускорилась. Человек торопливо зашагал за мной.

Земнопони в упряжи обернулся на меня.

 – Куда вам, кобылка? – тут он заметил Йев’ени, и его глаза на секунду расширились. Впрочем, с истинно профессиональной невозмутимостью он не стал задавать никаких вопросов.

 – Ферьер-Хилл.

 – Три бита.

Йев’ени проследил за золотыми монетами, перекочевавшими из моей сумки к таксисту.

 – Старгейз, разреши глянуть на ваши деньги? – попросил он, когда мы уже устроились в кабине. Не сказать, что с комфортом – Йев’ени упирался головой в потолок – но его, похоже, это слабо волновало.

Я протянула ему бит. Йев’ени повертел его в пальцах, глянул на звезду на реверсе – монета была новой чеканки.

 – Золотые монеты, – он слабо улыбнулся. – Забавно.

 – Ммм?

 – В моем мире уже никто не рассчитывается золотом. А такого кусочка хватило бы, чтобы безбедно жить месяц, или два – затянув пояса, – он вернул мне монетку. – Знаешь, у нас есть такие сладости – шоколадные монетки, упакованные в золотую фольгу. В первый момент мне показалось, что ты рассчитываешься с… – он замялся, – с извозчиком ими.

Я с искренним наслаждением плюхнулась на любимый диван. Йев’ени опустился в оккупированное в ходе межмирового вторжения кресло и закрыл глаза.

Через полчаса валяться и молчать стало лень. Я отправилась в кухню и с грустью обнаружила, что приготовленный незадолго до ареста салат можно выкинуть. Пришлось ограничиться сэндвичами – сенным для меня, с морковной заправкой для гостя.

 – Ты не хочешь поесть?

Йев’ени поднял веки.

 – Поесть? Да… поесть не помешало бы.

 – Голова, да? – понимающе спросила я. – Я бы предложила таблетку, но не уверена, что наши обезболивающие тебе помогут. Может, кофе?

 – Кофе? Наверное, – Йев’ени отвечал как-то невпопад, и все еще смотрел в стену.

Я подобралась поближе.

 – Ты неважно выглядишь.

 – Неважно? – пробормотал человек. – Да, пожалуй, неважно… – он вяло откусил от сэндвича, прожевал кусок и положил блюдце с бутербродом на тумбочку.

Я обошла вокруг него и заглянула в глаза.

 – Йев’ени. Что с тобой?

На меня упал такой же безумный взгляд, как в нашу первую встречу.

 – Эта дамочка, которая агент, она мне кое-что рассказала, – пробормотал Йев’ени.

Закрыл морду лапами.

 – Кое-что, мать вашу! – взревел он. Кулак со всего маху ударил по подлокотнику.

Я отшатнулась.

Йев’ени посмотрел на меня. Пробормотал что-то непонятное.

 – Извини, – глухо произнес он. – Я не должен на тебя орать. Просто… дерьмо, Старгейз, в языке моего народа есть слово, которое значит «удивиться в самой-самой крайней степени и в то же время – очень разозлиться». Вот так я себя сейчас чувствую.

Я уселась рядом. Положила копыто ему на лапу.

 – Расскажи мне.

Йев’ени сжал кулаки.

 – Кое-что о том, как я попал сюда.

 – Через ванну? – я вздрогнула. – Я сама ей боюсь пользоваться в последние дни. Кто знает, вдруг и меня засосет куда-то в соседний мир.

Раздался глухой смешок.

 – Не бойся. Тебе ничего не грозит. Ну, если будешь осторожна.

Я ждала продолжения.

 – Они знают про мой мир. Я далеко не первый, кто сюда из него попал. Я помню, ты что-то такое пыталась рассказать, но она рассказала мне больше.

 – Они знают, как мы сюда попадаем, Старгейз, – Йев’ени вздрогнул. – Я никогда не вернусь обратно.

Я вздрогнула.

 – Я… мне жаль.

Йев’ени опять глухо засмеялся.

 – Смерть, – проговорил он.

Мои уши вскинулись.

 – Что?

 – Смерть. Они не знают, почему и как, но некоторые из людей, погибая, возрождаются в этом мире. Вот так, как я.

Вот теперь моя шерсть вздыбилась.

Неудивительно, что он выглядит как обухом по голове ударенный…

 – Тогда, когда я залез в собственный душ, – пробормотал Йев’ени. – Я думал, что куда-то провалился и вынырнул здесь, у тебя в ванне. А на самом деле – я поскользнулся, ударился затылком, свалился в воду и, должно быть, захлебнулся. Мне некуда возвращаться, Старгейз. Я мертвец.

Я тряхнула гривой, пытаясь осознать сказанное.

 – Не говори так. Ты живой. Вот, сидишь в моем кресле и ломаешь мои подлокотники. Я не знаю, что это за магические фокусы, но… Но даже…

 – Магические фокусы? – он покачал головой. – О да, очутиться в магическом мире, где даже Солнце по небу двигают колдовством… Я-то думал, такое только в хреновой фантастике пишут... Старгейз. Знаешь, что самое странное?

Я зажмурилась.

 – Еще страннее?!

 – Ага. Не только в вашем мире знают о нас. Мы про вас знаем тоже.

 – Откуда?

 – Был такой сериал. Ты… у вас тут есть кинофильмы? – я молча кивнула. – Ну так вот, был фантастический кинофильм. Вернее, многосерийный мультик. Про волшебную страну пони Эквестрию. Я-то о нем впервые узнал от Софт Грит, но, по ее словам, он был – и есть – в моем мире очень популярен. Создал аж целую субкультуру. Фанаты, комиксы, продакт-плейсмент и все такое…

 – Как цикл про Дэринг Ду?

 – Дэринг Ду? – Йев’ени посмотрел непонимающе. – Ну так вот. Я не знаю… может, это вообще со всеми работает? Ну там, бегал по лесу с лыжей – попал после смерти к эльфам с хоббитами? – я не очень поняла, при чем тут лыжи и кто такие эльфы с хоббитами, но мысль, кажется, уловила. – Ну и вот. Фанаты этого мультика… они после смерти стали попадать сюда. К вам. В мир, про который он был снят.

У меня кружилась голова от таких откровений.

 – Может… Может, кто-то из вас побывал в нашем мире раньше? А потом, когда вернулся – создал фильм, про который ты говоришь?

 – Может… – пробормотал Йев’ени. – Софт Грит сказала, они сами очень мало знают про этот феномен. Ты знаешь, я ведь даже не смотрел мультик, про который шла речь. Нет, сейчас, когда мне про него рассказали, я вспомнил про какие-то картинки в интернете с розовыми понями. Но знаешь, я не вникал. Франшиз много, все не пересмотришь. Хотя… Хотя…

Он ожесточенно потер лоб.

 – Слушай. Что-то такое я вспоминаю. У меня есть племянница, ей девять лет. Как-то раз я заходил к ее семье в гости, там крутили мультики по телевизору. Там был какой-то огромный красный монстр, который взорвал дерево, а потом стрелял лазерными лучами в фиолетовую лошадку с крыльями…

 – Фиолетовую лошадку? – я едва сдержала смешок. Наткнулась на недоуменный взгляд Йев’ени.

 – Извини, но… Ты говоришь про поединок Тирека с Принцессой Дружбы. И лучше тебе не называть ее «фиолетовой лошадкой» при всех! Казнить тебя она не прикажет, но вот другие пони могут не оценить. Звучит почти как «розовая обезьяна».

Теперь засмеялся и Йев’ени.

 – Учту на будущее. Слушай, так что, на вас тут часто нападают монстры?

 – Часто? – я покачала головой. – Ну смотря что понимать под «часто». За последние лет шесть… Было освобождение Дискорда, хотя он почти не причинил никому вреда, потом Кантерлотская свадьба. Потом, собственно, на нас напал Тирек, и после этого все спокойно. Ну по крайней мере, кроме Понивилля – но это особое место, там рядом и Вековечный, и вход в Тартар, там постоянно что-то случается. Ах да, еще война со Штормом – но она шла за морем и не затронула Эквестрию. Кроме того, это все случалось в столице, а здесь, в Мэйнхэттене, я и не припомню каких-то катаклизмов. А, ну еще возродился Сомбра – но это было в Империи, далеко на севере, и он тоже не успел никому повредить, прежде чем его уничтожили.

Йев’ени покачал головой.

 – Звучит так, как будто у вас тут постоянно какие-то битвы.

Я рассмеялась.

 – А я думала, что это люди постоянно воюют друг с другом!

 – Ну что ты… – Йев’ени резко осекся. Сглотнул.

Я недоуменно на него посмотрела.

 – Пару дней назад я сказал бы, что ты преувеличиваешь, – выдохнул он. – Что последняя большая война у нас закончилась семьдесят три года назад. А сейчас… – он затряс головой.

 – Знаешь, все эти штуки с попаданством, – продолжил он после паузы, – они ну как бы нелинейны. Нас закидывает рандомно из промежутка времени в одиннадцать лет. Я попал примерно из середины, – он опять смотрел куда-то сквозь стену.

 – Я получил новости из дома, Старгейз, – пробормотал он.

 – Хорошие? – я тут же поняла, что вопрос дурацкий.

 – Нет, Старгейз. Совсем не хорошие, – он осекся. – Я не хочу об этом. Извини.

Воцарилась тишина. Я пыталась придумать, что сказать Йев’ени, чтобы приободрить. Объяснения были не нужны – только совсем глупая пони не поняла бы, о чем он.

 – Похоже на какие-то шутки Дискорда, – наконец проронила я.

 – Дискорда? – Йев’ени потер лоб. – Мне надо будет многое узнать про твой мир. Софт Грит тоже что-то такое говорила и добавила «но он отрицает свою причастность».

Он поднялся. Налил себе воды, выпил залпом и вернулся в кресло.

 – Знаешь, она очень удивилась – я имею в виду, агентша – что меня забросило так далеко. И что я ничего не знаю про мультик. До меня всех забрасывало куда-то в те места, где шло действие. Как же она их называла… Понивилль или Понивечный лес, что-то такое.

 – Понивилль и Вековечный лес, – поправила я его на автомате.

 – Ну да, точно. Сначала перебрасывало тех, кто искренне желал здесь оказаться, – Йев’ени хмыкнул. – Потом – тех, кто просто увлекался мультиком. Я – первый случай, когда затянуло того, кто про него слышал краем уха. Она очень не хотела меня отпускать. Говорила, что ваша принцесса лично захочет меня обследовать.

 – Так вот почему она так злилась! – сообразила я.

 – Наверно, – пробормотал Йев’ени. – Черт, она еще что-то говорила об «инцидентах». Как я понял – у кого-то из первых перенесенных, когда они осознали, что это все реально, конкретно так срывало крышу, – увидев мой непонимающий взгляд, он поправился, – я имею в виду, от шока их рассудок не выдерживал. И некоторые из них натворили дел. Она отказалась рассказывать подробности…

 – Я понимаю. Сказать честно, о людях у нас ходят такие слухи… Ну, скажем, нехорошие. Если честно, в первый момент поэтому я и тебя так перепугалась.

 – В первый момент, да… Я и сам тогда чуть в обморок не плюхнулся.

 – Ну в общем, по итогу она согласилась меня отпустить, в обмен на обещание, что я явлюсь по первому зову, чтобы дать себя изучить. Кстати! – Йев’ени посмотрел на меня. – Старгейз! Так это ты ее уболтала меня выпустить на поруки, вместо отправки в эту вашу тюрьму для людей?

Я ощутила, что краснею. Молча кивнула.

 – Спасибо, – тепло проговорил он.

 – Не за что, – отозвалась я. – Если друг попал в беду – надо ему помочь!

 – Друг? – с каким-то удивлением в голосе произнес Йев’ени.

 – Конечно! – я недоуменно вскинула голову. – Разве нет?

Йев’ени вздохнул. Грустно улыбнулся.

 – Извини, Старгейз. Мы, наверное, просто не так легко… – он оборвал себя на полуслове. – Я… я очень рад, что ты мой друг. Спасибо тебе большое. И за это. И за то, что со мной возишься.

Я оперлась на подлокотник, поднявшись на задние ноги и заглядывая человеку в морду.

 – Все будет хорошо, Йев’ени. Даже если ты не можешь вернуться – Эквестрия замечательное место. Тебе здесь понравится, обещаю.

Найти свое место

Крыши – двускатные, с острыми башенками, крытые вместо шифера или толя красной черепицей. Окна – высокие, стрельчатые, с причудливым узором лепнины, с крохотными засаженными цветами балкончиком под каждым. Двери с непривычным арочным изгибом, словно миниатюрные замковые ворота.

Тротуары, мощеные брусчаткой вместо асфальта. Изгибы чугунного литья вдоль заборов и вдоль козырьков. А вдалеке горят огнями верхушки высоток вполне современного вида.

Ладно, если не обращать внимания на непривычно маленький размер зданий и всего – можно представить себе, что внизу распростерся какой-то старинный земной город.

А вот к этому – хрен привыкнешь.

Солнечный свет позолотил восток, пробился в проемы между домами, скользнул вдоль улиц светлой волной. Золотая вспышка окрасила небо. Легли длинные тени, укорачиваясь с каждой секундой. Луна, висевшая над горизонтом, скользнула вниз. Волна голубизны скользнула с востока на запад, смывая черноту. Уличные фонари начали меркнуть, светлячковые – почти сразу и неторопливо, электрические – вразнобой и мгновенно.

И солнечный диск завис над крышами, примерно градусах в сорока от горизонта.

Красиво. Очень красиво.

А у большинства пони на эту красоту реакция – на пару секунд вскинуть голову.

Воздух удивительно свежий, особенно на контрасте с московским, пропитанным парами бензина. Неудивительно – ни единого автомобиля на улицах, лишь тянется в небо на западе несколько струек дыма.

Все больше и больше разноцветных пятен появлялось на улицах. Вытекало ручейками из подъездов, вспархивало кое-где над крышами. Я отошел от окошка.

Никак не получается уместить это в голове. Словно я сплю и вижу странный сюрреалистичный сон. Вот-вот зазвонит будильник и я…

Нет, Женёк. Не проснешься.

Спокойно. Спокойно. Спокойно.

Держать себя в руках. Держать себя в руках. Держать себя в руках.

Дверь на чердак была не заперта. Собственно, как и большинство общих дверей в этом городе. Пони, похоже, и собственные-то двери закрывали на замок через раз.

Звякнул собственноручно починенный замок.

 – Кто там? – раздался сонный голос Альятары. Она зевнула, я услышал, как стукнули копыта, опускаясь на паркет.

 – Доброе утро! А я думал, ты давно проснулась.

Альятара засмеялась.

 – Сегодня выходной! Могу себе позволить поспать подольше. А ты что не спишь?

 – О. Сейчас покажу.

Единорожка нырнула в ванную, заплескалась. Появилась в кухне, телекинезом наполнила чайник и водрузила на плиту. Чиркнула спичкой.

 – Ну? – заинтересованно произнесла она.

Я извлек из кармана матерчатый мешочек (почувствуй себя в Средневековье!), опустил звякнувший кошелек на клеенку.

 – Я договорился с Джозхуфом, что уберу прошлогодние листья во дворике. И оттащу ящики из внутреннего двора на чердак. Теперь я чуть меньше должен тебе за жилье.

Альятара возмущенно вскинула голову.

 – Евгений! Вовсе не нужно!

Я вскинул ладонь, обрывая ее.

 – Я не собираюсь быть обузой. Держи. И никаких возражений.

Единорожка вздохнула.

 – Ладно, отложим в совместный бюджет. Ты уверен, что тебе самому они не нужнее?

 – Я уже прикупил себе кое-что, – я поднялся, и продемонстрировал Альятаре пакет со штанами и курткой. Еще я рассчитывал обзавестись парой трусов и ботинками – пусть пони и не обращали на это внимания, но ходить босиком по рассчитанному на копыта тротуару было, мягко говоря, проблемно. Но тут меня постиг облом. Единственным, что удалось достать в лавке, оказалось какое-то подобие набедренной повязки.

 – В магазинчике на соседней улице, – пояснил я. – У них на вывеске было написано, что они продают шмотки для разных разумных. Эти шились на минотавра, придется перешивать. Кстати…

 – Да?

 – Они у вас правда существуют? Грифоны, минотавры… Звучит, как будто я попал в сказку.

Альятара засмеялась. Скрылась в комнате и появилась с атласом в зубах.

 – Смотри. Знаешь, когда в «Мире Мэйнхэттена» напечатали статью о вторжении людей, у меня было такое же ощущение.

Страницы с шелестом развернулись.

 – Это – Гриффонстоун, а южнее – Земли Драконов – она провела копытцем по побережью к востоку через море от Мэйнхэттена. – Минос расположен вот здесь, – теперь она показала на крупный остров юго-восточнее. Плюс несколько деревень минотавров есть на юге Эквестрии. Хотя южные границы – такое место, сложно сказать толком, кто там живет, а кто нет.

Я посмотрел на уже знакомый гибрид орла со львом, на раскинувшего крылья дракона. И на фигурку коротконогого и плечистого существа с бычьей головой. Издал Очень Тяжелый Вздох.

Еще несколько дней в этом мире – и на чемпионате по Очень Тяжелым Вздохам (ОТВ) мне гарантировано первое место.

Чайник весело засвистел. Альятара зажгла магическое поле и принялась разливать кипяток по украшенным веселеньким рисунком клубники фарфоровым чашкам. Я достал из холодильника (впервые за эти дни заметив, что к белому шкафчику не ведет никаких проводов) хлеб и сыр с маслом.

Единорожка отхлебнула чай. Пододвинула к себе кошелек, копытом распустила завязки.

 – Джозхуф – это муж домовладелицы? – уточнила она. Я кивнул.

 – Ну… Евгений, даже не думай, что я жадная, но это сущие копейки за такую работу. Видела я тот дворик, да и те листья…

 Я усмехнулся.

 – Я знаю, Альятара. Пони бы он заплатил больше.

Единорожка сердито фыркнула.

 – Это несправедливо. И не очень-то вяжется с Гармонией.

 – Что поделать. Для здешних я все еще заморское чудище, которого пугаются детишки. Вряд ли мне удастся заработать в другом месте больше. Придется начинать все с нуля.

Альятара отставила чашку.

 – Евгений, а что ты собираешься делать? Ну, дальше? – тихо спросила она.

Последовал мой фирменный ОТВ.

 – Не знаю. Пока не знаю. Первые два пункта в моем списке – «Заработать денег» и «Купить обувь». А потом… Потом я хочу поискать кого-то еще из людей в этом городе. Если получиться, добраться до столицы. Может быть, они что-то подскажут. Вроде как некоторым из нас удалось здесь зацепиться.

Единорожка сидела напротив, размеренно постукивая копытцем по клеенчатой скатерти. Похоже, глубоко о чем-то задумавшись. За крохотным кухонным оконцем мелькнула тень – то ли пролетела птица, то ли очередной пегас.

 – Я не слышала, чтобы в Мэйнхэттене было много людей, – протянула она. – Если и есть, то считанные единицы, не больше. Знаешь, я поспрашиваю в редакции, слышал ли кто что о твоих сородичах. Может, понибудь и с заработком тебе поможет.

 – Ну спасибо за предложение, конечно. Правда, я плохо себе представляю, чем могу быть вам там полезен. Я у себя дома в основном занимался продажами того и сего, так что сгожусь разве что в разносчики газет, – я хмыкнул. – И то, если не распугаю вам клиентов. Ну, плюс слесарничал на досуге, чисто для души.

Мое внимание по ассоциации привлекла лежащая на подоконнике газета – та самая, кажется, которую я листал во второй день, удивляясь странным существам на фотографиях. Я поднял зашуршавшие листы, скользнул взглядом по первой странице. Не/знакомые буквы начали неторопливо складываться в слова.

«ТАМОЖЕННЫЕ ПОШЛИНЫ – НЕБЫВАЛОЕ СНИЖЕНИЕ!

С радостью и довольством встретили жители Мэйнхэттена известие о новом указе нашей славной и любимой Принцессы Дружбы о тридцатипроцентном снижении ввозных пошлин на товары из Гриффонстоуна, Сиквестрии и Абиссинии. Не приходится сомневаться, что эта мера послужит всемерному укреплению внешней торговли и пойдет на благо городу и стране.

Несомненно, и казна Эквестрии нисколько не пострадает от таможенных реформ. Ведь, как считают в Департаменте Торговли, рост суммарных налогов от увеличения товаропотока с нашими иноземными партнерами должен с лихвой перекрыть снижение налоговых ставок.

Разумеется, как всегда, нашлись в рядах горожан и скептики. Так, пожелавший остаться неназванным источник в рядах городского совета заявил:

 – Не понимаю, на что рассчитывает Ее Высочество, говоря о росте торговли. Гриффонстоун нищ, как храмовая мышь, а Арис слишком занята послевоенным восстановлением, и вряд ли им по силам обоим, вместе взятым, предложить рынкам Эквестрии достойные внимание товары или заплатить за нашу продукцию чем-то, кроме обещаний. С другой стороны, теперь убытки понесет не только казна, но и наши достойные ремесленники, когда эквестрийскому льну придется конкурировать с шелком из Хатхистана, или продукции наших копей – с углем из грифоньих шахт. При Селестии Кантерлот не позволял себе такой беспечности!

Что же, наша редакция всецело порицает нытиков и маловеров. Точно так же, как порицала пессимистов, считавших, что бюджет королевства следовало бы пустить на вспомоществования деревенским школам и выплаты магам-целителям. А не на, цитируя эти оппортунистические высказывания, «разворованную помощь жертвам от лавин в Якъякистане, безуспешные попытки адаптировать людей к цивилизованной жизни и инвестиции в гриффонстоунские забегаловки».

Не подлежит сомнению, что мудрая и взвешенная политика Принцессы Твайлайт приведет наш край к подлинному процветанию. А также позволит приобрести новых друзей за пределами Эквестрии. В конце концов, разве мы не убедились уже, как охотно воспринимают идеалы Дружбы йети Штормовых Островов, особенно когда их вколачивают в их черепа мечами и копьями? Разве Фарасийское царство не осознает вот-вот, как нерасчетливо было закрывать свои границы для наших купцов? Разве…»

Я опустил газету на стол. Понятно, местная политика. Разве что «адаптация человеков к цивилизованной жизни» заинтересовала.

Альятара рассматривала чашку с остывшим чаем.

 – Так ты работал с утра? – спросила она.

 – Ага. Пока солнце не взошло. Чтобы никого не смущать своим видом.

Нет, конечно, соревноваться со мной в ОТВ Альятаре еще долго не светило. Но вот сейчас была неплохая попытка.

 – Так неправильно, – проговорила она грустно. – Я-то знаю, что ты не иномирное чудовище – просто не похож на нас, пони. Даже неловко от мысли, что сама пересказывала эти слухи. Мне не нравится, что ты вынужден прятаться ото всех, словно… словно создание из Тартара какое-то.

На сердце потеплело. Мало того, что это бесхитростное создание взвалило на себя заботу об иноземце, так она еще и за реакцию сородичей переживает…

 – Что делать? Я же не могу ходить везде с плакатом «Я – человек, и я не монстр».

Альятара подалась вперед, заглянув мне в глаза.

 – Все наладится, – пообещала она. Правда, каким-то неуверенным тоном.

Я вздохнул. Хотелось потрепать единорожку по голове, но я не рискнул – кто знает, не считается ли это в Эквестрии невежливым.

Ладно. Прорвемся.

Пони сидела напротив меня, о чем-то глубоко задумавшись.

 – А если… – медленно протянула она. Подхватила телекинезом оставленную мной газету, зашуршала страницами.

 – Ага, вот!

Она развернула газету ко мне.

 – Кафе грифонской кухни «Крыло и копыто» вновь ждет посетителей, – прочел я с некоторым усилием. – К услугам гостей – блюда с обоих берегов моря Селестии!

 – Раз уж благодаря тебе я сэкономлю на арендной плате – может, выберемся в город? Скучно сидеть дома все выходные, не находишь? Заодно я покажу тебе Мэйнхэттен. Как идея?

Я покачал головой. С одной стороны, звучит соблазнительно. С другой…

 – А денег точно хватит? Не хочу вводить тебя…

 – Ну довольно! – Альятара тряхнула гривой. – Ни в какой расход ты меня точно не вводишь, и я сама хочу развеяться. И вообще! Пусть горожане привыкнут к твоему облику.

Я невесело рассмеялся.

 – Скажи уж лучше, я привыкну к вам.

 – Эй, я этого не говорила, – Альятара рассмеялась. – Хотя если подумать… Ну что?

Черт. Ну как ей откажешь?

 – Ну нихрена ж себе!

Только на это у меня и хватило слов.

Огромная махина неторопливо плыла над морем.

Корабль совсем не походил на земные дирижабли. Ну… как я себе их представлял.

Громадная сигара была выкрашена в синие и фиолетовые полосы, нос покрывало что-то похожее на металлическую обшивку. Снизу во всю длину корабля тянулась какая-то решетчатая ферма, к которой на канатах был прицеплен… как это называется? Корпус? Гондола? В общем, штука, очень похожая на корпус парусника, если с того срезать все мачты с парусами.

Нижняя часть, как бы она не называлась, была величиной почти с верхний баллон, метров сто двадцать, не меньше. И, похоже, сделана из досок. Вдоль бортов тянулись сверкающие на солнце иллюминаторы. Нос венчала позолоченная конская голова. С боков торчали ритмично загребавшие воздух огромные плавники-крылья.

С левого борта дирижабля тянулась длинная изогнутая труба. Из нее тянулся густой черный дым. От корабля слышалось негромкое тарахтение.

Дирижабль неторопливо снижался. Прошел правее набережной, отбросив тень на волны залива. Заскользил к ограждавшей побережье невысокой каменной стене.

Над которой поднимались какие-то вышки, похожие на башни ЛЭП, двускатные крыши и баллоны таких же летучих махин.

 – Вау. Просто вау, – наконец выговорил я.

 – Круто выглядит, правда? – Альятара улыбалась. – У людей таких технологий нет?

Я засмеялся.

 – У нас есть кое-что получше. Огромные крылатые корабли полностью из металла. Они такие же здоровые, как эта штука, но могут летать в десятки раз быстрее нее.

 – Здорово, – Альятара посмотрела вслед дирижаблю. – А ты не против нарисовать, как выглядят ваши воздушные корабли? У меня тут появилась пара идей для наброска…

 – Обязательно, – пообещал я. – Слушай, я что-то не понял… Он что, на паровом ходу?

Единорожка задумалась.

 – Не знаю, если честно. По-моему, на большинстве стоят и паровые, и магические двигатели. Но я в этом не очень разбираюсь, правда. Я же не механик.

Перед нами сверкал в солнечных лучах морской простор. Кричали чайки, виднелись впереди – между набережной и высившейся на горизонте грядой островков – паруса. Я разглядел и парочку пароходов, за которыми тянулся дымовой шлейф. Один выглядел, как в старинных романах – деревянная обшивка, несколько высоких труб, гребные колеса, небольшая мачта со свернутыми парусами. Второй выглядел посовременнее, колес и мачт не замечалось.

Ветер трепал мои волосы и гриву единорожки. На Земле мне как-то не довелось выбраться на море, и я рассматривал корабли почти с таким же интересом, как дирижабль. Даже забыв на время о том, что встречные пони косятся и оборачиваются вслед.

 – Отсюда налево, – сообщила Альятара, слегка толкнув меня в бок. Мы перешли дорогу, углубившись в лабиринт из лавок и кафе.

Здесь на меня косились меньше. Наверно, потому что народ на улицах был поразнообразнее.

Больше всех (не считая пони всех видов) было грифонов. Тех самых птицекошек, на чье фото я пялился в газете. Встречались и птицелошади, то идущие по тротуару, то порхающие над ним подобно пегасам. «Гиппогрифы», – шепнула мне на ухо Альятара, увидев, как я провожаю взглядом мелькнувшее над улицей создание.

Один раз я увидел (и всеми силами постарался не пялиться, напомнив себе, что я вообще-то не в зоопарке) еще какое-то существо. Выглядящее как лошадь с львиной гривой, длинным львиным хвостом, изогнутым разветвленным рогом посреди лба, и змеиной чешуей вдоль спины. Затем по улице протопал минотавр – его я узнал без подсказок. Короткие заканчивающиеся массивными копытами ноги, покрытый жесткой серой шерстью торс с длинными, как у обезьяны, руками – и тяжелая бычья голова на широких плечах. Всю одежду создания составляла обмотанная вокруг чресл повязка.

 – Это портовый район, – пояснила Альятара, видя, с каким интересом я разглядываю толпу. – Здесь всегда много чужеземцев. Особенно в наши дни, когда Принцесса Дружбы поддержала открытие границ. О, а вот мы и пришли!

Она указала на крытый помост с плетеными из лозы стульями. Над входом красовался распахнувший крылья грифон, вывеска гордо сообщала «Крыло и копыто».

 – Что предпочитаете? – земная пони в передничке подошла к столику. Надо отдать ей должное – при виде меня ее взгляд дрогнул всего на секунду.

 – Мне, если можно, картофель фри под люцернским соусом, – попросила Альятара. – А моему другу что-нибудь из грифонской кухни. И две кружки сидра.

Я перевел взгляд на меню. Это было ошибкой – взгляд тут же утонул в причудливых названиях. Отчаявшись выбрать, я просто ткнул пальцем наугад в выглядящую аппетитно картинку.

Авось она не окажется какими-нибудь свежими кроличьими кишками с гарниром из непереваренной травы.

Вообще, кафешка выглядела максимум звезды на три. Пятна на кривоногих столах, засиженная мухами лампа под потолком, немытые окна… Ну ладно, будем надеяться, на качестве еды это не скажется. Дальний столик оккупировало человек… кхм… существ пять грифонов, что-то увлеченно обсуждавших между собой. Двое земных пони, склонив головы друг к другу, вели тихий разговор через два столика от нас.

Впрочем, не в моем положении привередничать.

 – Как тебе Мэйнхэттен? – поинтересовалась Альятара.

 – Впечатляет, – честно ответил я. – Ну, типа… В нашем мире нет такого, разнообразия, что ли. Есть народы разных цветов кожи, но чтобы так… Сейчас я реально чувствую, что это другой мир.

Кажется, я что-то сказал не так. Альятара вздрогнула.

 – Что такое?

 – Нет. Нет, ничего… просто еще одни дурацкие слухи.

 – Про людей? – догадался я. Альятара залилась краской.

 – Спрашивай, не стесняйся. Обещаю, отвечу честно.

Единорожка ковырнула стол копытцем.

 – Ну… Я слышала, что когда-то вы истребили в своем мире всех прочих разумных.

Я хмыкнул.

 – Это случилось очень давно, Альятара. Десятки тысяч лет назад. Так давно, что даже память о тех временах не сохранились.

 – А откуда вы тогда про это знаете?

 – Раскопки, генетические исследования… Я сам в этом плохо разбираюсь. Но это, кстати, были виды, очень родственные нашему. Такого калейдоскопа, как у вас тут, никогда не было. Кстати, ученые вроде как нашли в наших собственных генах следы этих видов, так что неизвестно в точности, истребили мы их или слились с ними. Я же говорю, это было много тысяч лет назад. Мы и вправду многовато воюем… но такого, чтобы истреблять целые народы, стараемся не допускать.

В этот момент официантка опустила на наш стол подносы, и я прервался.

Поднял холодную кружку.

 – Ну, за знакомство? – запоздало сообразив, что у пони может не быть такого обычая.

 – За знакомство, – то ли был, то ли Альятара догадалась по смыслу. Стукнулись кружки.

Напиток по вкусу походил на слабое прохладное пиво, только с яблочным привкусом. Было неплохо. Я пододвинул к себе тарелку, с опаской ковырнул содержимое вилкой.

Мои опасения, к счастью, не оправдались – больше всего блюдо напоминало обычное мясо по-французски. Только вот порция была откровенно маловата, на два укуса. Да и жестковато, как будто состояло из одних хрящей.

 – Альятара, – мне вдруг кое-что пришло в голову и я с опаской отложил вилку. – А кого едят грифоны?

 – Ну… – та шевельнула ухом, – свиней, овец, коров. Обычный скот, наверное. А почему ты спрашиваешь?

 – Да так, – я облегченно закинул в рот новую порцию. – Только не смейся, но я подумал, что вдруг у вас тут принято есть друг друга?

Альятара фыркнула. Брызги сидра вылетели из ее кружки.

 – Ой! – она примагнитила к копыту салфетку.

 – Фигня вопрос, – отмахнулся я. Еще одной салфеткой принялся вытирать свою куртку, благо от брызг прочная ткань, похоже, не слишком пострадала. Единорожка по ту сторону стола задумалась.

 – Пожирать разумных – это преступление, – твердо сказала она. – И у нас, и за морем. Не знаю, как насчет полуразумных, но у нас животных, понимающих речь, забивать на мясо тоже не принято. Хотя как в Гриффонстоуне… – она тоже как-то задумчиво посмотрела на мою тарелку.

Я отставил ее в сторону, чувствуя, как накатывается очередная волна культурного шока. Испустил ОТВ.

В этот момент солнце нырнуло с небосвода и упала темнота. Я проследил, как волна тени скользит вдоль улицы, а вслед за ней – один за другим вспыхивают цепочки фонарей.

Посмотрел задумчиво под потолок.

 – Альятара. А можно еще вопрос?

 – Конечно, – единорожка откинулась на спинку стула.

 – Лампочка, – я ткнул пальцем вверх, на огромный граненый кристалл, источавший слабое свечение.

Альятара проследила за моим жестом.

 – А. Да, я тоже заметила. Я же говорю, это портовый район, здесь чаще встречаются единороги. Должно быть, тут удобнее их заряжать.

Она заметила мой жалобный взгляд.

 – Ой, ты же не знаешь. Ну да, она магическая. Зачарованный на свечение кристалл. Очень удобно, не нужны ни провода, ни трубы.

 – Но у тебя дома…

 – Ну, я, конечно, единорог, но до настоящего мага мне далеко. Я с зарядкой кристалла буду возиться недели две, даже если разберусь, как это делать. Светлячковые лампы – слишком тусклые. А с электрической – никаких забот. Другое дело, что они быстрее выходят из строя, и нужно тщательно выбирать лампочку, чтобы она подошла под стандарты той электрической сети, куда тебя подключили. А в старых кварталах это проблема. Не везде есть место под новую траншею для труб, а там, где есть – часто уже проложены газовые.

 – Для труб? – я потерял нить беседы.

 – Ну да, для проводов.

Я посмотрел на Альятару непонимающе.

 – При чем тут… – до меня дошло. Я и вправду не видел на улице ни одной кабельной линии, при том, что электрических фонарей хватало.

 – Вы разве не пользуетесь электричеством на своей Земле? – недоуменно спросила Альятара.

 – Пользуемся, только провода обычно кидаем по воздуху.

 – По воздуху? – теперь непонимающим взглядом ответила собеседница.

 – Ну да. Через каждые сотню-другую метров втыкаем специальный столб-опору, цепляем на него провода…

 – А это не опасно? Если вдруг опора не выдержит, а изоляция повредится?

Кажется, рассказывать ей о том, что высоковольтные ЛЭП мы вообще не изолируем, не стоит. А то не у одного меня будет культурный шок.

 – Мы привыкли, – я пожал плечами.

Шум разговоров от грифоньего столика становился все громче. Теперь они запели клекочуще-гортанными голосами что-то ритмично-заунывное. Я поморщился – звук напоминал микс кошачьего концерта со звуками курятника. Альятара тоже недовольно дернула ушками.

 – О-хо-хо! – вдруг раздалось у меня за спиной. – Что я здесь вижу!

Глаза Альятары расширились. Я обернулся.

И едва не слетел со стула.

Существо справа стояло на двух ногах. И имело две четырехпалых когтистых руки.

Нет. Стояло на одной ноге. Вторую заменял протез, выложенный каким-то тускло-зеленым камнем. Нефритом, что ли.

Двурукостью и двуногостью (одноногостью) сходство с человеком и ограничивалось. Птичью голову, видимую в разрезе лиловой кожаной куртки грудь, шею и плечи создания покрывали чисто-белые перья. Плотный слой белых и зеленых перьев спускался с затылка существа, ложась на плечи. Над хищно изогнутым клювом смотрели на меня большие глаза с алой радужкой.

Птицечеловек был затянут в лиловую кожаную куртку с золотым галуном и короткие штаны-буфы. Голову покрывала огромная шляпа-треуголка. Из-под полы куртки виднелась рукоять длинного клинка.

Существо слева стояло на двух ногах. И имело две четырехпалых когтистых руки.

Этим его сходство с человеком и ограничивалось. Да еще длинными черными волосами на голове. Которые переходили в гладкий черный мех кошачьей морды. С большими зелеными глазами и узкими щелями зрачков, и острыми треугольными ушами.

Кошкочеловек носил черную юбку и золотистое ожерелье с блестящим кулончиком. Через плечо был переброшен ремень небольшой сумки, пояс оттягивал кинжал.

Существо посередине стояло на двух ногах и имело две пятипалых руки.

Одето было в расстегнутую зеленую куртку, обнажавшую загорелую дочерна грудь, и кожаные штаны, на ногах носило пару сапог, а на поясе – саблю.

И ничем на первый взгляд не отличалось от человека.

 – Hola, amigo! Неужели я наконец встретил человеческое лицо в этом городе?!

 – Эээ… Здрасьте.

 – Глазам своим не верю! – выходец из «Пиратов Карибского моря» пинком подвинул к себе соседний стул. – Неужели ты из тех бедолаг, которых ее высочество соизволила выпустить из понивилльской каталажки? Давно ли ты в Мэйнхэттене, друг?

 – Вторую неделю как. И здесь, и в Эквестрии, – я все еще не знал, куда пялиться, то ли на нежданно встреченного соотечественника, то ли на его колоритных спутников. Орнитоид издал какую-то щелкающую фразу на неизвестном мне языке, кошкочеловек ответил на нем же.

 – Виноват, шкипер! – пират вскочил и вытянулся по струнке.

 – Парень, встречай самого грозного капитана из всех, кто бороздил небо над Зебрикой и южной Эквестрией – леди Келено, командира «Быстрокрылой»! И ее достойного третьего помощника, Табиту Тенелапку! А тебя зовут…

 – Эээ… Евгений.

 – Альятара, – единорожка решила принять участие в разговоре.

Пират поклонился Альятаре и энергично потряс мою руку.

 – Я – Марко Серрано, Седьмой. Второй помощник и суперкарго «Быстрокрылой», – произнес он. – Рад встретить землянина в этих краях. Позволишь угостить тебя и твою спутницу?

Орнитоид щелкнула клювом.

 – Снова прошу прощения, капитан! – пират обернулся к ней. – Разрешите попросить о небольшой увольнительной до конца дня для меня и леди Табиты? Не часто встречаешь сопланетника среди города пони, да еще такого, кого только что занесло в этот мир.

 – Развлекайтесь, – произнесла птицекапитанша с клекочущим акцентом. – И постарайтесь не ввязываться в драки. Залог за вас я вычту из вашей доли.

 – Есть! – пират щелкнул каблуками. Кошкодевушка изящно опустилась на соседний стул.

 – Ты говоришь по-испански? – поинтересовался Марко, задумчиво меня разглядывая. – Сто лет не практиковался в родном языке. Ну ладно, три с половиной года.

Я покачал головой.

 – Я из России.

 – Ну что ж, тогда будем говорить по-эквестрийски, – Марко щелкнул пальцами. – Эй, кобылка! Будь добра, четыре кружки вашего лучшего сидра для меня и моих приятелей!

Он перевел взгляд на меня.

 – Что ж, рассказывай. Как тебя занесло в Эквестрию, спрашивать не буду – все мы здесь одним способом. Расскажи-ка мне, как ты добрался до Мэйнхэттена и почему принцесса не сграбастала тебя и не отправила постигать дружбу и гармонию?

Я почесал затылок, собираясь с мыслями.

 – Ну… так получилось. На самом деле, спасибо Альятаре. Она согласилась стать моим поручителем.

Пират хмыкнул.

 – Ничего себе. У вас доброе сердце, леди. А тебе, дружище, здорово повезло. Скоро эта лазейка закроется.

Альятара улыбнулась.

 – Сначала я сама чуть не бросилась к страже. Нам рассказывали о людях столько грязных слухов! Некоторые даже перепечатывала моя собственная газета. Стыдно признаться, но в то время я верила им на полном серьезе…

 – Что за газета? «Мир Мэйнхэттена»? – спросила кошкодевушка. Ее голос был низким и бархатным, совсем не соответствующим стройной фигурке.

 – Ну да. А откуда ты…

В этот момент официантка принесла сидр. Марко поднял кружку, пригубил желтоватую жидкость. Поморщился.

 – Догадаться несложно, – Табита тоже сделала глоток. – Это единственная мэйнхэттенская газета, чья редакция принадлежит единорогу. И публикует то, что понравится старым единорожьим родам Кантерлота. А они не слишком рады замене Селестии на Твайлайт. Так что не в открытую, но критикуют большинство ее реформ. Включая проект по людской адаптации.

Альятара залилась краской.

 – Я… Я не думала…

 – Да ладно, – приободрил я ее. – Ты же не в ответе за политические игрища твоих начальников.

Марко вздохнул.

 – Признаться честно, мы и сами дали пони много поводов. В самом начале, когда перенос только начался, случались… скверные вещи, приятель. Увы.

 – Что за скверные вещи? – спросил я в лоб.

Пират осмотрелся.

 – Я бы мог про это рассказать – так уж вышло, что я знаю эту историю в подробностях, – он понизил голос. – Но вообще говоря, вы не очень удачно выбрали местечко, это все-таки припортовый бар. Вон та компания, – он указал на грифонов, – вот-вот дойдет до кондиции и пойдет искать, кому бы начистить перышки. Я бы, конечно, с удовольствием поразмялся, но с нами дамы.

Я оглянулся. Да, голоса из-за грифонского столика становились все пьянее и злее, в них то и дело вплетался хищный рык. Альятара прижала уши. Табита усмехнулась, обнажив клыки.

 – Сваливаем?

 – Только допьем сидр, – Марко последовал своему совету, опрокинув кружку. – Раз уж мы за него заплатили. Вот что – если вы пойдете с нами, я берусь не только показать вам отличное заведение, где мы можем посидеть спокойно, но и угостить вас бутылочкой настоящего гриохо из Южного Ардрагона!

Он поднялся, направившись к выходу. Мы последовали за ним. Грифоны повернули головы, провожая нас недовольным клекотом, один сделал движение, будто собираясь встать. Альятара придвинулась ко мне ближе. Табита встретилась с орлольвом взглядом, оскалилась и небрежно опустила ладонь на рукоять кинжала. Грифон увял.

Вот теперь я почувствовал себя… нет, не в параллельном мире. Это был уже пройденный этап. В романе про попаданцев.

Полуподвальное помещение таверны – назвать это место баром или кафе язык не поворачивался – освещали тусклые языки голубоватого пламени. Газовые лампы имели вид торчащих из стен драконьих голов, с огнем, вырывавшимся из пасти.

Тяжелые столы из цельных дубовых досок, узкие стрельчатые окна-бойницы, забранные чугунными решетками. Неровные бревенчатые стены, каменный пол с разбросанным по нему сеном. Тяжелые пивные бочки в дальнем конце зала, за барной стойкой.

Конечно, я догадывался, что все это – декор «под старину». Но смотрелось внушительно.

Бармен – толстый, словно бочонок, земной пони – не торопясь, подошел к нашему столику. Церемонно поприветствовал Марко. Принял заказ и удалился куда-то в глубь заведения.

Марко откинулся на спинку лавки, закинув руки за голову.

 – Итак, приятель. Ты хочешь знать, что случилось, когда сюда попали первые люди?

 – Да, пожалуй. И заодно, как ты сам очутился в Мэйнхэттене.

 – И почему вас не задержала стража и не отправила в лагерь, как прочих, – добавила Альятара. Глаза единорожки сверкали любопытством.

Пират усмехнулся.

 – Потому что я не эквестриец, приятель. Я добрый подданный их величеств короля Гомеса и королевы Мортиции. Как и леди Тенелапка. Так что у КАДА нет никаких оснований и тем паче – права брать меня за жабры.

 – К тому же мы редко бываем в Эквестрии, – добавила кошка. – В этот раз мы зашли в Мэйнхэттен, чтобы перезарядить гравикристаллы. Это и так недешевое удовольствие. Выгоднее потратиться на эквестрийский рейс, чем искать единорога с нужным заклинанием за пределами Эквестрии.

Я подался вперед.

 – Грави… чего?

 – О да, в сериале этого не показывали, – кивнул Марко. – На самом деле, «гравикристалл» – не очень точное название, но за последних лет сто оно прижилось. Видишь ли, все, или почти все воздушные корабли держатся в воздухе за счет магии. Подъемной силы чистого водорода не хватит, чтобы поднять в воздух такую массу. Но и голая левитационная магия тоже слишком затратна. Обычно используется заклятье, снижающее вес газа в оболочке, и еще одно, родственное аэрокинезу пегасов, которое замедляет утечку. В итоге грузоподъемность увеличивается раз в десять при минимальных затратах магии. Так что ты можешь год-другой летать, не заботясь о том, чтобы обновлять заклинания. Разумеется, если мастер-единорог попадется хороший.

Я ничего не понял, но счел за лучшее отложить вопросы.

Марко уверенным движением вогнал штопор в пробку, разлил вино по бокалам. Табита втянула воздух.

 – Побережье Ардрагоны, девятьсот девяносто второй, – протянула она.

 – Ты можешь это сказать по запаху вина? – уши Альятары повернулись вперед.

 – Нет. Просто эта бутылка из партии, которую мы доставляли в Мэйнхеттен, – засмеялась Табита. – Не идти же было в Эквестрию порожними?

Я, конечно, не слишком большой спец в вине.

Но это явно было хорошим. Терпкое, приятно отдававшее смолой и виноградом, охлаждавшее рот и согревавшее горло.

Альятара пригубила и зажмурилась от удовольствия. Марко долгим глотком опустошил половину бокала.

 – Что же, – проговорил он. – Историю первых исекайнутых я могу рассказать тебе, так уж вышло, во всех подробностях. Ведь, как я уже говорил, я – Седьмой.

 – Седьмой?

 – Да. Тогда нас было достаточно мало, чтобы имело смысл присваивать номера. Я был седьмым из людей, кто умер и очутился в Эквестрии. И мы, знаешь, ли, стараемся собирать слухи друг о друге.

Он сделал еще глоток. Альятара смотрела на пирата во все глаза. Табита крутила в пальцах бокал, видно было, что она слышит эту историю не впервые.

 – Все началось примерно четыре года назад, еще до отречения диархов. Если по сезонам, то в самом начале шестого.

Я не совсем понял, о чем шла речь, но решил не прерывать его.

 – Первый, – Марко провел ногтем полоску на дубовой столешнице.

 – Родом откуда-то из Нью-Йорка, большой фанат шоу. Говорят, он помнил все серии на память. Все шло примерно как в стандартном фанфике. Он попал в дорожную аварию и пришел в себя в Замке Двух Сестер. Сколько-то времени робинзонил там, потом сумел выбраться из леса к Понивиллю. Встретил Искателей, те отвели его к Твайлайт.

 – Твайлайт на тот момент, если помнишь, была лишь одной из трех. Она заинтересовалась этим феноменом, пыталась изучать человека. Потом сообщила Селестии… – Марко прервался.

 – С этого момента о нем ничего не известно. Кто говорит, Селестия отправила его в Тартар. Или обратила в камень. Другие считают, что из него выкачали все возможные знания о сериале, и посадили в роскошную тюремную камеру где-то под Кантерлотом. Третьи – что его превратили в пони, несмотря на то, что это считается невозможным, и он под чужим именем и обликом мирно живет где-то в Эквестрии.

По столешнице легла новая зарубка.

 – Второй. Погиб.

Я молча ждал продолжения.

 – Глупо получилось. Его тоже исекайнуло в Вечнодикий, и он не придумал ничего лучше, чем напиться стоячей воды. Выбрался из леса неделю спустя, уже ослабевший донельзя.

 – Его обнаружили пони из маленькой деревушки к востоку от Понивилля. Наверно, сейчас бы ему смогли помочь, но тогда местный доктор не представлял себе, как лечить людей. В общем, мир его праху.

Марко сделал еще одну отметку.

 – Третий. Убил пони.

Я ощутил плечом теплую шерсть Альятары – это единорожка придвинулась ко мне ближе. Ее мех вздыбился.

 – Мы не знаем толком, что произошло. Мы нашли следы и тело жеребенка. Возможно, он испугался, когда кобылка на него натолкнулась. Возможно, повредился в уме после переноса. Так или иначе, он спрятал останки и ушел в лес. Дальше его следы теряются.

Четвертая белая полоска на доске.

 – Четвертый.

 – Он и поныне живет в Кантерлоте. Кстати, из ваших, русских. Пони были настороже после случившегося с Третьим. Так что его быстро доставили пред очи Селестии, где тоже выжали все знания о шоу. Потом, убедившись, что он безопасен, приставили к делу.

 – Парень оказался смекалист по технической части, так что его включили в комиссию по оценке и внедрению земных разработок. Ясное дело, не оружия – можешь себе представить, как Твайлайт отреагировала на рассказ про ядерные бомбы. Но кое-какие технические новинки они пытаются внедрить в жизнь. Например, новая рация на «Быстрокрылой» – их детище.

 – Кстати, он единственный, кто воплотил в жизнь мечту фанатов – завел любовницу из сериала. Не из Шестерки, понятное дело. Кто-то из второстепенных персонажей, то ли Пай, то ли Эпплов, – он почесал затылок. – Я начинаю забывать подробности. Когда шоу становится реальностью…

Пятая засечка.

 – Пятый, – Марко помрачнел. – Этому придурку мы в основном обязаны тем, что на людей смотрят, как на чудовищ.

 – Не знаю, что скрутилось у него в мозгах после исекая. Может, он решил, что очутился в одном большом пони-гареме. А может, был стукнутым еще до переноса. В общем… он напал на Флаттершай.

 Рядом тихонько ахнула Альятара.

 – Напал на кого?

 – Флаттершай, – Марко уставился на меня, как на ополоумевшего. – Але, приятель! Я и сам, конечно, не помню деталей…

Я покачал головой.

 – Ты не поверишь, но… Я не смотрел это шоу.

 – Что? – челюсть пирата отвисла. – Ты серьезно?

 – Абсолютно. Так, видел пару серий урывками. Пока не очутился здесь, не вспоминал о его существовании.

Марко покачал головой.

 – С ума сойти. Не думал, что такое возможно. Воображаю, что ты подумал, очутившись здесь…

 – Ничего не подумал. По большому счету, я просто охренел.

 – И что же это значит? Теперь эта штука будет заглатывать и тех, кто о пони ни сном, ни духом?

 – Вот и эти ребята из спецслужб тоже не могли поверить. Мне еще предстоит явиться к ним на повторный допрос. Надеюсь, им не придет в голову меня вскрыть для верности.

Марко хохотнул.

 – Ну так вот. Флаттершай. Чтобы ты понимал – это кумир доброй половины мужской части фанатов.

 – К счастью для себя, ничего серьезного он с ней сделать не успел. Вмешался Дискорд.

Я почувствовал, как Альятара вздрогнула.

 – Он… – пробормотала единорожка.

 – Подробностей не знаю, – выставил ладонь перед собой Марко. – Да их никто и не знает, в общем. После личной просьбы Твайлайт Дискорд смилостивился, и отпустил несчастного ублюдка. Вот только к тому моменту… Короче, этого парня до сих пор держат в одной из больниц Кантерлота в обитой мягким палате. За три года он не произнес ни единого членораздельного слова. И чтобы покормить, его приходится связывать.

Табита зевнула. Принялась подбрасывать и ловить свой кинжал, не вынимая из ножен. С близкого расстояния я заметил, что клинок и ножны примотаны друг к другу тонкой проволочкой.

Ноготь Марко чиркнул по столу.

 – Шестой.

 – С ним все сложилось… относительно приемлемо. Все, что он мог рассказать, было уже известно от Первого и Четвертого. Ничем особо полезным для пони он тоже не мог похвастаться. Какое-то время его продержали в изоляции, и через полгода освободили. Он долго мыкался по Эквестрии, и в итоге прижился батраком на какой-то ферме близ столицы. Там живет и по сей день.

 – А следующим был ты?

 – В точку. Ну, возможно, до меня было еще несколько, но камнедилы и мантикоры были не настолько любезны, чтобы нам про них сообщить. Так что я полагаю, что могу претендовать на этот титул по полному праву, – он выпятил грудь.

 – А как ты погиб? – не удержался я от вопроса.

Взгляд Марко внезапно сделался очень неуютным и холодным.

 – Извини, если спросил фигню, – торопливо выпалил я. – Я вот, к примеру, наступил на мыло в душе и ударился головой.

Еще секунду пират буравил меня взглядом, затем расслабился.

 – Ерунда, – спокойно произнес он. – Знаешь, я топал с конвента, на котором прикупил коллекционную фигурку Рэрити. Теперь у меня была вся шестерка. Я так обрадовался, что не заметил этих парней.

 – Они показали нож. Велели отдавать все, что есть ценного. Ты не поверишь, но мне стало так жалко фигурку…

 – Я как следует наподдал одному. Бросился бежать. Но споткнулся. Меня догнали и сбили с ног. Я увидел нож, а сделать ничего не успел, – он раздвинул полы куртки, демонстрируя шрам чуть выше живота.

 – Ну и вот. Я пришел в себя на окраине Вечнодикого. Сначала, конечно, не понял, что случилось. Решил, что меня приняли за мертвеца и отвезли тело куда-то в чащу.

 – Дальше… дальше было скучно. Я долго топал вдоль опушки и надеялся выйти к жилищу. Пошел бы в другую сторону – к вечеру дошел бы до Понивилля, и сейчас, наверно, лопал баланду от щедрот Принцессы Дружбы.

 – Не жалеешь? – поинтересовалась Табита. Марко усмехнулся и щелкнул кошкодевушку по уху.

 – Я шел двое суток. Увидел вдалеке скалы. Желудок уже начало подводить от голода, хотя я подкреплялся ягодами и парой птичьих яиц. Начал задумываться, что делать дальше – и тут меня сцапали, – он щелкнул пальцами в воздухе.

 – Земля вдруг разошлась под ногами. Если бы мне не накинули мешок на голову – я бы их знатно проучил, но в тот момент немного опешил. Начал орать и пинаться ногами – а в ответ мне принялись пересчитывать ребра.

 – Ну и вот. Когда я немного очухался, увидел этих тварей. Сейчас-то я знаю, что это были алмазные псы, а тогда у меня чуть сердце в пятки не ушло.

 – Это была очередная вылазка. За самоцветами и, если повезет, за рабами и ценностями. Вообще их кланы остерегаются лезть на территорию Эквестрии, но самые тупые и самые бесшабашные иногда пробуют. Вандерболты и гвардия их гоняют, когда поймают – но что проку от Вандерболтов под землей?

 – Пробовали раньше, – поправила его Табита. – В последнее время у них отпала охота повторять попытки. Особенно когда герцог Каппер запретил работорговлю в Клуджтауне.

 – Да. Но тогда мне довелось оценить достоинства рынка для рабов в полной мере. А до того – вдоволь потаскать за стаей мешки с награбленным. И побродить по пустыне Костей в составе невольничьего каравана.

Он отпил из бокала.

 – Итак. Меня приобрели скупщики короля Шторма. Решили развлечь своего повелителя иноземной диковинкой, – он осклабился. – Что ж, в конечном счете я их развлек, правда, не так, как они планировали. Табби они захватили чуть раньше, так мы с ней и встретились…

 – А потом, – подхватила Табита, – леди Келено решила, что терпела чересчур унижений от слуг Шторма, чтобы еще и превратить «Быстрокрылую» в невольничий корабль. И с тех пор мы служим под ее командованием.

 – Невероятно, – пробормотала единорожка. – Я как будто пересказ нового романа про Дэринг Ду услышала…

Марко хохотнул.

 – Только в романах не пишут, как воняет дерьмо алмазного пса. Или трюм с рабами, особенно когда вас не выпускают пятый день подряд.

 – Ну вот, – он пригубил вино. – После этого исекайнутых становилось все больше и больше, так что вскорости присваивать номера перестали. Знаешь, парень, я-то и Твайлайт не осуждаю особо. На каждого, кто мог быть поням полезен, приходилось трое-четверо человек балласта. Добавь тех, у кого поехала крыша после смерти и переноса. Проблема ширилась, как снежный ком. Эта идея с лагерем мыслилась, предполагаю я, как временный паллиатив. Ха-ха.

Я тоже глотнул вина.

 – И сколько всего здесь человек?

 – Даже не знаю. В районе пары тысяч, наверно. Сейчас средний темп – по человеку в день, но это он ускорился в последние годы. Как я слышал. Я, знаешь ли, слегка слежу за этой темой. В общем, что я имею в виду – когда кидаешь несколько сот человек с тараканами в голове в стеклянную банку и даешь им маяться от безделья, ничего хорошего ждать не приходится. Пони, наверно, это не сразу поняли. Они в этом плане не такие, парень. Высокосоциальный вид, низкая внутригрупповая конфликтность и все такое. Они недооценили, насколько мы можем быть неуживчивыми типами.

 – А мне кажется, и вы могли бы быть такими, – тихо сказала Альятара. – Если бы захотели по-настоящему научиться дружбе.

Марко вздохнул.

 – Вот и Твайлайт так думала, наверно. И пыталась учить. Выходило… что выходило.

 – Ладно, – пробормотал я. – Ладно. Слушай, я хотел у тебя спросить. Ты, я вижу, пообвыкся в этом мире.

 – Что есть, то есть, – усмехнулся Марко.

 – Что мне делать? Раз уж вернуться мы не можем, я хочу за что-то зацепиться. Понять, как жить в этом мире. Чем заниматься, где найти свое место.

Пират помрачнел.

 – Как у тебя с боевым опытом? – вдруг спросила Табита.

 – Никак, – удивленно ответил я. – Даже в армии не служил.

 – Что умеешь делать?

 – Ну… на Земле был мелким продажником. И немного слесарил для души. Учился на программиста, но недоучился.

Кошкодевушка покачала головой.

 – Прости. Нам нужны разумные, которые либо полезны в воздухе, либо умеют позвенеть сталью при абордаже. Капитан не станет нанимать матроса, которого надо учить с азов.

 – Так вы… и впрямь пираты? – глаза Альятары стали, как два блюдца.

Марко снова засмеялся.

 Никто не спросит, чье богатство,

 Где взято и какой ценой

 Война, торговля и пиратство –

 Три вида сущности одной

 – продекламировал он. Наверно, какую-то понячью поэзию.

 – На самом деле, леди пони, мы не пираты. Мы честные каперы с официальным патентом Абиссинского королевства. Мы не грабим – мы предоставляем услуги по обеспечению безопасности. Тем кораблям, которые соглашаются за нее заплатить.

Он по-волчьи осклабился.

 – Почему-то все соглашаются.

 – Но Табби права, – продолжал он. – Эквестрия во многом – воплощенная утопия, парень, но вот мир за ее пределами… Порой мы перехватываем корабли с невольниками – работорговля захирела после войны, но не исчезла. И тогда приходится поработать железом. Извини.

 – Да ничего такого, – развел я руками. И впрямь, начинать пиратскую карьеру… было бы интересно, но страшновато.

 – Попробуй найти других сородичей, – посоветовала Табита. – Даже в Мэйнхэттене, я слышала, есть люди, пусть и считанные единицы. Вместе проще.

 – Так себе идея, – неожиданно возразил Марко. – Большинство людей в Эквестрии, даже те, кто сумел выбраться из лагеря, мало чего добились. Мы здесь чужаки, надо признать это. Пугающие. Подсобная работа за горстку битов – потолок, доступный здесь человеку. Я не о себе сейчас, понятное дело, – подбоченился он.

 – Что бы я тебе посоветовал – вспоминай, что из твоего человеческого прошлого может быть тут полезно. Все-таки у нас за спиной лишних сто лет прогресса. Если сумеешь стать нужным, в тебе перестанут видеть монстра.

 – Евгений – не монстр! – вступилась за меня Альятара.

 – Но многие твои соплеменники так не считают, – возразила Табита. Единорожка поморщилась, но спорить не стала.

 – Или попробуй податься на окраины, – обратилась кошкодевушка уже ко мне. – Запад, Юг, Кристальная Империя… там нужны рабочие руки, и там даже пони плевать, кто ты, пока хочешь и можешь работать. Может быть, даже в Клуджтаун. Жизнь под властью Каппера там стала налаживаться, хотя до нормальной ей далеко. А на фоне тамошнего зоопарка… да всем там плевать, будь ты хоть драконикусом.

 – Может быть, и попробую. Пока мне запрещено уезжать из Мэйнхэттена.

Табита осушила бокал.

 – Не пора ли нам? Капитан устроит хорошую взбучку, если мы опоздаем к вечерней поверке.

 – И верно, – Марко встал и отодвинул лавку. – Знаешь что, приятель? Держи.

На стол хлопнулся небольшой звякнувший кошелек.

 – Не думай, что это милостыня, – прервал пират мои попытки протеста. – Это заем. Отдашь при следующей встрече. Надеюсь, что к тому моменту у тебя самого найдется, чем позвенеть в карманах.

Альятара тоже поднялась.

 – Знаете, – проговорила она, глядя на Марко, – мне кажется, вы, люди, лучше, чем сами себя считаете.

Табита усмехнулась.

 – Определенно. Скажу больше… – она наклонилась к уху единорожки и что-то прошептала.

 Альятара пискнула. Попятилась назад, упершись в стол. Мех на ее мордочке заалел.

 – Прошу прощения? – недоуменно протянул я. Табита расхохоталась.

 – Э… – протянула Альятара. – Было очень приятно познакомиться! Вы простите, но нам тоже пора! – она решительно двинулась к выходу.

 – Тогда – до встречи. И удачи тебе, дружище, – Марко от души хлопнул меня по плечу. Мы пожали руки, и я торопливо направился вслед своей провожатой, разбрасывая ногами шуршащее сено.

 – Что она тебе сказала? – с любопытством поинтересовался я уже на улице, догнав единорожку. Стояла ночь – вернее, поздний вечер, но здесь, ввиду отсутствия привычных сумерек, он ничем от ночи не отличался. Вокруг цокали копыта, хлопали крылья. От набережной дул прохладный ветерок.

 – Ничего, – решительно отрезала та. – Кроме глупых шуток.

Место тебя найдет

  – Не подсматривай! – велела я. Обернулась к холсту, вновь сосредоточилась на кистях и карандашах.

Йев’ени послушно отвернулся, потягивая мятный чай.

Я покосилась на довольно кривой набросок, изображавший странного вида повозку, едущую по заснеженной дороге.

Нулевку – в правое копыто, двойку и четверку – в поле. Подтянуть телекинезом кюветку с белилами, макнуть двойку, легкий удар о ручку двойки – и крохотные брызги ложатся на индиговый фон. Быстрое движение нулевки, намечающее крупные точки…

Кистемойка, лунка с разведенной кроной. Касание, касание, касание, обводя контур…

Двойку – в лунку с индиго. Мазок, мазок – очень осторожный, чуть не рассчитаешь с усилием – и вместо легкой тени на снежный фон ляжет грубая полоса…

 – Ну все! Можешь смотреть.

Йев’ени восхищенно цокнул языком.

 – Похоже вышло? – я подвинулась, чтобы не загораживать обзор.

 – Один к одному, – проговорил он, рассматривая ярко-красную повозку в огнях, едущую по заснеженной дороге. На боку повозки еще высыхал рисунок – белый жеребец-единорог держит телекинезом бутылку с темно-красной жидкостью внутри.

 – Слушай. А почему эти повозки у вас связаны с зимой? – полюбопытствовала я.

 – Да все просто. Однажды компания, которая выпускает этот напиток, пустила в эфир новогоднюю рекламу. С этими грузовиками и своей эмблемой. Реклама народу понравилась, они стали крутить ее каждый год. Постепенно это стало чем-то вроде традиции, – пояснил Йев’ени.

 – Понятно, – я тоже окинула критическим взглядом полотно. – Ну, это я могу с чистой совестью оставить себе. Перед продажей пришлось бы объяснять покупателям, что здесь изображено.

 – Веселье приносит и вкус бодрящий… – немузыкально напел Йев’ени, продолжая рассматривать картину. – Слушай, а ловко ты управляешься с этими штуками.

Под «этими штуками» он, должно быть, имел в виду палитру, кисти и промокательную соль со шпателем, висящие рядом со мной в телекинетическом поле.

 – Особый талант, – пояснила я. – Это обычное дело, когда навык в телекинезе завязан на кьютимарку. Так-то я очень посредственный телекинетик, левитировать больше одного предмета или там магией разделять краски я могу, только когда рисую.

 – Телекинез, – Йев’ени покачал головой. – Магия… – он вздохнул. – Пони, наверно, это кажется само собой разумеющимся, как дышать?

Я развела копытами – к этому моменту я уже поднялась на задние ноги, убирая палитру и кисти на место.

 – Смотря какая. Несложными заклинаниями – телекинезом или светом – владеет почти каждый единорог. Но вот что-то сложное, например, трансформация или телепортация – этому надо долго учиться. А уж единороги, которые владеют больше чем тремя-четырьмя заклинаниями, по всей Эквестрии наперечет. А на Земле нет магии?

 – Если и есть – я с ней не сталкивался, – Йев’ени посмотрел на стоявшие на полке часы. – Блин горелый! Как бы мне не опоздать!

Я мысленно сделала себе заметку – горелый блин служит людям эквивалентом «луговых маффинов» или поминания Дискорда.

 – Куда?.. ой.

 – В КУДА, – Йев’ени поежился. – Надеюсь, они не решат набить из меня чучело и сдать на опыты.

За окном, как и обещали погодники, накрапывал дождь – с утра пегасы принялись подгонять тучки, чтобы очистить городские тротуары. Я направилась за зонтиком.

 – Тогда поторопимся.

 – Да я тебя и не тащу, – воспротивился Йев’ени. – Уж с поездкой на метро я как-нибудь справлюсь, не вечно же ходить с тобой под… копыто, да.

Я поморщилась.

 – Слушай! Я, между прочим, тоже за тебя волнуюсь! Уж если не могу ничем помочь, так хоть поддержу морально!

Йев’ени тепло улыбнулся.

 – Ты и так помогла, я сбился со счета, сколько раз, – он набросил минотавровую куртку, в которой сгребал листья. – Ладно, пошли. Только без обид, если придется сидеть сиднем у них в вестибюле и ожидать, пока меня отпустят.

Щелкнул замок. Мы направились вниз по узким – особенно для Йев’ени – скрипучим ступенькам.

 – Ты помнишь дорогу?

 – А, – человек отмахнулся. – Язык до Киева… мда, – он осекся. – В общем, сообразим. Тем более, ты со мной.

 – А правда Твайлайт Спаркл собиралась лично приехать для твоего осмотра? – вспомнила я.

Йев’ени покосился на меня. Рассмеялся.

 – А, так вот чего ты со мной напросилась? Хочется лично посмотреть на вашу принцессу?

Я смущенно засмеялась.

 – Ну и это тоже! Она как-никак героиня страны и верховный правитель!

 – Могу себе представить, – хмыкнул Йев’ени.

Вестибюль участка сегодня был оживленнее. Стояли у ворот несколько карет стражи и одна – с символом КУДА, земной пони-стражник куда-то вел грозно насупившегося грифона. У лестницы, ведущей на второй этаж, я заметила старую знакомку Софт Грит и еще парочку пони в форме КУДА. Мигом сделавших стойку на наше появление.

Но прежде чем Йев’ени успел к ним обратиться, на нас налетел салатовый ураган.

 – Йев’ени Комаро?! Как я рада вас видеть!

Светло-зеленая единорожка с аквамариновой гривой и кьютимаркой в виде золотой лиры протянула Йев’ени копыто. Тот с удивленным видом охватил его ладонью, и тут же пони ухватила ее обоими копытами и затрясла.

 – Мы все очень ждали вашего прихода! Идемте скорее!

Йев’ени ошеломленно оглянулся на меня.

 – Это ваша принцесса? – одними губами прошептал он.

Я лишь покачала головой. На Принцессу Дружбы единорожка совсем не походила.

 – Ой! Прошу прощения, я не представилась. Лира Хартстрингс, Королевское Управление Дружбы и Ассимиляции, биолого-лингвистическое ядро. Моя группа занимается вопросами изучения человеческого вида. Мы уже доставили все необходимое оборудование и можем начинать анализ! – бодро выпалила та, продолжая сжимать руку Йев’ени.

Который при слове «анализ» ощутимо вздрогнул.

 – А разве принцесса Твайлайт не собиралась лично заняться этим случаем? – спросила я, ощутив легкий укол сожаления. Не каждый день выдается возможность лично пообщаться с самой Принцессой Дружбы.

Лира тряхнула взъерошенной гривой.

 – Она слишком занята на переговорах с Зебрикой. Но не беспокойтесь! Я подготовлю для нее полный отчет о всем, что показали эксперименты! – она повлекла за собой нервно сглотнувшего Йев’ени куда-то в глубь участка.

 – Не переживайте, – с затаенным ехидством сообщила Софт Грит. – Доктор Хартстрингс – очень опытный специалист. Она не позволит себе повредить опытный экземпляр. Максимум – отделит пару кусочков на память.

Я фыркнула.

 – Я надеялась увидеть принцессу.

 – Ваш спутник – не настолько важная персона, чтобы удостоиться ее личного визита – отрезала Софт Грит. – Он даже не уникальный случай. Мы за последнюю пару недель выявили еще несколько подобных ситуаций, – она поморщилась.

Мне хотелось узнать об этом подробнее – где еще объявлялись люди и было ли это так же внезапно, как у нас с Йев’ени. Но глядя на хмурую мордочку агента, я не рискнула задавать вопросы.

 – Можете подождать там, – мрачно сообщила Софт Грит, ткнув ногой в сторону скамьи. Кивнув, я поплелась в указанном направлении.

Не знаю, как насчет Йев’ени, но для меня визит в КУДА (биолого-лингвистическое ядро) и впрямь обернулся пыткой. Скамейка была дискордски жесткой, занять себя было совершенно нечем, и я двадцать раз пожалела, что не захватила из дома так и не дочитанную «Дэринг Ду и затерянное болото».

На минуту у меня появилась мысль удрать из участка и навестить ближайшее кафе с газетным киоском. Но под тяжелым взглядом агента Софт Грит я ощутила приступ иррациональной робости. Это во-первых. И не хотелось разминуться с Йев’ени, когда вивисекторы КУДА все-таки выпустят его из своих когтей. Пусть и фигуральных, вряд ли у них в штате числились гиппогрифы или грифоны.

Стрелка на часах двигалась издевательски медленно. Я пыталась себя развлечь, наблюдая за суетой стражников и мрачно скучавшими у входа агентами. Так себе занятие, доложу честно.

На пятом часу ожидания я не выдержала. Круп и ноги немилосердно затекли, Софт Грит куда-то делась, и под тяжелыми взорами агентов я сорвалась с места и устремилась на улицу. Где рысцой проскакала в соседний квартал, ворвалась в кафе и, торопливо проглотив чашку кофе, сгребла в зубы пакет с горячими пончиками. С овсяной посыпкой – для себя и шоколадной – для Йев’ени.

Разумеется, по закону подлости, когда я, запыхавшись (начинай уже бегать по утрам, глупая пони! Пока не наела фланки со Статую Кобылы размером!), ворвалась обратно в вестибюль, Йев’ени уже стоял у конторки, всматриваясь в какие-то многочисленные бланки. Рядом сверлила его взглядом неизменно хмурая Софт Грит.

 – О, привет, Старгейз. А я думал, ты отправилась домой.

 – Всего лишь за пончиками, – проговорила я, перехватив пакет телекинезом. – Будешь?

 – Здесь не столовка, – буркнула агент. – Заполняйте документы.

 – Минутку.

Йев’ени внимательно осмотрел самые обычные писчее перо и чернильницу. Попытался провести по бумаге линию, тяжело вздохнул, глядя на безобразную кляксу.

 – Ох. Я могу заполнить карандашом?

Софт Грит раздраженно переступила с копыта на копыто.

 – Это официальные документы. Их положено заполнять чернилами и собственноручно.

 – Значит, нет, – Йев’ени, сморщив лоб, принялся медленно и печально выводить букву за буквой. Я заглянула ему через плечо и тоже вздохнула. Ученик начальных классов деревенской однокомнатной школы справился бы лучше. Странно – вроде бы заклинание знания языка должно было давать и знание письменности в комплекте.

Вечность спустя человек выпрямился, дав бумагам скрутиться в трубочку. Слава Селестии, он догадался перед этим воспользоваться промокашкой. Протянул свиток Софт Грит.

 – Мы можем идти?

 – Помните, если решите перебраться из Мэйнхэттена – за три дня до отъезда будете обязаны предупредить стражу и КУДА, – буркнула агент.

 – Спасибо за предупреждение, – Йев’ени приложил руку к сердцу. – Буду иметь в виду.

Мы вгрызлись в пончики. Дождь прошел, хотя небо оставалось пасмурным. Прохожие то и дело оглядывались на нас, но Йев’ени уже не морщился от их реакции так, как в первый день.

 – Флуфай, ифвини за нелофый фопфоф.

 – Ффо?

Мы переглянулись и дружно расхохотались. Я торопливо дожевала пончик.

 – Извини за вопрос, если что… Но ты умел раньше писать?

Йев’ени снова рассмеялся.

 – Будь уверена. Просто ваши письменные принадлежности мне непривычны. У нас такими перестали пользоваться лет, наверно, сто назад.

 – А чем вы пишете? – полюбопытствовала я.

 – Ну, обычно мы используем… – Йев’ени осекся. Он пристально смотрел на рекламный стенд напротив здания театра. Я заинтересованно проследила за его взглядом.

Афиша как афиша. Должно быть, спектакль на какую-то историческую тему – судя по аликорну с пышной белой бородой и пегасу с мечом в зубах, взиравшим с афиши. Они стояли по обеим сторонам от невысокого земного пони в плаще, буравившего публику пронзительным взором. На заднем плане теснились еще какие-то пони – кристальный с топором, единорог с луком…

 – Хочешь сходить на спектакль? – спросила я. В принципе, заняться до вечера, когда я планировала пересечься с коллегами, было нечем. Я не была завзятой театралкой, и за последние три года на спектаклях бывала один или два раза, и то за компанию либо сопровождая журналистов. Но с другой стороны, почему бы и нет?

Йев’ени потер лоб.

 – Ох, что-то мне напоминает этот постер, – выдавил он. – А давай. Хотя… бюджет-то нам позволяет?

 – Позволяет! – отмахнулась я. Не кривя душой – до получки оставалась неделя, и битсов в моем кошельке хватало до нее даже с небольшим запасом.

Мы присоединились к толпящейся перед театральной кассой небольшой очереди. Пони на пять-шесть. Впрочем, на наших глазах она сократилась – двое земнопони, синий жеребец и темно-серая кобылка, оглянувшись, изменились в мордочках и поспешили скрыться. Я поморщилась.

 – Забей и не парься, – шепнул Йев’ени мне на ухо. – Я уже не заморачиваюсь.

Я печально кивнула.

 – Кстати. А что тебе сказала эта Лира? Ну, относительно экспериментов, которые она хотела с тобой поставить.

Человек развел руками.

 – Да я сам толком не понял. Меня прогоняли через кучу всякой аппаратуры, что-то я узнал, что-то – не очень. Вроде как никаких отличий от обычного попаданца эта доктор Хартстрингс найти не сумела, из-за чего расстроилась. Я так понял, они надеются рано или поздно найти способ, как отключить эту штуку с попаданцами, но пока непонятно даже, в каком направлении копать. Оставшееся время она расспрашивала меня о моей жизни на Земле.

Седобородый аликорн замер посреди моста. Пламя, вырывавшееся из-под сцены, алым подсвечивало его бороду и рог. Он угрожающе наклонил голову, целясь длинным рогом в грудь чудовища.

 – Ты не пройдешь! – выкрикнул он. – Я служитель тайного огня и хранитель пламени Анора. Темный огонь не поможет тебе, Пламя Удуна!

Аликорноподобное создание, кажется, сплошь свитое из огня и мрака, утробно взревело. Его темные крылья распростерлись. Взвился огненный меч. Я даже чувствовала жар огня на своей шерстке – кто бы не был иллюзионистом труппы, работу он знал на совесть.

Вспыхнул выставленный первым аликорном щит. Пол зрительного зала содрогнулся. Зрители тоже вздрогнули, когда багровый клинок разлетелся искрами.

 – Возвращайся во мрак! Ты не пройдешь!

Копыто седого аликорна ударило по камню – и мост вздрогнул, разваливаясь на куски. Огненный аликорн отчаянно взревел, проваливаясь в сценический люк.

 – Пять секунд до неожиданного поворота, – пробормотал Йев’ени.

 – Что? – переспросила я, повернув голову. На соседних сиденьях зашикали.

 – О, ничего, Старгейз. Смотри, сейчас будет интересно.

Я повернула голову как раз вовремя.

 – Гэндальф! – отчаянно прокричал земной пони, видя, как огненный кнут обвивает ногу аликорна и утягивает того в люк. «Бегите, глупцы!» – успел выкрикнуть аликорн, прежде чем исчезнуть под сценой. Я ойкнула. По зрительному залу пронесся дружный вздох.

 – Он погиб? – шепотом спросила я у Йев’ени.

 – Тебе проспойлерить? – так же шепотом откликнулся человек. Где он успел посмотреть эту пьесу – загадка, что терзала меня едва ли не сильнее, чем тайна судьбы сгинувшего в пропасти аликорна Гэндальфа. Я в отместку легонько пихнула его (Йев’ени, не Гэндальфа) копытом и вернулась к представлению.

Сюжет шел своим чередом. Двое пегасов, четверо земных пони, единорог и кристальный пони тем временем выбрались из катакомб, выстроенных древними кристальными пони, и очутились в волшебном лесу единорогов. Передохнув и посмотрев в волшебное зеркало их принцессы, они направились вниз по течению реки. К несчастью, созданные аликорном-предателем Саруманом гибриды пегасов и чейнджлингов сумели их выследить – как раз, когда воин-пегас из облачного города поддался искушению проклятого амулета и попытался овладеть им силой. Впрочем, он достойно искупил свой проступок, пав в бою с неисчислимым полчищем гибридов. Его товарищи – единорог, пегас и кристальный пони –  устроили ему погребение, спустив тело в лодке в водопад, и отправились в погоню за врагами, взявшими в плен двоих земных пони. Тем временем земной пони Фродо со своим слугой переправились через реку…

Наконец раздались финальные аплодисменты. Я потянулась, разминая затекшие суставы.

 – Ну как тебе? – поинтересовался Йев’ени.

 – Ты знаешь, мне понравилось, – смущенно призналась я. – Неловко признаваться, что тебя увлекают сказки… но было захватывающе. Только история, мне показалось, обрывается на середине. Чем все кончится? Они донесут проклятое кольцо до вулкана?

 – На первой трети, – поправил меня Йев’ени.

 – Откуда ты знаешь? И вообще, ты явно видел эту пьесу раньше! Где?!

Йев’ени хохотнул.

 – Старгейз, мы можем пройти за кулисы? – спросил он. – Мне хотелось бы кое-что спросить у актеров.

 – Ну давай попробуем.

Отделившись от толпы зрителей, мы подошли к маленькой дверце слева от сцены. Выглянувший из нее земной пони сурово на меня посмотрел.

 – Извините, кобылка, это служебные помещения. Посторонним сюда… – его глаза расширились, когда он заглянул за мою спину.

 – А людям? – весело спросил Йев’ени. Только уголок рта дернулся, выдавая вымученность улыбки.

 – А людям… – пони потер копытом затылок. – Хм. А, ладно, проходите. Хотите поговорить с Филиппом?

 – С Филиппом? – переспросил Йев’ени. – Хм. Да, пожалуй.

 – Идите за мной.

Наш провожатый провел нас по узкому и тесному коридорчику куда-то в глубины театра, к обшарпанной двери. Постучал.

 – Входите! – раздался жизнерадостный голос.

Балрог за дверью с усилием пытался снять с себя голову. Обернувшись к нам, он неосторожно пошатнулся и зацепил одно из золотых деревьев Лориэна. То пошатнулось, с грохотом свалившись на пол. Вторая кобылка, черногривый единорог, игравшая дочь короля единорогов, смерила нас неодобрительным взглядом и вернулась к каким-то сложным манипуляциям перед зеркалом.

 – Ох, сено! – выругался Балрог. – У этого костюма такой скверный боковой обзор. Прошу прощения, не поможете?

 – Без проблем, – Йев’ени потянул Балрога за голову. Та легко отделилась, под ней оказалась еще одна – уже без огненной гривы и рога, выглядевшая как голова обычного земного пони с рыжей гривой. Впрочем, пламя не горело и на бутафорской голове – теперь выглядевшей как шлем сложной формы, покрытый какими-то узорами из кристаллических печаток.

 – А как вы это делаете? – не смогла сдержать я любопытства. – Я имею в виду, на сцене, когда вас охватывает пламя. Магия иллюзии?

Актер покачал головой.

 – Слишком сложно для длительных сцен. Знаете, что такое заклинание снятия образа?

 – Не слишком хорошо, – честно призналась я. – Знаю, что такое существует, но чем оно отличается от иллюзии – понятия не имею.

 – Ну в общем, – Балрог расстегнул зубами какую-то застежку на боку костюма, и часть его отошла вбок. Актер выбрался из своих доспехов (оказавшись вдвое ниже них ростом) и провел копытом по печаткам.

 – Вот это – маячки для заклинания. У нас есть поникен такой же формы, перед представлением мы обмазываем его смолой и поджигаем. Потом наш маг снимает с него образ и насылает на мой костюм. Ну, для натуральности у меня еще встроена в шлем пара горелок, и еще одна – в меч, но на закрытых сценах мы их не включаем. Пожарная безопасность.

 – Как интересно! – не сдержалась я, рассматривая шлем поближе. – А жар?

 – Жаровня и меха, – сообщил Балрог. – Так вы пришли за автографами? Уиньям Мак-Снаффл всегда рад уважить своих поклонников.

Йев’ени заинтересованно посмотрел на актера.

 – Не совсем… Вы на меня никак не реагируете. То есть, я имею в виду, не больше, чем на пони.

 – А что на вас реагировать? – Мак-Снаффл хмыкнул. – Я уже понял, что вы из соотечественников Филиппа. Он подойдет через минут пять – сейчас они готовят декорации для следующего прогона.

 – Филиппа? – переспросил Йев’ени.

 – Ну да. Наш рабочий сцены и помощник сценариста. Он одного с вами вида. Как вы там называетесь – хьюмлинги?

 – Люди, – поправил его Йев’ени. – Кстати, вы в курсе, ну, насчет пьесы, которую играете?

 – Насчет пьесы?

 – Он имеет в виду, что это человеческая легенда, – сообщила единорожка. Ее рог светился, гребень продирался сквозь пышную черную гриву, потрескивая статикой. По-моему, она пользовалась краской – глаз выцепил несколько непрокрасившихся волосинок.

 – А, – Мак-Снаффл безразлично кивнул. – Ну да. Мы порой брали для постановки сюжеты из мифологии яков и грифонов, но это не самая интересная для пони часть мирового фольклора. Человеческие сюжеты заходят лучше.

Дверь заскрипела. Пони поморщилась.

 – Винни, привет, приятель, – проговорил вошедший. – Декорации на местах для первого акта, Агат просил передать, что у тебя двадцать минут на то, чтобы по новой упаковаться в свою скорлупу… Ой.

Вошедший был чуть выше и худее Йев’ени, черные волосы на голове топорщились непослушными пучками. Нижнюю часть лица покрывал короткий шерстяной покров. Я с интересом посмотрела на Йев’ени – теперь мне стало ясно, почему каждое утро тот скоблит кожу на лице реквизированным в ходе иномирного вторжения у бедной пони макетным ножом.

 – Обратно ой.

 – Ничерта ж себе! Ты тоже из лагеря?

 – Не совсем, – Йев’ени оглянулся. – Слушай, тут есть где-нибудь присесть и поболтать? Если у тебя есть время, конечно.

Филипп поднял глаза к потолку.

 – Мы отыграем еще один прогон, и на сегодня все. Если подождешь часа два, тогда да.

Йев’ени обернулся ко мне.

 – Мы куда-то торопимся?

Я задумалась.

 – Честно говоря, я рассчитывала заглянуть в редакцию. Мне надо сдать наброски для понедельничного номера.

Он призадумался.

 – Слушай, тогда, может, не будем тебя задерживать? Я не хочу тебе мешать, но и с соотечественником охота пообщаться.

 – Если останетесь, – вставил Филипп, – я вас проведу на галерку бесплатно.

Я переступила с ноги на ногу, прикидывая по времени. С одной стороны, оставшись на представление, я бы с гарантией не успела на встречу. С другой, я понимала желание Йев’ени поговорить с соотечественником.

 – Ты точно доберешься домой без проблем?

 – Ну хватит! – воскликнул Йев’ени, улыбаясь. – Ты меня опекаешь, словно младенца. Все со мной будет в порядке, не переживай.

Он опустился рядом со мной на колено.

 – Сказать по правде, – прошептал он мне в ухо, – мне до сих пор очень… – он помялся, словно подбирал слово, – непривычно говорить с твоими соотечественниками лично, а не через тебя. Это надо изживать, если я собираюсь жить среди вас. Иди по своим делам, Старгейз, и можешь за меня не волноваться.

Я неуверенно отступила на шаг.

 – Ну ладно. Если так… до вечера?

 – До вечера.

Скрипнула дверь квартиры, казавшейся с непривычки странно тихой. И пустой.

Я сбросила на пол седельные сумочки, забралась под душ и ополоснулась после улицы. Не телепортировавшись при этом в мир людей или еще какую-нибудь параллельную реальность. Вылезла и растерлась полотенцем.

Покосилась на часы. Определенно, Йев’ени уже пора бы и появиться!

Может, он все-таки заблудился?

Видит Селестия, я должна была его проводить!

Я велела себе не твайлайтить раньше времени. В конце-то концов, прошло часа четыре. Может, они со вторым землянином заболтались и забыли о времени?

Заглянула в холодильник. Критически уставилась на стоявшее на верхней полке блюдо с кексиками. Еще более критически – оглядела бока. Вздохнула и достала миску с салатом.

Впрочем, есть не стала – мне хотелось дождаться Йев’ени. Забавно – я так быстро отвыкла ужинать в одиночестве! Так что я лишь поставила на медленный огонь чайник.

И стоило ему начать посвистывать – как в дверь настойчиво позвонили.

Я вскочила.

 – Я уж думала, ты не объявишься! – выпалила я, распахивая дверь. – … Ой!

 – Ну и ну. Мы и впрямь давно не виделись, но чтобы с таким вот нетерпением бросаться мне навстречу? Или ты ожидала еще кого-то?

Стоявшая за порогом Сильвер Лайн, моя однокашница по художественной школе, улыбнулась. Рядом с ней переминался с коробкой в зубах невысокий темно-коричневый пегас. Поднапрягшись, я вспомнила и его имя – Майк Хуф, особенный пони Сильвер на последнем курсе.

 – Мы с Майком случайно оказались в твоем районе и решили тебя навестить, раз уж выдалась такая оказия. Ну же, Старгейз, ты не хочешь обнять старую подругу?

 – Ой, прости, Сильвер, я правда рада тебя видеть! – я обнялась с ней и обменялась копытопожатием с Майком. – Извини, я просто не ожидала гостей.

 – Если ты занята, мы можем заглянуть в другое время, – смущенно проговорила Сильвер.

 – Нет, нет… Просто я…

 – Тогда может, мы зайдем? У нас и тортик с собой.

Я замялась. Мне не хотелось отказывать подруге в гостеприимстве, но если в этот момент вернется Йев’ени…

Хотя а чего, я, собственно, распереживалась? В таком случае, я их просто представлю друг другу.

 – Конечно, заходите! – я метнулась на кухню, снять с огня давно заливающийся чайник. – Только, Сильвер, хотела предупредить – сейчас должен вернуться мой сосед.

 – Сосед? – заинтересованно повела та ушами. – Ты не говорила, что живешь с кем-то еще.

 – Йев’ени… ну, он недавно перебрался в Эквестрию. Мы пока делим квартиру.

 – Просто делите квартиру, а? – Сильвер подпихнула меня плечом. – Или еще что-то?

 – Брось! – фыркнула я. – Йев’ени даже не пони!

 – Вот даже как? – хихикнула пегаска. – Да ладно, я не осуждаю. Я же не какая-нибудь земнопони-ретроградка.

 – Ну хватит, а то укушу!

 – А кроме шуток, Старгейз, – полюбопытствовал Майк. – Кто твой сосед? Грифон, минотавр?

 – Ну… он…

Дверь распахнулась.

 – Привет, Старгейз! – проговорил Йев’ени. – Извини, что заставил ждать!

Пони обернулись.

Майк сглотнул и попятился.

Сильвер распахнула крылья и взвилась под потолок. Едва не свалив по дороге коробку с тортом и растрепав порывом ветра мне гриву.

Йев’ени вздрогнул и отшатнулся.

 – Ребята! – взвыла я. – Да спокойно! Вы чего?

 – Старгейз! – охнула Сильвер, вжимаясь в верхний угол прихожей. – Это… это же…

Йев’ени очень тяжело вздохнул.

 – Да. Я человек. Но я не кусаюсь, честное слово.

Я сердито топнула по паркету.

 – Сильвер! Майк! Мне стыдно за вас, честное слово.

 – Да ладно, – Йев’ени развел руками. – Я начинаю привыкать.

Сильвер спланировала на пол, все еще недоверчиво глядя на Йев’ени.

 – П…прошу прощения, – выдавил Майк. – Мы… мы не хотели показаться грубиянами. Просто ваш вид… ну, он немного необычный, вот.

 – Ребята, мы вроде как собирались пить чай, – поторопилась я напомнить. – Может, все-таки сядем за стол?

Спустя десять минут мы наконец очутились на кухне, я телекинезом подхватила чайник и разлила кипяток по чашкам. Разрезала торт, мысленно повинившись перед собственной фигурой.

Майк кашлянул, разбив неловкую тишину.

 – Итак, вы недавно в Эквестрии? – осведомился он.

 – Пару недель как, – кивнул Йев’ени.

 – Э… ну и как вам наш город? – выдавила Сильвер.

 – Я до сих пор привыкаю, – пожал человек плечами. – Знаете… как бы описать это ощущение. Некоторые вещи очень похожи на те, что на Земле – так мы называем наш мир. А некоторые – выглядят совершенно чуждыми.

 – Да… это, наверное, очень непривычно, – крылья Сильвер все еще подрагивали, выдавая напряжение.

 – А где ты так задержался? – спросила я, откусив и прожевав ломтик торта. Ммм… – Мой любимый, с ванильным и клубничным кремом! Сильвер, спасибо вам большое.

 – Мы выпили с Филиппом по кружечке вашего сидра, немного поболтали, – Йев’ени помрачнел. – У нас с ним сдвиг по времени на каких-то четыре года. Знаешь, так странно… Когда он рассказывает о войнах и эпидемиях – как будто слушаешь про боевик категории B. А для него они – обыденная реальность по новостям, и он как будто не видит в этом странного.

 – Войнах и эпидемиях? – пискнула Сильвер. Крылья и уши резко дернулись.

Йев’ени снова вздохнул.

 – Слушайте, ребята. Я в курсе всей этой понивилльской истории. Я… Судя по тому, что мне про нее рассказывали – очень неудачно совпали чья-то дурость, шок и страх. Но мы не все психи. Даже не большая часть. Честно. Старгейз не даст соврать.

Я опустила взгляд на лежащие на столе копыта.

 – Сильвер. Майк. Пожалуйста.

 – Мы просим прощения, – пробормотал Майк. – Мы не хотели показаться грубиянами.

 – Да все нормально, – Йев’ени отправил в рот ложку торта. – Я и сам бы прифигел, встретив в соседней квартире инопланетянина. Собственно, я и прифигел в первый день, – он издал короткий смешок. – Без проблем.

 – А как твои дела? – снова попыталась я разрядить напряжение. – Ты все там же, в картинной лавке?

 – Ага, – Сильвер кивнула, наконец отведя взгляд от человека.

 – Не собираешься рисовать для себя? Мне кажется, у тебя бы здорово получалось. Нельзя же вечность заниматься копиистикой.

Пегаска пожала плечами.

 – За это неплохо платят. А ты тоже там же, в «Мире Мэйнхеттена»?

 – Ага.

 – Я думал, сейчас художников из газет вытеснили фотографы, – проговорил Майк.

Я засмеялась.

 – До этого еще нескоро. Не всегда у бильд-редакторов под копытом нужная фотография, бывает, что нужно делать отрисовку неподходящих. Не всегда вообще можно сделать фото. Опять же, шаржи, карикатуры, рекламные рисунки… Да и мало сделать фото – нужно знать, как разместить его на листе, как скомпоновать с текстом! В общем, работы мне хватает. А для души… – я указала копытом на свою студию.

 – Кстати, о работе, – вмешался Йев’ени. – Старгейз, я больше не безработный.

 – Что, правда?

 – Ага. Им в театре как раз был нужен второй рабочий в помощь Филиппу. Он провел меня к своему шефу – ну и… – он неопределенно помотал рукой в воздухе.

 – Поздравляю! Удачно вышло.

 – Ну спасибо, – Йев’ени сделал глоток чая. – Удачно, да. Как выразился Филипп, «если знаешь, чего хочешь – твое место само тебя найдет».

Майк покосился на часы.

 – Думаю, нам пора.

Сильвер кивнула, поднимаясь.

 – Ладно, Старгейз, было приятно повидаться. Эээ… были рад познакомиться, Йев’ени.

 – Взаимно, – человек кивнул.

Я прикрыла дверь и заперла замок. Повернулась к Йев’ени.

 – Прости, пожалуйста.

Тот отмахнулся.

 – Все нормально, Старгейз.

 – Точно? – я вскинула голову, чтобы посмотреть человеку в глаза.

 – Точно-точно, – на его лице появилась кривая ухмылка. – Хотя иногда кажется… Может, стоит и правда перебраться в эту понивилльскую тюрьму. По крайней мере, там не будут смотреть, как инопланетное чудовище.

Я опустила взгляд.

 – Прости.

Теперь уже Йев’ени, чтобы смотреть мне в морду, опустился на колено.

 – Это ты прости, что обломал встречу с друзьями.

 – Они привыкнут, – пообещала я. – Я же привыкла.

Йев’ени невесело засмеялся.

 – И я привыкну. Может, даже… – он не договорил.

 – Что?

 – Да так, – взгляд Йев’ени стал отстраненным. – Навели меня эти ребята, Марко и Филипп, на одну мысль… – он отмахнулся. – Ладно. Расскажу потом. Когда обдумаю как следует.

Собрать элементы

 – Что ты делаешь? – любопытная мордочка Альятары склонилась над моим блокнотом.

Я невольно вздрогнул и попытался прикрыть листки рукой.

 – Ой! – пони залилась краской. – Это что, секрет?

 – Э… да не то чтобы. Смотри, если хочешь, – пробормотал я.

Альятара задумчиво изучала мои почеркушки.

 – Выглядит как какой-то эскиз, – задумчиво протянула она. – Что это?

Я помедлил.

 – Да это… одна моя небольшая задумка. Прошу прощения. Ты не обидишься, если я пока не буду рассказывать в подробностях?

Глаза Альятары расширились.

 – Ну… не то чтобы обижусь. Удивлюсь, наверное.

 – Да я сам не уверен, что сработает. Хочу сначала все продумать и проверить, а потом хвастаться, если выгорит. И чтобы не сглазить, конечно.

Единорожка засмеялась.

 – Не думала, что люди бывают суеверны.

 – Мы бываем всякими, – усмехнулся и я.

 – Может, все-таки расскажешь?  – поинтересовалась Альятара. – Я же теперь буду мучиться от любопытства.

 – А я инопланетный завоеватель. Мне положено подвергать мучениям бедных беззащитных пони, – запрокинув голову, я разразился максимально мрачным злодейским смехом.

Альятара насупилась.

 – Понятно. Это чертежи ужасного человеческого оружия. С его помощью ты собирался захватить всю Эквестрию, но я разгадала твой коварный план! – воскликнула она.

Я картинно схватился за голову.

 – О нет, мой злодейский замысел на грани срыва! Но я знаю, как заставить тебя замолчать, маленькая храбрая единорожка!

 – И как же?

Я дотянулся до дверцы холодильника.

 – Угостить кексиком.

 – Пфф! – Альятара фыркнула, совсем как настоящая лошадка. – Кексик без двадцати минут полуночи? Даже не пытайся. Я буду стойкой и не поддамся соблазну.

 – Знаешь что?

 – Ммм?

 – Ты не такая уж толстая.

 – Это был самый ужасный комплимент, который мне говорили за последние двадцать лет, – Альятара топнула копытцем по паркету. – Я ушла спать. Не засиживайся за злодейскими планами слишком долго.

 – Конечно, мамочка.

Пони вместо ответа показала мне язык.

Я подвинул к себе два толстых фолианта. Первый назывался «Каталог коммерческих предприятий, торговых домов, общественных заведений и присутственных мест города Мэйнхеттен». Второй, потоньше – «Универсальный каталог-ежегодник скобяных товаров и промышленных изделий».

Все-таки странно, что у них тут нет телефонов. Вроде как на нашей планете первые телефоны появились лет на десять раньше, чем лампочки. Или я что-то путаю? А радио есть – я своими глазами видел витрину с громоздкими радиоприемниками, с чемодан величиной, на одной из центральных улиц.

Ладно, об изобретении телефонов подумаем позже. Рассылать письма? Нет, долго и много возни. Придется побегать.

Да, но как? Если половина встречных косится на меня, как на инопланетное чудовище?

Так, отставить панику! Я не единожды (ну ладно, два раза – это тоже считается! Даже если на первой из встреч моя задача заключалась в том, чтобы сидеть с умным видом, мотать на ус и вовремя менять слайды на проекторе!) ездил на встречи с закупщиками, не глядя подмахивающими сделки на десятизначные суммы. И косплеил там «Волка с Уолл-стрит», продавая этим ребятам ручки. В буквальном смысле, среди прочей бумажно-канцелярской номенклатуры. Неужели я не справлюсь с тем, чтобы очаровать парочку говорящих кошколошадок из пасторально-идиллического мира с принцессами и замками?

Держись, Эквестрия! Имидж – ничто, жажда… ой, кажется, это из другой оперы.

Но пить и впрямь хотелось. Я встал, плеснул себе водички из графина. Подошел к окну, посмотрел на ажурное переплетение голых ветвей в лунном свете.

Что ж, значит, придется поработать над имиджем. И первые идеи у меня есть. Жаль, конечно, что они грозят влететь в копеечку… Но на представительских расходах глупо экономить.

Хорошо, что я не гнушался работой по выходным, так что вряд ли на меня косо посмотрят в театре, если я попрошу о паре отгулов в дневное время. Благо, самый аншлаг у нас на выходные и приходился.

И как же хорошо, что я благоразумно не стал трогать полученные от Марко биты. Ограничившись расчетом с Альятарой за еду и кров (от которого единорожка отбрыкивалась всеми копытами).

 – Империя подержанных шляп Стинки приветствует… э… кхе… приветствует… любого своего покупателя! – тяжеловесный земной пони светло-рыжего окраса уставился на меня в оба глаза, но все же нашел в себе силы закончить приветственную речь.

Я с удивлением уставился на его массивный подбородок. Покрытый выступающей из рыжей шерстки жесткой черной щетиной.

Надо же. Впервые вижу пони, у которого растет борода.

 – Кхм! – напомнил о себе продавец.

На его боку виднелось изображение лилового цилиндра, точно такого же, что красовался на его голове – специально подбирал, наверное.

 – Добрый день. Я бы хотел приобрести шляпу.

 – Шляпу? – торговец уставился на меня, как, наверное, у нас смотрели бы на зашедшего в обувной магазин за парой берц забрака или крогана. – Эмм, а ваш вид носит шляпы, мистер?

 – Конечно, – я постарался выдать улыбку пообаятельнее. – Иначе зачем бы я ее покупал.

 – Звучит логично, – пони почесал затылок копытом. – Шляпу, шляпу… Для каких целей вам нужна шляпа?

 – Носить? – предположил я. Других вариантов ее использования мне как-то не представлялось. Хотя… это же Эквестрия, кто знает, что положено делать со шляпами, согласно их культурным моделям? Может, они используют их как корзину для мусора? Или хранят в них бутерброды?

 – Носить, – пони кивнул. – Разумеется. Но как? Когда? Зачем? Вам нужно элегантное сомбреро для выезда на пикник? Котелок для прогулки по Брайдлвею? Цилиндр для похода в Мэдисон-Мэйр-Гарден?

 – Мне хотелось бы… что-нибудь для деловых переговоров. Знаете, такое, – я неопределенно покрутил рукой в воздухе, словно приподнимая воображаемый головной убор.

  – Деловые переговоры. О да, я знаю, что вам предложить, – торговец обернулся. Критически изучил ряды шляп всех фасонов и размеров, висящие за прилавком.

 – Прошу!

Он подхватил зубами палку с деревянным крюком на конце. Сорвал с ее помощью одну из висящих под потолком шляп и протянул мне.

 – В этой фетровой шляпе вы будете выглядеть как сам Фэнси Пэнтс, готов биться об заклад.

Я оглядел шляпу. Она была мягкая, серая, с синей ленточкой вокруг тульи. Я покрутил ее в руках.

 – Хм, – я продемонстрировал продавцу пятно неясного происхождения с нижней стороны полей.

 – О, да это же просто налет пыли! – продавец схватил шляпу одним копытом и принялся обмахивать метелкой. Пятно упрямо не хотело исчезать.

 – Тогда как насчет вот этого котелка? – выплюнув метелку и ничуть не обескураженный, он схватил крюк.

Это смотрелось уже лучше. Твердый черный войлок, нигде не видно потертостей и пятен. Я напялил его на голову, повернулся к зеркалу.

Хм. Серый деловой костюм-тройка (влетевший мне в копеечку), галстук-бабочка, котелок. Выгляжу, словно средней руки мафиози из «Крестного отца».

Только сандалии на ногах портят впечатление.

Что делать. Найти нормальную обувь в мире, где стопоходящие виды отсутствуют как класс – та еще задачка. Нет, можно заказать у сапожника (или как тут называются изготовители накопытников?) шитье на заказ – если бы такая услуга была по моим финансам. Честно выигранная у Филиппа в карты и удачно подошедшая по размеру пара сандалий, возможно – единственная обувь в этой части Эквестрии. Не считая башмаков самого Филиппа.

Ну ладно. Благо, сами пони не подозревают, что легкие сандалии – не совсем та обувь, в которой прилично являться на деловую встречу. А вот значение шляп им прекрасно известно.

 – Сколько за него?

 – Семнадцать битов.

Я поднял бровь.

 – Мне казалось, это подержанные шляпы.

 – Новый стоил бы двадцать, – пони испустил очень качественный ОТВ. – Ладно, мистер, из уважения к вам – пятнадцать.

Кажется, я понял правила игры.

 – Ну даже не знаю. Возможно, мне стоит отправиться на Блошиный, поискать что-то по карману…

 – Двенадцать золотых битов и один серебряный, – отрезал пони. – Ну или можете действительно поискать на рынке.

Больше не торгуясь, я полез за деньгами.

Светло-серая земнопони за стойкой ресепшена испуганно вскинула на меня взгляд.

 – Добрый вечер, – я учтиво приподнял шляпу. От души порадовавшись своему решению не экономить деньги.

 – Д-добрый вечер, мистер, – пробормотала секретарша. Привычный жест, впрочем, ее успокоил, она подтянула к себе какой-то гроссбух.

 – Вам назначено?

 – Нет, – я пустил в ход свою самую обаятельную улыбку. – Но я хотел бы переговорить с вашим руководством. По поводу перспективного заказа.

 – Вы хотите что-то продать? – гроссбух с треском захлопнулся.

 – О нет. Приобрести. Если ваша компания сумеет изготовить то, что мне необходимо.

Земнопони выглядела растерянной. Ну логично. Моя внешность и намерение что-то купить явно не вязались между собой.

 – Хорошо, – пробормотала она наконец. – Я сейчас предупрежу мистера Сэндфилда, нашего директора по поставкам, что вы хотели бы с ним побеседовать. Если он свободен, он вас примет, – она звякнула в маленький бронзовый колокольчик. Тут же появился мелкий, мне ниже пояса, жеребенок-земнопони, секретарша набросала несколько слов на листочке-стикере и вручила ему.

Я, стараясь излучать уверенность, опустился на скамью. Принялся перечитывать купленную на улице за серебряную монетку газету. Первые две страницы были полностью посвящены дебатам о выборе делегатов на какое-то мероприятие, называвшееся «Большим эквестрийским саммитом». Дальше – рекламная статья, предлагающая всем желающим приобрести заранее билеты на новое турне Серенады Трель (как я предположил, местной поп-дивы).

Посыльный-жеребенок объявился вновь, что-то прошептал секретарше. Та покосилась на меня.

 – Следуйте за Брайтом, он вас проводит, – проговорила земнопони.

Мистер Сэндфилд обнаружился не в кабинете, как я ожидал, а в одном из рабочих цехов – помещении с множеством оглушительно гудящих цилиндрических валов на массивных станинах, за предохранительными решетками скользили приводные ремни. То и дело откуда-то из валов вылетали темно-серые листы и шлепались на конвейерную ленту. Вокруг толпились земнопони, поворачивая какие-то вентили, дергая рычаги, подвозя тележки и в целом не обращая на меня особого внимания.

Я прокашлялся.

 – МИСТЕР СЭНДФИЛД?

 – ПРИВЕТСТВУЮ, СЭР! – проорал в ответ сквозь гул машин пони. – ОДНУ СЕКУНДУ… ТАК, ТАР СТЭЙН! МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ГОТОВЫЕ ЛИСТЫ БЫЛИ НА СКЛАДЕ К КОНЦУ ДНЯ! ЕСЛИ НЕ СПРАВИШЬСЯ… – он наконец-то обратил внимание на расширенные глаза своего пони-собеседника, обернулся и посмотрел на меня внимательней.

 – ПРИВЕТСТВУЮ! – заорал я, поднимая шляпу.

 – ЭЭЭ… ОДНУ МИНУТУ, СЭР, – рявкнул Сэндфилд, справившись с удивлением. Он возвратился к разговору с пони в рабочей спецовке, по крайней мере, именно спецовку его – и всех прочих присутствующих – одежда больше всего напоминала.

Наконец, отпустив собеседника – тот галопом унесся в другой конец цеха – Сэндфилд обернулся ко мне. Копытом указал на выход из цеха. Я с готовностью последовал за ним – не хотелось напрягать голосовые связки. Мы остановились между конторским зданием и производственными корпусами, рядом с выложенной булыжниками дорожкой.

 – Эээ, еще раз добрый день, сэр, – пони заинтересованно меня оглядел. – Мне сообщили, что вы хотели со мной переговорить? Честно говоря, не каждый день представители вашего вида являются сюда по деловым вопросам. Я бы сказал, вообще не являются.

 – О да, – я изобразил вежливую улыбку. – Сэр, мое имя – Евгений Комаров. Я планирую организовать небольшое производство кое-каких предметов быта, которыми пользуется мой народ, в Эквестрии. В связи с чем хотел бы закупить у вас некоторые детали для них. Если вы сможете их изготовить.

 – Хм. И что вы желаете приобрести? – пони выглядел заинтересованным.

Я извлек из кармана блокнот с эскизами.

 – Взгляните. Меня интересуют пластиковые детали двух видов. Первый – пластмассовая трубка длиной около шести с половиной дюймов и шириной в треть дюйма, с сужением на одном конце и резьбой на другом. Второй – более тонкая трубка, пяти дюймов длиной и примерно четыре сотых дюйма шириной, с внутренним каналом шириной около трех сотых дюйма.

Пони ухватил чертежи копытом, пристально всмотрелся.

 – Пластиковые? – хмурясь, переспросил он. – Вы хотите сказать, меняющие форму при нажиме?

Блин. Заклинание-переводчик, видимо, дало сбой.

 – Не совсем. Я имел в виду, сделанные из пластика. Пластмассы.

Взгляд пони стал озадаченным.

 – Не знаю, как это у вас называют. Синтетический материал. Добывается из нефти, – я напряг память, вспоминая полузабытые уроки химии. – Отгонкой газовых фракций и полимеризацией, кажется, так.

Сэндфилд задумчиво кивнул.

 – По описанию похоже на синтетический шеллак. Что же, мы могли бы изготовить партию таких деталей, хотя сроки, сроки и поставщики… Вам важно, чтобы продукт был выполнен именно из синтшеллака, или сойдет и обычный?

Я пожал плечами.

 – Он будет соприкасаться с типографскими чернилами. Это не повлияет?

 – Не должно, – пробормотал Сэндфилд. Он достал прямо из гривы (что за нахрен?!) собственный блокнот, пролистал его. – Что же, у нас есть поставщик и небольшая линия оборудования. Какая партия вас интересует?

 – Пробная – сотня-другая. А потом можно будет выходить на несколько тысяч в месяц, – я нутром чувствовал, что, если я отвечу «Несколько штук на пробу», со мной вежливо попрощаются.

 – Ага, – пони кивнул. – Что же, неделя на разработку проекта, неделя – на закупку сырья, и через еще неделю мы сможем предоставить опытную партию по двадцать пять бит за штуку. Хотя это навскидку, для точных цифр я должен посовещаться с технологами.

Должно быть, что-то в выражении моего лица выдало меня даже перед пони.

 – Вы удивлены? Шеллак – дорогое сырье. В Эквестрии он не производится, поставки идут из Хатхистана и Шайр-Ланки. И это я про обычный, синтетический был бы еще дороже. Земляная нафта – очень редкое вещество, во всем мире оно добывается в паре оазисов Седельной Аравии, потом его требуется привезти, построить перегонную установку… В принципе, еще можно было бы использовать чейнджлинговую смолу, но вы же понимаете, с ее импортом все вообще на грани невозможного.

Я кивнул.

 – Я понял. Спасибо за консультацию, мистер Сэндфилд. Вполне возможно, я обращусь к вам с заказом, когда будут решены все технологические вопросы.

 – О, как пожелаете. Вот моя визитка, – пони вручил мне прямоугольную карточку. Как ни странно – не бумажную, а из чего-то похожего на плотную черную резину, с выпуклым тисненым шрифтом.

Выходя из офиса «Эквестрийской Резиновой и Лакокрасочной Мануфактуры», я постарался отнестись ко всему с оптимизмом.

В конце концов, в нашем мире чужака, явившегося на прием к руководству фабрики на голой наглости и с бумажными набросками в кармане, вежливо проводили бы на выход с порога. А тут – выслушали и вежливо объяснили, в чем слабые места в моем плане.

Однако, что теперь?

В принципе, корпус можно выточить и из дерева. Даже необязательно обращаться за этим на фабрику – был бы станок и верстак. Судя по тому, что я видел в цеху, с такими вещами в Эквестрии проблемы не должно возникнуть.

А вот что делать со стержнем?

Я напряг память, разыскивая в ней обрывки знаний. Когда-то я занимался этим в качестве хобби, и хоть тогда окончательную сборку делал из покупных деталей – а вопрос изучал.

Стержень вполне можно сделать стальным. Единственный недостаток – он будет дороже, и сложнее контролировать расход чернил. Впрочем, дороже – это не про эквестрийские условия.

Если так – наверно, нет необходимости заказывать отдельно узел, и отдельно стержень. Вполне можно просто вставить один в другой и обжать конец. Если, конечно, местные инженеры осилят нужную мне точность.

И ведь все равно в моем плане следующим пунктом значилась фабрика скобяных изделий. Ну так вперед!

На сей раз меня встретили в кабинете. За столом зеленого сукна, с грудой папок и тяжелых кожаных переплетов, с массивной кованой чернильницей. Рыже-песочная земнопони, восседающая за ним, окинула меня мрачным взглядом.

 – Мистер Комаров, – процедила она. – Мы не сотрудничаем с… – она сделала заминку, будто подбирала выражения, – с разумными, которые не в состоянии представить рекомендаций от солидных и добропорядочных пони, снискавших известность в деловых кругах и готовых поручиться собственной репутацией за их платежеспособность. А учитывая, что вы, по вашим собственным словам, в Эквестрии без малого месяц – я позволю себе предположить, что вам вряд ли удастся в ближайшее время заручиться поддержкой таковых поручителей. И тем более моему предприятию невыгодно запускать проект ради столь малых объемов, о которых вы говорите. Вынуждена попросить вас откланяться.

Не показывая досаду, я приподнял шляпу.

 – Надеюсь, однажды мы встретимся в более располагающей к ведению дел обстановке.

 – Очень навряд ли.

Что же. Такой реакции следовало ожидать. Ладно, еще не вечер. Но надо сделать себе отметку – в первую очередь обходить мелкие мастерские. Крупные фабрики и в самом деле вряд ли будут заинтересованы корпеть над мелким заказом.

По-хорошему, найти бы нормального консультанта из местных. Даже для Эквестрии такой метод – самому обегать потенциальных поставщиков и выспрашивать, кто согласится изготовить нужную деталь – наверно, смотрится жуткой архаикой. Такое только у нас в девяностые, наверно, прокатило бы – да и то, максимум в ранние. Найти толкового пони, знающего в Мэйнхэттене ходы и выходы, снять конторку, площадь, магазинчик, нанять работников – и запускать продукт.

Только есть одно «но». Если делать все как положено – подгона от пиратов хватит в лучшем случае на первый пункт. Уж настолько-то я с местными ценами ознакомился.

А раз так – ноги в руки и вперед. В конце концов, что я теряю?

 – Латунь и сталь, да? Извините, сэр, но трубопрокатом не занимаемся, – каштановый пони лишь на пару секунд скосился в мою сторону, и принялся дальше понукать рабочих, несущих по фабричному двору здоровенный шкив. Синим фосфоресцирующим светом на нем мерцали какие-то загадочные письмена, которые озабоченно рассматривал на ходу единорог в спецовке.

 – С не-пони не работаем.

 – В мелких партиях не заинтересованы.

 – Дэйзи Лиф сегодня не сможет уделить вам внимания. Зайдите в другой день.

 – У нас нет оборудования нужной точности.

— Нет.

 – Нет.

 – Нет.

 – Латунные трубки и наконечники мы изготовим за пару недель, в принципе несложно. А вот стальные детали… У нас нет станков подходящего габарита даже для настолько тонких трубок, я уж не говорю о выточке каналов, которые здесь показаны!

 – Нет.

 – Обратитесь в «Приборную мастерскую Торшен Бэланс», может быть, они смогут изготовить что-то похожее.

 – Хм-хм-хм, – очередная земнопони с меткой в виде двух соединенных нитью шариков подняла голову от разложенных на льняной скатерти крохотных блестящих медью деталек. Заинтересованно изучила мои эскизы.

 – Вам и в самом деле нужна такая подгонка? – спросила она. – Я правильно читаю? Зазоры действительно должны быть в сотые доли дюйма? Да еще такой сложной формы?

 – Боюсь, что да. Видите ли, тут все дело в капиллярном эффекте.

 – Понимаю, – синяя с проседью прядка гривы качнулась, выбившись из-под косынки. – А можно узнать, для чего эти детали?

 – Честно говоря, это корпоративная тайна. Но вообще, это будет… чем-то вроде усовершенствованной емкости для чернил, – на ходу придумал я отмазку. И даже не соврал особо.

 – Ясно, – пони заправила гриву под косынку обратно. – Знаете, что я вам посоветую – обратитесь в мастерские, занимающиеся ремонтом и изготовлением часов. Такая точность – по их части, тут придется работать с лупой.

 – Большое спасибо за совет, мисс Бэланс, – горячо произнес я. Это была, наверное, самая здравая идея, которую мне сегодня подали.

 – Я вам даже дам адрес одного мастера, – Торшен чиркнула что-то на свободном листочке блокнота. – Вот. Его зовут Броунз Эрроу, он работает в двух кварталах отсюда. Порой он выполняет для нас заказы по выточке деталей прецизионной точности.

 – Не знаю, как вас и благодарить.

 – О, не стоит благодарности, – Торшен улыбнулась. – Делитесь тем, что у вас есть, так говорит принцесса.

Броунз Эрроу оказался земнопони средних лет, рыжего окраса с темно-красной гривой и кьютимаркой в виде часового циферблата. При виде меня он резко подскочил, едва не опрокинув верстак, за которым работал.

 – Вы – человек? – с придыханием произнес он.

Я вежливо поклонился.

 – Вы угадали. Прошу, не беспокойтесь, я имею разрешение проживать в Эквестрии и не собираюсь делать ничего опасного.

 – О, я ничуть не обеспокоен, – Броунз мотнул головой. – Я, скорее, взволнован. Видите ли, я очень интересуюсь вашим видом. В открытой печати так мало сведений о Земле! Могу я вас расспросить? Все те удивительные технологии, которыми славится ваш мир… Автомобили, компьютеры, телевидение! Я хотел бы услышать все, что вы можете рассказать, не нарушая запреты ее высочества!

Я развел руками.

 – Боюсь, я не так уж и много знаю сам. Ну, автомобиль – устройство я представляю, хотя объяснить, как его сделать с нуля, не взялся бы. А прочее… я знаю о том, как они работают, только в теории. Смутно помню, как программировать компьютер, но что касается внутреннего устройства…

 – Какая жалость, – пони вздохнул. – Иногда мне кажется, что принцесса Твайлайт очень уж осторожничает с введением земных изобретений. Нет, я понимаю, что ей в конечном счете виднее, и во всех этих ужасных войнах и оружии нет ничего хорошего… Но то же радио – насколько веселее оно сделало наши будни! – он ткнул копытом в застеленный белой салфеточкой лакированный ящик, откуда негромко доносился какой-то попсовый мотивчик.

 – Кхм. Прошу прощения, мистер Эрроу, но я пришел к вам по делу.

 – О! – земнопони даже как-то подсобрался и мордочка приобрела серьезное выражение. – Рассказывайте.

Изложение всех нюансов заняло минут десять. Пони хмурился, вглядывался в эскизы, чесал копытом затылок, а под конец – выхватил неведомо откуда взявшимся пинцетом что-то крохотное и блестящее и принялся его разглядывать в лупу, другим глазом косясь на бумагу.

 – Заготовки из закаленной стали, – наконец промолвил он. – Хм. Если использовать заготовки для шестерен… Выточка дискордски сложной формы, что правда, то правда, но в принципе… в принципе… Трубки можно заказать у Торшен, это по ее части, а потом обжать соединение, – я молча кивнул, эта идея и мне в голову приходила.

Пони резко вскинул голову.

 – Давайте так. Через дня три я и мои парни закончим со срочными заказами и займемся вашим. Стоить будет, со всем в сборке – наконечником и трубкой – восемь бит штука. Сколько штук вам нужно сделать?

 – Штук десять на пробу, – не веря своему успеху, проговорил я. – Если все получится –

 – К началу следующей недели сможете забирать. Зайдите в четверг, глянуть на образец. Если все придется по нраву, будем точить ваш десяток. Оплатите, когда будете забирать товар. Но с одним условием!

 – Каким?

 – В четверг мы с вами пропустим по кружечке сидра и я как следует расспрошу вас о вашей родной планете!

 – Договорились, – усмехнулся я.

 – Тогда до четверга?

 – До четверга.

Только выйдя на окутанную ночной темнотой улицу и глянув на циферблат часов, я понял, что на дворе уже без двадцати восемь. Ноги гудели. Сколько же мест я сегодня обошел?

Ладно, рано радоваться. Изготовить узлы и стержни – только начало работы. Еще много элементов предстоит собрать воедино. И оно уже влетает в копеечку. Перед тем, как раскошелиться всерьез, все же надо будет посовещаться с Альятарой – насколько разумна моя идея? Может, я что-то упускаю? Какую-нибудь мелочь, которая очевидна для жителей этого мира?

С Альятарой… А ведь я не предупредил ее, что собираюсь задержаться. И ведь не собирался заставлять единорожку волноваться… Черт, как-то неловко.

Взгляд зацепился за вывеску цветочной лавки. Что ж, вот и решение проблемы.

Шляпа действительно обладала чудодейственным эффектом – пони за прилавком не шарахнулась от меня, а лишь посмотрела с любопытством.

 – Букет деликатесной ромашки с мелиссой, пожалуйста, – я опустил серебряный полубит на прилавок.

 – А… а ваш вид точно ест ромашку, сэр? – робко поинтересовалась торговка.

 – А это для одной моей знакомой пони, – пояснил я.

Надо будет по дороге заглянуть в аптеку близ дома Альятары и прикупить рожок мороженого с овсяными проростками. Или даже два. Второй – без овса.

Элементарная сборка

Я проснулась от того, что меня осторожно трясли за плечо.

 – Старгейз. Ау, Старгейз.

Я вскинула мордочку. Потерла копытом глаза, пригладила гриву.

 – Ой.

Чашка остывшего чая на столе, звезды и ночная тишина (ну, по меркам Мэйнхэттена)…

 – Йев’ени?

 – Нет, Принцесса Дружбы собственной персоной, – усмехнулся человек. – Привет.

Я потянулась, распрямляя занемевшие суставы.

 – Уй. Спать за обеденным столом неудобно!

 – Вот и я так подумал, и решил тебя разбудить, – усмехнулся человек. – Кстати, я принес вкусняшки.

Я с удовольствием втянула аромат букета. Откусила приличный пучок, чувствуя, как терпкий вкус ромашки оттеняет прохлада мелиссы.

 – Спасибо! – я слезла со стула и левитировала бокал с недоеденным букетом в холодильник. – Кстати, на скоровородке – жареная форель.

 – И тебе спасибо!

 – Правда, она уже остыла… Слушай, а где ты пропадал?

Йев’ени, зажигавший огонь под сковородой, обернулся с озадаченным видом.

 – Помнишь, я сегодня говорил про свою небольшую задумку?

Я кивнула. Он водрузил сковороду с форелью на плиту, скрылся в коридоре, чем-то зашуршал в карманах.

 – В общем, я вроде как нашел пони, готовых изготовить нужные для нее детали. По крайней мере, попробовать.

Я с интересом уставилась на виденные утром эскизы, изображавшие… Я не была сильна в инженерном деле, но мне показалось, что это какие-то трубки с заостренным концом.

 – Что это?

Форель заскворчала. Йев’ени водрузил сковороду на керамическую подставку. Я не удержалась и стащила с нее небольшой кусочек. Человек улыбнулся.

 – Письменная принадлежность.

Я недоуменно посмотрела сначала на соседа, потом на рисунок. На перо или карандаш это совсем не походило.

 – Как оно работает?

 – Фмотфи, – Йев’ени прожевал рыбу и подвинулся ближе ко мне.

 – Вот это – внешний корпус, для удобства. Ничего необычного, просто трубка из пластика – впрочем, из металлов или дерева их тоже делают. С обоих концов – завинчивающиеся колпачки, чтобы стержень не выпал. Собственно, в стержне-то все дело.

Он ткнул пальцем в трубку потоньше, изображенную рядом.

 – Это – тонкая трубочка, внутренним диаметром всего в несколько сотых дюйма. Она заполнена чернилами. Чернила гуще, чем те, что используете вы, поэтому они не вытекают из полости.

 – А как тогда?.. – протянула я удивленно.

 – Вся хитрость – вот в этом наконечнике, – Йев’ени ткнул пальцем в одну сторону трубочки. Выноска изображала заостренный наконечник крупным планом.

 – Он плотно присоединен к трубке. Внутри – полость вот такой формы, в которую вставлен крохотный шарик, к которому по канальцам поступают чернила. Когда ведешь наконечником по бумаге – шарик вращается и оставляет след на бумаге.

 – По сравнению с пером как-то сложно, – с сомнением заметила я.

Человек пожал плечами.

 – Основная сложность – нужно сильнее прижимать ручку к бумаге, чтобы оставался след. Ну, так я слышал. Еще говорят, из-за этого страдает почерк. Хотя как по мне, как раз пером получается как курица лапой. Дело привычки, наверное.

 – Ну, звучит, конечно, интересно… Но в чем смысл? В Эквестрии нет сложностей с перьями и карандашами.

 – Да, но этой ручкой, в отличие от перьев, практически невозможно поставить кляксу, – горячо возразил Йев’ени. – И не надо возиться с промокашкой и песком. А еще ее можно держать как хочешь, и она будет продолжать писать. Ну, если не переворачивать вверх ногами, конечно. А кроме того, она не протекает от слова «совсем».

Мои уши резко встали торчком.

 – Как-как? Повтори!

 – Эээ… Она не протекает. Ну, если стержень или наконечник не сломан. Трубочка слишком узкая, и капиллярный эффект не дает чернилам вытечь. Можно даже положить в карман и ходить с ней.

Я подняла взгляд на человека. Мне для этого пришлось повернуть голову, потому что мы уже давно сидели бок о бок, почти сталкиваясь над блокнотом лбами.

 – Йев’ени! Ты говоришь про перо, которое можно носить с собой? И не бояться, что оно прольется? Которое не надо затачивать и очинивать?

 – Ну да, – Йев’ени выглядел немного удивленным.

Я расплылась в улыбке.

 – Да за такую штуку репортеры «Мира Мэйнхэттена» выложат любые деньги! Перо и чернильницу с собой не потащишь, а у карандашей есть дурная привычка ломаться и истираться в самый ответственный момент. Я-то ладно, мне все равно работать с набросками и без карандашей никуда, а репортерский отдел тебя за это расцелует! Забыв, что ты человек!

 – Лучше деньгами, – усмехнулся тот.

Я снова всмотрелась в чертежи.

 – И ты придумал, как сделать такую штуку здесь? В Мэйнхэттене?

Йев’ени вздохнул.

 – Все не настолько просто. Это не будет элементарная сборка из готовых деталей. Главная сложность – наконечник должен быть очень точно подогнан по размерам. Шарик должен свободно проворачиваться в гнезде, и чернила должны свободно к нему поступать, но при этом – не вытекать наружу. Нужна ювелирная точность и подгонка состава чернил.

 – А обычные не подойдут?

Тот покачал головой.

 – Слишком жидкие. С ними не получится четкой линии. В общем, придется делать несколько партий, заправлять и проверять разные виды чернил.

Я подперла мордочку копытом.

 – Знаешь, а я могу поболтать с кобылками из типографского отдела. У нас там есть пара хороших химиков, которые как раз специализируются на чернилах. Слишком жидкие, говоришь?

 – Ну да.

 – Наверное, стоит поэкспериментировать с загустителями, – предположила я, прикидывая, что бы пустила в ход, если бы речь шла о красках.

 – Глиняная или мраморная мука… Нет, не пойдет, будет забивать канальцы. Может быть, масляная основа? Или гуммиарабик?

Человек пожал плечами, скользнув рукавом рубашки по моей кьютимарке.

 – Даже не представляю. Знаю, что в состав вроде бы должен входить глицерин, но это не точно.

 – А как сделать детали, ты придумал? – поинтересовалась я.

 – По крайней мере, нашел пони, который готов попробовать, – сообщил Йев’ени. – В четверг вечером мы собираемся пересечься и обсудить все в подробностях.

Я вскинула голову.

 – Можно с вами? Ну пожалуйста!

 – Да на здоровье! – рассмеялся Йев’ени. Небрежно провел рукой по моему загривку, взъерошив волосы.

От прикосновения по шее и плечам разбежалась теплая волна. Я ойкнула, отшатываясь.

 – Ой! – Йев’ени залился краской, как помидор. – Черт, Старгейз, извини! Я совершенно машинально!

 – Д… да ничего страшного, – выдавила я, сама краснея. – П… прошу прощения. Я все еще не проснулась толком. Пойду, наверное, умоюсь и буду спать дальше!

 – Д-да, конечно, – пробормотал Йев’ени. Я юркнула в ванную и поторопилась подставить голову под холодную воду.

О Эквестрия! У меня что, график охоты сбился?

Ну, конечно, у меня уже полгода после расставания с Фаст Тайпом ничего не было, и такое случается… Это все сбой графика! И пошлячка Табита со своими дурацкими шуточками!

О чем ты вообще думаешь, глупая кобыла? Он ведь даже не пони!

Хотя в последнее время это даже косых взглядов не вызывает…

 – Пфф! – я еще раз засунула голову под струю. И подержала там достаточно долго, чтобы отогнать дурацкие мысли!

Свет электроламп заливал небольшое уютное кафе. Пара официанток-земнопони сновала между столиками, народу было прилично. На стене висело несколько бра в виде конских голов, пара зебриканских масок.

  – Мистер Комаров! – рыжий земнопони за ближайшим столиком вскочил и поклонился. – Рад вас видеть.

 – Взаимно, – Йев’ени ответил поклоном. – Мистер Эрроу, это Старгейз, моя соседка.

Я слегка пихнула Йев’ени в бедро. Впрочем, земнопони то ли не заметил неточного имяупотребления, то ли не счел нужным обращать внимания.

 – Очень рад знакомству, – он церемонно пожал мое копыто.

 – Старгейз высказала несколько идей насчет моего маленького проекта, – пояснил Йев’ени. – Мы решили, что будет удобнее обсудить их совместно.

 – Вашего проекта, – Бронз Эрроу извлек из собственной гривы здоровенную папку для бумаг. – Между прочим, вы так и не рассказали мне, для чего собираетесь использовать эти устройства.

Йев’ени галантно пододвинул мне стул, уселся сам. Как по волшебству, рядом возникла официантка. Я ограничилась кофе и салатом, Бронз и Йев’ени взяли по кружке сидра.

 – Устройства, – проговорил человек. – В общем, это будет устройство для письма. Наподобие перьевой ручки, только…

 – Письма? – Бронз распахнул папку и уставился на чертежи. – О, теперь я понимаю. Здесь – резервуар для чернил, а центральный шарик выпускает их при давлении? Верно?

 – Абсолютно.

 – Какая великолепная в своей простоте идея, – задумчиво произнес Бронз. – Странно, что до сих пор ее не предложил ни один пони.

 – Не было острой потребности, наверно, – предположила я. – Но я уверена – идея Йев’ени будет пользоваться спросом. Достаточно, чтобы пони узнали, что такое устройство возможно!

Бронз внимательно изучал чертеж, размеренно постукивая копытом по столу и прищурив глаз.

 – Я изготовил пробный образец, – произнес он, достав оттуда же небольшую коробочку. – Но сейчас я начинаю думать, что им одним дело не обойдется. Нам нужно будет понимать, какие допуски мы можем позволить при выточке наконечников и шлифовке шариков, какой будет процент брака… Да луговой маффин! Мы изначально планировали использовать закаленную сталь, но сейчас, когда вы очертили задачу… Нам надо подумать о материале. Если нагрузки сравнимы с теми, что приходятся на металлические перья…

 – Больше, – перебил его Йев’ени. – Эта штука должна писать под нажимом, чтобы чернила вытекали наружу.

Бронз покачал головой.

 – Тогда тем более. Возможно, свинцовая латунь… Или сплавы бронзы? Может даже, придется не точить детали, а заказывать литые… Потребуется полный цикл испытаний.

 – И чернила, – вмешалась я. – Мы пока не знаем, какого состава чернила использовать. Возможно, придется поэкспериментировать и с ними.

 – Не наверно, а точно, – заметил Йев’ени.

Бронз хмыкнул.

 – Что же, чем сложней задача, тем интересней решение, а? – он приподнял кружку.

 – За сложные задачи, – откликнулся человек.

Он опустил руки на стол ладонями вниз. Подался вперед.

 – А теперь самый интересный вопрос, – проговорил он. – Во сколько это все обойдется?

Земнопони усмехнулся.

 – Боюсь, смету я вам так с ходу не составлю. Надо посидеть над каталогами, надо набросать техкарту. Да и в любом случае, мы говорим о новом изделии. Понять бюджет мы сможем только, когда у нас будет четкое понимание всех этапов и материалов.

 – А прикидочно?

Пони полузакрыл глаза.

 – От двадцати тысяч, я думаю.

Йев’ени отлично владел лицом. Я знала, что эта сумма перекрывает его золотой запас порядка так на два, но по его спокойному взгляду ни за что бы не догадалась. Он открыл коробочку, извлек тонкую заостренную стальную трубочку. Задумчиво посмотрел на наконечник, сверкнувший в электрических лучах крохотным шариком в стальной оправке.

 – Ощутимо, – произнес он. – Мистер Эрроу…

 – Просто Бронз! – на сей раз поправил его пони.

 – Хорошо, Бронз. Так вот, можете посоветовать в этом городе кредитную контору, которая бы согласилась иметь дело с человеком? И по возможности – не такую, где долги выбивают копытами?

Я коснулась его руки.

 – Йев’ени, это не обязательно. Я могу взять на себя разговоры с ростовщиками.

Он поднял бровь.

 – Старгейз, я не очень хочу втягивать тебя в долги.

 – Еще чего! Я взрослая кобыла и могу сама решать за себя. И мне нравится твоя идея. Я хочу в ней поучаствовать!

Бронз усмехнулся.

 – Что же. В таком случае, со своей стороны я готов заняться изготовлением на своем оборудовании бесплатно. И даже, пожалуй, вложиться в закупку материалов за свой счет в пределах тысяч пяти. Но с одним условием.

 – Излагайте.

 – Прибыль делим на троих.

Йев’ени задумался.

 – По рукам! – он вскинул сжатый кулак над столом. Бронз слегка ударил по нему копытом. Секунду спустя я присоединилась к брохуфу.

 – Полагаю, нам нужно как-то это оформить, – произнес человек. – Зарегистрировать фирму, внести начальный капитал. Как у вас тут в Эквестрии это делается?

Бронз пожал плечами.

 – Являетесь в мэрию, регистрируете торговое общество. В нашем случае явиться нужно будет всем коллективно. Раз мы собираемся торговать в розницу – нужно будет дождаться визита королевского инспектора и получить разрешение на продажи. Ну вроде и все. Хотя какие-то мелочи я могу упустить. Моя мастерская – отцовское наследство, так что я могу не знать всех нюансов. Лучше проконсультируйтесь у стряпчего.

 – Это мы решим, я думаю, – отмахнулся Йев’ени. – Кстати, а как назовем предприятие?

Пони озадаченно хмыкнул.

 – Ммм… «Комаров, Бронз и Старгейз»?

 – Длинновато, – с сомнением проговорил Йев’ени.

 – «Человеческие перья»? – предложила я.

Йев’ени засмеялся.

 – Человек – это животное, лишенное перьев, – заметил он. – Хм-хм-хм… В нашем мире такие устройства назывались «шариковыми ручками»…

 – «Шариковые перья Йев’ени»?

 – Тогда просто «Шариковые перья». Звучно и коротко. Кто за?

 – Я за.

 – Неплохо звучит, – согласился и Бронз.

Йев’ени обвел нас взглядом.

 – Все великие дела начинались с фразы «Ну хрен с ним, давай попробуем», – улыбнувшись, произнес он. – За успех нового начинания?

 – Раз так, возьмите и мне сидра, – решилась я.

 – Одну секунду, – Бронз отвернулся, чтобы подозвать официантку.

Йев’ени склонился к моему уху.

 – А чего ты толкалась тогда? – шепнул он негромко.

 – А, – так же, шепотом, ответила я. – Когда используешь двусоставное имя, не употребляй «мистер» или «миссис». Так говорят, только когда используют фамилию пони. А с двойными именами – либо просто «мистер», если не знаешь, как зовут пони, либо полное или короткое имя.

 – О. Понял.

 – Ничего, что я тебя поправляю?

 – Да наоборот, спасибо!

 – По правде говоря, сейчас и большинство пони в этом путаются. Это же старые обычаи, еще до Очага. Тогда земные пони пользовались родовыми фамилиями, а единороги и пегасы – двойными личными именами. За тысячу лет все смешалось, сейчас можно встретить и единорога с фамилией, и земного пони с двусоставным именем. Но если ты будешь вращаться в деловых кругах – такие оговорки могут… Ну, испортить впечатление!

 – Ну, не будем делить шкуру… кхе, овес с незасеянного поля, – усмехнулся Йев’ени.

 – Кхм, – напомнил о себе Бронз.

Мы вскинули головы, словно школьники, покраснев.

 – Прошу прощения, Бронз. Меня учили языку магией, и я иногда путаюсь с подбором слов. Вот и попросил Старгейз поправлять меня время от времени.

 – Ну, я бы не сказал. У вас неплохое произношение, для не-пони.

 – Спасибо. Кстати, давно хотел спросить, если это не очень личное…

 – Да?

 – У многих пони – да хоть у тебя, Старгейз – метки совпадают с именами. А ты говорила, их получают на совершеннолетие?

 – Не совсем, – поправила. – Метка появляется, когда пони понимает, к какому занятию у него есть талант. Обычно это где-то от восьми до двенадцати лет. Я свою получила в одиннадцать – взяла альбом, залезла на подоконник и стала рисовать снежный двор.

 – А как это получается? Тебя назвали Старгейз Винтер, и метка такая же. Имя определяет талант? Или твои родители как-то заранее знали, что ты будешь художницей?

Я покачала головой.

 – Вот мой случай – нетипичный. Родители вообще хотели, чтобы я была магом, потому и назвали так.

Йев’ени удивленно перевел взгляд на кьютимарку.

 – Имена, связанные с небесными телами – звезды, Луна, Солнце и так далее –традиционно связываются с магией, – пояснила я. – Но это не всегда срабатывает. Да, нередки случаи, когда талант и метка совпадают с именем. Теоретики-маги в Кантерлоте так и не выяснили, что первично – или это случай неосознанного магического предвидения, или наоборот, имя действительно определяет талант пони. Но это не точное правило. Бывает, что талант никак не связан с именем жеребенка. А бывает – что имя трактуется не так, как задумывалось родителями, как в моем случае! Ну и наконец, в семьях земных пони чаще дают имя, связанное с родом, и семейную фамилию.

 – Как у вас сложно, – хмыкнул Йев’ени. – Ладно, за успех и новое начинание?

 – За успех.

 – За успех. И вы все еще должны мне рассказ о Земле, Йев’ени!

Металл и краска

На меня задумчиво подняли глаза.

 – Да, мистер, – кивнул я, отвечая на невысказанный вопрос. – Я – человек. И мне нужна консультация.

Земнопони за массивным столом зеленого сукна задумчиво меня рассматривал. На столе громоздилась огромная груда печатей, перьев, книг, гроссбухов, папок и свитков, норовившая переползти на пол. За спиной пони, в гигантских дубовых шкафах по обе стороны кабинета, через приоткрытые дверцы виднелось еще большее количество бумаг.

 – Лемон уже сообщила, что вы не относитесь к пони, – проговорил он задумчиво. – Что вас интересует, какие-то сложности с иммиграционным законодательством Эквестрии? В отношении вашего вида действует ряд особых установлений Диархии и Трона Дружбы, так что я…

Я замотал головой, обрывая пони.

 – Не совсем, мистер. Я бы хотел проконсультироваться по поводу открытия бизнеса.

Пони присвистнул.

 – Бизнеса? Не часто человеки обращаются ко мне с такой просьбой. Сказать по правде, вы и так первый представитель вашего вида, пришедший ко мне за консультацией…

 – Ну, все когда-то происходит в первый раз, не так ли?

Пони усмехнулся.

 – Что ж, мистер, изложите ваш вопрос. Как, к слову, вас величать?

 – Евгений Комаров.

 – Рад знакомству. Пейпер Стамп, старший поверенный стряпчей конторы «Стамп и Стамп», – пони поднялся и протянул через стол копыто. – Присаживайтесь.

Я опустился в мягкое кресло. Опустил на сукно достопамятную папку, с которой путешествовал по мастерским в первый день своего предприятия.

 – Видите ли, я и мои друзья-пони хотим открыть в Мэйнхэттене производство кое-каких предметов человеческого обихода. Дело это новое, а мы недостаточно знакомы с эквестрийскими законами. Поэтому и решили проконсультироваться у профессионала.

 – Человеческого обихода? – Пейпер присвистнул. – Звучит интересно. Что ж, продолжайте.

Примерно за десять минут я описал стряпчему суть нашего предприятия. Пылинки клубились в солнечных лучах вокруг головы пони, пока тот с интересом изучал наброски, которые представлял на сегодня наш бизнес-план. Груда свитков и тубусов опасно подрагивали на ближайшем шкафу, словно собираясь скатиться на стол и погрести нас обоих. Порой пони делал на небольшом свитке какие-то отметки карандашом по ходу моего рассказа.

Пейпер задумчиво поднял взгляд вверх.

 – Одну минуту, – он, не глядя, протянул копыто вправо, распахнул дверцу шкафа и не глядя, сорвал с полки массивный справочник с золоченым тиснением.

Распахнул, обдав меня клубом пыли.

 – Перья, – задумчиво пробормотал он, листая страницы. – Перья, перья… Палочки для еды, парасоли… Ага, вот!

Он заложил страницу закладкой.

 – Вы правильно сделали, что явились за консультацией, мистер Комаров, – провозгласил пони. – Я уже вижу одно слабое место в вашем плане.

 – Какое?

 – Перья.

Я ожидал продолжения.

 – В соответствии с указом Е.В. Принцессы Селестии от 749 года от И.Н.М., перья писчие, карандаши, чернила и чернильницы, песок и бумага промокательные, сургуч и ножи перочинные относятся к товарам, на торговлю которыми торговому дому Уайтфизер и Ко дарована привилегия королевского баналитета. Если вы назовете свои изделия «перьями», то сможете продавать их только с разрешения держателя привилегии и с выплатой ему комиссии. По крайней мере, на территории Мэйнхэттена, Филлидельфии и Кантерлота с прилегающими землями.

Я прокашлялся.

 – Пейпер Стамп, как я уже говорил, я не слишком силен в ваших законах. Что такое «привилегия королевского баналитета»?

Пони хмыкнул.

 – Не вы один. В тонкостях коммерческого права многие пони не считают нужным разбираться.

Королевским баналитетом в древней Юникорнии называлось право правящей семьи на монопольную торговлю теми или иными услугами на своих землях. Позднее, с объединением племен, так стали называть разрешение, даруемое Солнечным Троном на продажу определенных товаров и услуг на тех или иных землях Эквестрии. Например, роду Эпплов сто лет назад даровано право единоличной продажи сидра и яблочного джема на землях, прилегающих к их фамильным угодьям.

Мне оставалось лишь покачать головой.

 – Странная система. А как же свобода торговли и всякое такое?

Пони пожал плечами.

 – Это не только привилегия, но и ряд дополнительных обязанностей. Держатели баналитета, как правило, облагаются дополнительным налогом в пользу короны, плюс обязаны поддерживать определенное количество рабочих мест, делать отчисления в городские бюджеты... В общем, система дискордски сложна, периодически в государственном совете звучат призывы к ее пересмотру, и объяснять ее в деталях мне пришлось бы несколько часов. Для вас достаточно, что вам придется выплачивать за право торговли перьями в Мэйнхэттене… – он снова заглянул в справочник, – около семисот пятидесяти бит ежемесячно.

Я постарался удержать профессиональную невозмутимость на лице.

 – Это единственный вариант?

Пони призадумался.

 – Есть и обходной путь. Вы можете изменить название, так, чтобы оно не подпадало под существующие ограничения. Конечно, все равно есть риск, что «Уайтфизер» потребует с вас выплат в судебном порядке, но такой иск будет достаточно легко оспорить. Особенно если ваш товар будет защищен отдельным патентом

Почесать в затылке.

 – Мы называли такие штуки «ручками» или «авторучками». Автоматическое перо…

 – Избавляйтесь от перьев, – посоветовал Пейпер. – И от карандашей с грифелями тоже. Придумайте что-нибудь другое.

 – Хмм… Стилус?

 – Секунду, – стряпчий перелистнул справочник. – Что ж, стилусы не включены в список товаров, подпадающих под привилегию. Думаю, это вы вполне можете использовать.

Я кивнул. Сделал заметку в собственном блокноте.

 – Отлично. А какие еще нюансы? Вообще, не могли бы вы расписать мне весь порядок действий?

 – Вам следует выбрать систему налогообложения и обратиться в мэрию за регистрацией коммерческого предприятия. Как вы планируете регистрироваться? Как фирма со сквозным или с корпоративным налогом?

 – А в чем разница?

 – На сквозном налоге вы оплачиваете подоходный налог только со своих личных дивидендов, на корпоративном – как с прибыли, так и с дивидендов. Но на сквозном налоге на вашу фирму дополнительно начисляется двенадцатипроцентный социальный налог на каждого сотрудника. При этом на сквозном налоге вы имеете право на привлечение новых собственников или продажу своей доли только с согласия остальных членов, а на корпоративном – по решению руководящего органа.

Я наморщил лоб. В объяснениях пони мелькало что-то знакомое еще по прошлой жизни. Жаль, что я еще тогда слишком плохо ориентировался в премудростях всевозможных НДС с НДФЛ…

 – То есть, чем меньше в фирме сотрудников, тем выгоднее сквозной налог?

Пейпер кивнул.

 – Да. Поэтому небольшие компании обычно используют первую схему. Помимо всего прочего, она предусматривает существенно меньший объем отчетности.

 Еще вы можете зарегистрироваться как торговец-частник. Объем налогов сводится к ежегодной пошлине и социальной выплате за нанятых работников. Недостаток – гораздо сложнее привлекать инвесторов, ну а если влезете в долги – будете отвечать всем своим имуществом. Хотя вы же зарегистрированы как иммигрант на поруках? Тогда для вас это не вариант, разве что вы договоритесь с кем-то из пони, чтобы он взял на себя ответственность за ваш бизнес.

 – Я думаю, мы воспользуемся первой схемой. Там можно регистрироваться как иностранец?

 – Да, если проживаете в Эквестрии не менее месяца. Разумное решение.

 – И тогда…

 – Являетесь в мэрию вместе со своими друзьями. Подписываете партнерское соглашение, получаете регистрационный лист. С ним вы можете открыть счет в банке и снять площади под производство и торговлю. Затем… – пони что-то черкнул в блокноте. – Вы собираетесь вести розничную торговлю?

 – Вполне возможно.

 – Тогда сразу при регистрации, либо, как только снимете либо приобретете место и оборудуете торговые площади – подайте в мэрию заявку на проведение инспекции. Королевский инспектор осмотрит ваше предприятие и выдаст разрешение на торговлю. Дальше… Так, раз вы собираетесь торговать предметами из мира человеков – вам необходимо обратиться в Комитет по внедрению земных разработок. Он рассмотрит вашу заявку и решит, допустима ли ваша деятельность в Эквестрии, после чего подаст на утверждение принцессе.

 – А что в ней может быть недопустимого? – удивился я.

 – Я же не ее высочество, – развел копытами стряпчий. – Новый письменный прибор, как по мне, не выглядит чем-то опасным. Но поговаривают, иногда их решения выглядят неочевидными. Говорят, однажды принцесса наложила запрет на земную модель счетов.

 – Ладно, – так, Женек, будем решать проблемы в порядке их поступления, – Что еще мне следует знать?

 – Патент. Его тоже оформляете в мэрии, если у вас будет на руках техническое описание и образцы – хоть в первый же день после регистрации. Есть два образца патентов – полный и ограниченный. На полном вы обязаны, в дополнение к пошлине в тысячу бит, ежегодно выплачивать сто двадцать бит налога, но патент сохраняется за вами на следующие пятьдесят лет. На ограниченном – привилегия истекает через десять лет, но налог вы не платите.

Я задумался.

 – Слушайте. А если, чисто теоретически, я бы оформил патент на механическое перо, а компания, о которой вы говорили – обладала привилегией на продажу перьев?

Пони слегка улыбнулся.

 – Сложно сказать без ознакомления с конкретными формулировками. Но в общем случае, думаю – вы бы взаимно заблокировали друг другу право на торговлю этими штуками. Потом, скорее всего, дело бы передали на рассмотрение ее высочеству, после чего она монаршьей волей аннулировала бы один из документов, возможно – с выплатой компенсации.

Я хмыкнул.

 – Как у вас все сложно. На Земле, конечно, тоже не самое простое патентное право…

 – Что ж. Как я уже говорил, этой системе не одна сотня лет. И с одной стороны, ее периодически требуют пересмотреть, с другой – она худо-бедно работает. На чем мы остановились?

 – Патент.

 – Ах, да. В принципе, с момента его получения вы сможете начать торговлю. Вообще говоря, вы можете начать ее с момента получения разрешения от комитета и инспекции, но с патентом на руках у вас будет меньше сложностей с конкурентами.

  – Отлично. Есть ли еще что-то, о чем мне следует знать?

Стряпчий усмехнулся.

  – За десять бит я могу предложить вам вот эту брошюру, – он протянул мне яркий, красочный буклет с надписью на обложке «Открываем дело впервые: Справочник Юного Торговца!». – А за две тысячи в месяц – «Стамп и Стамп» возьмут на себя юридическое и налоговое сопровождение вашей компании.

 – Наличными принимаете?

 – Разумеется. Только внесите оплату в кассу у входа.

 – Беру. Что касается сопровождения… Можно попросить вашу визитку? Возможно, в будущем мы к нему прибегнем.

 – Вот, пожалуйста, – Стамп вручил мне бархатную визитную карточку с золотым тиснением.

 – Спасибо за консультацию, Пайпер.

 – Был рад помочь, мистер Комаров.

Альятара ожидала меня в кафе за пару кварталов от станции метро. На столе, на мелкой бамбуковой салфетке с раскраской в виде лун, солнц и звездочек виднелось забытое мороженое и чашка кофе, а сама единорожка погрузилась в чтение. Той самой книжки с пегасом в пробковом шлеме, которую я видел у нее еще в свой второй день в Эквестрии.

Моросил мелкий дождик – мне вспомнилось, что с утра я видел на дверях подъезда предупреждение о пегасах, организующих вечерний полив городских клумб в квартале. Я поморщился, ощутив удары холодных капель, и ускорил шаг.

 – Тук-тук! – я постучал пальцем по краю столика.

 – Ой! – Альятара подскочила и захлопнула книгу. – А я тебя и не заметила!

 – Как успехи? – я присел рядом.

 – Я сегодня ушла чуть раньше и заглянула в банк. Они обещали рассмотреть мою заявку на заем в течение двух дней, но их сотрудница сказала, что мои шансы выглядят довольно неплохо! Плюс у меня есть кое-какие сбережения…

Я скривился.

 – У меня до сих пор ощущение, что я вгоняю тебя в долги.

 – Брось! Евгений, ну мы же договорились. Это наше общее дело и общая прибыль! И вообще, кто не рискует, тот не пьет свежий сидр!

Я вздохнул.

 – А еще я поговорила с Реми Энгрейв, нашим типографским химиком! – воодушевленно продолжала Альятара. – Ее очень заинтересовал мой рассказ, и она согласилась встретиться с нами сегодня и обсудить испытания стержней!

 – И впрямь хорошая новость! Только я тут подумал…

 – Да-да?

 – Я думаю, перед тем, как выкладывать ей подробности – нам стоило бы подписать соглашение о коммерческой тайне или что-то подобное. Проклятье, надо было сразу спросить у стряпчего, как это у вас оформляется. Бронз-то – ладно, он сам вкладывается в дело материалами и оборудованием, и лицо заинтересованное… Да и то…

Копытце Альятары легло на мою ладонь.

 – Евгений, не волнуйся. Я объяснила Реми, что это новое дело, и лучше помалкивать о нем, чтобы не прознали конкуренты. Она дала честное слово, что будет молчать.

Я не смог сдержать улыбку.

 – Честное слово?

 – Честное слово. Слушай, я понимаю, почему ты беспокоишься. Но это не твой мир, Евгений, поверь. У нас в таких вещах на слово пони можно полагаться!

Я вздохнул, но прекословить единорожке не стал. Своровал у Альятары кофе и сделал глоток.

 – Когда, говоришь, должна подойти твоя подруга?

 – Да вот-вот уже… О! Реми, привет!

 Синяя пони с фиолетовой гривой опустилась на соседний табурет. Ее круп украшало изображение черной капли.

 – Привет, Альятара. Вы, должно быть, господин Комаров?

 – Он самый. А вы Реми?

 – Да. Давайте к делу. Я выслушала в общих чертах вашу с нашей художницей идею. Интересная концепция.

Альятара вскинула копыто.

 – Евгений, Реми! Предлагаю взять по чашке кофе, прежде чем займемся обсуждением. Официанты и так на нас косятся!

Я подозревал, что официанты косятся не только и не столько из-за занятого столика, сколько из-за меня, но возражать не стал.

Она сделала жест кому-то из персонала, и вскоре на стол легло меню. Альятара и Реми взяли кофе и пончики, я ограничился чашкой чая – финансы, после оплаты консультации в «Стамп и Стамп» и так показывали дно, а до получки оставалось еще несколько дней.

Земнопони, после вопросительного взгляда в мою сторону и моего кивка, придвинула к себе папку. Задумчиво посмотрела на выполненный Бронзом чертеж наконечника – куда более совершенный, чем мои эскизы.

Поморщилась – вокруг сгустилась тьма. Прошло секунд десять, светлячковые лампы на столиках налились светом, впрочем, пони все равно пришлось склониться над листом, вглядываясь в линии и цифры.

 – Капиллярный эффект… – протянула она. – Это точный диаметр?

 – Мы пока не знаем, как должны соотноситься размеры, – признался я. – Планировали изготовить несколько наконечников разной величины и поэкспериментировать с составами. Пока не добьемся нужного эффекта.

 – Нужного эффекта? – переспросила Реми. – Имейте в виду, вам понадобится подождать несколько суток. Нельзя по первому росчерку с уверенностью сказать, что краска легла как надо. Иногда первые оттиски – то есть, в вашем случае, надписи – выглядят отлично, а стоит листам пролежать сутки-другие – начинается выцветание, либо шрифт расплывается, и так далее.

Я кивнул.

 – Мы знаем, Реми. Вот поэтому мы и хотим привлечь профессионального химика.

 – Вот только профессиональному химику неплохо бы самой определиться, что мы хотим сделать и как этого добиться. Говорите, нужны чернила для перьев, но более густой консистенции?

Альятара задумчиво обозрела чертеж. Отпила кофе, изящно держа копытцем чашку. Я обратил внимание на явно слишком маленькую, даже для крохотных копыт моей спутницы, ручку – и задумчиво потер лоб.

Если вдуматься, я встречал много каких вещей, больше подходящих для существ с руками, чем с копытами… Дверные ручки. Чашки. Кисточки. Если их держать копытокинезом – такая форма бесполезна. Если зубами – даже неудобна. Такое чувство, что очень многое вокруг меня предназначалось для кого-то с пальцами…

 – Если бы мы понимали, какая степень загущения понадобится! – голос Альятары вернул меня к реальности. – Я думала о загустителях для краски, но ты же знаешь…

 – Ага, пихать их в капиллярную систему – верное средство ее испортить, – согласилась Реми. – А что насчет типографской краски?

На сей раз мы с Альятарой покачали головой одновременно.

 – Слишком быстросохнущая. Будет забивать узел.

 – Так-так-так, так-так… – Реми задумчиво рисовала узоры краем копыта в кофейной лужице. – Значит, смесь, достаточно быстросохнущая, чтобы не требовать промокания и держаться на бумаге, но недостаточно – чтобы высыхать в стержне и наконечнике. Достаточно жидкая, чтобы свободно течь к шарику при нажиме, но недостаточно густая, чтобы вытекать из наконечника сама по себе. При этом – дающая четкий цвет письма и не выцветающая слишком быстро. Что же, я люблю сложные задачи.

 – Отлично! – радостно воскликнула Альятара. – Что ж, когда приступим?

Я поднял руку.

 – Реми, щекотливый вопрос.

Земнопони усмехнулась.

 – А вы деловой по… существо, мистер Комаров. – она посерьезнела.

 – Я специалист, и привыкла получать достойную оплату за свою работу. Учитывая, что мы не знаем, сколько времени займет разработка – я вправе ждать, что вы заплатите мне не меньше, чем типография за это же время. Считайте, от тысячи бит в неделю. Ну или есть другой вариант.

 – Доля в бизнесе? – предположил я.

 – Именно. Вам все равно понадобится кто-то, кто будет заниматься варкой чернил. Четверть доходов – и я участвую реагентами и своим трудом. По копытам?

Мы с Альятарой переглянулись.

 – Я не против, – осторожно сказал я. – Но у нас есть и третий компаньон. Нам надо узнать и его мнение.

Единорожка лишь кивнула.

 – Что ж, тогда жду вашего решения, – Реми допила кофе и поднялась. – Увидимся завтра на работе, Альятара? До новой встречи, мистер.

Дверь кафешки закрылась за пони. Мы переглянулись.

 – По-моему, разумное пожелание, – проронила Альятара.

Я кивнул, покачиваясь на табуретке. Поднял голову на часы. Ого! Часовая стрелка уже переползла за четверть десятого.

 – Пойдем домой? – предложила пони.

 – Ага, – кивнул я было, и тут вспомнил кое-что еще.

 – Слушай. Я сегодня побывал у стряпчего и вот что услышал… – я вкратце изложил содержание нашей беседы.

Глаза Альятары расширились.

 – Да, я что-то слышала про эти казусы. «Мир Мэйнхэттена» как-то публиковал статью про патентные споры… – пробормотала она.

 – Нам нужно новое название, – я поскреб в затылке. Изобразил карандашом в блокноте рисунок ручки. Уставился на него.

 – «Шариковые стилусы»? Как-то не звучит…

 – Просто «Стилус»? – предположила Альятара. – Знаешь… какие-то ассоциации с древностью. Пирамиды, сфинксы, Сомнамбула…

Я даже не переспросил «Сфинксы?» – голова уже не хотела работать во многозадачном режиме.

 – «Механические стилусы»?

 – Механические стилусы… – пробормотала пони. – Надо что-то такое, чтобы ложилось на язык сразу… Стилус-механизм… О! Стиломех!

 – Стиломех? – я невольно рассмеялся.

 – Что такое? – я встретил недоумевающий взгляд Альятары.

 – Ну, во-первых… у тебя крошка на носу.

 – Ой! – пони очаровательно покраснела, проведя по мордочке копытцем. – А так?

 – А так нормально. А насчет стиломеха – ну, звучит как… я не знаю. Какой-то гигантский робот из японских порномультиков?

 – Гигантский кто из чьих чего? – недоуменно переспросила единорожка.

Теперь покраснел я, ругая себя за несдержанный язык.

 – Ой. Забудь. Воспоминания о Земле, сорвалось с языка и так далее.

 – Хм-м, – меня смерили взглядом. – Так чем тебе не нравится «стиломех»?

Я глотнул кофе. Покрутил кружку на пальце – снова подивившись странностям нового мира.

 – А хотя. Нормальное название. Не хуже, чем «фломастер» или «штангенциркуль».

Звякнуло стекло – это Альятара телекинезом опустила на стол две пузатые стеклянные банки с темно-фиолетовой жидкостью.

 – Ты уверена, что нам стоит тратить на это время? – спросила она. – Мы же уже знаем, чего хотим добиться.

Земная пони покачала головой.

 – Вы-то знаете, чего хотите добиться, но я пока не представляю, какая консистенция и скорость высыхания нам нужна. Давайте начнем со стандартного состава, и будем подбирать нужный пошагово.

«Глупо нанимать специалиста, если не доверяешь его навыкам» – вспомнилось мне.

Бронз разложил на столе, на чистой льняной тряпочке, десятка полтора сверкающих сталью стержней. Рядом лежали инструменты, шприцы, склянка с жидкостью для промывки, и стопка чистых белых листов.

Реми прокашлялась.

 – Альятара, ты записываешь? – спросила она, наполняя ванночку из одной из банок. – Итак, первый опыт. Чернила – шестой стандартный каллиграфический, краситель – орех, загуститель – гуммиарабик, консервант – карболовая кислота.

 – Наконечник – латунь, шарик – закаленная сталь, – подхватил Бронз. – Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 20 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно.

Бронз аккуратно подхватил стержень, зажал в тисках. Наполнил шприц, ввел тонкую, словно волос, иглу с его тыльной части, нажал на поршень. Когда с противоположной стороны показалась свисающая капля – ухватил пинцетом сверкнувший шарик и ввел в канал. Вынул стержень из тисков, чтобы поместить в похожую на кофемолку машину, подкрутил зажимы и нажал на рукоятку.

— Проверяем, – он передал стержень мне. Я провел по листу несколько линий. Огорченно вздохнул.

Даже невооруженным взглядом было видно, как фиолетовое пятнышко расползается с кончика. Стержень оставил за собой толстую полосу, словно фломастер.

Альятара огорченно вздохнула.

 – Мы и так знали, что с первого раза не получится, – подбодрил я ее.

 – Дайте сюда, – Реми выхватила у меня листочек, внимательно осмотрела его с обеих сторон.

Сделала несколько пометок в собственном блокноте, бормоча неразборчиво «высыхание», «протекаемость», «жилковатость», или что-то наподобие. Отложила листочек в сторону, поставив на нем карандашом цифру «1». Я обтер стержень мягкой тряпочкой и положил туда же, к листку.

 – Опыт второй. Чернила – те же.

 – Наконечник – латунь, шарик – закаленная сталь. Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 25 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно.

Бронз повторил свои манипуляции по заправке стержня и завальцовке шарика. Протянул мне.

На сей раз шарик оставил на бумаге более-менее четкую линию. Хотя это все равно напоминало больше след от тонкого фломастера, чем от авторучки.

 – Уже что-то! – радостно воскликнула Альятара.

 – Подожди, – охладил я ее пыл. – Посмотрим, как чернила себя поведут.

Я оказался прав. Спустя секунд тридцать стержень начал оставлять за собой прерывистую линию. Затем перестал писать. Я провел несколько линий с нажимом, но на бумаге осталась лишь вдавленная черта.

 – Облом два.

 – Продолжаем, – Реми отлила чернила в новую ванночку, чем-то аккуратно капнула из пузырька, размешала. – Чернила – шестой каллиграфический с добавкой глицерина, две жидких драхмы на опытовый объем.

Опыты продолжались, на столе Реми росло количество стержней и листков. Наконец, последний из стержней лег на стол. Реми задумчиво оглядела плоды трудов в виде расплывающихся фиолетовых потеков и вдавленных линий.

 – Давайте промоем стержни и проделаем опыты по новой, – распорядилась она.

 – Есть ли смысл? – устало спросил я. – Мы вроде и так знаем, что отталкиваться надо от чернил, не от типографской краски.

Реми качнула фиолетовой челкой.

 – Вы сами сказали, что точный состав ваши земные зельевары держат в секрете. Давайте накопим побольше экспериментального материала, чтобы повысить наши шансы.

Не прекословя, я принялся выталкивать шарики из узлов в кюветки тончайшего диаметра щупом – такая работа больше всего подходила моим пальцам. Один раз – свалял дурака, едва не отправив два шарика в одну кювету, но спохватился после оклика Бронза. Альятара тем временем, натянув резиновые накопытники, промывала стержни в смеси соды с нашатырем.

 – Учтите, – предупредил я, – после перезарядки прочность узлов снизится. Да и держать чернила они будут хуже.

 – Да это ясно, – заметил Бронз. – Но один-то цикл должны выдержать? Все равно это опытовые образцы, при необходимости – наштампуем и высверлим новых.

Он перехватил первый стержень, загоняя в тиски.

 – Опыт девятнадцать, – подхватила Реми. – Альятара, готова!

 – Готова! – отрапортовала единорожка.

 – Краска – второй типографский, краситель – индиго, сажа, виноградная чернь, основа – льняное масло и канифоль.

 – Наконечник – латунь, шарик – закаленная сталь. Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 20 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно…

На сей раз результаты вышли куда хуже. Как и ожидалось. Из восемнадцати испытанных стержней писать согласились лишь трое, остальные упорно забивались, либо не оставляя следов вообще, либо прекращая работать спустя считанные десятки сантиметров. Да и писать – громко сказано. Линии выходили прерывистые, кое-где с густыми черными кляксами, местами краска, наоборот, упорно не ложилась на бумагу.

Тем не менее, Реми недовольной не выглядела. Задумчиво рассмотрев листочки, она принялась что-то строчить у себя в блокноте.

 – Начать и вправду стоит с чернил, – пробормотала она. – Увеличить пропорцию гуммиарабика, попробовать поменять красители… Бронз! Мы можем использовать эти стержни или вам нужно время, чтобы изготовить новые?

Земнопони надвинул на глаз линзу-монокль. Сощурившись, внимательно рассмотрел кончик наконечника.

 – Еще пару таких проверок выдержат, – заметил он. – Хотя… Слушайте, давайте все-таки озаботимся новыми. Мы же хотим понимать, как будут себя вести продажные образцы, не так ли?

 – Клянусь Сестрами, верно, – кивнула Реми. – Дня два вам хватит?

 – Должно, – рассудительно проговорил Бронз.

 – А я за это время подготовлю реагенты и сварю первую партию с измененной рецептурой. Ну что, тогда встречаемся послезавтра?

 – А я как раз успею решить вопрос с займом, – согласилась Альятара.

 – Ну тогда до послезавтра, друзья, – подвел я черту.

Уже на ночной улице, под серебристым лунным светом, я понял, что на дворе глубокая ночь. Часа три, не меньше.

Альятара цокала копытами рядом со мной. Дома я бы, наверно, поостерегся гулять по родным Мытищам в такое время суток, но Мэйнхэттен, если не заходить в портовые районы, по словам Альятары и Филиппа, был совершенно безопасным городом. Да и в порту надо было постараться, чтобы нарваться на неприятности, особенно выходящие за рамки пары синяков.

 – Тебе нравится город ночью? – вдруг спросила пони.

 – Город? – я помедлил. Огляделся вокруг, посмотрел на резные коньки крыш, лепнину над окнами, тусклое сияние фонарей…

 – Да. Очень. Он непохож на наши.

 – А чем непохож? – с любопытством спросила Альятара.

Я задумался над ответом.

 – Тишина, Альятара.

 – Тишина?

 – Да. Ваши города очень тихие. У нас постоянно, даже ночью, слышен гул моторов, шум шагов, будто… Не знаю, как описать. Шум чувствуется даже не ушами – костями. Миллионы человек, сотни тысяч машин. Здесь… здесь спокойно. И звезды, – я поднял голову. – У нас их не увидишь. Свет городских огней, он затмевает.

 – Должно быть, и ваши города по-своему красивые, – задумчиво сказала пони. – Я бы хотела на них посмотреть.

Я лишь покачал головой. Рука дернулась потрепать Альятару по холке, я тут же ее отдернул. Проклятье, с этим рефлексом надо бороться. Она, блин, разумное создание, а не домашняя киса!

 – Может, если выпадут свободные выходные, – я осекся. Рассмеялся. – Что я несу. Если будут свободные выходные, мы их потратим на эксперименты со стиломехами.

 – А чем ты хотел заняться на выходных? – с любопытством спросила та.

 – Да хотел предложить погулять по набережной. Знаешь, я ведь здесь впервые у вас увидел море.

Единорожка мелодично засмеялась.

 – Говорят, лучшие пляжи в этом полушарии – на Серебряных Берегах. Всегда хотела на них побывать, но денег вечно не хватало.

 – Ну, если затея со стиломехами выгорит – за мной поездка на курорт, – полушутя пообещал я.

 – Тогда с меня – и впрямь прогулка по набережной! – рассмеялась Альятара. – И учти, с этим обменом ты продешевил!

Чернила и сталь

 – Распишитесь здесь и здесь, – коричневая земнопони пододвинула ко мне кожаную планшетку с закрепленным с двух сторон свитком. Я ухватила зубами перо.

Из западных окон узкими полосами пробивался солнечный свет, пылинки кружились в лучах золотистыми искрами. Солнце стояло низко – день подходил к концу, сотрудница ссудной конторы украдкой посматривала на часы на цепочке. Я явилась в банк уже ближе к закрытию, с трудом урвав лишних полчаса от рабочего времени, и теперь чувствовала себя неловко, заставляя пони перерабатывать в предпраздничный день.

 – Вот и все, поздравляю с оформлением кредита, – пони проставила свой отпечаток копыта, опустила печать на свиток. – Предпочитаете получить средства наличными или депонировать на счет банка?

 – На счет, пожалуйста.

 – Тогда подождите еще минут десять, пока будет оформлена чековая книжка, – пони украдкой вздохнула.

Наконец все документы были оформлены, и я стала счастливой обладательницей стопки векселей в кожаном переплете с золотым тиснением в виде золоченой подковы. Мы обе вздохнули с облегчением.

 – Банковская контора «Голденхуф и сыновья» рада приветствовать Вас в числе своих заемщиков, – уже откровенной скороговоркой выпалила пони. – Я могу еще чем-то помочь?

 – Нет-нет, что вы, – я поднялась с кресла. В глазах сотрудницы банка вспыхнуло облегчение.

Я вышла на порог старинного здания, затянутый декоративной паутиной. Пересекла улицу, устроилась на скамейке в сквере. Принялась отламывать кусочки булочки и бросать воробьям.

Йев’ени не появлялся. Булочка кончилась, взятую в соседнем киоске газету я изучила вдоль и поперек. Включая колонку эквестрийских новостей, международный раздел и отрывок из любовного романа, публикующегося с продолжением.

« – Эфириал Рэй! – с глубокой печалью произнес воин, опираясь передними ногами на парапет. Море отражалось в его глазах стальными бликами. – Я не могу быть с тобой! Ты – волшебница-единорог. Я – солдат Пегасополиса. Наш долг перед нашими народами не позволит нам…

Я положила копыто на его губы, которые так хотела поцеловать.

 – Мне безразлично, чего хочет принцесса Платина или твой командор! Мое сердце говорит мне совсем другое. Я знаю, что ты – моя судьба, и какие бы испытания не ждали нас в будущем…»

 – Ауыыыыых!

Я едва не вывихнула челюсть. Смущенно сама прикрыла рот копытом. Оглянулась – не видел ли кто мой маленький конфуз.

К счастью, сквер пустовал. Единственными свидетелями зевка была стайка воробьев. Они как раз торопливо доклевывали булку.

Солнце заскользило вниз и нырнуло за городские крыши. Навстречу ему взвилась луна. В кронах деревьев загорелись фонарики – с нанесенными на них страшными мордочками. Праздник наступал только завтра, но многие пони Мэйнхэттена уже принялись украшать свои дома и скверы.

 – Привет!

Я обернулась. Йев’ени стоял у входа в сквер.

 – Ну наконец-то! – я зарысила навстречу.

 – Как дела с банком?

 – Все в порядке, я получила займ. Им хватило расписок о гонораре за прошлый День Очага и редакционное жалованье. Так что теперь у нас есть из чего оплатить аренду за первые месяцы.

 – Аренду, да. – Йев’ени вздохнул. – Мы сегодня снова возились с реактивами.

 – И как? – спросила я с надеждой.

 – Не особо. Прошлые образцы, те, что с добавкой анилина, пошли разводами уже на второй день. Реми сказала, она поэкспериментирует с растворителями на спиртовой основе или как-то так, чтобы остановить выцветание.

 – Ну, по крайней мере, мы на правильном пути, – подбодрила я человека.

 – Надеюсь, – тот вздохнул. – На меня уже косятся в театре, типа, часто отпрашиваюсь по вечерам. У тебя-то как дела на работе.

Я поморщилась.

 – Ты не поверишь, та же ерунда. Хорошо, что я успеваю переделать все дела до ухода, но все равно.

 – Да, – лицо Йев’ени приняло жесткое выражение. – Нам нужны результаты, и быстро.

 – Ну так вперед! – я тряхнула гривой.

Человек усмехнулся.

 – И к черту мины. Пошли смотреть помещение?

Магазин располагался на углу Седьмой улицы, к северу от Хуфлина, на первом этаже трехэтажного жилого дома. Помещение не выглядело особо симпатично – окна заклеены холщовой тканью, дверь облупилась. Похоже, раньше здесь располагалось какое-то кафе. Судя по выцветшей табличке напротив входа.

 – Мда, – Йев’ени задумчиво оглядел вход. – Проходимость не ахти. Не удивляет, что прежние арендаторы съехали.

 – В одном квартале отсюда – Музей Искусств, – воспротивилась я. – А за ним – городской парк. Район не самый глухой.

Йев’ени покачал головой.

 – Ладно, мы не общепит открываем, – проговорил он. – Нам главное – реклама, а не вывеска.

Мы поднялись на невысокое крыльцо. Я ухватила зубами молоточек в виде головы драконэквуса и постучала.

Выглянувший нам навстречу округлый, словно бочонок, земнопони расплылся в улыбке.

 – Вы по объявлению, кобылка?… Ой.

 – Мы по объявлению. Вы – Нейел Брик? – Йев’ени вежливо приподнял шляпу. Земнопони сглотнул.

 – Я… Э…

 – Ну так мы можем посмотреть магазин? – вмешалась я. – Уже десятый час, мы хотели бы управиться, пока метро открыто!

Пони затряс головой.

 – Да. Да. Прошу прощения, я немного растерялся.

Он нырнул обратно за дверь. Тут же появился обратно, позвякивая связкой ключей и светлячковой лампой в зубах.

Мы представились. Подошли к соседней двери, между широких витринных окон. Лязгнул замок.

 – Прошу, – слегка подуспокоившийся Нейел опустил лампу и ключи на подоконник. – Отличное местечко для устройства бизнеса. Здесь вы можете поставить прилавок, и останется еще вдоволь места для шкафов с товарами…

 – А складское помещение? – перебил его Йев’ени. Он задумчиво осматривал широкие подоконники, что-то прикидывая.

 – О, оно вон там, – пони кивнул на заднюю дверь. Мы прошли в короткий коридорчик, Йев’ени задумчиво осмотрел большую пустующую комнату с пустыми стеллажами.

 – Удобства для персонала?

 – Вот по эту сторону, – Нейел открыл вторую дверь, указывая на небольшую кушетку, столик и шкафчик.

Раздался писк. Что-то темное спрыгнуло с кушетки, метнулось по полу. Я ойкнула и отпрыгнула. Нечто хвостатое вспрыгнуло на столик, проворно вскарабкалось на шкаф и исчезло.

 – Это что? – Йев’ени навис над лендлордом. – Крысы?

 – Никакие не крысы! – возмущенно возразил тот. – Это семейство белок, перебравшееся из Центрального парка. Не переживайте, они хорошо обучены и послушны. Могут доставать товары с верхних полок, могут выписывать квитанции покупателям.

Йев’ени сглотнул. Его рука чуть коснулась моего плеча условным жестом, о котором мы договорились полчаса назад.

 – Они внесены в санитарный сертификат? – спросила я, вспомнив брошюру, что человек принес вчера.

 – Разумеется. Хотите посмотреть?

 – Чуть позже, – Йев’ени овладел собой. – А что с освещением? Мы планируем работать в темное время суток, и, возможно, нам понадобится подключать оборудование.

 – Ну, я могу предложить вам отличные светлячковые лампы всего за…

 – Не пойдет, – перебил его человек. – Электрическое или магическое. Ваши светлячковые лампы слишком тусклые, а мы будем заниматься тонкой работой.

Пони потер затылок копытом.

 – Что ж, здание подключено к электросети от «Мэйнхэттен Дайнемикс». За пятьсот битов мы можем протянуть проводку и сюда. Или за четыреста – могу продать набор осветительных кристаллов, но зачаровкой будете заниматься сами.

 – Заряженных? – уточнила я.

 – Ну, они не активировались с момента последней зарядки… – Нейел замялся.

 – Ладно, мы еще подумаем, – сообщил Йев’ени. – Что насчет санитарных удобств?

 – Раковина и туалет дальше, – лендлорд сделал несколько шагов, отворил следующую дверь и продемонстрировал туалетную комнату. – Есть горячая и холодная вода, – он отвернул вентили, кран зафыркал.

 – Это выход во двор? – Йев’ени указал на последнюю дверь, в конце коридора.

 – Да. Есть въезд для телег, чтобы не мешать прохожим, но только для наземных.

Осмелевшая белка спрыгнула со шкафа и высунула нос в коридор. Уставилась на нас черными глазками. Я не удержалась и почесала ей копытом спинку.

Йев’ени вернулся ко входу в склад. Задумчиво оглядел пустующую комнату.

 – Нам потребуется отгородить часть и оборудовать небольшую мастерскую, – заметил он. – Это проблема?

Нейел призадумался.

 – Мастерскую какого рода, мистер?

 – Токарные работы, металлобработка. Работа с реактивами.

Пони замялся.

 – Вы знаете, это все-таки жилое здание. У нас запрещены шумные работы по вечерам.

 – Ладно, посмотрим, – проговорил Йев’ени. – Шум – это решаемо. С токарным станком еще туда-сюда, а шлифовалку мы пока можем оставить у Бронза. Жаль, конечно – мне хотелось перенести все производство в одно место…

 – Мистер, не знаю, что вы собрались изготовлять, но устраивать в жилых районах фабрику у вас не выйдет что здесь, что в любом другом месте, – сообщил Нейел. – Хотите налаживать производство – снимайте цеховое помещение, а у меня площадь все-таки сдается под магазин.

 – Может, однажды мы так и поступим, если бизнес задастся, – задумчиво ответил Йев’ени.

Он повернулся, направляясь в торговую залу.

 – Мы можем взглянуть на документы на помещение, мистер Брик?

 – О, конечно, одну минуту, – пони скрылся за дверью на улицу.

Мы переглянулись.

 – Что думаешь? – спросила я.

Человек покачал головой. Взглянул на уже совершенно бесстрашно скачущую вокруг моих копыт белку.

 – Белки, выписывающие чек? – он покачал головой. – Старгейз, едва я начинаю привыкать к твоему миру – он находит новый способ вынести мне мозг.

 – Вынести мозг? – переспросила я озадаченно.

 – Образное выражение, не обращай внимания. Сильно удивить, я имел в виду.

В эту секунду вернулся Нейел с папкой в зубах.

 – Все здесь, – сообщил он, положив папку на подоконник. – Арендное соглашение, санитарный сертификат, разрешение из мэрии.

Мы с Йев’ени склонились над бумагами, столкнувшись головами.

На мой взгляд, бумаги выглядели в порядке. Человек перелистнул несколько страниц, и тоже, видимо, не нашел ничего сомнительного.

 – Что ж, Нейел. Сколько вы хотите в месяц за это помещение?

 – Сущие пустяки. Двадцать тысяч.

Йев’ени покачал головой.

 – Двадцать тысяч? За откровенно непроходное место? Мистер, до ближайшего людного перекрестка – целый квартал. Моя цена – тринадцать.

Нейел закатил глаза.

 – Зато здесь вы не будете страдать от городского шума! Восемнадцать.

 – Если бы я страдал от городского шума, я бы снял загородный коттедж, – отрезал Йев’ени. – Пятнадцать.

 – Это спальный район! Вашими клиентами будут жильцы всех окрестных домов! Семнадцать с половиной!

 – Я ориентируюсь на широкую публику, а не на соседей, – парировал человек. – Пятнадцать пятьсот.

 – Шестнадцать – и я проведу в вашу мастерскую проводку бесплатно!

 – Добавьте оплату света – и по рукам. В смысле, по копытам.

Нейел кивнул.

 – Когда вы планируете завозить товар?

 – Дайте несколько дней. Мы должны проконсультироваться с партнерами и решить вопрос с мастерской, – я уже хотела выпалить, что у нас, собственно, еще нет никакого товара, но Йев’ени меня опередил.

 В большинстве окон уже погас свет, впрочем, окошко мастерской Бронза еще теплилось.

 – Домой придется добираться на такси, – вздохнула я, пересчитывая мысленно биты в кошельке.

 – Ну хоть магазин недалеко от дома, – ответил Йев’ени. – Если решимся снимать там – можем экономить на дороге.

 – Пара районов – это недалеко? – я фыркнула. – Что ж, будет повод заняться бегом!

Дверь отворила Реми, с фиолетовыми пятнами на мордочке. Под цвет гривы.

 – Старгейз, привет! Йев’ени, рада вас видеть.

 – Как успехи?

 – За последних три часа – без особых продвижений, – ответил Бронз, с моноклем в глазу всматривавшийся во что-то крохотное и блестящее. – Пара прописей вышла вроде приемлемо, но надо выждать. Предыдущие в первые часы тоже казались удачными.

Я вздохнула.

 – Сколько мы уже этим занимаемся?

 – Третью неделю, – проговорил человек.

 – Выше нос! – произнес Бронз. – Мы начинаем совершенно новое дело. Естественно, без трудностей не обойтись. Ну и что? Зато пони запомнят нас, как изобретателей, давших Эквестрии новый способ записывать свои мысли!

 – Да я и не собиралась унывать! Просто немного набегалась. Ну и ладно, зато завтра праздничный день. Хоть с утра не надо будет скакать в редакцию.

 – Праздничный день? – переспросил Йев’ени. – А что у вас за праздник?

 – Ты ничего не слышал про Ночь Кошмаров? – уставился на него Бронз.

 – Ничего себе названьице для праздника, – хмыкнул Йев’ени. – Хотя подождите… Все это как-то связано со всеми этими страшными масками и фонарями в каждой витрине?

Реми прокашлялась.

 – Всепони и вселюди! Я все понимаю, но мне хотелось бы вернуться домой не совсем уж за полночь. Давайте займемся намеченной серией, а когда прописи будут готовы – обсудим и Ночь Кошмаров, и подготовку к празднику, и все, что угодно!

Она натянула накопытники, зазвякала посудой. Аккуратно смешала несколько ложек ярко-синего и зеленого порошков. Откупорила пузырек, и по мастерской пошел сладкий цветочный запах.

 – Как приятно пахнет! – я с интересом подалась вперед, рассматривая пробирку.

 – А ну назад! – шикнула на меня Реми. – Если не хочешь, чтобы у тебя вылезла шерсть на морде в тех местах, куда капнет эта штука!

Она бережно вылила в пробирку часть пузырька, остальное закрыла пробкой, бережно обтерев горлышко промокашкой. Добавила несколько капель маслянистой жидкости из другого пузырька. Размешала получившийся темно-синий раствор.

 – Пробуем, – произнесла она. – Старгейз, пиши.

 – Реми, да не гони во весь опор! – рассмеялась я. Забралась на табуретку, нашарила карандаш и бумагу. – Все, давайте.

– Наконечник – свинцовая латунь, шарик – закаленная сталь. Ширина полости – 30 мил, диаметр шарика – 20 мил, толщина каналов – 5 мил приближенно.

 – Чернила – восьмой экспериментальный состав, пигмент – кристалфиолет и алемейнская лазурь в равных пропорциях, растворитель – розовый эфир, смазка – олеиновая кислота, – подхватила Реми. Я застрочила по бумаге, надеясь, что не перевру название какой-нибудь из алхимикалий.

Увы, и на сей раз нас ждала неудача. Стержень оставил на бумаге тонкую, но неровную линию. Когда Йев’ени поднял листок с стола, стало видно, что на досках под ним расплылось фиолетовое пятно.

 – Хм, хм, Селестией клянусь, – Реми задумчиво изучила результат. – А если… а если… да, чуть-чуть эмульгатора…

Она повторила свои загадочные манипуляции, на сей раз – капнула в пробирку каким-то янтарного цвета составом.

 – Пробуем, – распорядилась она.

 – Менять стержни не будем? – полюбопытствовал Бронз.

 – Зачем? На этот раз проблем с поступлением чернил не возникает, не так ли?

Рыжий земнопони кивнул.

 – С конструкцией мы, похоже, разобрались. Впрочем, это не точно. Изменится вязкость – и зазоры между деталями придется подбирать опять.

Йев’ени мрачно хохотнул.

 – Я был уверен, ввязываясь в эту историю, что это вопрос пары-тройки вечеров.

Реми лишь фыркнула.

 – А теперь мы все слишком влипли, чтобы отступать, – продолжал человек. – Ты вложился своими трудом и деньгами. Старгейз я подставил под кредит…

Я решительно поднялась с места.

 – А ну хватит! – я ткнула Йев’ени копытом в грудь. – Ни под что ты меня не подставлял! Я сама решила поучаствовать! И мы это, между прочим, делаем не только ради денег! Если у нас все получится – когда у нас все получится – это лишний повод для всех пони в Эквестрии понять, что твои соплеменники – не чудовища! Это достойная цель! И ради нее не жалко посидеть за работой неделю-другую или потратить деньги! Ну-ка, дружно, прекращаем жаловаться!

Йев'ени смотрел на меня восхищенным взглядом.

Реми и Бронз насмешливо застучали по полу.

Человек покачал головой.

 – Дискорд меня побери, как тут принято говорить, – протянул он. – Как мне повезло, угодив в Эквестрию, встретить самую замечательную пони в вашей стране.

 – Вау, – весело протянула Реми. – Как романтично.

Мы обернулись к ней одновременно.

 – Что?

 – Я не в том…

Бронз расхохотался.

 – Кобылки и джентлькольты, – проговорил он, отсмеявшись. – Хочу напомнить, что принцесса Ночи наверняка уже давно удивляется, почему нас до сих пор нет в ее владениях. Поэтому давайте сперва закончим с экспериментами, а потом все желающие могут обсудить романтику, деньги и достойные цели, Старгейз, ты пишешь?

С алой от смущения шерсткой, сжигая Реми взглядом, я вернулась к протоколу. Бронз закрепил стержень, взял шприц, наполнил его из пробирки.

 – Кстати, насчет химикатов, – поинтересовался Йев’ени. – А их можно хранить на торговой точке? Я хочу иметь мастерскую и магазин в одном месте, по крайней мере, на первых порах.

Земнопони пожала плечами.

 – Эту штуку используют в парфюмерной и пищевой промышленности как обеззараживающее средство. Не вижу проблем. Главное, хранить ее там, где никто по дурости ее не сможет выпить или пролить на себя, иметь проточную воду для промывки и работать в перчатках.

Мне кое-что вспомнилось.

 – Бронз, а тебе не нужны те старые стержни? Ну, которые мы забраковали как слишком широкие и оставили в ящике?

Земнопони покачал головой.

 – Да не особо. А что ты собралась с ними делать?

 – Писать ими, конечно, не получится. Но если взять обычные чернила или тушь, из этой штуки получится отличный флейц! Я даже уже прикинула, где могу его использовать…

Человек почесал в затылке.

 – Хм. А ведь это вариант. Больших денег на этом не заработать, но продавать, как инструмент для рисования…

 – Давайте сначала разберемся с текущей задачей, – оборвала нас Реми. – Бронз, что там?

И снова неудача. Чернила просачивались через бумагу меньше, на доске под листом осталась не синяя полоса, а цепочка из пятен. Но все же просачивались.

 – Так-так-так, – Реми вернулась на место. – Давайте попробуем вот что…  – она извлекла еще один пузырек, с горсточкой белого порошка.

Отвлекшись на мысли о том, как и где я смогу использовать бракованные стрежни (размытая полоса фиолетового или синего цвета отлично подойдет, чтобы передать лежащие на снегу тени!), я не сразу уловила, что Реми что-то мурлыкает себе под нос, смешивая в пробирках реактивы.

И не сразу осознала, что откуда-то издалека, словно из ниоткуда и со всех направлений одновременно, звучит тихая музыка.

Лишь когда мурлыканье пони перешло в негромкое пение:

Смелость – пара граммов, лишь щепотка

И решимость, что ведет нас, растворенье, обработка

Я смешаю их в реторте, вдохновенье обретая

И создам чернил я каплю, поделившись тем, что знаю,

Тем, что знаю!

Раз за разом попробую вновь я создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Бронз вскинул голову, глядя на пробирку, что протягивала ему Реми. Музыка росла, ширилась. Он наполнил шприц, заправил стержень – подпевая ей:

Щедрость – будто бронза под резцами

И решимость, как латунь, ей в такт звенит под молотками

Я сковал из них цепочку, трудолюбием скрепив

И создам я наконечник, мастерство не позабыв,

Не позабыв!

Раз за разом попробую вновь я создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Глаза Йев’ени недоуменно расширились. Он хотел что-то спросить, вмешаться, вскрикнуть – а в его пальцах уже был принятый из копыт Бронза стержень, а музыка подхватила его, и он пел:

Безысходность – я один в чужой земле

Но решимость в своем сердце, знаю, обрести придется мне

Я прошел чуть дальше смерти, новый дом здесь отыскав

И создам я авторучку, вкруг себя друзей собрав,

Друзей собрав!

Раз за разом попробую вновь я создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Словно мои ноги задвигались сами по себе, и вот я уже не шла – скользила к нему. Листок с шелестом развернулся. Я взглянула на филигранные ровные строчки, без единой помарки или протечки, а музыка стала всем, и в такт музыке стал мой голос:

Дружба – это драгоценный сердца свет

И решимость другом стать нам – дар, что был тобой от сердца спет

Пусть узнает каждый пони, человек – не только враг

Авторучкой нарисован будет верной дружбы знак!

И четыре голоса слились воедино:

Раз за разом попробуем вновь мы создать

Знак, что станет посланием дружбы опять!

Музыка смолкла. Я опустилась на табуретку, чувствуя, что ноги подкашиваются. Молча протянула лист остальным.

Йев’ени покачал головой. Нервно пригладил волосы. Приоткрыл рот, словно намереваясь что-то спросить…

Я поднялась на ноги, ухватившись для надежности за верстак. Опустила копыто ему на губы.

 – Ш-ш-ш. Мы это не обсуждаем.

Бронз молча кивнул.

Йев’ени снова, кажется, хотел спросить «Почему?»

 – Потому что не обсуждаем никогда. Вот и все.

Реми прокашлялась.

 – Для верности, конечно, нужно выждать контрольный срок.

Я лишь улыбнулась.

 – Конечно. Выждем. Но знаете что? – я обвела взглядом Йев’ени, Бронза и Реми. – Мне кажется, у нас все получилось.

Что-то за окном

Из-за кулисы донесся зловещий хохот единорога.

 – Ты думал, что можешь помешать мне, глупый жеребенок? Замок достанется мне, и я построю на его месте самое большое казино во всей Эквестрии! А ты и твоя несносная сестра умрете в подземелье от голода! И когда ваши косточки найдут, обглоданные крысами, я сделаю грустную морду и скажу: «Ах, как жаль, что они не послушали меня и отправились бродить по замку»! А теперь…

 – АААУУУУУЫ!!!

 – Что?! Кто здесь… ААААА!!! НЕТ!!! ПОМОГИТЕ!!!

В такт зловещему вою привидения раздался дружный жеребячий топот, заменяющий в Эквестрии аплодисменты. И восторженные крики.

  – Щас начнем, – Филипп поднялся с табуретки.

Словно подслушав, в комнату ворвался Гранд Дрейп.

 – Подъем, обезьяны! Или вы собрались отдыхать вечно?

Я скривился. Мой напарник словно не заметил оскорбления, откинул кулису и выглянул на сцену.

 – Еще полторы минуты, шеф. Шестая сцена.

Помощник режиссера пнул декорацию.

 – Знаю я вас, ленивых копуш! Если на вас не прикрикнешь, вы затянете антракт на час, не меньше!

 – Мы уже готовы, – процедил я сквозь зубы.

 – Спасибо, Лайт Шэдоу! – раздалось со сцены. – Ну а вам, мистер, счастливо оставаться в подземелье самому! Здесь у вас будет достаточно времени, чтобы придумать, что сказать страже!

Зашуршал занавес. Актеры во главе с Мак-Снаффлом потянулись со сцены. Мы с Филиппом, поднатужившись, ухватили полуразрушенную лестницу – хоть и фанерную, но все равно тяжелую – и поволокли в карман.

 – Как он меня бесит, – пробормотал я негромко, чтобы не услышал Гранд, метающийся по сцене и подгонявший актеров.

 – Пфф! Это театр, чувак, здесь все слегка с прибабахом. Будь проще!

 – Ну-ну. Марк Пайнта и Роба он так не шпыняет. Серьезно, его проблема – в том, что мы люди.

 – Ой, ты гонишь, чувак. Он просто по жизни долбанутый, вот и все.

Мы доволокли декорацию, поддели и ухватили за ручки другую – стол с картонными блюдами – и торопливо потащили на сцену.

 – И все-таки, – прошептал я еще тише. – Если он еще раз назовет меня обезьяной – я не выдержу и дам ему в ухо.

 – Э, кореш, вот это ты зря. Если терять берега – нас выпнут обратно в лагерь в два счета!

 – Знаю, знаю, – я прервался, когда Гранд сунулся ближе и принялся криками пояснять, как и куда нужно установить стол. Не то, чтобы мы и так этого не знали – пьеса репетировалась и игралась не первый раз – но земнопони, видимо, искренне верил, что за три часа мы способны напрочь забыть мизансцену.

Наконец, возня закончилась. Кулисы задернулись, и мы плюхнулись на скамейки, переводя дух.

 – Хороша же дружбо, мать ее, магия. Боже, как ты терпишь этого ублюдка?

 – Эй, братан, я просто не загоняюсь. Да вон, Уинни и Агат – нормальные ребята, ну то есть, нормальные пони. И у них все четко с дружбомагией и типа всем прочим. Не парься так.

 – Да я в курсе. Я за это время и сам свел знакомство с парой-тройкой замечательных местных… Кстати, Фил!

 – Ауч?

 – Если я на завтра опять попрошу отгул, поработаешь в одну харю? Потом сочтемся.

 – Э, да не вопрос, чувак, но только наш приятель что на это скажет? Он уже орал на тебя за то, что ты отпрашивался три раза подряд.

Я пожал плечами.

 – Ладно, за спрос не бьют в нос.

На самом деле, у Гранд Дрейпа были ощутимые шансы именно туда и получить – с его-то манерой разговаривать. Если с актерами он еще старался худо-бедно сдерживаться, а Филиппа слегка защищал статус помощника сценариста, то мне влетало втройне. За неопытность, за человеческое происхождение, и за трех остальных рабочих сцены заодно.

Мда. Вспомнишь г…но, вот и оно.

 – Кхе-кхе. Гранд, могу я спросить?

 – Что? – серый земнопони крутнулся на месте, как ужаленный. – В чем дело, Евгений? В очередной раз хочешь улизнуть от работы?

 – Эээ… Ну да, Гранд. Я хотел бы уйти завтра после первого спектакля. Филипп готов меня подменить…

 – Дискорда с два, ленивая обезьяна! Завтра – аншлаг, нам предстоит тяжелая работа! Я хочу, чтобы твоя плоская рожа была здесь за полчаса до начала дня и до конца выступлений, ясно? Я не собираюсь заставлять зрителей любоваться на занавес, потому что рабочие разбежались праздновать! За те деньги, что вам за это платят, труппа вправе рассчитывать, что вы будете заниматься хоть чем-то полезным!

Спокойно, Женек. Спокойно. Разговоры с мудаками – твое профессиональное. И не с такими договаривались.

 – Я же не прошу, чтобы мне за это платили…

 – Еще бы тебе хватило наглости! Никаких отгулов!

Он развернулся и с дробным стуком умчался к гримеркам, где в очередной раз сцепились, пока еще словесно, примадонна Стейдж Шайн и комик Лацци.

Филипп похлопал меня по плечу.

 – А, братан, остался последний спектакль на сегодня, и можно будет забыть про эту рожу еще на сутки. Кстати, а куда ты все время и правда сваливаешь?

 – А, – я отмахнулся, – можно сказать, мелкий побочный заработок.

 – Гы-гы. Чесальщиком пони подрабатываешь, типа?

 – Э… не совсем. Ладно, пойду помогу Гобо с софитами, пока он не пожаловался на нас серому мудиле, – торопливо перевел я разговор.

Даже не знаю, почему я предпочел отмолчаться. То ли из суеверной боязни спугнуть удачу, то ли из земной привычки не выдавать хорошую идею. Разумеется, вряд ли бы Филипп захотел и сумел повторить нашу работу – мне очень повезло, что нашлись пони, готовые взяться за исследования, и нашлась Альятара, готовая помочь свести их вместе. Но рефлекс все же сработал.

 – Ладно, мне меньше напрягаться, – пожал плечами Филипп. – Кстати, приятель, не хочешь слегка расслабиться после работы? Завалились бы в паб, взяли по кружечке…

 – Не, извини. Сегодня и завтра реально некогда.

 – Жаль. Ну тогда как-нибудь на неделе?

 – Можно, пожалуй.

Сегодня на Ферьер-Хилл было многопонно, несмотря на позднее время. Из каждого второго закоулка доносилась музыка, бродили по улицам пони в оскаленных, клыкастых, мертвенно-бледных, угольно-черных масках. Многие, особенно жеребята, облачились в целые маскарадные костюмы, от заек и львов до пиратов, рыцарей и космонавтов. Между домами протянулись сияющие гирлянды с фонариками в виде крохотных черепов. То и дело мой взгляд натыкался на ярко раскрашенные торговые палатки и аттракционы на площадях.

Нет, я помнил слова Альятары о празднике. Да и сегодняшний репертуар театра был выбран явно с его учетом. Но не ожидал, что карнавал примет такой размах.

На этом фоне даже моя человеческая внешность в глаза не бросалась. Толпа не спешила, как обычно, раздаваться в стороны перед иномирным монстром. Пару раз мне пришлось, страшно сказать, потолкаться в давке!

Наконец впереди замаячил знакомый подъезд, а за ним – и уже привычная лестничная площадка.

Альятара распахнула дверь, не спрашивая, кто за ней. Грива единорожки была замотана в махровое полотенце, копытом она удерживала кулек со сладостями.

 – Ой! Это ты?

 – А ты ожидала кого-то еще? – вообще, если подумать, единорожка могла и впрямь пригласить друзей…

Та мотнула головой.

 – Никого, кроме соседских детишек. Уже пора собирать конфеты по квартирам.

 – Конфеты?

 – Да, это старинный обычай. Потом их положено торжественно пожертвовать Найтмер Мун, чтобы она не тронула никого этой ночью… Да заходи, заходи!

Я сбросил куртку и разулся. Прошел помыть руки. Единорожка тем временем водрузила на плиту чайник и телекинезом опустила конфеты на стол.

 – Мы ждали тебя в мастерской.

 – Да, прости, пожалуйста. На сей раз вырваться не получилось.

 – Наплыв зрителей, да? – понимающе спросила пони. – Вот и Бронз с Реми тоже торопились поскорей домой. Но мы оставили тебе на двери записку! Честно!

Я протиснулся мимо нее и плюхнулся на стул у окна. По дороге прихватив из холодильника тосты и масло.

 – Ну и правильно сделали. Так поздно все равно бы мы мало что успели.

 – Кстати, – Альятара улыбнулась, – прописи в полном порядке, и стержни до сих пор работают. Даже те, что мы оставили на столе. Реми сказала, она хочет подождать еще пару дней для верности, но я даже не сомневаюсь, что у нас все удалось!

Стоило мне вгрызться в бутер, как в дверь раздался новый звонок.

 – Ну вот, – пони засмеялась. Подхватила кулек.

 – Сладость или гадость, мисс! – разноголосо завопили сразу несколько жеребячьих голосов. Помахивая крыльями, висел под потолком площадки маленький дракончик (крылья, в отличие от головы и языков огня, были настоящими), скалилась красной пастью волчья маска, еще один из жеребят натянул чешуйчатую броню и шлем с красным плюмажем…

Альятара, улыбаясь, протянула детишкам кулек со сладостями.

 – Спасибо! – прокричал переодетый драконом пегас. – О! Вы тоже наряжаетесь в честь праздника?

Я даже как-то и не нашелся, что ответить.

 – Классный костюмчик, сэр или кобыла! Вы прям как настоящий монстр! Он магический, да?

 – А можете зарычать? – робко попросила та кобылка, что вырядилась в волка.

Мы с Альятарой переглянулись. Я пожал плечами. Воздел руки вверх, и разразился самым страшным ревом, какой смог издать.

Кажется, теперь детишки сообразили, что имеют дело не с костюмом. Компания, визжа, бросилась вниз по лестнице. Впрочем, мне показалось, визг был скорее восторженным, на не испуганным.

 – В буфете остались еще несколько конфет, – с трудом сдерживая смех, сообщила Альятара. – Можем попить с ними чаю, а можем присоединиться к гуляниям и отнести к ближайшей статуе. Одну сегодня поставили в соседнем сквере!

 – Статуе?

 – Да, статуе Найтмер Мун. Ой! – она покраснела. – Ты же не знаешь, да? Это старинный обычай. Собранные сладости положено оставить перед ее изваянием, чтобы она не тронула никого из пони! Говорят, в Понивилле с Кантерлотом Луна сама порой принимает страшный облик и выступает перед горожанами, но тут, в Мэйнхэттене, довольствуются статуями.

Я покачал головой.

 – Хватит с меня пугать детишек. Альятара…

 – Ау? – пони вскинула ушки.

 – Этот праздник, Ночь Кошмаров – его когда-нибудь называли Хэллоуин? Или День Всех Святых?

Единорожка призадумалась. Рассеянно разлила чай по чашкам.

 – Хэллоуин… Хэллоуин… Нет, не слышала. Хотя… Я видела статью, где говорилось, что у людей на Земле есть похожие на наши праздники. Это один из них?

Я кивнул.

 – Ага. Только у нас обычно еще делают фонари из тыквы.

 – Из тыквы? Это как?

Я забросил себе в рот мягкую тянучку, напоминающую рахат-лукум. Заработал челюстями.

 – Ну смотри. Берешь тыкву, срезаешь верх, выскребаешь середку. Вот тут и тут, – я нарисовал пальцем в лужице чая кружок, – вырезаешь глаза и зубы. Потом ставишь вовнутрь свечку, поджигаешь…

 – Поняла. Это как наши фонарики-кошмарики, да?

 – Почти так же. Только их обычно не вешают, а ставят на подоконник.

Глаза Альятары сверкнули азартом.

 – Слушай! Лавка зеленщика через квартал работает допоздна. Уверена, у них есть тыквы!

Я засмеялся.

 – Предлагаешь прогуляться?

 – А почему бы и нет?

Я хмыкнул.

 – А пошли! Тогда уж и конфеты захватим.

Шумная толпа подхватила нас и затянула в поток почти сразу. Нас едва не растащило в разные стороны, и когда мы с Альятарой выбрались из столпотворения, то оказались очень далеко от намеченной лавки зеленщика, зато вплотную к рекомой статуе. Изображавшей единорога со зловеще раскинутыми крыльями (аликорна, поправил я себя!). То и дело к статуе рысцой подлетала очередная группа детишек и оставляла на газоне очередную горсть конфет.

 – А куда они денутся после праздника? – спросил я. Имея в виду конфеты, не жеребят.

 – Городские служащие соберут и отдадут в сиротские приюты, – отдуваясь, сообщила Альятара. – Так! Мы собирались в лавку? Если да, то она не в той стороне!

К нашему счастью, в сквере напротив стихийно организовалась какая-то движуха – то ли по бросанию мячиков на меткость, то ли по ловле яблок из бочки. Пони ломанулись туда, и проход немного расчистился. Наученные горьким опытом, мы старались держаться друг за друга (пусть в нашем случае это было сложно по анатомическим причинам – у Альятары получалось разве что схватить меня зубами за рубашку, у меня – вцепиться ей в гриву). И в итоге оба растрепанные и ржущие аки кони (в одном случае это была практически не метафора!), ввалились в лавку, умудрившись не только не потерять друг друга, но и не оттоптав друг другу ноги. Эпичная победа, по мне.

Старик-зеленщик отреагировал на наше появление с олимпийским спокойствием. Возможно, в такую ночь, как эта, его не удивило бы даже появление в лавке инопланетянина. С пони под руку. Которые сдавленным от смеха голосом потребовали бы от него немедленно продать им тыкву… Подождите, вот черт… Короче, тыкву нам продали без вопросов, какого Дискорда она нам понадобилась в час ночи.

 – А почему тыква? – поинтересовалась Альятара, уже когда мы поднимались по лестнице с тыквой в обнимку.

 – О, это старинная легенда.

 – Расскажешь? Ну пожалуйста!

  – Да не вопрос. Только давай разберемся с тыквой.

Возня с тыквой заняла больше времени, чем ожидалось. Овощ был весьма крупных размеров, и даже вдвоем, толкая друг друга под руку, мы выскребали мякоть и вырезали страшную физиономию минут двадцать. Затем возникла проблема с отсутствием свечей. Альятара перерыла свои пожитки и обнаружила свечи и спички в самом дальнем углу. Тут же оказалось, что верхушка свечи упирается в верхнюю часть тыквы. В итоге свечу пришлось разрезать пополам и прихватить для устойчивости воском к железной мисочке.

 – Внимание! – я чиркнул спичкой. Альятара заблаговременно выключила электричество.

Комната озарилась красным свечением. Свет свечи отражался от внутренних стенок, принимая алый оттенок, и казалось, что зубастая рожица действительно смотрит на нас оранжево-красными глазами. И скалится огненной пастью.

Альятара принюхалась.

 – М-м-м… Слушай, я точно знаю, что после праздника мы сделаем с этой тыквой!

 – Что?

 – Тыквенный пирог, – единорожка облизнулась.

Я засмеялся, теперь и сам чувствуя, как плывет по квартире сладкий вкусный запах запеченной мякоти.

 – Так что за история? – мы плюхнулись на диван.

 – Ну, в общем. Жил на свете давным-давно один фермер по имени Джек. Был он отъявленным хитрецом, жуликом и пройдохой…

… И вот Джек спустился ко вратам ада и начал стучаться в них. Но едва завидев его на пороге, дьявол прокричал: «Прочь! Довольно того, что ты один раз провел меня, не желаю тебя здесь видеть!»

«Но куда же мне деваться?» – спросил Джек. – «Здесь так темно, что и с головой на плечах, того и гляди, собьешься с дороги! Дай мне хоть чуть-чуть свету, чтобы найти дорогу обратно на землю!»

Тогда дьявол выхватил из углей под одним из котлов, где жарились грешники, уголек и бросил его в тыкву. После чего протянул ее Джеку со словами: «Держи, и убирайся прочь немедля!»

Джек учтиво поблагодарил его, водрузил тыкву взамен отрубленной головы на плечи, и побрел назад. С тех самых пор, выгнанный и из рая, и из ада, он скитается по ночным дорогам и ищет свою голову.

Альятара посмотрела на улыбающуюся нам с подоконника тыкву.

 – Дьявол, я так поняла – это злой дух вроде Дискорда? Ну пока тот не исправился?

Я пожал плечами.

 – Ну что-то вроде.

 – Все равно не очень понятно, при чем здесь именно тыква, – проговорила она. – Впрочем… Я помню бабушкины рассказы, как она в деревне со сверстниками вырезала фонарики-кошмарики из турнепса. Это было почти то же самое, только размером поменьше.

 – В деревне?

 – Ну да. Это в паре дней пути, ближе к Кантерлоту. Папа потом перебрался оттуда в пригород Мэйнхэттена, они до сих пор живут там.

 – Ты никогда не рассказывала про семью.

 – И ты про свою тоже… Ой. Прости, – с виноватым выражением мордочки Альятара положила копытце мне на ладонь.

 – Все нормально, – проговорил я, буравя взглядом стену. – Все нормально. Все равно с этой мыслью надо свыкнуться.

Мы помолчали. Тихо потрескивала свеча на подоконнике.

 – А эти тыквы – вы зажигаете их, чтобы отогнать этого дьявола? Вместо Найтмер Мун? – чуть преувеличенно любопытным тоном спросила единорожка.

Впрочем, я был ей за это благодарен. Мне самому надо было отвлечься.

 – Ну как-то так. У одного из народов Земли был праздник – Самайн – в честь зимнего солнцестояния. Они считали, что в этот день усопшие возвращаются на землю, чтобы посмотреть на своих близких. А чтобы никакой злой дух не проскользнул вслед за ними, они зажигали эти фонари, чтобы отпугнуть их. Хотя я могу что-то перепутать, никогда не интересовался в подробностях… Слушай!

 – Ау?

 – А расскажи что-нибудь из ваших страшных историй. Хочу сравнить, сильно ли они похожи на земные.

Альятара улыбнулась.

 – Как кстати!

Она спрыгнула с дивана, простучала копытами к шкафу. Извлекла телекинезом тонкую книжку в бумажной обложке, тряхнула, разжигая, светлячковую лампу.

 – Я купила ее на развале пару дней назад. Как раз в преддверии Ночи Кошмаров.

Я с любопытством посмотрел на рисунок на обложке – земной пони испуганно оборачивается, а из темноты за его плечами проступает темная тень с горящими глазами. Надпись на обложке гласила: «Биттер Бирч. Крипплед Хуф и другие истории».

 – Садись поближе, так мы сможем читать оба! – Альятара забралась обратно, улеглась наискосок дивана, упираясь плечом мне в бедро. Оперла книгу на мою коленку.

Зашуршали страницы.

«Мне стоило бы насторожиться, уже когда я увидел в объявлении подозрительно низкую цену. Но в тот день я лишь обрадовался. Дом, рассудил я, наверняка ветхий и с протекающей крышей, поэтому хозяева и сдают комнату за такую смешную горстку битов…

… И тогда я бросился бежать так быстро, как не бегал никогда в жизни. Бежать подальше от этой деревни, от этого проклятого дома. Я бежал, пока в груди не запылал огонь, пока ноги не начали подкашиваться – а потом бежал после этого. Бежал, пока, задыхаясь, не ворвался на станцию и не приобрел торопливо билет на поезд в самую дальнюю часть Эквестрии.

С тех пор прошло больше полугода. Я даже не решился посылать за своими скромными пожитками. Я нашел в Лас-Пегасе новое жилье и работу, и эта история осталась бы для меня ночным кошмаром…

Если бы не одна мысль, что не дает мне покоя днем и ночью.

Старик сказал, что тварь Грогара настигнет меня, если я попытаюсь оставить деревню. И он сказал, что она вернется в спячку, снова насытившись.

Он не сказал, что, получив жертву, Крипплед Хуф позволит мне уехать.

Куда девалась моя прежняя нелюдимость? Я стал завсегдатаем вечеринок и душой компании. Дни и ночи я провожу на оживленных улицах, и то и дело засиживаюсь в кафе и напрашиваюсь к знакомым в гости с ночевкой. Лишь бы ни на минуту не оставаться в одиночестве.

А когда все-таки вынужден – закрываю двери на все замки, запираю на окнах ставни и задергиваю самые прочные шторы.

А потом до утра не могу заснуть, прислушиваясь к ночным шумам.

Каждую минуту ожидая, что услышу за окном знакомый скрежет.

А отдернув штору – увижу прижавшуюся к стеклу лишенную кожи морду Крипплед Хуф.»

Книжка с шорохом закрылась, Альятара закончила чтение. Поежилась.

 – Б-р-р, – пробормотала она.

 – Жутковатая история, – совершенно искренне признался я. – Хотя у нас я читал что-то подобное. Чаще смотрел фильмы, конечно.

 – Показывать такое в кинотеатре? Но в чем смысл? Пугаться в большой толпе… как-то не очень пугающе. – недоуменно спросила пони.

Я засмеялся.

 – У нас есть маленькие кинотеатры. С ваше радио размером. Такой можно поставить у себя дома и пугаться на здоровье.

 – Тогда понятно, – кивнула Альятара. Задумалась.

 – Вот чего я не понимаю в этих страшилках, – сообщила она. – Если главный герой знал, что старик скармливает постояльцев чудовищу Грогара – почему он не пошел к страже? Даже если бы стражники не справились с монстром сами – они могли бы вызвать принцессу Селестию, а уж против нее куда тягаться какому-то чудищу?

Я пожал плечами.

 – Условности жанра, наверно, – и замер. От пришедшей в голову мысли.

 – Евгений?

Я посмотрел на единорожку.

До меня вдруг дошло.

Я сейчас в самой натуральной волшебной стране, и вплотную ко мне лежит живая настоящая лошадка-волшебница.

Здесь управляют колдовством рассветом, погодой и закатом. И почему бы здесь не …

 – Так, подожди… Ты что, хочешь сказать, что вот эта история – реальна? Такие существа могут у вас водиться на самом деле?

Альятара вскинула на меня глаза.

 – Ну… Грогар-то точно существовал на самом деле. Только давным-давно, больше тысячи лет назад. И он и впрямь сотворил множество чудовищ. Мог ли кто-то дожить до нашего времени… – она хмыкнула. – Точно не в Мэйнхэттене, и совершенно точно, принцесса приструнила бы любого монстра, что сюда сунулся!

 – Успокаивающе звучит, – я выдавил из себя улыбку. На самом деле – не очень…

Свеча зашипела, огонь в тыкве заметался и погас.

За окном взвыл ветер.

Что-то настойчиво заскреблось в окно кухни.

 – Ой, – ошеломленно проговорила Альятара.

Я сглотнул.

Неожиданно обнаружив, что мы с ней очень тесно прижимаемся друг к другу.

Настолько тесно, что я чувствую быстрое биение ее сердца.

 – Это… это же ветер, да? – пробормотала пони. – Просто ветер?

Скрежет повторился.

 – Просто ветер, – выговорил я. Изо всех сил пытаясь не лязгать зубами.

Мы посмотрели друг на друга.

 – Наверное… наверное, надо пойти проверить, – неуверенно произнесла пони.

Я кивнул. Поднялся.

 – Э… А ты точно…

 – Да все нормально, – с фальшивой уверенностью в голосе ответил я. – Пойду это… прикрою окошко поплотнее.

Невольно ища глазами ту самую швабру, которой мне чуть не съездили в первый день нашего знакомства. И подавляя желание ей вооружиться.

Судя по взгляду Альятары, она подумала о том же самом.

Шаг в коридор. Шаг на кухню. Если что, в ящике стола есть хороший острый ножик…

Снова скрежет. Сильнее и громче.

Мне кажется? Или за стеклом маячит что-то искривленное, бесформенное и темное?

Набрав в грудь воздуха, я решительно распахнул створки.

И едва не заржал в голос.

Глядя на надломленную ветром ветку с облетевшими листьями, упершуюся в стекло.

 – Евгений?

 – Я тут! И я его поймал!

 – Кого поймал?

 – Монстра!

Зацокали копыта.

Альятара уставилась на ветку в моих руках.

Секунду спустя мы заржали в голос. Абсолютно синхронно.

И хохотали до тех пор, пока не сползли на пол в обнимку.

 – Крипплед Хуф, – всхлипывая, простонала Альятара. – Чудовище Грогара! Ночь Кошмаров!

 – Монстры и чудища! – подхватил я. – Страшные истории!

Единорожка утерла глаза копытом.

 – Селестия, я же теперь буду мучаться кошмарами! Надеюсь, Принцесса Луна не слишком занята этой ночью!

 – Будешь кричать во сне – разбужу, – пообещал я.

 – Ну тогда ладно, – улыбнулась единорожка.

Поднялась, скрылась в комнате. Появилась снова, на ходу доставая из тыквы прогоревшую до огарка свечу.

 – Вроде воск сильно не растекся, – сказала она, заглядывая внутрь.

 – Давай оставим в холодильнике как есть, а завтра срежем мякоть, – предложил я.

 – Давай.

Альятара глянула на часы.

 – Четвертый час! Слушай, ты как хочешь, а я и правда спать.

 – Давай, – согласился я. Стянул штаны и рубашку, расстилая постель на своей кушетке.

 – Евгений?

 – Да?

 – Ночь Кошмаров вышла отличной, правда?

 – Ага. Спокойной ночи.

 – Спокойной.

Кто там, за дверью?

Я уставилась на сине-зеленую лакированную палочку.

 – Ой.

На тыльную сторону стиломеха был серебрянкой нанесен рисунок. Несколько стилизованных снежинок, звездочка и глаз.

 – Это… это моя кьютимарка?

 – Ага, – кивнул Йев’ени с самодовольным видом.

На самом деле рисунок был выполнен довольно неряшливо, линии неровные, краска легла не слишком хорошо, да и под лаком виднелись пылинки и неровности. Но уж заявлять такое вслух я не собиралась!

 – Здорово! Спасибо большое.

 – Да ничего не здорово, – человек помотал головой. – Я же вижу, что качество, кхм, хромает на обе ноги. Я уже года два этим не занимался, руки отвыкли. Это так, proof of concept, как говорится.

Я телекинезом стащила со стиломеха латунный колпачок. Провела несколько линий, поставила роспись.

Шарик скользил по бумаге не хуже гусиного пера. Ну, приходилось чуть усиливать нажим, чтобы добиться четкой линии, но не принципиально. Я покрутила стиломех туда и сюда, перевернула, потрясла. Затем прижала к листу и подождала. Устройство писало как ни в чем не бывало и даже не думало оставлять кляксу. Я потерла линию копытом – и не смогла размазать чернила.

 – Получилось! У нас получилось! – я повисла на шее сначала у Йев’ени, затем у Реми. Бронз, хохотнув, стукнул копытом по кулаку человека.

 – А то! – Йев’ени выглядел довольным, словно параспрайт перед большой горой яблок. Да и все мы расплывались в улыбках.

 – Я подумал, – проговорил он, – что за стиломехи под цвет и с кьютимаркой владельца можно брать дополнительные деньги. Сделать две линейки – одну простую, ошкурить и отлакировать, а вторую – окрашивать, наносить метку и, может быть, даже имя.

Бронз цокнул языком.

 – Хорошая идея.

 – Это для начала, – увлеченно продолжал Йев’ени. – А там добавить какие-нибудь коллекционные изделия, из палисандра, черного дерева, что у вас тут еще можно достать? – он усмехнулся. – Может даже, задарить одну штучку вашей правительнице.

 – Ну пока это дележка яблок с яблочного саженца, – охладила его пыл Реми. – За такое качество много не заплатят.

Тот поморщился.

 – Ясен перец. Я наскоро ошкурил и залакировал кисточкой. Продажные образцы будем делать как положено, со шлифовкой и окуная.

Бронз почесал в затылке. Земнопони задумчиво наблюдал за испытаниями стиломеха, сидя на табуретке и одним глазом косясь в какие-то свои записи.

 – И это наводит меня на мысль, – проговорил он. – Сколько мы собираемся брать за эти штуки? Если они будут сильно дороже перьев, идея не выгорит.

Йев’ени энергично закивал.

 – Нам нужен бизнес-план. Ценообразование и прочая хуфня. Во сколько нам обойдется производство одного стиломеха?

 – Хм-хм-хм, – Бронз склонился над заметками.

 – Я пытался подсчитать, – задумчиво проговорил он. – Основная статья расходов – выточка узлов. Допуски очень малы, видит Селестия, процент брака будет огромным. Плюс материалы, плюс расход на прокат шариков… Плюс расход на жалованье рабочим… Хотя я подгоню вам своего племянника, у парня копыта растут откуда положено.

 – Без разницы. Мы же не будем ему платить полцены, только потому что он твой родственник. К тому же, исходить надо из зарплат по рынку, если мы планируем в будущем расширять дело.

Бронз кивнул.

 – В общем. Если бы это была полностью моя деталь, со всей сборкой – я бы оценил себестоимость стержня и наконечника как восемнадцать бит.

Йев’ени обернулся к облокотившейся на верстак Реми.

 – Реактивы и работа по их изготовлению?

Реми призадумалась.

 – Я так подробно не считала… Ну, давайте возьмем по два бита за химикалии и еще бит за работу мастерового…

Бронз покачал головой.

 – Тогда давайте уж брать месячный расход. Чтобы посчитать жалованье полностью и сравнить с выплатой по займу.

Я подалась вперед.

 – А зачем нам вообще считать жалованье? Мы что, будем его платить сами себе?

Йев’ени усмехнулся, но тут же принял серьезный вид.

 – Да нет, Старгейз, Бронз говорит дело. Нам надо заложить в цену все расходы, не привязываясь к человеку… ну то есть к пони. Ну, условно, чтобы если мы откроем новую мастерскую – не пересчитывать цену по новой. Потом мы, если что, просто вычтем собственную работу из расходов на изделие и учтем в дележке прибылей.

 – Тогда, – вернул к себе внимание Бронз, – давайте возьмем себестоимость исключительно по материалам и амортизации. Если считать так, то это примерно десять золотых бит за стержень.

 – Плюс два бита за реактивы, плюс условно два за дерево, лак и краску, – подхватил Йев’ени. – Итого… итого условно четырнадцать бит штука. Ну давайте накинем до шестнадцати за работу станка. И прочие расходники. Это себестоимость по материальным расходам, – с довольным видом он сделал отметку в блокноте свежеизготовленным стиломехом.

 – Теперь жалованье, – проговорил Бронз. – Нам нужен рабочий на прокат трубок и выточку узлов, на шлифовку, прокат и закалку шариков. Хотя… Шарики я, пожалуй, возьму на себя, все равно линия в последнее время простаивает, так что обойдемся одним пони.

 – Да я все равно слабо себе представляю, как мы будем звукоизолировать шлифовочную машинку, – кивнул Йев’ени.

 – Итого один пони-рабочий плюс один химик на изготовление чернил.

 – Ну, теперь-то полноценный химик не особо нужен, с готовой рецептурой справится и рабочий, – поправила его Реми.

 – Ладно. И один пони на заправку, сборку и обжимку, один – на выточку, сборку и лакировку корпуса. Еще пони на покраску, если мы и впрямь хотим реализовать эту идею с именными стиломехами.

 – Ну это уже перебор, – Йев’ени помотал головой. – Пока у нас не конвейерный метод – с покраской справится тот же пони, что и с готовой сборкой.

 – Ну, пусть так. В месяц мы сделаем… Если занизить для верности, штук тысячу. Это шестнадцать тысяч.

 – И четверо рабочих… Это еще, если без излишеств, шесть тысяч бит.

 – Плюс аренда, это еще шестнадцать тысяч.

 – Плюс выплата продавцу, еще тысяча.

Мы склонились над уже исчерканным стиломехом Йев’ени блокнотом.

 – Ничего не забыли?

 – Еще налоги, – заметил Бронз. – Но тут надо понимать, какой будет оборот всего предприятия.

Йев’ени провел черту.

 – Итого общий расход тридцать девять тысяч плюс тысячу двести выплата по кредиту. А, еще тысячу за патент, хотя тут расход разовый. Ну, округлим, чтобы учесть непредвиденные расходы. Сорок два.

Мы переглянулись.

 – Сорок два бита за штуку – чистая себестоимость, – пробормотал Йев’ени. – Это только расход. Сколько мы хотим поиметь в месяц с этого?

Шерсть на лбу Бронза зашевелилась.

 – Я получаю со своей мастерской достаточно, и мне интересно само дело, – проговорил он. – Но и совсем уж работать ради идеалов Дружбы…

Реми пожала плечами.

 – Мне бы хотелось иметь не меньше трех в месяц. В противном случае не вижу повода уходить из редакции. Но я готова потерпеть с годик, пока дело не взлетит, и обойтись двумя – двумя с половиной. Но мы вроде как включили часть денег в расчет цены, с их учетом я готова обойтись и тысячью.

 – Я примерно так же! Ну, мне хватит и полутора тысяч без учета прочих расходов, остальное покрою с гонораров!

Человек обвел нас взглядом.

 – Ладно, давайте исходить из полутора тысяч на брата, – предложил он. – Пока раскручиваем дело, да к тому же работаем сами. Итого плюс шесть тысяч. Бронз, сколько нам придется заплатить за это дело налогов?

Земнопони рассмеялся.

 – Хороший вопрос, Йев’ени! Увижусь со своим счетоводом, попрошу ее рассчитать. Если на глазок, – его губы зашевелились, он помолчал.

 – Примерно тысячи четыре с половиной, учитывая налог с продаж и подоходный, и девятьсот социального. Ну в общем, тысяч шесть для верности.

Йев’ени тоже задумался.

 – Налог с продаж – это который с цены за ручку?

 – Ну да. Но ты не ломай так голову, все равно королевские откупщики будут пересчитывать по-своему. Заложим в цену примерный размер и успокоимся.

 – И это дает нам… это дает нам…

 – Пятьдесят шесть бит за стиломех, – на сей раз Реми подсчитала первой.

Мы снова переглянулись.

 – Что скажешь, Старгейз? – осторожно поинтересовался человек. – Будут пони платить такую цену?

Я призадумалась. Обвела взглядом мастерскую Бронза, лежавшие на верстаке инструменты, аккуратно составленные в угол деревянные брусочки, запертый шкаф с химикатами. Уставилась на мерцание светлячков в лампе, словно ища ответ.

 – Ну… – наконец выдавила я. – Если так подумать… Лучшее пегасье перо стоит таких денег или чуть поменьше. Но именно самое лучшее, из тех, которыми пишут придворные каллиграфы с секретарями.

 – Эта штука, может, и удобнее, но к ней надо еще привыкнуть, – согласилась Реми. – А обычное перо или карандаш дешевле на много порядков!

 – С другой стороны! Сколько будет писать стиломех, пока не кончатся чернила?

Йев’ени сделался очень задумчивым.

 – Э-э-э… Четверть мили? Если в сутках, то это… Ну где-то недели три-четыре? Зависит от того, сколько им писать, очевидно.

 – Если взять страниц десять в день – недели две, пожалуй, – уточнила Реми.

 – Ну так а пегасье перо надо менять раз в день, если не очень много пишешь! А сколько стоит запасной стержень к стиломеху?

Бронз и Йев’ени переглянулись.

 – Я вижу, к чему ты клонишь. Двенадцать бит по себестоимости, плюс жалованье рабочих… Ну, где-то бит семнадцать – восемнадцать, примерно, ну двадцать с учетом прибылей.

 – А ведь мы можем заливать в них чернила и отдавать покупателям обратно, тогда они будут еще дешевле!

 – Если по стоимости реактивов, предполагая, что аренду и прочее мы отбили с ручек, тогда вообще пяток бит за штуку, – пробормотал устало Йев’ени. – Старгейз, ты учти, больше трех-четырех таких перезарядок стержень не переживет.

 – Самое скверное гусиное перо – это двадцать центов за штуку! – возразила я. – За полгода-год стиломех, с учетом денег за чернила, себя окупит с запасом! А если говорить о тех, кому нужны хорошие перья – так они и вовсе окупятся за пару месяцев!

Йев’ени очень странно на меня посмотрел. Встал, подошел к дверному косяку и прижался к нему лбом.

Издал какой-то странный звук – не то мычанье, не то кашлянье.

 – Йев’ени? С тобой все в порядке? – встревожилась я.

 – Ну как тебе сказать, – каким-то сдавленным голосом пробормотал он. – Помнишь, ты мне показывала, как принцесса поднимает солнце, в первый раз?

 – Э??? – я честно попыталась сообразить, при чем здесь это.

 – Вот у меня сейчас похожее чувство. Я точно в инопланетном мире. И не потому, что у тебя рог и копыта.

 А потому что ты сейчас мне рассказываешь, что шариковая ручка – это изделие, покупка которого окупится за полгода. На моей Земле проще купить новую, чем вспоминать, куда делась старая.

Он отлепился от косяка. Только сейчас я сообразила, что человек сдерживает истерический хохот.

 – Эй-эй, – я поднялась на задние ноги и похлопала его по плечу. – Все в порядке, мы понимаем.

 – Спасибо, – он улыбнулся. – Ладно, давайте дальше к делу.

Он обвел пони взглядом. Бронз хмуро сверлил взглядом блокнот. Реми выглядела слегка растерянно. Мне все еще не хотелось признавать, что в нашей идее есть недочеты. Тем более, когда готовый стиломех лежал на столе перед нами!

 – Ну что? – спросил Йев’ени, покидая косяк и усаживаясь на край верстака. – Есть идеи, как оптимизировать расходы?

Я подскочила.

 – Слушай!

 – Старгейз?

 – А что, если применить магию? Есть же заклинания, которые позволяют превращать один предмет в другой! Нанять единорога, который ими владеет, пусть даже не для создания всего стиломеха, а только самых сложных деталей?! Так же, наверно, будет быстрей, чем все делать вкопытную? Тут ведь и превращать-то надо металл в металл, без всяких преобразований веса или структуры…

Бронз очень тяжело вздохнул.

 – Старгейз. Ты хоть имеешь представление о том, сколько стоят услуги мага-трансфигуратора?

 – Ну…

 – Средний – именно средний – трансфигуратор получает в месяц столько, сколько я со своей мастерской не зарабатываю за полгода. Это средний. Потому что нанять хорошего – вообще невозможно. Их по всей Эквестрии можно пересчитать по копытам пары пони, и их контракты обычно выкупаются крупнейшими картелями и фабриками еще на старших курсах КШЕ.

Он перевел дух.

 – Поискать-то, конечно, можно. Но цену это не снизит, а поднимет. Раз так в пять.

Я печально опустила уши. Чувствуя неловкость – мне, единорогу, объясняет такие нюансы земной пони!

 – Еще идеи? – спросил Йев’ени, снова обводя взглядом нашу компанию. Мне хотелось что-нибудь придумать, но в голову больше ничего не лезло. Бронз и Реми переглядывались с задумчивым выражением морд.

 – Высказываемся, пони! – подбодрила я народ вместо этого. – Это называется «мозговая атака» – когда идеи не приходят в голову, надо начинать с самых безумных! Не стесняйтесь!

Реми фыркнула.

 – Самых безумных, говоришь? Ну что ж, давайте отправимся в Кантерлот и установим рекламное полотнище напротив дворца принцессы. Тогда на наш товар точно обратят внимание и начнут покупать.

Бронз сдавленно хрюкнул.

 – Рекламный стенд на Кантерлот-авеню, да еще перед дворцом? Ну, лет через сто мы даже отобьем стоимость…

 – Т-с-с! Йев’ени, может, что-нибудь из человеческих придумок?

Тот тряхнул головой.

 – Да я и так вспомнил все, что знал. Ну, разве отбиваться эффектом масштаба, как выйдем на большие объемы, а до того – урезать расходы на собственные дивиденды. Но это, сама понимаешь. Одно большое «если».

 – Тогда, может… – я замерла.

Обернулась к Реми.

 – А слушай. Не Кантерлот, конечно, и не дворец принцессы, но я же все равно собиралась предлагать стиломехи нашим. Я думаю, уж нам-то сделают скидку на рекламу, особенно если мы опустим для них цену?

 – Реклама удорожает продукт, – пробормотал Йев’ени. – Хотя ты права, без нее никуда. А мы и так еле-еле влезаем в маржинальность. Ладно, на первых порах, пока запускаем – придется потратиться, а там, глядишь, отобьемся за счет известности…

Он спрыгнул с верстака.

 – Ну что? Еще мысли?

Но на сей раз, кажется, запас безумных мыслей подошел к концу. Хотя…

 – А еще я могу сделать наброски в графике, и мы выставим их в магазине! Уверена, пони заинтересуются, особенно если написать, что они выполнены новым инструментом!

Бронз вскинул копыто.

 – И будешь объяснять налоговым сборщикам, почему в канцелярской лавке продаются картины. Хотя можно заявить дополнительный вид товаров, пошлины там небольшие…

Я улыбнулась.

 – Я столько мечтала о собственной лавке с картинами! Если к нам пойдут пони, мне не придется отдавать процент картинной галерее!

Человек усмехнулся.

 – Не исключаю, у твоих картин будет больший успех, чем у моих стиломехов. Придется все бросить и самим переквалифицироваться в галерею.

Я слегка пихнула его плечом.

 – Ты меня захвалишь!

 – Есть за что! – Йев’ени шутливо вернул толчок.

Бронз постучал копытом по верстаку.

 – Ладно, всепони и вселюди. В принципе, план дела понятен, предлагаю расходиться по домам. А с утра – с документами и всей компанией встречаемся в мэрии. Идет?

 – Заметано, – согласился Йев’ени.

От дверей старинного двухэтажного здания тянулась очередь пони. Не слишком длинная – на полдороги до входа в сквер – но быстро освободиться у нас вряд ли бы вышло! Далеко над крышами поднимался, сверкая, Кристаллер Билдинг. Позолота на статуе горела огнем.

Центральный купол венчала статуя вскинувшегося на дыбы земного пони. Над двумя островерхими башенками слева и справа развевался флаг. Новый, со стилизованным раскинувшим крылья фиолетовым аликорном на фоне светил. Последний раз, когда я проходила мимо ратуши, на ней были подняты еще старые, диархические знамена. Впрочем, это было… это было… да почти полтора года назад! Селестия, как летит время!

Ой, да чего удивительного? Меня в давние времена возвращения Луны больше волновали школьные оценки и зачисление в художественную академию. Но кое-что из этой истории я помнила. Когда была объявлена Диархия, чтобы через несколько лет превратиться в Триархию, которая в свою очередь уступила место Трону Дружбы, кому-то в геральдической комиссии пришла в голову мысль, что количество звезд на флаге не менялось с самого ИНМ. А Эквестрия тем временем росла!

При перерисовке флага возник спор о том, какие городки и деревни достойны помещения на полотно, а какие – нет. Да еще так, чтобы никого не обидеть, но не превратить знамя в сплошную неразборчивую кашу! Один раз утверждение принцессой вообще проскочили два проекта сразу, так что полгода страна жила под несколькими флагами.

В общем, со всей этой суетой надо удивляться не тому, что флаг сменили. А тому, что мэрия нашла время вообще привести их к одному знаменателю!

Мы заняли место в хвосте очереди, перед мраморным портиком входа и изваяниями Смарт Куки и Мэдоубрук в нишах. Пони впереди флегматично ждали, кто-то поедал бутерброд, кто-то – перелистывал газету. Бронз и Йев’ени в очередной раз принялись перелистывать папку с деловыми документами, чтобы убедиться, что ничего не забыли при выходе.

Я украдкой зевнула. Мелькнула мысль отойти на лавочку в сквер. Но как назло, очередь двигалась достаточно медленно, чтобы утомить ожиданием – и достаточно быстро для того, чтобы не успеть вернуться.

Реми тоже скучала. Она придвинулась ближе ко мне.

 – Как думаешь, Дарлинг Принт нас не загрызет, когда мы объявим об уходе?

Я пожала плечами.

 – Да вряд ли! Характер у него, конечно, не сахар, но разносы он устраивает только по делу. А тебе-то что переживать? Ты же вроде и не под его начальством.

 – Так-то так, но хочется сохранить запасной вариант, если затея не выгорит.

 – Выше нос! – посоветовала я земной пони. – Кто же начинает дело с мыслями о поражении?

 – Осторожные пони, – пробормотала Реми.

 – Да не переживай! Хорошему химику в городе работа найдется, тем более сейчас. И вообще, больше веры в нашу удачу!

 – Я смотрю, ты загорелась проектом посильней, чем Йев’ени, – хмыкнул Бронз.

Тот улыбнулся.

 – Ну должен же кто-то нас мотивировать.

Очередь потихоньку продвигалась. Наконец мы миновали дубовые двери и очутились в вестибюль, в узком коридорчике из кованых прутьев. С небольшим окошком в решетке. У выхода из коридорчика скучали двое стражников в латах, еще один, уже без доспехов, дежурил за столиком за решеткой.

 – Предъявите удостоверение и просуньте сюда ногу, кобылка, – велел он дежурным тоном.

Я смерила его взглядом.

 – Если бы вы пропускали пони без своих глупостей – очередь была бы раза в четыре короче!

 – Уважаемая пони, таков порядок. Просуньте ногу в окошко, будьте добры, – без всякой злости приказал стражник.

Все еще негодуя, я подчинилась. Ощутила холодное прикосновение мази. Пахнущее болотом вещество зашипело, разбежалось по моему меху зелеными искрами.

 – Проходите, – стражник вернул мне документы. – С какой целью на прием?

 – Регистрация предприятия.

 – Третий зал, отсюда налево.

Бронз и Реми прошли ту же процедуру стоически. А вот при виде Йев’ени стражник явно растерялся.

 – Вы… Вы на прием?

 – Совершенно верно. Мы совместно, – Йев’ени указал на меня взглядом.

 – Так, одну минутку. Я должен вызвать начальство.

 – Со мной такую штуку уже делали, – сообщил Йев’ени. – В КУДА. Кстати, а для чего это?

Пони, видимо, его не расслышал – как раз подхватил колокольчик и громко звякнул в него.

 – Сэр, подождите немного, и пропустите вперед следующих пони, – приказал он.

Я раздраженно топнула копытом.

 – Я могу гарантировать, что Йев’ени тот, за кого себя выдает! Зачем опять ждать?

 – Пони, у нас приказ, – успокаивающе проговорил один из одоспешенных стражников. – Мы не виноваты в задержках.

Я прижала уши, но возражать не стала. В конце концов, срывать злость на ни в чем не повинных стражниках – тоже не по-понячьи.

К счастью, в этот момент появился четвертый стражник, невысокий земнопони лет пятидесяти.

 – Что тут у тебя… Ага, ясно, – он склонился к столу подчиненного.

 – Вот справочник. Вот список видов, подпадающих под общее действие. Вот «человеки», на четвертой строчке. Делай стандартную проверку и пропускай.

 – Есть, сэр!

 – Спасибо, – Йев’ени коротко поклонился. Мазь заискрилась на его руке.

 Мы двинулись по дубовому лакированному паркету через широкий вестибюль, под большими панорамными картинами на тему истории Мэйнхэттена. Репродукции, конечно, но должна признать, качественные! Ратушу украшали копии Пленэр Лист, Гиртии О’Хуфф, Си Скетча… Кто знает, может, однажды там будет висеть и копия моей работы?

 Впрочем, раздражения эта мысль не сняла.

 – Говорят, – понизила я голос, – при Селестии любой пони всегда мог записаться на прием к мэру и лично изложить свое дело. А не как сейчас, маринуясь на входе, а потом перед кучей чиновников!

 – Ну слушай, – успокаивающе проговорил Бронз. – Этих ребят тоже можно понять. Мы в состоянии войны, как-никак.

Йев’ени резко обернулся.

 – Войны?!

 – О! – одновременно с ним заговорила Реми. – Смотрите, пони, кажется, нам сюда!

К счастью для нас, на сей раз ждать не понадобилось – у самого входа виднелось свободное место. Я с облегчением плюхнулась на стул – у меня затекли ноги от стояния в очередях. Бронз и Реми оккупировали соседние сиденья, изъяв одно из-за соседнего столика, Йев’ени остался стоять.

 – Чем могу вам помочь? – глаза чиновницы чуть расширились при виде человека, но больше она своего удивления не выдала.

 – Мы хотим зарегистрировать компанию, – сообщил Йев’ени.

 – Вы?

 – Я и мои друзья. Я имею официальное разрешение на проживание от КУДА, – Йев’ени продемонстрировал бланк.

 – Что ж, это разрешается, – неуверенно произнесла палевая земная пони со свитком бумаги на боках. – Так, давайте посмотрим… Вот бланк, заполните пока заявление.

Йев’ени с тоской посмотрел на перо и чернильницу. Я пришла на помощь и выхватила перо телекинезом.

 – Диктуй! – я знала, что он уже приспособился ими пользоваться, но почерк оставался так себе, с массой помарок, и писал человек не слишком быстро.

Вообще, у нас была мысль захватить с собой стиломех. Но в последний момент мы передумали. Похвастаться новинкой перед пони еще будет время. А в государственном учреждении могли не оценить нововведение и отказаться принять заполненные не по правилам бланки.

Пони зашуршала бумагами. Долго изучала чертеж стиломеха, выполненный Бронзом, несколько раз задавала уточняющие вопросы. Затем принялась сама что-то писать.

 – Вот запрос для инспекции, – она протянула листок Йев’ени. – С ним на второй этаж, они назначат время для посещения. Вот квитанция на оплату пошлины, касса в первом зале. Патентный отдел тоже на втором. Я так поняла, про разрешение от КУДА для торговли человеческими товарами вы в курсе?

Йев'ени улыбнулся.

 – Я знаю, где их офис. Можно сказать, я там частый гость.

 – Превосходно. С разрешением от инспектора и чеком об оплате явитесь сюда, и через два дня можете забирать ваше свидетельство, – она пробежала глазами по подписанному нами бланку, удовлетворенно кивнула и убрала его куда-то в одну из лежащих на столе папок.

Мы направились к лестнице. Йев’ени прокашлялся.

 – А что вы там говорили про состояние…

 – Старгейз права, бюрократии здесь явно прибавилось, – снова перебила его наш химик. – Зачем столько беготни по кабинетам, почему нельзя все сделать за один раз?

Йев’ени усмехнулся.

 – Принцип одного окна, как у нас это называли. У вас тут еще по-божески. Все конторы, кроме КУДА, под одной крышей, не надо кататься на другой конец города за каждой бумажкой.

За окном барабанил дождь. Струи воды били по деревьям и крышам, умывали булыжники и асфальт. В небесах над городом ворчал гром. Немногочисленные пони прятались под дождевиками и зонтиками.

Пегасы устраивали такой ливнепад нечасто – обычно пару раз в год, ранней весной и поздней осенью. Чтобы очистить дороги и тротуары, сначала – после Уборки Зимы, ну а второй раз – перед новой зимой. Клаудсдейл уже раскочегаривал снеголинии своей знаменитой фабрики, готовясь укрывать Эквестрию снежным одеялом. До зимнего сезона оставалась пара недель.

 – Так, вот сюда… аккуратней… Готово! – мы взгромоздили на подоконник вторую витрину, человек вручную, я – помогала в меру сил телекинезом. Пришлось повозиться с ней, чтобы она пролезла в межоконное пространство, а потом тщательно лакируя. Да и само черное дерево витрин обошлось в немалую сумму. Но Йев’ени настоял на расходах, заметив: «Если у нас и так непроходная точка – тем важнее визуальная заметность!».

Я открыла ящик со стиломехами. Мы за два дня ударной работы с перерывами на еду и сон успели изготовить штук пятьдесят.

Впрочем, когда этой работой будет заниматься четверо пони, а не двое (Йев’ени с работой в театре присоединялся лишь под конец дня, Реми отлучалась по личным делам, и основная часть легла на нас с Бронзом) – темп вырастет! По нашим прикидкам, для окупаемости его предстояло поднять хотя бы вдвое.

Стиломехи сверкали эмалью и лаком. Штук двадцать я раскрасила «под метку», взяв за образец свою, Реми и Бронза. Станут ли пони покупать стиломехи с чужими метками, конечно, вопрос! Но они были нужны в первую очередь не для продажи, а для привлечения внимания.

Остальные светились желтизной полированного дерева. Их мы просто отшлифовали, натерли масляным воском и тоже отлакировали, залепив отверстия и погрузив в лак, а потом оставив для просушки. Потом собрали, отвинтив латунные колпачки и вставив заряженные стержни.

Со склада доносились стук молотков и визг ножовки. Это обшивали стены ватой Бронз с племянником и Реми на подхвате. Шлифовальный станок, способный оглушить адским скрежетом, несмотря на изоляцию, мы оставили в мастерской, а вот несколько небольших – для выточки корпусов, проката трубочек и еще каких-то операций – решили поставить у себя. Тем более, по словам Бронза, у него и не было свободных площадей под все наше оборудование. Так что без шумоизоляции было никуда!

 – Кхе-кхе, – Стил Джир, бежевый земнопони с бурой гривой, высунулся из-за косяка. – Прошу прощения, мистер Комаров! Дядя просит помочь с вытяжкой, там нужны третьи копыта… Ой, извините, я хотел сказать «руки».

 – Одну секунду, – Йев’ени выпрямился, утирая пот. – Старгейз, разложишь сама по витринам? Думаю, лучше выложить именные в окна, а обычные – на прилавок.

 – А я думаю, вперемешку. Пусть пони видят сразу, что мы можем предложить!

 – Ну как скажешь, ты у нас художник, – согласился человек. Нырнул в заднюю дверь.

 – И кстати, Стил! Зови меня, пожалуйста, по имени! – донеслось до меня.

 – Хорошо, мистер Комаров… Ой.

Я закончила раскладывать стиломехи. Осмотрела витрины критическим взором.

Вроде неплохо. По крайней мере, проходи я мимо – мне бы точно захотелось узнать, что здесь продается!

Поднявшись на задние ноги, я водрузила на стены (Йев’ени заблаговременно вбил крючки) свои рисунки в рамках. Это были очень простенькие наброски, несколько элементарных силуэтов на бумажных листах – еловая ветвь, снежинка, цветок… Но важнее было то, что я рисовала их совершенно новым инструментом!

Ну вот. Осталось подвести воду ко второй раковине, в лаборатории, подключить станки, установить верстак для Реми, нарисовать и установить вывеску – и лавка будет готова к работе!

В дверь постучали.

Я вздрогнула.

 – Кто там?

Мы же вроде ждали визита инспектора только завтра!

Я метнулась к двери, распахивая ее.

 – Ох! – выдохнула мышастая земнопони средних лет с зеленой гривой. – Спасибо огромное! Такой ливень, а я совершенно забыла о предупреждении пегасов! Можно у вас посидеть с полчасика, пока они не отгонят тучи?

 – На здоровье, – я оглянулась. – Прошу прощения, только мы даже чаю предложить не сможем! Видите ли, у нас небольшой ремонт…

 – О, ничего, ничего!

Пони с любопытством огляделась. Отерла копыта о половик, встряхнулась – аккуратно, чтобы не обдать меня брызгами.

 – Вы открываете новую лавку?

Я кивнула.

 – Да. У нас тут будет небольшой магазинчик по продаже…

Пони уже не слушала, глядя за мой круп.

 – Приветствую, мисс или миссис… – Йев’ени сдержанно поклонился.

 – Э… и вы здравствуйте, мистер. Прошу прощения, но кто вы?!

Йев’ени вежливо улыбнулся.

 – Возможно, вы про мой вид уже слышали. Мы называемся «люди».

Кобылка дернула ушами.

 – Я… да, слышала.

 – Мы хотим продавать кое-что из предметов человеческого обихода, – торопливо вмешалась я, пока гостья не ляпнула что-нибудь неуместное. Указала копытом на витрину.

Пони робко на нее покосилась.

 – Это… это человеческие устройства? А что они делают?

 – А вот посмотрите, – Йев’ени вырвал из блокнота листок, взял с витрины один из стиломехов. Бегло написал несколько слов.

Пони перевела взгляд на листок. Уже с интересом.

 – Оно пишет? Это какая-то разновидность карандаша?

 – Скорее, пера! Вот взгляните, здесь, внутри, миниатюрная чернильница. А в кончике – механизм по подаче чернил. И в отличие от обычного пера, пока чернила не кончатся – эту штуку не нужно ни очинивать, ни окунать в чернила! А еще чернила из нее не могут пролиться, даже если держать ее вверх тормашками! – выпалила я.

 – Любопытно, – пробормотала пони. – Вы позволите?

 – Конечно, – Йев’ени протянул ей стиломех и листок.

Пони ухватила гладкую палочку копытокинезом, вывела на бумаге несколько букв. Вернее, попыталась.

 – Чуть сильнее нажим, – подсказал ей человек. За секунду до того, как я хотела сказать то же самое – я уже приноровилась к новому устройству.

Земнопони задумчиво изучила листок с ровными синими линиями букв.

 – Хм, – пробормотала она. – И сколько стоит такая штука?

 – Всего пятьдесят шесть бит за штуку! – выпалила я с уверенностью. Которой не чувствовала.

Кобылка вновь дернула ушами.

 – О… вы знаете, обычное перо стоит, как бы, куда дешевле…

 – Зато сколько в день вы тратите гусиных перьев? А стиломех прослужит вам не один год, и все, что нужно делать – это менять чернильницу внутри! А она и вовсе стоит какие-то двадцать бит, при том, что служит в сто раз дольше! А еще старую чернильницу можно перезарядить, и это обойдется всего в пять монет! – горячо возразила я.

 – М-м-м… Ну может, может… – кобылка открыла сумку. – Что ж, я, пожалуй, купила бы у вас одну штучку. Хочу удивить друзей человеческой вещью. Вы знаете, когда вы сказали «предметы человеческого обихода», я в первый момент подумала про какое-то страшное оружие.

Мы переглянулись.

 – Специально для вас, как первому клиенту, мы сделаем скидку до пятидесяти, – предложил Йев’ени. – А за дополнительные двадцать бит – сделаем для вас именной стиломех, с вашим именем, меткой и под цвет шерсти.

 – О, вот это было бы приятно, но у меня не хватит на это денег. Впрочем, я расскажу друзьям о вашей лавке, может, кому-то это и будет интересно, – пообещала пони.

 – Превосходно! – Йев’ени снова что-то написал на листке. – Вот наш адрес, кобылка.

Он убрал в собственный кошель десяток больших пятибиток. Протянул стиломех пони.

 – О, благодарю. Что же, я, наверное, не буду вас дальше утомлять. Дождь уже закончился, так что мне пора.

Действительно, за окном уже не хлестало, а чуть накрапывало. По тротуарам еще струилась вода, но в основном – стекавшая из водостоков.

 – Спасибо за визит в «Стиломехи Старгейз»! Будем рады видеть вас снова!

 – И вам спасибо, джентлькольт, – кобылка скрылась за дверью.

Я обернулась к Йев’ени. Тряхнула гривой.

 – «Стиломехи Старгейз»? Я думала, мы еще не придумали название!

Человек хмыкнул.

 – Ну, название должно иметь ритмику и созвучность. «Стиломехи Комаро» – звучит хуже. Кстати, с первой продажей нас!

 – А ведь точно! – я весело пихнула его плечом.

Появившийся из подсобки Бронз фыркнул.

 – Вообще-то, мы не имеем права на торговлю, пока не получили официальное разрешение.

Йев’ени пожал плечами.

 – Проведем по бухгалтерии, как продажу в день открытия. Это же не криминал?

Земнопони вздохнул.

 – Главное, не проговоритесь про это перед инспектором.

Такая вот дружбомагия

Все персонажи являются вымышленными. Совпадение с любыми реальными людьми, именами, фамилиями, никнеймами и биографическими подробностями является случайным.

Я пригубил кружку прохладного напитка. Вслушался в шипение пены, ощутил на языке терпкий яблочный вкус.

 – Говорят, – заметил Филипп, откинувшись на плетеную спинку стула, – этот сидр по сравнению с тем, что с той самой фермы – ослиная моча. Не знаю, приятель, как по мне – и этот хорош.

 – Той самой фермы? – переспросил я.

Мы сидели в небольшой уличной кафешке на Мидоу-стрит, неподалеку от театра. Хозяева и завсегдатаи кафе уже привыкли к нашему обществу, и на нас косились только прохожие. До заката солнца оставалось около часа.

Ветер был прохладным, несмотря на ясную погоду. Далеко на горизонте, над самыми крышами, громоздились тучи, но к городу не приближались, хотя бриз должен был гнать их в нашу сторону. Если иметь под рукой хороший бинокль – можно было увидеть мелькающие под облаками разноцветные точки. Погодная команда Мэйнхэттена творила очередное метеорологическое колдунство, не подпуская непогоду к городу.

Еще одно напоминание о том, что ты в чужом мире.

 – «Сладкое Яблочко», – произнес Майкл, третий участник компании. Вообще обамериканившегося то ли поляка, то ли словака звали как-то иначе, но Филипп упорно именовал приятеля Майклом, а я успел забыть, как он сам представился – то ли Михал, то ли Михаэль. Так что про себя величал его Майклом. Он работал грузчиком в мэйнхэттенском порту, был плечист, черноволос и немногословен. Ограничиваясь в разговоре вот такими короткими репликами. По-моему, наша троица представляла собой всю немногочисленную человеческую диаспору Мэйнхэттена.

 – Ах да, ты же не в курсе, – хлопнул себя по лбу Филипп. – Знаменитая яблочная ферма из сериала. Эпплы по-прежнему делают на ней свой фирменный сидр, но человеку его попробовать не светит ни при каких раскладах. Даже тем, кого выпустили из лагеря. Еще хорошо, если не получишь копытом по лбу.

Майкл лишь тяжело вздохнул.

 – Так, значит, ты уходишь? – сменил тему Филипп.

Я кивнул.

 – Хватит с меня Гранд Дрейпа. А ты сам как, не думаешь сваливать?

Филипп тряхнул шевелюрой.

 – Не, чувак. Я – человек искусства. Огни софитов, аплодисменты публики – вот ради чего стоит жить. Ради своего призвания можно потерпеть одного мудака из всей труппы.

По-моему, на нашу долю доставались в основном не аплодисменты, а мозоли от декораций и окрики от помрежа. Однако я смолчал. Если Филиппу нравится такая работа – кто я такой, чтобы его отговаривать?

Я вновь отпил сидр. Покосился в окошко, на спешащих по тротуару пони.

 – Эта ферма. Она в этом, как его, Понивилле?

Оба собутыльника кивнули.

 – Эпплджек конкретно так встала на дыбы после того случая с Флаттершай, – пробормотал Филипп. – Говорят, они с Биг Маком обещали, если увидят человека на своих полях, сперва лягать, а потом разговаривать.

 – А Твайлайт? – поинтересовался Майкл.

 – А то ты не в курсе. Твайлайт умыла копыта, чувак. Как и в прошлые разы.

Я обвел собеседников взглядом.

 – Ребята. А расскажите, что там происходит, в этом лагере.

Филипп помрачнел.

 – Там – хреново, парень. Там реально хреново.

Он тоже сделал глоток.

 – Знаешь, по первости оно так не было. Все такие броняши, дружбомагия и все дела, – он мрачно ухмыльнулся. – Эх, помню, в школе нас заставляли зубрить какую-то книжку, забыл, как называлась. Короче, там кодла малолеток попадает на необитаемый остров. И сперва все такие мальчики из хороших семей, не желаете ли кокосовых орехов, мистер Джек, ах, где же мисс гувернантка, чтобы подтереть мне зад. А потом – начали чморить слабаков, чистить друг другу репу, и через месяц – были первые трупы. Вот и там – то же самое. Кто-то кого-то пихнул в очереди к умывальнику, кто-то кому-то нахамил в столовке, кто-то не поделил девчонку… Это вообще отдельная жесть. По одной девчонке на полусотню парней, это звездец, сам понимаешь.

Он прервался на еще один глоток сидра.

 – Откровенное дерьмо поперло года два назад, когда грохнули того гитариста. Господи, как же его звали… То ли Нагиса, то ли Номура… Помнишь, щекастенький такой? Или тебя позже закинуло?

Майкл молча покачал головой.

 – Японец? – зачем-то переспросил я.

 – Да нет, просто анимешник. Они с Коди вроде как сцепились из-за бабы…

 – Из-за бабы? – удивленно протянул Майкл. – Коди вроде не по этой части.

 – Ну, может, из-за парня, черт знает. Я свечку не держал. Короче, он начал с Коди дерзко разговаривать, и тот ему вбил переносицу в мозг.

 – А пони? – пробормотал я.

 – А что пони? – Филипп криво усмехнулся. – У поней получалось вмешиваться, пока Армата с Саймоновым в русском бараке друг другу по ночам в ботинки ссали. А когда вылезло натуральное дерьмо…

Он понизил голос.

 – Свидетелей нет, а если бы и были – кому охота подставляться? Потом, что можно сделать с человеком, который уже в тюрьме? До плетей или карцера пони не додумались, да и не тот народ эти отморы, чтобы их пугаться. А превентивно запулить в Тартар всю кодлу у принцессы духу не хватило.

Последовал вполне профессиональный ОТВ.

 – Вот тогда Твайлайт и сломалась. Переложила руководство лагерем на Стоун Уолла, а за Лирой оставила научную часть. Ну а Стоун Уолл – ставленник Нейсея с понятно какими взглядами. Он решил, что раз Коди со своей бандой поддерживает хоть какой-то порядок в лагере, то пусть так и остается. С тех пор так и повелось – пони не лезут внутрь, пока дерьмо не выходит наружу. Вот такая вот дружбомагия, чувак.

Майкл кивнул. С не менее мрачным видом.

 – Я, как только началась эта херня, – продолжал Филипп, – сразу сообразил, чем пахнет. Подорвался и напросился на прием к принцессе, пока лавочку не прикрыли. Вертелся миногой, но убедил ее, что весь такой дружбомагичный и чуть ли ее дневник наизусть не цитирую. Да в принципе что? Написаны-то там правильные вещи. С понями оно даже работает.

 – Ты общался с принцессой?

 – Ну как общался? Сидел на лекциях. Да на них половина исекайнутых сидела, пока халява не кончилась. Вообще, Лире спасибо.

 – Лире? – все-таки Фил с Майклом порой забывали, что я-то не ориентируюсь во всех этих именах и названиях.

Филипп недоуменно на меня посмотрел.

 – Эквестрия вызывает Евгена, прием! Та пони, ты говорил, она сама тебя обследовала в КУДА! Биолого-лингвистическое ядро!

 – А-а-а, которая профессор Хартстрингс?

 – Она самая. Ну, звание ей Твайлайт дала honoris causa, но она реально много для нас сделала, чувак. Вон, Майки из тех, кто выбрался благодаря ей. Да и я сам тоже. Она лично наседала на Твайлайт и уверяла, что тщательно нас проверила. И мы не такие психи, как многие исекайнутые. Пока Стоун Уолл не просек лавочку и не пожаловался на нее Нейсею.

Я тряхнул головой. Снова покосился на тучи над горизонтом.

Скоро начнет холодать. Надо что-то придумать с зимней обувкой. Не ходить же в шлепанцах по зимним улицам?

 – Психи?

Оба моих собеседника переглянулись.

 – Психов было много, – Фил скривился, будто лимона отведал.

 – Знаешь, приятель. Вот представь какого-нибудь вегана-аутиста или шизофреника с ДЦП, у которого всей радости в жизни – вздрочнуть на дакимакуру с Луной. И вдруг его херакс – и запихивает сюда, в мечту всей жизни. А через две секунды – ему говорят, что он тут никто и место ему – за решеткой. Что с его крышей будет от таких кульбитов?

Майкл молча буравил взглядом собственные сплетенные в замок ладони.

 – Сбрендивших было много. Ну, если в процентах, то горстка, но, сам понимаешь… Кто-то, как Пятый, начинал орать «Понька!» и гоняться за кобылами. Кому-то в башку взбрело, что это очень яркий трип под колесами, и будет очень весело бегать с топором и пугать поней. Один парень выстроил самодельный алтарь Луны и каждый вечер жег на нем письма принцессе. Не обращая внимания, что сами пони смотрят на него, как на поехавшего.

 – И дальше – по цепочке. Исекайнутые творят дичь, пони от новых исекайнутых шарахаются за километр. Гвардейцы, не разбираясь, пакуют исекайнутых. Кто-то пытается бежать или отбиваться, случается дерьмо. В итоге… в итоге пришло к тому, к чему пришло, чувак. К тюрьме вместо Школы Дружбы.

Он сделал движение щеками, будто хотел плюнуть.

 – А к чему ты заинтересовался?

Я развел руками.

 – Ну, просто… Как-то странно. Я в этом мире уже несколько месяцев, и до сих пор не пробовал узнать лично, а как живут другие люди. Основная масса, я хочу сказать. Только по слухам и рассказам.

Филипп сузил глаза.

 – Але, приятель! Ты часом не собрался туда перебраться добровольно?

Майкл не произнес ни слова. Только энергично замотал головой, будто я и впрямь брякнул, что намерен переехать в так красочно расписанный концлагерь.

 – Нет. Нет, конечно, особенно после всех вещей, что ты рассказываешь… Просто мелькали мысли, что надо хотя бы самому понять, что там происходит. Рассказывают-то всякое, но вокруг мало кто его глазами видел.

 – Даже и не думай, – решительно произнес Филипп. – Нечего там делать. В последнее время там даже посещения под запретом. Я уж не говорю, что в Понивилле за эти годы на человека стали смотреть хуже, чем на древесного волка.

Осушил кружку.

 – Вот как-то так. Я оттуда сбежал почти два года как, и не жалею. Уж лучше таскать декорации за занавесом, чем шестерить у Коди с его подсосами. Единственный минус – с бабами напряг, но с ними и в лагере напряг, так-то.

Он сально усмехнулся.

 – И вообще, вопрос решаемый. Особенно если руки не отсохли.

Я с трудом сдержал смешок. Даже Майкл слегка улыбнулся.

Фил покосился в сторону официантки, разносившей кружки с сидром. Поймав его взгляд, та приблизилась к столику.

 – Еще сидра? – поинтересовалась она. Никак не реагируя на человеческую внешность, благо мы в кафешке уже примелькались.

 – Да, мисс, еще по кружечке, – кивнул Фил. Проводил кобылку задумчивым взглядом.

 – Вопрос решаемый, – повторил он. Перевел взгляд на меня.

 – А как у тебя с той кобылкой, которую ты приводил на представление?

Моя челюсть уехала куда-то вниз.

 – Чего?!

 – Ну, та единорожка, сине-зеленая такая. У вас с ней что-то срослось? А то если нет, я бы к ней с удовольствием подкатил, раз уж она по двуногим.

В ушах забухала кровь. Я сам не понял, как оказался на ногах. Просто вдруг в один момент осознал, что стою, а стул – валяется в метре от меня.

И я, подавшись вперед, нависаю над Филиппом.

 – Что. Ты. Сказал?!

 – Але! – тот отшатнулся. – Чувак, стой! Ты чего? Я же просто спросил! Я же не извращенец какой-нибудь вроде Пятого, нет так нет, сразу бы сказал, что у тебя с ней все схвачено!

Я ошеломленно затряс головой.

 – Как понять «все схвачено»?!

 – Ну, в этом самом смысле, – Фил все еще косился на меня с опаской. – Le grand l'amour toujours, и все такое.

Я отступил на шаг. Подобрал сиденье и, переводя дух, на него опустился.

 – Что за чушь ты городишь?

— Я думал, ты в курсе. Ну знаешь, когда мальчик любит девочку, или жеребчик – кобылку…

 – Да понял я, мать твою! Я не в том смысле! Она же пони!

Филипп осклабился.

 – И что? Процессу, знаешь ли, это не мешает. Главное – желание сторон, а дальше дело техники. И нужной пимпочки в нужную дудочку.

Раздалось вежливое пофыркивание. Обернувшись, я увидел пони с зажатым в зубах подносом с кружками, одной ногой она придерживала его за край.

 – Извините, – произнесла она, опустив поднос на стол. – У вас все в порядке, джентлькольты?

Я медленно кивнул.

 – Извините, кобылка. У нас с друзьями вышел небольшой спор. Все хорошо. Спасибо за сидр.

 – О, всегда пожалуйста, – официантка собрала пустые кружки и удалилась, все еще поглядывая на меня через плечо. Я перевел взгляд на Филиппа.

 – Ты несешь полную ахинею. Это же извращение какое-то.

Тот пожал плечами.

 – Что естественно и нравится двум – то не извращение.

 – Вот именно, что противоестественно!

 – Да? То есть у вас с ней ничего и никак?

 – Разумеется!

 – Ну и чего тогда ты на меня так вызверился?

И вот тут у меня не нашлось ответа.

Действительно, а чего я так отреагировал? Нет, это реально попахивает каким-то полным извратом не хуже зоофилии… Но если все добровольно и по взаимному согласию, тогда какое мне дело до чужих извращений?

Да нет. Просто Альятара – мой друг. И мне не нравится слушать, как о ней рассуждают… в таком ключе. Не нравится, и точка.

 – Ты несешь полную чушь, – твердо и убедительно произнес я.

Филипп уже улыбался в открытую.

 – Ладно-ладно, чувак, как скажешь, вопрос закрыт. Больше твою единорожку не обсуждаем, и твою личную жизнь – тоже.

 – Она не «моя», – процедил я, едва сдерживаясь.

 – Да как скажешь, приятель, – Фил прищелкнул языком. – Ладно, приударю за Стейдж. Глядишь, в один прекрасный день она обратит свое внимание на скромного рабочего сцены.

Я уже в достаточной степени овладел собой, чтобы выдавить ухмылку.

 – Боюсь, она на тебя смотрит, как на инопланетную обезьяну.

Тот пожал плечами.

 – Женское сердце переменчиво, как весенний ветер.

 – Так значит, ты собрался открыть лавку? – сменил тему Майкл.

Я кивнул.

 – Ну удачи в бизнесе, – проговорил Фил.

 – Спасибо, – честно говоря, до этого разговора у меня вертелась мыслишка позвать того в напарники. Второй человек за прилавком нам бы не помешал, подогревая интерес публики за счет экзотичной внешности. Но сейчас я отбросил эту идею напрочь.

Я допил залпом кружку и опустил на стол. Там же оставил четыре серебряных бита.

 – Ладно, мужики, я пойду. Дело не ждет.

 – Что ж, au revoir.

 – Всем всего. Как-нибудь еще соберемся.

Скрипнула дверь в лавку.

 – Привет! Готов тебя подменить.

 – Евгений! – Альятара тепло улыбнулась. – Да я пока и сама справляюсь. С утра был небольшой наплыв пони, а сейчас все разошлись.

 – Сколько штук продалось?

Единорожка замялась.

 – Три. И еще два пони заказали именной стиломех. Я зарисовала метки и масти, обещала, что все будет готово послезавтра.

 – Ну отлично. Тогда сейчас и займусь, потом уже подменю тебя.

Альятара покачала головой.

 – Извини, но у тебя не очень получается с прорисовкой. Только не сердись, но лучше их сделаю я.

 – Да какие обиды? – развел я руками. – Я и так знаю, что как художник ты в сто раз круче. Ты рисуй, а я потом отлакирую.

 – Или Реми, – единорожка кивнула. Протянула мне ключ от кассы и скрылась за дверью подсобки.

Я взгромоздился на стул, подложив пустой ящик под ножки – купленная на распродаже понячья мебель под габариты других видов была не очень рассчитана. Обвел взглядом ровные ряды авторучек на прилавке и на витринах.

Конечно, с такой окупаемостью мы даже кредит не отобьем. Три ручки за полдня – ни о чем (я не стал говорить этого Альятаре, но единорожка и без меня умела считать). Впрочем, сейчас рабочий день. Ближе к вечеру возвращающиеся с работы пони обязательно заглянут в лавку и вот тогда касса начнет наполняться.

Да в конце концов! Предприятие работает четвертый день, рано подбивать итоги и считать цыплят. Скоро слухи о нас разойдутся по городу…

Дверь открылась.

 – Добро пожаловать в «Стиломехи Старгейз», джентлькольт!

Серый земнопони с меткой в виде трех белых звезд уставился на меня.

 – Хм-м? Мистер, вы… минотавр?

 – Не совсем. Я – человек. Человеческие товары для пони Мэйнхэттена, лучший выбор и лучшие цены! – я постарался выдать свою самую обаятельную улыбку.

Пони задумчиво осматривался по сторонам.

 – Человеческие товары?

 – Да, мистер. Мы у себя, в мире людей, называем это устройство… – я вовремя поправил себя, – стиломехом. Взгляните, – я добыл из-под прилавка ручку и оставил на листе бумаги несколько красивых завитушек. – Это – автоматический стилус со встроенной чернильницей. Его не надо очинять или затачивать, или окунать в чернила, все, что вам нужно – это заменять стержень раз в неделю или около того! Представьте себе, как это удобно!

Пони с любопытством склонил голову.

 – Интересно, интересно. И сколько оно стоит?

 – Каких-то жалкие пятьдесят шесть бит, мистер! А за скромные двадцать бит сверху – мы перекрасим его под ваш окрас и напишем на нем ваше имя!

 – Сколько-сколько?!

 – Джентлькольт, – я добавил в голос чуток возмущенной гордости. – Только представьте себе, что вам не придется больше покупать перья с карандашами. Что вы физически не сможете поставить кляксу или размазать строку промокашкой. А вы когда-нибудь проливали чернильницу? Теперь вам не придется терять время и силы на то, чтобы оттереть чернила со стола и шерсти! Разве это не стоит своих денег?

 – Звучит разумно, – пони подхватил со стола демонстрационный стиломех и оставил несколько понячьих завитушек. Я мысленно внес в список дел цепочку, чтобы прикрепить образец к столу… потом сказал себе, что в пасторальном мире пони, хочется надеяться, не принято по мелочи наживаться на кражах в лавках. Ладно, не отвлекаемся, дожимаем клиента, пока тепленький…

 – Смотрите, – я выхватил стиломех у него из копыт. – Чтобы заменить чернильницу, отвинчиваем колпачок вот здесь. Все очень просто, достаточно достать старый стержень и вставить новый, – я закрутил колпачок. – Когда не пользуетесь стиломехом, надеваете второй колпачок вот сюда, чтобы чернила не пересыхали. Хотя даже если они пересохнут, вы можете расписать его парой движений!

 – Да, затейливая штука, – пробормотал задумчиво пони. – Так вы говорите, не нужно больше покупать перья? Что ж, не то чтобы это была такая уж проблема… Но ладно, возьму как сувенир, показать друзьям.

Я выдал еще одну фирменную улыбку.

 – Ваши друзья наверняка скажут, что вы держитесь на острие прогресса!

 – Да, прогресс в наше время несется вскачь, – согласился пони. – Все эти новомодные радиошоу и разумные из-за границ государства… Ладно, сколько вы сказали? Пятьдесят?

 – Пятьдесят шесть.

 – Камнями принимаете?

 – Разумеется. Только одну секунду, – я дернул за нить колокольчика.

В дверях показалась головка Альятары.

 – Евгений?

Я наклонился к ее ушку.

 – Помоги отсчитать сдачу.

Единорожка задумчиво осмотрела довольно крупный рубин.

 – Битов на восемьдесят, – проговорила она. – Вот ваши деньги, мистер. Обязательно приходите снова за сменными стержнями!

 – Это если буду активно пользоваться этой штукой, – с сомнением произнес пони. – Ладно, уважаемые, всего доброго.

Хвост сиганул сверху, утащил рубин в ящик кассы и, сжав стиломех обеими лапками, зачиркал по листочку бумаги. Протянул покупателю квитанцию.

Я поклонился, провожая взглядом исчезающий в дверном проеме хвост пони.

 – Четвертая продажа за день.

Альятара вздохнула.

 – Надо что-то с этим делать, – протянула она решительно. – И я знаю, что. Справишься один до вечера?

 – Да легко. На крайняк позову Стила или Реми. А ты куда?

 – Загляну в «Мир Мэйнхэттена». Во-первых, попробую договориться о скидке на рекламу.

 – А во-вторых, предложишь стиломехи?

 – В точку!

 – Ну, давай. Идея хорошая.

 – А то! Как думаешь, какую скидку предложить на первую партию?

Я поморщился. Какая, к свиньям понячьим, скидка? Мы и так взяли цену на грани окупаемости!

 – Бита три максимум, – наконец произнес я. – Это на обычные. На именные… Ну, там можно заложить десяток. И то, только на первую поставку.

Альятара тоже покривилась, но спорить не стала. Как я и говорил, считать она умела.

 – Тогда до вечера, – она ободряюще улыбнулась и скрылась за дверью.

Я проводил ее взглядом.

Мать моя женщина, надо было все-таки зарядить Филу по физиономии, чтобы не ляпал языком лишнего… Так, Женек, спокуха!

Не срывайся. Не стоит. Тем более из-за нескольких неосторожно брошенных слов.

К вечеру в лавке, как я и ожидал, стало понно. За дверью даже скопилась небольшая очередь. Правда, многие покупатели заходили в основном поглазеть на диковинные штуки на витринах.

Но я не сдавался, пускал в ход все природное и усвоенное обаяние, честно пытался «зеркалить» клиентов, как бы это не было трудно с четвероногой клиентурой и закрывать потребности. И иногда это даже работало. По крайней мере, хватало одного согласного на покупку пони, чтобы еще пара-тройка сомневающихся следовали его примеру. На отдельном листочке копились мои кривые наброски по заказам именных стиломехов – имя заказчика, окрас, набросок метки (запоздало я подумал, что Альятаре будет не слишком удобно разбирать мои каракули. Фотоаппарат, что ли, прикупить? Вроде я видел где-то лавку с ними, да и Альятара упоминала, что фотография в Эквестрии вполне известна…).

И к вечеру, когда на город упала ночь, и за окном разгорелись светлячковые и электрические фонари, в кассе гордо покоилась внушительная горсточка битов, полученная от продажи пятнадцати изделий. Еще восемь строчек ждали своей очереди в листе заказов.

В лавке стемнело, но я предпочел выключить верхний свет. Покупателей уже не ожидалось, а жечь электричество только ради удобства для глаз меня придушила жаба. Лишь мягко горела на столе светлячковая лампа, выхватывая из теней витрину и прилавок.

А я – восседал на стуле, привалившись к стене магазина. Чувствуя себя выжатым, как лимон.

Собственно, рубашка пропиталась потом так, что ее и впрямь можно было выжимать.

Ладно. Ничего. Привыкну.

Это только первый день в активном режиме.

Дальше станет полегче.

В дверь постучали.

 – И снова привет, – улыбнулся я единорожке.

 – Я думала, ты уже закрыл магазин, – озадаченно ответила та.

 – Решил передохнуть малость перед уходом. Стил с Реми уже по домам, – сообщил я. – Чем порадуешь?

Альятара расплылась в улыбке.

 – Контракт на первые пятьдесят штук у нас в кармане! И еще одну именную для Флэш Ньюс, начальницы репортерского отдела. А еще нам дадут десятипроцентную скидку на объявление!

 – Молодец! – я собрался с силами и отлепился от стенки. С кряхтением поднялся на ноги. – А у меня не так успешно. Пятнадцать обычных, восемь именных, считая вместе с твоими.

Альятара очень изящно пожала плечами.

 – Ну и отлично! Считая с теми, что мы продадим в редакцию, это даже больше, чем наша дневная норма!

Я покачал головой.

 – Спасибо за утешение, конечно, но контракт – это разовая сделка. Без ее учета нам надо продавать вдвое больше, чем сегодня, просто чтобы оставаться на плаву.

Альятара решительно обогнула прилавок. Поднялась на задние ноги, так, что ее огромные глаза оказались почти вровень с моими. Опустила копытца мне на плечи, удерживая равновесие.

 – Евгений, – произнесла она твердо. – У нас все получится.

Я улыбнулся в ответ.

 – Я знаю. Спасибо.

И вдруг понял, что ее мордочка слишком близко к моему лицу. И мы – стоим практически в обнимку.

И поспешно сделал крохотный шажок назад, высвобождаясь из объятий.

 – Ф-фух, – я картинно вытер пот со лба. По правде говоря, и притворяться-то особо не приходилось. – Да, хлопотное занятие, уже и ноги подкашиваются. Пойдем домой?

 – Конечно, – Альятара улыбнулась так ласково, что внутри у меня вспыхнуло в ответ на эту улыбку что-то теплое. Шагнула к двери. Я вдруг обратил внимание, как плавно она скользит среди отбрасываемых лампой теней… Как скользят под шерсткой мышцы, как ложится на спину синяя волна гривы…

 – Подожди минутку, лады? – попросил я пересохшим голосом.

 – Что такое… А, хочешь закрыть вход?

 – Ага, – я щелкнул запорами главного входа. Притушил лампу.

И решительно шагнул в крохотную комнатушку справа от входа в подсобку.

Повернул бронзовый вентиль – и решительно плеснул себе в лицо ледяной водой.

Окстись, Женек! Каких-то несколько месяцев без баб – и ты уже начинаешь как-то совсем неправильно смотреть на инопланетное создание! Как-то совершенно не по-дружески!

Это неправильно. Это извращение. Это противоестественно, даже если у кого-то в этом мире, как у Фила, от недотраха в достаточной степени зашли шарики за ролики…

И, похоже, не только у Фила.

Нет, нет. Это не я гребаный извращенец. Это просто так неудачно совпали натолкнувшие на дурные мысли слова Филиппа, долгое воздержание и чересчур тесная близость там, в лавке. Буквально на расстоянии руки, так, что стоило чуть наклонить голову…

Да б…дь!

Новая порция холодной воды в морду.

Слава всем богам, земным и местным, что Альятара, похоже, не заметила моей реакции.

Еще не хватало укрепить ее в мысли, что все люди – конченые маньяки-извращенцы.

 – Я бы тоже с удовольствием окунулась, – раздался мелодичный голос единорожки. – Но не хочу идти по улице с мокрой гривой. Подожду до дома.

 – Да… а я это, решил слегка освежиться после рабочего дня, – соврал я. – Ну что, двинулись?

 – Пойдем, – улыбнулась Альятара.