← Глава 3. Утраченная надежда Глава 5. Благословение полос →

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 4. Грешник

“Нервничаешь? Не смеши. Ты всего лишь встретишься с толпой пони, и все они будут следить за каждым твоим движением и безмолвно осуждать.”

“Каково это — оказаться в ловушке?”

Как и с одиночеством, полагаю, это то состояние, которое я не понимал полноценно, пока мне не показали его напрямую. В данном случае, я имею в виду мою неудачную попытку побега из Филлидельфии.

Оглядываясь назад, я могу сказать, что совершил буквально все возможные ошибки на свете, как например то, что я не позаботился о нормальной подготовке или просто не знал, что делать дальше, когда доберусь до самой Стены.

Я оказался в ловушке. Застрял на месте, где было необходимо понимание, насколько на самом деле ценна свобода, чтобы хотя бы надеяться на то, что мне хватит решимости для побега. Это был жестокий урок, выученный через собственную боль и кровь, и который я никогда не забуду. Тем не менее, мой разум поглощала мысль о разговоре с Протеже и его обещании свободы. Говорил ли он правду или нет было для меня загадкой. Лично я ни разу не слышал, чтобы хоть кто-то пережил два года ада и заработал свободу от Красного Глаза. А кто вообще мог? Два года походов в Министерский центр, восстановление Стойл и жестокие стычки под, над, вокруг и внутри самого радиоактивного кратера Филлидельфии? Не учитывая, конечно, любые случайные задания, которые могли получить рабы.

Я был в ловушке не только внутри стен города, но и в ловушке от прихотей своего нового хозяина. Того самого, который постоянно говорил о моей службе Эквестрии и подписавший меня на работу, что по сути является смертным приговором.

Может, я теперь и был физически дальше от Стены, но внутри чувствовал, как всё окружающее пространство с каждым шагом сжимает меня всё сильнее и сильнее. Сначала Яма, затем болезнь, а теперь ещё и большие трудности. На самом деле, я даже начал задумываться о том, что же убьёт меня раньше. Будет ли это какая-то хитрая система безопасности в бункере? Или может меня застрелит какой-нибудь житель Стойла за то, что я вторгся в его дом? Или лучевая болезнь вернётся с новой силой и поглотит меня?

А может Хозяин решит меня сломать?

Чейнлинк Шэйклс, хоть я сам никогда его так не называл, теперь контролировал мою жизнь. Ему досталась привилегия наблюдать за моей ежедневной деятельностью, и я не мог представить более худшего пони, который мог бы оказаться рядом со мной. При всём внешнем благоразумии и доброте к своим “работникам”, я всё равно чувствовал, что для отдачи всей жестокости Протеже использовал Хозяина.

Я стремился выбраться из ловушки бесконечных цепей, что обвили моё горло, тянули вниз и сковывали всю мою жизнь. Я преодолел свои страхи и бросился прямо к Стене, просто чтобы избежать той боли, что он сможет мне принести. И несмотря на новообретённые чувства и… ну, скажем, мужество, этого было мало, чтобы дать мне достаточное количество сил для терпением его рядом с собой. Он был моей полной противоположностью, моим истинным Хозяином. Живой символ рабства.

Все мои усилия, подсознательные и нет, служили только тому, чтобы сбежать от него. Вот, что двигало мной.

Вот, почему после неудачи, я почувствовал себя в ловушке. Сломленным.

Вот, почему я был напуган. Напуган тем, что он мог сделать со мной, с рабом, которого всегда жаждал. С тем, кто был рождён, чтобы подчиняться ему.

Я… Мне очень жаль… Я не хочу повторяться снова и снова, я… я просто…

Он сказал, что у него в корпусе есть рейдеры! Я знал наверняка, что они убьют пегаса!

Я чувствовал себя потерянным. Что ты делаешь, когда падаешь так сильно, что одна только мысль о том, чтобы подняться, вызывает ужас? Когда ты начинаешь злиться на себя за то, что ты такой, за собственный провал? Насколько же невыносима была эта неудача.

И так же сложно, как подняться вновь, было перестать винить себя.

Но ты должен был сделать это. Когда ты настолько глубоко в ловушке, у тебя просто нет другого выбора…

Вода ударила меня в лицо с такой силой, что мне показалось, будто меня лягнули.

Они использовали шланг, с казалось бы, бесконечным запасом воды, чтобы “помыть” меня. Вода под большим напором должна была сбить всю грязь. По крайней мере, так было задумано.

В реальности, это было похоже на пытку.

Оказавшись прижатым напором воды к стене старой душевой, я изо всех сил пытался дышать. Едва я открывал рот, он сразу же наполнялся водой. Если я стонал, они только смеялись, а я лишь трясся и падал от этого сильного потока, хлещущего моё тело, голову и ноги. Всё начало неметь от холодной воды и бесконечного давления. Размахивая копытами, я пытался подать им хоть какой-то сигнал. Я не мог… я не мог дышать!

Вода остановилась и с бульканьем утекла в сток, ведущий в подвал. Я предположил, что они использовали её несколько раз, если могли позволить себе потратить столько ресурса на одного раба…

— Вставай, Седьмой, — голос прогремел с неосвещённого места возле двери.

Я дрожал, будучи не в силах говорить. Только короткие и хриплые вздохи моего воспалённого горла выдавали ощущение нестерпимого холода. Я чувствовал себя опухшим, словно всё моё тело было одной больной гематомой. Повернув голову, я попытался взмолиться о пощаде. Но мои мучители оставались невидимыми для меня, скрываясь в темноте и затуманенном от головокружения зрении.

— Вставай, Седьмой!

Я откашлял воду и попытался снова начать дышать нормально. Моё тело дрожало, пока я изо всех сил старался поставить под себя хоть одну ногу. Мне не вернули ни мою одежду, ни мои вещи. Крылья безжизненно висели по бокам. От потока воды их сильно потрепало, и теперь повреждённые когда-то мышцы сильно болели. Я промок насквозь, а вода продолжала ручьями стекать с меня.

О, святые… святые Богини. Я даже не мог заплакать от боли… Как же холодно…

— Слишком медленно. Ещё раз.

Звук крана прозвучал из темноты за пределами бледно-голубого света в душевой, и поток воды снова ударил мне в лицо. Зуб снова начал шататься, а я чувствовал себя так, словно получил удар прикладом в лицо. Меня сбило с ног и отбросило потоком в угол душевой, где я ударился своим раненным боком и вывернутым крылом об замшелую плитку.

Я подумал, что если смогу прокричать им “Я чист!” или попросить прекратить это…

Но он был там в темноте, кричал команды. Он будет решать, когда это прекратится.

Яростно дрожа от холода, я зажмурил глаза и попытался закрыться от всего этого, пока вода заливала моё обессиленное тело. Я не мог… Мои колени болели от постоянных падений на плитку, зубы дрожали так сильно, что могли раскрошиться, но Хозяин не был идиотом. Перерывы, которые он делал, чтобы я поднялся на ноги были не для моего блага, нет. Они нужны были только для того, чтобы убедиться, что я ещё не потерял сознание и не пропущу всё то, что он приготовил для меня в своей больной интерпретации инструкций Протеже.

Хозяин полностью осознавал, что делает.

Поток остановился, остановилось и болезненное давление на мою спину, от которого остались ощущения свежих синяков и сжатых спазмом мышц. Сквозь стиснутые зубы, я тихо стонал, не в силах как-то иначе выразить свои чувства и то, что я больше не мог выдержать это. Даже отдалённо это не напоминало чистку…

— Вставай, Седьмой.

Седьмой. Прозвище для его новой игрушки. Как же он, должно быть, обрадовался, когда узнал, что у меня есть настоящий порядковый номер. Он мог полностью обесценить меня и относиться, как к обычной цифре в статистике.

Я водил копытами по плиткам, тихо скуля и пытаясь поджать их под себя… Может быть, если я буду достаточно быстрым, то смогу удовлетворить Хозяина. Может, тогда он прекратит…

— Слишком медленно. Ещё раз.

Я даже не успел подняться, как меня снова кувырком швырнуло в стену. Только моя маленькая предусмотрительность держаться вперёд головой к потоку спасла меня от сотрясения. Сила струи из темноты усилилась, обжигая моё лицо, наполняя рот и глотку, перекрывая мне дыхание…

Я запаниковал и попытался сдвинуться, но не имея возможности дышать, видеть и потеряв весь самоконтроль от ревущего звука воды в ушах, меня хватило только на бесполезное барахтанье. Я… я больше не чувствовал ноги…

— Вставай, Седьмой.

— П… прошу…

— Вставай, Седьмой!

— Х-холодно… н-не чувствую…

— Слишком медленно. Ещё раз.

Меня оставили сохнуть, стоя посреди тёмной комнаты прямо напротив камер, где я проснулся. Рабовладельцы сказали, что если я пошевелюсь или сяду, они снова отправят меня в душ на ещё одну “очистку”.

Чистота — это последнее, что я чувствовал. Всё тело болело, но никаких видимых следов того, как со мной обращался новый Хозяин, не осталось. Я практически чувствовал, как заболеваю и как обостряется мой собственный смертельный недуг. И в довершение к этому, я был один.

Я уже успел поверить, что никогда больше не буду одинок. Диджей бы никогда не оставил меня, до тех пор, пока со мной был мой ПипБак. Теперь этого прибора больше не было, а вместе с ним ушёл и успокаивающий голос надежды и правды. Я даже не видел стены комнаты из-за единственной тусклой оранжевой лампочки, что одновременно не давала достаточно света, и в то же время лишала моё зрение возможности приспособиться к темноте. Копыта дрожали и от холода, и от усталости, ведь я стоял на одном месте… Как долго? Часы? Или несколько мучительных минут?

Время не имело никакого значения в Филлидельфии. То, что могло показаться тремя днями, могло оказаться несколькими часами, благодаря красному смогу, вечному шуму работающих фабрик и сменам, которые не были привязаны к какому-либо расписанию. У меня отсутствовало восприятие времени даже снаружи. Насколько я знал, на самом деле, после Ямы прошёл всего один день, а не три. Здесь же, в камере, времени словно вообще не существовало.

И что хуже, камера была звуконепроницаемой. После целой жизни, прожитой с гиперчувствительным слухом, мёртвая тишина прерываемая только звуком капель, падающих с моего мокрого тела, ощущалась так, словно меня забросили на луну на тысячу лет.

Но, по крайней мере, у меня было время подумать.

Я хотел уйти. Теперь, это уже никогда не изменится. Хозяин может делать мне больно, ломать меня, может даже превратить в своего послушного слугу, я никогда не лишусь собственных фантазий. Своей мечты — однажды вкусить свободу, которой Протеже так дразнил меня, своих надежд — сбежать из этой адской дыры. И я не хотел тратить два года, теряя самого себя, чтобы добиться этого… Я хотел на свободу прямо сейчас.

Ну, или, по крайней мере, в ближайшем будущем. Это звучало хорошо… Сейчас я слишком слаб…

…слишком напуган.

Я всё ещё дрожал. Может, я и хотел уйти, но вся смелость и решимость, что были у меня всего пару часов назад… исчезли. Неудача сломала что-то. Может, мою уверенность? Дух? Я не мог точно ответить. Всё, что я знал, это то, что если я попытаюсь снова, то могу дрогнуть. Раздирающая боль от раны, оставленной пулей Раджини, заставляла дрожать и бояться каждый раз, когда я снова представлял себя смелым. Я пытался убедить себя, что это всё из-за холодной воды, но внутри я понимал, что так проявлялся тот самый страх. Страх за мою жизнь… и перед ним. Что он сделает дальше? Клеймит меня? Отрежет крылья?

У меня намокли глаза. Я не мог даже моргнуть, боясь, что меня обвинят в том, что я двинулся. А что он сделает, если я дёрнусь хоть на шаг?

Дверь открылась.

— Ты учишься, Седьмой. Хорошо… хорошо.

Хозяин шагнул внутрь, протискиваясь через дверной проём. Даже так, кожаные и стальные сегменты его пластинчатой брони царапали дверную раму с обеих сторон. Я встретился с ним взглядом, когда он оказался внутри комнаты и опустился ко мне. Я уже встречался с безумными рабовладельцами, но за то мгновение, что я смотрел в его глаза, я не увидел ничего, кроме чистой, концентрированной ненависти.

— Теперь, мы поиграем в маленькую игру. Понимаешь, о чём я, Седьмой?

Его голос действительно звучал игривым, почти капризным, несмотря на обычную грубость. Я мельком взглянул на эти гнилые зубы, которые являли из себя его улыбку. Эта улыбка… Она словно обещала, что он воплотит все свои самые садистские мечты в реальность, если я не подчинюсь. Я старался не смотреть на его кьютимарку. Бесконечная цепь… Я не хотел пускать в свою голову мысль о том, что мне предстоит провести всю жизнь под его властью.

— Суть игры следующая: я пытаюсь угадать факт о тебе, — говорил он, обходя меня по кругу, — посмотрим, как много я смогу угадать, просто взглянув на тебя, а? Кивни, если я прав и ответь, если я ошибся.

Я не видел его позади себя и боялся повернуть голову. Но чувствовал его присутствие сзади, он мог сделать, что угодно. У него были ножи, электрошоковая дубинка, хлысты…

— Для начала, тебя зовут… Седьмой, правильно?

— Мёрки Се… А-А-А-А-А-АХ!

Кожаный хлыст обрушился мне на спину. Удары Хлыста просто ничто по сравнению с этим! Я закричал так громко, как только мог, а мои ноги сами подкосились от силы удара. Я тут же начал рыдать, чувствуя себя так, словно он рассёк мне спину до мяса.

— Неправильно, глупый жеребёнок! Твоё имя — это Номер Семь!

Я почувствовал, как он наклонился ко мне, чтобы прокричать это прямо в ухо. Затем он отвернулся, убрав кнут и понизив голос, мгновенно вернувшись к тому небрежному и игривому тону, который был раньше, словно ничего и не случилось. Плача, я поднялся на дрожащих ногах.

— Значит, тебя зовут Седьмой. Раз так…

Хозяин обошёл меня спереди, наклонился, оказавшись своими губами совсем рядом с моими и заглядывая в глаза. Вонь едва не заставила меня избавиться от содержимого желудка.

— Раз так, то у тебя есть семья?

Я кивнул.

— Анклав?

— Н-нет…

Он влепил мне пощёчину с такой силой, что я отшатнулся почти на метр в сторону. Великая Луна… Да у него копыто размером почти с мою голову!

— Нет… что?

— Нет, Хозяин!

— Уже лучше. Значит, пойдём дальше…

Он снова пошёл вокруг меня, после чего остановился. Мне пришлось изо всех сил напрячься, чтобы не закричать от обиды, когда я почувствовал, как его копыто прошлось по кьютимарке на моём левом боку. Прикосновение его потрескавшегося копыта вызвало волну мурашек по спине. Это… так неправильно. Я хотел отстраниться… но не мог.

— Кьютимарка с кандалами, мне нравится. Уже готов поймать тебя, если ты когда-нибудь попробуешь сбежать. Рождён рабом, да?

После долгих трёх секунд, я всё же набрался смелости и кивнул, быстро и нервно. Всхлип сорвался с моих губ, когда я почувствовал, как он постучал по концам моих кандалов, служивших мне пожизненным напоминанием о рабстве.

— Так что случилось, раб? Ублюдок кого-то из заоблачных ублюдков?

Я не мог пошевелиться, я просто зажмурился и дрожал. Я хотел, чтобы он ушёл… просто ушёл…

— Нет? Ну тогда… — он снова встал передо мной, — что у нас получается? Ты неожиданность, Номер Семь? Седьмой по счёту? Твою мамочку отымели рейдеры, да? И что ты об этом думаешь, а? Сынок поехавшего каннибала.

Я громко заскулил, качая головой, но только, чтобы после этого вновь оказаться на полу после очередного мучительного удара по лицу. Я попытался свернуться в клубок, но его копыто снова ударило мне по лицу, заставляя корчиться от страха и боли.

— Я велел говорить мне, если я ошибся, раб!

Его голос был таким же громким, как и усиленный магией голос Слит! Маленькое помещение только усиливало звук, так что даже без криков этот земнопони причинял мне физическую боль своим голосом. Задыхаясь, я закричал:

— Я думаю… Я думаю, мой отец был рабовладельцем!

— О, да? И где это было, возле Разбитого Копыта? Знаешь, я когда-то ходил туда по приказу Красного Глаза. Взял парочку рабынь к себе в комнату, чтобы скоротать время… А что если это был я, а?

Моя кровь застыла в венах. Даже, когда он снова занёс копыто для удара, я просто лежал там, широко открыв глаза.

— Так или иначе, ты просто жалкий червяк, Номер Семь. Если б какой-то рабовладелец не залез ей под хвост, то твоя мать никогда бы не захотела рожать такого, как ты! Ты рождён рабом, будешь жить рабом и умрёшь рабом! Но ты мне нравишься, Седьмой… Знаешь почему?

Я не шевелился. Просто смотрел вверх на него. Жеребец грубо провёл копытом по моему телу, пока наконец не остановился на крыле.

— Пегас. Настоящий пегас прямо передо мной, и я могу делать с ним всё, что захочу.

Я попытался отстраниться и спрятать крылья. Как будто бы это имело хоть какое-то значение. Я даже не мог ясно мыслить, у него была полная власть надо мной.

— Крылатые ублюдки такие же, как ты, убили много моих партнёров. Ряженые анклавовцы на разведке или одинокие дашиты, которые считают себя самыми крутыми на Пустошах. И у меня всё никак не получалось достать хоть одного из вас в свои копыта… до этого момента. Я был рожден, для этого, понимаешь? За всю жизнь у меня ни разу не было даже просто пегаса-раба, не говоря уже о том, чтоб этот раб был словно самой судьбой мне предназначен.

Я не смог промолчать.

— Я не знаю никого из них! Я даже не могу летать! Я… я не сделал ниче…

— МОЛЧАТЬ, РАБ!

Его копыта врезалось прямо мне в бок, выбивая весь воздух из лёгких и сминая крылья. Резкая боль в рёбрах обожгла едва заросшую плоть вокруг свежевылеченной раны от пули. Приложив все усилия, чтобы просто снова начать дышать, мне не осталось ничего другого, кроме как его слушать.

— Я годы ждал такого пони, как ты, Седьмой. Ох, я люблю всех рабов, даже тех, кто сопротивляется… тех, кто пытается переиграть меня. И их все ждёт провал. Но ты, ох, ты просто идеален…

Гигант замер, с мерзкой ухмылкой он склонился ко мне всей своей тушей. Его голос приобрёл тон настоящего хищника и садиста.

— Как же я хочу, чтобы этот момент не заканчивался. Я хотел, чтобы ты стал моим, но Протеже добрался до тебя раньше. Понимаешь… сейчас мы пойдём в Молл, как он и приказал. Какая жалость, что у меня не было времени пообщаться с тобой подольше, пока ты не попал “под защиту” к этому мелкому выскочке. Хотя, не думай, что ты в безопасности, я всё ещё твой надсмотрщик. Можешь считать это небольшой “пробой” того, какой была бы твоя жизнь со мной, если бы ты не достался ему, раб. Может я и не могу сделать с тобой, что угодно, но…

Он замолк и поднялся, бормоча себе под нос:

— Хм… а кто сказал, что у нас не может случиться небольшой… несчастный случай по дороге, пока мы всё ещё вместе, а? В конце концов, я уверен, что Протеже сказал отправить тебя вместе с рейдерами…

Я закричал и взмолился, бросившись вперёд, к его копытам.

— НЕТ! — завопил я, мотая головой. — Они… они не просто убьют пегаса! Я слышал о них! Они ненавидят… ненавидят пегасов! Они винят их всех…

В его глазах появилась та же ненависть от одного только факта, что я родился с крыльями.

— Потому, что вас всех есть за что винить, пернатая тварь. В кандалы его! Такие же, как на твоей маленькой кьютимарке, да? Разве тебе это не нравится? Это твоё предназначение.

По его приказу, двое единорогов подошли и сковали мои ноги цепью, которая затрудняла любое движение. А ещё они нацепили мне на шею тяжёлый ржавый ошейник. Хозяин прикрепил цепь к своей броне.

— Пошли, маленький Мёрки, — ворковал он, — время встретится с ёбнутыми придурками, которые появились, благодаря твоим сородичам. Не думаю, что ты переживёшь встречу с ними, но даже если они решат не убивать тебя, не переживай. Я уверен, что они устроят такое шоу, что даже мне будет не скучно.

— Но.. но я не… я же…

Гиганту было всё равно. Вместо того, чтобы слушать, он просто силком вытащил меня из камеры. Только выйдя из тёмноты в светлое помещение, я обнаружил, что на мне не осталось ни единой раны или синяка. Несмотря на все муки во время моей подготовки под руководством Хозяина, не осталось ни единого доказательства его насилия. Он, по своему, был больным гением.

Всего за десять минут он почти сломал меня. Я уже слышал на задворках сознания знакомый голос раба, требующего, чтобы я просто ему подчинился в надежде, что он будет относиться ко мне так же, как к другим. Но я знал, что этому не бывать.

Больше всего, меня пугала одна вещь.

Безумный ужас овладел мной, когда я задумался о том, что было бы, не попытайся я сбежать и оставшись на милость Хозяину. То, что случилось сейчас, было лишь маленькой долей того, что могло бы быть.

Что если бы не было Протеже? Что если бы у этого монстра была возможность оставить меня здесь и… и делать всё, что он пожелает? Одно только воспоминание о том, как он касается моей кьютимарки, едва не вызвало у меня рвоту. Я не мог перестать повторять эту сцену в голове, словно сама мысль была настолько отвратительной, что полностью взяла контроль над воображением. Я боролся, пытался думать о своих убеждениях. Побег… побег в мир. В некотором смысле, думая о своём провале, я чувствовал крошечное, но утешение. Мысль о том, что моя неудача положительно повлияла на жизнь, позволила попасть под власть Протеже, успокаивала.

Однако, пока я плёлся позади Хозяина… моего Хозяина… это не сильно помогало, учитывая то, что я шёл прямо к, как он выразился, “несчастному случаю”.

К рейдерам.

Мне хотелось просто заплакать, но смелости, чтобы сделать это перед Хозяином мне не хватило, из-за страха того, что он может со мной за это сделать.

Это правда, что за каждой парой крыльев на Пустошах есть своя история.

К сожалению, у высказывания есть и обратная сторона. В противовес каждой неповторимой истории того или иного пегаса, есть одна всеобъемлющая и определяющая, которая объединяет всех жителей поверхности. История, которая позволяет им винить пегасов в том, как сейчас выглядит Эквестрия. Моя мать рассказывала мне эту историю. Когда Эквестрия умирала, Клаудсдэйл, столица пегасов, был атакован первым и обратился в прах. Зная, что впереди будет ещё больше жар-бомб, ракет и мегазаклинаний, пегасы закрыли небо и спрятались от разрушений. Они оставили внизу Пустошь, бросили её на съедение огню и разорению, пока сами просто отвели взгляд в небо. За две сотни лет они так и не вернулись, чтобы кому-нибудь помочь. Если бы не редкие истории о тех единицах, что спустились с облаков, то никто бы даже не знал, что они всё ещё существуют.

Но тем из нас, кому не повезло родиться с генами далёких предков, до сих пор приходится нести ответственность и терпеть предвзятость за то, что оставили земнопони и единорогов умирать здесь одних. Хотим мы того или нет, но в наших крыльях они видят солнце и луну, которых их лишили. Они видят мёртвые поля, лишённые помощи погоды, неспособные дать хоть какой-то урожай. Они чувствуют гнев за то, чего лишились, в то время, как пегасы просто взяли и улетели от пламени в небеса.

Я не мог справиться с мыслью, что в какой-то степени это было аллюзией на мою жизнь. Я видел, как Обитательница Стойла улетает, оставляя эту адскую дыру и меня в ней позади, чтобы отправиться в лучшие места. Но я не ненавидел её за это… Скорее, даже наоборот. Каждый раз, когда я вспоминал её, то всё больше любил то, что она символизировала. Почему другие не могут делать так же? Разве пегасам обязательно быть такими самовлюблёнными? Может, всё это былой какой-то ошибкой, которую исказили двести лет пересказов истории?

Едва меня вытащили наружу, все пони вокруг решили высказаться против моих мыслей.

Это была долгая пробежка до Молла, и я уверен, что Хозяин специально сделал её дольше. Отказав мне хоть в какой-то одежде, рабовладелец выставил мои крылья на общее обозрение. Рабы бросали работу, а стражники даже не наказывали их за это, ведь они сами останавливались и глазели. Замешательство сменилось неверием, которое быстро переросло в гнев. Совсем скоро мне пришлось уворачиваться от летящих в меня банок и камней. Стражникам приходилось удерживать рабов… И не только рабов, но и своих товарищей!

Если на Пустоши к пегасам испытывали недоверие, то рабы, у которых не было никого ниже по социальной лестнице, испытывали настоящее отвращение.

Я бежал так быстро, как мог. Поначалу, я пытался просто игнорировать всё это. Просто закрыть глаза и следовать на поводке за Хозяином, словно приз напоказ.

— Ёбаный пегас!

— И чего это ты просто не улетишь, а?!

Банка прилетела мне в бок, заставив подскочить не столько от боли, сколько от неожиданности. Открыв глаза, я увидел, как рабы целыми группами подбегают к обочине дороги и кричат оскорбления в мой адрес. Не все рабы так делали, многие оставались позади, а некоторые даже с грустью смотрели на меня, пока фанатики выражали своё мнение.

Но этого было достаточно… Все эти крики, угрозы и напоминания о давно минувшем прошлом, всего этого хватило, чтобы Хозяин вызвал прикрытие грифонов с неба взмахом копыта.

— Видишь, Мёрк?

Меня снова трясло, но на этот раз определённо от ужаса. Я видел, как какой-то единорог попытался подобраться ближе, чтобы швырнуть в меня кирпич. Грифоны отогнали его прочь, сверкнув когтями и прицелившись из своих высоко-мощных винтовок. Вокруг было много знакомых лиц. Нус и Лимон кричали и бросали в меня всё, что могли. Какой-то синий земнопони с красной гривой воспользовался верёвкой, чтобы попасть в меня с большего расстояния. Обломок кирпича ударился в мой бок, и я вскрикнул. Я попытался бежать, но Хозяин натянул поводок, держа меня рядом с собой во время этого показа. Он только разогревал толпу, крича им о том, что ведёт пегаса, который пытался сбежать, оставив их всех здесь, как это давным-давно сделали другие пегасы.

— Тебе нет места во внешнем мире. Они не хотят, чтобы твой вид жил на Пустошах. Лучше уж здесь, а?

Грифону пришлось уворачиваться от куска арматуры, который кто-то запульнул в меня телекинезом. Заметив резкое движение, я сам едва успел увернуться и из-за этого запутался в сковывающих меня цепях.

Шум становился невыносимым. Я слышал, как какая-то кобыла кричала “дашит” и твердила о том, что он убил её семью, а её саму продал сюда.

Я видел Хлыста. Он смотрел на меня холодным и полным гнева взглядом, который был у него обычно перед ударом.

Другие же требовали, чтобы я вернулся обратно на облака и перестал издеваться над ними. Кто-то умолял забрать их с собой, чтобы искупить вину моих сородичей. Я же мог едва перебирать ногами, двигаясь вперёд.

— Мне… мне жаль, я не могу…

— Мы знаем, что ты заодно с рабовладельцами и торгуешь такими, как мы! Так делают все пегасы.

— Но… я не…

— Отправьте его в Яму! Я хочу посмотреть, как там раздавят пегаса!

— Я… я…

— УБЕЙТЕ ЕГО!

— Смотрите, он плачет! Готов поспорить, что Шэйклс его ведёт на казнь! Так тебе и надо, предатель!

— Предатель!

— Эгоистичный ублюдок!

Я шатался из стороны в сторону, но всё равно не мог сбежать, будучи прикованным цепью к Хозяину. Я пытался держаться подальше от множества рабов, кричащих мне угрозы и оскорбления. Что-то во мне сломалось прямо перед ними. Я отвечал им, пытался убедить. Я хотел достать свой дневник и показать им рисунок своей матери, чтобы доказать, что я один из них! Я кричал про кьютимарку. Разве она не доказательство того, что я просто обычный раб? Я… я даже говорил им, что мои крылья не поднимут меня в воздух.

Но они не слушали. Они не хотели слушать.

Мы прошли мимо тележки Сути Морасса. Он сухо рассмеялся от того, что меня злило его высокомерное снисхождение, когда он потянулся с повозки, чтобы погладить меня по голове. Судя по всему, у него даже было несколько рабов, чтобы таскать эту телегу с товарами.

Хозяин провёл меня по улицам через жилые и промышленные районы. По дороге от старой тюрьмы, мы прошли мимо молотилки. Пересекли город по главным разбитым дорогам мимо множества фабрик. Рабы, которых я знал, смеялись надо мной и говорили, что “всегда знали”, что я какой-то странный. На моих глазах Викед Слит загнала раба-земнопони, повалила его на землю магией и приставила свой изогнутый клинок к горлу. Она кричала на него за то, что он работает недостаточно усердно.

Моё шествие привлекло её внимание, и она даже забыла про жеребца, бросив его и подойдя к своим подчинённым стражникам. Её взгляд упал на мои крылья, затем на цепи, а потом на Хозяина. Я попытался ускориться, но жеребец откинул меня назад мощным пинком в грудь. Уже будучи на земле, он продолжил тащить меня за собой, и я видел этот взгляд, который Викед Слит бросила на Хозяина.

Я ожидал, что она скажет что-то. Ожидал, что она будет кричать.

Она просто… усмехнулась. Кобыла несколько раз указала на меня кончиком своего кинжала, а затем магией поднесла его к своему горлу и сделала однозначный жест. Я сглотнул, чувствуя, как мурашки побежали по спине, когда я наконец понял его смысл. Кобыла сначала захихикала, а впоследствии заржала во всю глотку. Меня преследовал её злой визг, пока тот, чьими методами она поистине восхищалась и уважала, тащил меня прочь от её фабрики. Даже когда она повернулась и начала пинать рабов и стражников, чтобы те вернулись к работе, она продолжала смеяться, остановившись только тогда, когда заметила, что пойманный ею жеребец сбежал. Ставший уже знакомым яростный вопль и цокот копыт были последним, что я услышал, когда она исчезла из виду.

Несмотря на унижения от того, что меня демонстрировали всей Филлидельфии, как беглеца-неудачника и пегаса в одном лице… я нашёл утешение в том, что эта кобыла всё ещё не знала, кто украл её очки.

Казалось, что все пони, которые когда-либо давали мне работу, теперь смотрели на меня. Сердце сжалось из-за потоков ненависти от всех, как рабов, так и стражников. Хозяин спланировал всё это… Он, должно быть, знал, как это на меня повлияет…

Но когда он тащил меня мимо очередной кузни, наполненной рабами, даже он не мог предположить, сколько горя мне это причинит.

Среди всех рабов, прибежавших к дороге, чтобы взглянуть на редкого пегаса, я заметил, как кто-то проталкивается вперёд из толпы. Пони пропустили… и она вышла вперёд. Кобыла убрала свою кучерявую оранжевую гриву с глаз и увидела, как меня ведут, закованного в цепи.

Не было иного способа, которым Хозяин мог сделать мне больнее, чем в тот момент, когда я увидел, как все светлые надежды и оптимизм исчезают с её лица. Я отпрянул назад, пытаясь не заплакать от того, что по её собственным щекам потекли слёзы. Она последовала за нами, пытаясь изо всех сил не отставать, несмотря на толпу. Я видел её умоляющий взгляд, и по одним движениям губ мог понять, что она говорит.

— Мне так жаль, Мёрки…

Я чувствовал, как у меня начинают слезиться глаза. Нет! Я… я не буду плакать… Не сейчас! Не тогда, когда она меня видит. Я должен быть сильным, ради себя… Ради неё. Я не хотел, чтобы в последний раз она запомнила меня, как жалкого и сломленного пони. Я практически слышал, как Диджей у меня в голове говорит мне быть сильным, говорит мне подняться и продолжать борьбу. Я вспомнил, как Шестой сказал мне в Яме, что нельзя давать им получать удовольствие. Я выпрямился, что вызвало заинтересованный взгляд у Хозяина, и мы ускорились.

Кобыла перешла на галоп, чтобы поспеть за нами, двигаясь через толпу, пока в какой-то момент цепь на её ноге не натянулась, и она больше не могла следовать дальше.

Я набрался смелости. Я знал, что мне нельзя допустить того, чтобы это сломило её дух, даже если я провалился. Я пытался придумать, что ей крикнуть…

— Шевелись, раб!

Но почувствовал мощный рывок, сдвинувший меня с места.

Первой крикнула она.

— У него есть имя!

Хозяин остановился. Он повернулся.

Кобыла выпрямилась, как смогла. Пони вокруг неё отошли в сторону, а затем и вовсе разбежались от неё, увидев, как Хозяин опустил голову и начал медленно шагать в её сторону. Моё сердце застыло, когда я увидел, что он вытащил зубами один из ножей. Я покачал головой кобыле, желая крикнуть ей, чтобы она отступила.

— Осмелишься повторить это, раб?

Голос Хозяина был сухим, он продолжал ухмыляться, держа своими уродливыми зубами нож и одновременно рывком дёргая мой поводок, отчего я упал. Он поставил копыто мне на спину, чтобы я не мог даже сдвинуться с места. Его новая домашняя зверушка, как раз под копыто.

— У него есть имя.

Всё вокруг погрузилось в тишину. Хотелось бы мне хоть немного двинуться, чтобы в случае чего закрыть её собой от удара. Я не сомневался, что меня в любом случае убьют, но лучше умереть, спасая её. Но нет, его копыто крепко держало меня на земле, заставляя только тихо хныкать от огромного веса. Кобыла перевела взгляд с меня на Хозяина, посмотрев ему прямо в глаза. Он заржал.

— Скажи мне, маленькая кобылка, как его зовут?

— Мёрки.

— Ах… так ты знаешь его, да?

О, нет… нет-нет-нет…

— Знаю, что он не просто обычная шестерёнка в вашем механизме! Он заслуживает свободы больше, чем кто-либо другой из нас всех, после того, через что он прошёл! Вы же знаете, что он рождён рабом, знаете, что он смертельно болен! Он не принесёт никакой пользы Красному Глазу, будучи рабом. Почему бы вам его просто не отпустить?

— Хорошо… отлично…

Хозяин отвернулся от неё, позволив мне встать. Я почувствовал, как она потянулась ко мне и предложила свою шею и плечи, чтобы помочь подняться. Хотел бы я просто остаться рядом с ней. Забыть про предложение Протеже. Мне просто хотелось быть рядом с кем-то хорошим. Это всё, что мне было нужно. Просто хороший пони. Я услышал, как она шепчет мне на ухо.

— Мне очень жаль, что у тебя не получилось, Мёрки. — её голос звучал успокаивающе. Кобылу явно расстроило, что я облажался и всё ещё был в городе. — Прошу, продержись ещё немного. Мой жеребец и я… мы попытаемся помочь тебе, если сможем, когда снова будем вместе. Шэйклс… он будет растягивать удовольствие. Мне очень… очень жаль, но прошу… не сдавайся. Впереди обязательно будет светлое будущее. Ты наберёшься смелости, Мёрки. Мы придём за тобой. Мы придём.

Эти слова… как и в прошлый раз, были наполнены надеждой и успокаивающей решительностью. Я хотел было ответить, но не смел повысить голос, а слух у неё был не таким чутким, как мой. Мягко коснувшись меня своей головой, всего на миг, но я тотчас почувствовал утешение в такой заботливой близости с другой пони. Момент блаженства продлившийся ровно до того мгновения, когда кобыла отстранилась и повернулась обратно к Хозяину. Он злобно ухмылялся, высоко подняв голову.

— Хех, ну разве это не мило?

— Он всю жизнь провёл в рабстве. Разве такого обращения он заслуживает?

Огромный земнопони отвернулся от маленькой единорожки, и я подумал, что он озадачился этим вопросом. Но, без предупреждения, он развернулся на месте быстрее, чем можно было подумать.

— Именно!

Его удар был подобен выстрелу. Он был настолько мощным, что кобылу отбросило на несколько метров прочь. С грохотом она врезалась в трёх рабов, сбив их с ног и перевернув деревянную стойку для инструментов. Схватившись за бок и всхлипнув от боли, ей удалось поднять взгляд на Хозяина, который спрятал свой нож обратно за пояс, видимо решив его не использовать.

— Я прощу твою наглость, маленькая кобылка, — небрежно произнёс он. — Просто потому, что он явно для тебя что-то значит. И тебе будет приятно узнать, что сегодня у него назначена встреча с рейдерами. Будешь валяться, тереть свои треснувшие рёбра, представляя все те вещи, что они с ним сделают… далеко, там, где ты не сможешь вежливо попросить их перестать. Ну? Как тебе такое?

Я попытался подбежать к ней, но Хозяин наступил на цепь, остановив её прежде, чем мне удалось хоть немного приблизиться. Кобыла, казалось, не могла перевести дыхание, не могла говорить. Я увидел, как несколько пони подбежали к ней, помогая подняться. По крайней мере, у неё были какие-то товарищи.

— Возможно, когда я с ним закончу, мне стоит прийти и за тобой. Не думаю, что он продержится долго, в концe-то концов… хехехе…

Взгляд, которым провожала меня кобыла, когда Хозяин уводил меня прочь, породил во мне новую ненависть к моему захватчику и надзирателю. Он… Не знаю… поплатится? А что я могу сделать?

Единственное, что я мог сделать в тот момент, это попытаться всем своим видом убедить её не волноваться, стараясь не заплакать, когда снова оставлял её. Я пытался идти так ровно и гордо, как только мог, несмотря на возобновившиеся насмешки и угрозы от рабов. Обернувшись всего раз, я произнёс ей, что всё будет хорошо.

Кобыла грустно кивнула в ответ и на мгновение приложила копыто к сердцу.

А затем, меня грубо затянули за угол, и она исчезла вновь.

Молл…

К моему облегчению, наконец-то толпы пони закончились. Уши гудели от всех тех слов и криков ненависти, причиной которых были просто два лишних отростка на моём теле. Мы прибыли на место. Молл, “рабочий лагерь” Протеже, возвышался позади стоянки фургонов, словно павший гигант. Огромный торговый центр старой Филлидельфии выглядел так, будто почти не пострадал, в сравнении с другими зданиями, из-за своего размера. Хоть в нём и было несколько этажей, около пятнадцати метров в высоту, крыша не выглядывала из-за окружавших его фабрик и леса из труб.

Многоугольники различного размера покрывали его основную часть, формируя своеобразные треугольники, а поддерживающие всю эту конструкцию железные леса придавали зданию вид гигантского угловатого цветка, направленного к солнцу. Большой стеклянный купол был центром этого цветка, а разные части здания расходились в стороны, словно его лепестки. Несмотря на уродливые многочисленные импровизированные и самодельные мосты, ведущие на крыши соседних зданий и заводов, я полагаю, что с высоты птичьего полёта конструкция выглядела невероятно красиво. Я попытался вспомнить, как выглядели цветы, которые мать показывала мне в книгах...

Передо мной предстал главный вход. Перекрытый колючей проволокой и баррикадами, он выпирал из здания треугольником и охранялся множеством стражников. Я не мог прочитать название, но из двух слов, которые когда-то висели на здании, теперь осталось только одно, которое, как я полагаю, и читалось так, как я слышал “Молл”.

Я почувствовал, как передняя нога Хозяина опустилась на меня, словно приобнимая. От него воняло потом, грязью и… тем, о чём я не хотел думать. Другим копытом он взял меня за подбородок, не позволяя отвести взгляда от здания.

— Красиво, да?

Я согласился. Это просто произведение строительного искусства и было ужасно видеть его после взрыва мегазаклинания, влияния двухсот лет и многочисленных перестроек. Но, как бы сильно художник внутри меня не желал задержаться и рассмотреть все мелкие детали, едва ли я в тот момент думал о здании. Я чувствовал, как броня Хозяина касается меня… Святые Богини, я чувствовал тепло его тела. Он был слишком близко. Мне не нравилось подобное нарушение личного пространства. Я собрал каждую каплю терпения и страха, чтобы не начать дёргаться, вырываясь из его объятий.

Всё стало ещё хуже, когда я ощутил, как он наклонился, оказавшись совсем рядом с моим ухом. Я чувствовал его горячее влажное дыхание кончиками своих чутких ушей…

— Дом для рабов, у которых нет ничего, кроме желания убивать других. Теперь это и твой дом. Протеже может и говорит, что это всё ради блага, но я знаю правду, раб… Я знаю, что сюда приходят те пони, кто слишком боится вести такую жизнь и дальше, и просто хочет уйти. А ещё те, кто не знает ничего, кроме насилия. Четыре стены и несколько этажей, заполненных рабами, которые слишком отчаянны, жестоки и потеряны, чтобы идти куда-то ещё. Думаешь, ты выживешь среди них? Думаешь, тебе хватит стойкости, чтобы не поддаться соблазну прыгнуть с крыши?

Закрыв глаза, я осторожно покачал головой. Мне не хотелось рисковать тем, чтоб моё ухо коснулось его рта. В какой-то момент, я запаниковал из-за того, что мне показалось, будто он каким-то образом узнал о… о… о моей секундной слабости на диспетчерской вышке. О чём я вообще думал? Но… разве это настолько плохо в сравнении с тем, что моё выживание привело меня сюда?

С облегчением, я почувствовал, как он отстранился и приковал меня цепью к своей броне, после чего шагнул вперёд.

— Хорошо… Потому что тебе её не хватит. О, и кстати…

Лицо жеребца стало убийственно серьёзным, а копытоять его огромного ножа подчёркивала на моей щеке каждое его слово.

— Если тебе хватит ума намекнуть Протеже о нашем совместном времяпрепровождении, обещаю… я нанесу “визит” этой кобыле гораздо быстрее, чем ты можешь себе представить. А рабы в Филли пропадают часто… хехе…

Цепь потянула меня вперёд прежде, чем я успел встать. Я воспротивился, за что сразу же получил строгий взгляд от огромного земнопони. Он только что угрожал единственной кобыле, которую я хотел защитить. От удивления он перестал тянуть, и я смог подняться самостоятельно. Я был трусом… В этом нет никаких сомнений, ведь я начну молить о пощаде, как только мы окажемся внутри.

Но пока я бежал рядом с ним по собственной воле, без тянущей цепи, я хотел показать ему, что несмотря на все те части меня, что он сломал… Во мне всё ещё осталась одна важная часть. Он не сломал связь с ней, моё желание найти в её примере утешение и силу, чтобы противостоять ему.

Рейдеры.

Бич Пустошей.

Бандиты были плохими. Они контролировали целые районы, нападали на других пони, убивали торговцев, воровали товары и в целом усложняли и без того тяжёлую жизнь. Стремясь расшириться и стать сильнее, они показательно наказывали тех, кто перешёл им дорогу и мешал захватывать всё больше контроля над областями цивилизованных пони.

Но рейдеры…

Они были за гранью здравого смысла. Дикие, жестокие и ведомые одним лишь желанием разрушать жизни тех, кто встречается на их пути. И это только ради того, чтобы дожить до следующего дня и повторить всё ещё раз. Они не знали жалости, никаких сомнений, на которые можно было бы надавить, они без колебаний забирали то, что хотели… Однажды я был частью каравана на который напала небольшая группа по пути от одного рабского лагеря до другого. Стражники сражались с ними, но плата за это была чудовищной. Не дожидаясь окончания битвы, рейдеры добрались до напарницы моего хозяина и вспороли ей живот только для того, чтобы засунуть в неё гранату и взорвать.

Они были живым символом абсолютной свободы, направленной в неправильное русло. Их больные фантазии могли быть реализованы, благодаря беззаконию Пустоши, где они могли вести себя так, как не могли ни в каком нормальном обществе.

И теперь, я встречусь с ними.

Хозяин провёл меня по коридорам Молла прежде, чем привести в главный зал. Я много раз был на фабриках и знаком с помещениями, подобным пещерам, но стеклянный купол вместо крыши и множество изогнутых поверхностей, созданных, чтобы радовать глаз, меня поразили. Время беспощадно, и теперь их во многих местах сменила грубая имитация из фанеры, листов металлолома и проволоки, которая представляла из себя сторожевые посты, окружившие торговую зону.

Планировка впечатляла. Гигантский балкон без перил лежал перед Хозяином, а сразу за ним был шестиметровый обрыв в пространство, окружённое толстыми стенами из металлолома. Внешний край состоял из двух этажей с магазинами, к которым можно было добраться по лестницам с дальней стороны зала. Магазины вдоль стены были специально перестроены так, чтобы представлять из себя камеры с решёткой для содержания рабов небольшими группами. Прямо сейчас все они были открыты, и рабы могли позволить себе спокойно гулять по залу, в центре которого был чудом уцелевший старый фонтан, наполненный тёмной водой. Это была настоящая торговая площадь, открытая и длинная, ныне превращённая в тюрьму.

Я попытался разглядеть, каким же раньше был этот зал, но гладкая плитка и камень настолько износились временем, что мысленно, я решил остановиться на “если зажмуриться и напрячь воображение, то, возможно, кремовым”. На всех стенах висели старые потрёпанные знамёна с шестью кобылами разных цветов, по две от каждой расы. Я узнал жёлто-розовую пегаску с постера и моей утерянной седельной сумки. Она утешающе и честно улыбалась, глядя на всех с любовью. А ещё была…

”О нет… прошу, нет!”

Она тоже была здесь. Пинки! Знамя с ней развевалось на ветру так, словно она пыталась взглянуть на меня с него. Мне пришлось побороть внутреннее желание послать её куда подальше, чтобы она наконец оставила меня в покое. Пони, как всегда, выглядела безумной и висела вниз головой даже на собственном флаге. Надпись на нём оставалась для меня загадкой. Вероятно, там была очередная реклама грёбаной Фермы Развлечений…

Я почувствовал облегчение, когда магия расстегнула мои кандалы и ошейник, убрав их в сторону. Вздрогнув, я застонал, когда уставшие мышцы отреагировали на освобождение. Помощники Хозяина убежали прочь в нестройный ряд рабовладельцев, которые, если честно, выглядели, как уменьшенные и менее внушительные копии Хозяина. Без сомнения, его личные подчинённые.

Жеребец коротко поговорил с ними, сообщив о каком-то “веселье”, которое должно остаться “сюрпризом”. Уверен, что это просто сигнал о том, чтобы Протеже не узнал о происходящем. На мгновение я задумался о том, что бы подумала Пинки про такой вид развлечений… Она ведь постоянно говорила о нём в записях на Ферме.

Развеваясь на ветру, знамя с ней развернулось от меня в другую сторону.

— Рейдеры Молла!

Голос Хозяина отозвался эхом в огромном зале. В нём, должно быть, была почти сотня рабов, учитывая количество магазинов-камер.

— Выйдите наружу! Выйдите, чтобы я мог посмотреть на ваши грязные морды!

Внизу поднялся шум. Я услышал ругань и чьи-то разговоры, а затем появились они.

Сначала медленно. Поднимаясь с нижнего этажа по одному или парами. Затем целыми группами. И наконец весь второй этаж заполнился ими.

Да их были десятки! Я насчитал, как минимум тридцать, а моё сердце начало бешено колотиться. Однако, оказывается я не был особо сильно напряжён до того момента, когда на самом деле взглянул на них.

Ужасные… грязные… жалкие. Облезлые шкуры, покрытые шрамами и отвратительными украшениями. У некоторых из плоти торчали осколки железа, у некоторых — кости. Я молился, чтобы они принадлежали не пони, но всё указывало именно на это. Крашенные и заплетённые гривы падали сальными прядями на морды, которые выражали искреннюю ненависть к Пустоши. Они выглядели такими дикими, что их едва ли можно было назвать разумными. Рабы рычали и выли на тех, кто посмел высунуться и взглянуть в их сторону. Я увидел, как двое из них, случайно столкнувшись, тут же начали жестокую драку.

Даже те из них, кто казался адекватнее, с отвращением облизывались и злобно смотрели на того, кто отвлёк их от отдыха… или того, чем они занимались. Местами на полу были лужи крови, указывающие на предыдущие стычки и потасовки. Я видел пони, которые не были рейдерами. Они съёжились по углам и, вероятно, были живы только благодаря присутствию стражников. Их было больше, чем рейдеров, однако, они явно жили в страхе перед ними. Несмотря на это, они выглядели невредимыми. Однако, пегасов среди них не было…

Многие рейдеры носили куски брони или просто какие-то лохмотья. У некоторых были маски или бинты поверх морды. Сбившись в одну толпу, они стали гораздо громче, словно подпитывая друг друга энергией ненависти и напряжения.

— Рейдеры!

Хозяин обратился к ним, получив в ответ только выкрики и оскорбления, вызвавшие у него улыбку.

— Вы проявили великую ярость во время последней вылазки в Стойло! У жителей не было никаких шансов перед вашим безумным штурмом!

Толпа ответила хором криков и визгов. Некоторые замахали трофеями… У одного из них трофеем было ожерелье из ушей. Внезапно, мои огромные и некрасивые уши начали казаться мне более привлекательными и похожими на чей-то потенциальный приз…

— И за это!

Они начали затихать.

— Я принёс вам подарок! На потеху!

Их топот и вой вернулись и только усилились, когда они увидели моё перепуганное лицо. Тридцать рейдеров уставились на меня со страстным желанием, от которого я весь сжался, что лишь заставило их жутко рассмеяться. Я слышал, как они предлагают мне спуститься и стать “ещё одной” игрушкой.

Выяснилось, что я не первый.

Хозяин поднял копыто. Он явно контролировал их таким образом. В обмен на столь аморальные награды он получал могущественную рабочую силу из жестоких рейдеров, готовых вырезать всё живое на своём пути.

— И это пегас!

Оглушительный рёв, вой, топот и ругань наполнили весь зал. Я задрожал и почувствовал, как магия одного из единорогов Хозяина толкает меня ближе к краю балкона. Теперь рейдеры видели меня полностью. Внезапно, я почувствовал себя очень уязвимым…

Словно диктор, держа меня одним копытом на месте, Хозяин разогревал и дразнил толпу.

— Вы хотите его?

— ДА!

— ВЫ хотите его!?

— ДА!

— Так возьмите!

Я быстро повернулся лицом к Хозяину, упав на колени и прижавшись головой к его ногам. Я уже даже не замечал своих привычных слёз. Я… я просто не мог попасть туда. Мысли обо всём, что они могут сделать со мной…

— Прошу, Хозяин, умоляю! Я сделаю... сделаю, что угодно!

Он взглянул на меня сверху вниз с самой злобной ухмылкой.

— Правда, Седьмой?

— ДА! — прокричал я. — ЧТО УГОДНО!

— Ну… с этим есть одна проблема.

Я отстранился назад, качая головой.

— Нет… пожалуйста…

— Я уже пообещал им награду, Седьмой. Ха! НАСЛАЖДАЙТЕСЬ!

Он развернулся и пнул меня задними ногами, отправив в полёт прямо с балкона. Вспышка боли сменилась странным спокойствием и ужасом, который овладел мной в тот миг, когда я оказался в воздухе.

На мгновение мне захотелось просто открыть крылья и улететь прочь от всего этого. Я попытался… но они просто не двигались. Вместо этого, мне пришлось крепко обхватить себя копытами и молиться, чтобы падение стало для меня смертельным. В этот странный и долгий момент, я просил Богинь… чтобы… чтобы всё произошло быстро.

Они отвернулись от меня. Я упал в фонтан. У меня даже не было времени вскрикнуть от боли, когда я, оказавшись в удивительно глубокой воде, почувствовал сильный удар плечом о мраморную стену. Все звуки затихли после громкого хлопка об поверхность, который на время лишил меня чувств. Плечо пронзила боль, и я захотел закричать, но рот тут же наполнила отвратительная грязная вода. Оказавшись в тёмной глубине, я понял, что даже не понимаю с какой стороны верх!

И… я понял, что не умею плавать…

Не то, чтоб мне это было нужно. Множество копыт потянулось в мою сторону. Я почувствовал, как меня кусают, хватают и с огромной силой вытягивают вверх. Тишина закончилась в тот момент, когда моя голова оказалась над водой, и я жадно начал хватать воздух и кричать, увидев десятки безумных рейдеров, взявших меня со всех сторон.

Я молил их. Они только смеялись.

Вытащив из фонтана, они бросили меня на пол повреждённым плечом вниз. Моя нога почему-то болталась. Я её вывихнул!

Множество пони, покрытых шрамами, тянули меня и дрались между собой, кусая и пиная друг друга. Несмотря на мои попытки сопротивляться, они подняли меня на ноги и начали толкать между собой ради удовольствия. Попытки защитить плечо оказались бессмысленными, потому что они делали это снова и снова, а выпавшая из сустава нога тошнотворно ёрзала под плотью. Один из них укусил моё ухо и тут же был отброшен толпой в сторону. Я почувствовал, как они бьют копытами по моим крыльям. Магия единорога подняла меня в воздух, но другие рейдеры тут же схватили и потянули обратно к земле, не давая ему забрать меня.

Мир вокруг меня закружился. Все эти толчки с разных сторон, запах крови и грязи, галдёж толпы, спор, которой был единственной причиной, почему я всё ещё жив.

Долго это не продлится. Какой-то крупный земнопони поднырнул, схватил зубами одно из моих крыльев и потащил за собой. Вырубив одного из рейдеров пинком, он вытащил меня на открытую площадку рядом с фонтаном, пока остальные толпились, сражаясь за свою награду.

— Я взял его! Я взял его! Я решаю, что с ним делать! Так что отвалите нахуй, ублюдки!

Он прижал меня копытами к полу. Я слышал, как остальные рейдеры перестали спорить между собой, и каждый начал кричать ему о том, что хотел бы увидеть. Я услышал многое. Некоторые призывали бить моей головой о мраморный пол до тех пор, пока она не треснет. Другие же хотели вырвать мои зубы. Один кричал, чтобы мне сломали ноги, но часть рейдеров ответила ему, что это будет “скучно”.

Я же мог только хныкать и стонать, слыша наиболее популярный выбор.

— Оторви ему крылья!

Земнопони взревел и наступил мне копытом на голову, чтобы удержать на полу. Без каких-либо сомнений или издевательств, как это делали Нус или Лимон, он просто наклонился и, схватив зубами моё правое крыло, со всей силой потянул вверх.

Прежде, чем я зажмурился от боли, высоко на балконе я увидел Хозяина с его обычной ухмылкой…

Моё крыло растянулось. Недоразвитые мышцы и неправильно сросшиеся кости расправились в неестественном положении, в котором они не были ещё с тех пор, как я был жеребёнком. Затем, когда напряжение внезапно исчезло, крыло со шлепком вернулось к телу. Едва открыв глаза… я увидел перья во рту рейдера. Он выплюнул их, и толпа тут же начала драться за них. Я испытал отвращение и обиду от такой утраты, закричав про себя. Жеребец наклонился снова и теперь собирался закончить начатое, крепко стиснув крыло зубами у основания. С невероятно болезненным рывком, всё произошло снова. Боль была неописуемой. В глазах помутнело, я начал махать копытами, но рейдеры продолжали держать меня крепко прижатым к полу.

— Оторви! Оторви! Оторви!

Я почувствовал, как мышцы натянулись… Они… они не обращали внимания на мои мольбы.

— Оторви! Оторви! Оторви!

Я чувствовал, как часть моего тела вот-вот готова… ох богини… умоляю!

— Оторви! Оторви! Оторв…

Всё напряжение исчезло с одним щелчком, и моё тело столкнулось с полом. Время для меня застыло, я открыл глаза… и увидел кровь…

Обернулся…

Моё крыло…

Было невредимо.

Звук раздался откуда-то сверху и, подняв взгляд, прямо на моих глазах морда моего мучителя оказалась вмята в череп невероятно сильным ударом копыта.

Течение времени вернулось.

Как и Шестой.

Бросившись в галоп и одним прыжком перепрыгнув через фонтан, он со всей мощью врезался в толпу рейдеров, словно огромное красное пушечное ядро. Тот рейдер, что был надо мной, рухнул безжизненной грудой на пол, в то время, как огромный жеребец, под аккомпанемент хруста костей, помчался в противников. Сразу шесть рейдеров оказались буквально раздавлены его большим телом и копытами. Отброшенные в сторону, будто кегли, они катались по полу, держась за сломанные конечности и раздробленные рёбра.

Но остальные оказались не такими трусливыми, как стража в Яме. Они роились вокруг жеребца, пользуясь для контратаки своим численным преимуществом. Стиснув зубы, Шестой крутился на месте, брыкался и бил, пользуясь всей своей массой. Рейдеры падали на пол с ужасающими следами ударов на телах. Я увидел, как великан, схватив одного из них за жилетку зубами, бросил его с такой силой, что тот пролетел буквально несколько метров и врезался в двух других пони, которые пытались подобраться к нему сзади.

Разобравшись с основной толпой, Шестой перешёл к бою с отдельными противниками. Раздался глухой удар лоб в лоб и единорог, несмотря на наличие у него магии, просто рухнул на месте. Жеребец брыкнулся, и другой рейдер с огромной скоростью врезался в решётку, которая закрывала вход.

Решётка погнулась.

Трое рейдеров воспользовались моментом и, подбежав к нему сзади и с боков, набросились на него. Жеребец зарычал, когда тот пони, что оказался у него на спине, укусил его за шею. Шестой поднялся на дыбы и просто упал на спину. Рейдер закричал, осознав, что не успеет слезть, и оказался просто раздавленным огромным весом. Двое других отступили и стали бросаться в земнопони камнями с помощью магии, заставляя того прикрыть лицо копытом и резко броситься на них. Поражённые скоростью такого большого пони, они оказались пойманы и изуродованы, когда жеребец схватил их головы передними копытами и с силой ударил их друг об друга. Звук был невероятный, словно столкнулись два камня.

Оставшаяся часть группы, ну, чуть больше половины рейдеров, столпилась вокруг.

Шестой взревел и встал между мной и ними.

Сверху прозвучал выстрел. Я застонал, адреналин затих, боль начала возвращаться, и я, наконец, смог оторваться от созерцания этого огромного жеребца за работой. Сверху Хозяин швырнул винтовку обратно одному из своих подчинённых.

— Довольно! Я дал вам награду на всех, а вы вместо того, чтоб делиться, дерётесь, как жеребята за игрушку! Возвращайтесь в свои сраные клетки, пока не поубивали друг друга, придурки!

Рейдеры начали возмущаться. Они уставились на Шестого, рыча и топая. Он ответил им ровно тем же, и его топот заглушил их всех.

— Я сказал ХВАТИТ!

Пони начали расходиться по одному так же, как и пришли, но уходили они с яростным разочарованием в их налитых кровью и пожелтевших глазах. На полу вокруг нас остались лежать десятки рейдеров, которые не могли уйти самостоятельно. Некоторые вообще были без сознания. У меня возникло неприятное чувство, что тот, который держал меня на полу, был убит мгновенно.

Постепенно они убрали их всех, кроме того, что всё ещё лежал на мне. Шестой молча смотрел на них и лишь фыркал, когда они подходили слишком близко. Лишившись возможности подраться, рейдеры могли лишь бросаться оскорблениями.

— Ну и оставь его себе!

— И чё ты хочешь? Завести маленькую семью, а?

— Ты не сможешь прятать нашу награду вечно, предатель!

— Подожди чуть-чуть и ты получишь своё, ублюдок!

Шестой не отвечал. Когда все рейдеры ушли, он посмотрел наверх.

Передо мной оказались двое самых больших, сильных и страшных пони из всех, кого я когда-либо видел. Даже со стороны, не зная о них практически ничего, я чувствовал напряжение и жажду насилия между ними. Фыркнув, Хозяин ушёл с балкона. Его веселье было испорчено.

Не сказав ни слова, Шестой повернулся и взглянул прямо на меня. В воздухе повисла тишина и, несмотря на уход Хозяина, я не чувствовал себя в безопасности. А как иначе, если гигантский пони, вступивший в схватку с целой бандой рейдеров в одиночку и вышедший из неё победителем, теперь шёл на меня. Будучи обездвиженным на полу, от возможных перспектив мне становилось ещё хуже. Пугающие племенные татуировки на его шкуре перемешались с множеством шрамов от пулевых и резаных ран, и всего прочего, что покрывало его невообразимо огромное тело. Я не мог не взглянуть на небольшой кусок болтающейся плоти, оставшейся от его левого уха. Эти странные, налитые кровью глаза смотрели на меня сверху вниз, как будто что-то обдумывая.

Жеребец снял мёртвого рейдера с моей спины и швырнул его в сторону, а затем наклонился ко мне. Я закрыл глаза и громко пискнул от страха, когда он приблизился…

И положил меня к себе на спину. Со стоном от боли в плече, несмотря на страх и недоверие, я оказался на нём. Жеребец повернулся и порысил обратно к одному из открытых магазинов тем же путём, что пришёл.

Я был голый… лишённый всего, что для себя добыл. Я так сильно хотел вернуть свой дневник, чтобы снова посмотреть на успокаивающие рисунки. Непреодолимое желание вновь услышать голос по радио сжимало сердце. Чувство вины за то, что я потерял единственное послание Сандиала в будущее, пробирало, несмотря на полубессознательное состояние от сильнейшей боли и адреналина.

И вновь удача бросила мне маленькую кость, чтобы спасти меня в последний момент. Но все предыдущие разы были кратковременной передышкой, так почему с этим земнопони ситуация должна быть другой? Он однажды уже бросил меня, почему вернулся сейчас? Почему он вообще здесь?

Почему-то я не чувствовал радость, которую должен был испытывать. Я просто хотел вернуть свои вещи и забраться в уютный свинарник, чтобы придумать новый план побега… который на этот раз должен сработать, но теперь уже совместно с кобылой и её жеребцом.

Великан положил меня на грубую лежанку из нескольких слоёв промокшего картона внутри магазина. Это движение причинило мне достаточно боли, чтоб я открыл глаза и завизжал от ужаса, прижавшись спиной к стене. Визг только усилился, когда от подобной активности моя вывихнутая нога сдвинулась с места под кожей. Я больше не смел пошевелиться, уставившись широко открытыми глазами на гиганта, чья фигура почти полностью перекрывала свет, проникающий в магазин через дверь. Жеребец отклонился назад, я замер от вида его грубого и уродливого лица. Он смотрел на меня ещё несколько секунд, а затем поднялся снова.

— Н-не бей меня… мне очень жаль, правда!

— Почему?

Я сжался, пытаясь защитить голову, хоть в этом и было мало смысла. Почему он не должен трогать меня? Я проигнорировал его помощь прежде, а теперь был законной наградой.

— Я прирожденный раб… Я могу помочь тебе. Ты можешь взять мою еду! Я присмотрю за твоими вещами! Просто пожалуйста, не делай мне больно.

Я почувствовал, как у меня перехватывает дыхание.

— Все меня ненавидят и хотят моей смерти просто из-за этих двух отростков на спине. Прошу, Шестой, пожалуйста…

Он наклонил голову набок, а в красных глазах отразилось заметное недоумение. Будучи освещённым только со спины, его мрачный вид говорил мне о неминуемом насилии. Даже я мог понять, что его глаза видели слишком много крови и смерти. Только сейчас мне представилась возможность рассмотреть его получше, и я заметил, что он гораздо старше, чем я думал. Поначалу он казался мне просто взрослым, но его лицо выглядело таким же уставшим, как у жеребца, что давно пережил свой расцвет сил. Может пятьдесят? Или больше? Спрашивать я не собирался.

Я попытался вспомнить тот момент, когда он извинялся, говорил, что я не заслуживаю смерти. Надеюсь, что он всё ещё так думает… или же теперь для него “награда” была важнее?

— Шестой? — пробасил своим грубым голосом жеребец, повторяя мои слова.

Ну конечно… Я так привык думать, что это его имя. Выпалил не подумав.

— Моё имя, — продолжил он, медленно растягивая слова, — не Шестой. И я не собираюсь вредить тебе, пегас.

Я смотрел на него в шоке. Надежда и восторг начали зарождаться внутри, но я быстро подавил их напоминанием о том, что ничего, что я делал в жизни, ещё не закончилось хорошо… так почему в этот раз должно было быть по-другому?

— Тогда как тебя зовут? — тихо спросил я, осторожно ступая на этот тонкий лёд.

Он ответил не сразу, вместо этого отвернувшись в сторону и закрыв глаза. Мне показалось или это была грусть?

— Брим.

Я моргнул, глядя, как его рот медленно произносит один единственный слог. Он замолчал, а затем продолжил.

— Бримстоун Блитц.

— Мёрки Номер Семь. Рад… э.. познакомиться. Спасибо, что спас меня, то есть… Я… я просто…

Я попытался подняться на ноги, чтобы затем встать на колени в знак благодарности. Так я обращался с каждым хозяином, когда они кормили меня; для меня это единственный способ выразить почтение. Но в момент, когда я пошевелился, острая боль пронзила моё плечо, заставив вздрогнуть и снова упасть. Тяжело дыша сквозь стиснутые зубы, я тёр свою поврежденную ногу копытом.

— Лежи.

Бримстоун Блитц сел рядом со мной. Это нисколько не уменьшило нашу разницу в росте. Он потянулся своими огромными копытами и взял мою ногу с удивительной осторожностью.

— Где болит?

Я дрожал от страха, но его угрожающий вид и преимущество в размере просто не позволяло мне воспротивиться.

— М-моё плечо… пожалуйста, не…

Я почувствовал, как его копыто начало гладить область плеча. Снаружи проходящие мимо рейдеры хихикали, слыша мои жалкие визги и всхлипы, пока жеребец гладил сустав.

— Ноо, просто небольшой вывих.

Я ахнул. Просто?

Бримстоун осмотрел плечо, а затем медленно кивнул.

— Потерпи, Мёрки Седьмой, я могу его вправить.

— Я…я не уверен… пожалуйста, может, лучше врача… у Протеже есть…

— Заткнись и прикуси картонную подстилку. На счёт три.

— Я… нет, я…

— Раз.

— Может, я..

Прозвучал внезапный щелчок.

— А-А-А-А-А! — громко закричав, я отдёрнул ногу из его хватки.

Брим, казалось, улыбнулся лишь одной половиной лица. Снаружи послышались насмешки о “жеребячьем нытье” от очередных рейдеров.

— Ты сказал на счёт три! — обиженно пискнул я, потирая плечо.

— Зато ты перестал ныть, разве не так? — Брим тихо фыркнул.

Я проверил ногу: она снова двигалась, хотя это было невероятно больно и непривычно. Я даже не хотел представлять, насколько это могло бы быть больно, если бы я затянул с этим ещё дольше. Моя голова упала на подстилку, а пот струился по лбу.

— С-спасибо, кстати. И я не ныл… я просто жаловался…

— Ну, конечно.

Бримстоун отошёл и сел у старого прилавка, глядя на дверь. Только теперь я мог нормально взглянуть на то место, что было его домом. Большая часть товаров исчезла, но на старых плакатах были рисунки с разной одеждой. Я видел красивых единорожек в платьях, высоких и сильных жеребцов в костюмах и множество других, более простых нарядов. В углу магазина стояли пустые стойки на которых, как я представил, раньше висели всевозможные одежды.

В другом углу висело множество потёртых и выцвевших плакатов с изображениями симпатичных кобыл в носочках. Чтобы сфокусироваться на более важных вещах, мне пришлось бороться с внутренним желанием нарисовать одну из них. Да и мой дневник всё равно пропал.

По другую сторону входной двери магазина было не так уж много интересного, просто обычная общая зона. Прилавок перекрывал четверть магазина сбоку от двери, и на нём не было следов кассового аппарата. За ним, я увидел дверь, вероятно, ведущую в подсобку. Несмотря на моё всё ещё затуманенное сознание, я могу поклясться, что Брим специально сидел так, чтобы охранять эту дверь.

Он обернулся на меня. Я сжался по привычке.

— Ты не заслужил того, что они с тобой сделали, Мёрк.

— Другие так не думают… почему ты не ненавидишь пегасов?

Брим моргнул, сел на пол и тяжело вздохнул, фыркнув.

— Я ненавижу пегасов. Эти пернатые ублюдки сидят на своих облаках и издеваются над нами, специально отказываясь помогать. Если живёшь достаточно долго, то начнёшь замечать их следы в небе. Но ты? Ты рождён на Пустоши, это точно.

Он кивнул головой в сторону рейдеров, большая часть которых собралась на противоположной стороне Молла.

— Кроме того, я не в праве осуждать других, так что не мог просто сидеть и смотреть, как они с тобой расправляются.

Я вздрогнул и сжался плотнее, опустив копыто на крыло. Зрелище вырванных перьев, жгучая боль… они собирались…

Это натяжение. Ощущение, что часть меня вот-вот оторвётся. Я ненавидел свои крылья, но они были мои. Тяжёлые воспоминания этого травматического дня начали собираться в голове. Сотни рабов и стражей узнали, кто я такой. Все мои вещи отобрали. Хозяин… о, Луна, он сделал мне так больно.

Я просто не мог… не мог…

Несмотря на смущение, я просто разрыдался перед ним. Дрожа и хныкая, я пытался отвернуться. Бримстоун проследил за моим взглядом, а затем просто покачал головой.

— Слишком слабый. Не знаю, как ты прожил так долго если всё, что ты делаешь — это плачешь.

Я обернулся и сквозь слёзы взглянул на него.

— Я не знаю, как быть сильным. Я пытался сбежать… и теперь стало только хуже.

Блитц насупил брови и громко фыркнул.

— Почему?

Я продолжал хныкать и просто не мог посмотреть ему в глаза.

— Потому что… потому что теперь они знают, что я пегас. Разве не ясно, я пони, рождённый для их ненависти…

Жеребец удивлённо взглянул на меня.

— Ты звучишь так, будто чувствуешь вину за то, что ты пегас. Как будто веришь во все эти гневные речи о том, что ты виноват в грехах прошлого, которые совершили другие пони. С чего бы это? Не обращай внимание, ты не обязан чувствовать вину. Но будь осторожен с теми, кто винит тебя, а особенно с теми, кто не может простить обиды уже давно мёртвым пони.

Бримстоун что-то проворчал, ритмично стуча копытом по прилавку с такой силой, что тот дрожал.

— Ты ещё узнаешь, что есть вещи, на которые просто нельзя закрывать глаза.

Пытаясь восстановить дыхание, я сел, вытер глаза грязными копытами и поморщился, когда случайно задел язвы от лучевой болезни на лице. Сглотнув, я решил ответить.

— Что ты имеешь в виду? О чём ты говоришь?

Его передняя нога перешла от постукивания по прилавку к одному быстрому и сильному удару, который заставил меня вскрикнуть от неожиданности и закрыть уши. Приоткрыв глаза, я увидел как он, стиснув зубы, уходит от меня к двери магазина, с каждым шагом топая копытами всё сильнее и сильнее.

— Ты говоришь так, будто это был маленький проступок, небольшая ошибка, Мёрк. Нет, это была ошибка, длинною в жизнь. Есть бандиты, гули, порча, а есть такие пони, как я.

Что-то щёлкнуло в моей голове. Рейдеры назвали его “предателем”.

— Ты… ты был одним из них… ты бывший рейдер!

Одна из его огромных ног вытянулась вперёд и с грохотом закрыла решётку магазина. Громкий железный лязг заставил меня отпрыгнуть. Дрожа, он встряхнул головой, а затем повернулся и быстро пошёл в мою сторону с яростью в глазах. Татуировки и шрамы перекатывались на теле великана. Я начал отступать назад, но быстро обнаружил, что позади меня стоит стена.

— Нет. Я не бывший рейдер.

Прежде, чем я вообще понял, что происходит, огромный пони обхватил меня ногой, поднял в воздух и прижал к стене за шею. Я пытался кричать, но вместо этого только подавился из-за сильного давления. Я дёргался, пытаясь освободиться, но это было бессмысленно, ведь мои ноги оказались в метре над полом. Я встретился с ним взглядом и услышал рёв, полный безумного гнева. В его глазах я видел, что долгие годы он был на грани безумия, а причина ярости была в том, что я решил подумать о нём как-то иначе, чем на самом деле.

— Я и есть рейдер, — произнёс он с едва сдерживаемым гневом. — Позади осталась жизнь дольше, чем у многих на Пустоши, посвящённая жестокости ради выживания! Вы сидели в защищённых загонах, пока я сражался на Пустоши. Если бы я встретил тебя, Мёрк, я бы раздавил тебя точно так же, как только что пытались сделать эти ублюдки. Да я бы сам оторвал эти маленькие крылышки. Я убивал, резал и ломал любого пони в любое время, если он не был в моём клане и всё это дольше, чем ты вообще живёшь на свете. Раньше я бросал таких пони, как ты, жестоким садистам в качестве подарка.

Я сжался от страха, глядя на огромного рейдера. Эти глаза… Он говорил правду. Он был зол: на меня или же на себя, я не мог сказать. Жеребец тяжело вздохнул, а затем опустил меня на пол и отвернулся. Он покачал головой, но я не видел его лица и не мог понять, о чём он думает. Тем не менее, по его голосу нельзя было сказать, что он на меня злится. Скорее, в нём слышалось сожаление о том, что он сейчас сделал.

— Ты не можешь просто повернуться спиной ко всем тем страданиям, что ты причинил, ко всей той хуйне, что успел натворить, и просто сказать “ну всё, теперь я бывший рейдер”. Это так не работает!

Я почти задыхался от страха. Мой разум представлял меня в роли этого бедного жеребца. Он был рейдером. И он был больше, чем те психопаты снаружи. Несмотря на Яму, несмотря на то, что он спас меня, теперь я был в плену у рейдера. Я молился, чтобы моё мысленное предположение о том, что он больше не хочет впадать в это безумие, было правдой.

— Так… так почему ты остановился?

Жеребец закрыл глаза и сделал глубокий вдох, видимо, пытаясь успокоиться. Теперь, я видел эту тонкую грань между его состоянием и безумной яростью рейдера, что вырвалась наружу до этого. Может у него тоже был голос в голове? Мышление рейдера, как у меня мышление раба?

— Богини всегда следят за нами, Мёрк. Ты веришь в них?

Жеребец понизил тон. Он смутился из-за своей вспышки гнева? Я неуверенно кивнул и с радостью для себя обнаружил, что его лицо расслабилось.

— Можно сказать, что Филлидельфия подарила мне определённые перспективы. Посмотреть, каково быть с другой стороны. Это хорошее место для таких пони, как я, ведь здесь нас заставляют работать и делать что-то великое вместо тех, кто этого не заслуживает. Вместо таких, как ты. Но я не работаю просто для того, чтобы отстроить Эквестрию… нет.

Он приковал меня взглядом. Он был абсолютно серьёзен.

— Я принимаю своё рабство. Только в этом месте я смог получить хотя бы каплю надежды на искупление всех тех грехов, что я совершил на глазах у двух Богинь. Первая причина заключается в том, что я хочу оставить это безумие позади… а вторая причина…

Бримстоун опустил голову и, выглянув наружу, огляделся по сторонам на других рейдеров. Я видел, что они всё ещё продолжают огрызаться друг с другом из-за невымещенной злости. Наконец, жеребец резко обернулся.

— Возможно, тебе стоит взглянуть самому. Ты можешь стоять?

— Я… думаю да…

Меня шатало, но теперь нога могла хоть как-то двигаться, а не была просто застывшей в бесконечной боли. Бримстоун кивнул на дверь, но тут же остановил меня копытом. Я почувствовал себя так, будто врезался в кирпичную стену.

— Я тебя предупреждаю. Если ты попытаешься сделать, что угодно, я убью тебя на этом же месте. Всё понятно?

Я тут же кивнул и отстранился. Я в одиночку добрался до Стены. Думаю, я могу послушать его команду. Опустив копыто, он пропустил меня в подсобное помещение магазина. Я пытался не думать ни о чём лишнем, когда обнаружил, как там было темно…

Шум от рейдеров снаружи теперь заглушался стенами. Освободившись от их насмешек и криков друг на друга, я обнаружил себя в на удивление тёплой и спокойной подсобке магазина. Бримстоун шёл передо мной, и за его огромной фигурой я не видел ничего, кроме небольшого источника света в дальнем углу комнаты.

Он остановился. Я понял это только в тот момент, когда столкнулся носом с его задней ногой и отстранился, потирая морду. Брим слегка повернулся, ухмыляясь над моей неуклюжестью.

— Ты бы и в Стену вбежал с разгона?

— Я просто устал, — пробубнил я. — Последнее, что было хоть немного похоже на отдых, это когда я лежал под наркозом после пулевого ранения.

— Ну, можешь отдохнуть чуток. В ближайшее время, мы не понадобимся на работе.

Жеребец отошёл в сторону и поднял копыто. Я увидел, что он очень внимательно меня рассматривает.

— А теперь… хочешь узнать вторую причину, из-за которой я бросил жизнь рейдера?

Я пошёл туда, куда он указал копытом. Вокруг были складские полки, а впереди стоял старый диван рядом с магическим светильником, который сиял слабым оранжевым светом. На диване, к слову, лежала кобыла.

Я не знаю, чего ожидал. Может, что это будет та кобыла? Но нет, встреченная мною ранее была такого же возраста, как и я. Эта же хоть и тоже была единорожкой, но она выглядела старше меня на шесть или семь лет.

Она спала, прикрывшись одеялом, сшитым из множества кусочков ткани. Незаметно для себя, я из любопытства пошёл к ней. Что в ней особенного? Но, обернувшись на Брима и заметив его взгляд, я остановился на месте. Ладно, ладно! Ничего лишнего не делаю! Смотри, как я не делаю ничего лишнего! Даже не двигаюсь, даже не дыш…

Кобыла закашлялась и задрожала, несмотря на то, что была укрыта одеялом.

Она была больна. Её пепельная шёрстка казалась мокрой от пота, а короткая двутонная розовая грива спуталась на голове. Вокруг кобылы лежали, по всей видимости, их с Бримом вещи. Не сильно много, но мой глаз обратил внимание на небольшую шкатулку, наполненную маленькими сияющими сферами. Кобыла зашевелилась и, застонав, медленно проснулась, а мой взгляд тут же прилип к ней.

— Б-Брим…?

Её голос был слабым и дрожащим от болезни. Я знал эти симптомы очень хорошо и тут же понял, что у неё такая же острая лучевая болезнь, как у меня. Жеребец осторожно шагнул вперёд и опустился на колени рядом с ней, поразив меня той осторожностью, с которой он это сделал.

— Я здесь, Глиммер, — его голос был мягче, чем когда-либо до этого. — Отдыхай.

Она не послушала. Вместо этого, я увидел, как её взгляд блуждает в темноте, даже не замечая меня, но затем она всё же сфокусировалась на мне.

— Кто…

Кобыла моргнула своими блестящими голубыми глазами. Даже будучи больной, я видел в её взгляде какую-то жизненную искру.

— Иди сюда… не… не бойся…

Она поманила меня копытом. Я взглянул на Брима, который поднялся и отошёл в сторону, кивнув мне. И тем не менее, я всё равно легко мог распознать этот взгляд, говорящий “одно неверное движение, и ты не выйдешь из этой комнаты живым”.

Хромая, я осторожно подошёл к ней и опустил голову.

— Ох… маленький земнопони, ну разве ты не… милашка…

Она с большим усилием выдохнула, прежде чем попытаться улыбнуться, несмотря на лихорадку, которая терзала её. Я предположил, что она не заметила моих крыльев в темноте на фоне тёмно-зелёной шерсти.

— Я… меня зовут Мёрки. Простите… Мёрки Седьмой.

— Гли…

Она вздрогнула так сильно, что прервалась на полуслове.

— Глиммерлайт. Рада… ухх…

Казалось, что даже такой недолгий разговор уже сильно утомил её. Но, тем не менее, она вытянула копыто и, коснувшись моей щеки, осторожно подвинула мою голову в сторону, чтобы увидеть что-то позади меня. Я закрыл глаза, думая, что она заметила крылья.

— Какая прекрасная кьютимарка…

Она прошептала это, улыбнулась, а затем, потеряв остаток сил, легла обратно на диван. Я услышал, как Бримстоун приближается, судя по тяжёлому топоту копыт.

— Отдыхай, Глиммер. Береги силы. Мёрк, жду снаружи.

Мне тяжело было сдвинуться с места. Что вообще она имела ввиду, когда сказала, что моя кьютимарка прекрасна?! Эти отвратительные оковы на боках — оскорбление моего желания быть свободным! Я хотел потянуться к ней и разбудить, чтобы спросить… но почему-то не мог набраться смелости. Полагаю, что она сказала это из-за лихорадки. Просто не разглядела. Она даже не заметила мои крылья. Кроме того, зачем мне вообще слушать чьи-то комментарии по поводу моей сраной кьютимарки? Я знал, что именно она значит и однажды докажу, что кобылка не права.

Ну, конечно, ещё одной причиной, по которой я не стал будить её, был огромный рейдер, пообещавший оторвать мне голову, если я сделаю хоть одно неверное движение….

Вернувшись в магазин, я повернулся к Бримстоуну. Глиммерлайт меня заинтересовала. Что она для него значит? Я выпрямился, как только мог на своих трёх относительно здоровых ногах и проследил взглядом за жеребцом, который вернулся за прилавок.

— Так… ты и она… то есть… вы двое… эм…

— Мы что?

— Ну знаешь… вместе? Ты поэтому перестал быть рейдером?

Он рассмеялся. Басовитый и глубокий смех, после которого он просто покачал головой.

— Малыш, я гораздо старше неё. Как тебе вообще в голову приходят такие мысли?

Я почувствовал, что покраснел. Ладно, в этом был смысл. Но тот уровень заботы, который он проявлял по отношению к ней…

Бримстоун покашлял в копыто и, задрав голову, взглянул в потолок. Могу поклясться, что после этого, его голос стал другим, менее грубым и более задумчивым. Я снова заблуждался, думая об этом жеребце, как о диком звере, когда он, в свою очередь, показывал себя очень цивилизованным. Этот его тон внушал в меня надежду, что он на самом деле такой, а не просто дикарь, каким кажется снаружи.

— Когда меня привели в Филлидельфию, то сразу бросили на тяжёлую работу. Перевозка грузов, питание шестерней и прочее. Я втянулся в это и, после того, как меня пару раз спустили с небес на землю, идея о том, что я смогу отработать свои грехи перед Богинями была… привлекательной. Единственная же причина, по которой они держали меня, заключалась в том, что моя ценность в качестве собственности Красного Глаза перевешивала то, как я себя вёл. Я издевался над другими рабами, избивал их, а когда стражники пытались усмирить меня, то я просто убивал их.

Он сказал это так просто, как будто это было такое же действие, как и любое другое.

— В конце концов, я встретил Глиммер, после моей второй победы в Яме, куда меня отправили за убийство. Трое рейдеров рядом со стадионом словили её в перерыве между сменами и пытались украсть вещи… ну, как обычно. Я вмешался и разобрался с ними всеми. Но когда я держал одного из них на земле и уже был готов раздавить ногой его голову… она начала умолять, чтоб я не делал этого. Глиммер умоляла меня пощадить тех, кто навредил ей ради собственной выгоды. Такое… случилось со мной впервые. Когда они ушли, я знал, что мне нужно защищать её. С возрастом, я стал больше думать о жизни. Кое-кто в нашем клане до того, как нас поймали, уже говорил о… хм…

Он замолк на середине предложения, заставив меня задуматься, о ком же он говорил. И всё же Глиммерлайт была для него опорой. Я видел, как он постоянно оглядывается на дверь. Видимо, мысли о том, что её терзала болезнь, с которой не могла справиться вся его невероятная сила, не давали ему покоя.

— Глиммерлайт — это что-то уникальное на Пустоши, Мёрк. По крайней мере, из всех тех пони, которых я повстречал. Она умеет прощать. Её дом разрушили рейдеры, а тех, кого она считала близкими, изнасиловали и убили на её глазах. Глиммерлайт взяли в плен и продали в рабство в Филлидельфию. Вся её жизнь была разрушена; всё, чего она достигла на Пустоши, исчезло.

Я хныкнул и лёг на пол, чувствуя, как слеза бежит по моей щеке. Взгляд этой кобылы был полон жизни, несмотря на болезнь…

Бримстоун вздохнул и затем сделал то, чего я не ожидал.

Он улыбнулся.

— Но она не ненавидела никого из них. Я не думаю, что она вообще умеет ненавидеть. После всей пережитой боли, всё, чего она хотела, это просто забыть о плохом, как можно скорее. Почему-то она всё ещё думает, что этот мир может стать лучше, что однажды она выберется отсюда и вернётся к хорошей жизни, как будто ничего не случилось. Вот почему я забочусь о ней. Глиммер — хорошая пони, и я никогда не смогу стать таким же. Она заслуживает моей защиты до тех пор, пока не реализует свой план побега или не пройдёт эти два года на службе. Будто сами Богини послали её мне для искупления. Будто она создана для того, чтобы быть моральным компасом для меня. В этом мире есть место добру, Мёрк, но…

Это… это что, слёзы? Он быстро отвернулся и, подойдя к двери магазина, поставил на неё копыто и взглянул вверх на стеклянный купол Молла. Оторвавшись от картонной подстилки, я взглянул на большого земнопони, которого освещал тусклый жёлтый свет солнца, пробивавшийся через облака. Его уставшее лицо выражало одновременно грусть и счастье. Медленно, он повернулся ко мне с печальной улыбкой.

— Пустошь забрала у неё всё, Мёрк. Она уничтожила её… и кобыла простила за это. Ты можешь представить себе что-то более прекрасное, чем это?

Прежде, я уже лишался своего дневника. Прежде, я уже лишался моего… то есть ПипБака Сандиала.

В этот раз, у меня не было ни того, ни другого, и я просто ждал, когда жизнь будет двигаться дальше и что-то произойдёт. Тем не менее, в течении долгого времени, когда Бримстоун ушёл проведать Глиммерлайт, у меня было о чём подумать. В особенности о странной и трагической истории этой пары пони. Бримстоун оказался совершенно не таким, каким я о нём думал. Рейдер по призванию, чью агрессию сдерживал только поиск искупления и больная кобыла, которая смогла растрогать даже его.

К тому же, её история тронула и меня.

Тем не менее, несмотря на очевидную неординарность этой пары, одна вещь занимала мой разум больше всего.

У Глиммерлайт был план побега из Филлидельфии.

С момента, как меня подстрелили у самой Стены, всё моё мышление перевернулось с ног на голову. Хозяин сломал меня и приговорил к двум годам заключения. Казалось, что вознаграждением за все попытки стало ещё большее бремя рабства. Я уже был готов погрузиться в рутину и смириться с ужасом, если бы мне не удалось найти спасательный круг. Но вдруг из ниоткуда появляется этот маленький лучик надежды. Эта кобыла, Глиммерлайт. Бримстоун сказал, что у неё есть план.

Это немного. Я ничего не знал о нём. Может, она не захочет брать меня с собой.

Не важно! Я должен попытаться! Мне ничего не оставалось. Я сейчас жив, только благодаря остаткам своей решимости. Едва ли мне теперь удастся выбраться в одиночку, так что оставалось надеяться, что Глиммерлайт будет той пони, что поможет мне вновь встать на ноги. Мне нужно было как-то ей помочь. Помочь Бримстоуну спасти её жизнь. Чего бы это ни стоило, нравится мне это или нет, но незнакомая кобыла была единственным путём к свободе.

Брим оставил меня в зале магазина, сославшись на то, что моё присутствие вызывает у Глиммерлайт интерес, и она вместо отдыха пытается снова поговорить со мной. Я думал спросить у жеребца, что именно с ней не так, но, честно говоря, это был просто способ завязать разговор. С момента своего признания, Брим стал ещё угрюмее, чем обычно, словно стыдясь того, что он так открыто говорил со мной. Тем не менее, я и так знал, что именно терзало кобылу, и в чём она нуждалась. В конце концов, я ведь болел тем же самым, верно? Лучевая болезнь. Мой случай немного отличался из-за того, что у меня было ещё и радиационное поражение лёгких, но принцип был тот же. От лучевой болезни нужен Антирад. Не самая частая вещь в Филлидельфии, как я выяснил на своём горьком опыте.

Я дрожал и потирал плечо, сжавшись в клубок на картонной подстилке Бримстоуна. Я всё ещё не свыкся со своим переездом. Слишком много всего произошло, слишком много эмоций и переживаний. Я был испуган, мягко говоря, но что мне ещё оставалось? Раньше Филлидельфия презирала меня за то, что я был мелким слабаком, который ничего не может и создаёт кучу проблем. Но теперь, меня открыто ненавидели. Будучи пегасом в Филли, я был словно маяк, к которому они все могли прийти и объединиться ради единой цели — ненависти. Теперь каждый пони, которому я попадусь на глаза, будет сообщать о моём действии. Как вообще можно сбежать в таких условиях? Будто бы все пони в этом городе хотели убить меня, просто из-за того, что у меня были крылья.

Ну почему я? Почему они должны были ненавидеть именно меня? Я не хотел, чтобы меня ненавидели…

Эта мысль причиняла боль. Сильную боль. Стоило всего лишь выглянуть наружу и можно было увидеть целые толпы безумных пони, готовых по одному лишь слову стереть такого ничтожного жеребца, как я, в порошок. Я никогда и никому не вредил за свою жизнь.

А что если Глиммерлайт была такой же? Что если Бримстоун был предвзят или просто не знал никого лучше, чем она? Что если она увидит мои крылья и откажется помогать?

Как бы я ни старался с этим бороться, страх оказаться отвергнутым всегда был у меня в голове. И мне надо было подавлять его.

— Шевелите ногами и идите на склад! Вперёд!

Голос прозвучал с главного торгового этажа Молла, и я увидел, как рабовладельцы подскочили со своих мест и куда-то сорвались.

Хозяин.

Даже сейчас я всё ещё пытался осознать ту колоссальную угрозу, что он представлял. Ужас заключался в том, что он воздействовал на меня не столько страхом перед болью или наказанием, сколько страхом понимания того, что он являлся тем пони, которому было предначертано судьбой владеть мной. Он умел проникать мне в голову и делать больно, даже не прибегая к насилию. Как минимум, это доказательство того, что он был рождён, чтобы командовать мной и понимать, что именно может повлиять на меня. Как я ни старался, но я не мог спорить с тем фактом, что он воскресил во мне раба. Я пытался убежать от него и даже поднялся, чтобы противостоять ему, когда он угрожал кобыле. Но стоило мне остаться с ним наедине и… и…

Твоё имя Номер Семь…

Кьютимарка с кандалами, мне нравится. Уже готов поймать тебя, если ты когда-нибудь попробуешь сбежать…

Так ты неожиданность, Номер Семь? Седьмой по счёту? Твою мамочку отымели рейдеры, да?

А что если это был я, а?

Ты рождён рабом, будешь жить рабом и умрёшь рабом!

Я просто уткнулся головой в свои копыта. Куда мне теперь двигаться? Что мне теперь делать? Я хотел помочь этой кобыле, но всё опять могло пойти не так, как надо.

Знакомый шелест заставил мою шерсть встать дыбом. Инстинктивно, я подскочил на месте, вскрикнул и схватился за шрам на боку. Отличительный цокот когтей по бетону дал понять, что сразу за дверью магазина приземлилась Раджини. Она тут же вытащила свою магическую винтовку и стала внимательно наблюдать за рейдерами вокруг. Клокоча, гриффина повернулась в мою сторону. У меня снова возникло то неприятное чувство, будто меня преследуют.

— Мёрки Седьмой?

Я кивнул, надеясь, что Бримстоун вернётся, желательно, прямо сейчас.

— Хозяину требуется твоё присутствие в кабинете. Только твоё.

Каждый мускул в моём теле напрягся. Я хотел бежать. Но куда? Мы были закрыты внутри этого Молла.

— Не заставляй меня нести тебя, цыплёнок.

Я заметил её ухмылку и взгляд. Она кивнула в сторону двери, ведущей с площади.

— Я… я пойду…

Я почувствовал, как часть меня вопит о том, что я должен пытаться задержать её, пока Бримстоун не вернётся. Если бы встречи требовали Хлыст или Слит, я бы согласился. Но Хозяин был другим.

— Сейчас же, Мёрк!

Когтистая лапа переступила порог магазина, властный голос гриффины пробудил дремлющие во мне инстинкты, которые я полагал, стали давно побеждёнными. Хозяин измывался надо мной не только физически. Я начал чувствовать себя так же, как перед Ямой.

— Прошу прощения, уже иду.

Я смиренно поднялся и похромал к двери. Раджини держала наготове свою энерговинтовку, а мелкокалиберная снайперская, которая чуть не лишила меня жизни, висела у неё на спине. Глядя на гриффину, стоящую на задних лапах, меня охватила новая волна зависти к её размерам. Ну почему все должны быть больше меня? Ох, где же ты, Обитательница Стойла… только ты можешь понять все тяготы бытия коротышкой.

— Следуй за мной, цыплёнок. Шаг не в ту сторону, и во второй раз я не промахнусь в твою голову.

И снова прозвище. Цыплёнок? Это грубо.

Следуя за чёрной гриффиной, я увидел, как один из рейдеров мне машет. Остановившись всего на миг, он поднял три моих пера и истерически расхохотался. Вздрогнув и пытаясь контролировать свои эмоции, я продолжил идти вслед за Раджини. Только когда решётчатая дверь зала распахнулась, я понял, что вскоре получу ещё больше измывательства от Хозяина. Узкие коридоры постепенно перешли в помещения стражников, в которых в прошлом точно так же были комнаты охраны, и, наконец, мы подошли к лестнице, ведущей к служебным и складским помещениям на верхних этажах. С каждым шагом, я чувствовал, что становлюсь всё медленнее и неувереннее. Поднявшись по лестнице, мы оказались возле столовой, где я настолько отстал, что Раджини пришлось ударить меня прикладом винтовки, чтобы заставить поторопиться. Этот удар дал мне дополнительный стимул, но когда мы, наконец, добрались по коридорам до толстой дубовой двери, меня поразило осознание. В прошлом это был кабинет директора. Мы оказались на месте. Ноги подогнулись подо мной от инстинктивного нежелания снова встречаться с ним. Я просто не мог снова… только не снова… только не снова…

— Раджини…

— Не называй меня по имени.

— Простите, — прошептал я, не понимая, как же тогда мне её называть. — Вам… вам же не обязательно делать это… правда?

Гриффина развернулась на месте и схватила меня когтями за горло. Эта смена настроения была настолько внезапной, что я даже не успел закричать.

— Внутрь, он ждёт тебя.

— Прошу! — взмолился я, и она бросила меня на пол, где я тут же расплакался и со страхом на лице обратился к ней. — Я больше не выдержу…

— Внутрь!

Раджини распахнула дверь и практически швырнула меня внутрь, тут же закрыв. Я сжался на полу и услышал, как кто-то начал шагать ко мне. Зажмурившись, я подумал о том, смогу ли заставить всё это исчезнуть… игнорировать всё плохое, воспользоваться воображением… как тогда на хелтер-скелтере… ведь смогу? Воображение — это мой холст. Игнорировать боль… Игнорировать боль…

— Мёрк, я должен спросить тебя, почему ты боишься. Я уверяю тебя, что не причиню вреда.

Этот голос…

Открыв глаза и утерев слёзы, я взглянул на хозяина, которого имела ввиду Раджини.

Протеже стоял передо мной, держа стопку книг в телекинетической хватке и с любопытством изучая меня. Это любопытство сменилось замешательством, когда я чуть не потерял сознание от нахлынувшего облегчения.

— Я хотел поговорить с тобой ещё раз, Мёрк. Сожалею, что в прошлый раз нам не представилась такая возможность. Кроме того, я надеялся, что после того, как тебя приведут в порядок и накормят, твоё состояние улучшится…

Я сел перед его столом на старый красный ковёр, который, может, когда-то и был толстым и красивым, но теперь выцвел и истлел. В целом, кабинет Протеже был чем-то совершенно непохожим ни на что иное. Мебель в старой комнате была отчасти хорошо отреставрирована, отчасти полностью заменена на новую. Как, например, толстый и богато украшенный письменный стол, а так же большие книжные полки; каждая была наполнена множеством старых томов в перемешку со свеженапечатанными книгами с фабрик Красного Глаза. Качественные магические светильники придавали всему помещению приятные янтарные тона, а огромное окно на стене было заменено и укреплено, чтобы через него можно было наслаждаться видами величественного и ужасающего промышленного комплекса Филлидельфии. В промежутке между книжными шкафами в стену был врезан большой сейф. Из кабинета виднелись примыкающие помещения, их двери были открыты. Там стояла ванна и две спальни: я не успел рассмотреть, но одна из них явно принадлежала ему, а другая была гораздо меньшего размера и представляла из себя переделанный глубокий шкаф. Каким бы вежливым он ни был, даже я мог понять, что большая таблица на стене являлась графиком отправки нас на смерть в Стойла и заражённые подземелья.

И повсюду царил беспорядок.

Книги были разбросаны: на его столе, на креслах рядом с дверью и даже на подоконнике. Я заметил, что какая-то часть лежала даже на его кровати. Громоздкий терминал на столе (на котором, естественно, тоже лежала книга) был почти весь залеплен бумажками с напоминаниями.

— Да, вот такой вот мой дом, Мёрк, — жеребец говорил с лёгкой ухмылкой, наблюдая, как у меня от окружения начинает кружиться голова. — Раджини первоклассная подчинённая и телохранитель, но у неё нет задачи следить за моими вещами. Я извиняюсь за беспорядок.

Этот приятный тон меня не успокаивал. Чёрный единорог вернулся к столу, сел за него и начал листать какой-то журнал, страницы которого были полностью скрыты от меня стопками бумаг. Пока он листал, я видел, как его глаз останавливается на каждой странице и осматривает её в течении какого-то времени, после чего он переходил к следующей.

— Зачем вы меня вызвали? — я специально говорил так, чтобы убрать у него эту надменность в речи.

Протеже поднял бровь и оторвал взгляд от страниц.

— Никакого “господин” по отношению ко мне? Как необычно. В основном, рабы боятся наказания за невежественность. Но, с другой стороны, ты явно необычный, Мёрк. Пегас, пытавшийся сбежать через Стену, чтобы обрести свободу, которой он был лишён от рождения… в этом есть какая-то романтика, ты так не думаешь?

Технически, я планировал сбежать под Стеной, но не думаю, что это уточнение принесло бы мне какую-то пользу. Однако, как я ни старался, всё, что я мог вспомнить — это страх, боль и кровь. Нет ничего “романтичного” в том, что ты лежишь в луже собственной крови и молишь подстрелившего тебя грифона о пощаде.

— Я облажался, вы знаете…

— Да, Мёрк. Но очевидно, что я не одинок в своих чувствах, несмотря на то, что ты думаешь.

Его рог зажёгся красной магией и он поднял то, что рассматривал всё это время. Я едва не бросился с места к его столу. Мой дневник! Я даже видел свой последний рисунок пегаса, который свободно перелетает через Стену. Видя моё страстное желание вернуть дневник, Протеже поднял копытом, чтобы остановить меня.

— Не переживай, я намереваюсь вернуть его тебе прежде, чем ты покинешь этот кабинет. Однако, я провёл последний час, листая его. Эти картинки… рисунки… это очень интересный и альтернативный способ интерпретировать свои жизненные переживания. Альтернативный относительно речи, которую я так люблю использовать. Кажется, ты рисуешь сердцем, судя по эмоциональной окраске некоторых из этих…

Он пролистал страницы и передо мной появился последний рисунок, который я подсознательно нарисовал до своего отправления в Яму, где лежал перед своим убийцей. Положив дневник, жеребец продолжил листать, но уже в обратную сторону, глядя на рисунки моей прошлой жизни. Я даже был немного рад, что он спрятал его от меня. Я не хотел видеть того, что мог нарисовать под гнётом тяжёлой рабской жизни.

— А ещё у тебя определённо есть собственный вкус, когда речь заходит о формах и определённых ракурсах других пони… кажется, под некоторыми углами ты становишься очень наблюдательным…

Он что, пролистал все мои рисунки?

Протеже поднял взгляд. Это была понимающая ухмылка или же он просто считал это нормальным?

— Мёрк? Почему ты краснеешь?

— Эм… нет! Просто так… то есть, м… нервничаю, новое место… и всё такое…

— Понятно…

Улыбка не исчезла с его лица, когда он отложил дневник в сторону и скрестил ноги на столе. Я изо всех сил старался не начать биться головой об пол от смущения.

— Ну, судя по твоим рисункам, ты побывал в нескольких местах, прежде, чем оказался здесь. Раб на всю жизнь… не очень весело, да?

Румянец быстро сошёл с моих щёк (мне действительно пора завести второй дневник для личных рисунков…), и я взглянул на него своим лучшим “а тебе откуда знать?” взглядом. Если его это и беспокоило, то он явно не подал виду.

Вместо этого жеребец просто улыбнулся и вернулся к своим книгам. Он подобрал их магией и перенёс в сторону, а затем подозвал меня ближе к своему столу. Я сел перед ним точно так же, как делал это в кабинете Викед Слит.

— Должен признать, что был очень разочарован, услышав, что тебе отказали в возможности обучения чтению и письму. Это настоящая трагедия.

Он поднял старую красную книгу. Я изо всех сил старался не выглядеть раздражённым из-за того, что мне вновь указали на неграмотность.

— История Эквестрии до войны, очень старый том. Способность сесть, прочитать и изучить, как всё было устроено до того, как всё закончилось. Если бы только больше пони могли тратить время вот так, то, вероятно, большая часть из всех этих неприятных дел не понадобилась бы сейчас. Мне очень жаль, что такие пони, как ты вынуждены проживать свои годы вот так.

Вероятно, он заметил мой недоверчивый взгляд.

— Нет, правда, мне жаль. Отчасти именно поэтому я потратил столько собственных ресурсов, чтобы выследить тебя и уговорить Стерн оставить в живых. Ты интересен мне, Мёрк. В чём-то мы не так уж отличаемся. Я знаю, что ты чувствуешь, проходя через всё это, понимаешь? Если можно так выразиться, приводя тебя сюда, я ставлю перед тобой цели, более высокие, чем просто свобода.

Что он имел в виду, говоря это? Мои нервы начали сдавать, когда я услышал последние слова. Более высокие цели? Моё сердце стало биться чаще. Лучше, чем Хозяин или нет, он всё ещё был моим “официальным” хозяином. Он всё ещё был обычным рабовладельцем и не важно, как часто он говорит “рабочие” вместо “рабы”. Он всё ещё предпочитал использовать в качестве ресурса меня, а не другого пони. Я неуверенно отвёл взгляд и прикусил губу.

— Мёрк?

Протеже поднялся и двинулся ко мне. Что-то щёлкнуло в моей голове. Этот красный глаз приближается… я лежу и умираю под Стеной… Хозяин заводит меня в камеру, чтобы… чтобы…

Я отскочил назад от Протеже. Услышав мой тихий всхлип он остановился и приоткрыл рот от удивления. Надо отдать ему должное, он отступил и дал мне немного личного пространства.

— Ты в порядке?

В порядке? В ПОРЯДКЕ!?

— Н-нет!

Мне удалось быстро подняться на ноги, несмотря на травмированное плечо.

— Конечно, я не в порядке! Я… я раб! Как я могу быть в порядке? Ты просто… просто один из них и не важно, что ты говоришь! Я хочу сбежать из этого города, как можно скорее! Но я не могу! Потому что такие пони, как ты, стоят у меня на пути! Как я могу быть… — я вздрогнул и потерял запал из-за собственных всхлипов. — В п-порядке?

Протеже подождал, пока я не успокоюсь, а затем медленно приблизился. Он говорил тихо и спокойно.

— Мёрк, я с уверенностью могу тебе сказать, что ты сейчас в полной безопасности. Я вылечил тебя, привёл в порядок и накормил, прежде, чем привести сюда. Я предложил тебе вернуть дневник. Разве это ничего не значит?

Я просто лёг у стены и, шмыгая носом, пытался как-то прийти в себя, но лишь снова разрыдался. Это было ужасно. Вся эта “доброта” была всего лишь приманкой, чтоб задобрить меня и оставить рабом! Я знал это! Я хотел сбежать, но мне не хватало уверенности в себе после того, как я так сильно облажался в прошлый раз. Я не мог контролировать себя, постоянно всхлипывал и вытирал слёзы, стараясь сделать так, чтобы он не видел меня таким.

Вместо этого, я услышал, как Протеже вздохнул, и до моих ушей донёсся тихий щелчок. Подняв взгляд, я увидел, что он магией снял свой окуляр и отложил на стол, а затем взглянул на меня неприкрытыми глазами. Несмотря на его молодость, я мгновенно увидел в его взгляде лёгкую боль. Каким-то непонятным для меня образом, я увидел его совершенно другим. Будто теперь передо мной стоял не рабовладелец...

— Мёрк… — тихо произнёс жеребец. Он обежал свой стол и снял с вешалки набитую сумку. На соседних с ней крючках висела боевая броня с символом Красного Глаза и кобура с чем-то похожим на револьвер с прицелом. Они качнулись, когда Протеже снял сумку. — Ты чего-то боишься?

Я непроизвольно кивнул.

— То, что я попросил сделать. Привести тебя в порядок и накормить… этого же не сделали, да? Прошу… ответь мне. Чейнлинк Шэйклс навредил тебе?

Протеже должен был быть полным кретином, чтобы не заметить то, каким испуганным стал мой взгляд после его вопроса. Я едва сдержался, чтобы не заткнуть себе рот копытом. Я хотел рассказать обо всём, заплакать и умолять Протеже помочь мне. Наверняка у него есть какой-то способ остановить Хозяина? Но что если его собственные подчинённые реализуют угрозы кобыле, даже если его самого не будет? Что если её владелец был в курсе? Что если Хозяин шепнёт рейдерам и они убьют меня за болтовню?

— Мёрк?

Жеребец чуть-ли не лёг на пол рядом со мной. Он выглядел настолько обеспокоенным, что я задумался о том, что у него могли быть собственные подозрения по поводу действий Хозяина. Мне так хотелось взять его за копыта и сказать правду…

— Нет… я просто… прости. Рейдеры…

Ну, не совсем ложь. Протеже понимающе кивнул.

— Да… я слышал об этом “несчастном случае” во время твоего заселения, — он опустил голову. — Мёрк, мне искренне жаль за то, что это произошло. Возможно, мне следовало лично привести тебя туда. Однако, я слышал, что один из местных полевых командиров уже взял тебя под свою защиту.

Это привлекло моё внимание. Тихо вздохнув, я удивлённо взглянул на Протеже.

— П-полевой командир?

— Да, если я ничего не напутал. Бримстоун Блитц спас тебя, верно?

Поёрзав, я уселся на полу. Мои глаза всё ещё были мокрыми от слёз, но меня искренне заинтересовало значение слова “полевой командир”.

— Полагаю, ты не знаешь об этом из-за того, что всю жизнь был рабом, но наш Бримстоун не обычный рейдер.

Учитывая то, как он в одиночку раскидал целую кучу рейдеров, я уже догадался об этом. Но, думаю, Протеже имел ввиду не его боевые навыки.

— Бримстоун не просто опасный рейдер, Мёрки. Он управлял самым большим рейдерским кланом на всей Эквестрийской Пустоши. Великий полководец. Дракон. Бримстоун Блитц. За последние сорок лет он и его группа или, как он говорит, клан, опустошили множество поселений. Они были настоящей занозой в крупе, даже для крупных фракций, в том числе для Красного Глаза, и это не говоря о других бандах рейдеров. Он находил их и вызывал предводителей на бой один на один за право лидерства. И он ни разу не проиграл. Поверь мне, Мёрки, о его свирепости ходили легенды даже среди этих дикарей. Но, лично для меня, его самым гнусным поступком стало уничтожение Понивилля.

Протеже повернулся к большой потрёпанной карте на стене рядом с окном. С помощью магии и пера он указал на небольшой городок рядом с огромным лесом.

— Поселенцы наконец начали обустраивать это место и приводить в порядок. А затем пришёл его клан. Такая жалость. Этот маленький городок имеет большое историческое значение. Мегазаклинания и радиация плохи сами по себе, но если прийти туда сейчас, то всё, что ты там найдёшь это разруху и рейдеров из клана, оставшихся после его ухода.

Я не слишком внимательно его слушал. Всё, о чём я мог думать, это как огромный монстр вместе с армией рейдеров нападает на беззащитные поселения. Как такое чудовище, как он, мог стать таким, каким он был сейчас?

— То, как он изменился, это очень интересно, хотя эта часть истории лежит за завесой тайны. После того, как господин Красный Глаз захватил его и сделал тем самым пример для всей Пустоши, кажется, он начал исправляться, благодаря труду. На самом деле, возможно, он единственный пони, с кем произошло подобное. Очень жаль, что он отказывается мне говорить, почему и как это произошло. Хотя, я не жалуюсь, — Протеже слегка рассмеялся. — Я рад, что его присутствие позволяет держать рейдеров под контролем. Он образцовый работник. Возможно, лучший из тех, кто у меня есть.

Я с грустью взглянул в ярко-красные глаза Протеже. Это слово “работник” задевало меня. Теперь и я стал таким? Работник по принуждению? И тем не менее, благодаря этому разговору, мне стало спокойней. Протеже говорил со мной так, будто мы равны. Однако, я всё равно не чувствовал в этом никакого утешения. Жеребец поднялся и потрусил обратно к столу.

— На твоём месте, я бы держался к нему поближе. Его защита, пусть даже временная, очень поможет тебе в поисках.

— В чём?

Кажется, что Протеже испытывал удовольствие каждый раз, когда я действительно принимал участие в разговоре.

— В твоём путешествии, Мёрк. Тебя ждут два года различных заданий, которые необходимо выполнить для господина Красного Глаза. Ты можешь заработать свою свободу, проявить себя, как пони и помочь в восстановлении Эквестрии одновременно.

Он прищурился, и его ухмылка превратилась в полноценную улыбку.

— Разве ты не этого хочешь добиться, Мёрк? Разве не этого она хотела бы от тебя?

Она. Ладно… с меня хватит. Он мог сколько угодно вести себя, как умник перед тупым и необразованным рабом, но здесь я проводил черту. Я поднялся и гордо выпрямился во весь рост, взглянув Протеже в… шею.

Раздражённо вздохнув, я мысленно выругался из-за того, что мой рост каждый раз портит такие моменты, когда я хотя бы пытаюсь выглядеть уверенно. Я шагнул назад и взглянул ему в глаза. Мой голос не подходил для того, чтобы звучать внушительно и убедительно, но Луна тебя дери, я попробую! Он хотел, чтобы я говорил с ним на равных? Рассказал о том, что вдохновило меня сбежать за Стену? Ну значит, это он и получит!

— Обитательница Стойла ни за что бы не пожелала, чтобы я работал на тебя или на Красного Глаза! Ты же видел это, верно? Как она сбежала на свободу прямо у него на глазах, да ещё и зебре помогла! Она показала каждому, что есть что-то лучшее, за что можно бороться, чем помощь какому-то безумному пони!

Нужно отдать ему должное, Протеже никак не отреагировал на мою небольшую вспышку злости. Сделав шаг в сторону, он прислонился к столу и ответил мне спокойно, но с толикой страсти.

— Обитательница Стойла, да? Так… это она тебя вдохновила? Полагаю, я должен был догадаться, ты же одел ПипБак на правую ногу, прямо как она. Кроме неё так делает только господин Красный Глаз, а я сомневаюсь, что ты бы стал брать с него пример. И множество рисунков в твоём журнале тоже намекали на это. Но, Мёрк, разве ты не видишь? Господин Красный Глаз спасает Эквестрию. Я уже говорил тебе об этом. Если бы я мог, то показал бы тебе жеребят, которые учатся в безопасности и ждут, когда их выпустят в новый лучший мир. Они сыты, одеты, здоровы и им никогда не приходилось убивать пони или есть мясо, только чтобы выжить. Они поистине невинны, Мёрки, и за это мы должны быть благодарны нашему Господину. Разве ты не понимаешь, что такие пони, как мы с тобой, должны отдать всё, что у нас есть? Разве щедрость не была одним из священных элементов старой Эквестрии?

В прошлый раз этот разговор застал меня почти сразу после моей неудачи. В этот раз, однако, он не остался без ответа с моей стороны.

— У неё есть другой путь! Я… я слышал всё по ПипБаку! Она путешествует там, спасает пони и помогает выживать поселениям. Если бы мы просто помогали друг другу, а не боролись всё время, то нам бы не пришлось использовать рабов и… и… и похищать жеребят!

Он выслушал мои слова. Не перебивал, а когда настал его черёд говорить, то голос был таким же спокойным. Протеже снова подошёл ко мне ближе.

— Мёрк… ты говоришь про то, что мы должны последовать её примеру и не бороться друг с другом? За два месяца, как она вышла из Стойла, она убила больше пони, чем я за всю жизнь на Пустоши. Разве это можно назвать путём, который поможет Эквестрии? Стрелять в плохих пони, пока никого не останется? А разве не таким образом мы изначально оказались в этой ситуации? Начав стрелять друг в друга. Здесь, в Филлидельфии, мы отгородили рейдеров туда, где они не только не смогут навредить другим пони, но и принесут пользу, выполняя различные задания.

— Но… но у вас здесь тысячи пони, которые просто хотят быть хорошими и жить собственной жизнью! Здесь есть хорошие пони! И эти хорошие пони умирают! Я видел казни, видел, как избивают, хлещут, держат на минимальном прокорме месяцами, даже сама работа здесь убивает медленно и мучительно. Ты знаешь о моей болезни! Я видел, как рабовладельцы насилуют или пытают других пони до смерти просто ради развлечения!

Протеже вздохнул, и я заметил, что он задумался. В этот момент, я почувствовал триумф своих аргументов.

— Здесь… не так много хороших пони, как было раньше, Мёрк. Чтобы делать эту работу, нам нужны все пони, которые обладают необходимыми навыками. Мне не особо нравится иметь под командованием такого пони, как Шэйклс, но он — необходимое зло, чтобы держать рейдеров в узде. Нам придётся чем-то жертвовать, если мы хотим спасти Эквестрию. Лучше пусть это будут наши страдания, чем страдания следующих поколений.

— Но что если Обитательница Стойла права?

— Тогда, она права.

Он застал меня врасплох. Я думал, что Красный Глаз и его маленький ученик Протеже будут настаивать на своей точке зрения. Разве, они не злодеи?

— Господину Красному Глазу не чуждо смирение, чему он и меня научил. Если она права, а мы нет, то мы с радостью поможем ей в её борьбе. Знаешь, интересно то, что Литлпип и Господин Красный Глаз в данный момент преследуют одну и ту же цель.

Стоп… стоп… кто такая эта Литл…

Я вспомнил её размеры. Она была моего роста, только чуть лучше питалась. И на кьютимарке у неё был ПипБак. Даже такой дурак, как я, мог собрать все эти факты в единое целое.

— Литлпип? Её зовут Литлпип?

— Именно так, Мёрк. Я решил что, учитывая твоё очевидное вдохновение её делами, ты был бы рад узнать её имя.

Теперь уже его улыбка застала меня врасплох. Разве мы только что не вели спор?

— Я хочу помочь тебе, Мёрки. Вот почему я привёл тебя сюда. Ты можешь не соглашаться, но обещаю, я искренне хочу, чтобы ты получил ту свободу, которую так сильно желаешь.

Такая себе горькая забота… я грустно покачал головой и со стороны, вероятно, выглядел немного удручённым, но он был моим хозяином, а значит, как я мог вести себя иначе? Я не мог унять грустную мольбу в своём голосе.

— Тогда почему ты просто… не отпустишь меня? Я бесполезен.

— Бесполезен? — жеребец рассмеялся. — Прошу, Мёрки, не недооценивай себя. Я уверен, что ты сможешь преодолеть все трудности, если тебя правильно поощрить. Не сомневаюсь, что ты будешь хорошим работником. И не думай, что я сильно отстранён от вас. Если у тебя будут какие-то проблемы, то обращайся. Мне нужно, чтобы все вы могли помочь Господину Красному Глазу спасти Эквестрию… а затем отправиться в будущее лучшими пони, чем были до этого.

Вопреки всему, я не мог не поддаться на его убеждения. Что если Красный Глаз на самом деле просто хотел помочь? Что если этот ученик и его прогрессивное отношение были лучшей системой? Может, если таких пони будет больше, то они смогли бы убедить Красного Глаза отказаться от жестокого рабства?

Нет! Я ударил себя копытом по голове (без сомнения, Протеже явно был озадачен теми способами выражения эмоций, что выработались у меня за годы одиночества) и попытался вспомнить Литлпип. Диджей хорошо отзывался о ней и её помощи всем вокруг! И он говорил о борьбе за правое дело! Просто нужно верить в доброту других пони и пытаться самому оставаться таким же, будучи свободным! Независимо от того, что рассказывал Протеже, это всё ещё было рабство. Такие пони, как Хозяин, всё ещё мучили таких, как я, а условия жизни здесь были хуже, чем в любом другом лагере, где я жил до этого!

Жеребец заметил, что я с ним не согласен. Вздохнув, он повернулся и подошёл к той сумке, что взял ранее.

— Я вижу, что у нас с тобой просто разные взгляды, Мёрк. Я уважаю твоё желание, но не могу удовлетворить его. Тем не менее, я должен сказать, что насладился этой возможностью полноценно с тобой пообщаться. Ты интересный пони, Мёрки, и я надеюсь, что мы сможем поговорить ещё. Если ты не занят работой, можешь приходить ко мне в любое время. А сейчас…

Протеже вернул окуляр на место и защёлкнул его за ухом. Теперь он снова был учеником Красного Глаза. Я опустил голову.

— Ты подчиняешься мне. Начнёшь свою работу над следующим заданием вместе с другими добровольцами или теми, кто был назначен на двухлетнюю службу по поиску, очистке и восстановлению. Я желаю тебе удачи. Это нелёгкая работа, и порой она может быть фатальной. Тем не менее…

Сумка левитировала ко мне, а затем открылась и передо мной явилось её содержимое. Я ахнул от удивления.

— Возможно, это сможет поднять тебе настроение, поможет преодолеть трудности и защитит от тех, кто осуждает тебя из-за крыльев.

Моя самодельная куртка, очки Слит, седельная сумка и ПипБак.

Несмотря на то, что Протеже стоял и смотрел, я мгновенно бросился натягивать на себя кофту, практически катаясь по полу, пытаясь, как можно скорее спрятать эти проклятые перья. Казалось, что взгляд жеребца задержался на моих крыльях, пока, наконец, они не скрылись под тканью.

— Очень интересно. Пегас… простые семейные гены и случайность или в этом есть что-то большее?

Теперь, когда я чувствовал себя гораздо теплее и безопаснее, я принялся надевать ПипБак на свою правую ногу с помощью кожаного ремешка, после чего надел очки на голову и, наконец, закинул седельную сумку на спину. Она была почти пустой… но внутри я нашёл три антирада. Удивившись, я повернулся к Протеже уже открыв рот, чтобы спросить. Он просто коснулся своих губ копытом.

— Считай это извинением за то, что Раджини сделала с тобой, Мёрк. Хорошего тебе дня.

Жеребец вернулся за стол и снова взялся за перо с бумагами. Это было явным сигналом о том, что мне пора идти.

Закрывая за собой дверь в кабинет, я не мог не думать о нём. Этот Протеже на самом деле был таким хорошим, каким пытался казаться? Все остальные просто пытались использовать меня для своих целей. И это не говоря о том, что он был личным учеником Красного Глаза.

Уже идя по коридору вслед за Раджини, я услышал, как он начал разговаривать вслух, думая, что я уже не услышу.

— Моему Господину Красному Глазу. Думаю, у меня есть интересные мысли о том, что я узнал на этой неделе о чувствах тех, на кого мы полагаемся в восстановлении Эквестрии…

В тот момент, когда решётка в главный зал захлопнулась за моей спиной, я галопом бросился к клетке Бримстоуна. Моё плечо ужасно болело, но я точно знал, что может случиться со мной.

— Э-э-э-эй пегаси-ик!

Позади уже послышался топот копыт рейдеров, которые выскочили из магазинов возле входа. Я даже не оборачивался.

— Давай ещё поиграем! Ну же, покажи нам свои пёрышки!

Они гнали меня до самого магазина Бримстоуна и остановились только тогда, когда я запрыгнул внутрь. Оглянувшись, я увидел, что их лидер носит на голове повязку с моими перьями! Другая небольшая группа рейдеров крутилась возле фонтана, и я мог только надеяться, что их одежда по чистой случайности выглядит похожей на мою шкуру.

Бримстоун ждал меня внутри. За несколько шагов он оказался у входа и взглянул на рейдеров за порогом.

— Ты не сможешь вечно прятать нашу награду от нас, предатель! Ни его, ни её!

Тряхнув гривой, огромной жеребец не обратил на них внимания, а только лишь помог мне пройти вглубь магазина, где наблюдал за тем, как рейдеры ушли прочь. Не в первый раз, я начал ненавидеть свой чувствительный слух, улавливая их смех и разговоры на большом расстоянии. А помимо них, я слышал стоны и плач тех рабов, которым не посчастливилось оказаться под защитой полевого командира.

— Постарайся не дразнить их, Мёрк, — голос Брима был грубым, как и всегда. — Стражники, Шейклс и я держим их под контролем. Но на самом деле они просто ждут возможности выплеснуть всю эту злость на кого-то. Рейдеров невозможно усмирить.

— Но я не…

— Ты попался на глаза. Для них это достаточно веская причина.

На самом деле, я не знал, что ему ответить, но намёк я понял. Оставаться скрытным и не попадаться на глаза. Я слышал слишком много историй о том, на что способны рейдеры. Пытки, изнасилования, каннибализм и всё сразу. Я едва не стал их игрушкой.

— Слушай, Брим… я достал кое-что для неё.

Я похлопал по седельной сумке, привлекая внимание жеребца. Без лишних слов, он провёл меня в подсобку магазина.

— Бесполезно.

Вздохнув, я опустился на колени, а Брим осторожно подвинул антирад обратно. У меня не было никаких сомнений в том, что я пожертвую эти дозы ей вместо того, чтобы использовать их для лечения собственной болезни. Я уже чувствовал, как мне снова становится тяжелее дышать, хотя доктор Протеже подлечил меня всего пару часов назад. Я был на её месте, и такой судьбы не пожелаю никому.

— Бесполезно?

— Всё просто, — Брим повернулся к кобыле, которая тихо отдыхала. — Я и сам могу достать такое на рабском рынке… но Глиммер не может принимать антирад. Что-то в его составе вызывает у неё аллергию.

— Ох… мне очень жаль…

— Не важно. Просто надо продолжать следовать первому плану — найти альтернативу.

Бримстоун глубоко задумался, когда начал размышлять о своём плане. Я нерешительно сел и стал смотреть на Глиммерлайт. Во время дыхания её грудь практически не двигалась, а сама она потела и дрожала от холода одновременно, даже будучи укрытой одеялом. Рядом с диваном стояло ведро для рвоты. Могу поклясться, что когда я прошёл мимо него, то заметил, что его содержимое было красным.

Но я видел не просто больную кобылу. Несмотря на моё естественное недоверие ко всем незнакомым пони, я видел в ней свою последнюю надежду. В одиночестве у меня не было шансов. Я был слабым, трусливым, необразованным, а моё представление об окружающем мире, в котором не было рабовладельцев, указывающих мне, что делать, было абсолютно наивным. И это при том, что я не справлялся, даже живя в мире с указаниями. Я всем сердцем хотел выбраться наружу. Рисунки со свободой, которые я оставил в своём дневнике и на стенах сарая Хлыста были тому неоспоримым доказательством. Но, после моей неудачи, мысль о том, чтобы снова бежать к этой Стене казалась абсолютным безумием. И вот я снова вернулся к этому ужасному чувству.

Я снова стал таким же, каким был до Ямы. Слишком боялся последствий и наказания, чтобы набраться смелости действовать. То чувство, которое давало мне силы, казалось, совсем развеялось.

Но затем на моём пути встретилась Глиммерлайт.

Судя по тому, что Бримстоун рассказал о её жизни, она казалась мне лучшим вариантом среди всех пони, кого я мог найти и кто хотел того же, чего и я. Она не станет осуждать меня и, возможно, просто возможно, согласится помочь. Безымянная кобыла доказала мне, что пони могут быть хорошими, а теперь я должен был довериться её собственной вере в то, что в Филлидельфии жили хорошие пони, кроме неё самой.

Если я когда-нибудь снова решусь бежать, то они мне понадобятся. Прямо сейчас, у меня не было какой-то конкретной цели, ни энергии, которая провоцировала бы меня на действия до того, как они произойдут сами по себе. Моя жизнь снова брошена в рутину рабства. И я знал, что если снова позволю этому поглотить себя, то рабское мышление навсегда возьмёт верх надо мной.

Глиммерлайт, вероятно, была моей последней надеждой. Вполне возможно, что она станет моим первым шагом на пути к чему-то, что поможет мне снова решиться на побег! Несмотря ни на что, я не мог позволить ей умереть, а иначе я просто стану свидетелем того, как мой последний шанс тает прямо на глазах.

Глубоко вдохнув, я взглянул на огромного рейдера.

— Так… что мы будем делать?

Бримстоун искоса взглянул на меня суровым взглядом.

— Мы?

По правде говоря, я не особо задумывался, но знал, что это то, чего я хочу.

— Слушай… ты сказал, что она хочет сбежать. Ну и я хочу, понимаешь? Но я пытался сам и серьёзно облажался. Бримстоун… я… я очень боюсь делать что-то, даже если это принесёт мне пользу. Очень боюсь! Протеже кажется нормальным, но… но Хозяин…

Я потерял ход мыслей. Ощущение того, как он валит меня на землю, как его грубое копыто гладит мою кьютимарку… Вернувшись из своих мыслей в тёмную подсобку, я увидел, как Брим сердито смотрит на меня, реагируя на мою привычку искать, как можно более тёмное место в качестве укрытия. Даже такой пони, как он, видел боль в моих глазах.

— Он навредил тебе.

— Да… — я всхлипнул. — Водой… и он бил меня… я… я думал, что он меня сломает…

Выражение лица Брима не сильно изменилось, но я знал, что он видел, как хозяин бросил меня к рейдерам. Я попытался утереть слёзы и, набравшись храбрости, встать перед жеребцом, чтобы вызвать у него уважение.

— Но, судя по тому, что ты сказал о ней… Бримстоун, я знаю, что должен помочь в её спасении так же, как и ты сам. Дело в этом… что я был в таком же состоянии, как она. Вот почему я хотел отдать свой антирад тебе. Я знал, что хотел бы, чтобы кто-то сделал то же самое для меня.

То же каменное выражение лица. Добрую половину минуты он просто пялился на меня, пока наконец не покачал головой.

— Видимо, в последнее время, я стал слишком мягким… ладно. Ты в любом случае пригодишься. Раз ты смог добраться до Стены, то значит умеешь держаться в тени. Но знай. Как и прежде, если я почувствую, что ты угрожаешь успеху, то можешь сразу бежать обратно домой и жаловаться своему Протеже. Ты меня понял?

Я сглотнул, задумавшись о том, на что же я всё таки подписался…

— Ладно… так… что мы делаем?

Его план был простым, но в то же время таил в себе множество опасностей.

Рядом с филлидельфийским кратером, сразу за чертой зоны отчуждения, находилась восстановленная больница. Однако, из-за высокого уровня излучения вокруг, её чаще использовали для ценных рабов, но не для кого-либо из подчинённых Красного Глаза. Таким образом, она была менее защищена и хуже оборудована, чем больницы, что были ближе к центру города. Бримстоун уточнил, что она называется “Сердца и копыта”. Естественно, я бы никогда не узнал её по одному лишь названию, поэтому он сказал, что просто укажет мне на неё. Я спросил, почему Протеже не смог просто вылечить её, но ответ оказался простым. Оказалось, что Глиммерлайт не считалась ценным кадром, а поэтому даже с влиянием Протеже, ей было не положено лечение в больнице. Таким образом, Бримстоун решил просто прийти и забрать все необходимые медикаменты самостоятельно.

То, как мы туда попадём, это отдельная история. Там была заблокированная задняя дверь. Она вела наружу. По всей видимости, раньше, это был вход для доставки товара. Протеже и рабовладельцы считали его нерабочим из-за насквозь проржавевших петель, но Бримстоун считал, что дверь просто заблокирована с другой стороны. Если немного расчистить место и воспользоваться его силой, то дверь удастся открыть. Проблема заключалась именно в расчистке. Жеребца всегда держали под усиленной охраной во время работ из-за того, что в прошлом он уже убивал стражников. Поэтому, моя роль в его плане заключалась в том, чтобы пробраться через вентиляцию и выбраться наружу, а затем расчистить дверь с другой стороны. Вдвоём мы смогли бы добраться до больницы по краю кратера, не привлекая лишнего внимания. Бримстоун поможет мне пробраться мимо стражника на складе больницы, я проберусь внутрь и достану все необходимые лекарства. Я так же надеялся, что смогу забрать ещё несколько доз антирадина для лечения собственного недуга.

Если честно, мне не особо нравилась отведённая роль. Пробираться по узкой вентиляции в полной темноте, ползать на животе рядом с кратером от жар-бомбы, а затем забираться в незнакомое место и искать непонятное лекарство, чьё название, вероятно, я даже не смогу прочитать.

И конечно, во всем этом была ещё одна проблема. Я сам.

Это был тяжёлый день. Я всё ещё был на грани нервного срыва, удерживаемый только мыслью о предстоящем задании и фактом, что мне вернули дневник и ПипБак. Но даже с моей курткой, у меня было то ужасное чувство, что все пони знают о том, что у меня есть крылья. Сидя и просматривая страницы дневника, в ожидании, пока Бримстоун соберётся, я с тоской рассматривал рисунки, где изобразил себя без крыльев.

Я устал… очень сильно устал. Но если я закрывал глаза, то тут же начинал потеть от страха, что тем, кто меня разбудит, будет сам Хозяин. Порой, видя в темноте подсобки большой силуэт полевого командира рейдеров, я вскрикивал от страха и бросался бежать, и только потом понимал, что это был Бримстоун, а не Хозяин. Я чувствовал утешение лишь тогда, когда смотрел на Глиммерлайт. Даже будучи больной, она в какой-то степени выглядела очень умиротворённой. Её шерстка могла бы сиять, если бы не пыль и грязь, которыми она покрылась во время рабского труда. Но её короткая двухцветная розовая грива всё ещё была очень яркой. В тот момент, я сильно пожалел, что у меня для рисования был только уголь, а не цветные мелки.

На самом же деле, я просто искал отвлечение от реальных проблем.

Как мне со всем этим справиться? На что я вообще согласился? Бримстоун чётко дал понять, что если я не смогу помочь, то он меня бросит. Плечо болело, и я был уверен, что простудился от поливания холодной водой из шланга, мой разум изо всех сил боролся с внутренним рабом, чтобы не дать ему снова взять мою жизнь под контроль.

Только рисунки помогали мне держаться. Я сидел в углу подсобки и, пользуясь мерцающим фонариком ПипБака, разглядывал дневник. Читая про себя своё заклинание (линии обрели формы…) я рисовал первое, что приходило в голову. Внушительный и страшный Бримстоун Блитц, стоящий над слабой Глиммерлайт, готовый защитить её от любого, кто решится встать на его пути. Рисуя его, меня съедала зависть. Хотел бы и я иметь кого-то, кто с такой же уверенностью готов помогать мне, несмотря ни на что. Кого-то, кто будет присматривать за мной.

Ну, у меня была та безымянная кобыла, но, казалось, сама судьба разводит наши пути в разные стороны при каждой встрече.

Я отвлёкся от рисунка и перелистал несколько страниц назад. Совершенно случайно, я оказался на той странице, где в левом нижнем углу был изображён я сам, а всё оставшееся пространство оставалось пустым. Глядя на своё улыбающееся лицо, я задумчиво похлопал копытом по бумаге. Хотел бы я быть тем самым пони, который смеялся сквозь эту яркую улыбку с широко раскрытыми крыльями по бокам.

Кого я обманываю? Мечты и фантазии — вот и вся суть моих рисунков. Я не был свободным пони. Я просто пегас, который слишком боится показать свои крылья из-за возможного осуждения и ненависти окружающих. Я боялся даже тех пони, кто был на моей стороне.

— Мёрк.

Грубый голос был ровно настолько громким, чтобы случайно не разбудить Глиммерлайт. Я увидел, что Бримстоун смотрит на меня из темноты.

— Пора.

Я пробыл в Молле всего несколько часов, но уже был готов сбежать оттуда при первой возможности. Несмотря на страх, какая-то часть меня была рада, что я не полностью потерял свою энергию, даже учитывая то, что я всё ещё не был морально готов к новой попытке полноценного побега.

Но если всё получится, то, возможно, я буду не единственным в этом стремлении.

Вентиляция располагалась в дальнем углу зоны для рабов в Молле, сразу рядом с одной из лестниц, ведущей на второй этаж с клетками. Бримстоун наклонился достаточно низко, чтобы я смог забраться на его спину и достать до самой вентиляционной шахты. Одно ловкое движение небольшим стальным прутком, и вот я уже смог приоткрыть решётку ровно настолько, чтобы без проблем забраться внутрь. Вентиляция оказалась достаточно объёмной, и я смог развернуться внутри и даже сидеть слегка согнувшись. Она почти идеально подходила для меня, хоть я и знал, что к концу пути моя спина может заболеть. И даже так, в сравнении с грязной сточной трубой, где мне приходилось ползать, в шахте было сухо и на удивление прохладно, по сравнению с парилкой Филлидельфии. Я мысленно записал это место в потенциальные укрытия, где я мог бы без проблем спрятаться, и никто другой не смог бы меня достать.

Обернувшись, чтобы закрыть за собой решётку, я увидел, что Бримстоун смотрит на меня своими крошечными глазками. Жеребец держал для меня решётку и задержался прежде, чем закрыть её.

— Мёрк, уверен, что найдёшь дорогу?

— Думаю, да… Просто двигаться вперёд вдоль стены, пока не найду место, где можно будет выбраться наружу, так?

Огромный пони кивнул. Я рассчитывал, что он хотя бы улыбнётся мне, но он всё так же хмурился.

— Лады, значит, хорошо. Постучишь четыре раза в заднюю дверь, когда расчистишь проход, и я смогу выбить её. Постарайся не стоять на пути. Запомни, четыре раза, а иначе я не открою. Ты взял всё, что нужно?

Я проверил свои вещи. Моя теперь уже небронированная курточка была на мне, а вместе с ней очки и ПипБак. Вдобавок, Бримстоун нашёл среди своих пожитков верёвку. В ожидании выхода, я немного укоротил куртку. Погода в Филлидельфии отличалась от погоды снаружи, и моя термоизоляция явно не подходила для столь жаркого климата. Теперь она доходила ровно до края моей кьютимарки. Задние ноги оставались открытыми, и за их перегрев я мог не переживать, но в то же время кофта хорошо скрывала мои крылья. Заметным отсутствием в моём снаряжении была только жёлтая седельная сумка и дневник.

— Не забивай голову этим своим журналом. Безопаснее было оставить его с Глиммерлайт, а не таскать с собой по туннелям.

Неужели по моему выражению лица можно было настолько чётко прочитать то, о чём я думаю? Сохрани меня Селестия, на случай, если у меня когда-нибудь появится особенная пони…

Я закрыл решётку за собой и натянул очки на глаза, после чего задержался всего на мгновение.

— Б-Бримстоун?

М-м?

Я прикусил губу. Говорить с этим “полевым командиром” всегда было неловко, даже, когда он становился более открытым…

— Спасибо тебе. То есть, серьёзно… ну, за помощь. Я надеюсь, что не подведу тебя. Я не слишком везучий, и у меня далеко не всегда получается сделать что-то правильно. Но… но несмотря на это, Глиммерлайт — моя единственная надежда найти кого-то, кто может помочь мне в этот момент, и я не хочу подвести вас.

Казалось, что Бримстоун выглядел растерянным из-за моих слов. А я чувствовал себя растерянным из-за того, что вообще сказал это вслух. Но затем большой рейдер похлопал по решётке и, к моему удивлению, улыбнулся.

— Сделай это для меня, Мёрк, — прошептал он. — И тогда ты заслужишь немного доверия. Она значит для меня всё… вообще всё. Немногие пони решаются на то, чтобы хотя бы помочь так, как ты.

— Я… я попытаюсь…

— Хорошо. Я буду ждать в магазине. Постарайся сделать так, чтоб тебя снова не выпнули с балкона прямо в ад, хорошо?

Могу поклясться, что он ухмылялся, когда, наконец, повернулся и порысил прочь. Сделав глубокий вдох, я повернулся и пополз вглубь вентиляционной системы. Постепенно, меня поглощала кромешная тьма, от которой у меня шли мурашки по коже… но я чувствовал, что это мой единственный способ выбраться из этого кошмара.

Время идти и спасать жизнь… жизнь той, кто в ответ сможет спасти мою собственную.

В моей жизни было множество пони, заслуживших мою благодарность. Обитательница Стойла. Бримстоун. Безымянная кобыла. Мать. Диджей. Да даже Глиммерлайт, хоть на тот момент она всего лишь улыбнулась мне. Именно она подарила мне цель, когда я полностью сбился с пути.

Но прямо сейчас, Сандиал был единственным, кто стал моим лучом света. Буквально.

Мерцающий и наполовину сломанный фонарик его ПипБака был моим единственным источником света, который спасал меня от панической клаустрофобии. Временами я задумывался, означает ли это, что у меня есть фобия? Я надеялся, что нет. Как вообще это можно определить? Могу ли я определить это сам? Может, я боялся собственных…

— А-АХ!

Я прыгнул и, перекатившись, сжался, когда увидел чью-то крадущуюся те… ох.

Какой же я болван.

Ну а что мне оставалось? Я нервничал и передвигался почти в полной темноте. Конечно, я весь был на нервах! Честно говоря, я понятия не имел, где находился. В редких случаях, я проходил мимо вентиляционных решёток, которые вели в слабо-освещённые помещения, но ни одно из них не казалось мне знакомым.

Скрипучие и гнущиеся вентиляционные шахты часто были на грани обрушения, когда я шёл по ним. И что хуже всего, я слышал другие вещи, помимо скрипа. Разные щелчки и писк из ответвлений основного прохода. После сточной трубы, я даже не хотел представлять, какие ужасы могут скрываться в темноте, поджидая, когда несчастный пони наткнётся прямо на их логово. Часто, мне приходилось сворачивать с основного маршрута, когда проход становился настолько маленьким, что даже я не мог в него протиснуться. Зачем вообще было делать часть шахт подходящими по размеру для пони, а часть — нет? Разве они не думали, что однажды это может пригодиться для побега одного маленького пегаса? Кто вообще проектирует стеклянную крышу, способную выдержать взрыв жар-бомбы, но при этом не делает дополнительные пути для эвакуации? Какой больной архитектурный разум создал это место?

Каждый новый поворот таил за собой неприступную стену темноты. Я чувствовал, что практически не продвинулся в этой пугающей обстановке. Неохотно потянувшись к своему ПипБаку, я включил радио на минимальной громкости. Технически, это плохая идея, но без морального поощрения я точно ничего не добьюсь.

Так… как нужно крутить крутилку, чтобы снова включить станцию Диджея?

Щёлк.

Бззззззшшшшш…

Щёлк.

Напоминаю каждому рабочему Филлидельфии, что вы жертвуете собой каждый день ради нашей общей великой цели. Не бойтесь будущего, ведь благодаря вам…

Щёлк.

Фззззффффззф…

Щёлк.

Не ленись — подели-и…

ЩЁЛК!

…раз я должен вам повторять, жители Пустоши? Гули такие же пони, как и мы с вами!

Я облегчённо вздохнул, когда этот расслабляющий голос вновь донёсся до моих ушей впервые после побега. Что-то в этой фамильярности, в неформальном общении и том, что он словно говорит только со мной, помогало мне чувствовать себя не таким одиноким в этом тёмном и жутком месте.

— Разве наша милая продавщица маффинов ничего вам не доказала? Ну, раз так, то давайте я вновь повторю для ясности. Гуль — это такой же пони, но без шерсти, гривы и с дополнительной способностью в виде, вроде как, бессмертия.

С этим успокаивающим голосом выполнять мою задачу стало гораздо проще, а я сам почувствовал себя более счастливым. Впереди я увидел небольшой источник света. Возможно, там я смогу найти для себя какой-то ориентир.

— Они так же чувствуют, думают и им больно, как любому из нас. Так что в следующий раз, когда вы встретитесь с одним из них, окажите старику Пон-3 услугу и не вредите им без причины, лады? Улыбнитесь им, просто чтобы напомнить, что не все мы осуждаем их за внешний вид, хорошо?

Остановившись на мгновение, я вздохнул. У меня не было проблем с гулями. Один из моих хозяев был гулем, и я никогда не осуждал его за кожу… точнее, за её отсутствие. Ладно, может, однажды я и назвал его “гниющим трупом” в собственной голове, но только потому, что он первый ударил меня! Но, что-то я не слышал таких же примиряющих речей в адрес пегасов…

— Ну, серьёзно, зомби-пони? Да оставьте вы их в покое. Просто научитесь их отличать. Совсем не весело, когда все вокруг пытаются подстрелить тебя только из-за того, что ты немного отличаешься от других.

Ползая на животе, я постепенно приближался к вентиляционному люку, откуда исходил свет. Оттуда я услышал голоса.

— Ну а теперь, к свежим новостям… как насчёт того, чтобы обсудить события на ферме Сладкое яблочко…

— Хозяин, почему вы не разрешили нам прикончить убл…

— Молчать! Ты знаешь, почему.

Щёлк!

Я почувствовал, как у меня по спине пробежал холодок. Один этот голос, всего одно слово, молчать, и я уже застыл на месте и не смел издать ни звука, боясь тут же получить новое наказание за непослушание. Я быстро попытался напомнить себе, что сохраняю тишину только для того, чтобы оставаться незамеченным.

Хотелось бы, чтоб это действительно была единственная причина. Взглянув вниз, я обнаружил под собой грязную комнату со старым железным столом и стойками со всякими рабовладельческими инструментами, вроде хлыстов, ножей и погонялок. Узкая кровать выглядела грязнее, чем большинство тех, что я видел снаружи. Ещё в комнате была дверца, ведущая в какой-то шкаф. Больше ничего примечательного там не было, хотя в целом комната была наполнена всякой всячиной. И когда я смотрел на неё сквозь решётку над кроватью, во мне вдруг усилился страх.

Это была его комната.

Я видел Хозяина, который стоял за железным столом, в то время, как с ним разговаривал рейдер за пределами моего поля зрения. Я так сильно дрожал, что буквально чувствовал, как мои зубы стучат друг об друга. Какая-то часть меня начала бояться, что они могут выпасть и выдать меня шумом.

— Этот пернатый ублюдок может дать мне гораздо больше, чем одноразовое шоу, рейдер. Я — рабовладелец, я не зарабатываю на жизнь тем, что убиваю тех, кем управляю.

— Но мы работаем по-другому, — в голосе звучали нотки надменности.

Хозяин перебил собеседника рыком.

— Привыкай. Как вы работаете мне абсолютно всё равно. У меня есть на него планы. Я жду, когда Протеже не будет рядом, чтобы он не прервал нас своим загоном про “образцового ученика”. Этот мелкий зелёный жеребец — мой. Просто продолжай держать меня в курсе. Свободен.

Я дрожал. Часть меня хотела спуститься к ним в комнату… и сдаться. Раб, шпионящий за собственным Хозяином! Какой вздор! Одновременно, мне стало отвратительно, что моё рабское мышление так реагирует на него, и я, мысленно выругавшись, постарался побороть себя. Мысли об умирающей единорожке на диване было достаточно, чтобы укрепить мою решимость. Сконцентрироваться на цели, не на рабстве. Я вытянулся над люком, чтобы попытаться разглядеть, кто же был информатором…

— Когда мы были там с Бримстоуном, мы…

— Рейдер. Мне всё равно.

Хозяин понизил тон. Я всё ещё не видел рейдера. Вытянувшись ещё чуть-чуть, я опёрся передними копытами на самый край люка, чтобы уравновесить себя.

— Ты больше не “там”! Я оберегаю тебя от худшего, потому что ты полезен. Ты держишь разные кланы своих сородичей в узде, пока их старый лидер с головой ушёл в какое-то “покаяние”. А теперь убирайся отсюда и иди в свою клетку. Я не в настроении говорить с тобой.

— Ещё кое-что…

Должно быть, он уже почти выбежал за дверь и остановился в последний момент перед тем, как я увидел его. Дискорд тебя побери! Потея от напряжения, я перенёс весь свой вес над люком, чтобы высунуться ещё дальше и взглянуть прямо сквозь решётку. Я уже чувствовал, как моё травмированное плечо начинает дрожать.

— Что?

Его голос проник в самые глубины моей души. Меня затрясло, и я едва продолжал удерживаться на краю. Ох, это была плохая идея, очень плохая идея. Я уже чувствовал, как моё копыто соскальзывает.

— Что ты всё таки хочешь с ним сделать? Если хочешь сделать больно… ну, мы могли бы поспособствовать.

Ох, Богини, дайте мне сил и помогите не соскользнуть…

Хозяин тихо рассмеялся. Этот больной смех означал только то, что наружу выходит его садистская натура.

— Я прирождённый рабовладелец, рейдер. Я просто хочу, чтобы он был под контролем. Чтобы он делал всё, что я прикажу. Он же прирождённый раб, ты знаешь? Он — это всё, чего я хочу. Он одновременно и пегас, и маленький слабый раб. Я не хочу просто убивать его, о нет… нет… Я хочу, чтобы он… сдавался, день за днём. Я не какой-то там жестокий садист, как ты, рейдер. Я не хочу его смерти. Я хочу, чтобы он жил. Как удачно, что он попал в Филлидельфию. Было бы лучше, если бы он попал прямо в эту комнату.

Моё копыто соскользнуло.

Я почувствовал, как всем телом падаю вниз, на вентиляционную решётку, а затем с грохотом и громким вскриком ударяюсь об неё же. Мой ПипБак! Край кожаного ремешка зацепился за решётку! Молясь, чтобы не порвать его, я со всей силой потянул назад. Ремешок освободился, и я тут же, как можно тише отпрыгнул назад в шахту и выключил свет.

— Что за хуйня?! — вскрикнул рейдер.

Я свернулся в клубок, боясь даже пошевелиться. Затем послышался болезненный удар копыта по чьей-то голове.

— Не смей приближаться ко мне в моей комнате!

На волосок от… Я мог бы подумать, почему он так внезапно разозлился, но в тот момент был слишком сконцентрирован на том, чтобы не издавать ни звука.

— Ладно, ладно!

Ещё один звук мощного удара и болезненный вскрик.

— Мне не нравится твой тон, рейдер! Ты здесь раб! Я здесь Хозяин!

— Да, Хозяин!

Несмотря на избиение, я всё равно слышал в его голосе сопротивление. Я думал, что рейдеры, привыкшие к независимости, были более устойчивы к избиениям Хозяина и лучше могли сопротивляться его натуре. Неужели я действительно был настолько жалок? Образ бесконечной цепи в моей голове умолял подчиниться. Хозяин был прав, моё предназначение было в том, чтобы принадлежать ему.

Но он не должен был получить меня… уж точно не навсегда. Я не мог выдержать такого кошмара, где он полностью бы контролировал мою жизнь. Мне нужно было сбежать от него.

Я должен был…

Даже услышав, как Хозяин выбросил рейдера из комнаты и вернулся на кровать, бормоча что-то про радтараканов в вентиляции, я лежал прямо над ним, молча пытаясь хоть как-то выйти из ступора. Даже не видя меня, он всё равно мог причинить мне боль.

Я должен был сбежать от него. Я должен был сделать это до того, как он закуёт мою жизнь в цепи ещё крепче.

Я оставался неподвижным до тех пор, пока Хозяин не ушёл. Моё дальнейшее передвижение по вентиляции было менее смелым, а подсветку ПипБака я так и не включил. После всего одного почти провала, я больше не решился пользоваться светом. Но кромешная тьма чуть не привела к катастрофе. Я едва не упал в узкую вертикальную шахту. Моё сердце бешено колотилось от мыслей о том, что я мог застрять там, будучи не в силах выбраться самостоятельно и без возможности позвать хоть кого-то на помощь…

Но вскоре мои глаза немного адаптировались, и я привык к темноте. На самом деле, свет часто попадал в вентиляцию из люков, что встречались на пути. Так что, с такой естественной подсветкой, я мог оставаться незамеченным и сконцентрироваться на своём пути. Мне пришлось немного побродить, но в конце концов, я оказался в той части, которая, как я был уверен, вела к помещениям у наружней стены Молла.

Выбив вентиляционную решётку пинком, я спрыгнул вниз, в тёмную комнату. От приземления поднялось облако пыли, что тут же заставило меня закашляться. Я огляделся по сторонам и обнаружил, что попал в, по всей видимости, нетронутое с самой войны помещение.

Ещё до конца всего… Мне не хотелось задерживаться там надолго. Я не занимаюсь довоенными расследованиями.

Кашляя в копыто через каждые несколько шагов и постоянно хромая из-за травмы, я пробирался через сохранившуюся комнату. Она выглядела, как старое подсобное помещение для уборки, но покрытое двухсотлетней пылью, грязью и толстым слоем паутины на каждом углу. Грязь цеплялась за мои копыта и волочилась за мной следом. Впереди я обнаружил двойную дверь, закрытую с моей стороны толстой железной решёткой. Постепенно вокруг меня стали появляться всё больше пустых упаковок из-под еды, напитков и просто куча пустых антирадов. Большая их часть лежала вокруг рабочего стола с множеством мониторов, которые мерцали и шипели, постоянно выдавая какие-то ошибки. Один из них включался и выключался, высвечивая сообщение с одним лишь словом из красных букв, которое, видимо, было предупреждением. В то же время, по другому экрану сплошным потоком нёсся огромный текст.

Кто-то заперся здесь, чтобы выжить. Но если двери закрыты на решётку, то где все?

Потратив немного времени, я наконец нашёл способ открыть двери.

Старый жеребец, хорошо сохранившийся даже после смерти. Он лежал на небольшой самодельной лежанке в шкафу для моющих средств, а вокруг него были разбросаны десятки использованных ингаляторов. Запах был не свежим, но сладким и затхлым, а воздух ощущался так, словно стоял там на протяжении веков. Моё сердце сжалось, когда воображение взяло верх.

Образы… мой разум снова начал делать это. Собирать воедино все мельчайшие детали, представлять эти последние мгновения, того, что происходило здесь, когда мегазаклинания накрыли Филлидельфию. Может я где-то пропустил фото? У него была семья? Что он слышал? Что это блестит в его седельной сумке? Каково было оказаться одному в закрытой комнате и медленно умирать…

— Нет!

Мне буквально пришлось дать себе пощёчину копытом, покрытым паутиной. Я никак не мог позволить себе очередной срыв из-за тоски о прошлом. Бримстоун и Глиммерлайт полагались на меня! Я повернулся и побежал прочь от шкафа к мониторам, где остановился, чтобы перевести дух. Потребовалось какое-то время, но я смог взять себя в копыта и, наконец, подошёл к двери с символом выхода. Отодвинув ящики в сторону, я увидел, что на решётке есть замок.

Естественно, я знал, что уже видел ключ. Он был на нём.

Я знал, что должен поторопиться, но мне всё равно нужно было немного отдохнуть. Моё плечо ныло и пульсировало. В то же время, меня накрыли воспоминания об избиении рейдерами и пытках Хозяина.

— Ладно… ладно… это просто труп… просто свежевыглядящий труп… ты побывал в сточной трубе…

Я продолжал повторять это вслух до тех пор, пока не вернулся к шкафу. Дрожа, я наклонился к седельной сумке и укусил тонкую петлю верёвки, на которую был привязан ключ. И там… ничего. На верёвке не было ничего.

Моё воображение вновь разыгралось. Это казалось таким неправильным. Я тревожил умерших давным-давно пони. Этот бедный жеребец умер в полном одиночестве на своём рабочем месте, отчаянно борясь с лучевой болезнью, а теперь мне нужно его обокрасть? Неужели, я уже опустился до подобных краж?

Ключ выпал, а седельные сумки опустились на пол. Видимо, длинная верёвка настолько обветшала, что просто развалилась от легчайшего прикосновения. Тело сдвинулось, когда часть веса перестала прижимать его и зашипело от выходящего наружу воздуха. Я боролся с желанием извергнуть содержимое желудка и старался ни сделать ни единого вдоха носом. Я повесил ключ себе на шею и осторожно, стараясь больше никак не потревожить его покой, отступил назад, закрыв глаза в дань уважения.

— Прошу, прости меня, это ради блага… обещаю. Пусть Богини подарят тебе покой…

Я открыл глаза.

И обнаружил, что его лицо находится вплотную к моему, а глаза открыты.

Несколько мгновений он просто пялился на меня, дрожа и издавая щёлкающие звуки.

А затем, он завопил.

Сначала только сухой вздох, за которым уже последовал отвратительный скрипучий визг окаменевшего и истлевшего за двести лет горла. Он наполнил комнату и оглушил меня, сковав каждую мышцу в теле ужасом, которого я ни разу не испытывал. Рот трупа неестественно открылся, гораздо шире, чем у живых пони. Растерявшись, я почувствовал, что просто рухнул на пол прямо перед ним. Я не мог даже закричать, а вместо этого лишь смотрел на него слезящимися глазами.

Труп начал дёргаться в спазмах. Старые, давно засохшие мышцы вновь пришли в движение после этого нечестивого воскрешения. Я начал кричать, когда он стал ползти ко мне через кровать на своих кривых и сломанных ногах. Инстинкты взяли вверх, и я начал отползать прочь от него. Я взмолился, чтобы моё тело наконец пришло в себя и я смог встать! Но… я просто не мог. Страх парализовал и сковал каждое движение. Позади меня он снова закричал и так яростно засеменил ногами, что его лежанка отлетела в стену.

Я добрался до стола с мониторами и просто рухнул на него, сбросив терминалы, но воспользовавшись ими, чтобы подняться на ноги. Позади, шаркая и спотыкаясь, труп выбрался с постели. Истлевшее тело вновь ожило, даже спустя столько времени! Когда я, наконец, оказался на ногах, то галопом бросился к двери и в панике начал пытаться схватить ключ зубами.

Мертвец вновь завопил, ползком двигаясь в мою сторону на единственной целой ноге через всю комнату. Его нижняя челюсть свободно болталась, и он начал клацать зубами и шипеть в мою сторону с безумием, которого я не видел ни у одного рейдера.

— Ну же… ну же, ну же, давай, давай, прошу!

Я едва не уронил ключ, но всё же смог засунуть его в замочную скважину и повернуть. Дверь не открывалась. Это что, неправильный ключ? Я слышал, что жеребец был уже всего в паре метров от меня, но я даже не мог обернуться! Звук приближался… и приближался! Мне ничего не оставалось. Я начал колотить и биться в дверь, моля Богинь, чтобы она открылась, и я, наконец, выбрался из этой ловушки с… с этим ожившим телом!

Навалившись всем весом на дверь, она сдвинулась… всего на пару сантиметров.

“Ну давай! Помогите! Кто-нибудь!”

Я бился в дверь снова и снова. Я даже не обратил внимание, что колочусь в твёрдую железную дверь своим травмированным плечом. Ужас подгонял меня и, обернувшись, я увидел… э… гуля? Это же зомби-гуль? Он уже перелез через упавшие мониторы и тянулся ко мне своими ногами. На мой четвёртый удар в дверь, он оказался достаточно близко, чтобы дотянуться до моих задних копыт, и я почувствовал прикосновение холодной мёртвой плоти.

Завизжав, я оттолкнулся задними ногами и начал протискиваться сквозь узкую щель, постоянно толкая себя вперёд, пока всё таки не выбрался за дверь. С последним воплем, я захлопнул её за собой и тут же услышал глухой крик с противоположной стороны. За ним последовали удары в дверь, когда монстр начал биться в неё, чтобы всё таки достать меня. Я сидел там, прижавшись спиной к этой двери, пока звуки, которые издавал гуль не перешли от криков и воплей к… к тем звукам, которые он издавал, оставаясь наедине с собой. Передо мной открылся вид на кошмар Филлидельфии — кратер от жар-бомбы. За окружающими его стенами он светился нездоровым красным светом, который становился только ярче, благодаря стоящему в воздухе смогу. Этот шрам на теле мира был причиной всех ужасов, в том числе и того, что сейчас стоял за этой дверью. Смог вокруг опускался и поднимался, словно кратер буквально был гнойной раной Эквестрии и пульсировал на моих глазах, будучи неспособным затянуться.

И я мог бы подумать, что, даже несмотря на этот ужасный вид, я оказался в самом прекрасном месте во всей Эквестрии, если сравнивать его с теми лабиринтами вентиляций и заброшенными помещениями, где я был до этого.

Но сейчас я был слишком занят тем, что лежал на помосте пожарной лестницы и рыдал взахлёб.

— Эй, приятель.

Шмыгая носом, я продолжал медленно рысить вокруг Молла.

— Эй! Эй, жеребчик! Малой! Ты в порядке?

Подняв голову, я вытер слёзы, чтобы взглянуть на того, кто обращался ко мне. Другой раб. Ярко-синий молодой земнопони с рыжей гривой. На его боках, где красовалась кьютимарка в виде мяча, были такие же язвы от радиации, как и у меня. Он пробежал мимо небольшой группы рабов, которая шеренгой шла на работу. Никто из них не остановился.

— Что случилось? Я думал, что видал грустных рабов… пока не встретил тебя.

Похоже, что он тоже направлялся на какую-то работу, судя по бумажке, торчащей из кармана его одежды. Некоторые рабовладельцы давали такие направления своим рабам, чтобы отправить их к новым бригадирам уже с инструкциями. Этот жеребец продолжал идти передо мной, пока я медленно брёл вперёд в поисках двери, о которой мне сказал Бримстоун.

— Я в порядке…

— Прости, приятель, но как-то совсем на это не похоже.

Я подарил ему уверенный взгляд. Не то, чтоб это сильно сработало. Он показался хорошим, но в тот момент я был слишком уставшим.

— Эй, ты прости… просто спрашиваю.

Остановившись и сев на землю, я потёр глаза и вздохнул. Возможно, я был с ним слишком груб. Как часто другой раб может предложить помощь?

— Нет, нет. Ты прости… тяжёлый день. Тяжелее, чем обычно.

Такой ответ его устроил. Жеребец успокоился и кивнул, а затем повернулся лицом ко мне.

— Я тя понял. Как зовут?

— Мёрки, — пробормотал я почти шёпотом, боясь, что если повышу голос, то тут же выдам дрожь.

— Флиппи Бит, приятно познакомиться. Отвечаю, я тебя точно видел на какой-то смене, серьёзно. Я бы запомнил такого малявку…

Ну, спасибо. Хотя он мог быть прав, просто я не запоминаю других пони. До того, как меня пробудила Обитательница Стойла, я просто существовал в бесконечном кошмаре, не обращая ни на что внимания. Тем не менее, лицо этого синего пони казалось мне немного знакомым.

Он, в свою очередь, не упускал ни секунды, занимая всё моё молчание своей болтовнёй.

— Слуш, ну мы ж это, рабы? Мы должны держаться вместе, приятель. Поддерживать там друг друга, чтоб лучше справляться со всем, что на нас свалилось.

После жуткой встречи с монстром всего за пару минут до этого, было невероятно приятно услышать кого-то, кто говорит вещи, с которыми я мог бы согласиться. Удивившись сам себе, я обернулся на него с улыбкой.

— Ага… рабство — это не круто. Я жив до сих пор просто потому, что другие помогали мне, Флиппи. Однажды я выберусь отсюда, я…

— Хах! Ну и высокие у тебя цели, Мёрк. Может заберёшь нас всех с собой?

— Если б я мог!

После короткого тревожного момента, я заметил, что его улыбка стала шире. Жеребец засмеялся, и я почувствовал, что мне стоит ответить тем же. И прежде, чем я понял, что происходит, мы оба рассмеялись. В этом было что-то простое и приятное. Мне редко приходилось общаться с кем-то о трудностях подобной жизни. Безымянная кобыла была… совсем другой, полной решимости изменить своё место в жизни. Бримстоун был… ну, Бримстоуном. Но этот Флиппи Бит? Он был просто… обычным и дружелюбным.

— Знаешь, Мёрк, я кажется вспомнил, откуда я тебя знаю. Ты работал на Параспрайтах? Стоп… стоп, нет. Может, на укреплении южной стены?

— Неа, точно нет.

— Дискорд тебя дери, откуда же я тебя знаю, приятель? Может, во время восстания? Ай, ладно, забей… Слушай, эта кофта… из чего она сделана? Хлопок?

Его голос изменился. Этот последний вопрос был задан слишком быстро. Я уже слышал, как шестерни в его голове начали набирать обороты и двигать мысли. К чему бы это? Я почувствовал, что немного нервничаю и ответил ему уже тише.

— Ага, типо того… получил её на… на молотилке.

— Ясно… слушай, классная кофта…

Он потянулся и пригладил ткань копытом. Я попытался встать и отойти, но внезапно, он задрал её край, несмотря на мой вскрик. Секундой позже, пони вскочил на ноги. Дружелюбная улыбка исчезла, потому что моё крыло оказалось выставлено на всеобщее обозрение.

— Я знал! Я знал, что знаю тебя! Ты тот пегас!

Я безмолвно открыл рот. Я хотел просто взмолиться. Просить прощения, ведь всё было так хорошо! Мы могли просто быть друзьями! Жеребец нахмурился. Теперь и я узнал его. Он бросил в меня обломком кирпича из самодельной пращи на том параде презрения.

— Ты не обязан меня ненавидеть…

— Тебя? Дело не в тебе, дело во всех вас! Зачем ты ходишь среди нас и дразнишь своими крыльями? Почему бы тебе просто не улететь прочь? А что это у тебя там? ПипБак! Он нужен, чтобы шпионить, да?! Блять, не могу поверить, что был добр к тебе!

Он потянулся к маленькому карману на своей одежде и, к моему ужасу, достал самодельный нож.

Я начал отступать назад, моё сердце бешено колотилось. Всплеск адреналина заставил меня дрожать. Я просто не выдержу. Только не сегодня.

— Вы же там всю еду сверху прячете, да? Моя бабуля мне всё о вас рассказала! Вы оставили нас голодать! Она рассказывала, как вы сожгли её дом на холме! Как вы застрелили моего деда за то, что он пошёл собирать цветы на вершине!

— ФЛИППИ! ПРОШУ! Я не с облаков! Я… я не могу летать!

— Да ты просто врёшь! Перестань! Если я что-то и запомнил с детства, так это то, что все пегасы одинаковые! Вы ведёте себя подло! Все так говорят! Я знал, что если когда-нибудь встречу одного из вас, то мои родители окажутся правы!

Схватив нож в зубы, он бросился на меня. Визжа, я отскочил назад и перекатился, едва успев увернуться от удара. Я только что столкнулся с зомби, не могу же я сейчас просто сдаться! Моментально, я поднялся на ноги и галопом бросился прочь. Он побежал за мной, а его нож болтался на шее на тонкой кожаной верёвке. Перепрыгнув через кучу мусора, я использовал её, как преграду.

— Мы не одинаковые! Я просто таким родился, я не просил эти крылья!

— ХВАТИТ ВРАТЬ!

Он на бегу перескочил через мусор. Я закричал и поскакал вперёд так быстро, как только мог. Но каждые пару шагов я хромал и замедлялся, пытался убедить его, но словно говорил со стеной. Что не так с этим миром? Пони рождаются и становятся рабами или рейдерами, но при этом в них продолжают воспитывать ненависть к грехам прошлых поколений.

Погоня продолжилась за задней частью Молла. Мне в голову пришла только одна мысль — найти нужную дверь и вернуться назад к Бримстоуну, а он бы уже спугнул Флиппи! Заметив такую, я бросился прямо к ней.

По крайней мере, попытался, пока моя травмированная нога окончательно не сдалась после вспышки пронзительной боли.

Упав на спину, я увидел, как он уже замахивается ножом. Крича от страха, я успел закрыться от него своим ПипБаком. От удара он тоже упал на землю и теперь между нами началась копытопашная схватка. Такое дело никогда нельзя было назвать честным и побеждал тот, кто бросался в бой с большим мужеством и удачей. Очевидно, у меня не было ни того, ни другого, но мне повезло выбить у него изо рта нож. В ответ, он начал выбивать ударами воздух из моих лёгких.

Прокатившись в разные стороны, мы поднялись на ноги, и я тут же бросился обратно к нему. Мне нельзя было позволить Флиппи снова взять нож в зубы, ведь тот всё ещё висел на шнурке. Поднявшись на дыбы, я попытался подражать тому, что делал Бримстоун, когда начинал колотить своими передними копытами. Флиппи был быстрее и, прыгнув, врезался мне прямо в живот, снова повалив нас на землю. Я перекатился и изогнулся так, чтобы он не смог получше схватить меня. Жеребец выругался из-за того, что мне с моими размерами проще уворачиваться, а я тут же воспользовался возможностью и поковылял к двери.

Меня охватила радость, когда я обнаружил, что дверь удерживают всего несколько металлических труб, которые завалились на неё сверху. Достаточно для того, чтобы не дать ей открыться, но недостаточно, чтобы стать реальным препятствием даже для меня. Практически врезавшись в одну из труб и вскрикнув от боли, я оттолкнул её в сторону. И тут же вместе с ней упала вторая! Уперевшись спиной в третью, я начал толкать её, несмотря на то, что Флиппи добрался до меня и нанёс колющий удар в плечо. Закричав от боли, я упал.

— Блять… почему вы просто не можете держаться подальше от нас? Ваш народ уже спас себя, предав нас всех! Вы сами виноваты в таком отношении!

Прикрываясь копытами и изо всех сил пытаясь подняться, я покачал головой.

— Флиппи… зачем ты всё это делаешь? Я… ахх… Я даже знать тебя не хочу, не говоря о том, чтоб вредить! Я не рождённый на облаках пе…

Он смотрел на меня безумным взглядом. Его трясло от ненависти.

— Мои старики никогда не ошибались! Вы создали эту Пустошь!

— НО НЕ Я ЖЕ!

— МНЕ ВСЁ РАВНО! ТЫ ОДИН ИЗ НИХ!

Я… я не понимал. Как всего пара крыльев может создавать такую разницу? Она же не меняет твою личность.

Я увидел, как он заносит кинжал, как раз в тот момент, когда мне удалось оттолкнуть третью трубу передними ногами и откатиться в сторону в последний момент. От удара ножом в землю, жеребец выпустил его изо рта. Я прыгнул к двери и начал со всей силы колотить в неё копытом. Сколько там надо было раз? Три? Да, точно, три! Раз, два, три!

Едва я закончил, как почувствовал, что Флиппи снова бросился ко мне и, схватив передними ногами, попытался завалить. В один момент я почувствовал жуткое прикосновение холодного металла к шее. Почему дверь не открывается?!

Мы боролись и врезались в дверь ещё раз, после чего он, наконец, повалил меня на землю и наступил копытом на плечо, чтобы удержать на месте.

Лёжа прямо перед дверью на спине, я увидел, как жеребец обернулся и схватил нож в зубы. Он встал перед дверью и посмотрел на меня с ненавистью в глазах.

Секундой позже Бримстоун с какой-то невероятной силой выбил дверь.

Огромный жеребец выбежал вперёд и, наконец, заметил меня, лежащего на земле.

— Мёрки? Что случил…

— БРИМ! СЗАДИ!

Моё предупреждение не было воспринято всерьёз, и полевой командир рейдеров спокойно повернулся на месте. Ничего не случилось. Раздражённо взглянув на меня, чтобы я перестал орать, он закрыл за собой дверь.

За которой оказалось безжизненное тело Флиппи Бита, тут же упавшее на землю. Его шея была сломана от удара дверью.

Ненависть. Меня часто недолюбливали или отказывались принимать, но я никогда не сталкивался с ненавистью, пока не попал в этот город.

Он ненавидел не просто меня. Или мои крылья. Он показал настоящую, искреннюю и осознанную ненависть ко всему, что я представляю. Так много пони повели себя так же этим утром, когда унижали меня на параде. Хозяин ненавидел пегасов настолько, что хотел разрушить мою жизнь. Рейдеры хотели оторвать мне крылья. Раджини назвала меня “цыплёнком” из-за неспособности летать. Даже Бримстоун признался, что ненавидит пегасов…

В Пустошах одного недоверия было достаточно.

Здесь же, пегасы были очевидной целью для всех обделённых рабов, чтобы выместить злость. И это было ужасно.

Я продолжал бежать с тех самых событий в Яме. От рабской жизни, от смерти, от Хозяина и от того, как ко мне относятся другие пони просто из-за наличия перьев. Но правда в том, что я бежал всю свою жизнь, от одного хозяина к другому, от одного раба к другому. Даже скрываясь, я знал, что не могу сближаться с большинством других пони. Меня не изгоняли с облаков, но поступки моих предков всё равно имели ко мне непосредственное отношение. Я не был дашитом, но всё равно был изгоем.

Больше так продолжаться не может.

Эти крылья были бесполезны. Они причиняли мне вред, из-за них надо мной издевались, я даже не мог ими пошевелить, не говоря уже о том, чтобы раскрыть их. Весь день я страдал из-за них.

Закатив край кофты, я осторожно вытянул одно из крыльев копытом. Само крыло было вялым, а перья сломанными и грязными. Позор, а не крыло.

— Хотел бы я, чтобы у меня никогда не было этих штук, — я поймал себя на том, что тихо бормочу это вслух так, будто пытаюсь заставить их уйти. Ненависть к собственному телу вызывала у меня неприятную пустоту. Она казалась неправильной, но в то же время неизбежной.

Пока я лежал и дрожал, пытаясь осознать, о чём думает мой утомлённый разум, Бримстоун подошёл и встал надо мной. Жеребец вздохнул и взглянул в том направлении, куда мы должны были двигаться, а затем посмотрел на меня и мои крылья.

— Ты помог открыть эту дверь, так что я теперь отношусь к тебе с уважением, малой. Что эти штуки значат для тебя? О чём они говорят тебе?

Я шмыгнул носом и попытался скрыть то, как всхлипываю, почувствовав на себе пронзительный взгляд.

— Они говорят, что я виноват в плохих вещах, которые сделали пегасы. Что есть грехи, которые пони не готовы им простить, и эти крылья возлагают их и на мои плечи.

Огромный рейдер заворчал себе под нос, его старое лицо поморщилось, а сам он посмотрел куда-то в пустоту с удивительно усталым взглядом.

— А ты что-то из этого совершал?

Я покачал головой.

— Нет! Как я мог? Это же было сотни лет назад!

— Тогда почему ты хочешь, чтоб тебя наказывали за это? Представь, что ты сейчас возьмёшь нож у этого пони и просто отрежешь крылья. Просто представь, как ты уходишь и оставляешь их в этой подворотне. Потеряешь их навсегда. Ты этого хочешь?

Это заставило меня задуматься, и на мгновение я действительно представил, как делаю это.

И тут же почувствовал стыд за то, что вообще мог задуматься о таком, словно меня окатили холодной водой. То, что я представил было неприятным и неприемлемым.

Нет, я не хотел этого. Осторожно, я обнял сам себя, прикрывая крылья. Мне было больно, и от этой боли я взъелся сам на себя.

Так же, как другие делали это со мной.

По всей видимости, Бримстоун Блитц не ждал ответа. Он повернулся, словно собираясь уйти. Я уже думал, что жеребец закончил говорить, но он остановился и взглянул на меня через плечо.

— Ты пегас, Мёрки. Это зависит не только от крыльев. Сами по себе они не делают из тебя пегаса, так же как их отсутствие не сделает тебя земнопони. Ты всегда будешь таким, даже если их не будет. Тебя определяет то, что внутри; твоя душа, магическая сущность или ещё какая-то штука. И поэтому ты всегда будешь оставаться пегасом внутри. Рождённым для облаков, рождённым для открытого неба и всей этой прочей воздушной херни. Это и есть ты.

Могу поклясться, что увидел, как у него понимающе поднимается бровь.

— Ты не можешь просто отвернуться от такого. Это так не работает.

Я взглянул на жеребца, а затем поднялся на ноги и опустил голову.

— Я просто боюсь. Этот пони хотел быть моим другом, пока не увидел их.

— Не все пони такие. Ты встречал многих, но не всех. Глиммерлайт было бы всё равно, будь ты даже крылатой зеброй. Как думаешь, каково мне приходится? Я рейдер, на которого может указать множество пони, чьих знакомых и родных убили те, кто выполнял мои приказы. По своему опыту могу сказать, что тебе придётся с этим жить. Ты научишься понимать, какую пользу это даёт тебе. В моём случае, это напоминает о моём пути. В твоём? Ну, может, это уже принесло много пользы, но ты просто этого не понял.

Должен признать, что после адского дня, эти последние слова подарили мне нить надежды, за которую я мог ухватиться. На этот путь меня толкнуло зрелище летящей кобылы. Я сам всегда смотрел в небо за стенами.

Бримстоун снова отвёл взгляд и порысил вперёд.

— А теперь пошли, я не очень люблю всё это подбадривание. Как только приступим к делу, у тебя ещё будет, чем занять голову, кроме этого депрессивного эскапизма. Не то, чтобы я мог срезать свои племенные метки.

Я пошёл за ним. После всего этого, мне нужно было время подумать. Я ещё не свыкся с мыслью, что всего день назад был готов спрыгнуть с крыши башни, но слова Бримстоуна тронули меня, и впервые за долгое время я почувствовал что-то, кроме ступора относительно того, кем я был. Этот жеребец на самом деле был необычным. Мне нужно было время. Время отпустить всё и поговорить с кем-то. Может, Протеже выслушает меня…

Я порысил вслед за Бримстоуном, хромая и стараясь не думать ни о чём лишнем. Не то, чтоб мне это сильно удалось, но когда началось наше маленькое приключение, я постарался заставить себя жить сегодняшним днём.

— Постой, Бримстоун! А что насчёт Глиммерлайт?

— Она будет в безопасности, в отличие от нас. Рейдеры думают, что я сплю и охраняю её. Они не приблизятся ни к ней, ни к твоей тетради с кобылами.

Это настолько застало меня врасплох, что я застыл и покраснел. Ну почему это всегда происходит со мной?

— Т-ты смотрел мой дневник?

Обернувшись, жеребец ухмыльнулся, глядя на меня.

— Я ж говорил, что терпение не моя сильная сторона. А у тебя интересные вкусы…

У меня отвисла челюсть, и мои ноги обмякли, из-за чего я упал и закрыл лицо от стыда. Он преувеличивал. Я был уверен в этом, но мне от этого легче не было.

— О, да ладно, Мёрк. Я не собираюсь судить тебя…

Подняв голову, я увидел, что он так же ухмыляется. По крайней мере, он не соврал: после того, как я помог ему выбраться из Молла, он и правда стал лучше ко мне относиться. Бримстоун ужасал меня. Он часто говорил о том, как может оставить меня или убить, если я буду ему мешать. В Филлидельфии собственные потребности часто стояли выше потребностей твоих спутников.

Но прямо сейчас, он был моим союзником, и я получил от него определённый уровень доверия из-за того, что решил помочь его подруге. Эта кобыла подарит ему искупление, а мне поможет сделать шаг к побегу.

И пока мы готовились двинуться навстречу красному смогу Филлидельфии, я снял очки, поправил крылья, чтоб им было удобно под кофтой и потуже затянул ремешок на ПипБаке. Я дрожал. Я уже потерпел неудачу и сильно пострадал из-за этого, но пока у меня было направление, куда двигаться, некая цель и надежда, я не собирался останавливаться.

Я облажался, но попробую снова достичь неба за горизонтом.

Я последую за тобой, Литлпип. Просто дождись и ты увидишь.

Заметка: Новый уровень!

Свет принцессы Луны: После того, как вы привыкли к окружающей темноте, ваше зрение прояснилось. Глаза теперь лучше адаптируются к низкому освещению. Кто сказал, что ночь должна длиться вечно?

БигМак и Карамел — секретные агенты?

Изумрудные глаза

Пришелец

С чего начинается утро?

Я другая

Парусник

Дикие горы

Дом

Сегодня я говорила с мисс Смарти Пэнтс

Агентами не рождаются

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 4. Грешник

Глава 4. Грешник

Осторожно, экстремальные фетиши!