← Глава 5. Благословение полос Глава 7: За закрытыми дверями →

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 6. Освещая тьму

Хороший друг, словно хорошая книга — он останется с тобой навсегда.

“Каково это быть уверенным в себе?”

Что ж… уверенность. Это же то чувство, когда у тебя отсутствуют сомнения по поводу собственных решений, верно? Когда ты можешь взглянуть на себя и порадоваться тому, какой ты есть, не оглядываясь на мнение окружающих. Когда ты знаешь, что тебе нужно для счастья, понимаешь собственную важность и знаешь, что если даже все в этом мире выступят против тебя… то выбранный тобой путь всё ещё верен.

Вот с этим у меня есть некоторые проблемы.

Даже после того, как я спас жеребёнка и помог разобраться с мощной и опасной силой, которая была готова напасть на рабов и рабовладельцев, я не чувствовал, что стал смелее. Спасая жизнь важной для моего товарища пони, я рассчитывал, что стану более храбрым, но этого не произошло. Я лишь вспомнил все те случаи, когда мне самому нужна была помощь или когда у меня рушились буквально все планы. Сколько раз по моим щекам текли слёзы от ужаса? Сколько раз мне приходилось убегать? Сколько раз я добивался своих целей или вообще оставался в живых только по чужой милости?

Я взялся за помощь Бримстоуну и Глиммерлайт не только потому, что это единственный известный мне способ побега, но и потому, что так я хотел восстановить уверенность в себе самом, чтобы противостоять влиянию Хозяина. Но в конечном итоге, это закончилось тем, что я опять едва не умер и выжил, лишь благодаря помощи Брима. В одиночку я никогда не смог бы зайти так далеко, как уже зашёл. Эта мысль причиняла боль… если я не могу сделать ничего самостоятельно, то как я вообще могу надеяться на побег или на то, что смогу кому-то с этим побегом помочь? Какая от меня польза будет для той кобылы или для её жеребца, если я не могу прикрыть от неприятностей даже собственный круп?

Храбрые пони должны уметь делать всё самостоятельно, верно?

Если бы я чувствовал эту самую уверенность в себе, то, может, и не прятал бы свои крылья. Если бы я чувствовал эту самую храбрость, то я бы не заикался при обычном разговоре.

И это не говоря о том, что каждый раз, когда мне в голову приходили мысли о возвращении в Молл, где я окажусь в зоне влияния Хозяина… моего Хозяина, то меня тут же накрывала паника. Я знал, что сделаю, что угодно, если он прикажет. Стал бы уверенный пони чувствовать себя так? Сомневаюсь.

На самом деле, меня беспокоило множество вещей. От мыслей о том, что другие подумают о моих крыльях, до инстинктивной преданности Хозяину или чувстве стыда за мои рисунки, которые видели другие пони. Серьёзно, стал бы уверенный пони волноваться из-за этого? Я так не думаю.

Ничто не могло победить раба в моей голове, который знал, что его место под копытом Хозяина, под властью Протеже, во владении Господина Красного Глаза и в преданном служении Филлидельфии.

Я боролся и проигрывал, пытаясь быть таким, каким, как мне казалось, были храбрые пони. Пытаясь делать всё самостоятельно, а иначе ты просто не можешь быть храбрым. Каким-то образом, я до сих пор пропускал подсказки от других пони о том, чего мне действительно не хватает.

Но глядя на других, мне всегда было интересно, откуда же берётся их уверенность? Что заставляет их чувствовать себя хорошо, даже если внутри столько противоречий?

Что бы это ни было… Я знал, что это именно то, в чём я так сильно нуждался.

Наконец-то, к счастью, я смог отдохнуть.

Протеже дал мне несколько свободных часов, чтобы я мог отлежаться в больничной палате, пока целебные зелья и Антирад творили свою магию (буквально) с моим телом. Видимо, участия в спасении одного из жеребят Красного Глаза было недостаточно, чтобы меня внесли в список “защищённых” рабов.

Тем не менее, глядя на свою четвёртую за час порцию Антирада на столике рядом с кроватью, я подумал, что это, возможно, не самая лучшая в мире идея. Из тех трёх, что я уже выпил, одно отказалось оставаться в желудке и вышло обратно. Я пожаловался (без нытья) доктору Визервейну на то, что, возможно, моё тело начинает отвергать Антирад. В ответ он назвал меня “ёбаной мелкой занозой” и бил меня по голове своим планшетом до тех пор, пока я не согласился, что говорю чепуху.

Несмотря на это… глядя на пакетик с лекарством, у меня в голове возникла мысль лишь о том, что мне придётся привыкнуть к этому вкусу. Теперь я буду жить с ним до конца своей жизни в этом городе.

Свернувшись в клубок под тонким одеялом, я почувствовал, что дрожу от звуков больницы, доносящихся до моего тонкого слуха из коридора. Мне пришлось приложить усилия, чтобы не думать о них. Приговор к неизлечимой болезни, которая будет преследовать меня каждый день. Как вообще можно справиться с таким?

Я просто не мог. Но чтобы не погружаться глубже в пучины отчаяния, я достал дневник и начал его листать. Я перелистывал его в обратном порядке, пока не наткнулся на один из первых рисунков, что я помнил. Мой взгляд лишь мельком коснулся той толщи листов, что я рисовал неосознанно в свои первые дни в Филлидельфии. Нет… я даже не хотел смотреть на них. Я забыл, что там и лучше лишний раз не напоминать себе об этом.

Я подумал, что просмотр собственных рисунков поможет мне немного прийти в себя. Успокоиться и сфокусироваться на отдыхе, так сказать.

Оказалось, что это не так.

Если бы я раньше просто остановился и подумал, то осознал бы, что совершаю ошибку. С момента, как я попал в Яму, у меня не было достаточно времени, чтобы просто всё осмыслить и понять, как сильно изменилась моя жизнь всего за пару дней. С той секунды, когда я осознал, что мне не обязательно быть рабом, я едва не умер при попытки побега из Филлидельфии, встретился с жестокостью Хозяина и загадочностью Протеже, боролся с командиром рейдеров против гулей и нарушал все возможные правила при необходимости. Да меня даже подстрелили! Я всё ещё мог найти этот шрам на теле, если бы просто поднял своё одеяло и…

Ох… О, Богини… Я исхудал. В ответ на эту мысль мой желудок заурчал и сжался от пустоты. От нехватки сил всё моё тело дрожало. Как я вообще продержался так долго?

Сколько же всего случилось. За эти пару дней произошло больше событий, чем за прошлые десять лет моего рабства. О чём мне стоило беспокоиться в первую очередь? Хозяин? Болезнь? Побег? Протеже? Требования Барба? Или о том, что я уже давно не пересекался с той кобылой? А она вообще жива?

Столько вопросов… столько вещей, которые нужно было обдумать одновременно. И никакой надежды на то, что это вообще возможно. Даже рисование всё ещё было для меня в новинку и оставалось частью этого списка для размышлений. Мне так хотелось, чтобы у меня был кто-то, кто смог бы успокоить, но таких пони не было. Диджей не слышал меня, кобыла и Литлпип исчезли из моей жизни, а Бримстоуну было всё равно. Я не мог справиться со всем этим сам… но в то же время, я был сам по себе. Одиноким. Как вообще я мог… сделать…

Я…

Я просто не мог.

Я накрылся одеялом с головой. Эмоции снова взяли верх, слишком долго я копил это в себе. Я не мог рисовать, а по радио была тишина. Сжавшись на больничной койке, я просто молился, что к моменту, когда придётся уходить, мне станет лучше.

Даже отвратительное поведение дока Визервейна не смогло задеть меня, когда он явился, чтобы проверить моё самочувствие. Я услышал, как он подошёл к койке и вздохнул, увидев, как я дрожу, а на подушке рядом с моей головой заметны мокрые пятна. Он стоял тихо, словно пытаясь подобрать слова. Наконец, я услышал второй, более уставший вдох, когда он покачал кровать ногой.

— К нам поступили раненые с фабрики огнемётного топлива. Еби их Луна, построили мостики над баками, но не сделали к ним перила. Нам понадобится койка через десять минут. Спасение жизней и всё такое, понимаешь?

Должно быть, он заметил небольшое движение одеяла, когда я кивнул и шмыгнул носом. Я тихо поблагодарил его за то, что он дал мне эти десять минут. В тот момент, они были для меня целой вечностью, когда я мог просто притворится, что всё в порядке. Я мог бы представить, что когда выйду из больницы, то увижу чистую и целую Филлидельфию, встречу Сандиала со Скайденсер, пройдусь по безопасным улицам и вдохну свежий воздух…

Крики и вопли агонии донеслись до моих ушей из коридора. Я услышал их. Я попытался не обращать внимания. Их не было в моём воображаемом мире. Нет… я просто засну, проснусь и всё будет в порядке. Пока я под одеялом, я в полной безопасности.

Слыша приближение раненых пони и крики Визервейна о том, что все некритические пациенты должны освободить места, я попытался представить, что их там просто не было. У меня ведь есть ещё целых десять минут, верно? Но я просто не мог перестать дрожать, даже несмотря на то, что чувствовал себя обязанным подчиниться его приказу, выползти из-под одеяла и отправиться обратно в Молл. Снова вернуться в мрачный багровый индустриальный ад Филлидельфии, частью которого я всё ещё был.

Снаружи меня уже ждал тускло-жёлтый земнопони в кожаной броне. Когда я прошёл мимо него с опущенной головой, он выплюнул свою сигарету на землю и заговорил со мной.

— Слыш, Седьмой. Хозяин хочет, чтоб ты отправился на топливный завод для срочной замены рабов. А меня он послал, чтоб я тебя встретил на выходе и сказал об этом.

Я задрожал, пытаясь не упасть на землю и не разрыдаться на том же месте. Почему именно я должен быть плаксой? Почему Хозяин выбрал меня? Это же не честно! Почему именно я должен быть центром его внимания?

— Но… Но я должен вернуться в Молл. Протеже сказал…

— Лады, тогда я вернусь и скажу Шэйклсу, что ты отказался.

Жеребец повернулся и спокойно порысил прочь, закашлявшись то ли от сигарет, то ли от едкого дыма, клубы которого опускались на землю из трубы ближайшего завода по переработке меди.

— Нет! Стой! Я… Я всё сделаю…

— Хороший маленький раб. Он знал, что может… хех… рассчитывать на тебя.

Рабовладелец издевательски ухмыльнулся мне и порысил в сторону Молла, а я, в свою очередь, повернулся и пошёл навстречу своей рабской рутине.

Спина болела.

Работа от Хозяина была не из весёлых. Ну, впрочем, а когда работа в принципе была весёлой? Но эта была хуже остальных. Оказавшись на гигантском перерабатывающем топливном заводе, производящем огнемётное топливо во имя светлого будущего Красного Глаза, мне поручили таскать различные химикаты в баках, которые повесили мне на спину. Мне едва хватило времени, чтобы спрятать ПипБак в седельную сумку. Баки по обоим бокам, вероятно, весили столько же, сколько и я, а поэтому путь к гигантским чанам каждый раз был долгим и изнурительным. По прибытию мне нужно было слить их содержимое и молиться, чтобы там не было новой порции очищенного топлива. Если же мне везло, то я получал “минуту милосердия”, чтобы сходить за новой порцией химикатов с пустыми баками. Если же нет, то меня ждало их наполнение и очередная долгая дорога, но уже к цистернам на складе.

Но хуже всего был запах. Эти густые пары удушали своей вонью и вызывали головокружение. Некоторые рабы говорили, что они в какой-то степени могут заменить наркотики, и я этому нисколько не удивился. За те несколько раз, когда меня отправляли на этот завод, я уже успел насмотреться галлюцинаций. Ядовитые пары проникали в голову и притупляли все возможные чувства. Именно на этом заводе у меня появились язвы, когда однажды мне привиделось, что я нашёл в толпе рабов свою маму и побежал к ней. Споткнувшись и ударившись об пол, я осознал, что это было всего лишь видение. А содержимое баков вылилось на меня и оставило эти незаживающие воспалённые язвы. И никакие лекарства уже не помогали с ними. Даже после внимания со стороны Визервейна, они всё ещё пекли и зудели на моей ноге и лице.

Дрожащими копытами, я поднялся на шаткий мостик, чтобы добраться до единорогов, перемешивающих содержимое гигантских чанов с помощью больших стержней, управляемых телекинезом. Вокруг меня земнопони один за другим опустошали баки, стараясь при этом не свалиться вниз. Топливо само по себе не было смертельно опасным… но будучи покрытым легковоспламеняющимся веществом (или легковоспламеняемым, в чём вообще разница? О, почему я не мог быть таким, как Протеже?), ты был уязвимой мишенью для малейшей искры. А в Филлидельфии этих искр было немало. Честно говоря, это просто чудо, что подобное место до сих пор не взлетело на воздух. Выливая содержимое своих баков, я заметил обвалившуюся секцию подвесного мостика. Именно из-за неё мне пришлось прийти на этот завод, чтобы перекрыть потери. И естественно, никаких перил на мостиках не было.

Просто… просто… ПОЧЕМУ!?

Серьёзно, неужели довоенные пони были настолько тупыми или же им просто была противна идея эго… эргоро… идея практичности!? Мне хотелось просто остановиться и жаловаться на то, что из-за какого-то идиота, который двести лет назад решил немного сэкономить и не ставить перила, мне теперь приходится рисковать своей жизнью на ужасной работе! И только лишь присутствие надзирателя (довольно серьёзного) не позволило мне сделать это и пришлось идти дальше, опустив голову. Мне уже досталось за то, что за последние три часа я ни разу не выполнил норму по скорости.

Преодолев своё разочарование по поводу плохой проектировки мостиков (возможно, не лучшая тема для рассуждений), я попытался подумать. Это было непросто, учитывая едкие и опьяняющие пары, но мне нужно было отвлечься на что-то хорошее, и в тот момент, мне пришла в голову только та кобыла. Я не мог послушать своё радио из-за окружающей обстановки, так что решил просто позволить себе поразмышлять о ней. Ведь у меня всё ещё не было возможности сделать это, как следует. Так как же её всё таки зовут? Какая у неё кьютимарка? Богини… неужели я даже на это не обратил внимание?

Почему-то я не мог понять её поведение. Она была добра и, ну, мне было приятно с ней общаться. Но это из-за того, что она просто… угх. У меня было чувство, словно она понимает меня. Понимает мои проблемы и искренне хочет помочь. Я чувствовал себя более спокойно и комфортно, просто когда говорил с ней. Может, у неё просто характер такой — помогать другим? Она была единственной пони, которой я доверял в этом городе и, вероятно, даже больше, чем следовало бы, учитывая, как мало я про неё знал. Мне хотелось задать ей столько вопросов. Моя загадочная кобыла.

Бульканье густого гелеобразного химиката, выливающегося из моего бака лишь напомнило о звуках, издаваемых моим собственным желудком, который на протяжении долгих рабочих часов требовал внимания. Иди, заполни, доползи, слей и повтори. Я наблюдал за тем, как один из рабов бросился вслед за упавшим баком, но рабовладелец заметил его раньше и наградил хлёстким ударом кнута за неуклюжесть. Стоны и визги пони, обожжённых химикатами, бесконечное шипение кипящего густого топлива. Не могу сказать, что с нетерпением ждал возвращения в свою клетку, но перспектива того, что я снова окажусь рядом с Бримстоуном под его защитой вызывала у меня определённое желание поскорее вернуться домой. Раньше, я бы просто бродил и выполнял свою работу, но теперь… Теперь у меня было желание вернуться куда-то и, могу поклясться, день из-за этого тянулся только сильнее. А это точно был день? Я уже даже не мог определить время суток от того, насколько сильно надышался этими парами…

С напряжённым вздохом, я повернулся, чтобы вылить второй бак, и осмотрелся по сторонам. Мои мысли снова начали блуждать из-за этого воздуха, и я начал думать о том, что было и о том, что должно быть. Мне просто хотелось снова оказаться под одеялом в больнице… и не заниматься ничем из того, чем мне приходилось заниматься. Но, как бы мне не хотелось, я знал, что мне придётся вернуться. С одной стороны, Протеже или… он… придёт за мной, но с другой стороны, я просто подчинялся, даже если это означало, что вскоре мне придётся столкнуться с моим главным страхом.

С прошлым.

Я плакал из-за скелетов. Меня приводила в ужас мысль о том, чтобы потревожить их, я застывал на месте от страха, едва заметив их, и что хуже всего… у меня начинались настоящие панические атаки от того, что я думал о последних минутах их жизни. Как будто какой-то дух оставлял достаточно подсказок и намёков об этом… или же я просто чувствовал их прошлое? А я бы очень хотел не чувствовать его. В конце концов, я знал, что мой следующий пункт назначения испытает мою смелость на полную катушку. Стойло.

Созданные незадолго до мирового пожара, Стойла были убежищами, скрытыми глубоко под землёй, чтобы обеспечить безопасность пони на поколения вперёд, когда в будущем они смогли бы самостоятельно покинуть их. Лишь от этой мысли у меня начинался нервный тик. Каково было жить в таком мире, где ситуация была настолько мрачной, настолько безвыходной, что пони добровольно вкладывали свои силы и мысли в создание подобного? Каково было Сандиалу понимать, что его мир стремительно движется к своему концу? А теперь мне придётся посетить такое место. Что если это окажется то Стойло, в котором должен был оказаться он сам? Вдруг я найду погибших членов его семьи? Его отца. Или Скайденсер. Запечатанное и нетронутое Стойло могло хранить внутри, что угодно: от групповой могилы, до активного общества из потомков изначальных поселенцев, которые теперь яростно защищают свой дом. Эти гигантские закрытые двери были воротами в прошлое. Они были воплощением всего того, чем стала Эквестрия в последние годы своего существования. Построенные из-за отчаяния и страха, они были для нас символом того, откуда появился наш мир. Зачастую буквально. Многие пони на Пустоши были потомками покинувших Стойло выживших.

И они рассказывали ужасные истории об этих местах, которые, зачастую, были построены неправильно или же служили местом для проведения опасных экспериментов над пони с целью помочь будущим поколениям. В реальности же, они просто превращали их жизни в кошмар или просто убивали. В наши дни, законсервированные Стойла были самой необычной находкой. Но мёртвые Стойла, наполненные наследием ошибочных идей, были открыты для всех желающих увидеть это самое наследие.

Почему же я так боялся прошлого? Всё уже давно закончилось, проблемы минувших дней не могут навредить мне или повлиять на мою жизнь, если только их не воплощали в реальность уже в наше время. Но для меня это были не просто реликвии… Я не мог смириться даже с собственным прошлым, как, например, не могу принять ранние рисунки в своём дневнике. Почему я избегаю их? Ну, я то знаю почему, но откуда взялся этот страх? Быть может, я просто боюсь смотреть назад? Может, я боюсь, что если сделаю это, то рухну под тяжестью осознания того, каким я был и что думал о своей рабской жизни? Возможно, так и есть… Я просто не могу смириться с такой жизнью.

Единорог повернулся и указал мне на кран у подножия огромной цистерны, оторвав меня от собственных мыслей. Моё сердце ёкнуло — не будет мне минуты милосердия на этой ходке. Оказавшись возле крана и повернув тугой рычаг, я огляделся по сторонам. Вокруг меня были рабы на последнем издыхании, а рядом с ними ходили новенькие, чей взгляд был наполнен страхом. Через несколько дней этот страх сменится на утомлённое принятие. Иначе быть не может. Я видел более “опытных” рабов, которые выглядели так, словно могут рухнуть замертво в любой момент от яда в их крови. Их не волновало прошлое… многие из них просто забыли его, чтобы не сойти с ума от осознания того факта, что они потеряли всё. Когда я первый раз попал сюда, то от их вида я заплакал, но теперь они стали для меня абсолютной нормой и не вызывали во мне эмоций. Но в то же время, как же мне хотелось случайной встречи с кем-то знакомым. Хотелось, чтобы у меня был хотя бы небольшой шанс на то, что я вдруг поверну голову и увижу… увижу…

Она была там, прямо посреди цеха по переработке, её кремовая оранжевая шёрстка выделялась в толпе других рабов точно так же, как выделялась во все наши предыдущие встречи. Наконец, что-то хорошее из моего прошлого, даже если оно было всего… день назад? Сколько времени прошло с нашей последней встречи?

Я выбросил эту мысль из головы, когда увидел, как безымянная кобыла рысью уходит прочь! Быстро обернувшись к крану, я увидел, что ещё даже первый бак не успел заполниться до конца. Ну давай же, они наблюдают за мной. Если я просто оставлю его, то меня накажут. Давай, наполняйся быстрее! Она уже идёт к выходу!

Наблюдая за процессом наполнения и за кобылой одновременно (желая при этом, чтобы мои глаза могли смотреть в разных направлениях), я повернулся другим боком и начал наполнять второй бак. Я с тоской смотрел на неё через плечо, видя, как она постепенно исчезает в толпе новоприбывших рабов. Я едва мог разглядеть её рыжую гриву среди них. Моментально обернувшись на второй бак, я увидел, что он уже на три четверти заполнен. Этого достаточно!

Я перекрыл кран и побежал к ней так быстро, как только мог. Топливо в баках плескалось, пока я искал самый короткий путь. Она уже почти прошла через боковые двери и вышла за ворота! Ныряя из стороны в сторону между рабами и игнорируя крики (или это кричал надзиратель?), я пытался протиснуться сквозь новоприбывшую смену. Позади меня оставались лужи из пролитого топлива, но я продолжал следовать за её яркой гривой в толпе. Я кричал её имя. Стоп… нет, я просто кричал… что-то. Я даже не знал её имя!

Наконец, до меня дошло.

— Я живой! Эй! ЭЙ! Кое-кто спас меня! Я всё ещё жив!

Она не обернулась, она не услышала. Проклятье, если бы подобраться чуть ближе! Ещё чуть-чуть и…

Маленький слабый пегас со сломанными крыльями и тяжёлыми баками по бокам, один из которых ещё и перевешивал другой, бегает не так уж хорошо. Поскользнувшись и с ужасом обнаружив, что заваливаюсь на правый бок, я рухнул на пол, расплескав всё содержимое баков. И застрял. Оказавшись на боку, мой груз лишил меня возможности дотянуться ногами до пола, из-за чего я безрезультатно болтал ими в воздухе. Когда же мне, наконец, удалось открепить баки, я смог встать на ноги (хотя бы в этот раз…) и тут же бросился к кобыле галопом. Я пробежал через двери и попал прямо во внутренний двор как раз, когда она была всего в паре метров от меня и она…

…исчезла.

Но… но она же не могла просто испариться! Это была открытая местность и рядом практически не было пони! Я стоял перед распахнутыми воротами, ведущими в глубины перерабатывающего завода и растерянно озирался по сторонам. Даже при моём остром слухе, все звуки были приглушены и я, наконец, осознав правду, опустил голову. Несколько слёз упали на землю. Ну почему…

— Эй! Какой долбоёб разлил здесь топливо? Это та малявка, которая выбежала наружу?

Даже не поднимая взгляда, я просто чувствовал, что все ближайшие пони моментально указали на проклятого пегаса своими копытами. Подтверждением этого чувства стал хриплый голос, заглушённый шарфом, который надзиратель использовал для хоть какой-то защиты от ядовитых паров. В ответ я не смог сделать ничего и лишь повернулся и кивнул, слыша, как кнут поднимается в воздух магией для первого удара из многих.

Может поэтому я ненавидел прошлое. Хорошее в этом прошлом у меня уже забрали, а может быть этого хорошего и не было никогда.

Когда я всё таки добрался до Молла, то сильно опоздал. Стражники спокойно пропустили меня и лишь рассмеялись, увидев мои жалкие попытки дотянуться до ручки двери. Вход в Молл представлял из себя вращающуюся дверь… по крайней мере, я думаю, что до падения бомб она вращалась автоматически. Теперь же она просто стояла неподвижной, а чтобы пройти внутрь, необходимо было толкать её за ручку на виду у стражников в течении нескольких секунд. Напрягаясь и отталкиваясь задними ногами, я чувствовал, как спина просто гудит от усталости мышц и свежих ран от хлыста, пока кто-то внезапно не открыл дверь магией.

От неожиданности, я пискнул и упал вперёд, приземлившись мордой на каменный пол и задрав задние ноги. Как будто мне не хватило этих падений во время прогулки по кратеру. По крайней мере, я почувствовал себя лучше, когда услышал о планах убрать эти двери полностью и сдать их в металлолом. Застонав и потерев подбородок, я поднялся и, внезапно, оказался лицом к лицу (ну, почти) с Протеже.

И он не выглядел довольным.

— Ты знаешь, Мёрк, я начинаю задумываться о том, насколько сильно мне стоит доверять тебе. В какой-то степени я всё ещё верю… но ты опоздал на четыре часа, проигнорировав мой прямой приказ. Понимаешь ли ты, что любой другой менее понимающий лидер мог бы просто убить тебя?

— Я…

Я слишком устал, чтобы что-то объяснять… и кроме того, раб не может оправдываться.

— Прошу прощения, господин… этого больше не повторится.

— Почему ты опоздал?

Его речь была резкой. Я уже стал думать о нём, как о ком-то, кого я, может, и не смогу полюбить, но, по-крайней мере, от кого могу ожидать хоть какой-то уровень понимания и заботы. И мне было стыдно за то, что я подвёл его. И это труднее всего. Он не злился, он просто был расстроен. По какой-то причине, раб в моей голове находил это ещё более болезненным.

— Когда я вышел из больницы, мне сказали…

Я быстро замолчал. В голове всплыло предупреждение Хозяина. Это же часть его “игр” со мной, ведь так? Вдруг, если я скажу об этом, он навредит безымянной кобыле? Я не могу так рисковать…

— То есть… я подумал, что мне сказали идти и отработать смену на топливном заводе. Я… Я просто не так услышал… это моя вина…

Протеже лишь вздохнул и обежал вокруг меня, пока стражники открывали для него дверь. Он двигался ровно с той уверенностью и чёткостью, которую я ожидал от него.

— Я должен встретиться с господином Красным Глазом для отчёта о награде за Стойло. Прошу, вернись на торговый уровень и оставайся там. Повозки для рабочих прибудут через час, чтобы начать транспортировку. Если не успею вернуться к тому моменту, а скорее всего так и будет, то Чейнлинк Шэйклс организует посадку вместо меня.

Остановившись перед выходом, жеребец обернулся и взглянул на меня, когда я сел на пол, понимая, что уловка Хозяина сработала ровно так, как он того хотел. Почему я чувствую вину за то, что расстроил его?! Протеже — мой рабовладелец! Я снова начал задаваться вопросом о том, на самом ли деле Протеже заботился о своих рабах или же это был просто хитрый план, чтобы завоевать их преданность.

— Я не хочу считать тебя ненадёжным, Мёрк. У меня к тебе личная просьба: не заставляй меня думать, что я зря тебе доверился…

Единорог коснулся своего окуляра и вышел на разрушенные улицы Филлидельфии. Снаружи к нему тут же присоединилась Раджини, которая, вероятно, спрыгнула к нему с крыши. Несмотря на всю её грубость ко мне, она явно была хорошим телохранителем. Когда я тяжело вздохнул и, поднявшись на ноги, пошёл к своей клетке, я не мог ничего с собой поделать и лишь прокручивал в голове слова Протеже, снова и снова. И глядя, как он идёт по суровым улицам города, чтобы получить информацию о задачах, которые, возможно, могут вскоре убить меня, я задавался только одним вопросом.

Почему он звучал так, словно боится, что я подведу его?

— А ты не торопился.

Голос Бримстоуна прозвучал из тёмного угла, когда я вернулся в магазин и рухнул на свою картонную “кровать”. Я тут же почувствовал сырость на полу от прохудившейся на потолке трубы, а от твёрдой поверхности у меня тут же заболела спина. Честно, как он вообще может жить в таких условиях?

— Вызвали на работу…

— Какую? Ты в списке на Стойло, ты не должен…

— Я знаю. Я просто… Слушай… просто вот так получилось…

Бримстоун, похоже, был не сильно рад тому, что я его перебил, но он скрыл своё очевидное раздражение, фыркнув мне в ответ и выглянув из магазина на рейдеров. Судя по всему, они нашли себе очередную “игрушку” среди других рабов и теперь швыряли её друг другу. Думаю, что стражники, несмотря на всю их отстранённость, не допустят того, чтобы их игры зашли слишком далеко. Но я вздрогнул от одной только мысли, что мог оказаться на месте этой несчастной души. Я тихо помолился Богиням за безопасность того раба, которого они мучали, но, к сожалению, ничем более я не мог ему помочь. Такова суровая реальность рабской жизни в Филлидельфии. В особенности, если ты слабый пони, который не может постоять за себя. Я хотел просто лежать и отдыхать, забыть о случившемся и о том, что ждёт меня в ближайшем будущем.

Ненависть к прошлому, страх будущего и в небольшом промежутке между этим — жизнь в моменте… разве это не идеальное описание раба?

Свернувшись в клубок, я изо всех сил попытался заснуть. Я просто не смог придумать никакого другого способа избавиться от этого болезненного волнения, которое полностью занимало мой разум. У меня не было сил рисовать, а уши слишком болели, чтобы слушать радио. Я знал, что Бримстоун не оценит то, что я вот так вот прячусь от всего мира, но для меня это было абсолютной нормой.

Вместо этого, жеребец не оборачиваясь проговорил.

— Если тебе это поможет, то знай — Глиммер выживет. Мы сделали это.

Несмотря на ужасное настроение, моё сердце тут же воспарило. Ну, конечно! Погрузившись в беспокойство из-за Хозяина, Протеже и кобылы, я совсем забыл, что мы добились успеха, и меня впереди ждали новые открытия! Новая, на вид нежная и заботливая пони! Глиммерлайт! Я не смог скрыть энтузиазм в своём голосе, даже несмотря на то, что прерывался из-за удушья. (Возможно, Барб всё таки был прав, называя меня жеребёнком. О, Богини, ну почему мой голос такой высокий?)

— Так… она проснётся?

— Ага. Совсем скоро, наверное, если не с минуты на минуту. Лихорадка прошла. Мертвяк знает своё дело, с этим спорить не стану.

Я больше не мог лежать спокойно. Глиммерлайт вот-вот придёт в себя! Новая пони, которая, как мне обещали, не судит пони по внешности и добра ко всем! Она настолько походила на более взрослую версию безымянной кобылы, что я не мог справиться с волнением из-за предстоящей встречи. Я даже почувствовал, как у меня на лице появляется улыбка! Она будет такой доброй и терпимой, прямо, как я, и она не будет грубой, как все остальные. По крайней мере, так сказал Бримстоун!

Я услышал движение в кладовой магазина. Заметив подёргивание моих ушей, я увидел, как Бримстоун выпрямился в ожидании.

— Или даже раньше…

Мои нервы сдали. Как мне с ней поздороваться? Что я должен сказать? Наконец-то у меня появился шанс познакомиться с кем-то не противным… а что если я облажаюсь? Что если Брим всё приукрасил, и на самом деле она имеет что-то против пегасов?

Я услышал, как пони шаткой походкой приближается к двери из подсобки.

Я стучал копытами по полу от напряжения. Спокойнее, Мёрки, спокойнее. Всё будет хорошо. Она выйдет, скажет привет, узнает тебя, вспомнит, какой ты милый! Ага… она будет прямо, как та безымянная кобыла: спокойной, очень терпимой, милой и вежливой и…

Из подсобки послышался грохот падающих стеллажей. Глиммерлайт, пошатываясь, прошла через дверь, попытавшись выбить её задней ногой, но сама едва не упала на прилавок. Придя в себя в достаточной степени, чтобы принять вертикальное положение, розово-белая кобыла вздохнула и закатила глаза, окинув магазин взглядом. Её лицо скривилось, после чего она фэйсхуфнула и застонала.

— Ебическая грива Селестии, Брим… я переспала со светящимся гулем или опять перепила особого эля Роумера? Проклятье, как же болит голова…

Пытаясь проморгаться, кобыле, видимо, наконец удалось сфокусировать зрение и заметить меня рядом с Бримстоуном. Едва не поскользнувшись, Глиммерлайт просто засияла от восторга.

— Ага! Так ты всё таки не галлюцинация из-за лекарств! Ну чё ты, как, лупоглазый?!

Казалось, Глиммерлайт не смутило отсутствие ответа от меня, и она тут же подошла к небольшому треснувшему зеркалу. Похлопав себя по щекам четыре раза и усевшись на пол, она начала расчёсывать свою гриву, а затем немного оглянулась в нашу сторону.

— Так… вы знаете каких-нить жеребцов или кобыл, чтоб хорошо провести время? Я ж почти неделю провалялась больная, и у меня не было возможности “расслабиться”, сечёте? Ну, знаете, тот зуд, который сама я почесать не могу, а?

Тихо засмеявшись, Бримстоун Блитц потянулся ко мне и закрыл мне рот, после того, как моя отвисшая челюсть коснулась пола.

Глиммерлайт явно оказалась не такой, как я ожидал. Вместо тихой, вежливой и доброй кобылы передо мной стояла (почти ровно) пони, которая больше всего соскучилась по “дню удовольствий”. Её беспокоило то, что за время болезни она пропустила момент, когда рабам давали алкоголь в баре Роумера. Это, видимо, было редким событием. И правда, за всё время в Филлидельфии, я почти не видел пьяных рабов.

Не говоря ни слова, я сидел на картонной кровати и наблюдал за этой невероятно странной единорожкой, пока она вычёсывала свою гриву. Левитируя расчёску из куска деревяшки и заколок, она напевала неизвестную мне песенку и расспрашивала Бримстоуна о прошедших событиях, которые пропустила.

Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять, что больше всего её интересуют новости о тех пони, на чьи крупы она чаще всего засматривалась. Неужели это та же самая пони, что так нежно говорила со мной, пока была больна? Поистине, я просто не знал, что о ней думать. Алкоголь, случайные сексуальные связи и самоуничижительный юмор совсем не были похожи на тот образ тихой, мирной и доброй старшей версии безымянной кобылы, что выстроился у меня в голове. Очень быстро я понял, что её спокойная речь во время нашей встречи была последствием принятия множества лекарств…

Однако, пока мы сидели в спокойной обстановке, у меня, наконец, появилась возможность рассмотреть её. Глиммерлайт определённо была немного старше меня, вероятно лишь недавно перешагнув за двадцать пять лет. Возможно… что-то ближе к тридцати? Её тело было таким же худощавым, как у большинства рабов, не говоря уже о влиянии болезни, однако меня гораздо больше привлекла её кьютимарка. Три маленьких блестящих сферы: фиолетовая, розовая и голубая. Где же я видел такие? Часть меня была уверена, что я точно видел нечто похожее.

Взмахнув гривой, Глиммерлайт подпрыгнула на месте, а затем резко обернулась ко мне.

— Отлично! Грива в порядке, сексуальность восстановлена, способность стоять прямо снова со мной! Время пришло!

Я отстранился, немного испугавшись этой напористости и уверенности. Даже если единорожка заметила это, то не подала виду и лишь пошатываясь прошлась по магазину.

— Я э-э… — ну почему у меня никогда не получается говорить нормально при первой встрече? — Я… стоп, время пришло для чего?

Кобыла повернулась и взглянула на меня с такой широкой ухмылкой, которая ещё б чуть-чуть и вышла за пределы её лица. Во взгляде зажглись искры, и она слегка опустила брови, немного понизив градус восторга. Я задумался о том, сколько жеребцов пали жертвами этого… взгляда. Ну, конечно же, она была немного стара для меня, как никак.

— Настал час узнать, кто же ты такой, Мёрки!

— Я…

— Не спорь! Давай!

Ну, это уже приказ. Застонав от болей в спине, я с трудом поднялся на ноги и побрёл следом за ней нетвёрдой походкой. Но, оказавшись на складе магазина вместе с ней, у меня возникло лёгкое беспокойство. И не только из-за того, что Бримстоун посмотрел на меня так, словно обещал мне много проблем, если я сейчас сделаю что-то не так. В тот момент, кобыла оказалась совершенно не такой, какой я её представлял. Что же мне ожидать от неё теперь, когда она захотела узнать меня получше? Как я могу предсказать её реакцию? Что если она просто закатит глаза? Глиммерлайт сама прошла через кошмар наяву из-за рейдеров и не только. Может, так она их и простила? Просто решив забыть о всех волнениях, погрузившись в простые удовольствия жизни?

Глиммерлайт привела меня к дивану. Она подпрыгнула и показушно приземлилась на него всем телом. Счастливо вздохнув, она потянулась и села прямо, а затем жестом пригласила меня сесть напротив. Я, с трудом взобравшись наверх (это же диван! Почему он такой высокий?), покорно сел напротив неё так далеко, как только мог.

Какое странное зрелище, подумал я. В тёмной комнате в свете лампы сияла жизненная энергия Глиммерлайт, а по другую сторону от света сидел нервный грязный маленький жеребец, съёжившийся от напряжения. Она просто светилась, глядя на меня этими немигающими глазами с небольшой ухмылкой. Возможно… всё было не так уж и плохо. Просто мы, наедине, никаких опасностей, в спокойной обстановке, просто разговариваем.

Янтарная лампа моргнула несколько раз, и её свет стал более приглушённым, подарив лицу кобылы новые оттенки. Едва не ахнув, я заметил мгновенную перемену. Твёрдая, уверенная и закалённая натура скрывалась под этим слегка безумным внешним видом. Несмотря на всё её поведение, я внезапно вспомнил, через что ей пришлось пройти. И я сразу потерял это мимолётное чувство комфорта и спокойствия.

— Итак, Мёрки… какая у тебя история?

— Ну довольно длинная, на самом деле… не думаю, что это…

— Трави, мы же рабы. У нас полно времени. Можем и поболтать. Если ты планируешь тереться рядом с нами, то я ж должна знать, кто ты такой, верно? Рассказывай. Всё равно вряд ли будет что-то более неловкое, чем когда отец застукал меня с двумя жеребцами в Тенпони.

Ладно, лучше отключить моё воображение! Но вдруг я понял, что если попытаюсь избежать этого разговора, то попадусь в её ловушку. Если я уйду, рейдеры превратят мою и без того короткую жизнь в ад без защиты от Бримстоуна. Оставалось только одно…

— Ну… я… э-э… мало что могу рассказать о жизни. Я, эм… раб от рождения.

Она вопросительно взглянула на меня, а затем отвела взгляд в сторону стеллажей, наполненных всякой мелочью. Что-то в этом взгляде зацепило меня. Она не смеялась надо мной и не смотрела свысока. Хрупкий луч надежды зажёгся внутри меня, что может быть она не станет судить за это.

Но как отреагирует, узнай она правду о том… о том, кто я на самом…

— Бля… отстой, — пробубнила она и покачала головой, а затем снова взглянула на меня. — Ну и каково это быть рабом с рождения?

Сделав глубокий вдох, я начал медленно рассказывать о том, как меня растили покорным работником. О том, как меня разделили с матерью и передавали от хозяина к хозяину. Но пока я говорил, то понял, что во время этого рассказа была одна особенность, которая отличалась от любого такого же рассказа о моей жизни…

Она слушала меня. Просто сидела там, смотрела и проявляла интерес к моим словам. Никто никогда прежде так не делал. Я чувствовал себя так, словно попал на сцену.

И затем что-то во мне щёлкнуло. Моё повествование изменилось, и я начал добавлять детали. Небольшие истории в промежутках между этапами жизни. Я рассказал ей о том, как однажды другие рабы накрыли меня одеялом и избили камнями. О том, как однажды у них закончилась еда, и они отправили меня собирать им припасы под дождём, а после даже не поделились со мной. Я начал шмыгать носом, рассказывая о том, как нас перевозили в тесных клетках с места на место, пока, наконец, я не оказался в Филлидельфии. На глазах появились слёзы, и я закрыл лицо копытами, опустив голову, пока рассказывал о рисовании и том, как прятался от Нус и её банды. О том, как пытался освободиться от рабского мышления. Я показал ей мою кьютимарку, этот ненавистный рисунок, олицетворявший судьбу, и о том, как я хотел бы избавиться от этого клейма.

Она взглянула на неё, а затем растерянно перевела взгляд обратно на меня. Эти лазурные глаза наполнились добротой. Жестом кобыла попросила меня продолжить и подвинулась ближе, чтобы успокаивающе коснуться моей ноги.

Этот лёгкий телесный контакт, каким бы невинным он не был, сделал своё дело. Я заговорил. Рассказал ей обо всём. О боли, об унижениях, о Литлпип и о том, как Бримстоун Блитц спас меня из Ямы. Я едва не сорвался, когда рассказал ей о встрече с безымянной кобылой и моей болезни. Слёзы каплями начали падать на диван, когда я дрожал от страха, говоря о жестокости Хозяина и его месте в моей жизни. Я разрыдался, когда сказал о том, как нахожусь в постоянном страхе просто из-за того, что маленький и из меня получается отличная мишень для издевательств. Она бесстрастно слушала всё, словно оценивая каждое моё слово. Но сам тот факт, что кто-то изъявил желание выслушать всё это… я рассказал всё.

Абсолютно.

Шли минуты. Я даже не шевелился, пока пересказывал историю за историей, говорил об очередных пытках, страданиях и ужасах. Я перескочил от истории про страшных гулей к истории про заброшенный дом со скелетами. Изо всех сил пытался говорить сквозь всхлипы, рассказывая о том, как почти покончил с собой на вершине диспетчерской вышки. Вспомнил о том, как лежал и кричал, чувствуя, как покидает жизнь, когда меня подстрелили во время неудачного побега.

Вся моя жизнь была наполнена сплошной болью, и никаких особых причин двигаться дальше у меня не было. Годы одиночества и всеобщего пренебрежения. Я разнылся и забыл о том, что она сама потеряла всё на Пустошах, но мне было плевать. Речь не про эгоизм, я просто не мог остановить этот поток эмоций. Мои самые сокровенные мысли продолжали изливаться одна за другой, описывая весь тот кошмар, который я называл жизнью. В конце концов, я практически рухнул без сил перед ней, сломавшись на моменте, когда говорил о болезни, что медленно убивала меня и окончательно наполнила мою жизнь страхом. Я рассказал ей всё…

За исключением одной вещи.

— И… и все вокруг ненавидят меня! Просто из-за какой-то дурацкой мелочи, с которой я ничего не могу поделать! Это нечестно… это просто нечестно… я не хочу такой жизни! Я не хочу быть собой!

Наконец, она тихо заговорила. Из внимательного слушателя она вдруг стала очень серьёзной.

— А кто ты? Почему они тебя ненавидят?

Я остановился, и моё дыхание участилось от того, что я пытался набраться смелости, чтобы сказать это. Но слова застряли комом в горле. Как мне сказать ей об этом? Как она отреагирует?

И я просто не смог. Вместо этого, вздохнув… я снял свою куртку. Мои обездвиженные крылья обвисли по бокам от меня и мгновенно захватили её внимание. Я закрыл глаза и лишь услышал, как она внезапно ахнула и отпрянула назад. И когда я набрался смелости, чтобы открыть их, то с болью осознал, что на её лице застыло выражение шока. Отведя взгляд, я отвернулся и, поморщившись, опустил голову перед ней. От сильного стыда мне не удалось сдержать новые слёзы.

— Я пегас. Из-за этого они меня ненавидят. Кажется, что все вокруг… они просто пытаются убить меня из-за того, что я другой… из-за того, что у меня есть крылья. Я… я просто больше не могу. Я же был готов спрыгнуть из-за этого с крыши! Но мне просто не хватило смелости! И я понимаю, что только делаю хуже себе, думая вот так, но… но я не могу иначе! Всё из-за этого города и всего остального! Иногда я… я просто хочу, чтобы кто-то протянул копыта, схватил меня за горло и… и закончил это вместо меня…

Я всё ещё плакал. Вся моя жизнь и переживания были озвучены. Глиммерлайт не шевелилась и лишь с открытым ртом пялилась на мои крылья. И наконец, она двинулась ко мне.

— Ты… ты правда этого хочешь?

Её голос был тихим, уверенным и почти безэмоциональным. Но эти слова задели меня. Я никогда так сильно не задумывался об этом, но настал тот момент. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил это вслух. И тем более таким образом. Несмотря на моё желание сбежать, несмотря на кобылу, несмотря на всё, что я сделал и все мои усилия по спасению, я так устал от всего. Эта мысль никогда не покидала меня. В этом была правда.

Мы долго молчали, и я не мог взглянуть на неё. Из-за жары в комнате у меня закружилась голова, а горло пересохло, делая каждый вдох немного болезненным. Я шмыгнул носом и кивнул.

И она послушалась. Внезапно, её копыта обхватили мою шею, и я почувствовал, как она со всей силы тянет меня.

…и затем, она сделала это.

…что-то, что никто не делал для меня с тех самых пор, как я был маленьким жеребёнком.

Она обняла меня.

Её голос надломился, и каждая капля этой уверенности превратилась в чистые эмоции.

— Нет! Я… я против того, чтобы ты так думал! Не смей даже задумываться о таком!

Я позволил себя держать, полностью погрузившись в объятья и чувствуя, как у меня снова начинают бежать слёзы, когда кобыла укрыла меня одеялом с помощью магии.

— Больше никогда… тебе больше никогда не придётся так думать. Я не ненавижу тебя, Мёрки. Ох, Богини, пегас в Филли…

Глиммерлайт прижала меня ещё крепче и шмыгнула носом.

— Бедняжка…

Я чувствовал уют.

Впервые, мне было спокойно и комфортно рядом с кем-то. Встречи с безымянной кобылой всегда проходили в опасных местах. Бримстоун Блитц защищал меня, но сам при этом был опаснейшим чудовищем, ну а Протеже… ну… кто вообще в Эквестрии знает, чего он на самом деле хочет от меня?

Но Глиммерлайт… она была другой. Уверенной, привлекательной и на удивление полной сочувствия, несмотря на её не примечательную оболочку. Когда она, наконец, отпустила меня и укутала в одеяло, я начал снова переоценивать её. Да… у неё был свой собственный “уникальный” образ жизни и с этим было невозможно спорить. Судя по тому, что она сказала до этого и тому, как себя вела, Глиммерлайт, казалось, прыгала от одного импульса к другому, но теперь я знал, что это совсем не значит, что она не может притормозить, послушать и проявить заботу. Быть может, именно это имело значение в поиске товарищей? Умение видеть чужие причуды, недостатки и скрытые источники силы? Если это так, то какой источник у меня?

— А теперь, Мёрки, сиди тут. Отдохни, Селестии ради! У тебя такие мешки под глазами, что ты их скоро, как карманы использовать сможешь. И, кроме того, я достаточно оправилась, пока вы спасали мой сочный круп, как я слышала.

Её улыбка сменилась с шутливой на более искреннюю.

— Спасибо за это… за мной должок. И надеюсь, что Брим не был слишком… суров с тобой. Он пытается быть лучше, правда. Но для него это трудно. Когда познакомишься с ним поближе, то поймёшь, что он вполне хороший, хоть и с жестоким чувством юмора… если он в настроении. Так что отдохни от всех этих спасений-глимерсений, ладно? А я пока приберусь немного.

— Я… Хорошо… Спасибо, — тихо пробубнил я в ответ, всё ещё не понимая, как правильно общаться с тем, кто искренне стремится помочь мне.

Должен ли я задавать вопросы? А что мне спрашивать? Я наблюдал за тем, как кобыла суетится по комнате, перекладывая вещи, большая часть которых представляла из себя металлолом или эти блестящие шарики в коробках. Откуда у неё столько барахла?

Стоп, вопрос!

— Эм… Глиммерлайт?

— Прошу, просто Глиммер. Забудь про официоз в этой дыре, — она усмехнулась и достала из железного ящика несколько красных мантий, которые настолько износились, что казались коричневыми. — Что такое?

— Откуда у тебя здесь столько вещей? Я никогда не видел, чтоб у простого раба, не торговца, было столько побрякушек.

Ох, как же жалко звучал мой писклявый голос по сравнению с той твёрдой уверенностью, которую она излучала, пока перебирала вещи. Её магия (такая же лазурная, как и глаза. Моя художественная натура искренне радовалась) перемещала гайки, болты и связки проводов с микросхемами по комнате с места на место. Кобыла усмехнулась уголком рта, пока ходила по комнате взад-вперёд, не сводя с меня взгляда.

— Оу… ну, можно сказать, что я пони с широкими вкусами. И я знаю всего понемножку. Нужен кто-то, чтобы починить терминал? Или, может, спарк-генератор? А может, нужно восстановить ветряную мельницу, перечислить все рецепты коктейлей из Мэйнхеттена по памяти или разжечь огонь с помощью обычных камней? Да я даже знаю, как заставить брамина мычать громче.

Я лишь моргнул, а лицо моё не выражало ничего, кроме растерянности, пока в голове медленно крутились шестерёнки. А судя по выражению её лица, она буквально слышала, как эта ржавая машина, которая называлась моим мозгом, пыталась обработать сказанное. Заржав, Глиммерлайт бросила старые тряпки в другой конец комнаты и, оглянувшись через плечо, вернулась к своему барахлу.

— Не напрягайся слишком сильно по этому поводу, Мёрк. У тебя будут другие поводы напрячься. Достаточно сказать, что у меня хорошие познания в технике, а мой кругозор о-о-очень широкий. Просто никогда не нравилось сидеть на одном месте, всегда хотелось посмотреть на всякое разное! Ты ещё удивишься тому, что я знаю и насколько могу быть полезной, в случае, если у тебя есть какая-то странная задача, которую нужно решить здесь и сейчас. Я та самая пони, которую любому хотелось бы узнать поближе.

Она снова повернулась ко мне и, замолчав, прикрыла глаза.

— Разве что взлом замков — это не моё… никогда не получалось, как надо. И шитьё. Мне просто не хватает терпения!

Я не мог сдержать своё внезапное волнение. Не так часто у меня была возможность заявить о своих умениях. Едва не упав с дивана, я потянулся к куртке с карманами и ртом достал из неё нитку с иглой.

— О! А я это умею! Я сделал эту куртку перед побегом.

На самом деле это прозвучало, как бубнёж, потому что я старался не проглотить иглу. Но, кажется, она уловила мысль и захихикала над моими пережёванными словами.

— Ну, раз так, то у нас с Бримом есть веская причина держать тебя рядом, Мёрки. Хочу дать тебе работу! Мои мантии немного порвались, пока я ковырялась в разных радиоактивных дырах. Как думаешь, ты бы смог залатать их для меня?

Она попросила.

Она попросила.

Меня никогда в жизни не просили сделать что-то! Уж точно не так вежливо! Моим телом и разумом всегда управляли с помощью приказов. Даже когда я бешено закивал головой, то задумался, а мог ли я отказаться. А затем понял, что я не хотел.

Мантии были из тяжёлого, толстого и изолирующего материала. Подол спускался почти до земли, но они оставались практичными, а дизайн был достаточно роскошным, чтобы его без проблем можно было распознать, как довоенный. Это сразу вызвало множество вопросов. Кто вообще носит подобное? Они явно не подходили для суровых условий Пустоши. Тем не менее, я взялся за работу, латая дыры с помощью нитки и иглы. Глиммерлайт наблюдала за мной около минуты, видимо удивляясь тому, как я ловко работаю с маленькой иголкой одним лишь ртом и копытами (если б только это умение далось мне добровольно… учиться получается быстрее под угрозой порки кнутом), попутно ремонтируя её одежду. В конце концов, она ответила на мой вопрос.

— Ну, если по сути… Я много знаю, но больше всего разбираюсь в том, как из старых вещей сделать новые или же просто ремонтировать их, как можно лучше. В наши дни немногие пони могут правильно работать со старыми магическими матрицами, если только ты не родился в каком-то особенном месте и не прошёл обучение. Так что Протеже сбрасывает мне весь этот хлам, чтоб я могла починить и заставить его работать, после того, как сам почешет над ним затылок. О! Кстати! Что ты думаешь о его крупе? Скажи, он горячий, ну?

Я чуть не выплюнул иглу. Глиммерлайт заржала и, рухнув на пол, начала кататься по нему, увидев мою реакцию. Её смех был чудесен, совершенно безудержным и полным радости, словно её жизнь в Эквестрии была абсолютно счастливой и безоблачной. Ну, по крайней мере, я бы наслаждался этим смехом, если бы едва не запустил иглу с силой выстрела через всю комнату.

— Ой, да ладно тебе, Мёрки! — она вытерла слёзы и поднялась. — Только не говори, что ты только по кобылкам.

Я покраснел. Что это вообще за вопрос?

— Я… э… да я, вроде как… ну, по кобылкам всё таки?

— Ах, теряешь половину удовольствия от жизни. Неудивительно, что ты такой грустный.

Она снова заржала. Лично я начал испытывать дискомфорт. Внутреннее чутьё подсказывало мне, что что-то не так, но моё сердце чувствовало лишь облегчение от того, что я наконец-то встретил кого-то, кто не пытается меня унижать, контролировать или просто принуждать к чему-либо. Я попытался рассмеяться (не слишком успешно, но пытался!) и вернулся к тихому шитью. Что я нашёл в этом Молле? Всю жизнь я был изгоем: ненавистным всеми рабом, низшим звеном. Время от времени я встречал пони, которые заставляли меня поверить, что так быть не должно. Но был ли это тот самый момент, когда я, наконец, оказался рядом с теми пони, с которыми могу… быть рядом? Что мне больше не нужно быть одиноким? Глиммерлайт всего за пять минут подняла мне настроение, обняла, проявила заботу и дала мне возможность выбрать, хочу ли я делать какую-то работу или нет…

Я просто не мог понять этого. Чего она хотела? Все всегда ищут выгоду. Может, она хочет, чтобы я до конца жизни шил для неё вещи? Мой разум, оказавшись в совершенно незнакомых условиях, метался в панике. Ну, по крайней мере, она никак не вредила мне, это уже хорошо. Даже больше, она заботилась… но почему именно меня… это не сильно волновало меня в тот момент.

Откинувшись на спинку дивана, я закутался в одеяло и глубоко вздохнул. Почему-то, это одеяло ощущалось так, словно оно было со мной с того самого первого дня в Филли, когда я проснулся в свинарнике на Ферме Развлечений. Впервые я смог ослабить бдительность. Да, я нервничал, и это всё ещё было для меня в новинку, но, серьёзно, разве что-то может пойти не так? Просто… хотя бы раз, я хотел расслабиться и сшить то, что хотел.

Вот только… я не мог. Разве это всё не иллюзия, которая развеется тут же, как вернётся Хозяин? До того момента, когда нас заставят пойти в Стойло. Я почувствовал, как начинаю дрожать и роняю иглу. Дыхание начало сбиваться, хоть я и пытался контролировать его. Прошлое… мне придётся столкнуться с ним в ещё худшем проявлении, да ещё и бороться за свою жизнь при этом…

Богини, как же я жалок… она была той, кто едва выжил после того, как её жизнь была разрушена и даже так, Глиммер продолжала улыбаться и двигаться вперёд… я просто плакал и работал над этой старой… старой, довоенной одеждой…

— Мёрки?

Мантия выпала из моих копыт. Упав на пол перед диваном, мой взгляд начал цепляться за мелочи: маркировку, аккуратные машинные стежки, качественный окрас, то, как краска выцвела, то, какого она цвета. Кто носил её прежде? Где они купили её? Что бы её бывшие владельцы подумали, узнай, где она теперь оказалась? Мои ноги задрожали, и я выронил нить, укрывшись одеялом и заплакав.

— Мне жаль! — я всхлипывал и, вытерев нос копытом, отвернулся от кобылы в сторону. — Я… эти довоенные штуки… и прошлое, оно… я не знаю… что-то в нём просто… просто заставляет задуматься и… и…

— Тс-с… тише, всё в порядке…

Я почувствовал, как она подошла, как осторожно обняла и притянула меня, завёрнутого в одеяло, ближе к себе. Это чувство было слишком чужеродным, слишком незнакомым, чтобы успокоить меня. Касания всегда были для меня тем, что приносит боль. Это же… Я просто дрожал и плакал. Рыдал так жалобно, как делал это всегда. Внутренний механизм защиты, срабатывавший каждый раз, когда слишком много всего накапливалось внутри. Это уже перебор для меня — врываться в Стойло, которое было заперто всё это время. Я просто не мог с этим справиться. Если бы рядом со мной в тот момент не было Глиммерлайт, которая поддерживала меня… Если бы Протеже не запер меня в этой яме с рейдерами… то что бы я сделал? Снова попытался убежать?

— Я не хочу идти в Стойло. Я не люблю прошлое, оно… оно приносит слишком много боли. Я смотрю на все эти вещи, и моя голова наполняется плохими воспоминаниями.

— Не все воспоминания плохие, Мёрки…

— Кажется, что у меня все!

Я не собирался кричать это настолько громко. Отстранившись, я начал уползать от Глиммерлайт на противоположную сторону дивана и, попытавшись перелезть через его край, чтобы сбежать в темноту и спрятаться, я запутался ногами в одеяле и взвизгнул, когда рухнул на пол, где были разложены вещи кобылы. Шкатулки открылись, разбросав микросхемы и маленькие блестящие шары по всему полу. Наконец, шок довёл меня до… ступора. Я лежал там, окруженный её вещами, дрожал и извинялся так быстро, что мои слова превращались в бесконечный поток, хотя она лишь смотрела на меня сверху вниз со смесью замешательства и печали.

Не говоря ни слова, она поднялась и помогла мне вернуться на диван, а затем снова укрыла меня одеялом.

— Мёрки, я… через многое прошла.

Её голос дрожал, что было необычно.

— Но поверь мне, всегда есть что-то хорошее. Ты рассказывал про эту загадочную кобылу, которую ты продолжаешь встречать… и про Литлпип. Черпай силу из этих примеров. Та кобыла закрыла тебя собой от Шэйклса! Литлпип вдохновила тебя!

Я дрожал и пытался разобраться в переполняющих меня эмоциях от того, что она была рядом, от того, что я чувствовал себя в безопасности рядом с другими в месте, совсем не похожем на мои обычные укрытия.

— Я не понимаю, почему… почему ты так относишься ко мне? Я никогда…

Глиммерлайт потянулась ко мне и убрала прядь гривы с моего лица.

— Полегче… ты спас мне жизнь. Ты сделал то, что другие не сделали бы. Ты уже доказал мне, что ты за пони. И Бриму доказал. Он спас тебя из-за того, что тебе удалось его впечатлить… и не важно, признаётся он в этом или нет. После того, как ты рискнул собой ради нас, ты не безразличен ему, Мёрки. Как и мне.

Мой голос звучал очень шатким от того, что я не знал, что сказать.

— Хочешь сказать, я… я могу остаться здесь?

Она сжала моё копыто и улыбнулась. Но в тот же момент, я услышал, как в основной части Молла послышались крики и голоса. И голос Хозяина был самым сильным из них…

— Ну ладно, мрази! Время Стойла! Повозки уже здесь, так что тащите сюда свои тощие задницы! Первый раб, который притащит мне нетронутого жителя Стойла получит добавку на обеде! Шевелитесь!

Я застыл, дрожа и чувствуя жажду ответить на зов. На мгновение, я заметил растерянный взгляд Глиммерлайт, когда поднялся и бросился наружу. В конце концов, я понял, что это не важно. Я шёл туда, где он хотел видеть меня.

Было бы глупо думать иначе.

— Давайте, ублюдки, вылезайте! Резче!

Я вышел из подсобки и обнаружил, что в камере были ещё пони, кроме Бримстоуна. Большой рейдер пристально смотрел на гостей, в числе которых у входа я увидел ожидающего меня Хозяина. Он улыбнулся мне своими гнилыми зубами, пока за его спиной шли удрученные рабы вперемешку с рейдерами.

— Первое задание, Седьмой! Постарайся не сдохнуть ради папочки, а?

Я зажмурился и пробежал мимо него, выйдя из камеры в одиночку и взвизгнув на выходе, когда почувствовал, как он шлёпнул меня по крупу копытом, сбив меня с ног. Рейдеры начали радостно топать и смеяться над личной игрушкой Хозяина, пока я лишь молча лежал на земле, слишком напуганный, чтобы шевелиться.

Но совсем скоро они замолчали и отступили, когда по обеим сторонам от меня встали две фигуры. Одна из них была достаточно внушительной, чтобы дать им реальную причину заткнуться. Другая же осторожно опустилась на колени и помогла мне подняться. Я недоверчиво взглянул на Глиммерлайт. Она в ответ лишь подмигнула.

— Я же говорила, что мы рядом. И да… конечно, ты можешь остаться с нами.

Бросив быстрый взгляд назад, я увидел, как Хозяин рычит на своих подчинённых, глядя на меня с яростью, пока мне оказывали помощь мои… мои…

Кем они для меня были?

Я не знал.

Филлидельфия была тем местом, где у тебя никогда не было достаточно времени, чтобы насладиться миром и покоем. Всего через несколько минут, после того, как я набрался сил от общения с Глиммерлайт, мне вместе с остальными “рабочими” пришлось выйти к площади перед Моллом, где нас уже встретили тяжеловооружённые грифоны, следившие за нашей погрузкой в повозки.

Выходя наружу, моя спина и раны от хлыста напомнили мне о том, что лучше забыть о позитивных мыслях. Сам процесс погрузки показался грубым и пугающим. Рабовладельцы загоняли рабов с разных сторон, заставляя их теряться и сбиваться с ног, пока они огромной толпой просачивались через ворота Молла на улицы, поглощённые густым смогом. Многие сразу начали кашлять от едкого дыма, источаемого ближайшим медным заводом, или от зловонного запаха из зарешёченных ям, вырытых для нарушителей. Я видел, как подчинённые Хозяина швыряли рабов и рейдеров без разбора в одну из полдюжины повозок с такой силой, что те долетали до задней стенки. Надзиратели со зловещими масками-противогазами наблюдали за нами с постов на крышах и подвесных мостах между зданиями, а их оружие было готово в любой момент оборвать жизнь любого пони, который посмеет покинуть строй. Скуля, я старался, как можно ближе держаться к Глиммерлайт, пока основная масса рабов и рейдеров крутилась вокруг нас в очереди к своему транспорту.

Подошла моя очередь, и погрузка прошка так гладко, как только могла. Меня встретил тот же рабовладелец, который и направил на топливный завод и, узнав, он усмехнулся и толкнул меня своему товарищу. Толчок был унизительным и неловким (что, возможно, лишь усилилось от моего визга), а после него меня магией швырнули внутрь повозки на твёрдый пол, укрытый сеном. Я тут же по привычке зажался в углу. Из позитивных моментов было лишь то, что Глиммер и Бримстоун посадили в ту же повозку. Стражники даже не пытались помочь Бриму с посадкой, ведь от его огромного веса сама повозка тут же просела и наклонилась. Это стало причиной того, почему четверо рабов, впряжённых в повозку, тут же застонали, спрашивая, почему тянут они, а не он.

Даже когда решётчатая дверь повозки захлопнулась после того, как к нам погрузили ещё десяток рабов, я не смел пошевелиться. Ничто не могло отвлечь мой обеспокоенный разум от мыслей о том, какие ужасы меня ждали впереди. Про Стойла ходили настоящие легенды о том, насколько же они были жуткими. И мне просто хотелось сбежать. Спрятаться, вернуться к Викед Слит, чтобы умолять взять меня к ней и снова просто тягать телеги…

— Просто держись нас, и мы постараемся защитить тебя.

Голос Глиммерлайт дрожал. Жёсткая погрузка и неминуемое вторжение в Стойло должно быть давили и на неё. Тот факт, что она сказала “постараемся” говорил сам за себя. Пони-зомби не шли ни в какое сравнение с прошлым и его ужасами, которые уничтожили мир.

Устроившись поудобнее, я попытался успокоиться. Напомнил себе, что нужно дышать медленнее и осмотреться по сторонам. Не думать о том, что я снова в клетке, но взглянуть на ситуацию в целом. На пони вокруг и привычное окружение Филлидельфии.

Вместо этого, я увидел, как Хозяин отошёл от повозки с оружием и встал возле входа в Молл. Заметив меня, эта ухмылка снова возникла на его лице, пока он наблюдал за моим отъездом. Всё это время он снова смотрел мне в глаза, а затем поднял ногу и насмешливо помахал копытом. Он начал говорить ровно с такой громкостью, какую мог услышать только я. Откуда он узнал о моём чувствительном слухе?

— Наслаждайся историей о том, как такие пони, как я пришли, чтобы управлять такими пони, как ты, Седьмой! Просто представь жизни всех тех скелетов, что ты встретишь!

Несколько мгновений спустя, Глиммер уже бросилась ко мне, чтобы успокоить, когда я, зарыдав, рухнул к её копытам. Возможно, если бы я высунулся из повозки и огляделся вокруг, то почувствовал бы что-то в момент, когда мы прошли через ворота того ада, что пленил меня. Но я был слишком занят, пытаясь подавить мысли о тёмной неизвестности, что намеревалась затянуть меня под землю в безумное прошлое.

Что-то приятное было в том, чтобы путешествовать с кем-то, кому на тебя не всё равно по какой-то причине. Ужасные события, которые пугали меня, казались… дальше, когда она была рядом. Благодаря разговору и объятиям я почувствовал себя… лучше. Это определённо было что-то новое. Как и мир снаружи.

Прошло немало времени. Стены Филлидельфии и её адские заводы и фабрики были единственным, что я видел целые месяцы. Я ожидал, что в следующий раз увижу Пустоши уже в тот момент, когда мой побег увенчается успехом. Даже предполагал, что тогда начну хоть немного осознавать концепцию свободы.

Вместо этого реальность давила на меня. Во всех направлениях Филлидельфию окружали бетонные руины, перекопанные поля и низкие холмы, которые постепенно перетекали в более высокие и вдалеке перерастали в горы с заснеженными пиками. Некоторые самые высокие из них задевали своими вершинами облака. Воздух снаружи города был чище, но не намного. Огромные клубы дыма, гонимые ветром переваливали через великую Стену, а затем распространялись по округе. Даже над самой Пустошью, казалось, сгущается тьма в том месте, где пролегала граница империи Красного Глаза.

Нашу колонну с усиленной охранной медленно везли к ближайшей холмистой гряде к западу, как мне показалось. Повозки, как и рабы внутри них, быстро покрылись грязью в такой же степени, как и я сам за несколько месяцев в Филли. Свернувшись в углу на одной стороне повозки вместе с Глиммерлайт и Бримстоуном, я чувствовал себя так, словно оказался в какой-то портативной яме для рабов. Из-за этого, а ещё из-за скрипучего заднего колеса, которое постоянно издавало неприятные звуки, что медленно сводило меня с ума, я хотел просто потерять сознание, чтобы уйти от всего этого. Однако по мере удаления, моя болезнь постепенно отступала. Я уже почувствовал, что мне стало немного легче дышать вдали от этого промышленного комплекса. Здесь фоновая радиация была значительно ниже, чем дома, в Филлидельфии.

Я застыл от ужаса.

Только что в голове я назвал Филлидельфию… домом.

О, Богини. Я немедленно огляделся вокруг, пытаясь найти что угодно, что смогло бы отвлечь меня от этих мыслей, которые зародились в измученном разуме. Я потратил несколько дней на то, чтобы ощутить свободу и уверенность в себе; так почему же я всё ещё думаю о подобном? Мне понадобилось сделать глубокий вдох, пытаясь избавиться от злости на самого себя. Я лишь недавно осознал всё. Нельзя так думать про себя. Мне нужно просто… просто перестать думать.

Рядом с нами рысили рабовладельцы и солдаты Красного Глаза. Над нами на восходящих потоках тёплого воздуха парили грифоны, наблюдавшие за горизонтом. Если бы я не был участником этого мероприятия, а наблюдателем со стороны, то подумал бы, что это какой-то военный конвой, а не сопровождение рабов. Я наблюдал за тем, как одна из грифонов спикировала по спирали к земле, а затем устремилась вперёд, чтобы разведать обстановку перед конвоем. Другие, в свою очередь, медленно парили над нами, взмахивая своими могучими крыльями.

Наблюдая за мной, Глиммерлайт заметила, куда устремлён мой взгляд. С заметной грустью она мягко коснулась моей куртки в районе крыльев.

— Хотел бы ты быть с ними? — её голос был тихим, она быстро поняла, что ей не стоит говорить так, чтобы любой другой грязный раб в повозке мог её услышать.

— Мне нет места в небе, я там никогда не был.

— Это не значит, что ты не можешь желать этого, если тебе хочется, Мёрки.

Я вздохнул и взглянул на неё. Она пробыла со мной слишком мало времени, чтобы понять, что хоть у меня и были крылья, и для пегасов естественно любить открытые пространства, моё место всегда было здесь, на земле… вероятно рядом с рабовладельцем. Но нет, я наблюдал за ними не из-за этого

— Нет… мне просто интересно, почему они здесь. Не похоже, что мы хоть как-то могли бы сбежать.

Глиммерлайт перевела взгляд с меня на грифонов. Каждый из них был вооружён огромной винтовкой. Несомненно, это были те самые знаменитые анти-мех винтовки. Кобыла задумчиво улыбнулась.

— Потому что они знают, кто наделает дырок в их крупах, в случае если они не подготовят соответствующие контрмеры. Стальные Рейнджеры активно действуют в этой области. Если Красный Глаз нашёл Стойло, то они узнают об этом. Стерн старается противопоставить им такую силу, которую не выдержит даже силовая броня. Могу поспорить, что у них ещё и эми-гранаты есть.

Я не особо разбирался в этих оружейных терминах. Так что просто вернулся к работе над мантией, которую она взяла с собой, чтобы я мог закончить её в дороге. Осталось пришить всего несколько заплаток.

— Откуда ты знаешь про Стальных Рейнджеров, Глиммер? Я думал, что все они довольно скрытные и не общаются с пони со стороны.

Туго затянув последний стежок, я улыбнулся проделанной работе. Большой символ снова гордо красовался на её левом боку, изображая яблоко, окружённое тремя шестернями. Лазурная магия окутала мантию и кобыла, слегка растолкав рабов в повозке, надела её на себя.

— Потому что, Мёрки…

Вытянув гриву из-под широкого воротника, Глиммерлайт немного побегала на месте, чтобы удостовериться в том, как сидит мантия.

...ты смотришь на одного из них.

Я был не единственным рабом, кто отреагировал на подобное заявление недоверчивым взглядом. Другие тоже подняли свои немытые головы, отвлёкшись от своего отдыха. Многие уже явно знали об этом и никак не отреагировали, в то время как новоприбывшие, вроде меня, выглядели так, словно ожидали от кобылки магического призыва комплекта силовой брони. Глиммерлайт — Стальной Рейнджер? Но… но разве они не должны быть жёсткими и сосредоточенными? Ведь эта кобылка была капризной и расхлябанной. Тем не менее, я вспомнил тот взгляд закалённого воина, который она мне подарила однажды.

— Ты… ты паладин Стальных Рейнджеров?!

Глиммерлайт заржала и покачала головой.

— Нет, Мёрки. Если бы! Я была всего лишь учеником, когда ушла из дома подальше от всей этой нудятины. Вообще не моя тема. Слишком много времени нужно просто сидеть на крупе и следовать строгим-строгим ограничениям о том, что ты можешь и не можешь, с кем тебе можно тусить, пить и спать. Я жила в крепости Рейнджеров в Брыклинском Кресте. И моя семья всё ещё там; мать — паладин, а папа — писец. И все хотели, чтобы я пошла тем же путём.

Один из рабов заговорил, а его голос выражал явное недоверие.

— Пиздёж, я слышал, что единороги не могут носить броню! Рога в шлем не помещаются!

Глиммер лишь слегка улыбнулась ему, но продолжила говорить со мной, пока я старался сохранить равновесие в качающейся повозке. Раб, сказавший это, удостоился сурового взгляда от Бримстоуна. К счастью, он решил не продолжать свой спор.

— Ну да, мы не можем. Но если бы я пошла по пути воина, как моя мать, то стала бы рыцарем. Умела бы творить боевую магию, лечить и ремонтировать силовую броню прямо в бою. Могла бы поддерживать наступление и, в крайнем случае, немного прикрывать своей магией. Рыцари носят лёгкую металлическую броню и ничего силового. Ну а писцы, тем временем, ну, все знают про них. Сидят на крупе, изучают штуки, чтобы создавать крутые штуки из прошлого. У обоих путей были свои преимущества, знаешь…

Я потянулся и, поднявшись, попытался найти место среди толпящихся в повозке рабов. Большинство просто не обращало внимания на наш разговор. По всей видимости их больше беспокоили их собственные проблемы… или же они просто не хотели иметь дело с Бримстоуном. Огромный земнопони всё так же тихо сидел на нашей стороне повозки, где просто молча наблюдал за всеми остальными пассажирами. Как я заметил, рейдеров специально посадили в другие повозки, чтобы они с ним не пересекались.

— Так… какой путь ты выбрала?

— Свой собственный. Родители не особо обрадовались, узнав, что я ухожу, но однажды ночью я просто сказала им в лицо, что жизнь Рейнджера не позволит мне увидеть всё то, что я хочу. Что я могу научиться большему и когда-нибудь вернуться, но уже с багажом знаний. Такой переполох поднялся…

В прошлом, меня насильно разлучили с матерью. Глиммерлайт выбрала вариант уйти от собственной ради лучшей жизни. Я не смог ответить на возникший у меня в голове вопрос о том, поступил ли я бы так же, если бы это позволило мне сбежать. Я лишь знал, что моя мать наверняка хотела бы этого. Но слышать подобное от Глиммер, глядя на её постоянную улыбку… Я не смог ничего с собой поделать и испытал жалость за её родителей. Они даже не знают, что случилось с ней, не знают, что теперь, она раб на службе у Красного Глаза. Эта мысль была особенно горькой, если представить, что прощание прошло не очень гладко.

— Они… они ненавидят тебя за это? — мой голос дрожал от того, что я пытался вновь не подорваться на этом эмоциональном минном поле.

— Поначалу, да… но они немного более прогрессивные, чем большинство старейшин. Они сказали, что если я смогу принести что-то очень крутое, то это всё можно будет обыграть, как задание для помощи ордену! Но вот Старейшины… Они запишут меня в предатели, в случае, если я не вернусь. Так сказать, поставили ультиматум. Сказали, что нарушение изоляции означает разрушение тех связей, что помогают нам держаться вместе на пути к великой цели.

В моём сердце зажёгся небольшой огонёк от чувства родства. Глиммерлайт, как и я, стремилась избежать жизни, которую она не выбирала. Вместо этого, по жестокой случайности, она оказалась в рабстве.

— И никто не сказал, что это неправильно?

К моему удивлению, Глиммерлайт ответила не сразу. Впервые я увидел, как она не может подобрать слов, отвернувшись от меня и взглянув на горизонт в сторону Мэйнхеттена. Наконец, она заговорила, как будто ей пришлось долго и упорно думать, как правильно выразить мысль.

— Был один. Я бы пошла за ним, если бы знала, где его искать. Даже сейчас. Быть под его началом, следовать его идеалам, хотя бы какое-то время. Но больше никто из Рейнджеров так не думает. Теперь их заботят только технологии и всё, что они могут удержать и спрятать у себя, как они хотели поступить с моими навыками и жизнью. Знания, как и пони… они должны быть свободными. Вот, во что он верил.

— Кто — он?

— Кое-кто очень особенный, Мёрки…

Она гордо указала на символ на её мантии. Или, если быть точнее, на яблоко.

— Единственный Рейнджер, который не забыл, за что мы должны бороться.

Я открыл рот, задаваясь дюжиной вопросов о том, кто, почему и как. А затем почувствовал, как огромное копыто трётся о мой бок. Повернувшись, я увидел, что Бримстоун смотрит на меня сверху вниз и качает головой.

Вся эта дружелюбность и забота друг о друге была для меня чем-то совершенно новым. Я не знал, как это называется и чем вообще было чувство, испытываемое Глиммерлайт. Но, по крайней мере, теперь я знал, что всегда есть какие-то рамки. Вместо лишних вопросов, я достал свой дневник, чтобы порисовать, параллельно думая о том, что Бримстоун тоже проявил свою заботу этим поступком.

Глиммерлайт ещё несколько минут молча смотрела на Пустошь, а затем хихикнула и села на место. Но никто в мире не знал лучше меня, как за натянутой улыбкой скрывается ощущение того, что пони понимает, что оказался в ловушке вдали от тех, с кем хотел бы быть.

— Да лягать!

Пробормотал я про себя и изо всех сил начал тереть копытом по рисунку, стараясь избавиться от кривой линии, которую я случайно прочертил, когда повозка наехала на камень. Последние полчаса я провёл с опущенной головой, рисуя то, что мне хотелось, просто потому что. Мне в жизни и так хватало ужасов и эмоциональных переживаний, так что я решил нарисовать что-то приятное. Глиммерлайт и Бримстоун тихо общались. Или, если точнее, общалась Глиммер, а Брим лишь иногда кивал, мычал и несмешно шутил, заполняя паузы. А ещё в разговоре его явно больше всего волновала одна единственная тема.

— Стой, Брим, ты не шутишь? Он что, серьёзно никогда не говорил “блять”?

Ну, очень важная тема.

В любом случае, рисование хоть как-то отвлекало меня от того, что ждало впереди. Сидя спиной к холмам, я не увидел приближения к огромной скале, которая закрыла своей тенью весь конвой. Я не мог не заметить отблески металла на склоне, которые указывали на нашу точку назначения. Мысленно я приказал себе рисовать и не думать… рисовать и не думать о прошлом. Глиммерлайт помогла мне обрести смелость и взглянуть на прошлое, несмотря ни на что, но… но Стойло…

Нет. Я должен был продолжать рисовать и игнорировать его. Стойло — это проблема Мёрки Седьмого из будущего! Я же могу сосредоточиться на любимых линиях и угольке и расслабиться… да. Я почувствовал, как страх отступил и затаился в глубинах моего сознания. Вздыхая и держа дневник в передних копытах, я продолжил рисовать с такой концентрацией, что даже не заметил, как Бримстоун навис надо мной и взглянул на рисунок через плечо.

— Знаешь, Мёрк, может тебе и удалось рассмотреть Литлпип лучше, чем мне… но я могу поклясться, что одежды у неё было побольше.

Выплюнув уголь, я захлопнул дневник и крепко прижал его к себе, а затем поднял голову и резко покачал головой. Мой голос тут же поднялся до писка, и я почувствовал, как щёки становятся почти такими же красными, как шерсть самого Брима.

— Да я… я просто не успел нарисовать её!

Он лишь слегка улыбнулся и, откинувшись, взглянул на склон холма.

— Конечно, приятель… всё именно так.

На лице Глиммерлайт появилась безумная ухмылка, когда она выглянула из-за огромного жеребца и поиграла своими бровями.

— Думаю, мне стоит заглянуть в этот альбомчик, как можно скорее…

Я был маленьким пони… но каким-то образом, мне удалось почувствовать себя ещё меньше, когда я сжался от смущения. Кобыла же в ответ лишь улыбнулась, как и Бримстоун. Почему? Они не оскорбляли и не унижали меня, но всё равно дразнили. В чем смысл? Надёжно спрятав дневник, я решил, что просто многого ещё не понимаю. Почему они вообще присматривали за мной? Наверное, просто были в ожидании того, что им может понадобится моя помощь… в конечном итоге, именно это и требуется от меня каждый раз.

Несмотря на все старания, даже негативный настрой не смог заставить меня думать в таком духе о Глиммерлайт. Но думать мне долго не пришлось, ведь вскоре повозки остановились, а рабовладельцы начали приказывать нам выходить наружу. Пискнув от ужаса, я, наконец, заставил себя обернуться и столкнуться с суровой реальностью.

Оголённое после камнепада гигантское строение. Оно было полностью создано из полированной стали, а рядом располагалась контрольная панель. Номер, который я не мог прочитать из-за неумения, был изображён прямо на передней части. Огромная дверь в форме шестерни уже была сдвинута в сторону, а внутри царила кромешная тьма, за которой не было видно ничего из-за ярко-освещённой долины, где мы остановились.

Даже, когда меня выбросили из повозки, я ни на миг не отрывал от неё взгляда. Эта чёрная дыра, ведущая прямиком в прошлое. Она возвышалась надо мной, и я чувствовал себя невероятно ничтожным из-за одного её существования: она не покорилась ни времени, ни ужасающим событиям.

— Собирайтесь! Экскурсия в Стойло начнётся в десять! Берите снарягу, ширяйтесь, чем надо и вперёд!

Рейдеры радостно воскликнули. Глиммер и Брим взглянули на других рабов и глубоко вздохнули. Возле оружейной повозки начались крики с требованием раздать содержимое, чтобы поскорее приступить к разбою и грабежу. Все члены конвоя, как рабовладельцы, так и рабы, завелись от волнения из-за очередного шанса хоть ненадолго почувствовать немного свободы.

Но я лишь продолжал сидеть в одиночестве и смотреть на пустоту, которая пугала меня до глубины души.

— Шаг назад! Вернитесь в очереди и ждите своего комплекта, а затем стройтесь у стены! Кто выйдет за линию, тот умрёт на месте!

Когда дело дошло до выдачи оружия рабам, грифоны не рисковали. Как они объяснили, каждому будет выдано снаряжение из оружейной повозки, которую подкатили к нам тяжеловооружённые стражники. Затем все рабовладельцы должны были отойти на километр к заброшенной ферме, оставив патроны и прочие припасы у дверей Стойла. Грифоны проследят за всем происходящим с неба, а мы, три десятка рабов, вооружимся и зайдём внутрь. Любое сопротивление будет подавлено шквалом огня из тяжёлого оружия, против которого у ржавой брони, выданной нам, не было ни шанса. И даже бомбардировка гранатами была вполне целесообразной, учитывая, что рядом с нами не было ни одного рабовладельца.

Очень быстро я осознал, что в случае чего, этот шквал огня настигнет и меня, независимо от уровня послушания…

В ожидании своей очереди, я провёл некоторое время, смотря на Пустошь. Впервые за долгое время, я не видел стен. Смог не обжигал мои лёгкие, и я не чувствовал тромо… эмбоб… ну, свою лёгочную болезнь. Моим лёгким на свежем воздухе стало до того легко, что от глубокого вдоха закружилась голова. И просторы вокруг были просто невероятными, я мог видеть гораздо дальше, чем завод через дорогу или соседний перекрёсток.

Но почему же я не чувствовал себя свободным?

Ответ на это был очень простым. Потому что я и не был свободным. Не важно, что я себе думал, я всё ещё оставался собственностью Хозяина, Протеже и, естественно, Красного Глаза. Быстрый взгляд назад подтвердил, что ненавистные кандалы всё ещё были там, на моей кьютимарке… очень красноречиво доказывая, что даже за Стеной, я был лишь рабом на задании.

Рейдеры, видимо, имели собственное, знакомое им оружие, которое они получили из оружейной Протеже, куда оно, очевидно, попало после того, как его же у них и конфисковали, когда они попали в Филлидельфию. Видимо, он считал, как объяснила Глиммерлайт, что они будут лучше сражаться, а их боевой дух станет выше, если у них будет собственное снаряжение. Я увидел у них жуткие кинжалы, кастеты с шипами, авто-топоры (надеюсь, что это для открытия дверей), ржавые револьверы, пистолеты и даже несколько длинноствольных винтовок, которые использовали единороги. К моему удивлению, из оружейной повозки раздали даже несколько экземпляров энергооружия. Дрожа, я попытался спрятаться за Бримстоуном, увидев, как рейдеры указывают на меня и изображают то, как бы они отрезали мне своими кинжалами крылья. Мой разум тут же напомнил о существовании Барба. Его присутствие полностью лишало меня ощущения комфорта, которого я хотел добиться, забившись в какой-нибудь тёмный угол, чтобы переждать всё это.

Чтобы отвлечься, я попытался сосредоточиться на оружейной повозке и процессе раздачи. Кто знает, может у них найдётся боевое седло моего размера?

В роли ответственного за оружейную выступал очень странный жеребец. Старый тёмно-серый пони с растрёпанной коричневой гривой и запавшими глазами постоянно ворчал и выдавал циничные комментарии каждый раз, когда доставал новое снаряжение из повозки. У него отсутствовал глаз, а сам он морщился так, будто только что выпил стакан крепкого алкоголя. Который, кстати, стоял рядом, на небольшом верстаке для ремонта оружия прямо в дороге. Его акцент был мне совершенно незнаком, он пропускал слова и иногда переходил на столь грубый диалект, который звучал так, словно был создан исключительно для ругани. То есть, я мог лишь предположить, что он произносил только ругательства, потому что именно так они и звучали.

Бримстоун и Глиммерлайт уже дождались своей “очереди” на выдачу снаряжения, причём командир рейдеров вышел вперёд, чтобы выбрать оружие самостоятельно.

— Govno! Бримстоун Блитц! А ты видно смелый, раз думал, что я дам тебе оружие, после того, в каком состоянии ты вернул бедную пушечку в прошлый раз!

Пожав плечами, Бримстоун указал на рейдеров.

— Они буянили, и их нужно было успокоить. Я больше не их лидер, но это не значит, что я позволю им сходить с ума и вредить другим, пока никто не смотрит. Так что из твоей пушки получилась хорошая дубинка, Мосин.

Явно наглая ухмылка Брима лишь заставила Мосина поморщиться, сделать ленивый глоток алкоголя и, не разрывая зрительного контакта, постучать огромного жеребца по груди.

— Ты ломаешь каждую пушку, что я даю! Я даю тебе пистолет, ты ломаешь его об голову! Я даю тебе винтовку, ты наступаешь на ствол!

— Мне не особо нужна пушка для работы. Всё равно никогда не умел целиться.

— Da mne pohui! Скажи я такое дома, со стыда б сгорел! Вот! Я даю тебе самый последний шанс! После этого, ты, блять, сам по себе! Вот тебе южная штурмовая винтовка. Минимум движущихся частей и толстая стальная ствольная коробка! Неубиваемая штука! Я такой однажды полчаса бил адскую гончую по голове. А потом застрелил tuporiluyu sobaku yebaku, когда она меня за копыто укусила!

Глядя на культю с грубым деревянным протезом вместо его левой передней ноги я мог поверить в эту историю. Бримстоун взял ржавую винтовку в зубы и проверил прицел, а затем пробубнил собственные ругательства себе под нос и повесил её на бок. Жеребец улыбнулся мне, когда отвернулся от Мосина и ушёл прочь от оружейной.

— Неубиваемая? Интересный вызов. Давно искал себе дубинку покрепче…

— Сломаешь пушку и станешь худшим стрелком в Эквестрии! Следующий!

Настала очередь Глиммерлайт. Увидев её, настроение Мосина нисколько не улучшилось.

— А, ты! Красный упырь приносит назад сломанные пушки, и я могу их починить! А ты творишь с ними какую-то hernyu! Никогда не возвращаешь в таком же виде, как я их выдал и откалибровал! Nihrena хорошего в этот раз не получишь. Сегодня будет старый добрый скользящий затвор!

Он бросил кобыле длинную винтовку с деревянным прикладом, а она мгновенно поймала её своей магией и тут же начала изучать вблизи своим явно экспертным взглядом. Заржав, Мосин постучал по оружию и откровенно рассмеялся.

— Думаешь, я не замечаю, как ты воруешь детали? На этой пушке просто нет ничего ценного! Попользуешься и вернёшь!

Она, казалось, полностью проигнорировала его и лишь насупила брови, когда затвор свободно начал ходить взад-вперёд под действием её магии. Глиммер взглянула на жеребца с гневом, который может испытать только разбирающийся в теме пони. Но даже я понимал в чём дело… предохранитель…

— Из этой винтовки нельзя стрелять даже рабу! Ты говоришь, что я ворую детали, но сам даже не заменяешь их по необходимости, старый осёл! В этой винтовке даже предохранителя нет!

Земнопони обернулся и взглянул на неё абсолютно растерянным взглядом, а затем, посмотрев на винтовку, заржал во всю глотку.

— Предохранитель!? От чего предохраняться! Это винтовка!

Он и рейдеры заржали вместе, когда жеребец оттолкнул Глиммерлайт в сторону и позвал следующего в очереди. Быстро придя в себя, кобыла фыркнула и потопала в сторону Бримстоуна. Наблюдая за ними, я даже не заметил, как подошла моя очередь, пока не почувствовал, как раб, идущий позади начал толкать меня вперёд. Споткнувшись, я упал прямо в ноги Мосину, и он поднял взгляд (точнее опустил…) на меня с любопытством, а затем снова рассмеялся.

— Совсем отчаялись! Решили отправить жеребёнка на штурм Стойла! Скажи мне, малыш… или малышка, hren tebya poymi… ты знаешь, с какой стороны брать оружие?

Какого чёрта, это было обидно.

— Ну… я хотел бы боевое седло? Я… я в них разбираюсь!

И Мосин, и оставшиеся рабы заревели от смеха, а я почувствовал, как он отвесил мне болезненный подзатыльник своей деревянной ногой. Заныв от боли, я понял, что так он просто “подшучивал”, хоть и совсем не в меру.

— Ох, а ты очень амбициозный жеребец! Мой коллега в Молле на тебя похож. Такой же придурковатый и совсем не разбирается в оружии. Всегда хочет взять что побольше и любит давать рабам какие-то новомодные пушки. Я его перевёл в уборщики в арсенале после того, как он попытался прилепить снайперский прицел к огнемёту. Не, малой, держи-ка вот это! Пистолет тебе под стать.

Он бросил мне пневматический пистолет. Его издевательский тон, пугающий меня деревянный протез и смех десятка рабов — это одно, но это уже совсем за гранью!

— Но, слушайте… я-

— Для тебя господин Мосин.

— Господин Мосин! Я же не смогу сражаться с роботами или монстрами вот этим! И… и я уже взрослый! Я просто не вырос.

— Меня не обмануть. Будешь пользоваться игрушечным стволом, пока не подрастёшь достаточно, чтоб получить пушку для взрослых. Следующий!

По крайней мере, он не пнул меня после того, как закончил свою речь, как это делали все остальные в Филлидельфии… я взял своё жалкое “оружие” в рот (какая жалость! Даже седло не дали, серьёзно?) и грустно побрёл обратно к Бриму и Глиммер, чувствуя, как мои шансы на выживание стремительно уменьшаются. Быть может, я смогу просто залезть в вентиляцию где-то возле входа и… и пересидеть. Просто подождать, пока всё закончится. У Стойл же есть вентиляция, да?

Моя память быстро напомнила мне о том моменте, когда я спрятался в сточной трубе во время побега, и где на меня напали радтараканы. Мгновенно, идея застрять в тесном пространстве перестала казаться такой уж безопасной.

Мой взгляд упал на непроглядную тьму за круглым входом.

Словосочетание “тесное пространство” описывало всё то место, куда я должен был отправиться. Когда повозки развернулись и отправились к ферме неподалёку, оставив боеприпасы у входа, я просто спрятался за одним из камней, дожидаясь, пока рейдеры разберут всё необходимое. Глиммерлайт, в свою очередь, любезно принесла мне коробку с маленькими свинцовыми шариками.

— Не волнуйся, Мёрки. Постарайся не подставляться, и мы защитим тебя, ладно? Я надеюсь, что внутри не будет ничего, с чем не смогут справиться эти рейдеры. А теперь набери себе патронов и… вот дерьмо…

Внутри коробки, где должны были быть патроны, оказалась лишь небольшая записка. Мне даже не нужно было уметь читать, ведь там был грубый рисунок подмигивающего мне самого скрытного рейдера Молла.

Внезапно, я очень обрадовался тому, что у нас было ещё немного времени перед тем, как зайти. Оно как раз нужно было мне, чтобы перестать дрожать и прийти в себя. Но сколько бы я ни плакал, боялся и пытался успокоиться, я не мог бороться с неминуемым заходом в Стойло. Грифоны пообещали стрелять в любого раба, кто откажется идти внутрь.

Рейдеры были первыми. Крича и вопя от возбуждения, они ворвались в открытую дверь Стойла и тут же растворились во тьме. Их рёв становился всё более приглушённым, пока наконец не сменился странной тишиной. Другие рабы начали заходить небольшими группами, гораздо более осторожно и нервно. Я увидел и Барба, который подмигнул мне и тоже отправился внутрь. Его тёмные цвета шерсти и гривы позволили ему почти сразу исчезнуть во тьме, оставив снаружи лишь нас троих… или, если быть точнее, только меня, поскольку Глиммерлайт и Бримстоун пошли вперёд.

Я был одинок. Верная смерть за спиной и ужасающее прошлое Эквестрии передо мной. Всё ещё плача, я сглотнул и, сделав первый неуверенный шаг, двинулся навстречу тьме минувших лет.

Серость.

Первые несколько секунд внутри пронзили всё моё тело шокирующим ужасом. Истории были правдой. Внутри не было ничего, кроме густой, непроницаемой и пугающей тьмы! Она окружала и поглощала меня. Если бы я не был поражён ужасом, лишившим меня дара речи, я бы кричал, как никогда прежде.

Но вскоре мои глаза начали привыкать к темноте. Несмотря на слабость и удушающий затхлый воздух помещений, что были закрыты долгое время, я старался сохранять спокойствие. Не могу сказать, что у меня получалось. Всю свою жизнь я сталкивался с тесными небольшими пространствами… ползал в вентиляциях и стоках, и даже побывал в подземном бункере всего день назад, но каждый раз это было временно, и я всегда знал, что всё ещё близок к поверхности. Я знал, что находится за пределами той дыры, в которую залезал. Моё место было определено — рядом с хозяином.

Тут всё было иначе. Тёплый воздух, отличный от того, что был снаружи на Пустоши и того, в котором я прожил почти всю жизнь, почти моментально заставил меня взмокнуть от пота под толстой курткой. Ещё до того, как я начал видеть окружение, в мой нос сразу ударили запахи гниения, пыли и химии, которые были совершенно не похожи ни на что знакомое. Любая поверхность, на которую падал мой взгляд, была одинаково металлически серой. Все полы, стены, панели управления… просто серые. Мои уши уловили совершенно новые звуки: от гудения электрических проводов до потрескивающих панелей на стенах. Если бы не непроглядная тьма, то это место можно было бы принять за полностью функционирующее. Мои ноги, привыкшие к мусору и рыхлой почве, чувствовали себя очень неуверенно на гладком металлическом полу. И хотя у меня была выработанная способность лучше видеть в темноте, что позволяло мне прятаться от больших пони… моё зрение притупилось до такой степени, что было тяжело рассмотреть хоть что-то даже в первом коридоре, куда мы вошли. Провода, свисавшие с вентиляционных шахт на потолке, разложились до такой степени, что теперь выглядели, как паутина. Или это и была просто паутина? Я не мог понять!

Паника овладела мной сильнее, чем когда-либо прежде. Мои ноги застыли на месте от чувства, что я буквально зашёл в то самое разрушенное прошлое. Каково было жить здесь… когда эта гигантская дверь захлопнулась и навсегда заперла тебя в этой ловушке! Никогда больше не увидеть небо, хоть и закрытое облаками! Не имея возможности ни бороться, ни сбежать… быть навеки привязанным к одному месту до конца дней. Эта мысль вызвала у меня дрожь, когда я впервые осознал, почему Литлпип, Обитательница Стойла, с таким упорством боролась за свободу.

Она знала, каково быть запертой в ловушке. Должно быть, именно это чувство заставило её сбежать… сбежать из клетки! Очень быстро моя паника начала усиливаться, когда я представил, как эта дверь захлопывается за моей спиной. Что эта огромная шестерня срывается с петель и перекрывает выход, переводя мою несвободу на совершенно новый уровень. Я задумался о том, что если зайду хоть на шаг дальше, то это Стойло просто поглотит меня и станет тюрьмой, из которой невозможно будет сбежать.

Эхо убийственных криков разносилось по коридорам, когда рейдеры носились по Стойлу и врывались во все помещения. Оказалось, что от входа и приподнятой площадки вели три разных пути. Треск и грохот металла смешались со звуками ударов по толстому стеклу, когда пятёрка рейдеров начала пытаться вломиться в небольшую комнату справа от входа. Оставшиеся растолкали рабов в тесном коридоре у входа и прошли дальше внутрь. Пони бежали мимо меня, толкая из стороны в сторону, пока я чувствовал, как провода на стене касаются моей гривы словно щупальца. Так мало места!

Моё зрение, наконец, прояснилось, и я осознал, что вокруг нас начался безумный рейд на Стойло. Не имея возможности осмотреться, я растерялся и вместе с толпой пони меня потянули дальше по тесным коридорам, прямо навстречу забытому прошлому. Очень быстро комната с ржавым грязным механизмом открывания двери исчезла, поскольку мне пришлось очень быстро двигаться вместе с остальными, чтобы не упасть и не быть растоптанным. Один из рейдеров с силой толкнул меня в стену, отчего я ударился головой и едва не потерял сознание, но потерял чувство ориентации в пространстве. Грубые железные панели окружали меня со всех сторон, пол и потолок выглядели абсолютно идентично, и я совсем потерялся в толпе пони, носящихся в разных направлениях в поисках добычи. Тёмный железный кошмар, с которым я ничего не мог поделать, кроме как просто упасть на пол и молить о том, чтобы всё это закончилось, чтобы я мог найти какое-то место, где можно было спрятаться и… и что? Подумать? Если я начинал думать, то мой разум сразу заполняли мысли о том, что это когда-то был чей-то дом…

Кто-то прикусил меня за ворот куртки и вытащил из хаоса в соседний коридор. От светло-синего света я зажмурил привыкшие к темноте глаза, а затем открыл их и с радостью обнаружил, что его источником был рог Глиммерлайт. Бримстоун Блитц вытащил меня из толпы, которая двигалась в главные помещения Стойла.

— Такими темпами они умудрятся активировать все ловушки и зоны очистки. — пробубнила кобыла, когда мы начали двигаться по боковому коридору, который уходил в сторону от основного зала. — Как я уже говорила, держись нас. Будем осторожны и пойдём в ремонтный сектор. Там всегда есть что-то хорошее и обычно гораздо меньше систем безопасности, чем в главном атриуме или жилых зонах.

Я прижался к стене, ища утешение в холодном металле. Я пытался найти хоть какую-то опору, но поверхности вибрировали с такой силой, что я быстро припал к Глиммерлайт вместо этого. Было ли это место живым? Всё сильнее и сильнее у меня возникало чувство, что Стойла были намеренно созданы, чтобы вредить их обитателям… или тем, кто вторгнется в них в поисках реликвий, которые они защищали на протяжении веков.

— Мёрки, ты в порядке?

Всё было таким неправильным. Что-то уничтожило это место. Все эти камни снаружи, почему они прикрывали вход? Почему дверь была открыта?

— Эй, Мёрки?

Я просто…. просто не хотел знать. Меня затянули вглубь Стойла, но в какой коридор? За какой угол меня вытащили? Какой путь обратно к двери? Я больше не могу!

— Мёрки!

Просто… это уже слишком! Я упал на пол, свернулся в клубок и лишь приглушённо ощутил, как Глиммер трясёт меня и зовёт по имени. Но я не хотел никого видеть… я просто хотел закрыть глаза и представить, что ничего из происходящего вокруг не существует. Я не мог смотреть, не мог слышать. Каждая частичка этого места, все эти запахи, казались нереальными и рождёнными в далёком прошлом, которого я так боялся. Я хотел выбраться отсюда сейчас же.

Из-за стуков копыт по железному полу, криков рейдеров и грохота от безудержного грабежа, мой организм не выдержал и поддался своей стандартной реакции — слезам. И даже почувствовав, как Глиммерлайт гладит мою гриву, пытаясь помочь, я лишь сильнее сжался…

— Мы здесь, Мёрки…

Я вздрогнул. Слишком много… просто… слишком много всего…

Лёжа на полу и с ужасом выглядывая из-за копыт, которыми я прикрывал глаза, я заметил, что Стойло было построено из одинаковых деталей. Примерно через каждые десять метров узоры на стенах повторялись, словно они были сделаны из модулей. Лестницы, ведущие на разные этажи, периодически резко заканчивались, а огромные железные двери, с предупреждающими знаками на них, охраняли своё содержимое. Я ошибался, когда сказал, что это была укрытая во тьме пустота. В реальности же, это был сохранившийся когда-то и теперь уже быстро разлагающийся железный труп. Грязная вода просачивалась из труб на их изгибах и стекала вниз по ступеням лестниц, в то время, как противный скрежет дверей, пытающихся открыться из-за неисправных поршней, разносился на весь подземный комплекс.

И это был только один коридор.

После заверений Глиммер о том, что всё будет хорошо, я неуверенно поднялся на дрожащие ноги и последовал за парой. Сказать, что стало светлее, было бы преувеличением: свет горел только там, где работали жужжащие старые лампы, но большая их часть давно уже вышла из строя. Там, где раньше была только непроглядная тьма, теперь появилось слабое жёлтое свечение, которое мерцало и гасло чаще, чем работало. Сочетание рыжей ржавчины и серых стен придавало этому месту какую-то гнетущую атмосферу. То, что когда-то было стерильным, с течением времени стало выглядеть так, словно было сделано из содержимого свалки.

Прозвучал пронзительный крик агонии. Захныкав, я упал на пол. Пара резко остановилась, достала оружие и направила его в разные стороны. Крики продолжались какое-то время, отдалённые и вселяющие ужас. Казалось, что давно умершие обитатели этого Стойла дико кричат в том месте, что стало для них могилой. Глиммерлайт судорожно вздохнула и искоса взглянула на Бримстоуна.

— Брим… чё эт за херня была?

Даже шумевшие рейдеры немного притихли. Без предупреждения, звук раздался снова. На этот раз, в нём чувствовалась боль… а затем он стал громче и пронзительнее, смешавшись с мольбой и жалобным воем. Бримстоун закрыл глаза, слушая это, а затем медленно покачал головой.

— Меня радует, что мы пошли сюда, а не другой дорогой. Давайте соберём немного барахла и просто свалим отсюда. Тихо.

Не говоря ни слова, мы двинулись дальше. Бримстоун и Глиммерлайт держали своё огнестрельное оружие наготове. В течение следующих десяти минут, мы петляли по коридорам, пробуя раз за разом открывать все двери. Осторожной рысцой мы обошли открытые силовые панели в полу, в то время, как небольшой ручей тёплой воды, стекавший сверху, омывал наши копыта и исчезал где-то на нижних уровнях. Глядя в щели, куда уходила вода, я обнаружил, что снизу полностью отсутствует свет. Всё ещё дрожа и изо всех сил пытаясь взять себя в копыта, я двинулся дальше и заметил, как Глиммер с Бримом повернули за угол. Там оказался очередной коридор с двумя настолько грязными и покрытыми пылью окнами, что невозможно было увидеть даже содержимое комнаты.

— Думаешь, это столовая? Ты-то побывал в большем количестве Стойл, чем я…

Большой пони прищурился и почесал затылок.

— Нет, но что-то здесь не так. Я был в четырёх Стойлах. У каждого из них была более-менее похожая планировка. А у этого — нет. Я не знаю, что здесь.

А я вообще ни разу в Стойлах не был. Я мысленно вернулся к сообществу гулей в кратере, и мне начало казаться, что этот бункер не особо отличался от того…

Хотя нет, отличался. Тот комплекс был спроектирован в качестве медицинского учреждения. Он не был домом или местом воспоминаний. Но с другой стороны и это место не подходило под описание дома. Ужасные ржавые коридоры и грязные окна? Где скелеты? Где брошенные игрушки и пустые кровати?

Наклонившись вперёд и подпрыгнув на задних ногах, я вытер пыль со стекла в попытке увидеть хоть что-то внутри. А может там и Антирад для меня найд…

С завывающим воплем окровавленное лицо ударилось о стекло прямо перед моим носом. Завизжав во всю глотку, я прекратил бежать, лишь врезавшись в кирпичную стену по имени Бримстоун Блитц. Только не снова! Нет! Хватит с меня гулей!

Через несколько секунд раздался громкий смех, а дверь в конце коридора открылась и оттуда вышли четверо рейдеров, едва сдерживая слёзы от смеха.

— Слыш, ты видал его рожу!?

— Ебать, ржака вышла! Отличное место для того, чтобы застать их врасплох, Найф!

Оказалось, что один из рейдеров размазал собственную кровь из небольшой раны по лицу. Глядя на его окровавленный топор, я задумался о том, не мог ли он ранить сам себя. Я лежал на полу, тяжело дыша, пока слёзы текли по моим щекам. Глиммерлайт вышла вперёд и встала перед ними.

— А ну отъебитесь, вы все! И без вас в этом месте тошно!

Они вчетвером заржали от этого только сильнее и подошли ближе, чтобы выглядеть убедительнее, но при этом, как я заметил, стараясь держать дистанцию от Бримстоуна. Командир стоял непоколебимо, с выражением ярости на лице, видимо, ожидая одобрения Глиммерлайт на то, чтобы расправиться с ними. Окровавленный рейдер наклонился вперёд. Я заметил, что всё его тело покрыто шрамами, которые, без сомнений, он нанёс себе сам, учитывая то, что они складывались в какие-то узоры. Вдруг я осознал, что кровью было покрыто не только его лицо! Он весь измазался в собственной крови… зачем? У него крыша поехала?

Эти пони были совсем не похожи на Нус и Лемона.

— Ээй, “Рейнджер”! Эт наша территория, и мы делаем чё хотим! Единственный шанс нормально повеселиться, чтоб этот предатель не мешал нам. Он же знает, что мы можем убить его прям тут. А, здоровяк? Или правильнее уже говорить, старик?

Бримстоун фыркнул.

— Я б посмотрел на эту попытку, Эдж. Я всё ещё помню, как ты ныл в тот прекрасный день, когда я сломал тебе колено за то, что ты лез к одной из моих кобыл. А теперь, уйди прочь.

Я почувствовал, как Глиммерлайт опустилась на пол рядом со мной. Этот разговор был явно не для нас. По правде говоря, слова Бримстоуна о “его кобылах” с тревогой заставили меня задуматься о том, чем же он занимался в прошлой жизни.

Внезапно, я почувствовал себя в ещё большей опасности: осознав, что один из рейдеров всегда был рядом со мной. Четвёрка пони перед нами лишь рассмеялась, неторопливо удаляясь от нас.

— Ну ладно! Только не стойте у нас на пути, атриум теперь наш! Не заходите туда, а то кончите, как те двое рабов, которые пытались спереть у нас часть добычи!

Внезапно стало понятно, что было источником крика. А ещё стало ясно, что ловушки самого Стойла — это не единственная опасность, которая поджидает нас в темноте. Было принято единогласное решение на минутный перерыв и проверку той комнаты, которую только что покинули рейдеры. Глиммер помогла мне зайти внутрь, ведь от дрожи я не мог уверенно держаться на ногах. В комнате была кромешная тьма, все лампы перегорели. Тусклого полумрака снаружи совсем не хватало, чтобы осветить её. Похлопав меня по спине, кобыла на мгновение сосредоточилась, и её рог зажёгся голубыми искрами, которые дали приятное свечение, полностью оправдывающее её имя. Она улыбнулась мне.

— Я полна сюрпризов. Ты удивишься, когда узнаешь, чё я ещё могу.

При лазурном свете я быстро огляделся вокруг и предположил, что это был как раз тот самый ремонтный цех. Я достаточно насмотрелся на промышленность в Филлидельфии, чтобы узнать станки и инструменты, хоть эти и выглядели более качественными и в какой-то степени улит… утило..

Простыми. Они выглядели простыми и качественными, как мне кажется.

Часть верстаков была отделена друг от друга. Глядя на это, я представлял, как пони сидели на своих рабочих местах в маленькой комнате, но многие из них выглядели так, словно их туда просто беспорядочно втиснули. Будто бы их было больше, чем должно быть. Но что действительно привлекло моё внимание, так это само помещение.

Оно было… серым. Каждый стол и станок, каждое сиденье и шкафчик… всё было одинакового цвета. Каждая частичка меня, что ценила красоту, просто визжала от боли и осознания, какой же унылой была здесь жизнь. Не особо понимая, что делаю, я подошёл к креслу и сел на него, уставившись на стену перед моим рабочим местом. Стена была прямо передо мной. Может, когда-то это была чистая серая стена, но теперь она такой не была. Её покрывал… ну, просто небольшой слой пыли. Она была невероятно унылой сама по себе.

Этой стене явно не хватало… хм, может… а если…

Глиммерлайт нарушила тишину.

— Проклятье. Кто б тут не порылся, он уже унёс всё ценное. Наверное, ещё до того, как Стойло перестало работать. Брим, нашёл что-нибудь?

Большой рейдер покачал головой.

— Только если тебе нужен ещё один гаечный ключ. Просто груда инструментов, но ничего хорошего. Будто этим местом вообще не пользовались. Поставили сюда верстаки, чтоб тут был склад верстаков.

Обернувшись, я увидел, что Глиммерлайт задумчиво рассматривает плоскогубцы. Лишь через пару секунд они щёлкнули, и я понял, что на них всё ещё стояла заводская защёлка. Их и правда никогда не использовали. Спрыгнув с сиденья, я прошёл по комнате и заметил, что свет замерцал. Кобыла тяжело вздохнула, выругалась и потушила его. Всепоглощающая тьма тут же снова окружила нас.

— Ну, я никогда не говорила, что хорошо справляюсь на большой дистанции. Есть идеи, как решить эту проблему?

У меня была идея. Почти опередив Брима, который решил упомянуть об этом, я залез в свою седельную сумку за одной из двух моих самых ценных вещей. ПипБак Сандиала. Спустя одно нажатие на кнопку у нас появился слабый тускло-зелёный свет, благодаря которому можно было видеть хоть что-то. Я почувствовал что-то странное, глядя на прибор в тот момент, а затем понял, что он был точно такого же серого цвета, как всё вокруг.

Брим одобрительно кивнул и начал выламывать двери шкафчиков в поисках ценного содержимого, в то время, как Глиммерлайт буквально застыла от шока. Она держала в магической хватке сразу несколько инструментов, окружённых слабым сиянием магии. Полагаю, что световое заклинание требовало гораздо больше сил, чем обычный телекинез.

— У тебя… у тебя есть ПипБак?!

Я прижал его к себе обоими копытами и кивнул.

— Извини, что не сказал… он… он просто очень важен для меня.

Инструменты тут же упали на землю, а кобыла буквально подлетела ко мне, не отрывая взгляда от прибора. Я могу поклясться, что она буквально дрожала от возбуждения, словно гиперактивный жеребёнок.

— У тебя есть ПипБак?! — повторила она. — Оо! Дай! Можно глянуть? Я не сломаю!

Слегка шокированный такой реакцией, я пробормотал что-то в ответ, а затем просто сдался и осторожно передал его кобыле. Учитывая то, как она всё это время относилась ко мне, думаю, что можно дать ей взглянуть, верно? Глиммер подняла его магией, а затем поднесла ближе. Кожаные ремешки свободно болтались в воздухе, а петли старой защёлки тихо скрипели. Звук странным эхом разносился по изолированным коридорам Стойла. На самом деле, я начал задумываться, где же были остальные рабы и рейдеры, посколько уже какое-то время я их совсем не слышал.

— О-ох… эта штука видала дни и получше. Бедный маленький ПипБак. Давай-ка взглянем. Подходящее место, всё таки — комната обслуживания ПипБаков.

Она нажала на переключатель, который я использовал, чтобы включать радио, и из динамиков раздался очень тихий голос Сапфир Шорс. Приподняв бровь, Глиммер увеличивала громкость до тех пор, пока звук не стал различим для всех пони, а не только для мутантов со странным слухом. В конечном итоге, она положила его на стол и подвинула второе кресло для меня.

Позади нас раздался оглушительный грохот, когда Бримстоун буквально оторвал шкафчик от стены и начал топтаться по его двери, пытаясь добраться до содержимого.

Глиммерлайт прищурила глаз, подняла бровь и начала крутить устройство перед собой.

— Давненько я с ними не работала. Отец не подпускал меня к тем образцам, что хранились у нас на складе, разве чтоб рассказать мне про операционные системы. Должна сказать, Мёрки… то, что конкретно этот ПипБак работает, это сама по себе магия. Подключённая спарк-батарея буквально находится на открытом воздухе, все крепежи для фиксации отсутствуют, защитный экран треснул, половина кнопок не работает и, конечно же, вся нижняя часть просто оторвана. Ставлю на то, что кто-то пытался второпях снять его без инструментов.

Я шмыгнул носом. Внезапно, печальная судьба Сандиала стала для меня ещё болезненнее, хоть я и пытался об этом не думать. Неужели он умер до падения бомб? Что же случилось с ним, раз его ПипБак оказался в таком состоянии?

— Ага!

Вздрогнув, я заморгал и навострил уши, а затем наклонившись, едва не упал со стула от шока. Там, в её копытах, у прибора по-настоящему заработал экран! Очень ярко-зелёный, он замерцал, а затем отключился несколько раз, но каждый раз включался снова. Загадочные символы появились на нём и продолжали появляться снова и снова, видимо являясь фирменным изображением того, кто произвёл само устройство. В конечном итоге, он перешёл в какой-то режим ожидания, в котором когда-то я видел ПипБак Литлпип со стороны. Глиммерлайт не могла сдержать улыбки и потянулась ко мне для праздничных объятий. Я вскрикнул от неожиданности, из-за чего объятия тут же превратились в дружеское похлопывание по спине. Она решила не рисковать со мной или… ох, я ничего не понимал в этих социальных взаимодействиях… кем она была для меня? Безымянная кобыла проявляла заботу, но с Глиммерлайт… это было по-другому. То есть, да, она тоже заботилась, спору нет… с безымянной кобылой у меня была какая-то связь, о которой я мог только мечтать. С Глиммер это ощущалось совершенно новым… таким, каким я это ещё не чувствовал. Что это такое? Почему я ощущал себя сильнее рядом с ней? Более уверенным в её присутствии, хотя знал её всего пару часов.

Если она и заметила мой задумчивый взгляд, то никак не отреагировала на него. Вместо этого, Глиммер не отрывала взгляда от экрана ПипБака, пока система загружалась.

Позади нас послышалось внезапное шипение поршней и движения металла. Через мгновение добавился ещё и хруст ржавых шестерней.

Мы с Глиммер чуть не подпрыгнули от неожиданности, когда глухой механический звук разнёсся по комнате. Динамики на потолке громко захрипели, напоминая жутких параспрайтов, а затем перешли на громкий писк и затихли. Прикусив губу от испуга, я увидел, как дверь в нашу комнату закрывается и останавливается лишь на половине, заискрившись от неполадок.

В мёртвой тишине, мы уставились на Бримстоуна, который постучал по ней пару раз, а затем выглянул через неё в коридор.

— Есть мысли, Глим?

Кобыла пожала плечами.

— Думаю, она просто захлопнулась из-за автоматики. Долго открыта была… лучше скажи, что за херня с динамиками?

Я обнаружил, что держусь за Глиммер всеми копытами.

— Звучит нехорошо…

Потерев лоб, она взглянула на них, а затем села обратно на место.

— Ну… ну… в Брыклинском Кресте, иногда по передатчикам сообщали о закрытии дверей. Безопасность, знаешь? Не волнуйся, сломанные системы всегда барахлят.

Глиммерлайт звучала уверенной, хоть и немного удивлённой, а затем вернулась к моему ПипБаку. Лично я просто хотел выйти. В этом месте было слишком много внезапных звуков, тёмных углов и неизвестных секретов. Я знал, что они должны быть где-то рядом. Глиммерлайт, в свою очередь, казалось, просто нашла себе утешение в проверке моего ПипБака.

— Кажется, я поняла, в чём дело! Видимо, вся проблема заключалась в том, что матрица распределения энергии не распознавала защитный экран и поэтому отключала изображение для защиты… а я не знаю для защиты чего. Может, просто для гарантии. Так что небольшая искра куда надо и привет, мир! Теперь ты сможешь пользоваться не только радио и звуковыми дневниками, уверена в этом.

Хихикнув, как маленькая кобылка, она прижала меня к себе достаточно сильно, чтоб я пискнул от удивления, а затем показала мне экран. Как бы я не боялся… почему-то её смех помогал мне успокоиться и не представлять ужасы в тёмных углах.

— А теперь давай посмотрим, чё тут у нас есть. Я запущу диагностику, и мы узнаем, что ещё работает.

Управляемые магией, значки мерцали, а списки прокручивались туда-сюда. На секунду я увидел небольшую искажённую картинку с грустной пони. В конце концов, магия Глиммер потухла, и она медленно опустила ПипБак мне в копыта. Освещаемый сиянием работающего прибора, я в первый раз почувствовал, что по-настоящему владею им, а не просто ношу с собой странное радио, которое когда-то принадлежало Сандиалу. Теперь он работал и у меня! Я мог использовать его для… для… для чего-то, где нужен ПипБак! Я мог… я мог…

…я не мог прочитать слова на экране.

Вся моя радость иссякла, и я выскользнул из объятий Глиммер и вздохнул. Мой взгляд лениво блуждал по неизвестным мне формам и фигурам. Я попытался покрутить крутилки и понажимать кнопки. Что-то на экране менялось, но для меня это была просто масса неразрешимых секретов, которые были таковыми только из-за моей собственной тупости и необразованности. Радио всё ещё работало… и там пела Сапфир Шорс (да даже гуль спел бы лучше).

— Мёрки?

Я просто тяжело вздохнул и осел на пол, а затем взглянул на кобылу в мерцающем свете. Глиммер явно забыла, что я ей говорил обо мне и чтении, когда рассказывал про все свои беды.

— Не думаю, что могу пользоваться им… — я покачал головой. — Не могу прочитать, что там написано, так что он на самом деле не мой. Всё таки, это вещь Сандиала.

Глиммерлайт повернулась на стуле и взглянула на меня, сложив копыта вместе. А затем, она улыбнулась.

— Ты нашёл его, Мёрки. Не каждый день можно найти такую продвинутую технику. Не надо думать, что ты её не достоин. По моему опыту, редкие артефакты выбирают себе носителя так же, как носитель решает брать их с собой. Ты же слышал все эти рассказы про Обитательницу Стойла, как ты там её назвал… Литлпип? Разве ты не слышал про малого Макинтоша?

Малого… кого? Я покачал головой.

— Револьвер Литлпип. Наверное, ты пропустил трансляцию. У меня в камере есть старый радиоприёмник, который я сумела настроить до того, как меня свалила болезнь. Она нашла этот револьвер; один из лучших, как сказал диджей. Он был с ней рядом во всех тяжёлых передрягах, спасая ей жизнь не хуже самого надёжного напарника или удачи. И могу поклясться, судя по описанию этой штуки, она никак не могла стрелять из неё, держа в зубах. Разве это значит, что она не заслужила его?

Глиммер подняла ПипБак магией и аккуратно закрепила его на моей правой ноге с помощью ремешка.

— Уверена, где бы он ни был… Сандиал бы гордился, что такой чуткий пони, как ты, нашёл его, Мёрки. А теперь, давай я прочту для тебя всё, что попросишь. Запусти краткий анализ систем и посмотрим, что он покажет.

Я не смог полноценно улыбнуться, лишь слегка приподнял уголки рта. Когда я в последний раз нормально улыбался? Когда смог вытащить батарею из пистолета Магистра? На хелтер-скелтере? Во время побега Литлпип? Это было тяжело, особенно после того, как цепочка мыслей, связанных с ПипБаком закончилась, и я вспомнил, где нахожусь. Я приподнял ПипБак, чтобы Глиммер смогла запустить диагностику.

— А теперь, нажмём сюда… выберем тут… готово! Базовая диагностика запущена.

Экран погас, а затем на нём появилось множество отдельных строк тёмно-зелёного цвета, которые мне было тяжело даже рассмотреть, не говоря уже о том, чтобы прочитать. Глаза Глиммерлайт, казалось, не испытывают с этим проблем, читая список, пока кобыла бормотала себе что-то под нос.

— Базовые функции работают… визуальный пользовательский интерфейс активен, это мы уже знаем. Магическое распознавание доступно только в копытном режиме. Маркер местоположения работает, но заклинание картографирования ухудшилось. Бесполезно… проклятье. Заклинание распознавания местоположения работает, но нет карты, на которой оно могло бы отразить это положение. Заклинания обнаружения радиации повреждены. Вероятно, будут работать только при высоких значениях… и выдадут полную громкость. По крайней мере, это будет чертовски точным предупреждением. Подсветка экрана… на удивление работает, хотя даже сам экран не функционирует. Заклинание едва держится, не думаю, что оно прослужит долго…

Её голос стал монотонным, и в нём пропала та уверенность и искра, когда она быстро зачитывать строку за строкой, результат за результатом.

— Заклинания отслеживания здоровья полностью отсутствует. Вырваны вместе с куском ПипБака, если быть точнее. Заклинание организации тоже не работает. Разъём для подключения, кажется, работает, но кажется не слишком надёжным, он проржавел насквозь. ЛУМ просто… в отключке. Кто-то вытащил кристалл, от которого он получал питание, вот же ж мерзкий воришка. Радио работает, это ты и так знаешь. Хм… у ЗПС остался один заряд. Лучше придержи его для кого-то, кто действительно заслуживает хорошей взбучки. Почему, кстати, в этом списке не перечислены все боевые и служебные заклинания вместе? Разве так не было бы проще? Дурни из Стойл-Тек. Просто, почему нет?

Последний вопрос был адресован мне. Я ничего не смог поделать, кроме как пожать плечами и мысленно задаться вопросом, чувствует ли она то же самое по этой ситуации, что и я по поводу отсутствия перил на всех мостиках. Невероятная мелочь, но в то же время она так важна, и её очень легко упустить из виду, но…

И вот опять. Это странное чувство на сердце. Словно, я как-то связан с ней одними чувствами и мыслями.

Я даже заметил, что улыбнулся на мгновение. Возможно, она тоже поймёт меня, если я когда-нибудь решусь поднять эту тему. Поделиться этим было бы… весело?

Покачав головой, смущённый и сбитый с толку, одновременно ощущая воодушевление и комфорт, я начал кое-что понимать. Куда пропали все звуки? Теперь я слышал лишь отдалённые крики, заглушённые толстыми стенами Стойла. Они могли звучать из соседней комнаты, но я бы не смог их как следует расслышать.

Эта мысль поразила меня. Я заблудился в Стойле… с рейдерами… в кромешной тьме… О, Богини…

Глиммерлайт коснулась моей головы, выводя меня из ступора, в котором я просто пялился в темноту.

— Эй, я ж говорила тебе! Никаких “мыслей о прошлом”, ладно? Я расскажу тебе непристойные истории о моём первом походе в бар на Пустошах, чтобы отвлечь, если придётся. Но вот кое-что интересное, на что тебе стоит обратить своё внимание. Ты сказал, что у этой штуки есть дневники, но их нет ни в одном журнале. Они, должно быть, зашифрованы… но ты получаешь к ним доступ. Как?

— Не знаю, он просто… ну… пищит?

Глиммерлайт снова уселась на круп и задумчиво потёрла копытом свой подбородок.

— А где ты был в те моменты? Может рядом был какой-то источник магии, который случайно запустил их?

— Нет… только на диспетчерской вышке, хелтер-скелтере и в бункере под кратером.

Мы сидели в тишине, пялясь на загадочный прибор. Я мог только делать вид, что у меня есть хоть какие-то мысли по этому поводу. Бримстоун, в свою очередь, доставал старые журналы о механике из шкафчиков и запихивал их в свои огромные седельные сумки. Наверное, что-то стоящее.

Глиммерлайт говорила что-то себе под нос и стучала копытом по верстаку, но со стороны это выглядело так, словно она прожила тут всю свою жизнь. Возможно, для неё это была привычная обстановка? Я слышал, что Стальные Рейнджеры использовали Стойла в качестве собственных баз. Может, она когда-то жила в рабочем Стойле? А чем занималась Литлпип в своём? Наверное, была начальницей охраны, учитывая то, как круто она сражается! Эта боевая кобылка точно не сидела в скучном кабинете. Мысль об этом вызвала у меня улыбку, которая помогла мне бороться со страхом. Я представил, что она сейчас рядом со мной и проводит экскурсию по своему дому. Может, для меня там тоже нашлась бы комнатушка? С двухспальной кроватью. Интересно, на что похожи комнаты в Стойлах?

Я вздохнул, решив, что они, вероятно, были такими же серыми и очень тесными. Мысль о том, что я всё ещё заперт здесь, внизу…

Нет! Нет, нет… не думай об этом, не думай о довоенных временах! Это прямой путь к нервному срыву, если позволить себе думать об этом в столь жутком месте…

— Ага! Положение! — Внезапно воскликнула Глиммерлайт, подняв копыто вверх. Казалось, она даже пританцовывает от восторга, словно ликуя от победы.

— Чего?

— Ты был на высоте, а затем резко опустился! Хах! Теперь понятно! А этот твой Сандиал хитрюга, Мёрки. Он настроил записи в ПипБаке так, чтобы они реагировали на резкие изменения высоты относительно уровня моря! Так он удостоверился в том, что их можно будет воспроизвести, только если правильно использовать ПипБак, а не просто украсть или потерять его где-то на земле. Вот почему это не сработало здесь, мы ещё просто не перемещались по этажам. Если мы спустимся достаточно глубоко, то, вероятно, активируем ещё одну запись.

Кобыла широко улыбнулась и с торжествующим видом облокотилась на стол.

— Он специально сделал так, чтобы его слова не мог услышать кто угодно, а только лишь определённые пони. Вау… мне надо запомнить это… вот же мелкий хитрюга…

Моё восхищение к Сандиалу было безграничным, пока я смотрел на сияющий ПипБак на своей ноге. Он сделал это специально, чтобы кто-то… я… мог услышать это только тогда, когда докажу, что хочу оставить его себе и путешествовать вместе? Нельзя назвать эту схему идеальной, но в ней был смысл.

Возможно, в конце концов, ПипБак всё-таки предназначался мне. Я пронёс его сквозь страдания на диспетчерской вышке, ложное счастье на хелтер-скелтере, взял его с собой в отчаянный побег и берёг его во время жуткого спуска в кратер. И это всего за пару дней. Всё это время он был со мной, я носил и защищал его в обмен на прекрасные моменты покоя, которые он дарил моему изломанному разуму. Записи Сандиала предназначались для такого пони, как я.

Теперь я понял, что имела ввиду Глиммерлайт. Что важные предметы сами находили себе владельца. Таким предметом был мой собственный ПипБак.

И теперь, будучи насильно загнанным в мёртвое Стойло, я мог черпать из него уверенность и силы двигаться дальше.

Я проводил время, перелистывая разные страницы в ПипБаке с помощью кнопок, и ждал, пока Глиммерлайт и Бримстоун закончат осматривать комнату. Технически, я мог бы помочь им, но честно говоря, им будет лучше, если я не буду вмешиваться и лишний раз сходить с ума от старых довоенных вещей. Нет, будет гораздо лучше, если я просто посижу в углу и стану для них источником света.

Их усилия не приносили особого успеха. Они нашли обычные инструменты, которые ничего не стоили, несколько пустых коробок, предназначенных для ремонтных комплектов ПипБаков, но, видимо, их содержимое уже давно опустошили или его там вообще никогда не было. И как бы я ни старался, я не мог не задуматься о том, почему мастерская по ремонту ПипБаков оказалась насколько необеспеченной? Разве не каждый житель Стойла имел собственный ПипБак?

И кстати, а где эти жители? Они ушли десятки лет назад? Могло ли быть всё настолько просто на самом деле? Стойло сломалось, так что они просто вышли и зажили счастливой жизнью на Пустошах и… да, этим я даже себя не обману. С этим местом должно было быть что-то не так. Не могло оно прийти в настолько изношенное состояние само по себе.

— Ага! Я знала, что что-то найду! Не бывает такого, чтоб в Стойле не было желающих рассказать свою историю!

Я поднял взгляд на Глиммер, которая с восторгом держала небольшое устройство в магической хватке и шла ко мне. Бримстоун всё время крутился рядом с дверью, чтобы на всякий случай не дать рейдерам побеспокоить нас. Как он объяснил, рейдеры были очень враждебны, они уже успели убить двух рабов и, вероятно, убили бы ещё больше, если бы поняли, что им ничего за это не будет. К счастью, они вероятно спустились на уровень ниже, решив проигнорировать это тихое и скучное крыло.

Устройство Глиммер, которое парило перед моим ПипБаком, было не особо впечатляющим. Просто маленький зазубренный кружок на небольшом круглом корпусе с контактами, которые куда-то должны были подключаться. Улыбаясь, она подняла мой ПипБак.

— А теперь мы узнаем, какой была жизнь в этом месте. Это аудиокассета, Мёрки. Их можно включать на ПипБаке, и к счастью, твой находится в достаточно хорошем рабочем состоянии, чтобы её прослушать. Зачем? Ну, одна такая штучка и несколько минут работы в мастерской в Прошлом Стойле дали мне код доступа к оружейной. Вошла и вышла за пять минут без каких-либо проблем со стороны системы безопасности! Ну что, послушаем?

— Ну, я не уверена…

Она похлопала меня по спине.

— Эй, а разве Сандиал не поможет? И кроме того, если эта запись поможет нам узнать, с чем мы можем столкнуться, то я очень хочу её послушать.

Вздохнув, я протянул ей ПипБак, а она подключила к нему устройство, нажала на кнопку и запустила запись. Я тут же услышал голос молодой кобылы, он звучал устало и монотонно.

— Они говорят, что у нас есть всего несколько таких диктофонов, но, честно говоря, мне больше нечем заняться в течение дня, кроме как жаловаться и продолжать перезаписывать это сообщение, так что насрать, я буду им пользоваться. Прошёл уже.. угх… примерно месяц, с тех пор, как нам поступил сигнал идти сюда.

Бримстоун помахал нам копытом со стороны двери.

— Нам нельзя здесь оставаться. Рейдеры знают, где мы находимся, а нам ещё нужно выполнить норму. Если вы хотите послушать запись, то делайте это на ходу.

Пожав плечами, мы с Глиммерлайт собрали всё самое ценное, что смогли найти, и пошли вслед за жеребцом. Бримстоун повёл нас вглубь комплекса, мимо помещений со старыми сломанными генераторами. Один из них, который, видимо, был резервным, по-прежнему гудел, но всё остальное давно перестало работать.

— На самом деле, это просто способ отвлечься от мыслей. У нас здесь итак достаточно проблем, чтобы беспокоиться о том, что происходит снаружи. Рутс сказал, что слышал, как кто-то колотил в дверь Стойла с той стороны, уже после того, как она запечаталась. Пиздеж, это невозможно услышать изнутри. Не-е-ет, в Стойле Девяносто Три всё чисто и безопасно. Вот только это, блять, нихуя не так. Министерства же не могли не испоганить всё и тут, ведь так? А вот и нет, могли. Теперь у нас есть эти учёные из Тайных Наук на нижних уровнях, которые продолжают заниматься теми же стрёмными экспериментами, что они творили снаружи! Я думал, что раз тут будут самые умные сотрудники Министерства, которые смогут поддерживать Стойло в рабочем состоянии, то всё будет хорошо, но нет! Теперь мне приходиться ходить по этому полу из сраной фольги, а в паре метрах под моими ногами находится результат какого-то очередного проёбаного эксперимента!. О, ну да, они сказали, что он безопасен, но они говорили то же самое про мегазаклинания!

Во взгляде Глиммер читалось удивление.

— Оборудование Министерства на нижних уровнях? Бримстоун! Стой! — Глиммер вскрикнула во весь голос на этом моменте записи. Она побежала вперёд, очевидно для того, чтобы убедить Бримстоуна, что самые ценные предметы для выполнения нормы (и, вероятно, для включения в список ценных работников Протеже) находились под нами. От этой мысли у меня кровь застыла в жилах, и я с ужасом взглянул сначала на ПипБак, а затем на пол под ногами.

Запись продолжилась, несмотря на спор этих двоих.

— Так что они просто ждут, что пройдёт время, и мы нахер забудем всех, кого мы любили и о ком заботились, что уже умерли или... или умирают прямо сейчас где-то снаружи. Мы даже не сможем уйти, если захотим. Сейсмодатчики говорят о том, что мегазаклинание, ударившее по Филли, вызвало оползень прямо над входом. Так что да, теперь наша жизнь будет развиваться тут, хотим мы того или нет. Смотрительница, Винди Вейн, буквально в первый же день была заменена на какую-то дуру из Министерства. Новая Смотрительница, как её там зовут не помню, сразу начала всё менять. Забрала все инструменты для обслуживания ПипБаков. Так что мне теперь нечем работать! Сказала, что все ПипБаки будут немедленно отремонтированы в их лабораториях. Знаешь что… нас же тут много? Если б мы не были так сильно увлечены радостью от чудесного выживания, мы бы точно восстали против такой сраной сегрегации и деления на зоны доступа.

Генераторная, через которую мы шли, расширилась и перешла в большой зал. Бримстоун, после некоторого раздумья, согласился с идеей Глиммер, и поэтому теперь мы двигались вдоль стены, пытаясь найти незатопленную лестницу, ведущую вниз. Я не представляю, что должно быть чувствовала эта кобыла, оказавшись запертой внутри стерильной клетки без каких-либо знаний о том, что происходит снаружи. Даже я хотя бы видел, как выглядит мир за пределами рабства, хоть Филлидельфия и очень быстро заняла всю мою жизнь.

Я решил, что сравнивать мою текущую жизнь с их жизнью было всего лишь способом попытаться отвлечься от происходящего. И это, возможно, была не самая лучшая идея…

— Ну что ж, значит вернусь к просиживанию крупа, чтению одной и той же порнушки уже в четвёртый раз за день и попыткам понять, почему же, мать твою, система громкой связи продолжает давать сбои. Мир вам, будущие случайные слушатели…. ой, стойте, миру же конец. Счастливой жизни в Стойле.

ПипБак замолчал. Грустно взглянув на Глиммерлайт, я отключил кассету от прибора и положил её в сумку. И едва я успел взглянуть наверх, как увидел, что эта парочка опять о чём-то спорит.

— Слушай, я знаю, что это место отличается от других, но в этом крыле все лестницы, ведущие на подуровни, затоплены. Если мы хотим спуститься вниз, то нам придётся пойти совсем другой дорогой.

— Глим, единственный запасной вариант — это дорога через атриум, куда пошли остальные. Мы не пойдём через рейдеров.

Единорожка с фиолетовой гривой вздохнула и закатила глаза, явно думая о той выгоде, которую могла бы принести эта авантюра.

— Ну ты же их командир! Хоть они больше и не подчиняются тебе, но всё ещё боятся! Дай волю внутреннему рейдеру, хорошенько поговори с ними…

— Глиммерлайт!

Я пискнул и продолжил смотреть на них только после того, как набрался смелости выглянуть из-за ближайшего генератора, куда я успел спрятался.

— Я не поведу тебя и Мёрка, двух пони, которые только недавно слезли с больничных коек, через рейдерскую базу, какой бы временной она ни была!

К моему удивлению, Глиммерлайт не отступила.

— А что ты предлагаешь? Хочешь, чтоб нас застрелили за то, что мы не выполнили норму, потому что всё это крыло обчистили какие-то сумасшедшие учёные из Министерства Тайных Наук ещё двести лет назад? Брим, мы должны спуститься туда раньше них!

Бримстоун остановился и пристально посмотрел на кобылу. Глиммер стояла ко мне спиной, но я вспомнил о том, как жеребец говорил, что я очень похож на неё, когда пытаюсь кого-то в чём-то убеждать. Какое бы выражение лица она не сделала, но оно явно произвело впечатление на командира рейдеров. Фыркнув и проворчав себе что-то под нос, Бримстоун прошёл мимо нас и направился обратно к главному коридору, где мы встречались с четвёркой рейдеров. Глиммерлайт пошла вслед за ним и жестом указала мне сделать то же самое.

В те минуты бега, я с трудом мог вынести повисшую в воздухе тишину.

— Эм… Глиммер? Как ты думаешь, что мы там найдём? Я слышал, что Стойла были плохими и…

— Просто не думай об этом, Мёрки. — Она попыталась улыбнуться мне, но из-за напряжённой атмосферы и её сосредоточенности на определённой цели, улыбка кобылы совсем не казалась успокаивающей. — Это сообщение успели бы ещё сто раз перезаписать, если бы Стойло продержалось долго. Так что сомневаюсь, что они успели закончить хоть что-то, ясно?

Я слегка отстал от неё, когда мы пытались протиснуться мимо генераторов в боковой коридор вслед за Бримстоуном. Как бы она ни пыталась меня успокоить, я мог думать лишь об одной детали, которую Глиммерлайт забыла. Если это место продержалось недолго… то, что убило всех его обитателей и оставило этот гниющий и, по всей видимости, пустой труп?

Если в атриуме и были хоть какие-то указатели, то про них теперь можно было забыть. Рейдеры позаботились об этом.

Мы вышли на балкон с видом на центральную комнату открытой планировки. По бокам зала были комнаты с толстыми стёклами, которые были сделаны специально для того, чтобы визуально ещё больше расширить помещение. На стене над залом было небольшое круглое окно. В комнату, которая располагалась за этим окном, можно было попасть либо с балкона, либо с мезонина, который шёл по контуру всего атриума. На нижний уровень, который выглядел как… двор, если его так можно назвать, можно было спуститься по одной из двух лестниц, расположенным по бокам.

Но больше всего меня привлекло происходящее вокруг. Среди перевёрнутых столов и стульев, в окружении обломков мебели и ржавого металлолома, рейдеры соорудили себе временную базу на следующие несколько часов нашего задания. Груда из мусора сомнительной ценности находилась в самом центре, окружённая вооружённой охраной. Четверо самых опасных на вид рейдеров приглядывали за добычей. У одного из них отсутствовала большая часть лица, а вторая была покрыта множеством шрамов. Он стоял на самой вершине этой кучи с почти комично старым дробовиком. Неподалёку от него я увидел то, от чего едва не завизжал: почти дюжина рабов была взята в плен в комнате, расположенной сбоку, их сумки были опустошены, а находки — украдены. Большинство из них было покрыто свежими порезами и синяками.

Моя благодарность напарникам за то, что они позволили мне работать с ними, возросла настолько, что я почти забыл тот факт, что когда-то в этом зале пони собирались, чтобы поесть, отдохнуть и провести время вместе. А что теперь? Теперь это был временный ад для рабов, пойманных кланом рейдеров в тёмных глубинах Стойла. Я задумался о том, поощрял ли Хозяин подобное поведение, чтобы держать их под контролем? Ведите себя хорошо и повинуйтесь, а взамен на заданиях у вас не будет надзора.

Бримстоун нахмурился и, зарычав, топнул копытами по полу, когда увидел, в каком положении оказались рабы. Глиммерлайт просто вздохнула и закрыла глаза, на мгновение вздрогнув.

Она смирилась с судьбой, которая сделала её узницей и завела в этот город, но, полагаю, она не смирилась с самими рейдерами. Несмотря на это, она старалась оставаться счастливой и продолжать двигаться вперёд. Как бы я ни пытался, я просто не мог понять, как ей это удаётся. Как кто-то может так легко забыть о таком? В чём её секрет?

— Протеже узнает об этом и не оставит это просто так. — Тихо сказала Глиммер, начав красться по краю балкона. Бримстоун последовал за ней, а я шёл последний, стараясь не издавать ни звука. Крики, удары, насмешки и угрозы расправы звучали с нижнего уровня. В какой-то момент, Бримстоун слегка высунулся через край балкона, чтобы оценить позиции рейдеров. Я последовал его примеру и, поднявшись на задние ноги, опёрся на перила, чтобы взглянуть вниз.

— Эй, а куда подевался босс, Эдж?

— Ты ж знаешь, Барб, он может быть прямо за твоей спиной, пока ты это говоришь. Но, кажется, он пошёл на разведку в одиночку. Сказал какую-то чушь о том, что тьма — это его стихия и бла-бла-бла.

Большая часть рейдеров входила и выходила из разных комнат, складывая в кучу нетронутую еду, инструменты и книги. Очевидно, их больше волновали объёмы добычи, а сортировкой видимо займутся уже сами рабовладельцы. Я отчасти понимаю их: собирать разные вещи себе в сумку, пополняя инвентарь, было бы довольно приятно. Коснувшись своих очков, я вспомнил о той радости от небольшой победы над Викед Слит.

Рейдеры под нами снова заговорили.

— Так а зачем он пошёл туда?

— Бля, Эдж, я не знаю! Он босс! Сказал, что хочет напомнить кому-то о сделке или что-то в этом роде.

Вот блин.

— Слушай, просто закончи со всем до того, как он вернётся. Ты же видел, что он сделал с теми двумя? Хочешь того же?

Он указал копытом в сторону. Естественно, мой взгляд проследил за его движением ещё до того, как я успел понять, что делаю.

Секундой позже я отстранился от края балкона, отчаянно пытаясь сдержать рвоту, но потерпел неудачу. Ничего не вышло. Нечему было выходить. Мой желудок был пустым, из-за чего меня лишь скрутила судорога. Едва держась на ногах, я отошёл в сторону, пытаясь вернуть себе хоть немного зрения, ведь слёзы затуманивали мои глаза. Барб был, ну если вкратце, поехавшим. Более того, он был… он…

— Да он же ебанутый… — Глиммер покачала головой и выразила мысль за меня.

— А хорошо я его обучил… — Пробормотал Бримстоун и отошёл от края ко мне.

Кашлянув себе в копыто, стараясь при этом заглушить звук, я поймал взгляд Бримстоуна. Почему он стал выглядеть ещё старше? Я привык видеть в нём взрослого жеребца, чей возраст проявлялся в каждом движении его огромного тела, но чем дольше я был рядом с ним, тем больше замечал, как в его глазах отражается вся та жизнь, полная боли и жестокости, из-за которых он и выглядел старше. Ему должно быть, по меньшей мере, лет шестьдесят. Полвека грабежей, убийств и ненависти лежали на его плечах. Он и правда учил других делать… делать… вот это?

— Как пони могли сделать такое? — Да, я ныл, но мне было всё равно. — Он не обязан был! В этом нет смысла!

Глиммер взяла меня за копыто и повела к ближайшей лестнице, а затем вниз в атриум и дальше мимо рейдеров. Бримстоун с осторожностью, которой он особо не обладал, следовал за нами.

— Потому, что он мог. Пустошь даёт нам свободу, Мёрк. Свободу быть лучше… или свободу делать то, что никому не приснилось бы даже в самых страшных кошмарах. Просто потому, что мы можем. Однажды, я слышала, как кто-то сказал, что мир до бомб стал настолько мерзким и жестоким, что в сравнении с ним Пустошь даже лучше.

Позади Бримстоуна раздался громкий крик, когда двое рейдеров обиделись на раба, отказавшего им. Сдавленный вопль прорезал воздух. Я видел, как Бримстоун едва сдерживается.

— Если бы я встретил этого кого-то прямо сейчас, то убил бы его за такую ебучую тупость.

— Навостри уши, Мёрки… твой талант тут довольно полезен, сечёшь?

Теперь мы оказались на одном этаже с рейдерами. Лестница привела нас к заднему входу в столовую, где мы с Глиммер пробрались через открытое окно в атриум. Казалось очень неправильным приближаться туда, где рейдеров было больше всего, особенно, с учётом того, что они были всего в метрах пяти от нас, но дверь ведущая непосредственно к ним заклинила почти у самого пола, что означало, что они всё ещё не добрались сюда. Это было основной причиной выбора этого маршрута. Второй основной причиной было то, что мы остро нуждались в еде, которая могла быть в столовой.

Бримстоун решил остаться возле лестницы, чтобы “убедиться”, что никто не придёт к нам со спины, пока мы искали припасы. Что вообще ели пони в Стойлах? Очень надеюсь, что не мясо. Хоть поедание мяса было обычным делом на Пустошах, я никогда его не пробовал (скорее, из-за пренебрежения моих хозяев, чем по собственному выбору), и в целом сомневался в способности своего желудка с ним справиться.

Тем не менее, я чувствовал, как у меня начинают дрожать ноги и кружиться голова от голода и обезвоживания. Яблочное рагу Протеже, которое стало воплощением еды мечты, было так давно, что моё горло свела судорога от одной мысли о нём. Если уж на то пошло, то у меня не было особого выбора, и мне пришлось бы попробовать мясо, если бы оно было единственным, что мы найдём.

— Эй! Эй чуваки! Я нашёл что-то! АГА! ВОТ ЭТО ДА!

Крики заставили меня замереть на месте. Холодный пот выступил на моей спине, и я осторожно поднял голову, стараясь по слуху определить направление, где случилась та самая “находка”. Я услышал топот копыт, но он только отдалялся.

Относительно довольный тем, что они пошли в дальнюю часть атриума, я высунул голову, надеясь, что моя тёмная шерстка и такая же тёмная куртка послужат хорошей маскировкой. Глиммерлайт была рядом со мной. Она прикусила губу от волнения за других рабов.

— Чё там? Дай, дай сюда!

Большая часть рейдеров собралась у небольшой боковой комнаты в атриуме, возле лестницы в дальнем конце. Это был какой-то офисный… офис. (В который раз, я чувствовал, что со стороны было очевидным, насколько я не разбирался в жизни Стойла…). Рейдеры вытащили оттуда несколько старых сумок, сбив с ног по пути парочку рабов и угрожая своим товарищам, претендующим на добычу, которую они гордо подняли над собой.

ПипБак.

— Глиммер, смотри, — прошептал я, пригнувшись так, чтобы из-за края оконной рамы выглядывали только мои закрытые очками глаза. Я надел их всего несколько минут назад без какой-либо веской причины, но почему-то в них я чувствовал себя в большей безопасности, несмотря на отсутствие реальной пользы. Вместо этого, Глиммерлайт подползла к сломанной приоткрытой двери и выглянула из-под её нижнего края.

— Это одна из этих херовин на ногу! Шэйклс в прошлый раз не стал лезть в мои дела за то, что я принёс такую! Ага! Ебать, везение повторилось!

Очень быстро я узнал, насколько жестокой была жизнь по отношению даже к самим рейдерам. Он слишком быстро, рано и громко заявил о своей добыче. Почти десяток рейдеров тут же набросились на него, борясь друг с другом за право забрать прибор себе. Одна из кобыл так провизжала “МОЁ!”, что я аж вздрогнул от высоты её голоса. Толпа втиснулась в маленький кабинет, и я увидел, как ПипБак летает над рейдерами, пока они за него сражаются. Часть меня сразу распознала в этом возможность. Шум будет прикрытием! Я бы мог двигаться быстрее, чтобы найти еду и обыскать столовую, и при этом остаться незамеченным. Но всё же я оставался на месте.

Они ужасали меня. Даже если бы я захотел, то просто не смог бы сдвинуть ноги с места, так что лишь продолжил наблюдать за ними через окно. Их безудержная жестокость и полное отсутствие рассудка в кровожадных порывах заставляли меня беспокоиться о том, что моё малейшее движение может потревожить их. Они видели что-то, что хотели и просто брали это.

Ладно, может, я тоже делал так иногда… но они убивали за это! Дрожа, я не мог заставить себя отвернуться, даже когда первые следы крови начали появляться на окне кабинета, в котором они боролись. ПипБак был почти забыт ими и теперь валялся на полу, но я заметил, как он засветился, когда один из рейдеров случайно задел его копытом.

Другая кобыла-рейдер прыгнула к ПипБаку, когда тот начал светиться странным фиолетовым светом, но тут же большой жеребец наступил ей на голову, чтобы отобрать его. Даже сквозь шум борьбы я услышал, как прибор пропищал, а затем последовал другой, уже более громкий звук от самой комнаты, который продолжал увеличиваться всё больше и больше, пока, наконец, писк не начал резать мне слух.

Вертикальная дверь в кабинет захлопнулась с такой силой, что отрубила заднюю ногу одному из рейдеров, который не успел отойти.

Тишина тянулась несколько мгновений, но вскоре её прервал болезненный вой одного из пони внутри. Его едва было слышно за толстой дверью. Среди рейдеров царило замешательство, а затем они начали колотиться в дверь и в окно.

— Кто нас закрыл!? Откройте! Я второй после Барба, так что блестяшка моя!

— А чё эта штука не открывается? Эй, хватит страдать хуйнёй! У Эджа кровь! Быстрее!

Лампы погасли. Все.

Тьма поглотила всё Стойло. Я оказался запертым под землёй в полной темноте и с шумом, исходящим от каждой стены. Треск, шипение и писк наполнили помещение, заставив меня поёжиться и отчаянно закрыть уши. Но громкость продолжала увеличиваться до тех пор, пока не вызвала у меня головную боль. А затем острая боль пронзила мои уши, когда из каждого динамика прозвучали искажённые электронные голоса пони.

“О-о-о-оржен -игнал… р-р-р-регулярная разгерметизация… н-н-н-н-АААААчата.”

Рабы кричали. Рейдеры ругались и колотились в окна. Я слышал, как они били по стеклу чем-то тяжёлым. Угрозы, проклятья и стоны смешались с электронным шумом, наполнившим воздух, но я не понимал, что происходит. Всё, что мне было видно, это лишь фиолетовое свечение ПипБака и размытые силуэты рейдеров и рабов, бьющихся в агонии, дрожащих от боли и извивающихся, словно марионетки, которые в конечном итоге один за другим упали возле окна. Крича, я повернулся и бросился галопом за один из ближайших железных столов, за которым тут же спрятался и закрыл уши копытами. Я не видел Глиммерлайт. Большая часть рейдеров бегала в панике. Сквозь щель под дверью, я видел, как кто-то убежал глубже в непроглядную тьму. Другие же, выли и бились в двери.

Даже после того, как все звуки затихли, этот шум продолжал держаться у меня в голове.Когда лампы снова зажглись, и я почувствовал, как Брим уносит меня и Глиммерлайт, впавшую в ступор, прочь, каждая частичка моего тела ныла от боли. Рейдеры продолжали кричать и обвинять друг друга, но в кабинете царила тишина.

И когда дверь открылась…. никто не посмел зайти и забрать “проклятый” ПипБак.

Все в той комнате оказались мертвы.

— Что это за ёбаный пиздец только что произошёл?! — Глиммерлайт ходила вокруг меня и Бримстоуна кругами после того, как бросила свою седельную сумку.

Мы ушли с кухни, миновали лестницу и вышли на уровень ниже, чтобы избежать встречи с разъярёнными рейдерами. Пройдя через несколько открытых дверей, мы оказались в ещё одном длинном зале, похожий на комнату для совещаний. Там были несколько толстых дверей, почти все из которых были закрыты, за исключением одной двери на лестницу и одной, ведущей в боковую комнату. Бримстоун невозмутимо стоял на месте с этим задумчивым видом и глядел на нас, пока Глиммерлайт металась между страхом и замешательством.

Что же я? Я свернулся на полу, пытаясь бороться с желанием натянуть куртку на голову и притвориться, что вернулся в свинарник до тех пор, пока наконец не умру от голода. Испуг и шок всё ещё владели моим телом, и я чувствовал напряжение и дрожь. Этот электронный шум и голоса всё ещё гудели в голове снова и снова, словно пятно от яркого света, которое не исчезало, как бы ты не моргал. Я хотел выбраться наружу… так сильно… я не хотел умирать там! И точно не так!

— Я знала, что Стойла — это пиздец, но такое чувство, будто оно само решило убить их! Что за хуйня тут творится? Что произошло? Что оно с ними сделало? Почему они выглядели так, словно не могли дышать.

Бримстоун наблюдал за тем, как единорожка наворачивает круг за кругом, пока, наконец, не добавил немного спокойствия. Я задумался о том, что же он видел в четырёх Стойлах до этого.

— Но-о, тут что-то не так, даже для мёртвого Стойла. Не думаю, что это началось из-за драки этих придурков. А что сказал тот голос?

Я сел и, шмыгая носом, начал вспоминать. Мой голос был тихим и хриплым от крика. Или… я надеялся, что это от крика. Я решил взять с собой только одну дозу Антирада на крайний случай.

— С-сигнал… обра… нет, обнаружен, разгерем-что-то там…

— Сигнал?! — Глиммерлайт встала, как вкопанная и потёрла подбородок копытом. — Стоп… оно началось после того, как они включили этот ПипБак. Но мы включили твой и…

Наши глаза встретились, и мы оба одновременно ахнули от осознания ужаса. Эта дверь в мастерской по ремонту. Хрип из динамиков и отключение света. Включение моего ПипБака вызвало ту же реакцию, что включение того, что был в кабинете. Только отсутствие электричества нас и спасло. Этот прибор на моей ноге… он почти убил меня. Да он всё ещё мог убить меня в любой момент! Я начал искать на нём кнопку отключения. Но из-за чего именно началось это “отслеживание” сигнала? О, Богини, может, это из-за того, что я снимал его с ноги!?

— Выключи его! Глиммер, пожалуйста, выключи!

Я сунул кобыле свой ПипБак прямо под нос. Он в любой момент мог заставить Стойло нас убить! Сделав несколько глубоких вдохов, Глиммер взяла мою ногу в свои копыта и, усевшись на круп, зажгла свою магию. С грохотом копыт по полу, Бримстоун бросился к нам и прервал заклинание единорожки, закрыв её рог копытом ещё до того, как она успела что-то сделать. Он быстро и осторожно оттолкнул Глиммерлайт назад и огляделся по сторонам с непоколебимым и серьёзным видом. Я видел, как он заметно вспотел от неестественно жаркого воздуха в подземелье… мы все вспотели. Всё это место было неестественным.

— Контролируйте себя! Вы оба напуганы, страх затуманил ваш разум из-за того, что случилось! Думайте своей головой, а иначе убьёте нас всех. Стойло отследило включение ПипБака. С чего вы взяли, что оно не сможет отследить его выключение?

— Я-я-я… я не знаю…— Глиммерлайт поднялась и подошла обратно к нам, пригладив свою короткую гриву в попытках сконцентрироваться. — Ну… оно не отследило использование кассеты. Может, оно реагирует на использование самого ПипБака? Такие диктофоны, мне кажется они только используют питание, а не заставляют сам ПипБак проигрывать запись. Просто… просто не используй его… ничего не включай, ладно?

Меня сильно трясло и теперь приходилось тратить много сил на то, чтобы хотя бы удержаться на ногах. Теперь это Стойло было не просто окном в прошлое. Оно было живым, следило за нами и ждало сигнала, чтобы напасть. Но зачем? И как?!

— Давай, давай… думай думай думай! — Глиммерлайт бубнила себе под нос. — Почему оно сработало? Для этого не нужно вычислительное ядро, нет, просто… может они перепрограммировали пожарные датчики? Чтобы сканировать через них сигналы? Уф-ф-ф-ф! Не могу нормально думать в таких условиях! Такое чувство, будто я пьяная, но мне нихера не весело! Брим, мне всё равно, что ты там говоришь про мою безопасность: как только мы вернёмся, я пойду к тому симпатичному оранжевому жеребцу в угловой камере и проведу с ним ночь. Мне нужно будет отвлечься от всего этого.

Большой рейдер приподнял бровь.

— Да он всё равно засматривается на мой круп! — пытаясь оправдаться, запротестовала она.

— Но-о, это же совсем не связано с тем, что ты всегда случайно задираешь хвост рядом с ним.

Единорожка закатила глаза.

— Э-эй, я вообще-то заперта в ебучей Филлидельфии! Если ты не заметил, то счастье — это ебануться какое редкое чувство в рабстве! Если я могу найти себе жеребца или кобылу, чтоб скоротать время, то я воспользуюсь этой возможностью.

— Хочешь сказать, что это отличается от твоей жизни за пределами Филли?

Голос Бримстоуна оставался таким же ровным и спокойным, когда он парировал заявление кобылы. Глиммерлайт слегка вздрогнула и надулась.

— Я… ну… ладно, не отличается! Слушай, я просто немного на нервах, понимаешь? Я пыталась сбежать от жизни под землёй и этих сраных бункеров не для того, чтобы другой такой же теперь пытался прикончить меня! Так что, прости, что я сейчас на грани!

Её речь была прервана, когда она дёрнулась и резко оглянулась назад. Я почувствовал, как моё сердце замирает от страха. Я тоже услышал это.

Белый шум наполнил коридоры, из которых мы только что пришли. Вдалеке послышался электрический треск и голоса, перемежающиеся криками. Слабое эхо крутилось вокруг нас, и мой собственный вой от ужаса добавился к этому жуткому хору. Кто-то другой, должно быть, наткнулся на что-то, что активировало “сигнал”. Электрический шум со временем затих и вернулся к тому монотонному гулу и шипению труб, что звучал всё это время.

— Это место хочет убить всех нас… — промямлил я, и мой голос надломился на слове “убить”.

Глиммерлайт повернулась, схватила меня за шею и серьёзно посмотрела мне прямо в глаза. Кобыла была в ужасе, как и я, но она была сильнее и увереннее, несмотря на своё состояние. И всё же, хоть я и слышал её… было сложно сосредоточиться и всё услышать.

— Нет! Оно не убьёт никого из нас! Просто сохраняй спокойствие, ничего не трогай и не используй ПипБак! Пока мы знаем, что безопасно использовать только диктофоны. Так что… так что мы попытаемся поискать их ещё где-то… и… и тогда узнаем, как нам выбраться. Мы поговорим с рабовладельцами про нормы. Слышишь меня, Мёрки?

Я не слышал, просто не мог. Я продолжал вздрагивать от каждого шороха. Лампы продолжали мерцать, не позволяя мне привыкнуть к слабому освещению. Всё это был один непрекращающийся кошмар из ржавого металла и клаустрофобии. Нет, это был не просто металл… это был живой организм. Трубы и провода были его венами, которые переносили жидкости и энергию, чтобы питать Стойло. Где-то в глубинах этого комплекса, в старых лабораториях было его сердце, а мы, в свою очередь, добровольно вошли к нему в пасть. И теперь оно просто… просто переваривало…

— Мёрки! Соберись!

Глиммерлайт тряхнула меня достаточно сильно, чтобы привлечь внимание, хоть мои свежие раны от кнута и заболели от таких резких движений. Кобыла смотрела своими голубыми глазами прямо мне в глаза, а её копыта держали мою голову, чтобы не давать отвлечься.

— Это просто машина! Страшная, да! Но она делает только то, что запрограммирована делать каким-то придурком, который решил всем поднасрать! В прошлом полно ошибок… но в этом и суть. Это просто ошибки. Неполадки. Прошлое само по себе не плохое, Мёрки, оно просто… несчастливое. Но сейчас ты должен думать только о настоящем.

Я смотрел в её лазурные глаза, которые, каким-то образом, всё ещё горели этой внутренней энергией. Почему они просто не оставят меня, кстати? До сих пор я был для них только обузой. Почему она хочет продолжать помогать мне? Почему не поступит, как все остальные…

Сейчас я был рад, что имел природную склонность следовать инструкциям. Молча кивнув, я послушно порысил вслед за ней, опустив голову так, как сделал бы это, следуя за любым хозяином. Глиммерлайт, казалось, сомневалась в правильности этого, а затем подбежала к Бримстоуну. Я услышал, как он быстро прошептал ей что-то, но, видимо, они не учли, что мой слух позволял расслышать всё, даже несмотря на шум.

— У Мёрка проблемы с головой, Глим. Видишь, как он послушался тебя просто от того, что ты ему сказала?

— У Мёрки, — поправила она. — И это просто… просто больно, Брим. Смотри, сколько он сделал для нас. Ему просто нужен кто-то, он же весь такой потерянный. Неужели эта Обитательница Стойла была такой невероятной, чтоб настолько… вдохновиться?

Бримстоун издал непонятный звук и пожал плечами.

— Но-о… так и есть. Ему хватило вдохновения для того, чтоб он попытался сбежать за Стену. Но он потерял всю уверенность, и Шэйклс его просто так не отпустит. Эти цепи крепко его сковали…

Глиммерлайт замолчала, бросив на меня лишь мимолетный взгляд с грустной улыбкой (я отвернулся, притворившись, что не услышал… но Брим был совершенно прав), пока мы медленно шли по открытой зоне, огибая старые железные столы.

Постепенно, я начал понимать, что мы оказались в школе. На некоторых столах я заметил маленькие обрывки пожелтевшей бумаги, а рядом с ними тонкие палочки древесного угля. Без какой-либо задней мысли, я начал складывать их в свою седельную сумку. Спереди, на учительском столе, я увидел огромный нарост из плесени, и мне понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что двести лет назад это было яблоко.

Мои мысли метались от одной к другой, пока я пытался как-то отвлечься. Думал о том, что нарисовать, когда вернусь домой или о том, что значили эти маленькие символы на доске. И почему они повторялись так много раз в одной строке? Вздохнув, я отвернулся от них и оказался лицом к лицу с рисунком.

Цветные карандаши. Когда я был жеребёнком, у меня даже был такой набор, пока другой раб не довёл меня до слёз и не украл их. Чувство горечи от утраты проснулось во мне снова, когда я взглянул на рисунок с несколькими красочными счастливыми пони. Нельзя сказать, что они были нарисованы хорошо: вероятно, обычный жеребячий рисунок. Под ними и вокруг них всё было окрашено серым цветом. Не сразу, но я всё же понял, что этот рисунок был сделан жеребёнком, который родился уже после того, как дверь была запечатана… он никогда не видел, что земля снаружи была зелёного цвета. Первое поколение, которое так никогда и не увидит истинную Эквестрию.

Шмыгнув носом, я огляделся и обнаружил, что Глиммер с Бримом начали обыскивать все столы в поисках, вероятно, новых записей. Скорее всего, мне лучше не помогать им… я только испорчу что-нибудь, и они на меня разозлятся.

Усевшись на круп (и вздрогнув от неожиданной вибрации, исходящей от генераторов уровнем ниже), я наклонился к рисунку, стараясь как можно лучше рассмотреть его в свете мерцающих ламп. Часть меня испытывала искушение и хотела воспользоваться фонариком ПипБака, ведь раньше это было безопасно, но прямо сейчас я боялся даже касаться его.

Пони, на которых я смотрел, выстроились в нижней части рисунка. Они состояли из неровных геометрических фигур, которые были точно так же неровно закрашены разными цветами. Жеребёнок, который сделал этот рисунок, вероятно, был совсем маленьким, но в нём было столько добра и невинности. Если… если бы он или она знали…. Шмыгнув опять и попытавшись сдержать слёзы, я помолился за их души Селестии и Луне. Прошу, только бы произошедшее здесь оказалось быстрым и безболезненным. Прошу, только бы они закончили свою жизнь не так, как те, кто был в той комнате…

Однако остальную часть рисунка занимали всего двое пони. Один был меньше, а другой больше. Меньший, скорее всего жеребёнок, обнимал большого, который прижимал его копытом к себе.

Их мама…

Но от неё не осталось ничего. Влажность испортила рисунок настолько, что никаких деталей на нём не осталось, и по рисунку можно было понять только то, что это была взрослая кобыла. Тем не менее, жеребёнок выглядел рядом с ней в безопасности… и таким счастливым. Просто от того, что рядом с ним была та пони, которая вырастила его, заботилась и помогала взрослеть изо всех сил в таком ужасном месте, как Стойло… или рабская яма.

— Мёрки?

Глиммерлайт села рядом со мной и тоже посмотрела на рисунок.

— Ты из-за этого плачешь?

— П-плачу? Я не…

Я плакал. Я даже не заметил этого. Просто это было слишком естественной реакцией на весь тот ужас и страх, что я испытывал от Стойла. Небольшое мокрое пятно на полу передо мной было тому доказательством.

— Я просто… этот рисунок. У этих жеребят была мама, которая была с ними… была с ними до конца…

— Слушай, Мёрки… ты никогда не рассказывал о своей матери, кроме как то, что с вами случилось. — Её голос был поразительно нежным, тихим и спокойным, когда она легонько прикоснулась к моей спине. — Какой она была? Ты даже не говорил, как её звали…

— Нет, прошу, Глиммерлайт… не спрашивай…

— Может быть, если… если бы ты рассказал мне о ней, то тебе станет легче?

Просто, прекрати… О Богини, пусть она остановится…

— Так как её звали? Она была хорошей?

— Ага… хорошей… — Пробубнил я в ответ, пялясь в пол.

— Мм… мамы обычно все такие. Знаешь, моя хотела, чтобы меня назвали “Глиммернайт”, если бы я всё таки стала рыцарем. А отец всегда шутил, что я буду “Глиммеррайт”, если пойду по его стопам и стану писцом, — кобыла хихикнула, явно пытаясь подбодрить меня. — Я сказала им, что буду “Глиммеррайт-аут-зе-дор”, если они продолжат давить на меня. Хех… так, как её всё таки звали? Мою — Кэнди Флосс. Ага… Паладин.

Я снова пробубнил что-то в ответ, слишком тихо, чтобы можно было услышать.

— Извини, не расслышала, как ещё раз?

И снова я пробубнил себе под нос и отпрянул, опустив голову и отведя взгляд. Мои глаза горели… я не хотел, чтобы она это видела.

— Я ничего не разобрала, — Глиммерлайт наклонилась ко мне, пытаясь заглянуть в глаза.

— Ничего… — промычал я, снова садясь и вытирая слёзы, при этом осторожно коснувшись рисунка.

— Мёрки… что не так? У неё было неловкое имя? Потому что я знавала жеребца по имени Бал Бесс и что ж, хуже уж быть не может, да?

Я не ответил. Своим молчанием я просто умолял её остановиться. Это уже начинало заставлять меня вспомнить, заставлять меня думать о том, как я…

Я зажмурился и покачал головой. Не могу. Точно не сейчас.

— Ладно… Ладно, — медленно проговорила она. — Я… я думаю дать тебе немного… ну, в общем. Приди в себя пока что, хорошо?

Глиммерлайт, казалось, собиралась снова меня обнять, но, видимо, решила отказаться от этой идеи и лишь похлопала по плечу. Она несколько раз обернулась, а на её лице было видно волнение и растерянность.

Мой взгляд застыл на рисунке с матерью. Я… я был близок к тому, чтобы признать… нет.

Почти не раздумывая, я достал свой дневник и вырвал из него пустую страницу. Взяв в зубы уголёк, я приступил к работе. Линии обретали формы, изгибы…

…и оживали… хотелось бы.

Подобрав упавший на пол тюбик клея, я прикрепил свой собственный рисунок рядом с жеребячьим. Рисунок моей матери, которая держала меня в копытах и защищала от жизни, которую мне суждено было унаследовать от рождения. Мама была… мамой. Это всё, что я успел узнать про неё за то короткое время, что провёл с ней.

Если подумать, то что-то подобное произошло и с этим жеребёнком. Он тоже знал свою мать не слишком долго до того, как Стойло убило их всех. Не особо осознавая, что делаю, я разместил свой рисунок рядом с рисунком жеребёнка на стене. Это показалось мне… правильным.

Сдерживая свою грусть изо всех сил, я поднялся на ноги.

— Прости, мам… мне так жаль, что я…

— Эй! Мёрки! Иди сюда быстрее, мы нашли ещё одну запись!

Прикусив губу, я в последний раз взглянул на рисунок, изо всех сил борясь с мыслями в голове, прежде чем наконец развернулся и убежал прочь так быстро, как только мог.

Позади меня осталось двое матерей, которые держали своих жеребят. Они останутся такими навсегда. И не важно, что их дети узнают или забудут о том времени, что они провели вместе.

Добежав галопом до моих напарников, я собрался с духом, потянулся к диктофону, подключил его и нажал на кнопку.

Бип.

Мы втроём застыли на месте, затаив дыхание, но никакой тревоги или механического голоса не последовало. Стойло осталось таким же тихим, как и прежде.

Это меня и пугало. Если внутри всё ещё было две дюжины рабов и рейдеров… то почему не было никакого шума?

Бип!

Бримстоун нашёл запись в боковой комнате. Зайдя вслед за парой, я обнаружил их стоящими на приподнятой части странного офиса, в котором была небольшая лестница, ведущая на уровень, который был где-то на метр ниже нашего. На том уровне стояли заплесневелые диваны и просто груда развалившихся шкафов для документов. Самой любопытной для меня оказалась керамика, которая лежала везде и часть которой была разбита вдребезги, а часть была абсолютно нетронутой. Мы стояли на верхнем уровне рядом с очень официально выглядящим столом. За диванами в нижней секции была ещё одна небольшая дверь за терминалом, прикреплённым к боковой части стены, скорее всего она была предназначена для её запирания.

Глиммерлайт подошла и встала рядом со мной, чтобы услышать тихую запись (полагаю, что она решила пока отказаться от контакта, учитывая то, как я отреагировал на её заботу до этого), а Бримстоун просто наклонился над моей головой, из-за чего я почувствовал себя немного не в своей тарелке, когда запись начала воспроизводиться.

“Что за дрянное пиканье, Сэнди Скульпт?”

“Полагаю, это всего лишь этот диктофон, Смотрительница. Это одна из старых моделей, у которых был этот странный звуковой сигнал в начале и, как мне кажется, в конце каждой записи или воспроизведения. А теперь, думаю нам стоит поторопиться и перейти к нашему делу прежде, чем заклинание хранения переполнится.”

“Ладно, не важно. Слушайте сюда, уважаемый. Меня не волнуют жалобы обитателей этого Стойла, они не получат никакой информации о содержимом лабораторий. Они были засекречены в соответствии с Актом Министерства об охране интеллектуальной собственности, принятым Её Высочеством Принцессой Луной ещё при их создании. Так что вы не можете…”

“В жопу эти законы! Мы в Стойле! Вы видите тут каких-то зебр?! Все пони просто в ужасе, Смотрительница. Они начинают бояться, что вы их каким-то образом используем или создаём оружие. Мы все видели пламя, которое сожгло Клаудсдейл. Хватит с нас оружия. Именно поэтому вы должны предать это огласке, разрешить им доступ и показать, что то, что находится в ваших лабораториях не является для них угрозой. Пускай это Стойло является секретным убежищем Министерства Тайных Наук, но мы имеем право знать!”

“Да, именно так, мы в Стойле, Скульпт. А Стойло является частью эквестрийской территории, разрушена она или нет. Именно поэтому, мы соблюдаем инструкции, переданные мне Скуталу и…”

“Вы имеете ввиду инструкции, переданные Битбокс.”

“Если быть точнее, то инструкции, переданные любой Смотрительнице. То, что я заняла её место, вполне соответствует нормам и моему статусу в Министерстве Тайных Наук. Если вы хотите заменить меня, то просто дождитесь следующих выборов, которые будут через восемь лет.”

“Хуйня это всё, мэм! И вы, и я прекрасно знаем, что все учёные проголосуют за вас, а их просто больше, чем нас!”

“Чудеса демократии, мой дорогой Скульпт. А теперь я предлагаю закрыть этот вопрос.”

“Нет. Слушайте, мэм… народ беспокоится. Они боятся. Если вы не бросите им кость, то в скором времени они начнут искать ответы сами. Вы не хотите показывать им, что происходит в их же Стойле, забираете у них всех ПипБаки на техобслуживание и переустанавливаете половину электронных систем, систем пожарной безопасности и систем оповещения. Из-за этого среди пони появляются очень опасные настроения. Дискорда ради, некоторые из них жалуются на странное самочувствие, на что ваши учёные отвечают полным пренебрежением, что не есть… приемлемо. Они им не нравятся.”

“Если они будут представлять угрозу кому-либо из моих исследователей, я уверяю вас в том, что будут предприняты определённые шаги для нашей безопасности. Мы для вас не угроза. Наши исследования несут абсолютно мирный характер, а секретны они лишь из-за нормативов и правил. Просто успокойтесь, и всё будет в порядке. Обычные обитатели Стойла могут жить спокойной жизнью, как в любом другом Стойле. А теперь мне нужно заняться важными делами, а у вас скоро начнётся урок.”

“Хорошо. Мы ещё вернёмся к этому вопросу, мэм. К слову, мне нужен доступ к главному складу, чтобы взять больше диктофонов. Ученики должны будут записать сообщения для будущих поколений о том, каково это — расти в Стойле.”

“Без проблем. Пароль — Твайлайт Спаркл.”

“Ну, естественно…”

“Следите за своим тоном. И верните их до завтра.”

Глиммерлайт уже осматривала стену. Я быстро понял, что на ней была изображена карта всего Стойла с подробным описанием и планировкой каждого этажа. Планы тех двух этажей, что были под нами оказались просто закрашены чёрным.

Кобыла провела копытом по линиям коридоров, а затем радостно хлопнула по карте.

— Ага! Я поняла! Вот, как пройти в эти лаборатории! Давай, Брим! Посмотрим, сможем ли мы разобраться с этой дверью. Если ты поможешь расчистить проход, то я постараюсь открыть её.

Они вышли из кабинета, а я продолжил слушать запись.

“Полагаю, у вас не будет претензий, если эта запись станет публичной, Смотрительница?”

“Вовсе нет. Я не говорю ничего, кроме правды. Скажите пони, что они могут расслабиться. Мы не представляем угрозы.”

“Хорошо… они не поверят в это, но ладно. А теперь прошу извинить меня, но я должен вернуться к моим скульптурам… в соответствии с именем, ха-ха.”

“Вы и правда лишены чувства юмора.”

Бип!

“Ох… опять этот раздражающий писк. Скульпт.”

“Диктофон издаёт его, когда заканчивается заклинание. Если прислушаетесь, то скоро он пискнет снова, а затем остановится. До встречи, Смотрительница.”

Звук прекратился и продолжился лишь периодический писк, информирующий о том, что заклинание сохранения всё ещё активно. Опустив ПипБак и вздохнув от облегчения, я взглянул на рабочее место Сэнди Скульпт. Вокруг были разбросаны десятки разбитых глиняных горшков, небольшие статуэтки и маленький вращающийся столик в нижней части комнаты. Прежде я уже видел статуи, но никогда не видел процесса изготовления глиняных горшков. Решив взглянуть поближе, я спустился на нижний уровень комнаты.

Бип!

— Ой, да хватит… — Пробубнил я. Неудивительно, что Смотрительницу раздражал этот звук. Но я старался сфокусироваться на произведениях искусства. Скульпт определённо оправдывала своё имя. Даже разбитые и испытавшие на себе проверку временем, эти работы… были невероятны. Там были пони, собаки и даже огромный дракон с меня размером. Как бы мне хотелось, чтоб у меня был такой же дракон, который присматривал бы за мной!

Бип!

Закатив глаза, я поборол желание ударить ПипБак. Я задумался о том, понравится ли Протеже одна из этих статуэток, а поэтому взял одну из самых сохранившихся из них в виде единорога и аккуратно положил её в сумку. Быть может это восстановит его веру в меня и позволит нам избежать наказания после стольких проблем с добычей ресурсов.

Бип!

Я вздохнул, желая лишь, чтобы этот диктофон выключился. Прорычав так злобно, как только мог (не очень злобно), я взглянул на прибор.

— Когда же ты уже прекратишь играть эту ср… хмм?

Диктофон уже остановился. На самом деле, он остановился ещё минуту назад. Я почувствовал, как моё лицо исказилось от осознания ужаса…

Бип!

ПипБак щёлкнул и активировал свой собственный источник питания, чтобы включить запись.

“Проклятье, я думал эта штука никогда не заработает снова. Ну, короче, Сандиал снова с вами…”

Моё тело отреагировало ещё до того, как разум понял, что делать. Я бросился галопом обратно вверх по лестнице к двери, даже не осознавая, как кричу Глиммер и Бриму. Мои копыта заскользили по гладкому полу и я упал, но снова поднялся, чтобы поднырнуть в…

С невероятным скрипом и треском железная дверь, ведущая в офис, захлопнулась прямо перед моим носом с такой силой, что по бокам полетели искры.

— ПОМОГИТЕ! — Закричал я, но не думаю, что кто-то мог меня услышать.

Паника охватила меня. Я начал колотиться в дверь, но с таким же успехом я мог пытаться сдвинуть с места гору. Каждый мускул в моём теле, казалось, напрягся от страха, особенно когда из динамика над столом раздалось жужжание, щелчок, а затем белый шум. Прозвучал искажённый голос.

“С-с-с-сигнал об-б-б-бнару-у-у-ужен!”

Статический шум наполнил комнату, а все лампы на этаже погасли, оставив зелёную подсветку моего ПипБака единственным источником света. Трубы засвистели, а генераторы загудели. Мной двигала одна лишь паника, когда я начал колотить в окно, размахивая своим ПипБаком. Я увидел, как Бримстоун и Глиммерлайт мчатся ко мне.

Почему включилось сообщение Сандиала?! И тут, даже несмотря на страх, меня вдруг осенило. Я вспомнил о той разнице между уровнями комнаты в один метр. Слова Глиммерлайт всплыли у меня в памяти. Всё зависит от высоты.

Я спустился достаточно низко.

— Мёрк! — Бримстоун кричал так, что его было слышно сквозь весь тот электронный шум, наполнивший комнату. — Отойди от окна!

— ПОМОГИТЕ МНЕ! ПРОШУ! УМОЛЯЮ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ…

— Ре-ре-регулярная разгерметизация н-н-н-ачата начата НАЧАТА!

Я закричал до хрипоты. Не было слышно ни слова, только ужасающий вопль, когда я пинал и стучал по толстому стеклу. Я почувствовал, как оно содрогается от того, что Бримстоун Блитц бросает в него один стол за другим с другой стороны. Послышалось пронзительное шипение и механический голос начал озвучивать цифры и значение давления через систему оповещения.

В комнате послышался вой, когда воздух начал стремительно выходить. Моё лицо было мокрым от слёз, а я лишь пытался устоять на ногах. В темноте у меня быстро началось головокружение, и я потерял равновесие и упал. От шума жутко болели уши, но громкость помех всё нарастала, из-за чего я просто не мог пошевелиться от боли. Моя голова была готова вот-вот взорваться. Мои… мои лёгкие… я не мог сделать вдох! Что-то под потолком засвистело во время проведения разгерметизации.

За окном на мгновение появилась синяя вспышка, когда Глиммерлайт бросилась к терминалу, крича что-то Бримстоуну. Что она делает? Она… она… я не мог сказать. Мне не хватало воздуха. Мои лёгкие горели, а мозг словно набухал внутри головы.

Я упал. Копыта подкосились, и я ударился головой об пол с такой силой, что едва не потерял сознание. Моя грудная клетка продолжала сокращаться в безуспешных попытках набрать воздуха, пока в конечном итоге у меня просто не началась судорога.

Я просто лежал там и ждал, когда уже наконец совсем потеряю сознание. В глазах потемнело, и я почти перестал видеть магию Глиммер. Я не слышал ничего, кроме бесконечного звона в ушах.

И тем не менее, хотя я и чувствовал себя на самой грани, всё же моё состояние своей интенсивностью не было похоже на то, в котором рейдеры провели свои последние мгновения. Полуслепой, со звоном в ушах и невыносимой головной болью, я просто продолжал лежать на полу. Шли минуты, и я задавался вопросом, почему же я до сих пор жив. Стойло просто издевалось надо мной? Давало мне ложную надежду в ожидании, что я встану, и оно снова погрузит меня в кошмар наяву? Ох, Богини… просто позвольте этому закончиться сейчас и избавьте меня от мучений…

Но этого не произошло. Мне оставалось лишь лежать и хрипло дышать. Воздух постепенно возвращался, и по всей моей шкуре началось покалывание от того, что давление в комнате приходило в норму, но я всё равно мог отключиться в любой момент от лишнего движения. Я решил лежать неподвижно, чтобы Стойло не подумало, что я всё ещё жив и не начало снова проводить разгерметизацию. Прошу, просто прикончи меня побыстрее, не хочу, чтобы это повторилось опять! Просто… просто притворяйся мёртвым, пока не стану таким на самом деле.

Тук! Тук! Тук!

Я моргнул и осмотрелся по сторонам в тёмной комнате.

Тук! Тук!

Шум продолжился, такой глухой и отдалённый. У меня болела голова… я никак не мог прийти в себя и продолжал обездвижено валяться.

— ...ерк…

Я услышал голос. Поначалу во тьме я не видел ничего, но затем заметил синюю искру в отражении стекла. Сфокусировав зрение, я наконец увидел всё. Глиммерлайт использовала заклинание света. Бримстоун стучал по стеклу с достаточной силой, чтобы звук доходил даже до моих травмированных ушей.

— Мёрки!

В одно мгновение, ко мне вернулся слух. Каждый сустав кричал от боли из-за перепадов давления и моих панических судорог.

— Гли… Глиммер? — Мой голос был очень тихим и звучал так, будто я был под водой. Закралось неприятное подозрение, что из-за резких перепадов давления у меня лопнула барабанная перепонка, на что намекал постоянный треск и болезненный стук в правом ухе.

— Мёрки! Послушай меня, скорее!

— Глиммер… помоги мне…

Мой голос был грубым и сухим. Лицо кобылы стало печальным. Позади неё в темноте вырисовывалась массивная фигура Бримстоуна, подсвеченная лишь слабым светом от магии. Единорожка опёрлась копытами на стекло, стараясь стучать по нему и привлекать моё внимание каждый раз, когда я снова едва не вырубался.

— Мёрки, я заблокировала сигнал системы разгерметизации комнаты. Она была встроена в пожарные датчики! Но эта дверь не откроется из-за предохранителей при перепадах давления. Но другая дверь из твоей комнаты открыта. Тебе нужно быстрее добраться до неё, пока система не перезапустилась!

Мне понадобилось какое-то время, чтобы всё понять. Я по-прежнему был в шоке от того, что остался жив! Глиммерлайт, должно быть, смогла остановить весь процесс и перезагрузить его до того, как мне был нанесён какой-то серьёзный урон. Как долго я пролежал, думая о том, что умираю, пока они пытались привлечь моё внимание? И я всё ещё чувствовал себя, как никогда плохо, мои лёгкие горели от перенапряжения и разреженного воздуха, а вся шкура покалывала от… от того, что изменение давления делает с пони. Я искренне недоумевал, что именно со мной произошло, ведь я чувствовал себя так, словно меня искупали в кислоте.

— Мёрки, пожалуйста, ты должен идти! Я не знаю, как долго система будет перезапускаться!

Обернувшись, я увидел чёрную дверь, ведущую в неизвестность. За этой дверью был абсолютно тёмный коридор, ведущий на нижние уровни… Дрожа, я застонал. Один в темноте и с повреждённым слухом, нет… нет… я не справлюсь! Я… я просто не смогу! Точно не в Стойле!

— Я не могу! Глиммер, я просто… мне очень страшно…

Она плакала. Прижавшись лицом к стеклу, она на самом деле плакала. Мне просто хотелось лечь и свернуться в клубок, а не идти куда-то во тьму в одиночестве. Навстречу прошлому.

— Я знаю, Мёрки. Мне… мне очень жаль! Мы попытаемся найти другой путь и встретиться с тобой, как можно скорее. Но… но сейчас ты должен быть храбрым! Я знаю, ты сможешь сделать это!

Это была последняя капля. Я ударил обоими копытами по окну, стиснув зубы. Я не мог смотреть им в глаза.

— Ты меня даже не знаешь! — мне пришлось бороться с желанием закричать в истерике от того, что моё ухо болело от каждого звука. — Я не такой! Я просто трусливый маленький раб… Я даже не знаю, что делаю с тех пор, как облажался! Хозяин владеет мной, я пошёл за Бримстоуном только потому, что он защитил меня от них, и я… я думал, что это был единственный способ, чтобы выжить, найти других и… Я не знаю, что такое быть самому по себе! Я не смогу…

Прижавшись лбом к стеклу, я захныкал. Слёзы покатились по его поверхности, оставляя за собой тонкие влажные следы, словно капли дождя.

Глиммерлайт не дала мне отвести взгляд. Она с силой ударила по стеклу так, что, должно быть, даже повредила копыто.

— Нет, ты сможешь, Мёрки! Ты! Всё! Сможешь! Ты пытался сбежать из Филлидельфии, и у тебя почти получилось! Не слушай никого! Не слушай Шэйклса! Ты сможешь сделать это, Мёрки! Ты спас мне жизнь, потому что набрался решимости сделать это! Ты пошёл на риск и спас даже Брима. Ты сильно себя недооцениваешь!

Моё нутро сжалось, я отвёл взгляд и закрыл глаза.

— Я просто… просто…

— Я знаю, что это, блять, страшно, Мёрки. Да я бы давно уже обоссалась от страха, если бы рядом не было тебя и Брима. Я попробую найти тебя там, внизу, Мёрки. Поверь мне, я сделаю это. Мы не собираемся бросать тебя после всего, что ты сделал для нас.

Подняв глаза, я увидел её лицо. Она заставляла себя улыбаться.

— Я знаю, каково это, когда кажется, что всё идёт наперекосяк, когда все твои надежды и мечты рушатся. Я между прочим тоже раб, помнишь? Но ты должен найти то, к чему будешь стремиться и продолжать двигаться.

Я знал, что ответить ей.

— У меня нет ничего…

— Нет, Мёрки, у тебя есть…

В этот момент, вспышка её магии привлекла моё внимание, я поднял голову и увидел перед собой любящие глаза своей матери, держащей и утешающей маленького меня. Воспоминания нахлынули на меня, когда я увидел рисунок, сделанный мной десять минут назад. Другие рабы издевались надо мной и причиняли боль крыльям, выдёргивая перья. Хозяева хлестали меня за то, что я был слишком слабый, чтобы таскать повозки. Но в конце каждого дня меня всегда ждала мама, которая нежно обнимала меня и тихо пела перед сном…

Я отпрянул назад, когда эмоции вдруг захлестнули меня, а затем рухнул на стекло, глядя через него на рисунок. Я… Я скучал по ней… очень скучал по ней. Я так хотел вернуться к ней обратно. Больше всего на свете, я просто хотел увидеть её снова. Я бы забыл про Литлпип и всех остальных лишь за возможность ещё раз обнять свою маму и дать ей знать, что я жив… что её маленький Седьмой Мёрки всё ещё борется за свою свободу, как она и мечтала…

Глиммерлайт мягко коснулась своим копытом стекла с другой стороны.

— Будет тяжело, Мёрки. Страшно… опасно… но никогда не забывай о том, что она ждёт тебя. Я слышала, как ты говоришь, видела, как ты плачешь и узнала от Брима о том, что ты сделал. О твоей болезни и обо всём остальном. Ты через многое прошёл и неудивительно, что ты чувствуешь себя в тупике. Будет нелегко, но ты должен двигаться дальше. Никогда и ни за что не забывай… она ждёт тебя.

Когда пришло полное осознание, наступила пауза. Словно крошечный огонёк во тьме, это что-то явилось, и я мог тянуться к нему. Мог держаться за него.

Что-то. Это всё, что мне было нужно.

— Я постараюсь…

— Это всё, на что способны рабы вроде нас, Мёрки… мы придём за тобой. Я обещаю.

Дрожа, я кивнул и отвернулся, чтобы взглянуть на густую и непроглядную тьму за задней дверью. Ужас сжал моё сердце, ухо едва слышало, а каждый сустав гудел от боли. Порысив назад, я, наконец, добрался до двери и остановился перед ней. Последний раз взглянув назад, я двинулся дальше. И как только я шагнул во тьму, своим единственным здоровым ухом я услышал прощальные слова Глиммер.

— Я знаю тебя всего пару часов, но мы будем держаться вместе, все мы. Нам это просто необходимо. Доверься своим друзьям, Мёрки, наконец-то они у тебя есть. Мы найдём тебя. Удачи…

Это было то, чего мне так не хватало. То, что придавало уверенности в себе любому пони.

Это было осознание того, что кто-то до сих пор верит в меня, даже если я сам уже давно перестал.

Теперь, когда я спускался в недра мёртвого Стойла в полном одиночестве, я наконец осознал, что это было за чувство, которое я испытывал с тех пор, как встретился с ними.

Это была дружба.

Заметка: Новая способность!

Заряд уверенности — когда вы больше не можете справиться в одиночку, займите силы у тех, кто вас окружает, чтобы пробудить в себе смелость! Вы получаете +1 к харизме.

Истоки Эквестрии

Сердца четырех

Чертоги расколотого разума

Мы все мечтаем об одном

Пегасочка Лиди.

Gods in Law

Просто солдат.

Тайны темнее ночи

Закат кровавой луны

Tiberian Twilight Sparkle

Fallout: Equestria - Murky Number Seven

Глава 6. Освещая тьму

Глава 6. Освещая тьму

Осторожно, экстремальные фетиши!