FoE: Corrupted adve…adve-nnnn-chur…yeee! (Испорченное прику… прик… прик-к-к-люююю-ченне!)

Глава девятая. Солнце в ночи

Шли молча. Никто не решался говорить. Мелкие камешки выбивались из копыт. Тихий топот по укатананной земле. Ветра нет.

Огромное понеобразное существо из тел других пони, Таран и Эм-Эм, и еще пара жеребят (как те выбрались из кабинета до взрыва – осталось неразрешимой загадкой для меня) остались в Дыре. Каким-то образом они поняли друг друга, и мало того – подружились. Ченжлинг объяснил несколько слов на азбуке Морзе, быстро высек азбуку на уцелевшей бетонной плите и дал обещание вернуться, чтобы попробовать подарить речь «гига-пони» или вовсе разделить его на отдельных живых жителей.

После этого мы оставили их за довольно мирным разгребанием завалов. Кстати, никто на кладбище так и не ожил, к огорчению для ченжлинга, и, наверно, к счастью для всех остальных.

И мы втроем собрались убраться из города. Ченжлинг навалил на себя переметные сумки со всем, что могло ему пригодиться в походе, и шел с этим всем добром, как будто тащил коробку с кексами. В довесок ему на спину взгромоздился Слатти, а я нес пару худых сумок с провизией и лопату в чехле.

Я поймал себя на мысли, что как-то незаметно перестал злиться на ченжлинга, как будто не было этой жуткой ночи. Он молча косился на меня, зная, что я могу треснуть его лопатой, а я молча следил за ним, зная, что в одной из сумок у него лежал заряженный револьвер. Слатти тоже это все знал, но вел себя максимально свободно, ползая по спине, шее и голове ченжлинга, как паук или котенок.

Куда мы шли? За понежуком. Почему я иду за своим убийцей и меня это не парит? Не знаю, может, и парит, но я чувствовал себя лучше, чем после лечения, и думаю, что в этот раз ему не проиграю. Что с лопатой, что без нее.

На привал мы встали через час. Выжженная земля сменилась чуть менее выжженной землей с проплешинами травы, а серое небо по-прежнему оставалось серым. Впереди забрезжил лес, или что-то похожее на лес; позади осталась Дыра, каньон и Понивиль. Наверно, в эту же сторону направлялся… Дж… да где эта визитка… Джеки Венда, но следы телеги на этой земле если и были, то за ночь от них ничего не осталось.

Первым остановился ченжлинг. Сделал он это внезапно, и я чуть не врезался в него. Слатти соскочил с него, растянулся и присел на землю с вопрошающим видом.

Ченжлинг быстро скинул с себя телекинезом сумки около себя, сел, скрестив задние ноги, разложил возле себя инстументы для ремонта часов и мелкой электроники, и начал сосредоточено перебирать телекинезом разбитый браслет на своем копыте. Ничего не говоря.

Я переглянулся со Слатти. Слатти был удивленнее.

— Эй, ты… ты чего? – поинтересовался он.

— Ремонт. – недовольно ответил понежук. Слатти даже на полшага отступил. Стальной корпус браслета разложился на половины, и прорезанный экран поднялся в воздух, отщелкнулся от разъемов и повис перед понежуком. Тот долго рассматривал трещину, после чего начал доставать из сумки разные предметы: лампочки, часы, минителевизор, радиоприемник, какую-то плитку и много всякого хлама, пока вокруг не появилась целая полевая минилаборатория.

— Ого! У тебя ж сумки всего ничего, а тут хлама на целую хибару!

— Я ххххорошшшшо пакую вещщщи. – самодовольно заметил понежук и твердо добавил. — Это не хххлам.

И начал собирать что-то для ремонта экрана.

— Я не думаю, что это хорошая идея – заниматься ремонтом посреди ничего. – произнес я. Надо же, речь вернулась. Камень с души! Слатти удивленно поднял уши, округлил на меня глаза и кинулся обниматься.

— Охренеть, Хел! Ты снова говоришь! – он вцепился мне в шею и заплакал от счастья, а я почувствовал, как его ошейник больно впечатывается в шкуру.

— Это хорошо. – без эмоций прокомментировал ченжлинг и намешал какую-то вязкую жижу, похожую на жидкое стекло, которую аккуратно залил в трещину на экране. Из него сразу пошел слабый белый дым, завоняло жженым пластиком, и экран засветился изнутри мягким зеленоватым светом. Это зрелище перевесило радостные события.

Три пони (понежук, наверно, тоже пони… я думаю), совершенно забыв, что они на открытой, простреливаемой местности, смотрели, как белый дым обратно втягивается в экран браслета, и трещина на экране начинает зарастать.

— Это… — Слатти не нашелся чего больше сказать.

Когда-то глубокая трещина стала растворяться и съеживаться, пока не превратилась в еле заметную темную полоску на темно-зеленом фоне. Экран погас, и ченжлинг прикрутил его обратно. Уже через несколько минут на его ноге был собранный браслет, по которому бегали строки програмно-магического кода.

— Воу… — Слатти смотрел на экран браслета восхищенным взглядом. Ченжлинг долго что-то настраивал, проверял фонарик и заряд браслета, а потом принялся убирать вещи в… никуда. Он поднимал телекинезом вещь, и та испарялась. За минуту все четыре сумки хлама, мини-лаборатория и остатки реагентов исчезли бесследно.

— А… куда… — жеребенок тыкал копытом в место, где стояла сумка с вещами. – Шо ты натворил?!

— Упаковал. – пояснил ченжлинг и постучал другим копытом по экрану. – Это – Пип-Бак. Переносное магическое вычислительное устройство.

— А? Каво? – Слатти задумчиво почесал задней ногой за ухом. Ни одно из сказанных слов ему не было знакомо, даже если бы его били Пип-Баком каждый день.

— Магичесссская коробочка. – ченжлинг тщательно скрывал раздражение от того, что ему надо было объяснять такие вещи. Слатти чесал за ушами уже двумя ногами, демонстрируя завидную растяжку и кристально чистое непонимание. Я не сразу вспомнил, что видел Пип-Бак в техническом журнале на столе Вирас, и то это была лишь задумка о соединении железа, электричества и магии.

— Что, тоже надо объяссснять? – сердито спросил ченжлинг у меня, чуть сильнее обнажая клыки.

— Я видел его только на картинке в журнале «Пони и Техника». Тогда я подумал, что их не доведут до ума.

— Как видишшшь, довели. – чуть смягчился ченжлинг.

— А мы жрать будем? – влез Слатти.

Слатти и ченжлинг вопросительно посмотрели на меня.

— А я что? – я скинул сумки и протянул Слатти первое, что смог ухватить в сумке: еще свежую, немного побитую взрывом морковку. Тот странно смотрел на нее, потом недоверчиво на меня. Мы долго смотрели друг на друга, а ченжлинг наблюдал за нами, скрестив попарно ноги. Повисла странная тишина.

— Интересно, а вы так долго можете? – полюбопытствовал ченжлинг и неторопливо записал на планшете, который материализовался у него в копытах: «Наблюдение первое: у Слатти странные ассоциации по поводу еды, а Хелбент плохо чувствует друзей».

— Это морковь. Ее едят. – медленно сказал я и демонстративно откусил кусочек и прожевал. Что-то среднее между мокрой губкой для посуды и сухой сладковатой травой. Ченжлинг быстро добавил: «Примечание: Хелбент не умный, но кое-что соображает».

— А. – протянул Слатти и начал хрустеть морковкой. – Вкусно.

— Нет, с-спас-с-сибо. Я не голоден. – ответил ченжлинг.

— А ты бу… — я чуть не поперхнулся вопросом. Как он…

— Как к тебе обращ-щаться? Хел, Хелбент? – сбил меня с мысли ченжлинг.

— Как хочешь. – медленно сказал я, восстанавливая в голове вопрос. И как же он понял…

— Понял. Пос-слуш-шай, Хел. Ты из Понивилля, так?

— Да.

— Ты не знаешь, где жила эта пони? – у него в копытах появился «Терапевтический журнал Флаттершай», где на обороте была небольшая фотография скромно смотрящей из-под завивающейся розовой гривы желтой пегаски.

— М-м-м… — я пытался вспомнить, где я мог ее видеть, но никак не мог вспомнить. – Извини, не знаю. Понивилль небольшой, но я не помню ее. У меня…

— Да-да: беда с именами. – нетерпеливо договорил ченжлинг. — И похоже, не только.

— Видал бы ты, как его пинали, не умничал! – вступился Слатти, деловито хрустнув морковкой.

— Я не умничаю.

— Ты б там вообще сдох! – продолжал Слатти.

— Я не… — возмутился ченжлинг.

— Ты. Бы. Сдох. – тыкая морковкой, нагло перебивал его Слатти.

— Нет.

— С-дох. – твердо подытожил жеребенок, проглотив остатки моркови, и грозно топнул. Ченжлинг злобно зашипел на него, и Слатти выхватил ложку, грозно выгнув спину, как кошка. Понежук выхватил револьвер.

Дело приняло плохой оборот.

— Ну, давай-давай! Не промахнись! Я тебе глаза выковыряю! – зло кричал Слатти и скалился, как сторожевой пес. Понежук с каменным лицом взвел курок.

…Да какого хрена они творят!..

— Хватит! – гаркнул я. Видимо, слишком грозно. Голос громовым раскатом пролетел по округе. И Слатти, и ченжлинг присмирели, как съежившаяся мокрая одежда. И медленно убрали оружие. Но друг на друга все еще зыркали, метая невидимые проклятия.

— Сели! – приказал я. Ченжлинг сел в свою любимую позу со скрещенными ногами, отчего я подумал про пауков или насекомых, а Слатти хотел было вякнуть, но понежук телекинезом резко усадил его наземь.

Я тоже сел. Наступила довольно неприятная пауза. Надо было что-то сказать, иначе опять все укатится к перепалке.

— У нас всех был тяжелый день… – завел я, обводя глазами эту парочку, и попытался вспомнить Бадди Раста, который вроде и хотел дать нагоняй, но и пытался не озлобить всех. – И тяжелая ночь. Да – мы хотели убить друг друга. Да – наговорили друг другу много гадостей. Да – мы наломали кучу дров. Но это все осталось там.

Я указал в сторону Дыры.

— Здесь… — я потыкал копытом в землю. – Я хочу, чтобы мы начали заново. С чистого листа. А всю эту херню оставили в прошлом!

Я прочистил горло и ударил копытом себе в грудь:

— Давайте знакомиться. Меня зовут Хелбент Кид. Я родом из Понивиля. Я водил поезда до самой войны, пока зебры не скинули на нас кучу мегазаклинаний. Тогда я чудом выжил и вернулся в Понивиль. Там уже были дикие пони. Я их всех убил. Потом закопал. Потом собрал весь алкоголь… — я задумался, не много ли я говорю о себе, но отбросил мысль и продолжил. – И пил, пока не умер. Потом почему-то ожил. Все.

Ченжлинг задумчиво махнул ушами и потер копытом висок. Слатти закусил нижнюю губу и потупил взгляд, легонько постукивая передними копытами друг по другу.

— Кто следующий? – твердо спросил я.

— Да ща… — недовольно буркнул Слатти и объяснил, – Я мысли в башку собирал! Типа… Это… При-вет…  — он искоса глянул на ченжлинга. — всем… Я – Слатти. И я… хрен знает откуда. Матя прибилась к рейдерам, и они заделали… ну меня. А потом… — Слатти замер, как вкопанный. Его глаза расширились, как будто он увидел… вечность? Он мелко затрясся.

— Потом… потом… — повторял он, все сильнее искривляясь. Из глаз потекли слезы. Ченжлинг с будничным видом притянул его телекинезом к себе и прижал передними ногами в объятия. Слатти тихонько гудел и прерывисто дышал желтым комочком. Дырявая нога ченжлинга осторожно поглаживала его.

Ченжлинг неотрывно смотрел на меня. Лицо у него не выражало ничего.

— Предлагаю с-ссчитать, что С-слатти рас-ссказал. – настойчиво предложил он и медленно провел по остаткам гривы. Шерстка тихо зашуршала от легких царапин хитиновой ноги. Слатти медленно перетек в лежачее положение и свернулся дергающимся клубочком. Что бы он не испытывал, от осторожных поглаживаний ченжлинга ему становилось легче.

— Я – частица Роя. – спокойно представился ченжлинг, медленно поглаживая по спине Слатти. — Моя королева – Кризалис. Она самая сильная, добрая и честная во всей Эквестрии. Она делает для Роя все. Рой делает все для Кризалис. Каждый мой шаг, от рождения до смерти, каждый мой вдох я обязан Ей. Я был рожден и воспитан по Ее приказу. Цель моей жизни — служить Ей. Она повелела, чтобы я изучал мир, и все, что связано с пони. Таких, как я, было много. Мы отправились в разные части Эквестрии. Рой связывал нас с Кризалис и между собой. Что знал один – знали все. Что видел один – видели все. Я углубился в познание магии и технологий вашего вида. Вы начали двигаться большими шагами. Ваше упорство достойно уважения. А потом вы стали сражаться с другим видом. И погубили всех. Я видел, как умирает Рой. Как тысячи жизней гаснут перед глазами. Я видел Ее смерть…

Ченжлинг не изменился в лице. И голос его не дрожал. Но глаза… В этих больших голубых глазах-ложках отражалась такая глубокая печаль и боль, что передать ее словами невозможно. Все, что он любил, исчезло, как сон. Прекрасный сон, от которого не хотелось просыпаться.

Я уже кусочком души начал жалеть, что не дал им убить друг друга. Так им не пришлось бы вскрывать старые раны и делиться болью, которая не исчезнет до самой смерти.

— Я продолжил постигать мир, как велела Она. Я изучал все, что связано с мегазаклинаниями, что могло уцелеть после таких разрушений. Я читал, разбирал электронику, повторял устройства из прошлого. Все, чтобы повторить мегазаклинание и вернуть Королеву к жизни. Рой не может существовать без Королевы.

«Но ты же здесь, и ты живой. Значит, Рой жив», подумал я, но промолчал.

— Что касается имени, у меня его нет. – продолжил ченжлинг. – Рабочие не имеют его. Моя жизнь незначительна. Рабочие живут недолго. Их всегда много. Если я умру, мое место займет другой такой же, как я занял место предыдущего. Королева увидела мое усердие в познании мира и наградила меня одной буквой. Так что, можете называть меня Щ. Даже ты, Хел, не сможешь забыть.

Понежук по имени Щ. Простой рабочий Роя. Слегка увлекся своей работой, собрал боеголовку с мегазаклинанием, разнес половину города, превратил почти всех жителей в огромную понеобразную биомассу и дважды убил меня.

— Что он пообещал тебе? – отвлек меня от мыслей Щ.

— А? Кто?

— Ты знаешь, о ком я. – взгляд ченжлинга стал суровее. – Так что? Мне он сказал: «можешь забыть о старости и голоде, пока не исполнишь задуманное».

Слатти слегка шевельнул ушами, но из состояния клубочка не вылез.

— Ничего. – я попытался вспомнить, было ли что-то такое, но ничего не приходило на ум.

— Похоже, ты и правда ничего не просил. – отстал Щ. – Ты говоришь, что упился до смерти, потом ожил. Есть мысли, зачем он это сделал?

— Он сказал, что я должен удивить его… — я усиленно вспоминал обрывки встреч с рогатым существом. – Показал какие-то карты.

— Удивить… — медленно произнес ченжлинг, словно помечал что-то в голове. – А что за карты? Какое-то место?

— Нет. Карты, как игральные… Или для гадания.

— Ты помнишь, что на них было?

— Да… Какие-то безумные картинки. Он говорил про каких-то демонов. Типа… демон боли, демон любопытства… кажется, демон жадности… и вроде… демон ярости.

— Ты должен их найти или что?

— Не знаю. Может, найти. Про Слатти он сказал, что это демон боли…

Слатти пробурчал что-то невнятное и повернул одно ухо в мою сторону.

— Демон боли… — недоверчиво произнес Щ, поглядывая на шерстяной калачик у своих ног. – Если он – демон боли… То, что эта рогатая сссволочь ссссказзззззала обо мне? Я тоже демон?

— Ты – демон любопытства, если я правильно понял.

— С-сстранно. Но какая-то логика в этом ес-сть. А ты? Какой ты демон? Алкоголизззм? Зззземляные работы?

…Он че, шутит, что ли?!..

— Он ничего не сказал. – протянул я. Живот болезненно заурчал от долгих бесед, и я полез в сумку за едой под пристальным взглядом ченжлинга. Там была еще пара морковок, какой-то пучок травы, растения или овощи, отдаленно напоминающие капусту, и какая-то миниатюрная тыква. Ее-то я и сжевал.

— Я видел твой с-с-сон. – неожиданно признался Щ и спросил, медленно и мягко. – Это случилось на самом деле?

— Да. – ответил я. Чуть-чуть резче, чем хотел.

— Зря злишься. – произнес он.

— Я? Не, я просто…

— Хел. – мне показалось, что эти голубые ложки без зрачков смотрят мне прямо в душу. — Я вижу, что ты злишься. И тебе больно. Извини, что поднял эту тему. Я не хотел тебя задеть.

Слова звучат мягко. Дружелюбно. Но как же они раз-дра-жа-ют. Это настоящие звуковые когти полосуют меня изнутри. Волна злого тепла расползалась по телу неотвратимым всепожирающим пятном.

…эта жучиная морда капает ядом на наши раны! Топчется на памяти! Притворяется добреньким! А ведь он дважды убил тебя!.. Давай, хватай же лопату! Хватай-хватай! Пусть он притворится мертвым безголовым пони!..

— Я сссоветую тебе уссспокоитьссся и подумать трезззво. – в воздухе рядом с ченжлингом повис револьвер. Дуло обращено ко мне. Но курок пока не взведен.

…Он не успеет, Хел…

Волевым усилием я потушил этот призыв. Злость медленно таяла под шкурой.

Револьвер исчез. Понежук медленно провел копытом по Слатти.

— Ссспасссибо. – учтиво кивнул Щ и сказал, совсем перестав укрощать свой шипяще-жужжащий говор. – Я вижжжу, что не зззря пошшшел ссс вами. В вассс ссстолько плохххихххх эмоций: гнева, зззлоссссти, ссстраххха – что я мог бы питатьссся вечно.

— Ты ешь эмоции?

— Да. – не без удовольствия подтвердил Щ. – Это самое вкусссное. Внутри улья мы мариновали вашшш вид. Гипноз, яды… — он зажмурился, мечтательно растягивая слова. — Пони начинают бредить, бояться всего подряд. Они буквально живут в сссамых худших кошмарах, которые только ссспосссобны иссспытать. Такой сссссильный сссстрах, что может прокормить весь Рой.

Меня это совсем не радовало.

— Жуть! Да вы больные! — Слатти поднял голову и посмотрел на ченжлинга. Тот погладил жеребенка по макушке и продолжил:

— Да. Думаю, сссо ссстороны это было так… — понежук на несколько секунд предался ностальгии. – Но, когда Рой иссчезз, и я оссталсся один… я открыл благодаря сстранствующим пони в Дыре, что можно питатьсся не только ссстрахом, а любыми эмоциями. Радосссть, ззззлость, обида, любовь… Они просто другие по вкуссссу. Ссами пони при этом не оссобо осссозззнают, от чего ихххх тревога или гнев ухххходят. Я был так ссссчасссстлив, что открыл это ссссам, а не узззззззнал из пыльной книги, что тут же ззззахотел поделиться этим со всем Роем…

Щ смолк и потускнел. Слатти поднялся, заскочил на спину ченжлингу, и попытался погладить, но копыто лишь скользило по хитиновым пластинам.

— Быть может, ззнай моя Королева об этом… все ссслучилось бы по-другому… — задумчиво прошептал Щ, ни к кому не обращаясь. По его глазам было тяжело понять, но казалось, что он смотрел вникуда.

«Это так трогательно…», всплакнул знакомый голос в голове.

«Не язви», холодно ответил я.

«Все, замолкаю…», извиняющимся тоном сказал голос в голове и правда смолк.

— Ну и шкура у тебя… Как камень… Из нее вышел бы отличный броник… — болтал вслух Слатти, все еще пытаясь погладить или промять понежука. То ли он надавил куда-то, то ли сказал что-то, но Щ подскочил и удивленно спросил:

— А, собственно, куда мы идем?

— Куда?! – Слатти соскочил с него, выпучил глаза и переспросил еще нарочитее. – КУДА?! Мы же шли за тобой?!

— А… — ченжлинг стеснительно почесал затылок. – Я ххотел отойти от Дыры подальше. Мне было… сссссстыдно сссмотреть на выжжжжившшиххх. Еще я… хххотел починить Пип-Бак. Вот и все.

Слатти длинно выругался и сел, недовольно скрестив передние ноги. Ченжлинг непонимающе посмотрел на него, потом перевел глаза на меня.

«Скажи», сказал голос в голове.

«Что? Что сказать?!», спросил я в ответ.

«Просто скажи. Разве так сложно открыть рот и сказать?», настойчиво потребовал голос в голове.

— Да что сказать? – не выдержал я.

Теперь уже они смотрели на меня.

— Хел, ты что-то хотел? – спросил Щ.

— Да… я вот хотел… — что я хотел, улетело из головы, и я чувстовал, что стремительно тупею. – Узнать… В общем, ты знаешь… какого-нибудь единорога… кто мог бы открыть магический барьер?

— Нет. Не всстречалиссь такие. Но ты меня заинтересовал. Я сстолько читал о них, но ни одного так и не видел. Отметь, где он находится… — он с готовностью протянул мне ногу с Пип-Баком, на экране которого светилась карта. По такой карте определить местоположение было сложно, но я узнал расщелину и примерно ткнул новую метку туда, где был Понивиль.

Со стороны леса раздался протяжный крик. Он так идеально совпал с моим жестом, что мы втроем стали вслушиваться в Пип-Бак, а я подумал о том, может ли магическое устройство испытывать боль?

Крик повторился, и как бы мы не хотели, шел он не из Пип-Бака, а со стороны леса.

— Интересно, что там такое? – револьвер вновь повис рядом с Щ, а сам он твердой походкой направился на звук. Кричала какая-то кобылка. И не от удовольствия.

— Эй, Щ, ты ж разумист! – Слатти предостерегающе встал перед ченжлингом. – Там же явно хрень какая-то опасная!

— О, Сссссслатти… — снисходительно улыбнулся Щ. – Обещщщщщаю, я буду осторожжжен.

И пошел дальше. Слатти посмотрел ему вслед и переглянулся со мной.

— Че, нам за ним идти?

— По ходу. – произнес я я и поправил лопату. Может, он и правда поможет открыть депо, а, может, и нет. В любом случае, у него есть револьвер, и он умеет им пользоваться.

Слатти возник передо мной. Его глаза расширились до предела в немой мольбе.

— Ладно, давай.  – я понял, что он хочет путешествовать на спине, как птица или мелкое домашнее животное. Слатти радостно засиял и тут же заскочил на спину, а я ощутил лишь легкое давление у позвоночника. Мы двинулись за понежуком, который шел в сторону леса. Больше никто не кричал.

— Хел, у меня это… дурная хрень… типа, впереди что-то жесткое. – шептал мне на ухо Слатти. Я ничего не чувствовал.

Щ остановился. «Кто-то бежит на нас спереди», предупредил он, вглядываясь в деревья.

Этот кто-то выскочил из-за деревьев и рванул на нас. Точнее, рванула.

— Спасите-памагите! – заверещала она. Голос показался мне знакомым. Слатти вытянулся из-за моей спины, наступив передними копытами мне на макушку и медленно, тихо произнес: «Ма?».

Кобылка с пятнисто-серой, немного отдающей желтизной, шерстью бежала с диким топотом на нас, не разбирая дороги, и одним лишь чудом не переломалась и не растянулась на земле.

Я отвлекся, или моргнул, но упустил момент, как Щ превратился в вороного пони с загадочно-зелеными глазами. На боку проступила марка с колесом от телеги. Она с трудом оттормозилась у понежука перед лицом и начала сбивчиво тыкать в сторону леса:

— Там! Там! На помощь! Они схватили Сэди! Спасите меня! Они меня убьют! Пожалуйста!

На понежука вылился целый океан скрипучей надорванной мольбы, пропитанной жалостью и страхом, а он стоял, как пони-плювиофил под диким ливнем. Он держался так спокойно, безмятежно, и даже немного довольно, что это сбивало с толку.

Кобылка вцепилась ему в грудь и с вытаращенными глазами продолжила молить его о помощи, а он все стоял и стоял, и когда она прервалась, чтобы перевести дух, он вставил одинокое: «Хорошо».

Она отпустила его, глубоко вздохнула, восстанавливая дыхание, и наконец-то взглянула на нас. Ноги у нее медленно подкосились, и она плавно осела на землю, как сдувшееся резиновое колесо.

— Это же ты… Ты… — обратилась она ко мне. Я подошел ближе. Слатти выглядывал из-за моей головы, как попугай. Кобылка забыла, что некая злая сущность выгнала ее из леса, и попятилась туда, не поднимаясь с земли.

— Все хорошо? – мягко спросил у нее Щ.

— Ты… Опять… — она истерически засмеялась, а глаза заметались стрелками компаса рядом с магнитом. – За что мне это… Я думала, ты замерзнешь там… или Босс тебя грохнет…

— Все ххорошшо? – тем же тоном спросил Щ, приближаясь к ней. Его зеленые глаза смотрели как будто сквозь нее. Но она не обратила на это внимание.

Она наконец-то смогла оторвать глаза от меня и переключилась на понежука:

— Убейте его! Это монстр!

— Ты че лепишь, ма!? Он меня, сука, спас! – возмущенно гаркнул Слатти. Аж в ухе зазвенело.

— Сл… Слатти?! – не поверила своим глазам она и прикрыла рот копытами. Ченжлинг посмотрел на меня с вопросом в глазах: «Надо вмешаться?». Я помотал головой. Слатти спрыгнул на землю и решительно пошел на кобылку, хотя ее нога была длиннее, чем он весь.

— Ты, тварина лживая! Я тебя тут завалю! – Слатти вставил в зубы ложку и уже хотел напасть на нее. Та взвизнула и испуганно закрыла лицо передними ногами, как будто сейчас ее разрежут циркулярной пилой, а понежук преградительно выставил ногу перед Слатти. Тот зло глянул на него и уперся грудью в ногу.

— Пусти.

— Слатти, нет. – дружески посоветовал ченжлинг. Только взгляд был недружески ледяной.

— Пусти. Она ляжет под любого, кто попросит, и полюбас спуталась с очередными психами! – Слатти злобно зыркнул на мать и требовательно обратился к ней. – Что там в лесу?! Бандиты, каннибалы, просто психи?! На кого ты пашешь, сука?!

— Там… они схватили Теди… на помощь… — медленно проговаривала она. Из речи почти пропал страх, и это не походило на шок. Она пыталась вспомнить, что должна была сказать.

— Так Сэди или Теди? – спросил понежук. Слатти пристально смотрел на мать, так и не решившись переступить через ногу ченжлинга, а она тем временем задумчиво приложило копыто к подбородку. До меня начало доходить, что опасность ей особо не угрожает. Кроме опасности беспамятства.

— Как тебя зовут? – понежук будто и не обращал внимание на странное поведение и по-прежнему говорил мягко и сострадательно.

— Сука ее зовут… — зло буркнул Слатти и сплюнул в ее сторону.

— Меня… Меня… Я-я… зовут Эвил Бич. Но все меня зовут Эвби. – она виновато покраснела, из-за чего пятна на лице стали еще контрастнее, и скромно улыбнулась.

Понежук многозначительно кивнул, Слатти хлопнул себя по лицу, а я… я просто смотрел. Где же я ее видел?

— Нас в лесу кто-то ждет? – поинтересовался Щ. Она улыбнулась еще натянутее, но никто ее улыбкой не очаровался, и она ответила тоном усталого разражения, который вообще не вязался с ситуацией:

— Они схватили Дени. Помогите.

— Хел, я тут подзабыл… — обратился ко мне понежук. – У поней бывает слабоумие?

— Обычно, нет. – буднично ответил я.

— Тогда, Эвби, мне очень жаль. Я не знаю, чем вам помочь, кроме… — Щ приставил к ней револьвер. И демонстративно взвел курок.

— Трое грифов с ружьями. И один пернатый с копьем. – совершенно четко и без запинки сказала она, неотрывно глядя на револьвер.

Слатти тяжелым вздохом сообщил: «Я же говорил!».

— Веди. – холодно сказал Щ. Даже ему надоело быть вежливым.

Лес встретил деревьями. Кривые, мертвые. Слатти толкнул одно, и оно осыпалось с трухой, обсыпав и меня, и его сухой жесткой пылью. Мы долго прокашливались, а браслет понежука странно затрещал. Щ предупредил, что для нашего здоровья лучше такое не повторять.

Лес становился гуще, и среди безжизненных черных стволов стали попадаться чахлые зеленоватые кустики и мелкие деревца, которые цеплялись за жизнь. Грустную, короткую, болезненную жизнь.

Эвби вела нас все глубже и глубже, пока сзади уже исчезла безжизненная долина и любые намеки на что-то, кроме леса. Идти становилось труднее: почва состояла из камней, корней и бугров, и мы шли под постоянный суховатый треск ветвей, корней, раскалывающихся корней. И тревожный треск Пип-Бака.

Мы вышли на маленький пятачок среди деревьев, где в ложбине лежало несколько съеденных консервов и тлел затоптанный костер. Все это среди многочисленных следов когтистых лап грифонов.

— А где… тут… они были здесь. Честно! – Эвби быстро обвела глазами покинутую стоянку и развернулась на нас. Конкретно, на Щ. Между ними в воздухе висел револьвер.

— Были. – холодно подчеркнул он и взвел курок. – Не знаешь, где они?

— Нет. – голос Эвби сильно дрожал, и она становилась бледнее. Взгляд прыгал между мной, Слатти, понежуком и дулом револьвера.

— Я правда не знаю, где они! – вскрикнула она.

— Да грохни ее! – крикнул из-за моей головы Слатти. Черный пони удивленно изогнул бровь и косо глянул в нашу сторону.

— Слатти! – испуганно-возмущенно крикнула она.

— Она же твоя мать. Тебе ее не жаль? – спросил нейтральным тоном понежук.

— Щ, дай мне ствол, я сам ее завалю! – раздраженно рявкнул Слатти.

— Не надо! Он не в себе! – взмолилась Эвби. – Пожалуйста, не убивай! Я сделаю что угодно!

— Что угодно? – понежук загадочно улыбнулся и добавил. – Ты можешь открыть магичесский барьер?

— Че? Барьер? Н-нет… — она потупила глаза. – У меня даже рога нет…

— Ну тогда… — в его лице блеснула решимость убийцы, и он уже начал нажимать на спуск, как она вскрикнула. – Стой! Погоди! Я вспомнила! У меня есть кореш-единорог, он живет в Вендаленде! Он хвастался, что может вскрыть какие-то магические барьеры в Стойле.

— Лгунья… — зло проговорил Слатти и сплюнул.

Понежук проигноровал это и протянул ей на копыте золотой битс.

— Выбирай. Номинал или риссунок?

— А? Зачем?

— Если угадаешь, какой стороной упадет монета – я тебя не убью, и мы пойдем к твоему другу. Если не угадаешь, твоя жизнь закончится здесь. Обещаю, это будет быстро.

— Да ну е!.. – возмутился звенящим от ярости голоском Слатти. – Мочи ее так! Какого ты мнешься?! Она же ссыт в уши и даже не краснеет! Это оче-видно!

— Номинал. – на выдохе сказала она.

Понежук тут же подкинул монету и прижал ее копытом. «Рисунок, рисунок!», нетерпеливо шептал Слатти.

Понежук убрал копыто…

Монета лежала номиналом вверх.

— Удача на твоей стороне, Эвил. – понежук довольно улыбнулся и протянул ей копыто с пип-баком. – Так где зздесь Вендаленд?

— Эм… Я… — она очень странно смотрела на карту, словно вообще не понимала, что видит на экране.

— Это карта. Ссхематичное изображжение места. – вежливо объяснил ей понежук. — Где на карте Вендаленд?

— Я… не знаю… — через силу произнесла она, но тут же оправдалась, – Но я могу отвести! Это дня четыре отсюда в… — она пыталась вспомнить направление, и указала примерно туда, куда мы и так шли. – туда… Это, если быстро-быстро идти.

— Старые пути… фабрика… городок… — еле слышно считывал ориентиры с карты понежук и произнес. – Судя по карте, там может быть какое-то крупное поселение. Эвби, Вендаленд крупный?

— Я была там давно… — она нахмурилась, пытаясь оживить память. — Там было много пони. И много торговли.

— Интересное место. – сказал я вслух, чтобы что-то вообще сказать. Никто и ухом не повел.

«Может, там я опять увижу этого Д… да где эта визитка?!… Джеки Венду и припомню ему за Слатти», подумал я.

— Может, пойдем уже? — нетерпеливо предложила Эвби. — Этот лес… Я слышала, что тут по ночам ходят призраки.

— Призраки?! – оживился понежук. Глаза заблестели научным азартом, как у Мистера Тача.

— Нам стоит заночевать в лесу! – предложил он.

— Что?! Да мы же тут сдохнем! – закричали Слатти и Эвби одновременно.

— Лес как лес. – вставил я. Понежук одобрительно посмотрел на меня, и тут же сел у костра на землю. – Ночуем здесь. Если за ночь не будет призраков, пойдем дальше.

— Я ошиблась: здесь нет призраков. – виновато посмотрела Эвби на понежука.

Тот уставился на нее долгим разочарованным взглядом. Он не сказал ни слова, но она осела, как сдутый мяч, и закрыла голову копытами. Даже Слатти не вставил пару слов по этому поводу.

«Да застрелит он ее или нет!», вскрикнул в голове змееподобный.

Понежук неохотно поднялся и печально объявил: «Тогда пойдем отсюда». Револьвер исчез туда же, куда и остальные вещи.

Деревья шли часто, и мы бродили между ними, как шарики пинбола, за Эвби и понежуком. Было тихо. Безветренно. Я все время глядел по сторонам, думая о грифонах, на которых должна была вывести Эвби. Трое с ружьями. Один с копьем. Напасть они могли и там, где Щ чинил свой Пип-Бак. Здесь им особо негде разлетаться…

— О чем паришься, Хел? – негромко спросил сзади Слатти.

— А что, заметно?

— У тя башка горячая и правое ухо дергается. Я за тобой постоянно такую хрень замечаю, когда ты че-то в башке крутишь.

— Я о грифонах думаю.

— А, эти… Зря паришься: махаться они не умеют. Даже толпой. Ты их и без лопаты уложишь.

— Спасибо. – я не очень в это верил, но Слатти говорил так уверенно, что настроение приподнялось.

— Это… Хел… А че ты открыть-то хотел? Ну, за барьером типа чо-то есть, так?

— Депо. – произнес я. Черный пони впереди чуть дернул ушами, но не повернулся и шаг не замедлил.

— А что это?

— Это место… — я помедлил, осознав, что сейчас будет поток новых вопросов, но все равно договорил. – где ремонтируют паровозы.

— А… Ладно. – быстро сказал Слатти и замолчал. Секунда, две, минута. Никаких вопросов. Я что, зря готовился отвечать?

«Да забей ты! Лучше скажи, что думаешь о ченжлинге?», пристал голос рогатого в голове. Черный пони быстро шел впереди за Эвби.

«Ты же все итак знаешь!», заметил я. Да и оценивать Щ было сложно. Одна сплошная, передвигающаяся загадка.

«Не начинай, Хел: мы уже это проходили… Я сверяю данные», напомнил голос в голове, «Неужели тебе не интересно обсудить ченжлинга, который угощал тебя кексами и чаем, а потом убил. Два раза, между прочим. Неужели, правда не интересно?», занудил голос.

Ну хорошо. Щ. Он…

А «он» ли?.. Может, это «она» или «оно»…

«У! Как голова-то заработала! Прямо как у Твайлайт! Столько мыслей сразу! Ты бы видел… Это прям река рассуждений!», в моей голове как будто кто-то купался в нервных импульсах. Это тяжело передать словами, но казалось, что какие-то мысли резко… о чем я только что… что?..

«Ты хотел рассказать свои мысли по поводу ченжлинга Щ», услужливо напомнил голос в голове.

«Я о чем-то думал…», сказал я про себя.

«Да кто его знает, о чем ты думал!», небрежно отмахнулся голос, «Так что ты хотел рассказать о Щ?».

«Я его почти не знаю. Шипит все время, умничает, творит всякую хрень, стреляет хорошо. Это все», рассказал я.

«Понятно…», огорченно протянул голос и добавил, «Хочешь совет?».

«Нет».

«А я все равно его дам: решай, что готов потерять».

«Что?.. Это ты к чему?!», услышанное вырвало меня из окружающего мира, и я остановился. Эвби и Щ изучающе смотрели на меня.

— Хел? – обратился Щ.

«Скоро узнаешь», усмехнулся рогатый. Ушел он или не ушел, я не понял, но отзываться на мои возмущенные маты он перестал.

— Все нормально. – выдавил я из себя. Ничего не нормально. К чему он это сказал? Запугивает? Предупреждает?

Щ смотрел на меня изучающе, но в какой-то момент беззаботно сказал: «Надо идти» — и пошел вперед. Эвби косо посмотрела на меня, потом недоверчиво на черного пони, и зашагала рядом.

Я шел за ними, шатаясь мужду деревьев по буграм и перешагивая коряги и корни, но в голове болезненной занозой сидели слова рогатого.

Темнеть начало рано. Внезапно рано и быстро. Лес мрачнел, и все, что было позади и впереди, сливалось в черную густую сеть, сквозь которую редкие пятнышки серого неба угасали еще безрадостнее. Небо в паутине ветвей давило бетонной безнадежностью, а темнея, походило на безразмерную грозовую тучу.

Холодало. Попеременно каждый из нас выдыхал по мелкому облачку пара. Ветки постоянно хрустели под ногами: уже никто не думал о скрытности. Эвби и Щ шагали впереди под слабый свет Пип-Бака, похожие на двух темных призраков, окаймленных призрачным зеленым ореолом.

Эвби жалуется на холод. Слатти слабо трясется и сильно прижимается к шее. Понежук продолжает упорно идти. Я стараюсь не отстать.

Темнота полностью напала на лес, и теперь нас уже вел понежук по карте Пип-Бака. Свет его браслета выхватывал лишь пару ближайших деревьев, которые выглядели очень жуткими скрюченными когтями старых грифонов.

Эвби спросила про привал. Про обед, ужин или просто любой перекус. Про передышку. Про туалет. Она сыпала вопросами все чаще и чаще. Страх перед темнотой и паника ночного густого леса выжимали из нее новые, более истеричные вопросы.

Среди нашего треска, вопросов Эвби и дробного перестука зубов Слатти откуда-то грохнул выстрел.

Эвби вскрикнула и прыгнула ничком под ближайшее дерево на грани освещения. Слатти больно вцепился мне копытами в шею и спину, как кошка. Понежук погасил до минимума свет. Все превратилось в черные тревожные силуэты. Наступила напряженная тишина.

Я видел Щ лишь примерно. Он был спокоен и сосредоточен на экране браслета.

— Пусто. Враги далеко.

— А н-н-н-нафиг-г-г-г им-м-м под-д-д-ды-дходит-т-т-ть? У них ж-ж-ж-же р-р-рружья! – заметил Слатти и свернулся дрожащим клубком у меня на спине.

— Нераззумно ссстрелять наобум в темноте. – медленно произнес Щ, и вдалеке грохнул еще один выстрел. Потом еще. Чуть ближе. Потом раздались крики, злобный утробный, словно раненое лесное чудище, и жуткий истошный, словно кого-то сжигали заживо, и лес впереди начал очень быстро светлеть. По округе заплясали цветные тени, скрюченные деревья будто ожили. Что-то яркое впереди четко очерчивало деревья, как маяк или огромный фонарик, поставленный позади цветного витражного стекла, под нечленораздельные вопли агонии. Длинные тени исполосовали нас, и теперь уже все попрятались за деревья.

Я лежал на холодной подушке из веток и листьев, с лопатой в зубах, и смотрел из-за коряги. Слатти выглядывал из-за дерева рядом, прикусив ложку. Понежук залег чуть впереди и наводил телекинезом револьвер в сторону источника света.

Эвби так и осталась лежать ничком.

— Чо это?! – прошипел Слатти.

— Будто маяк. – пробурчал я.

— Похоже. – согласился Щ.

— Че за мак? – не понял Слатти.

— Потом расскажу. – отмахнулся я.

Говорили мы негромко, но зловещий крик, раздавшийся со стороны источника света, заставил меня насторожиться:

— ЭЙ, ВЫ! ШМАЛЬНУТЬ МЕНЯ ВЗДУМАЛИ!? НЕ НА ТУ НАРВАЛИСЬ, СУКИ! СОЖГУ НАХРЕН! А-А-А!

Свет становился ярче. И воздух потеплел.

Черный пони оскалился и зашипел, а Слатти испуганно задрожал. Я осмотрелся, куда уходить. Эвби продолжала лежать.

— Хел, валим. – быстро сказал Щ. Звучал он уже не так спокойно.

Свет быстро приближался. Между деревьев галопом неслась… горящая пони?

Темно-серый силуэт единорога мчался на нас в языках бушующего фиолетово-красного пламени. Сияющие белым глаза и огненный шлейф вместо хвоста. Деревья вспыхивали от одного приближения, как сухие стога сена, а воздух рябило от нагрева. Позади пони шел огненный вал горящего леса. Между нами остается метров пятьдесят.

— Эвби! — Щ подскакивает к Эвби. Та смотрит на приближающийся вал огня. Щ помогает ей встать. Она стоит на ватных ногах. Все ее внимание на приближающийся пожар. Понежук что-то втолковывает ей. Она – парализована. Он дает ей пощечину. И она падает. Он мастерски перехватывает ее в одно движение и укладывает на спину. Он смотрит на меня. Он видит лопату в моих зубах. «Нет», говорит он. Я знаю, что Щ хотел бы сказать, что я расплавлюсь с лопатой раньше, чем успею подойти к ней, но время не на нашей стороне.

— Беги! Я ее задержу! – крикнул он и начал отстреливаться. Но пули растворялись перед ней огненными точками.

Ни слова больше. Лопату – в чехол. Слатти – на спину. И ходу. ХОДУ!

— Ох-твою-мать-перемать! Она горит! Горит! – орал со спины Слатти.

Горит, не горит, а надо убираться. В легкие лезет гарь, позади слышны быстрые револьверные выстрелы. Не оборачиваться. Не тормозить.

— ИДИОТИНА! СЕЙЧАС ТЫ СДОХНЕШЬ! – раздался сзади голос, настолько злобный и не принадлежащий ни жеребцу, ни кобылке, что я вспомнил рогатого. На очередной кочке эта мысль вылетела из головы. Бежать. Бежать.

Бежать.

— Жми, Хел! – Слатти больно стукнул задними копытами мне по ребрам. – Эта сука гонится за нами!

Деревья вылетают навстречу из темноты. Тянут ветки к моим глазам. Ноги несут меня вперед. Не думать, не думать. Бежать. Бежать. Неужели это и есть страх?..

Дерево!

Больно. Я отпружинил головой от дерева и упал навзничь. Зубы… Во рту мокро… Солено… Нос… он где-то в другом месте… Я его не чувствую… Голова раскалывается на части… Все плывет… Сумки слетели… Надо вставать.

Слатти улетел куда-то. Я видел его: он кувыркался в воздухе, прорывая телом кустарники и срубая ветки на своем пути.

Воздух теплеет.

Я встаю. На дереве следы моих зубов и грубый трафарет лица. Разворачиваюсь.

Воздух горячий. Невидимый великан вокруг скручивает и топчет сухари. Только это пожар трещит ветками. За моей спиной.

На меня бежит она. Черная, злобная, горящая пони, которую я знать не знаю. Я не успею оторваться от нее, даже если сейчас побегу изо всех сил.

Глаза режет от одного взгляда на нее, будто сунул голову в паровозную топку. Но я смотрю. Она скалится своими острыми зубами, которых я ни у одной пони не видел, и подходит все ближе.

Воздух жжет. Дышать больно. Глаза слезятся и просят смотреть куда угодно, кроме нее. Пот выходит и быстро испаряется.

— ЧЕ, КИНУЛИ ТЕБЯ ВСЕ? – нагло заявила она. Это уже не походило на крик, но все еще было громко и злобно. Танцующие языки пламени на ее голове походили на разлохмаченную гриву, если повиснуть вниз головой. Копыта горели.

— Нет. – ответил я неожиданно глухо и закашлялся.

— «НЕТ», «ДА» — НЕ ПОФИГ? ДРУГИ ТВОИ РАЗБЕЖАЛИСЬ – ФАКТ. Я ТЕБЯ СОЖГУ – ФАКТ. И ВЕСЬ ВАШ РУДНИК ДОЛБАНЫЙ СОЖГУ. ТОЖЕ ФАКТ.

— Рудник? – я не помню, чтобы я работал на шахте, и почему-то меня это задело. — Я че, на рудокопа похож?!

Два ослепительно белых глаза увеличились в удивлении. Воздух чуть похолодал, а огненная грива и хвост подугасли: языки пламени лениво струились и устало танцевали.

— А че, нет?! – сказала она тоном, которым говорят очевидные вещи. — Ты ж чумазый, как тварь болотная! И лицо тупое!

Теперь уже я злился.

— Да ты себя видела?! – в запале крикнул я.

— Че, попутал?! – возмутилась она. – Я ваще-т каждый день расчесываюсь! И рог даю, что моюсь в миллион раз чаще тебя!

Но ее голова горела. И была абсолютно лысой.

— Что ты там вообще расчесать можешь?! У тебя голова на спичку похожа!

— ЭТ ТЫ ЧЕ… МЕНЯ ЛЫСОЙ НАЗВАЛ!? – мощная волна жара разошлась от ее тела по всей округе. Все ее тело окутало мощное белое пламя, словно я смотрел на самый большой ацетиленовый факел в Эквестрии. Все ближайшие деревья мгновенно вспыхнули, и даже то, что стояло позади меня.

— ТЕБЕ П***Ц! Я ТЕБЯ Р***РЮ И ***************! – проорала она и пошла на меня.

Шкура начала дымиться и вонять паленой шерстью; невыносимая резь в глазах заставила зажмуриться; тело горело, как будто я заснул в стальной черной бочке в самый солнечный день. Я думал, что сейчас расплавлюсь. Кровь на лице мгновенно свернулась. Шерсть на лице коротко вспыхивала, а я чувствовал, что к моему лицу приближается паяльная лампа.

Жжет. Я вдыхаю острые ножи. Режут ноздри и горло. Сквозь веки я вижу пятно света, заполняющее все. Тысячи горячих иголок тыкают в лицо и грудь. Я уже горю?

Вдруг свет погас. Жар спал, хоть шкура еще хранила это жгучее больное тепло.

Я не сразу разлепил глаза. Темнота. Темно-цветные пульсирующие пятна повсюду. Резвятся и разноцветятся в моих глазах. Через них неохотно проступает выгоревший кусочек леса. Гарь забивает легкие. Черное небо пожирает деревья. Земля под ногами тлеет и дымится. Шерсть на моей груди и ногах обгорела, а копыта едва не приплавились к земле. Теперь я и правда похож на рудокопа. Который упал в лаву. Что стало гривой и ушами – я не хочу даже думать. Черенок от моей лопаты сильно почернел и обгорел, а чехол сильно истлел и от него несло жженой шкурой еще сильнее, чем от меня.

Единорожка лежала на боку, слабо дергалась и с большим трудом перебирала копытами. Косматая грива сливалась с слоем золы, и казалось, что ее голова оплавилась вместе с землей.

— Ах… ты ж… сссука… — она смотрела на меня и тщетно пыталась подняться на ноги.

— Ты че? – я спросил охрипшим от гари голосом и подошел ближе. Губы потрескались до крови, и, кажется, кусочек верхней прилип к нижней. Или наоборот.

— Жрать… ххххочу… оххх… — она схватилась за живот и стиснула зубы. Живот болезненно заурчал громкую голодную трель, но она стоически промолчала.

— Че… кх-кх… пялишься? Убивать будешь или нет? – она прекратила попытки встати и просто зло смотрела снизу-вверх.

— Нет. – буднично ответил я. Все тело горело, и шкура натягивалась при каждом движении, как будто я ходил в резиновом костюме – но я не думал ее убивать.

— Нет!? – она как могла поджала задние ноги.

— Нет.

— Бредятина… — процедила она.

— У меня в сумке есть морковь. – прохрипел я. — Будешь?

— Че? Ты че… совсем башку перегрел… бесстрашный ***?

— Так будешь? – проигнорировал я и демонстративно развернулся в сторону сумки.

— Да! – слабо гаркнула она и тяжело перевалилась на живот.

Сумки чудом уцелели, и я спокойно нашел там морковь… Так хотел бы я сказать. Но сумки обогрели так, что рассыпались в копытах. Часть овощей выгорела до углей, но морковь, к счастью, всего лишь обгорела, и еще походила на морковь.

Я вернулся – она все еще лежала на животе лохматым привидением – и положил морковь у рта. Она долго принюхивалась, потом цапнула, долго жевала и проглотила.

— Лучше?

— Немного… – она с трудом поднялась на ноги и крикнула. – А теперь сдохни!

Она вновь вспыхнула… и снова упала. Ноги от слабости разъехались в разные стороны, и она стала походить на пьяного осьминога, который вспоминал, с какой ноги надо начинать идти.

— Да блин… — возмутилась она и протянула ко мне копыто. То коснулось моей ноги. Даже не горячо.

— Умирай. – чуть ли не просила она.

— Зачем?

— Умирай. – требовательно ткнула она копытом. Даже котята бьют сильнее.

— Давай-ка вставай… — я начал поднимать ее на ноги, хоть она и попыталась меня укусить в шею. И вновь упала.

— Хрен я сдамся… – ее зубы вонзились мне в переднюю ногу. Она так ослабела, что просто оставила глубокие вмятины на шкуре.

— Прекрати. – попросил я, на что она продолжила попытки прокусить шкуру, пока не потеряла без сознания. Ее поза показалась мне знакомой, словно я вновь увидел Вирас…

…Встань на задние копыта и разбей ей голову, Хел! Она же монстр! И лгунья! Она ничем не лучше зебр! Она хотела спалить тебя своей магией! С чего ты вдруг начал всех щадить?! Давай же! Один хороший удар – и она даже не почувствует!..

Нет.

Дышать больно. Но надо. Глубокий вдох, медленный выдох. Успокоиться.

«Это она – демон ярости?», спросил я, надеясь, что мне ответит рогатый. Тишина в ответ.

Я потянулся, проверяя, не разойдется ли на мне шкура, поддел ее и взвалил себе на спину. Не очень-то она и легкая… Ущщщ… Больно…

— Хел! Ура, ты жив! – поскочил Слатти и увидел, что на моей спине в полусонном состоянии лежит косматая единорожка, — Ты че творишь!? Она ж тебя убить хотела! – он от души плюнул в нее. – Тварь косматая!

— Слатти! – я грозно посмотрел на него.

— Че? Скажи спасибо, что я ей глаза не повыкалупывал. – Слатти демонстративно покрутил ложкой.

— Пойдем искать Щ. – сменил я тему.

— В такой темени?! Я тебя-то еле нашел!

— Тогда пойдем… туда. – я прикинул, откуда мы бежали, и указал копытом в ту сторону.

Запах пожара. Просека выжженных деревьев сопровождала нас. Весь путь был усеян мелким гаснущим пламенем, похожим на светящуюся живую траву. Дым вился тонкими струйками с земли, где-то слабенько догорали ветки и кусты. Следы копыт единорожки походили на черные тлеющие ямы. Везение это, или нет, но пожар так и не уничтожил весь лес.

Довольно быстро нам попал на встречу Щ. Выглядел он устало, но как будто ничего серьезного не произошло. Эвби тяжело мотала головой на его спине и походила на сильно пьяную пони.

— Хел, Слатти – вы живы! – он указал на торчащую голову с рогом из-за моего бока. – А это кто?

— Не знаю. Единорожка какая-то…

Щ включил подсветку Пип-Бака и подошел ко мне. В зеленом свете я увидел, что передние ноги и грудь у меня обгорели куда серьезнее, чем я думал, а местами шкура превратилась в бугристую темную корку из крови и чего-то еще. Щ недолго думая, вытащил восстанавливающее зелье и поднес ко мне. С каждым глотком ноющая боль медленно рассасывалась, и я чувствовал, что смогу пройти еще не один десяток километров.

— Хел… — Щ быстро взглянул на единорожку на моей спине и произнес. – Это не единорог. Это кирин.

Еще с час мы блуждали по лесу, пока темнота наконец не отступила перед очередным серым днем. Я поймал себя на мысли, что считаю этот день почти солнечным. Абсолютно. Определенно. Позитивно. Почти.

Когда последнее дерево сменилось лугом жухлой травы, мы согласованно рухнули на привал. Никого в округе не было. Щ скинул с себя Эвби и начал раскладывать свою мини-лабораторию. Эвби бормотала что-то вроде: «Быстро» — но ни встать, и ни сказать что-то осмысленное не могла. Слатти просто растянулся на земле, отдыхая от длительной ходьбы. Я положил кирина на землю и сел рядом.

Только тут я смог рассмотреть, что она вовсе не черная и не лысая. Вьющаяся каштановая грива до самой груди, острые зубы, как у волков, странная темная чешуя на спине, как у рыб или драконов, и раздваищивающийся к концу темно-красный рог. На зеленовато-серых боках никакой марки, только старые тонкие шрамы и несколько заживших светлых отметин – картечь. Ее по-жеребячьи наивное обмякшее лицо напомнило мне Слатти, когда я ударил его лопатой.

— А Хел пялится на крина. – ехидно заметил Слатти. Мои уши дернулись, и я повернулся на Слатти. Тот широко улыбался.

— На кирина. – поправил Щ, пока листал свою записную книжку с рецептами.

— Ничего я не пялюсь. – стушевался я и вытащил лопату из чехла. Верхняя часть черенка раскрошилась в зубах, и все остальное воткнулось в землю. О, нет… И где я найду новый черенок?

— Она тебе лопату угробила, а ты ее на спине катаешь… — продолжил Слатти, деловито покачиваясь с левого бока на правый, а теперь еще и болтал задними ногами и злорадно улыбался.

— Это демон, Хел? – вклинился в разговор

— Не знаю.

Кирин зашевелила ушами и засопела.

— М-м-м… Дэш… — промямлила во сне она.

— А ты что там химичишь, Щ? – поинтересовался.

— Мазь от ожогов. – понежук уже грел в колбе до однородной массы что-то из стирального порошка, спирта, обеззараживающих таблеток и сорной травы. Резкий запах начал доходить и до меня.

— Больше на варку дэша похоже. – сказал Слатти.

— Это тоже помогает. От ожогов. Но это не дэш. – отстраненно проговорил Щ.

— Дэш… — мечтательно протянула кирин и, превозмогая, потянулась носом в сторону Щ, как большая ленивая змея.

— Почти готово. Теперь надо остудить. – Щ достал настольный вентилятор, магическую батарею, провода, и, после пары минут сборки цепи, начал остужать колбу.

— И тебе не тяжело таскать такое? – я указал на батарею.

— Да она почти ничего не весит.

Я вспомнил, как эта «почти-ничего-не-весит» батарея упала на ногу одному из солдат при погрузке и его отправили в ближайший госпиталь с открытым переломом.

— Ладно.

Резкий запах «мази» теперь был везде.

— Хел… Ты ведь Хел? – кирин очень медленно подползла ко мне и начала слабо тыкать в бок копытом. – Пожалуйста, угости меня дэшем. Я расскажу, где тут нычка с едой. Там много еды. Целая тонна. Можно всю жизнь пировать. Дай мне дэш.

Ее темные мутные глаза пытались уставиться на меня, но ее разлохмаченное, скособоченное от усталости лицо… Я чуть не укатился со смеху. Эта минута хохота свела на нет все, что заживало на моем лице последние часы. Смех через боль, но до чего же это лицо было забавным.

Щ подошел и обработал мне раны своей «мазью», хоть это и выглядело, как покраска кисточкой покосившегося забора. Я коротко айкал, Щ говорил: «Терпи». И так по кругу. Тихое шипение поднималось с сочащихся трещин, и превращалось в белую пенную шапку, которая быстро опадала.

Все это происходило под злобный взгляд кирина, которая едва ли не скрежетала зубами. Взбешенная, она собрала все свои силы и опрокинула меня на землю, тщетно опускала мне на грудь копыта (видимо, пыталась пробить ребра, но сил в ней не было вообще), и ревела:

— Ах ты тварь! Пустая трата дэша! Выдави его из шкуры обратно!

Щ хватило одного телекинеза, чтобы снова уложить ее на землю.

— Усспокойсся.

— Меня кроет! Мама! Селестия! Е***! У б***! Е***ть как больно! Я сдохну без дэша! Дай-дэш! Дай-дай-дай! А-а-а! – стенала из последних сил кирин и вцепилась в ногу Щ.

— Если я дам тебе дэш, ты будешь себя хорошо вести? – с ледяным спокойствием спросил Щ.

— Да. Да-да-да. Я бу-бу-буду-дуд хххорошшшшшо! Ххххххорррооошшей! Я ббббуудддуу… – кирин извивалась ужом и всеми силами боролась с ломкой.

Щ молча достал потертый ингалятор дэша из своего инвентаря, и кирин в два вдоха опустошила баллон. Она довольно растянулась по-кошачьи. Тело тихонько захрустело. Кирин поднялась. Отряхнулась от земли. Посмотрела на Щ.

И довольно оскалилась.

— Спасибо. – сказала она и злорадно добавила. – А теперь…

Щ в миг приставил ей ко лбу револьвер. И взвел курок. Это произошло быстрее, чем я успел моргнуть, и даже Слатти изумленно протянул «Воа-а-а….».

— Не советую. – твердо предупредил ее понежук.

— Быстрый ты, сука. Секунда – и ты исчезнешь!

Щ выстрелил в воздух и тут же прицелился в нее. Грохот раскатом прошелся по местности. Облако сгоревшего пороха быстро испарялось на месте выстрела. Глаза кирин расширились, и вся ее бравада сошла на нет.

— Я убью тебя, если ты не успокоишься. – его взгляд пронзал, а каждое слово звучало тяжелой, усмиряющей громадой.

— У-у-у… — проскрежетала зубами кирин и недовольно села, скрестив передние копыта. – Ладно.

Щ перезарядил телекинезом револьвер и вернулся к лаборатории. Три пустые гильзы беззвучно высыпались на жухлую траву. Стоп. Почему я слышал только один выстрел?

— Эй, Хел! – она панибратски, но больно стукнула меня в ребра копытом. – У нас еще есть еда?

Я ответил мрачным взглядом. Она лишь вопросительно приподняла бровь.

— Ты все спалила. – твердо пояснил я.

— Да уж, да уж… хреново… — она задумчиво стучала копытами и бурчала под нос, и, немного погодя, предложила. – А давай я зажарю ту кобылку, и мы нормально поедим. Как те? Твой кореш только зря с ней возится.

— А… – я подумал, что ослышался. Потом понял, что не ослышался. Слатти навострил уши. Эвби беспомощно выпучила глаза.

— Нет. – отрезал я.

— Да блин! Че нет-то?! Еды нет! Воды нет! А эта катается на спине, как вошь какая-то, а как до махача доходит, так в ветошь превращается! Может, она вообще на ногах не стоит?! Тьфу! – она раздраженно сплюнула огненным комком на землю, который выжег черное пятнышко и потух.

— Ну ладно, ее-то нельзя. А вон то мелкое пятно… — она прищурилась и поправилась. – Ну, не пятно, а жеребенка? Его-то можно?!

Я собрался сказать «нет», как Слатти подскочил с ложкой и бросился к ней.

— Да я тя пополам порву, сучка! – он схватил ее за меховую грудь, но она лишь довольно улыбнулась.

— А, ты типа крутой жеребец! Поди, грохнул кого-то за этот ошейник… — насмешливо сказала она и предложила. – Как насчет стать моим обедом? Обещаю, это будет бы…

Слатти тут же полоснул ее ложкой по подбородку. Она даже не дернулась. Одинокая капля крови собралась среди шерстинок и побежала вниз по шее. Она смотрела на него пронзительным взглядом, и, не отрывая глаз, вытерла кровь. Он ехидно оскалился. Она поднесла ногу к лицу и долго вглядывалась в темно алую каплю. После чего зарядила передним копытом ему в нос так, что Слатти кубарем покатился и распластался с кровоточащим носом. Тут же поднялся и утер кровь, наградив кирина молчаливым взглядом исподлобья.

Щ приготовил револьвер.

Я сидел на месте, хотя чувствовал, что мог подскочить и вмешаться.

Кирин обвела окружающих взглядом и сказала насмешливо-обидчивым тоном:

— Какие вы все напряжные!.. Еды у вас нет. Чувства юмора тоже. Короч, спасибо за дэш, а теперь – пока. Надеюсь, в спину вы не стреляете. – она развернулась в сторону леса и уже пошла, но полуобернулась на Слатти и добавила:

— Это тебе за плевок, шмакодявка.

Слатти промолчал. Он молча провожал ее взглядом, пока она не скрылась в лесу, после чего подсел ко мне и спросил:

— Стоило того?

Я вопросительно изогнул бровь.

— Стоило того, что ты ее не грохнул?

— Не знаю. Смерть не решает проблем.

— А она тоже… того… «доброта без вежливости»?

Я не сразу понял, о чем он. Но когда понял, задумчиво посмотрел на крепление черенка к полотну. «Эти клепки непросто будет достать», заметил я сам себе и ответил:

— Ага.