Venenum Iocus

54. Безоружные

Хребет Медвежья Челюсть зиял перед ними, как разверстая пасть. Четверо пони двигались плотной группой, держась вместе, перебегая от укрытия к укрытию, опасаясь, что их приближение может быть замечено. Тарниш нервничал: он хотел мирного разрешения ситуации, но вполне ожидал, что все пойдет не так. Часть его души жалела, что Клюквы нет рядом.

Алмазные собаки, или высокие псы, как их называли барсуки, знали, что злить пони — плохая идея. Тарниш надеялся, что это позволит им осознать причины, и, возможно, если повезет, удастся заключить сделку. Он снова и снова прокручивал в голове эти слова, не зная, что сказать, как подойти — как вообще можно вести дипломатию с алмазными собаками?

Бедняжка Баттонс была с поврежденным мозгом, что не свойственно ее виду. Алмазные собаки могли обладать неистовым умом и хитростью. Они могли быть умными. Они были способны быть хорошими. Способность быть хорошими вызывала у них желание быть плохими, что было еще более неприятно.

Он беспокоился, что Фламинго сегодня будет в крови. Она не любила кровь, и Тарниша это вполне устраивало. Ему нравилось иметь меч, который он не решался использовать. Он хотел выкручиваться из плохих ситуаций или находить какие-то мирные выходы. Тарниш еще не до конца осознал, что Фламинго была его совестью, по крайней мере, когда речь шла о конфликтах и насилии. Ее брезгливость в отношении крови и насилия удерживала его от принятия неверных решений, потому что ему приходилось учитывать мысли и чувства другого пони.

Может быть, она и меч, но в глубине души Фламинго была пони. Пони, которая однажды спросила у Дерева Гармонии, может ли она стать Элементом Розовости. Пони, которая была верна своему командиру, принцессе Луне, а затем была сражена Найтмер Мун. Тарниш не знала точно, что произошло, но теперь она была бессмертным духом в мече, который мог рассекать всё, даже астральные связи.

Некоторые пони стали аликорнами. Фламинго стала мечом. Мир был странным. Могущественные древние кентавры могли превращаться в мистические шары. Драконикус мог превратиться в статую и провести тысячу лет в заточении. Принцесса может погрузиться во тьму и бороться за искупление.

А алмазная собака с поврежденным мозгом может стать лучшим представителем своего вида…

Глядя в бинокль, Тарниш насчитал на открытой местности шесть алмазных собак. Они были вооружены и бронированы. У двоих были поллаксы, у одного — немного заржавевший меч, которым он размахивал, у одного — большая деревянная кирка, а у двоих — топоры. Боевые топоры, а не кирки. Это его очень обеспокоило. У них были шлемы, грубые нагрудные пластины, и, похоже, они были хорошо защищены от основных обычных атак. Он передал бинокль Винил, которая поднесла его к глазам и присмотрелась.

От волнения и напряжения, вызванного возможным конфликтом, Тарниш вспотел. Он волновался, ему хотелось, чтобы все закончилось как можно более мирно, но, видя вооруженную охрану, он опасался, что все может пойти не так.

— Еще двое, — сказала Мод низким монотонным голосом, указывая копытом.

Конечно, еще двое. Тарниш прищурился, чтобы разглядеть их. Они находились возле бассейна, в котором плескалась вода. Бассейн был грубым, грубо обтесанным, видно было, что его вырезали из камня, не особо заботясь об эстетике. Вода струйками стекала по склону каменной гряды. Неподалеку виднелась зияющая трещина — пролом в скале, а за проемом — непроглядная чернота, не позволявшая Тарнишу заглянуть внутрь.

— Пора это сделать, — сказал себе Тарниш, заставляя ноги двигаться.

При его приближении собрались караульные. Тарниш держал меч в ножнах, а щит пристегнул к спине. Позади него шли Мод, Октавия и Винил, выстроившись в треугольник. Тарниш почувствовал, как у него подвело живот, когда караульные обнажили оружие.

— Что тебе нужно, лошадка? — спросил один из стражников.

— Я хотел бы поговорить с вашим вождем… с тем, кто здесь главный, — ответил Тарниш.

— Ты хочешь поговорить с Диг-Дагом? — Стражник начал хихикать, и остальные присоединились к нему.

— Да. Меня зовут Тарнишед Типот, я рейнджер Короны. Я требую немедленного разговора с Диг-Дагом. — Когда он заговорил, он увидел это. Страх. Эти алмазные собаки не хотели неприятностей от пони. Они перестали хихикать. — Мы не хотим неприятностей, и я хочу обсудить вопрос о том, что он держит рабов.

— Мы не держим рабов-лошадей, — сказал стражник низким рыком. — Ты уходи, оставь нас в покое. Мы не делаем ничего плохого, лошадки. Проваливай.

— Я не уйду. — Тарниш стоял на своем. Он чувствовал, как пот струится по внутренней стороне ног, отвлекая его. — Вы будете иметь дело со мной как с представителем короны, или будут неприятности.

Один из караульных с поллаксом зарычал, и его губы скривились от оскаленных зубов, в то время когда он схватился за оружие. Он сделал шаг вперед, фыркнул, а затем оскалился на Тарниша, щелкнув языком по своим неровным, обломанным, почерневшим зубам.

— Эй, держись на расстоянии, а то будут неприятности, — сказала Октавия с хриплым гриттским акцентом, становясь рядом с Тарнишем. — Все вы одеты в доспехи… металл очень легко раскалить докрасна для единорога. Не желаете немного обжечься о свои изящные кусочки, мальчики?

Собаки скривились и уставились на Октавию.

— А теперь позовите своего вожака, чтобы мы могли провести нормальное собрание, суки! — Уши Октавии агрессивно встали дыбом, а едкая усмешка исказила ее лицо в неприятное выражение. Октавия, красивая, культурная, утонченная кобыла, сейчас была похожа на хулиганку или панка. — Ты что, придурок, оглох? Хочешь пошалить, приятель?

Алмазная собака, державшая в лапах меч, тявкнула, повернула хвост и поспешила к входу в пещеру. Когда она ушел, Тарниш стоял, ошеломленный, и старался не показывать этого. Октавия, прекрасная Октавия, такая чопорная и правильная кобыла, утонченная, культурная и образованная, в гневе превращалась в грязную фурию. Мозг, этот полезный орган, напомнил ему, что его дорогая подруга была дочерью сталевара из Троттингема. У нее были корни рабочего класса, и она тоже знала, как надо топать ногами. Под этой культурной оболочкой скрывалась маленькая злобная кобыла. Маленькая злобная кобыла, которую он был рад иметь своей подругой.

Наклонив голову, Октавия посмотрела на алмазного пса, который пристально смотрел на нее. Он отвернулся, найдя себе другое интересное занятие. Тарниш стоял и ждал, его мускулы дрожали, и он думал, удастся ли ему как-нибудь выкрутиться. Если и получится, то только благодаря помощи Октавии.

— Не пялься на меня, чертов оборванец! — Октавия огрызнулась на алмазную собаку, которая продолжала смотреть на нее. Голос у нее был жесткий, пронзительный и раздражающий. — Я растопчу твой гребаный череп и оставлю твои никчемные яички сушиться на солнце, чтобы я могла сделать маракасы!

Собака, с которой разговаривала Октавия, отпрянула назад в шоке и удивлении:

— Я думал, что лошади все милые и глупые… А ты не милая!

— Значит, ты считаешь меня глупой? — спросила Октавия низким, опасным тоном.

— Нет, — прорычал пес. — Не хочу, чтобы яички превратились в маракасы! — Он прикрыл пах одной широкой лапой.

Из трещины в хребте выскочила самая большая алмазная собака, которую Тарниш когда-либо видел.

Рост громадного брутального животного, известного как Диг-Даг, составлял не менее восьми футов, а ширина его широких плеч была по меньшей мере вдвое меньше роста. Его лапы были огромными, как туловище земного пони, а лапы — больше обеденной тарелки. В одной лапе он держал массивный боевой лом — оружие, которое представляло собой огромный стержень с утолщением вроде булавы на одном конце.

— Ты там, лошадка, хотел бы поговорить с Диг-Дагом?

Массивный громила хорошо говорил, и это застало Тарниша врасплох. Его глубокий баритональный голос звучал культурно, даже образованно. Тарниш был застигнут врасплох эрудированной речью Диг-Дага. Он поднял глаза на массивного лохматого грубияна.

— Да, мой добрый сеньор, — сказала Октавия, теперь голос ее снова звучал культурно и изысканно. — Мы хотим поговорить с вами о рабах, которые находятся в вашем владении.

— Мы не держим рабов-лошадей, — ответил Диг-Даг. Его свободная лапа сгибалась, а массивные лапы-пальцы сгибались и разгибались. — Я понимаю ваше беспокойство, но вы не имеете здесь власти.

— Могу с вами не согласиться. — Тарниш поднялся во весь рост. — Это Эквестрия. Здесь есть законы, запрещающие рабство. То, что вы держите у себя барсуков и бушвулей, является прямым нарушением этого закона.

Массивный вождь алмазных псов издал низкий рык, поднял лапу и жестом указал на окружающий мир:

— Это дикие земли. Это свободные земли. Я не вижу здесь принцесс. Здесь нет их власти. Вы даже не признаете барсуков и бушвулей гражданами этого вашего так называемого государства. Ваши принцессы ничего не делают, чтобы защитить их или удовлетворить их потребности. Когда вы, лошадки, хотите основать новую деревню или заселить новый участок земли, вы прогоняете род барсуков и изгоняете бушвулей как вредителей. Вам нет никакого дела до местных существ, которые стоят у вас на пути.

Потрясенный, Тарниш не знал, что сказать и как ответить.

— А мне не наплевать на них, — сказала Октавия Диг-Дагу, — поэтому я здесь и пытаюсь их освободить.

— Они не будут освобождены. — Голос Диг-Дага был тверд. — Я не преклоню колено в угоду вашему империализму. Мы — свободные собаки, занимающиеся своими делами в диких землях, вдали от тех, кто хотел бы нас угнетать.

— Но вы угнетаете других, — сказала Мод.

— Это не твоя забота. — Глаза Диг-Дага сузились. — А теперь тебе пора идти. Многие из моего клана проголодаются при виде твоей лошадиной плоти. Я буду соблюдать мир, но я жду, что ты уйдешь. Сейчас же.

— Это невозможно. — Тарниш чувствовал, как дрожат его колени, когда он говорил. — Знай, если ты попытаешься заставить нас уйти, мы вызовем принцессу и вернемся. Будет беда. Поэтому ты можешь отпустить рабов сейчас, или мы вернемся с Твайлайт Спаркл и армией. Будет много кровопролития, и рабы будут освобождены. В любом случае, все закончится их свободой.

Диг-Даг сжал свой боевой лом, и сухожилия на его мускулистых лапах заскрипели:

— Вот почему между нами всегда будет конфликт, лошадка. Вы никогда не позволите нам жить в мире. Всегда угрозы. Вы всегда делаете то, что мы говорим. Вы гоните нас из наших домов, вы убиваете нас, вы охотитесь на нас, и у нас осталось так мало мест, где мы можем жить в мире.

— Вы нападаете на пони, захватываете их в плен, держите их в качестве рабов, а иногда даже едите их! — огрызнулся Тарниш в ответ. — Вы сами навлекаете на себя такое! Неужели так трудно жить в мире и не делать таких ужасных вещей, как содержание других существ в рабстве?

— Мы имеем право сохранять свой образ жизни. — Голос Диг-Дага был мягким, почти рычащим, а глаза сверкали ненавистью. — Ты не имеешь права указывать нам, что хорошо, а что плохо, лошадка. Когда-то мы были гордым и свободным видом на этой земле… а теперь посмотри на нас. Мы вынуждены жить в норах, прячась от тебя и тебе подобных, и вынуждены влачить жалкое существование на земле, которую вы обобрали до нитки.

— Твои слова попахивают лицемерием, — спокойно вмешалась Мод. — Вы жалуетесь на то, что имперская воля пони давит на вас и лишает вас того, что вы считаете своим законным существованием, и при этом защищаете свое право угнетать и порабощать других, чтобы вы могли бездельничать, не работая, и вести любой упаднический образ жизни, который вы можете обеспечить за счет эксплуатации других. Вы лишаете их законного существования, удерживая их в качестве собственности.

— Уходи сейчас же, — приказал Диг-Даг.

— Нет. — Тарниш встал, нетвердо ступая ногами и бросая вызов. — Мы не уйдем, пока есть рабы.

— Уходите. Сейчас же. — Слова Диг-Дага были злыми и настойчивыми. — Оставьте меня и моих собак в покое. Не провоцируйте кровопролитие в этот день.

— Будь благоразумен, — умоляющим голосом сказал Тарниш. — Ты должен знать, чем все это закончится. Если мы уйдем сейчас, то вернемся с армией, и произойдет то же самое. Так что освободите их сейчас или освободите позже. Спаси жизни своих собратьев и сделай то, что положено вожаку.

— Поступай, как подобает вождю, говоришь? — Глаза Диг-Дага смотрели печально и сердито. — Похоже, что драка неизбежна.

— Просто отпусти их, и никакой драки не будет. — Слова Октавии были мягкими и успокаивающими.

Многое произошло одновременно. Диг-Даг с ужасающей быстротой поднял над головой свой боевой прут и метнулся к Тарнишу, обрушив его на Тарниша мощным ударом сверху вниз, так что Тарниш был бы раздавлен, превращен в слизь.

Действуя совершенно рефлекторно, Тарниш выхватил Фламинго из ножен и быстрым, плавным движением обошел Диг-Дага и обезоружил его. То есть одним движением отрубил Диг-Дагу обе конечности. Боевой прут упал на землю, звякнув о камни, а обе лапы, отрубленные чуть ниже локтя, упали на землю с мокрым шлепком.

Из культей Диг-Дага хлынула кровь.

Большой пес попятился назад, в его глазах отразились шок и удивление. Кровь хлестала, выплескиваясь с артериальным напором, а он пытался удержать равновесие. Его глаза сверкали яростью и ненавистью, когда он смотрел на Тарниша.

Открыв рот, Диг-Даг закричал:

— Убейте их! Сегодня мы вернемся к старым традициям и будем пировать на их плоти!