Гоззориада
Гоззо Археолог и тайна Мордоклюева Гуляния
С конкурса малых фанфиков) https://tabun.everypony.ru/blog/stories/212695.html
Гоззо, как и все уроженцы Гриффонстоуна, был жаден. Другое дело, что жадность среди грифонов этой земли трактуется довольно обширно. И вот конкретно этот грифон был жаден до знаний и древних историй. Что когда-то и привело его на стезю историка. Но на этот раз его особая жадность сошлась дорожками с жадностью обычной: жители старого грифоньего города Шварцкопфа объявили денежную награду тому, кто подтвердит подлинность одного события в их истории. Нет, ни один уважающий себя историк не оспаривал факт Мордоклюева Гуляния: абсолютно все сходились во мнении, что восстание Шварцкопфа против власти курфюрста было, и что окончилось оно торжеством борющегося за свои феодальные права города – тоже. Документов-то об этом событии было предостаточно и из всех вообразимых источников. Вот только уже давно никто не воспринимал всерьез лихое описание тех событий, сделанное самими горожанами. А их потомкам было обидно.
В первую очередь Гоззо перелопатил «Штедтиш Гроссбух», в подробностях описывавший Мордоклюево Гуляние с точки зрения Шварцкопфа. Началось все, по мнению горожан, с того, что снедаемый златолюбием курфюрст обложил продажу пива побором в четверть серебряного пягаса за бочку, отчего кружка пива для доброго городского грифона стала стоить по пять медных кролей, а в праздники и по полушке медного пягаса. Что горожанам не понравилось, но они по-первости стерпели. Только на этом их беды не закончились: курфюрстов сборщик податей Мордоклюй (чужеземец, противный горожанам) воровал из пивных денег, что вскрылось тогда, когда уже накопилась изрядная недоимка. Вот ее-то глумливый мытарь и предложил корчмарям погасить, на ярмарку набивая в кружки дополнительные донца: деньги за невыпитое пиво пойдут в уплату долга. Разглашением корчмарями перед городской общиной слов сборщика податей Мордоклюево Гуляние и началось. Как повествует «Штедтиш Гроссбух», горожане ночью прошли к постоялому двору, где остановился Мордоклюй, и, спросив у держащего двор пегаса цену на пиво, ворвались в покои курфюрстовых охотников, всех избили, а самого Мордоклюя схватили и, вместе с пегасом, посадили в бочку (Мордоклюя целиком, а пегаса – только на четверть: “курфюрстову долю”, согласно тексту). После чего бочку добрые горожане сбросили под гору, отчего пегас потом три восминочия вниз смотреть трусил, а Мордоклюй преставился. Сами горожане, “по волеи своея”, решили, что больше никаких податей курфюрсту Шварцкопф платить не будет, и принялись вооружаться.
И вот на этом моменте Гоззо столкнулся с очевидной проблемой. Как было прекрасно известно любому, кто занимался историей Белой Марки, за десять лет до Мордоклюева Гуляния Шварцкопф уже восставал против курфюрста, и был бит. Что закончилось для города сносом обоих сторожевых гнезд и запретом горожанам владеть сдоброутриями (гибридом палицы и копья, любимым грифонами Белой Марки тех времен). Так что, к тому моменту, когда риттеры курфюрста прилетели в снова восставший Шварцкопф и в небе над городом разразилось сражение, горожане были вооружены в большинстве своем кистенями. По крайней мере, так утверждают «Штедтиш Гроссбух», «Песенная Хроника Белой Марки», «Летопись Трех Монахов» и «Летопись Неизвестного». Но вот незадача: копали вокруг и в Шварцкопфе не раз и копали хорошо и тщательно. Находки тоже были обильны, хотя большинство из них, конечно же, не имело ни малейшего отношения к Мордоклюеву Гулянию. Но среди тех, что были датированы именно этим временем, в избытке было обрывков кольчуг, пуговиц от колетов, гамбезонов и ремней, обломков шлемов, клинков, наконечников копий и фрагментов боевых когтей. Но вот классических, привычных по музейным коллекциям, риттерских кистеней почти не встречалось. А пропустить такой заметный металлический “ежик” вряд ли бы смог даже самый безалаберный практикант. Собственно, на основе этого историки и делали вывод, что описание лихой воздушной трепки, что задали горожане охотникам курфюрста – не более, чем вранье и самохвальство. Считалось, что, на самом деле, Шварцкопф заплатил за свою защиту безземельным брауриттерам и недовольному курфюрстом дворянству, что и дрались во время Мордоклюева Гуляния вместо горожан. Редкостью в тот период истории такое не было. Но не устраивало заказчиков Гоззо.
Так что, археолог углубился в изучение материальной базы. Если точнее, то принялся за каталоги накопанного за прошедшие годы. И, на первых порах, он соглашался с коллегами, постепенно приходя к выводу, что взялся за дело безнадежное. Но со временем Гоззо начал замечать странности. Причем, на это его натолкнула, казалось бы, несерьезное ответвление его науки: историческое оружиеведение. А точнее, то, что оно работает с вещами сугубо утилитарными, не терпящими каких-то ненужных излишеств или чудачеств. А чудачеств в каталогах хватало. Судя по найденному, риттеры, что с одной, что с другой стороны, прилетели на битву будучи от капюшонов до нахвостников сплошь покрыты пуговицами. Что противоречило всему известному как о моде, так и о бронном деле того времени. Что вызвало у Гоззо новые вопросы. И он, скрепя сердце, заказал нескольким музеям экспертизу их коллекций.
Результаты экспертизы не заставили себя ждать (благо, ее доверили молодым и амбициозным – именитые ученые заниматься “такой ерундой” да еще и в сжатые сроки не захотели): значительная часть ранее описанных “пуговиц” таковыми не оказались. Историки не знали, что это такое, но данные комочки свинца были чем угодно, но только не пуговицами. Видимо, археологи прошлого, когда наука была не столь развита, просто списывали непонятные находки на несовершенство технологий предков или плохую сохранность. Гоззо же так делать не стал. И обратился к оружиеведам: он все еще лелеял слабую надежду, что ему повезет, и Дневная Охотница подарит ему возможность забрать обещанную награду.
И Гоззо не прогадал. Сначала оружиеведы предположили, что это некие утяжелители. Возможно, для боевых кнутов или метательных сетей. Потом они провели физическую реконструкцию, повторив несколько таких “пуговиц” в металле. Но для сетей они были слишком легки, а для кнутов – тяжелы. Но, о чудо, если такой комок свинца закрепить на веревке средней длинны (как раз как в цепах), то он превращается в грозное оружие в умелых лапах. Более того, после разбора цепа оказывается, что следы на металле точь-в-точь повторяют следы на “пуговицах”. А если реконструированное оружие еще и использовать на деревянных грифокенах по назначению, то и странные неправильные деформации “пуговиц” повторяются на новоделах.
В общем, потерянные цепы оказались найдены, и историкам пришлось пересматривать свою точку зрения на расклад грифоньих сил во времена борьбы городов за свою феодальную самостоятельность. Гоззо же получил увесистую денежную награду и звание почетного гражданина города Шварцкопф. Но, главное, в копилку грифона упала еще одна занимательная история.
Гоззо Археолог и тайна сокрытого шеста (почти клопфик) (18+)
С конкурса малых фанфиков) https://tabun.everypony.ru/blog/stories/212695.html
Том и Шпат впервые посещали Седельную Арабию. А потому, мало что понимая и боясь попасть в неприятности (благо, страшилок про страну южных коней два молодых и легковерных жеребчика наслушались изрядно), наняли на время поездки гида. И тот, похоже, сразу понял зачем два эквестрийца приехали в его страну. По крайней мере, в первый же день он потащил их не на небоскребы или насыпные острова конячьего царства, а на его традиционные рынки, под завязку забитые всякой восточной экзотикой. Там двое пони от души одурели от странных запахов, видов и вкусов (и нагрузились огромнейшей кучей непонятно зачем им нужного барахла). Но на этом день не закончился. Уже вечером, сделав загадочную морду и сказав “Седой Старик клонится ко сну – пришло время, о, жеребцы, нам заняться тем, что ОН не одобрил бы.”, Хисан провел двух возбужденных его словами пони по лабиринту старых закоулков, остановившись у неприметной двери. Где в странном ритме четырежды ударил копытом в ее дерево. В двери открылась узкая щель, в которой блестела пара глаз.
— Звезде не нужна вуаль, — хитро улыбнулся Хисан. Глаза в щели скосились на пару пони, робко топтавшихся за хвостом коня. За чем последовал насмешливый фырк, и дверь отворилась.
— Сегодня темная лошадка, — состроил гримасу оказавшийся за дверью серебряный конь, пропуская внутрь Хисана и его подопечных, — Твоя ставка выше.
Хисан ничего не ответил (хотя, на его лице заиграла довольная улыбка) – он лишь махнул полой своего плаща, приглашая пони следовать за ним. И те последовали, войдя в темный зал, затянутый ароматным дымом, от которого у обоих жеребцов тут же закружились головы.
В погруженном во тьму зале пони и их проводник заняли столик невдалеке от тускло освещенной сцены с еле видимым стержнем посредине, и заказали удивительные для Седельной Арабии напитки (- “Старик спит: если Он не узнает, то и не рассердится,” – улыбнувшись удивленным подопечным, Хисан не стал никого стесняться, и отхлебнул из стакана с алкоголем – благо, эквестрийцы оплатили). Поням это что-то напоминало…
— А вот и она, темная лошадка, — заговорщически прошептал конь, когда свет над сценой ярко зажегся, а ее саму заволокли клубы плотного сизого дыма, — Вам повезло. Этой ночью можно сыграть в старую игру: “загадка танцовщицы”. Сможете, эквестрийцы, угадать то, кто перед вами до того, как она сбросит вуаль? Если, да, то на столе конверты – пишите на них, кладите дирхамы, бросайте танцующей… Если нужно, я закажу еще конвертов.
Поня переглянулись. И тут же улыбнулись, без слов поняв друг друга: приятелей схватил за уши азарт.
На этом дым на сцене рассеялся. И перед зрителями предстала бесформенная фигура, вся закутанная в черную ткань и золотые украшения. Морды Тома и Шпата вытянулись: И как тут угадывать?
Первым сообразил Том, прикинув размеры черного куля к шесту, к которому оный куль припал, показав зрителям одну из ног, до неузнаваемости закутанную все в ту же черную материю. Понь схватил лежащий на столе письменный прибор, и, засунув в конверт несколько монет, сделал по бумаге быстрый росчерк. После чего пакет полетел на сцену (первым!). А жеребец, самодовольно улыбаясь, развернулся к товарищу. Тот в ответ тоже схватил писчий инструмент, и, сделав похожую надпись, тоже отправил свои деньги на сцену. Хисан усмехнулся, потягивая запретный в его стране напиток.
Фигура же на сцене одним плавным движением перетекла на шест, одновременно влипнув в него спиной и избавившись от самого большого черного покрывала. Но понятнее от этого не стало. А эквестрийские жеребцы заинтересовались: конечно, толком ничего видно не было, но пластика…
И тут фигура, разбрасывая еще несколько темных тряпочек поменьше, взлетела по шесту вверх. Взлетела буквально: выпростав из скрывавшей ее материи два крупных крыла. Посетители за наиболее близко расположенными столиками загомонили, и начали расхватывать разлетевшиеся со сцены платки. Шпат же схватил писчий прибор, и, лихорадочно чиркнув на конверте, отправил танцовщице еще один заряд дирхам.
— Это не савраска. Саврасы, как и арабианы, светлые, — успев мельком заметить написанное, возразил приятелю Том, — Тогда уж, кошмарку пиши.
— А почему, низконогие, думаете, что сразу не угадали? – пьяно (видимо, с непривычки) хихикнул Хисан, — Среди нас тоже есть крылатые.
Пони не ответили: танцовщица спланировала вниз, и, отставив круп, принялась исполнять очень соблазнительный танец, то покачивая бедрами, то снова прижимаясь к шесту. Оба жеребца почувствовали, как их “ножны” перестали целиком вмещать кое-что. А еще они заметили когтистые пальцы, что сжались вокруг шеста – танцовщица сбросила перчатки и нарукавники, открыв публике “орлиные” лапы, со вкусом украшенные золотыми цепочками и белым шелком.
Том первый успел завладеть писчим инструментом – его деньги отправились на сцену раньше. Шпат недовольно фыркнул. Зато, успел мельком поймать взгляд, что бросила танцовщица куда-то вглубь зала. Глаза эти были хищные и внимательные. Так что, отправлял дирхамы танцовщице он с железной уверенностью, что угадал верно.
— Гиппогрифина? – вопросил у приятеля Том, — Может, это сфинкс?
— Охотница-сфинкс размерами с гриффину – я один раз с такой скакал, — фыркнул Шпат, — А тут кобылка почти как лошадка…
— Я бы тоже, — согласился с невысказанным приятелем Том.
В это время танцовщица, ловко крутанувшись вокруг шеста на всех четырех ногах, избавилась от оставшихся черных тряпок, и предстала перед публикой оголенным животом, балансируя на двух задних лапах (передние же за спиной цеплялись за шест). Теперь она была вся в белом: чулки, заманчиво свисающая набедренная повязка и вуаль, скрывающая лицо (но не могущая скрыть хищный грифоний клюв).
— Грифина?! Такая?!.. – от удивления икнул Шпат: от него не укрылись ни львиные задние лапы, ни длинный хвост с кисточкой, теперь не скрытые слоями ткани.
— О, да! Мощная, — мечтательно фыркнул Том, запуская переднюю ногу куда-то себе под живот, — Если бы не крылья, поклялся бы, что она из леогрифов.
— Покои для клопа слева, — подал голос Хисан, — Наслаждайтесь, жеребцы.
Оба поня возмущенно фыркнули на слова захмелевшего проводника (эквестрийские жеребцы да кобылку на “уф-уф-уф!” себе не найдут?!!), и синхронно покинули свои места, двинувшись поближе к сцене. Впрочем, не одни они – несколько молодых арабианов уже были там.
Танцовщица же, соблазнительно выгибаясь и приседая на задние лапы, избавилась от обоих чулков. И теперь, вытянувшись чуть под углом к шесту и вися на нем лишь благодаря когтям, протянула переднюю лапу к вуали. Жеребцы затаили дыхание…
— Профессор Гоззо?!!! – одновременно выдохнули они, когда вуаль упала с лица танцовщицы.
— Том? Шпат? – искренне удивилась танцовщица.
— Мы на отдыхе, — натянуто изобразили улыбки оба поня.
— Гоззо, сладкий мой! Зачем ты остановился? – жеребцы обернулись на голос, донесшийся из темного зала: там, еле видим в темноте, сидел знакомый по выпускам понивидения арабиан, и благосклонно улыбался.
— Мне слишком нужно разрешение на эти раскопки, — тихо скрипнул поням грифон, посылая арабиану воздушный поцелуй, и снова возобновил свой танец вокруг шеста.
Том и Шпат опонели.
Гоззо Археолог и Храм Игривой Киски (18+)
Из комментов к конкурсу малых фанфиков)
Последний удар кувалды сотряс древние своды, и усталый и потный, но очень довольный Гоззо отложил в сторону громоздкий инструмент: кладка развалилась, открывая путь внутрь Храма Игривой Киски. Но…
— Мяу! — Гоззо похолодел. А только что проделанный им проход перегородил огромный силуэт.
— Кто, мяу, потревожил мой покой?! Кого я буду когтить и дрикотить?! Кто будет сброшен со столешницы моего храма?! — силуэт текучим движением приблизился к растерянному грифону. Это Сфинкс.
— «Она», — облизнулся Гоззо, бегло пробежав по аппетитным холмикам на животике чу… Чудовища ли?
— Мя?.. Ты куда уставился?!.. — осеклась Сфинкс, и чуть отступила назад, одновременно прикрываясь хвостом.
Но было уже поздно. Гоззо Археолог исчез, уступив место супергрифону, известному как «Проказливый Гоззо». И этот супергрифон начал действовать, лихо сорвав с пояса и наведя на владычицу храма маленький медный цилиндрик.
— Мя!.. — ошеломленная грифоньей безделушкой Сфинкс тут же утеряла любую волю к сопротивлению, практически сдавшись на волю находчивого Гоззо.
Солнце уже почти село, и лишь последние его лучи еле-еле освещали столешницу Храма Игривой Киски. Но это было и к лучшему: вечерняя прохлада приятно ласкала разгоряченное тело Гоззо. Тут же, тяжело дыша и устало помахивая самым кончиком хвоста, лежала и Сфинкс. Гоззо улыбнулся. Сегодня он не раз пытался овладеть Ей, и даже…
— Ты смог? — судя по голосу, Сфинкс была донельзя вымотана, но очень довольна.
— Нет… Почти… — выдохнул Гоззо, с удовольствием вспоминая прошедший день, — У меня еще две упаковки…
Лазерная указка, пластырем приклеенная к перьям грифона, последний раз мигнула, и погасла. Но это было не страшно: у Гоззо, и правда, в рюкзаке лежало еще две упаковки батареек. Он еще не раз сможет попытаться овладеть Неуловимой Красной Точкой.