В поисках сказки
III.
“Чёрт, надо уже придумать малышу имя, а то ведь этот “Безымяныш” так привяжется к нему, что к другому имени его не приучишь”, — рассуждал Людвиг, подтягиваясь на турнике, который он установил в комнате, оборудованной под домашний спортзал. Как раз за этим делом его застали Банзай и восседающий на его спине мшистый жеребёнок.
Увидев обнажённого по пояс и подтягивающегося человека, под гладкой кожей которого перекатывались упругие мышцы сильных и спины рук, малыш от удивления раскрыл рот и лишился дара речи. Лишь совладав с удивлением, маленький флаффи-таки спросил:
— Што девает папувя? Литает?
— Нет, Папуля твенивуется, чтобы быть сильным, — ответил Банзай.
— А затем быть сивьным?
— Чтобы защищать тех, кого любишь.
— Защищать… Тё такое защищать?
— Это не давать делать плохие бобоськи, — серьёзно произнёс Банзай. — Некотовые люди не такие, как Папуля. Они монствы. Они любят издеваться над двугими. И Папуля защитит нас от них.
— Вюбят издиваца… Тё такое издиваца?
— Издеваться — это пвичинять двугим боль и вадоваться этому.
— Пвичинять бовь и вадоваца… — малыш понуро опустил ушки. — Потю такое девают? Мавыс вадуется, кагда вюбят, абнимают…
— А вот увидишь таких людей, сам у них и спросишь, зачем они это делают, — сказал Людвиг, спрыгивая с турника. — Просто есть те, кому нравится издеваться и упиваться возможностью причинять кому-то боль, вот и всё.
— Упиваюца? А многа упиваюца? А тё такое вазмознаностюти?
— Да уж, — невольно улыбнулся Людвиг. — У маленьких флаффи мозги набекрень работают, — с ласковой насмешкой произнёс парень и, наклонившись, погладил малыша по голове. — Но это балдёжно.
— Бавдёзна… — захихикал мшистый флаффи, позабавленный ни то незнакомым словом, ни то тем, как человек почёсывает его мохнатую спинку. — Хи-хи, бавдёзна…
— Па-а-а-а-а-а, можно покушать? — жалобно протянул Банзай, смотря на человека раскосыми глазами. — Маленького бватика ты уже поковмил, а я…
— А ты поешь после того, как я потренируюсь. У тебя и так проблемы с ожирением, тебе худеть надо.
— Мне жир не мешает, мне нвавится, когда пузико пухлое, — парировал Банзай, вызывающе ухмыляясь.
— Когда тебя так разнесёт так, что ты ходить не сможешь, ты по другому запоёшь, — произнёс Людвиг, почесав белый подбородок аликорна. — А теперь идите, поиграйте, пока я закончу заниматься.
— Ховошо, папуля, — отозвался Банзай и поцокал в другую комнату, провожаемый задумчивым взглядом колючих глаз хозяина.
Банзай давно хотел, чтобы в доме был другой флаффи, который стал бы ему любимым другом в играх и забавах, который станет для него отдушиной в отсутствие Людвига. И вот его мечта сбылась аккурат под новый год.
“Надо было раньше завести ещё одного флаффи. Хотя если бы я так сделал, то этот малыш так и сидел бы в флаффи-магазине да плакал, что его никто не хочет покупать”, — подумал Людвиг, беря в руки тяжёлые загруженные до предела гантели и начиная делать упражнения на трицепсы, не забывая при этом поглядывать на висящее на стене зеркало.
Он был доволен тем, что видел в нём. С развитыми мышцами, которые складывались в атлетическую фигуру, и распущенными длинными волосами Людвиг походил на рок-звезду восьмидесятых. И с такой внешностью в пору было попробовать себя в модельном бизнесе, о чём парень думал всё чаще. Хотя с его скверным характером и нелюбовью к людям, это будет то ещё испытание. Нет, лучше уж флаффи. Бедные маленькие флаффи, о которых кто-то должен заботиться.
Позанимавшись с гантелями, а затем и с гирей, Людвиг вышел из своего миниатюрного спортзала, чувствуя, как полыхают напряжённые мышцы. Это значило, что тренировка не была напрасной.
Довольный собой, он прошёл на кухню, попутно заглянув в зал, где Банзай вовсю испытывал ум маленького пони загадками.
— А тепевь скажи, что зимой и летом одним цветом?
— Э-э-э… Фваффи!
— Пвавильно! — обрадовался Банзай и наградил мшистого малыша трепетными объятиями, которым тот и не думал противиться, прижимаясь к большому флаффи всем своим крохотным тельцем. — А тепевь ещё одна загадка…
— Слышь, сфинкс, пошли на кухню, тебе есть пора, — распорядился Людвиг.
— Йей! Кушать! Кушать! — поспешил порадоваться безымянный жеребёнок, но Банзай остудил его пыл:
— Это я буду кушать. Папуля тебя уже поковмил.
— Ховошо покушать всигда ховошо! Кушать!
— Нет, не кушать, — Банзай потёрся кончиком носа о мордочку малыша. — Будешь много кушать, станешь толстым флаффи, а толстые флаффи мало игвают, быство устают и болеют. Ты же этого не хочешь?
— Неть…
— Если нет, то кушать ты будешь, когда Папуля вазвешит.
Это был парк… Огромный пони-парк среди бескрайних зелёных лугов, полный разных аттракционов и скетти-ресторанчиков. Там, под безоблачным голубым небом и в лучах нежного летнего солнца, флаффи гуляли круглыми днями, катаясь на каруселях, играя друг с другом и бегая за многочисленными бабочками. И Снежинка была среди них.
Она неистово резвилась вместе с Бубликом, который впервые за долгое время улыбался, и малышом-пегасиком, сидящем у неё на спине и весело смеющимся новым забавам. И они были не одни, к ним присоединялись и другие флаффи. Флаффи, которых Снежинка никогда не рассчитывала увидеть.
Вот прибежала Петелька, мама маленького пегасика, и горячо поблагодарила брата с сестрой, за то, что те приглядели за её жеребёнком. А секундой позже присоединился и Хвостик — верный друг Бублика, который как-то ушёл искать нями и не вернулся. И Быстрик, и Крылик, и Хитрик… Все флаффи их маленького табунчика…
—Двузья, Снизынка вада вас видить! — смахнула проступившие слёзки пони. — Снизынка думава, что никагда вас не увидит! — сказала кобылка и принялась бросаться то к одному пони, то к другому, крепко обнимая их..
— Фваффи тозе вады тибя видеть, Снизынка! Фваффи скутяви по тибе!
— Будем кушать скетти!
— Игвать игвушки!
— Игвать с двузьями!
— А ещё игвать с папувей!
— С папувей? — искренне удивилась Снежинка. — У флаффи никагда не было папуви.
— Здесь есть! Он добвый, сивьный, ковмит фваффи и защищает ат монствав! Пайдём! Пазнакомим!
И Снежинка пошла следом за своими друзьями, пока не увидела его… Высокого, длинноволосого, в чёрных очках… Именно он дал ей вчера нями! И флаффи кружились вокруг него, обнимая за ноги и говоря, как сильно они его любят. А он в ответ лишь улыбался и гладил их по головам, почёсывал за ушками, обнимал… Старался уделить внимание каждому пушистику, который так искал его любви.
— Эта… Эта ты! Ты дал Снизынке нями! — узнала своего спасителя малышка.
— Да, это я. И теперь я здесь, чтобы любить и защищать флаффи, — сказал человек, подхватывая Снежинку на руки и прижимая к себе. — Я буду давать вам нями и ни один монстр не обидит вас, а если кто-то посмеет сделать это, то я надаю им больших бобосек, а может быть и вечных засыпашек.
— Спасиба, папувя, ты самый хавоший папувя, — с улыбкой произнесла пони, прижимаясь к сильной груди человека, стараясь через прикосновение передать все те тёплые чувства, которые она к нему испытывает.
Снежинка ещё очень долго бы обнимала человека, если бы внезапно раздавшийся болезненный писк не развеял очаровавший её приятный сон и не вынудил её открыть глаза, обнаружив себя лежащей под машиной, укутанной в шарфик и с беспокойно пищащим в её объятиях малышом-пегасиком. К ней, согреваясь, прижимался Бублик, умиротворённое дыхание которого щекотало её мордочку. Было тепло.
Однако стоило крылатому жеребёнку зашуметь, как единорожик беспокойно зашевелился и распахнул веки.
— Бубвик устал, Бубвик хател ещё паспать, — проворчал единорожик, выбираясь из-под шарфика и начиная шуршать мешком с гречкой. — Уже утво, пова нями и в давогу. Нузна найти тёпвое место, сквытое место, штобы монствы не нашви.
— Нузна, — кивнула Снежинка, укладывая пегасика к своему вымечку и начиная ворковать колыбельную, любуясь кормящимся жеребёнком. — Мавыш-мавышок, попивает мовотько. Мавыш-мавышок вюбит мовотько. Снизынка тозе вюбит мавыша. Снизынка мавыша не бвосит, абнимашками согвеет…
— Тиха, гвупая Снизынка, — недовольно шикнул Бублик, — монствы усвышат.
И Снежинка покорно замолчала. И принялась за гречку, мешочек с которой к сестре услужливо пододвинул Бублик.
Каша была чёрствая и пресная, но полезной для животика. Будучи бездомной, Снежинка инстинктивно умела отличать плохие нями от хороших, так что гречку кобылка уминала за обе щёки, чувствуя, как терзающая её изнутри пустота начинает затихать.
Однако голод в кой-то веке был не единственным, что волновало кобылку. Мысли в её крошечной головушке всё возвращались к тому сну и человеку, который в нём был. Там она была словно… в сказке. Там её впервые держали на руках, там она впервые почувствовала себя под стальным крылом человеческой опеки, которое могло укрыть её от любых невзгод. Если бы оно защищало Снежинку и табунчик столько, сколько она живёт, то все её друзья-флаффи были бы…
“Потему так? Потему вюди ни вюбят фваффи?” — задавалась вопросами Снежинка, как никогда ощутившая всю чёртствость и суровость мира, который дал ей всего на миг почувствовать то, чего она так хотела, прежде чем отнять. Пусть это было и не по-настоящему. На глаза Снежинки начали наворачиваться слёзы, а поперёк горла встал ком обиды, который не позволял ей больше кушать. Впрочем, он не особо ей помешал, ведь Бублик вытянул мешок с гречкой из-под мордочки сестры и произнёс:
— Хватит. Нузны запасики.
Кивнув, Снежинка уже было вознамерилась выбраться из под животика бип-бип монстра, но Бублик остановил её, укутавшись в шарфик:
— Подоздём, пока совнышко не паднимица. Тагда пайдём.
— Куда? — спросила Снежинка, укладываясь рядом с братом и обнимаясь с ним, да так, чтобы запищавший пегасёнок лежал между ними. — Ховошие места пвятюца. Их свозна найти.
— Бубвик не знает, но узнает, — пообещал единорожик, с необычайной для него нежностью смотря на сестру. — Бубвик ни сдасца, Бубвик спасёт и Снизынку, и мавыша, — пообещал жеребчик и, шмыгнув носом, посильнее прижался к сестре, стараясь лучше согреть и её, и пегасёнка.
Впервые на короткой памяти Снежинки Бублик не знал, что делать. А раз так, то может быть ей, “гвупой”, стоит подать идею? У неё как раз есть одна! Нужно отправиться на поиски человека, который подарил ей нями и шарфик. Отправиться на поиски… сказки. Да, этот человек — Сказка! Кем ещё может быть тот, кто так хорошо относится к флаффи?
Банзай знал, что Людвиг вчера накупил вкусняшек, так что бело-красный аликорнчик рассчитывал именно на них, однако довольствоваться ему пришлось тёртыми яблоками и морковкой. Но даже так, флаффи не возмущался и с удовольствием умял завтрак за обе щёки.
К удивлению безымянного флаффи, Людвиг сам кормил Банзая. Усадив флаффи в мягкий детский стульчик для кормления и надев на него премилый слюнявчик с вышитым мишкой, Людвиг поставил перед крылорожиком тарелку с едой, стакан с водой и трубочкой, а затем принялся кормить его с ложечки.
Мшистый жеребёнок не мог поверить в то, как в огромном и мускулистом Людвиге сила сочетается с такой любовью и нежностью. Иногда крошечного флаффи пугала разница в размерах между ним и человеком, но то, с каким трепетом он относился к нему и Банзаю заставляло его забыть о страхе. Напротив, хотелось оказаться в сильных ладонях своего опекуна, приласкаться к нему почувствовать ту мощь, что была заключена в них. Почувствовать и осознать, что она никогда не будет направлена ему во вред, всегда будет ласкать и защищать его…
“Папувя… Папувя самый вутьший Папувя!” — восхищался жеребчик, в то время как Людвиг заботливо отправлял в рот Банзая последнюю ложку яблок и моркови.
Закончив с завтраком, человек отнёс обоих флаффи в зал, усадил на пол, разложил перед ними разные ножницы, расчёски и флакончики.
— Ты же меня недавно подствигал, — Банзай обратил на Людвига недоумённый взгляд раскосых глаз.
— Это для мелкого, — ответил Людвиг и, погладив аликорничка по красной гриве, посмотрел на мшистого пони. — Ты конечно и так красивый, но сейчас станешь ещё красивее.
— Квасивее? — глазки флаффи на миг загорелись, но взглянув на острые лезвия ножниц и зубчики расчёчок, он занервничал. — Станавица квасивым бовьна?
— Нет, если не вертеться и не дёргаться, — сказал Людвиг, вооружаясь расчёской и брызгалкой. — Сначала Банзая немного подстригу, потом за тебя возьмусь. Жди и веди себя хорошо, ладно?
— Ховошо, папувя! — улыбнулся малыш, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, в то время как Банзай устроился возле Людвига.
Человек орудовал парикмахерским инструментарием с такой виртуозностью, что маленький флаффи невольно залюбовался тем, как ловко двигаются его пальцы, справляясь с расчёской и щёлкая ножницами. Словно зачарованный, малыш наблюдал, как Людвиг подстригает шерсть на ушах и мордочке Банзая, обрещает портящие красную гриву лишние пряди и укорачивает шерсть на ногах, так чтобы она не закрывала гладкие белые копытца. Когда Людвиг закончил с шёрсткой, настал черёд крылышек, у которых он выдернул парочку лишних пёрышек, а остальные — перебрал и поправил.
— Всё, готово. Не так уж и долго я с тобой возился, да?
— Совсем недолго, — согласился Банзай и, взглянув на младшего братика, улыбнулся. — Тепевь твоя очеведь. Не бойся. Папуля сделает тебя квасивым.
— Фваффи хотет быть квасивым. Квасивым как бватик-Банзай, — решительно притопнул маленький флаффи и поцокал к Людвигу, который специально для малыша подобрал расчёску и ножницы поменьше.
— Тогда ты должен сидеть так же неподвижно, как он, иначе я не только тебя криво подстригу, но сделаю тебе больно. Ты же не хочешь этого? — вкрадчиво спросил Людвиг, беря пони в руку.
— Неть… — съёжился пушистик.
— Хорошо. А если будешь очень хорошо себя вести, то я тебе даже вкусняшку дам, — пообещал Людвиг, поудобнее перехватывая пушистика и уже вознамерился было приступить к делу, как он вдруг спросил: — Ты каки уже делал?
— Эм… Ни помню!
— Ладно, тогда сделай свои дела и начнём.
Первым делом Людвиг побрызгал флаффи, а затем принялся подстригать его. И стоило только клацанью маленьких ножниц зазвучать над самыми ушками малыша, как тот на какое-то время позабыл о своём желании стать красивее, испугавшись. Однако крепко и нежно держащая его рука заставляла его верить, что всё будет хорошо.
Малыш не знал, сколь долго Людвиг орудовал над ним, совсем потеряв счёт времени, но в конце концов человек, откладывая парикмахерский инвентарь, оповестил:
— Всё, я закончил. Можешь собой полюбоваться.
Людвиг поставил перед малышом небольшое зеркало и тот увидел собственное отражение. Пушистик удивлённо вытаращил глаза, тщательно рассматривая, как он думал, нового флаффи. Флаффи, у которого была уложенная грива, расчёсанный хвост и чуть вздёрнутая выстриженная мордочка.
Малыш так и залюбовался, но затем, придя в себя, произнёс:
— Ещё адин фваффи у Папуви? Пивет, двуг! Как завут двуга?
Флаффи подошёл ближе к зеркалу, пока не уткнулся в него носом. Пушистик отступил, озадаченно покрутил головой, а потом, поняв что отражение повторяет его движение, надул щёки, нахмурился, топнул копытцем и предостерегающе произнёс:
— Ни двазнись! Фваффи хотет двузыть с фваффи, а фваффи двазница!
И сколь внушительно не звучали слова малыша, впечатлить он смог только Банзая, который заливисто засмеялся.
— Этот флаффи — ты, бватик! Ты смотвишь на своё отважение!
Людвиг ничего не сказал, с любопытством натуралиста наблюдая как флаффи осмысляет услышанное. Он поднял одно копытце, бдительно наблюдая за движением отражения, поднёс к голове, дотронулся до макушки, потом поднёс второе копытце и, не устояв, на задних ножках, упал, а потом восторженно промолвил:
— Тюдиса…
— Это всего лишь зеркало, а не чудеса, — парировал в ответ Людвиг, позабавленный реакцией нового питомца. — Ну что, нравится, как я тебя подстриг?
— Дя! Спасиба, папувя! — флаффи подбежал к человеку и прижался к ноге, благодарно обнимая.
Глядя на то, с какой беззаветной улыбкой флаффи льнёт к нему, Людвиг произнёс:
— Кавайчик… Да, я назову тебя Кавайчик.
— Кавайтик? — флаффи вопросительно посмотрел на человека. — Фваффи тепевь завут Кавайтик? — Людвиг кивнул. — Йей! У фваффи тепевь есть имя! Фваффи тепевь не пвосто фваффи, фваффи тепевь Кавайтик! Кавайтик вюбит Папувю!
После стрижки Людвиг искупал обретшего имя флаффи, высушил, причесал, вновь уложил гриву и отпустил резвиться вместе с Банзаем. Поскольку Кавайчик ещё был мал для игр в мячик или догонялки, пони решили развлечь себя прятками. Благо Людвиг позаботился о всех труднодоступных для Кавайчика местах, куда маленький жеребчик мог юркнуть и где до него нельзя было бы добраться. Всё-таки, Людвиг был не только заботливым папулей, но и жутко предусмотрительным…
Развалившись на диване в гостинной, гордый хозяиннаблюдал как резвятся его флаффи, краешком уха прислушиваясь к включенному на телефоне видео.
— Если посмотреть на график, то можно заметить, что количество совершаемых ежегодно насильственных преступлений начало расти с 2013 года, с того самого, когда мир увидел флаффи-пони… …садизм в отношении флаффи, как и живодёрские наклонности — это признаки человека с нездоровой психикой, который вполне может перейти от издевательств над флаффи, к издевательствам над людьми. Если вспомнить истории таких серийных маньяков, как Александра Пичушкина, Анатолия Сливко и Теодора Банди, то свой кровавый путь они начинали именно с убийства животных, и лишь потом переходили на людей… …уже сейчас мы сталкиваемся с последствиями повсеместных издевательств над флаффи, на которые раньше закрывались глаза… …вчерашние флаффидёры сегодня пополняют психиатрические лечебницы и тюрьмы…
— А лучше бы пополняли кладбища, — хмыкнул Людвиг, поправляя под собой подушку.
— Квадбища? — уловил незнакомое слово Кавайчик, покидая своё укрытие, в котором прятался от ищущего его Банзая. — Квадбища — вкусна? Кавайтик хотет кушать квадбище.
— Нет, — ответил Банзай, который на правах старшего братика решил прояснить младшему заинтересовавший его вопрос. — Кладбище — это место, где лежат мёвтвые.
— Потю мётвые лезат? Устави? Спят?
— Э-э-э… Да, спят. Всегда спят, потому что умевли.
— Всигда спят? Потю всигда спят? Дазе не кушают нями?
Забыв об игре, флаффи принялись разговаривать на тему покойников и местах их захоронений. Пытливый и неразвитый ум Кавайчика пытался понять, что это вообще такое, а Банзай, осознавая сложность разговора, силился как-то объяснить младшему пони всё это, стараясь не травмировать его наивную душу.
Людвиг краем уха прислушивался к их разговору, про себя посмеиваясь тому, какую потешную форму обрёл разговор двух пушистиков. Сколь серьёзна бы не была беседа по содержанию, лексикон флаффи и нелепый говор быстро превратит её в комедию.
— Дети, заканчивайте трепаться и подойдите сюда, — вдруг распорядился Людвиг и флаффи, прекратив разговор, поцокали к своему родителю. — Новый год, скоро, верно?
— Вевно, — кивнул Банзай. — Надо ёлочку.
— Падавки! Нада падавки! Кавайтик падавит бовьсые абнимашки!
— Тебе до больших обнимашек ещё дорасти надо, — хмыкнул в ответ Людвиг, почесав малыша за ушком. — Кстати, Банзай, а ты что мнеподаришь?
— Секвет! — хитро улыбнулся Банзай, хотя Людвиг и так догадывался, что любимый флаффи подарит ему рисунок. Он всегда по праздникам и на дни рождения что-нибудь рисовал и представлял свои рисунки с таким трепетом, будто делал это на глазах многотысячной публики.
— Секрет так секрет… Я скоро пойду за ёлкой, так что вы двое остаётесь дома. Кавайчика я запру в переноске, чтобы вы ничего не учудили, пока меня не будет.
— Ни хатю сидеть в кветке, хатю игвать с бватикам-Банзайтикам! — принялся канючить Кавайчик и, сев, принялся делать молебные движения передними копытцами. — Мозна, Папувя? Мозна? Мозна?
— Нет, не можно. Играться вместе будете когда я дома, под моим присмотром. Вот когда станешь большим, как Банзай, я перестану тебе закрывать.
— Слушайся Папулю, Кавайчик, — ласково произнёс Банзай, потёршись носом о мордочку маленького жеребчика. — Он заквоет тебя потому, что заботится и любит тебя.
— Но Кавайтик не хотет…
— Папуля тоже не хочет заквывать тебя, — сказал Банзай, беря мшистого флаффи на передние копытца, — но ему это нужно сделать.
— Не хотет… но нузна? — озадачился жеребчик. — Эта гвупенька. Затем девать то, што не хотешь, кагда мозна девать то, што хотешь?
— Потому, что Папуля — взвослый и он заботится о нас. У Папули ховоший домик?
— Хавоший. Вутьсе магазина, где невюбиви и абзывави Кавайтика! — с обидой в голосе прикрикнул флаффи, смахивая выступившие на глазах слёзы.
— Чтобы жить в ховошем домике, Папуля должен ходить на ваботу и завабатывать деньги. Он не хочет это делать, но это нужно, чтобы у нас был домик, нями и игвушки. Если Папуля не будет ваботать, то у нас не будет ни домика, ни нями, ни игвушек. Понимаешь, Кавайчик?
— Кавайтик панимает.
— И если ты хочешь быть ховошим флаффи, то должен делать то, что нужно, даже если не нвавится.
Кавайчик принял задумчивое выражение мордашки, но затем, серьёзно кивнув, изрёк:
— Тагда Кавайтик сдевает то, што нузна. Кавайтик будит сидеть.
Людвиг хмыкнул, довольный и решением питомца, и тем, как себя проявил Банзай в роли старшего брата. Довольно неплохо для флаффи, который не общается с другими пони и живёт только со своим человеческим родителем.
И невольно человек вспомнил про одну бездомную флаффи, которая обречена встретить новый год в подвале. Если ей повезёт.
Хоть Людвиг хотел поскорее разделаться со всеми выпавшими на выходной делами и поскорее вернуться домой, чтобы провести время со своими флаффи, но… Может быть стоит проведать Снежинку? Это займёт всего лишь лишние полчаса, однако для маленькой пони это может много значить.
Когда чуть потеплело и ветер унялся, Бублик и Снежинка выбрались из-под пузика всё ещё спящего бип-бип монстра на заснеженную дорогу и огляделись, определяясь, куда держать путь.
Можно было пойти в гору, углубляясь в расположенную на её склонах деревню, которую они совсем не знали, а можно было пойти обратно в город, полный опасностей и нями, которые удастся добыть у мусорных баков или выпросить у людей. Однако на двуногих Бублик не рассчитывал, больше полагаясь на своё чутьё и опыт. Однако сейчас единорожик не знал как поступить и он боялся этой неопределённости.
И Снежинка чувствовала ту неуверенность, которая исходила от брата, а посему решила, что нужно ей предложить спасение из непростого положения.
— Бубвик, бвартик, Снизынка знает, што девать! Нузна искать Сказку!
— Тиво? — мордашка Бублика недоумевающе скривилась. — Снизынка апять гвупит?
— Нет! Снизынка гововит, што нада искать Сказку, а Сказка — добвый тивавек! Сказка дал тёпвое адиявка, — кобылка поправила накинутый на неё шарф, под которым ютился маленький пегасёнок, — и нями! — кобылка кивнула на мешок с остатками гречки, лежащий у её ног. — Тивавека нузна найти! Тивавек памозет!
— Гвупая Снизынка! — Бублик недовольно надул щёки. — Адин тивавек памозет, а много тивавеков — сдевают бовьно! Низя давивять вюдям!
— Вюдям низя, а Сказке мозна! — не согласилась Снежинка, мотнув тёмно-синей гривой. Малыш на её спине беспокойно заворочался и запищал, чувствуя нарастающее между братом и сестрой напряжение. — Бубвик самый вумный фваффи, но Бубвик не знает, што девать, а Снизынка знает! Нузна искать Сказку, искать добвого тивавека!
— А есви Бубвик и Снизынка найдут звого тивавека? — Бублик шагнул вперёд и уткнулся своим носом в нос сестры. — Один тивавек добвый, а много тивавеков — звые!
— Фваффи могут многа куда пойти, но не многа где есть нями! — воинственно надула щёчки Снежинка, впервые в жизни выступив против брата. — Сказка дал нями адин ваз, мозет дать ещё ваз! Сказку нада найти!
Привыкший к подчинению со стороны других флаффи, Бублик не нашёл, что ответить сестре. Он видел смысл в её словах, понимал её желание найти того доброго человека, но ему сложно было предать принцип, благодаря которому он выживал на улице — не доверять людям. Впервые в жизни Бублик не знал, как ему поступить.